...
Часть 1. Главы 7-11. Газеты и письма
Часть 2. Главы 1-6
Часть 2. Главы 7-11. Эпилог

Пролог. Море у ее ног

«Это — лунная ночь невозможного сна,
Так уныла, желта и больна
В облаках театральных луна,
Свет полос запылённо-зеленых
На бумажных колеблется кленах.
Это — лунная ночь невозможной мечты…
Но недвижны и странны черты:
— Это маска твоя или ты?
Вот чуть-чуть шевельнулись ресницы…
Дальше… Вырваны дальше страницы».

И. Анненский, "Декорация"

1884 г.

Соленые брызги долетали до ее платья, сшитого из тяжелого плотного черного шелка. Кристина стояла на мысе, а у ног ее билось море, слишком сильно беснуясь, изнывая от какого-то безумия и тоски. Тучи сгущались, готовые разрыдаться у нее над головой. Ветер бесновался, сгибал чахлые деревья, что росли совсем близко к скалам. Сюда не забредал почти никто, да и кому могло прийти в голову бродить по скалам в столь ранний час? Солнце едва ли позолотило верхушки холмов с расположенной на них деревенькой и казалось бесконечно далеким.

Девушка задумчиво заправила светлые локоны за уши. Шляпку она оставила дома, позволив себе не прихорашиваться, потому как прогулка никак не предполагала визитов или встреч с немногочисленными друзьями.

Кристина неожиданно подумала, что все-таки она смогла победить судьбу и совершить то, на что прежде не решалась.

Сделала то, что должна была.

Здесь, в Швеции, она наконец-то была в безопасности. Вдалеке от болезненных воспоминаний и от человека, которого она любила всем сердцем.

Дом и семья.

Все, что она только могла пожелать.

Она уже не ребенок и не наивная девочка.

Даже смерть мужа ничего не изменила. Пусть это и событие двухлетней давности, ее сердце страдает, и потому она должна забыть, должна убедить себя, что это не так и важно... У нее есть сын, и ее сожаления о прошлом — плод больной фантазии.

Кристина немного жалела, что так случилось. Быть может, оно все и к лучшему. Быть может, было правильно оставить дорогого сердцу человека ради семьи.

Она осторожно сделала еще шаг, и ноги ее задрожали. Девушка сбросила туфли и пошла дальше босиком.

То, зачем она пришла сюда, было безумным.

Или же единственно правильным? Могла ли она сопротивляться велению сердца? Один раз ее заставили подавить все чувства, но могла ли она утверждать, что с ними покончено?

И еще шаг.

Море было до боли близко. Море, что примет ее любой.

Она не боится.

Это правильно.

Ее сыну так будет лучше. Лучше, если он вырастет у ее друзей, чем с ней. Она знала это весь проклятый траур, но только сейчас решилась признать. А все тот проезжий музыкант, напомнивший ей о том, что она потеряла.

Так почему она не сделает последний шаг? Шаг, что приведет ее к счастью?

Она вновь замерла, глядя в пучину бушующего моря. Словно и не ревело оно, словно и не было криков чаек в поднебесье, чаек, что перекликались между собой... Словно их крики вовсе не приказывали, неумолимо собираясь в вой в ее голове.

Беги! Прыгай! Беги!

Неожиданно нежные пальцы легли ей на талию и сильные руки прижали к себе.

Сердце вздрогнуло и упало.

Часть I. Подземелья.
Глава 1. Это сделка, а не вопрос любви

– Если все в этом мире бессмысленно, – сказала Алиса, – то что мешает выдумать хоть какой-то смысл?
Л. Кэррол, «Алиса в Стране Чудес».

1879 г.

Кристина смутно помнила, в какой момент она очнулась от отчаяния. Просто в этот момент она внезапно поняла, что не выдержит бездействия, не выдержит этого тихого безумия, не выдержит одиночества... Девушка встала, откидывая растрепавшиеся волосы со лба и заправляя их за уши. Кристина подошла к старенькому гардеробу из красного дерева, отворила скрипящую дверцу и уставилась на свое отражение в крохотном зеркальце, являющимся, по всей видимости, маленьким подарком ее женской сущности. Не так уж и плохо. Выглядела она, правда, излишне бледно, но, быть может, дело было в немного тусклом свете газовой лампы.

Кристина прошлась по дорогому персидскому ковру взад и вперед. Эрик купил его сегодня утром, и Кристина предпочла закрыться в ванной, чтобы не видеть мужчину. В последнее время ее похититель, ее Аид, почти не показывался, и Кристина каким-то задним чувством понимала, что беспокоится за него. Только бы он ничего с собой не сделал, потому как она, Кристина, не переживет, если Эрик что-нибудь выкинет по ее вине.

Девушка боялась за него, но этот страх был каким-то задвинутым назад. Она даже не злилась, она просто тихо умирала все это время. Кристине не хотелось довести себя до состояния Эрика, ей вообще ничего не хотелось. Этот новый жених лишил ее любых надежд на счастливое и вообще какое-то будущее.

Кристина не могла обвинять его. Он могла принять необходимость ее заключения здесь, так же, как могла не чувствовать ненависти к Эрику.

Кристина презирала его. Презирала, и это презрение было смешано с жалостью. Более того, девушка догадывалась, что мужчина не торопится со свадьбой по этим же причинам. Он знает о ее презрении. Знает о ее жалости. Знает о том, как низко он пал в ее глазах.

Но она не могла позволить ему пользоваться собой. Он должен был хоть чуть-чуть подняться в ее глазах. Пока что Эрик оставался для нее тварью, что корчилась безвольно у ее ног.

Девушка поморщилась. В ту проклятую ночь она уже не могла ненавидеть Эрика. Она не могла и бояться. Страх уступил место презрению. Кристина выкупила жизнь Рауля и ни разу не попробовала ему помочь. Она молилась, но мольбы эти были лишь отчаянием, выраженным неумело в ее словах.

Теперь же Кристина была спокойна. План созрел в ее голове, и она точно знала, что делать. Нужно лишь убедить его в искренности своих чувств, в искренности своих намерений, и она получит шанс на свободу, который обернется, быть может, ее истинной свободой или... нет, она не могла думать о еще одном варианте. Этот вариант был слишком странен для ее сознания, и Кристина не могла его принять.

Девушка тихонько приотворила дверь и выглянула в коридор, в котором тускло горели две лампы. Эрик почти ничего не сочинял в последнее время, лишь иногда из его комнаты раздавались яркие аккорды, от которых у Кристины внутри то все замирало от страха и тоски, то, напротив, закипало от ревности и злости... в музыке была страсть, горечь, надломленная тоска и еще что-то непонятное, то, что не поддавалось разуму Кристины. Инструмент стонал в такие минуты под пальцами ее жениха, и девушка не решалась издать хоть один звук.

Но сейчас все было тихо.

Она прошла в гостиную, совмещенную с музыкальным салоном. Тут все было по-старому: фортепиано, два кресла у камина, маленькая низкая скамеечка возле одного из них – раньше Кристина осмеливалась устраиваться у самых ног Эрика, - арфа в углу, большой обеденный стол посередине и чайный возле камина. Пламя яростно полыхало, отбрасывая странные тени на стены. Кристина на миг представила, что это обычная квартирка где-нибудь на улице Ламарка, где, бывало, Кристина часто прогуливалась с Раулем после того случая, когда тому взбрело в голову пройтись по городу после прогулки по кладбищу Монмартра, куда их, в свою очередь, завели какие-то случайные повороты и улочки.

Кристина представила, что над ними – только соседи и никого более, что над ними не кипит жизнь Оперы, такая многогранная, такая пленительная... Девушка покачала головой. Эрик твердо сказал бы, что не отпустит ее никуда. За прошедшую пару дней Кристина почти никуда не выходила, а плести кружево и вышивать ей порядком надоело, читать же тут было решительно нечего.

Возможно, у Эрика и были книги, но Кристина не решалась подойти к нему и попросить.

Мужчина сидел в одном из кресел, глядя в пламя камина и протянув ноги к огню.

Он даже не обернулся. Кристина замерла в дверях.

– Проходите, Кристина. Рад, что вы решили разделить со мной этот дивный вечер. На улице такой ветер, а тут так тихо и тепло. Вы не замерзли? Полагаю, у вас в комнате не очень тепло. Если позволите, я затоплю камин.

Он говорил много, быстро, так, что Кристина едва улавливала его слова, и вместе с тем она прекрасно понимала, что он пытается заболтать ее, так, как делал всегда, когда волновался.

Причин для волнения Кристина не видела никоим образом.

Девушка поправила шаль, спадающую почему-то с плеч, и опустилась во второе кресло, стоящее тоже рядом с камином, но не так близко, как кресло Эрика. Удобное и мягкое... Кристину удивляло, какой одновременно и дорогой, и старой выглядела эта мебель.

– Я буду вам очень признательна, если вы займетесь камином. Нет-нет, не сейчас!

Эрик уже хотел было подняться, но эта фраза остановила его, и он откинулся обратно на спинку кресла. Руки его впивались в подлокотники, и это тревожило Кристину. Напряжение чувствовалось в воздухе.

– Кристина, если вы хотите чаю или хотите что-нибудь перекусить, только скажите, Эрик тут же добудет все для вас. Вы почти ничего не едите, вы же не хотите умереть? Поверьте, это не самый лучший способ умереть... есть более быстрые и... – он замялся и нервно принялся отбивать какой-то ритм по колену. Кристине почему-то захотелось, чтобы Эрик наконец расслабился, но она прекрасно понимала, что ему никогда не удастся сделать это.

Он был болен ею, и Кристина знала, что никакие ее слова и поступки не смогут помочь жениху. Но от молчания и ему, и ей становилось только хуже.

– Я не голодна... – тихо произнесла она, и губы ее в этот же момент задрожали. Почему-то Кристине показалось, что она может сорваться на истеричные рыдания. Она глубоко вдохнула. Заплакать сейчас было бы непростительно. – Эрик, в качестве кого я тут?

Вопрос, очевидно, застал его врасплох. Кристина опустила глаза, глядя на синий шелк платья. Она проводила пальцами по мягкой ткани вновь и вновь, разглаживая несуществующие складки.

Эрик тяжело вздохнул.

– Вы и сами знаете, Кристина. Вы моя невеста, и я надеюсь, скоро станете живой женой Эрика.

Он произнес это тихо и неуверенно, так, словно боялся произносить эти слова вслух. Кристина ожидала этого ответа.

– Я вас почти не знаю, – начала дрожащим голосом Кристина. По мере того, как она говорила, голос ее становился более сильным. – Мне нужно время. Думаю, нашу свадьбу нет необходимости устраивать прямо сейчас. Дайте мне немного времени, и я постараюсь стать той, в качестве кого вы хотите меня видеть. Я постараюсь отплатить собой за все то, что не дала вам уничтожить. Чудовище, монстр! Я клянусь в этом, клянусь так, как поклялась отцу, что буду хорошей дочерью. Это не вопрос любви, это лишь сделка. Вы должны принять это соглашение, иначе я покончу с собой и буду вам милой мертвой женой.

Эрик тихо вздохнул, но ничего не ответил. Воцарилась напряженная тишина, прерывая лишь треском поленьев и тяжелым дыханием Эрика, больше смахивающим на едва сдерживаемые рыдания.

– Я согласен на это, – с трудом вымолвил он после продолжительной паузы. Кристина не смотрела на него, она бы не выдержала, увидь в его глазах и фигуре всю ту боль, что она сейчас принесла ему. Это было правильно... правильно...

– Эрик... поймите меня правильно. Я не люблю вас. И никогда не смогу любить. Но я обещала...

Он встал, не слушая ее запоздалых объяснений. Кристина не пошевелилась. Она внезапно ощутила, как все тело наливается свинцом, как при попытке встать голову застилает непонятный туман, а ноги подкашиваются.

Девушка второй раз в жизни потеряла сознание.

Глава 2. Красавица и...

Кристина проснулась как от толчка. Она лежала на кровати в своей комнате, заботливо укутанная одеялом. Камин почти погас, угли в нем едва теплились, лампы не горели, и Кристина справедливо предположила, что еще очень рано. Отсутствие окон было ее нелюбимой частью дома Эрика. Как он может так долго жить без света? Не видеть утреннего солнца? Неужели лишь ради того, чтобы не видеть людей, он готов жить здесь, во мраке?

Кристина прикрыла голубые глаза и попыталась вспомнить, как оказалась тут. Кажется, она очень давно ничего не ела и не пила... и голова закружилась, она ослабла, а дальше – темнота. Нет, там был еще проблеск, когда она летела куда-то. Наверное, это Эрик отнес ее в кровать, как относил папа в те далекие годы, когда Кристине было только лет пять.

Это отец привел ее сюда.

Пусть и косвенно.

Кристина наслаждалась мягкостью простыней и теплом одеяла и, открыв глаза, задумчиво смотрела в потолок. Он был неожиданно высоко, отчего у Кристины сложилось впечатление, что Эрик боялся низких потолков и того, как здесь давят стены – с натиском, словно сжимая в каменном мешке...

Девушка перевернулась на бок и только сейчас в тишине комнаты уловила мерное дыхание, шедшее откуда-то снизу.

Эрик спал возле ее кровати, свернувшись калачиком на ковре. Совсем как ребенок...

Кристина покачала головой. Почему он остался? Почему уснул на полу, не пожелав даже сесть в кресло? В комнате становилось прохладно, по мере того, как Кристина просыпалась и сгоняла тяжесть сна.

Он сторожил ее сон как верный пес до тех пор, пока чары Морфея не сковали его.

Кристина осторожно спустила ноги с кровати на другую сторону. Босиком она подошла к Эрику и присела рядом. Он спал в маске. Те две недели, когда он ходил без маски, канули в небытие, теперь он снова не позволял ей видеть его лицо, но Кристина и не настаивала. На самом деле, это было палкой о двух концах. Потребовать снять маску – получить тираду о том, что он не может ей верить; оставить как есть – видеть, как он мучается из-за ее отношения к нему.

Мужчина спал на боку, подложив худую и бледную руку под голову.

Девушка осторожно коснулась его ледяных пальцев. Эрик не проснулся. Кристина посидела так недолго и встала, будучи не в силах более сохранять неподвижность. Девушка хотела уже уйти, но что-то внутри активно запротестовало. Послушавшись совета сердца, она сняла с кровати одеяло и укрыла жениха.

А потом она тихонько вышла из своей комнаты, надев туфельки.

Кристина ощущала острый голод, и, как правильно сказал Эрик, ей следовало бы съесть хоть что-то. Глупо отказывать себе в пище. Так же глупо, как странно ей сейчас укрывать его одеялом.

Девушка направилась, тихо ступая по коридору, на кухню. Она заходила туда очень и очень редко, раза два или три за всю жизнь у Эрика.

Кухня была весьма просторной, на однотонных стенах, оклеенных дешевыми бежевыми обоями, были прикручены светильники. Всего их было четыре: два на стене, возле которой был расположен стол, и два на другой, около которой находилась раковина. Кристина зажгла их все по очереди, лишний раз изучая обстановку. Мебель вся была недорогой, если не сказать дешевой, но все же качественной. Возле большого квадратного стола стояли два стула с низкой спинкой, на одном лежала газета «Эпок» трехдневной давности, а другой был хранилищем полотенец и чистого белья. Улыбка невольно коснулась губ Кристины. Эта неряшливость Эрика располагала к нему, пожалуй, едва ли не сильнее его гениальности. В этом чувствовался настоящий Эрик, человек, а не призрак.

Несколько закрытых шкафов, печь, шкафчик с полками, заполненными всевозможными банками и коробками. Кристина ощутила острую потребность разобрать их все, полагая, что многое можно выбросить. Но она не решилась на столь радикальные действия. Эрику это не понравится.

Напольные часы, тихонько тикающие в углу; начищенные кастрюли и ковшики, висящие на крючках; оставленные книги и незакрытые банки, выдающие высшую степень неаккуратности. Но Кристина все равно улыбалась.

Девушка занялась приготовлением завтрака. Напольные часы показывали шесть утра. Она не издавала ни единого звука, стараясь не громыхать сковородой и не будить Эрика. Разбить яйца, вылить их на сковороду, смешать с пряностями, помидорами и измельчить сыр... Такие изученные действия. Иногда отец заставлял маленькую Кристину самой готовить целый день, утверждая, что в этой непредсказуемой жизни может случиться что угодно. Как же он был прав!

Оставив жениху его порцию яичницы, Кристина тихо вышла с кухни. Она прошла в гостиную. Тут царил хаос. Стопка книг у камина, какие-то бумаги на полу, арфа выдвинута из угла... На кресле была небрежно брошена связка ключей, и Кристина осторожно взяла ее в руки. В эту минуту она не думала ни о чем больше. В ее руках были ключи к свободе, ключи, что открывали ей все двери, ключи, что вели наверх. Кристина готова была кричать от радости.

Девушка поспешно метнулась к выходу из дома Эрика, забрав ключи и отворив дверь с их помощью. Замок щелкнул, и она поспешно побежала в сторону предполагаемого выхода, путаясь в сером строгом платье, не предназначенном для таких экспериментов.

Тишина давила на уши. Кристина была слишком глубоко под землей, тут не было ни рабочих, ни кочегаров. Девушка могла бы показаться им призраком, тенью, неясным видением – чем угодно, но только не пропавшей Кристиной Даае, примадонной Парижской Оперы. Она поморщилась при этой мысли, но упрямо продолжала искать выход из лабиринта подвалов.

Она чувствовала себя красавицей, бродящей по лабиринтам замка чудовища. Только вот красавица была прекрасна не только телом, но и душой. А она, Кристина, не такая. Она несовершенная. Лгунья. Притворщица. Обманщица. Предательница. Эгоистка. Неблагодарная ученица.

Кристина знала все свои недостатки, но знала и то, что не сможет их так просто исправить. Наверное, существуют люди, которые могут себя изменить. Но девушка придерживалась одной из самых правильных мыслей профессора Валериуса.

Можно научить птицу ползать, но нельзя научить червя летать.

Существует порог человеческих способностей. Она, Кристина, не способна не быть бессердечной. Но она легко может опуститься еще ниже... и стать едва ли не ничтожеством.

Эрик же не замечал ее недостатков. Его упреки были скорее стоном раненого зверя, чем реальными упреками. Он умолял ее, он кидал к ее ногам целый мир, а она не была в силах принять его. Кристина мечтала, чтобы он подарил ей что-нибудь небольшое, но этот подарок был бы выдан лично в руки. Это было ее единственной мечтой, и от нее Кристине не удавалось избавиться. Она не хотела быть богиней.

Не хотела быть его ангелом.

Она просто человек.

И Кристина знала, что сейчас она снова предает Эрика. Но все равно она стремилась к свету, потому что чувствовала себя ребенком, ребенком, неспособным помочь учителю.

Узкий коридор уводил вниз, хоть и должен был вести наверх, и лампы на каменных стенах гасли одна за другой, отчего у Кристины сжималось сердце, и страх накатывал липкими волнами, заползая змеями в ее сердце.

Если бы она могла действительно помочь Эрику... но она умеет лишь ранить, лишь причинять новую боль. И эта боль – настоящий нож, что она вкручивает в свое сердце. Кристина не может видеть его боль. Больше не может.

Кристина сделала еще пару шагов по темным коридорам и начала подниматься по расшатанной деревянной лестнице. Неожиданно раздался треск, и нога девушки провалилась в ступеньку.

И тут погасла последняя лампа совсем рядом.

Глава 3. Спасение

Кристина тщетно пыталась выбраться. Нога ее застряла в глубокой деревяшке слишком крепко, и вдобавок Кристина ощущала, как какая-то острая щепка распорола чулок и впилась в ногу. Кровь стекала по ее ноге теплыми струйками, что почему-то неприятно холодили кожу. Боль постепенно нарастала, становясь все более невыносимой. Кристина тщетно пыталась цепляться пальцами за верхнюю ступеньку – та с треском провалилась вниз, и девушка едва сумела вытащить щепки из рук, теперь тоже исцарапанных.

В голове царил хаос. Стыд, страх, паника – все смешалось воедино, в жуткую паутину, подобную паутинам, что плетут тарантулы, только куда страшнее. Кристина билась в этих сетях, отчаянно пытаясь вырваться, но ее попытки были ничтожны, ведь ни одно насекомое не было в силах порвать свои сети. Ее никто не найдет тут, она определенно заблудилась. И кто мог оставить тут лишь жалкие керосиновые лампы, едва горящие и почти сразу же подведшие ее?

Она решила не биться более. Рано или поздно она умрет тут. Эрик не найдет ее, скорее всего, ему и не придет в голову поискать ее здесь... он помчится наверх, потому что решит, что она знала дорогу и выбралась туда, в Оперу...

Никто не забредет сюда, она одна.

Кристина ощутила, как по лицу струятся слезы. Кровь ссыхалась неприятной корочкой, болезненно ломавшейся при попытке двинуться. Страх преобладал над самообладанием. Тишина продолжала давить на уши, тяжелая, вязкая, как болото, тишина с каким-то послевкусием, тишина совершенно непонятная...

Девушка закричала бы, но крик не был в силах вырваться из ее уст. Она совсем одна, одна здесь, в самой дальней точке подземелий, и ее никто не найдет...

Она не знала, сколько прошло времени, она даже, кажется, успела задремать, с трудом положив голову на руки, а руки, в свою очередь, на непрочные дальние остатки верхней ступеньки, но только яркий свет ударил по ее глазам.

– О, Кристина... – послышался тихий шепот над ее ухом. Она распахнула глаза. Радость всколыхнулась в душе при виде Эрика. Он нашел ее! Нашел! Нашел! Вопреки здравому смыслу!

– Эрик, я... – слов не было, была лишь боль. Эрик осторожно опустился к ее ногам и голыми руками принялся ломать непрочную древесину вокруг ее несчастной ноги. Ему понадобилось немало времени, но Кристина лишь молилась, чтобы ему не было снова больно из-за нее. Нет. Только не это. Только не новая боль.

Он осторожно вытащил из ее ноги пару крупных и острых щепок. Чулки и впрямь были окровавлены. Мужчина помог ей вытащить ногу, теперь уже окончательно, и нежно поддерживал ее, пока она пыталась снова ходить. Но почему-то боль не утихала. Кристина с трудом вообще понимала, что Эрик прикасается к ней, что он ласково и нежно возится с ней...

– Мне больно, – наконец произнесла девушка, глядя в пол.

– Простите, Кристина, но мне не вытащить все занозы здесь. Вы совсем не можете идти?

Эрик выглядел несчастным, более того, виноватым, и это добило бы Кристину в любой другой день, но не сегодня.

Почему он проявляет слабость тогда, когда он хочет его силы? И наоборот, почему он гасит в себе нежность, когда ей так хочется быть самостоятельной, почему в такие минуты он так давит на нее?

– Мне больно, – вновь повторила Кристина, чувствуя себя попугаем, не способным даже высказывать какие-либо мысли. В ней сейчас говорил ребенок, и она не вполне отдавала отчет себе в том, что происходит с ней. – Мне больно...

Он пришел в странно раздраженное состояние.

– Вы сами виновны в этой боли. Но вы же плохая девочка, ведь да, маленькая Кристина, вы не можете сидеть дома, вам нужно пытаться вылезти прочь... – в голосе мужчины послышалось раздражение, уже переходящее в злость и досаду. – Эрик искал вас четыре часа, и все это время он думал лишь о вас, а вы... вы сами полезли сюда! Кто дал вам право трогать вещи Эрика? Это только его вещи!

Он сложил худые, маниакально подрагивающие руки на груди. Кристина опиралась на стену и смотрела в пол, как пристыженный ребенок. Гнев Эрика был обоснован. Но он зашел слишком далеко. По крайней мере, сейчас. Он словно бы не контролировал себя, забыв о ее боли и страхе.

– Лживая девчонка! Маленькая дрянь! Вы хотели убежать, вы боитесь Эрика, вы не любите его! – это были уже ругательства, смешанные с яростью. – Вы... вы... вы... вы мне ненавистны, я ненавижу тот день, когда увидел вас, такую красивую, такую милую, такую искреннюю, способную даровать мне все или отнять остатки моей жизни лишь движением руки, одним лишь словом... о, как я люблю вас, как ненавижу! Вы тот чертов дамоклов меч, что висит над моей головой, и я вижу свой конец. Я умираю у ваших ног, умираю, а вы лишь смеетесь! Почему, почему, почему вы не можете не быть эгоистичной и беззаботной?

Кристина покачала головой. Это был стон отчаяния, стон, от которого у нее перехватило дыхание. Ненависть и любовь. И это все для нее, ей одной... боль словно притупилась, и девушка сделала несколько неуверенных шагов по проходу к Эрику.

– Я хочу отдать вам ключи, – тихо сказала девушка, дрожащими пальцами протягивая Эрику мешочек. Мужчина осторожно коснулся ее руки. Кристина вздрогнула и едва ли не отдернула свою.

– Оставьте себе. Мне не к чему они, у меня есть копии, или, вернее, более полный набор. Вы же полновластная хозяйка моего сердца и моего театра. Вы – дитя сцены, вы – моя примадонна, моя звезда, мой ангел... я лично помогу вам вернуться, я сделаю все, чего вы бы не пожелали. Я брошу к вашим ногам все: цветы, драгоценности, дорогие наряды, известные роли – все, что могу дать. Я выведу вас наверх, я позволю вам видеть солнечный свет, нежиться в нем столько, сколько вы пожелаете, но молю, станьте моей, станьте навсегда... я не могу больше сомневаться в вашей преданности мне, вашему учителю, вашему первому поклоннику, тому, кто готов отдать жизнь за вас...

Кристина побледнела. Его слова воскресили в ней ту бурю чувств, что она испытывала до того момента, когда увидела его лицо, сейчас скрытое под черным шелком. Девушка ощутила вновь его силу и желание. Эрик заставил ее вновь сомневаться в себе. Его чувства слишком сильны для нее. Она не может так любить. Нужна хоть симпатия, хоть легкая влюбленность, а она не видит ее, когда начинает думать об Эрике. Но почему же так бьется сердце сейчас? Почему перед глазами эта пелена чувств, почему кровь то приливает к щекам, но, напротив, лишает их жизни? Почему дрожит голос?

– Я выйду замуж за человека, а не за... – начала девушка, но Эрик прервал ее.

– Не за монстра? – в голосе звучал льдом стали яд.

– Не за богатства и подарки! Вы обещали мне время, обещали дать мне разобраться! Пожалуйста, давайте мы вернемся домой. Я так устала... вдобавок, мне очень больно идти.

Эрик замер.

– Вы назвали мой дом вашим?

Кристина взглянула ему в золотистые глаза впервые за долгое время. И отчаяние в них было слишком говорящим. Это было отчаяние человека, а не монстра. Человека. Эрика.

– И готова повторить это еще много раз, – прошептала она, удивившись самой себе.

– Вы позволите Эрику понести вас? Он бы не предложил этого, но ваша нога... – смутившись, произнес мужчина, не глядя на нее. Кристина улыбнулась.

– Если вы не сильно устанете, то я с радостью.

Он подхватил ее, осторожно прижимая к себе. Кристина положила головку ему на плечо и закрыла глаза, не заметив, как Эрик подавил тихий стон.

Глава 4. Засохший цветок

Он исчез. Исчез, как бы его не было. Кристина не слышала его музыки, не видела его высокой и худой фигуры, не могла почувствовать его присутствие и тяжелый взгляд... Девушка была заперта в этих стенах, поймана в силки суровой реальности... и почему-то Кристине было больно от отсутствия ненавистного жениха. Он исчез в тот проклятый день, когда она провалилась в ту чертову ступеньку и повредила ногу — не сильно, но достаточно для того, чтобы девушка хромала несколько дней. Он даже не помог ей вытащить занозы и обработать повреждения. Нет-нет, это было просто немыслимо для него! Эрик просто исчез.

Он даже не оставил ей записки, хоть нескольких слов, что могли бы лишить ее тревог. Нет, нет, он исчез, и это было даже нечестно.

Эрика не было вторую неделю. Он, очевидно, считал, что оставлять ее одну на такой срок — милое дело. Кристина поначалу радовалась, но чем дальше, тем тяжелее было ее сердцу, тем тяжелее было девушке переносить одиночество. Стены смыкались мешком, заставляя ее задыхаться и дрожать от отчаяния. Кристину обуревали незнакомые прежде чувства.

Одиночество, надломленная тоска, вина, горечь... все это сливалось в совершенно безумную гамму эмоций и ощущений, от которой Кристине становилось все хуже и хуже. Она металась, запертая в своих мыслях.

Что, если она причинила ему еще большую боль своим поступком? Что, если он ей небезразличен? Что, если она все-таки может видеть в нем человека?

Сколько можно врать самой себе?

Сколько можно скрывать от самой себя истину?

Ему было не менее одиноко, так за что он мучает ее? Знает ли Эрик, как гнетет ее вся эта действительность? Как она хочет вернуться к привычной жизни?

Кристина в очередной раз прошлась по дому, поправляя вещи, смахивая несуществующую пыль. Еды оставалось уже немного, еще немного, и она будет вынуждена искать выход из его подземелий. И кто знает, удастся ли ей выбраться наверх, и не умрет ли она где-то внизу.

В последнее время она стала довольно много рисовать. Вот и сейчас она присела за мольберт. Кристина не могла сказать, что она умела хорошо рисовать, но руки ее против воли рассудка отображали в красках все ее странные мысли.

Черные фигуры, набросанные лишь чертами, но весьма узнаваемые: Эрик и Рауль. Первый был высок и худ, второй же уступал ему в росте и был прописан более небрежно. На втором листе были яркие, словно светящиеся изнутри, клавиши пианино, залитые кровью. Кристина прекрасно знала, чьи музыкальные пальцы должны были быть запечатлены тут же, но у нее не было опыта в рисовании рук. На третьем листке был набросан силуэт мужчины, склонившегося над девушкой в свадебном платье. В этой девушке угадывалась сама Кристина, но вместо лица у нее была яркая маскарадная маска, видимо, взятая у Арлекина. На еще одной акварели была набросана черная маска, украшенная мелкими полевыми цветочками, проросшими вокруг маски повсеместно. Кристина почему-то часто представляла эту картину: черный шелк, как выступление против природы, и цветы... но не яркие, не крупные, а какие-то домашние, удивительно нежные. Кристина почему-то представила Эрика, возящегося с цветами, и губы ее тронула застенчивая улыбка.

Она занялась новой работой. Краски ложились на бумагу неожиданно легко, смешиваясь в нужные цвета так же легко, как ложился вечером карандаш, которым она набрасывала непонятные контуры. Тогда непонятные, теперь при движении ее кисти они невольно обретали рельефность и реальность.

Кристина думала об Эрике, как это делала всегда, когда позволяла своим мыслям парить и уноситься в свободный полет. Девушка мрачнела при одной мысли о навязанном браке. И мысли обращались к Раулю. Он дарил ей тепло, дарил уют, и Кристина не могла представить свой брак не с ним. Если бы она могла... если бы могла! Но где искать Рауля? Как уйти от Эрика? Можно ли вообще уйти от него? Насколько сильно его желание обладать ею? Хочет ли он, чтобы она отдалась ему? Хочет ли ее тепла?

Как может он жить так — в плену мрака, в тишине, что давно не несет покоя? Думал ли он, что ему будет так легче? Это бред, бред! Как бы не утомили его люди, он не может просто так взять и запереться в четырех стенах! Будь он рядом, Кристина, несомненно, попыталась выразить свое расположение, но он был так далеко... а если что-то случилось?

Ее воображение услужливо нарисовало изломанное тело Эрика, лежащее на яркой траве в окружении полевых цветов. В руках этот Эрик сжимал розу, и белые лепестки ее были бурыми от крови.

Ей стало страшно.

Он ей небезразличен. И одна эта ужасная мысль доказывает степень ее страха. С ним может случится все что угодно. Эрик слишком любил ее, чтобы просто так оставить. Эрик, Эрик, Эрик...

Руки набрасывали на листе контуры цветка, и Кристина не могла поверить, что ее движения – единственные признаки жизни в этой квартире. Нет... бред, бред. Рано или поздно ее жених вернется, и Кристина больше всего будет желать скрыться с его глаз. А пока же она хочет оказаться рядом с ним.

Кристина почему-то представила, как Эрик кладет руки ей на плечи, робко и несмело, и касается осторожно губами ее уха. Она не испытала мысленного отвращения, хоть его лицо и вызывало неприятное ощущение, но оно шло фоном, и посему Кристину не сильно тревожило. Нет, напротив, она была отнюдь не против. Ей было приятно, что он хоть в этой фантазии позволяет себе быть мужчиной.

Кристина мягко обвела лепесток. Это была засохшая роза, сморщенная, запачканная черными пятнышками... и девушка представила, как сама увядает здесь, ожидая Эрика. Засушенная роза, уже не прекрасная, но еще хранящая аромат прошлого...

Она была слишком поглощена своими мыслями, чтобы услышать шаги.

– Вот как вы видите свое будущее, Кристина? Роза, засушенная в угоду минутной прихоти? Пленница тьмы?

Девушка резко повернулась, словно бы ее мир грез рассыпался на осколки. Так бывает всегда, когда случается что-то, чего очень долго ждешь, но происходит все не так, как воображаешь. Словно бы мечты рассыпаются в пыль, мельчайшую пыль, какая бывает, если коснуться засушенных цветов слишком неосторожно... Можно ли засушить мечты? Можно ли превратить их в недолговечное подобие их самих?

И значит ли это вообще сейчас что-нибудь?

Когда она может слышать его голос, такой родной, такой успокаивающий, словно бы возвращающий ее на полгода назад, в покой и безмятежность...

Эрик стоял прямо за ее спиной в полном облачении: черная маска, мокрый плащ и черный зонт...

– Там дождь? – с каким-то придыханием произнесла Кристина. Эрик напряженно следил за ней. Девушка встала и осторожно коснулась его руки. Мужчина дернулся и отдернул свою, скрестив руки на груди.

– Да, и я хочу поскорее пройти к камину в гостиную. Кристина, я надеюсь, что вы составите мне сегодня компанию.

– Вы не составляли ее мне почти две недели.

Она сложила акварели в папку, чтобы он не увидел ее мыслей. Но Эрик и без этого мог, казалось, легко понимать веяния ее души. Он приблизился, наблюдая за ней, за ее робкими движениями, за ее страхами, кружа вокруг, как черная птица.

– У меня были причины. А вы не будете мстить мне. Ну же, признайте, что совсем скоро завянете от одиночества, – в голосе зазвучали неожиданно ироничные нотки. – Кристина, не заставляйте меня ждать вашего ответа.

– Я приду, – Кристина улыбнулась. Она знала, что он ожидал этого ответа. Знала, что не удивился. Но радость, промелькнувшая в его глазах, была весьма ощутимой. Словно бы она его согрела. Словно бы смогла сделать хоть немного более счастливым.

Оно того стоило. Стоило ждать.

– Я буду ждать вас, – Эрик произнес эти слова неожиданно певуче и поспешно исчез из ее комнаты.

Глава 5. Вечер

Кристина прошла в гостиную, радуясь тихому потрескиванию поленьев в камине. Девушка замерла у двери. Она не решалась войти. Кто знает, что будет нести Эрик? Вдруг он опять начнет переживать, нервничать... У Кристины не было сил бороться с его страхами и болью.

Как она и ожидала, Эрик сидел в кресле, протянув ноги к огню. Глаза его были прикрыты, лицо открыто, и на него падали зловещие тени. Почему он решился открыться ей сейчас, для Кристины было загадкой, но она бесстрашно прошла к камину. Девушка откинула мелкие прядки волос со лба и встала рядом с Эриком, как бы вызывая его на диалог.

– Ровно восемь, – тихо произнес Эрик, переводя на девушку испытывающий тяжелый взгляд.

– Надеюсь, вы меня ждали, и я не помешала вашим мыслям.

Кристина была облачена в легкое домашнее платье бирюзового оттенка, Эрик же позволил себе снять фрак и остаться лишь в рубашке. Девушке отчаянно захотелось, чтобы на его месте был Рауль, и эти мысли согнали ее улыбку прочь с лица.

Эрик не встал, напротив, он продолжал смотреть в пламя, пляшущее в камине. Девушке показалось, что она видит пляску ярких, едва ли не невыносимо ярких, силуэтов, и они почему-то обжигают. Черные обгорелые поленья рассыпались на мелкие кусочки, а те превращались в серый пепел. Кристина невольно сделала еще пару шагов и присела на пол у самой решетки. Угли, раскаленные и отливающие красным, казались ей драгоценными камнями, что хранил в своем царстве этот Аид.

Несомненно, среди всех сокровищ Кристина была основным. Тем самым призом, который стоил целого мира.

– О чем вы думаете? – голос Эрика был успокаивающим, он обволакивал ее сознание и подчинял своей воле.

Кристина не ответила. Взгляд ее холодных голубых глаз был устремлен на медленно разваливающееся под действием огня и жара полено.

– Северную принцессу не растопит это жаркое пламя?

В голосе его прозвучала насмешка, от которой Кристина невольно повернулась.

– Вы и сами знаете, что может растопить ледяное сердце.

Эрик покачал головой, сощурив глаза. Лицо его приобрело странное выражение, словно он сомневался, стоит ли продолжать разговор. Кристина подняла голову и наблюдала за мужчиной с интересом. Его мимика всегда удивляла девушку. Если бы он обладал нормальным лицом, а не этим уродливым подобием головы, каждая его эмоция была бы очаровательна.

Он мог сколько угодно скрывать свои чувства под маской, но без нее он словно бы становился уязвимым, и каждая мысль отражалась на лице.

– Но вы же не собираетесь напоминать мне, что я не могу дать вам нужного огня?

Кристина лишь кивнула, нервно сглотнув. Руки ее покоились на коленях.

– Где вы были столько времени, Эрик? – нерешительно поинтересовалась девушка, накручивая прядь волос на палец.

– Дела Эрика касаются только самого Эрика, – отрезал он.

– Вы можете мне доверять, Эрик. Если вы хотите, чтобы мы были друзьями, то не стесняйтесь меня. Я никогда не посмею причинить вам боль или предать вас.

Он расхохотался. Зло, горько и совсем не весело, напротив, как-то нервно и истерически. Эрик вскочил. Глаза его метали молнии.

– Вы не предадите меня? О, разумеется, такую тварь, как Эрика, нельзя предать, ведь у него и чувств-то нет, да и если бы были, вам же наплевать... Ваши глаза говорят правду, и я верю им, этим озерам Севера, а не лживым мягким словам, призванным успокоить мою проницательность, но не душу.

Он возвышался над ней, и Кристина смотрела на него снизу вверх. Злость Эрика потихоньку сошла на нет, и девушка хотела было что-то сказать, но мужчина жестом прервал ее. Он нервно зашагал по комнате, и девушка невольно заметила, что он прихрамывает. Да, шаги Эрика были легкими, но все же он слишком осторожно ступал на правую ногу.

– Если бы вы хоть на секунду остановились бы тогда, у Лиры Аполлона... и не произнесли этих обвинений, не пытались бы убежать от меня... я бы жил дальше в той сказке, в которой я смел верить в искренность слов... я бы мог поверить, что ваше сердце не так заледенело, что в нем есть тепло и для меня.

Кристина невольно сглотнула, смахнув непрошеную слезу. Эрик подошел к ней, и девушка встала. Ее головка была на уровне его груди.

– Что бы я не сказала, вы мне не поверите. Потому что вы слишком сильно боитесь обжечься. Вы не в силах мне поверить.

Она осторожно положила правую руку ему на грудь. Сердце Эрика билось быстро-быстро, отчаянно, точно рука ее прикоснулась к самим нервам. Девушка ощущала едва заметное дыхание мужчины. Он замер, боясь разрушить тихое волшебство, которого он не ожидал. Да и Кристина не могла предположить, что по своей воле прикоснется к нему. Белая рубашка, такая приятная на ощупь, казалась ей спасительной преградой, позволяющей забыть то, как он выглядит... Боже, что за мысли посещают ее светловолосую головку? Как может она думать о его теле? Разве это не грешно?

Его правая рука осторожно коснулась ее волос, и Кристина невольно прильнула к мужчине, подчиняясь секундному желанию. Эрик шумно выдохнул, словно поверив в реальность происходящего. Кристина не отодвинулась. Ее головка теперь покоилась на его груди.

– Поверьте мне... – прошептала девушка. – Прошу...

Она прижималась к нему, не позволяя Эрику отшатнуться. Да он и не хотел более, по крайней мере, до тех пор, пока с губ его не сорвался слабый вздох, и он не опустился в кресло. Ноги его дрожали.

Кристина присела рядом на скамеечку. Эрик поморщился, вновь вытягивая ноги к огню.

– Вам нужна помощь?

– Идите к себе, Кристина. Я сам справлюсь с последствиями общения с вашим милым бывшим женихом.

Брови девушки поползли вверх, а сердце захлестнула злость. На него, на самую себя, на Рауля, на весь мир...

– Вы обещали сохранить ему жизнь. Вы мне обещали. Я не для того согласилась на это заключение, чтобы он продолжал подвергаться опасности! Клянусь, если вы еще раз наведаетесь к нему, я собственноручно убью вас! Я подсыплю вам яд! Задушу! Изобью!

Она выпалила это на одном дыхании и осеклась, переведя взгляд на Призрака. На лице Эрика отразилась жуткая боль, губы изогнулись в чудовищной улыбке, напоминающей оскал дикого зверя, разжалованный ангел издал нервный смешок, пытаясь казаться сильнее, чем являлся, но он не выдержал и закрыл лицо руками. Плечи его подрагивали. Девушка в ужасе прижимала ладони к губам.

– Уйдите, Кристина, – ледяным тоном произнес мужчина. – Немедленно покиньте эту комнату, если вы не хотите, чтобы я попытался убить еще и вас.

Девушка вскрикнула и кинулась прочь. Она заперла дверь на задвижку и, упав на кровать, дала волю слезам.

Глава 6. Клеймо

Вне себя от ярости Кристина захлопнула дверь и, тяжело дыша, согнулась пополам. Комната с каждой секундой казалась ей все более неприятной. Старинная мебель времен ее родителей навевала воспоминания о музее или могиле, гробнице, в которую заживо замуровали несчастную Аиду. Ненавистные шкатулки на камине напоминали девушке о том, что могло последовать, посмей она ослушаться Эрика. Смерть, смерть! Она становится ей матерью и сестрой, подобно тому, как одиночество становится ее отцом, братом и любовником. Порождение смерти и одиночества... действительно, достойная невеста подземного чудовища.

Она может сколько угодно отрицать это вслух, но сердце полно злости. Он обещал оставить Рауля в покое. Обещал не причинять ему боли. Обещал... Почему он не держит своих клятв? Неужели это такая изощренная месть за один раз не сдержанное обещание? Неужели Эрик может обрекать ее на такие страдания? Она же приложила все усилия, чтобы не ранить его. Постаралась... И о Боже, в какой-то чудовищный момент она была готова прижаться к нему, и она сделала это, поверила, поверила...

Пошла на поводу своих чувств.

Чувств... да, они были, всегда были... Эрик ведь любил ее, и она уничтожила его дважды. Сначала сняла маску и чуть не ушла... она ведь тогда думала, что уйдет, но все-таки вернулась. А потом предала его. Призналась во всем Раулю. Вовлекла его в этот кошмар. Побоялась за свою ничтожную жизнь. Преувеличила свои чувства, потому что боялась, что ей не поверят.

Она всегда знала, что он будет там. Знала, что ранит его.

Наивно думала, что Рауль защитит ее.

Нет. Нет, она знала, что не найдет в нем защиты. Но почему, почему, почему искала помощи у него? Почему воспользовалась его честным сердцем? Почему посмела полюбить его, хоть и клялась Ангелу в обратном...

Ангелу...

Эрик ей солгал. Солгал.

Могут ли они найти начало переплетенных нитей, что тянутся из недалекого прошлого?

И можно ли найти оправдание ее вспышке?

За этими мыслями прошло много времени. Кристина была поражена, когда часы пробили полночь. В этой горячке она пребывала почти четыре часа. Поразительно...

Чудовищная мысль пронзила ее сознание, и Кристина, накинув на плечи шаль, резко отворила дверь и почти пробежала в гостиную.

Эрик сидел в кресле, и плечи его все еще вздрагивали от тихих и тщательно подавляемых рыданий.

Кристина замерла, глядя на него.

Любовь, долг, страх, ненависть, жалость... Чудовищная смесь, что может уничтожить не только ее, но и Эрика, но и Раулю, но и мирных жителей и посетителей Оперы.

Может ли она наступить на горло своей гордости? Может ли представить ее с Эриком свадьбу?

– Бедный Эрик... – сорвалось с ее губ, и этого оказалось достаточно, чтобы она окончательно решилась принять своего жениха.

Он с трудом подавил не то рыдание, не то рев дикого зверя, и резко поднял голову.

– Мне так стыдно за то, что я наговорила... – прошептала Кристина, проявляя интерес к собственным рукам.

– Подойдите, Кристина. Да не робейте вы так! Я не ударю вас... на это даже такой монстр как Эрик не способен.

Девушка тихо подошла к мужчине, осторожно и медленно. Ей было страшно. Что он все-таки поднимет на нее руку. Что ранит. Что причинит ей боль.

Что может быть хуже недоверия?

Мужчина долго смотрел на нее. Долго, точно пытался найти ответ на свои вопросы, точно ее лицо могло ему подсказать, правильно ли он поступает. Эрик смотрел на нее, и его припухшие от слез веки с каждой секундой казались Кристине все более и более некрасивыми, и почему-то она вновь жаждала оказаться как можно ближе.

– Вы мне верите, Кристина? – мягко и словно баюкая ее, спросил Эрик.

– А мне стоит доверять вам? Есть ли у меня причины на это?

Они смотрели друг другу в глаза. Кристине невольно хотелось отвести взгляд, но она не посмела, только вздрогнула. Мужчина смотрел на нее снизу вверх, и в глазах его было что-то такое, от чего Кристина поежилась. Девушка осторожно присела на пол, к самым его ногам.

– Это ваше право... Доверие, Кристина – одна из сложнейших вещей в мире. Я не могу требовать его. Вы не можете измениться. Но ведь вы верили мне раньше... Так поверьте и сейчас.

– Что вы хотите?

– От вас? Хочу, чтобы вы доверились мне. Дайте мне руку, Кристина.

Девушка встала на колени у его кресла и послушно протянула дрожащую руку. Эрик осторожно сжал ее руку в своей, дрожавшей едва ли не сильнее. Ледяные пальцы нащупали ее пульс, но Кристина не дернулась.

– Верьте мне...

Голос его манил, как когда-то, он словно доносился издалека и ранил ее сердце сильнее любого ножа. Маленькая Кристина Даае... маленькая и глупенькая наивная девочка...

Всего полгода изменили ее.

– Такая хрупкая, – задумчиво произнес Эрик, обращаясь не столько к ней, сколько к тишине вокруг. – И она станет моей, да, да, Кристина будет принадлежать Эрику!

Он вновь распалился, не отпуская ее руки.

– Моя жизнь, Кристина, в ваших руках. Ваше сердце отсчитывает ваши секунды, но они теперь являются и моими. Угаснет ваш свет – меня поглотит тьма.

– Что вы сделали с Раулем?

Раздражение сменило меланхоличность в его поведении.

– Ваш мальчик в полном порядке! И еще раз вы упомянете его имя здесь... клянусь, вы пожалеете об этом. Не вырывайтесь, это мало кому удавалось. Я же убийца... как, вы еще не знали? Удивлены, что я так спокойно говорю об этом?

Спокойствия не было и в помине, он нервно отбивал свободной рукой какой-то ритм, глаза его беспокойно бегали... Кристина вздрогнула, но он держал слишком крепко.

Неожиданно хватка разжалась. Мужчина резким движением закатал до локтя рукав рубашки. Жилистая, худая рука с желтоватого цвета кожей была изуродована шрамами от ожогов и ярко выделявшейся непонятной буквой. Клеймо...

– Теперь вы верите?! Верите, что я монстр? О, я жажду убить каждого, кто окажется рядом! Знаете ли вы, что я пережил? Знаете ли вы, сколько раз меня обвиняли в том, в чем я не был виновен? Мне приписывали все зло, что происходило в мире! А вы лишь повторяете, лишь поддерживаете мир в этом!

Эрик прикрыл глаза, точно вымотанный этой вспышкой. Кристина побледнела.

Убийца. Убийца. Убийца.

Ей наплевать.

Только одно прикосновение все изменило.

Она коснулась его шрамов. Осторожно, точно боясь причинить боль, хоть уже и не могла.

– Шшш... Эрик, не надо... не надо терзать себя мыслями об этом.

– Больше всего я бы хотел забыть все, что произошло в моей жизни, кроме одного... да, одного события.

Усталость сквозила в его голосе. Кристина нежно провела по его руке дрожащими пальцами.

– Дня, когда я увидел вас.

Девушка замерла.

– Идите спать, Кристина. Доброй ночи, – неожиданно оборвал он свои признания и решительно отдернул руку. Девушка поднялась с пола.

– Спокойной ночи, Эрик...

На его лице отобразилось страдание, но Кристина не увидела этого. Девушка уже была в дверях, когда он вновь окликнул ее.

– Вы знаете, как согреть сердце Эрика...

Часть 1. Главы 7-11. Газеты и письма     Часть 2. Главы 1-6     Часть 2. Главы 7-11. Эпилог

В раздел "Фанфики"
Наверх