Перейти: Часть I, Часть II

III

Ты запоёшь свою тоску, летя во тьму один,
А я одна заплачу песню старую.
Какой беде из века в век обречены,
Какой нужде мы платим дань, прощаясь с милыми?
-
Will you until death does sever
Be upright to her forever

Will you ’til death be her rider
Her lover too, to stay inside her
-
...И никто не сможет эту боль принять.

Сама себе жертва и палач,
А горло сжимает тихий плач
Зачем от меня любовь ушла,
Зачем осталась я одна?..


***

Виконтесса этим утром не вышла к завтраку. Она лишь попросила у горничной чашку чая к себе в спальню, чтобы не выходить из комнаты. Раулю, видимо, пришлось завтракать одному.
Впрочем, это не расстраивало ее. Она уже давно перестала испытывать угрызения совести за такие проступки, которые в сравнении с теми, что уже довлели над ней, казались совсем незначительными. Она перестала испытывать необходимость в присутствии мужа. И если раньше завтрак или обед в одиночестве, без супруга огорчал ее, то сейчас – ничуть.
Можно сказать, она даже наоборот – стремилась к одиночеству. Порою, она нарочно просыпала завтрак, сообщая служанке, что хотела бы еще немного полежать в постели, так как ее мучает мигрень, и чтобы та сообщила это виконту, когда он выйдет к завтраку в столовую, и не найдет за столом свою жену.

Виконтесса сидела за дамским столиком, устремив взгляд в зеркало. Густые волосы ее в беспорядке рассыпались по оголенным плечам, с которых сползла молочно-белая кружевная ночная сорочка, оголяя острое плечо. Периодически она вскидывала руку, подносила ее к лицу, касалась лба, терла пульсирующий тупой болью висок, затем вплетала тонкие пальцы в волосы, и замирала, словно, думая или вспоминая о чем-то важном и так недостающем ей теперь.
В дверь постучали. Резкий стук напугал Кристину. Она вздрогнула от неожиданности. Последнее время ее пугал каждый шорох, каждый звук. Она порывисто вздохнула, набирая в легкие воздух, и дала разрешение войти. Дверь отворилась, на пороге появилась горничная.
- Госпожа хозяйка, - робко произнесла девушка.
- Что тебе? – Бесцветно поинтересовалась Кристина, смотря на свое отражение в зеркале. На нее смотрела измученная женщина с бледной кожей, под глазами залегли темные тени.
- Это… это вам. – Несмело произнесла девушка, делая несколько шагов вперед, и протягивая ей запечатанный конверт.
Щеки Кристины вспыхнули, она резко подалась вперед, но сию же секунду сникла, дабы не показать своей взволнованности.
- Что это? От кого? – Протянула она руку к конверту. В сердце зародилась крошечная надежда.
От кого бы могло быть это письмо? Ей захотелось как можно скорее разорвать его и узнать. Но сердце ёкнуло, как только к ней в голову пришла мысль о том, что она не найдет внутри письма именно того, чего столь жаждет узнать.
- Увы, госпожа, я не знаю. Сказали только, что передать вам.
- Не знаешь, кто передал? – Продолжала осторожно, но настойчиво расспрашивать Кристина.
- Я не знаю, мадам. – Девушка снова виновато пожала плечами. – Какой-то незнакомый мальчишка.
- Ладно, иди.
Как только дверь за девушкой захлопнулась, Кристина поспешно разорвала конверт. Бумага не поддавалась, она едва не поранила пальцы об острую кромку.

Она вытащила из конверта лист бумаги. Ровным почерком там было написано лишь несколько фраз. Но и этого было уже достаточно! У нее учащенно забилось сердце. Она быстро прочла их, и прижала листок бумаги к груди. А через несколько минут виконтесса позвала горничную к себе, чтобы та помогла ей одеться.
- Ты куда-то едешь? – Удивленно спросил Рауль, замечая парадное и строгое облачение своей жены.
На Кристине было закрытое с высоким воротничком черное платье и черная кружевная шляпка, лицо ее было бледным, глаза слегка опущены, она теребила в руках черные перчатки. «Именно так выглядят вдовы» - отчего-то пришла Раулю ужасная мысль. Он отогнал от себя случайные странные мысли.
- Так ты куда-то собралась?
Виконтесса вздохнула.
- В церковь. Хочу съездить в церковь. – Сухо ответила Кристина, кусая губы. – Устала, никуда не выезжая. Я ведь имею право помолиться? – Сурово сдвинула она брови.
- Разумеется. – Рассеянно согласился с ней супруг. – Разумеется.
Она и правда хотела помолиться. Душа ее настолько отяжелела от укрываемых только ею грехов, что иногда Кристина ощущала, что сердце ее в любой момент может остановиться от этого непосильного груза.

У ворот перед церковью виконтесса отпустила своего извозчика, и он с неохотой, что-то бормоча себе под нос, погоняя лошадь, уехал.
Когда стук копыт и колес по мощенной камнем мостовой смолк, Кристина поспешно вошла в церковь. Сердце ее часто билось где-то у самого горла, ей того и казалось, что оно выпрыгнет из груди. В помещении было безлюдно. Женщина тревожно огляделась. То ли от волнения, то ли от тяжелого запаха цветов и аромата церковного масла ее замутило, она приложила затянутую в черную перчатку руку к губам, и едва удержалась на ногах, дав себе несколько секунд, чтобы отдышаться. Виконтесса подобрала юбку, и быстрым шагом, слыша лишь стук каблуков своих туфелек, кинулась к алтарю.
Будто обессилев, из последних сил, она опустилась на колени, утонув в зашелестевшей юбке, и сложив руки в молебном жесте, начала молиться.
Ей казалось, что уже никогда и никакими молитвами не искупить ей всех своих проступков, всех своих ошибок и грехов. От этого она начала читать молитву еще исступленнее, забыв все, что еще секунду назад было у нее за сердце.

Ее молитва была обращена не столько во спасение своей души, сколько на ограждение от бед и несчастий другого человека. И своего сына.
Ее прервал какой-то шум позади нее. По хорошо акустическому зало раздались глухие шаги, Виконтесса отвлеклась, украдкой обернулась. Она рассмотрела очертания фигуры какой-то дамы – пышная юбка со сборками темно-зеленого платья, тонкий стан, туго затянутый в жесткий корсет, будто ожидая озарения, она неспешно шла к алтарю подняв глаза куда-то вверх. Кристина разочарованно скривилась.

Виконтесса, понимая, что ее одиночество нарушено, опомнилась, распрямилась, и поднялась на ноги, еще раз осмотрелась, словно искала кого-то помимо дамы в зеленом платье. Грудь ее то поднималась, то опускалась, она учащенно дышала. Поблизости больше никого не было. Кристина безнадежно вздохнула, несколько секунд стояла не шевелясь, а потом направилась к выходу.
Неужели она так и не увидит его? Он должен быть где-то рядом.
Она вышла на улицу, прохладный сентябрьский ветер запутался в складках ее юбки, ткань облепила ноги. К Кристине подбежали откуда-то взявшиеся два чумазых нечесаных мальчонки в отрепьях, и начали что-то канючащим гнусавым голосом говорить, тянуть к ней руки.
На миг испугавшись, Кристина шарахнулась, но потом, по-прежнему продолжая искать глазами кого-то, открыла ридикюль, достала деньги, и дала им несколько монет. Мальчишки наперебой завизжали, попробовали монеты на зуб, пряча их по карманам, потом снова начали что-то говорить. Но Кристина уже не обращала на них никакого внимания. Она, глядя по сторонам, отмахнулась от них, и быстрым шагом пошла прочь.

-

Новый порыв ветра едва не снес с ее головы шляпку, она выглядела растерянно и угрюмо. Последняя надежда ее таяла подобно облакам, раздуваемым порывистым ветром.

Он замечает фигуру женщины, чье лицо покрыто черной, словно траурной вуалью. Это она. Это Кристина.
Похоже, она, наконец, тоже замечает его в ближайшем от площади проулке. Женщина делает несколько несмелых шагов по направлению к нему. В спешке пересекает мостовую, едва не попав под лошадь, везущую какой-то экипаж. Возница крякает сквозь зубы, лошадь фыркает, останавливается в нескольких шагах от нее, женщина лишь прижимает к груди маленький ридикюль, темная фигура, находящаяся в ее поле зрения порывисто подается вперед, готовая кинуться к ней. Но женщина подает жест рукой, чтобы он оставался на месте. Она пересекает, наконец, мостовую, и бросается в проулок. С каждой секундой, с каждым шагом ее действия обретают уверенность и расторопность, и вот уже последний шаг, и она так близко к нему, что он может различить ее влажный взгляд под темной тканью вуали, у нее шевелятся губы, будто она что-то шепчет, грудь то поднимается, то опускается, она запыхалась от собственного волнения.
Она протягивает к нему руки и прижимается всем телом. Она слышит биение его сердца, а он угадывает ее движения, ее жесты, ее запах. От всего этого у него кружится голова, и растет желание.

- Здравствуй. – Прошептала, наконец, Кристина. Она ощутила, как он взял ее за руку, и крепко сжал. – Я думала, я боялась, что ты уже не появишься. Что ты оставил меня. – Голос ее дрогнул, и она воровато озирнулась, чтобы убедиться, не вызывают ли они интереса у прохожих.
Он заметил это, и потянул ее за руку, увлекая в безлюдный проулок. Кристина сразу же, не в силах сдерживаться, кинулась ему на грудь. Затем отстранилась, поспешно приподняла вуаль на своей шляпке, и он заметил, что она улыбается.
- Слава богу, ты здесь! – Задыхаясь, произнесла она. – Господи, я скучала! И думала, что уже не увижу тебя.
Говорила в эти мгновения только она. Он молчал. Но ему ничего и не надо было говорить. Она все чувствовала. Ей в ответ он крепко стиснул ее тонкий стан, и еще теснее прижал к себе. Этого было достаточно.
И столь желанными были эти мгновения для этих двух людей, столь долго ждали они этой встречи, что, если бы наблюдать со стороны, никто бы и не поверил, что эти пылко влюбленные друг в друга любовники раньше могли оттолкнуть друг друга навсегда, что женщина эта когда-то и в мыслях не могла представить, что будет так желать этого мужчину, а вовсе не другого, кого избрала, что когда-то она отвергла его, уверенная, что оставила его навеки.
Она глубоко вздохнула, и прикрыла веки, переводя дух.
- Ты давно здесь? Как ты нашел нас?
- Это несложно, Кристина. Не забывайся. – Наконец за все это время вымолвил он чуть хриплым голосом.
- Где ты остановился?
- В гостинице.
- Я не хочу отпускать тебя сейчас! – Пробормотала она. – Где это место, далеко отсюда? Мы можем отправиться туда. У меня есть несколько часов!
Он отрицательно качнул головой, наблюдая насколько она бессильна перед обстоятельствами, и ее тщетные попытки что-то изменить.
- Сейчас не получится, Кристина. – Твердо ответил он, приложив палец к ее губам, зная, что она попытается возразить.
Кристина взяла его за руку, и прижала к своей груди, будто желая показать ему, как сильно стучит ее сердце. Взгляд ее потух. Но она кивнула ему, покорно соглашаясь.
- Ты прав. Ну да, ну да… - Начала она, замешкавшись, и опуская глаза. – Ну, мы ведь найдем способы, найдем? Так ведь? Обязательно. Ты что-нибудь придумаешь!? Умоляю, только не приходи в дом Рауля. Там слишком много прислуги. Это еще опаснее. Мы не можем там видеться. Я не хочу, чтобы с тобою что-то произошло. Слышишь меня? – Поспешно говорила она. – Скажи, что мы найдем другой способ! Скажи, Эрик! Пообещай мне, иначе я сойду с ума от этого неведенья! Господи, как я боялась…
- Обещаю. – Он отстранился от нее. – Подожди немного. Самую малость.
Он скучал, и не хотел отпускать ее сейчас не меньше, чем она.
- Знай, я всегда рядом с тобою!
- Будь осторожен, ради всего святого! – Всхлипнула она, понимая, что сегодня он оставит ее пустую и неутоленную, наедине со своей тоской и болью.
Прежде чем отпустить ее, он снова сжал ее запястье, Кристина, другой рукой опуская вуаль на шляпке, недоумевая, обернулась на него.
- Что? – Коротко выдохнула она, понимая, что если промедлит еще секунду, находясь с ним наедине, она не выдержит.
- Ты… правда, хочешь дальше продолжать этот фарс? Тебе нужно это?
- Как никогда. Ты сомневаешься?
Он промолчал.
- И это не фарс. – Произнесла она на прощание, и поспешно пошла прочь.

-

И все началось снова. Все решилось вовсе не в пользу романтической сказки, наполненной царственной величественностью и красотою.
Дорогая гостиница, в которой дама навещает с определенной периодичностью постояльца-мужчину, была бы слишком опасным ходом. Был риск, что Кристину могут случайно узнать. Ее супруга многие знали в городе, и не раз видели виконтессу с Раулем.
Увы, местом их встреч, их приютом стала – небольшая душная квартирка в старом доме в полупустом отдаленном квартале города. Но это было единственное место их единения.
Два окна, занавешенные старой циновкой, сквозь которую пробивались тонкие струйки солнечного света, утопая на скрипучих пыльных половицах, острыми изломами цепляющиеся за немногочисленную мебель, большая двуспальная, правда, старая кровать, и одиноко красующийся в углу небольшой стол, а так же старый, почти разваливающийся шкаф, который наводил еще большее уныние, чем вся вместе взятая мебель в этой комнате.
Это все, что содержала в себе комната, хранящая слишком много секретов двух людей, которые приходили сюда, чтобы на короткий срок обрести друг друга, обрести любовь. Стены этой комнаты слишком много видели, слышали и знали. Но Кристина хотя бы за одно могла быть спокойна - слава богу, что стены никогда не научатся говорить.
И лишь здесь, она могла отдаваться во власть своих наслаждений и чувств. Лишь здесь, не опасаясь, что их услышат, Кристина могла стонать от переполняющей ее страсти, биться в конвульсиях блаженства.

Она покидала его, скрепя сердце, не желая оставлять, и, тем не менее, пресытившаяся ласками и любовью, а возвращалась к нему все более пылкой и жадной до ласк и поцелуев. И как только она появлялась на пороге, он с жадностью и неистовостью оголодавшего зверя, стягивал с нее платье. То, с шелестом оседало к ее ногам, затем с яростью вытягивал из ее корсета неподдающиеся шнурки, она в нетерпении срывала с себя все маски кроткой добропорядочной дамы, и с сумасбродством глупенькой маленькой девочки, коей уже давно не являлась, бросалась в омут его ласк, отдаваясь во власть его рук и губ. Они, забываясь, отдавались сумасшествию, захватившему их разум.

Она, словно искала в нем защиты. Как беззащитный напуганный ребенок, прижималась к его груди, он срывал с ее губ поцелуи, она лепетала что-то, забываясь от нежности и его тепла.
В их жадных взглядах, сухом пылком шепоте, судорожных движениях не было ничего необычного, ничего зазорного. Но оба они в эти моменты отчетливо понимали, что в секунды их ненасытного единения не существует на этом свете их прошлого. Нет всего того, что было когда-то, нет их музыки, их страданий, их любви. Есть только две изголодавшихся тени, которые никак не могут найти покой, и вынуждены искать его таким неприглядным способом, чтобы хоть как-то утолить свою боль и тоску, зная, что через несколько часов все кончится. И каждый наденет свои привычные маски.
…До следующего раза.

***

Виконтесса с тоскою взглянула на беззаботную птичку. Рауль подарил ей эту клетку с певчим жителем на какую-то дату или праздник. Вот только на какой именно – она уже толком не помнила.
Кристина любовалась крошечным подарком, с опаской взирающим на нее через тоненькие прутики клетки. Птичка, нахохлившись, сидела, забившись в угол. Лишь, когда она немного осмелела, и спустилась к кормушке, Кристина разглядела ее – на грудке, подобно манишке, алело яркое красное пятнышко, как и на головке, будто шапочка– словно причудливый маскарадный наряд. Черный глазик-бусинка с любопытством рассматривал хозяйку. Птичка поворачивала свою крошечную головку в ее сторону таким образом, что ей казалось, пташка смотрит бочком.
Птичка пропела несколько дней. По солнечным утрам. А потом умолкла. Как хозяйка не пыталась задобрить ее – пташка больше не пела.
Кристина спрашивала у мужа, не больна ли она, не мало ли ей света– виконт ответил, что подарит ей другую птичку, а эту она может выпустить, открыв затворку клетки. На что Кристина ответила, что птичка ей нравится, даже если не будет петь.

Виконтесса знала, что они больше никогда не услышат её пение.
Открыть дверцу и позволить ей вылететь на свободу? Пташка, безусловно, погибнет. Она станет добычей более сильных и хищных птиц. Или попадет в лапы кровожадной кошки. Но, наверное, там под голубым небом она будет петь. Она сможет дышать полной грудью. Пусть даже жизнь ее будет коротка.
Кристина всякий раз, подходя к клетке, ощущала, как что-то сжимается в ее груди. Однажды Кристина поставила клетку на подоконник и открыла окно. Помедлив, с замиранием сердца, протянула руку к маленькой дверце, и отворила ее, не сводя глаз с птички. И как только виконтесса отняла руку от клетки, та метнулась к открытой дверце, и тот час же выпорхнула на свободу, задорно и радостно чирикнув.
Несколько секунд Кристина смотрела ей в след. Теперь она будет петь… И может быть однажды утром у себя под окном она услышит ее трель.

А сможет ли она разогнуть прутья своей клетки? Проклятые обременяющие путы! Как знать, думала бы так сейчас виконтесса, никогда больше не увидевшись с ним, никогда, после того рокового вечера, когда она, раздираемая гневом, жалостью, страхом, сомнениями, и раздавленная собственным бессилием перед человеческой болью, выбиралась бок о бок со своим будущим мужем на поверхность, прочь из душных сырых, кишащих крысами подземелий?
Уже через несколько месяцев своей супружеской жизни она поняла, что ошиблась в своих чувствах. Нет, Рауль был безмерно ей дорог, но всякий раз, смотря на него, в его светлые глаза, обводя взглядом черты его лица, она невольно сравнивала его с кем-то другим. И внутренний голос говорил ей – это обман, это не он… не тот!
Она как могла, гнала от себя подобные мысли. Она не могла признать, что все мечты и надежды ее разрушены, что она… совершила самую страшную и непростительную ошибку в своей жизни. Она не могла поверить, что человек, которого она боготворила, и считала ангелом, последователем ее отца, возжелал не только ее голос, но и потребовал от нее ответного чувства, такого же сильного и невероятного, как его, что все это время, захлестнутый слепой страстью, он стремился поработить ее волю во имя своей любви. Что он боготворил ее, возвел на пьедестал божества, принося чудовищные человеческие жертвы. Тот, кем она дорожила и восхищалась, оказался совсем не таким, каким рисовало его образ воображение юной девушки, и не могла признаться даже самой себе, что все его проступки, недостатки и несовершенства… куда сильнее влекут ее, чем вся благородность ее мужа!

А теперь она чувствовала себя в его руках такой защищенной, такой любимой, такой хрупкой. Он нуждался в ней так же сильно, как и она в нем. Лишь в его объятиях она забывалась. Забывалась так, как забываются в туманном мороке в предрассветную пору, она теряла ощущение времени, она пьянела от страсти, она забывала о муже, который в последнее время стал для нее больше обузой и препятствием, нежели счастьем, она забывала о собственном сыне, который в те моменты чаще был либо с няньками, либо мирно спал, она желала забыть о самой себе, если б это было возможно.
Но вместе с этим, она понимала - не будет ничего. Темнота. Одна темнота. Закрытые окна, закрытые двери, обрывки минутного счастья, сокрытые от глаз других встречи, и темнота, темнота… И больше ничего! Из нее никогда не будет выхода.

-

- Ты никогда не соглашался со мною. Все, что я предлагаю, ты начинаешь оспаривать. И лишь потому, что тебе не нравится мой подход к делам! Ты всегда избираешь какие-то неприемлемые варианты, называя их хорошими идеями. Была бы твоя воля, ты бы до сих пор занимался этим глупым покровительством какого-то мышатника, это проклятого театра! Отцу бы не понравились твои мальчишеские выходки, Рауль. Достаточно уже одной глупости, которую ты совершил несколько лет назад. Твоей свадьбы! – Граф говорил громко, почти кричал, и хриплый голос его отчего-то больше походил на лай. - Ты даже тогда не задумывался, какой ущерб репутация твоей невесты может принести семье! Это будет чудо, если твоего сыну, наследнику де Шаньи не будут напоминать в будущем, что его мать лишь оперная певичка с ужасной репутацией…
- Прекрати! Не смей так называть Кристину! Это здесь не при чем!
- Ты никогда не был похож на отца. – Вздохнул Филипп.
Но, в какой-то мере, он был прав. Рауль никогда не был копией своего отца ни внешне, ни по характеру. В отличии от Филиппа. И он всегда стремился во всем казаться в глазах отца лучшим. Может быть, по причине опасения, что отец никогда не простит ему того, что он не может дать их роду наследника, может еще по какой-то причине. Но Рауль прекрасно помнил, каким потрясением стала для Филиппа смерть отца. Человека, на которого он всегда ровнялся.
- Ты считаешь меня недостойным советчиком в делах, Рауль? – Откашлявшись, и, наконец, переведя тему, спросил Филипп.
- Я просто хочу вести дела самостоятельно! – Воспротивился Рауль. – Филипп, ты мой брат, но это не дает тебе права контролировать мой каждый шаг. Я не ребенок! Почему мы должны вести дела вместе? Почему ты не позволяешь мне самому принять решения?
Филипп вздохнул, и поджал тонкие бескровные губы.
- Потому что, в таком случае, боюсь, ты можешь довести свои, а в том числе и наши дела до полной катастрофы.
Рауль задохнулся волной возмущения, накрывшей его с головой.
- Боже, какие глупости! – Возмутился виконт. – Я устал от постоянного давления. Я не прошу слишком многого.
Граф, было, хотел что-то ответить, но Рауль опередил его:
- Кристина? – Выдохнул он.
На пороге тускло освещенного кабинета стояла виконтесса. Рауль уныло посмотрел на супругу, и кажется, в глазах у него промелькнула надежда, будто Кристина олицетворяла избавление его от бесконечных упреков брата.
Граф, стоявший посредине кабинета своего брата, с недовольным видом обернулся. Было совершенно понятно, Кристину он видеть не рад. На лице его читалось возмущение. Он с презрительной усмешкой окинул с головы до ног молодую хозяйку.
- Виконтесса. – Кивнул он, и сделал несколько шагов в сторону.
Кристина прошла в кабинет.
- Я помешала? Я просто хотела…
- Вовсе нет! – Поспешно произнес Рауль. – Филипп и так собирался уходить.
Граф закатил глаза.
- Мое почтение, Кристина, - затем с неохотой кивнул ей, и, развернувшись на каблуках, вышел.
Рауль вздохнул полной грудью, и откинулся на спинку кресла.
- Все хорошо? – Поинтересовалась вкрадчиво Кристина у супруга.
- Да.
- Вы разговаривали на повышенных тонах. – Объяснила Кристина. – Что-то произошло?
- Нет.
- Ты не устал? Может быть, тебе стоит отдохнуть? Съездить куда-нибудь… - Она опустилась в кресло, расположенное напротив стола, за которым сидел ее супруг, юбка ее шелкового платья зашуршала. Кристина села, не касаясь спинки, на краешек, начала, будто в волнении, заламывать пальцы.
- Да нет, нет. Все хорошо. Пустяки. Ты что-то хотела, дорогая?
- Рауль… - Кристина сделала паузу. – Знаешь…
Несколько раз вот так она приходила к нему в кабинет, когда он был занят делами, садилась напротив него, складывая на коленях дрожащие от волнения руки, заговаривала с ним, как примерная супруга, спрашивала что-то, интересовалась. Но она приходила сюда, чтобы сказать о самом главном. Чтобы… признаться. Ей казалось, что, будто, если она откроет перед ним свою грешную душу, он ее поймет. Она не надеялась, что простит. Вряд ли все это можно было простить. Но она хотела верить в разумность и чуткость своего супруга. Он не станет держать ее при себе силой, если она расскажет ему о своей неверности, что она уже давно не та Кристина, которую он полюбил когда-то. Расскажет, что сердце ее болит без другого мужчины, а она больше не может быть своему супругу добропорядочной и преданной супругой.
И все-таки, у нее не хватало сил и смелости. Она потом корила себя за трусость, но она ничего не могла поделать с собою.
Всякий раз, как она набирала полные легкие воздуха, чтобы признаться супругу во всем, ее словно что-то толкало изнутри, сердце вздрагивало, а горло сдавливал спазм.
- Что? – Рауль поднял на нее отвлеченный взгляд.
Кристина моргнула.
- Вы о чем-то спорили? – Сию же секунду поменяла она тему разговора. Правда, Рауль этого не заметил.
- С Филиппом? Да нет. То есть… Ну, просто у него немного иной взгляд на вещи.
Кристина вздохнула. Совсем не удивительно, что Рауль не сходится во взглядах со своим братом. Они очень разные, а Филипп был рожден самолюбивым тираном, его сложно разуверить и убедить в верности своих взглядов.
Кристина стиснула зубы. Она вспомнила, какое давление испытывала после рождения сына. Казалось, вся семья Рауля указывала ей, насколько дурна она как мать, и что если она сама будет воспитывать его, из мальчика ничего хорошего не выйдет.
- Филипп считает, что я недостаточно хорошо веду дела.
- От чего же?
- Я понимаю, отец всегда хотел, чтобы наша фамилия процветала и дальше. И свято верил в это. Понимаешь, у отца хорошо шли дела, у него было немало компаньонов. Да, он был постоянно занят. Но он не любил сидеть на месте. Он считал своим долгом, заниматься делами семьи. Он считал, что различные сделки и контракты лишь укрепят наше состояние и обеспечат еще больше наш не малоизвестный род. Филипп очень похож на отца. Смерть отца стала для Филиппа ударом. Он перенял его стремление – быть лучшим. Он слишком фанатичен во всем, что касается благополучия нашей семьи. Я думаю, таким образом он компенсирует… - Он замолчал. Кристина, натянувшись, словно струна, сидела напротив, не отводя взгляд от мужа. Рауль искусственно покашлял. - После кончины папы Филипп остался за старшего. Я понимаю, ему сложно. На его плечи легло немало обязанностей. А я никогда не понимал – к чему эта суета. Он начинает выходить из себя, когда я его не поддерживаю.
- Но ты не обязан делать то, что тебе не нравится, и то, чего требует он. – Произнесла машинально Кристина, и вдруг замолчала, понимая, что это вырвалось у нее совершено случайно. Заботливо, нежно, тепло, совсем как раньше, когда они были добрыми друзьями, и он был ей дорог.
- Я привык. Филипп хорошо смыслит в предпринимательстве, я не спорю. Но я… у меня совсем другие представления на этот счет. Мы не похожи.
Он, будто видя в ней необходимого близкого человека, способного без осуждения выслушать, ничего не утаивая, открывал перед ней свою душу, свои страхи и опасения. Сердце Кристины сжалось. Он нуждается в ней. Наверное, он и впрямь видит в ней близкого единственного человека, как в старые годы, когда они были маленькими детьми, и делились самым сокровенным. Она была уверена – Рауль больше никому не смог бы рассказывать то, что с унылым уставшим и опустошенным видом рассказывает сейчас ей.
Она почувствовала себя ужасно, возненавидев за все. Он не заслужил такого предательства. Она сейчас должна смотреть ему в глаза, на самом деле, скрывая страшную правду.
- Филипп, просто он… чрезмерно властен. – Сделав паузу, ответил Рауль.
- Да, и он всегда стремился воспитывать нашего сына. – Не сдержалась Кристина. Но через секунду сразу же пожалела о сказанном.
Рауль нахмурил брови.
- Ты о том, что Филипп предлагал отдать Шарля в кадетское училище?
- Да.
- Но он будущий мужчина. Все через это проходят, кроме того, это не плохое решение, Кристина…
- Но я не хочу, чтобы мой сын… чтобы…
- Кристина, это нормально. А какое будущее ты предпочла бы для нашего сына?
- Он бы мог, он бы мог… - начала задыхаться Кристина, - заниматься музыкой, рисовать… Все, что угодно. Это же… прекрасно, Рауль. Я не хочу, чтобы наш сын… - «Был таким же, как Филипп» - закончила фразу про себя Кристина, едва сдержавшись, чтобы не сделать это вслух.
- Господи, Кристина! – Скривился виконт. – Чудовищные желания. Я понимаю, ты всячески оберегаешь мальчика. Но здесь Филипп и, правда, был прав, когда говорил, что он не должен цепляться за материнскую юбку. Ты же понимаешь, что он будущий наследник, он должен вырасти достойным мужчиной. Мужчиной!
- То есть, человек, который смыслит в музыке, рисует или делает еще что-то в этом роде – не мужчина? – Воскликнула Кристина, подавшись вперед.
Рауль не понял ее столь внезапной смены тона и настроения.
- Кристина, я этого не говорил. Но это больше подходит девушкам. Это так не… по-мужски. Не пристало мужчинам заниматься этим. В этом нет самого основного – воли, выдержки, смелости. Это прививается военной службой.
- Шарль еще совсем крошечный. Я хочу, чтобы его жизнь была безоблачной.
- Кристина, милая, я все понимаю, но ты тоже должна понимать, что порою, твои материнские порывы лишь мешают трезво взглянуть на ситуацию.
Кристина оскорбилась.
- Я не плохая мать! – Вдруг воскликнула она, будто желая доказать это не столько Раулю, сколько себе. – Я не плохая мать, Рауль! Не такая! Хотя, понимаю, твой брат не раз убеждал тебя в обратном. Конечно же, простая безродная девочка, выросшая в театре не может быть достойной матерью вашего наследника! – Сорвалась Кристина, произнеся это с явным сарказмом.
Наверное, она могла бы вынести все. Но только не то, что брат ее мужа всякий раз, когда был наедине с виконтом, подчеркивая дурную репутацию супруги своего брата, называл ее ужасной матерью. Кристине были не важны оскорбления в свой адрес, она знала, ни мать Рауля, ни граф не были рады видеть ее в своей семье. Они принял ее с прохладой, натянуто улыбались при встрече с ней, но когда Кристина покидала комнату, всякий раз сыпали в ее адрес массу обвинений и упреков. Старая графиня называла ее вертушкой и прохвосткой, ищущей лишь наживы через ее сына, граф убеждал, что она будет дурно влиять на маленького наследника, и ее дурные манеры никогда не искоренить. Единственное, чего Кристина была не в силах вынести – это упреков, касающихся ее и ее ребенка. За сына, казалось, она могла, подобно медведице, вцепиться в глотки обидчикам, растерзывая их на куски. Никто и никогда не праве называть ее никчемной матерью! Маленький Шарль – это самое дорогое сокровище, которое она обрела, находясь в браке с Раулем. Несчастный мальчик! Он обречен на страдания, и только! Ему не будет счастья в этой семье, где нет ни любви, ни счастья, ни понимания. Ее удручало то, что к нему относятся лишь как к будущему наследнику, источнику дальнейшего возможного процветания их рода. Кристина чувствовала за собою самую большую вину. Это она виновата в страданиях мальчика! Больше никто! Она ответственна за его будущее!
- Нет, что ты! Конечно же, нет!
Кристина понурила голову. Рауль поднялся со своего кресла, подошел к ней, встав позади, и положил руки ей на плечи, легонько сжав их.
- Знаешь, мне кажется, тебе не хватает дочки. Нам не хватает девочки! Чудесной, красивой девочки, такой же красивой, как ее мама!
Кристина судорожно вздохнула, закашлялась. Рауль одухотворенно начал рассказывать ей о дочери позабыв обо всех сложностях, которые тревожили его рассудок еще несколько минут назад.
- Мне кажется, это было бы чудесно, если бы у нас была еще и дочка. Ты могла бы проводить все время с ней, рассказывать сказки про принцев и принцесс, учить вышивать, всяким женским премудростям, наряжать ее… Это же чудесно, да? И, кажется, важно для матерей.
Рауль погладил Кристину по волосам. Она незаметно отстранилась от его руки.
- Не зря же говорят, что мальчики – будущее отцов, а девочки – отрада матерей! Я бы был рад, если бы у нас была еще и дочка.
Кристина потерла висок.
- Рауль, ты… винишь меня в том, что я потеряла нашего второго ребенка? В том, что все это закончилось… трагедией?
- Нет, что ты! – Он обошел кресло, в котором она сидела, взял ее за руки, и помог подняться. Притянул к себе. Поцеловал ей руку.
Их взгляды находились на одном уровне. Кристине почему-то непроизвольно сжалась под его взором.
- Ты не считаешь меня виноватой? – Взволнованным тоном спросила она.
Она даже не разу не сожалела, что так получилось, что, по сути, во всем случившемся была лишь ее вина. Наверное, ее сердце стало слишком твердым.
- Никогда! Что ты такое говоришь.
Кристина молча кивнула ему, затем опустила взгляд, чтобы не встречаться с супругом глазами.
- Кстати, я хотел еще кое-что тебе рассказать. Но если тебе не понравится эта идея, я целиком и полностью соглашусь с тобою!
- О чем речь?
- Скоро зимние праздники. Филипп предложил устроить прием. Я хотел посоветоваться с тобою.
- Ради всего святого, - устало вздохнула виконтесса. – Я ничего не понимаю. Расскажи.
- Кристина, ну понимаешь, это не будет обычный прием.
Виконтесса нахмурилась. Рауль снова взял ее за руки.
- Маскарад. Но если ты не считаешь это хорошей идеей, - осторожно поинтересовался виконт. – Кристина, я просто хочу знать твое мнение.
Он никогда не решился спрашивать, свежи ли еще в ее памяти те моменты, которые произошли несколько лет назад, помнит ли она все то, так или иначе повлияло на их жизнь. Рауль ни разу не заговаривал с ней об этом после свадьбы. Он не хотел возвращать Кристину в прошлое. После того, как она оправилась после трагедии, случившейся в Опере, он опасался напоминать ей обо всех ужасах, которые коснулись бедняжки Кристины. Он не знал, и не желал знать, как дальше разворачивались события в Опере, который несколько лет была домом для его супруги, что стало с его ужасным обитателем. Кажется, о нем так и не было ничего известно, его так и не нашли. Это, должно быть, уже забылось. Как знать, может, и человека этого нет в живых. Но главное, чтобы ничего из этого прошлого не тревожило Кристину!
- А в чем дело?
- Кристина, - осторожно начал Рауль, - ну понимаешь, маскарад, маски… маски, Кристина. – Он кинул на нее многозначительный взгляд.
Кристина засмеялась, покачав головой, развеивая все опасения супруга.
- Все в порядке, Рауль. Думаю, лучше сделать так, как считаешь нужным.
Ее супруг лучезарно улыбнулся.
- Можешь завтра же вызвать любую, самую лучшую портниху. И обсудить с ней маскарадные костюмы. Полагаю, это тебя развлечет.

-

Кристина сидела в неглубоком кресле, наблюдая, как в лучах полуденного солнца, пробивающихся сквозь занавешенное окно и заливающих комнату, лениво плавают крошечные пылинки. Половицы заскрипели. Она подняла затуманенный взгляд.
- Ты меня напугал.
- О чем ты думала? – Спросил Эрик.
- Так. Ни о чем. – Пожала она плечами. – Совсем ни о чем.
- Я уже давно хотел кое-что тебе показать.
- Любопытно. Что?

Кристина приняла из его рук довольно внушительную стопку листов. Нотную бумагу. Он, будто бы в ожидании, поддернув штанины брюк, присел перед ней, подняв на нее глаза. Кристина, вспыхнув, просмотрела несколько листов. Она будто вернулась в прошлое, снова касаясь его музыки. Ее взгляд озарился радостью.
- Ты снова пишешь?! – Воскликнула она.
- Да. Для тебя. Ради тебя.
- Это значит, - она снова опустила глаза, просматривая листы, которые шелестели у нее в руках. Она переворачивала бумагу аккуратно и с трепетом, будто в ней хранилось сосредоточение чего-то священного, чего-то принадлежавшего только им двоим. – Это значит, что ты сможешь отослать свои работы куда-нибудь, в какое-нибудь известное музыкальное издание. Кто знает, кто знает, какое будущее ждет их! Может, кто-нибудь заинтересуется тем, что ты пишешь. Я уверена, уверена, заинтересуются… – Она снова подняла голову, посмотрела на него, и, вскинув руку, погладила его щеку.
- Нет, я не собирался…
- Почему?
- Пока не собирался. – Поправил себя он. – Если честно, я не хочу больше делать свои работы достоянием публики. Мне вовсе не хочется.
- Но почему? Они достойны, чтобы люди знали о них. Эрик, ты… мастер! Твоим работам нет равных!
Он едва заметно покачал в отрицании головой, улыбнувшись одним уголком губ, будто дивясь ее словам.
- Я хочу, чтобы ты продолжал сочинять дальше!
- Знаешь, - он поморщился, - мне сложно было снова сесть за сочинение. Всякий раз, после того вечера, когда я брал перо, когда начинал записывать простейшую мелодию, приходящую мне в голову, мне казалось, эти ноты коленным железом выжигают на моем сердце, или пишутся на листах бумаги не чернилам, а кровью, струящейся из моих ран…
Кристина резко подалась вперед, взяла его лицо в свои руки, поцеловала его в щеку, и прижалась лбом к его лбу. Его кожа была горячая, будто пылала огнем. А может, Кристине показалось это оттого, что ее кожа была холоднее льда.
- Господи, господи, замолчи! – Прошептала она, плотно смыкая веки, что в глазах ее заплясали огненные вспышки, ресницы намокли от слез. – Замолчи, умоляю тебя!
Она соскользнула на пол с ветхого кресла, в котором сидела, и, путаясь в складках юбки своего платья, встала на колени подле него, по-прежнему не выпуская из своих объятий его лицо. Он коснулся рукой ее волос, тяжелые пряди, не туго собранные у нее на затылке выбились из прически, и каскадом упали ей на спину, рассыпались по плечам.
- Замолчи! Замолчи! – Продолжала она повторять, задыхаясь от душащих ее слез. – Ничего не говори, прошу тебя! Это я виновата! Это я виновата во всем! Господи, ты не представляешь, как я хочу все вернуть назад, вернуться в тот вечер… Я хочу снова слышать твой голос! Я хочу снова слушать твою, нашу музыку!
- А я не хочу. – Спокойно ответил он. – Я бы не пережил всего этого еще раз…

- Что стало с написанной тобой оперой?
- «Дон Жуана» поглотил огонь. Как и все наше прошлое в ту ночь.
- У нее был бы колоссальный успех!
- У нее был столь колоссальный успех, которого я даже не предполагал! – С явной колкой усмешкой отозвался он.
- У тебя не осталось черновиков?
- Нет. – Совсем спокойно, и кажется, без сожаления, ответил Эрик. – Но это и к лучшему. У меня не возникало никакого желания снова прикасаться к ней. Пустое. Все пустое, Кристина. Не надо. – Теперь срывающимся голосом проговорил ей он. - Я писал это для тебя, не для славы, не для успеха. Для тебя! Все потеряло смысл.
Сердце Кристины, будто со всей силы беспощадно сжали, что она почувствовала тупую боль в груди.
- Почему?
- Потому что все изменилось. Потому что, больше нет смысла!
- Ты не прав!
- У нас нет больше музыки, потому что мы сами разрушили ее, Кристина! Все очень просто.
Кристина приникла к нему, и губами стерла со щеки влажные дорожки слез.
- У нас нет выбора. Нас вынудили.
- Нет. Мы сами, мы сами все это разрушили.
- Мой Ангел Музыки по-прежнему очень строг и непреклонен! – Почему-то с грустной улыбкой произнесла Кристина, будто желая всеми возможными способами отвлечь его от гнева.
- Он желал всей душой и сердцем видеть тебя на подмостках сцены, Кристина!
- А я не оправдала его надежды.
Она пошевелилась, потому что колени до боли упирались в неласковый жесткий пол. Кристина немного отстранилась, и поудобнее уселась на полу. Он приник к ней, и положил голову ей на колени, будто ребенок, ищущий защиты и тепла.

- Отец обещал, что однажды пришлет ко мне Ангела Музыки… - Улыбнувшись, прошептала она, гладя его волосы.
Он усмехнулся. – Ты ведь не такого Ангела Музыки ждала, верно?
Кристина опустила глаза, посмотрев на него, и улыбнулась.
- Я не думала, что Ангел Музыки влюбится в меня, а признания в любви из уст героев его оперы будут обращены ко мне!
Он взял ее руку, поднес ладонь к своему лицу, и прижался к ней губами. Кристина лишь вслушивалась в учащенный стук своего сердца.
- Ты - все, что у меня есть!
Кристина улыбнулась.
- Ты тоже. Ты тоже.
Какое-то время они не говорили. Виконтесса будто погрузилась в воспоминания, в свое прошлое. А он – в раздумья.
- Знаешь, - вдруг начала Кристина все тем же ровным тихим голосом, - Рауль намеревается устроить маскарад.
Он заметил, как легкая тень тревоги прошла по ее лицу.
- А мне вовсе не хочется там присутствовать. Иногда мне кажется, что я вообще истратила все силы, чтобы еще играть роль хорошей хозяйки и супруги…
Эрик приподнялся.
- Но это даже забавно. Рад, что твой муж, - иронически улыбаясь, произнес он, - не забывает о масках! И маскарадах. Чудесная вещь, правда?
Кристина не увидела в этой шутке ничего смешного.
- К чему ты ведешь?
- Полагаю, меня не будет в списке гостей. Но мне будет позволено высказать свое почтение хозяйке лично?
Виконтесса вжала голову в плечи.
- Нет! Не надо. – Едва заметно шевельнулись ее губы. - Там будет множество людей. И мой муж. Это… это опасно.
- Я так давно не бывал в подобных местах – Со злой иронией обронил он. - Но, надо сказать, это весьма заманчиво. Виконт хочет маскарада, почему мы должны лишать его такой возможности?
- Не говори, что ты подумал об этом всерьез! – Предостерегающе подняла она руку. – Прошу тебя!
- Хочешь сказать, что ты сказала это все мне просто так?
- Я совершила ошибку. А если тебя кто-нибудь узнает?
- Но я не собирают разоблачаться или выкрикивать, кто я есть на самом деле на глазах у всей этой никчемной публики. Я просто хочу… побыть с тобой.
Кристину его слова ни чуть не успокоили. Сказать откровенно, лишь еще сильнее взбудоражили ее тревогу.

***

Все последующее время прошло для виконтессы в хлопотах. Рауль полагал, что столь обычные заботы хозяйки, как подготовка к предстоящему мероприятию, частые визиты портнихи для снятия мерок, обсуждение материала и прочее приносят ей, как и любой женщине, лишь приятное волнение.
На самом деле, все это стоило Кристине немалых усилий. Роль хозяйки на предстоящем маскараде вовсе ей не нравилась, а встречи с портнихой, тучной невысокой женщиной лет сорока и ее болтливыми помощницами, не приносили ничего, кроме головной боли. Она не чаяла, как можно скорее закончить подготовку к столь нежеланному празднику, который решил устроить ее муж. Портниха приносила ей по дюжине образцов различной ткани, пытаясь угодить хозяйке, и выбрать для нее самый подходящий цвет будущего платья.
Изначально Кристина решила, что не желает одевать никакого карнавального костюма, и не хочет наряжаться ни в восточную принцессу, ни в царицу, ни в кого-либо еще.
- А тебе бы пошло что-нибудь необычное. – С улыбкой заметил как-то Рауль.
- Например?
-Я думаю, ты могла бы изобразить Филомелу и исполнить нам «Розу у балкона» - произнес супруг мечтательно.
Кристина тогда лишь окинула его недовольным взглядом, кривя губы.
- Вряд ли это хорошая идея, – ответила она после нескольких секунд молчания, и покинула комнату.

Стоя у зеркала. Рассматривая свое отражение в нем, и наблюдая, как подле нее, сгорбившись, путаясь в лоскутах разнообразной ткани, суетится портниха, Кристина ощущала, как внутри груди ее закипает гнев.

Женщина приложила к груди виконтессы длинный лоскут светло-бирюзовой тафты.
- О, госпожа, - начала она восхищенно. – По-моему, вам в самый раз. Очень к лицу. Посмотрите. Какой нежный цвет. Какой…
Кристина лишь поморщилась, в отвращении сощурив глаза.
- Делает меня слишком бледной. – Сухо заметила она.
Она отбросила кусок ткани, и поднесла на этот раз к молодой виконтессе лоскут розового муара.
- Вот этот вам в самый раз будет, госпожа. Очень нарядно. Глядите, какой цвет. Как раз для вас.
Но не успела она поднести его к плечам Кристины, чтобы накинуть ткань на них, как та резко отстранилась, сделав рукой жест, показывающий, чтобы портниха убрала и эту ткань.
- Нет. Не то…

В итоге, виконтесса заказала у портнихи черное бальное платье с отделкой. А Рауль намеревался быть в обычном фрачном костюме. Несколько раз он пытался справиться у супруг, почему она все-таки не захотела сшить какой-нибудь причудливый карнавальный костюм, и себе, и мужу, но всякий раз Кристина отвечала ему что-то невнятное, и он так и не понял, в чем была причина ее отказа. Но решил, больше не мучить ее расспросами.

-

Весь вечер Кристина казалось, была чем-то обеспокоена, и тревога не покидала ее красивого лица, будто она опасалась чего-то. Рауль не один раз ловил на себе ее взволнованный взгляд. Но она тотчас же отводила глаза.
- Все хорошо, милая?
- Да, конечно! – натянуто улыбнулась она.

- Может, тебе скучно?
- Нет. Просто… просто, я отвыкла от такого количества людей. – Ответила она.
Он взял ее под руку.
- Знаешь, Кристина, я не говорил тебе до последнего, опасаясь, что все может сорваться. У меня для тебя есть сюрприз.
- О чем ты? – Не понимая, спросила Кристина.
- Прошу, не волнуйся. Это приятный сюрприз.
- Не пойму тебя.
- Как давно ты не видела свою подругу?
- О ком ты? О Мэг? Мы не виделись с ней очень долго. С нашей свадьбы.
- Но вы ведь больше не общались. Почему?
- Я не знаю. Так вышло.
- Ты бы хотела ее увидеть?
Кристина лишь пожала плечами.
- Она здесь, Кристина. Я взял на себя смелость, сделать тебе небольшой сюрприз. Пригласить ее к нам. Тебе ведь будет приятно ее увидеть?
- Рауль…
- Пойдем, она должна быть где-то здесь со своим супругом.
- Супругом? – Удивилась Кристина.
- Ну да. Вы же были подругами. Разве ты не знала об этом?
- Нет. – Грустно усмехнулась она. – Мы же так давно не виделись с Мэг. Мы даже не писали друг другу. Я не в курсе ее жизни.
- Ну да, ну да. Я забыл. – Улыбнулся виконт.
Вдруг Кристина остановилась. Рауль обернулся на нее и обеспокоено спросил:
- Что с тобою? Тебе нехорошо?
- Нет, что ты. – Кристина поджала губы, и будто скрывая виноватое выражение лица, опустила взгляд. – Я хотела тебе сказать...
- Да?
- Спасибо тебе, что сделал это все для меня. Я не заслуживаю к себе такой щедрости. Не заслуживаю такой заботы!
- Что ты! Кристина, я хотел, чтобы ты не скучала. Кроме того…
- Нет, я не об этом. – Перебила она его. - Я о Мэг. Я, правда, не знала об этом ничего. Как ты мог молчать… Спасибо, что разыскал ее. Мы и правда, были раньше очень близки, но потом, после свадьбы я почти ничего о ней не знала. Мне это очень важно. Спасибо тебе.
- Ну что ты. – Виконт взял ее за руку. – Я подумал, что это и, правда, было бы хорошим сюрпризом для тебя.

Музыка, гости, незнакомые чужие лица – все это угнетало Кристину. Среди всех этих людей она чувствовала себя чужой. Вскоре виконтесса почувствовала легкое головокружение, и Рауль увел ее из толпы гостей. Она присела, пытаясь придти в себя. Ее беспокоило лишь одно. Главное, чтобы в этом месте, среди остальных людей не появился тот, кого она столь ждала, и вместе с тем, боялась увидеть.
- Кристина…
Виконтесса вздрогнула, и подняла глаза.
Перед ней стоял ее муж. Под руку его держала улыбающаяся миловидная молодая женщина. Кристина не сразу узнала в ней свою подругу.
- Кристина? – Тоненьким голоском переспросила она вслед за виконтом.
Молодая хозяйка вскочила на ноги и выронила черный кружевной веер.
- Господи! – Воскликнула она, прижимая руки к груди. - Мэг?
Дама улыбнулась ей в ответ. Рауль сделал несколько шагов назад, сказав что-то Кристине, но из-за доносившейся до ее слуха музыки, она его не расслышала.
- Мэг! – Повторила Кристина, и бросилась к ней.
Женщины обнялись, а потом еще несколько секунд смотрели друг на друга. Кристина осталась почти все той же девчушкой с большими широко распахнутыми шоколадными глазами и тяжелыми густыми кудрями, белокурая голубоглазая малютка Мэг изменилась куда больше. Она стала дороднее, и казалось, сильно повзрослела. С ее лица сошло вечное детское удивление. Кристине показалось, что она стала куда серьезней.
- Не могу поверить, что это ты!
Мэг пожала плечами, и рассмеялась. Большая роза, украшающая глубокий вырез ее платья заколыхалась.
- Столько лет! – Продолжала Кристина, радуясь, как ребенок. Щеки ее раскраснелись, глаза блестели.
Виконтесса взяла за руки подругу.
- Присядем?
Мэг ответила согласием. Они несколько секунд молчали, будто не зная, с чего начать.
- Рада тебя видеть. – Первая начала Кристина.
- Ты не представляешь, как я рада тебя видеть, дорогая Кристина. Мы так давно не виделись. По-моему, последний раз мы встречались на твоей свадьбе. – Улыбнулась белокурая девушка.
- Верно. Как давно это было. Почему мы… почему ты не писала мне?
- Вы уехали с виконтом в путешествие. А мама говорила, что лучше пока не тревожить тебя. Что всякое соприкосновение с прошлым не пойдет тебе на пользу, и лишь приносить беспокойство и боль.
- Она так говорила?
Мэг положительно кивнула.
- А потом я вовсе потеряла связь с тобою. Ведь ты не сказала даже маме, куда вы отправляетесь с Раулем. А потом… потом столько всего произошло, прости Кристина, и я забыла обо всем на свете. Я решила бросить балет…
Кристина внимательно слушала подругу, не смея перебивать ее.
-Мой муж весьма богатый человек, - продолжила Мег. - А супруга влиятельного человека не должна иметь ничего общего с театром. Огюст так считает, и я с ним совершенно согласна. - Она снова улыбнулась

- Родственники Рауля тоже так считали, когда мы поженились.
- И они правы! – Вдруг произнесла Мэг. – Да, я тоже так думаю. Я полностью поддерживаю мнение своего мужа. Он не может быть не прав. Кроме того, у меня все равно почти не было никаких ролей после… ну, ты понимаешь, после того, что произошло в Опере. – И Мэг густо покраснела.
- Да, конечно. Я понимаю. – Бесцветно произнесла виконтесса де Шаньи. – А что дальше?
- Я оставила это занятие. Мама была так… то есть, - она осеклась, - немного недовольна, когда я бросила балет.
Кристина вздохнула, опустив глаза, и уставившись на складки своего платья. Верно, мадам Жири, должно быть, была вне себя.
- Потом мы уехали из Парижа. Сейчас в Париже мы всего лишь несколько месяцев. – Извиняющимся тоном говорила Мэг. – Все было как-то не до этого. У тебя прекрасный муж. Представь себе, он разыскал меня. И пригласил нас сюда. Я была крайне удивлена и очень рада… Я скучала. Такая удача!
- Я тоже. Но хватит говорить обо мне. Ты счастлива?
Мэг подняла тоненькие брови.
- Как ты живешь?
-Очень хорошо. Мой супруг – замечательный человек.
- Я почему-то думала… - Начала с тоской Кристина. – Хотя нет, я и думала, что все будет именно так.
- Конечно. А у вас с виконтом…
- У нас есть сын. – Быстро ответила виконтесса, будто это было единственным моментом, что она могла поведать о своей супружеской жизни. Хотя, так оно и было.
Мэг в улыбке оголила белоснежные зубы. Кристина потерла висок.
- Вижу, ты хорошо себя чувствуешь в этом обществе, куда лучше, чем я.
- О чем ты?
Кристина до боли закусила губу.
- Ни о чем. – Но вдруг взгляд ее вспыхнул. – Мэг, дорогая подружка, мне так много нужно тебе рассказать!
- Ну, у нас целый вечер. Так о чем ты хотела поговорить?
- Мэг, я даже не знаю с чего начать! – Кристина ощутила, будто бы она снова вернулась в прошлое, когда они с Мэг были еще девочками, и делились совершенно всеми секретами.
У Кристины на душе было столько всего, что скрывать это все было просто невыносимо. Ей так хотелось, чтобы подруга, как и прежде, разделила с ней ее радости, тревоги, ее счастье. Она до сих пор так ни с кем и не могла поделиться самым главным, что последние месяцы занимало ее разум и ее душу.
- Подружка, я так счастлива. Я люблю…
- Я рада, что у вас с виконтом все хорошо. Он такой милый.
- Я не о нем, Мэг. – Прошептала Кристина, оглядываясь по сторонам.
Глаза ее подруги расширились, губы скривились в странной усмешке.
- Не понимаю, о чем ты? Ты о ком-то другом? Ты влюблена в другого мужчину?
- Ну да… - Замешкалась виконтесса.
- Кто он?
Кристина молчала несколько секунд, опустив глаза, а потом, взглянув на свою подругу, произнесла:
- Ангел Музыки. Мой Ангел… - Она могла назвать его по имени, конечно. Но вряд ли оно что-то скажет ее подруге.
Мэг сначала вздрогнула, потом зажала себе рот рукой.
- Господи! – Вспыхнула она. – Какой бред. Кристина… Тот самый? Призрак?! Это ты о нем сейчас говорила? Это он, тот самый мужчина, в которого ты влюблена? – Едва глупо не рассмеялась она.
- Он не Призрак! – Воспротивилась виконтесса.
- Он жив? Я… я думала, что он уже никогда не появится. Я видела, что стало с его домом, то есть, с подземельями в Опере. Мама сказала тогда, что об этом нужно забыть. И никогда больше не вспоминать. Я помню, она была крайне недовольна, когда я расспрашивала ее – не знает ли она, что с ним стало. Но как вы… как он нашел тебя? Опять? Что он сделал? Твой муж знает?
Кристина взмахнула ресницами.
- Конечно нет!
- Почему ты молчала? Что произошло? Какой предлог он придумал на этот раз? Если что-то угрожает тебе… что он с тобою сделал?
- Господи, да ничего! Все, чтобы не случилось между нами, на этот раз произошло с нашего обоюдного согласия! – Возмущенно прошептала Кристина. - Мы встретились случайно. – Виновато отводя взгляд, ответила Кристина, уже сомневаясь в том, что ее желание поделиться своими переживаниями с подругой было правильным. Годы брака и новой жизни изменили Мэг куда больше, чем она подозревала.
- И что между вами? – От напряжения у Мэг заполыхали даже уши.
- Мы любим друг друга!
Зря Кристина наивно полагала, что ее старая подруга разделит с ней ее счастье и радость, а так же все невзгоды, лежащие на ее плечах. Все эти минуты виконтесса немо глотала подступающие к горлу слезы.
- Точнее, вы любовники! – Чуть ли не во весь голос воскликнула подруга.
- Мэг! – Шикнула на нее Кристина, сдерживая рыдания. – Прошу тебя, тише! - С укором произнесла она. - Нет. Вовсе нет! Все не так! Как тебе объяснить, понимаешь, с этим человеком я познала те чувства, которых никогда не испытывала и, возможно, не испытаю, к мужу.
- Глупости!
- Мэг, он позволил мне почувствовать то, что я никогда бы не узнала в браке!
- Измену!
- Господи, да о чем ты?!
- Он же преступник!
- Ты никогда не считала его преступником! Ты сама говорила потом, что все эти люди в тот вечер поступили с ним несправедливо, чуть не растерзав, как стая животных!
- Кристина, ты могла пострадать от его рук там, тогда!
- Но я не пострадала!
- Я не верю, Кристина, что ты так низко пала!
- Да, слишком низко. – Обиженно произнесла виконтесса. – Но я не жалею. Я люблю его. Моя душа… живет, пока он жив, и пока он рядом. Я поняла это. Но, увы, поздно.
- Кристина, но ты же любила своего виконта. – Совершенно запуталась Мэг.
- Да, наверное. Пока не поняла, что на самом деле все это было заблуждением.
- Твое заблуждение – это то, что происходит сейчас! – Наставническим тоном начала подруга.
- Да нет же.
- Он…
- Он тот, кого я люблю!
- Вы встречаетесь с ним в тайне от мужа?
- У нас нет выбора.
- Я никогда бы не могла подумать, что такое случится. Какой ужас! Он же… не в себе! Ты помнишь все, что происходило несколько лет назад в театре? Ты ложишься в постель к сумасшедшему человеку! Если бы это был кто-то другой…
- То ты бы не осуждала меня сейчас. – Закончила с горечью Кристина.
- Ну… нет, я не совсем это хотела сказать. – Замешкалась Мэг, стараясь придать своей фразе иной смысл.
- Это. Именно это ты и хотела сказать, Мэг.
- Эта связь искалечит тебе жизнь, милая!
- Не стоит обращаться со мной, будто бы и я тоже, по твоему разумению, не в себе. Я не думала, Мэг, что ты осудишь меня!
- Я забочусь о тебе! Ты мне не безразлична!
- Не стоит…
- Кристина!

- Прости, я… мне нужно подышать воздухом. Прости.
И виконтесса, вскочив на ноги, кинулась сквозь толпу людей прочь. Свет и переливающиеся огни перед глазами виконтессы исчезли, у нее кружилась голова. Она выскочила на террасу, вцепившись в холодные перила так сильно, что кожа на костяшках ее рук побелела. В глазах стояли слезы.
Она беспомощно хватала сухими губами прохладный ночной воздух, пытаясь унять какую-то беспричинную обиду и страх, волнами проходившие по ее телу.

- Вижу, вы снова скучаете, виконтесса?
Кристина поспешно обернулась, чувствуя, что внезапно донесшийся до ее слуха мелодичный мужской голос напугал ее.
От щек отлила кровь, она мгновенно побледнела. Перед ней стоял Эдмон Легард. В коротком мундире, богато (Кристине показалось, что чересчур богато) расшитом золотистыми, такого же цвета, как пуговицы, галунами. Одним словом, он всем своим видом очень походил на офицера начала века.
Кристина стерла мокрые дорожки слез со своих щек. Он с глухим звоном ударил каблуком начищенных до блеска сапог об пол, и козырнул Кристине, широко улыбнувшись. У той по спине прошел холод.

- Мсье Легард. Я не знала, что вы в Париже. – Растерянно произнесла Кристина. - Я вовсе не ожидала увидеть вас.
Человек, которого она меньше всего хотела сейчас видеть, стоял напротив нее, вероятно, ожидая от нее беседы.
- Я как компаньон брата вашего супруга тоже приглашен. Это огорчает вас?
- Нет. Нет, конечно. Просто, удивлена.
- Мы давно не пересекались с вами. Я бы хотел попросить прощение за то, что наша последняя встреча была не совсем приятной. Для вас. Помню, она закончилась весьма…
- Все хорошо, мсье. Я предпочитаю, не вспоминать о былом. К чему это? Прошлое – порою, не самая приятная часть нашей жизни. Слава богу, мы живем настоящим.
- Полностью согласен. Прошлое не заслуживает такого внимания! Как верно сказано, дорогая виконтесса. Но, думаю, это же не помеха тому, что бы совершенно справедливо заметить, что вы, как и всегда, обворожительны.
Кристина ответила на комплимент лишь судорожным вздохом. Она окидывала взглядом большой шумный зал, наполненный людьми, который открывался ее взору в дверях. Среди пестрых нарядов и различных масок невозможно было никого узнать или что-то рассмотреть. Она начинала ощущать, как в груди ворочается тревога.
- Вам крайне идет эта форма. – Пытаясь держать наигранную улыбку, произнесла Кристина. – Прекрасный костюм.
Эдмон учтиво кивнул.
- Благодарю. Я могу просить вас о таком небольшом одолжении, как танец? – Он по-кошачьи сощурил зеленые глаза, которые сейчас на самом деле показались Кристине больше голубыми. Почти как чистое весеннее небо.
- Мсье Легард, понимаете ли… сейчас, сейчас не лучший момент. – Кристина смотрела, будто бы сквозь него и была крайне взволнована. – Прошу прощения.
- Вы кого-то ищите, виконтесса?
Кристина вздрогнула, посмотрев ему прямо в глаза. Он поймал ее взгляд, и, вскинув голову, улыбнулся. Улыбка шла ему, украшая и без того красивое лицо с правильными чертами. Казалось, все делало его еще привлекательнее – строгая форма, темные зачесанные назад и аккуратно собранные в хвост волосы, едва заметная довольная улыбка, не сходившая с его губ. Но Кристине меньше всего хотелось с ним говорить, еще меньше – танцевать.
- Мсье Легард, я хозяйка. Это моя обязанность.
- Понимаю. – Приподнял он одну бровь. – Виконтесса, я бы предпочел, и взял на себя смелость, попросить вас снова называть меня по имени. К чему эти формальности. Не очень люблю утруждать дам формальностями.
- Это верно, не любите. – То ли пошутила, то ли съязвила Кристина.

Она опустила глаза, случайно замечая, как он кладет руку на эфес висящей на боку шпаги. Кристина искусственно улыбнулась.
- Хорошо обращаетесь со шпагой, Эдмон?
- Лучше, чем вы думаете, дорогая.
Кристина вздохнула неполной грудью, и, шурша складками юбки, прошлась вдоль террасы.
- Обещаю вам танец, Эдмон. – Без энтузиазма ответила женщина. - Но чуть позже. Прошу вас понять меня. Я немного устала от шумной толпы. Позвольте мне немного перевести дух. Побыть в одиночестве.
- Безусловно! – Он резко выпрямился, демонстративно расправив плечи, как это имеют обыкновение делать солдаты, прежде чем отдать честь более старшему по званию. – Я всегда к вашим услугам.
Кристина кивнула. Легард развернулся на каблуках, и поспешно пошел к дверям. Виконтесса, глядя ему в след, поежилась от прохлады. Она сложила руки на груди, и снова прошлась по террасе. Отошла в другой ее конец, остановилась, глядя вниз, всматриваясь в темную синеву, слушая, как ветер шумит в кронах деревьев.

- Виконтесса де Шаньи, хорошо проводите время? – Услышала она совсем близко, прямо у себя над ухом. От такого знакомого голоса, Кристина ощутила, как у нее перехватило дыхание.
Ей стало тепло, будто кто-то вплотную встал у нее за спиной. Кристина торопливо обернулась, и едва не вскрикнула. Кто-то взял ее под локоть, и подтянул к себе еще ближе. Она сразу же узнала этот голос, и того, кому он принадлежал.
- Господи, что ты здесь делаешь? – Ужаснулась она, ощущая, как ее обнимают и притягивают к себе. Ей стало почти нечем дышать. – Эрик… - Выдохнула она ему на губы. - Как ты здесь оказался?
Сердце у нее забилось с невероятной скоростью.
- Я просто… - Он едва коснулся губами ее виска, и Кристина вздрогнула в очередной раз вовсе не от холода. – Я просто хотел посмотреть на тебя... И только. – В полутьме она заметила, как он чему-то довольно улыбнулся.
Кристина, прикрыв веки, отсчитывала секунды. Он обнял ее стан. И тепло разливалось по ее телу. Сколько еще секунд ей будет позволено быть с ним? Меньше всего она хотела отпускать его.
Она очнулась, когда его пальцы осторожно провели по ее щеке, спустились на шею. Кристина открыла глаза.
- Не надо. Пожалуйста. – Отстранилась она, останавливая его. – Иначе я… не смогу остановиться, и не отпущу тебя.
- Ты очень красивая!
- Уходи, пожалуйста! Здесь полно людей. Тебя могут увидеть. Нас может увидеть Рауль.
- Я не видел тебя почти неделю. – С упреком произнес он, и Кристина уловила в его голосе беспокойство.
- Я не могла придти. Прости. Подготовка к этому карнавалу… - Она скривилась, будто ей дали хлебнуть чего-то кислого. – Мы скоро увидимся. Я обещаю. Но не здесь.
Он взял ее за обе руки. Поочередно поднес к своим губам. Кристина снова закрыла глаза, покорно положила голову ему на плечо, не в силах бороться с искушением.
- Уходи… - Прошептала она, почти застонав. До слуха ее доносилась музыка, гремящая в зале, отдаленные звуки мелодии, его прикосновения и шепот, лишь баюкали ее. – Иди… - Снова повторила она, отстраняясь. Но он удержал ее на несколько секунд в своих руках, она почувствовала, как он провел по ее волосам, настойчиво обвел один из завитков ее прически.
Когда Кристина пришла в себя, и разомкнула веки, еще чувствую его тепло, рядом с ней никого не было. Она вскинула руку, машинально коснулась кончиками пальцев прически, и вдруг почувствовала прохладные бархатные лепестки. В ее волосах был цветок.
Кристина улыбнулась. Ее улыбку скрыла синева холодной ночи.

-

- Очень надеюсь, что Кристина не скучает. – Устало привалившись плечом к стене, проговорил Рауль брату, сжимая еще крепче бокал с шампанским в руке.
- Возможно, возможно. Твою же жену всегда забавляли подобные мероприятия. – Филипп теребил ус, и одновременно внимательно следил за молоденькой маркизой, сидящей неподалеку, учащенно обмахивающейся большим розовым веером, и хлопающей длинными ресницами, явно проявляя интерес к графу. Искусственно завитые рыжие кудри ее развивались при каждом взмахе ее веера, и когда поток воздуха обдавал ее кожу.
Графа же милое розовощекое создание, чей цвет кожи, да и внешний вид вообще, неимоверно напоминал молочного поросенка, интересовало куда больше, чем разговоры его брата о виконтессе. О которой Рауль мог говорить часами. Преподнося все факты о ней, будто она божество.

- Филипп, не говори так о ней.
Филипп снова глянув в сторону маркизы. Диванчик, оббитый золотистым атласом, был пуст. Ее уже не было. Видимо, кто-то пригласил ее на танец. К горлу графа подкатило недовольство. А все из-за глупых разговоров его брата!
- Я еще ничего такого не сказал.
Рауль в удивлении обернулся на брата. Тот был спокоен, и ответил ему лишь самодовольно ухмылкой.
- Послушай, почему бы тебе уже не перестать разглагольствовать, а не найти свою женушку, и потанцевать с ней. – Закатил глаза граф. – Или, в конце концов, не заняться с ней чем-нибудь еще. Перестать стоять здесь просто так, и найди ее, черт побери. Как знать, вдруг твоя супруга сейчас прекрасно проводит время в компании какого-нибудь… поклонника. – Наблюдая за реакцией брата, засмеялся граф.

В нескольких шагах от них прошла молодая маркиза, все так же учащенно обмахиваясь огромным розовым веером. Она, пригубив бокал с шампанским, весело смеялась, пребывая в компании с какой-то еще высокой щуплой дамы с острыми чертами лица, на чьей долговязой фигуре бальной платье висело мешком и вовсе не красило.
Граф, пользуясь тем, что Рауль так ничего и не ответил ему, отошел от брата, оставив того в одиночестве.

Рауль вскинул глаза снова на толпу. И судорожно начал кого-то искать. Бокал в руке дрогнул. Кристины нигде не было. Он подался вперед, и ступил прямо в центр опьяненных танцем людей, которые беспрерывно натыкались на него, не замечая так неожиданно вспыхнувшей тревоги в глазах хозяина.
У виконта почему-то с бешенной скоростью билось сердце, будто бы он преодолел препятствие длинною в несколько миль бегом, холодный липкий пот обдал лицо.
- Кристина… Кристина! – Отбивало сердце слоги имени его супруги.

Он нашел свою супругу спустя несколько минут на террасе. Кристина тщетно пыталась скрыть учащенное дыхание, оправляя складки платья.
- Я не мог тебя найти. Стал беспокоиться. – Облизывая пересохшие губы, произнес он.
Казалось, появление супруга Кристину ни капли не обрадовало.
- К чему это беспокойство. Господи, да на тебе лица нет. – Поспешно заговорила виконтесса. - Мне стало душно. Я всего лишь вышла подышать свежим воздухом. – Кристина приложила руку к груди. - Среди этих всех гостей… я начала задыхаться. - Отмахнулась Кристина, машинально запуская в прическу тонкие пальцы. У нее было большое желание выдернуть цветок из волос, чтобы супруг ничего не заметил.
Но, похоже, во всей этой суматохе Рауль не обратил на него никакого внимания.
- Здесь довольно холодно, Кристина, ты простудишься! – Он приблизился к ней.
- А, по-моему, в самый раз. – Засмеялась она, и на трясущихся ногах, подойдя к нему, взяла Рауля под руку. – Пойдем к гостям. Неужели ты оставил их. Хорош, однако, хозяин.
- Как беседа с Мэг?
Кристина закашлялась.
- Хорошо.
- Я рад.

- Замечательный вечер, - рассмеялась Кристина, подхватывая с подноса слуги бокал с искрящимся шампанским, и поднося его к губам, как только они вошли в дом. Она с трудом говорила, жажда мучила ее, язык противно прилипал к небу. Кристина залпом осушила бокал.

***
Это был сложный вечер. Знать, что сейчас она так близка и невероятно далека, устоять перед ней, запрещая себе любые мысли о ней. Он пришел к себе, и кинул на кровать женскую маскарадную маску. Кристина обронила ее, забывшись в кольце его рук.
Подумать только, и он научился так жить… Украдкой срывая с ее губ поцелуи, превратившись в ее тень, неотступно движущуюся за ней. За ее разумом, за ее душой, за ее сердцем, за ее телом. И как у него, однако, это получается, где он берет силы переступать всякий раз через себя? Теперь уже он не знал и сам.
Для нее, наверное, это по сей день не больше, чем игра, развлечение. А он тщетно пытается верить в их чувства, и продолжает лживую игру в бесстыдных любовников. Это зазорно, это унизительно, но он забывает обо всем это, как только видит ее, забывает и теряет себя, теряет рассудок, и там уже почти безразлично то, что он становится в ее руках лишь игрушкой спасающей ее от тоски и скуки.
А когда она в последние секунды в полузабытье произносит его имя, то и подавно безоговорочно верит в подлинность этой игры, и обретает силы не останавливаясь, идти дальше сквозь ложь, зная, что ни у него, ни у нее нет будущего для них обоих. Вот только неужели сил бороться за нее он никогда не найдет, так и оставаясь безликой тенью?
Наверное, пора преступить эту призрачную черту воображаемой любви, и решиться на что-то большее!

-
Когда Кристина пришла к себе в спальню, по завершении маскарада, и после того, как служанка помогла переодеться ей, она без сил упала на свою кровать, но долго не могла уснуть. Она лежала без движения в темноте, которая словно тяжкое бремя, давила ей на грудь. Ее мучили дурные мысли, сердце учащенно отсчитывало удары. Перед глазами плыли расплывчатые устрашающие образы. Ее мучило какое-то дурное предчувствие, и она никак не могла определить его причину.
Она вспоминала разговор с подругой, и отчего-то ей хотелось плакать, она вспоминала лесть и самодовольную ухмылку на губах Легарда, ей становилось стыдно, она думала о том, что Эрик столь неожиданно, впрочем, как и всегда, оказался рядом в тот вечер, и она сожалела, что одна в холодной постели, чувствуя ничем не заглушаемую тоску и боль без него.
На смену этим мыслям приходили мысли тревожные и болезненные. Она думала о своем муже. Рауль. Он, как и прежде добрый и наивный человек. Он ее любит. Это легко заметить и понять. Заботится. Ему важно, чтобы она была счастлива. Ради нее он разыскал ее давнюю подругу, в надежде, что это будет в радость Кристине. Все-таки, он хороший человек. Нет! Он не заслужил такой жестокой лжи по отношению к себе. Он всего лишь обычный человек, который стремится быть счастлив в своем небольшом мирке – в семье. Но разве она виновата, что уже больше не может дать ему этого спокойствия и счастья? Что не может больше быть ему женой в полном смысле этого слова? Она так давно не обнимала мужа ночами. Она вообще его давно не обнимала…

Она приподнялась на подушках, зажгла ночник, стоящий на столике, рядом с ее кроватью, взяла в руки потрепанный молитвенник и начала дрожащими пальцами перелистывать его.
Наверное, не осталось уже молитв, которые она не возносила к Господу, нет таких молитв, которые могли бы облегчить ее страдания.
Той ночью она так и не сомкнула глаз.

-
Надо сказать, этот маскарад отнял у Кристины последние силы. Жизнь показалась ей еще бесцветней и бесцельней. В доме супруга она по- прежнему чувствовала себя чужой, каким-то бесплотным духом.
Супруг же старался ей во всем потакать и угождать. Кристина пыталась быть хорошей женой, гнала от себя мысли о горькой судьбе, старалась не отвечать Раулю на его заботу резкостью, смущенно улыбалась ему, когда он, беря ее за руку, с трепетом говорил, как она по-особому хороша сегодня. Но все его комплименты и восхищения ею лишь больше растравляли ее рану.
Она испытывала безудержные угрызения совести, что так и не смогла стать ему достойной супругой, что по-своему уже давно стала ненавидеть и его, и себя, и, наверное, даже того мужчину, кто был всему этому причиной.
Все это время, что Рауль был рядом с ней, она проводила с сыном. Виконт говорил ей, как мальчик похож на нее, хотя ребенок был вовсе не похож на мать. Не известно вообще, что этот ребенок унаследовал от своей матери – ни ясные голубые глаза, ни белокурые волосы, ни черты лица – ничто это не принадлежало виконтессе де Шаньи.
Как-то Рауль, наблюдая, как супруга возится с мальчиком, снова стал мечтать о дочери. Он сказал, что был бы безмерно рад увидеть ее с малышкой на руках.

Она почувствовала, как у нее затряслись руки, она замешкалась на долю секунды.
Кристина солгала ему, что после случая, когда она потеряла их второго ребенка, врач посоветовал ей больше не иметь детей, так как это положение может отразиться на ее здоровье. Муж всегда с трепетом относился к ее здоровью. Он поймет.
Рауль нахмурился, недоумевая, и будто пытаясь припомнить – говорил ли врач это ему? Если он умолчал об этом, то почему?
Но, здоровье Кристины было для него дороже всего. Кроме того, у них есть уже один ребенок. У него есть чудесный наследник. Это все, чего можно желать!
Ложь Кристины дала ожидаемый результат. Рауль больше не заговаривал о ребенке.

Через несколько дней в доме виконта появилась Мэг. Спустившись из своей спальни, Кристина застала ее в гостиной. Мэг в нетерпении вертела в руках перчатки, дожидаясь хозяйки.
- Кристина, дорогая, – тихо обронила она, увидев в дверях виконтессу.
- Мэг, – проходя в комнату, и отпуская прислугу, произнесла Кристина. – Что привело тебя к нам? – Довольно прохладно спросила она.
Хозяйка пригласила подругу сесть.
- Хотела повидаться. Знаешь, - начала несмело Мэг, - мы скоро покидаем Париж. Я хотела поговорить. Кроме того… извини. – Выдохнула Мэг. – Прости Кристина, я не должна была поступать с тобою так. Там. В тот вечер. Я была не справедлива. Надеюсь, ты простишь мне мои резкие слова. В твой адрес. И в адрес… этого человека.
Кристина провела рукой по лицу, не поднимая взгляд, и всхлипнула.
- Кристина? – Мэг приподнялась, и подалась вперед, приникая к виконтессе. – Кристина, что с тобой?
Плечи Кристины вздрагивали, будто бы ее лихорадило. На самом деле, она просто давилась в рыданиях. Она отчетливо вспомнила слова подруги. Нет, она плакала не от обиды. Вовсе по иной причине. Здесь, сейчас на какое-то мгновение ей вдруг показалось, что Мэг в сущности была так близка к истине, она была права. И сейчас ей вовсе не нужно извиняться! Нет необходимости лишь потому, что ее слова были верными. Все, что она сказала – было правдой!
- Мэг… - Протянула она, захлебываясь слезами, и закрывая лицо ладонями, будто желая укрыть от подруги свою боль и стыд. – Прости меня, я тоже наговорила тебе лишнее. Мэг, господи, если бы ты только знала…
- Что?
- Что я чувствую. Я сожалею, что тоже наговорила тебе глупостей! Я запуталась, Мэг. – Она позволила подруге обнять себя, и приникла к ней, положив голову на плечо.
Кристина прекрасно понимала, что слишком давно держала все в себе. А человека, которому она сможет все рассказать у нее никогда не будет. Да, Мэг тогда, наверное, поступила правильно, осудив ее…
Виконтесса не могла больше сдерживаться, и дала волю чувствам, ощущая, как едкие слезы застилают ее глаза. Подруга несколько минут лишь гладила ее по волосам, а затем еще несколько минут успокаивала, укачивая, как ребенка, и говоря какие-то одобряющие и успокаивающие слова.
- Я не понимаю тебя, Кристина, - начала Мэг, когда виконтесса более или менее усмирила свои рыдания. Она уже сидела с прямой спиной, сложа руки на коленях и гордо держа голову. – Ты говорила, ты счастлива с этим… с ним.
- Я его люблю. – Твердо ответила виконтесса. - Но это еще не значит быть счастливой, Мэг. Я делаю несчастными их обоих. Я уже не могу принадлежать своему супругу, а ему я, наверное, никогда не смогу принадлежать до конца и по закону. Все, что я могу – это в тайне любить его. Но ему этого мало, не достаточно. Я знаю. Я чувствую, Мэг. Я не знаю, сколь долго Эрик сможет это терпеть. Я боюсь, что рано или поздно все будет кончено.
- Кто?
- Эрик. Его зовут Эрик. – Пояснила виконтесса, отвлекаясь от тягостных мыслей.
- Господи, так у него есть имя!
- Ну, разумеется. - Объяснила Кристина, и вдруг едва заметно улыбнулась.
Мэг с сочувствием взглянула на заплаканное лицо подруги. Бедняжка Кристина, она еще никогда не видела ее в столь растерянных чувствах.
- Неужели, твои чувства и правда столь сильны? О, Кристина, разве я могла предположить. Я была так потрясена, когда ты обо всем рассказала мне. Прости, именно потому я не знала, как реагировать.
- Все хорошо. Ничего страшного.
- Но мне всегда казалось, вы с виконтом так любите друг друга. Вы столько пережили. Он так заботился о тебе, когда эти несчастья в театре постигли тебя. Ты всегда рассказывала мне, как вы были дружны. У вас была такая прекрасная свадьба. Я думала, вы будете счастливы до конца дней.
Виконтесса грустно усмехнулась.
- Я тоже так думала. Но все оказалось иначе. Мэг, я прекрасно понимаю, что делаю глупости. Я знаю, я заслуживаю осуждения.

- Кристина, если бы ты сделала верный выбор тогда…
- Уже поздно говорить об этом, Мэг! Я даже не понимала, что испытываю к нему. Ты же знаешь, как все это было. Он был сказкой…
- Он был далеко не сказкой! – Усмехнулась подруга.
- Для меня он был чем-то необъяснимым. Он требовал того, чего я не понимала и не могла почувствовать. Тогда я не понимала. А он заставлял любить себя. Меня пугал его гнев, его ярость. Я не знала, как мне вести себя с этим человеком, я каждую минуту боялась оступиться. Мне казалось, за любую ошибку он может убить меня! Но это не так. И теперь мы расплачиваемся за ошибки. Я пытаюсь их исправить.
Еще какое-то время они сидели, держась за руки. Кристина дрожала. Мэг успокаивала ее. Потом они начали говорить о чем-то непринужденном, отвлеченном, чтобы преодолеть это давящее напряжение, нависшее над ними, будто свинцовое облако. Они говорили о прошлом, о том, когда они были беззаботными детьми, вспоминали свои шалости и глупости, вспоминали, как легко и чудесно было им в те годы.
Так прошло около часа. Мэг спохватилась, начала твердить, что ей уже пора, и надо возвращаться.
Она поцеловала подругу на прощанье, еще раз пожелала быть аккуратнее и благоразумнее, и покинула ее дом.
Еще какое-то время Кристина сидела в гостиной, размышляя обо всем, что произошло на маскараде, вспоминая светящееся счастьем лицо подруги – она, видимо, счастлива в своем браке, в ее жизни нет ни темноты, ни лжи, ни боли. И душу ее окутывала тоска.

Несколькими часами позже после того, как хозяйка поднялась наверх к себе в спальню, ее снова потревожила горничная, сообщив, что ее спрашивают. Кристина не ответила энтузиазмом. Она лишь молча проследовала снова в гостиную.
Ей не хотелось больше никого видеть, ни с кем разговаривать. Спросить – кто ее ожидает, ей пришло в голову лишь тогда, когда она спустилась с лестницы, и от гостиной ее отделяло всего несколько шагов.
- Господин Легард. – Как-то по-особому с благоговением произнесла девчушка-горничная, будто бы это имя принадлежало ни кому-то, а тому, кем следует восхищаться, на кого следует молиться.
Кристина почувствовала, что даже последние крупицы всякого желания следовать в гостиную, растворились в пустоте, будто песок, струящийся сквозь пальцы, и уносящийся сильным порывом ветра.

- Мсье Легард. – Бесцветно произнесла Кристина несколько минут спустя.
- Рад вас видеть, дорогая виконтесса. – Он слегка поклонился, приветствуя ее. - Увы, виконтесса, а вы так и не подарили мне обещанный танец тем вечером.
- Я сожалею. Я была так взволнована, и утомлена. – Без всякого интереса ответила она.
- Ну разумеется.
- Вы с каким-то определенным делом, или…
- Я подумал, что было бы разумно навестить ваш дом, поприветствовать вас еще раз, и сказать, что вечер удался на славу. Благодарю вас. Вы даже не представляете, какие новые открытия было позволено мне совершить в этот вечер. Спасибо. Все было великолепно!
Кристина не совсем его поняла. Да и не хотела понимать. Ей было утомительно слушать этот вкрадчивый, с нотками то ли восхищения, то ли чрезмерной колкости, голос. Хоть он и лился подобно бальзаму.
- Я думаю, вам стоит поблагодарить моего супруга. Поверьте, я тут не при чем.
- Ошибаетесь. Ошибаетесь, дорогая.
Ей показалось, что в его голосе еще отчетливей обрисовалась усмешка победителя. Но она не ответила ему на это ничего.
- Кроме того, я был очень рад снова вас видеть.
- Благодарю. Но поверьте, сударь, вы все-таки уделяете мне чрезмерно много внимания. Это лишнее.
- Ну что вы. Зачем же вы столь черствы. Я помню, вы были вовсе не против моих знаков внимания.
- Мсье Легард…
- Эдмон. Эдмон, Кристина. – Уточнил он, улыбаясь.
- Эдмон, прошу вас, не думаю, что это те моменты прошлого, которые можно и нужно вспоминать. Они мне неприятны.
- Вот как?
- Все было иначе. И я сожалею о проявленной слабости.
- О, понимаю. Просто, наши последние встречи были не совсем приятны вам. И я понимаю – почему. Я прошу простить меня. Мне крайне неприятно думать, что вы можете таить на меня обиду.
- Никаких обид, Эдмон. – Кристина скупо улыбнулась.
- Поверьте, я не собираюсь ничего требовать. Разве вас угнетала наша маленькая дружба? Мне казалось, вам было приятно, кроме того…

- Прошу вас, я не заслуживаю вашего интереса. В мире столько женщин, они жаждут ваших комплиментов, вашего внимания.
- Но не вы. – Вздохнул он невесело, и Кристине даже показалось, что в его светлых глазах промелькнула грусть. - Вы самая прекрасная женщина, которых я только встречал. Вы ошибаетесь, вы заслуживаете куда большего внимания!
- Спасибо.
Он подошел к ней, остановился в нескольких шагах от нее. Взгляд его прояснился, Кристина даже позволила себе облегченно вздохнуть.
- Я знаю, граф часто бывает у вас. – Сменил он тему. – Я заезжал сегодня к нему, и к сожалению, его не застал. Я хотел переговорить кое о чем с ним.
- Нет. К сожалению, ни чем не могу вам помочь.
- Ну что ж… - Легард разве руками. - И все-таки, я надеюсь, это не последняя наша встреча. Помните, я всегда к вашим услугам.
Он выжидающе смотрел на нее, виконтесса опомнилась, и нехотя протянула ему руку на прощанье. Кристина позволила на долю секунды ему прикоснуться губами к своей руке, после чего всем телом вздрогнула, и убрала руку. Легард поднял на нее многозначительный взгляд.
- До встречи.

После ухода Легарда Кристина застала свою служанку у окна. Девушка теребила тяжелую занавеску, с замиранием сердца глядя в окно. Виконтесса остановилась позади нее. Эдмон Легард, поправил шляпу, сказал что-то извозчику, и сел в свой экипаж. Девушка, не отводя глаз от гостя, что-то бормотала себе под нос.
- Мари, - укоризненно выдохнула Кристина у нее за спиной, - что ты там увидела?
Но девушка лишь плотнее прижалась лбом к стеклу, будто не слыша ее.
- О мадам, правда, он такой… такой… - Она повернулась к хозяйке. Еще не в силах придти в себя.
Кристина взглянула в поддернутые поволокой глаза девушки.
- Мари, отойди от окна. – С прохладой произнесла виконтесса. – Пойди лучше на кухню, и попроси сделать мне чай. У меня болит голова.
- Простите, госпожа, - приседая в реверансе, ответила девушка с трудом, отходя от дурмана, охватившего ее, и задрожав от волнения.
Когда она оставила хозяйку, Кристина еще раз, украдкой глянула в окно. Экипажа Эдмона Легарда уже не было.
Господи, ей еще не хватало по уши влюбленной горничной в ее поклонника, которого она видеть не может.

-

Граф с неподдельным интересом изучал какие-то бумаги, сидя за столом в своем кабинете. Эдмон Легард, заложив руки за спину, неспешно прохаживался по кабинету, изучая корешки книг, стоящих на увесистых полках, будто они и, правда, представляли для него хоть какой-то интерес. Филипп, держал в одной руке лист бумаги, а в другой сигару, пепел от которой он лениво стряхивал в небольшую хрустальную пепельницу, грани которой играли на свету.
- Подрядчик, которого ты предложил, надежен?
- Разумеется. Оторвись ненадолго от дел. – Наконец, подойдя к креслу, стоящему напротив графа, произнес Легард. – Почему твой брат не хочет присоединиться к нам? Еще один компаньон – это было бы неплохо, кроме того, он твой родственник.
- О, нет. – Отмахнулся граф, перечитывая бумаги. – Рауль несмышленый мальчишка. Сомневаюсь, что он хоть в чем-то понимает. У него нет никакого желания. Жаль, жаль, что он так и не понял самого главного. Так и не понял, что фамилия де Шаньи – не пустой звук. И что уже не время играть в глупые игрушки. Я столько раз объяснял ему, а он всегда стремился заниматься чем-то другим. Будто назло всем!
Эдмон Легард вяло отреагировал, лишь приподняв одну бровь.
- У него в голове только одно. Эта его девчонка. Юношеская глупость, господи!
- Его супруга. – Уточнил Эдмон.- Филипп, я могу задать тебе вопрос?
Граф поднял на него взгляд, и прищурился, теребя ус.
- О чем?
Эдмон снова распрямился, сев в кресло, и в голубых глазах его с длинными ресницами заиграл озорной огонек. Филипп, в ожидании, затушил сигару.
- О… виконтессе.
- Спросить меня?! – Удивился граф такому повороту событий. – С какой стати ты собираешься спрашивать меня о ней? Она не моя жена… Она жена моего брата. Интересно, что тебя интересует в отношении жены моего брата? – Рассмеялся граф, замечая, как хмурится Эдмон Легард. – Ну ладно, так, что ты хочешь спросить?
Легард привстал с кресла и прошел к большому окну, находящемуся позади Филиппа, облокотившись на подоконник обеими руками, словно ему нужна была опора.
- Ничего особенного. Мне стало лишь интересно. – Первым делом произнес он, будто желая заранее обезопасить себя и свой вопрос, дабы не попасть впросак. – Не первый раз замечаю, что ты говоришь о том, что Рауль очень дорожит своей женой, всячески стараясь угодить ей. На это есть причины? Она такая хорошая жена?
- Откуда я могу знать, - быстро ответил Филипп.
- Ну, знаешь, есть жены верные, есть неверные, хорошие, плохие… - Начал издалека Эдмон Легард.
- С ее-то прошлым… от таких женщин можно ожидать чего угодно.
- С каким - таким ее прошлым? – Легард развернулся, и присел на подоконник, сложив руки на коленях. – Что ты имеешь в виду?
- Черт побери, это давно истерзанная журналистами и прочими сплетниками история. – Закатил глаза Филипп, оторвавшись от своих записей, и откинулся на спинку кресла.
- Я не журналист и не сплетник.
Филипп не знал, что именно так яро желает узнать Легард. Как ему казалось, о Кристине можно рассказать очень многое. И самое главное – из этого многого – ничего хорошего. Скверная история, не лишенная темных пятен. Но история Кристины Даэ гремела когда-то во всеуслышанье, и потому, если о ней узнает и Легард, ничего не случится.
- Знаешь, я не любитель делиться старыми историями. Кристина… Кристина Даэ, это ее девичья фамилия, безродная простушка, - начав в задумчивости тереть подбородок, сказал Филипп, сам, однако не понимая, и зачем он все-таки рассказывает столь провокационные и интимные подробности своей семьи. Но он всегда был столь недоволен Кристиной, что не мог сдержать свое негодование. – С детства она жила в театре. Она осталась сиротой, ее взяли в этот… - граф подбирал слово. – В этот бордель, так как у нее больше никого не было, так работала какая-то знакомая ее отца, если я ничего не путаю. Я не знаю подробностей, черт побери, зачем они тебе? Помню, мой брат знал ее, когда они были маленькими детьми. Они подружились, играя на берегу реки. Тогда еще наш отец был жив. Это было в каком-то маленьком городке, где мы остановились на несколько дней. Наша остановка в силу обстоятельств продлилась гораздо больше, чем мы думали. Недели две с половиной. За это время Рауль успел подцепить ее себе в друзья, не отпускал ее ни на шаг, возомнив себя старшим, и считая себя в ответе за нее. Но кто предполагал, что он встретит ее спустя много лет. И… влюбится, черт возьми. Эта девчонка свела его с ума. Он потерял голову. Она была обычной танцовщицей в театре, потом певичкой. Я говорил ему, что все это бред. Такие женщины в последнюю очередь думают о чувствах, и в первую – о кошельке своего поклонника. У этой Кристины ужасная репутация. – Поморщился Филипп.
- Послушай, ты ненавидишь ее, или ты ведешь себя так, потому что у тебя есть на нее виды?
- У меня? – Изумился граф, и засмеялся. – Вот уж никогда не испытывал к ней никаких чувств. Это чепуха. Поверь, это не та женщина, о которой можно мечтать и бредить. До сих пор не могу понять, что именно нашел в ней мой брат.
- Нельзя? Ты так думаешь? – Эдмон почувствовал, как мышцы во всем теле напряглись. Солнце пекло ему в спину, жар бросился ему в лицо, и его от природы бледная кожа порозовела.
- Тебе ли не знать. Уверен, ты куда лучше понимаешь в женщинах, как и я сам, чем мой бедный брат. – Прищелкнул языком Филипп. – Это обычная девчонка, каких на после полуночи можно найти уйму у каждого второго фонаря!
- Так что с ее репутацией?
- Да зачем тебе это нужно?
Эдмон нервно заморгал.
- Просто так. Ты начал рассказывать занимательную историю. Я хочу ее дослушать.
- Хорошо. Так вот, она едва не убила моего брата, чуть не лишив его жизни.
- Каким образом, Филипп?
- У нее был какой-то шальной любовник, который был ее покровителем. Черт подери, если бы ты только знал, какие бесчинства он творил в театре. Этот проклятый крысятник просто сходил с ума, страшась ужасного Призрака, карающего за непослушание! – Граф хохотнул. – Через свои преступления он поднял ее из обычного заморыша, играющего второстепенные роли до примадонны!
- Так кто это был?
- Обычный обманщик и преступник. Творил бесчинства, в надежде. Что его возлюбленная это оценит.
- Их что-то связывало? – У Легарда пересохло во рту. Он встал на ноги, и направился в другой угол комнаты, где стояла бутылка виски. Он взял стакан, плеснул немного.
- Полагаю, да. – С долей неуверенности ответил граф, не обращая на то, как пляшет стакан с виски в руках у Эдмона. - А она, как истинная женщина, неблагодарно отвергла его. Все-таки добившись моего брата.
- Почему же она не выбрала своего любовника, если он мог бы так же дать ей достойную жизнь?
- Сомневаюсь. Он вообще был далек от человеческого облика.
- Человеческого облика?
- Именно. Ко всему прочему, он носил маску.
Легард нахмурился. Будто, что-то в словах графа его обеспокоило.
- Маску? Что за маска?
- Обычная. Белая.
- Послушай, а почему его не поймали? По закону за все, что он совершил, его должны были судить.
- Дело закрыли. Преступник скрылся и больше о нем никогда не слышали... – Недовольно ответил граф, и пожал плечами.
- Да уж, если он и правда наделал столько шума своей персоной, то представляю, чтобы было, если бы он попал в руки властям. – Он немного помолчал, обдумывая все, что ранее было сказано Филиппом. - Значит, у виконтессы была связь с этим человеком? – Мгновенно сменил он тему. – Послушай, а их может до сих пор что-то связывать?
Граф поднял взгляд на собеседника, и оглядел его недоумевая.
- Что?
- Могла ли связь Кристины продолжаться и после брака?
- Я умоляю тебя. Уверен, что этого человека-то и в живых уже давно нет.
Легард глотнул виски.
- Думаешь?
- Такие долго не живут.
- Какая забавная история.
- О да, история презабавна. – Криво усмехнулся граф. - Но это не та история, которой стоит гордиться семье, подобно нашей.

***

Виконтесса не была любительницей светских развлечений. А некоторые казались ей и вовсе недостойными и ужасными. Например, охота. Больше всего на свете Кристина не любила охоту. Она не понимала прелести столь чудовищного развлечения. Неужели загнать бедное животное, отдав его на растерзание собак, и спокойно наблюдать за этим – может кому-то приносить удовлетворение?
Даже если муж и уговаривал ее посещать сие мероприятие, она старалась не участвовать в нем.

Как-то за завтраком виконт сообщил супруге, что его брат в очередной раз устраивает охоту, и, разумеется, хотел бы видеть его там с супругой.
- Филипп устраивает охоту…
- Опять? – Не испытывая желания узнать подробности, Кристина закатила глаза.
- Кристина, прошлый раз был около двух месяцев назад. И нас там не было. – Заметил Рауль, ожидая, пока служанка нальет ему кофе, и этим временем принимаясь за бисквит.
- Ну и замечательно. – Отпивая из чашки свой чай, ответила виконтесса. – Там, наверняка, будет множество людей. Ну ты же знаешь, я так устаю от этого. У меня нет желания ни с кем встречаться.
- Филипп говорил, что в этот раз будет совсем немного приглашенных. Мы, его компаньон…
- Эдмон Легард, – тяжко вздохнула виконтесса.
Но у нее все равно не было никакого желания. Только, отговорить супруга не ехать ей так и не удалось.
- Обещаю, в следующий раз я откажусь от приглашения брата. Но не в этот раз, Кристина. Прошу.

Накануне перед самой охотой Рауль, решив прокатиться по окрестностям близ расположенной рощицы, сильно растянул связку на ноге. Кристина решила, что это самая лучшая причина уговорить супруга не ехать, которая только может быть.
- Рауль, может быть, нам стоит остаться дома? Давай не поедем. Если ты не сможешь участвовать, к чему эта суета? Ты же знаешь, я не люблю охоту.
Но виконт даже слышать не хотел ее уговоров.
- Кристина, умоляю, не противься. Мы можем просто понаблюдать. В этом нет ничего дурного. Ты погуляешь, подышишь воздухом. Считай, что это самая обычная прогулка.

Большую часть времени Кристина провела рядом с Раулем, слушая разговоры окружающих их людей и лай собак. У нее не было никакого желания участвовать в этом, несмотря на то, что она была вовсе не против проехаться верхом. Рауль же, похоже, был несколько расстроен своей беспомощностью. Когда охотники и егеря, сопровождаемые сворой собак, скрылись в роще, Кристина заметила, как он с интересом вглядывается в даль, будто в надежде что-то рассмотреть. Хотя, это было совершенно невозможно.
На какое-то время лай смолк, и уже доносился издалека, когда собаки погнались за несчастной жертвой. Она с виконтом осталась наедине. Кристина нехотя щипала ветку винограда, наблюдая, как муж потягивает вино, и попутно рассматривала причудливые ватные облака. Это было ее единственное развлечение.
- Дорогая, уверяю тебя, нет нужды быть подле меня все время. Я безумно благодарен, что ты составила мне компанию. Ты не хочешь все-таки проехаться? Сегодня чудная погода.
- Да, пожалуй, ты прав.
Он взял ее за руку, и легонько сжал. Кристина с благодарностью улыбнулась ему.

Она была даже рада остаться наедине с собою. Теплый весенний ветер и неспешный шаг лошади успокаивали ее. Кристина тихо напевала простую мелодию, которую она разучивала, когда еще жила в театре и была совсем ребенком. О, Кристина бы сейчас отдала многое, чтобы вернуться в детство. По крайней мере, может быть. Она бы не совершила и половины своих ошибок!
Но одиночество ее длилось недолго. Охотники возвращались назад. Впереди прямо на нее скакали две лошади. Эдмон Легард и граф Филипп о чем-то разговаривали между собой. Лошадь Кристины замедлила шаг и остановилась. Эдмон Легард тоже придержал лошадь. За ним остановился и Филипп.
- Вы все-таки решили присоединиться к нам, Кристина? – Спросил Легард.
- Решила немного проехаться. – Ответила виконтесса, пытаясь быть вежливой. – А вы уже насладились прелестями охоты?
- Эта лисица была просто великолепна, - вмешался в разговор граф.
Кристина едва заметно поморщилась, представляя картину, которую мог бы сейчас с упоением пересказать Филипп.
- Прошу, Филипп, не продолжайте. – Попросила она.
- Вас что-то смущает? – Мягко спросил Легард, не сводя с нее взгляда.
- Я не вижу ничего увлекательного в охоте.
Граф хмыкнул.
- Поэтому Вы нас покинули? – Прищелкнув языком, озорно произнес Легард, похлопывая своего вороного скакуна по взмыленной шее.
- В первую очередь потому, что мой супруг неважно себя чувствовал. У меня не было желания оставлять его в полном одиночестве.
- Да, жаль, что ваш супруг не смог к нам присоединиться.
Кристина заметила, как потемнели глаза Легарда. Граф, успокаивая разгоряченную лошадь, натянул поводья.
- И всё же Вы оставили его, сударыня.
Лошадь под ним била копытом. Филипп потрепал её по загривку, и пришпорил животное. Кобыла заржала, и понеслась прочь, сминая копытами ковер из жухлой травы. Эдмон Легард и виконтесса остались наедине друг с другом. Странно, что Филипп так просто оставил жену брата с чужим мужчиной. Хотя, возможно, он не видит в этом ничего предосудительного, - подумала Кристина.
Похоже, Легард не спешил последовать за графом.
- Но, тогда, может быть, мы прогуляемся немного, Кристина?

Кристина опустила голову и ничего ему не ответила. Эдмон учтиво улыбнулся ей, их лошади поравнялись, и они неторопливо поехали вперед. Легард с интересом изучал свою спутницу.
Она была очень хороша, еще более обворожительная и притягательная в своей черной амазонке, и как грациозно держалась она в седле. Гибкий стан ее словно был создан для верховой езды.

- Вы прекрасно держитесь в седле.
- Благодарю. – Прохладно ответила виконтесса.
- Так, почему вы так не любите охоту? – Чтобы не терять нить разговора, любезно продолжил он.
- Я же говорю, - ответила она, не поворачиваясь к нему, - я не могу терпеть такую жестокость.
- О, - усмехнулся Эдмон, - это слишком громко сказано, не находите?
- Не вижу ничего громкого, Эдмон.
- О, дорогая Кристина…
- Не называйте меня так, Эдмон. – прервала она его. – Прошу вас. Мне это… меня это немного смущает.
Он покачал головой.
- В природе так заведено – побеждает сильнейший.
- Это у животных. Мы - люди.
- У людей все тоже самое. А вы, как я понимаю, этого не разделяете?
- Не разделяю. – Ответила виконтесса.
- Вы только животных жалеете. Или и людей тоже?
- Люди еще больше страдают от несправедливости, которая исходит от таких же, как они.
- Но, такова жизнь, Кристина. Кто-то сильнее, кто-то слабее. Это нормально.
Кристина уже начала жалеть, что затеяла этот разговор. Он все равно ни к чему не приведет. У них совершенно противоположные взгляды.
- Какое счастье, дорогая, что вам не довелось бывать в Америке. Мне было бы искренне жаль смотреть на то, как вы возмущены такой несправедливостью.
Кристине начало казаться, что он над ней подшучивает.
- О чем вы?
- Я о рабстве. Вас же ужасает несправедливость. – Рассмеялся он. – Я не думал, что такую прекрасную головку занимают мысли о несовершенстве нашего общества.
- Это не совсем так. – Возразила виконтесса. Она никогда не интересовалась политикой. - Вы были в Америке?
- Мне доводилось там бывать. Я знаю о чем говорю, поверьте. – И он снова легко рассмеялся, будто тема их беседы была ненавязчивой и презабавной.
- Рабство, это ужасно. – Погрузилась она в размышления. – Ведь все люди равны… делить их по каким-то признакам – это преступление. Это ужасно!
- Праведная Кристина...
Кристина задохнулась возмущением, ощущая, как вспыхнуло румянцем лицо.
- Не переживайте. Они уже несколько лет свободны. – Быстро ответил Эдмон.
- Кто?
- Угнетенные страдальцы, конечно.
- Эдмон, вы бессердечны.
- Не вам мне об этом говорить. – Эдмон, держа одной рукой поводья, протянул вторую к ней, и взял Кристину за руку. – Женщина, которая не желает почувствовать то, что чувствует другой человек, мужчина, рядом с ней… - Он понизил голос, и Кристине показалось, что он зазвучал у нее прямо над ухом, околдовывая её. – Вы всегда столь безжалостно разбиваете сердца мужчинам?
- Эдмон, о чем вы? – Возмутилась Кристина.
Легард сжал ее руку, и она, почувствовав легкую боль, вздрогнула.
- Пустите! – Вскрикнула она, и дернула руку. – Отпустите меня, немедленно!
Конь Легарда зафыркал, замотал мордой, Эдмон натянул поводья, конь под ним захрапел, и встал на дыбы.
Чалая лошадь Кристины шарахнулась в сторону, заржала, и припустилась галопом. Кристина, вскрикнув, покачнулась в седле, чувствуя, что не в силах справиться с испуганным животным.
Легард пришпорил своего коня, пускаясь в погоню, впереди был овраг, он не сомневался, что чалая прыгнет, но он был еще слишком далеко. Он видел, как, скинув всадницу, лошадь с пустым седлом легко преодолела препятствие, и женщина, упав, покатилась по земле.
Он соскочил с лошади, кинулся к Кристине. Та не шевелясь, лежала ничком на траве.
- Кристина?! - Он присел рядом с ней, и осторожно приподнял ей голову. Глаза ее были закрыты.
Он проверил ее пульс, ощупал ее тело. Она дышала, и вроде бы, ничего себе не сломала. Но, черт побери, она была в одном шаге от гибели. Она могла разбиться насмерть.
- Чертова лошадь! – Осыпая проклятьями виноватое во всем глупое животное, он похлопал по щекам виконтессу. Но та не приходила в себя. - Кристина!
Её голова склонилась на его плечо. Даже без сознания эта женщина безудержно притягивала к себе внимание. Легард замер на несколько секунд, прислушиваясь к её дыханию. С ней всё будет в порядке. Рано или поздно она все равно сдастся, и станет его. Эта женщина слишком хороша, чтобы просто так отказаться от нее. Кроме того, ему казалось, что Кристина лишь делает вид недоступной, чтобы только сильнее распалить его страсть. Женщины слишком часто так поступают. Но было в Кристине что-то такое, чего не было в остальных. Это его и притягивало. Она была безупречна. И почему-то… ангельски порочна. Он бы отдал всех до единой бывших у него когда-либо женщин лишь за одну Кристину.
Он снова взглянул на ее бледное лицо. Она выглядела столь беспомощно. Бледная, как лепестки роз кожа, густые ресницы. Он осмотрелся. Поблизости никого не было. Его губы жадно впились в этот чуть приоткрытый безвольный рот. Кристина не приходила в себя.
Нет. В другой раз! Не сейчас. Он слишком сильно хочет видеть ее широко раскрытые глаза, слышать ее голос, а не чувствовать под собой податливое бесчувственное тело.
Он отогнал от себя будоражащие тело и рассудок мысли. То, что случилось несколько минут назад, действительно заставило его не на шутку испугаться за нее. Легард поднял её на руки, Кристина наконец, слабо застонала – словно от боли.

- Эрик… - тихо простонала она.
Это имя ему было совершенно незнакомо. Но с этого мгновения у Эдмона Легарда не осталось никаких сомнений…

-

Кристина, сквозь густую вязкую темноту слышала доносящуюся откуда-то неописуемой красоты мелодию, она звучала где-то далеко, там, где свет. Она стремилась к ней, спускаясь по сырому бесконечному душному, ведущему глубоко вниз каменному коридору. Отдаленно она слышала стук капающей воды и потрескивание свечи, оплывший воск которой жег ее пальцы. И мелодию… Знакомую, почему-то до боли знакомую мелодию…
- Кристина, Кристина, дорогая, открой глаза. Ты слышишь меня?
Мелодия исчезла. Когда Кристина открыла глаза, ей показалось, что голова налита свинцом. За окном уже стемнело. Она сглотнула, почувствовав во рту привкус крови, облизнула сухие потрескавшиеся губы, и произнесла что-то невнятное.
- Кристина, милая моя, все хорошо. – Рауль сидел на краю кровати, держа ее за руку и выглядел очень и очень обеспокоено. – Все хорошо.
- Где я? – Она подняла свободную руку, и дотронулась до головы.
- Дома.
- Что произошло?
- Ты упала с лошади, Кристина.
- Я?
- Да. Понятия не имею, как это произошло. Она понеслась во весь опор. Ты не удержалась в седле. Слава господу, что всё обошлось! Тебя спас наш друг-господин Легард.– Рауль обернулся на Эдмона Легарда, который стоял у дверей. - Слава богу, что он был рядом. Если бы не он…
-Помилуйте, дорогой виконт, я сделал только то, что должен был сделать! – Легард слегка поклонился.
- О, друг мой, я обязан вам жизнью своей жены. Именно вам!
Рауль встал и подошел в Легарду. Кристина вздохнула, и, понаблюдав несколько секунд, как ее супруг что-то говорит Эдмону, закрыла глаза, чувствуя, как нестерпимо болит голова.
- Мсье Легард, я, правда, очень признателен вам. Я обязан вам.
- Мне жаль, что все так получилось. – Склонил голову Эдмон.
- Но вы тут не при чем. В этом нет вашей вины. Уверен, Кристина будет тоже вам очень признательна. Пока она еще не совсем пришла в себя, она не очень хорошо себя чувствует. Но теперь Вы - самый желанный гость в нашем доме, надеюсь, что вы не откажите нам. Всегда буду рад Вас видеть…

На следующий день Кристина чувствовала себя значительно лучше. Врач не нашел у неё никаких переломов, поэтому он порекомендовал виконтессе лишь оставаться несколько дней в постели, и избегать любых волнений.
Рауль при всяком удобном случае вспоминал «спасителя» Кристины. Но ей меньше всего хотелось слышать об Эдмоне Легарде, который в глазах её супруга стал благородном рыцарем. Она не могла разделить его восторгов. Кристина чувствовала необъяснимую опасность, угрозу, исходящую от этого мужчины. Она чувствовала, что он принесет ей лишь горе.
Подумать только, она когда-то едва не совершила самую большую глупость в своей жизни. Она хотела этого мужчину. От безысходности, от пустоты она искала в нем опору и утешение. Она едва не отдалась ему. Несомненно, она бы пожалела бы об этом на следующий же день, если бы совершила этот глупый опрометчивый шаг.
Но тогда она неосторожно подала ему надежду. Она прекрасно знала, чего так жаждет Легард. За всей его официальностью и воспитанностью скрывается желание подчинить себе ее разум и тело. И только.
Было в нем что-то, что отталкивало. Он был красив, умен и воспитан. Он был даже слишком красив. Совершенен. Наверняка, за свою жизнь он разбил ни одно женское сердце. Такие мужчины знают себе цену. Такие мужчины являются мечтой каждой женщины, сводя с ума, лишая рассудка.

Прошло две недели. Эрика она не видела с момента маскарада. Каждую ночь она подолгу лежала без сна, горько сожалея, что не может свободно распоряжаться своими желаниями и действиями.
И как только Рауль уехал с самого утра по делам, она сразу же приказала служанке наполнить ей ванну, помочь причесаться и одеться, так как она хочет ехать в город.
Когда Кристина была готова, она спустилась вниз по лестнице, опустила вуаль на шляпке, и вышла на улицу. Она с наслаждением вдохнула прохладный воздух, и, наконец, ощутила столь желанную свободу. Совсем немного, и она снова будет рядом с ним, забудется в своих грезах. При одной мысли об этом у Кристины закружилась голова, сердцу стало тесно в груди. Она торопливо шла по дорожке, наблюдая, как ветер играет опавшей листвой, и улыбалась от счастья.
У самых ворот она неожиданно увидела Эдмона Легарда. Тот поздоровался с ней, приподнимая свою шляпу, и приветливо улыбаясь.
- Я только собирался зайти навестить Вас. – Лукаво щурясь, произнес он. - О, но вы уходите, виконтесса?
- Да, простите. – Взволнованно ответила она. – Я спешу.
- Прошу прощения. Тогда, думаю, мне не стоит отнимать у вас время. – Он сделал шаг назад.
- Да, благодарю. К сожалению, я вынуждена огорчить вас, мой муж уехал рано утром, и я не знаю, когда он вернется. Но Вы можете его подождать.
- О какая жалость. Боюсь, у меня на это нет времени. Но, может, я могу тогда чем-нибудь помочь вам? Мой экипаж в вашем распоряжении. Для меня это будет большой честью.
Кристина едва перевела дух, она словно задыхалась.
- Нет, нет, благодарю вас за заботу. – Ответила виконтесса. – Право, не стоит. Я с удовольствием прогуляюсь пешком.
И она сделала шаг вперед, минуя своего собеседника, внутренне трепеща от мысли, что он пожелает сопрововождать её.
Легард остался стоять, опираясь на свою трость, задумчиво глядя вслед удаляющейся женщине в строгом темно-синем платье.
На улице виконтесса остановила экипаж, и торопливо назвала вознице адрес. Она уже считала минуты. Она знала эту дорогу наизусть – каждый поворот, каждое дерево, каждый камешек. И всякий раз она казалась ей неимоверно, нескончаемо долгой. Экипаж остановился на окраине города. Виконтесса де Шаньи, по-прежнему не поднимая вуали, расплатилась с извозчиком, и перейдя дорогу, направившись к дверям небольшого обшарпанного двухэтажного здания.
Спустя несколько минут неподалеку от этого дома остановился другой экипаж.
Мужчина в дорогом темном пальто открыл дверцу коляски, и спрыгнул на землю, достал из внутреннего кармана золотой портсигар, закурил, выжидая некоторое время, затем затушил сигару и, отпустив извозчика, последовал по тому же маршруту, что и Кристина.

-

Это была гостиница. Вернее жалкие меблированные комнаты. Что могло привести в такое место даму из высшего общества?
Легард очутился в небольшой прихожей. Внутри все казалось еще более унылым и убогим, чем снаружи. Деревянная лестница вела на второй этаж, а в чуть приоткрытую дверь виднелась столовая, одновременно служившая и кухней. За столом сидело несколько человек, а пожилая, неопрятного вида женщина разливала ложкой суп.
На стук входной двери обедающие оглянулись, и, заметив незнакомого мужчину, хозяйка вышла к нему, на ходу вытирая руки о передник. Легард поморщился.

- Что угодно господину? - Хозяйка пансиона любезно ему улыбнулась.
- Я хотел бы снять у вас комнату. – Произнес Легард. И поскольку женщина ничего ему не ответила, спросил: - Я могу осмотреть помещение?
- А? А, ну да. Я плохо слышу. Осмотреться, отчего ж не можете. Полтора франка в день - дешевле и не найдете.
Эдмон кивнул, и направился к лестнице. Остановившись на последних ступеньках, он замер, до его слуха донесся женский голос. Женщина, словно оправдываясь, говорила о том, что не могла придти раньше… Он без труда узнал голос Кристины. Ее собеседника Легард не услышал. Лишь щелчок захлопнувшейся двери. Темный коридор был пуст и заканчивался небольшим тусклым оконцем, покрытым слоем вековой грязи. Эдмон Легард несколько секунд постоял в раздумье, испытывая весьма странные чувства. А затем направился обратно, вниз.
Хозяйка сидела возле печки и чистила овощи.
- Мадам…. – Произнес он, облокотившись на разделяющий их стол. - Скажите, дама, которая недавно поднялась наверх, она часто сюда приходит?.. - он осекся.

Женщина склонила голову на бок, будто чтобы лучше расслышать его, и словно размышляла.
- А что за дело такому приличному господину до того, что происходит в этой богом забытой дыре?
- Любопытство… – Усмехнулся мужчина.
Она пристально следила за тем, как он достает что-то из внутреннего кармана сюртука. Он положил на стол три двадцатифранковые монеты. У женщины загорелись глаза.
- Любопытство? Что ж, отчего б его и не удовлетворить.
- Так я задал вопрос, эта дама часто здесь бывает? – Он достал бумажник и отсчитал несколько купюр, но как только хозяйка невольно к ним потянулась, накрыл их ладонью.
- Часто?! Часто. Только всё осторожничает. Боится даже взглядом встретиться. – Женщина нехорошо рассмеялась. – Случается, дня не проходит, чтобы она не появлялась. Хоть на минутку, да забежит. А бывает, пропадет на неделю. Видать, как бог на душу положит. Я то всё подмечаю. Может, со слухом у меня и плохо, а вот со зрением пока еще хорошо.
- В какой она комнате она остановилась?
- В какой? В последней, та, что в конце коридора.
Легард убрал руку, и женщина торопливо сгребла деньги.
- Только снимает комнату не она. Мужчина. – Поспешно добавила хозяйка. - А кто он такой – откуда мне знать, господин. Я его лица ни разу-то и не видела.
Она заметила, как ее собеседник поднял брови.
- Но платит хорошо! – Продолжала женщина.- Щедрый, и на том спасибо. А что еще от постояльца надо?! Чтоб плату не задерживал. А-то есть и такие умники. Тянут, тянут. А потом ни денег, ни их самих. А этот платит вперед. Никуда не выходит почти. Я иногда думаю, что и нет его там, а то вдруг появится. Словно привидение. Сам весь в черном, на лице маска.
Легард невольно усмехнулся подобному сравнению.
- Так у вас есть свободные комнаты? - Спросил он и положил еще одну купюру на стол.
- Конечно, как не бывать! - Почти вскричала женщина и потянулась к связке ключей на поясе. – Есть одна. Аккурат соседями будете. Прекрасная комната. Ждет прямо-таки своего хозяина...

Комната показалась Легарду самой обычной, безвкусной и пыльной. Однако, здесь оказалось одно преимущество, которое в любых других условиях можно счесть за большой минус – тонкие стены. Это он понял спустя несколько минут. Он жаждал узнать, что именно скрывает Кристина де Шаньи. Она была сейчас столь близко от него! Легард прислонился спиной к стене и замер, обратившись в слух. Он не мог увидеть, что происходило в комнате за стеной. Зато, мог услышать.

Кристина явно находилась в комнате не одна. Было очевидно, что супруга виконта де Шаньи была там с мужчиной. Приглушенные стоны и вскрики женщины будоражили воображение Легарда. Однажды он был настолько близок к своей цели. И если бы Кристина тогда не оттолкнула его, он мог бы быть на месте того, с кем она сейчас. Жгучая ревность и ненависть тяжелым сгустком концентрировались где-то в области сердца. Эдмон плотнее прижался спиной к стене, и закрыл глаза. Стоны Кристины участились, голоса любовников тонкими невидимыми нитями вплетались в тишину. Женский голос затих, и через несколько секунд Легард услышал опустошенный стон своего счастливого соперника.

Он без сил опустился на пол, кусая губы, чтобы не закричать. А ты скрываешь куда больше, Кристина де Шаньи, чем может показаться на первый взгляд. - Подумал Легард, поднимаясь на ноги. – Будет забавно посмотреть, будешь ли ты также стонать и извиваться на крючке, подобно пойманной рыбке, как в объятиях своего тайного любовника…
Для первого раза ему было достаточно, чтобы мысленно представить все недостающие элементы картинки, сложившейся у него в голове. Сегодня ему больше нечего было делать в убогой комнате этого пансиона.

Хозяйка пансиона еще раз пересчитывала заработанные деньги. Увидев спускающего по лестнице господина, с которым она имела честь разговаривать какое-то время назад, она быстро спрятала деньги в карман, и её лицо приняло добродушно-угодливое выражение.
- Так что, сударь, может, еще чего желаете узнать… - Вкрадчиво проговорила она.
Но Легарда обуревал гнев. Слов женщины он не слышал и не желал слышать, и поспешно направился к выходу. Дверь за ним с грохотом хлопнула. Женщина вздрогнула. И сию же секунду переложила деньги в более укромное место.

-

Они лежали на смятых влажных простынях, на постели, которая была для Кристины единственным избавлением на короткие часы от мира, ставшего ей чуждым, и который она стала ненавидеть.
Он чувствовал все это время ее тревогу, и сейчас, как ему показалось, когда она лежала, прижавшись к нему, как испуганный ребенок, он почти физически ощущал ее страх.

- У меня какое-то плохое предчувствие. – Прошептала Кристина, не отрывая головы от его груди.
- О чем ты? – Не открывая глаз, спросил он, медленно перебирая пряди ее волос.
- Не знаю, не могу объяснить. Господи, как я устала все это скрывать, боясь неосторожного шага. Если бы ты только знал, что стоит мне эта ложь. Я места себе не находила все это время без тебя…
Эрик открыл глаза и глубоко вздохнул.
- Кристина, я давно уже хотел поговорить с тобою.
Кристина подняла на него большие шоколадного оттенка глаза.
- Я слушаю тебя.
- Кристина, это очень важно. Для меня. – Голос его стал напряженным.
- О чем ты? – Слабость в ее теле мешала сосредоточиться. А может, и ни к чему затевать сейчас какой-то серьезный разговор? Она, было, хотела остановить его, но не стала, позволив продолжить.
- Выслушай меня. Хорошо? – Он откинул с ее лба прядь волос, и приподнялся.
- Ну конечно. Говори. Прошу тебя, Эрик, не медли, я ничего не понимаю. – Встревожено произнесла Кристина.
- Тебе не кажется, что всему этому нужно положить конец?
- Всему? – На мгновение она потеряла дар речи, предположив самое худшее. - Что ты хочешь сказать? Ты же не о том, что нам с тобой… – В недоумении прошептала виконтесса, облизнув губы.
- Нет, я не об этом, Кристина. – Догадавшись, поспешил он успокоить ее. – О том, как нам жить дальше. Все очень просто. Я надеюсь, ты поймешь меня.
В глазах Кристины загорелась крошечная надежда. Кажется, она догадалась о том, что он хотел сказать ей.
- Я не могу больше делить тебя с твоим мужем. – Последнее слово своей фразы он выделил с явным презрением. - По-моему, прошло достаточно времени, чтобы мы могли понять - нужны ли мы друг другу. И хотим ли мы быть рядом друг с другом. Ты, как и прежде, нужна мне. – Кристина слушала, не смея произнести и слово в ответ. – Но я хочу знать, что ты моя, что ты со мною. Я не хочу жить, ожидая одного единственного дня, гадая, увижу ли я тебя сегодня, или завтра, а может, я буду ждать слишком долго, а потом находить избавление лишь короткие часы наших встреч… Я устал считать часы, дни, недели! Нам надо закончить это, чтобы начать все заново. Только нам двоим. Кристина, ты так не считаешь? При каждой нашей встречи, всякий раз, когда мы вместе – ты говоришь мне о своей любви ко мне. Если это и правда так на самом деле – нам пора что-то менять, Кристина.
- Что ты предлагаешь? Я правильно тебя поняла? Ты…
- Кристина, я устал. – Непреклонно произнес он. - Во имя всего святого, если тебе дорого то, что сейчас у нас есть, и если это не игра для тебя – ты поймешь и разделишь со мной мое решение. – Он отстранился от нее, и сел на постели, поднял с пола одежду и быстро оделся. – Да, ты правильно все поняла, - начал он снова, - я предлагаю тебе покинуть этот город, оставить свою прежнюю жизнь, и уехать. Навсегда. Со мной!
- Уехать… - Произнесла Кристина, садясь на кровати, и хватаясь за голову. – Уехать? Это называется сбежать. – Почти с укором заметила она.
- Я оставляю за тобой право называть это так, как тебе удобней, – холодно откликнулся Эрик.
- Уехать? Просто так уехать?
- У нас нет другого выхода. – Он повысил голос и почти сорвался на крик. - Уехать, в другую страну. Оставить все. Покончить со всем. Просто уехать. Навсегда!
- Прошу тебя, успокойся!
- Единственное, чего я сейчас жду от тебя – это ответа. Решения, Кристина. Твердого осмысленного решения. Я хочу просто услышать «да» или… «нет». Кристина, я больше не буду повторять своей просьбы, больше не буду ничего просить. Это единственный раз. Единственный. Только сейчас. Или же – никогда!

Она провела рукой по лицу. Почему-то, в данную секунду, несмотря на его возбужденный резкий тон, ей эти слова показались избавлением. Она так мечтала о том, что он увезет ее от всех этих тревог и невзгод. Она так умоляла его об этом, когда они расставались в конце лета. А сейчас он говорит ей об этом сам! Кристина ощутила, что если не ответит сейчас согласием – это будет конец! И она ответила. Ответила, забывая обо всем – о супруге, о своем браке, обо всем…
- Я согласна. – Кристина подалась вперед, будто собираясь вскочить, и кинуться к нему в объятия.
Но он опередил ее. Он подошел к ней, присел перед ней, взял ее за плечи, крепко сжав.
- Что ж, Кристина, – твердо произнес он, - но я не могу обещать, что это будет очень просто. Зато могу обещать, что сделаю все, чтобы ты ни в чем не знала нужды, была в безопасности, и чтобы ты была счастлива. Я не отступлю. Чего бы мне это не стоило!
- Не говори так. Это меня пугает. – Взгляд Кристины вдруг просветлел, и сразу же глаза ее наполнились слезами. – Я хочу быть с тобой, и только с тобой, клянусь! Но… куда мы уедем?
- Есть много других стран, Кристина.
- Эрик, - голос виконтессы дрогнул, - но есть кое-что… кое-что еще… И это мой сын! – С мольбою и страхом перед неизвестностью произнесла она, понимая, что решается не только ее судьба. Почему-то, всякий раз ее охватывал ужас, как только она понимала, что ее сын, ребенок злейшего врага ее возлюбленного – самое дорогое, и единственное, чем она не могла пожертвовать во имя их с Эриком любви. Ей казалось, он должен ненавидеть и презирать этого ребенка, как напоминание о своем поражении, и человеке, которого возненавидел.
Эрик колебался несколько секунд, будто не зная, верный ли выбор он делает.
- Твой сын - он будет с нами. Разумеется.
Он прижал ее к себе, успокаивающе начав гладить по спине.
- Спасибо! – Голос звучал ее приглушенно из-за всхлипываний. Она уткнулась ему в плечо. – Спасибо, Эрик!
Она подняла на него глаза.
- Когда, Эрик, когда мы уедем? – Взяла она его за руки.
- Через месяц, может быть два. – Будто бы раздумывая, ответил он.
- Месяц или два?!
- Нельзя делать все в спешке. Мне надо всё обдумать и подготовить. Если мы решим это сделать, мы должны быть уверены, что нам ничто не помешает. Понимаешь?
- Подготовить?
- Необходимые бумаги, паспорта, билеты. Мне потребуется время.
- О боже, но как ты все это сделаешь?
- Я найду способ. – Твердо ответил он.
- Эрик… но у тебя нет денег.
- У меня остались кое-какие сбережения. На первое время этого хватит. Не уверен, что мы сможем позволить купить роскошный большой дом в каком ты живешь сейчас, но это поправимо.
- Но мой сын наследник…
- Молчи! – Прервал ее он.
- Но Шарлю по закону принадлежит целое состояние…
- Где ты вообще видишь закон во всем, что мы собираемся сделать? – Резко произнес он, усмехнувшись. – Клянусь, Кристина, мальчик не будет ни в чем нуждаться. Но не смей брать ни франка у Шаньи. Ты слышишь меня, Кристина? Ответь мне! Пообещай, что ни единого су.
- Хорошо. Хорошо. – Растерянно пробормотала она. – Конечно. Но Рауль… что он сделает, когда узнает обо всем? Я боюсь за тебя.
- Все будет хорошо. Обещаю. Ничего не произойдет. – Он поцеловал ее в висок, успокаивая и уводя от тревожных мыслей.
- Я люблю тебя! Но как мы там будем жить? Что ты собираешься делать? Писать музыку?
- Не беспокойся, думаю, я найду выход.
- Но ты сможешь так жить? – Осторожно поинтересовалась виконтесса.
- Кристина, я понимаю о чем ты говоришь. О людях. О людях, окружающих нас. Но поверь, все будет хорошо. Я не знаю, повториться ли все снова, но клянусь, теперь, теперь мне все равно. Я не собираюсь прятаться ни от кого-то. Многое изменилось. С того момента, как в моей жизни появилась ты, Кристина, поверь, мне не важно, что будут думать другие.
Кристина улыбнулась и прижавшись к нему, поцеловала.
– Да поможет нам святая дева.
Затем взглянула в окно.
- Мне пора. Прости. Рауль должно быть уже вернулся.…

Пока Кристина собиралась, он, о чем-то думал, молча наблюдая за ней. Она тоже ничего не говорила. С того момента, как он рассказал ей о своем решении, а она дала ему согласие, она боялась думать о том, что будет после.
- Ты снова к нему возвращаешься. – Вдруг произнес он, не жалея отпускать. Меньше всего ему хотелось расставаться с ней сейчас, после их разговора. Он не надеялся, что эта женщина решится на столь непростой шаг.
- Ты, должно быть, ненавидишь меня. – Кристина посмотрела на свое отражение, дрожащими пальцами пытаясь застегнуть сережку.
Её лицо слегка осунулось от усталости, волосы были спутаны.
Я похожа на растрепанную куклу! – Подумала она про себя.
- Ты должно, ненавидишь меня за то, что я всякий раз оставляю тебя.
Он подошел к ней, обнял за плечи, и притянул к себе.
- Теперь нам нужно всего лишь немного потерпеть. И все встанет на свои места. Мы будем вместе.
Он вздохнул.
- Только будь осторожна, Кристина! Я не могу вновь потерять тебя. И я хотел тебя еще кое о чем попросить.
- Да… - Выдохнула Кристина, отводя взгляд от зеркала.
- Я хочу увидеть твоего сына.
Она отстранилась от него, и тревожно посмотрела ему в глаза.
- Зачем?
- Я думаю, что имею на это право. Это твой сын, Кристина. Но теперь он будет с нами.
Кристина замешкалась.
- Ты боишься, Кристина. Чего?
- Просто он…
- Сын человека, которого я ненавижу. – Закончил за нее Эрик,- Но ребенок тут не при чем.
- Хорошо, Эрик. Мне надо об этом подумать. Я обещаю…

***

Обеды любящих супругов часто проходили почти в полном молчании. Сам Рауль ел мало, но всегда был требователен к еде. Но сегодня кухарка превзошла сама себя. Рыба была просто великолепна. Однако Кристина отодвинула тарелку с жареной форелью почти нетронутой и уныло принялась за бисквит с ванильным соусом. Ей не хотелось есть. Ей вообще, последние несколько недель мало чего хотелось. Когда она приступала к обеду, ей казалось, что в горле у нее застревал ком, когда она засыпала – ей начинали лезть в голову ужасные страшные мысли. Она ощущала к себе ненависть и омерзение, не в силах найти себе оправдание. Кажется, она еще никогда за все свои неполные двадцать два года не чувствовала такой усталости, как сейчас.
И хотя, сердце ее должно было замирать в предвкушении нового будущего, ожидающего ее – она боялась даже помыслить, что совсем скоро ей нужно будет совершить самый важный шаг в своей жизни, ведущий в неизвестность. Этот шаг обещал разрушить ее ненавистное прошлое, но вместе с тем нанести серьезный удар ни в чем неповинному человеку.
И чем больше проходило времени, тем сильнее она начинала ненавидеть себя, и жалеть своего мужа. Рауль выглядел беззаботным, смеялся, говорил ей что-то, строил планы, и выглядел очень довольным – а она должна была все это сломать, предав его… Она давно перестала испытывать к нему былое чувство влюбленности и прежнее влечение. Но она не могла избавиться до конца от своей наивной детской привязанности. Наверное, они бы чудесно ладили, не будь сейчас Рауль ее супругом. Они могли бы быть хорошими друзьями. Как в детстве…

Рауль конечно любил ее, опекал и оберегал от всяких невзгод, ей стоило чего-то попросить, и он тот час же исполнял ее просьбу, он прислушивался к ее капризам; он почувствовал её охлаждение, объясняя себе это её плохим самочувствием и перестал докучать ей с ласками и нежностями, он не настаивал на том, чтобы остаться в ее спальне – все это он принимал как должное, лишь бы ей было хорошо. Наверное, он считал, что их брак идеален.
Она не заслужила его любви. Она совершила ошибку, она заблуждалась относительно него. Кристина была уверена - где-то на этом свете осталась женщина, которая куда больше достойна быть его супругой, чем она, так жаждущая сейчас свободы.
А она, Кристина, теперь все равно лишь воспринимает брак с ним, как обузу.

- Кристина, – взволнованно спросил Рауль, коснувшись ее руки. У Кристины были необыкновенно холодные пальцы. – Кристина?
- Да?! – Вдруг опомнилась она.
- Мсье Легард благодарит тебя, как хозяйку этого дома за чудесный ужин. И он рассказал мне восхитительную историю, что ты скажешь?
- О, простите, я немного отвлеклась. – Кристина покраснела, словно захваченная врасплох, но румянец лишь украсил её обычно бледное лицо.
- О чем ты думаешь? Все хорошо?
Кристина подняла на мужа глаза. Он с благоговением смотрел на неё, а в его словах была искренняя забота и волнение.
- Да, да, конечно. – Немного принужденно рассмеялась Кристина, изображая веселость. – Пустяки. Я просто немного задумалась. Прошу прощения.
Бедный, бедный Рауль. Вдруг сердце ее сжалось, и ей захотелось просто закрыть сейчас глаза, вздохнуть, и больше никогда не открывать их, не делать ни единого вздоха. Просто уснуть, избавиться от всех этих мук и пыток, чтобы необходимость ужасающих ее решений больше никогда не довлела над ней.
Рауль снова начал что-то говорить, Кристина сделала вид, что с интересом его слушает. На самом деле, её занимало совсем иное. Ей почему-то казалось, что их гость пристально наблюдает за ней, словно в который раз изучая ее. Она хотела высказать мужу, что вовсе не в восторге от этих визитов, но к чему все это? Все равно Рауль не примет всерьез ее объяснения. В который раз скажет, что ей нужно меньше волноваться и тревожиться по таким пустякам, а Эдмону она обязана жизнью, и вообще, он очень интересный собеседник, и замечательный человек. После того случая на охоте Рауль был очень благосклонен к другу своего брата и не проходило дня, чтобы в доме не упоминалось имя Эдмона Легарда.

Обед был довольно скучным. Рауль был оживлен и тоже раскраснелся от выпитого вина, Кристина же как могла, изображала счастливую жену. Меньше всего ей хотелось, чтобы Легард заподозрил её истинное отношение к мужу.
Но Эдмон был любезен, держался как всегда – непринужденно и достойно. Несколько раз повторил ее супругу, как он польщен такой честью – быть гостем в их доме, и, повернувшись к Кристине, одаривал ее восхищенными взглядами. Так же легко и весело Легард говорил о том, какая сегодня хорошая погода, хвалил великолепный обед.

Кристина обратила внимание, что служанка, подающая им обед, с блеском в глазах так и норовила поймать взгляд их гостя, смущенно и одновременно едва заметно ему улыбаясь. Только Эдмон Легард вовсе не отвечал на ее взгляды и улыбки, будто и не видел этого, обращая свои взоры по большей части лишь к Кристине. Кристина, сама не зная почему, смутилась. Ей стало не по себе. Она стала молиться, чтобы трапеза закончилась как можно скорее, иначе, от компании, в которой она сейчас вынуждена проводить время у нее будет несваренье.
Из состояния задумчивости Кристину вырвал звук разбившейся чашки. Кристина встрепенулась. Мари случайно опрокинула поднос. Прислуживая за столом, девушка не отводила взгляда от молодого графа, но стоило ему посмотреть в её сторону, как она смущенно опускала глаза. И сейчас она кинулась собирать осколки, сгорая от стыда и чуть не плача из-за своей неловкости.
- О простите, простите, - причитала она, совершенно расстроенная.
- Господи, Мари, осторожнее! – Виконт всплеснул руками. – Ты едва не опрокинула это все на господина Легарда!
- Всё это сущие пустяки! - Улыбнулся Эдмон. - Позвольте, я вам помогу!
И подняв с пола один осколок, он галантно положил его на поднос. При этом его рука слегка коснулась загрубелых пальцев девушки. Та подняла на него оторопелый взгляд, словно не веря своему счастью.
Кристина сердито посмотрела на девушку. Та растерянно улыбалась, с самым глупым видом.
- Да что с тобой такое? Все из рук валится. Ступай. Пусть придет Софии, и приберет здесь. – Устало вздыхая, сказала Кристина. – Не понимаю, что с ней творится в последнее время.
Девушка остановилась в дверях, и чашки с кофейником на ее подносе вновь зазвенели.
Эдмон положил салфетку на стол.
- Не будьте столь строги к своей прислуге, Кристина. – Мягко заговорил он и обольстительно улыбнулся.
Девушка медлила покидать комнату, украдкой поглядывая на гостя.
- Это всего лишь маленькая оплошность. Предлагаю забыть об этом.
Лицо девушки просияло, она снова улыбнулась. И она покинула комнату преисполненная самыми невероятными надеждами.

На кухне она с грохотом поставила поднос на стол, и без сил упала на стул.
- Да ты все чашки побьешь. – Отозвалась на звон кухарка, поглядывая на раскрасневшееся лицо девушки.- О, вот уже одной как ни бывало!
Мари ей ничего не ответила. Она облокотилась на стол и уронила голову на руки.
- Хотела бы я хоть раз оказаться на месте мадам Кристины...
- Это ты к чему? – Кухарка вернулась к своей стряпне.
- Ну, если бы у меня был такой муж, что ни в чем не отказывал, и столько денег, столько платьев, сколько у нее – я бы была ни чем не хуже…Ведь говорят, она раньше пела в театре… Гости с нее глаз не сводят!
- Это нас не касается.– Кухарка вытерла руки о передник. – Она красивая женщина. Очень красивая.

Кристина была рада, что наконец этот вечер закончился и что Эдмон Легард покинул их дом. Кристину пугали его весьма откровенные взгляды, и, целуя на прощанье её руку, он дольше положенного задержал её в своей. Рауль же будто не замечал ничего этого, ему казалось, что вечер удался на славу, что его гость и жена всем довольны.

-

На следующий день после завтрака Кристина попросила няню одеть мальчика для прогулки, и сообщила мужу, что сегодня она отправится в парк с ним одна. Рауль как всегда спешил по каким-то своим делам, и наспех целуя жену, заметил, что он очень рад, что его супруга не сидит затворницей в доме, что погода прекрасная, и они с Шарлем чудесно проведут время.
Широкие аллеи сменялись зелеными лужайками. В парке несмотря на погожий день было немноголюдно. Кристина почти в полном одиночестве шла по усыпанной гравием дорожке, держа Шарля за руку. Белые мраморные статуи задумчиво смотрели ей вслед со своих пьедесталов. Где-то неподалеку послышался детский смех. Несколько женщин, сидя на железных стульях, увлеченно разговаривали, а их дети резвились и шалили под присмотром равнодушных нянек. От этой живописной группы, расположившейся под тенью каштанов, веяло таким умиротворением, что Кристина невольно остановилась. Шарль потянул её за руку, стремясь присоединиться к общему веселью, но Кристина сказала, что они должны идти. Некоторое время он разочарованно и понуро шел рядом с матерью, но долго обижаться он не умел и теперь пытался уговорить её поиграть с ним. Кристина огляделась. Вокруг никого не было. Шарль выдернул свою ладошку из её руки и побежал по лужайке.

Она залюбовалась сыном. Белокурые локоны растрепались, щеки раскраснелись. Он оглянулся удивленно, и Кристина, смеясь, попыталась догнать мальчика, специально уступая ему. Шарль проворно увертывался от матери, огибая подстриженные кусты, и прячась за стволами деревьев. Кристина сделала вид, что не видит его. Немного постояв, она окликнула мальчика, но никто не отозвался. Его нигде не было. Она обернулась, в надежде найти его, и вначале рассердилась, а затем испугалась. Она обежала вокруг каменного грота, украшенного колоннами в греческом стиле, и ближайшие кусты сирени. Мальчик исчез. Кристина замерла, прислушиваясь.
- Шарль! – Пытаясь отдышаться, позвала она.
Никто не отозвался.
- Шарль! Отзовись, или… прекрати эти шутки! – сама не узнавая своего дрожащего от страха голоса, произнесла Кристина.
Вдали белел облупившийся купол беседки. Кристина кинулась к ней. Конечно, он спрятался там! Быстро идя к беседке, Кристина пыталась унять свой страх, но что она будет делать, если его там не окажется? Мальчик действительно был там. Только не один. Она остановилась и замерла, не в силах подойти ближе. Шарль стоял посреди беседки, а возле него сидел на корточках Эрик.

Мальчик внимательно посмотрел на незнакомого человека. Потом, вспомнив, что нужно быть вежливым, он протянул незнакомцу руку и важно сказал:
- Добрый день, мсье. Как Вы поживаете?
На Эрика смотрели голубые глаза ребенка. Ему почему-то стало неловко.
- Здравствуй, – Эрик протянул руку и едва ощутимо сжал детские пальчики. - Благодарю. Как тебя зовут?
Мальчик улыбнулся.
- Шарль. Шарль-Филипп де Шаньи. – Серьезно и с достоинством ответил он. - А ты Ангел, – добавил он вдруг.
Эрик вздрогнул. Он даже не заметил, что мальчик обратился к нему на «ты».
- С чего ты взял? Разве ангелы бывают такими? Они с крыльями и в коронах.
- Мама рассказывала мне о тебе.
- Она рассказывала обо мне?
- Да, - немного подумав, продолжал мальчик. - Мама говорила мне про тебя, когда я был очень-очень маленьким. Я плохо помню. Она говорила, что ты был её другом и защищал её от бед. Это правда?
- Я… пытался.
- Да? А моим другом ты будешь?
- Ну… конечно. Если захочешь.
- Конечно, захочу.
- Но друзья должны уметь хранить чужие секреты. Ты умеешь их хранить? - Голос Эрика звучал заговорщицки.
Шарль поглядел на него, приоткрыв рот от волнения.
-Да. - Почти прошептал он, готовясь узнать страшную тайну.
-Ты никому не должен рассказывать о нашей встрече.
- Даже маме!? – Все так же шепотом спросил Шарль, удивленно подняв брови.
- Ей - можешь. Но больше никому. Иначе, я не смогу больше защищать твою маму.
- И не сможешь дружить со мною?
- Не смогу. – Тяжело вздохнул Эрик.
- Ну, хорошо. Я обещаю, даю слово.

Кристина приложила руки к груди, чтобы унять сбившееся дыхание, поочередно глядела то на сына, то на Эрика. Кажется, она боялась этой встречи больше всего с того момента, как он узнал, что у нее есть ребенок. Кристина подозвала сына, и мальчик тут же кинулся к матери. Эрик поднялся.
- Шарль, я же просила тебя не убегать так далеко! Не уходи никуда, нам пора возвращаться домой. А пока побудь снаружи. Хорошо?
Когда ребенок выбежал из беседки, она с укором посмотрела на Эрика.
- Господи, ты сошел с ума! – С упреком вымолвила виконтесса. – Никогда не делай больше так! Ты напугал меня. Вас могли увидеть! Зачем?
- Я хотел увидеть тебя. Но так уж получилось…
Кристина нахмурилась. - Будь осторожнее, прошу тебя, – на прощание тихо шепнула ему она, уходя за сыном.

-

- Это ожидание невыносимо…
- Потерпи, теперь осталось ждать совсем немного.
Кристина наклонилась над ним. Он отвел пряди ее волос, упавшие ему на лицо.
- Какое у меня будет имя?
- Пока не знаю. – Пытаясь скрыть улыбку, ответил он.
- А фамилия? – Не успокаивалась Кристина. Она находилась в прекрасном расположении духа.
Да и он сам. Все это, похоже, его только забавляло. Он был слишком погружен в сладостные размышления о том, что их ожидало в ближайшем будущем. Кристина резвилась и веселилась, как маленький ребенок, а ему нравилось видеть на ее лице улыбку.
- Узнаешь в свое время. - Будто специально не желая отвечать, сказал он.
Кристина, сделав на секунду обиженное лицо, с озорной улыбкой продолжила:
- А у твоей супруги, когда ее муж купит огромный дом, будет отдельная спальня, или…
- Как она пожелает. – Опередил ее он.
- Она желает больше никогда не видеть себя одной в холодной большой постели в отдельной спальне!
- Я подумаю об этом, я еще не решил этот вопрос!
- Да ты просто тиран! – Рассмеялась Кристина, и скорчила забавную гримасу. Никогда она еще не выглядела более привлекательной – ее лицо, обрамленное длинными кудрями, светилось радостью.
Он взял ее за плечи, и притянул к себе.
- Не беспокойся, всё будет так, как ты захочешь…
Кристина лишь покорно вздохнула ему в ответ. Какое-то время она молчала, а потом вдруг спросила:
- О чем вы говорили с Шарлем? По-моему, вы с ним могли бы подружиться…
- А как же твой страх, Кристина? Ты ведь, считала, что я причиню ему вред…- в его голосе был упрек.
- Прости… - Она подняла на него глаза, и сразу же их виновато опустила. – Я была не права. Я ведь тоже могу ошибаться. Но все равно, это было крайне неосторожным поступком с твоей стороны.
- Скоро все это закончится, и мы будем счастливы. Совсем скоро.

***
Последнее время, чтобы не делал, и о чем не думал Эдмон Легард – образ Кристины, навязчивой мыслью, словно тупая ноющая боль, преследовал его неотступно.
Эта женщина так завладела его разумом, что он был уже не в силах противиться этому. Как мутная дымка, накрывали его эти воспоминания о ней. Иногда ему казалось, что если ничего не изменится, он погибнет сию же секунду, как путник, заблудившийся в пустыне, умирающий от невыносимой жажды.
Разгадать секрет виконтессы, относительно ее супруга было легко. Легард с первой же встречи понял, что молодая женщина равнодушна к своему супругу, и вряд ли эти чувства уже что-то способно оживить. Это лишь сильнее подстегивало его интерес всякий раз, когда он встречался с ней на приемах и званых обедах, когда Кристина сама искала его общества, невольно подарив ему надежду.
Но в один прекрасный миг Кристина стала неприступной и недосягаемой. Догадаться о причине было несложно. Вероятнее всего у этой женщины появился любовник. Он не ошибся. Но какое же было его удивление и более того, разочарование, когда он выяснил, кем был его счастливый соперник.

Эдмон не напрасно провел почти три недели в этом омерзительном пансионе. Вначале он решил переодеться рабочим, чтобы его одежда не слишком привлекала внимание. Но рассудив, что манеры и весь облик не подходят для каменщика или маляра, он приобрел у старьевщика поношенный сюртук из дешевого сукна и такие же брюки. Теперь его можно было принять за чиновника, чья контора находится на грани разорения.
День за днем он просиживал в своей комнате, словно паук, терпеливо поджидая, когда доверчивая добыча угодит в его тенета. К его моральным мучениям добавились и мучения физические. В гостинице было полно клопов. По ночам, ворочаясь на жесткой кровати расчесывая себя в кровь, он проклинал любовника Кристины, саму виконтессу и её мужа, словно ослепленного кажущимся семейным благополучием. Немало неприятностей доставляла ему и хозяйская еда. Он не мог есть эту пищу. Но все же спускался в столовую в надежде хоть что-то узнать о таинственном постояльце. Но все было напрасно. О «человеке в черном» знали и изредка видели, как он покидает дом, обычно вечером или ночью. Его внушительный рост и загадочное поведение не вызывали ни у кого желания знакомиться с ним ближе. Его предпочитали не замечать, как и знатную даму, которая часто приходила к нему. И вот когда Легард, отодвинув тарелку с луковой похлебкой, безуспешно сражался с куском жирного жилистого мяса, один из жильцов в полголоса произнес: «Вот, опять она!» Эдмон вжал голову в плечи. Он всегда садился спиной к двери, зная, что Кристина никогда не заходит в столовую. Почему она пришла сегодня? Он был уверен, что его сосед отсутствовал, - несколько дней из угловой комнаты не доносилось ни звука. Поэтому наспех покончив с едой, он стремительно поднялся к себе. И услышал за стеной голоса. Мужчина пытался в чем-то убедить свою подругу, и был раздражен. Кристина называла его Эрик и за что-то оправдывалась.
А накануне он узнал, почему никто не видел, как возвращается этот человек в свое жилище.
Окно в коридоре, которое по его мнению никогда не открывалось, имело хорошо смазанные петли и выходило на крышу соседнего одноэтажного дома и с улицы его было совершенно не видно.

Обычно после своих визитов Кристина приходила через день или два, поэтому Легард с чистой совестью решил отправиться домой и хоть немного привести себя в порядок. Его камердинер, отличавшейся почти кошачьей любовью к чистоте пришел в ужас, увидев хозяина в облике обитателя трущоб. Сорвав с себя гнусную одежду, пропахшую затхлым луком и сыростью, Эдмон с наслаждением кинулся в ванну, наполненную горячей водой и благоухающую травами.
Ночь, проведенная под атласным одеялом и утренний кофе с бисквитами убедительно доказали, что жизнь прекрасна, несмотря на то, что мадам де Шаньи выбрала не его, а другого, но упрямство и задетое самолюбие не позволяли ему отступить.
В полдень в отличном настроении он не спеша возвращался в пансион, но внезапно замер и попятившись отступил назад, прячась за угол дома. Случилось то, чего он не ожидал. Возле подъезда стояла Кристина и тот самый таинственный незнакомец. Она уже уходила. Мужчина был одет в черный плащ, а его голову скрывал капюшон. Улица была пустынна. Он наклонился, чтобы ее поцеловать, и в этот миг виконтесса откинула капюшон его накидки. Это длилось всего несколько секунд, но Эдмону было достаточно. И хотя он был военным и видел немало, он все же почувствовал, что слишком плотно позавтракал, так как его горло сдавил рвотный спазм. Переведя дыхание, он попытался осмыслить то, что увидел. У человека не было лица. Точнее его половины. Какое-то кровавое месиво. И Кристина с удовольствием прикасалась к этому месиву губами. Легард пожалел, что не взял с собой пистолет. С каким бы удовольствием он нажал бы сейчас на курок, превратив в кровавую массу и вторую половину этого чудовищного лица. Так вот кого предпочла ему Кристина. Эдмон почти сочувствовал виконту. Он задыхался от ярости, словно Кристина была его женой, и он узнал, что она ему не верна.
Нет, он не оставит это просто так. Он получит свое, любой ценой, а этот урод получит свое, об этом уж он позаботится. А прелестная виконтесса будет на коленях умолять его о снисхождении, как о великой милости. Чувство гадливости и омерзения на какое-то время пересилили страсть.
Но, вернувшись домой и чуть поостыв, Эдмон задумался. Этот уродливый человек имел над Кристиной власть. Он мог быть связан лишь с ее прошлой жизнью. В театре. Чтобы действовать наверняка, это надо было проверить. И проведя еще несколько бессонных ночей, Эдмон получил ответ на свой вопрос. Когда в соседней комнате тихо щелкнул замок, и оконная рама в коридоре бесшумно приоткрылась, Легард незаметно вышел из дома и направился к центру города, следуя по ночным улицам за одинокой фигурой в черном плаще. Возле площади перед зданием Оперы он остановился. Продолжать преследование было опасно. Он и так узнал, все что хотел.
Эдмон вспомнил свой недавний разговор с графом Филиппом. Граф ошибся.
Таинственный покровитель Кристины, обитатель подземелий Оперы, преступник и убийца, скрывающий лицо под маской, был жив и вновь завладел сердцем своей возлюбленной.

-

Стоял погожий ноябрьский день. Кристина, опираясь на руку мужа, шла по усыпанной красным гравием аллее. Перед ними возвышалось величественное здание. Его левое, видимо нежилое крыло носило следы запустения, окна были закрыты ставнями, но центральный фасад радовал глаз
свежей краской. Дом ждал гостей.
Легард, которого меховая шапка делала неузнаваемым, затеял эту прогулку по парку, стремясь показать все его красоты. Супруги Шаньи покорно следовали за радушным хозяином. Кристина уже устала и замерзла - вылезая из кареты, она и не предполагала, что парк так огромен и запущен. А Рауль с надеждой думал об уютной гостиной, стакане вина и гнедой, которую Эдмон купил на прошлой неделе, и должен был сегодня ему показать.
И вот они наконец добрались до дома. Этому обрадовались все. За время долгого пути по тряской дороге и прогулке по парку и гости, и хозяин успели изрядно проголодаться. Время после обеда было посвящено осмотру самого дома.
- Я очень рад, что вы с супругой приняли мое приглашение и посетили мое скромное жилище.
- Что Вы, дорогой друг! У Вас замечательный дом. Ему не достает лишь одного - молодой хозяйки, - Рауль улыбнулся и оглянулся на жену.
Мужчины расположились возле камина, а Кристина стояла у окна, любуясь темнеющим закатным небом.
- Не всем выпадает такое счастье, дорогой виконт. Иногда я Вам просто завидую. Но что поделать, друзья мои? Быть может мне суждено остаться старым холостяком, раз сердце самой прекрасной женщины уже принадлежит другому. - Легард чуть поклонился, шутливо изображая полную покорность жестокому року. При этом он был так комичен, что Рауль невольно рассмеялся.
Кристина приблизилась и положила руку на плечо мужа. Рауль нежно сжал ее пальцы.
- Мне жаль, что мой брат не смог сегодня к нам присоединиться. Его задержали дела в городе.
- Что вы думаете о чашечке чая с абрикосовым вареньем, дорогой виконт? Жена моего управляющего держит в страшной тайне свой рецепт, все женщины обожают хранить секреты .
- О, это было бы чудесно. Правда, Кристина? – Рауль обратился к супруге, та, не поднимая взгляда, кивнула.
Во время чаепития она просидела молча. А через какое-то время, ища уединения, покинула их, решив прогуляться по саду. Стены и потолок этого дома давили на нее.
Она вышла на западную веранду, увитую диким виноградом, с которого осенний ветер уже почти сорвал все листья, и задумалась. Её не покидало чувство, что здесь её подстерегает опасность.
Взгляд голубых глаз Эдмона жег ее, преследовал каждый ее жест, каждый поворот её головы. Хотя он был весел и с удовольствием рассказывал Раулю их семейные предания, которых было не мало. Увлеченно рассказывая, он сорвал со стены старинную шпагу, чтобы прямо тут продемонстрировать виконту знаменитый прием, который сослужил немалую службу его предку и которым он, Легард владел в совершенстве и был готов немедленно обучить своего друга.
Рауль засмеялся и, скинув сюртук, занял оборонительную позицию.
Импровизированная дуэль была прервана появлением графа Филиппа. Чрезвычайно довольный заключенной сделкой, граф разложил на столе бумаги. Это было выгодное приобретение. Земля, купленная за бесценок, могла стать в будущем золотой. Город стремительно менял свой облик, и даже продажа участка могла принести баснословную прибыль.
Компаньоны склонились над картой. Спустя какое-то время Рауль вспомнил о жене.
- Так где же Кристина?… Боюсь, ей стало скучно, и она решила отдохнуть от нашего общества.
Легард непринужденно улыбнулся в ответ.
- Думаю, она захотела прогуляться, подышать свежим воздухом.
- Да, вот только она задерживается, надеюсь, она не потерялась в вашем огромном парке.
- В таком случае, если вы не против, я схожу за ней, чтобы она и правда, не потерялась, - засмеялся Эдмон.
- Мне право, неудобно вас утруждать…
- Ну что Вы, дорогой виконт, сочту за честь быть Вам полезным, к тому же я лучше знаю парк.
И не слушая слабых возражений братьев, Эдмон их покинул. Всё складывалось именно так, как он желал.

Он нашел Кристину на веранде. Она присела на край мраморной скамейки, и казалось, не замечала холода, будто думая о чем-то потаенном, известном лишь ей одной. Он окликнул ее, Кристина вздрогнула, и сразу же обернулась.
-Так вот где Вы спрятались, моя дорогая! Мне пришлось потрудиться, чтобы Вас отыскать! А Вы я вижу, совсем замерзли. Ваш супруг ищет вас и уже беспокоится. Вы так надолго покинули нас, что я успел соскучиться.
Легард присел рядом и попытался ее обнять.
- Что же, вы нашли. – Обреченно заключила женщина, невольно отстраняясь.
- Тогда позвольте, я провожу вас. - Легард предложил ей руку, сделав вид, что не заметил ее пренебрежения.
Виконтесса кивнула. Они неспешно пошли по тропинке, усеянной желтыми листьями. Ее платье шуршало, цепляя последнюю опавшую листву. Кристина считала шаги, и в сгущающихся над ними сумерках рассматривала мраморные фигуры, встречающиеся им на пути, особо не желая продолжать беседу со своим спутником.
- Спасибо Вам, Эдмон. Вечер был замечательным. – все же произнесла она наконец.
- Если бы вы позволили мне… почаще радовать вас, мне это было бы крайне приятно.
- Это не слишком понравится моему мужу, – Она пыталась говорить непринужденно и чуть кокетливо, пытаясь обратить слова графа в шутку.
- Уверен, он бы был вовсе не против. – Он замедлил шаг, и почти остановился, его голос стал жестким. - Кристина, я смею надеяться, что все-таки рано или поздно вы проявите к моей скромной персоне свою благосклонность. – Серьезно произнес Легард.
Кристина, пытаясь не встретиться с ним взглядом, вздохнула.
- Простите, Эдмон, боюсь, в той мере, и о чем вы просите – никогда.
- Никогда не говорите этого слова, Кристина. Я бы был рад, если бы вы однажды изменили свое решение. Я не требую от Вас невыполнимого…
- Эдмон, ваши действия и просьбы слишком дерзки.– Наконец не сдержалась Кристина.
- Отчего же? Вам давно известно о моих чувствах… Я долгое время пытаюсь раскрыть их вам, но вы ведете себя так, будто не видите, Кристина! Берегитесь, Вы испытываете мое терпение! – Он с силой прижал ее к себе, Кристина попыталась вырваться, но было поздно. Она не могла закричать и позвать на помощь, она чувствовала на лице и губах его хищные поцелуи и изо всех сил пыталась его оттолкнуть, но так, чтобы не измять и не порвать платье. Наконец он отпустил ее, тяжело дыша.
Её сердце бешено колотилось. Ей хотелось со всех ног бежать прочь, но ноги подгибались. Она вся дрожала, тело помнило его прикосновения, невольно подчиняясь чужой страсти. Однажды, вот так, она едва не уступила ему.
- Кристина, если бы вы только…- произнес он обреченно.
- Оставьте меня, Эдмон. Прошу, Вас. – произнесла она дрожащим голосом. - То, что вы делаете – это… недопустимо! Вы забываете о моей репутации.
Зачем она произнесла эту фразу? Даже в темноте она увидела, как изменилось его лицо. Он крепко сжал ее руку выше локтя и грубо произнес:
- Репутация… Вы говорите репутация? Это неубедительный довод, Кристина. Идемте.
И он потащил ее за собой, удаляясь от дома.
- Что вы хотите этим сказать, Эдмон? – Пролепетала она чуть слышно, едва поспевая за ним.
- Ничего особенного. – Легард развернул ее к себе, и произнес с неожиданным раздражением. – По-моему, вашей репутации, моя дорогая, ничто уже не угрожает.
- Я не понимаю вас, мсье.
Он саркастически улыбнулся.
- Вы меня не понимаете? Ну хорошо. Придется сказать напрямую. Вы упрекаете меня в том, что я могу опорочить вашу репутацию, помилуйте, милая Кристина… я прошу всего лишь малость. Такую малость – ваше снисхождение. Мы взрослые люди, Кристина, и довольно глупо было бы говорить, что вы не видите и не понимаете меня.
- Но я не люблю Вас, Эдмон. Я замужняя женщина. И, я считала, что вам будет достаточно моего отказа. Я дала вам понять, что это невозможно. Вы и теперь по-прежнему настаиваете?
- Когда-то вы думали иначе, Кристина. Так ли плохо вам было? – Он взял ее за подбородок, и заставил посмотреть себе в глаза. - Вы опасаетесь за свою репутацию? По-моему, ваша репутация и так уже не совсем чиста. Давно нечиста.
- Ваши слова пугают меня. Я не понимаю вас.
– Не стоит лукавить, моя дорогая. И это правильно, что вы боитесь! Вам ничего не говорит имя- Эрик? Ведь вашего любовника ведь зовут именно так.
Она отшатнулась от него, но он не отпускал ее руки.
- Какой неосторожный выбор, надо сказать. – Закончил Эдмон, нахмурившись.
- Я не понимаю, о чем вы. – От страха у нее исчезли все мысли, и она лишь могла повторять эту фразу.
- Видимо, вы и, правда, могли многого достичь в профессии актрисы. Прекратите играть, виконтесса. Все вы прекрасно понимаете. Не надо делать вид, что вы впервые слышите об этом.
Кристина, попыталась вырваться, но он лишь сильнее сжал ее руку.
- Что вы хотите, Эдмон?
– Мой ответ прост - я сохраню в тайне Ваш маленький секрет, а Вы будете ко мне более благосклонны! – Снизив голос до шепота, с невозмутимым спокойствием ответил он. - Я ведь не прошу Вас, чтобы Вы меня полюбили. - Эдмон усмехнулся. - После того, что я увидел, я понимаю, что это невозможно. Видимо, я не вышел лицом. И сердцу не прикажешь! Но мне не нужно Ваше сердце. В противном случае я могу причинить Вам немало неприятностей, дорогая моя. Зачем Вам огласка? Также она не нужна и вашему другу - ведь за ним тянется череда преступлений, не так ли? Я думаю, полиции будет очень интересно узнать, где он скрывается. Что Вы скажете на это, дорогая виконтесса?
- Вы - негодяй!– Резко ответила Кристина.
- О, я вижу острые коготки тихой виконтессы де Шаньи! Это обещает быть очень интересным. – Будто желая сильнее раздразнить ее, произнес Легард. – Ну посмотри же! – Он силой заставил ее поднять на себя глаза. – Посмотри внимательнее, и присмотрись ко мне и к нему! У вас дурной вкус и извращенная фантазия, дорогая! Но мне это даже нравится. Вы пылаете огнем сладострастия. Что может дать Вам этот урод и глупый мальчишка - Ваш муж, ничего не видящий дальше конюшни. Вы должны быть моей, обещаю - Вы ни о чем не пожалеете!
У Кристины из глаз покатились слезы, которые она не в силах была уже остановить. Это были слезы ненависти и собственной беспомощности.
- Хватит, хватит… прошу вас. Оставьте меня, и я клянусь, что никогда не вспомню о нашем разговоре. Я умоляю вас. Я ведь не сделала вам ничего плохого.
– Оставить? Да Вы смеетесь надо мной! Может быть разжечь в тебе страсть способны лишь такие, как он? Я не пожалел бы ни сил, ни средств, моя дорогая, чтобы посмотреть как этот злодей будет болтаться на виселице. Но я знаю, что у Вас доброе и чувствительное сердце, которому доступно сострадание…
- Отпустите меня, я не хочу даже видеть вас!
- Как опрометчиво. Ведь Вы не хотите, чтобы ваш друг так прискорбно скончался, если уж он вам столь дорог!?
- Как вы все это смеете говорить мне? Зачем?
- Вы же не хотите этого, Кристина?
- Вы ужасный человек! Если с ним что-то случится я…
- О, не переживайте дорогая, его жизнь в ваших прекрасных ручках… Да, и кстати моему другу виконту наверное будет небезынтересно узнать с кем делит ложе его супруга-наследница огромного состояния и мать его сына.
- Вы угрожаете мне?
- Всего лишь предупреждаю.
- Я бы задушила вас собственными руками! Вы не представляете, насколько вы мне противны…
- Как жаль. Но это не меняет моих намерений. Я вовсе не желаю вам зла, Кристина. Не забывайте.
- Вы просто животное, Легард! – С презрением сказала Кристина, чувствуя, как слабеет ее голос.
- Господи, у Вас отвратительные манеры, моя дорогая! Как у дикой кошки. Но мне это нравится! – Он прижал ее к себе, и наклонился к ее лицу.
Кристина что было сил откинулась назад, и высвободив руку, дала ему пощечину. Легард легко оттолкнул ее, криво усмехнувшись.
- Вы пожалеете об этом, виконтесса. – Произнес он, приглаживая растрепавшиеся волосы. – Очень пожалеете. Но я умею ждать. Если захотите увидеть меня, или сообщить о перемене своего решения – я всегда к вашим услугам, дорогая.

***

Она кинулась бежать по хитросплетениям дорожек, путаясь в них. Освещенные окна замка служили ей путеводным маяком. Ее никто не преследовал. Но когда она, запыхавшись, подбежала к лестнице со спящими мраморными львами, навстречу ей из темноты не спеша вышел Легард. Он действительно хорошо знал свой парк. Эдмон чуть улыбнулся, она попятилась.
- Вот мы с Вами и снова встретились, моя дорогая виконтесса.
- Что Вам угодно? Оставьте меня!
Он подошел к ней. Желтый прямоугольник окна гостиной освещал ее заплаканное лицо.
- Вы плохо выглядите, моя дорогая. Вам лучше не показываться своему мужу, пока Вы не приведете себя в порядок. Позвольте, я покажу Вам Вашу комнату.
- Комнату?.. - Она на мгновение потеряла дар речи.
- Ну конечно вы остаетесь, ни о чем другом не может быть и речи. Граф Филипп слишком устал после дороги, и возвращаться ночью в Париж - чистое безумие.
-Филипп здесь?
-Да, и его и Вашего мужа занимает одно необычайно важное дело. Поэтому поднимайтесь в комнату, я прикажу, чтобы вам согрели воды и принесли ужин.

Легард казалось, забыл обо всем произошедшем в парке. Его лицо было вновь безмятежно, словно он одел маску. Он почтительно распахнул перед виконтессой двери и позвонил.
-Адель Вас проводит.
Легард слегка поклонился и оставил ее. Служанка молча забрала ее меховую накидку и шляпку, и взяв светильник, пошла по коридору.
Комната была светлой и просторной. Весело потрескивал камин. Огромная двуспальная кровать под старинным балдахином ждала усталых гостей. В шкафу Кристина обнаружила вещи Рауля. Оказывается, он знал, что поездка затянется. Они давно не спали вместе, но сейчас она была этому рада, как никогда. Когда глубокой ночью Рауль почти бесшумно вошел в комнату, она притворилась спящей. Но муж был слишком уставшим и не стал ее будить, и единственное о чем он думал, как у него будет завтра болеть голова, и как удается его другу пить вино в таком количестве, не пьянея.
Наутро Кристина стала умолять его поскорее уехать, и он, увидев ее осунувшееся лицо, согласился. Голова действительно отчаянно болела, а Легард был по-прежнему свеж и весел, словно отлично отдохнул и выспался. Филипп же изъявил желание остаться и вернуться в Париж вместе с хозяином.

Последующее время Кристина провела, как в тумане. Ей казалось, что весь мир все ее хрупкое счастье может разрушиться от одной ее мысли или слова. Несколько дней она не могла покинуть дом, чтобы удостовериться, что Легард не привел свои угрозы в исполнение. Ей казалось, что за ней постоянно следят чьи-то цепкие глаза. Гуляя с сыном в парке, она не могла отделаться от этого наваждения. Она провела несколько бессонных ночей, пытаясь придумать, как сообщить Эрику об опасности. Эдмон несколько раз приезжал в их дом, чтобы обсудить с Раулем их совместные дела. С Кристиной он не виделся. Сама виконтесса в эти дни намеренно не спускалась в гостиную, объясняя это мужу плохим самочувствием.
Однажды хмурым пасмурным утром Кристина услышала стук колес за окнами, и узнала коляску, принадлежащую Легарду. Виконта не было, он уехал рано утром. Легард знал об этом - Рауль охотно делился с ним своими планами. Кристину это насторожило, она замерла в тревожном ожидании. Но ничего не произошло. Спустя четверть часа горничная лишь передала ей записку, в которой говорилось, что он просит оказать ему снисхождение, и встретиться для разговора в любое удобное для нее время, и в любом удобном для нее месте.

Когда Эдмон вошел в гостиную, горничная Кристины сообщила ему, что хозяйке не здоровится, и она никого не принимает, а хозяин уехал. Легард на секунду задумался и внимательно посмотрел на девушку. Строгое темное платье подчеркивало ее ладную фигуру. Лицо, пожалуй, было чуть глуповатым, но Легард не любил умных эмансипированных женщин. Щеки девушки пылали от смущения, одна светлая прядь выбилась из прически. Она смотрела на него с таким обожанием, что Легарду стало смешно. К тому же взгляд этих беспокойных серо-голубых глаз нашел отклик в его сердце. Или немного ниже. Он усмехнулся.
-Мари…
Девушка вздрогнула - он запомнил ее имя! А ведь он видел ее лишь однажды, когда она разбила чашку.
-Мари, принесите мне перо и бумагу, мне нужно написать пару строк.
Когда все необходимое лежало перед Легардом, он присел на край кресла и стал быстро писать.
Мари, чуть присев в реверансе, хотела выйти, но он остановил ее.
-Обождите Мари. Мне нужна Ваша помощь. Вы ведь не откажетесь мне помочь?
Она кивнула. Он поднял на нее глаза и снова усмехнулся.
-Что Вы там стоите? Подойдите ближе. Я не кусаюсь.
Через несколько минут два сложенных листка бумаги лежали на столе. Эдмон поднялся.
-Эту записку я оставляю для господина виконта. Скажите ему, что я его не дождался. А вот это…-Эдмон протянул девушке второе письмо. - Передайте его супруге. Не перепутайте.
Его пальцы чуть коснулись ее руки.
Горничная смотрела на него во все глаза и не уходила.
-Вы славная девушка, Мари, -он неожиданно вздохнул.
-Вы будете ждать ответа хозяйки? - едва вымолвила служанка.
-Нет, я думаю, его не будет.
Эдмон поклонился и вышел, оставив ее стоять в полной растерянности и смятении.

Вопреки своим страхам Кристина ему ответила. Стремясь оттянуть время, она согласилась встретиться с ним через три дня в парке возле пруда, где обычно гуляла с Шарлем. Она будет не одна и вполне может с ним поговорить.
Тщательно запечатав конверт, она позвонила.
- Мари, ты отнесешь это письмо господину Легарду. Тут адрес. Передашь ему лично.

Эдмон проснулся. Было уже позднее утро. В Париже он снимал квартиру, как и полагается холостому мужчине, но раз в неделю исправно обедал у матери - вдовствующей графини, суровой и властной женщины, и терпел общество сестер и младшего брата - негласного любимца семьи.
Жизнь начинала налаживаться. Он подошел к зеркалу и самодовольно взглянул на свое отражение. До встречи с Кристиной оставалось два часа - ровно столько, чтобы ему успеть привести себя в порядок и предстать перед ней во всем блеске. Ответ виконтессы его несказанно обрадовал - давно бы так. Эдмон вовсе не был злым и жестоким человеком, но он не привык встречать сопротивление. Вначале, когда развитие романа с супругой виконта де Шаньи шло обычным образом и приближалось к самому что ни на есть приятному финалу, он внезапно утратил ее благосклонность и был крайне раздосадован. Не в его обычае было тратить время впустую.

Неприязнь виконтессы не поддавалась объяснению. Она сторонилась светских развлечений, но с Эдмоном ее связывала искренняя симпатия и интерес. И вот появился этот таинственный любовник. Эдмон усмехнулся - виконтесса оказалась намного умнее, чем он предполагал. Если она так дорожит тем ужасным человеком, то ее брак с недалеким виконтом был всего лишь удачной сделкой. Что ж, он тоже человек дела. И прекрасной виконтессе придется дорого заплатить за свою тайну. Легарда охватил азарт охотника, преследующего дичь. Этот урод появился даже очень вовремя. Пресыщенный скукой, Эдмон давно мечтал о развлечении, которое могло бы дать простор его фантазии. Без соперника борьба показалась бы ему слишком пресной.
А пока…пока…у него была одна маленькая, но простительная слабость - добиваясь внимания знатной дамы, он никогда не оставлял без внимания ее горничных - среди них было немало совсем юных и хорошеньких. В их глазах он был недоступным божеством, и тем слаще было снисходить к этим глупышкам. Маленькие пакетики со скромными сувенирами, булавки для шляп, недорогие брошки и прочие пустяки делали свое дело. Конечно, не обходилось без слез и упреков, но обычно все заканчивалось благополучно.

Да и эта белокурая Мари была очень мила. И он, Эдмон был бы совсем не против, если бы она принесла ему еще одну записку Кристины. Или даже две. Бедняжка, она так уморительно стремилась походить на знатную даму. И белье у нее было дорогое и почти новое, нет он решительно не против, чтобы встретиться с ней еще раз.
Эдмон снова улегся на разобранную кровать и блаженно закинул руки за голову, предаваясь радужным мечтам. Что же касается виконтессы - он сумеет объездить эту строптивую лошадку, и она будет послушно подчиняться всем его приказам, он уж об этом позаботиться. Но ему совершенно необходимо раздобыть какую-нибудь улику, подтверждающую связь виконтессы с этим преступником, а для этого ему придется на какое-то время вновь вернуться в гостиницу.
На несколько дней.

Казалось Эдмон ничуть не был удивлен, увидев Кристину в сопровождении мальчика. Шарль видел его не раз и был рад встрече. Эдмон поприветствовал ребенка и неожиданно извлек из кармана булку и протянул ее мальчику.
- Вон те два лебедя, их зовут Геро и Леандр, и они очень хотят есть.
Шарль с восторгом посмотрел на птиц, подплывших к самому берегу, ожидая подачки, потом на мать. Та согласно кивнула.
- Откуда Вы знаете, как их зовут? - изумилась Кристина, когда мальчик убежал.
-Так звали лебедей, которые плавали в пруду моего деда, когда я был маленьким. А предполагая, куда мы с вами отправляемся, я запасся вот этим. - Эдмон улыбнулся, показывая ей бумажную обертку. Он больше не походил на того чудовищного человека, который требовал в саду у нее ответа.
- Я очень благодарен Вам, Кристина, что Вы пришли, - мягко произнес он.
- О чем Вы хотели поговорить, Эдмон?
-Во время нашей последней встречи, я вел себя недопустимо…Я своими руками разорвал те тонкие нити, которые нас связывали. Но Вы пришли. Значит, я не настолько Вам противен. Ведь не страх же сюда Вас привел?
-Нет, Эдмон, - ответила Кристина и внезапно почувствовала себя, словно стоящей на сцене. И у нее был отличный партнер. Который знал все последующие реплики.
-Мне нужно было увидеть вас… если бы вы только знали, чего мне стоило дождаться этого дня, -он вдохнул.
-Что Вы хотели от меня услышать?
- Кристина, - произнес Легард. – Прошло достаточно времени, что Вы решили? Вы же понимаете, чем все это может закончиться? – Будто бы ни в чем не бывало, улыбнулся он.
Да, она прекрасно все понимала. Кристина побледнела и почувствовала легкое головокружение. Ее собеседник придержал ее за локоть.
- Эдмон, я… вы спешите. Мне нужно время, еще немного. Я обещаю, я дам ожидаемый вами ответ.
Легард не сводил с нее взгляда.
- Сколько времени вам нужно, дорогая?
- Две недели.
-Да Вы смеетесь надо мной. Неделя - не больше. И не смотрите на меня так. Вы заставляете меня страдать, Вы превратили мою жизнь в ад, а меня в чудовище. Вы играли моими чувствами, а когда Вам наскучило - отвергли. И из-за кого? Из-за жалкого паяца, урода! Не забывайте, дорогая, к чему может привести Ваше упрямство. Я жду ответа. Немедленно.
-Хорошо Эдмон, пусть будет так, как Вы хотите…
Он протянул ей сложенный листок.
-Вы знаете этот адрес. И я очень надеюсь, что Вы найдете в своем сердце уголок и для меня. Так найдете?
Кристина вздрогнула.
-Да, Эдмон, - произнесла она через силу.
-Я в этом не сомневался, - глухо проговорил он. - И я не отвечаю за последствия, если Вы меня обманете.
- Я умоляю Вас, граф, я же ответила Вам согласием, но обещайте мне… С человеком, о котором вы мне говорили, ничего не должно произойти. Если с ним что-то случится… Эдмон, прошу вас.
- Вы беспокоитесь напрасно, моя дорогая. Я могу Вас так называть, даже если Вам это не нравится. Пока наш маленький договор остается в силе, смею Вас заверить, с Вашим шутом ничего не случится.
- Мама, почему ты плачешь?
Подбежавший мальчик переводил взгляд с матери на высокого красивого человека.
- Ничего. Мы идем домой. Прощайте, граф.
- До свидания, виконтесса. Не забудьте. Будьте благоразумны.

Дома она сразу же поднялась к себе, отказавшись от обеда. Она получила краткую отсрочку. Слишком краткую. Теперь ей надо было любым способом предупредить Эрика. Он обещал, что все документы будут готовы к концу месяца. Осталось пять дней. Они успеют уехать, но он должен покинуть свое убежище, скрыться на это время. Она не могла доверять Легарду. И она не могла рассказать обо всем Эрику. Узнав об опасности, он мог совершить какое-нибудь безумство.
Он никогда не видел графа, а Легард, по его словам, был отлично осведомлен о его перемещениях.
И если пока не выдал полиции, то исключительно в своих целях. За ней он тоже следил. Легард безошибочно назвал ей дни, когда она приходила в гостиницу и даже описал платья, в которые она была одета. Значит в пансионе жил человек, нанятый графом.
Больше ждать она не могла. Она должна была предупредить Эрика об опасности. Кристина позвонила. Прошло какое-то время. Она позвонила снова, и, наконец появилась Мари.
Горничная уже несколько дней ходила осунувшаяся и задумчивая. Помогая хозяйке одеться, она уронила на пол ее любимый гребень. Гребень напоминал Кристине о незабываемых днях, проведенных в деревне. Эрик любил смотреть, как она расчесывает волосы.
- Что с тобой происходит, Мари?! – воскликнула виконтесса.
- Простите, мадам. – Смотря на нее безучастным взглядом, пробормотала девушка.
- Ты выглядишь нездоровой. Сегодня я тебя отпускаю. Ты мне больше не нужна. Отдохни.

-

Когда она вошла в его комнату, у нее едва хватило дыхания вымолвить его имя вместо приветствия. Она приподняла густую вуаль, ее глаза выдавали необъятную тревогу и страх. Она кинулась ему на грудь, начала бессвязно лепетать о том, как рада видеть его целым и невредимым…
Он чуть отстранился, скрывая досаду и раздражение.
- Кристина, - с укором произнес он, - Я две недели пребываю в полном неведении. Что происходит?
- Прости, – заколебавшись, ответила она. Он стоял молча, опустив голову.
- Мне бы хотелось услышать объяснение.
- Я не могла.
- Почему?
Кристина подняла на него мокрые от слез глаза. Как бы ей хотелось рассказать ему все, попросить, чтобы он защитил ее. Но это невозможно. Она толкнет его на новое преступление. И с этой виной ей придется жить. Не слыша ее оправданий, он начинал злиться.
- У меня не было возможности. Я не могла покинуть дом. – торопливо солгала она. - Но я же пришла.– Сделав шаг к нему, вымолвила она с какой-то детской интонацией.
Эрик несколько секунд колебался и наконец заключил ее в свои объятия.

- Прошу тебя, - вдруг вымолвила она, притянув его склоненную голову. - Я хочу, чтобы ты уехал из этого дома.– И чтобы не произошло, чтобы не случилось, ты должен знать, я люблю тебя, и буду любить до конца своих дней.
- Кристина, что с тобой такое? – Встревожился он.
- Пожалуйста. Не спрашивай меня. – По щекам у нее катились крупные слезы. - Я люблю тебя!
Ты должен отсюда уехать, сегодня же. Этой ночью ты должен покинуть этот дом. Здесь тебе угрожает опасность.
-Опасность? Ты должна мне всё рассказать!
-Это касается тебя. Я слышала один разговор. - солгала она, радуясь, что в полумраке комнаты не видно как она краснеет.
-Где?
-Здесь в гостинице живет человек, который следит за тобой.
-Ты его видела?
-Нет. Я уходила, на лестнице было темно. Меня он не видел. Он спрашивал хозяйку о тебе.
-Это ничего не значит. Здесь меня никто не может знать.
-Но я боюсь. Ты должен уехать. Обещай мне.
-Мы уедем через четыре дня. Всё готово. Ты ни о чем не должна беспокоиться.
-Это правда?
-Правда,- он улыбнулся, привлекая ее к себе и целуя.
А что, если это последний раз, когда она видит его? Если им так и не суждено на веки принадлежать друг другу? Об этом она не могла и не хотела думать! Все это будет потом. Если ее сердце разорвется от боли, то пусть, пусть это произойдет сейчас, когда она с ним...

- Мне очень не хватало тебя все это время. Если бы ты только знал… – Трепетно прошептала она, затихая и приникая к нему.
- Ты не раскаиваешься и жалеешь о содеянном? О том, что дала мне согласие?
- Нет! Нет, конечно! Я просто немного волнуюсь… Понимаешь? Перед нашим отъездом… не могу ничего с собою поделать. Это пустяки, это пройдет. Нам надо как можно скорее уехать!
- Кристина… - Он погладил ее спутавшиеся волосы, любуясь ею, таким наивным, беззащитным созданием, которое он, все сильнее боялся потерять. - Осталось всего несколько дней.
Она облегченно вздохнула, словно его слова успокоили ее тревогу.
- Я не переживу, если с тобою что-то случится. – ее голос дрогнул.
Эрик еще крепче обнял ее.
- О чем ты, Кристина?
- О нас с тобою…
- Со мною ничего не случится. – С усмешкой ответил он.

***

С деревьев давно облетела последняя увядшая листва, оставляя лишь голые острые ветки, которые безжалостно трепал ветер. Иногда в приоткрытое окно спальни мадам де Шаньи врывался холодный пронизывающий до костей ветер, он ледяным покрывалом укутывал ее с головой, Кристина ежилась, натягивала на плечи шаль, и невольно отчего-то возвращалась мыслями в свое прошлое. Как никогда ощущая какую-то тянущую боль сожаления… Все, о чем мечтала маленькая Кристина Даэ, все, о чем грезила юная балерина все это разбилось в дребезги, как хрустальный шарик. Ее жизнь в один миг разбилась на мириады крошечных осколков. Хотя, казалось, в ее жизни было все, о чем только можно было мечтать: ее фантастический успех на сцене, восхищение зрителей, слава непревзойденной певицы... Она стала дамой высшего света, у нее был любящий муж и прелестный ребенок. Она больше не терпела лишений, ее гардероб был заполнен дорогими нарядами, а муж постоянно дарил ей чудесные украшения, правда старая графиня говорила, что фамильные драгоценности она передаст только внучке, которую, как она надеялась, Кристина должна была ей подарить... Любая женщина была бы счастлива, если бы ей выдался шанс так изменить свою жизнь, что выпал на долю малютки Даэ. Так почему все чаще в ее душе появлялось непреодолимое желание вернуться в самое начало всей этой истории? Когда еще не было ни ошибок, ни боли, ни вины, а лишь она, и ее сказка… об Ангеле Музыки?

Последнее время она все чаще и чаще обращалась к своему прошлому. Но даже не вокруг этого сейчас были сосредоточены все ее мысли. Мысль о близящемся избавлении омрачал страх не только за себя и своего сына, но и за мужчину, который всегда был не только ее наваждением, но и отныне единственным светом в том лабиринте, в который она сама же себя заключила.
Мысль о том, что Эдмонду Легарду все известно о них с Эриком и о его прошлом не покидала Кристину уже очень давно. Легард был слишком настойчив и упорен в своей борьбе за ее благосклонность. Он не отступил, когда получил от нее отказ, не сдался, когда понял, что она с другим. Его неуклонность, осторожность и выдержка, с которой хищник выслеживает жертву, пугала ее. Он был слишком убедителен в своих угрозах, и у Кристины не было причин сомневаться в том, что если уж он решит их претворить в жизнь, он это сделает. Она будто физически ощущала опасность, исходившую от этого человека, и это день ото дня все сильнее и сильнее затягивало незримую петлю на ее шее. Страх точил ее, как вода точит камень. Хотя, разумнее, наверное, было бы признаться во всем Эрику, не лгать, не придумывать очередную причину своему беспокойству. Но ее останавливала лишь одна мысль о том, что она может стать причиной для еще одной драмы.

Дверь щелкнула. На пороге появилась Мари. Кристина откинулась на подушки.
- Вы уже проснулись, мадам? – Спросила она, направившись к окну, чтобы открыть шторы.
- Да. Давно. – Невесело ответила Кристина.
- Вам принести завтрак сюда, или вы спуститесь в столовую?
- Я спущусь. – Коротко проронила виконтесса.
Девушка помогла Кристине одеться. На редкость долго провозилась с застежками платья. Погруженная в свои размышления виконтесса не заметила ни рассеянности своей горничной, ни ее угрюмого выражения лица, но под конец не выдержала и, сорвавшись, отчитала девушку за неловкость и нерасторопность.

Она вышла к завтраку без всякого желания. Казалось, что ожидание близящегося отъезда ее совершенно вымотало. Она была сама не своя, чувствуя, как не в силах противиться подкатывающим к горлу слезам, то жару, вспыхивающему у нее в груди. У нее не было аппетита, здоровый цвет лица ее сменился болезненным румянцем.
За завтраком, когда виконт с интересом читал утреннюю газету, Кристина меланхолично обводила взглядом светлую столовую, задерживала свой взор на окнах, занавесках, кремовой, под цвет скатерти, и ничего не ела.
- Кристина, ты не заболела? Ты совсем ничего не ешь.
- Нет, Рауль, все хорошо. – Через силу улыбнулась Кристина. Даже сейчас, осунувшаяся после бессонной ночи, проведенной в тревожных раздумьях, она была прекрасна и притягательна. Ее супруг залюбовался белизной ее кожи, ему захотелось коснуться ее кудрей, собранных в строгую сетку, украшенную мелкими жемчужинами, растрепать их, чтобы они рассыпались непокорной волной по плечам.

– Почему-то совсем не хочется есть. Не будь слишком придирчив. Все хорошо. Просто не хочется.
- Ты всегда чем-нибудь себя изводишь. Что на этот раз, дорогая?
- Ничего, - она улыбнулась ему через силу.
Он накрыл ее руку своей ладонью. – Ты часто тревожишься из-за пустяков. Знаешь, а может быть, нам стоит съездить куда-нибудь отдохнуть? – Воодушевленный этой мыслью, с надеждой спросил виконт.
Кристина вздохнула, но сразу же попыталась изобразить беззаботную улыбку. Предложение супруга скорее испугало ее, нежели обрадовало.
- А как же Шарль? – тихо спросила она, хватаясь за тонкую соломинку спасения.
- Он будет под присмотром, дорогая. За него совершенно не надо беспокоиться. А мы бы могли наконец побыть вместе. Только ты и я. Как раньше, помнишь? Это было бы чудесно…
Виконтесса легонько отняла свою руку.
- Но ты так занят последнее время.
- Ну… - виконт улыбнулся своей супруге открытой улыбкой. – Я бы мог отложить на несколько дней дела. Как раз, на этой неделе я должен уехать на несколько дней, а… а после этого мы бы могли отправиться в путешествие! Куда ты пожелаешь!
Вероятно, Кристину это должно было обрадовать. После нескольких лет брака супруг, который мог бы к этому времени завести себе не одну любовницу, до сих пор наивно любит ее, испытывая к ней самые нежные чувства. Но ей было теперь все равно. Теперь она ни чувствовала ничего, кроме своей вины.
- Рауль… знаешь, сейчас зима, так пасмурно и сыро…
- Вот и славно! В самый раз куда-нибудь съездить! Это повод, чтобы сменить обстановку. Что ты скажешь об Италии? – Не дал закончить ей Рауль.
- Мне совсем не хочется никуда уезжать. Может, дождемся весны? – Вопрос получился на удивление глупым и бессвязным.
Виконт растерянно приподнял брови. Он слишком беспокоился о ее здоровье, словно боялся потерять и был готов пойти на все, лишь бы ей не угрожала никакая опасность.

А Кристине сейчас меньше всего хотелось обременять супруга еще и своим странным недомоганием. Иначе он еще, чего доброго, окружит ее вниманием нескольких докторов, которые будут дежурить в их доме денно и нощно. А это все было сейчас ей совсем не нужно!
Но когда молодая виконтесса де Шаньи, несколько дней назад, поддавшись уговорам супруга, выехать хоть куда-нибудь, едва не лишилась чувств прямо в фойе Комедии Франсез, Рауль встревожился не на шутку.
- Господи, Кристина, может быть, нам вернуться домой? Надо послать за доктором! – Взволновано произнес он, придерживая супругу под локоть, и помогая ей присесть.
- Нет. Нет! – Воспротивилась Кристина. – Все хорошо. Мне уже гораздо лучше! – Она приложила все силы, чтобы эта фраза из ее уст звучала убедительно.– Пустяки. Здесь слишком душно.
- Все эти ужасные корсеты! – Начал сокрушаться супруг.
Кристина непроизвольно улыбнулась, раскрывая веер.
- Умоляю тебя, это просто небольшое недоразумение.

Однако дальше весь вечер молодая виконтесса с интересом следила за действом, разворачивающимся на подмостках сцены, словно забыв о своем обмороке. Виконт же отметил для себя, что, должно быть, театры навсегда останутся для его супруги запретным для визитов местом, и, наверное, он совершил большую ошибку, уговорив ее выехать в город. Неудивительно, что после этого он еще больше обеспокоился ее здоровьем, и искал пути оградить ее от любых волнений и переживаний.

Сейчас они по-прежнему сидели в столовой, и Кристина медленно пила свой кофе. Как бы она хотела, чтобы всем ее терзаниям и тревогам пришел конец. Эрик стал для нее больше чем, учителем, в какой-то момент он стал для нее возлюбленным, а теперь, похоже, он стал единственным мужчиной, к кому она испытывала истинные чувства. Никогда она не чувствовала к своему супругу такой нежности, такой бури эмоций, никогда он не заставлял переживать ее такую сильную страсть. Может это все случилось потому что, отец действительно послал ей с небес, как и обещал ангела и любимого в одном лице, может это было испытание, и она должна была преодолеть его, чтобы обрести счастье и успокоение наконец? А может, она сама убедила себя в этом всем, и Эрик просто стал ей опорой и защитой в один прекрасный момент, и дело вовсе не в предначертаниях судьбы? Или, может, они были едины душою, как с определенного момента стали едины телом? Она не знала ответа, она знала лишь одно – что отныне и навсегда этот мужчина и только он - ее счастье и ее умиротворение, и она хочет чувствовать рядом лишь его, и лишь только с ним провести остаток жизни.

Известие о том, что Рауля не будет ближайшие несколько дней ее обрадовало. Все могло бы очень удачно сложиться. Они бы с Эриком и мальчиком могли, ничего не опасаясь, уехать в отсутствие виконта, но… с другой стороны, что почувствует Рауль, вернувшись, и обнаружив, что она постыдно сбежала? Сбежала! Пропала, исчезла… Это будет сильным ударом для него.
Странно, что за все время Рауль так и не догадался, что Кристина уже давно не тот наивный ребенок, которого он встретил спустя несколько лет разлуки, не та девочка, на которой он женился. Не догадался он видимо, и о том, что любовь ее прошла, а сердце ее отдано другому мужчине.

***

Зима была серой и пасмурной. Погода промозглой. А небо затянуто грязными тяжелыми тучами, нависшими над городом. Кристина толкнула рукой дверь наемного экипажа, и вышла на мостовую, стараясь не измарать юбку в дорожной грязи.
Она поежилась от холодного колючего ветра, ударившего ей в лицо. Поспешно расплатившись с извозчиком, она, бегом кинулась к дверям пансиона. Хозяйка сделала вид, что не обращает внимание на нежелающую быть замеченной даму в плотной вуали.

Не зная, застанет ли она хозяина дома, Кристина несмело постучала в дверь. Через несколько секунд она бросилась в объятия своего тайного возлюбленного.
Ее неожиданный приход удивил Эрика. Она кинулась ему на грудь с той неистовостью, с которой маленький ребенок ищет помощи и защиты у взрослого от пугающей его темноты. Ее глаза выдавали тревогу, от прерывистого дыхания грудь вздымалась. Ему стало не по себе. Что скрывалось за этим красноречивым молчанием?
- Что-то случилось? – обеспокоено спросил он.
- Нет. Ничего! Просто… - виконтесса замялась, не зная как объяснить свой неожиданный приход. - Рауль сегодня уехал, и я хотела побыть с тобой. Не могу больше быть в том доме. – Объяснила она. - Там меня все душит. Мне спокойнее, когда ты рядом. Мы теперь ведь всегда будем вместе? Я хотела убедиться, что с тобою ничего не случилось. Мне не стоило приходить? – немного огорченно спросила она.
- Не говори так.
Она отошла от него, и сняла меховую накидку. Ей было нестерпимо жарко. Он подхватил ее манто, и небрежно кинул на спинку стула, взял ее за плечи, развернул к себе лицом. Виконтесса устало сомкнула тяжелые веки, и позволила себе на мгновение забыться. За окном, время от времени, глухо стучали по мостовой колеса редких экипажей. Она вздрогнула, возвращаясь сознанием в эту комнату, в этот пансион, приподнялась на цыпочках, и крепко, что было силы, обняла. – Милый мой, мне так страшно! Мне страшно, Эрик! Если бы ты только знал…
- Ангел мой, я с тобою. Я всегда буду рядом, слышишь? – Он нагнулся, поцеловал ее печальное лицо.
Он подумал о том, что скоро они будут счастливы другим счастьем. Не этим, будто чужим и постыдным. Своим, тем, что их по праву. Тем, где место ей, ему и их музыке, где он сможет любить ее так, как она заслуживает, и больше не будет этих печальных взглядов, этой беспомощности и безысходности.
Если бы он никогда ее не встретил, не услышал ее голоса, не увидел ее глаз, как знать, как бы и чем он жил дальше, и жил бы вообще? Никогда бы не грезил и не мечтал об этих густых с едва уловимым лавандовым запахом волосах, о тонком стройном стане, не любовался бы тенью от длинных густых ресниц, падающую на бледную кожу щек, когда она целомудренно опускает взгляд… Вряд ли кто-нибудь был в силах понять ненасытную тягу двух людей друг к другу. Она была тем чудом, той упавшей с небес звездой, которую он хотел сохранить, не дать ей угаснуть.

Его глубокий тихий голос убаюкивал и успокаивал ее, мысли Кристины уносились далеко от стен этой комнаты, от этого места, от этого города. Кристина с усилием скрывала свое волнение. Ее голова склонилась на его плечо, ах, если бы он мог прогнать ее тревогу. Она закрыла глаза, как ей показалось на минуту.
Кристина приподняла голову, а затем глубоко вздохнула, мягко освобождаясь из его объятий. Они оба лежали на кровати, за окном начало смеркаться.
- Неужели я уснула? – смущенно спросила она.
- Да, ты спала. Вначале я даже испугался. Ты очень устала. – Поцеловал ее в висок Эрик, зарываясь лицом в пышную копну ее волос.
- Почему ты не разбудил меня? Как долго я спала?
- Не бойся, ты спала не больше двух часов. Ты еще успеешь вернуться и сыграть роль послушной жены…
На ее лице отразилось страдание.
- Не причиняй мне боль своими словами. Ты же сам знаешь, как мне сложно. Но, ведь скоро будет иначе!? – Добавила она, и теснее к нему прижалась.
- Конечно будет… Я буду ждать тебя здесь. – Перевел он тему. - Так безопаснее. Скажешь прислуге, что поехала с ребенком на прогулку. Нам нельзя опаздывать. Одень мальчика теплее, сейчас очень холодно. Не бери много вещей. Они нам будут только мешать. В скором времени у вас обоих будет все необходимое, как только мы покинем Париж. И ни о чем не беспокойся.
Она со вздохом кивнула ему в ответ.
- Хорошо. Но и ты будь очень осторожен! Прошу тебя, будь осторожен.
Он лишь усмехнулся ей в ответ.
- Не беспокойся за меня…
- В четверг в половине второго мы будем здесь. Ты знаешь, ведь ты понравился Шарлю…
Она внезапно как-то погрустнела. Эрик заметил это, гадая об истинной причине ее тревоги.
- Кристина, поверь, обещаю, что буду любить его так же сильно, как я мог бы любить своего родного ребенка… - произнес он, прижимаясь губами к ее виску.
Она была женщиной, совершившей немало ошибок. Но в первую очередь она была матерью. Он не мог не признать, что она не перестанет опасаться за судьбу и благополучие своего ребенка. Должно быть, она не уверена, что он сможет принять сына своего злейшего врага.
- Он бы мог быть и моим сыном… - С какой-то неподдельной печалью произнес он.
- Уверена, Шарль будет любить тебя ничуть не меньше, чем родного отца!
- Обещаю тебе, Кристина, ни мальчик, ни ты не будете ни в чем нуждаться. У вас будет все…
- Рядом с тобою мне не так уж много и надо. Поверь. У меня есть самое главное. Ты смог мне дать гораздо больше, чем может дать любой титул, любые деньги…
Он крепко сжал ее руку. Кристина зажмурилась. Обручальное кольцо, как вечное напоминание о ее глубочайшей ошибке, безжалостно, раскаленным обручем впилось в кожу.
Что за мучение – понимать каждую минуту, каждую секунду своего существования, как ты желаешь вырваться из этого ада, скрыться от этих людей, что чужды, и одновременно быть в ловушке собственной вины перед ними же.
- Ты сама на себя не похожа последнее время. – Он притянул ее к себе, не сводя с нее глаз. - У меня все чаще ощущение, что я разговариваю с пустотой. Если есть что-то, что тебя беспокоит, я хочу знать... Не скрывай от меня ничего. Прошу тебя.
- Тебе показалось. Я такая же, как и прежде.
- У тебя есть от меня секреты? Я просто хочу знать, что тебя так сильно волнует. Полагаю, я имею на это право!
Кристина молчала. Ее лицо было холодно и мрачно. Он был совершенно справедлив в своих требованиях. Но… откуда она может знать, что сделает Эрик, расскажи она ему сейчас, сию же секунду истинную причину ее тревоги и страха? Он всегда стремился ее защищать и оберегать. И, подчас, его действия были слишком пугающими. Живущий в нем Призрак, ослепленной вспышкой гнева и ярости по-прежнему лишь пугал Кристину. Она столько времени бежала от его темной сущности, столько времени скрывала от себя истинные страхи и желания. Но больше всего на свете она не хотела снова видеть в нем убийцу и преступника.
Она умолчала о Легарде и его угрозах, умолчала о своем неподдельном страхе за их жизни, умолчала и о том, что больше всего на свете боится потерять Шарля…
- Эрик, а что будет после? После того, как мы уедем? – Спросила она, предпочитая не отвечать на заданный им вопрос. – А что, если нас найдут?
Он перехватил ее испуганный взгляд, и так ничего и не ответил.
- Если нас найдут, - продолжила Кристина, ответив за него, - тебя отдадут в руки правосудия… а у меня отнимут единственное, чем я дорожу в этом проклятом мире – моего сына. Мне страшно.
- Ты сомневаешься в своем выборе? – Голос его прозвучал на удивление мягко, без гнева и ярости, скорее обреченно.
- Нет… меня страшит неизвестность. И я боюсь за тебя.
- Ты не задумывалась о моей жизни четыре года назад…
- Ты ошибаешься, – вздохнула виконтесса. – Ошибаешься. Я никогда не хотела причинять тебе ни зла, ни боли. И я не могу тебя терять сейчас. Теперь, когда я обрела тебя… я не могу допустить, чтобы ты страдал, чтобы тебе угрожала смертельная опасность! А я ее чувствую. Она везде. Везде! Слышишь?
Он не дал ей договорить, Кристина почувствовала его губы на своей коже, щеках и губах. На этот раз его ласки оставили ее бесчувственной, все внутри у нее сжималось от страха, но она покорно откинулась на подушки и закрыла глаза. Внезапно она ощутила какую-то острую неподвластную ненависть к самой себе, и ей захотелось скрыться, убежать от всех, от каждого, кто держит ее душу, как в тисках, и лишь душит, душит…
С покорностью тряпичной куклы поддавалась она чужим рукам, не чувствуя прежнего наслаждения. Она едва сдерживала горькие слезы. Вряд ли ее муж и маленький сын заслуживали такой несправедливости по отношению к себе. В том, что Эрик искренне сможет полюбить и принять мальчика, она не сомневалась. Но, что все это неминуемо причинит боль Раулю. Ей казалось, что их уже давно ничего не связывает, и порвать с прошлым ей не составит никакого труда. Однако, чем больше она думала, чем чаще вспоминала с какой нежностью и любовью ее супруг относился к их сыну – и она желала лишь одного – просто умереть! Умереть, чтобы вновь не делать свой ужасный выбор, не терзать ни себя, ни окружающих ее людей.
Рауль обожал сына. Казалось, его счастью не было предела, когда он впервые с опаской взял на руки крошечный попискивающий сверток из кружев.
Он пытался сделать все, чтобы Шарль вырос достойным своей фамилии. И он не желал замечать ту неприязнь, которую его мать питала к невестке и не находила нужным скрывать ее в присутствии сыновей. К счастью, мальчик был еще так мал, что попытки старой графини настроить его против матери не увенчались успехом. Он одинаково любил мать и строгую бабушку, побаивался дядю, который часто приезжал к ним и всегда был сердит, говорил много и непонятно, и обожал отца.
Чем старше становился мальчик, тем больше времени старался проводить с ним Рауль. Он садился в кресло возле камина, Шарль приносил свою скамеечку, и слушал его рассказы. Рауль рассказывал ему о море, о кораблях, и Шарль даже мог уже назвать все снасти. Но больше всего Шарлю нравилась коллекция старинного оружия, развешенного на персидском ковре и к которому ему строго-настрого запрещали прикасаться. Но виконт иногда снимал со стены тот или иной клинок и разрешал сыну погладить тяжелый эфес. Или же поддавшись уговорам мальчика, виконт устраивался вместе с ним на полу, и они разыгрывали целые сражения, умело обстреливая армию врага стеклянными шариками и забыв обо всем на свете. Виконт обычно проигрывал.
Рауль не мог покинуть дом, не зайдя перед каждым своим отъездом к мальчику, а тот забирался к нему на колени и спрашивал, когда он вернется.
Как же сможет Рауль перенести разлуку с сыном… Ее бедный Рауль…

Она пришла в себя словно от сильного внутреннего толчка, вздрогнула, и поймала на себе полный изумления и гнева взгляд.
- Что случилось?
- Что? Ты назвала меня именем своего мужа, Кристина… - он резко выпустил ее из объятий.
Кристина провела рукой по лицу, будто пытаясь привести себя в чувства.
- Прости… прости, я задумалась.
- Задумалась? Так вот о ком ты думаешь, когда мы вместе!?
- Нет! Нет, конечно.
Глаза его лишь холодно поблескивали, а зрачки его, казалось Кристине, колют ее острыми холодными копьями.
Она глубоко вздохнула и замерла. Внешнее ее спокойствие исчезло.
- Прости меня! Поверь, это просто какое-то недоразумение. Пойми… - Смешавшись от растерянности, произнесла она. – Ты же знаешь, как я тебя люблю! – Запинаясь, произнесла она.
Она потянулась к нему, но он не шевельнулся.
- Прости меня! – Голос ее дрогнул, и она едва удержалась, чтобы не зарыдать. – Клянусь тебе! Я люблю только тебя!… Я не знаю, как это вышло. Это просто случайность. Пойми, перед отъездом все это не дает мне покоя, а он мой муж…
По щекам ее покатились слезы. Рыдания заставили его смягчиться. Кристина продолжала шептать извинения и оправдания. Ее била крупная дрожь, он обнимал ее уже без всякого негодования, но казалось, тень сомнения так и не сошла с его лица.
Наконец она опомнилась, за окном сгущались сумерки. Ей давно надо было вернуться, и она резко поднялась с кровати. Но мгновенно тут же вдруг села, бледная как полотно.
- Что с тобой?! – Сквозь пелену тумана она услышала его голос.
- Ничего так иногда бывает. Сейчас пройдет.

Эрик проводил ее, когда за окном было уже темно.
- Ты должна быть осторожна. И не вызывать подозрения у прислуги. Тебе лучше не появляться здесь. Хорошо? Потерпи. Осталось совсем недолго.
Он обнял ее, шутливо поправил ее слегка съехавшую набок шляпку. Она наспех последний раз поцеловала его, и, наконец села в экипаж, вполне мирясь с недолгой
Ее ждали ставшие ненавистными стены дома де Шаньи. Стены, из которых казалось никогда не вырваться. Бежать! Или умереть! Эти стены. Обитые шелком и увешанные фамильными портретами, каждый из которых осуждал ее молчаливым упреком. Они так и не приняли ее. Портреты Рауля и Филиппа и даже маленького Шарля украшали галерею.
Ее же портрета не было. Когда-то ей казалось это обидным, Она мечтала, что художник напишет ее портрет, ее и Шарля. А сейчас, ей казалось, что так даже лучше, словно удар, который ей еще предстоит нанести мужу, станет от этого слабее.

***

Проводив ее, он вернулся в комнату пансиона, которая уже не один месяц служила им пристанищем. Тем не менее, он ненавидел эту безликую клетку, являющуюся сосредоточением обмана и лжи, всего лишь видимого эфемерного счастья. Он огляделся, в темной полупустой комнате, впрочем, по привычке в темноте он видел ничуть не хуже чем при свете. Прошелся по комнате и осмотрелся, будто в надежде отыскать хоть какой-то намек на недавнее пребывание здесь Кристины. Казалось, еще можно было уловить тонкий аромат ее волос и словно услышать шелест ее юбок.
В груди неприятно заныло. У Кристины была какая-то тайна, которую она оберегала от него, которую ему было не суждено узнать, или даже на несколько коротких шагов приблизиться к ее мыслям. Кристина улыбалась ему, но он чувствовал, что она стала холодна, будто отстранившись от всего, что еще недавно их связывало.

Она стала совсем другой. До приезда в Париж Кристина была полна счастья, и казалось, новых надежд. Он даже безоговорочно начал верить, что их встреча возродила в ней нечто, о чем он боялся даже помышлять несколько лет назад. Милая девочка – он ощущал каждый ее вздох, каждый взгляд, по ее глазам мог предугадать каждую ее мысль. Когда она радовалась, открытая улыбка озаряла ее лицо, когда она смущалась, кожа ее розовела, она опускала голову, пытаясь скрыть от него свой взгляд, и голос ее невольно становится приглушенным и вздрагивающим, словно листок от порыва осеннего ветра. В минуты счастья это была все та же шестнадцатилетняя девочка, чистая, наивная, не умеющая сдерживать ни радость, ни печаль. В задумчивости она напевала себе какую-нибудь простую мелодию, услышанную еще в детстве от отца. Казалось, что с того момента когда он заметил ее среди юных балерин театра прошло столько времени, что сейчас тот ее образ, когда она была маленькой напуганной девочкой, почти стерся из его памяти…

Но, даже после стольких сладостных часов, проведенных вместе, его не покидало сомнение – так ли искренне и правдивы были ее признания в любви, страстный шепот и вздохи. Могла ли молодая богатая женщина променять красивого здорового мужа, состояние и титул на жалкое существование с человеком, который прежде внушал ей лишь страх и отвращение. Не станет ли жизнь с ним для нее долгим мучительным терзанием, и почему она должна обречь себя на вечное проклятье?
Он не понимал и не знал ответа на этот вопрос. Кристина никогда не заговаривала с ним на эту тему, а на его вопросы предпочитала не отвечать, сразу же грустнела. Она с мольбою в глазах просила никогда, никогда не задавать ей таких вопросов! Словно они раскаленными прутьями, хлестали ее по сердцу, оставляя лишь кровоточащие раны.
Но когда он, наконец, поставил ее перед выбором – остаться с ним и уехать, либо прекратить этот фарс и игру в тайных любовников раз и навсегда, казалось, глаза ее горели неистовым желанием и уверенностью. Она дала ему согласие.
Так почему же теперь она так печальна, будто бы он принудил ее к чему-то против ее воли?
Он был ненавистен сам себе за то, что не мог дать ей всего того, чего она заслуживала, как он полагал…

Он сел на кровать, и устало опустил голову, задумавшись обо всем прошедшем. Нет, Кристина не могла так поступить, не могла она почти год их встреч лгать ему всякий раз, когда отзывалась на его ласки, на его слова и любовь. Это слишком жестоко и лицемерно. Чистый ангел, живший в ее душе не мог предать его снова…
Он провел рукой по краю кровати, где лежала Кристина. Пальцы нащупали что-то жесткое и холодное – ее шпилька, украшенная перламутровым листиком с тонкими прожилками. Он сжал ее в руке.

С самой первой секунды ее согласия он боялся лишь одного, что она передумает, придет в себя, как после тяжелого сна, дурман рассеется, и она осознает весь ужас своего поступка. Пожалеет о содеянном и снова отнимет у него шанс на несбыточное, который по своей же неосторожности дала ему.

-

Карета размеренно покачивалась на неровной дороге, от этого виконтессу укачивало и клонило в сон еще больше. Кристина следила за темными тенями за окном. Быстрей бы все это уже закончилось, прошли бы дни этого ожидания. Хотя, как знать, не станет ли это началом, еще одной ступенью их новых мук и несчастий? У нее было дурное предчувствие. Такое, когда сердце вдруг обрывается на пол ударе, и падает куда-то сквозь темную холодную бездну, чтобы потом забиться сильнее и быстрее в предчувствии беды.

Когда виконтесса вошла в дом, прислуга сообщила ей, что ее супруг уже прибыл, и хочет с ней поговорить.
Кристина была уверена, что не застанет его дома, когда вернется. Дрожа всем телом, она вошла в гостиную, где ждал ее супруг. Еще несколько минут назад, она, сидя в экипаже, вспоминала детали проведенного ею дня в объятиях другого мужчины, не желая возвращаться к своей нынешней жизни. Она вспоминала его взгляд, его дыхание на своих губах, его прикосновения, вспоминала то, как им не в силах пресытиться и наглядеться друг на друга, и как сложно ей с ним расставаться...

Рауль был хмурым, он, понурив голову, ходил перед камином в гостиной, спрятав руки в карманы коричневого сюртука.
Кристина остановилась в дверном проеме, не поднимая плотную вуаль шляпки. Тяжелый взгляд мужа ей не понравился. А что если… что если он разгадал их секрет? Или, что еще хуже, ему предательски все-таки рассказали? Что будет теперь? Господи, что будет с Эриком? – Вдруг промелькнула у нее ужаснейшая мысль.
Нет, она не сможет пережить, если с ним что-то случится. А если уже… уже что-то случилось? Как знать, что теперь будет с ними всеми.
Она приложила руку, затянутую в атласную перчатку, в груди. Если все раскрылось, она ничего не станет отрицать, отстаивать себя и свою добропорядочность, и тогда сию же минуту покается перед супругом, признавшись, что любит другого, и будь, что будет. Но спасет ли она его этим теперь?

- Я не думала, что ты уже вернулся...- произнесла она неуверенно.
- Кристина, дорогая, - начал севшим голосом виконт, - мне сообщили ужасную новость...Я хотел бы думать, что это неправда, но это правда, дорогая...
Он подошел к ней и взял ее за руки. В его глазах стояли слезы, Кристина видела, что он весь дрожит. Внезапно он с силой сжал ее ладони и отпустил их. Вновь прошелся по комнате. Кристина закрыла глаза - он все знает. Боже, что же теперь будет. Она схватилась рукой за спинку кресла.
- Я даже и не знаю, как тебе и сказать. Филипп... - голос Рауля дрогнул.
-Что Филипп? - едва слышно выдохнула Кристина. Значит Легард все рассказал Филиппу! Это был конец, рассчитывать на великодушие графа она не могла.
- Что-то произошло? – Вновь повторила она вопрос, ожидая услышать ужасную правду.
- Да, произошло. Несчастный случай. Кристина, мой брат… погиб. – Выдохнул Рауль, будто стремясь как можно произнести страшную новость. – Я узнал сегодня.
Казалось, эти слова отняли у него последние силы. Он достал из кармана платок и отвернулся от жены.
Виконтесса перевела дыхание. Кажется, сейчас она даже не оценила всего смысла этих слов. Она спасена. У нее не отнимут Шарля. У нее на глаза навернулись слезы счастья.
Она подошла к мужу и тихо погладила его по плечу. Рауль не ожидал от нее этой ласки, внезапно он порывисто схватил ее руку, и осыпал ее пальцы поцелуями. Он был жалок, потерян, и искал в ней сострадания и утешения.
- О, Рауль… мне так жаль. – Потерянно ответила она, отводя глаза. - Как это произошло?
- Нелепый несчастный случай. Прогулка на лошадях. Он был прекрасным наездником. Я не могу поверить. Бедная матушка… Что я ей скажу? Она еще ничего не знает. – Рауль потер висок. – Ты ведь понимаешь?
- Я сожалею, Рауль. – Коротко вымолвила она. – Я… мне нездоровится. Я должна прилечь. Прости.
- Да, конечно, дорогая. Ты прости, я не думал, что это так на тебя подействует. Ты просто сама не своя. Я позову Мари.

Кристина, кивнула служанке, давая понять, что ей потребуется ее помощь, так как она желает отдохнуть. Рауль, оглушенный и подавленный почему-то с горечью смотрел вслед супруге, поднимающейся по лестнице. Какая она хрупкая и беззащитная, ему всегда казалось, что она недолюбливает Филиппа. А она просто ангел.
Рауль на цыпочках прошел в детскую и остановился возле кроватки сына. На столе горел ночник, мальчик спал, его кудрявые волосы разметались по подушке. Рауль поправил одеяло и тихо вышел.
А виконтессе хотелось сейчас лишь одного – побыть в одиночестве, отдохнуть, и собраться с мыслями. Она зашла в свою спальню, и обессилено опустилась на кровать. Ей почему-то захотелось плакать. Но слез не было.
- Мадам, вы будете переодеваться? Я уже приготовила вам ванну.
- Да, Мари. Помоги мне. – Не поднимая головы, произнесла она.
Девушка присела на краешек кровати.
- Госпожа, почему у вас всегда иначе зашнурован корсет, хотела бы я знать, - возясь с застежками платья, тихо проворчала себе под нос горничная, но так, чтобы хозяйка ее услышала.
Кристина приподнялась и обернулась, вглядываясь в лицо девушки.
- Что ты хочешь сказать? Я была у модистки. И ты всегда так его затягиваешь, что мне становится дурно…- сказала она, и отстранилась от девушки.

***
Кристина вопросительно смотрела на девушку, пытаясь понять, что именно могут значить ее слова. Такой дерзости от служанки она не ожидала. Мари, заметив как потемнели от гнева глаза виконтессы, виновато съежилась, пожалев, что не удержалась; в последнее время ее охватывали приступы необъяснимого раздражения, чередовавшиеся порой с еще более необъяснимой слезливостью, когда она вечером, закончив работу запиралась в своей комнате с романом из хозяйской библиотеки. Читая о приключениях героев, надуманных и необыкновенных, и всем сердцем им сопереживая.

- Но вы сами, мадам, просите всегда туже затягивать его… - едва слышно подала она голос, оправдываясь.
- Довольно об этом! – Остановила ее Кристина. Она закрыла глаза, и потерла виски. Сил ни на что не было. Кристина только сейчас, кажется, в полной мере осознала то, что произошло. Она почувствовала, как от страха стынет душа. Ей вспомнилось сегодняшнее утро. Тогда все еще было иначе… все было проще.
Девушка замолчала, но, выждав какое-то время, вновь заговорила:
- …Мадам, можно мне завтра отлучиться на несколько часов? Прошу Вас, мадам, это очень важно. Для меня. – Щеки девушки покраснели.
- Что-то случилось? – Кристина нахмурилась, вглядываясь в осунувшееся лицо служанки. - Ведь в четверг я собиралась отпустить тебя на целый день.
- Нет, нет, ничего! – Поспешила ответить девушка, пряча глаза.
- Ну, ступай, конечно. – Помедлив несколько секунд, сказала виконтесса.
- А что же четверг, мадам? - нерешительно протянула горничная.
- В четверг ты свободна, я же обещала тебе. - Кристина наконец улыбнулась, и горничная просияла в ответ. - Погоди, - Кристина вынула из сумочки плетеный кошелек. - Я хочу сделать тебе небольшой подарок - вот возьми 100 франков. И тебе ведь нравятся мои духи?
Горничная побледнела, тайком она иногда пользовалась заветным флаконом, но совсем, совсем немного! Она затрясла головой, не в силах солгать или сказать правду. Кристина вновь улыбнулась.
- Ты можешь их забрать.
- Но господин виконт, мадам…
- Не бойся, он не заметит. Он ничего сейчас не заметит…
Девушка начала рассыпаться в благодарности, но Кристина ее уже не слушала.

Кристина спустилась из своей комнаты в тот же вечер, как только горничная помогла привести себя в порядок.
Ее супруг сидел к ней спиной за своим столом в тускло освещенном кабинете, и что-то писал. Он отложил в сторону какие-то бумаги, и пара листов с тихим шелестом упали на пол, но он, похоже, даже и не заметил этого. Рауль был слишком подавлен для разговора. Может быть, куда разумнее было бы сейчас не тревожить его своим присутствием, не подыскивать нужных слов, но быть вдали и отстраниться Кристина не могла. Ей столько раз хотелось навсегда забыть эту свою жизнь, и никогда больше не вспоминать ни об этом доме, ни о его обитателях, ни о своей свекрови, ни о высшем обществе… Но сейчас все ее обиды и огорчения стали казаться такими мелкими и незначительными.
Она остановилась в дверях его кабинета. Сердце ее защемило. Прошло столько лет с тех пор, как они были детьми. Перед ее взглядом промелькнули короткие обрывки картин того времени.
Кажется, Рауль всегда искренне был привязан к маленькой дочке музыканта. До встречи с ним у Кристины был лишь один человек на этом свете, кем она дорожила, кому она доверяла, и кто был ее ангелом-хранителем – ее отец. Они часто переезжали, и у Кристины почти не было друзей. Все, что ее увлекало, это музыка, отцовские сказки и собственные мечты. Она жила в своем мире, среди грез, чудес и нот, напевая какую-нибудь очередную песенку, которую пел ей перед сном отец.
Белокурый голубоглазый мальчишка возник в ее жизни спонтанно и неожиданно. То лето они с отцом провели у моря. И будто ветер, непрошено врывающийся в открытые ставни, в ее жизни появился Рауль.
В то утро Кристина рыдала на берегу моря, она шла по мокрому песку и горькие слезы смешивались с солеными брызгами. Она рыдала от обиды, что сын аптекаря Поль Жобер, задиристый долговязый мальчишка обозвал ее сумасшедшей дочкой скрипача, которая верит в небылицы, ведь она уверяла его и еще нескольких ребятишек, что Ангел Музыки действительно существует, и ее отец никогда ее не обманывал, плакала от того, что испачкала подол своего нового платья, рыдала от того, что отец последнее время стал плохо себя чувствовать и к ним стал часто приходить доктор и каждый раз он уходил все более хмурым, и она недавно услышала разговор кухарки с садовником, что хозяин кажется не жилец…
Слезы из глаз девочки покатились с еще большей силой, когда ее кто-то окликнул, беспокойный шум волн заглушил голос, Кристина рассеянно обернулась, с плеч ее спала легкая ткань, покрывающая их, сильный порыв ветра рванул ее шарф, безжалостно потрепал его, и бросил в воду.
Кристина так до конца и не поняла, что произошло, как именно перед ней возник незнакомый парнишка, говорящий ей слова утешения, и протягивая мокрый шарф.

Она с благодарностью прижала мокрую алую материю к груди. Слезы еще катились по ее худенькому личику. Она была похожа на хрупкую фарфоровую куколку - отливающая белизной кожа, огромные шоколадные широко распахнутые с густыми загнутыми вверх ресницами глаза, тугие каштановые кудри – Раулю показалось, что еще никогда раньше не приходилось встречать ему воплощение чуда. Девочка одновременно напоминала ему маленькую фею из его снов и принцессу из сказок. Ему нестерпимо захотелось унять эти слезы, увидеть, как она улыбается, заливается смехом, как кудри ее вольно развиваются на пронизывающем соленом ветру.
И Кристина действительно улыбнулась ему. Она была такой трогательной и беззащитной. И кажется…. счастливой. Рауль гадал – быть может, это как раз именно то, о чем так одухотворенно толкуют взрослые?

Их дружба длилась недолго. Лишь два месяца. После чего Кристина больше никогда не видела его. И думала, что не увидит. В день отъезда своего друга Кристина проснулась с тяжестью на сердце, и ей так отчаянно не хотелось вчера вечером, когда она засыпала, чтобы наступило «завтра». И она вновь заплакала, как и в день их встречи… Тогда Рауль, который сам с трудом сдерживал слезы, пообещал, что они обязательно, обязательно встретятся! И он никогда не забудет ее. Не забудет крошку Лотти, так он называл ее, повторяя слова из старой детской песенки.

Это все было так давно…
Кристина вздохнула. Воспоминания заставили ее сердце биться неровно и учащенно. Сейчас перед ее глазами встал отважный и рассудительный, как ей тогда казалось, мальчик, готовый защищать ее, кормить леденцами, играть в прятки и рассказывать сказки. Как знать, как сложилась бы их судьба, если бы они никогда не встретились снова? Было ли случайным его появление в театре или это был знак небес, как и испытания, выпавшие на ее долю? И она вновь должна выбирать. Любила ли она Рауля…любил ли он ее…

О нет! Он любил ее! Конечно же, любил. Просто, тогда, когда они были детьми, все было иначе. И он был так счастлив, когда Кристина согласилась стать его женой.
А теперь он совершенно беспомощен и жалок, и она свидетель его боли. Она не может оставить его вот так. Теперь ее очередь стать его другом, разделить его горе, и поддержать в трудную минуту. Еще никогда на протяжении всего своего двадцать одного года Кристина не ощущала себя такой несчастной и виноватой. Он любил ее. А она его получается – нет. И все, чем она могла отплатить ему, это обман и предательство. Он не заслужил ни того, ни другого.

Она решилась наконец, и переступила через порог. Услышав ее шаги, Рауль поднял голову, отложил папку с бумагами.
- Кристина… разве ты не легла? - Всем своим видом он напоминал ей потерянного несчастного ребенка, искавшего защиты. В его глазах промелькнула слабая радость, словно он все это время ждал ее прихода.
Он выглядел совсем осунувшимся и измотанным. Сердце Кристины сжалось, и она не в силах сдерживаться, всхлипнула.
- Нет, я хотела побыть с тобой. О, Рауль, - вдруг простонала она, и кинулась к нему, протянув к нему руки. – Прости меня! Прости! – Она упала возле кресла на колени, гладя его по волосам и лицу. – Прости меня! Прости… Я так виновата! Мне так жаль! Так жаль!
И она заплакала так, как не плакала уже давно. Значит, ее сердце оказалось не настолько черствым. Кристине казалось, что их уже не связывают и не могут связывать никакие чувства. Но всякий раз, когда она думала о своем муже, в ее груди сердце сжималось от боли. Как она не гнала от себя эти мысли, она не могла быть совсем безразличной к нему.
Он обнял ее за плечи, укачивая как ребенка.
- Что ты, Кристина, о чем ты говоришь? Как ты можешь быть передо мной виноватой?– он поцеловал ее в висок, и она зарыдала еще сильнее.
- Это все так ужасно… я не знаю, как тебе помочь…
- Ты здесь, рядом, и это главное.
Он привлек ее к себе и, утешая, начал гладить ее кудри. Прошло так много времени с тех пор, как они сидели вот так близко. Слезы катились из ее глаз. И она не могла унять их, оплакивая не прошлое или настоящее, а свое будущее…

- Спасибо Кристина, спасибо тебе. Ты так мне нужна сейчас, – он крепче обнял ее, словно хотел почувствовать ее близость и поддержку.
- А как твоя матушка? Она знает?
- Пока нет. Мне предстоит поговорить с ней завтра утром. Мне страшно, я не знаю, как ей сказать…
- Рауль, я всегда буду рядом с тобой… Всегда! Рядом! – с виноватым видом прошептала она, видя его угнетенное состояние. Он в ответ взял ее за обе руки, и поочередно прижал их к своим губам.
- Спасибо тебе, милая Кристина. Я должен поговорить с матушкой наедине. Я должен ее подготовить.
Это ужасно…- он сокрушенно умолк. Раньше он не думал об этом, но теперь, когда шаткое равновесие их семьи было нарушено, он вспомнил всю неприязнь, которую испытывала старая графиня к своей невестке, и теперь он не хотел, чтобы Кристина была свидетельницей его разговора с матерью. Мать всегда относилась к Филиппу с большей нежностью и заботой, а он всегда недолюбливал Кристину.
Рауль испуганно посмотрел на супругу, страшась, что она угадает его мысли.
- Прошу тебя, пойми, мне очень тяжело. Тебе лучше будет приехать к вечеру. Так будет лучше, - повторил он.
– Я все понимаю. Прошу, не думай об этом. И не беспокойся обо мне.
- Спасибо! – Он снова обнял ее, поцеловав в щеку. – Ты понимаешь, что теперь ты - графиня? -внезапно спросил он, внимательно наблюдая за ее реакцией.
Кристина подалась назад.
- Поверь, меня не интересует титул. Если так, то я бы предпочла вообще ей никогда не быть, только чтобы все оставалось, как и прежде. И что бы ты не терзал себя.
- Да, да, я тоже. Кристина - ты прекрасная жена! И я счастлив и горд, что ты со мною. Спасибо, дорогая моя! – Голос его дрогнул.- Если бы не ты, наверное, я не знаю, как бы я сам пережил и выдержал это все. Я не знаю!
Ночью сон к ней не шел. Вопреки обыкновению, она осталась сегодня с Раулем. Он не спал, молча лежал с открытыми глазами, ожидая, когда наступит утро. Кристина думала. Думала, как в момент все изменилось, в очередной раз заключив ее в ловушку.
Рауль поднялся, едва лишь рассвело, он не стал завтракать, и не зашел к Шарлю, мальчик все равно еще спал. Кристина вышла проводить его, вся прислуга почтительно стояла на крыльце чуть поодаль, осознавая важность происходящего. Рауль обещал прислать за женой карету, как только это будет возможно.

-
Старая графиня уже встала и сидела перед зеркалом в капоте, неспеша совершая свой утренний туалет, когда Рауль, напугав привратника и служанку, мывшую крыльцо, ранним визитом, прошел в гостиную.
Визит сына удивил графиню, но она не привыкла нарушать обычаи этого дома, ни при каких обстоятельствах. Поэтому она велела обождать ее в библиотеке, она не сомневалась, речь пойдет о ее невестке, и не желала свидетелей у замочных скважин.
Последнее время супруга сына вызывала у нее безотчетную ненависть, графиня видела, чувствовала - что-то происходит. Кристина очень изменилась. У нее была какая-то своя обособленная жизнь, часто она задумывалась, улыбалась своим мыслям. Она слишком часто ездила к модисткам и надолго отлучалась.
Графиня вспомнила о пожелтевших письмах, надежно запертых в ящике секретера. Она тоже была молода. Бедный Антуан, он никогда ни о чем не догадывался. Он был глуп. И он ее любил. Еще бы. С таким приданым ее было бы смешно не любить. Она могла выбирать жениха. И она выбрала его. Какая жалость, что Рауль так похож на своего отца. Он так же доверчив. Вот Филипп пошел в ее родню. Вот истинный аристократ. Он никогда не взял бы себе в жены актрису, и не возьмет. По крайней мере, пока она жива. Какая жалость, что малютка Шарль не его сын. Мальчику было бы лучше жить в ее доме, вместе с ней. Он слишком мал, но когда подрастет, вполне может перенять вульгарные привычки своей матери (конечно до сих пор она их не проявляла, но это лишь говорит о ее таланте актрисы). Рауль так часто бывает в отъезде, он должен следить за своей женой, им совсем не нужно неприятностей. Она слишком красива, чтобы не привлекать к себе внимания. Ах, если бы Рауль был умнее, он выбрал бы себе другую жену.
Последний раз пройдясь пуховкой по лицу, графиня поднялась, она была собой довольна. Две горничные замерли, ожидая указаний. Но ничего им не сказав, графиня покинула комнату.

А тем временем Рауль с замиранием сердца опустился в кресло возле старинного стола, где в образцовом порядке были разложены письма, счета, брошюры. Возле бронзового письменного прибора лежал свежий номер газеты. Рауль закрыл лицо руками. Можно было подумать, что хозяин этого дома на минуту вышел и сейчас дверь распахнется, и он услышит недовольный, глуховатый голос брата. Рауль взял газету, но строчки прыгали у него перед глазами, он не мог прочитать ни единого слова.
Дверь скрипнула.
- Как это понимать, Рауль? Что случилось? Почему ты здесь? И что с твоим лицом?
Увидев мать, Рауль поднялся. В детстве он всегда стремился заслужить ее любовь, что было невозможно. Вся материнская нежность была отдана старшему сыну. Нельзя сказать, что она не замечала младшего. Напротив, она потратила немало сил на его воспитание. Но ее скупые похвалы были редки и сдержаны, а наказания за шалости и проступки были неоправданно суровы. Филипп же, отличавшийся слабым здоровьем, был от них избавлен.
Ах, если бы мать его любила так, как он этого желал. Его женитьба серьезно подорвала их и без того натянутые отношения. И лишь рождение сына позволило немного их улучшить. И сейчас ему предстояло нанести ей удар, перенести который он не в силах ей помочь. Если бы он мог обнять эту женщину с суровым хмурым лицом, разделить с ней боль. Но она не примет его участия. Ей не нужна его любовь.

Он вспомнил, как однажды в детстве застал мать плачущей над каким-то письмом, и, преодолев свой страх и преисполнившись сострадания и любви, он попытался ее обнять и поцеловать, но мать сердито оттолкнула его, недовольная тем, что он измял ее новую пелерину, и он остался стоять, сам чуть не плача от обиды. И как-то так вышло, что всю жизнь его любовь к матери всегда была неотделима от обиды и ревности к старшему брату.
- Так что же привело тебя сюда в столь ранний час? Почему ты не дома?
- Матушка, мне нужно поговорить с Вами. Прошу Вас, присядьте. Я… мне очень тяжело…
Графиня опустилась в кресло. Виконт прошелся по комнате.
- Что с тобой? Ты весь дрожишь. Ты хотел поговорить о своей супруге?
- Матушка, - остановил ее виконт, - Кристина здесь не при чем. Речь не о ней. Простите, я очень волнуюсь…
Графиня выжидающе смотрела на него, пока сын никак не мог решиться заговорить о самом главном.
- Речь о Филиппе. Я должен Вам сообщить…
- О Филиппе? Что-то произошло?
- Да. Матушка, Филипп… с ним случилось несчастье. Его больше нет с нами.
- Филипп? Что ты такое говоришь? Как это нет? Кто тебе это сказал? Это ложь!
- Нет. Поверьте, я бы желал, чтобы это было неправдой. Но, увы, это не так. Я получил вчера вечером письмо от управляющего. Нам необходимо поехать туда…
- Где это письмо? Дай его, я должна прочесть сама. Это не возможно. Я не поверю, пока не увижу своими глазами!
Графиня, нащупала свою палку и резко поднялась, чтобы подойти к сыну, и внезапно побледнев, упала в кресло.
- Матушка! Господи! Кто-нибудь! – Рауль кинулся к матери.
В то же мгновенье двери библиотеки распахнулись, и перепуганные слуги окружили свою хозяйку.

***
Почувствовав, что происходит нечто необычное, слуги собрались в гостиной, чутко прислушиваясь к разговору графини с сыном. Возле самой двери прохаживалась мадам Дюпен-экономка и жена дворецкого, работавшая в этом доме более сорока лет и державшая в страхе всю прислугу. Ее побаивалась даже сама графиня, слишком много секретов знала ее верная Тереза.
И услышав отчаянный возглас Рауля, она первая вбежала в комнату. Ее госпожа лежала в кресле, запрокинув голову, а виконт в растерянности замер над ней, не зная, что делать. До сих пор графиня не падала в обморок ни разу в жизни, и даже не носила с собой нюхательных солей. Тереза непочтительно оттолкнула молодого человека, и некоторое время тревожно прислушивалась к дыханию хозяйки.
- Это обморок, Ваша милость, не извольте беспокоиться, ничего страшного, - она вздохнула с облегчением. Затем достала из кармана флакон на тонкой цепочке и поднесла к лицу госпожи. По комнате распространился резкий аромат гвоздичного масла, нашатыря и камфары. Графиня слабо застонала, медленно приходя в себя, и попыталась отстраниться от едко пахнувшей бутылочки.
Тереза недовольно обернулась на горничных, вытянувших шеи от любопытства, и, передав флакон Раулю, поспешила выпроводить их из комнаты, раздав поручения. Оставался еще секретарь Филиппа, но и ему было приказано немедленно отправляться за господином Мортимером - личным врачом графини. В это время графиня открыла глаза и в недоумении оглядела присутствующих.
- Что здесь происходит? - она оттолкнула руку сына, который, склонившись над ней, все еще держал флакон возле ее лица.
- Вам стало дурно, мадам, - отозвалась Тереза, сжимая в руках подушку, которую намеревалась подложить хозяйке под голову.
- Мне никогда не бывает дурно! И убери от меня эту гадость, - графиня грозно взглянула на сына. Но тот смотрел на нее горестно, и внезапно она вспомнила, почему он здесь. Филипп. Ее мальчик. Она подняла на сына безумные глаза.
- Где письмо? - спросила она внезапно просевшим голосом.
Виконт протянул ей распечатанный конверт. Она узнала почерк управляющего. Рауль не солгал. Она с трудом перевела дыхание, словно ей сдавили горло чьи-то костлявые и сильные пальцы.
- Оставьте меня…Мне нужно побыть одной, - негромко произнесла она.
- Что Вы сказали, матушка? - Рауль не расслышал ее слов.
- Но мадам… - неуверенно начала экономка, - как можно…
- Все вон, - медленно и отчетливо проговорила графиня, и, увидев оторопевшие лица сына и старой служанки, сорвалась на крик. - Все! Подите прочь! Все, все! Вон отсюда! - и она зарыдала.

Рауль вышел из библиотеки с чувством, словно мать ударила его по лицу. Он растерянно присел на жесткую банкетку возле двери, чтобы вновь войти по первому зову матери. Раскрасневшаяся мадам Дюпен тоже выглядела не лучше, крик графини наверняка был слышен по всему дому. Прошло три часа. Прибыл доктор Мортимер и осторожно постучал в дверь, но ему никто не ответил. Выслушав Рауля, доктор посоветовал подождать еще немного и попытался отвлечь виконта разговором о Шарле.
Еще спустя час мадам Дюпен распорядилась накрыть стол в гостиной, Рауль наконец вспомнил, что почти двое суток ничего не ел, и доктор присоединился к нему. Время шло, и было непонятно, что же теперь делать, как дверь распахнулась, графиня вошла в гостиную и неожиданно ровно и спокойно спросила, когда же Рауль намерен ехать.
Пока мать собиралась, Рауль быстро написал Легарду записку, в которой рассказал о постигшем их дом несчастье и просил его приехать. Второе письмо он отправил супруге, сообщая, что состояние матери внушает ему беспокойство, поэтому лучше ей приехать лишь завтра утром вместе с господином Легардом, которого он просил о ней позаботиться.

Когда графиня, сопровождаемая служанками, спустилась по лестнице, доктор выразил свое пожелание отправиться вместе с ними, опасаясь за здоровье своей самой богатой пациентки. Но графиня лишь мрачно взглянула на него и, не удостаивая ответа, прошла мимо. Рауль, поддерживая мать под локоть, довел ее до кареты и вместе с лакеем помог удобно устроиться.
Всю дорогу графиня ничего не выражающим взглядом холодных глаз смотрела в окно, ни разу не выдав свою скорбь, или скрывая боль потери за молчанием.
Виконт и сам молчал, не зная, как заговорить с матушкой. За все это время она ни разу не взглянула на него, и любой разговор казался ему оскорблением памяти брата.


Наконец колеса кареты прогрохотали по мосту над заросшим рвом, где отродясь не было воды, и экипаж въехал в ворота парка. Скрип железных ворот вывел графиню из оцепенения, она с недоумением посмотрела в оконце и проговорила:
- Ваш отец приказал посадить эту аллею незадолго до рождения Филиппа… как выросли деревья… Антуан обожает этот парк. Видно, что он давно здесь не бывал…– Вдруг на лице ее появилась гримаса гнева. – За парком совсем никто не следит! Ваш отец будет очень недоволен!
Рауль сидел подавленный, погруженный в свои печальные мысли и, не расслышав как следует замечание матери, поспешил с ней согласиться.
Посыпанная гравием дорога была покрыта толстым слоем листвы, которая приглушала стук копыт, и вот за чернеющими стволами лип показались стены замка. Два лакея распахнули обе половинки дверей и навстречу приехавшим хозяевам выбежал управляющий, от волнения забыв о необходимости держаться с подобающей его положению невозмутимостью.
- Ваша милость, Ваша милость,- причитал он непрерывно. - Слава богу, вы приехали! Какое горе! Мы не знали, что и подумать! Мы уже оповестили всех соседей, а вас все нет и нет!

Когда они вместе с матерью уже стояли посреди старинного холла, Рауль понял, каким запустением веет от этих стен. Последний раз он был здесь перед самой женитьбой, он не любил этот замок. Здесь умер его отец, и вот теперь его брат. Широкая парадная лестница вела на второй этаж. Лакеи уже доставили чемоданы в их комнаты, а управляющий нерешительно переминался с ноги на ногу, ожидая от графини указаний. Но она стояла, безучастно рассматривая резное кресло, словно видела его впервые.
- Где же Филипп? – вдруг неожиданно спросила графиня. Управляющий испуганно посмотрел на Рауля, а тот с неменьшим испугом посмотрел на старого верного слугу. – Где же Филипп? -повторила строго графиня и обернулась к сыну. - Мы приехали повидать его… почему он задерживается? Почему он до сих пор меня не встретил?
- Матушка…- ошеломленно пробормотал Рауль. - Что Вы такое говорите? Прошу Вас…умоляю… -голос виконта дрогнул. – Может быть, вам лучше немного отдохнуть, Вы устали…
- Нет. – Твердо ответила старая графиня, и поджала тонкие бледные губы. – Я хочу видеть его! Сейчас!
Рауль обреченно кивнул. Ему казалось, что он сам сейчас сойдет с ума, если будет что-либо говорить.
Он не хотел верить, что мать не сможет оправиться от удара. Она выглядела спокойной и сдержанной, почти такой же, как обычно.
Из комнаты Филиппа им вышел навстречу пожилой худощавый человек в строгом темном сюртуке. Рауль его не знал, но графиня приветливо поздоровалась и искренне обрадовалась встрече. Господин Бюжо был новым врачом Филиппа, приехавшим несколько часов ранее. Управляющий вполголоса сообщил об этом виконту, что хоть они и срочно вызвали врача из города, тот уже ничем не мог помочь господину графу.
Доктор посторонился, пропуская графиню.
В спальне горели свечи. У изголовья кровати кюре-отец Габриель читал молитвы. Увидев графиню, он, кряхтя, поднялся с колен, но не успел он произнести обычные слова утешения, как графиня стремительно подошла к постели и замерла возле нее. На секунду на ее лице отразилось отчаяние и безысходность. Потом она наклонилась, и долго внимательно рассматривала лицо сына. Наконец ее лицо просветлело.
- Матушка… - позвал ее виконт, желая разделить с ней ее горе.
- Тише… - властным тоном, но понизив голос, остановила она его. – Не шуми. Он спит. Не мешайте ему все. Оставьте нас. Ему надо отдохнуть, он устал. - Она прижала палец к губам, призывая остальных соблюдать тишину. - Идите, идите же. И Вы идите святой отец, я так рада, что Вы наконец смогли выбраться к нам! А я здесь немного посижу. Вот здесь. - она села в кресло и пододвинула к себе скамеечку для ног.
Рауль хотел что-то возразить, но управляющий утирая слезы, потянул его за собой.
Доктор Бюжо, хрипло откашлялся в кулак, и через тонкие стекла очков окинул взглядом растерянного молодого человека.
- Я думаю, нам и правда, стоит ненадолго оставить ее, виконт. Пойдемте. Оставьте ее. Сейчас это наиболее разумно. Она вряд ли желает видеть кого-то еще.
- Мне кажется, вам нужно ее осмотреть, господин Бюжо. По-моему, она бредит. – Обеспокоено произнес Рауль, следуя за врачом. – Вам так не кажется?
- Боюсь, что все может быть куда хуже, но будем надеяться…А Вам, господин граф, - Рауль вздрогнул от непривычного обращения,- я бы посоветовал выпить чего-нибудь укрепляющего. И мне бы тоже не помешало, - добавил доктор уже вполголоса, но Рауль его услышал.
- Да, да, конечно. Прошу Вас. Жильбер, как скоро будет готов обед? - обратился он к управляющему.
- Через два часа, Ваша светлость, - немедленно откликнулся тот, исчезая из гостиной.
- Превосходный коньяк, - произнес доктор после второй рюмки, - и очень полезен для здоровья. Конечно в пределах разумного, - добавил он, увидев, что виконт наливает себе уже пятую.
В дверь тихонько постучали. Теперь управляющего сопровождал пожилой мужчина с красным обветренным лицом, в котором Рауль узнал старшего егеря, и который в тот день сопровождал графа на охоте.

Егерь переминался с ноги на ногу, не зная, как все внятно объяснить. Наконец он рассказал, что накануне граф собирался принять участие в охоте, которую устраивал их сосед-маркиз де Брен, граф же как страстный охотник, не пожелал ехать в экипаже, намереваясь проделать неблизкий путь верхом. Они выехали еще затемно, но не успели отъехать и милю, как на мерзлой дороге лошадь поскользнулась и упала, а граф не удержался в седле.
- Он сломал себе шею, хозяин. – Угнетенно добавил тот, комкая в руках шапку. – Доктор сказал, что он даже не мучился, и-то слава господу. А Ахилла-то я хотел вначале пристрелить, но потом решил дождаться Вашей милости, все ж один из лучших жеребцов. Коновал осмотрел его ногу - лишь сухожилие растянуто, недели три хромать будет, - с сожалением вымолвил он и невольно осекся.

Лишь глубокой ночью Рауль устало сомкнул веки, ворочаясь на старинном ложе. Ему предстояло уладить все дела с нотариусом, похоронами, похоже, отныне матушка нуждалась в тщательном присмотре и заботе, и Кристина… он снова оставил ее одну. Но Легард должен позаботиться о ней, завтра утром она в его сопровождении прибудет сюда. За нее он спокоен. Эти беды казались бы просто непереносимыми, если бы у него не было такой милой, доброй и нежной жены, которой он уделял непростительно мало внимания. Но теперь все будет иначе, все обязательно изменится. И с этими мыслями он уснул.

-

Кристина получила письмо от супруга вечером. Новость о том, что ее будет сопровождать Эдмон Легард, заставила ее затрепетать от страха. Если бы только Рауль знал всю правду, он вряд ли обратился к этому человеку с такой просьбой. Впрочем хорошо, что Рауль не знает всей правды.

Утром Кристина даже не смогла позавтракать от волнения.
- Госпожа, вы так ничего и не съели… - разочарованно произнесла служанка, подававшая завтрак.
- Я не хочу. Ничего не хочу! – Поднимаясь из-за стола, произнесла Кристина.
Она ощущала себя совершенно разбитой, чувствуя себя еще хуже, чем вчера, когда супруг сообщил ей новость о том, что произошло с его братом. Голова кружилась. Поднявшись в спальню, она взялась за шитье, чтобы хоть как-то успокоиться. За всю ночь она так и не сомкнула глаз, не в силах справиться с одолевающими ее мыслями.

…Если бы Эрик только понял ее и принял ее решение! Если бы только… а если не поймет, то она навсегда потеряет его. Нет, она ни на секунду не жалела о своей тайной страсти, от которой так и не смогла убежать. Не жалела о свершенном прелюбодеянии, которому отдалась столь легко и безрассудно. Не жалела о том, что так и не смогла всецело душой и телом принадлежать, как любая верная жена, своему супругу. Нет, она не жалела и о том, что уже давно в ее душе пылал огонь страсти и любви к другому. Но и с ним она не могла разделить свои чувства всецело. Свою скупость в должной любви, которую он требовал, она восполняла жадными, рвущимися на свободу ласками и желаниями, не свойственными замужней женщине.
Как бы она хотела вычеркнуть из своей жизни эту главу, избавить себя и другого человека от вынужденной лжи, перестать притворяться, держать себя так, чтобы ни словом, ни жестом не выдать своего секрета. Но чем дальше двигалось время, чем больше происходило вокруг нее событий, тем чаще начиналось казаться Кристине, что это невозможно.

Казалось, сама природа, задолго до ее рождения, предназначив ее лишь одному мужчине, создала ее недоступной ни душой, ни телом больше ни для кого. Она испытывала к своему супругу лишь благодарность, но никак не любовь. А сейчас долг брал над ней верх.
Изо всех сил сдерживала она себя, чтобы не поддаться желанию, не кинуться бежать к тому единственному, броситься к нему в объятия, отдаться ему, забыв обо всем, только чтобы быть с ним, только чтобы ее мысли были далеко отсюда, чтобы он снова защитил ее, обнял ее… и чтобы он понял ее! Но неведомая сила, непостижимая даже ею самой сдерживала Кристину, не позволяя это сделать. И теперь ей было ясно, что она вряд ли уже на это решится. Вот если бы он только понял, как важно и необходимо ей сейчас остаться с мужем, и как невозможен ее побег сейчас. Этим предательством она уничтожит его, своего супруга, просто убьет, она не может так поступить. А он может подождать, может подождать какое-то время. Она не бросает его и не предает, она просто повременит с отъездом. А там, потом она уже полностью сможет отдаться своим безумным порывам и страсти, а он сможет обладать ею всецело и безраздельно…
Легкий стук в дверь отвлек Кристину ее от мыслей.
- Госпожа, Вас спрашивает мсье Легард. – Угрюмо проговорила Мари.
Кристина от неожиданности уколола палец небрежно воткнутой в ткань иголкой. О человеке, угрожающем ее счастью и спокойствию она сейчас даже не думала, она о нем попросту забыла.
- Он уже приехал? Мари… - остановила она ее. Девушка мрачно посмотрела на Кристину. – Ты вроде собиралась сегодня уйти?
Девушка замялась.
- Сегодня мадам…я никуда уже не пойду. В этом уж нет нужды. Извините меня.
- Ну как знаешь. – Спокойно ответила Кристина.- Передай мсье Легарду, что я сейчас спущусь.

Увидев хозяйку, гость приветливо улыбнуться, несмотря на печальные события, он выглядел умиротворенным и довольным.
- Здравствуйте, моя дорогая. – Поприветствовал он молодую хозяйку.
Кристина вспыхнула.
- Что Вы себе позволяете?
- Я понимаю, вы, видимо, совершенно не рассчитывали меня увидеть. – Ровным тоном начал Эдмон, проигнорировав ее реплику.
- Ошибаетесь. Мой супруг предупредил меня. Полагаю, как и вас. Я ждала вас.
- Как приятно это слышать. Вы ждали меня, – медленно произнес Эдмон, придавая значение каждому слову - В первую очередь хочу выразить вам и вашему супругу свои соболезнования. Я давно знал и глубоко уважал покойного графа. – Вздохнул он, сцепляя кончики пальцев и любуясь безупречными отполированными ногтями.
Кристина промолчала.
- Но, как вы уже поняли, я здесь по другой причине. Ваш супруг желает в столь непростой для него момент видеть вас рядом с собою.

Едва заметная дрожь и испуг его собеседницы не остались незамеченными и доставили ему невыразимое удовольствие. Это все делало ее лишь более привлекательной.
- И ваш супруг поручил мне сопровождать вас, графиня, - совершенно невозмутимо продолжил Легард. - А долг верной жены послушно следовать за свои супругом, не так ли? - он чуть улыбнулся. –Дорогая графиня, это всего лишь просьба вашего мужа. Которого я тоже очень уважаю. И не могу ему отказать. Думаю, вы не меньше моего уважаете его решения.
Кристина кинула на него гневный взгляд, обреченно понимая, что это неизбежно.

Эдмонд ждал ее в гостиной, расположившись на диване, закинув ногу на ногу, покручивая в руках сигару, будто бы находился у себя дома.
При появлении Кристины, он незамедлительно встал, одобрительно кивнул, и, делая жест в ее сторону, готовый сопровождать ее. За спиной у Кристины появилась Мари с тяжелым чемоданом.
- Ну что же графиня? – он посторонился, открывая перед ней дверь. - И позвольте мне…- он на секунду обернулся к Мари, подхватив чемодан и одарив ее ослепительной улыбкой, отчего слезы девушки мгновенно высохли.
Карета тронулась. Кристина вплотную прижалась к окну. Эдмон сидел рядом, и ей казалось, словно специально придвинувшись непозволительно близко. Настолько, что она плечом могла ощущать его плечо.

- Кристина, похоже, вы совсем забыли о нашем разговоре… - Вдруг мягко произнес Эдмон, беря ее за руку, после недолгого молчания.
Кристина попыталась отнять свою руку, но он крепко держал ее.
- Вы ошибаетесь, Эдмон, я ни о чем не забыла. Увы. Но я бы предпочла забыть. По крайней мере, сейчас.
Он небрежно стянул с ее руки перчатку, и прижался губами к ее запястью.
- Значит, вы просто делаете вид, Кристина.
- Что вы хотите этим сказать?
- А то, что я жду. Жду, Кристина! Давно жду. К чему такие сложности? Весьма сомнительно видеть спасение в обмане, дорогая. Мне ведь может надоесть ждать.
- Я ни в чем вас не обманывала.
- А, по-моему, вы решили поиграть со мною. Но вы зря надеетесь, что это так незаметно. Правда, невинную игру я могу вам простить.
Кристина молчала.

- Но я не собираюсь прощать вам откровенного глумления над собою. Я не умаляю вашего ума, Кристина. Умело скрывая столько времени порочащую ваше имя связь, Вы вполне можете считаться женщиной умной и сообразительной. Вероятно, вы и сейчас рассчитываете на свою хитрость, чтобы ускользнуть из моих рук. Но не будьте слишком наивны, дорогая. Я не ваш глупый виконт. И я не стану ждать до бесконечности… Вы ведь хорошая мать, правда?
Кристина в ужасе подняла глаза на собеседника.
- Только попробуйте дотронуться до моего сына!
- Графиня… не будьте не справедливы ко мне. Такого у меня даже в мыслях не было. Я не столь бездушен, как вам кажется. Я просто рассуждал. Вы… можете потерять своего сына. Мало какой отец захочет, чтобы его сын рос рядом с плохой матерью.
Она почувствовала головокружение. Ей не хватало воздуха.
- Не смейте угрожать мне. Каждое ваше слово низко!
- Я не угрожаю. Я просто напоминаю о нашей договоренности, и, что в ваших руках не одна жизнь. – По его лицу пробежала усмешка, и он тихо добавил: - Ведь есть еще один человек… правда, я бы не стал называть его человеком. Но, видимо, вы, графиня, иного мнения.
Его рука легла ей на колено, медленно, поползла вверх, задевая складки платья.
Кристина не шевелилась. Он придвинулся к ней еще ближе, и почти шепотом произнес у нее над ухом:
- Хоть Вам необыкновенно к лицу траур, я не думаю, что Вам было бы приятно всю жизнь предаваться скорби об одном преступнике, которого вы имели несчастье полюбить. Поэтому давайте оба проявим благоразумие. Ваш супруг позволил мне позаботиться о Вас, что я и намерен сделать с невыразимым удовольствием. Три часа, проведенных с Вами наедине, должны показаться приятными и мне и Вам. – Его губы прижались к ее виску, и тут же скользнули вниз, по щеке и подбородку.
Он с силой сжимал ее в своих объятиях, не давая ей даже пошевелиться. Бежать было некуда, кричать она не могла. Ей оставалось лишь пытаться уклоняться от его жадных поцелуев, которыми он осыпал ее лицо. Но видя ее сопротивление, он рассвирепел:
- Ты обещала мне играть честно, а я тебе – выполнить твою просьбу и сохранить наш маленький секрет. За это надо платить. Представь только, что может случиться, если все выйдет наружу. Думаю, новоиспеченный граф вряд ли простит тебе такое подлое предательство. Конечно, твой глупый муж мог бы простить своей любимой супруге любой адюльтер, любую измену, он же такой слепец! Но вот только не то, что она делит постель с его злейшим врагом, как последняя низкооплачиваемая шлюха. С человеком, который однажды едва не отправил его на тот свет, на глазах у любимой невесты. Как ты думаешь, я не прав? Он отнимет у тебя единственного сына, и это будет хорошая плата. А твоего обожаемого любовника упекут за решетку, впрочем, где ему и место, не думаю, что он там долго протянет. Гильотина или виселица прекратят его мучения. Запомни это Кристина. Пока еще ты обладаешь всем, и можешь все изменить. Подумай об этом…

Кристина понимала сейчас, что видимо, это действительно так. А Легард продолжал:
- Я многое знаю, дорогая. И потому, мне известно куда больше, чем ты думаешь. Не пытайся казаться праведной, миф о твоей святости вряд ли все еще может быть убедительным. Я знаю каждое слово, которым он обращается к тебе, знаю каждый твой стон и вздох, когда он касается тебя, когда ты зовешь его, и произносишь вслух его имя… Ты ведь не гнушаешься тем, чего так сторонятся порядочные женщины, видимо, твое прошлое дает о себе знать. Особенно, когда рядом он… Ты актриса, Кристина, и лишь строишь из себя недотрогу. Но мне нравятся такие женщины.
- Что же Вы хотите от меня теперь? - Ее лицо пылало от гнева, но он внезапно рассмеялся.
- Чтобы каждый твой стон и вздох был обращен ко мне. И я не раз говорил тебе об этом. Милая, почему бы нам не договориться полюбовно? По крайней мере, ты знаешь, для чьей жизни ты это делаешь. Ведь… твой муж может узнать все уже сегодня вечером. Надо же, думаю, для него это будет двойным ударом.– Его голос прозвучал с затаенной угрозой. Легард уже давно понял, что этого человека Кристина станет защищать с самоотверженностью, спасая от реальных и мнимых опасностей. Это-то ему и было непонятнее всего во всей этой истории – как столь красивая женщина может связать себя с тем, о ком шла речь в их разговоре? При желании у ее ног могли быть любые мужчины, ей стоило лишь пожелать, но она не желала, более того, она избрала того, кто меньше всего заслуживал любого ее внимания. - Не думай, что я шучу, и что у тебя получится меня обмануть. - наконец хрипло проговорил он отрываясь от ее губ и поправляя ее сбившуюся шляпку. - Я с большим удовольствием готов отправить твоего друга на тот свет. Он порядком мне надоел. – Заметив испуг в ее глазах, он добавил: - Не беспокойтесь, я позволю Вам, графиня, поплакать над его остывающим телом...
Смешок Легарда раскаленной стрелой вонзился в сердце Кристины и адской болью разразился по всему ее телу. Она чувствовала, что близка к припадку, и готова прямо здесь разрыдаться, не зная, что делать дальше.

Кристина смотрела в окно. Она сидела прямо, не двигаясь. Сердце колотилось с бешеной силой. Рука Легарда властно прижимала ее к себе, но она не сопротивлялась.
- Теперь все правильно. Мне нравится, когда ты такая…
Кристина не проронила ни слова. Он заставил ее взглянуть на себя, и вновь прижался к ее губам, ожидая, что Кристина попытается освободиться. Но этого не произошло, и только ее взгляд выдавал ее истинные чувства.
- Однако, неверная жена, но преданная изменница. Вы делаете успехи, графиня. Я люблю, когда женщина понимает с полуслова! И я завидую твоему любовнику. Он ведь познал тебя во всех твоих проявлениях, правда? Очень надеюсь, что и по отношению ко мне ты будешь так же щедра.
Кристина прикусила губу, сдерживая нестерпимое желание оттолкнуть Легарда от себя. Но он вдруг сам внезапно отпустил ее.

- Не переживайте, Кристина, просьбу вашего супруга я покорно исполню. Но не думайте, что я бы сейчас не предпочел этому что-то совсем другое. Я просто хочу насладиться вами в полной мере. Вы не такая как все Кристина, и вы заслуживаете большего. Я не люблю спешить, и вы мне нужны целиком и полностью.

Карета остановилась, и Кристина поторопилась выйти. Он подал ей руку и прошептал с ослепительной улыбкой:
- Помните Кристина, если вы мне не позволите взять то, чего я прошу, я сам возьму это. Силой. Можете не сомневаться, дорогая моя.
- Имейте хотя бы малейшее уважение к моему мужу. Нашу семью постигло несчастье… - Быстро, едва слышно ответила она, не глядя на него.

- Милая! Милая! Какое счастье, наконец ты приехала! – Рауль, раскрыв объятия, направился к ней, будто бы все это время ждал ее приезда. Кристина поспешила к своему мужу, и тоже прильнула к нему, словно ища защиты. – Как я рад тебя видеть. Вы хорошо доехали?
- Вполне. – Ответил за нее Эдмон. – Я сделал все возможное, чтобы отвлечь от дурных мыслей вашу супругу в дороге.
- Спасибо. Спасибо, Эдмон.
Кристина не произнесла ни слова.

***
- Дорогой друг! Какое горе! Эта потеря невосполнима! - Легард обнял Рауля. Его лицо разительно изменилось, словно он одел маску. Кристина с раздражением оглянулась. Рядом с Легардом Рауль казался щуплым подростком. И он верил ему! Верил в искренность его слов!
- Филипп был настоящим другом! Когда я получил Ваше письмо, виконт… Нет, я не могу! - Легард опустил голову, его голос стал глухим. - Я всегда и во всем мог на него положиться. Если бы Вы знали, как мне сейчас тяжело. Что же я говорю? Простите, виконт. Вы потеряли брата, я - друга. Я надеюсь…
- Да, да, Эдмон, Вы ведь позволите называть Вас так? Вы всегда останетесь другом нашей семьи.
Ничто и никогда этого не изменит. В этом доме Вам всегда будут рады. - Он с чувством пожал руку Легарда.
- Спасибо Вам, друг мой! Я не сомневался в этом! Как Ваша матушка?
Рауль вздрогнул, Легард еще ничего не знал о произошедшем, но его вопрос ударил по самому больному. Виконт стиснул губы, он так старался держать себя в руках, но простой вопрос лишил его самообладания. Он мотнул головой, пряча лицо от пристального взгляда Легарда:
- Плохо, очень плохо. Врачи не говорят пока ничего обнадеживающего. Я не знаю, что мне делать!?
Виконт был жалок, и было видно, что накануне он много выпил. Легарду стало неловко.
- Полноте, дорогой друг! Просто живите! Все еще переменится. И пойдемте-ка в дом, сегодня очень холодно.
Он снова похлопал виконта по плечу, и легонько подтолкнул его к лестнице. Кристина стоявшая возле двери с возмущением наблюдала эту унизительную сцену. Она не сомневалась, что Легард разыграл этот спектакль специально для неё. Она не ошиблась. Виконт послушно последовал за своим приятелем, который продолжал ему говорить слова утешения, но когда они проходили мимо нее, Легард обернулся и посмотрел на нее так многозначительно, что у Кристины перехватило дыхание.
Это был не человек, а дьявол, способный погубить ее и разрушить все ее планы.
После обеда приехало еще несколько соседей и все, за исключением старой графини, собрались в гостиной. Легард завладел всеобщим вниманием, столь красноречиво выражая свои соболезнования хозяевам дома, что голос его не раз срывался, и казалось, он был близок к тому, чтобы разрыдаться прямо здесь. Растроганные гости тоже внесли свою лепту, каждый вспомнил о покойном что-либо хорошее.
Виконт, который больше не мог находиться в одиночестве, угнетенный печальными событиями, слушал это с каким-то болезненным вниманием. Он сидел в кресле возле низенького столика напротив жарко растопленного камина, и Кристина видела, как уровень в хрустальном графине угрожающе понижается. Она лишь устало вздыхала, жалась к мужу, стараясь не встречаться взглядом с Легардом, не чувствуя в его словах ничего, кроме омерзительной фальши.
Наконец не в силах слушать эти разговоры, она сказала, что хотела бы отдохнуть, и, извинившись перед гостями, потихоньку вышла.
Постояв несколько минут в тишине, она почувствовала, как сильно устала. Нет, ей не стоило пить вино за обедом. Но Рауль настаивал. Голова кружилась.
Темная лестница показалась ей слишком длинной, слишком много ступеней… Она сделала шаг, другой, следуя наверх, как вдруг дышать ей стало болезненно тяжело, корсет стал узким, холодная испарина покрыла ее лицо, перед глазами ее вспыхнули яркие круги. Она покачнулась, едва успев схватиться за перила, и внезапно оказалась в объятиях Легарда.
- Как Вы неосторожны! Здесь очень скользкие ступеньки! Видите, я снова помог удержаться Вам на краю пропасти! Разве я не заслужил маленькой благодарности?
От испуга и неожиданности Кристина не нашлась, что ответить. Губы Легарда коснулись ее шеи.
- Боже мой, боже мой, - протянул он, не отрываясь от нее, - если бы вы знали, какая это мука - быть возле Вас и не иметь возможности к Вам прикоснуться. Но это сладкое мучение. Ожидание не может быть вечным.
- Что Вы делаете!? Нас могут увидеть! Вы делаете мне больно! - Кристина попыталась вырваться из его рук, кружевная накидка сползла с ее плеча, и страстные поцелуи Легарда были похожи на укусы.
- Честно говоря, мне уже почти все равно! Вы сами довели меня до этого своей несговорчивостью!...Кристина, я даю Вам еще пять дней... Это последний срок. Вы слышите меня? Последний!
Он перестал ее целовать и просто стоял, тяжело дыша, прижимая ее к себе.
- Я жду ответа, - тихо произнес он совершенно другим голосом, в котором слышалась теперь мольба.
- Да…Эдмон.
Он разжал руки.
- Не обманывайте меня, Кристина! Я с вами добр, но вы вынуждаете быть меня жестоким! И будьте осторожны на темных лестницах!

Спальня показалась ей унылой, а вещи, окружающие ее чужыми и отталкивающими. Даже мысль о том, что ей придется здесь жить и быть хозяйкой, повергала ее в панику.
С первого же мгновения, как Кристина переступила порог этого дома, она поняла, что каждая минута, проведенная здесь, будет казаться ей вечностью. Кристина задыхалась в этих комнатах, каждый угол, каждая ступенька на лестнице, каждая половица наводили на нее тоску и уныние, заставляя ее содрогаться. Стены этого дома, будто, сжимались вокруг нее, словно властная рука, ложащаяся ей на шею. У нее было ощущение, что от каждой вещи здесь, веяло каким-то холодом, сыростью и… смертью.
Она открыла дверь, ведущую на балкон, и вышла на воздух. Перед ней раскинулся огромный темный парк, который, как показалось Кристине, заканчивался где-то за тонкой полосой горизонта.
Кристина в задумчивости облокотилась на балюстраду, морозный ночной воздух немного привел ее в себя и освежил, придав сил.
Она позвонила горничной. Было не слишком поздно, но спускаться вниз она не хотела, ее пугала необходимость встречаться со своим мучителем и делать вид, что ничего не происходит. Поэтому она решила лечь пораньше и как следует отдохнуть.
Но, приготовившись спать, уснуть она никак не могла. Какое-то время она бесцельно бродила по комнате. Мерила шагами спальню, останавливаясь то у одной стены, то у другой. Ей было тревожно, она вспоминала глаза Легарда и его поцелуи, от которых у нее слабели ноги и которым она была почти не в силах сопротивляться. Его ничто не могло остановить. Взывать к его милосердию было напрасно. Он лишь рассмеялся бы в ответ. И он знал о ней всё. Она была совершенно безоружна и находилась в его власти. Но запирать дверь на ключ, она не решилась. Комната Рауля была по соседству, в любой момент она может позвонить.
Через несколько часов Кристина все-таки не в силах бороться с усталостью, задремала. Из вязкого туманного полусна ее вырвал шум и чужое прикосновение. Она вскрикнув, резко вскочила на постели.
- Рауль? Что ты делаешь здесь? Уже так поздно. – в свете тускло горящего ночника она увидела своего мужа, сидящего рядом с ней. Вид у него был усталый и осунувшийся.
- Я тебя напугал?
- Напугал. Немного.
- Я подумал… - начал тот, гладя ее по плечу, и растягивая каждое слово, будто размышляя, - подумал, почему бы мне не навестить тебя.
- Рауль, ты знаешь который час?
- Ну разве это столь важно? – отозвался он. - Мне захотелось повидать тебя. Ты ведь моя жена.
Он наклонился и поцеловал ее руку, лежащую в складках одеяла, потом запястье.
- Я очень соскучился, Кристина! Иди ко мне... Погоди…
Виконт поднялся и рывком попытался снять с себя сюртук. Это удалось ему не сразу. Жилет тоже не желал поддаваться непослушным пальцам, Кристина услышала, как упала на пол оторвавшаяся пуговица и виконт тихо выругался.
- Погоди, я помогу тебе. - Она видела, что ее супруг сильно пьян, но настроен не менее решительно, чем Легард. Но из двух зол это было меньшее. Она подошла к мужу, теребившему узел галстука, и развязала его.
- Ангел мой, ангел мой, - бормотал он, пытаясь привлечь ее к себе и поцеловать, – если бы ты знала, как я люблю тебя.
Он сделал шаг к ней навстречу и был вынужден схватиться за край стола, чтобы не упасть.
- Боже мой, Рауль, сколько же ты выпил? До чего ты себя довел!
- Всего несколько рюмок, нет, не помню…Нам просто нужно было многое обсудить с Эдмоном… мы разговорились, и он…
- Не понимаю, как это может быть связано.
- Кристина ты меня еще любишь? – он настойчиво тянулся к ней, давая понять, что отступать он не намерен, хоть рассудок и тело ему сейчас плохо повиновались.
Кристина посмотрела на едва выговаривающего слова мужа, и улыбнулась ему. Он вряд ли сейчас что-либо понимал.
- Пойдем, дорогой, я помогу тебе лечь, мы поговорим завтра. - Она обняла его за плечи и он с благодарностью принял эту помощь. - Пойдем. - Она потянула его к постели.
- Но сначала скажи, что ты любишь меня! - С трудом проговорил виконт, устраивая голову на подушку.
- Конечно, люблю.
Кристина укрыла его одеялом. Виконт попытался сказать ей еще о своем чувстве, и что он одержим желанием быть с ней здесь и сейчас, но усталость и переживания окончательно сморили его и он уснул.
Кристина вздохнула и, посмотрев на спящего мужа, погасила ночник. Сегодня она была в полной безопасности.
Она проснулась на рассвете. Рауль спал. Слуги, должно быть, еще не встали. В комнате было душно. Набросив халат и шаль, она вышла в коридор. Рауль в полудреме пробормотал ей что-то, но Кристина этого уже не слышала. Тихо притворив дверь, она прислонилась спиной к прохладной дубовой двери, и замерла. Из груди у нее выпрыгивало сердце. Кристина поежилась от зябкого воздуха. Бесшумно ступая по полу, она направилась к лестнице, ведущей вниз, в гостиную. Она может посидеть здесь у камина.
- Виконтесса? Неужели вам не спится?
Кристина поспешно обернулась.
- …Я, было, принял вас за приведение.
- Эдмон? Что вы здесь делаете? Спальни для гостей, если я не ошибаюсь, в другом крыле.
- Не ошибаетесь. Бессонница. – Ни капли не смущаясь, ответил он. – Похоже, она мучает нас обоих. Я не могу спокойно заснуть, зная, что вы на таком близком расстоянии, в какой-то одной из этих комнат, но не рядом со мной… это сущая пытка. По-моему, для вас тоже! О, моя дорогая, если бы вы знали, как мне тоскливо одному в этой огромной постели. А ведь здесь, совсем близко ваша спальня!
Кристина улыбнулась какой-то особенной улыбкой.
- Совершенно верно. И там спит мой муж.
- Я знаю. – Усмехнулся ее собеседник. - Но, смею догадываться, что сегодня вы, Кристина, вряд ли были послушной женой.
- Это ничего не меняет.
- В таком случае, может, быть вы захотите навестить и мою комнату? Я буду исключительно вежлив.
- Вашу? Боюсь, у меня нет никакого желания.
- Вы все играете со мной, дорогая? Гм…, кажется, сюда идут. Не смею более злоупотреблять Вашим вниманием и помните - осталось уже четыре дня.

Когда она вернулась в свою комнату, Рауль сидел на краю кровати, сжимая ладонями голову.
- Боже мой, что за ад! - С трудом проговорил он.
- Как ты себя чувствуешь, дорогой?
- Ужасно! Просто невыносимо!
Рауль нагнулся и тяжело дыша, нашарил под кроватью второй ботинок, не совсем осознав, что он спал обутым. Какое счастье, что никто из гостей его не видел. Он поднялся, всё еще держась за голову. Ему казалось, что Кристина смотрит на него осуждающе.
- Как я мог! - Внезапно вырвалось у него. - Как я мог себя так вести!
- О чем ты, Рауль? - С деланным безразличием спросила Кристина
- Матушка… бедняжка. Я совсем забыл зайти к ней вечером. И мне кажется, она так до конца и не поверила в то, что произошло. Я боюсь за нее. Вчера утром она говорила мне такие странные вещи, что я не знаю, что и думать.
- Что ты имеешь в виду?
Виконт откашлялся, собираясь с силами. Он надеялся, что мать вскоре придет в себя.
- Ей кажется, что Филипп жив, Кристина. Я хочу тебя попросить, - матушка немного… - он сделал паузу, пытаясь подобрать нужные и подходящие слова, - она нуждается в нашей заботе и любви. Ты ведь понимаешь...
- Конечно, Рауль.
– Спасибо тебе. Знаешь, с твоим приездом мне стало намного легче. Мне не хватало тебя. И я понял, что мы должны исправить ошибки, которые совершили в последнее время. Я так боюсь потерять тебя. Тебя и Шарля. Мы теперь всегда должны быть вместе и не расставаться надолго. Ты ведь тоже так думаешь?
- Конечно, Рауль.
Он наклонился к ней и нежно поцеловал жену в щеку.
- Ты просто ангел! И я люблю тебя!

-
Антуанетта Жири давно не принимала у себя гостей. Да они были и не столь желанны. Особенно с тех пор как ее дочь вышла замуж, и жила со своим супругом и детьми далеко от Парижа.
Внезапный стук в дверь насторожил ее. Она по привычке прибрала выбившиеся пряди, накинула на плечи шерстяную шаль, и подошла к двери, гадая, что за причина могла привести гостей к ней в столь поздний час.
- Я не думала, что когда-нибудь увижу тебя снова, Эрик. - Между ее бровей вновь появилась легкая морщинка недовольства.
- Я могу зайти?
- Можешь, если ты уже стоишь у меня на пороге. Проходи. – Она сделала шаг в сторону, пропуская его в квартиру, и закрыла за гостем дверь. – Уже поздно, но я могу приготовить чай. Зачем же ты пришел?
- Ты так смотришь на меня, будто и впрямь увидела призрака.
- Да. Из прошлого. Я действительно не ожидала увидеть тебя здесь. Я думала, что ты покинул Францию. Я все-таки надеялась на твое благоразумие, особенно учитывая обстоятельства... – Антуанетта сделала паузу, мысленно возвращаясь в то время.
- Да, это были не самые лучшие обстоятельства, - согласился он. – Но это было давно. Еще до того, как Кристина со своим супругом вернулись в Париж.
- Верно. Так значит, вот по какой причине ты в Париже? Кристина!? Мы давно не виделись. Значит, у вас все по-прежнему, вы так и не одумались? – Сурово спросила мадам Жири.
- Что же именно нас должно было навести на раздумья?
- Ты и сам прекрасно знаешь.
- Не совсем. Но, как ты понимаешь, я пришел сюда не за этим.
- Хорошо, что же тогда привело тебя, Эрик?
- Я уезжаю. Нет. Мы уезжаем. Кристина едет со мною. И я посчитал, что перед отъездом должен зайти попрощаться.
- Вы с ней уезжаете? – Ее сердце забилось чаще. - Вы сбегаете! – Мгновенно пришла ей в голову страшная мысль. - Но она замужняя женщина! – возмутилась Антуанетта.
- Это не имеет никакого значения!
- Но как это не имеет? А что будет с ее мальчиком?
- Кристина берет его с собой.
- Вы оба потеряли рассудок! Ну это же конец всему! Виконт поднимает на ноги все Сюрте! Вас обязательно найдут, где бы вы не скрылись! Вам и так придется прятаться всю оставшуюся жизнь. Как ты думаешь, что можно будет ожидать, после того, как жена знатного аристократа сбегает со своим любовником и увозит его сына? Этот ребенок– единственный наследник семьи де Шаньи. Одумайтесь! Разве станет виконт сидеть, сложа руки, если у него украдут сына и супругу?
В полутемной комнате с зашторенными окнами снова воцарилась гнетущая тишина. Лишь удары слегка покачивающегося маятника, отсчитывающего быстробегущие секунды, растворялись в темноте.
- Кристина мне как дочь, и мне страшно подумать, чем это все может закончиться... Мне страшно за вас.
- Вряд ли что-то можно теперь изменить.
- Будьте осторожны. - Если что-либо вам понадобится, ты знаешь, как со мною связаться, я постараюсь вам помочь. Передай Кристине, что я сожалею, что не смогла повидаться с ней и поговорить перед вашим отъездом. И позаботься о ней и о ее мальчике…

Он покинул квартиру Антуанетты, когда было уже за полночь. Ночь была облачной. И в полутьме пустых сонных улиц царил покой. Но через несколько кварталов он остановился со стойким ощущением какого-то странного чувства. В душе его зародилось дурное предчувствие.
Он не принял во внимание однажды сказанные Кристиной слова. Но последнее время он буквально физически осязал преследующую их опасность. Может, это был лишь обман его воображения, так как рассудок не мог допустить того, что в один прекрасный момент все может разрушиться, и он потеряет Кристину.
Близкий отъезд, и любовь этой женщины будоражили разум и усыпляли настороженность. Предвкушение скорейшего избавления казалось таким реальным и одновременно таким невозможным.
Он пересек улицу и быстро нырнул в густую темноту ближайшего проулка. Вскоре горьковатый привкус тревожащих его сознание дум покинул его.

***

Несколько дней в суете и хлопотах, связанных с похоронами и болезнью старой графини, показались Кристине вечностью, проведенной в аду. Каждая ушедшая минута уносила с собою часть ее сил.
Рауль надеялся, что со временем самочувствие матушки улучшится, но, похоже, после похорон Филиппа ее состояние стало еще более удручающим. Врач, который осматривал ее, лишь пожимал плечами, говоря, что делает все возможное: прописал ей несколько успокоительных настоек и рекомендовал неспешные и продолжительные прогулки. Он не уставал повторять, что выздоровление графини – дело времени, но, увы, возможности медицины не безграничны, пока рано давать какие-либо прогнозы.
Рауль, проводивший с матерью большую часть суток, был мрачнее тучи. А когда их дом покинул Легард, виконт, лишившись его общества, окончательно сник. Кристина наблюдала за всем этим, чувствуя, как происходящие события рушат все ее планы и надежды на скорые перемены в судьбе.
До отъезда Легарда она старалась все время быть рядом с мужем, чтобы избавить себя от нежеланных встреч, но Легард как будто забыл о своих угрозах, и был с ней исключительно вежлив и предупредителен. Более того, он терпеливо прислушивался к бессвязным рассказам графини, поддакивал ей и, как мог, поддерживал беседу. Графиня словно впала в детство, а временами ей казалось, что она вновь молода, и тогда она, обращаясь к сыну, называла его Антуан. Рауль испытывал чувство неловкости и стыда, но ободряющие слова Легарда и нежный взгляд жены успокаивали его. Его мать всегда была сильной женщиной, видеть ее такой беспомощной и так внезапно постаревшей было выше его сил.

Постепенно замок опустел. Легард уехал одним из последних. Когда его экипаж скрылся из виду, Кристина поняла, что медлить больше не может, странная тревога закралась в ее сердце.
- Рауль, я не могу здесь дольше оставаться. Давай вернемся в город. Я обещала Шарлю, что уеду ненадолго. Я не знаю, как он там… Я волнуюсь за него.
Рауль печально вздохнул. Отложил книгу, которую он не читал, а только держал в руках, в надежде отвлечь себя чтением.
- Мне тоже хотелось бы уехать, но сейчас это невозможно. Я тоже очень скучаю по Шарлю.
Но я смогу вернуться в Париж не раньше, чем через неделю, а тебе лучше поехать…
- Я думала, мы могли бы поехать все вместе…
- Мне будет здесь совсем одиноко, но нужно решить несколько важных вопросов, которыми, к сожалению, теперь кроме меня некому заняться.
- Ах, Рауль, я так боялась, что ты захочешь остаться в этом доме навсегда!– воскликнула Кристина.
- Это дом моего отца. И Филиппа. А теперь это мой дом, - грустно улыбнулся Рауль, - но не беспокойся, я никогда бы не согласился жить здесь. Слишком много у меня связано с этим домом печальных воспоминаний.
Кристина положила ладонь на руку мужа, и погладила ее. Молодой граф поднял взгляд на жену. Кристина нежно улыбнулась ему. Улыбка и ласки жены заставили его оттаять и позабыть обо всем, сказанном ранее.

На следующее утро Кристина покинула замок. Утро было серым и пасмурным. Моросил дождь, и дорога показалась ей бесконечной. Едва войдя в дом, Кристина не снимая пальто и шляпки, направилась наверх, в детскую. К своему удовольствию, она не встретила никого из слуг. Отвечать на их участливые вопросы о самочувствии графини у нее не было никакого желания.
Шарль, склонившись над большой деревянной коробкой, что-то увлеченно объяснял своей няне. Увидев мать, он кинулся к ней навстречу и, путаясь в складках юбки, изо всех сил обнял ее. Кристина присела, и, поцеловав его, крепко прижала к себе. В черном бархатном костюмчике мальчик был похож на маленького принца. Любуясь им, она провела рукой по его по кудрявым непослушным волосам. Внезапно слезы навернулись на ее глаза - никто не посмеет отнять её сокровище. Никогда!
Шарль, заметив ее слезы, начал успокаивать мать. Но она объяснила ему, что плачет от радости, потому что очень скучала без него. Шарль растерянно и недоверчиво посмотрел на неё, - люди плачут, когда им больно. Вот он вчера прищемил палец, и ему очень хотелось заплакать. Но отец ведь часто ему говорил, что военные никогда не плачут. А он будет военным. Но мать уже улыбалась, и он тоже улыбнулся и, вспомнив про новую игру, стал объяснять матери правила. Обычно он объяснял отцу, и тот все сразу понимал, но сейчас ни мать, ни няня никак не могли сообразить, что делать с этими кубиками. Шарль тяжело вздохнул, пододвигая к ней коробку.
- Мадам? Вы уже приехали? Мы ждали Вас только к вечеру. Простите, что не встретила Вас внизу, а где же господин граф?– Мари вошла в комнату и помогла хозяйке снять пальто и взяла ее шляпку.
- Он приедет завтра. Как у вас дела?
- Все хорошо. Вроде бы, хорошо.
Когда Кристина уже выходила из детской, Мари протянула ей письмо.
- Вам прислали, мадам…
Дрожащими пальцами Кристина разорвала конверт. Это была записка от Легарда. Он ждал ее у себя завтра утром.
Кристина разорвала записку на мелкие кусочки и швырнула их в камин. Игра зашла слишком далеко. Она больше не может хранить эту ужасную тайну и терпеть новые унижения. Нужно обязательно все рассказать Эрику. Он должен защитить ее от этого мерзавца.

Кристина поднялась в кабинет мужа, взяла письменные принадлежности, и прошла к себе в спальню. Она набралась решимости написать еще одно письмо Легарду, в котором сообщала о своем отказе. Она к нему не пойдет. Что бы ни произошло дальше! Она не поедет к Легарду, как бы он ей не угрожал. Этому не бывать!
Она села на стул, разложила перед собой бумагу, и тотчас же замерла, держа в руках перо.
Она не знала, с чего начать. Что написать и как объяснить?
«Вы лживый и подлый шантажист, Эдмон! Вы мучили меня много времени, но довольно, я не намерена потыкать вам в ваших нечестных играх!..» Она даже написала эти разгневанные строки и почувствовала странное удовлетворение.
Нет, так не пойдет! Если она пошлет Легарду письмо, написанное в подобном тоне, его гнев может привести к трагическим последствиям. Она это чувствовала. Кристина яростно смяла лист бумаги, словно желая уничтожить этим не только слова, написанные ею только что, но и самого Легарда. Комкая бумагу, она порезала палец и, едва сдерживая злые слезы, приложила его к губам. Боль показалась ей чудовищной.
Если бы только она могла все изменить! Если бы только она могла, не подвергая опасности ни Эрика, ни себя, ни сына, найти выход из того лабиринта, в котором оказалась по собственной вине.
Как бы ей ни хотелось оскорбить Эдмона, придется держать свои эмоции в узде. Письмо не должно вызвать у него негодования. Пожалуй, лучше, если оно будет кратким - всего лишь записка с просьбой отменить завтрашнее свидание. Без объяснения причин, на выяснение которых у Легарда уйдет некоторое время. А она что-нибудь придумает.
Время! Это то, что ей сейчас больше всего нужно. И если ради спасения самого дорогого человека ей придется лгать и лицемерить, она будет лгать и лицемерить.
Глупая наивная Кристина! – ругала она себя, пока рука ее выводила на листе бумаги, с гербом фамилии ее мужа, новые строки.

«Эмдон!
Я пишу Вам в надежде на понимание и снисхождение.
Если Ваши чувства ко мне действительно так сильны, как Вы утверждаете, Вы проявите ко мне толику милосердия. Я опрометчиво пообещала придти к Вам, но, видит Бог, я не в состоянии сейчас выполнить обещание.
События последних дней сильно утомили и расстроили меня.
Я прошу у Вас еще немного времени. Но ведь Вы дадите его мне, я знаю! Надеюсь, что еще несколько дней промедления покажутся Вам несколькими минутами. Поверьте, что Вы вынуждаете женщину сделать крайне важный шаг в ее жизни. И этот шаг дается мне с большим трудом. Но я обещала Вам, а это значит, что я сдержу обещание».
Она остановилась, и подняла глаза, будто прислушиваясь к нему-то. Интересно, поверит ли он ее словам? Чуть задумавшись, Кристина продолжила писать:
«Кода нашу семью постигло несчастье, я прошу Вас об участии и снисхождении! Если не из уважения ко мне, то хотя бы в память о Вашем друге, покойном графе».
Она снова сделала паузу. Ее запас убеждающего красноречия иссякал, пора было завершать письмо.
«Я клянусь Вам, что исполню данное Вам обещание. И прошу Вас не забудьте, об обещании, данном Вами мне.
Ваша Кристина».
Подписавшись таким образом, Кристина надеялась погреть самолюбие Легарда и внушить ему мысль о своей покорности.

Сложив написанное письмо и запечатав его, она позвала Мари и протянула его ей. Девушка взяла конверт, будто бы не понимая, что от нее требуется.
- Ты должна передать это письмо одному человеку. Лично в руки. Сегодня же.
- Кому, мадам? – переспросила девушка.
- Мсье Легарду. – Мари стояла, как вкопанная, глядя на хозяйку, будто видела ее впервые. – Ну же, Мари. Почему ты еще здесь? Иди. Сделай, как я сказала.
- Но мадам… - несмело подала голос девушка. – Я… мне еще нужно закончить некоторую работу по дому. Я не могу ее оставить сейчас. А если я отлучусь…
- Не страшно. Я отпускаю тебя. Так что, смело иди. Отнеси ему это письмо. Прошу тебя!
Внезапно лицо графини приобрело мертвенную бледность, под глазами залегли темные круги.
- Вам плохо, госпожа?
- Нет, нет, Мари - Кристина прижала руку чуть ниже груди, будто бы она боялась, что вот-вот ее сердце выпрыгнет наружу, и она задохнется. - Все хорошо. Видно корсет зашнурован слишком туго. Иди. Сделай так, как я сказала. Не тяни время, Мари, прошу! И не забудь - письмо нужно передать лично в руки.
Девушка покорно кивнула. И, вздохнув, направилась к выходу.
Итак, письмо ушло к адресату. Как он воспримет очередной отказ? Вероятно, будет взбешен.
Эрик должен покинуть свое убежище. Господи! Как она могла так долго подвергать его опасности! Эрик жил в этом злосчастном пансионе, не подозревая, что за ним давно и пристально наблюдают, и не догадывался, что она все это время живет в непрерывном страхе за него. Ей нужно непременно повидать его.
После того разговора с Легардом, Кристина вглядывалась в серые и невзрачные лица постояльцев гостиницы, пытаясь угадать, кто же из них мог помогать Легарду. Жильцы первого этажа постоянно менялись, задерживаясь в гостинице не больше недели. Под самым чердаком жил студент, близорукий молодой человек, погруженный в свои книги. Второй этаж почти пустовал. В одном конце коридора обитала бледная девица без определенных занятий, тихая и неприметная, рядом снимал комнату потерявший работу служащий, которого Кристина никогда не видела. И это всё.
Кристина решительно поднялась с кресла. Она даже не успела переодеться, что ж, тем лучше. Ее траурная шляпка с густой вуалью тоже будет к месту. Но накидку следует взять другую.

Кристина прошла несколько кварталов, прежде чем решилась окликнуть извозчика. Торопливо назвала адрес и выглянула в окно. Прохожих на улице было немного, и кажется, никому из них не было до нее дела.
Спустя полчаса экипаж свернул в знакомый переулок. Вдоль узких тротуаров весело бежали зловонные ручейки - сегодня неожиданно потеплело, и дождь растопил остатки снега. Стайки воробьев громко чирикали, хотя на улице стоял декабрь, и до весны было очень далеко. Кристина поморщилась и прижала к лицу надушенный платок. Внезапно экипаж остановился. У самой гостиницы им перегородил дорогу санитарный фургон, выкрашенный в серый цвет, запряженный парой лошадей. Кристина расплатилась с извозчиком. До гостиницы оставалось пройти совсем немного, лишь повернуть за угол дома. Вдруг ее охватила непонятная тревога. Фургон. Зачем здесь этот фургон? Она торопливо прошла несколько шагов и замерла. Крайнее окно на втором этаже было широко распахнуто. Два человека в черном сосредоточенно осматривали подоконник и карниз и о чем-то беседовали. Это была комната Эрика. Возле парадного стояло несколько полицейских. Неожиданно в дверях появилась хозяйка пансиона, и Кристина инстинктивно вжалась в стену дома. Она дрожала, как в ознобе, до крови закусив губу, чтобы не закричать.
Значит, Легард не стал больше ждать. Он не верил ей, потому что лгал сам. Он уехал, чтобы осуществить свой дьявольский план. Что же ей делать? Куда идти? И что произошло в гостинице?
Если, если…если произошло то, чего она так боялась,…ей нечего больше терять. Да, она пойдет к нему… Кристина сунула руку в сумочку и осторожно нащупала небольшой кинжал. Она отыскала его в коллекции старинного оружия покойного графа – отца Рауля. Кристина даже тогда попыталась отрепетировать у зеркала вероятную сцену встречи со своим мучителем. Она была очень эффектна - с распущенными волосами и сверкающим клинком в руке. Но потом сама устыдилась - эти слова отлично звучали бы со сцены, но в данной ситуации выглядели бы глупо и неуместно. Легард и сам постоянно напоминал ей о ее прошлом. Вернуть кинжал на место у нее не было возможности, и вот теперь он ей пригодится. Она стояла, в каком-то оцепенении, тяжело дыша, всё сильнее сжимая в сумочке рукоятку кинжала. Навстречу ей по узкому тротуару шел человек со стопкой книг, перевязанных бечевкой. Кристина узнала соседа по пансиону - постояльца с третьего этажа - студента. С трудом припомнив его имя, она подбежала к нему.
- Господин Эдуэн! Постойте!
Молодой человек, близоруко щурясь, с недоумением вглядывался в ее взволнованное лицо, силясь вспомнить, где он мог раньше видеть эту молодую даму.
- Чем могу Вам помочь, мадемуазель?
- Господин Эдуэн! Разве Вы меня не помните? Ведь вы снимаете комнату в пансионе мадам Дюпен?
Поправив сползающее пенсне, молодой человек смущенно и приветливо улыбнулся:
- Боже мой, простите мадемуазель, я не узнал Вас. Проклятая рассеянность.
Лицо юноши внушало доверие, и она решила рискнуть.
- Скажите, что здесь произошло? Откуда эти люди, полиция? – Кристина надеялась, что голос не выдает ее волнение, хотя от страха едва могла вымолвить несколько слов.
Но молодой человек видно был не прочь поделиться новостями с очаровательной собеседницей. Ему польстил ее искренний интерес.
- Как мадемуазель? Неужели Вы не знаете? - он многозначительно понизил голос.
- Нет. Скажите же, ради бога!
- Сегодня ночью здесь убили человека.
- Убили? – Кристина почувствовала слабость в ногах.
- О да, мадемуазель, я сам видел. Он лежал на полу, и у него было такое ужасное лицо!.. Боже мой, мадемуазель! Что с вами? Простите, я не думал, что вы так испугаетесь. Простите меня!
Даже сквозь вуаль было заметно, как побелело лицо собеседницы. Она хотела что-то сказать, но голос ей не повиновался.
- Прошу Вас мадемуазель обопритесь на мою руку!
Прошло несколько минут, прежде чем она смогла говорить.
- Господин Эдуэн, Реми, прошу Вас, расскажите, что Вы видели. Это очень важно, я Вас умоляю.
Молодой человек чувствовал, что девушка близка к обмороку, и с беспокойством оглядывался по сторонам, не зная, что ему делать.
- Но мадемуазель, зачем вам знать столь …малоприятные подробности? – студент тысячу раз пожалел, что связался со странной нервной дамочкой в трауре, но отделаться от нее ему не позволяло воспитание. Молодая женщина вцепилась в его рукав, похоже, не отдавая отчета, что ведет себя неподобающим образом, и в голосе ее было такое отчаяние, что он не посмел отказать.
- Я умоляю Вас! - повторила она, глядя ему в глаза, и он рассказал ей, то что знал сам.

На рассвете одного из жильцов пансиона разбудил резкий звук, похожий на выстрел. Судя по всему, стреляли в комнате напротив. На стук из угловой комнаты никто не отозвался, а из за дверей послышался сдавленный стон. Тогда господин Трюше разбудил мадам Дюпен и еще несколько человек, и они совместно попытались открыть дверь. Но изнутри к двери был придвинут тяжелый комод. Немедленно послали за полицией, побоявшись что-либо предпринимать. Не вызывало сомнений, что преступник был вооружен. К тому времени, когда полицейские взломали дверь, преступник успел скрыться через окно. На полу в луже крови лежал убитый мужчина. Но он был не застрелен, а зарезан. Нож вонзился прямо в шею, и за короткое время раненый истек кровью до смерти, не имея возможности даже позвать на помощь.
Но все эти подробности молодой человек узнал уже поздним утром, накануне он допоздна засиделся над работой и сам ничего не слышал.
- Я видел только тело убитого, - продолжал месье Эдуэн, не замечая, что его собеседница вновь помертвела лицом. – Это был высокий темноволосый мужчина средних лет. На руке у него был дорогой перстень, и одет он был скорее как аристократ, но никаких бумаг при нем не было, поэтому установить его личность будет непросто.
- А его… лицо? - Реми едва расслышал вопрос. Маленькая ручка в лайковой перчатке всё еще сжимала его запястье.
- Оно выглядело просто кошмарно, мадемуазель, все залитое потемневшей кровью, - тяжело вздохнул он, вспоминая ужасную картину.- Я, честно говоря, особо не вглядывался, но полицейские сказали, что при жизни покойный был, вероятно, весьма привлекательным мужчиной… Мадемуазель! Боже мой, что с Вами?
Поддержав пошатнувшуюся собеседницу, Реми затравленно огляделся по сторонам.
Каким чудом Кристине удалось не лишиться чувств, молодой человек еще что-то говорил, но она не понимала его слов. Туман медленно начал рассеиваться, краски и звуки мира постепенно возвращались. Но для неё все было кончено. Эрик был мертв.
Кристина рассеянно поблагодарила месье Эдуэна и медленно побрела прочь.
Она плохо помнила, как доехала домой, как добралась до своей спальни. Мари что-то ей взволнованно говорила, но Кристина не слышала ее слов. В душе царила какая-то гулкая пустота. Все звуки отдавали в голове многоголосым эхом, не затрагивая сознания. Ей сейчас хотелось только одного: забыться, провалиться в спасительное небытие.
Отказавшись от обеда, Кристина распорядилась ее не тревожить, разделась, отослала Мари и, рухнув на кровать, наконец, дала волю слезам.
Только сейчас она осознала всю тяжесть понесенной утраты. Никогда…Какое страшное слово! Никогда ей не услышать его голоса. Никогда его глаза не посмотрят на нее так, как умел смотреть только он. Никогда ей не прикоснуться губами к его лицу с ужасными шрамами, дороже которого у нее ничего нет. Выплакавшись, Кристина забылась тяжелым, беспокойным сном.

***
Покинув поместье Шаньи и вернувшись в город, Эдмон обнаружил записку от служанки Кристины, полную робких упреков. Читая эти неграмотные каракули, он не раз рассмеялся и быстро написал ответ. Отправив письмо и заказав легкий обед, он решил заняться тем, что занимало его уже несколько дней. Он держал в руках два одинаковых ключа. Почти одинаковых. Один из них отпирал дверь его комнаты в гостинице. Второй ключ выпал из сумочки Кристины, когда она в карете вырывалась из его объятий, противясь поцелуям. Вероятно, это был ключ от комнаты ее любовника. По крайней мере, Легард очень на это рассчитывал.
Эдмон не собирался сдерживать обещание, данное строптивой виконтессе. Напротив, он намеревался напомнить полиции о событиях шестилетней давности, произошедших в Опера Популер. Дело было закрыто за отсутствием главного обвиняемого. И вот преступник найден, главной уликой будет его чудовищное лицо. Но несколько причин заставляли Легарда медлить с визитом в полицию.
Первой причиной была Кристина. Эдмон не выносил принуждения в делах сердечных, он привык, что женщины сами падают в его объятия, забывая прежних любовников. Ее упорное сопротивление сводило его с ума. Он был молод, богат, красив, эта женщина не могла не чувствовать его страсть, и всё же она отказывала ему. Если б соперник исчез сам по себе, без явного вмешательства с его стороны (разумеется, в глазах Кристины), то всё могло бы сложиться иначе. К кому, как не к нему кинулась бы несчастная женщина за утешением? Ведь он был единственным посвященным в ее тайну, хоть и против ее воли. А обещание помощи и содействия в столь жизненно важном для нее деле сделало бы ее более сговорчивой и покладистой. Какое бы решение не принял суд, а решение могло быть только одно, он предстал бы перед безутешной виконтессой в выгодном свете.
И он надеялся по прошествии некоторого времени занять освободившееся место в ее сердце. Теперь Эдмон хотел не только обладать этой женщиной - это было бы слишком просто. Он хотел владеть ее душой. Причем, чем больший он встречал отпор, тем слаще ему представлялась победа. Это было как наваждение, которое раньше вызывало у него самого лишь усмешку, а теперь превратилось в ежечасную пытку.
И вот ему представилась возможность застать соперника врасплох. Впрочем, это ему ни к чему. Незачем привлекать внимание к своей персоне. Однако, стоит осмотреть логово чудовища и постараться обезопасить репутацию новоиспеченной графини де Шаньи на случай визита жандармов. Скорее всего, у любовника есть ее портрет или письма. Полиция не должна ничего найти.
Хозяйка пансиона говорила, что ее странный постоялец часто и надолго исчезает. Вот в это время и стоит нанести визит, разумеется, позаботившись о своей безопасности.
Легард достал ящик с дуэльными пистолетами. Давно он ими не пользовался, - что ж, пришло время.
Он вспомнил одну скандальную историю с английским баронетом. Тогда отец использовал всё свое влияние, чтобы избавить сына от неприятностей. Но сейчас все будет совершенно по-другому.
Мари ушла, унося записку для Кристины. Супруги де Шаньи должны были вернуться не раньше чем через день, поэтому время в запасе у него было.
Одевался он тщательно и неторопливо. Собираясь вершить возможный правый суд над преступником, Эдмон желал быть одетым, как и подобает человеку его круга. Наконец, шелковый черный галстук на шее был украшен агатовой геммой, и напоследок с удовольствием взглянув на свое отражение, Легард отправился в гостиницу.

Ему не повезло. Урод был дома и никуда уходить не собирался. Легард слышал его шаги за стеной и с трудом усмирял свое нетерпение. Наконец, на исходе бессонной ночи, Легард услышал, поворот ключа в замке, а затем тихий звук открываемого в коридоре окна. Его соперник ушел. Наконец-то!
Подождав еще несколько минут, чтобы убедиться, что хозяин не вернется, Легард осторожно вставил ключ в замочную скважину соседней двери. Он не ошибся – ключ бесшумно сделал поворот, отпирая замок.
В комнате был беспорядок. Это Легард заметил даже при тусклом свете уличного фонаря, пробивавшемся сквозь неплотно задернутые занавески. До рассвета было еще далеко. Осмотревшись, Легард начал поиски.
В комоде было почти нечего искать, но все же Эдмон подверг тщательному досмотру несколько рубашек и белье и отметил для себя, что вещи были дорогими и куплены совсем недавно. А может, украдены? Эта мысль понравилась ему больше, и он продолжил обыск. Личных вещей оказалось не так много. Поношенный сюртук с вытертыми рукавами, видимо служивший домашней одеждой, Эдмон осмотрел с нескрываемым отвращением, выворачивая внутренние карманы. Удача, наконец, ему улыбнулась - он нашел шпильку для волос. Точно такую же, с перламутровым листиком, обронила Кристина, и он взял ее себе на память. Эдмон опустил шпильку в карман. Но портрета не было. Разобранную кровать он трогать не стал, но все ж, стараясь не прикасаться к простыни, словно еще хранившей тепло чужого тела, брезгливо провел рукой под матрасом. Ничего.
Оставалось обшарпанное бюро. Два его ящика были заперты, и с ними пришлось повозиться. Эдмон достал из кармана нож и попытался открыть защелку. В этих замках не было ничего сложного, но замок не поддавался. От напряжения его лоб покрылся испариной. Пистолеты сильно оттягивали карманы, и он выложил один на бюро.
- Черт побери! - внезапно вырвалось у него.
Нож сломался, но верхний ящик наконец открылся. Аккуратно завернутый в кусок бархатной ткани в ящике лежал портрет. Эдмон ликовал, он не ошибся, он всё правильно предугадал. Теперь можно уходить.
И в это время он услышал звук поворачиваемого в двери ключа. Ширма в углу комнаты, скрывавшая два таза и кувшин с водой, могла послужить убежищем, и спустя мгновенье Легард затаился за ней, ощупывая в кармане второй пистолет.

Эрик зашел в комнату и тщательно запер за собой дверь. Погода для прогулок была не самой подходящей, тем более, что весь путь ему пришлось проделать пешком. Шел снег с дождем, и редкие фонари казались какими-то расплывающимися светящимися пятнами, а растаявшая за день слякоть превратилась в тонкую скользкую корку. Маска стала влажной, и неприятно холодила лицо, а насквозь промокший плащ вряд ли высохнет и за день. Но оба паспорта на имя мистера и миссис Смит лежали во внутреннем кармане его сюртука. Как и билеты на поезд до Лилля, где им придется переждать некоторое время. Он расстегнул мокрый плащ, стряхнул с него остатки снега и набросил на низкий комод, стоявший у двери и служивший по мере необходимости одновременно столом и книжным шкафом. Какой-то тяжелый предмет с глухим стуком упал на пол. Эрик зажег свечу. На полу лежало пресс-папье с бронзовой ручкой, изображающей голову орла, которое он принес совсем недавно из подвала Оперы. Там в тайнике хранились немногие предметы, уцелевшие после достопамятного разгрома его бывшего жилища.
Но вчера вечером оно лежало возле бюро, в этом он мог себе поклясться. Эрик нагнулся, чтобы его поднять. В комнате было что-то не так, но он не успел об этом подумать. За спиной неприятно клацнул взводимый курок пистолета.
- Советую не делать глупостей! – послышался приглушенный голос. – Стойте, где стоите, и поднимите руки. Одно ваше неверное движение, и я выстрелю. Смею вас заверить, я не промахнусь.
Эрик медленно обернулся и замер в нелепой позе, подчиняясь требованию незнакомца, понимая, что преимущество сейчас не на его стороне. Возле окна стоял неизвестный ему мужчина, щеголевато одетый, словно собрался на бал, и чуть улыбаясь, целился в него из пистолета.
- Кто вы такой, и какого черта здесь делаете? – процедил он сквозь зубы, стараясь подавить вспышку ярости, в полной мере осознавая свою беспомощность в данной ситуации, которую он сам не до конца понимал. Ведь если бы нежданный визитер изначально намеревался его убить, то сделал бы это сразу, не дав ему опомниться. К тому же выстрел наделал бы много шума. Но ночной посетитель не торопился что-либо предпринимать. Кто же он? Человек из его прошлого, который пришел свести с ним счеты? Спустя столько лет? Но этого прошлого больше не существует.
Легард же с нескрываемым любопытством рассматривал таинственного обитателя подвалов Оперы, о котором был так премного наслышан, и, откровенно упиваясь своим превосходством, не спешил отвечать на заданный вопрос. Задавать вопросы будет он сам. Его соперник был просто жалок, ведь граф искренне полагал увидеть вблизи нечто иное, более грозное и вселяющее ужас. Если забыть о том, что скрывала маска, перед ним стоял самый обычный человек с усталым осунувшимся лицом. И своим внезапным эффектным появлением Легард застал его врасплох. Он самодовольно улыбнулся.
- Вот так. Так гораздо лучше. Теперь мы можем поговорить... Мне давно хотелось вас увидеть. Мое имя вам знать необязательно. Но раз уж вы изволили вернуться не вовремя, я с удовольствием познакомлюсь с пресловутым Призраком Оперы, прежде, чем это сделает полиция.
- Призрак Оперы…? Не понимаю, о чем вы. Сударь, а вам не кажется, что вы ошиблись дверью? - Эрик постарался, чтоб в его голосе звучало удивление.
- О, нет, - к насмешке примешивалась нескрываемое презрение, - я именно там, куда собирался наведаться. Улику, изобличающую вас, вы носите на своем лице, подобно каиновой печати. Я знаю, что скрывает ваша маска.
- Даже так? – Эрик собрал всю свою выдержку в кулак. - Любопытство никогда не доводило людей до добра. Вы неосторожны, сударь. Весьма неосторожны.
- А вы весьма самоуверенны. Постарайтесь не делать резких движений, иначе наша беседа может прерваться, даже не начавшись. Заметьте, мне ничего не стоит убить вас. Я всего лишь пристрелю опасного преступника. И суд меня оправдает.
Сердце Эрика бешено колотилось. Ночной гость оказался куда опаснее, чем он думал. Вот только откуда он узнал? Полицейская ищейка? Вряд ли. Такие не геройствуют в одиночку. Если бы его выследила полиция, дом был бы окружен взводом жандармов. Значит, он преследует свои личные интересы. Но какие? А Легард тем временем продолжал:
- Несколько лет назад один преступник в маске, точь-в-точь напоминающей вашу, поджег театр из-за отказа некоей Кристины Даэ, впоследствии графини де Шаньи, уступить его домогательствам. Полиции не удалось напасть на его след, он скрылся. Но с тех пор он явно преуспел, раз замужняя графиня, забыв о долге и чести, удостаивает его своими посещениями. Я имею честь быть близким другом графини, к которой питаю исключительно нежные чувства, и совершенно случайно стал свидетелем одной сцены, после которой потерял покой, стремясь раскрыть тайну этой чудовищной привязанности. Чем такой урод смог околдовать красивую женщину? Как удалось ему полностью подчинить ее своей воле, завладеть ее душой? - голос незваного гостя даже дрогнул от гнева. - Это и привело меня сюда.

Суть сказанного медленно доходила до его сознания. Судьба его возлюбленной и его собственная находились в руках этого человека, кем бы он ни был - тайным соглядатаем, нанятым ее мужем, или просто негодяем, каким-то образом раскрывшим их тайну и решившим на этом поживиться. Или, или…
Взгляд Эрика упал на чуть приоткрытый ящик бюро, где он хранил портрет, и который был обычно заперт. Сломанный нож валялся рядом. Нож…Мысли стали краткими и отчетливыми, похожими на приказы. Эрик сам удивился охватившему его ледяному спокойствию. Этот щеголь не выйдет из комнаты живым, даже если это будет стоить жизни ему самому. Впрочем, он должен постараться сохранить свою жизнь, расставаться с ней по вине самодовольного болвана у него не было никакого желания.
Слишком рано он решил, что может быть таким, как все. Прошлое не отпускало, оно шло по его следу, как охотничий пес за раненой дичью, и наконец настигло. Длинное обоюдоострое лезвие было сломано возле самой рукоятки, как и следовало ожидать. Неслыханная удача, что ящик пытались открыть именно таким ножом. Длинным и тонким. Эрик чуть переместился в сторону бюро, его противник, увлеченно продолжавший что-то говорить, казалось, не заметил этого. Он словно забыл о сломанном кинжале, не подозревая, как может быть опасен этот обломок в умелых руках. Он по-прежнему считал себя хозяином положения. Сжимаемый в руке пистолет был серьезным аргументом.
Если бы он хоть на мгновенье отвел взгляд…, на одно мгновенье. Эрик мог рассчитывать лишь на одну попытку. На таком близком расстоянии, выстрелив, сложно промахнуться, и он это понимал. А он был безоружен. Пока безоружен. Он снова чуть передвинул ногу, и мысок башмака наткнулся на какой-то тяжелый металлический предмет.
- Так что же вам угодно? - Эрик смотрел Легарду прямо в глаза, стараясь не позволить противнику отвести взгляд.
Легард принял вызов. Наглость этого типа, по его мнению, не имела предела и заставляла его терять самообладание. Жалкий выродок, вынужденный всю жизнь прятать омерзительное лицо под маской, смеет отвечать ему как равному!
- Вы встали на моём пути в тот момент, когда женщина, которую я любил, была готова отдать мне свое сердце! Мне угодно, чтобы вы исчезли! И я буду вынужден вам в этом помочь! Но сначала я хочу увидеть Ваше лицо, о котором так много слышал. Снимите маску! Аааа!!! Проклятье!
Что-то тяжелое с силой ударило его по ноге, и на секунду он отвел взгляд от странных немигающих светлых глаз, и белеющего в полутьме пятна маски. Он не ожидал ничего подобного, рука человека в маске метнулась к крышке бюро, и одновременно с этим прогремел выстрел.

Ослепленный гневом и потерявший бдительность Легард не был готов отреагировать на молниеносное движение противника и выстрелил, скорее от неожиданности, почувствовав легкий толчок в шею. Рука инстинктивно, потянулась к месту удара и наткнулась на что-то твердое. Боли он не чувствовал и как-то лениво удивился этому обстоятельству. Что-то теплое потекло за воротник. Перед глазами поплыл туман, предметы утратили четкость очертаний. Плохо слушающейся рукой Эдмон выдернул лезвие из раны, и горячая струя брызнула в лицо. На миг он ощутил страх: «Неужели это конец? И я сейчас умру?! Нет, этого не может быть!» История всей его жизни пронеслась перед внутренним взором со скоростью обезумевшего скакуна. «Значит, не лгут, что перед смертью бывает именно так, - последнее, что успел он подумать перед тем, как его сознание заволокла тьма.

В комнате повис кисловатый запах пороха. Эрик прислонился к двери, зажимая ладонью левую руку чуть выше локтя. Он не понял, достиг ли цели. Его противник не промахнулся, но Эрик был жив, хотя рукав уже намок от крови. Рука, словно онемела. А незнакомец у окна некоторое время стоял, как ни в чем не бывало, потом потянулся к шее, и тонкая струя крови брызнула из-под руки маленьким, но жутковатым фонтанчиком.
В ушах у Эрика неприятно зазвенело, комната вдруг показалась нестерпимо ярко освещенной, а одинокая свеча почему-то источала черный свет. В голове стучал тяжелый молот. Это было совершенно невыносимо, Эрик застонал и…пришел в себя. В дверь стучали. В ответ на его стон за дверью кто-то испуганно охнул.
Черт! Как все некстати! Надо бежать, и как можно, скорей.
Эрик взглянул в сторону противника. Мужчина лежал на полу, не подавая признаков жизни. Вокруг него чернело пятно пугающих размеров, а от тяжелого запаха крови кружилась голова. Эрик не выносил вида крови. В детстве, когда цыгане резали свинью или барана, он стремился спрятаться подальше, чтобы не видеть ужасного зрелища. Там же, в бродячем цирке, он научился метать ножи, сбивая пламя свечей, не задевая их, но до сих пор он ни разу не использовал нож, как оружие.
С трудом подавив накатившую волну дурноты, Эрик подошел к окну и распахнул его. Холодный морозный воздух вернул ему трезвость мыслей и заставил вернуться к насущным проблемам.
Левая рука ныла. Морщась от боли, он осторожно разделся и осмотрел рану. Судя по тому, что рука свободно сгибалась, хоть это и причиняло боль, кости были целы. Пуля прошла навылет. Однако, рана продолжала кровоточить.
Достав носовой платок, он попытался наложить повязку. Тонкая ткань тут же пропиталась кровью. Так дело не пойдет! Эрик достал из комода чистую рубашку, разорвал ее на полосы.
Суета и голоса внизу заставили его поторопиться. Кое-как забинтовав рану и одевшись, Эрик отпер нижний ящик бюро и торопливо сунул в карман небольшую пачку ассигнаций. Взломанный верхний ящик был пуст.
В дверь вновь постучали. Эрик замер, замок был не слишком надежным препятствием, его взгляд упал на комод – массивный, из потемневшего дуба, обитый металлическими пластинами и совершенно неподъемный. Сдвинуть его с места было делом непростым, почти невозможным. Рана тут же отозвалась пульсирующей болью. За дверью раздались испуганные голоса. Эрик отчетливо услышал слова «убийство» и «полиция». У него было в запасе всего несколько минут,
Эрик наклонился над убитым, стараясь не глядеть на черное липкое пятно на полу, и методично обшарил его карманы. Портрет, завернутый в шелковый платок, кошелек с несколькими крупными купюрами и небольшим количеством мелких монет, два, на первый взгляд одинаковых, ключа от гостиничного номера, и две одинаковые заколки для волос с перламутровыми листиками. Эрик с недоумением смотрел на эти кокетливые и изысканные украшения. Одну из этих заколок когда-то забыла у него Кристина, и он берег ее как реликвию.
Но в кармане убитого лежала точно такая же вторая. Что могло связывать этого человека и Кристину? Эрик нахмурился, но на раздумья не оставалось времени, надо было спешить. Он сунул портрет за пазуху, руки должны оставаться свободными. Плащ также придется оставить. На бюро лежал пистолет, секунду поразмыслив, он сунул и его в карман сюртука.
Эрик подошел к окну и посмотрел вниз. Снаружи ни души, хотя освещены почти все окна первого этажа. Окно его номера выходило на улицу и было крайним от угла. А за углом начиналась крыша соседнего одноэтажного дома. Именно этим путем чаще пользовался Эрик, выходя и возвращаясь в неурочное время. Обычно он пользовался окном в коридоре, выходящим прямо на крышу соседнего строения. Но сейчас этот путь был отрезан.
Он внимательно осмотрелся. Узкий покатый карниз, опоясывающий стену дома, был покрыт наледью. Но другого выхода не было, приходилось рисковать.
Пройти несколько шагов оказалось сложнее, чем он предполагал. Болела рука, но он на миг забыл про неё, когда изъеденный временем камень обвалился под ногой, и ему удалось сохранить равновесие и удержаться на карнизе каким-то чудом, буквально вцепившись в стену ногтями. Спина неприятно взмокла, на лбу выступила испарина. Шаг, еще один, осталось повернуть за угол.
И вот, наконец, спасительная крыша. Он на секунду остановился перевести дыхание, зачерпнул ладонью горсть снега. Во рту пересохло, мучительно хотелось пить. Голова кружилась, колени дрожали от слабости. Он снял маску. Даже в свете ночных фонарей она может привлечь к нему внимание. Ведь ему придется идти через весь город, чтобы добраться до прибежища, холодного и негостеприимного, но долгое время бывшего ему домом.

--

Когда Кристина открыла глаза, был вечер. На какое-то мгновенье ей показалось, что она пришла в себя после тяжелой болезни - такая слабость была во всем теле. Большие уродливые часы, тикали мерно и успокаивающе. Почти восемь. Мысли текли вяло, она думала о себе отстраненно, словно о каком-то другом, совершено ей безразличном человеке. Эдмон ждал ее завтра днем. И он должен был написать ей ответ. Как странно, что ей всё равно, что с ней будет. Когда она пришла, Мари что-то пыталась ей сказать и казалась взволнованной. Кристина позвонила. Но к ее удивлению на пороге появилась Софи, ее вторая горничная, к чьим услугам она прибегала крайне редко. Приседая и краснея, девушка сообщила, что поскольку госпожа спала так крепко, Мари ненадолго отлучилась и вот-вот должна вернуться.
-Когда она вернется, скажи ей, чтобы она поднялась ко мне, - собственный голос казался ей чужим и незнакомым.
Через полчаса Мари торопливо вошла в ее комнату. Кристина стояла у окна, не поворачиваясь к ней лицом.
- Где ты была?
- Я выполняла Ваше поручение, мадам… Вы просили передать письмо…
- Ты принесла ответ? - ее голос звучал равнодушно и бесцветно.
- Нет, мадам. Простите, мадам. Я не застала господина Легарда. Его слуга не знает, что и думать. Второго дня, как он уехал, никого ни о чем не предупредив. Самое странное, что он не взял с собой ни денег, ни свой дорожный саквояж. Луи очень обеспокоен, мадам… - Мари осеклась и невольно покраснела.
- Спасибо, Мари, а где моё письмо?
Девушка порылась в кармане и извлекла чуть измятый конверт.
-Вот оно, мадам!
- Ты можешь идти, я позову тебя, если мне что-то понадобиться. И не забудь - никто ни о чем не должен знать.
- Разумеется, мадам. Только…только если господин Легард уехал, то почему он никому ничего не сказал? Он приглашен на завтрак к бельгийскому посланнику, и эта встреча никак не может быть перенесена. Господин Легард обещал ему быть непременно…Луи говорит, мсье Легард всегда держит свои обещания. Раз уж сказал, то сделает непременно.
Сделает непременно…Кристина закрыла глаза, едва сдерживая вновь подступившие рыдания. Он сдержал обещание. Когда Мари ушла, она бросила письмо в камин. Пламя радостно взметнулось, жадно пожирая бумагу. Кристина смотрела, как корчится в огне конверт, красный сургуч напоминал запекшийся сгусток крови. Внезапно она почувствовала подкатившую к горлу дурноту.

***

Сон, казалось ей сейчас – был лучшим и единственным лекарством, способом отрешиться от происходящего. После разговора с Мари Кристина снова вернулась в постель. Сначала она неподвижно лежала на спине, пустыми неестественно широко раскрытыми глазами глядя прямо перед собою. Сознание ее сузилось до размеров лишь одной мысли – уже ничто не имело значения, жизнь ее была пуста и бесполезна. Затем, она, сжавшись, словно от холода, повернулась на бок и сомкнула веки, перед глазами ее плясали кроваво-красные языки пламени.

Кристину разбудил странный шорох. Стекло задрожало, словно к нему кто-то неосторожно прикоснулся. Дверь балкона приоткрылась, в комнату ворвался сквозняк. Окно отворилось… – Подумала в забытье Кристина. Но ей сейчас было все равно. Она лишь плотнее закуталась в одеяло.
- Кристина, - ее звал до боли знакомый голос. Это все было так похоже на сон. Его голос снова звучал у нее в голове. Такое возможно?
Кристина несмело повернулась к окну и мгновенно побледнела. На балконе стояла высокая темная фигура. Тень шагнула вперед, в комнату.
- О господи! – Она соскочила с кровати, и в одной нижней рубашке, позабыв про холод, подбежала к своему ночному гостю, безошибочно узнав в нем того единственного, чья жизнь занимала все ее мысли. Она прильнула к нему всем телом, и крепко обняла. Сердце Кристины глухо колотилось, учащая свой темп, она задыхалась. А ей столько нужно было ему сказать…
Он был здесь, рядом с ней, живой – разве что-то еще теперь имело значение? Она, было, уже причислила его к мертвецам! Какая она глупая!
- Это ты? Это не сон? Скажи, что это не сон! – Приподнявшись на мысках, она тянулась к нему, готовая разрыдаться от радости. Она, словно незрячая, нащупала его маску, осторожно с трепетом обвела кончиками пальцев ее контуры.
Он вздохнул ей в ответ, словно отвечая согласием на ее вопросы. Кристина, притянувшись, жадно поцеловала его в плотно сомкнутые губы.
- Слава богу, ты жив! Ты не представляешь, как я испугалась, увидев полицию около пансиона… я уже подумала о самом страшном! Что случилось, Эрик? Прошу, ответь мне. Что-то ужасное? И ты снова пришел сюда, это очень опасно!
- Это не опасней, чем все остальное, Кристина. - Напряженно произнес он, - ты была в пансионе? Когда? Что ты там делала? Я же просил тебя пока не приезжать туда.
- Я знаю. Я не должна была приходить. Но я ехала к тебе поговорить. Мне нужно было тебе рассказать о том, что не терпело промедления.
- Ну что ж, теперь мне нужно поговорить с тобою о том, что не терпит промедления.
- Не понимаю! – Осознание того, что все ее страхи по поводу его жизни оказались ложными затмевали все остальное, не позволяя ей мыслить. Ей не хотелось слушать его сейчас, ей хотелось молчать, и просто чувствовать его рядом. Но Эрик, похоже, был взволнован и настроен крайне решительно.
Видя ее возбуждение, он подождал несколько минут, просто прижав ее к себе здоровой рукой. Кристина вскинула руки и обхватила его плечи. Он поморщился, выдав пробежавшую по телу боль.
- Что такое? Эрик, ты ранен? – Страшная догадка исказила ее лицо гримасой ужаса. – У тебя кровь… надо перевязать рану! – Она кинулась к дверям, и Эрику показалось, что она, одержимая страхом, уже готова была звать на помощь.
- Нет, Кристина, вернись! – поспешно остановил ее он. - Не надо. Это лишь царапина. Через пару недель все заживет, будто ничего и не было.
- Что значит, ничего и не было? Ты ранен! Да что, в конце концов, произошло? – Кристина теряла терпение, а вместе с ним и самообладание.
- Если ты так горишь желанием все знать, то я охотно расскажу тебе все. Мне пришлось встретиться с незваными гостями…
- Полиция?
- Нет. – Ответил он внешне невозмутимо. – Отнюдь. Эдмон Легард - тебе что-нибудь говорит это имя?
- Легард? – Произнеся его имя, Кристина ощутила какой-то горьковатый привкус у себя на губах. - Говорит…
- И, похоже, очень многое. – Она уловила в его голосе негодование.
- Нет! Да, мне говорит это имя очень многое. Но ничего хорошего… У него были какие-то дела с семьей Рауля. Он часто посещал наш дом. Я терпеть его не могла. Особенно, когда он стал позволять себе лишнего. Он слишком много от меня требовал. Ему было все равно, что я замужем. Понимаешь? А потом… - Кристина снизила голос, - он узнал про нас.
- Очень познавательно. Почему ты мне обо всем не рассказала раньше?!
- Эрик, я не могла…
- Почему?
- Он угрожал мне. Он знал, кто ты, знал о твоем прошлом. Он угрожал мне, что все это может стать известно полиции. И тогда… - голос ее дрогнул. – Мне было страшно. Я боялась. – Откровенно призналась она. - Я не могла снова рисковать твоей жизнью, не могла потерять тебя… тем более теперь. Он очень опасен! Он ужасный человек.
- Вероятно, ты забыла, дорогая, что я могу за себя постоять.
- Нет, ты не мог! Чтобы ты сделал? Накинул ему петлю на шею, как раньше… - Она почувствовала на себе его разгневанный осуждающий взгляд, и замолчала, только сейчас поняв, что неожиданно для себя самой переступила недопустимую грань, озвучив то, чего не должна была говорить.
- Неплохая мысль. По крайней мере, я бы был готов к неожиданным визитам незваных гостей.
- Я не хотела, чтобы случилось самое худшее.
- Боюсь тебя разочаровать - оно случилось… уже! – Захлестнувшая тревога заставила Кристину покачнуться. – Думаю, в данный момент твой… знакомый беседует с архангелами или с дьяволом – что более вероятно.
- Ты его убил? Так это… полиция была в пансионе поэтому? И убитым был… ну да, богатый, красивый аристократ… - Она зажала рукой рот, чтобы не закричать.
- Тебе так жаль его? Настолько, что ты даже не жалеешь слез?
- Да нет же! Неужели ты думаешь… что он тебе сказал? Ты меня в чем-то упрекаешь?
- Ни в чем особенном, вот только как ты это объяснишь?
- Что я должна тебе объяснить?
Он протянул ей шпильку для волос, в которой Кристина сразу же узнала свою.
- И почем у она была у него? Точно такую же, Кристина, ты однажды обронила в моей постели. Может быть, ты имеешь обыкновение раздаривать их всем своим любовникам?
- Это всего лишь шпилька, Эрик… неужели ты думаешь, что я…
- Я ничего не думаю. Точнее, я ничего не хочу думать. Мне пришлось сделать то, что я поклялся однажды перед тобою никогда не совершать. Но я был вынужден. Защищая себя. Нас! Ради тебя Кристина, ради твоего сына. Вот только сейчас я уже не уверен…
- Клянусь тебе здоровьем своего сына – у нас ничего не было!
- Не утруждай себя клятвами, Кристина. Все равно… твой красивый знакомый уже наверняка остыл.
- Ты можешь думать все, что хочешь. Я перед тобой виновата лишь в том, что умолчала о его угрозах. Больше мне стыдиться нечего. Я виновата перед мужем, а перед тобою я чиста. – Она сделала паузу. - Мне надо было рассказать обо всем раньше.
- Я привык к твоим ошибкам. – С злой иронией сказал он.
- Что же ты думаешь делать?
- Уезжать. Как и было задумано. Если ты теперь, конечно, готова ехать с преступником.
- Не говори глупостей! – Со слезами в голосе проговорила Кристина, и он, кажется, смягчился, будто злоба его медленно стала отпускать. Снова принял ее в объятия.
- Кристина… нам нужно уехать. Но, я боюсь, что ты можешь быть в опасности со мною.
- Нет, - она не могла сейчас показать ему свой страх, - наоборот, с тобою мы в безопасности!
- И готова ли ты теперь, чтобы твой сын жил под одной крышей с убийцей?
Кристина, закусив губу, медлила с ответом. Слишком много событий. Они, казалось, вот-вот разорвут ее изнутри. У нее кружилась голова.
- Как ты можешь такое говорить, - грустно улыбнулась она. - Конечно. По-моему, мы уже об этом говорили. Прошу, не начинай эту тему снова. Я ведь говорила тебе, что люблю тебя. Таким, какой ты есть. Все неважно. Важно другое. Я хочу еще раз услышать твое решение… мы едем втроем? Скажи, ты и, правда, готов растить его сына?
- Кристина, это в первую очередь твой сын, а не его!! Твой!
- За что ты меня так любишь?
- За то, что ты есть.
- Но я грешна…
- Как видишь, я тоже. Может, за это и люблю.
Она положила тяжелую от недавних слез голову ему на плечо, вздохнула, вслушиваясь в биение его сердца. Как бы она хотела закрыть глаза, и перенестись в прошлое, когда ничего этого еще не случилось. Может, тогда бы она набралась сил и смелости, и открылась ему, и тогда бы может, они сейчас не попали бы в этот лабиринт.
- Я не виню тебя. Верь мне. – Едва слышно прошептала она.
- Мы уедем в другую страну…
- И будем только лишь втроем – ты, я и… Шарль! – Добавила она тихо.
Соглашаясь, он положительно кивнул ей в ответ, и мягко улыбнулся ее рассуждениям.
- Я бы очень хотела, чтобы ты остался сейчас… ты мне очень нужен, я не хочу отпускать тебя. Я провела столько времени, гадая, что с тобою произошло, я думала, что уже никогда не увижу тебя. Но Рауль… он обещал вернуться сегодня. Если он найдет тебя здесь…
- Кристина! Мы можем уехать прямо сейчас!
Глаза Кристины нездорово заблестели.
- Сейчас?
- Да! Что тебе мешает сейчас собрать Шарля, вещи не бери, нам ничего пока не нужно, они будут только обременять… и мы можем уже сейчас отправиться в путь! Кроме того, у меня не так-то много времени. Чем быстрее мы покинем Париж, тем лишь лучше!
- Уехать, да… вот только Рауль…
- Что?
- Столько всего, у него погиб брат, он разбит… понимаешь?
- Кристина! – Он взял ее за плечи, и встряхнул, будто бы желая привести в чувства. – Неужели ты все еще думаешь о нем? Я сейчас здесь, перед тобой, меня едва не застрелил твой тайный поклонник, я убийца, в который раз на моих руках кровь, мне кажется я схожу с ума в этом замкнутом круге, в тупике! И даже теперь, после всего этого ты продолжаешь о нем думать? В чем же его сила над тобою - в красоте, молодости, в деньгах?
- Прости!
- Ты не забывала о нем даже рядом со мною?
- Нет, ты не правильно понял… мне жаль его… он… мой… друг.
- Он твой муж! – С пренебрежением поправил ее он.
- Он человек.
- Обо мне, когда ты уходила с ним, как о человеке ты не думала! – Гневно заметил он. – Мы бы могли уехать сейчас…
Кристина напряглась в его руках. Ей почудились шаги за дверью. Она приложила палец к губам, с мольбою глядя на своего любимого. Через несколько секунд в дверь раздался легкий стук.
- Кристина?..
- Уже не можем! – Скривила губы Кристина, узнав голос мужа по ту сторону двери.
- Разумеется, твой муж всегда появляется в самый неподходящий момент!
- Уходи… - Попросила Кристина, вцепившись пальцами в его плащ. – Он не должен тебя видеть…
- Отчего же?
Кристина предостерегающе подняла руку.
- Умоляю, уйди…
- Я люблю тебя, слышишь? – Целуя ее напоследок, и отходя обратно к окну, произнес он. - И мне плевать на горе твоего мужа. Не поэтому я с таким трудом держался за кромку этой чертовой жизни, чтобы так просто отдать тебя ему…
- Эрик! Где ты будешь нас ждать? – Задыхаясь от возбуждения и страха, поспешно спросила она, закрывая за ним окно. - У оперы? А если полиция тебя там ищет?
- Глупости. Все будет хорошо.
- С какого вокзала мы уезжаем? Мы не можем рисковать!
- Кристина? Ты спишь? – В дверь постучали еще раз. Уже более уверенно, словно намеренно желая разбудить спящую графиню.
- Не беспокойся за меня!
- Мы приедем с Шарлем на вокзал.
- Хорошо. Северный вокзал. Как и было решено, в полночь. Будь аккуратна, я тебя прошу, не делай глупостей! Я буду ждать вас. Двоих. Скоро все будет иначе.
Кристина задернула гардины. В комнате еще ощущался прохладный ночной воздух. Она сдавленно вздохнула и поежилась. Господи, как этот визит Рауля был некстати. Неужели он только что приехал? Не заподозрил ли он чего неладного?

- Рауль! – Кристина, наспех накинув на плечи халат, отворила дверь, встречая на пороге супруга.
- Кристина, ты запираешься на ночь? Почему? Я так долго стучал. Ты спала?
- Рауль, разумеется спала, - графиня наиграно зевнула, - который час, ты знаешь?
- Прости! Я тебя разбудил, как ты? Все хорошо?
У Кристины дурным привкусом всколыхнулась тревога. А что, если ее супругу что-то стало известно?
- Конечно, - ответила она.
- Да-да, я понимаю, уже поздно… - Он понимающе качнул головой, и Кристине будто стало легче. Вряд ли Рауль сейчас вообще в силах о чем-то догадаться. – Я просто очень хотел повидать тебя. Вот прямо сейчас, дорогая. – Он сделал шаг ей навстречу, и у Кристины не было выхода, чтобы не отступить, пропуская супруга в комнату. - Я заходил к Шарлю, он уже спит.
Граф устало вздохнул, прикрыв веки, и прислонился плечом к дверному косяку. Он выглядел совсем осунувшимся и измотанным. Сердце Кристины сжалось. Оставить его сейчас – это будет слишком жестоко. Но, разве у нее есть выбор?
- Конечно спит. – Подтвердила она рассеяно. Ощущение того, что их с этой комнате трое ее не покидало. От этого сердце колотилось лишь сильнее. Каждый шаг, каждый жест и слово молодого графа ее настораживали, приводя в состояние глубокого тяжелого стыда.
- Я соскучился по вам двоим. Господи, ты не представляешь, как я устал. Все эти дела, Филипп, матушка… у меня чувство, что я потерял половину жизни за этот короткий срок. Это ужасно. Но хотя бы ты немного пришла в себя? – Он протянул руку, и погладил ее по волосам. Кристина хотела отстраниться, но не смогла, он положил вторую руку ей на талию, и попытался обнять. Кристине ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
- Да, немного.
Он поцеловал ее в щеку. Потом во вторую.
- Рауль! – Остановила его Кристина, весьма резко окликнув. – Ты опять пил, Рауль?!
- Я? Нет, нет, дорогая… - Он попытался приложить все силы, чтобы голос его звучал твердо и уверенно, - это просто… был тяжелый день.
- Рауль, ты не должен пить… - Но у Кристины сейчас не было сил, чтобы продолжать уговоры мужа. – Рауль, пожалуйста… ты наверное, устал. Уже поздно.
- Вот поэтому я и пришел навестить тебя.
- Спасибо.
Кристина вздрогнула и обернулась. Темная глухая ночь за стеклом скрывала любые подозрения и не выдавала ни малейшего намека на нахождение тут кого-то еще. Молящим взглядом она окинула окно, и снова обернулась на супруга.
- Рауль, прости, но ты очень устал, у меня был непростой день, я бы хотела отдохнуть, и ты тоже должен поспать.
Граф устало вздохнул.
- Да, ты права. Я потревожил тебя…
- Нет. – Она сжала его руку в своих прохладных ладонях. – Просто, хочу, чтобы ты отдохнул. Тебе нужно набраться сил, выспаться. Ты не очень хорошо выглядишь. Наверняка, тебя ждет еще много дел. – Ей хотелось, что б он как можно скорее ушел, ей было неуютно. Нет, так невозможно жить! Она больше не в силах лгать, и покинуть этот дом навечно – это единственный выход. Она все правильно делает, Рауль найдет в себе силы пережить это! Она же наконец будет всецело отдана любимому. Уж коли когда-то они все совершили ошибку, душевные терзания будут ей наказанием…
- Вспоминать не хочу. – Он заключил ее в объятия и поцеловал. Кристина не успела воспротивиться и избежать настойчивости мужа. – Я тебя люблю, Кристина! Слава богу, у меня есть ты, иначе, не знаю, чтобы я делал без тебя, дорогая! – Он смотрел на нее с какой-то тайной надеждой. Выжидающе. Кристина нервничала, оглядываясь по сторонам. - Что-то не так?
- Нет, все хорошо. Я тоже… тоже люблю… тебя! – Признание далось ей с трудом, и она-то уж лучше, чем кто-либо другой знала, эта роль ей не удалась. Она была не убедительна.

Когда за Раулем закрылась дверь, Кристина кинулась к окну, поспешно отворила двери на балкон, ее разгоряченную кожу обдал холодный колючий ветер. Балкон был пуст. У Кристины неприятно защемило сердце. Она с досадой всматривалась в густую мглу и лишь хватала ртом холодный воздух, как рыба, выкинутая на сушу.
- Эрик?! – Позвала она, совершенно позабыв об опасности быть услышанной. – Где ты?
Крупные слезы покатились у нее по щекам в ответ на тишину…

***

Целый день Кристина не находила себе места. Итак, ее мучитель был мертв, унеся все свои угрозы с собою в могилу. Возможно, он получил по заслугам, и рано или поздно это должно было случиться. Если бы Легард остался жив, то, скорее всего, Кристина сейчас оплакивала бы другого. Но этот человек все же добился того, чего хотел – она страдала. Сможет ли теперь Эрик простить ей эту ложь?

Молодой граф на ее беду остался в этот день дома. В отличие от Кристины, не сомкнувшей ночью глаз, он проснулся ближе к полудню. Поэтому, Кристина завтракала в одиночестве, но служанка, накрывающая на стол, сообщила хозяйке, что граф не покидал дома, и еще даже не выходил из своих покоев.
Кристина не стала собирать вещи. Ни свои, ни мальчика. Она сложила в шкатулку со своими драгоценностями кольца и перстни, сняла дорогие серьги. Теперь все это ей ни к чему. Эта ее жизнь должна будет стать тенью, призраком, прошлым - в которое она больше не вернется, и минувшее не должно найти ее… Любая мелочь из прошлой жизни – плохая примета, верный знак беды. Кристина долго мучила себя вопросом – оставлять ли Раулю какую-нибудь записку, хоть два слова? Несколько раз она брала лист бумаги, готовая писать мольбу о прощении… но так и не смогла подобрать нужные слова.

Вечером после ужина она поднялась к себе. Поесть графиня не смогла, но голод не тяготил ее. Чем ближе был момент отъезда, тем сильнее колотилось ее сердце. Она повторяла его имя, как заклинание, словно это приносило ей облегчение.
Близящаяся полночь казалась ей часом избавления и казни одновременно. В дверь раздался стук. Кристина невольно вздрогнула. Ох уж эта прислуга, вечно ей что-то надо, вечно она сует свой нос не в свое дело! Она же просила ее не беспокоить, объяснила, что ляжет рано. Графиня слабеющей рукой отворила дверь. Сердце на пол ударе оборвалось. Рауль! Здесь. Лицо ее, и без того бледное, позеленело от ужаса. Увидеть его сейчас на пороге собственной спальни было равносильно, что получить выстрел в самое сердце.
После мучительной нескончаемо долгой паузы Кристины вымолвила обреченно:
- Рауль? Не ждала тебя.
- Я думал, ты уже приготовилась к ночи, - произнес он, осматривая одетую в синее шерстяное с высоким воротничком платье Кристину. - Мари что, совсем позабыла свою работу? Ты не причесана, не переодета ко сну…
- Рауль, Мари прекрасно справляется со своими обязанностями. Я не звала ее сегодня.
- Не звала? Почему?
- Я могу, в конце концов, справиться сама. Просто, я пока не хотела спать. А прислугу отпустила. – Сохраняя присутствие духа, объяснила графиня.
- У тебя вечно о них болит душа. – Развел он руками. - Ну да не будем об этом. Моя милая, я зашел проведать тебя перед сном.
- Благодарю. Который час?
- Без четверти одиннадцать.
- Неужели? Я хотела немного почитать. – В тайне надеясь, что ее супруг справившись о ее самочувствии и пожелав доброй ночи, покинет ее, объяснила Кристина.
- Бедняжка, ты тоже сама не своя в последнее время. – Рауль шагнул через порог. Похоже, он решил, что успокоить и одарить жену заботой сейчас самое время.
- Ну что ж, если ты полна сил, я бы мог составить тебе компанию.
Это было самой ужасной мыслью, которая могла придти к нему в голову! Лицо Кристины стало еще бледнее. Казалось, еще мгновение, и она падет без чувств.
Это конец! Конец всему! – билась кровь у нее в ушах. За окном утробным ревом гудел ветер на пару с бьющим в стекла дождем.
- Рауль, я не…
Он взял ее за руку, и коснулся губами ее кожи, не дав договорить.
- Не продолжай, я знаю, что ты скажешь. Но мы так мало друг друга видели последнее время. Давай побудем вдвоем. Ну ты же сама только что сказала, что не собираешься спать. Почему бы тогда не посвятить этот вечер друг другу?
- Тогда… - Кристина смешалась, - может быть, вы проводите меня в библиотеку, граф? – Впервые это обращение, слетевшее с уст его обожаемой супруги, необычайно польстило новоявленному графу, и не принесло никаких неприятных ощущений. А даже наоборот. Он растерялся от собственной гордости, и охотно предложил жене опереться на его руку, полный готовности сопровождать ее.
Пока они спускались вниз, соприкасающимися плечами чувствуя друг друга, Кристина думала. Сегодня ночью у нее нет права на ошибку. Слишком много поставлено на кон. Может быть, отведя Рауля в библиотеку, удастся сбежать? Хотя, какая разница, пока он не уснет, уйти с ребенком из дому у нее не будет никакой возможности. Черт побери, ну почему именно сегодня, именно сейчас ему взбрело это все в голову?
Кристина, как кошка, клубком свернулась на диване с резной спинкой, поджав под себя ноги. Рауль не оставлял ее ни на секунду, не отпуская от себя, целовал ей руки, что-то говорил, пытался шутить, совершенно позабыв про чтение. Она так надеялась, что он быстро пресытится ее прохладной компанией и отпустит ее, но этого не происходило. Чем спокойнее она держалась, тем настойчивее был супруг. Впрочем, он в какое-то мгновение, совершенно неожиданно для Кристины, оставил ее в одиночестве. Но не на долго. Через несколько минут Рауль появился в дверях с двумя бокалами бурой жидкости. Но праздновать Кристине было нечего. Она пригубила горьковатое вино, в то время как граф полностью осушил бокал. В конце концов, Кристина перестала ему противиться, и решила поддаться, отвечая на его действия. Может хоть теперь что-то изменится?
Граф провел рукой по ее волосам и выдернул из ее прически несколько шпилек. Кристина опомнилась и ахнула. Циферблат больших бронзовых часов показывал полночь. Так необходимое ей время текло, словно вода сквозь пальцы, нещадно оставляя ее позади. Ей нужно было спешить. Рауль рисковал смешать все ее планы. Она неминуемо причинит ему боль. Но если она отступит в момент, когда судьба предоставляет ей еще один шанс обрести истинную любовь и счастье, она никогда не простит себе этого малодушия.
- Мы должны чаще проводить вечера вместе, - прижимаясь губами к ее запястью, предложил Рауль, рассматривая ее сморенным взглядом. Тепло жены и вино действовали на него успокаивающе, хоть и добавляли решимости.
И Кристина это поняла. Она ответила ему прерывистым вздохом: - Рауль, ну будет же, уже так поздно! Хочу спать.
- Кристина, - остановил ее он, - побудь еще со мною! Умоляю! Не отпущу.
- Тогда… давай поднимемся наверх? – Вполголоса спросила Кристина.
Похоже, ее супруга это предложение заинтересовало, не ожидая услышать столь дерзкого предложения из ее уст, он слегка покачнувшись, встал на ноги, подал руку Кристине.

Она уже почти позабыла, как выглядела его комната. В тусклом свете она выглядела и вовсе какой-то незнакомой и безжизненной. Граф задернул окно тяжелыми гардинами.
- Какая ужасная погода. – Заметил он и сладко потянулся, скидывая свой сюртук.
Кристина с ужасом думала, что еще ей потребуется сделать, чтобы выбраться из этой западни.
- Да, ужасная. – Кристина опустилась на кровать.
- Когда мы были детьми, - присел он рядом с ней, - малышка Кристина боялась грозы.
Кристина мучительно краснея, улыбнулась и отвела глаза.
- Это было так давно. – Из-под опущенных густых ресниц, украдкой рассматривая супруга, пролепетала она.
- Вот видишь Кристина, - он обнял ее и поцеловал в лоб, - я ничего не забыл. А помнишь, как мы однажды в жуткую грозу просидели всю ночь на чердаке дома твоего отца?
- Да, - Кристина прикрыла веки, будто погружаясь в воспоминания, - это была ужасная гроза. Мне казалось, что наступит конец света. – Рауль прижал ее крепче. – Но если бы ты не рассказывал тогда страшных сказок, я бы так не боялась.
- Неужели? Значит, это я во всем виноват? Да я наоборот не покидал тебя ни на шаг, клятвенно обещая защищать тебя от всех невзгод. Мне тогда так влетело от отца…
- Я вечно являлась причиной твоих бед, Рауль.
Однако муж ее был настолько расслаблен, что совершенно не понял ее слов, поцеловав ее еще раз. Кристина реагировала странным безволием.
- Рауль, скажи, если бы меня однажды не стало, ты бы смог полюбить другую?
Рауль мутным взглядом окинул супругу.
- Господи, Кристина, что за ужасные мысли?
- Пообещай мне, что если что-то случится, ты будешь счастлив без меня. – Рауль игриво поцеловал ее в кончик носа и начал перебирать пальцами ее кудри.
- Кристина, ты говоришь ерунду. Чем глубже ночь, тем сильнее ты бредишь, Лотти. – Кристина скривила губы при упоминании этого ненавистного имени. - А это помнишь? Ты любила, когда тебя так звали. – Рассмеялся он.
Любила в детстве. Сейчас ненавидела!
- Я плохая жена, Рауль. Прости меня! Прошу.
- Ты хорошая. – Растрогано хлюпнул он носом.
- Рауль, мне надо сказать тебе кое-что очень важное, - она сделала паузу, настроенная на серьезный разговор, - я хочу, чтобы ты знал - я очень люблю нашего сына…
- Я тоже!
- Подожди! Выслушай. Он все, что у меня есть. В нем заключается моя жизнь. Я дышу, пока знаю, что он рядом. Я жить без него не могу. И не смогу… Если меня когда-нибудь разлучат с Шарлем, если он будет где-то далеко от меня – я умру.
Граф тем временем расположился на кровати, откинулся на подушки. Кристина придвинулась к нему, с материнской нежностью провела по его волосам. Похоже, Рауля клонило в сон…
- Он вырастит, станет бравым военным, и, разумеется, будет далеко от тебя, - шутливо пробурчал супруг.
- Рауль, ты меня совершенно не слушаешь!
- Вот поэтому при матери на такой случай должна быть дочь… - Он, словно не вслушиваясь в ее слова, говорил о чем-то своем, отрешенном. – Ты понимаешь? Кроме того, до каких пор Шарль будет единственным ребенком? Знаешь, Филипп говорил, - он сделал короткую паузу, - что такие дети вырастают эгоистами.
- Я не об этом! – Обиженно воскликнула Кристина. – Ладно, не будем продолжать этот разговор. Забудь. Может быть, теперь моя очередь рассказывать страшные сказки? – Придвинувшись к нему совсем близко, промурлыкала Кристина.
- Отличная мысль. Но ты теперь хоть одну помнишь?
- Я помню их все…

Через какое-то время Кристина почувствовала, как выровнялось дыхание мужа и он, убаюканный ее ласками, уснул. Она подождала еще несколько минут, потом очень аккуратно поднялась, тихо отворила дверь, замерла, чтобы убедиться, что Рауль не проснулся, и выскочила в коридор, на ходу поправляя прическу.
Прислуга уже спала, дом покоился в сонной дымке. Она вбежала в комнату сына, осторожно разбудила его. Какое счастье, что захворавшую няньку она отпустила сегодня утром, дав ей выходной, уверив, что Мари вполне справится сама. Шарль спросонья захныкал, не понимая, что происходит. Начал тереть кулачками глаза, голова его, тяжелая ото сна так и норовила обратно лечь на подушку.
Кристина посадила ребенка в его кроватке, поцеловала в лобик.
- Солнышко мое, просыпайся. Только не плачь, хорошо? Мама с тобою рядом. Вставай малыш, только тихо. Давай же!
- Мама?
- Мой миленький, - Кристина посадила мальчика на край кровати и приложила палец к губам, опасаясь, что ребенок начнет плакать, - послушай меня, мы сейчас будем одеваться. – Шепотом начала она. - Нам надо поехать в одно место.
- Сейчас? – Мальчик зевнул и сомкнул веки, готовый заснуть снова. Кристина придержала его, что бы он не лег обратно.
- Да. Сейчас. Скорее Шарль, нам надо торопиться, у нас нет времени. Совсем нет, ни секунды. Умоляю, нам надо как можно быстрее собраться. Нас будет ждать один знакомый, ты его знаешь. Но нам нужно быть очень осторожными и делать все очень тихо. Чтобы нас никто не видел и не слышал.
- Твой Ангел? Мы едем к нему? – Мальчик воодушевился и улыбнулся, словно предвкушая добрую встречу.
- Да… к нему. – Кристина принялась его одевать. – Но об этом никто не должен знать, помнишь? И папа тоже. – Кристина погрозила ему пальцем. - Потому, нам надо тихонько выйти. Это игра. Мы будем играть. Ты ведь будешь играть вместе со мною?
Мальчонка радостно кивнул ей в ответ.
- Замечательно мой мальчик! – Кристина поцеловала сына в обе щечки. – Я тебя никому не отдам, мой маленький. Никому! Никто не отнимет нас друг у друга! Мы будем вместе. Всегда! Клянусь тебе сынок!
Когда Кристина покидала дом, ей было не жаль ни богатого убранства, ни дорогих нарядов, ни бриллиантовых гарнитуров, на мгновение ее лишь испугало то, а что будет с Раулем, когда он по утру обнаружит, что ни ее, ни сына в доме нет? Ударит ли это его еще сильнее по и без того кровоточащей ране, сломит окончательно, или же виконт хладнокровно призовет полицию на поиски подлой беглянки? И что тогда? Что ждет тогда их всех, если они вдруг, как уверял ее Эрик, не смогут уйти от полиции?

В дороге мальчик уснул, положив голову матери на колени. Когда экипаж остановился, Кристина была вынуждена разбудить Шарля. Полусонного она взяла его на руки. Расплатилась с извозчиком. Мальчик умиротворенно сопел у нее над ухом, крепко обвив ее шею ручками. Кристина отпустила экипаж, осмотрелась на пустынной темной улице. Никого поблизости не было.
- О Шарль, - перед глазами у нее начало плыть, в ушах зашумело, и она рисковала уронить ребенка. - Шарль, милый, ты слишком тяжелый, - сдавленно проговорила Кристина, ставя ребенка на ноги. – Пожалуйста, давай ты пойдешь своими ножками, хорошо? – Скорчившись в спазме боли, присела она перед ребенком, переводя дух.
- Мама, - затормошил ее за рукав ребенок, испугавшись, - что с тобою? Мамочка, не умирай! – В отблесках керосиновых фонарей бледное лицо матери казалось ему страшной маской.
Кристина подняла на него мутный взгляд и слегка улыбнулась его наивным словам.
- Ну что ты милый, я с тобой. – Шарль взял ее за руку, словно пытаясь помочь подняться. - Мы сейчас пойдем дальше, малыш. Я просто передохну. Маме было тяжело тебя нести. – Улыбнулась она, и погладила его личико. В ответ Шарль обнял ее за шею так крепко, как только мог, сам того не понимая, начав душить ее в своих объятиях. Но она сейчас этого практически не замечала. Как внезапно разжавшаяся пружина, странная мысль ударила ее в самое сердце. Кристина едва сдержала подступившие к горлу слезы. – Нет же…
- Что? – Отозвался ребенок, наконец, ослабив свои объятия.
- Ничего. Мы уже сейчас пойдем дальше. – Поднимаясь и поправляя складки своего платья, ответила ему Кристина.
- Где твой ангел, мама? – Беря ее за руку, спросил Шарль, когда Кристина была готова идти дальше.
- Сейчас мы его найдем. Нам надо торопиться, сынок. Надо торопиться…

Как отыскать Ангела на пустынной темной улице – Шарль не знал. Но он очень хотел это выяснить. Мучить вопросами мать он счел лишним. Она и без этого сейчас, похоже, очень сильно нервничала.
Людей у вокзала почти не было. В редких фигурах, попадающихся Кристине на глаза, она пыталась разглядеть родное знакомое лицо. Шарль, кажется, и вовсе утратил всякий сон, и резво скакал вокруг матери, изображая всадника, размахивая воображаемой шпагой. Кристине ничего не оставалось, как ждать. Большие вокзальные часы, сонно отсчитывали минуты в ночной мгле. Время тянулось нещадно долго. Каждая минута представлялась Кристине часом. Она вздрагивала от каждого шороха, от каждого дуновения ветра. Но их никто не ждал…
- Ты не замерз? – Укутывая сына, спросила Кристина.
- Нет! – Отважно ответил мальчик. – А нам долго еще ждать?
- Надеюсь, что нет. Он придет. Он не может нас оставить.
Время не ждало. Кристина огляделась. Шарль, подставив ладошки, ловил капли дождя, мешающиеся с большими мокрыми снежинками, и, похоже, это занятие его очень забавляло.
Ну он же обещал, обещал ждать их с Шарлем. Что же это происходит? И тут Кристина содрогнулась от внезапно обрушившейся на нее догадки - может быть, Эрик ждет их у оперы, в то время как они разминулись, и ждут его здесь? А что если это так? Может он сейчас ждет их у здания оперы и уже места себе не находит? Он, верно, уже в бешенстве!
Тут Кристина поспешно схватила за руку сына и кинулась прочь. От вокзала до оперы было не так уж и далеко. Но бежать туда пешком ночью было не слишком хорошей идеей. Прометавшись под дождем еще около четверти часа, Кристине удалось остановить одинокий случайно проезжающий экипаж. Возница, что-то пробурчав, все же взялся довезти до указанного места даму с ребенком. Хотя как знать, кто они? Ночи нынче неспокойные!
- Умоляю, не уезжайте! – Держа одной рукой за ручку сына, а второй придерживая спадающий от ветра капюшон, прокричала Кристина, боясь не быть услышанной. Ветер и дождь задували в уши и били в лицо. – Подождите немного. Я прошу вас, мсье… я заплачу вам.
- Мадам, вы в своем уме, скоро рассвет. Ночь-полночь. – Возница театрально зевнул и стряхнул с усов холодные капли.
Шарль, вцепившись в руку матери и открыв рот, с неподдельным интересом наблюдал за всей этой картиной.
- Я умоляю. Я заплачу вам вдвойне.
- Ну… - Недовольно прогундосил возница, пряча нос в шарф. – Коли заплатите, конечно, отчего бы и не подождать. Гляжу, вы с мальцом. Он у вас уже вовсе промерз. Поди, зуб на зуб не попадает? Только возвращайтесь поскорее, уж прошу вас милая мадам. Я с утра на козлах трясусь. Еще и в такую погоду.
- Подождите, подождите немного! Я не заставлю вас ждать! – Заверила его женщина.
Кристина присела перед мальчиком:
- Прости меня, малыш, - прижавшись к мокрому ребенку, прошептала она, всхлипнув, - прости пожалуйста. Но скоро все закончится. Клянусь тебе. Я во всем виновата. Я не знаю, почему все так происходит. Он уже должен был быть здесь...
Шарль погладил ее по лицу и понимающе кивнул.
- Может, мы просто не можем пересечься. Или он не может нас найти? – Гадала графиня.
- Как это? Ангелы все всегда знают и видят. Ведь так, мама?
- Он не Ангел, Шарль. – Разочарованно ответила Кристина. – В том-то и дело, что он не Ангел. Милый, побудь тут. – Сажая его обратно в карету, сказала она.
- Но мы хотели играть вместе. – Запротестовал мальчик.
- Я знаю. Но ты и так уже весь продрог. А я скоро вернусь. Мы придем вдвоем, вот увидишь. Я скоро! – Обратилась Кристина к вознице. - У меня срочное дело!
- Срочное… какие дела могут быть. А еще с виду такая дама, и не скажешь же… – недовольно ворчал тот, глядя в след странной женщине.
Если Эрик где-то здесь, то будет лучше, если их наверняка дождется карета – думала Кристина, дойдя до тускло освещенной фонарями площади перед Опера Популер. Наспех, насколько это было возможно, Кристина оббежала площадь. Ей казалось, что ее сердце раскаленными клешнями вырывают из груди, в пересохшем горле стоял ком. На какое-то мгновение она остановилась, и прижалась к холодному фонарному столбу, чтобы передохнуть. Дернула ворот промокшего до нитки плаща. Никого не было.
- Эрик!? – Крикнула со злобой и негодованием она, уже не боясь быть замеченной. Если ее крик наделает ненужного шума – черт с ним. Его не было! Не было! Ни там, ни здесь у оперы! Он обещал ждать их… но его не было!
Спотыкаясь на сколькой мостовой о неровные камни, Кристина не чувствуя своих ног, добежала до места, где ее ждала карета. Отворила дверь, пылко поцеловала сына. Часы показывали четверть пятого. Ночь близилась к исходу. Они уже должны были быть вместе. Возможно, могли бы уже уехать!
- Да где же ты, черт тебя возьми!? – Негодуя, вымолвила про себя Кристина.
- Мама, мы все еще играем?
- Уже нет.
Возница что-то напевал себе под нос и ерзал на козлах.
- Вернулись?
- Да, спасибо, - оглядываясь в последний раз, произнесла Кристина, всовывая ему в руку деньги.
- Ну, так куда везти-то?
Кристина молчала, пытливо всматриваясь в размытые дождем фонарные столбы и ночную синеву. Ей так и казалось, что вот-вот из густой темноты появится знакомая фигура.
- Куда ехать, госпожа?
- Что? - Опомнилась женщина.
– Куда?..
Может, он все же ждет их на вокзале? Возвращаться обратно? Стоит ли вообще обманывать себя!? Их расставание вчера было странным. Его тон, когда он напомнил ей про Легарда… Он не поверил? Беспричинная ярость, словно выплеснувшаяся через края переполненного сосуда, накрыла ее с головой. Неужели она заслужила столь низкой мести? От него?! Если они поторопятся, то, наверное, успеют вернуться обратно до того, как прислуга проснется – продрогшие и замерзшие. Вернутся снова в темницу, в которой заточена вся ее жизнь, ее страхи боль. Этого ли она добивалась, ожидая этой ночи как спасения?
Нет, она не должна причинять боль своему сыну! Кристина неровно вздохнула, и надломленным голосом назвала адрес. Адрес дома, который покинула сегодня ночью. Экипаж тронулся, увозя их обратно. Сидя в карете, Кристина крепко прижимала Шарля к себе, согревая его маленькие ручки в своих ладонях.
- Прости меня Шарль, - виновато произнесла она. – Наша игра не получилась. – С сожалением оправдывалась она. – Прости сынок, я глупая… Ты замерз? И устал? Мы едем домой… сейчас мы переоденемся, и ты снова будешь спать в своей постельке…
- Я думал, мы встретим твоего ангела! Я соскучился.
Кристина промолчала.
- У меня есть к тебе одна просьба… пожалуйста Шарль, об этом всем никто никогда не должен знать. Ни няня, ни особенно папа… умоляю тебя, иначе я тебя никогда не увижу! Если ты выдашь наш секрет, может случиться так, что я никогда не смогу тебя больше обнять.
Она заметила, как переменился в лице мальчик, и увлажнились его глаза.
- Сынок, я люблю тебя! Больше всего на свете! Ты моя жизнь. Это будет нашим с тобой секретом. Ты же умеешь держать секреты? Это очень важно для настоящего мужчины… ты же мужчина! Мой единственный и самый любимый мужчина!
Мальчик натянулся как струна, выпятив вперед грудь. Это замечание ему очень льстило.
- Никому и никогда!
- Клянусь! – Решительно отрезал он.

Когда они приехали обратно, в доме царила тишина и покой. Слава богу, - вздохнула устало Кристина. Значит, их отсутствия с мальчиком никто не заметил. Тихо Кристина и Шарль поднялись наверх, она переодела его, укутала в одеяло, еще раз напомнила об их уговоре. Сын дал ей честное слово, что умеет держать секреты, и это будет их с мамой тайной – он никому не расскажет.
Все это она делала как машина, на автомате. Не позволяя себе ни на секунду думать о том, что на самом деле случилось.
Эти стены, этот дом, портреты, висящие на стенах – она надеялась, что никогда уже не увидит всего этого.
Шарль заснул почти мгновенно, как только голова его соприкоснулась с подушкой. Еще несколько минут графиня провела рядом с кроваткой мальчика, наблюдая за спящим сыном. Он был похож на ангела… на настоящего ангела!
За окном где-то далеко поднимались над горизонтом первые лучи зари. На негнущихся ногах, осторожно ступая по покрытой коврами лестнице и прижимая к себе мокрую одежду сына, Кристина поднялась к себе.

***

Большие вокзальные часы показывали почти полночь. Моросивший целый день дождь усилился, а ветер пробирал до костей. Эрик утомленно прикрыл веки. Сказывалась вторая, проведенная без сна ночь. Голова иногда кружилась. Раненая рука изредка давала о себе знать, отзываясь слабостью во всем теле, а рана беспрестанно ныла.
Кристина должна была появиться с минуты на минуту. Но по прошествии получаса, а потом и часа, ничего не изменилось. Сердце предательски задрожало в предчувствии недоброго.
Он, сидя в карете, достал из внутреннего кармана паспорта и билеты. В который раз без всякого интереса просмотрел их. Потом снова убрал, и вышел на улицу. Круглый, как откормленный на убой индюк, возница пытался раскупить папиросу. Но занятие это было тщетным. Крупные капли дождя и ветер нещадно тушили спички. Кучер грязно выругался и сплюнул на землю.
- Ну что, может вы надумали все же куда-то ехать? А-то стоим тут под дождем впустую... – Он сделал непродолжительную паузу, так как мужчина развернулся к нему спиной и направился прочь от кареты. Страдающий от дурной погоды и безделья возница в который раз уставился на широкий круп пегой кобылки, проклиная свое добродушие. И чего он согласился на свою голову везти этого странного господина не весть куда. А в итоге-то все равно битый час стоят тут у вокзала, этому-то что, а кучер только мокнет почем зря.
Эрик прошелся по улице, вернулся стряхивая с плаща капли дождя.
- Ну что, нашли кого-нибудь? Ну так… – недовольно протянул болтливый извозчик, шмыгая носом, не желая умолкать. – Мы долго еще будем здесь ждать? Вы никак заморозить нас решили, господин? Ну чай не лето ж! – Подбирая вожжи, бурчал кучер.
- Кажется, ты получил больше, чем можешь заработать за неделю. – Неприязненно обронил заранее уплативший достойную сумму пассажир. Действительно, жаловаться на такую плату было уже и вовсе верхом неприличия. Но мог бы и еще малость надбавить, думал извозчик. Интересно, и кого может принести сюда нечистая в такую непогоду, что он так ждет, весь извелся? - По-моему, этого вполне достаточно, чтобы просто замолчать.
Возница втянул голову в плечи, будто нахохлившийся голубь, и, усевшись поудобнее, прикрыл веки, пытаясь задремать, чтобы хоть как-то скоротать время.
Мужчина, который почти тонул в ночной темноте, и становился едва различимым, расхаживал взад-вперед, его каблуки ударялись о мокрый камень, устилающий мостовую, создавая звук, от которого и без того промерзший до костей извозчик, уже сходил с ума!
- Где ты? Кристина, проклятье… - Произнес Эрик, в который раз глядя на часы.
Они с мальчиком должны были уже давно быть здесь. В его груди все еще теплилась надежда. Он меньше всего хотел уступать своим самым глубоким и потаенным страхам о том, что она уже не придет, она передумала… Она решила иначе. И это пугало куда сильнее, чем мысль о том, что возможно по дороге случилась какая-то неприятность, которая заставила ее так задержаться. Нет, ну это же глупо. Глупо! Неудачная шутка, Кристина!
А может он напрасно ждет? Как полный идиот. Кристина сделала свой выбор! Эта женщина сделала свой выбор еще несколько лет назад! В ту ночь, когда развернулась, чтобы возвратиться к своему жениху, а нынче законному супругу.
Зачем ей бросать все и ехать с убийцей, преступником, человеком, у которого нет ни лица, ни будущего? Ехать неведомо куда? Как он мог принять злую шутку за любовь, за ее истинные чувства? Она издевалась. Издевалась, когда клялась в любви. Должно быть, она сейчас усмехается его глупости, воображая, как он сходит с ума, мечется по улице, словно загнанный в ловушку зверь.
Сердце тоскливо сжималось в груди, мысли путались, не давая рассуждать здраво. Не заигралась ли его чувствами недавно ставшая графиней виконтесса? Весь день он провел в беспокойных думах. Малоприятное занятие. Но тревога не отпускала его. Если бы ему еще раз довелось встретиться лицом к лицу с вооруженным и жаждущим его крови Легардом, это показалось бы ему сущим пустяком в сравнении с теми муками, которые претерпевал он сейчас.
Он снова достал билеты. Под дождем бумага стала вялой и сморщенной. Он еще раз окинул их взглядом, один сунул в карман, а второй резко, с яростью разорвал напополам. Ветер мгновенно затрепал в его руках разорванную бумагу. Эрик ослабил пальцы, и обрывки билета вылетели из его рук. Он развернулся, отпустил карету, и пошел прочь…

-

Кристина зашла к себе в спальню, и только теперь позволила себе дать волю чувствам. Она осела на пол, потонула в складках своего платья, склонила голову, закрыла лицо руками, и не в силах больше сдерживаться, зарыдала. Мир враз потерял все свои краски.
Так она просидела несколько минут, вздрагивая от любого шороха, до сих пор боясь поверить в происшедшее. Сердце больно кольнула обида.
- Никогда… - бессвязно прошептала она, словно безумная, - ничто и никогда больше не заставит меня вспомнить о тебе. Я рисковала своим сыном и жизнью, в то время как ты надсмехался над моими чувствами!
Все, чем она дорожила теперь – было кончено, было потеряно. Чувство, поглотившее ее сердце – разбито. А того, кого она любила – она больше никогда не увидит! Может это и к лучшему теперь?
Она рыдала немо, боясь издать хотя бы малейший звук. Опасаясь, что ее могут услышать. И от этого становилось еще тяжелей. Слезы ручьем катились у нее по щекам.
Графиня очнулась через какое-то время. Все, на что у нее хватило сил – это лишь доползти до кровати, и почти в бессознательном состоянии упасть на матрац поперек кровати.
Она бы хотела верить в то, что все это было сном. Но, теперь утром, с тяжким болезненным похмельем от пережитого, к ней пришло и осознание того, что это все не плод ее воображения, а реальность.
- Господь с вами, мадам! – Кристину разбудил возглас служанки. – Вы в порядке? Вы просили вас не беспокоить, но что же вы так и спали? Не раздевшись? – Удивленно причитала она, зайдя к ней в спальню поздним утром.
Мари помогла ей переодеться, Кристина предпочла остаться этим утром в постели. У нее не было сил даже на то, чтобы отнять голову от подушки. Иллюзия сказки, в которой она жила последнее время закончилась. Сейчас сложнее всего было вернуться в ту пустоту, из которой она так отчаянно пыталась вырваться все это время.
И почему она искренне верила и предполагала, что он ее поймет? Почему она верила, что он согласиться на это безумство? Почему она вообще верила ему?
Кристина пришла в себя лишь к обеду. До полудня она, забывшись, проспала в своей постели. Граф, которому Мари сообщила, что госпожа все еще спит, не стал ее тревожить, и уехал по делам к нотариусу.
Когда Кристина разомкнула веки, на мгновение она ощутила, что душа ее настолько изгоревалась, что вообще уже больше не способна ничего чувствовать, она словно опустошенный сосуд, и пустоту эту она сейчас ощущает почти физически. Ничего, кроме злобы и обиды… И ей стало легко. Она будто позабыла все прежние ощущения и чувства. Стерла из памяти свою боль. Но надолго ли? Она не будет ни о чем думать и вспоминать – ни о том, что произошло с ее мучителем, ни о том, что случилось вчера… Она не будет оплакивать свою жизнь и несбывшиеся надежды, она не будет думать о разочаровании…
- Вам нездоровится, мадам?
- Да. Немного. – Кристина подавила зевок.
- Может послать за доктором?
- Нет. Просто легкое недомогание.
Мари шныряла из угла в угол, стараясь не шуметь, приготавливая хозяйке платье.
- Мадам, вы будите сегодня вставать? Время обеденное. – Поинтересовалась она, глядя куда-то сквозь Кристину.
- Не знаю, Мари. – Она приподнялась на кровати, чтобы встать, но замерла, лицо ее болезненно исказилось. – Нет, пожалуй, сегодня я останусь в постели. – Ответила она, когда перевела дух, и снова смогла дышать. - У меня все болит, будто меня переехал экипаж. Думаю, мне лучше полежать.
- Как скажите. – Холодно протянула девушка. Казалось, ей было совершенно все равно.
- Мари?!
- Да госпожа.
- С тобою все хорошо? Ты такая странная последнее время. Может быть, у тебя какие-то неприятности?
Девушка нервно начала расправлять складки на фартуке.
- Что-то с родными? Может, я могу помочь?
- Госпожа, у меня нет родных. Вы же знаете.
- Да. Конечно, прости. Но что же произошло?
- Мадам Кристина, все хорошо. Я пойду, позвольте…
- Мари! – Повелительно произнесла графиня. Девушка, будто провинившись, склонила голову и остановилась на пороге. Кристина похлопала рукой по матрацу свободной части кровати.
- Иди сюда, сядь.
Мари несмело подошла к кровати хозяйки.
- Ну же, Мари, присядь. Я хочу просто поговорить с тобою. Я не съем тебя.
Та безропотно подчинилась.
- А теперь расскажи мне, что тебя тревожит.
- Мадам, зачем вам слушать о бедах какой-то служанки? – Уныло промолвила девушка.
- Ты не какая-то служанка. А моя горничная. Кроме того, у меня предостаточно времени, и я готова слушать, что бы ты мне там не поведала. Ну же!
Кристине действительно хотелось сейчас поговорить. Если она не может никому открыться в том, что ее гнетет, так пусть хоть это сделает несчастная девушка, над которой и впрямь довлело какое-то горе.
- Ох, мадам! – И тут из глаз ее ручьями хлынули слезы. Девушка заревела белугой. – Откажите мне в работе, госпожа, или уж просто прогоните! Умоляю вас! Мне теперь все равно. Все одно, никакого спасения.
- Да ты что, Мари? Что такое? Объясни по-человечески. – С волнением воззрилась на горничную Кристина.
- Уж скорее, и дело с концом. Все равно выгоните скоро.
- Мари, почему я должна тебя выгнать? Что случилось?
- Госпожа… я вам теперь все равно не нужна. – Твердила о своем та, - да кому я теперь такая вообще нужна!? Но уже все равно ничего не поделать.
- Да что случилось? – Теряя терпение, повысила голос Кристина.
- Я-я… - горничная, заикаясь от волнения, не могла подобрать слов, - у меня ребенок будет. Вот что, госпожа.
Кристина успела лишь развести руками и растерянно вздохнуть.
- Мари, - Кристина протянула к ней руки, видя лишь безысходность в светлых глазах девушки. Она почувствовала какое-то необузданное желание приласкать и пожалеть ее. Это все, что сейчас она могла сделать. И именно в этом Мари, наверное, больше всего и нуждалась.
Девушка плакала, закрыв лицо руками. Кристина погладила ее по плечам, успокаивая.
- Ну, будет. Что же в этом плохого, что ты так плачешь?
- Госпожа, простите меня! – Снова закрывая лицо руками, будто опасаясь смотреть в глаза графине, начала девушка. – Простите! Но у меня теперь все равно нет выхода, все равно…
- Подожди, - Кристина отвела руки девушки от ее лица. – Мари, дорогая, но это же замечательно. Разве это повод для твоих слез?
- У других, может, и нет. А я… я… понимаете…
- Я понимаю, что ты не должна плакать. Успокойся, Мари. Это не совсем мое дело, я понимаю, но кто отец?
- Ох мадам… - Девушка зарыдала еще сильнее, ее начало лихорадить, - лучше вам и не знать вовсе…
- Почему?
Возникла паузы.
- Потому что… потому что…
- Мари, но у твоего ребенка ведь есть отец, правда? Он бросил тебя, или с ним произошло что-то дурное?
Девушка вздохнула поглубже и зажмурилась:
- Я не знаю, как вам все объяснить. Но это мсье Легард.
Кристина едва заметно вздрогнула, у нее прошла судорога по лицу и ее бросило в жар, липкий пот покрыл ее лоб.
- Кто? – Переспросила она, словно отказываясь верить словам горничной.
Девушка будто еще пуще испугалась, и замолчала вовсе, словно проглотила язык. Кристина засуетилась на постели, схватила Мари за запястья и затрясла, что есть мочи.
- Мари, не молчи! Это правда? Как такое могло случиться? Эдмон Легард? Он?– С состраданием глядя на опозоренную девицу, спросила графиня.
- Понимаете, я думала, что он любит меня… - едва высохшие слезы покатились по щекам сызнова. А Кристина испытала странное до омерзения чувство – вряд ли Легард вообще мог кого-то любить. – Я, правда, так думала! Он говорил мне, что я красивая, добрая… умная. – С надрывом вымолвила заплаканная девушка.
- Но Мари… – У Кристины чуть не сорвалась с уст правда, которую, видимо, пока что девушка не знала. Иначе, рыдала бы втрое сильнее.
- Это я виновата. Я сама, я верила ему, - неумело оправдывалась бедолага, - и пошла к нему ведь без единой задней мысли. Он говорил столько красивых слов, я и подумать не могла, что может такое быть, что б такой господин на простую служанку-то обратил свой взгляд. Вот ведь счастью своему не могла поверить. Только вот, раз от раза он становился все холоднее и холоднее, все грубее и грубее… Я должна была догадаться, что я ему, на самом деле, не нужна.
Кристина погладила девушку по гладко зачесанным назад светлым волосам: – Успокойся. Ну тише же.
- А ему нужна была только вы, госпожа! – С обидой пробормотала девушка и по-детски вытерла рукавом нос. - Он смотрел только на вас, на одну вас! И просил, чтобы я рассказывала как можно больше о вас, обо всех подробностях, куда вы пошли, что вы делаете… а мне было особо нечего рассказывать. И я стала ему не нужна. Вот господь и наказал меня. - Девушка покраснела, и снова опустила глаза.
Кристина глубоко вздохнула.
- Я потом хотела ему сказать о ребенке. – Уже не в силах остановиться, продолжила Мари. - Но, но… он даже слушать не пожелал, ни разу после на порог не пустил.
- Теперь и, правда, так лучше. – Вдруг произнесла странную фразу Кристина.
Бедняжка! Что же с ней будет? Подумать только! - Кристину охватила паника. Хватит ли у нее когда-нибудь сил и смелости рассказать этой бедной девушке, кто именно и при каких обстоятельствах лишил ее ребенка отца?
- Успокойся! – С напускной серьезностью проговорила Кристина. - Господи, Мари, забудь об этом человеке. Навсегда, слышишь?! Мари, милая, я попрошу помощи у Рауля, он найдет как тебе помочь!
Девушка вскочила на ноги, и тот час же бухнулась на колени перед хозяйской кроватью.
- Умоляю вас, госпожа, только не говорите хозяину! Никому не говорите! Позор-то какой! Он меня точно выгонит! Только не говорите, умоляю вас! И про мсье Легарда не говорите, мадам! Мне тогда точно один путь, только в петлю!
- Мари! Ну хорошо, хорошо! Поднимись! – Приказала Кристина. – Я никому не расскажу подробностей. Но что же ты думаешь делать?
- Я не знаю. О мадам Кристина, а что если господь меня накажет! И я умру?
- Дурочка! Что ты такое говоришь?! Разве ты заслуживаешь наказания? За то, что была слепа от чувств? Нет!
- Но как же я буду смотреть людям в глаза? С таким позором?
- Глупости! – Решительно произнесла Кристина, стирая со щек девушки слезы. – Никто на тебя даже не посмеет косо посмотреть! Не думай об этом. Пускай лучше сами подумают, на ком из них нет греха. – Тихо добавила она. – Все будет хорошо. У тебя будет маленький, и это чудо! Это божий дар, Мари, принимай его.
- Но если умру, у него никого не останется…
- Не говори так. Ты не умрешь. У тебя родится прекрасный и здоровый ребенок. Он ведь ни в чем не виноват. Ты ведь будешь любить его?
Мари безнадежно пожала плечами.
- Конечно будешь. – Улыбнулась Кристина, гладя склоненную голову девушки. – Это не кара, Мари. Ты поймешь это, совсем скоро, как только возьмешь на руки своего ребенка. Отныне, это самое дорогое, что у тебя есть. И забудь об этом мерзавце. Пообещай, что больше никогда о нем не вспомнишь и не проронишь ни слезинки, чтобы не случилось! Ты ведь больше не одна!
- Я так долго не протяну, мадам. Одним добрым словом сыт не будешь. Как мне потом с ним быть? Куда меня возьмут с младенцем на руках? Вам-то я больше не нужна буду.
- У тебя будет все необходимое. И тем более, у меня и в мыслях нет тебе отказать в работе. Твой ребенок родится в покое и уюте. И деньги у тебя тоже будут.
Девушка обомлела, ее тонкие бескровные губы безмолвно шевелились, будто она что-то шептала про себя.
- Мадам, зачем вам это?
- Что? – Удивилась Кристина. – Мари, ты во всем можешь рассчитывать на меня. И хозяин все поймет. Я придумаю что-нибудь.
- Госпожа, вы – святая. – Влюблено глядя на хозяйку, пролепетала девушка.
- Ошибаешься. – Как-то совсем обреченно вздохнула женщина. – Ошибаешься, Мари. А теперь, вытри слезы. Ну вот, так лучше. Кроме того, как знать, может быть, ты встретишь свою настоящую любовь. Совсем скоро. Наш привратник, по-моему, очень давно питает к тебе чувства!
- Ну и что? Я-то нет. К тому же, это же значит, что мне пришлось бы обманывать его, выйти за муж ради того, чтобы выдать ребенка за его?
Кристина молчала.
- Ох, мадам, окажись вы на моем месте, вы ведь так бы никогда не поступили!?
- Не знаю. Может быть и нет… но речь сейчас о другом.
- Спасибо вам госпожа! Я ради вас теперь что угодно сделаю! Что угодно! Мне самой от себя тошно. Я на вас так злилась, госпожа. Не знала, что с собою поделать.
- За что?
- Ну как же! У вас и муж, и ребенок, и он – многозначительно выделила интонацией Мари, - к вам неровно всегда дышал. Мыслимо ли? Вот я и думала – не много ль вам одной-то счастья! Завидовала. Простите меня, если сможете!
- Было бы чему завидовать, не все так просто. Ну вот что, - Кристина попыталась изобразить улыбку. – Хватит об этом. Я ни за что не сержусь, прощения у меня тебе просить не за что. Слова я свои назад не возьму. Не бойся. И не переживай ни за что. Того, кто тебя и не любил вовсе – позабудь. Не стоит это все твоих слез. Будешь, как и прежде при мне, но половину работы я с тебя сниму.
- Ну что вы, хозяйка, я ж как-никак здоровая.
- Ничего. Так будет вернее. Я теперь… ступай. Я хочу отдохнуть.

***

Рауль листал за завтраком свежий номер газеты, хмурил светлые брови, морщил лоб.
- Поверить не могу, - горячо заговорил молодой граф, - ты знаешь, что пишут газеты? – Обратился он к супруге, которая потерянно молчала и рассматривала нетронутую чашку с кофе. – Легард… Эдмон Легард убит! Это ужасно! Какая несправедливость! Мы так легко теряем хороших людей. Эдмон был хорошим другом, отличным компаньоном и настоящим мужчиной.
Кристина сердито откашлялась. Но Рауль, увлеченный своей речью, не обратил на это никакого внимания. Его так поразило происшедшее, что он не уставал повторять одно и то же: «у кого хватило дерзости покуситься на жизнь такого замечательного человека, как Эдмон? Бедный, бедный Эдмон! Какая жуткая смерть!»
Кристина вздрогнула – где-то за спиной появившаяся с подносом в дверях Мари с грохотом обронила его на пол, заохав и заахав, как безумная…

-

Несколько дней Кристина ждала чего-то, что должно было якобы произойти. Она прислушивалась к шорохам и замирала перед темными углами коридоров, осторожно входила к себе в спальню, словно ее там кто-то ждал, иногда ей казалось, что она слышит шаги или знакомый голос.
Где-то в глубине ее души теплилась едва различимая надежда, что Эрик так или иначе даст о себе знать, что все это было недоразумением, что он появится и объяснится. А может быть, с ним произошла беда? Убийцу Легарда ведь непременно будут искать. Но газеты не сообщали об убийце никаких подробностей. Значит, не нашли. Может, его рана была куда серьезнее, чем он говорил? Господи, да что же, в конце концов, происходит? – думала Кристина. Нет, он обязательно появится. Сходить с ума, искать его самой – все это совершенно бесполезно. Надо ждать.
Но ожидание было мучительным и бесполезным. Ничего не происходило - ни письма, ни записки, ни его самого…
Почти все время Кристина проводила с Шарлем. Играя с сыном, выразительно смотрела на него. Ребенок, будто бы сразу догадывался и, не говоря ни слова, хлопал длинными пушистыми ресницами в ответ, словно в знак утешения и уверения, что тайна их останется между ними.

Минула почти неделя. С каждым днем все больше таяла надежда, превращаясь в тягостное чувство безысходности. Гнетущие мысли давили на Кристину, невольно отнимая всякое желание жить. Ей стало хотеться уснуть однажды вечером, и уже никогда не просыпаться по утру. Казалось, боль иссякла, как и слезы, которые она выплакала за несколько первых ночей. Больше ни страдать, ни плакать сил у нее не было.
Дни приносили ей отчаянье. Она часами могла просидеть за вышивкой, не сделав ни единого стежка, просто лежать, глядя в потолок, или сидя в саду, наблюдать за хмурыми медленно движущимися по небу облаками. Она будто бы снова вернулась в прошлое, когда жизнь ее была однообразна и пуста.

-

Кристина стояла у окна. За стеклом шел снег. Сад, на который открывался вид из ее окна, был уныло белым. К обеду спускаться не стала. Рауля не было. Пустая столовая наводила на нее тоску. Да и есть не хотелось. Попросила Софи (Мари хозяйка освободила от половины ее обязанностей, и сегодня отпустила на весь день) принести чай наверх. После легкого стука дверь отворилась и на порог ступила сопящая от усердия Софи с тяжелым подносом.
- Я просила только чай, - обернувшись на нее, вымолвила графиня.
- Простите мадам, но вы и завтракать не спускались. Так ведь и уморить себя можно. Я все-таки вам бульона горячего принесла. Вы только поглядите, чувствуете аромат? Катрин только приготовила, специально для вас! Ну хоть немножечко поешьте…
Несколько секунд Кристина, не отрывая взгляда, смотрела на тарелку, и как от ее поверхности поднимается густой пар, источая тяжелый аромат. А ведь действительно, поесть было бы совсем неплохо. Но почему-то эта мысль вызвала у нее приступ паники, стало трудно дышать. Она согнулась пополам, желудок сделал сальто, Кристина замычала, и кинулась в ванную комнату.
- Мадам!? – Раздался у нее за спиной гулкий голос перепуганной горничной, но Кристина ее не слышала.

Вышла бледная, с землистым оттенком лица, белыми, как у мертвеца, губами, в пропитанной холодным липким потом одежде. Мутный взгляд не выражал ровным счетом ничего. Служанка, кинувшаяся к ней, подхватила под локти, помогла лечь.
- Госпожа, вам нехорошо?
- Мне ужасно нехорошо, - ответила графиня.
- Мадам! Вам надо поесть! Вы совсем ослабли. Вы не едите уже несколько дней, вот ваш организм уже не принимает пищу.
- Я не хочу ничего. – Поворачиваясь на бок, и утыкаясь лицом в подушки, простонала Кристина. - Оставь меня Софи. Забери все и оставь.

Ужасная догадка об истинности ее недомоганий пришла к Кристине неожиданно, ровно так же мгновенно, как молния во время грозы попадает в сухое дерево, разрывая его в щепки. Как откровение свыше. Страшное и непредсказуемое. Все предположения соединились в единую картину у нее в голове лишь сейчас. И как она раньше не поняла столь очевидного? Организм так реагирует вовсе не на то, что было подано на обед, а на то, что внутри нее зародилась новая жизнь.
Это значит, что недомогания будут периодическими, и она не сможет это скрывать долго. А она теперь даже не может поделиться этой новостью с тем, кто по идее обязан узнать обо всем одним из первых.
Кристина, как потерянный в темном лабиринте ребенок, не в силах отыскать выход из ловушки, зарыдала, давясь собственными слезами. Нет! Этого не должно было случиться! Именно сейчас…
Первое, что она почувствовала при мысли о ребенке - какой-то необъяснимый трепет. А после все сменилось гневом… теперь это убьет ее, погубит, разрушит и без того уже давший трещину брак, жизнь, отнимет все, чем она дорожит. Принятой радости не почувствовала.
Она провела бессонную ночь. Ворочалась. Плакала. Слезы то катились по ее щекам, то внезапно высыхали. То снова душащей волной подкатывали к горлу. Все утро ее не покидало чувство того, что она буквально физически ощущала внутри себя существо, о существовании которого еще вчера даже и не подозревала. Что ей теперь делать?
Она поднялась рано утром. С рассветом. Не обращая внимания на утреннюю прохладу, в одной ночной сорочке начала ходить из угла в угол, меряя комнату шагами. Она думала. Думала – как жить дальше, как поступить… Несколько раз ее постигала крамольная мысль – у нее мало времени, и если она промедлит, то все обернется самым ужасным образом. Рауль никогда ее не простит! Если бы она была женой Эрика, все было бы правильно. И тогда бы она могла почувствовать и разделить всю радость этой новости. Но она жена Рауля. А тому, другому, похоже, и не нужна вовсе.
И тут она остановилась, ужаснувшись собственным мыслям… ее охватило омерзение к самой себе и возможным действиям. Нет! Лишать дитя жизни она не посмеет. Оно не виновато! Но ей нужно было обо всем с кем-то поговорить, высказаться и поделиться всем, что накопилось в ее душе.
За завтраком ее мутило с еще большей силой. Бледная и обессиленная, она смотрела на супруга, чей вид тоже не внушал особой радости. Рауль выглядел разбитым и помятым, сидел напротив нее с жеванным лицом и красными глазами. У него болела голова, вчера он вернулся слишком поздно, и сразу же отправился к себе, даже не проведав супругу. Помешивая кофе в чашке, когда ложка ударялась о фарфор, и раздавался соответствующий звон, он морщился, будто бы его заставили выпить горькую микстуру.

Пока он ни о чем не знает. Но если Кристина позволит себе промешкать еще какое-то время, утаить свое положение она будет не в силах. Если беременность обещает быть такой же сложной, как в первый раз, то она не сможет скрыть явного недомогания, и прочих симптомов, в которых ее супруг наверняка тоже хорошо осведомлен. Кроме того, стоит в ближайшее время животу только-только обозначиться, сразу же все станет ясно как день. Вряд ли ей удастся убедить супруга, что причина смены ее гардероба и большинства платьев - злоупотребление чудесными булочками и пирожными, которые печет их кухарка, а не что-то еще…
Рауль после завтрака собрался по делам, и очень быстро покинул ее, видимо сам стыдясь своего вида.
Не раздумывая, Кристина поднялась к себе, позвала Мари, и приказала помочь ей одеться.
- Я хочу навестить одного человека. – Одевая перчатки, сообщила она. - Думаю, я вернусь к обеду. Но если вдруг я очень задержусь, и граф вернется раньше, скажи ему, что я хотела повидать свою одну очень хорошую и давнюю знакомую, и уехала к ней на встречу.
Кроткая, и безмерно благодарная за проявленную к ней щедрость и сочувствие девушка, положительно качнула головой в ответ, сложив руки на переднике.
Кристина окинула ее взглядом. Жестокая шутка судьбы? Совпадение? Она и ее служанка… в до боли схожих ситуациях… Еще совсем недавно Кристина убеждала Мари в том, что материнство – это счастье, и успокаивала ее, желая придать ей сил и стойкости. А что сейчас? Готова разрыдаться горючими слезами, совсем как Мари несколько дней назад, не зная, радоваться или убиваться.
- Все хорошо, Мари? – Перед выходом спросила Кристина, погладив девушку по плечу. – Как ты себя чувствуешь?
- Спасибо, госпожа. – Слабым голосом ответила та. – Спасибо вам. Знаете, вы были правы… если бы не вы… боюсь, что у меня не хватило бы сил понять все это. Вы святая, мадам.
- Ошибаешься. – Печально вздохнула графиня. – Я вряд ли когда-нибудь замолю все свои грехи. Былые и будущие.



****

Антуанетта открыла дверь. На пороге стояла молодая хорошо одетая женщина, закутанная в плащ. Но даже в этом облачении мадам Жири без труда сумела узнать в своей гостье Кристину. Графиня де Шаньи стояла на ее пороге бледная, с ввалившимися, будто у мертвеца глазами, и совершенно безжизненным цветом кожи.
- Мадам Жири, здравствуйте, – произнесла она, и поспешно сняла с головы капюшон, словно боясь, что та ее не признает.
- Рада тебя видеть, дорогая. Я совершенно не ждала тебя, - слегка удивленная визитом, она захлопнула за гостьей дверь.
Кристина приложила руку к груди, тяжело дыша, будто ей не хватало воздуха.
- Что такое? – Встревожилась мадам Жири.
- Пустяки. Я просто слишком быстро поднималась к вам, сейчас отдышусь. Пришла вас навестить. И поговорить кое о чем.
Уголки губ мадам Жири приподнялись, обозначив легкую улыбку, и Кристине почему-то стало немного легче.
- Дитя мое, тогда отдохни с дороги, давай пройдем на кухню. Я сделаю чай. Думаю, за ним мы и побеседуем. Хорошо?
Кристина несколько секунд медлила, но решилась. Она скинула с плеч плащ, положила его на спинку кресла. И последовала за Антуанеттой.
- Присаживайся. – Ставя на плиту чайник, предложила мадам Жири.
Антуанетта, зажигая плиту, несколько раз бросила взгляд через плечо на Кристину. Та, понурив голову, сидела, сложив руки под грудью и, кажется, думала о чем-то невеселом.
- Милая, я рада, что ты меня навестила. Право, для меня это неожиданность. Я думала… что уже вряд ли увижу тебя. Поэтому, не скрою, удивлена. Но что же тебя привело ко мне теперь?
- Мне надо было спросить у вас кое о чем. Но почему вас так удивил мой визит?
- Я думала, что мы уже вряд ли когда-нибудь с тобою увидимся. Вы же собирались уезжать. Разве нет? – Сделала она паузу, выжидательно глядя на Кристину. Но та молчала и смотрела недоверчиво. – По крайней мере он говорил, что ты дала согласие, - пояснила она.
И тут молодая графиня встрепенулась, занервничала, даже слегка приподнялась со стула, подалась грудью вперед.
- Так он был у вас, вы видели его? Говорили с ним? О чем? Когда, мадам Жири? Что он вам говорил? Прошу вас, ответьте!
- Он приходил попрощаться. – Медленно ответила мадам Жири, пристально глядя на Кристину.
- А когда это было? – Нетерпеливо спросила графиня.
- Примерно неделю назад. Может, чуть больше. Именно поэтому, я была уверена, что вы уже покинули Париж.
Подбородок Кристины дрогнул. Неделю назад, так давно… вероятно, Легард был тогда еще жив. А значит, никаких сложностей не предвиделось. Кристина разочарованно вздохнула. Антуанетта Жири продолжала что-то говорить, но Кристина слушала ее вполуха, размышляя о чем-то своем.
- Вы зря затеяли все это. Это опасно. Посмотри, Кристина, ведь пока ты супруга Рауля – а он уважаемый в обществе человек, у него есть связи, - ты носишь шелка и бархат, бриллианты и жемчуга, живешь в просторном доме рядом со своим сыном. А что могло бы ждать вас с Эриком, если бы вдруг все раскрылось? Думаю, окружение твоего мужа вряд ли закрыло бы глаза на этот поступок.
- Это был единственный выход. Он так считал. К тому же, день ото дня он становился все нетерпеливее, а мы не так часто могли видеться, как хотелось бы, у меня были обязанности перед мужем – такое положение вещей не устраивало его. – Кристина со вздохом откинулась на спинку стула. - Вы тоже всегда думали, что я вышла за Рауля ради положения в обществе и его состояния? – Антуанетта опустила глаза, жестом дав ей отрицательный ответ. – Но для меня это не главное. Клянусь! Я тогда совершила ошибку. И сполна расплатилась за это. Но исправить ее было уже невозможно. Чего я действительно боялась – так это потерять сына. Да, мы с Эриком поступали неправильно. Я знаю, вы осуждаете меня. Но сейчас, мадам Жири, поверьте, это уже неважно. Уже неважно!
- Я не понимаю тебя, Кристина.
Кристина, сбиваясь, и переходя то на прикрытую злобу, то на пустое отчаянье, коротко в общих чертах обрисовала названной матери картину происшедшего. Разве что утаила подробности об убийстве, зато не поскупилась описать всю сложность взаимоотношений со своим любовником, возникшую в последнее время. Рассказав и свои предположения на счет поступка Эрика. Мадам Жири лишь покачала головой.
- Скажите, а, когда он к вам приходил попрощаться, он вам не сказал, как его потом можно найти, ну или адреса для писем не называл? Он ведь, наверняка, планировал поддерживать с вами связь. Он доверяет вам, ведь вы так давно его знаете – он рассказывал мне.
- Увы. Ничего. Я не думаю, Кристина, что он стал бы сообщать мне, как вас найти в дальнейшем, - с намеком выделила интонацией последние слова Антуанетта.
- Не хотел, чтобы его нашли…
- Думаю, не хотел, чтобы вас нашли!
- Значит, он вам ничего о себе не оставил. – Разочарованно заключила Кристина, и поднялась на ноги. – Ну что ж… - Графиня колебалась, - спасибо мадам Жири. Думаю, мне пора. Простите, что побеспокоила вас.
Она неверной походкой вышла из кухни, взяла свой плащ, и прошла к двери. Но остановилась, покачнувшись.
- Кристина, - окликнула ее Антуанетта.
Смертельно побледневшая графиня стояла, опираясь плечом о стену. Повисла неловкая пауза.
- Кристина, ты нездорова?
- Нет. Нет! Я здорова. Почти.
- Тогда, может, дело совсем в другом? В твоем положении? Уж не готовится ли графиня осчастливить своего супруга еще одним наследником?
- Мадам, но как?..
- Не забывай, Кристина, за много лет, я многое научилась определять по одним вашим невинным девичьим глазам. Похоже, тебе есть еще, что сказать.
Они снова вернулись на кухню, сели друг против друга. Рядом с Кристиной стояла ее нетронутая чашка с уже остывшим чаем. К которой она не притронулась и сейчас.
- Пообещайте мне, мадам Жири, что вы сохраните это в тайне. Чтобы не произошло, никому не расскажите.
- Если ты настаиваешь… но я не понимаю твоего желания скрывать это!
- Вы единственный человек, кому я могу доверить все. Но я не ищу сейчас ни сочувствия, ни обвинений. Я в тупике, мадам Жири, - графиня трясущимися руками достала платок и высморкалась. – И не знаю, плакать мне теперь или радоваться этому.
Антуанетта встала на ноги, прошлась по кухне. Кристина, мокрыми от слез глазами, следила за ней.
- И кто отец твоего ребенка?
- Мадам Антуанетта, я думаю, этот вопрос неуместно задавать в данной ситуации, разве нет? Полагаю, вы-то лучше, чем кто-либо другой знаете.
Багровая от стыда, Кристина виновато опустила голову.
- Отчего же… боюсь, это вполне приемлемый вопрос женщине, которая живет с двумя мужчинами, и в итоге, ждет ребенка от кого-то из них.
- Ошибаетесь. Это тот случай, когда я была верна любовнику, а не супругу. И всячески, как только могла, ограждала себя от любой близости с мужем.
- Ну что ж, - мадам Жири серьезно посмотрела в глаза своей собеседнице. - Рано или поздно это должно было произойти. А он знал?
- Нет! Столько всего в последнее время случилось. Я могла думать о чем угодно, только не об этом. А может и хорошо, что не знал.
- Ты по этой причине искала его?
Кристина обреченно покачала головой в знак согласия.
- Да. Но, видимо, зря.
- Кристина, ты сошла с ума!
- Нет! Так будет лучше. Он бросил нас – меня и ребенка!
- Не зная о твоем положении. – Она кивнула на живот Кристины. - Кристина, это бред! Я не знаю точно, что между вами произошло и почему он не выполнил свое обещание, но то, что ты говоришь, Кристина, это немыслимо! Ты – смысл его жизни.
- Вы же знаете, мадам Жири, он всегда был внезапен в своих решениях и легко приходил в ярость. Ему всегда хватало малейшего повода. Он всегда находил какую-то причину. Ребенок только бы сделал его еще более безумным. Он никогда не верил мне, даже тогда, когда я стала его. Тот вечер – он так и не смог выкинуть его из памяти. Упрекал меня в этом, считал, что я смеюсь над ним. Но, похоже, что все было наоборот. Мне кажется, что мы так и не смогли друг друга понять.
- Что-то мне подсказывает, что вы оба были иного мнения в тот момент, когда был зачат этот ребенок, Кристина… - Насмешливо произнесла Антуанетта. - О чем тогда вы думали раньше? Кристина, расплата неминуема.
- Я знаю. Если Рауль узнает, что я его обманывала, боюсь, тогда я потеряю Шарля навсегда. И что будет ждать этого ребенка, я тоже не знаю.
- Тогда, может быть, хватит тайн? Просто скажи всю правду своему мужу.
- Я не могу! – Лишь при одной мысли об этом графине сделалось жутко.
- Насколько я знаю, на тебя всегда давили родственники твоего мужа. Но сейчас… виконт, как я помню, всегда был чутким здравомыслящим молодым человеком. Он должен понять. По крайней мере, можно попытаться. Он поймет.
- Поймет что? Что я жду ребенка от другого мужчины с которым собиралась сбежать, и который теперь оставил нас? От мужчины, о котором он даже вспоминать не хочет, о котором если вспоминает, то как о ночном кошмаре!? Признаться, что я жду ребенка от человека, который когда-то едва не убил его? Рассказать, как я тайно уезжала к другому мужчине, пренебрегая вниманием супруга? Что я никогда его не любила?
- Почему же ты осталась со своим супругом? Если не любила? Почему выбрала его?!
- Я не могу вам ответить сейчас. Я не знаю, мадам Жири. Все было слишком сложно. Но я всегда относилась к нему хорошо.
- Хорошо – это не любовь. – Сурово заметила мадам Жири.
- Но… он любил меня.
- Этого слишком мало, дорогая девочка. – Грустно вздохнула Антуанетта. – И, полагаю, этим ты хочешь сейчас сказать, что если Эрик оказался сложнее твоего мужа, то никогда тебя не любил?
- Он эгоист! Ему доставляет удовольствие мучить других, в ответ на свою обиду и боль, которую когда-то причинили другие!
- Кристина, ты обижена, и чересчур к нему несправедлива! Я умоляю тебя, потерпи, не принимай поспешных решений. Очередную ошибку будет не исправить!
- Признаюсь, мадам Жири, я приехала к вам искать помощи, я думала, что уж вы-то должны знать, где он. Я хотела с ним поговорить. Увидеть его. Но теперь… наверное, хорошо, что это не получилось. – Антуанетта слушала Кристину, слегка наклонив голову. - Боюсь, что отца своего ребенка я уже никогда не увижу. А если увижу, не уверена, что захочу говорить с ним. Вы правы, я совершила однажды ошибку. У меня есть муж. И никто не посмеет теперь отнять у меня ни Шарля, ни моего будущего ребенка. А правду… полагаю, моему супругу не обязательно знать правду. Ради счастья моих детей.
- Ты хочешь дать этому ребенку фамилию Шаньи?
- У меня нет выбора. Но у него будет фамилия и отец.
- Кристина! Я понимаю, твое положение сейчас… твои эмоции играют с тобою злые шутки!
- Перестаньте, мадам Жири, я в полном порядке! У меня не помутнение рассудка, а совсем иного рода недомогание.
- Кристина, но, что, если ребенок родиться похожим на своего отца?
Кристина молчала.
- Хорошо, право твое. Поверь, я не буду тебя переубеждать. Потому что, правда, не знаю, где он. Но, а вдруг он вернется?
- Если бы он хотел, он давно бы уже появился. Ради меня, ради Шарля… ради нас…
- Значит, ты полна решимости вернуться к супругу… Если бы не этот ребенок, Кристина, я бы целиком и полностью одобрила твое решение. Вы оба знали, что я всегда была против вашей связи – потому что это никого не сделало счастливым. И если уж ты выбрала однажды из двоих мужчин одного, которым оказался Рауль, ты должна быть подле него. Несмотря на то, что было. Похоже, в том обществе, так поступают многие дамы, не так ли?
- Хотите сказать, многие дамы того круга развлекают себя короткими адюльтерами?
- Да! Только твой адюльтер Кристина, имеет куда более серьезные последствия.
– Этого не должно было произойти. – Наивно отозвалась Кристина. - Особенно сейчас. Мы старались быть осторожными.
- Однако это случилось. Знаешь почему я против вашего союза? Да потому что вы сами дети!
Кристина устыдившись, покраснела. Возвращалась домой в растрепанных чувствах. Сидя в карете Кристина пыталась прислушаться к своему телу. Но так ничего пока и не почувствовала. Маленький срок для плода делал его еще пока не только незаметным, но и почти неосязаемым физически. Думала о разговоре, состоявшемся ранее с мадам Жири.
Кристина загадала, что если сейчас застанет супруга дома, то непременно все ему расскажет, как есть. Не выдержит, не найдет в себе сил молчать. Так пусть ее судьбу решает случай.
По приезду домой она обнаружила, что граф еще не вернулся. Что ж, значит судьба. Поднялась к себе. Скептически осмотрела себя в зеркале. Одернула платье на животе и расплакалась.

***

Она плакала больше от обиды и разочарования, чем от неоднозначного положения, в котором оказалась. Это было невыносимо – ощущать те тягостные болезненные чувства, что захватили ее сейчас.
- Пожалуйста, не заставляй меня делать то, чего я не хочу больше всего на свете! Неужели ты не чувствуешь, как я без тебя страдаю? Неужели ты не чувствуешь, что причиняешь боль не мне одной, а нам двоим?..
Все было кончено. Как он мог так поступить с ней? Она потеряла последние крохи самоуважения к себе, закрывала глаза на возможную угрозу, пересилила страх неизвестности. Она всего лишь стремилась к счастью, не желала увядать рядом с нелюбимым. А в ответ получила только унижение и предательство?! Хотя, возможно, сейчас всему виной ее затуманенный обидою рассудок? Может, ее страхи напрасны, может быть, ей нужно смиренно ждать, и через какое-то время Эрик сам появится, заберет ее и Шарля? А все, что она думает – ошибка? Но теперь у нее нет времени, чтобы ждать! Каждый упущенный день и неделя в дальнейшим могут обернуться против нее. Да и смог бы он сейчас с прошлой готовностью принять Шарля – сына своего злейшего врага, зная, что теперь Кристина родит ему его собственного наследника? Нужен ли ему чужой ребенок, который будет связывать его с ужасным прошлым? Но ведь бедный малыш ни в чем не повинен, да и без него она никуда никогда не уехала бы…
А может, случилось что-то дурное? Нет, если бы убийцу Легарда поймали, об этом писали бы все газеты. Но газеты молчали. Значит, дело в чем-то другом. Ведь Эрик не стал бы мучить ее неведеньем? Если только намеренно! Не может же он решить ей отомстить таким образом? Сердцу стало обжигающе больно. Если это так, тогда она никогда не простит его! Не примет. И забудет. Но их ребенок страдать не должен… она должна сделать все ради него.
Обида плескалась черед край, как вино в переполненном бокале. Значит, это судьба – вернуться к тому, кого она когда-то избрала. Вернуться и смириться. А может, так и должно быть? Что бы стало с и без того убитым горем Раулем? Может быть, время пройдет, и боль поутихнет? Но не сейчас. Сейчас болело так сильно, что хотелось умереть…

Впервые за всю жизнь, как ей казалось, она испытывала два равных по силе и таких несовместимых чувства к одному человеку - любовь и ненависть. Выплакавшись, Кристина привела себя в порядок, поправила прическу, припудрила лицо и решила проведать мужа.
Она остановилась на пороге его кабинета, в котором царил полумрак. Графиня постаралась набрать побольше воздуха в легкие, чтобы как-то успокоиться, и избавиться от одолевавшей ее дрожи. Но легче не стало. Дрожь продолжала бить так, что зубы выстукивали какую-то причудливую мелодию.
Кристина сделала шаг в кабинет, подошла к креслу супруга, и мягко положила руки ему на плечи.
- Что ты делаешь? – Она приложила все усилия, что бы голос ее звучал неподдельно нежно и заинтересованно.
- Я? – Граф очнулся от тягостных дум. – Так, пытаюсь закончить кое-какие дела… А ты… - Он посмотрел на часы, пытаясь разглядеть циферблат сквозь густую пелену темноты. – Почему ты не спишь, уже поздно?
- Не спится. – Ответила Кристина. – Рауль, я могу поговорить с тобою?
- Конечно! – Не раздумывая, ответил он.
- Мы так мало времени проводим друг с другом, - начала Кристина. – Мне так много нужно тебе сказать.
Граф устало откинулся на спинку кресла, зевнул, собрал остаток сил, и поднялся. Кристина впилась взглядом в лицо мужа. В глазах застыла тревога.
- Рауль, я хочу тебе сказать… признаться в… я…
Сознаться в своей вине? Но как ее объяснить? Как объяснить то, чего сейчас ей и самой не понять? Впрочем, можно признаться в том, что волею судьбы полюбила безумца. Того, которого ее муж всегда считал преступником и ненормальным. Да, он, конечно, совершал ошибки – но это человеческая слабость, присущая всем... Да и она в свое время не разглядела в себе настоящих чувств. А сейчас под сердцем она носит его ребенка. В чем ее вина? В том, что доверилась чувствам и отвергла разум?
- Да?
- Я… - Кристина запнулась. Больно кольнуло под ложечкой. – Я… я просто хотела сказать, что переживаю за тебя. Эти несчастья тебя вымотали. – Кристина выдохнула и опустила взгляд. Нет, сил не хватит!
- Спасибо за заботу дорогая Кристина. Но я уже в порядке. У меня просто был сложный день.
Кажется, Рауль вспыхнул желанием поделиться с супругой положением своих дел. Правда, Кристина сейчас меньше всего была расположена именно к этому.
- Я больше всего переживал за матушку. Нужно было уладить столько дел, касаемо ее здоровья.
- Как она? – Тихо спросила Кристина.
- Не очень хорошо. – Честно признался Рауль. – Смерть Филиппа на нее очень подействовала. Она по-прежнему немного не в себе. – Обескуражено ответил граф. - Хотя врачи говорят, что если ее оградить от волнений и назначить определенное лечение, она может пойти на поправку. Только ей нужна особая забота. – Выделил последнюю фразу Рауль и передернул плечами, вспомнив пустой и неосмысленный, как у младенца, взгляд своей старой матери.
- И что же ты решил?
- Последние дни я провел в поисках хорошего подходящего места для матушки, где о ней могли бы заботиться и следить за ее здоровьем. Знаешь, говорят, что людям, оказавшимся в такой же ситуации, как она – помогают. Это было непросто. Чего я только не насмотрелся. Кроме того, я бы не хотел, чтобы к ней относились, как к больной и… ненормальной. Она ведь не больна, правда?
- К-конечно, нет! – Попыталась согласиться графиня.
- Ей просто нехорошо. - Продолжал рассуждать Рауль. - Но это пройдет. Я уверен! К тому же, сейчас она, кажется, лучше себя чувствует. Кстати, мы могли бы завтра навестить ее.
- Навестить?
- Да. Кристина, пожалуйста! Я думаю, она была бы рада увидеть вас с Шарлем.
- Рауль, не думаю, что есть необходимость брать Шарля в такое место.
- Это хорошее место! – Оскорбился он.
- Я верю. Но Шарль еще совсем ребенок…
- Пожалуй, ты как всегда права. – Он поцеловал ее в щеку. – Но мы с тобой тогда могли бы завтра навестить матушку вдвоем. Я уверен, она будет рада тебя видеть! Как ты думаешь, ты согласна?
Кристина пожала плечами, решив не сопротивляться мужу.
- Как скажешь, Рауль.
- Замечательно! Я очень люблю тебя, Кристина…
Кристина бросила на него многозначительный взгляд и прильнула к нему. – Знаешь, я скучала все это время.
Граф отстранился немного, чтобы увидеть глаза жены. Кристина в неярком свете выглядела какой-то почти неживой и совершенно не похожей на себя. Лицо напоминало маску. Он сухо сглотнул.
- Я тоже, тоже соскучился Кристина. Прости, но я так устал. Уже поздно. Боюсь, я плохой собеседник сейчас, ангел мой… прости. Думаю, теперь мы будем проводить вместе куда больше времени. Спокойной ночи, дорогая.

На следующий день Кристина решила, что после неудавшегося признания ей срочно нужно что-то делать. При чем, это что-то делать так, чтобы оно не вызвало у мужа подозрений. Ведь если она сейчас кинется умолять его, во чтобы то ни стало, разделить с нею постель, он явно, что-нибудь заподозрит. Она отказывала ему в близости уже на протяжении долгого времени. Не удивительно, что Рауль свыкся с этой незавидной ролью покорного мужа. Может быть, он вообще давно нашел самое простое решение, то, которое рано или поздно принимают все женатые мужчины его круга, и нашел какую-нибудь содержанку, которая не требует особого внимания, как супруга… у Кристины при этой мысли появилось какое-то горчащее послевкусие обиды. Нет, то была не ревность. Это было какое-то совсем иное чувство…

- Едем? – Спросил граф, встречая Кристину улыбкой. Супруга подала ему руку, затянутую в перчатку, и одобрительно улыбнулась.
Как Кристина и предполагала - поездка не принесла ей ничего, кроме лишних чрезмерных волнений. Место хоть и было уютным спокойным, однако нагоняло жуткую тоску. По крайней мере, на Кристину.
Мать Рауля встретила их двоих без особой радости. Впрочем, похоже, ей было вообще все равно. И пока сын пытался вести с ней беседу, старуха, слегка наклонив голову, устремила свой холодный взгляд на невестку. То хмурила брови, то лицо ее расслаблялось и становилось беззаботным. Однако бесцветных водянистых глаз с жены сына она не спускала, будто без труда могла прочитать на ней отпечаток греха и бесстыдства, чувствуя суть чужого мужчины, концентрирующуюся внутри ее тела… Кристине стало не по себе. Ей показалось, что теперь каждый ее шаг, каждое движение и жест выдавали старой сумасшедшей графине все ее секреты и тайны. Кристина стояла поодаль, покаянно склонив голову.
Сердце больно билось в груди, в висках стучала кровь. Ей становилось страшно от таких мыслей. Захотелось поскорее уйти. Казалось, что старуха видит ее насквозь, и сейчас все расскажет Раулю. Казалось, что она все знает до мельчайших подробностей, что она знает о ребенке, которого она носит под сердцем, и чувствует, словно собака, определяя на нюх, что это существо другое, что в нем течет чужая кровь…
Бедная женщина с ужасом приближалась к больной старухе. Пыталась с ней говорить. Но слова застревали у нее в горле. К счастью Рауль заметил нездоровую бледность Кристины, и решил завершить на сегодня визит.
Обратную дорогу Кристина перенесла с трудом. Рауль о чем-то без конца говорил ей, но она не слушала его. Ее то бросало в жар, то начинало знобить. Она обмахивалась надушенным платком, то прижимала его к губам.
Когда они уже подъезжали к дому, Рауля пробило на нежность, и он начал целовать ей руки. В самую пору бы обрадоваться, пустить это на пользу, затеять романтическую игру, дать супругу надежду, а себе столь желанный шанс. Но Кристина не могла. В потухшем взгляде ее не читалось ничего. Выходя их кареты она едва не упала, нога подвернулась на скользкой ступеньке, и если бы не супруг, вовремя подхвативший ее, то быть беде. Перед супругом Кристина извинилась и попросила к обеду ее не ждать. Это надо было переждать. Перетерпеть.

Вечером она решила проведать сына – наверное, если бы не он, ей сейчас ничего не мешало уйти куда глаза глядят, покинуть этот дом.
Нянька готовила мальчика ко сну. Шарль же всячески сопротивлялся, и вид имел крайне озорной, увертываясь от рук женщины, гримасничал и дразнился. Увидев хозяйку в дверях, нянька услужливо присела.
- Спасибо Жози, вы можете идти. Сегодня я попытаюсь справиться с ним сама.
Нянька подчинилась, и, шурша юбкой, вышла из детской. Шарль сидел на кровати, болтая босыми ножками, крутил головой по сторонам.
- Ты сведешь с ума всех нянек, Шарль. – Присев к нему на кровать, грустно улыбнулась Кристина.
Мальчик хитро посмотрел на мать и захихикал.
- А ведь мы бы могли уже быть далеко отсюда. Втроем…
- Мама?
- Что мой дорогой? – Гладя его волосы, ответила Кристина.
- Так почему твой ангел так к нам больше и не пришел?
- Шарль, милый, - преодолевая подступившие к горлу слезы, начала Кристина, - никакого ангела больше нет.
Мальчик отчаянно мотнул головой и удивленно воззрился на мать.
- Но он был настоящий!
- Настоящий. Сынок, но мы вряд ли когда-нибудь его увидим снова. Я сама сейчас больше всего на свете хотела бы его увидеть. И столько ему сказать… но это невозможно. Нам надо об этом забыть. И тебе тоже! Не вспоминать никогда.
- Значит, игра закончилась?
- Да, мы больше ни во что не играем, мой хороший.
Чувствуя печаль матери, Шарль грустно вздохнул. Кристина поцеловала сына и крепко обняла его. Мальчик без стеснения отметил матери на ласки, теплым комочком прижавшись к ее груди, с детской наивностью шепча ей слова успокоения.

***

- Вот это да! – Тяжелый короткопалый кулак опустился на непокрытую ничем столешницу, стоящие на ней стаканы уныло покачнулись, зазвенели. – Вот уж не ожидал снова увидеть тебя, братец! – Раскрасневшийся Жиль Надье выразительно жестикулировал и ерзал на стуле, двигая грузным телом. - Вот бывает же такое, а?! Иду, гляжу, свет в окне. Едва различимый такой, будто и нет вовсе, но я все подмечаю. Да и уж сколько раз мимо ходил, темные окна. Знаю ж, хозяин тут больше не живет. Да давно уже, как съехал тогда, и все, концы в воду. А я, хоть ты и махнул рукой, домишко-то придержал. Думаю, мало ли, оно никогда не помешает, к тому же, за него уплочено, вернется из своего городу хозяин, а куда ему идти? А может он уже при жене, да детишках? – Надье неприлично засмеялся. - Я ж помню… у тебя, вроде как, крыши, кроме как этой, над головою нет. Так вот, а тут пожалуйста, все готовое. Сколько ж жил. Родные стены они ж это… - Надье почесал затылок, морща лоб, - ну в общем, лечат! Вот только садик, садик-то совсем зарос, да увял. А ты знаешь, я в этом деле не особый мастер. Это у тебя тут все цвело и пахло, а я цветы только срывать умею, твои клумбы и вовсе вид потеряли, что страшно глянуть. Ну ты в общем, не серчай на старину Надье, сам понимаешь. Хотя, цветочки с твоих клумб мне тут изрядно пригодились. Да! Ну да не про это сейчас. Я о чем… хозяина нет, одним словом, некому там быть. А чего ж тогда в окне брезжит?
Его угрюмый визави, подперев рукой щеку, уныло смотрел куда-то сквозь стену, и казалось, совершенно не проявлял интереса к словам. Да, в одиночестве, чтобы все обдумать, побыть не удастся! Черт побери!
- Думаю, не уж кого нечистая занесла? Захожу, осторожно так, что б не спугнуть, а тут…– Надье издал ликующий возглас и вскинул руки, широко их раскинув, будто бы готовый обниматься. - Никак вернулся? А?! А я ведь не с пустыми руками тут мимо проходил! – Надье кивнул на стоящую на столе рядом с ним бутылку. – Вот как удачно!
- Тебе бы романы писать, – пренебрежительно заметил Эрик.
- Ну не знаю, не пробовал. Кстати, у тебя пожевать ничего нету? – Вопрос остался без ответа. Значит, нету.
Жиль взял бутылку и с бульканьем наполнил рядом стоящий стакан. Затем угрожающе выставил бутылку горлышком вперед, направив его на своего собеседника. Но тот, не меняя кислого выражения лица, безынициативно отодвинул от себя пустой стакан, и кажется, нахмурился пуще прежнего.
- Я гляжу, ты как этот… - Надье покрутил в воздухе коротким указательным пальцем и надул щеки, – из монастыря. Не пьешь, не куришь, болтливостью не отличаешься, и бабы, как бы, тебя особо не интересуют. Странный ты.
- Я не пью странное содержимое подобных бутылок. Что это? – Приподняв одну бровь, недовольно спросил не располагающий всем своим видом к обоюдной беседе, хозяин. - Вряд ли это Эльзасский токай или Шато Петрюс…
- Э-э-э! – Затянул Жиль. - Зря ты так! Это тебе не шато, конечно, но и не самое дешевое кислое вино, которое тут у нас у каждого второго обретается. Мне тут внучок мадам Лансер по большому знакомству эту бутылку сплавил. И всего за ничего. Это, говорит, великая вещь, ром называется.
- Что? У него странный вид. Где он его взял? Ограбил корабль Ямайских моряков? Или где-то вырастил сахарный тростник?
- Все-то ты знаешь! Каких моряков, какой тростник… – Сгримасничал Надье. – Ты зануда! А вот мне все равно. Мне главное, что в бутылке!
Надье взял стакан, отхлебнул, перевел дух, и, чмокая мокрыми губами, словно пытаясь распробовать вкус, продолжил:
- Ну да ладно, о подробностях, как и из чего можно раздобыть эту штуку ты мне поведаешь после, а сейчас давай-ка вернемся к прежнему разговору. Не ждал, не ждал, братец!.. – Опрокинув недопитый стакан, промурлыкал Жиль Надье, и вытер рукавом губы. – И все-таки, ты как хочешь, а я рад!
- Рад, что битый час несешь чушь?
- Чушь? Вот-те на! – Набычился Жиль. – Я ж это… друга встретил!
- Друга? Мне надо было удушить тебя в первый же день.
- А вот этого не надо! – Погрозил Надье. – Ну ладно, полно. А я знал, что ты когда-нибудь вернешься. Знал! Но какими судьбами?
- Так вышло.
- Куда вышло?
- Слушай, я тебя не звал. – Твердым голосом ответил хозяин, не выдержав. – Я не рад гостям. Сейчас – тем более! И не хочу разговаривать. Я не жить сюда приехал, я просто заехал на какое-то время… но не чтобы повидать тебя или кого-то еще. И уж точно не распивать бутылку рома.
Он поднялся на ноги, прошелся по комнате, медленно с болезненным сожалением оглядел запыленный клавесин и остановился у окна, сцепив руки за спиной.
Жиль же, пока его собеседник свел с него свой тяжелый недовольный взгляд, втихаря пытался очень незаметно долить из бутылки себе еще темной жидкости.
- А чего так? Я-то думал, у меня снова будет сосед. – Пробубнил он, увлеченный делом.
- Отстань!
- Значит, она все-таки тебя бросила, - заключил Надье. Эрик обернулся и окинул его гневным взглядом. Но Надье, кажется, было совершенно все равно. Не такой уж и грозный взгляд, каким хочет казаться. – Можешь не отвечать. Я знаю, ты считаешь меня пустоголовым чурбаном, ну конечно, Надье не слишком умен в разных науках, зато людей я различаю хорошо. Я тебе еще перед отъездом сказал, что эта дамочка не стоит жертв, и это когда-нибудь произойдет. А я вот счастлив! – Надье вертел в руках пузатую бутылку и водил носом, как кот, обхаживающий банку с валерьянкой. – Кстати, можешь поздравить старика Надье. Я наконец-то овдовел…
- С этим что, поздравляют? – Без особо интереса задал вопрос Эрик, а сам принялся доставать что-то из ящика стоявшего поблизости старого комода.
- Ну я не знаю как у вас там… но меня стоит поздравить. Ты видел мою женушку? Бывшую женушку, - поправил он сам себя. - Ну-ну… это твоя вся такая фифа, - Надье снова поерзал на стуле, - а моя пожарная каланча, боже упаси увидеть такую в темноте, удар хватит! Наконец-то господь понял, что к чему! И вот я уже счастливый вдовец! Упокой душу бедняги Матильды, она была, конечно, неплохой женщиной, но вот с дюжиной недостатков. Да что греха таить, и ей легче – устала она от такого горемыки, как я, и мне все как-никак, лучше! Ну ладно, я увлекся. Перестань возиться в пыли! Посиди со мною! – Захлопал себя по коленям Жиль. – Черт тебя возьми, ну?! Не пыли! – Взмолился он, когда его собеседник начал копаться в стопке найденных бумаг.
Надо же, уезжая отсюда он оставил собственные сочинения, которые сами собой иногда приходили ему в голову, покуда Кристина была здесь, с ним, рядом… они были ему не нужны. Зачем? Когда главная его мелодия обещала навечно быть с ним…
- Ап-чхи! – Жиль смачно и громко чихнул, замотал головой, затем вытер рот ладонью, втянул широкими ноздрями воздух. – Перестань! Что там?
- …Музыка. – Словно сам себе ответил Эрик, с трепетом всматриваясь в исписанные нотами листы.
- Пожалуйста, не вздумай сейчас играть! – Косясь на клавесин, заметил Надье. – Иначе я разрыдаюсь. Ты лучше поговори со мною. Чего ты маешься? Я слышал, что если тебе плохо, тебе непременно надо с кем-то поговорить. Дурные мысли они на ветер выходят, и сразу легчает. Во! – Жиль ткнул коротким пальцем в воздух. - Умные слова, между прочим. Это тебе не что-то там, это я из каких-то сильно умных книжек вычитал. Это полезно, да-да!
- Много ты знаешь, - Эрик повел ноющим плечом, отбросил от себя листы, и сел обратно на стул, наполовину отвернувшись от Жиля.
- Все-таки, значит, она? Ну, в самом деле, сколько можно вздыхать по той, кто и внимания твоего не стоит? – Возмутился Жиль. – Ну было… было и прошло. Что ж теперь, лечь и помереть? – Да, это была, конечно, неплохая мысль, подумалось Эрику. Но не самая лучшая. - Ну скажи хоть, в чем беда?
Хозяин дома молчал.
- А знаешь что? – Надье воровато прищурил один глаз и потер руки. – Я кажется знаю, что сейчас нужно сделать! Хочешь, я тебя от твоего сердешного недуга враз излечу? Все как рукой снимет!
- Интересно, как? – Без всякого интереса спросил Эрик.
- Непременно надо позвать какую-нибудь девицу. Ну известной направленности. – Чуть понизил голос Надье. - И не надо никаких городских пестрых куриц. Я знаю местных красавиц, вот что надо! Вот такие! – Он в воздухе обвел контуры. - И… непременно не одну! Нет! О чем это я, как сразу не сообразил. – Надье хлопнул себя по лбу. - Ну, а-то как-то не солидно, - заартачился вызвавшийся лекарь. – Что ж, нам ее делить? Я тоже хочу душу отвести. Двух! А может, трех? Нет, я на количество не претендую, я не о себе пекусь! Клянусь, от печали и следа не оставит…
- Пошел к черту! – Рассерженно его собеседник смахнул со стола стакан. Тот соскочил на пол, но не разбился, лихо поскакал со звоном в угол. Надье втянул голову в плечи.
- Ну вот, опять! Скучно с тобою! Ну почему ты не хочешь слушать дело, которое люди говорят? Ты не думай, они не какие-то там… все чинно и благородно! Я тебе дурного не предлагаю, ну что поделать, ежели девицы больно щедрые на любовь, им помогать надо их растрачивать. Такие девицы не дерут три шкуры, как эти в городе, которые из себя-то ничего не представляют. Зато эти…
- Вон! – Заорал бешенным голосом хозяин.
Жиль наигранным жестом закрыл ладонью рот, мол, молчу, молчу! Но, проведя минуту в молчании, не выдержав, вдруг снова обрушил на хозяина дома всю свою прыть: - Послушай, я знаю, это тяжело! Не хочу тебя расстраивать, приятель, но женщины… у них в голове, как у индюшки, что с них взять! Ты отличный малый, ну… немного не в себе, конечно, все время страдаешь и мучаешься, но было бы из-за кого. Забудь! Не понимаю, чего ты в ней нашел? В чем так хороша эта женщина, что так не отпускает, а? – На лоснящейся физиономии Надье появилась дико неприличная многозначительная усмешка. – Ну ведь некрасивая совершенно! Больно тощая, форм особых нет, рот великоват, нос чересчур вздернут… - Увлекся Жиль, и за это едва не получил.
- Ну да, куда уж до твоих развеселых красоток! – Уязвлено процедил сквозь зубы Эрик.
- Ну а хоть бы и так? Я тебе предлагал, между прочим. – Надье поймал на себе гневный взгляд. - Знаешь, что я тебе скажу – ну на что тебе это все? К тому же, каким бы ты ни был, такие бабы никогда не уходят от детей и от мужа. Ты, конечно, думаешь, что я помело, треплю просто так, но поверь, я тоже много чего знал и встречал за свою жизнь. Кое в чем да понимаю. Ну и чего ты добьешься цацкаясь со своею Кристиной? Какой в этом резон, скажи мне на милость? – Надье в очередной раз наполнил свой стакан, и с опаской пододвинул его собеседнику. Жалко, если тот снова даст волю рукам и опрокинет полный стакан. У Надье даже в душе все перевернулось от этой мысли. Но этого не произошло. То ли задел Надье своего собеседника за живую рану, то ли наоборот, утомил своей болтовней пуще прежнего, но хозяин тяжелой хваткой заключил стакан в обруч своих пальцев, и опрокинул его.
- Вот так, другое дело! – поиграл бровями Надье. – А я знаю, зачем ты сюда приехал, - гудел он, - Повспоминать… ведь, она, кажись, здесь жила с тобою? Помучиться захотел, да? Гиблое дело…
Только его вновь обретенный сосед, кажется, его уже не очень-то и слушал. Его как-то повело в сторону, он несколько обмяк, откинулся на спинку стула и думал о чем-то совсем другом. Видимо, шаг был крайне опрометчивый. Потому что ощущение во всем теле и судороги в пустом желудке (а он был именно пустым, потому что ел он, кажется, последний раз вчера утром) весьма препротивными...

-

Его сердце заметно участив ход, перевернулась, да так, словно его с немалым усилием нарочно встряхнули… а потом бросили в ледяную воду. Холодное пламя обдало так, что внезапная боль отняла воздух, дышать стало трудно. Единственное, что помнилось, это имя. Имя, состоящее из трех быстрых ударов сердца. Три сильных толчка делало сердце, заставляя гнать по жилам кровь, пронося в памяти родной и такой необходимый образ… бессвязные мысли заметались из стороны в сторону, перед глазами возник едва различимый, но знакомый образ – бледная, почти белая кожа, правильные черты лица, большие красивые глаза, в которых томился странный огонек. Воздушный образ, словно сотканный из прозрачной дымки томно вздохнул, распростер к нему руки, и молвил: Я не хотела, чтобы случилось самое худшее... - Но это уже случилось! – Прозвучало ответом. Все это было каким-то до боли знакомым уже и изведанным ранее.
Казалось, ледяная волна снова накрыла с головой, дыхание перехвалило, сердце остановилось, тело воспротивилось и забилось как в сильнейшей судороге… и он подскочил на месте, обливаясь холодным потом. Лишь спустя несколько долгих секунд понимая, что сидит на кровати, а за окном сквозь хмурые тучи пробиваются утренние лучи ленивого зимнего солнца.
- Эй! – Ему на плечо легла тяжелая рука, вторая пару раз встряхнула. – Эко тебя… а! Ты что?
- Что я?
- Ты ее звал...
- Ты? А ты что здесь делаешь? До сих пор?
- Я-то? Я это… - Надье потер заросший подбородок. – Я тут задремал. На стуле. Проклятая деревяшка. Страшная вещь! – Он демонстративно подергал плечами и повертел головой в разные стороны. - Я ж это… я сразу понял, что ты из тех, кому и глоток - смерть. Подумаешь… а тебя так развезло. Сразу осоловел. Хорошо я тебя додумался дотащить до сюда. А-то бы тоже на стуле заснул… но ты не сопротивлялся, нет. – Надье откашлялся, осмотрелся по сторонам. Пить дико хотелось. – Ты какую-то чепуху нес, что она тебя не простит, что ты кого-то убил, - Надье передернул плечами, - что она ненавидит тебя… чего-то еще говорил. Я не помню. Чепуха какая-то. В общем, дрянь разговор у нас с тобою вышел. Я так ничего и не понял.
- Это не чепуха. Так что тут ты забыл?
- А я тут, потому что, дай, думаю, останусь, мало ли что с тобою приключится!
Эрик мотнул головой, прогоняя пелену кошмара, вздохнул поглубже, и отстранился от доброжелателя. Вот только услуг сиделки ему и не хватало для полного счастья.
- И ведь правильно! Гляди, как тебя мотнуло. Ишь… тяжко, да?
Эрик потер лицо руками. Маски не было. Видимо, она спáла, пока он ворочался во сне. Ну что же, вести беседы с действующим на нервы соседом? Жиль в коем-то разе сидел тихо, смотрел на него не мигая. Эрик тяжело вздохнул.
- Она не пришла…
- Куда?
- Она снова выбрала другого. Я сам во всем виноват. – Заговорил странными полуфразами хозяин дома. И стал припоминать последствия недавно минувшей ночи. Она не сдержала обещание. Значит, все было зря – надежды, старания. Этим утром они бы могли быть уже вместе, и он бы мог держать ее спящую в своих крепких объятиях.
Жилю так безумно хотелось пить, но прерывать собеседника, чья душа в данный момент, похоже, не вынесла терзаний, и от того решившего открыться, было просто верхом неприличия. А тот, как назло не замолкал. Правда, рассказ был сумбурный, на исповедь покаявшегося совершено не похожим, так что Жиль с трудом понимал смысл, и совершенно не чувствовал себя святым отцом, отпускающим грехи. А он-то уже приготовился изобразить из себя умудренного опытом священника, дать совет. А ему приходилось сидеть и маяться. Второму, конечно, было не проще. Но судя по бодрости и эмоциональности его фраз, по крайней мере, физически ему было куда лучше, чем бедолаге Жилю, изнемогающему от жажды.

Хотя, Эрик не особо и нуждался в том, чтобы его внимательно выслушивали, просто силам и терпению пришел конец. Надо было произнести вслух все случившее хотя бы для того, чтобы самому осознать все и до конца поверить в это. Кристины в жизни снова больше не было. Все с небывалой иронией повторялось – одиночество, безысходность, Надье, лезущий со своим любопытством туда, куда его не просят, этот полупустой, забывший жизнь, дом… как несколько лет назад. После той злополучной ночи. Ощущения яркой вспышкой пронзили память, и вызвали все такую же неуемную острую боль.
Надье из последних сил изображал сосредоточенность. У него, похоже, болела голова. А у Эрика – сердце… если бы не было в памяти прежней боли, если бы не было мыслей, может быть случившееся не вызывало бы такой тошнотворный осадок.
Последнее время Кристина была сама не своя. Понятно, что именно она скрывала. Похоже, и уезжать она никогда особо не хотела. С присущим ей мастерством изображала восторг и искренность, а сама… в который раз предала. И была, наверное, совершенно права. Она не заслужила обреченной на скитания жизни рядом с убийцей и никчемным существом, который по сей день испытывает к себе лишь презрение. Рядом с которым она, конечно, будет чувствовать себя обделенной и несчастной.
- …Зря я надеялся. В ее жизни нет для меня места. – Заключая свой монолог, куда-то в пустоту произнес Эрик, и вздрогнул от постороннего шороха, наконец вспомнив, что не один в комнате. И сразу же пожалел, что дал волю чувствам и разоткровенничался.
Жиль шмыгнул носом, словно изображая из себя готового разрыдаться. На самом деле, слава богу, что не рыдал и держал себя в руках сам рассказчик. А-то, судя по его словам, свершилось что-то, сродное концу света. Жилю оставалось лишь наигранно иронично выдавливать слезу.
- Ну да, у нее же муж. Так значит, она тебя надула! – Сочувственно кивнул Надье.
Эрик хмыкнул. Сел, и свесил на пол с кровати ноги, словно готовый вскочить, но не двигался. Какое-то время молчал, глядя куда-то сквозь Жиля. Думал о чем-то несколько секунд. Как быть? Снова биться в закрытую (для него) дверь? Еще раз? До которых пор? Пока Кристина, в очередной раз поставленная перед выбором, не сделает его в пользу другого?
- Я должен ее увидеть. – Наконец произнес он, словно говоря самому себе, нежели кому-то еще, и порывисто встал.
- Стой! – Вытянул руку Надье, едва понимая, что к чему. - И чего ты добьешься? – Поморщился Жиль, задрав голову кверху, и глядя на своего собеседника снизу вверх. Голова кружилась. – Если она дала тебе отворот поворот, думаешь, сейчас она бросится к тебе в объятия, молить о прощении? Тебе это нужно, верно, или что? А если тебя ищут? Ты же кому-то свернул шею. – Надье глубоко вздохнул и помотал кудлатой головой. В самую пору бы закончить этот разговор и взяться уже за дело, но бравый малый, с которым он взялся спорить, кажется, был при своем мнении, и уступать не желал.
- Я хочу с ней поговорить. – Гневно заявил хозяин. - Пусть объяснится. Почему… снова… - Последние слова прозвучали так тихо, что их едва рассылал не только Надье, но и он сам.
- Почему ты должен идти? Пусть она и приходит! Ты же мужчина!
- Она не придет.
- Значит, не судьба! - Тягостно вздохнул Жиль. - А так, разве что встретишь ее мужа. Всего такого довольного и при параде. А потом она тебе скажет, прости, милый. Но муж есть муж. Брак превыше всего. Они все так говорят. Любовь все как коза слизывает…
Эрик сел обратно, пытаясь все-таки разобраться в происшедшем. Кровать тоскливо скрипнула. Надье устало вздохнул.
- В общем, ты как знаешь, - поднялся на ноги Надье и блуждающим взглядом окинул комнату. – А я по нужде отойду. Только ты не исчезай никуда, я уж тебя очень прошу! Я уж латал тебе один раз голову, второй раз может так ладно и не выйти… Да и… - Надье затоптался на месте, - моя Матильда иной раз говорила, что, мол, горбатого могила исправит, ну, это она про меня, конечно, говорила. Вот чего у моей Матильды было не отнять, так это ума. Ведь баба, а голова у нее все-таки была неплохая. Все-таки, иной раз начнет костерить, да и скажет тебе что-то дельное. И ведь права была… не исправить некоторых людей на этом свете. И ошибками не научить. Какими были, такими и останутся. Если твоей Кристине одного разу не хватило, может, ну ее, а? Ты не серчай, я не со зла. Может, она и хорошая. Но только гляжу, что тебе от этого счастья нет. А что ж это за любовь такая, если счастья нет, если она тебя на другого променивает? Не пойму!
Эрик ощутил себя несколько сконфуженно. Кажется впервые за все эти годы ни в голосе, ни на лице Надье не были ни присущей ему придурковатости, ни иронии, а говорил он со всей серьезностью и глубиной, словно не только сострадая, но и всей душой прочувствовав, обращаясь к человеку небезразличному.

Как только за Жилем захлопнулась дверь, он поднялся, и, принявшись расхаживать вперед-назад, попытался соединить обрывки мыслей воедино. В ногах ощущалась сильная слабость. Да и голова кружилась.
Странно, что он оказался совершенно неподготовленным к такому повороту событий. Ведь до последней секунды он жил уверенностью в том, что Кристина непременно придет. Он даже из обычной пытливости не стал предполагать, что этого может и не случиться, что все может обернуться иначе.
Идиот!
Вернее всего сейчас было бы не поддаваться первому порыву, выждать, остудить полыхающий огнем рассудок. А после уже подумать на предмет случившегося, выстроить цепочку возможных вариантов, и дальнейший ход собственных действий – что, как и в каком порядке делать. Но медлить и рассуждать в такой ситуации было невыносимо больно и невозможно. Разум занимала лишь одна мысль – Кристина. А ее рядом не было…

Эдмон Легард был мертв. Вернее, убит. Что ж, он получил по заслугам. Вряд ли это была праведная безгрешная тварь божья. И все-таки, вершить свой суд никто не в праве. Но если бы _он_ не сделал этого, то лишился бы собственной жизни. А допустить это на тот момент он не мог. Ради любимой женщины, ради ее сына. Он должен их защищать. А умри он, то предал бы тех единственных, кем дорожил и кого любил на этом свете.
Искать убийцу, конечно, станут. Но это дело долгое и непростое. Во-первых, хотя бы потому, что Легарда убили не в собственном доме, не на улице ради драгоценностей или денег, а в нищенских комнатах, где уже заведомо понятно, что чаще квартирует один сброд и подозрительные личности. Для этого надо еще понять, что он там делал, что привело его в эти места, по какой причине там оказался. А о своих намереньях покойник вряд ли кому-то сообщал. Что злополучную комнату снимал какой-то мужчина, разумеется, сразу же наболтает напуганная хозяйка. Но, во-вторых, имени она не знает – называться в таких местах не принято, а если и называются, то уверенности, что имя настоящее не жди. Лица своего постояльца она не видела. Разве что, мельком, пару раз, да и то в тени, либо со спины. О маске и речи быть не может. Описание подозреваемого будет вполне посредственное. Таких в ближайших округах пруд пруди.
Пока выяснят личность убитого, пока допросят хозяйку и других постояльцев – немного времени в запасе имелось. В самый раз, чтобы сориентироваться и подготовиться. Призрака оперы уж точно искать не станут. Ищейкам предстоит долго водить носами по ближайшей округе в поиске следа! Дело оставалось за малым, встретиться с Кристиной, сесть на Северном вокзале в вагон поезда, а там и недалеко до новой, совершенно иной жизни для всех троих. Возможной жизни. Которая могла бы у них быть! Тогда и сердцу спокойнее, и в душе мир – не было бы больше этого дурного чувства, что делит он ее с другим, и Кристина больше не звалась бы этим постыдным и малоприятным словом «любовница», а как-никак уже почти жена, пусть и незаконная, зато безо лжи и только его! Но не суждено, видно, этому сбыться.
И все-таки… опасность, пусть и небольшая, была. Схвати полиция подозрительного субъекта вместе с женщиной и ребенком, тем тоже будет несладко, и они хлебнут расплаты сполна. Прежде всего, Кристина, как женщина замужняя, супруга виконта, а нынче графа де Шаньи. Да еще с маленьким сыном – законным наследником. Имел ли он право подвергать такой опасности свою Кристину и ее ребенка? Фортуна, конечно, дама улыбчивая, да и риск уважает. Но осечки и у нее случаются. Кроме того, судя по случившемуся в последнее время, улыбаться она Эрику, явно перестала. Верно, нашла иного избранника.

А Кристина? Почему она не согласилась в первую же секунду, когда он, будучи в ее спальне, предложил ей уехать в ту же ночь, когда все случилось? Паспорта были, билеты особой сложности не составляли. Сборы мальчика заняли не так уж и много времени. Граф какое-то время отсутствовал. Все складывалось как нельзя кстати. Самое оно!

Женщина слепая и безудержно влюбленная, коей Кристина являлась по ее же словам, раздумывать долго не станет, когда мужчина ее, будучи буквально под прицелом опасности, предлагает сию же секунду избавиться от всех пут, на которые она сама сетовала, и покинуть этот осточертевший, ставший для них всех темницей, город…
А она заартачилась. Неуверенно попятилась назад. Начала оправдываться. Придумывать доводы. Есть ли разница между ночью сегодняшней и ночью следующей? Тем более, когда времени остается в обрез? Конечно есть! Человек, истинно доверяющий слепо согласиться на тот выход, который вернее и ближе. Сегодня. Немедленно! Прямо сейчас! Кристина убедила его ехать завтра. Зачем? Самой все взвесить? Придумать очередную отговорку? Или не хотела? Просто не хотела и не желала?
В душе клокотала горечь.
- Убийца… - хрипло произнес он в голос, - зачем ей убийца, которого она будет стыдиться перед собственным сыном? Страшиться за каждый свой шаг, за каждую минуту своей жизни? Зачем?
Ответ пришел сам собою. Болезненным звоном раздался в голове. Незачем! В чем-то Жиль прав, конечно. Зря он на него орал и смотрел зверем. В целом, он неплохой, и дело говорит. Хоть и болтун изрядный, коих поискать. Возвращаться, красться в темноте, как преступник (а он и есть преступник), снова, как преданный пес заглядывать ей в глаза, ожидая очередной подачки, ответа? Умолять? Что она может сделать? Снова сочувственно посмотреть на него и… поцеловать на прощание? Самое большое, что она может в очередной раз ему дать? Услышать еще раз из ее уст, что он жалкое ничтожество, к которому она испытывает жалость и сочувствие? Жалость! Вот что, должно быть, это было. Увезти силой, запугать (это просто, это всегда хорошо получалось) – но что это даст? В будущем лишь слезы и горечь, стенания о том, что увел от мужа, обрек на страдания, не разглядел временного увлечения?
Неужели это свершилось, то, о чем он запрещал себе думать в самых потаенных уголках своего разума?
Почему они всегда предают? Люди… те, от кого меньше всего ждешь? Делают слабыми и беззащитными, а потом предают. Почему вера настолько призрачна и невозможна? Верить окружающим – с самого детства это было невыносимо тяжело и мучительно больно.
Он совершил ошибку, что потянулся за той соломинкой¸ которую протягивала ему Кристина. Значит, нужно просто вычеркнуть ее, забыть!
Забыть было невозможно. Даже одна мысль о жизни без нее вызывала бурю протеста и гнева. Но что же делать, когда все в очередной раз в его жизни рухнуло? Уж лучше, в таком случае (знай он все наперед) было бы получить пулю от Легарда, да и дело с концом…

Дверь тоскливо скрипнула, он от неожиданности вздрогнул и обернулся. На пороге стоял довольный Надье, держа в руках какой-то бумажный куль, и щурил маленькие глазки.
- О! – Протянул он, - как хорошо, что ты жив - здоров, а-то я малость переживал за тебя. Ничего-ничего! А я тут вот, кой-чего сообразил. А-то ну… есть же охота.
На этот раз «сообразительность» Надье оказалась очень кстати. Несмотря на скверное настроение, есть очень хотелось. Слава богу, трапеза проходила в молчании. Жиль мурлыкал как кот, потягивал из стакана уже добытое им где-то вино (для него оно, видимо, оказалось очень кстати), и громко чавкал, крошил куском хлеба на стол, беспардонно смахивал крошки на пол.
- Надумал что? – Наконец не выдержал Надье долгого молчания, замечая внешнее непривычное спокойствие хозяина дома, словно ничего и не происходило вовсе.
Эрик отряхнул руки, и откинулся на спинку стула.
- Да. – Коротко ответил он и забарабанил пальцами по столешнице. В голосе зазвучала какая-то едва различимая неуверенность.
- Ну? – Нетерпеливо вымолвил Надье и аж весь подобрался.
- Я уезжаю.
Жиль уже открыл рот, готовый осыпать его новыми вопросами. Но Эрик того опередил, и сам первый ответил:
- Один! И куда, тебе – не скажу. Но тут уж вряд ли останусь… да больше и незачем.

-

Кристина лежала на софе, и читала книгу, лениво перелистывая станицы. Содержание книги мало заботила ее разум, но если она не будет отвлекаться, время будет тянуться еще дольше, чем ей оно кажется сейчас. В груди неприятно ныло. Ужасная пытка – делать вид, будто бы ничего не произошло, когда за твоими плечами рухнул весь мир, когда хочется зайтись долгим и горьким плачем, когда вообще не хочется жить (ей, конечно, может и не хочется, а новая еще только зародившаяся внутри нее жизнь ответить не могла, и верно, жить ей очень даже хотелось - это заставляло дышать дальше). На часах было без четверти шесть.
Но на пороге появилась невеселая Мари, на лице ее читалась усталость. Она несколько секунд мялась, потом, извинившись, заговорила:
- Простите мадам, я знаю, что не стоит мне вас отвлекать сейчас, но, вы… рассказали господину?
- О чем? – не поняла Кристина, и в глазах ее промелькнула искра испуга.
Девушка горестно вздохнула: - Ну, о том, в чем я вам призналась, – тихо сказала она. - Обо мне.
Кристина покачала головой.
- Нет, Мари. Пока нет.
- Госпожа, но скоро я уже не смогу ничего скрыть. Время движется очень быстро.
- Я знаю Мари, оно движется слишком быстро в подобных ситуациях. И играет против нас. – С какой-то неподдельной горечью вымолвила женщина.
Мари переступала с ноги на ногу.
- Мари, я очень скоро ему все объясню. Нужно только немного подождать. И тогда, обещаю тебе, клянусь, граф ни слова не скажет против твоего положения, не откажет тебе в работе. Я обещаю…
- Ах, не обещайте, мадам.
- Если ты не будешь меня торопить и дашь мне время, так оно и будет. Будь уверена!
- Ну раз вы так говорите… - Мари смолкла.
За спиной послышались шаги. Рауль вернулся, - догадалась Кристина.
Мари присела перед хозяйкой и хозяином, мельком глянула на графа, и чуть ли не бегом покинула комнату. Оставив хозяев наедине друг с другом. А Кристина нервно закашлялась.

***

Графиня закрыла малоинтересную скучную книгу и приветливо улыбнулась мужу. Рауль кисло посмотрел на прошмыгнувшую перед носом Мари, и снова обратил свой взгляд к Кристине:
- Что происходит с твоей горничной последнее время? Она чернее тучи. Странно.
На сердце у Кристины сделалось неспокойно.
- Ничего особенного Рауль…
- Ничего особенного? Я бы на твоем месте у нее поинтересовался, что могло стрястись. Мало ли. И вообще, на прислугу совсем не стало управы. Работу свою делает дурно. От рук отбилась. – Неожиданно разворчался граф де Шаньи, на что графиня несколько опешила, даже растерялась.
- Рауль, умоляю, ну о чем ты. Пустяки. Ну мы же женщины. Понимаешь? С нами всякое случается. Вам мужчинам этого не понять.
Тон супруги был настолько убедителен, что граф, кажется, и впрямь поверил, смягчился, сменив гнев на милость (это все усталость сказывается). Даже порозовел. От смущения, наверное. Видимо прикинул, что мужчины с женщинами и, правда, отличаются по многим пунктам. А уж душевной организацией и подавно!
- Так как твои дела, Рауль? – Поспешила перевести тему Кристина, готовясь к непростой игре. План-то у нее в голове уже давно созрел, да вот как его претворить в жизнь, да и надо ли?
- Вполне.
Кристина снова улыбнулась.
- Как хорошо, что ты успел к ужину! Я ждала тебя, мы можем поужинать вместе!
- Да! - Воодушевленно подхватил граф.
- Вот и замечательно! – Вставая, сказала Кристина. – Я потороплю слуг, чтобы они накрыли ужин. Я специально просила до твоего приезда не накрывать.
- Я вижу, ты в отличном расположении духа, Кристина! – Сказал ей в след супруг.
Графиня остановилась, украдкой глянула на мужа.
- Да. Я пытаюсь. – Что было совершенно правдой. Разве что, смысл за собою имело совершенно иной, нежели имел в виду Рауль.
- Наверное, так и должно быть. Кристина, ты удивительная! В тебе столько сил.
- Рауль, но мы же не можем всю жизнь оплакивать потерю… у нас есть сын. И мы друг у друга… - Картинно разведя руками, наставнически выдохнула женщина.

Ужин проходил в весьма благодушной обстановке. Кристина ела мало, но вела себя неожиданно бодро, загадочно улыбалась. Она попросила подать к ужину одно из лучших вин. Рауль сначала хмуро исподлобья глянул на бутылку.
- Я взяла на себя смелость сама выбрать вино к ужину. Ты не против? – Спросила она, и жестом приказала прислуге наполнить бокалы. – Ты не оценишь моих стараний? Мне бы было весьма важно твое мнение – получилось ли у меня или нет?
Рауль заметно покраснел, глаза засветились. Отказать супруге? Похоже, она очень старается. Даже если бы старания и не увенчались успехом, сказать об этом он ей, явно, будет не в силах. Кристина снова взялась за домашний быт. Прекрасно! Она, конечно же, права, нельзя вечно пребывать в тоске.
К вину сама Кристина почти не притронулась, она лишь пригубила немного темно-бордовой жидкости, зато графу ее выбор пришелся по вкусу, и он сразу же отметил успех своей супруги в этом деле. Она всегда была отменной хозяйкой!
Его супруга при словах похвалы просияла, и одобрительно посмотрела на Рауля, когда тот налил себе второй бокал.
Уже после первого бокала Рауль заметно расслабился и захмелел. Стал без умолку говорить, задавать какие-то вопросы. Кристина хоть и невпопад, но отвечала.
- Я так рад видеть, что у тебя отличное настроение, Кристина! – Добродушно сказал он, поглаживая ее руку.
Кристина, на удивление, не отдернула ее, как это делала раньше, а покорно оставила держать руку под его ладонью. Лишь на сердце сейчас было тревожно и неуютно.
- …И мне нравится, когда ты такая!
- Какая? – Понизив голос, кокетничая, спросила она.
- Радостная. Улыбаешься. Ты такая красивая…
Кристина смиренно опустила глаза. А стоит ли вообще продолжать? Роль примерной и влюбленной супруги давалась ей с трудом. Она постоянно, произнося имя мужа, опасалась, что назовет имя другого, что оступится и не достаточно убедительно сыграет свою роль, что у нее не получится сделать все так, как она задумала, что в последнюю секунду она не сможет и отступит.

После ужина Кристина прошла в другую комнату, села на диван перед камином. Рауль, налив еще бокал вина, присел рядом с ней. В другой бы ситуации Кристина осудила этот бокал, но сейчас он должен был наоборот лишь сыграть в ее пользу. Кристина пододвинулась поближе к мужу, и положила голову ему на плечо.
Она была сегодня странная, та, которую он стал уже забывать. Наверное, хочет отвлечь его от дурных мыслей. Ну разве она не прелесть? Она невероятная женщина! Рауль смотрел в глаза жены, пытаясь угадать о чем она сейчас думает.
- Что такое? Почему ты так смотришь на меня? – Голос Кристины дрогнул. А если догадается?
- Просто так, - спокойно ответил граф, и умиротворенно покачал головой.
Нет, не должен!
Кристине вспомнилось детство. Все это так напоминало ей картины из ее прошлого, когда они с Раулем были друзьями, играли и рассказывали друг другу сказки. Но сейчас это было крайне некстати. У нее не было времени предаваться воспоминаниям. Однако, к ее удивлению и Рауль вспомнил их детские годы, завел об этом разговор.
Они провели так около часа, после чего пробило десять, и Кристина засуетилась, поспешила подняться на ноги.
- Думаю, мне пора. Я отняла у тебя целый вечер. Ты, должно быть, устал, а я тебе только мешаю, навязываю свою компанию.
- Ну что ты, не говори так, - он посмотрел на часы, - ты подарила мне замечательный вечер, милая! Я провожу тебя?
- Разумеется. – Не воспротивилась она. Неужели, удача? Однако в глубине души сделалось противно.
Они не спеша поднялись по лестнице. Кристина держала супруга под руку. Не разжала она рук и тогда, когда они остановились у дверей ее спальни. Передернув хрупкими плечами, Кристина подалась вперед всем телом, глядя на него расширенными зрачками. Ему отчего-то показалось, что Кристина замерзла. Он обнял ее за плечи, наклонился, и поцеловал ее в щеку. В глазах Кристины мелькнуло какое-то странное неподдельное удивление. Рауль уловил его, и словно прочитав ее мысли, поцеловал в губы.
- Спасибо за вечер!
Глаза Кристины блестели неживым блеском. В груди что-то тревожно ныло.
- Может быть, он еще не закончен!?
Раулю показалось, что выпитое ранее вино дурманящим приторным хмелем растеклось по телу. Лицо его дернулось, он качнулся, рассеянно улыбнулся ей в ответ, словно желая удостовериться – серьезно ли она. И сам повернул ручку двери ее спальни…

Только у Кристины не трепетало сердце, не бежала горячим опьяняющим бальзамом страсть в жилах. Когда-то она испытывала к нему живые яркие чувства, сама не зная, что они значат. Вот только, похоже, с момента самого дня их свадьбы не принимала в нем супруга, коим он теперь являлся. Ошиблась она в чувствах! Она скучала по нему, ей не хватало его заботы, его теплоты, но она никогда не желала его как мужчину. Она дорожила им как… другом. А Рауля всегда удивляла сдержанность супруги, ее глаза никогда не застилала пелена безумства, как у других женщин в порыве страсти, лишь смущение румянцем заставляло пылать ее щеки.

--

Кристина проснулась рано. За окном серел рассвет. Спать больше не хотелось. Было мучительно тоскливо и гадостно от самой себя - чувство тошнотворности подступало к горлу. Она приподнялась на локте. Граф мирно спал. Ей еще предстояло сыграть роль послушной и нежной жены, чтобы у ее супруга не осталось ни капли сомнения.
Дыхание ее замедлилось, сердце стало стучать тише. Кристина не сводила взгляда с мужа. Странный, будто бы чужой голос, внезапно возникший где-то по левую сторону груди, разлился по телу, отчетливо простучал в висках: стоит только аккуратно накрыть мирно дышащего графа подушкой и все будет кончено. Соблазн был очень велик. Ровно бившееся сердце вмиг заколотилось с бешенной скоростью. Глаза быстро забегали по кровати в поисках нужного предмета. И тут она себя одернула, ужаснулась собственным мыслям, зло вытерла слезы.
Снова посмотрела на мужа, вспомнила об Эрике – и испытала чудовищную ненависть к обоим. Недвижимо пролежала еще пару часов, пытаясь разгадать свои истинные чувства на данный момент.

Графиня нарочно открыла глаза (сделав вид, что только что проснулась), когда ее супруг был уже собран и готовился уходить. Граф энергично прошелся из одного угла комнаты в другой, присел на краешек кровати. Румяное лицо светилось какой-то невероятной, потухшей доселе радостью.
- Хорошо, что ты проснулась. Ты не голодна? Я так очень даже! И иду завтракать.
- Мне нужно привести себя в порядок. – Лениво проговорила женщина. - Не жди меня. Спускайся к завтраку.
- Ну как скажешь… После завтрака мне нужно уехать по делам. Приеду вечером. – Кристина одобрительно кивнула. Супруг взял ее руку, поднес к губам, поцеловал, и резво вскочив на ноги, понесся прочь. Видимо, не жди его дела, он бы так и провел все утро в праздных беседах вместе с неожиданно воссылающей страстью супругой.
Теперь ей стало легче - Рауль наконец-то покинул ее комнату.

--

Учтивый и распаленный страстью граф не спускал теперь с жены взгляда. То бросит на нее многозначительный взор, то на ушко шепнет о ее красоте, то слова любви, то примется целовать руки, то начнет выхаживать перед ней петухом.
Кристине было забавно и совестливо до грусти это наблюдать. И с этим чувством ничего она не могла поделать. Ну уж все предугадываемо было.

Вот только когда однажды вечером, в очередной раз провожая ее до дверей спальни, не отпустил ее руки, и притянул жену к себе, прижав к своей груди, в Кристине вскинулся страх. Пришлось справляться с паникой, и выбираться из собою же расставленных сетей.
Да, наверное, ей стоило этого ожидать – оставшись в ее спальне однажды, он наверняка рассчитывал оставаться в ней и дальше… И это вполне разумно! Было бы глупо рассчитывать, что Рауль примет случившееся, как единичную «подачку», которую Кристина избрала во имя спасения – ему-то об этом неведомо!
Ей нужно потянуть время совсем немного. Когда она скажет супругу о беременности, ради ее безопасности, он сам перестанет докучать ей.

--

Кристина долго не решалась сообщить мужу, долго выбирала момент, и, наконец, собралась с силами за ужином. В конце концов, радовало одно – граф был сегодня в расслабленном настроении, погружен в свои мысли, видно думал о чем-то, строил какие-то планы. Она без особого аппетита смотрела то в тарелку, то на супруга, и, наконец, произнесла:
- Рауль, я бы хотела тебе кое о чем сказать. О ребенке, которого я жду. – Скороговоркой проговорила она, и опустила глаза. Признаваться оказалось в сотни раз тяжелее, чем в первый раз. Еще бы, в первый-то раз ей страшиться было нечего, чай, перед родным отцом своего дитя ответ держала!
- Что? – Граф явно не ожидал такой новости, тем более за ужином, и от внезапности обронил вилку. – Кристина, что ты сказала?
- У нас будет ребенок. – Стараясь снизить напряжение в голосе, повторила Кристина. Лживый ответ дался ей с трудом.
- Ты уверена? – Не скрывая улыбку, спросил граф.
- Да. Почти.
- Я завтра же попрошу доктора Дусэ навестить тебя!
- Не надо! В этом нет необходимости! Я уже говорила с доктором. – Растерялась она, не зная, что еще ответить. И вымолвила первую же пришедшую на ум ложь.
Рауль не понял: - Доктор приезжал?
- Нет. – Кусая губы, сию секунду же ответила Кристина. – Это было в городе.
- Ты что, ездила в город? - Захлопал ресницами молодой граф и как-то стушевался, - одна?
- Нет с… мадам Жири. То есть, я попросила ее мне помочь.
- Но Кристина, почему ты не захотела, чтобы тебя осмотрел наш семейный доктор, если в этом была необходимость и у тебя были жалобы на здоровье?
Кристина смущенно пожала плечами. Почему, почему? Известно почему. Только сейчас этого не скажешь.
- Жалоб не было. И я не хотела суматохи. Это хороший доктор. Мадам Жири его знает, Рауль. Прошу, не упрекай меня в этом. Я лишь хотела, как лучше.
- Я не упрекаю, что ты, милая… - смягчился он. – Так значит, ты уверена и это правда? Ошибки быть не может? Я лишь хочу знать точно.
- Нет, ошибки быть не может.
- Что сказал доктор? Твое здоровье…
- Я совершенно здорова. За исключением того, что жду ребенка. – Щеки будущей матери покрылись багровыми пятнами.
- Дорогая! Это чудесно!

--

Дальнейшая жизнь Кристины потекла уныло и пасмурно. Она смотрела на свой уже ясно обозначающийся живот, и боялась, а что, если в один прекрасный момент откроется вся правда? Что тогда?
Поведала потом и о несчастной Мари, Рауль хоть и пребывал в священной эйфории, сначала нахмурился, долго возмущался, что у служанок дурные манеры, но Кристина быстро его задобрила, приласкалась, придумала какую-то жалостливую историю. Мол, девчонка всех тонкостей человеческих отношений не знает, ее ли в этом вина, а жених ее сгинул где-то, ну что теперь, не бросать же беднягу с ребенком, да и потом Мари окажет неоценимую помощь им, у самой ребеночек родится, и с их малюткой будущим поможет. И няньки не нужны. Да и грех, губить две души, чем Мари и ее ребенок виноваты, если так вышло?
Рауль похмурился, похмурился, подвигал бровями, повздыхал, но когда Кристина в пятый раз помянула не рожденного еще малыша, видно не выдержал, ясным взором окинул жену с ног до головы, улыбнулся (видать, представил что-то потаенное – никак, заключено сейчас было в Кристине великое чудо), да и согласился.
Мари долго причитала, все норовила после на колени перед хозяйкой упасть – Кристина не разрешала, останавливала, говорила, мол, полно, так оно и должно быть! Не за что ее благодарить. Когда Мари про хозяйку узнала, и того пуще растрогалась – дескать, это бог ее наградил за доброту и большое сердце, второго ребеночка ей дал! Они с графом давно мечтали. Кристина лишь невесело улыбалась и качала головой. А что еще ей было делать…

И после Кристина будто смирилась, приняв свою жизнь такой, какая она есть и… будет. Ее муж именно тот, кого она выбрала, именно за него она вышла замуж, и обещала разделить и печаль, и радость… и ничего теперь не поделать. Рауль, судя по всему, и, правда, искренне любил ее, если за все это время ни на секунду не усомнился в ней. Он, по причине природного характера, не в силах был противостоять своей семье и всему обществу, чтобы оградить супругу от нападок и недовольств, он не замечал ее страданий и мучений, так как она умело их скрывала. Он не заметил и того, что в жизни ее спонтанно и неожиданно появился другой мужчина, который преобразил ее, чувства к которому поднялись из ее глубины так нежданно. Чувства, которые жили, видимо, с самого первого момента их встречи, как он появился в ее жизни, но которых она боялась и стыдилась. Теперь все было кончено, а в ее чреве рос плод их грешной любви и ее измены… того, о чем она, наверное, никогда не сможет забыть, всякий раз, как будет брать на руки его ребенка, когда всякий раз будет слышать его голос, видеть его глаза… она будет вспоминать о его отце, и немо сожалеть о несбывшемся и невозможном.
Если бы однажды она смогла противостоять его воле, нашла в себе силы различить средь тугого клубка чувств любовь, смогла открыто показать ему ее, и не совершить самую страшную и самую первую ошибку - все было бы, наверное, иначе.
А теперь ее судьба рядом с Раулем, и это ее наказание. Но, того наказания не заслужил Рауль. Он добрый и искренний человек. И именно поэтому он никогда ни о чем не узнает. Не узнает о ее слезах глубокой ночью, о ее сожалениях, и о ее любви к другому…

Вечерами она заставляла себя спускаться в гостиную или библиотеку, ластилась к мужу, будто бы сама себя приучала к той роли, которую исполнять ей до конца дней своих. Пыталась принять это. Ничего не поделаешь. Иной раз такая тоска за сердце брала, что аж пот холодный пробирал. Но надо было и это терпеть. Правда, за всякой суетой в преддверии рождения ребенка, отвлекала себя Кристина от этих дурных мыслей. Когда и вовсе силы кончались, прислушивалась к себе, ловила каждое ощущение, заговаривала с еще не рожденным младенцем – и как-то легчало.
- Какая ты у меня хорошая! – Глядя на Кристину иной раз, начинал Рауль (а начинал он это аккурат по несколько раз на дню, Кристина краснела, просила его прекратить, объясняя, что она смущается). – Быстрее бы уже, сил нет ждать. Хочу взглянуть на сына.
- Почему на сына? – Удивилась Кристина, и сложила на коленях руки с маленькой детской одеждой. Пальцы ее мелко затряслись. Спрятала их в ткани.
- Кристина, ну как же, это должен быть мальчик, - мечтательно начал граф, - и это будет мальчик, - и горделиво вздохнул, предвкушая именно еще одного наследника. – Я знаю, ты мечтаешь о дочке. Я тоже, конечно же, тоже. Но Кристина, если у нас родится сын, у нас потом обязательно будет и девочка, обещаю тебе! Крошечная, замечательная девочка, похожая на тебя…
Кристина ответила лишь нервным смешком, не зная, что сказать мужу. Он думал, что успокаивает ее, а на самом деле, прошелся раскаленным металлом по открытой ране…
- Однако, как странно устроена жизнь, - произнес Рауль, касаясь губами лба супруги. – Один человек уходит, а другой появляется на этот свет… Филиппа нет, но скоро у нас родится ребенок. Новая жизнь, это же замечательно. Новый член семьи де Шаньи… если это будет мальчик, - он осторожно взглянул в сторону жены, опасаясь, что снова затронул болезненную для нее тему (уж очень она хотела девочку, ну а что, он виноват, что с прежней силой желает еще одного наследника?) - назовем его Филиппом?
- Рауль, - Кристина подняла грустные глаза на мужа, - пожалуйста, давай не будем называть его, если это будет мальчик, именем твоего брата. Умоляю! Давать новорожденному имена недавно умерших, не очень хорошая примета.
Рауль помрачнел, но согласился с Кристиной. Ему это тоже показалось не совсем правильным. Раньше он об этом даже не задумывался. Но Кристина – рассудительная женщина – была права!
- Ну хорошо, а как ты предлагаешь назвать его? У тебя есть варианты?
Кристина пожала плечами и едва заметно улыбнулась.
- Если родится мальчик… - Кристина едва заметно побледнела, - Эрик. Давай назовем его Эриком?
- Эрик? – Хмыкнул Рауль и нахмурился. – Что за странное имя? Как оно пришло к тебе в голову?
Кристина испытующе смотрела на супруга, не зная, что ответить.
- Ты против?
- Не знаю. Мне не нравится это имя. Оно… оно очень странное. Холодное какое-то. Странные чувства вызывает. Не могу понять.
- Странно. – Пожалела о сказанном Кристина. – Ну, а что ты думаешь, если Эрик-Густав? – Попыталась она как-то оправдаться, чтобы увести Рауля от нехороших размышлений.
- Эрик-Густав? Это что, полное имя твоего отца?
- Да, - моментально согласилась Кристина, цепляясь за невидимую ниточку удачи.
- Я не знал этого. Ну хорошо, если ты хочешь, – Рауль поцеловал ее в побледневшую щеку. – Если родится мальчик, давай назовем его, как твоего отца. Я ничего не имею против.

Рауль сильно изменился со времен, когда она ждала их первенца. Иногда Кристина сама удивлялась тому, что происходило. На удивление он стал намного мягче и снисходительнее – давления со стороны семьи больше не было, и Раулю, кажется, было даже как-то проще. Радовался ребенку, будто сам был дитя.

А Кристина теперь, наконец-то могла дышать полной грудью. К определенному сроку она перестала носить корсет, и в какой-то мере была удовлетворена. Она никогда не чувствовала себя в нем комфортно. Теперь она ощущала себя куда лучше.
Разве что она постоянно держала себя и свои нервы будто в тисках, не позволяя думать о том, что может сломать ее. Иногда, рано утром она просыпалась от того, что слезы подкатывали к горлу. И она плакала. Рыдала в подушку, коря себя за слабость.
А иногда, ложась спать, лежа в большой холодной кровати, ее сердце сжималось, и она ощущала себя столь одиноко, как никогда. Ей так хотелось, чтобы он был рядом, обнимал, даря тепло, шептал слова любви… и тоже думал об их ребенке.

--

Шарль расставлял игрушечных солдатиков вместе с отцом, они увлеченно о чем-то говорили, Рауль упоенно объяснял ему что-то, переставляя фигурки с одного места на другое, Шарль кивал ему светловолосой головой, деловито поправляя челку, падающую на глаза.
Кристина, не отрываясь, смотрела на сына, и улыбалась. Шарль рос точной копией отца. Интересно, похожим на кого родиться этот ребенок? Эта мысль тупой болью отразилась где-то в самом низу живота, ребенок шевельнулся, будто почувствовав мысли о нем. Графиня внезапно отвлеклась от тягостных дум, и до ее слуха донесся обрывок разговора Рауля и сына:
- Сказку? – Переспросил граф.
- Да! – Восторженно подтвердил мальчик, поднимаясь с пола на ноги. – Расскажи мне сказку про Ангела.

Кристина заметила, как изменился в лице граф, и тот час же переступила порог комнаты, еще сама не зная, что ей делать.
- Шарль… - Окликнула она сына. Тот обернулся на мать, в светло-голубых глазах отразилось искреннее непонимание и удивление. Кристина осуждающе качнула головой. Он заметил неподдельную нервозность и беспокойство матери, и вдруг сник, будто почувствовав за собою вину. Кристина долго не могла подобрать нужных слов. – Шарль, по-моему, половина твоей армии забыта тобою в саду. Ты ведь не хочешь, чтобы их выбросила прислуга?
Мальчик посмотрел на несколько озадаченного отца, потом на мать, спавшую с лица, и выбежал из комнаты.
- Ангелы, Кристина? – Нахмурившись спросил супруг, поднимаясь на ноги, случайно задев армию расставленных солдатиков. Те, как элементы карточного домика повалились в разные стороны. – Ты рассказывала ему сказки про Ангела? – Еще раз уточнил граф. - Не музыки ли?
Кристина заметно занервничала, картинно схватилась за живот.
- Да, рассказывала. Но это было очень давно и всего один раз… - солгала она. - Что в этом такого? Это всего лишь сказка про ангела.
- Это не всего лишь сказка про ангела, Кристина! – Неприязненно ответил граф. - Разница в том, что это давно никакая не сказка, и никакой не ангел. Это призрак. Прошлого. Нашего с тобой прошлого. Ужасного прошлого.
- Рауль… я не рассказывала ему про _этого_ ангела. – Снова солгала она.
- Кристина! – Он протянул к ней руки, и аккуратно привлек ее к своей груди. – Прошу, пообещай мне, что больше никогда и ничего подобного не будешь рассказывать Шарлю и нашему ребенку, который скоро родится.
Кристина подняла полные вины глаза на мужа и надула губы.
- Конечно, если ты ему уже что-нибудь не рассказываешь…
- Ничего я ему не рассказываю. – Будущая мать выглядела обиженной, отвернулась, сложив руки на животе, и сосредоточенно засопела.
- Поверь, я не хотел обидеть тебя. Прости. Просто… так не должно быть. – Он погладил ее по плечам, и снова обнял. – Неужели, ты все еще о нем вспоминаешь, Кристина? – Рауль выглядел ошеломленным. - Столько лет прошло. Давно мы не вспоминали о нем. – С долей досады произнес Рауль, лишь крепче прижимая жену к себе, будто вспомнив все случившееся несколько лет назад, и вообразив, что Кристина - его жена, которая им так любима, которая подарила ему наследника, и сейчас готовится подарить еще одного, могла принадлежать не ему, а совершенно другому мужчине, который своими злодеяниями совершенно не достоин ее, который так отчаянно пытался отнять ее у него, завладеть ее сердцем. И слава богу, что это у него не вышло! Одному дьяволу теперь известно, куда сгинул этот человек! Останься он где-то поблизости, он наверняка бы сделал Кристину несчастной, погубил бы!
- Я?!.. - Кристина горько усмехнулась про себя.
Да, давно… Рауль все это время был так уверен, что тень Призрака оперы и ее учителя больше никогда не коснется их семьи, не восстанет в их мыслях и воспоминаниях, что она искренне забыла все происшедшее, и счастлива в браке с ним, что даже подумать не мог ничего подобного. Интересно, что он думал все это время? Что Призрак исчез, умер, растворился в воздухе, что ни его образ, ни память о нем больше никогда не коснется их семьи? Почему он все это время был так спокоен и уверен в этом? Наверное, потому что и, правда, полагал, что Призрака больше нет в живых, а его супруга все забыла, как страшный сон, и живет лишь настоящим. А что если прямо сейчас взять, и сказать Раулю, что он жив, что он рядом, что в один прекрасный миг судьба свела их снова, все это время этот человек был не только в ее мыслях, но и рядом с ней? Что если сказать, что она бесстыдно столько времени искала с ним встречи, ждала свиданий, делила с ним постель, став неверной женой, что чувства ее не угасли, а лишь усилились с течением времени. Что оказывается, истинная любовь ее была обращена к другому мужчине, к нему, к Призраку, и что ребенок, которого она носит сейчас под сердцем именно его, того человека, о котором Рауль столь неохотно говорил, а не Рауля, как наивно полагает граф? Насколько долго у нее хватит сил все это скрывать и притворяться?

***

В начале апреля погода стояла пасмурная. Весна была неласковой. Дожди не прекращались несколько недель, а холод стоял поистине декабрьский.
Странно вела себя природа.
У Кристины ныла утроба. До появления ребенка оставалось почти целых четыре месяца, а каждое утро она просыпалась с чувствами, что он вот-вот родится.
Мари, правда, несмотря на то, что ей оставалось куда меньше, чувствовала себя намного лучше. Резво носилась из стороны в сторону, лихо бегала по ступенькам, то чай хозяйке принесет, то обед, то умыться приготовит, поможет переодеться, причесаться (благодарности ее не было предела, словно специально стремилась быть поближе к Кристине, и самой легче было, и хозяйка вроде веселела, когда ее видела). И ни разу не поморщится, не согнется под болезненным гнетом.
О невзгодах Кристина старалась не думать. Даже страх, появившийся, когда Рауль собирался сообщить сумасшедшей матери о том, что его супруга скоро подарит ему еще одного наследника, оказался напрасным. Старуха приняла это безропотно, может, не поняла или не захотела понять, может, не услышала, или рассудок ее занимало совсем другое – кто знает. Но Кристине стало легче. Рауль больше не настаивал, чтобы она ездила с ним к матушке.

Хоть и росла в ней теперь новая жизнь, которая приходилась графу никем, Кристина пыталась воскресить в себе прежние чувства к мужу. Прежних чувств воскресить не получилось, а вот вновь ощутить дружескую (как в детские годы) связь, удалось. Видно, положение ее брало верх. Как не пыталась Кристина сохранять стойкость духа, все равно оказывалась она слабее своей природной сути. Нуждалась она в твердом мужском плече, заботе и помощи. И никто не мог дать ей все это лучше, чем отец ребенка. Ну уж, коли настоящий отец был далеко, и на любую мысль о нем будущая мать поставила себе запрет, приходилось возлагать все это не на отца вовсе (хоть он об этом и не знал, и в целом был весьма счастлив). Ну а собственно, потому, Кристина убедила себя в том, что смертельного греха на ней нет...
Вот только последние недели уж очень сильная тоска ее брала. Рауль много ездил, сначала уезжал в Лион – там тоже остались какие-то дела, потом пропадал целыми днями в городе. И как-то непривычно отяжелело беспокойством Кристинино сердце, когда супруг не навестил ее два вечера подряд. Ездил в поместье покойного брата, провел там две недели. С дороги, когда вернулся, вяло помахал супруге со двора – Кристина, укрывшись шерстяной шалью, сидела на балконе, занималась приготовлением очередных чепцов и распашонок малютке – завидела мужа, резво вскочить на ноги не смогла, но улыбнулась, вскинула руку, приветственно махнула.
Отдохнув с дороги, Рауль навестил жену в ее спальне, осведомился, как та себя чувствует, как ребенок, не приключилось ли чего в его отсутствие, и как-то вяло заметил, что уж больно время долго тянется. Кристина успокоила его, что все хорошо. Плод хоть и страшно беспокойный, и постоянно одолевает ее – но это все совершенно нормально, хлопоты по большому счету, как и для любой будущей матери, приятные, и в целом все в порядке.

А после Кристина его почти и не видела. К обеду и ужину она не спускалась, голова кружилась. Ела у себя. Спросила у горничной - как хозяин, та ответила, что отдыхает.
Ночь Кристина провела в тревогах – странное поведение Рауля. Вроде, ни на шаг от себя все это время не отпускал, все о ребенке твердил, неподдельно был рад (пусть и ложь, а ведь ему истинная радость), а тут так резко отстранился, навестить не приходит, к ужину не спускается. А что, если что-то подозревает или узнал? Но откуда и как – Кристина предположить не могла. Зато на душе от этого спокойнее не становилось. Разве что еще сильнее разыгрывалась буря.
Днем последующего дня графиня не вытерпела, сама навестила супруга – надо же все-таки узнать, в чем причина, если что-то заподозрил, скорее всего, быстро выдаст себя. Открыла дверь, зашла. Граф, уныло склонив голову, сидел в кресле, и, похоже, дремал. Кристина подошла ближе, остановилась рядом, раздумывая – будить ли или не стóит. Но Рауль уже и сам пробудился, видимо, отозвавшись на шаги, и огляделся, увидел Кристину, потер глаза, прогоняя сон.
- Я пришла тебя навестить. – Несмело объяснилась Кристина. – Ты совсем обо мне позабыл. Что-то случилось?
- Как можно, Кристина! Нет! Как ты себя чувствуешь? Что-то не так?
- Нет, нет, со мною все хорошо. А вот ты… я не знаю, что и думать, да и выглядишь не очень хорошо. И вниз почти не спускаешься. Не отдохнул с дороги? Я волнуюсь.
- Не надо волноваться, Кристина!
Рауль повел плечом. Супруга подошла к нему ближе, коснулась лица.
- Да ты весь горишь! - У Кристины задрожали губы. – Ты болен?
- Ерунда! – Он взял ее за руки. Отвел ее ладони от своего лица. – Это просто поездка меня вымотала. Пара дней отдыха, и все образуется. Что-то плохо спал.
- Но… - было, хотела возразить Кристина.
- Кристина, - прервал ее граф, не дав договорить. – Милая, тебе сейчас ни к чему волнение. Не стоит тревожиться из-за такой ерунды.
- Но это не ерунда, ты так много работал последнее время, все это и так вымотало тебя. Надо послать за врачом! – Кристина необыкновенно резво для своего положения развернулась.
- Не надо!
Она так и застыла, готовая уже нестись куда-то. Пополневшая грудь ходила вверх-вниз от частого дыхания.
- Не надо. – Повторил уже мягче граф, встал, нетвердой походкой подошел к ней, погладил ее плечи. – Ну что ты, в самом деле, нашла из-за чего беспокоиться. Из-за пустяков. Милая Кристина, ничего не произошло. Я уже послезавтра буду в полном здравии. С кем не бывает. А все эти недомогания просто ерунда, признаюсь, я уже давно на них не обращаю внимания. Хотя ты права, все эти дела меня так утомили. Никогда не понимал, как Филипп всем этим занимался. Ну да, он имел хватку, как говорила про него матушка. Это правда. – С грустью заметил он. - А меня это все утомляет. Больше обязанность, нежели радость. Хочется тишины.
- Но зачем тогда ты всем этим занимаешься? – Искренне удивилась молодая графиня.
- Я не могу их подвести. Матушку, Филиппа… ты понимаешь? Ну ничего, - успокоил ее Рауль, - еще немного. Осталось совсем немного, и все будет, как и прежде. Я разберусь со всем, съезжу еще по некоторым делам. Ненадолго, - уточнил он, видя, как супруга меняется в лице. - А потом вернусь, и мы будем вместе. У нас будет много времени, я не буду расставаться с тобою и с нашими детьми ни на секунду! У нас все будет, как и раньше. Слышишь?

Он проводил ее до дверей спальни, учтиво поцеловал руку и вернулся к себе. На сердце у Кристины почему-то не просветлело, как была тьма кромешная, так и осталась. Тревога болезненно шевелилась под сердцем. Что ее тревожило - стало понятно не сразу, потом.
- А хозяин к завтраку не спускался? – Очередным утром поинтересовалась Кристина.
- Нет, госпожа. Хозяин еще, кажется, даже не просыпался.
- Правда? – Кристина положила обратно на тарелку рогалик. – Странно.
- Госпожа, а как же завтрак?
- Чуть позже. Я схожу к нему. Помоги мне подняться…

Граф, похоже, и, правда, спал. На стук не отозвался. Кристина вопреки всему распахнула двери. В спальне было сумрачно, шторы были плотно задернуты.
- Рауль, не желаю завтракать в одиночестве! – С наигранной шутливостью начала она. – Сегодня такой чудесный день!
Потом улыбка ее спала, уголки губ поползли вниз. Она подошла к кровати, нагнулась над супругом. И сразу же встревожено отступила.
- У него, кажется, сильный жар, - дрогнувшим голосом сказала графиня. – Как можно скорее нужно послать за доктором!
Доктор приехал через несколько часов. Как всегда, с отвратительной учтивостью поприветствовал графиню (хоть он и был семейным врачом, Кристине всегда казалось, что и он тоже, как многие другие, видит в ней лишь простую акрисульку, которая вышла замуж за молодого виконта ради состояния), обвел ее взглядом, без труда заметив ее положение, удивленно поднял брови, но вида не подал. Странно, что семья де Шаньи умолчала весть о прибавлении в семействе. Ну раз умолчала, и не посветила в это даже доктора, что ж, значит на это были причины. К тому же, главным сейчас было совсем не это. Главным было то, что бледная лицом графиня, заламывая пальцы на руках, металась из стороны в сторону, рассказывая доктору о том, что граф не совсем здоров. Вернее даже, похоже, очень нездоров, сначала ей казалось, что это простое недомогание, но, похоже, все куда сложнее.
Доктор ее внимательно выслушал, попросил не беспокоиться, заикнулся, потом все-таки не сдержался, добавил, что в ее положении это очень вредно. И скрылся за дверями графской спальни.
Провел там где-то пол часа. Вышел к беременной графине с невеселыми вестями. Объяснился.
- Я не могу вас ничем обрадовать, мадам де Шаньи. Увы, состояние графа тяжелое. Очень похоже на пневмонию. Я сделаю все, что от меня будет зависеть. Прогноз может быть вполне радужным. Но хуже то, что граф несмотря на возраст, крайне изнеможен. Утомлен.
- Да. Он последнее время почти не отдыхал. Он пришел в себя?
- Да. Ненадолго. Но жар очень сильный. Он снова впал в забытье.
- Ну все же обойдется, правда? – Голос женщины жалобно дрогнул. - Это я виновата, надо было послать за вами раньше. Но он был против. Говорил, что ничего серьезного в этом нет. Ему все не хотелось, чтобы я беспокоилась. Как глупо!
- Действительно странно, что граф был в этом столь легкомысленным. Вы же сами знаете, что я никогда не скрывал, что у него слабое здоровье.
- Я не думаю, что это легкомыслие. Он буквально все время отдавал делам семьи, и совершенно не хотел тревожить меня, что бы там ни было. Полагаю, он счел, что это пустяки. Крайне не разумно!
- Не вините себя, мадам. Воспаление легких граф, скорее всего получил в одной из поездок. К тому же, в глубинках сейчас эпидемии. Где он бывал?
- Он ездил в поместье к Филиппу. Его брат занимался строительством. Может быть он общался с рабочими. Я не знаю, доктор! Пожалуйста, я надеюсь только на вас, у нас скоро будет ребенок, он должен поправиться!
- Именно поэтому, мадам, вам лучше сократить дистанцию.
- Нет, я не могу. Я должна быть рядом!
Несколько ночей подряд она провела подле супруга. Вопреки всему. Вопреки уговорам Мари и врача. Не могла ни есть, ни пить. Сидела в кресле, стоящем у его кровати – становилась свидетелем тягостного зрелища. И странные чувства в эти мгновения испытывала Кристина – во всем этом она чувствовала только свою вину. И становилось ей от этого еще горше...
Доктор часто навещал графа, мерил пульс, делал какие-то уколы, гремел склянками на прикроватном столике. Успокаивал молодую графиню. Не забывая о ее положении, предложил свою помощь, объяснив, что будет не лишним, если и она проявит заботу о здоровье своем и будущего ребенка. Но Кристина отказалась.
Граф иногда приходил в себя, сильный жар спадал, но потом снова поднимался, доктор объясняться с графиней медлил, явно чего-то ей не договаривал, поил больного какими-то микстурами, но облегчение наступало незначительное – граф кашлял, бредил.
- Кристина, - позвал ее он, неожиданно придя в себя в одну из ночей. – Какой кошмар! Что ты делаешь здесь, уже так поздно? Тебе нужно отдыхать…
Кристина посчитала, что это хороший знак, идет на поправку, сознание вернулось. Это не может не радовать.
- Рауль, я ведь просила, чтобы ты берег себя! – Укоризненно простонала Кристина. – Просила… ну ничего, все будет хорошо. Доктор сказал, что ты поправишься. Немного выбился из сил. Но это не страшно.
Как оказалось, напрасно…


***

Всю неделю не прекращались дожди. В день похорон с самого утра зарядил сильный дождь. Кристина взирала на картину, открывшуюся перед ее взглядом, и искренне отказывалась верить, что все это наяву. Как странно, почему она до сих пор не проснулась? Она больше не могла и не желала спать и видеть этот кошмар! Она сомкнула и снова разомкнула веки, тряхнула головой, но сон, как не странно, не уходил, не покидал ее. Он железной хваткой держал графиню в своих неласковых объятиях.
Обратно Кристина возвращалась с мадам Жири, та взялась сопровождать ее, ни в какую не соглашаясь оставить одну. В дороге Кристину укачало, несмотря на прохладную погоду, стало душно, она попросила остановить карету, когда проезжали парк. Не обращая внимания на моросящий дождик, вышла на улицу. Вместе с мадам Жири прошли по пустой аллее, остановились у мокрой лавки, Антуанетта помогла Кристине сесть. Вдовая графиня, сгорбившись и содрогаясь от рыданий, сидела под дождем, не заговаривая со своей спутницей, и кажется, отказывалась ее даже замечать. Антуанетта, не решаясь тревожить ее, просто смотрела на жалкую фигурку несчастной графини – девочки, которую она знала с детства, к которой относилась как к своей второй дочери. Какой жестокий рок – кто бы мог подумать! Ей бы не стоило приезжать на похороны в ее положении, но Кристина настояла, раскапризничалась буквально, как малый ребенок, заявила, что во чтобы то ни стало, поедет! Поехала.
- Кристина, пойдем. – Наконец не выдержала Антуанетта. - Нам пора. Дождь становится сильнее. Ты простудишься. Тебе нужно беречь себя, не забывай…
- Мадам Жири, оставьте меня… езжайте.
- Ты с ума сошла? Нет, сейчас я тебя не оставлю.
- За что? Он был молодой, и не заслужил этого! Разве это справедливо?
- Думаю, на это сможет дать ответ только господь.
- Я потеряла еще одного близкого человека. Хоть и была перед ним виновата, и была нечестна. Я всех делаю несчастными. Но я не думала, что все так закончится. Что ж, видимо, я получила по заслугам. Только, разве Рауль был виноват в моих ошибках? Видит бог, я не желала ему смерти. Даже тогда, когда мне пришлось лгать ему. Я лгала ради счастья своего ребенка. Я не хотела, чтобы он страдал.
- Но он уже страдает. Потому что его мама страдает. И Кристина… тебе нужно перестать убиваться. Пожалей малютку. Ты измучила его и себя своими терзаниями. Так нельзя. Я понимаю, тебе сейчас тяжело, но у тебя есть твои дети, и ты не имеешь права опускать руки.
- Да, вы правы. – Лицо Кристины блестело от слез и дождя.
- Кристина, я могу задать тебе вопрос?
- Да, мадам Жири, конечно.
- Скажи… теперь, когда твоей лжи пришел конец, и у тебя нет обязательств перед Раулем, ты бы приняла отца своего ребенка?
- Я? После всего, что было?
- А что было?
- Он бросил нас. А клялся в любви…
- Может быть, он снова не смог перенести того, что ты с другим? Поверь, это очень больно и сложно – делить того, кого ты любишь с кем-то еще. А вы столько времени жили именно так. Кристина, он тоже всего лишь человек. Хотя не удивлюсь, что вы оба настолько заврались, привыкли видеть определенную прелесть в своих страданиях, что и сами-то толком не можете понять своих чувств. Но во всей этой истории мне жалко того, кто совершенно ни в чем не виновен - невинного ребенка. Ваш ребенок-то ни в чем не виноват.
- Не знаю. – И помолчав несколько секунд, добавила: - Да, мне не хватает его. Сейчас – особенно. - Интересно, будь рядом с ней сейчас Эрик, что бы она сделала? Свернувшись в клубок, будто маленькая девочка, прижалась к нему, спрятав мокрое от слез лицо у него на груди, и позволила бы себе в таких родных сильных руках, всегда защищающих ее, стать слабой и побежденной – ощутила бы покой и умиротворение?
- Но я сейчас уже ничего не хочу. Хочу быть со своими детьми, больше мне ничего не нужно. Вам не кажется, что я слишком много пережила за последнее время?
- Но что ты чувствуешь? Ты любишь его? Когда любят – прощают.
Кристина закусила нижнюю губу, молчала, ничего не отвечая.
- Что ты собираешься делать, когда ребенок родится и подрастет? Ты расскажешь своим детям правду? О том, что у них разные отцы, о том, что отец одного покинул этот свет, а другого – жив? У них ведь одна мать, но разные отцы.
- Но они все равно родные! – Упрямо сообщила Кристина, словно не желая принимать слова мадам Жири.
- Я не отрицаю. Но правда есть правда. А если малыш родится похожим на отца?
- Это ничего не изменит. Каким бы он не родился, я буду его любить больше жизни. А правду… зачем им знать такую правду? У моих детей будет фамилия. Будет лучше, если они будут жить общим прошлым.
- Кристина! – Сокрушенно выдохнула мадам Жири и стерла с лица капли дождя. - Но ложь рано или поздно раскроется, да и к чему тебе до конца своих дней брать на душу такой грех? Подумай, сможешь ли ты лгать своим детям всю жизнь? Поверь, если твой ребенок унаследует характер отца, он возненавидит тебя за эту ложь. И если это произойдет тогда, когда он будет уже достаточно взрослым, вероятно, отправится на его поиски. Вот только не знаю, застанет ли к тому времени он его в живых и найдет ли вообще. Но если найдет, они оба будут страдать…

--

Кристина возвратилась в застывший в горе дом на закате. Опустилась в кресло в гостиной. Почему-то, слез, чтобы оплакивать мужа, у нее не было. Она просто сидела, глядя в пустоту. Все болело – и душа, и тело.
Теперь она осталась совершенно одна, без Эрика - она никогда, должно быть, его уже не увидит. Кристина про себя произнесла имя своего Ангела, чувствуя, что в груди не возникает ничего, кроме тупой боли. Ей казалось, она ненавидела его! Он оставил ее, совершенно одну. Он обещал, что всегда будет рядом! Она осталась без Рауля… Бедный, бедный Рауль! Однако может, так оно и лучше? Он так ничего и не узнал – ни обманов, ни предательств – он покинул этот свет счастливым. Это не плохо – это счастье!
Комната на мгновение озарилась светом, где-то далеко загрохотало. Началась гроза. Графиня недвижимо просидела до тех пор, пока к ней не подошел Шарль, тихо прокравшийся в комнату, и не обнял своими маленькими ручками настолько сильно, насколько смог. Кристина очнулась от забытья. Погладила сына по мягким волосам.
- Шарль, сынок! – Она крепко поцеловала его, боясь выпустить из своих объятий. – Тебе страшно?
- Нет. Мама, не плачь. – Мальчик с усердием принялся гладить ее по щекам, вытирая слезы. - Папа к нам больше не вернется?
- Нет Шарль.
- Почему? Почему от нас все уходят? – Искренне удивился мальчик.
- Нет милый, это не так. От нас не уходят. Уходят от меня…
Шарль испытующе смотрел на мать, не совсем понимая ее слова. Но расспрашивать дальше не решился. Дети переносят утрату куда проще, чем взрослые. Вот и Шарль сейчас был уверен, что отец просто уехал – он так часто рассказывал ему про путешествия. Видимо, сейчас он отправился в одно из них. Хотя мать сказала, что из тех путешествий не возвращаются.
- Но это не значит, что он тебя не любит, Шарль, - объяснила она, часто моргая, - он очень тебя любит, малыш. Очень! И я знаю, что он не хотел тебя оставлять. Но так получается. Мой папа тоже ушел, когда я была маленькой. Хотя его любовь ко мне была сильна, и он мечтал провести рядом со мною еще много-много часов, дней и лет… но господь распорядился иначе. Вот и твой папа тоже… Так должно было произойти. Мы не можем этого избежать, ты поймешь это позже. А если бы могли что-то изменить, он никогда тебя бы не оставил, клянусь. А теперь ты Шарль, - глядя в глаза сыну, сказала Кристина, - становишься у нас хозяином. Единственным мужчиной. Самым главным и любимым моим мужчиной. Слышишь? У меня теперь вся надежда на тебя. – Мальчик деловито засопел. - Ты ведь не дашь нас в обиду? Меня и твоего братика или сестричку? У нас больше никого нет кроме тебя. Я очень люблю тебя, Шарль! И хочу, чтобы ты это знал. Чтобы ни произошло, я буду всегда тебя любить…

***

Жиль приоткрыл один глаз. Что-то стучало. Снова закрыл, почесал макушку. Все еще стучало. Ну что ты будешь делать. Никак в дверь? И кому это в такую рань не спится? Зевнул, накинул верхнюю одежду, не торопясь подошел к двери. Стучали настойчиво, надо же, как кого-то прижало. Дернул дверную ручку и, открыв рот, часто заморгал. На пороге стояла женщина. Интересный поворот, - подумал Надье, моментально проснувшись.
- Вы Жиль Надье?
Хозяин дома невразумительно замычал, потер щетинистую щеку, и, наконец, положительно кивнул.
- Ну да, я! Он самый. А вы, позвольте узнать, что в такую рань делаете?
Надье тупо пялился на незваную гостью, которая, судя по всему, совершенно не была смущена укором за ранний визит. Где-то он ее уже видел, только вспомнить бы – где. Строгое черное платье с высоким воротничком, острый взгляд синих глаз из-под вуали, плотно сомкнутые бесстрастные губы. А не эта ли дама приезжала сюда несколько лет назад, аккурат тогда, когда нашел на свою голову Надье своего друга – Эрика?
Кажется она!.. Вот и смотрит так же оценивающе, как и в первый раз. Это Надье еще тогда приметил. И выправка та же, и стать, и острые расправленные плечи.
- Ааа-а! – Только и протянул Надье.
- Мсье Надье, - решительно начала женщина, - простите, что помешала. Но у меня к вам дело.
- Да вы это… - Надье пожевал усы, бросил короткий взгляд назад, в комнату, огляделся – не хорошо даму на пороге держать, пригласить что ли войти? – Проходите.
- Благодарю. – Сухо ответила женщина, сделала шаг вперед. – Антуанетта Жири. Однажды мы с вами уже встречались. Полагаю, вы меня не помните.
- Отчего же. Прекрасно помню. У Жиля Надье неплохая память…
- Это радует. – Прервала его дама.
- Не желаете ли позавтракать? – Утратив последние крохи и без того имеющегося в недостатке приличия, предложил Жиль. - Небывалых яств, конечно, не обещаю, но…
- Благодарю, мсье Надье, но я бы предпочла как можно скорее приступить к делу с которым нанесла вам визит.
Хозяин удивительным образом густо покраснел, несмотря на то, что привычки такой за собою не имел. Затоптался на месте. Дамочка, очевидно, к телячьим нежностям склонности не имела. Говорила отрывисто и сухо. Правда, кажется, немного нервничала.
- Насколько мне известно, после того, как вы помогли Эрику, вы подружились с ним. То есть, по крайней мере, были в определенных товарищеских отношениях. Мой визит имеет непосредственное отношение к нему.
- Сколько шума вокруг этого парня, - произнес Надье, пожимая плечами. – Не правда ли?
Вопрос его остался без ответа. Женщина лишь подвигала бровями вверх-вниз. И как ни в чем не бывало, продолжила:
- Вы видели его в последнее время? Знаете где он?
Надье закряхтел.
- Видел. А как же. Несколько месяцев назад. Явился - пропащая душа. Бедолага, скажу я вам. Ох, бедолага! Совсем жить не умеет. Ему бы жить, да радоваться, а оно – Надье поцокал языком, - вон как у него выходит.
- Мсье Надье, где он сейчас?
Надье сморщил лоб.
- А вот этого, мадам, я не знаю. Я б рад вам сказать, но не могу.
Дама нахмурилась.
- Не потому что не хочу. Потому что не знаю сам. Он уехал. – Поспешил разъяснить Надье. – Вот просто так взял, и уехал. А мне он подробностей не говорил. Скрытный, зараза. Нет бы поделиться всем с другом, а он – я тебе не скажу, тебе ни к чему, - съябедничал Жиль, – небось, боится, что я потащусь за ним. Я б конечно, может, и не прочь, но куда я отсюда денусь, и вообще… А я что? Вот я, скажите, зло ему какое сделал? Больно паршиво выглядел он тогда, я вам скажу. Сам не свой. Рана у него. На душе. Открытая. Баба… - Надье вдруг втянул голову в плечи. - Женщина то есть. Много ему, видно, бед принесла. – Жиль и дальше бы продолжал свой неспешный рассказ, если бы не вздох собеседницы.
Женщина в черном заметно ссутулилась. Видимо, ожидала все-таки получить ответ, как отыскать Эрика. И получилось, что уйти придется ни с чем.
- Но он обещался навестить старика Надье как-нибудь. Вот. – Воодушевленно проговорил Надье. – Как знать, может весточку какую пришлет. Пока, правда, от него ничего не слыхать. Может, зализал уже свои раны? Вернее, может, ему их зализали…
- Мсье Надье, я могу обратиться к вам с просьбой?
Жиль растерянно пожал плечами.
- Приму за честь, госпожа Жири, уж коли смогу выполнить.
Женщина легким движением руки, затянутой в черную ажурную перчатку, достала из ридикюля письмо.
- Мсье Надье, вот это, - она протянула ему конверт, и рука ее вдруг дрогнула, - я прошу передать вас ему. Или отправить по адресу, если он вдруг даст вам знать о себе письмом. Это… это очень важно. В этом конверте жизни и счастье сразу нескольких человек. И среди них жизнь ни в чем не повинного существа, которому только предстоит познать этот мир. А так же и самого Эрика.
Жиль поводил носом, словно протянули ему не бумагу, а что-то скверно пахнущее, собрал складки на лбу, медлил.
- Постойте, постойте, - вдруг замотал головой Жиль, - а что случилось? Что это у вас там? Он опять вляпался в какую-то дурную ситуацию? У вас там что-то неведомое, а мне потом головой отвечать, а-ну как полиция нагрянет.
Губы женщины невольно растянулись в легкой усмешке.
- Уверяю вас, что там сугубо личная информация, касающаяся нескольких людей. Но ничего криминального и ужасного.
- А-а! Ну тогда ладно. – Надье принял из ее рук конверт, повертел в руках.
- Прошу вас, отдайте ему прямо в руки. Не распечатывайте. Или перешлите по адресу, если он станет вам известен. Это важно. Я надеюсь только на вас…


--

Единственное, чего Кристина теперь боялась, так это встречи с матерью Рауля. Как старой графине рассказать обо всем, что произошло? Старая женщина и так почти обезумила после смерти Филиппа, а если ей сказать о том, что и ее младшего сына больше нет – она этого не переживет.
Кристина недолюбливала эту старую брюзжащую женщину, ровным счетом, как и сама свекровь не питала к Кристине нежных чувств. Но последнее время Кристина не испытывала к ней ничего, кроме жалости. Она не заслужила такой страшной кары! Потерять собственных детей нельзя пожелать даже самому страшному врагу.
Кристине становилось страшно от мысли о том, что она пережила - эта бедная женщина потеряла сына, двух сыновей. Разве может быть что-то страшнее?
Кроме того, после того, как старая графиня лишилась рассудка, она стала вполне сносно относиться к Кристине.
Кристина навещала ее. И всякий раз не находила в себе силы рассказать правду бедной матери.
- Дорогуша, - мотая в клубок пряжу, проговорила старая женщина.
Кажется, за время пребывания здесь она еще больше похудела и осунулась, и стала походить на куклу с дряблой изъеденной морщинами кожей и выцветшими глазами.
- Дорогая, а где Рауль? Почему он не приходит ко мне? Он так часто приходил ко мне. А сейчас позабыл меня вовсе… это не хорошо! Скажите ему, что я сержусь. Нет, лучше, что я обиделась. Знаете, я скучаю без него. Я, наверное, надоела ему. Он не любил говорить со мною о Филиппе. О моем мальчике. О моем маленьком мальчике. Вы ведь знаете Филиппа, да моя девочка? Я знаю, вы знакомы с ним. Правда, он красивый, мой Филипп? Он похож на своего отца. Как две капли воды. Ах да, вы же не видели его отца… но клянусь вам, вы должны верить моим словам, он был безумно красив. Он и сейчас очень красив. Знаете, иногда я слышу его голос, мы разговариваем. Он справляется о мальчиках, я не говорю ему, что они забыли меня. Он очень строг, наверняка накажет их. Ну же, милая, скажите, Филипп здоров? – Она нахмурила поредевшие брови.
Лицо Кристины побелело, потом пошло пятнами.
- Мадам…
- Надеюсь, что он здоров. – Продолжила старуха скрипучим голосом. - Знаете, он недавно так сильно болел. Я думала, он умрет. Мой мальчик! Мой бедный мальчик. Но он поправился. Слава господу! Поправился. Присматривайте за ним. Хорошо? Он такой озорной. Ему никакие уговоры не помогают.
Кристина смотрела в пустые глаза старухи, и по лицу ее текли слезы.
- Главное, чтобы он не забирался высоко на деревья. Озорной мальчишка!
Кристина кивала. Старуха вдруг, будто видя впервые, задержала взгляд на животе Кристины, и она почувствовала неловкость, поспешив закрыться руками.
- Мой сын родился крепким и здоровым. Порода… а ваш?
Кристина молчала, покаянно склонив голову.
- Так что с Раулем, милая? Вы мне не ответили. Как он?
- Он… понимаете, матушка, он с Филиппом. Они с Филиппом вместе. Теперь уже вместе. – На одном дыхании проговорила Кристина.
Старая графина вздрогнула, прижала к груди моток пряжи, и как-то неестественно сгорбилась, умолкнув. Оставшееся время она не произнесла ни слова. Будто погрузившись в свои раздумья, изредка мурлыча себе под нос какую-то мелодию, напоминающую колыбельную.

--

Почти сразу после похорон Кристина, чтобы быть подальше от городской суеты и дурных воспоминаний, уехала в предместья Парижа. Именно туда, где, живя с супругом, впервые за несколько лет разлуки встретила Эрика.
Половине прислуги Кристина дала расчет. Полный дом слуг был теперь ни к чему. Ей хватит и нескольких, без которых не обойтись, ну и конечно Мари будет рядом, которой она пообещала помочь. А при приближении своего срока Кристина попросила Антуанетту пожить с ней. Во-первых, после того, как Мэг вышла замуж, ее названная мать все чаще была совсем одна - а тут и Шарль, и Кристина, а во-вторых, когда придет время, ей очень будет нужна ее помощь. Мадам Жири дала согласие.
А совсем скоро у Мари родился сын. Кристина, искренне радующаяся за свою служанку, которую теперь больше считала подругой, нежели прислугой, проводила с мальчиком времени почти столько же, сколько и родная мать. Когда она увидела младенца, показалось, что все горести отступили. Ей не терпелось взять на руки и своего ребенка.

Кристина занималась очередным шитьем, которое она готовила к рождению ребенка. Последнее время она вообще была занята лишь крошечными распашонками, чепцами, подушечками, одеяльцами. Ей казалось, это отвлекает ее от дурных мыслей, которые не покидали ее ни на минуту.
В комнату зашла Мари, принесла чай.
- Госпожа, ваш чай. С булочками. Вы же их так любите.
- Очень! – Откликнулась Кристина. - Спасибо, Мари. Но я же просила, не нужно беспокоиться, это может сделать и Софи.
- Ах госпожа, - вздохнула Мари, наблюдая, как хозяйка намазывает джем на булочку, - ну что мне без дела сидеть. А так все же лучше. Мне и не тяжело вовсе. Да и я ваши желания и вкусы куда лучше знаю.
- Ну как же без дела? У тебя сейчас много дел. И все обращены к твоему сыну.
Здесь Мари не могла не согласиться, но младенец сейчас спал, а Мари по привычке хотелось заниматься прежними делами. Злоупотреблять мягкостью и добродушием графини было совсем как-то не хорошо. Она и выходные давала, и от половины работы освободила, и выделила просторную комнату для Мари с ребенком, хорошо платила. Одним словом, стала ангелом-хранителем. А ведь когда-то Мари держала на нее зло – как вспоминала об этом, сразу становилось не по себе.
- Как вы себя чувствуете, мадам?
- Ничего, Мари, спасибо. – Кристина слабо улыбнулась. – С этим ребенком нет ни минуты покоя. Боюсь, если это будет мальчик, мы не соскучимся - он нас всех переколотит. Уже давно упражняется на мне.
Мари тоже улыбнулась.
- Как хорошо, что вы уже шутите, мадам. Вам, должно быть, непросто?
- Ничего. Все когда-нибудь проходит. И это пройдет. – Коротко заметила графиня. И перешла к совсем другой теме: - Представляешь, Мари, а вдруг, если это все же будет девочка, и может статься, что твой сын и она не только поладят, а станут друг другу очень дороги. Ведь такое тоже может быть, правда? И когда-нибудь мы станем одной семьей, и будем матерями жениха и невесты?
- Что вы, мадам, - вздохнула Мари. – Где вы, и где я…
- Ошибаешься, Мари. Поверь мне, между нами не велика разница. А в твоем сыне тоже течет кровь… – Кристина сделала паузу. Ну не благородного человека, но все-таки аристократа. Как бы это помягче выразить? – Человека не простого.
Мари с сожалением покивала хозяйке, мол, это конечно верно, но что теперь с этого. Кроме того, со временем она все меньше вспоминала про Легарда, убедив себя в том, что все произошедшее закончилось именно так, как должно было закончиться. Разве что, сын был для нее напоминанием – но мальчик был больше счастьем, чем наказанием, он не виноват ни в чем, да и на отца пока был совершенно не похож. А Кристина, возясь с малышом, не переставала повторять, что он ну просто ангелочек. Может и правда, родится у графини девочка, кто знает, как там господь бог распорядится…
- А что у меня титул, так это все пустое! Иногда я думаю, что мне было бы куда проще без всех этих сложностей. Я родилась и выросла в семье простого скрипача. Мой отец был музыкантом. А когда я осиротела, то моим домом стал театр. Я была самой простой непримечательной девочкой, танцевала. А потом… появился он… мой учитель, - Кристина замолчала, поняла, что сказала лишнее. Подняла глаза на Мари, та, кажется, с интересом слушала, не сводя с нее глаз. – Учитель, который мечтал сделать из меня примадонну. Можно сказать, ему это почти удалось.
- А что с вашим учителем стало потом? – С живым интересом спросила Мари.
Кристина опустила глаза, глядя на живот, а потом ответила: - Он исчез.
- Да, вы когда-то рассказывали историю, что трагедия в театре изменила всю вашу жизнь. А народ говорил, что он вас любил и от этого обезумел. – Девушка закусила нижнюю губу, бросила заинтересованный взгляд из-под опущенных ресниц на графиню – не зря ли об этом заговорила? Стоит ли продолжать, не разгневается ли Кристина?
Природная любознательность не давала Мари покоя. Ну уж очень интересно было знать. А хозяйка историю эту не любила. И вспоминать о прошлом тоже. Раньше, когда вдруг заходила об этом речь – менялась в лице. А сейчас сама начала, грех было упускать такую возможность.
Гнева или возмущения на лице графини не заметила. Посему продолжила: - А еще говорили, что он был какой-то…
- Какой? – Понизив голос, вкрадчиво спросила Кристина.
- Не такой, как все. – Слухов ходило тогда много, каждый рассказывал на свой лад. А кому как не Кристине знать правду?
- Да, люди много чего говорили. – Кристина припомнила не самое приятное. – Но это все сплетни. Люди любят такое. На самом деле, он был как все, разве что его маска отличала его от других. – Видя, что Мари уже открыла рот, поспешила объяснить.
- Так значит, граф вас спас? Подумать только, вы словно принцесса из сказки, вышли замуж за храброго рыцаря! – Вот это было лишнее. Кристина при словах своей служанки как-то заметно скисла. Поэтому Мари поспешила переменить тему: - И все-таки, вы не должны были сожалеть, что покинули сцену, правда? Хоть господина графа теперь и нет, - Мари шмыгнула носом, - но у вас остались детишки. И живете вы в достатке.
- Достаток, Мари, это лишь оболочка, красивая обертка. Он начинает казаться такой незначительной причиной, когда нет самого главного… ради него невозможно и не хочется держаться за жизнь.
Мари, не понимая слов хозяйки, нахмурила брови.
- Не понимаю, госпожа. Как же так? Разве у вас нет самого главного? Я думала, вы были счастливы. Разве можно быть несчастным имея все то, что есть и было у вас?
- Можно. Ах Мари, - не выдержала графиня, - глупенькая Мари! Ты всегда так хорошо обо мне думала. А я… я совсем не такая. Ты так многого не знаешь.
- Ну что вы такое говорите, госпожа?
- Вот и Рауль так думал. А женой я была плохой... и верной возлюбленной из меня не получилось. Разбила сердца и жизни стольким людям… надеюсь, что хотя бы мои дети будут счастливы. Хоть у них и разные отцы…
И тут у Мари аж дыхание перехватило. Глаза девушки округлились, а губы вытянулись в трубочку, вот такого она совсем не ожидала! Было, уже хотела что-то возразить, но не могла, сил и слов не было.
- Да, - а Кристина спокойно, тихим голосом, почти шепча, продолжила. – Вот видишь, твоя хозяйка не такая уж и святая. Точнее, совсем не святая. Грешная. А виновата во всем только ты сама, а изменить толком уже ничего и нельзя. Но я не виновата, что хотела попробовать исправить свои ошибки, что любила другого, и что не устояла. – Мари слушала напряженно, не зная, что на все это ответить. – И любила всегда. Наверное, с первой минуты, как он появился в моей жизни. А поняла, лишь когда он исчез.
- Мадам! – Пораженно выдохнула взволнованная и озадаченная Мари. – О ком вы?
- О _нем_, Мари. – С придыханием выделила она. - О своем учителе.
Лицо горничной стало еще бледнее.
- Не осуждай меня, Мари.
- Я? – Девушка всплеснула руками, мол, да ну что вы, ни в коем случае. – Нет, мадам! Мадам… а я-то думала сначала, что ваш возлюбленным был Эдмон, то есть мсье Легард. – Быстро поправила себя она, и покраснела.
- Что ты, Мари! Никогда. Хотя он, да, был настойчив… - прочие подробности той истории Кристина решила опустить. – Но для меня это было бессмысленно. В моей жизни был человек, которого я встретила спустя годы. В браке. Я не думала, что судьба сведет нас после того, как мы расстались в тот вечер.
Мари, явно пребывала в недоумении. Странная история оказалась у ее хозяйки.
- Я тебе об этом рассказываю, потому что доверяю. – Призналась Кристина. В самом главном – что касалось отца ребенка Мари, она конечно ей не призналась, и никогда не признается. Да и не нужно. – Ты уж, пожалуйста, сохрани это в тайне. Особенно перед моими детьми.
- Я… никому… Но сейчас? Почему вы с такой грустью говорите? Вы его больше не любите? Где же он? Ведь вы вдова. Нехорошо, конечно, но теперь можете быть рядом.
- Нет. Не могу. Это еще одна грустная история! Но все Мари, хватит об этом! Нам и так достаточно страданий! Когда-нибудь расскажу, но не сегодня, хорошо?

--

Для Шарля все случилось неожиданно. День стоял яркий, летний. Он возился в саду со своей многочисленной армией с самого утра, оторвался от игры, осмотрелся и замер на несколько секунд в удивлении. Нежданно-негаданно узнал старого друга, возникшего словно из-под земли. Вскочил на ноги, побежал навстречу.
- Это ты? – С радостью воскликнул мальчик и с восторгом заулыбался.
Тот, не рассчитывающий на такой прием, от неожиданности даже вздрогнул, а потом признав, присел перед ним.
- Здравствуй, Шарль. Каким ты стал большим!
Мальчик гордо поднял небесно-голубые глаза вверх. Слова про взрослость ему страшно льстили и были приятны. Еще бы! Он уже давно считал себя вполне взрослым, и маме он очень нужен! Она говорила, что больше у нее никого нет! Поэтому, он взрослый, сильный и отважный!
- Так ты меня помнишь?
- Конечно. – Ответил Шарль. «Ангел» был прежним. Именно таким, каким он его запомнил. Разве что, сейчас он был почему-то без маски, которая особенно отложилась в памяти мальчика. И может, поэтому Шарль пытливо всматривался в черты его лица. Но это все равно был он, хоть без маски и выглядел несколько иначе. Но, кажется, Шарлю так нравилось больше! Можно было представить его героем какого-нибудь крупного сражения – отец всегда говорил, что доблестные герои себя не щадят, и если случай «дарит» солдату шрамы или увечья, их нужно стоически принимать. Шарль сразу же нарисовал в своем воображении красивую героическую историю для «Ангела», и, пожалуй, он бы даже хотел быть похожим на него. - Мы скучали.
Все сложилось вообще удивительным образом. Поколесив по миру в поисках вдохновения, чтобы не предавать и не расставаться хотя бы с той, кто его ни разу не предал – музыкой (а в большей степени, все это было ради того, чтобы попытаться забыть Кристину), вернулся обратно. Почему – сам не знал. Вряд ли, чтобы показаться Жилю, мол, жив, здоров. Тянуло к месту, где когда-то жизнь имела краски, где рядом была Кристина. Надье, разумеется, был тут как тут. Но на удивление ни хохмить, ни подшучивать или просить составить ему компанию – как обычно делал – не стал. Сунул ему в руки какой-то конверт, бубня что-то невнятное.
Изложенное в письме он понял не сразу. Только когда прочитал второй раз. В первый уж больно колотилось в груди сердце, когда увидел во фразах имя Кристины…
На подробности Антуанетта была скупа, сухо и коротко изложила случившееся, письмо вообще имело тон неоднозначный.
Медлить не стал. Нашел не сразу. По ошибке сначала поехал в Париж. В дом, где жило семейство де Шаньи. Хозяйки там не оказалось. Понял, что искать нужно в другом месте.
Маску одевать не стал не потому что хотел перепугать всех и вся, решил, что если прошлое дало трещину, это уже ничего не изменит, а если трещине дано зарубцеваться, то пусть Кристина знает и видит, что для нее он может ступить на следующую ступень своей жизни. Она ведь этого хотела? Не вечно же в ней ходить. А когда-то пытаться нужно.
Поговорить было необходимо. Узнать обо всем. До этого не хотел и не решался. Если распорядилась судьба, то к чему идти поперек? Кристина выбрала другого. Сама все решила. А ему делать первый шаг не хотелось. Страшно и обида не позволяла.
Только теперь Антуанетта написала, что Кристина овдовела. Неприятно заныло в груди. Двойственно чувство охватило. Еще одна причина встретиться – избавиться от этого странного ощущения…
- А мама скучала? – С тайной надеждой спросил Эрик.
Мальчик несколько секунд раздумывал. Молчал. Хмурил гладкий лобик.
- Да, - наконец дал он ответ.
- Я тоже по вам скучал! Я приехал всех вас навестить по очень важному делу.
- Правда? Оставайся с нами! Пожалуйста! – Попросил мальчик.
- Я бы очень этого хотел…
- Пойдем играть? – Шарль взял его за руку и потянул куда-то вглубь сада.
Противиться было бесполезно. Самое лучшее – было поддаться. Да и, откровенно сказать, общение с сыном Кристины вызывало в нем какой-то необъяснимый трепет. В глубине души он сожалел, что в этом белокуром ангеле течет кровь только Кристины (вернее, Кристины и виконта), и что Шарль не его сын.

- Не правильно! – Шарль взял у него из рук солдатика и переставил, – это гвардеец. Он не должен здесь стоять. Ты не умеешь играть. – Деловито заключил он.
- Не умею. Но ты меня научишь?
- Да, научу. А ты хочешь? – Недоверчиво добавил сын Кристины.
- Очень.
- Я думал, ты умеешь!
- Меня никто не учил играть в солдатиков.
На розовом личике мальчика вдруг промелькнуло легкое разочарование.
- Как же? Совсем никто? – Он недоумевал. - Но ты…
- Я старался делать кое-что другое, Шарль. Например, писать и играть музыку, рисовать.
Мальчик покусывал кончик острого язычка.
- А меня научишь?
- Ну если ты захочешь, и если мама не будет против.
- Не будет! – С полной уверенностью сказал Шарль, и принялся выполнять свое обещание, которое дал первым – учить премудрой науке игры в солдатиков. - Это пехотинцы, они тоже различаются, а вот это конные. – Мальчик начал собирать солдатиков, взял одного в руку, покрутил прямо перед носом Эрика, как бы для наглядности. Чем он отличался от остальных, тот так толком и не понял. Хорошо уяснил только барабанщика. - А вот это…
- Шарль, а где мама? – Не выдержал он.
Мальчишка поднял лазоревые глаза на «горе-ученика» - похоже, солдатики и техника построения армии его не особо-то и интересовали.
- Наверху. Она почти не спускается сейчас.
- Почему?
Шарль порозовел, медлил с ответом. Потом все-таки тихонько шепнул (словно открывал страшную тайну):
- У меня скоро будет братик или сестричка. Все так говорят. А еще у нашей служанки тоже теперь есть младенец. Он такой… такой… маленький, и постоянно кричит. Но мы его любим. Это сейчас он маленький, но потом, когда станет больше, как сказала мама, мы сможем с ним вместе играть… хотите, буду учить вас двоих?
- Погоди! – Эрик аккуратно обхватил хрупкое детское запястье. – Что? Что ты сказал?
- Я научу вас двоих играть.
- Нет, не об этом. Про маму. Она…
- У меня будет братик или сестричка. – С расстановками повторил Шарль, и в конце слегка мотнул головой, мол, ну чего тут не понятного? А «Ангел» тем временем переменился в лице, тяжело задышав. – Ты знаешь, мама злится на тебя. Почему ты не пришел тогда? Почему ты нас оставил? – Возмутился ребенок. - Мы ждали тебя с мамой. Мама говорила, что ты к нам придешь. Она плакала! – Он не мог выносить ее слез. Они капали, капали, и казалось, текли по щекам, а Шарль при этом ощущал какую-то острую боль.
- Ждали?
- Мы приехали с мамой, искали тебя на вокзале, но тебя не было. Мама сказала, что мы просто играли, но говорить об этом никому нельзя. Я никому не рассказывал.
- Вы приезжали? Шарль, мне нужно поговорить с твоей мамой. – Он порывисто встал. Шарль, задрав голову вверх, открыв рот и жмурясь от солнца, смотрел на странного «Ангела». - Ты ведь подождешь меня? Я вернусь и мы продолжим.
Шарль ответить не успел, потому что вдруг откуда не возьмись, появилась горничная, замахала руками и завопила.
- Мсье! Что вы делаете рядом с мальчиком? Отойдите от него!
Эрик повернулся на голос. По лестнице, торопясь, спускалась служанка.
- Вы кто? – Взвизгнула прислуга. Потом на секунду остановилась, пристально присматриваясь. Однако мужчина, не теряя ни секунды, двинулся ей навстречу и направился в дом.
- Куда вы?!
- Я должен увидеть Кристину! – На ходу бросил он.
- Госпожа никого не принимает! – Красная от возбуждения и возмущения девушка засеменила за быстро и широко шагающим мужчиной, едва поспевая. И как, собственно, его выпроводить обратно? Только этого не хватало!
- Меня примет!
- С какой такой стати она должна вас принять? Я не пущу. Слышите? Госпоже с утра плохо. Вы вообще, как сюда попали? И кто вы? – И ведь как на зло, садовника и по совместительству привратника (который, кажется, испытывал к Мари нежные чувства несмотря ни на что) не было - Кристина сегодня утром отпустила, дав выходной. Так бы он выставил вон незваного гостя.
Они вошли в дом. Остановились. Мужчина оглядывался по сторонам, будто что-то искал. А неугомонная девушка визжала, что есть мочи.
- Мари, что за крики? – Вдруг со второго этажа послышался голос Кристины, которая отозвалась на странный шум и крики служанки.
Мари не успела еще и рта раскрыть, как ее глазам открылась странная картина. Бледная, стоящая на подкашивающихся ногах графиня пожалела, что откликнулась на суматоху и нашла в себе силы, хоть и неуклюже, но выйти из спальни в коридор. А странный гость, в два прыжка отдалившись от служанки, уже стремительно поднимался вверх по лестнице. Ну тут Мари уже ничего не оставалось делать, как с раскрытым ртом наблюдать все это, ну не «караул» же кричать, в самом деле. Помощи все равно ждать особо не от кого – маленький Шарль, который играет в саду, и мадам Антуанетта, которая, скорее всего сейчас с маленьким Жаком (так Мари назвала сына Эдмона) – от них проку мало. Если только куда-нибудь бежать, просить о помощи… Правда, внешний вид мужчины был странным и наводил на определенные мысли – а не о нем ли однажды поведала ей хозяйка? Не он ли был тем самым учителем, Ангелом и любовником, ради которого Кристина готова была пожертвовать своим титулом, семьей, честью? Неужели правда?
Тогда вероятнее всего, сейчас этим двоим предстоит долгое объяснение, а если так, то свидетелей оно не предполагает. Но было жутко интересно. Мари аж всю раздирало изнутри от любопытства, и одновременно стыда за свое поведение.
Из водоворота мыслей Мари вырвал истошный крик хозяйки.
- Вон! – Закричала она и закрыла лицо руками.
Мужчина остановился в нескольких шагах от нее, словно боясь приблизиться.
- Что тебе надо? – Неприветливо спросила графиня, пытаясь сжаться. Только тщетно. Своего положения все равно было не скрыть. Уж больно примечательно и без труда определяемо.
Похоже, объяснение не получалось.
- Нам надо поговорить!
- Я не хочу говорить.
Мари тихонько двинулась к дверям, но решила, что совсем уходить не стоит. Можно просто встать по ту сторону двери. Мало ли что!
- Кристина… подожди. – С чего-то надо было начать. Но вот с чего? При первом взгляде на Кристину все разом позабылось. Ушло куда-то далеко, где уже все было не важно. Слов не было. А так ли необходимо все это тревожить и выяснять? Кристина смотрела взглядом обиженным и гневным. Но была рядом, и, кажется, была красива той необычной красотой, которой он прежде не видел и не подозревал. - Я не знал, что ты овдовела…
- И что же? Пришел посочувствовать? Выразить соболезнования? Или наоборот? Порадоваться тому, чего так долго хотел? Нам не о чем говорить.
- Не о чем говорить? А об этом? – Он движением головы указал на ее живот.
- Это не предмет для разговора. По крайней мере, не для нашего с тобою. Тебя это так удивляет? Я замужняя женщина. Была.
- Какая чушь! – По крайней мере, в это хотелось верить. - Ты сама говорила мне, что не можешь быть с ним…
- Но это ничего не меняло. Он был моим мужем.
- Не лги мне, Кристина! – Тон от требовательного сошел на просящий.
- Я ждала тебя слишком долго, когда ты был мне так нужен! – Вдруг произнесла она. - Я вся извелась! Я не спала ночами, я рыдала, меня убивала эта боль… А теперь что? Ты явился спустя время по какой-то причине, чтобы потешить свое самолюбие, поглумиться над горем? Я не хочу тебя видеть. Ни сейчас, ни в любое другое время. Ты хоть знаешь, что мне пришлось пережить? Пережить по твоей вине? – Истошно вскричала она. - Знаешь? Нет!? Ничего! Ты ничего не знаешь! Ты обманул нас, предал! – И вдруг затихла, побледнела, зрачки потухли, плещущийся в них гнев еще секунду назад, растворился. Кристина плечом прислонилась к стене, губы задрожали, медленно начала опускаться на пол. – Уйди! – Она сделала характерный жест рукою, когда он шагнул ей на встречу. – Уходи пожалуйста. Прошу, не заставляй меня снова страдать! Я научилась жить без тебя.
- Я не научился, Кристина! – Без капли смущения признался он.
Но она его, кажется, не слышала. Или не хотела слышать.
- Мари! – Позвала она. – Мадам Антуанетта…
Очень быстро возникла служанка, Эрик толком и не понял, откуда она взялась – прошелестела юбкой, присела перед хозяйкой, взяла ее за руки.
- Уведи этого господина. – Надорванным голосом попросила она. – Я сейчас вряд ли в состоянии продолжать этот разговор…
Но это не понадобилось, потому что гость сам двинулся прочь вниз по лестнице, в то время, когда Мари закрутилась вокруг хозяйки. Приближаться к Кристине сейчас все равно было бесполезно. Не подпустит. Да и, откровенно сказать. Почему-то было страшно.
Он остановился на ступенях, когда увидел перед собою темный силуэт – в сером строгом платье перед ним стояла мадам Жири. Бросил на нее гневный взгляд. Поравнявшись с ним, она остановилась.
- Спасибо, что пришел. – Откашлявшись неспешно произнесла она, хотя, судя по всему, Кристина сейчас в ней очень нуждалась.
- Я получил твое письмо. – Зачем-то объяснил он. - Жиль передал мне его. Ты говорила в нем, что надо торопиться, я могу не успеть вовремя. Ты _это_ имела в виду?
- Да. Именно это. – Мысль о письме к Антуанетте пришла еще давно. Но нарушать данное слово своей воспитаннице она не могла. Хоть и вся суть ее восставала против того, что происходило. Когда-то она считала, что счастью ее воспитанницы и воспитанника (если его можно было таковым назвать) не бывать. Но, похоже, Кристине с Раулем тоже никогда не быть счастливыми. Выхода не оставалось, когда Кристина убедила мужа в отцовстве, любые действия означали бы умножение несчастных вдвое – разрушить жизнь Кристине, Эрику, Раулю и детям. Но когда случилось горе и виконта не стало – внутри так и закипело. Данное слово стало невесомым, неощутимым как дымка. Кристине было знать не обязательно – а Эрика надо было предупредить. Хорошо его зная, предполагала, что тот теперь вряд ли когда-нибудь будет искать встречи с Кристиной, две схожих раны это чересчур. Слишком глубоки. Но узнать ему следовало. Кристина тоже не признается. Оставался лишь этот вариант. Она в тайне надеялась, что он получит письмо намного раньше, но вместе с тем боялась, что не получит вообще. - Ты очень нужен ей.
- Похоже, не так уж и нужен.
Антуанетта смотрела ему прямо в глаза, будто надеялась прочитать что-то в его взгляде.
- Нет, не правда. Если ты в чем-то сомневаешься, - предположила она, - уверяю, что это лишнее. Она не стала бы лгать в такой момент.
- Она как раз стала мне лгать.
- Ей пришлось многое перенести. Я дала слово, что не выдам ее секрета, слишком много людей затянула эта ложь. Я не нарушила слово, я лишь попыталась сделать то, что было необходимо. Она и твой ребенок нуждаются в поддержке. Надеюсь, ты не оставишь их снова?
- Я думал, что уже больше никогда ее не увижу, потому что она выбрала его…
- Вам надо поговорить. Но не сейчас. – Мадам Жири подняла взгляд наверх, туда, где находилась спальня Кристины. – Полагаю, ты почти опоздал. Но успел к самому главному. – Собеседник слушал с болезненной гримасой. - Решать, конечно, Кристине. Я сделала все, что могла. Если любви не осталось, все будет тщетно. Но ты, по крайней мере, узнал правду и…
Со второго этажа слышались голоса, мадам Жири оборвала фразу и снова посмотрела наверх. На него больше не взглянула. Сделала шаг вправо, чтобы обойти, и двинулась вверх по лестнице.

Он снова вышел в сад, где играл Шарль. Мальчик, кажется, ни о чем не подозревал – нежился в лучах полуденного солнышка, играя.
Покидать этот дом было, конечно же, глупо. Да он и не мог сейчас. Скосил глаза на окна второго этажа – позавидовал маленькому беззаботному Шарлю.
Время тянулось долго. Крутившийся подле Шарль постоянно теребил его за рукав - что-то знакомый его был уж очень рассеянный.
За это время, сам того не желая, успел многое передумать – мысли сами лезли в голову.
Чем больше проходило времени, тем ожидание становилось невыносимее. Разве что, вопреки всему подняться наверх? Шарль, кажется, догадался, что что-то не так, но вопросов никаких не задавал. Правда, к матери просился…

Убедив сына Кристины, что очень скоро он сможет увидеть маму, оставил Шарля в гостиной (тот как раз к этому времени сменил место игры), и поднялся наверх. Будто бы почувствовав его приближение. Антуанетта вдруг отворила двери спальни – ничуть не удивленным взглядом окинула его, и когда он вплотную приблизился к ней, торжественно, но тихо объявила:
- У тебя дочь!
Сердце в груди заходило ходуном. Дышать стало тяжело.
- И… сын. – Вдруг неожиданно добавила мадам Жири и, кажется, улыбнулась – чего почти никогда не делала.
Он толкнул створку дверей и, задев плечом плечо Антуанетты, решительно вошел в комнату. Страшней всего было представить, что сейчас, после всего этого Кристина отвергнет его и сейчас. Мадам Жири возмущенно завздыхала за спиной. Но это никакого значения не имело. На кровати, облокотившись на подушки, лежала Кристина, держа белый сверток. А Мари, прижав к груди что-то совсем маленькое и тонко попискивающее, быстро отвернулась.
- Они крошечные. – Все так же стоя у него за спиной, снизив голос до едва различимого шепота, начала Антуанетта. – Но главное крепкие и здоровенькие. Мальчик родился вторым, и намного меньше своей сестрички, но причин для волнения нет. Все прошло очень хорошо. И Кристина в порядке.
Графиня, словно расслышав, что речь идет о ней, незамедлительно подняла глаза. Самое верное было бы вошедшего незваного гостя выпроводить. Но почему-то даже строгая мадам Жири не торопилась этого делать. А у Кристины сил не было. Вернее – желания. Девочка у нее на руках уже почти не плакала, а только изредка всхлипывала. Сердце вмиг размякло и как-то вяло реагировало на гнев, которым она старалась заполнить свою душу.
Антуанетта Жири вдруг слегка подтолкнула своего давнего знакомого в спину, и тот сделал шаг вперед. Подошел к кровати графини, наклонился над нею. Кристина несколько секунд медлила, потом вдруг осторожно отогнула край простынки, в которую была завернута дочка. Маленькое живое существо еще почти не раскрывающее глазок шевелило крошечным вздернутым носиком и надувало слюнявые пузыри, топорща губки. А главное – это существо было очень красиво. Красиво той привычной нормальной человеческой красотой – такой, которую имеют все новорожденные младенцы. И от этого на душе становилось светло. А Кристина пытливо смотрела снизу вверх на своего избранника, словно ждала чего-то. Он опустился перед нею на колени, и так и замер, смотря на то Кристину, то на девочку. Малышка зачмокала губами и вдруг пронзительно заплакала. Графиня тихонько качнула ее на руках.
- Как ты узнал обо всем?
Он оставил ее вопрос без ответа. Но Кристине и так все было уже ясно.
- Мадам Жири… - Сама ответила она еще тише. – Она рассказала о Рауле?
- Это не важно.
- Важно. Нам есть о чем друг с другом поговорить. Не находишь?
- Да, только, полагаю, сейчас не самое подходящее время. Мы поговорим с тобою чуть позже. Когда ты отдохнешь и придешь в себя.
- Да, обязательно. Если ты, конечно, не исчезнешь. Как обычно. – Кристина снова посмотрела на девочку, потом на ее отца. И почему-то будущий разговор стал иметь какое-то ничтожное значение, но подавать виду не хотелось. – И с мадам Жири мне тоже стоит поговорить. Очень серьезно.
- Надеюсь, моя будущая жена не будет очень строга?
- Будущая жена? – Кристина приподняла брови. – Неужели, ты нашел себе избранницу?
- Нашел. И уже давно. Только, надеюсь, на этот раз нам ничего не помешает…
- Интересно, и кто же она?
- Ну, думаю, об этом все узнают чуть позже.
К шепотом разговаривающим пока не супругам, но давно уже и не любовникам подошла Антуанетта, и протянула второй маленький сверток отцу. Тот растерянно посмотрел на Антуанетту Жири.
- Нет, я не могу! – Хотя, посмотреть на сына очень хотелось.
- Придется привыкать. – Коротко проговорила мадам Жири.
Но на руки он его пока так и не взял. Потому что сил совершенно не было. А страх не удержать был большой.
- Я не хочу с ними расставаться сейчас. Но мне нужно немного отдохнуть. – Смыкая веки, произнесла Кристина.
- Это верно. – Сразу же подтвердила мадам Жири, отдала мальчика Мари, а из рук Кристины взяла новорожденную девочку. - Потому что, теперь, вам обоим еще долго не придется отдыхать…
Двери вдруг снова распахнулись, в комнату вбежал Шарль, едва не сбил выходящую Мари с ног, та что-то ему сказала, но он ее и не слышал, забрался к матери на кровать, и, просияв, прильнул к ее груди, скосился на Эрика.
- Мамочка! – Воскликнул он, еще толком не зная, что произошло. – А твой «Ангел» ведь с нами теперь останется, правда?

КОНЕЦ

В раздел "Фанфики"
На верх страницы