На главную В раздел "Фанфики"

Lost in the darkness

Автор: Night
е-мейл для связи с автором

Перейти: Часть I, Часть III

II.

I relinquish to your powers.
From your grasp, I just can't hide.
I missed the danger I had to conquer.
You made me feel alive.

They say I have to be aware,
That one day you won't let me go,
I'll drown you, you'll take me down.

I long for you…
I need to be with you again.
I fear you…
My destiny till the end.


--


I yearn for happiness
I ask for help
I want mercy
And my love says:

Look at me and hear me
Because I am here
Just for that
-
Oh sweet bitterness
I will soothe you and heal you
I will bring you roses
I, too, have been covered with thorns




***

Январь, 1875.

Рауль работал. И работа его все больше и больше отделяла от него молодую виконтессу, будто вода, размывающая выбоину в почве, а супруги оставались по разные берега.
Впрочем, Кристина, словно смирившись со своей судьбою, день ото дня становилась ко всему безразличней, все происходящее только подогревало ее отчуждение, но казалось, теперь все это было уже ей все равно. Она с покорностью послушницы смирилась со своим крестом.
Она, как и прежде хотела быть достойной супругой своего мужа, и изо всех сил старалась примерить на себя сию нелегкую роль. И лишь ночами осознавала она, что жизнь ее объята ложью к себе же самой, все эти улыбки, слова, ласки, направленные к своему супругу – все это так театрально, и как ей казалось, прозрачно, что удивительно, как Рауль до сих пор не разгадал ее притворства. Она избегала нежных слов к нему, потому что знала, что солжет, ей становилась неприятна всякая близость, и она никак не могла понять, где же это счастье, где же это наслаждение, к которому она так стремилась, которое она так жаждала постичь?
Зачем же тогда созданы творцом мужчина и женщина, если так они далеки друг от друга, если нет того единения, о котором она лишь смела раньше догадываться? К чему же тогда все это, если всякий раз, находясь рядом со своим супругом, она вынуждена убеждать себя в том, что скоро-скоро все закончится, и он оставит ее, уйдет к себе, а она получит возможность отдохнуть от этой невыносимой пытки. И в такие минуты ей и вовсе начинало казаться, что никакой любви нет, и все это лишь вымысел, грезы, сказки. Пустые сказки. Ей хотелось иной раз говорить супругу, как она любит его, а фразы эти застревали у нее комом в горле. Она чувствовала себя какой-то ущербной. Ведь все, к чему она стремилась – это к столь высокому прекрасному чувству. А жизнь ее сурово обманула, не приблизила ни на шаг к этому ощущению счастья, одухотворенности, полета, блаженства и удовольствия.
Ей не хотелось причинять Раулю боли, неудобства, не хотелось расстраивать, она хотела, чтобы ему было хорошо, и потому, старалась не подавать вида.

А между тем «предсказание» матушки виконта очень скоро сбылось. Очень скоро Кристина повторно забеременела.

Эта новость ничуть не порадовала виконтессу. Наоборот, обратила в тоску и панику. Она разрыдалась горьким плачем, как только за доктором семейства де Шаньи захлопнулась дверь. Она снова возненавидела себя, и свое тело.
Ребенка она не хотела, и сразу же начала корить себя за беспечность, что не предусмотрела этого ранее, и позволила случиться экой оплошности, которой в ее жизни больше не должно было случиться. Ее пугало вовсе не то, что и в этот раз ее могут постигнуть все те сложности, которые одолевали ее во время первой беременности. Ее пугало совсем иное… После рождения Шарля виконтесса вопреки всему вдруг поняла, что не хочет больше детей от своего мужа. Нет, она любила своего сына и ни в чем его не винила. Этот ребенок был единственным, кто был дорог ей. Но она понимала, что детям, родившимся в этом браке счастья не будет. Они будут несчастны, как и их мать. Производя на свет еще одного младенца, она обречет его на муки, и, кроме того, семья де Шаньи все равно никогда не позволит ощутить ей себя полноправной матерью этих малышей.
Счастье материнства превратилось для нее в наказание. Она стала опасаться и бояться этого.
Рауль, несомненно, был горд собою перед семейством. У них с супругой будет второй наследник, а разве может быть что-то более чудесное?! И с чувством полного удовлетворения он уже ждал появления на свет этого ребенка.

Молодая госпожа, забеременев и вовсе спала с лица, сильно похудела, ее начала мучить бессонница (точнее, она сама не давала себе спать, терзая рассудок все новыми и новыми укорами), она почти перестала есть, служанки лишь делали ей травяной чай. За несколько недель Кристина изнурила себя настолько, что стала походить на смертельно больную, которой осталось доживать последние месяцы.
- Чего же вам принести, госпожа? – Сокрушалась горничная, унося поднос с ужином, от которого хозяйка отказалась, не притронувшись ни к единому блюду. – Гляньте, миленькая, вы ж с лица сошли. Сил скоро не будет. А у вас ребеночек… Как же вы?
- Мне не хорошо.
- А вам бы на воздух выйти. Отдохнуть. Расслабиться. Что ж вы в четырех стенах?
- Верно. Отдохнуть. – Дрожащей рукой поправляя пряди, падающие на лицо, говорила та. – Набери мне ванну, как и прежде. Да погорячее…
- Так госпожа…
- Делай! Мне дурно так.

А под самое утро у виконтессы началось кровотечение, и она, к несчастью своей семьи, потеряла ребенка.
Врач тогда лишь виновато вздохнул, попав под строгий не довольный взгляд матери виконта, и развел руками.

- Она у тебя больная. – Осуждающе проговорила тогда свекровь, отведя сына в сторону. – Что за женщина, которая не может выносить ребенка? Так, пустышка. Только и знает, что задирать кверху нос. Артисточка! Какая с нее мать?

А виконтесса облегченно вздохнула.
Она не шибко и переживала за то, что все произошло именно так. Господь, сжалившись над ней, своевременно отнял у нее дитя, к которому она и привязываться не хотела, и слава ему, что произошло все так. Если бы ему было суждено родиться, да и если бы мать готова была бороться за его жизнь, не покинул бы он с такой простотой ее тело. Понимая греховность всех своих мыслей, она промолилась всю ночь, благодаря творца за такой исход, и одновременно молясь за душу ни в чем неповинного существа. А на утро встала с каким-то самой себе непонятным чувством торжественности. Теперь ей стало спокойно, будто разрешилась она от непосильного удушающего ее бремени.

Рауль тогда был сам не свой. Но успокаивал себя тем, что жене его опасность не грозит. А ребенок… ему хотелось верить, что Кристина еще родит. У него обязательно еще будут дети. А подобные неприятности случаются не с ним одним. Такое бывает.

- Ты все еще меня любишь? – Спрашивала виконтесса, приходя к нему в кабинет, когда он был погружен в работу.
Супруг поднимал на нее усталый взгляд.
- Дорогая моя, да что у тебя за мысли? Ну конечно! Конечно!
Он вставал, подходил к ней, обнимал за плечи. Казалось ему, что Кристина чувствует за собою вину. Он всячески пытался ее разубедить в этом чувстве. Объяснял, что всему виной ее душевные стенания, что она слишком мнительна, что ей нужно бы больше уделять внимания своему здоровью, говорил, что все былое дало сильный отпечаток на ее жизни, что она должна забыть былые невзгоды и страхи.
Кристина дивилась, и почему во всем он винит человека, о котором ни он, ни она не знали уже несколько лет, почему не себя?
Она лживо соглашалась с ним, при касаниях его сердце в груди виконтессы вздрагивало от отвращения и какой-то непонятной, пугающей ее ненависти. А еще через какое-то время она вдруг поймала себя на мысли о том, что все страдания ее сосредоточены в ее супруге.
А он тем временем убеждал ее в своей любви к ней, порою просил прощение за то, что часто занят, и Кристина вынуждена скучать.

И Рауль ей не лгал. Он был настолько погружен в дела, что думать еще о чем-то помимо прочего, у него просто не оставалось сил. Он безмерно любил свою жену. Она была для него самым важным человеком в этом мире. Она была для нее идеалом женщины. Именно поэтому так сложно ему было заметить все ее изменения характера. Все ее недостатки, а так же желания и требования.
Хотя, он и сам последнее время замечал, что в их отношениях многое изменилось. Вот только не хотел верить, что брак их «умирает». Он списывал это за разные ситуации, на свою занятость, на частые приступы мигрени Кристины, на ее размолвки с матушкой, на то, что когда-то в жизни его жены был страшный человек, одурманивший ее разум, и изломавший ее волю и судьбу.
Он был склонен оправдывать все это тем, что Кристина повзрослела, изменилась, изменился и он. Их отношения стали более ровными, но это даже успокаивало его. Между ними не было испепеляющих все вокруг искр. И это казалось ему вполне нормальным и естественным.
Одно из самых главных составляющих их брака он считал духовную их близость. Ведь именно она когда-то бросила их навстречу друг другу.
Кроме того, считал он, что мягкая, нежная, ранимая крошка Лотти дорожит и превозносит главней всего нечто более важное и сокровенное, чем пресловутые биологические отношения, что все это является лишь следствием, второстепенным моментом самих отношений, и не идет в сравнение с чувственными трепетными отношениями двух близких, нуждающихся друг в друге людей.
Он так долго убеждал себя в непорочности мыслей своей жены, что и сам стал верить во все это, возведя именно их «моральную» близость на пьедестал супружеских отношений.

Он вырос, впитывая в себя отношения между отцом и его матерью.
На людях они были прекрасной красивой парой. Но вдалеке от взглядов посторонних их жизнь текла мирно и гладко, словно не тревожимая ветром спокойная степь на закате.
Мать, как это и следует женщине, была занята домом и детьми, а отец часто покидал их из-за дел. Но даже после долгой разлуки их встречи были настолько обычными, хоть Рауль и прекрасно знал, что мать всегда ждала с нетерпением своего супруга.
Она никогда не кидалась ему на грудь, когда он возвращался, она никогда не рыдала вслух, когда он уезжал. И это стало правилом и для него. Жизнь супругов должна быть размеренной, безмятежной, спокойной и умиротворенной. Вот почему первое время, когда Кристина отпускала Рауля в продолжительные поездки, для него столь необычными и коробящими были ее слезы.
Мать Рауля была женщиной со строгим воспитанием, никогда не позволяющей себе лишних эмоций, и будь это среди гостей на приеме, или в гостиной среди детей, всегда держалась одинаково сдержанно. Вот только Кристина была совсем иной.
Почему он всегда ждал того же самого от своей молодой супруги?
Рауль не любил вспышек чувств, дурманящей страсти, он не любил спешки, ему куда больше нравилась простая спокойная обстановка, ему нравилось наблюдать вечерами, как жена при свете ночника что-то шьет или читает, ему нравилось слушать ее рассказы, как она провела день, или смотреть, как она сидит на туалетным столиком, вытаскивает из густых волос своих гребень, и начинает их расчесывать. Разве это было не то самое близкое и интимное единение, что заставляет два сердца биться в одном ритме, разве это была не любовь, разве это не наслаждение? Он никогда не ждал от нее страстей.

Но видно, ждала их Кристина. И от взгляда Рауля не вскальзывало вечное женино разочарование, которое она так и не могла научиться скрывать до конца.

***

На лето Рауль перевез семью в предместья Парижа, покинув Руан.
Жизнь в Нормандии казалась ему почему-то куда более спокойной, нежели в этом городе – в Париже. Где все напоминало о прошлом, об Опере, о… Призраке. Ужасно. Это все ужасно.
Но, похоже, супруге было скучно в одном и том же доме. Ему так и казалось, что Кристина мается, заключенная в четырех стенах своих терзаний. Кроме того, после всего случившегося ей нужна была смена обстановки. И чтобы немного развеять ее скуку, он решил провести лето в одном из своих загородных домов.
Да и дела на ближайшее время у него намечались именно в Париже, и чтобы облегчить их решение, он посчитал, что переехать поближе к Парижу куда удобнее.

Его летнее поместье находилось в нескольких часах езды от Парижа в окружении небольших небогатых деревенек, и выглядело очень спокойным и уютным.
Кроме того, здесь у него была великолепная конюшня, да и он иногда сам любил проводить время вот в такой деревенской тиши. Это отвлекало его от городской суеты, уносило мысли в спокойные, залитые огромными шапками разноцветных цветов поля. Он чувствовал себя здесь, среди деревенской тишины умиротворенно и спокойно.
Три месяца, всего лишь три месяца они здесь проживут, а потом, по окончании лета, в конце августа снова покинут Париж, и, возможно, вернутся в Нормандию. Пусть измученная неприятностями со здоровьем, потерей ребенка и тревогами супруга подышит деревенским воздухом, пусть отвлечется, пусть погуляет среди полей, пусть погуляет в рощицах, которые окружают его поместье. Все это лишь пойдет ей на пользу.
Рауль принял это решение, которое сообщил за неделю до отъезда своей супруге. Кристина отреагировала вяло. Она лишь покладисто вздохнула, и, гладя сына по голове, сказала, что ему, Раулю, виднее. На том их разговор закончился.

Почему-то, Раулю казалось, что смена обстановки порадует Кристину, он ожидал, как при этой новости загорятся ее глаза. Он с нетерпением ждал момента, когда они покинут Руан. Несколько дней по приезду он ждал ее реакции. Но Кристина была довольно сдержана, приняв это, как должное.

Супруге виконта здесь не понравилось. Но она не сказала об этом, конечно же, мужу. Зато, чувствовала, как тоска, которая, как ей казалось, была здесь везде, пожирала ее каждое утро, как только она открывала глаза.
Тоска железным обручем стискивала ей грудь, когда она просыпалась, откидывала одеяло, ступала на пол, шла по комнате, когда она открывала шкаф, чтобы переодеться, тоска заливалась в комнату вместе с солнечными лучами, когда она отодвигала тяжелые шторы, и открывала окна.

В деревне, Кристина называла это именно деревней, потому что ей казалось, что на это указывало совершенно все, ей не нравилось.
Ее раздражало урчание павлинов в саду, фырканье лошадей.
У Рауля здесь была великолепная конюшня. В свободное время он занимал себя верховой ездой, но супруга почти никогда не составляла ему компанию. А перед тем, как приехать сюда, он купил пару лошадей. Выложил баснословную сумму шорнику за новые ременные упряжи, расширил конюшню. И красивые породистые лощеные жеребцы хрустели сеном из новых красивых кормушек.
Но Кристина их побаивалась. И почти никогда не соглашалась на приглашение мужа – оценить его новое приобретение – какого-нибудь породистого жеребца или лошадку.

Она предпочитала не входить в конюшню, а наблюдать издалека за большими громоздкими мордами животных с массивными мясистыми шеями и спинами, а так же сильными длинными ногами.
Когда они смотрели на нее, ей казалось, что огромные глаза навыкате с молочно-белыми белками читают ее самые тайные темные мысли.

При переезде Кристина упросила супруга отказаться от множества горничных, и оставить только одну-две для нее, а так же кухарку. Ей очень хотелось отдохнуть от беспрестанно шныряющей у нее перед глазами прислуги. Рауль отнесся к этому скептически, но потом поддался уговорам Кристины. Та убедила его.
Кристина привезла с собою молоденькую горничную, которая работала у них в поместье в Руане не больше двух месяцев. Кроткая девушка казалась Кристине приятной, милой, кроме того, не успела ей надоесть, и потому она избрала именно ее.

-

Скучающая Кристина стала все чаще приходить на кухню, к Матильде. А девчонка, которая, похоже, выросла в деревенской глуши, ничуть не страдала от того, что хозяйка взяла ее с собою сюда.
Девушка постоянно напевала себе под нос какие-то песенки, и занималась делами по дому. То стирала, то гладила одежду хозяев, то убиралась, и прекрасно здесь себя чувствовала.

- Ох, мадам, какая нынче чудная погода, – приговаривала она по утрам, помогая хозяйке с одеждой.
Кристина кривилась. Ей непременно казалось, что как она выходит на крыльцо, ей в нос ударяет терпкий запах навоза, хоть, конюшня и была далеко от хозяйского дома.
Под ногами у нее бегали курицы и длиннохвостые фазанята. Кристина не знала, куда скрыться от этих жутких птиц. Она постоянно просила Матильду закрыть их где угодно, только чтобы они не попадались ей на глаза.
- Так не должно, хозяйка! – Удивленно отвечала девушка.

Это лето превратиться для нее в ужас. В кошмар.

Потом Кристина стала замечать, что за Матильдой стал таскаться сын служащего у них конюха. И почему-то даже, в самой темной стороне своей души... завидовала.
Девушка все как-то сторонилась, сторонилась мальчонку, а потом, видно привыкла, что он ходит за нею по пятам, таскает ей полевые цветы, больше походящие на взъерошенные веники. И свыклась с его компанией.
А Кристине полюбилось это забавное наивное «представление», и иногда она даже украдкой наблюдала за терзаниями несчастного отвергнутого сына конюха, и поглощенной работой горничной.

И Кристине стало смешно. Она иногда нарочно приходила сидеть на кухне, наблюдая за работой Матильды (потому что все равно скучала), что б посмотреть, какой на этот раз Бастьен принесет ее служанке собственноручно собранный неподалеку в поле «веник».

Это поначалу она посмеивалась. А в душе ах, как она ко всему этому, почему-то испытывала зависть.
Зависть стекала с сердца Кристины, как ядовитая отрава с клыков кобры, хороня свою едкую влагу в самой глубине души.

Оба они были еще детьми. Матильда была младше самой Кристины, ну а мальчишка был и подавно ребенком. И как его угораздило влюбиться в Матильду? Хотя, нет ничего особенного – ее горничная была очень милой девушкой.

- Ах, госпожа, миленькая, как же мне избавиться от этого навязчивого мальчишки?! – Вздыхала она.

Кристина внимательно наблюдала, как тонкие гибкие пальцы Матильды разбирают крупу. Девушка делала это с такой ловкостью, что Кристине становилось завидно.
Ей тоже захотелось попробовать, но она сдерживала свои порывы, считая, что, наверное, благовоспитанным дамам не прилично заниматься вот такими вот вещами.
О господи, как она устала от этих устоев и высшего общества!
Да, она хотела бы сейчас перебирать крупу. Она вообще хотела бы вычеркнуть из своей жизни все эти правила и границы.

А Матильда гремела глиняными плошками, полностью отдаваясь работе. Иногда она замирала в задумчивости, словно что-то вспоминала, устремляла свой взгляд в окно, потом приходила в себя, вытирала руки о передник, и после поправляла выбившиеся из-под чепца пряди.

Дверь скрипнула, и на кухне, довольно темной, как не странно, увешанной вдоль самой длинной стены ковшами и кастрюлями, на пороге появился кудластый мальчишка, с заведенными за спину руками.
Непременно скрывает там свой «букет» - подумалось Кристине. И она не смогла укрыть умиленную улыбку.
На мгновение, пока он открывал дверь, впустил в кухню жидкий разливающийся по полу солнечный свет.
Он смущенно огляделся.
У окна, сложив руки на груди, стояла молодая статная хозяйка, Матильда возилась у стола, булькая водой, заливая из ковша крупу.
«Спектакль» продлился намного меньше, чем обычно. Мальчонка, зеленея, затем, краснея от смущения, положил на стол букетик маленьких белых цветочков, и поднял глаза на девушку. Та утомленно вздохнула. Вытерла тыльной стороной ладони лоб.
Сын конюха поджал губы, окинул взглядом серых глаз фигуру хозяйки, будто еще пуще засмущался, и вылетел вон из кухни.
Матильда вскинула руки, и хлопнула себя ладонями по бокам.
- Да что ж такое! – Закачала она головой.
- Ну неужто тебе вовсе не жаль парнишку? – Спросила Кристина, улыбаясь.
Девушка подняла глаза вверх, словно в молитве.
- Ах, госпожа…
- Гляди, - произнесла Кристина, улыбаясь одним уголком рта, - одумаешься, поздно будет.
- Да об чем думать, госпожа? – Став серьезной, сдвинула к переносице светлые брови девушка. – Ну как мне ему объяснить? Вы ж видали, на нем лица нет. Влюбленный он. А я, ну не могу я. Даже ни на столечко – она взяла в ловкие пальцы крупинку, вложив в ее размер свои чувства.
- Это сначала. А потом станется, и одумаешься. – Госпожа сразу стала хмурой и невеселой, опустила голову, и подошла к дверям, ведущим из кухни. И тон ее стал унылым, лицо побледнело. – А потом вспомнишь, и будешь себя корить. – Вздохнула Кристина.

***

Кристина начала считать дни до конца этого невыносимого лета.
И каждый день ее начинался с того, что она утром, открывая глаза и потягиваясь в постели, мысленно вычеркивала она еще один день.
Один, второй, десятый… Время шло, она словно, ждала, когда все это завершится, и мучениям ее придет конец. Но дни отсчитывались медленно. И впереди ее еще ждала ни одна мысленная графа, в которой нужно было поставить галочку, знаменующую еще об одном убитом бесцельно дне, проведенным где-то вдали от города, от экипажей, от жизни, к которой она привыкла. От пустой и безрадостной ее жизни.

Кристина начала развлекать себя тем, что в отсутствии мужа наведывалась в соседние деревни, для благотворительности.
Иногда, в дороге, когда мысли сами приходили ей в голову, она начинала размышлять надо всем, что окружает ее. И тогда ей казалось, что это бездна. Пустая, бесконечная, словно расплата за все, чего раньше она не осознавала и не понимала. И как до сих пор находит она силы жить в ней?!
К браку своему и в частности к супругу в ней день ото дня росла неприязнь. Нет, она не ненавидела виконта. Вернее сказать, что она испытывала ненависть к самой себе за все свои ошибки и слабости, а к нему все большую и большую жалость.
Муж становился для нее все дальше и дальше. О чем же думала она, когда выходила замуж? Она наделась, что все будет иначе. Она верила в чудесную прекрасную жизнь, где не будет места ни горестям, ни страху. Однако, ни горечь, ни страх ее не отпускали. И разочарование ее это с каждым днем все больше и больше истачивало ее душу, как вода камень, вытягивая все душевные силы.


-

По дороге лошадь Кристины заметно захромала. Продолжать дорогу она не могла.
На ее счастье совсем неподалеку была какая-то деревенька. Кристина рассеянно начала искать глазами, у кого бы попросить помощи.
- Постойте! – Виноватым тоном окликнула она мужчину, остановившегося неподалеку, уставившегося на растерянную богатую даму.
- Что желаете, госпожа? – Незнакомый мужчина с раскрасневшимися щеками появился рядом с Кристиной.
Она подняла на него глаза.
- Видите ли, меня ждут дела, а лошадь у меня захромала, – начала Кристина, видя, что мужчина ее внимательно слушает, одновременно пристально обводя взглядом. Кристине стало не по себе. – У вас есть кузнецы?
Мужчина состроил удивленную гримасу.
- Кузнецы? Есть, а как же! Да только наш хороший кузнец, мсье Альбер уже вот как вторую неделю с грыжей лежит. А его сына, который тоже кузнечничает нет сейчас в Сант-Круазе. Вот такая вот чертовщина выходит.
- Так что же это значит? – Женщина заметно погрустнела. – Что же мне тогда делать?! Неужели никто больше не может помочь мне? Ну, может быть кто-нибудь, хотя бы вы…
Мужчина пожал плечами, и махнул рукой.
- Я?! Ну нет, я вот тут вам не помощник.
Кристина вздохнула, и мужчина готов был поклясться, что она, как и все дамы, не зная, что делать, уже готова была разрыдаться от одолевшей ее неприятности.
- А не расстраивайтесь, госпожа, - начал он, подбадривая ее, - хотите, я вас к одному мастеру отведу. Он у нас на все руки мастер. Вот голову вам на отсечение даю, все умеет. И, может, и в этом вам поможет.
Кристина улыбнулась.
- Все?!
- Все. – Мужчина нахмурил брови, словно желая быть более устрашающим, вытянул в трубочку губы, и еще раз протянул: - Все-все, госпожа! Вот сами убедитесь. Я вас не обману. Славный такой малый!
- Ну, раз так, ведите к нему. – Кристина открыла маленькую сумочку в виде атласного мешочка, висевшую у нее на запястье, достала оттуда купюру во сколько-то франков, и сунула мужчине.
Тот сделал благородное лицо, и попытался отнекнуться. Но сразу же, как Кристина попыталась открыть рот, что бы что-то сказать, моментально выхватил у нее из рук деньги со словами:
- Ну, так уж и быть, госпожа, только ради вас… что б вы не упрашивали. Не хочется уж обижать такую красивую госпожу. Но только ради вас, из-за уважения… ох ты господи, что поделать. Доброго вам здоровья, госпожа. – Бурчал без остановки он.
И быстро спрятал бумажку во внутренний карман сюртука. Кристина едва заметно улыбнулась. Все происходящее почему-то позабавило ее.

Под ногами деревенской дороги чавкала земля, превратившаяся в грязь из-за несколько дней ливших дождей. Мужчина, утопая в ней сапогами, шел, не обращая на это внимание.
Кристина то и дело приподнимала край юбки, чтобы не замарать подол, и осторожно, пытаясь выбирать не столь грязные участки дороги, ступала по земле.
Наконец они, как сказал мужчина, оказались на месте. Взгляду Кристины открылся небольшой домик, на окраине деревеньки, заросший раскинувшимися в таком же небольшом садике яблонями и грушами, из-за зелени едва открывалась взору рыжая черепичная крыша домишки.
Мужчина со скрипом отворил невысокую калитку, приглашая Кристину войти.
Пока они шли по каменной, с поразительным мастерством выложенной тропинке к крылечку, Кристина обратила внимание на живописную просторную клумбу, в которой росли кроваво-бордовые розы.
У Кристины защемило сердце, ей захотелось остановиться, подойти к цветам, и дотронуться до их лепестков. Она что-то прошептала себе под нос, прижав перчатки к груди, на что мужчина обернулся, и сразу же спросил:
- Вы что-то сказали, госпожа?
- Нет. – Отрывисто ответила Кристина. – Ничего.
- А, ну ладно. – Мужчина взялся за ручку двери. – Вы только не бойтесь его, госпожа, хорошо? – Странным тоном сказал он, прежде, чем войти в дом.
Кристина непонимающе приподняла брови.
- Нет. Он обычный, нормальный такой парень. – Успокоил ее мужчина. - Ну, вы все равно это… не бойтесь, короче говоря, его.

- Эй, приятель… - Крикнул зычно на весь домишко мужчина, войдя в дом, и Кристине показалось, что стекла в рамах дома зазвенели. – Ты дома? Ты чего там делаешь? – Мужчина заглянул в маленькую комнатушку, прилегающую к гостиной.

Кристина остановилась посреди комнаты, не желая столь бесцеремонно вторгаться во владения хозяина.
В домике царил полумрак. Гостиная была небольшой. У стены стоял сосновый комод, на стеллажах которого из-за стеклянной дверцы выглядывала на нее обычная утварь. Все было слишком по-деревенски. Ничего не обычного. Рядом с нею на середине комнаты небольшой стол, покрытой скатертью, на котором стояла ваза, накрытая кружевной кремовой салфеткой. Окна занавешены плотными муслиновыми занавесками, слегка колышущиеся от сквозняка. Стены голы – ни картин, ни фотографий. Половицы слегка поскрипывают, когда она в волнении переминается с ноги на ногу.
Но почему-то Кристине было здесь безумно уютно. Все, совершенно все словно погружало ее в какой-то странный незнакомый, и вместе с тем такой родной и необычный мир. Мир спокойствия, и безветрия. Ей подумалось на секунду – она могла бы здесь остаться. По собственному желанию. И этот дом отчего-то показался ей куда более уютным и способным ее защитить, чем стены огромной усадьбы ее супруга.

- Ты чего там делаешь? Ты лучше посмотри, кого я тебе привел. – Говорил мужчина, с которым она несколько минут назад разговаривала. В ответ ему до Кристины донесся уже знакомый, словно чем-то возмущающийся, голос из другой комнатки.
Похоже, мужчина разговаривал с хозяином. Виконтесса ощутила, как сердце участило свой ход. Кристина немного подалась вперед, и заглянула в щелку двери. Хозяина она так и не разглядела.
Сначала он стоял сгорбившись над невысоким столиком, потом высокий темноволосый мужчина, одетый довольно свободно и по-домашнему, в брюках, рубашке, с закатанными по локоть рукавами, и одетой поверх коричневой жилетке, распрямился. От этого обрывка картины Кристину отчего-то еще больше начало разбирать любопытство. Интересно, кто он? Хозяин направился к выходу, и Кристина отпрянула назад. Почти неразличимо он что-то недовольным тоном ответил своему приятелю, будто меньше всего хотел сейчас принимать гостей.
Кристина закусила губу. Она услышала приближающиеся шаги. Она столь бесцеремонно нарушила уединение этого человека, что совсем неудивительно, если он будет вовсе не намерен разговаривать с нею.
Знакомый уже ей мужчина, по-кошачьи щурясь, и насвистывая что-то, вышел первым, прошел по комнате, остановился где-то позади Кристины.
А за ним вышел… вышел хозяин. Руки Кристины судорожно затеребили перчатки, горло пережала спазма. Больше всего она ненавидела душащее предобморочное состояние, когда все тело тяжелеет, руки и ноги становятся будто чужими, а в горле застывает немой крик о помощи, который ты никак не в силах изречь. Но, похоже, оно настигало ее сейчас.

-

Молодая красивая женщина стояла посередине комнаты, замерев. Эрик смотрел на нее каким-то особенным взглядом, в миг, став не похожим сам на себя. Грифель, который он не успел отложить, и держал в правой руке выпал, покатившись куда-то под стол по деревянным половицам, ударился о ножку стола, и остановился неподвижно лежать.
Такого не бывает…
Это сон. Это сказка. Он спит. Это его ночной кошмар.

Женщина побледнела, и нервно теребила в руках перчатки. Но молчала. Казалось, все возможные слова колючим комом застряли у нее в горле.
Смотреть на этих обоих было даже странно. Когда Жиль Надье нашел Эрика у себя в мастерской (эту коморку хозяин почему-то называл именно так), то он был в полне даже сносном настроении, он был спокоен, и кажется, то ли что-то рисовал, то ли оформлял какой-то чертеж. А дама, даже по прибытии в этот домик держалась весьма уверенно и бодро.
Так что с ними стало? Сейчас же оба словно обмерли и побледнели, изменившись до неузнаваемости.
Надье почесал затылок, осмотрел их обоих. У его знакомого цвет кожи сравнялся с молочно-белой маской, и затряслись руки, женщина учащенно дышала, не решаясь произнести ни слова, и лишь немо шевелила сухими бледными губами, не отводя взгляда от хозяина домика, будто видела перед собою приведенье.
У них были слишком странные пожирающие друг друга взгляды, чтобы продолжать обременять этих двоих своим присутствием.
Жиль Надье прекрасно знал такие взгляды. И знал, к чему они обычно приводят. Если он останется здесь еще на какое-то время, то, возможно, станет свидетелем того, что обычно свидетелей не предполагает.
- У-у… - Протянул он с каким-то сальным, не каждому понятным намеком. – Понятно все. Ну я это… пойду отсюда… Ладно?! Вы не против, нет?!
Разрешения он так и не получил. Ему просто не ответили. Он просто развернулся, и вышел.
А они продолжали стоять, смотря друг на друга.
Кристина дрожала, будто ее объял холод.
Эрик смотрел на нее, не в силах поверить в то, что столько времени спустя что-то привело ее в этот дом. В его дом. Вероятно, она и знать не знала, кого встретит здесь. А потому – что будет дальше?

***

Несколько минут они просто стояли друг напротив друга – глядя друг другу в глаза. Ни один так и не заметил того, что они давно уже остались здесь одни, лишь вдвоем.
Он был не в силах поверить в происшедшее. Три года он жил лишь размытыми эфемерными образами своей Кристины. Кристина изменилась. Очень сильно изменилась. Но ее можно было с легкостью узнать. Она стала взрослее, у нее стал более твердый осмысленный взгляд. Но все, каждая черточка ее лица, каждый изгиб ее тела говорил ему, что это Кристина. Любимая Кристина!
Ах нет, должно быть, уже не просто Кристина, а мадам де Шаньи.
Как страшно возвращаться в это прошлое, где все кажется столь благословенно-проклятым.

- Не может быть! Это ты?! - Произнесла Кристина, и ее слова, подобно сорвавшемуся вниз камню, упали в бездну, разделяющую их.
Его сердце сжалось от этих его слов. Он никогда больше не ожидал ее увидеть вот так близко.
- Вы что-то хотели, мадам де Шаньи? – Сухо спросил он, пытаясь отрезвить свой разум.
И, кажется Кристина тоже, пытаясь придти в себя, не дать себе забыться, обезумить, резко отстранилась мыслями от своего прошлого.
- Я ехала… по делам. Моя лошадь захромала. – Как-то просто ответила она, словно рассказывала свою беду совсем незнакомому человеку.
И разговор стал сразу же каким-то формальным, глупым, словно они были друг другу незнакомые чужие люди.
- Чем я могу помочь? Вам нужно посмотреть, что можно поправить? Если вы настаиваете... – Он сделал шаг вперед.
Кристина молчала. Теперь у нее и сил-то не было просить его о такой услуге. У Кристины задрожал испуг в груди. Она сию секунду же поняла, как только он выйдет во двор, и вовсе отстранится от не, а потом она поблагодарит его, денег за помощь он, конечно же, не возьмет, она уедет… Она потеряет его. Снова. И осознала – она боится, и не желает его отпускать! Это было столь неожиданно для нее самой, что она ощутила, как кровь прилила к лицу, ей сделалось жарко.
- Нет, - резко вымолвила виконтесса. – Не надо. Ничего не нужно. Не стоит. Не надо беспокоиться!
Он остановился, обернулся на нее.
Кристина смотрела ему в глаза, сама не веря в то, что произошло. Все это казалось ей какой-то путаницей, каким-то заблуждением. Не могло всего вот этого произойти. Она отчаялась уже когда-либо услышать его голос, увидеть его живым.
И в этот момент она отчетливо ощутила внутри себя какую-то необъяснимую радость, трепет. Сколько воспоминаний было сконцентрировано в этом образе, сколько чувств было в этом человеке, все ее прошлое, которое она так желала забыть отпустить, но всякий раз возвращалась к нему.
Она всегда думала, что любые мысли о нем будут вызывать страх, и нести за собою несчастье. Но сейчас ей хотелось лишь одного – кинуться к нему, прося защиты, и искать в его объятиях укрытия от всего мира, рыдая, рассказать ему обо всех тех годах, что она пыталась жить этой странной и непостижимой для нее жизнью.
Он был единственным, кому бы она могла, и хотела все это рассказать.
- Ну что ж, - вздохнул устало он, - как желаете. В таком случае, я бы предпочел… остаться один. Мне нужно доделать некоторую работу.
Кристина стояла, не двинувшись с места.
- Работу? А чем ты занят? Ты пишешь? Как прежде? Музыку?
- Нет. – Поспешно вымолвил он, не желая разговаривать с ней на эту тему. - Я полагаю, вы утомились с дороги. Прошу прощения, но боюсь, у меня даже нечего предложить вам, ваш визит был столь неожиданным для меня. – Он вел себя так, будто не знал ее. Его тон был отстраненным и холодным. А в конце своей фразы он с горечью усмехнулся.
- Почему ты так со мною разговариваешь? – С болью в голосе спросила виконтесса.
С каждой секундой Кристина все больше ощущала, что оба они теряют время. Разве для этого судьба снова бросила ее к нему на встречу? Не такой должна быть их встреча. Двух людей, знающих друг друга настолько, что давно можно было бы стать единым целым. Не таким должен быть его тон, не должна она давить в себе рыдания. Она даже не поздоровалась ним. А он принимает ее, как чужую.
Ей так хотелось кинуться к нему на встречу, в его объятия, обнять, почувствовать, как руки его обнимут ее плечи. Сказать, что она по-прежнему помнит о нем.

Она подняла на него глаза, и в груди у нее что-то заклокотало. Так клокочет морская пена, поднимающаяся вместе с соленой волной во время шторма. Волна моментально разбилась о твердь ее разума, словно о скалу, и горячим отравляющим эликсиром растеклась по всему телу.
Эрик хмуро глядел на нее, замечая, как меняется выражение ее лица. От страдальческого, до растерянного, разочарованного. Она начала дрожать, понимая, что ни на один из своих сумбурных вопросов ответа от него не получит. Кристина закрыла лицо руками, всхлипнула.
- Ну, скажи что-нибудь! – Попросила она. - Ты не хочешь со мною говорить, ты не хочешь меня видеть больше? Поэтому, поэтому ты не искал меня? Поэтому ты исчез?! - Почему?! – Снова повторила она.
Но этот вопрос был обращен даже не ему. Она вопрошала это то ли у себя самой, то ли у кого-то еще. Только, ответ ей все равно было не суждено получить.
- Как ты жил? – Распрямившись, спросила Кристина.
- Это как вы живете теперь, виконтесса?
Кристина ощутила, что захлебывается горькими слезами. Что она могла ответить? Она сейчас отчетливо понимала, что ей и ответить-то было почти нечего. Нет, точнее, было что, но тогда бы ей следовало, рыдая, кинуться к нему на грудь, изливая слезами все свое горе.
- Как все. А ты?
Он пожал плечами.
- Не как все. – Хмуро ответил он.
И Кристине показалось, что он жестоко сейчас надсмехается над ней.
- Тогда ты отпустил меня – зачем? Ты больше не любишь меня? – Вдруг спросила она.
Мягкий нежный голос ее, словно вином многогодовой выдержки теплом растекся по телу, охмеляя. Он прикрыл веки.
– Кристина… уходи. – Потерянно попросил ее он, и было, хотел развернуться, чтобы уйти из комнаты. Но Кристина так и осталась стоять на прежнем месте.
И будто только сейчас она осознала весь фарс своей жизни. Она бежала от чего-то темного, стремясь к свету, к мечтам, к исполнению своих мечтаний. А на самом деле, вся ее жизнь, каждая минута ее существования, церемония свадьбы, совместная жизнь, взаимные признания в любви, радости рождения сына – все это было не больше чем спектакль. Она думала, что любит. Но еще не знала, что это такое. Ей казалось, отныне она будет счастлива. Она не сразу поняла свое заблуждение. И тогда, в памяти у нее все чаще возникал лишь один образ. Что раньше было сравнимо страху, обрело иное воплощение…
Все окружающее стало ей невыносимо отвратительным и чужим. Она ощутила какую-то разрастающуюся внутри своего тела пустоту, будто и не было ничего в ее жизни. Был лишь какой-то обман. Ей захотелось стать вновь защищенной и умиротворенной, ей захотелось снова почувствовать себя единственной и желанной. И она испугалась своих мыслей, так как в них сейчас не было ни ее супруга, ни ее титула, ни ее обязанностей, ничего!
Еще никогда Кристине не боролось два желания с такой силой. Ей показалось, что годы разлуки, и одиночество, в котором она жила последнее время сминают ее разум, оголяя все то, о чем она не могла признаться несколько лет назад.
У нее из-под ног уходила земля, и не в первый раз она чувствовала внутри себя это безграничное, почти сумасшедшее притяжение к этому мужчине.
Но если несколько лет назад, когда она была девочкой она ничего не понимала, и не могла понимать чувств, которые одолевали ее, то сейчас она осознавала, что это притяжение, которое пожирает ее душу и разум. Она снова чувствовала, как тянет ее к этому голосу из ее прошлого, она ощущала, как жадно обводит он своим взглядом ее фигуру, ее лицо, ищет ее взгляд на себе. Как он борется. С самим же собою.
Она вспомнила их последнюю сцену в подвалах и их расставание. Там и тогда она не знала – не знала, что двигало ею, когда она, словно в бреду делала к нему шаги, когда надевала на палец кольцо, и когда целовала его.
Она боялась его, но вместе с тем, чем больше проходило времени, тем сильнее она понимала, что у этого страха есть подтекст. Что она боится его, и не желает смотреть ему в глаза потому, что знает – что не устоит.
Она была честной девушкой, она была помолвлена, и она не могла допустить того, чтобы ее тянуло к другому мужчине. Это нечестно.
А мысли о нем ее посещали. И тогда она гнала их. Она уверяла себя в том, что этот человек ужасен, что он убийца. Она пыталась быть слепой к его чувствам, и запрещала себе думать о его любви.

Зря сейчас она стоит сейчас здесь, напротив него. Он так близко. А ее сердце по-прежнему пустое, холодное, и объято тоской.
У нее есть муж, у нее есть сын, она распоряжается долей наследства, она научилась быть сильной женщиной. У нее своя жизнь.
А сейчас, когда она видит этого мужчину, она становится немощной, слабой, ту, которую так легко сломить одним лишь взглядом, она снова переносится в детство. И лишь там она была поистине счастлива. Она мечтала об Ангеле и… и, кажется, даже любила его. У Кристины судорогой свело все тело, и предательски заныло.

И только сейчас она ощутила – чего ей не хватало последнее время. Взаимности и понимания. Первый год, когда она была опьянена счастьем с Раулем, она старалась не думать об этом, но вот уже давно мысль о чуждости не покидает ее.
А он… он такой родной, и как не странно и необъяснимо… дорогой. И она знала, что лишь он способен ее понять. Она подняла на него глаза. У него был мягкий, немного растерянный взгляд. Но этот взгляд мог налиться несгибаемой мощью и силой. Так бывало, и она сама становилась этому свидетелем.
Кристина ощутила в полной мере все отвращение к той жизни, которая была там, позади, у нее за спиной, ей стоит развернуться, покинуть этот дом, и она вернется в этот отвратительный глупый мир, который увечит ее душу.
И она почувствовала, как замирает сердце, в предвкушении избавления. Наверное, это ее шанс. Единственный. Шанс, который никогда больше не повторится в ее жизни. Если сейчас она упустит его, это будет ее выбором.
И она перестала понимать веления своего сердца. Перестала понимать свои чувства. Остались лишь какие-то слепо влекущие к краю бездны желания.

И она сделала шаг вперед. К нему. Как когда-то. Она смотрела на этого человека так, как уже смотрела однажды. И взгляд ее снова умолял и просил его… не отпускать, увести, куда угодно, запретить ей думать, бояться, и пытаться вырваться. Да, именно этого она сейчас хотела. Хотела видеть с собою того сильного, пусть порою даже жесткого мужчину. Но с которым она чувствовала себя защищенной и слабой девочкой. Там, тогда она молила его взглядом – быть сильным, не сдаваться и идти дальше. Но она говорила с ним лишь взглядом. Потому что знала, что если она попытается высказать ему все словами – у нее ничего не получится.
Но тогда она видела в ним лишь разбитого, сломленного, обессилевшего человека, она видела, как слезы хлынули у него из глаз, и он… испугался. Он был напуган, как ребенок. И у него не хватило сил устоять тогда перед возможным счастьем, которого он так желал. И не смог осилить, как только оно приблизилось к нему.
Кажется, у него не было страха ни когда он безликой тенью бродил по темным подвалам и коридорам оперы, ни тогда, когда он убивал. Но как только рядом с ним, совсем близко оказалась женщина, возможно, готовая отдаться ему, готовая больше не сопротивляться – он не устоял, силы покинули его.

Вот и сейчас она видела в его взгляде все тот же страх. Господи, она не могла больше чувствовать эту боль. Ей показалось, что боль его была ощутима, что она сгустила воздух вокруг них, и нависла над ними обоими тяжелой звенящей пустотой.
Наверное, она бы сейчас желала испытать на себе его гнев, его ярость, чтобы он толкнул, накричал на нее. Что угодно, но только не этот полный боли взгляд.
Она сделала к нему еще несколько шагов, умоляюще заглядывая к нему в глаза.
Ну поцелуй меня. Сам. Первый. – Шептали ее глаза.

Первое время после того, как она покинула его – желание найти ее было слишком велико. Но это было бы его очередной ошибкой. Однажды он уже своими действиями оттолкнул ее от себя. Она сказала, что он жестокий бездушный, и бессердечный. Конечно, ведь в нее был влюблен красивый безупречный юноша, разве она устоит перед ним? Кто он такой в сравнении с тем, с другим? Вернуться бы в ее жизнь означало только усилить ее ненависть.
Все, что он хотел – чтобы она была счастлива. Принудить ее к союзу с собою означало – причинить ей вред, боль, страх. Ему была нужна не ее жалость, а понимание и искренность.

Слезы ручьями хлынули у Кристины из глаз. Ей хотелось плакать, ей хотелось рыдать, ей хотелось умолять его о прощении. Быть все той же несчастной бедной испуганной девушкой, которая находится в его власти и подчинении, которая «принадлежит» лишь ему, своему ангелу. Это не позорно, не стыдно, это нормально, потому что она хочет этого. Она больше не хочет быть связанной с тем миром, который поработил ее волю, ее желания, ее чувства. И лишь он может вырвать ее оттуда, забрать с собою. И она, как никогда, хочет этого.
И если он придет в ярость от неповиновения «своей непослушной ученицы» - она будет терпеть вспышки его гнева, будет ловить на себе взгляд разъяренных глаз, будет чувствовать и покладисто сносить неласковые прикосновения горячих рук…
Пусть так. Но только не холод и не отвержение.
Эрик вскинул руку, пытаясь унять нервную дрожь, и прикоснулся к ее лицу.
- Ты плачешь? – Изумленно спросил он, стирая слезы с ее щек.
Ей хотелось кричать.
- Я несчастна, Ангел. – Прошептала она страдальчески, сама боясь своих слов. Но она не хотела и не могла лгать ему, сейчас она готова была, как когда-то открыть ему свою душу, свое сердце, свою боль.
Рыдание заметно сотрясло ее тело, она всхлипнула, потом еще раз, и рыдания ее стали безудержны.


- Не надо! – Попросил он. – Не нужно плакать. – А затем все-таки взял ее за плечи. – Уходи! Так будет лучше!
Она сгорбилась, опустив голову, надломилась, будто хрупкая ветка под тяжелой шапкой снега.
- Я не хочу… уходить! – Решительно произнесла она. – Мне плохо там! Понимаешь?
Одновременно понимая всю неправильность своих действий, Кристина продолжала тянуться к нему. Если бы сейчас он спросил у нее – зачем она это делает – она бы ответила, что не знает. И не солгала.
Ей казалось все это почти нереальным. Он был рядом. Как когда-то. И ее сердце вдруг начало биться учащенно, заставляя бежать кровь по жилам быстрее и быстрее. Она почувствовала, что будто бы жизнь, утерянная когда-то, в которую она уже никогда не думала снова окунуться, возвращается к ней.
Его взгляд был такой же. Как и прежде. Любящий. Тоскующий. Нуждающийся в ней. Она чувствовала это.
И Кристина ощутила, что на нее никто и никогда так не смотрел. Так, как он. Почему-то сейчас она чувствовала себя сильнее его. И это, наверное, было не правильно.

- Прошу, иди.

Она закрыла глаза, и отступила от него, осознав, что должно, он уже никогда не простит ее. И надежды ее чересчур наивны. Слишком многое позади них. Ей показалось, что уже ничего не изменить. И, наверное, он прав, ей здесь не место. Ей нужно идти. Возвращаться. Кристина, опустив голову, давясь слезами, ничего не различая впереди себя, вышла из дома. Машинально ступая по земле, пошла к калитке, прощаясь с возможным счастьем своим. На секунду она остановилась, обернулась, бросив взгляд на дом, который только что покинула, увидев в дверях его. Он стоял неподвижно и вопреки всему упрямо. И Кристина готова была поклясться, что, несмотря на то, что несколько минут назад он умолял ее уйти, он больше всего на свете желал вернуть ее.
Сердце Кристины перевернулось, она выдохнула, развернулась, и, подобрав юбку, кинулась назад, побежав обратно, к нему, не готовая отпустить чувства, которые всколыхнула в ней эта встреча.
Он протянул руки, и она, запыхавшись, упала прямо ему в объятия.
- Ты… - Растерянно произнесла она, не в силах привести в порядок сбившееся дыхание, пряча лицо у него на груди. – Ты… ты, - жадно глотая ртом воздух, произносила она, - я тосковала. А ты?
Этот голос. Ее голос.
- Сколько прошло времени?! Кажется, вечность. - Продолжала Кристина. Он, не выпуская ее из объятий, притворил за ней дверь, дабы не стоять на пороге. - Я несчастна! – Повторила Кристина снова. – Без тебя. Знаешь, все оказалось обманом, ложью! Я запуталась!
- Что они с тобою сделали?! – Чувствуя ее неуемные рыдания, спросил он, и кончиками пальцев отводя с ее лица прядь волос.
- Это не они! Это я! Я сама!

Она лишь крепче к нему прижалась, впервые за столько времени чувствуя себя в безопасности. Если бы он сейчас пожелал забрать ее к себе в холодное подземелье – она бы пошла за ним.
Кристина прижалась к его груди еще теснее. Он вздрогнул. Почему-то ей показалось это таким невинным и таким будоражащим. Она подняла на него глаза. Ему был знаком этот ее взгляд. Она, как когда-то, давно, там, в подвалах оперы, смотрела ему в глаза, ожидая его реакции, она смотрела на него, умоляя, прося снисхождения, понимания, и прощения, она смотрела на него, готовая шагнуть в пропасть, и лишь ждала его согласия. И вместе с тем она была так беззащитна, так взволнована. Неожиданно вспыхнуло все внутри жарким пламенем.
Весь ее облик, весь ее вид передавал невероятную тоску, и она была настолько сильна, что все внутри у него перевернулось от жалости. У счастливых женщин нет такой боли в глазах. Взгляд показался ему каким-то неестественным, затравленным. Если бы он только мог подумать, что его малютка так страдала все это время!
Эта женщина, как и прежде… еще сильнее влекла его. Поднявшееся огненной волной пламя внутри него на секунду утихло, он облегченно вздохнул, но затем оно, восстав с еще большей силой, начало опускаться все ниже и ниже, переходя в тянущую не унимающуюся боль.

Кристина, как слепой котенок, подалась вперед. Вкус ее губ был каким-то сладко-горьким, опьяняющим. И он только сейчас, чувствуя ее губы, понимал, что именно память о том поцелуи несколько лет назад заставляла его жить дальше, что в самых укромных уголках души, которые даже не открывал самому себе, он хранил надежду, что когда-нибудь он сможет еще раз изведать этот хмельной вкус ее губ.

Она покорно принимает его. Это не может быть ни реальностью, ни правдой, а значит – это сон. И он может себе позволить в этом сне быть рядом с той, кого любил и любит столько времени. Всю жизнь. Его Кристина… И он не будет ни о чем думать. Главное – она снова вернулась к нему несколько минут назад. А значит, она не презирает его, он не отвратен ей, она тянется к нему, в этот миг.
В реальность его вернули ее громкие необузданные рыдания. Она плакала, как маленький напуганный ребенок, что-то говоря про свою жизнь, про него, про страх, про одиночество, про грезы, про разочарования и боль. Если бы он мог унять ее слезы! Хотя бы попытаться! Конечно же, такую он никуда не отпустит ее. И плевать на весь мир. Ей нужно отдохнуть и успокоиться. Эта встреча слишком разволновала ее.
Чувствуя ее слабость, он подхватил ее на руки, и, забываясь, ступил вон из комнаты. Он все ждал, когда она воспротивится ему, попросит отпустить. Но этого не происходило. Он опустил ее на ноги перед кроватью, каждую секунду ожидая того, что она одумается и уйдет, или это видение прервется, вытер ее слезы.
- Все хорошо. Отдохни. – Ровным тоном произнес он.

Виконтесса плавно опустилась на кровать, обессилено присела, потом откинулась на спину.
- Ты ведь не уйдешь?! – Спросила Кристина, взяв его за руку.
- Нет, я буду… там. – Указал он на дверь.
- Нет, здесь!
Тьма утягивала ее в безрассудство, и она готова была отдаться этому безрассудству.
Она не пожалеет об этом. Три года назад, возможно бы пожалела, но не теперь.
Сердце ее начало биться быстрее. Из нутра поднялась странная, почти обжигающая волна.
Если бы Кристина-девочка вернулась сквозь время на три года назад в холодные подвалы, готовая сделать выбор – она бы поступила как раньше, выбрав Рауля, оставив своего учителя там одного, но если бы Кристина-женщина сейчас вернулась тогда, она бы не позволила себе оставить его. Она была уверена в этом.
Она никогда не признавалась себе в том, что душой и телом нуждалась в нем.
Из-за страха, из-за боли и ужаса, из-за неизвестности и тьмы, как это было тогда.
Мир начал исчезать. Она отчетливо чувствовала, как стираются из ее сознания образы мужа, его родственников, всех окружающих, все этого обезображивающего ее жизнь мира.
Она не отпустила его руки. Чувствуя ее зовущий за собою взгляд, он опустился за нею, присел на край кровати. Кристина приподнялась, обняла его, и снова откинулась назад. Он притянул ее к себе. Какое-то время Кристина не шевелясь, уткнувшись ему в грудь, что-то всхлипывала. Так прошло какое-то время, пока она не успокоилась.
За мгновения, что она рядом, он бы мог отдать всю жизнь! Он не мог позволить себе даже пошевелиться, дабы не спугнуть этот сон. Он, не шевелясь и затаив дыхание, держал ее в крепких своих объятиях. До тех пор, пока Кристина сама не закопошилась у него в руках.
Он ощутил, как зашуршала ткань одежды, и, поддаваясь тонким ловким пальцам, одна за другой, начали расстегиваться пуговицы жилета.
- Кристина! – Отвел он ее руку, но Кристина не поддалась.
Она поспешно расстегнула жилетку, просунула свои руки ему под рубашку, притянула его к себе ближе.
Она часто задышала, когда его руки легли ей на талию, путаясь в складках одежды, поднялись к груди. Это опьяняло и будоражило ее. Он неуклюже поцеловал ее, потом снова поцеловал, уже смелее. Он целовал ее, вплетая свои пальцы ей в волосы. Шпильки беспечно начали выпадать из прически, и он вздрогнул, когда увидел, как густые пряди волос рассыпались по постели.
Она была прекрасна, как когда-то, та девочка, образ которой не покидал его память. Если бы он мог сейчас себя контролировать, или если бы Кристина сопротивлялась ему, не позволяя касаться себя, то понял бы, что, вероятно, это их ошибка. И они сошли с ума. Но разум погрузился во тьму, уступая место безумию.

Вдруг Кристина резко отстранилась от него, поспешно перевернулась на живот, заведя руку за спину, потянула за шнурок сковывающего ее платья, взволнованно прошептав:
- Помоги мне… скорее!
Он резко сел на постели, преодолевая головокружение, и поспешно, дрожащими негнущимися от волнения пальцами, забывшись, начал расшнуровывать ее платье. Справившись с ним, он стянул с нее узкое платье, и Кристина, не сопротивляясь ему, лишь помогла. Через несколько минут она скинула с себя нижние юбки, и стянула со своих плеч исподнюю муслиновую сорочку, запуталась в тонкой ткани ногами, это лишь взбудоражило ее еще больше, разжигая нетерпение внутри всего тела.
- Я не хочу помнить ни о чем, просто иди ко мне… пожалуйста. – Потянулась она к нему руками.
Он приник к ней телом, на ощупь нашел ее лицо, провел пальцами по щекам, будто желая убедиться, что она больше не плачет, потом спустился к шее, затем к груди, ощутил, что сердце ее бьется настолько быстро, что странно, как оно до сих пор не выскочило из груди.
Между ними на первый взгляд сейчас не было ни сумасшедшей страсти, ни резких движений, свойственных истосковавшимся по ласкам людям. Страх и пустота нависли над ними, накрывая, словно черной простыней ночного тумана.
Он погружался глубоко в неизвестность, а она подобно свету покладисто вела его. Куда именно – он не знал. Наверное, как и всегда – в ад. Но, не имея сил противиться – поддавался.

Они двигались, не видя друг друга, и всего окружающего, словно в густом тумане, который вяз на руках и ногах, сковывая движения. Так бывает, когда упругая скользкая тина опутывает конечности, и утягивает под воду.
Столько часов, столько дней, столько месяцев и лет пустоты и одиночества. Почему-то Кристине сейчас показалось, что это, должно, было и могло произойти куда раньше. И… наверное, произошло бы. Странно. Но они оба, они сами были виноваты, не зная, куда ведут их дороги. Ни один из них не был готов. А Кристина просто еще ничего не понимала, и не могла уступить своим грезам. Она не могла понять истинности его чувств. Ей казалось, что любовь – это нечто совсем другое.

Ее руки все настойчивее и настойчивее начинают ласкать его, не давая возможности придти в себя, не позволяя разуму взять верх над безрассудством. Кристина двигается ему навстречу, запрокидывает голову, бессвязно произнося какие-то слова. Так странно, такой он еще никогда не видел ее. Он, словно боясь встретиться с ней взглядом, утыкается лицом ей в распущенные густые волосы, все еще опасаясь, что она жестоко оттолкнет его.
Она с поразительной тонкостью чувствует его опасения и страх, что выдает каждый его прерывистый вздох, каждое движение и вздрагивание. Необъяснимо, но ничего загадочнее, и одновременно трогательней в отношении с мужчиной, она еще никогда не испытывала в своей жизни. Ей не понятно это, да, наверное, она никогда и не поймет этого. Не поймет непостижимую мужскую сущность, о которой она так ничего и не знает. Ей кажется, что он забывается. Забывается от всего происшедшего, отказываясь верить в ее безрассудство. Но он благодарен ей, и каждое его осторожное и аккуратное касание ее тела – тому подтверждение.
Хотя, наверное, все это безумно глупо выглядит – приходит ей в голову мысль, и мгновенно покидает ее разум. Она не желает ни о чем таком думать сейчас! Ей это вовсе не важно. И ей вдруг становится очень жаль, что она не видит его глаз. Он не смотрит на нее. Она чувствует его напряжение, и ее мышцы как-то сами собою напрягаются в ответ.
И даже нет ничего дурного в том, что она в данный момент ощущает лишь трепет в груди, смешивающийся со страхом, и ей хочется ощущать лишь тишину и покой, а не биться в конвульсиях страсти; куда главнее то, что он с ней, что обнимает ее, что она чувствует на своей груди биение его сердце. Это все куда важнее. И от такого простого единения у нее заходится сердце, темнеет перед глазами, и одна мысль о том, что он вернулся, что он снова рядом успокаивают ее, умиротворяют. Она забывает обо всем. О том, что у него учащается дыхание, о том, что он крепче стискивает ее в своих объятиях, что он задыхается ее именем. Но еще никогда она не ощущала такого покоя.

Сколько прошло времени с этого момента – он не помнил. Но когда открыл глаза, понял реальность происшедшего не сразу. Сожалеть или винить кого-то было уже поздно.
Кристина спала рядом, крепко держа его за руку. Он прислушался к ее ровному дыханию.
Господи, она здесь. Это она. Она рядом.
Пить… - первое, что потребовал изможденный организм. Жажда жестоко мучила его.
Он осторожно высвободил руку из рук Кристины, посмотрел на ее умиротворенное сном лицо. Сейчас, здесь, спящая, она выглядела совсем ребенком. Несколькими часами ранее же, когда он увидел ее после долгой разлуки, она показалось ему чужой, повзрослевшей, какой-то холодной незнакомой женщиной. Кристина пошевелилась, он замер, боясь ее пробуждения. Но она лишь перевернулась на живот, сонно вздохнув, и дыхание ее снова стало ровным и спокойным.
Нет, это по-прежнему она. Его Кристина. Маленькая наивная девочка.
Он приподнялся, чувствуя легкое головокружение. Похоже, происшедшее ранее опустошило не только его душу, но и телесные силы. Эрик еще раз взглянул на Кристину. Это хорошо, что она спит. Это избавляет их обоих от встречи взглядами. А это самое меньшее, что ему хотелось сейчас.

Он встал, нашел свою маску в груде скомканной одежды. Господи, когда она успела снять ее с него? Быстро, насколько это позволяла ситуация, оделся, и уже в третий раз, взглянув на спящую виконтессу, показавшуюся ему совершенно отрешенной в этот миг от этого мира, вышел, тихо притворив дверь.
Он прошел на кухню, зачерпнул ковшом воды, и начал жадно пить, чувствуя, как прохладная вода, заглушая жажду, остужает жар внутри его тела, но не пульсирующий огненными вспышками страх и ужас в мозгу.
За окном уже заметно стемнело. Какое-то время он так и просидел, не разжигая свечей на маленькой кухоньке.
Впервые со времен детства ему было страшно. Страшно поверить в то, что произошло.
По идее, в порядке вещей было бы вернуться сейчас к ней, а не оставлять совсем одну. Почему возвращаться не хотелось? Возвращаться к столь любимой и желанной женщине?
Может, потому что женщина эта была далеко не его. Любима им, но как знать, не любила его, и сделала то, что сделала по неизвестной ему причине. Не от любви и желания быть близкой к нему, а лишь, чтобы жестоко посмеяться в очередной раз.
Он сидел на крае стула, обхватив голову руками. Сердце то замедляло свой ход, то начинало биться быстрее. Ему начинало казаться, что он сделал что-то непозволительное, что он стыдится себя, и того, что между ними произошло сегодня. Должно быть, теперь смотреть на себя и осознавать свою жизнь будет еще противнее и невыносимей. Теперь, всякий раз вспоминая об этом, он будет чувствовать отвращение к себе.

За спиной заскрипели половицы, и в кухню вошла Кристина. Краем глаза он заметил, что она одета, и почти привела себя в порядок, насколько смогла. Единственное, что отличало ее от той Кристины, которая пришла к нему несколько часов назад – это то, что сейчас у нее были не прибранные, рассыпанные по плечам волосы. И этим она походила в это мгновение на ту наивную девочку из Оперы, которую он помнил, которую он знал много лет назад.
Она вздохнула, и ему показалось, что это вздох сожаления. Он быстро поднялся со стула, и, не оборачиваясь на нее, отошел к окну, встав к ней спиной, затеребил трясущимися руками занавеску.

- Эрик…
- Уходи. – Жестоко, отрезвляющим самого себя тоном, попросил он.
Если он обернется, увидит ее, то он не отпустит ее.
- Я… - Протянула несмело женщина, и голос ее начал дрожать.
- Уходи. – Повторил он.
- Пожалуйста, постой. Ты не понимаешь, позволь мне все тебе…
- Уходи, Кристина. Навсегда!

И дверь за его спиной хлопнула так, что он почувствовал, как зазвенели в оконных рамах стекла.
…Она ушла. Навсегда.

***

Вернувшись домой, Кристина ощущала полную опустошенность и разбитость. Она, задыхаясь то ли от пережитого, то ли от презрения к самой себе, с грохотом притворила дверь своей спальни прямо перед носом своей горничной, не ответив на ее вопрос о том, все ли хорошо с госпожой, и не нужно ли ей чего.
Кристина прошлась по комнате, остановилась на ее середине, и машинально вскинув руки, прижала ладошки к щекам. Кожа на ее лице горела и пульсировала, будто бы она сейчас вся была погружена в адское пламя. Теперь, должно, она попала в жернова безысходности, от которых не будет ей избавления. Как она могла, в который раз растерявшись и поддавшись своему страху, уйти, сбежать, оставить его? Теперь! Ей сделалось тошно. Она кинулась к дверям, крепко сжала ручку, и уже готовая распахнуть их, и бежать, бежать обратно, туда, где так недавно вернулась она в свое прошлое. Но в миг обессилела, подкосившись, и рухнула прямо на пол, зашедшаяся долгим горьким плачем, повторяя лишь одно имя...

Часом позже, остудив свой пыл, выплеснув всю боль, еще не высушив до конца слезы на лице, она сидела безучастная за туалетным столиком, сжав в руке щетку, заведя за плечо копну густых волнистых волос, и потерянным взглядом смотрела куда-то сквозь зеркало.
Где-то за спиной открылась дверь. Вошел Рауль.
Кристина расчесывалась за своим столиком.
- Здравствуй, моя милая. – Рауль нагнулся к ней, и поцеловал в щеку.
Кристину передернуло от этого прикосновения. Ей почему-то стало противно. То ли от самой себя и своего тела, которое принадлежало несколько часов назад другому, то ли от того, что к ней прикоснулся другой мужчина, не тот, которого сегодня она с такой неистовостью любила и до сих пор желала.
- Как провела день?
- Как обычно. Ничего особенного. Гуляла. – Криво усмехаясь своему отражению в зеркале, ответила Кристина, и еще с большим остервенением начала расчесывать свои волосы, так как чешут хвосты лошадям.

Отражение в зеркале смотрело на нее каким-то обезумевшим взглядом, в котором играли дьявольские искры, и словно всем своим надменным видом выдавало ей, что оно все знает, знает о случившемся, знает ее тайну, знает ее чувства и желания. Еще одной ложью в ее жизни больше! Еще одной…
Лги, лги! – Смеялось оно ей в лицо. – Лги дальше. Пока не станет омерзительно и противно от самой себя.

- Что-то не так? – Рауль снова поцеловал ее в щеку, погладил по плечу.
Наверное, он соскучился после долгого одиночества, и пришел к ней сейчас специально, чтобы восполнить всю ту пустоту, что образовалась между ними за это время. Но для Кристины эти поцелуи становились пыткой.
И сейчас она это отчетливо понимала. Увы, теперь, наверное, пока в памяти ее будет жива картина происшедшего сегодня, все ласки ее супруга, так желанные какое-то время назад будут некстати.
- Оставь. – Кристина резко дернула головой. Рауль отстранился от нее.
- У тебя потерянный вид, дорогая.
- Я… - Кристина кинула на столик щетку для волос из слоновой кости, украшенную резными лепестками, и приподнялась со стула. – Я не хорошо себя чувствую. У меня сегодня дикая мигрень. Я просто выпила успокоительную настойку. Хочу спать.
- Но мне хотелось побыть с тобою…
- …Я ложусь спать, Рауль. Прости. Не могу больше. День меня утомил. – Кристина одарила его совершенно безразличным взглядом, провела пальцами по лацкану его сюртука, расправив его, и направилась на кровать, делая утомленный вид.
Она откинула одеяло, и легла, утопив голову в подушках.
- Милая, к чему это? Если ты страдаешь, может быть, стоило позвать доктора?
- Полно… - Отмахнулась Кристина, когда Рауль присел на край кровати, беря ее за руку. – Все хорошо.
Кристина прикрыла веки, делая вид, что она засыпает.
Никакого успокоительного, увы, она не пила. И сказала это мужу лишь потому, что хотела избавить себя от его компании и расспросов. Но Раулю вздумалось посидеть с нею, подождать, пока жена уснет. Она готова была проклясть этот миг. Кристина проклинала про себя все, что можно.
Первый час ей пришлось делать вид, что она мирно спит, а мысли одолевали ее разум, и отчего-то хотелось плакать, но она слышала вздохи мужа, это значит, он все еще был тут.
А потом, как он ушел, и Кристина, услышав щелчок двери, поспешно повернулась на бок, сжалась в напряженный комок, и всю ночь она не могла уснуть, то плача, то чувствуя, как тело выдает ее странные необъяснимые в этот миг желания, доставляя невыносимую боль.

Что она чувствовала на самом деле? Почему-то, даже после свадьбы в ней не возникло такого обычного осознания того, что от природы ей дана женская сущность. Что понятно ей стало это только сейчас. Так странно. Кажется, еще никогда не чувствовала она такую непреодолимую страсть, такое желание близости. Ей хотелось впервые за долгое время познать всю себя, осмыслить свои чувства, свои ощущения, желания, до малейшей подробности вспомнить все, что довелось ей изведать. И может быть, не было во всем случившимся ничего невероятного, и пусть мужчина, которого она познала сегодня, столь же быстро возгорелся, как и потух, но ей все это показалось чем-то невероятным, таинственным, почти сказочным, будто вкусила она все это впервые в жизни. И ей хотелось думать, думать, вспоминать… Наверное, это было вполне нормально. Но она не могла. Слезы душили ее беспрестанно. И от этого она казалась себе еще омерзительнее, еще ужаснее. Господи, разве ее можно любить? Как?! Она всего лишь заблудшее существо. Мир вокруг нее сжался до пределов одного, лишь одного физически ощутимого мгновения. Мгновения, которое еще три года назад, она, наверное, прокляла бы. Но не теперь. Разве можно теперь будет к этому телу прикасаться с любовью, с трепетом? Что теперь она? Что теперь представляет? И в эти минуты чувствовала она в своей груди необоримую жалость к самой себе, к своим действиям, к своему существованию. За что?! Внутри ее красивого тела до сих пор таилась детская, наивная душа, все те же страхи.
Все произошло так неожиданно. И, кажется, они оба-то не смогли понять, что произошло. Она просто уловила на себе этот взгляд из прошлого, который все это время. Все три года был столь рядом. Ему стояло обратить на нее свой взгляд, и сила Ангела музыки и демона тьмы восстала в ее груди. Она поняла, что именно этого она ждала в самых темных уголках души, и именно этого она боялась. Вот оно спасение. Он снова вернулся, чтобы уберечь ее от этой тьмы, в которую она погружается. Лишь, ее ангел мог и может это сделать.

Никаких снов этой ночью Кристине не снилось. Она желала лишь яви.

На утро Кристина вышла к завтраку бледная и без аппетита.
- Ты не больна, - ставя на блюдце чашку из тонкого розового фарфора, спросил Рауль.
- Нет. – Опускаясь на стул, ответила молодая виконтесса.
- Как спала?
- Хорошо. – Солгала Кристина.
Всю ночь она вспоминала его образ, и то, чего она никогда не осмеливалась представлять, даже в то время, когда была девочкой, и образ Ангела музыки притягивал ее уже неистовой силой. Казалось, она еще никогда не мучилась так от одиночества ночью.

Что теперь ей делать? Она не сможет теперь все вот так забыть. Она ни на секунду, как ни странно, не жалела о том, что совершила.
Как странно, у нее могло бы быть множество любовников. Мужчины тянулись к ней. И если бы все дело было в похотливости плоти, она могла бы без всякого сожаления и терзаний совести отдаться им, по выбору «падать» в постель к тому, кого она желала, и кто ей был больше люб. Среди ее поклонников было множество достойных красивых мужчин.
Но она ни одного не жаждала. Она даже не могла подумать об этом. Она сразу же отрицала мысль о том, что могла бы делить ложе с каким-то мужчиной, кроме… кроме ее мужа?
А теперь все изменилось. В одночасье. Когда она не желала и не ждала этого. Ее словно скалу в море накрыла волна чувств и страсти.

Кристина подняла на Рауля глаза, и вдруг впервые посмотрела на него, как на преграду. Преграду к чему-то столь желанному, необыкновенному, нужному ей, как воздух. Она смотрела, как он ест, и только сейчас понимала, что каждое его движение, каждый его жест приводили ее в безумное состояние ненависти. Ей казалось, что он ужасно держит вилку, что его жест, когда он берет в руки чашку – просто ужасен, что из-за своих беспрестанных разъездов и работы он изрядно похудел, и осунулся, будто утеряв свое прежнее обаяние, и перестал походить на дорого ей мальчика. Он стал чужим.
Ах, если бы его не было в ее жизни, наверное, все было бы проще. Наверное, она бы не загубила бы его жизнь этим браком, и сама бы осталась свободной, и сейчас бы ее не терзали сомнения в правильности ее недавних действий. Ах, наверное, тогда бы она не разбила жизни двум ни в чем не повинным мужчинам, которые лишь с искренностью детей, тянулись к ней.

Рауль отодвинул блюдце с ореховым пирогом, к которому почти не притронулся. Чашка с кофе была пуста. Матильда сию секунду же приблизилась с кофейником к хозяину. Он указал ей жестом, что чашку наполнять не нужно.
Горничная положительно кивнула головой, поставила кофейник на поднос. И покинула столовую.
Кристине, как ни странно, вовсе не хотелось есть. Ее мутило даже от запаха кофе. Ее мутило от самой себя. Она сидела в столовой особняка своего мужа, чувствуя на себе жар рук другого мужчины, предавая все три года совместной жизни со своим законным супругом, и пыталась укротить разбушевавшееся воображение.

Рауль забарабанил пальцами по столу, словно желая избавить из обоих от воцарившейся в столовой тишины. На скатерти играли лучи яркого солнца, льющиеся жидким золотом из окна. Вид у супруги был уставший, видимо, ей не здоровилось. У него последнее время было много дел. Они редко виделись. Не удивительно, что она обижена на него. Она всегда стремилась проводить с ним как можно больше времени, и жаловалась на его работу.
Сейчас она еще больше разозлится на него. Она часто жаловалась на то, что почти его не видит.

- Кристина, милая, через пару дней мне нужно будет уехать. – Наконец, решившись, сообщил он.
- Куда? – Кристина оживилась. – Снова?!
- Да. Прости, ангел мой, но дела. Я и сам не думал, что придется. Хотел отдохнуть. Побыть с вами, с тобою, с Шарлем… Но думаю, это не надолго. Может на дня три, четыре. Я постараюсь вернуться как можно скорее.
Он поднялся, подошел к жене, положил ей на плечи руки.
- Так что, я надеюсь, ты даже не успеешь соскучиться.
- Не успею? Надеюсь. – Кристина начала размешивать в чашечке кофе с такой силой и звоном, что хрупкий фарфор грозил расколоться на мелкие осколки.
Рауль погладил ее мягкие волосы, и направился к дверям.

…Через пару дней! – Зазвучало у нее эхом, и сердце замерло.
Ложечка, с зависшей на ней янтарной капелькой кофе застыла в воздухе над чашкой в руках виконтессы.
Она видела перед собою взгляд его глаз. Глубокий. Чувственный.

Пара дней для Кристины оказалась адом ожидания. Она считала минуты, когда муж уедет. Она обдумывала и решала все каждую минуту. И каждую минуту мысли ее и решения изменялись, как весенний ветерок, отдающий то прохладой, то опаляющий жаром.

-

Он налил из кувшина воду в таз, снял маску, чтобы умыться. Вода была холодная, почти ледяная, и от этого вызывала неприятные судороги по всему телу.
Затем он взял близь лежащее полотенце, и утопил в нем мокрое лицо, замерев так на несколько секунд. Он закрыл глаза, и перед его взором тот час же предстала она – Кристина…
Кристина. Как теперь ему забыть это?
Господи, он прожил несколько лет без нее, стараясь не думать о ней, избегать всяких воспоминаний, зная, что она ушла от него навсегда. Он мог убедить себя в том, что без него она счастлива, пытаясь смириться с тем, что женщине, которую он так любит, и должно, будет любить вечно, не место с таким изгоем, как он! Но он никогда не сможет избавить себя от ее образа, от самых простых человеческих желаний.
А теперь… разуверившийся во всем, разочарованный в тщетных надеждах, он никак не мог сообразить, нужно ли ему быть благодарным, и трепетно дорожить толикой того тепла, что ему выдалось почувствовать, или это очередной удар в спину.

Он яростно отбросил от себя полотенце, и снова зачерпнув пригоршней ледяную воду из таза, обдал ею лицо.
Он все надеялся смыть с себя этот обман, и никак не мог. Стойкое ощущение ее губ на своей коже, ее руки, ее дыхание на его губах не покидали его, отказываясь забываться и уходить в небытие. Он и сейчас практически чувствовал ее всем своим существом.

Где-то отдалено скрипнула входная дверь.
- Эй, друг, ты дома? Хотя, о чем я, ты редко вообще из него выходишь…
На порог кухни ступил Жиль Надье, и додумался прямо там отряхнуть сапоги, гулко забарабанив, как заяц, подошвами по половицам. Только хозяин, на удивление отреагировал на этот безобразный жест спокойствием и безразличием.
- Черт, на улице грязь непролазная. – Сообщил Жиль, снимая фуражку, и вытирая взмокший лоб. - Что-то у тебя лицо, будто кто-то умер. – Эрик ответил ему молчанием. - Кто-то умер, может, а я и ни сном, ни духом?
- Чего тебе? – Наконец, упавшим голосом спросил он.
- Так это… у жениных квочек целый выводок вылупился. Сил моих нет. Бегают, кудахчут. Ума не приложу, чего с этими маленькими непоседами делать. Надо б им загон подправить.
- И?!
- Хватился, ни одного инструмента нет. А ведь мой рубанок мсье Жустен одолжил еще прошлой осенью, - Жиль сказал это с таким презрением, что Эрику показалось, встреть Надье этого мсье Жустена где-нибудь сейчас, не быть ему больше живым, - старый раззява. И так ведь и ушел инструмент. Видать навечно! Дружище, одолжи, у тебя, должны быть. Не дай бедным наседкам и их детишкам помереть в тесноте! – Засмеялся Жиль Надье. – Ну?!
Эрик вздохнул. Думать о подобных глупостях, как избавить наседок от тесного жилища, ему сейчас хотелось меньше всего.
- Иди. Поищи сам в мастерской. – Отмахнулся он.

Надье оглядел невеселого товарища. Вид у него был, кажется еще хуже, чем в ту ночь, когда он нашел его полуживого.
- Слушай, чего это с тобою? Ты будто бы осу проглотил.
- Иди зачем пришел.

Надье вышел из комнаты, гордо выпячивая живот, и с хитрецой посмотрел на хмурого приятеля через плечо. Тот по-прежнему стоял покачиваясь, будто нерезвый, и прерывисто дыша, с совершенно безучастным пустым взглядом. Затем он сел за стол, уронив на руки голову, желая найти ответы хоть на часть тех вопросов, что сейчас никак не покидали его разум.
Но сосед не оставил надолго его одного в раздумьях и на этот раз. Он снова появился на пороге кухоньки спустя пару минут. С пустыми руками, видно, так и не найдя того, зачем пришел.
Надье оперся на дверной косяк, точнее даже сказать, расслабленно привалившись к нему, и скривился в хитрейшей мине, почесывая подбородок.
- Слушай, а ты шустрый малый! И не такой уж и дурак, как я думал. – Надье подмигнул своему знакомому, зато того от его действия передернуло. – Это ты претворяешься. Я всегда знал. Знал! – Ткнул в воздух пальцем Надье, указывая на своего собеседника. - А на самом-то деле ты не промах. Уважаю!
- Ты о чем? – Все эти фразы, тон которых ему не нравился, начинали выводить его из себя.
- А ты ведь не дурак! Сразу понятно, своего не упустишь! Держу пари, - хохотнул Надье, – что ты здесь был с женщиной. И, кажется, вы неплохо провели время. Это та красотка, что я привел к тебе? А ничего, она что надо. Слушай, и ты… и у тебя получилось так сразу ее охмурить? Ну, ты даешь! Уважаю!
- Замолчи, а?! С чего ты вообще взял, что… что… ну в общем…
- Что ты здесь не терял времени с хорошенькой барышней?! – Смеясь, догадался Жиль Надье. – Да очень просто. У тебя на постели валяются шпильки. Дамские. Ну, вообще-то по тебе самому не шибко похоже, что ты ими пользуешься. Значит, остается только вариант с женщиной. – Он снова засмеялся.
- Поздравляю. Железная логика. И кроме всего прочего, так ты пришел за тем, что искал, или рылся к моей комнате?
– Ну ладно, чего ты сердишься. – Развел руками Жиль. – Дело ж житейское. Ты лучше скажи, ну и как она?
- Слушай, иди ты… к черту! – Повысил голос Эрик. - Иди вон, пока я не придушил тебя. Хорошо? Сделай милость. Прошу. Уйди. Оставь меня! – И тон его сорвался на мольбу.

***

Антуанетта накинула на плечи шаль, шурша юбкой, прошлась по маленькой кухоньке. Подошла к столику, взяла с полки жестяную баночку, и начала приготавливать ингредиенты, чтобы заварить чай.
Целый день погода была скверной, и у нее ужасно болела голова, будто тисками сдавливая виски.

Ее отвлек стук в дверь. Она поморщилась, оставила свое занятие, и прошла к двери. С порога ей протянули конверт.

Антуанетта приняла в руки конверт, и закрыла дверь.
Она поспешно прошла в комнату, по пути поправила кружевную салфетку, которой была покрыта спинка кресла, и, не присаживаясь, прямо у окна, начала открывать конверт.
Она достала вложенную в него бумагу, развернув, принялась читать.
Дочитав столь странное письмо, адресат которого, указанный на конверте моментально взбудоражил ее, она вздохнула, затем, мгновенно вспомнила о горячем чайнике на кухне, убрала письмо в ящик, и вышла из комнаты.

-

С вечера начался сильный дождь. Через несколько часов он превратился в ливень, и начал нещадно барабанить в окно, как припозднившийся путник, просящий предоставить ему на ночь кров.
Сон к хозяину небольшого домика никак не шел. Он то бродил по темной комнате, то, не разжигая свечей, заходил в небольшое помещение, которое ранее он именовал «мастерской», переставлял что-то на столе, благо взгляд его достаточно хорошо и остро видел в полутьме.
В дверь раздался стук. Сердце Эрика сжалось в плотный комок. Затрепетало.
Он подошел к двери, и почти не раздумывая, открыл ее, распахивая перед неизвестностью. В дом залилась вечерняя мгла, объяв его вязким туманом.
Ему в лицо пахнуло влажностью и дождевой свежестью. С крыши в углу торопливо текла струйка воды. Он, почему-то обратил на нее внимание в первую очередь. А потом…

На пороге стояла виконтесса. Плащ ее был насквозь пропитан дождем, капюшон спал с головы, волосы намокли, и в беспорядке липли к лицу и шее. Капли дождя катились по ее бледному красивому лицу, крошечные капельки задерживались на ресницах, и словно крошки чистого горного хрусталя зависали на них на доли секунды. А затем срывались в пустоту, умирая в воздухе, растворяясь налету.
Она облизнула губы, сглотнув пресную дождевую воду, которая попала ей на язык, но медлила говорить о причине своего столь позднего визита.
- Здравствуй.

- Кристина?! – Его губы едва шевельнулись.
Несколько секунд она жадно пожирала его взглядом, огибая контуры его лица и тела глазами.
- Эрик… - Вымолвила она наконец, и словно привидение, нерешительно шагнула через порог. – Прости. Я не могу без тебя. Я не могу… Ты нужен мне.
Он, с изумлением отсчитывая ее шаги, не в силах помешать ей.
- Кристина…
- Молчи! – Выдохнула она с трепетом, понимая, что не слышит своих слов. Лишь стук, биение свого сердца. – Умоляю, только молчи! – Сделала она характерный жест рукой, запрещая ему говорить. – Не говори ничего сейчас, умоляю тебя! Слышишь меня, молчи! Просто послушай. Я не лгу тебе. Прошу, не прогоняй меня, как когда-то… только не прогоняй!

Кристина чувствовала, как испепеляющий разум огонь жег ее изнутри. Она протянула руки к его лицу, провела кончиками пальцев по маске, потом по губам, и прижалась к нему. Он вскинул руки, и ладонями почувствовал мокрую холодную ткань ее платья. Она подняла голову, и их губы сомкнулись в поцелуе. Она вцепилась в него так, будто если бы она разжала пальцы, то неминуемо упала бы в глубокую пропасть. Эрик едва успел притворить за ней дверь.
Он почувствовал резкую боль. Ногти ее впились ему в грудь, словно раздирая в кровь кожу.
Это все так было не похоже на то, что произошло несколько дней назад, но жажда познать и пережить все это снова была непреодолимой. И начинало казаться, что если они промедлят еще несколько секунд, то умрут оба.
Кристина дрожала. Он стиснул ее талию, затянутую в жесткий корсет, влажную ткань платья, поднялся к лопаткам, гладя спину, чтобы хоть как-то согреть. Господи, она была такая холодная! Он едва боролся с желанием содрать с нее эту одежду, и начать согревать ее продрогшее тело поцелуями.
Не размыкая с ним губ, руки Кристины с остервенением вцепились ему в концы рубашки, и он, не отрываясь от ее губ, услышал треск рвущийся ткани, и стук пуговиц о половицы. Черт возьми, откуда в этой маленькой женщине столько силы?!

Они, пошагово, как слепые, двигаясь в комнату, прямо по дороге, начали в неистовой борьбе страсти стягивать друг с друга остатки одежды.

Их ноги запутались в собственной одежде. Кристина, шумно вздохнув, двинулась вперед. Он сделал несколько шагов назад.
Они рухнули на застеленную тяжелым покрывалом кровать, как уже было несколькими днями ранее. Она упала ему на грудь, царапая плечи, и кусая его губы.

Он так сильно отличался от ее мужа. Ей казалось, что с таким невероятным зарядом сладострастья она еще никогда не ощущала такого блаженного покоя, такую непостижимую отрешенность от этого мира.

-

Усталости обоих не было предела, но они оба никак не могли уснуть. Сон словно отступил от них, погрузив обоих в пустоту.
Кристина, положив голову ему на плечо, беспрестанно вздыхала, будто печалясь о загубленной самой же собой своей женской доле, а он гладил ее влажные волосы, рассыпавшиеся по плечам и подушке.
Почему-то Кристине сейчас меньше всего хотелось что-то говорить. Ей просто хотелось быть с ним рядом, близко-близко. Вот как сейчас.
- Зачем ты вернулась, Кристина?
- Потому что я не могла иначе. Я вернулась к тебе. – Спокойно объяснила она.
- Что это значит?

Вряд ли он знал и узнает, что она пережила за эти несколько дней. Что передумала, что переосмыслила. Но сейчас он рядом.

Господи, разве он мог когда-то это представить? Разве он мог желать чего-то большего?
Кристина, его Кристина в его объятиях, и она не отталкивает его, он ей не противен, она не кричит от ужаса.
Он боялся вздохнуть, опасаясь того, что как только наберет полные легкие кислорода, сон или помутнение его сознания рассеются, и все то, что между ними было – окажется неправдой.
- Это значит, что я вопреки всему вернулась к тебе, наконец, поняв, что мне необходимо!

- Кристина… – Он приподнял голову, а затем резко сел на кровати. – Ты сошла с ума. Пока не поздно, пока у тебя есть время… Я пойму… ты можешь забыть все это, как страшный сон, как кошмар. Если сможешь, конечно. Ведь разве все это не ужасный ночной кошмар для тебя?! Ты можешь отказаться. Я прошу тебя, не совершай ошибок! Ты не простишь ни себя, ни… меня. Ведь я… я… посмотри на меня… - Дрогнувшим голосом произнес он.
О Господи, что он говорил? Что стоило ему произнести эти слова? Ведь он знал, как только она уйдет, покинет его после всего того, что произошло – он умрет.

Она поднялась вслед за ним.
- Уже посмотрела. – Улыбнулась Кристина.
- Кристина, но я… - Было хотел возразить он.
- Эрик!
Он вдруг напрягся, и обернулся на нее.
- Все хотел спросить, откуда ты знаешь мое имя? – Приподняв бровь, задал он вопрос.
Кристина, растерявшись, пожала плечами.
- Мадам Жири…
- Не продолжай. Я понял. – Не дослушал он ее.
- Пожалуйста, замолчи! Лучше бы ты иногда молчал. Ты порою говоришь такие глупости! – Она силой потянула его обратно на подушки, уложив рядом с собою. – Считай, ты все сказал. А я все выслушала. Но сделала свой выбор вне зависимости. Я пришла к тебе второй раз. По своей воле. Это что-то должно значить… Я так долго ждала этого момента. Что бы – просто быть с тобою.
Кристина видела в его глазах детский испуг и растерянность. Господи, неужели это взгляд того самого человека, которого она боялась когда-то?
Уходя от него тогда, после того, как это произошло между ними впервые, она и помыслить не могла, что начнется потом – что сердце начнет заходиться и тосковать, что душа начнет рваться, а разум возвращаться к его образу. Такому обычному, привычному и родному, такому… необходимому.
- Я ничего не хочу менять! – Упрямо сообщила она.
- Но захочешь ли ты продолжать…
- Захочу! – Оборвала его фразу Кристина. - Захочу!
Он вздрогнул всем телом, и Кристина ощутила это. Но она не лгала.
- Поверь мне, я не хочу обманывать тебя!
Почему-то, сам не понимая – почему, он верил ей! Или просто хотел в это верить…
Он провел пальцами по ее лицу, вглядываясь в ее глаза. Господи, сколько времени он мечтал услышать эти слова от нее. А сейчас, кажется, когда услышал, не почувствовал ничего, кроме сжимающей сердце боли.

Кристина поймала его губы, и он моментально ответил на поцелуй. Осторожно, словно опасаясь чего-то. Однако желание в ней разгоралось с неистовой силой с каждым его прикосновением, и безудержно, переплетаясь с частым дыханием заходило вверх-вниз сердце вместе со всем телом, разгоняя по жилам утопающую в огне кровь.
Она впервые была благодарна творцу за свое женское тело, за свою женскую суть. Он касался ее столь благоговейно, как касаются нежных лепестков роз у нераскрывшегося бутона, опасаясь разрушить красоту, причинить вряд.
Тяжесть его тела кружила ей голову, пробуждая безрассудные силы. Кристина с трепетом шептала что-то, податливо, еще теснее приникая к нему.
Воздух, тяжелый от влаги давил на легкие, не позволяя продохнуть в полную силу. Кристине того и казалось, что еще мгновение, и она задохнется.

Вдруг все тело ее начало сотрясаться от мелкой дрожи, он ощутил, как у нее перехватило дыхание, расслабившееся тело свела судорога. И рыдание в миг сотрясло ее.
Он, в испуге, поднял на нее глаза.
- Тебе больно? Прости, Кристина…
- Нет… нет… - Прошептала она не своим голосом, скрывая дрожь. – Наоборот. Понимаешь? Наоборот. Я… Просто… я никогда, никогда не испытывала ничего подобного с… с ним. – И отвела глаза, вся сжавшись внутри от какого-то необъяснимого смущения и страха.
Он, задыхаясь, спрятал лицо у нее на груди, слушая частое биение ее сердца. Гроза утихала, беснующийся дождь, стучащий по крыше, молотящий по стеклам окна смолк.

И лишь через несколько часов, потеряв счет времени они оба позволили себе уснуть в объятиях друг друга. Ночь подходила к своему завершению, уступая место занимающейся заре, где-то поднимался первый луч.
Кристина мирно дышала, обняв его. И это была безмятежность. В полудреме он ощущал ее рядом с собою.

Эрик пробудился от легкого стука в дверь. Черт возьми. Кто там еще? Он приподнялся на кровати, тряхнув головою.
- Эрик? – Кристина разомкнула веки, и сонным взглядом посмотрела на него. Она была безумно красива. – Что там? – Не проснувшись окончательно, залепетала она, даже толком не поняв, что именно происходит. У нее была твердая уверенность в том, что так и должно быть, что ее место отныне и навсегда в постели этого мужчины, и она теперь принадлежит ему. У нее не было ни доли беспокойства. – Не уходи, пожалуйста. – Поймала и сжала она его руку.
- Ничего. Спи… - Он поцеловал ее в лоб, и встал. – Я сейчас вернусь.
- Не оставляй меня... – Снова пробормотала она сонно, потом закрыла глаза, и, путаясь в смятых простынях, перевернулась на бок, мирно вздыхая.

Эрик первым делом быстро поднял с пола скомканную одежду, поспешно натянул на себя, потом так же быстро накинул халат, и вышел.
В дверь по-прежнему стучали. Что его будет ждать, когда он откроет дверь? На долю секунды он представил на пороге виконта, мужа Кристины. Совсем не мудрено и вполне естественно, если он ищет ее. А если он уже нашел ее?! Он отнимет ее. Прямо здесь, стоя на пороге его дома, его, Эрика, дома. Если это так – он не мог даже вообразить, что за всем этим последует. Но он был готов. Он все равно теперь не отдаст ее.

Он дернул дверь. На пороге стояла мадам Жири. На секунду он позволил своему сердцу возобновить спокойный ход.
- Антуанетта? – Упавшим голосом спросил он.
Мадам Жири оглядела осунувшееся лицо Эрика. Небрежно накинутый на плечи халат, безучастный уставший взгляд, и какую-то странную несвойственную ему расслабленность.
Он отметил, что на дворе было утро. Солнце уже поднималось над кронами деревьев.
- Здравствуй. – Каким-то натянутым тоном сказала она.
Он не ответил ей ничего.
- С тобою все хорошо? Ты не очень хорошо выглядишь.
- Да.
- Ты здоров?
- Да. – Ответил он, как отмахиваются от назойливой мухи.
- Что-то произошло? – Вдруг спросила она.
Ее вопросы, посыпавшиеся, как горох из корзины, которую опрокинули, начали выводить его из себя. Ему так хотелось и на этот раз ответить ей «да». Да, произошло. Там, в соседней комнате в его постели мирно спит женщина, любовь всей его жизни. И в данный момент никто не должен нарушать этот момент, принадлежащий только им обоим. Они заслужили это! Ему не хочется ни кого-то видеть, не говорить.
- Ничего. – Процедил он сквозь зубы.
Антуанетта вошла в дом, и он с размаху, не заботясь о спокойном сне женщины, спящей в соседней комнате, недовольно грохнул дверью, притворяя ее, за спиной у мадам Жири.
Антуанетта остановилась, повернувшись к Эрику лицом. Ей нужно было о многом ему рассказать. Почему она выбрала именно это раннее утро – так вышло. Она сейчас не смогла бы ответить на этот вопрос.
- Тебе не спится в такую рань? – Потирая затекшую шею, недовольным тоном пробормотал он, и сделал шаг от входной двери в комнату.
- Я думала, ты уже проснулся. Ты не имел обыкновения нежиться в постели.
- Откуда ты знаешь? – Мрачно усмехнулся он. - Будто ты когда-то караулила у моей постели. Хотя, с твоею проницательностью, не удивлюсь, если так оно и было.
- Прекрати! – Повысила голос женщина, сдвинув брови к переносице. - Это крайне важно. Я думаю. Просто…
- И поэтому тебя притащили черти с рассветом. – Возмущенно вставил он.
- Да что с тобою, в самом деле?! Ты как с цепи сорвался.

- Эрик, что произошло?! – Тонкий женский голосок. До боли знакомый. – Что-то случилось?

Антуанетта поспешно обернулась. На пороге спальни стояла виконтесса де Шаньи. Черт, какая виконтесса, просто Кристина. Кудрявые спутанные волосы ее рассыпались по голым острым плечам, руки ее сжимали узел простыни, который она крепко прижимала к своей груди.

Взгляды женщин встретились. Кристина запустила острые ногти в спутанные волосы, и ахнула. Лгать, придумывая оправдания, уже не было смысла. Зачем теперь скрывать от мадам Жири, мудрой женщины то, что произошло?
Ей бесполезно что-то говорить, она и так все поймет, увидев женщину, вышедшую из его спальни. И ни какую-то женщину, а Кристину… Его Кристину. Его примерную ученицу.
Нет толка врать ей о том, что так случилось, и что между ними ничего не было. Она и так, наверное, все поняла уже. По одному взгляду Эрика. По взгляду изголодавшегося мужчины, который теперь сполна пресытил свою жажду любви и близости.
- Мадам Жири?! - Простонала Кристина, прижимая еще крепче узел простыни к груди, словно боясь, что руки предательски изменят ей, и ткань соскользнет с нее, обнажив все ее тайны, и обнаженное тело чужому взгляду, выдавая их секрет с Эриком, будто на кожи ее остались видимые следы от его поцелуев.
- Кристина?! – Выдохнула она.
Виконтесса ей ничего не ответила, словно потеряла всякий дар речи. Мадам Жири обернулась на Эрика.
- Мне нужно с тобою поговорить. – Потом кинула взгляд на Кристину. – Надеюсь, виконтесса де Шаньи не будет против, если мы оставим ее на несколько минут? Я отниму у вас, мадам, - выделила она это обращение интонацией, - вашего… поклонника!
Кристина, побледневшая и растерянная, вдруг вздрогнула от холодного, словно лезвие ножа, которое приблизили к ее горлу, тона своей названной матери.

Эрик сделал шаг вперед, не поднимая глаз на Кристину, резко, почти неласково взял свою нежданную гостью под локоть, и повел ее в другую комнату, будто желая избавить Кристину от присутствия мадам Жири.

Он и Антуанетта прошли на маленькую кухоньку.

- Ты объяснишь мне? – Чувствуя, что он не спешит начинать разговор, произнесла мадам Жири.
- Что тебе объяснить? – Почти со злобой огрызнулся он. – Объяснить, что я сплю с женой виконта де Шаньи? – Зло ответил Эрик, присаживаясь на стул, и обессилено опуская голову. – Этого объяснения ты от меня требуешь? Ты этого хочешь?!
- И это тоже.
- А что именно ты хочешь знать? Тебе рассказать все в подробностях?
- Ты грубишь. Не дерзи мне! Ясно!? Ты хоть понимаешь, что произошло? Господи, вы оба хоть представляете, что натворили?
Эрик ничего не выражающим взглядом смотрел на сокрушающуюся мадам Жири, подняв голову.
- И давно? Давно это все происходит?
- Тебе это важно?
- Я хочу знать, как давно вы оба обезумили.
- Тебе самой не смешно? Хватит, ты ведешь себя со мною, как с мальчишкой. Но забываешь, что я уже давно не тот ребенок, которого ты так усердно растила. Спасибо, но не стоит!
- Ты мне не безразличен!
- Ты всегда стремилась меня воспитывать, и тогда, когда я был ребенком, и тогда, когда уже вырос!
- Но ты до сих пор мальчишка. Мальчишка, который выдает желаемое за действительное, Эрик. Ты лжешь себе. Лжешь ей… Ты не понимаешь?
- Послушай, давай не будем говорить на эту тему! Ты все время видела во мне лишь своевольного мальчишку! По какой причине?
- Потому что, так оно и есть. Ты упрямый, и подчас безрассудный! Но я и так помогала тебе! Я пыталась помогать тебе!
- Спасибо и на этом. – Развел он руками.
- Ты хочешь сказать, что тебе это было не нужно? Что ты не нуждался в моей помощи? Тогда, чтобы ты делал, Эрик, добиваясь всего, в чем нуждался? Продолжал убивать? – Жестоко спросила она.
- Замолчи!
Антуанетта хотела ему что-то возразить, но он не позволил, продолжив:
- Тебе всегда нужно было знать каждый мой шаг. Ты всегда укрывала ее от меня!
- Я не мола знать, на что ты способен, и что у тебя на уме, касаемо ее! Я никогда не знала твоих мыслей и планов.
- Вот как!
- Ты… ты был взрослым здоровым мужчиной. А она… она всего лишь наивным невинным ребенком, девочкой. А что ты хотел, чтобы я направила заблудшее дитя прямо тебе в руки? Я знала, что из этого ничего не выйдет хорошего. Все будут страдать. Ты, она… все. Я не знала, чем все это может закончиться.
Он усмехнулся.
- Ты тоже, ты, как и все видела во мне лишь животное.
- Ты знаешь, что это не так!
- Как тебе не понять, мне нужна была ее любовь. Я не желал причинять ей вред. Неужели ты думаешь, что если бы я желал утешиться от тоски, мне бы могло что-то помешать? Неужели ты думаешь, что я бы в таком случае не мог бы взять силой то, что мне нужно от любой из ваших миленьких хорошеньких балерин, мадам? И поверь, я бы нашел способ, чтобы твои девчонки не раскрыли бы даже и рта! Только, к чему? Принудить, чтобы потом наблюдать, как она корчится от омерзения? Мне нужны были ее чувства, чтобы она осталась со мною по собственному желанию, а не силой, не принуждением…
- Теперь, полагаю, ты получил то, что жаждал?!
- Ты ничего не понимаешь…
- Я понимаю, что вы оба подвергаете друг друга опасности!
- Зачем ты пришла? – Перевел он тему разговора.
- Я пришла поговорить с тобою.
- О чем?
- О кое-чем важном. Но, думаю, тебе сейчас будет вовсе не интересно выслушивать мой рассказ.
- Ты права. Абсолютно. – Кинул ей он, отворачиваясь.

- Я думаю, нам надо поговорить с вами, мадам Жири. – В дверном проеме стояла Кристина. – Простите, что нарушаю ваше уединение и ваш разговор. Но, пожалуйста, я бы хотела поговорить с вами. Ты позволишь? – Она обратила свой взгляд на сидящего на стуле Эрика.

Тот встал со стула, и, не говоря ни слова, не оборачиваясь, вышел из кухни, оставив их вдвоем. Из-за занавешенного окна в кухне было темно. Создавалось впечатление, что на дворе не утро, а наоборот, вечерние сумерки.
- Я полагаю, вы скажите, как я низко пала?! – Кристина села за стол, и уронила на руки отяжелевшую от мыслей голову. Напротив нее присела Антуанетта. - Что я стала похожа на шлюху. И будете правы, мадам Жири. Да, если вы хотите считать меня таковой, это ваше право. – Произнесла Кристина, и встала из-за стола.
- Я этого не говорила, девочка.
- Но подумали. Ведь так?
- Ты не знаешь, что я думаю.

- Мадам Жири… - Кристина обхватила себя руками, будто чувствовала холод. – Я понимаю, что слишком многого прошу, и не заслуживаю снисхождения, но… об этом ведь никто не узнает? Я прошу вас, умоляю. Если не ради меня, то… - Кристина обернулась на дверь, - то ради него. Я не хочу, чтобы что-либо подвергало его опасности. Я не вынесу этого!
- Ты уже сама подвергаешь его опасности.
Кристина покачала головой.
- Да, да… я знаю, мадам Жири. Вероятно это так. Я не могу предположить, что может сделать Рауль, узнай он обо всем.
- Но, рано или поздно он все равно узнает. Сможешь ли ты укрывать это вечно? Сможете ли вы укрывать это вечно? И нужно ли это вам?
- Когда-нибудь. Но не сейчас!

- Ты зря умоляешь меня. – Антуанетта поднялась со стула. – Ты прекрасно знаешь, что никто ничего не узнает.
Кристина подошла к ней, взяла за руки.
- Спасибо! Спасибо, мадам Жири. Простите!
- Мне не за что прощать тебя. Я полагаю, вы сами должны разобраться во всем. Скажи, это было именно твоим решением?
- Это было моим решением в первую очередь. Поверьте, я бы не находилась в его доме против своей воли.
- Что вы творите… - Прикрыв веки, произнесла укоряющее он. – Но это ваш выбор. Что ж…

Антуанетта прошла к двери. Покидая дом Эрика, она произнесла ему:
- Мне все-таки нужно будет поговорить с тобою. Позже. Я заеду как-нибудь позднее. Позаботься, что бы в следующий раз не получилось того, что произошло сегодня. И… будь осторожен ради всего святого. Не делай глупостей!
Он, ни сказав ей на прощание ни слова, с грохотом захлопнул за нею дверь.
Кристина стояла на пороге кухни, сжавшись.
- Что вы решили? – Спросил он, облокотившись спиной о дверь.
- Ничего. – Пожала плечами Кристина, и подошла к нему. Большие карие глаза подернулись дымкой. – Мы просто поговорили.
Он понимающе ей кивнул.
- Тебе нужно идти. – С холодом сообщил он. – Уже рассвело.
- Да. – Грустно, с обреченным видом согласилась Кристина.
- Я… я провожу тебя.
- Хорошо. – Едва улыбнулась она, согласившись.

- Вот что, Кристина, - сказал он, когда она покидала его дом, - знай, если ты вернешься ко мне в третий раз – я уже не отпущу тебя. Никогда.

Они расстались в рощице, перед холмом, за которым раскидывалось поместье виконта. Он прижал ее к себе, провел губами по ее виску, потом по лбу, вдохнул запах ее влажных от утреннего тумана волос, неловко снял с ее плеч свой плащ, и отстранился.
Но Кристина притянулась к нему, обхватила обеими ладошками его лицо, и поцеловала в губы. Жадно и одновременно робко. И здесь он понял, что не надел перед выходом маску. Ему захотелось как можно скорее скрыться с ее глаз, с этого места, и вообще укрыться от дневного света.
Кристина молча попятилась от него, и быстро побежала по засыпанной хвойными иголками тропинке.
А он, какое-то время наблюдал, как волнами развивается на ветру ее юбка, утопая в тумане, а через несколько ее фигурка и вовсе скрылась из виду. Он, накинув на плечи плащ, развернулся, и, участив шаг, поспешил вернуться домой.
После всего этого в нем сильна была уверенность в том, что это была их последняя встреча с Кристиной. Что больше уже он никогда ее не увидит, не услышит ее голоса.
Так, наверное, и должно быть. Он и так уже слишком многое получил.
Она совершила ошибку, и не сегодня, так завтра одумается, и поймет это. И раскаянье ее будет страшным...

***

Но она вернулась. Неожиданно. Через два дня после их последнего немого прощания. Посреди глухой ночи. Запыхавшаяся и взволнованная, с грозящим того и гляди выпрыгнуть из груди сердцем. Вернулась, и остановилась на пороге, как несколько дней назад, боясь неведенья, боясь его холода и отчуждения.
А потом, когда прочла в его глазах изумление, кинулась ему на грудь, мешая свое горячее сухое дыхание с его.
И все началось с неистовой силой. Снова. Будто бы и не кончалось вовсе.

Будучи в полубредовом состоянии, прижимаясь к нему, когда они на короткие мгновения отрывались друг от друга, она рассказала ему о невзгодах своего существования, убеждала, что уже никогда не сможет с ним расстаться, и ничто не заставит ее это сделать. Она, словно пребывая не в своем уме, рассказывала ему какие-то способы быть вместе, быть рядом, она беспрерывно повторяла ему, что это не сложно, что служанки у нее глупые девчонки, а Рауля почти никогда не бывает дома… потому, это даже не удача, это больше, чем благословение. У них есть все шансы. Она счастлива, счастлива… Счастлива!

Но он не слушал ее в эти мгновения, и не хотел слышать. Конечно же, все это было глупо! Он слышал лишь лепет глупой ослепленной страстью наивной девочки. Но это уже было так много. Она сама искала способы быть с ним. И он не мог ей противостоять.

Он до сего момента так ничего и не знал о ней. А сейчас она, задыхаясь, рассказала ему о своей жизни, рассказала, наконец, что муж привез ее сюда на лето, что у нее, у них с Раулем есть сын, что она несчастна. Она не знала, что и как надо говорить, чтобы не причинить ему боли, и чтобы он верил ей после всего того, что произошло. Она говорила, что до сих пор не может поверить, как такое могло произойти, что их вот так бросило друг другу в объятия, что они встретились. Говорила, что все это время она ничего не знала о нем, и уже отчаялась встретить когда-либо. Просила за что-то прощение. Убеждала, что теперь все будет иначе. Что теперь она изменилась, многое передумала, и многое поняла.
Она шептала ему что-то на ухо. Потом приподнималась на локте, лицо ее освещал бледный луч луны, падающий из-за занавески, он видел ее колючие блестящие зрачки, загорающиеся каким-то странным безумством. А потом она наклонялась и целовала его в переносицу, спускалась губами ниже, прижималась всем своим маленьким хрупким телом.
Все это было так странно. Ему не верилось. Ему было непривычно ощущать рядом с собою ее. Неужели это произошло? Неужели то, на что он перестал надеяться, во что перестал верить – свершилось? Кристина. Кристина! Он все пытался отойти от этого сна, но не получалось. Все было наяву. И Кристина, так наивно ищущая его губы – тоже была реальна.
И теперь он боялся лишь одного. Все эти ее стоны, все поцелуи, ласки – проявление такой типичной изголодавшейся по нежности, скучающей богатой дамы, желающей разнообразить свою жизнь, возможно, обзавестись любовником, который бы не доставлял ей лишних проблем.
Но он гнал эти мысли. Гнал мысли о том, что Кристина в очередной раз хочет над ним посмеяться, гнал мысли о том, что все бы точь-в-точь повторилось, окажись на его месте любой другой!

-

Кристина открыла глаза и огляделась. По свету, заполняющему комнату, она поняла, что уже раннее утро. Лучи солнца пока еще вязнут в тумане, а листва на деревьях полусонно колышется, не проснувшись окончательно. Где-то за окном беспокойно щебетали птицы. На удивление спальня была светлой. Стены были кремовыми, и лишь плотные занавески на окне упорно не пускали свет. Комната была небольшой. Но это только добавляло ей уюта. Кристина вздохнула. Какое все-таки, чудесное место.
Кажется, ее сердце никогда не билось с такой скоростью. Что бы это могло значить? Даже, когда она была вся занята чувствами к своему жениху и будущему супругу, она никогда не ощущала этого трепета, этого необъяснимого волнения. Почти денно и нощно ее мысли были заняты лишь одним человеком. Можно ли вообще так жить, думая все время лишь об одном человеке? Да, наверное, можно. Так когда-то уже было. Но, тогда это был вовсе не человек, а ангел. Сейчас же все было иначе…

Кристина, заводя за голову руки, потянулась почти до боли во всем теле. Вместе с этим вспомнила все происшедшее. И вдруг только сейчас, впервые к ней пришло осознание того, что жизнь ее резко изменилась. И впервые здесь и сейчас, когда разум ее был чист она почувствовала какой-то неизгладимый испуг перед своими действиями, и перед случившимся. Странно, она оказывалась в этой кровати уже не в первый раз, а стыд, и осознание всего пришло только сейчас, захватив ее тело и рассудок. Такое сильное, сковывающее сердце сильной болью ощущение. Ей показалось, что вся прошлая жизнь, что все годы ее существования в супружестве ничего не стояли, ушли в небытие, будто их и не было, по сути, она так и осталась не разобравшейся в чувствах, совсем нетронутой девочкой, боящейся своего тела, и не знающей толком мужчины. Он был каким-то другим, таким незнакомым, непонятным, неизвестным, и поэтому у нее создавалось впечатление, что что-то она познала впервые. Но, одновременно со всем этим, он единственный, наверное, был для нее таким родным, таким желанным.
Кристина на несколько секунд забылась в мечтаниях, таких странных, но в то же время будоражащих кровь и воображение.
Она взбила под собою простыни, и перевернулась на живот. Наверное, теперь она должна себя презирать! Ею овладел вдруг какой-то необъяснимый стыд и смущение.
Подумать только – и это после всего, что было?! Да, так оно и есть. Она даже вздрогнула, потому что при мысли об этом судорогой свело скулы.
Все-все показалось ей таким манящим, притягательным, и вместе с этим пугающим и отталкивающим. Как она смогла это осилить? Как у нее только хватило дерзости решиться на подобный шаг?
Но теперь, после всего случившегося, кажется, она впервые чувствовала, себя женщиной.
- Ты уже проснулась? – Услышала она вдруг до боли знакомый голос, поспешно, словно ужаленная перевернулась на спину, запуталась в комке простыней, и в итоге не успела прикрыться. Почувствовала себя совершенно беззащитной и уязвленной.
- Да! – Смущенно улыбнулась она. – Но ты проснулся первым. – С какой-то обидой разочарования заметила она, глубоко вздыхая. – Я думала, что ты…
- Оставил тебя одну? – Закончил он. – О нет, все намного проще. Вероятно, вы, мадам, не отказались бы позавтракать, как все нормальные люди, как только проснетесь.
- Я..? – Спросила она, не обращая внимания на его явно колкий тон.
Кристина едва сдержала улыбку. В груди у нее забилось какое-то непонятное счастье, переплетающееся с замешательством. Она никогда еще не ощущала ничего подобного. Ей отчего-то показалось это столь трепетным, чудесным, невероятным. Она ли сейчас находится здесь?
А ведь, оказывается, он совсем обычный, как и все другие люди. Он всегда, всегда заботился о ней, даже кажется, тогда, когда она была на этом свете почти совсем одна, и думала, что так будет всегда. И ей раньше даже не приходило в голову, то он такой же, как все.
С жадностью она сосредоточила взгляд на нем, медленно, словно изучая, впитывая в себя, очерчивая изгибы его лица и фигуры.

- Что такое? – Он сделал несколько шагов вперед, и остановился у кромки кровати. – Почему ты на меня так смотришь?
Кристина только после этого, услышав его голос, опомнилась, и немедленно отвела взгляд, чувствуя волнами поднимающийся в груди трепет.
- Почему ты так смотришь на меня, Кристина? – Снова спросил он.
- Просто… ты… - она замешкалась, - такой… не знаю, как объяснить. Почему ты всегда так упорно пытался скрыться от меня, не показываясь? Ну почему? Ты ведь почти, как и все остальные. Я ведь никогда и не задумывалась над этим. Толком и не видела тебя никогда. – Кристина пожала плечами. - Так странно.
- Почти…
Он усмехнулся. Но Кристина почувствовала, что мягко и беззлобно. И тяжесть с ее души сошла. Ей показалось, она не уязвила его этими словами.
Она подползла к краю кровати, взяла его за руку, какое-то время, подняв глаза, смотрела снизу вверх на него, ловя его взгляд. А затем, не поднимаясь, вдруг, вскинув руки, крепко обняла, обхватив дрожащими руками его бедра. Ему захотелось оттолкнуть ее, но плечи ее шелохнулись, и он понял, что она заплакала, звучно, навзрыд. Рука его коснулась ее волос. И он осторожно погладил ее по голове.
- Кристина…
- Нет, правда. И пусть говорят все, что угодно. Почему же и мне раньше казалось, что ты не такой, как все? – Сквозь слезы, спрашивала она. - Но это же не так! Такой. И… мой. Такой хороший! И мой. – Вдруг, путаясь в собственных же фразах, произнесла она. – А я раньше не понимала. Скажи, ты ведь все еще любишь меня? Любишь меня?! Так ведь?! Ну ответь!
Он с какой-то необъяснимой теплотой посмотрел на нее, погладил ее щеку. Она несла невероятную чушь! И вряд ли сама отдавала себе отчет в сказанном. Кристине отчего-то стало спокойно, она подняла на него глаза, и вздохнув, едва заметно улыбнулась.
- Кристина, ты все еще такой же глупый ребенок…
- Не говори так. – Нахмурилась она. - Это же просто все из-за тебя! Это ты виноват…
- Кристина! Кристина…
И подался вперед, заключая ее в свои объятия.

О завтраке они вспомнили лишь спустя несколько часов.
- Должно быть, чай уже холодный. – Произнес он вдумчиво, с невероятной серьезностью, приподнимаясь на кровати, и освобождаясь от объятий Кристины. Таких нежных, и кажется полных любви, полных тепла.

- Я хочу, чтобы ты не отпускал меня ни на шаг! Никогда! Слышишь? – Потягиваясь, произнесла она, когда Эрик поднялся, и в смятении, начал искать вещи.
- Черт, куда он мог задеваться? – Проговорил он задумчиво.
- Никогда, слышишь? – Повторила Кристина с наивностью маленького дитя.
- Черт его побери, ты не видела его?
- Кого? – Не поняла виконтесса.
- Ботинок. Обычный. Черный. Черт, где?!
- Эрик! – Отрезвляюще вскрикнула она.
- Я нашел твой чулок. – Он поднял голову и потряс перед ее глазами маленьким кружевным кусочком ткани.
Кристина резко выдернула у него из рук чулок и кинула куда-то на кровать.
- Да прекрати же! – Уязвлено простонала она, будто в припадке. - За что? За что ты надо мною издеваешься?! Прекрати, прошу тебя! – Потом она глубоко вздохнула, перекатилась на другой бок, уткнулась лицом в еще теплую подушку, и прошептала:
- Можешь не верить, но, кажется, я счастлива! Господи, я счастлива! Эрик, и я… я люблю тебя! – Громко произнесла она. – Кажется… я люблю тебя. Ты понимаешь это?
Вдруг он выпрямился, словно обессилев, опустился на край кровати, и сел, понурив голову.
Кристина заметила это, улыбка мгновенно исчезла с ее губ.
- Что-то не так? – Испуганно пробормотала она.
- Смешно. – Покачал он головой.
- Что смешно? – Не поняла Кристина.
- Все смешно. – Объяснил он. – Я ощущаю себя полным идиотом. Она была права, мы выдаем желаемое за действительное. Понимаешь ты, или нет? Богатая виконтесса нашла себе необычного любовника, которого когда-то оттолкнула, будто навязчивую собачонку. Нашла себе развлечение. Игрушку. Что ж… - Затем быстро поднялся, по дороге взял в охапку одежду, и вышел.
Кристина какое-то время недвижимо лежала на постели, дрожа и не в состоянии опамятоваться.

Она нашла его на кухоньке. Он чем-то гремел, пытаясь что-то делать, только все валилось у него из рук. Он старался справиться с жестяной банкой чая, но и она отчаянно плясала у него в руках. Кристина подошла к нему со спины.
- Ты не прав. – Произнесла она, погладив его спину, и припав к ней щекой. – Там… ты был не прав.
Он оперся обеими руками на столешницу, сгорбился. Кристина вздрогнула от столь жалкой картины.
- Прошу тебя… ты до сих пор мне не веришь?
- Помнишь, - начал он, не оборачиваясь, не видя ее глаз, - я сказал тебе, что… если придешь в третий раз, не отпущу тебя?
Она молчала.
- Так вот знай, теперь я уже не отпущу тебя, Кристина… Теперь – нет!

Он развернулся, и резко вскинув руки, схватил ее за плечи. Она ощутила боль. Но это сейчас было столь незначительным, пустым. В ответ она крепко обняла его, уткнулась лицом в грудь, часто-часто задышала. Он погладил ее по спутавшимся волосам, укоряя себя за ежесекундный порыв резкости, и возможную боль, причиненную ее телу.
- Никогда не отпуская меня! – Попросила она, не поднимая взгляда.

Если бы она могла здесь остаться. Навсегда! Насовсем!
Ей показалось, что домик чудный. Словно сказочный. Она могла бы найти здесь то самое счастье, к которому стремилась. А главное, что она почти была уверена в том, что хозяин этого домишки мог бы, как никто другой, дать ей счастье, заполнить ее жизнь, избавить от пустоты. Да, именно он!

Но вместе с этим она понимала, что это невозможно. У нее есть обязанности, есть муж, есть сын. Она связана по рукам и ногам, и столь ощутимое счастье, к которому она почти могла прикоснуться, чтобы утолить жажду, одновременно было так далеко и невозможно. Все это будто разводило их по разные берега реки, а берегам никогда не дано сомкнуться, слиться воедино. Между ними всегда будет бездна. Бездна бушующей воды, отбрасывая их по разные стороны зыбкого счастья. Но, осознавать во всем этом свою вину было еще сложнее и больнее. Если бы она знала решение, или могла бы справиться со своими чувствами… Она вряд ли найдет когда-нибудь способ, принадлежать ему не короткие часы, а всю жизнь, не скрываться за дверями небольшого домика, а не опасаясь ничего, показывать свои чувства…
Наверное, он тоже это понял в тот момент, когда так неожиданно стал сам не свой.

- Я вернусь, - произнесла она, собираясь. – Обязательно вернусь! И когда-нибудь, вернусь навсегда! Если захочешь. – Добавила она украдкой.

***

А Кристине даже нравилась некая суета, нравилось это беспокойство, это замирание сердца в предвкушении чего-то таинственного, сокрытого от взора посторонних. В ее жизни впервые появилось что-то, что утаено от чужих глаз, что не выразись словами, о чем можно думать только в самых потаенных, укромных уголках своей души, что-то дорогое и упоительное, что-то, что тянет ее в пучину блаженства и спокойствия, и вместе с этим погружает в круговорот неистовства. Она впервые просыпалась утром не потому что «надо», а ради чего-то, в предвкушении.
По утрам, когда Матильда помогала ей одеваться, Кристина могла неотрывно задумчиво терять взгляд в глубине зеркала, сердце замедляло свой ход, и она не замечала заинтересованных взглядов девушки, думая о чем-то своем, что известно только ей одной.
- Вижу, эти места и воздух идут вам только на пользу, госпожа. – Говорила девушка, как-то растягивая каждое слово, будто на распев. – Вы приехали сюда, сами не своя были, на вас лица не было. А сейчас вас и не узнать. У вас такой цветущий вид. Ах, как я рада за вас, госпожа! Ну слава богу, что вам полегчало.
Кристина поднимала на нее обеспокоенный взгляд, будто не совсем понимая, о чем она говорит.
- Полно тебе. Что ты такое говоришь? Просто… просто… - Кристина замолкала, задумываясь. - Скажи, Матильда, я не старая? Я красивая?
- Да господь с вами! – Восклицала девушка, наивно прижимая руки к груди. – Госпожа, да вы красавица! Вашему мужу несказанно повезло.
- Повезло… - Бескрасочно повторяла она вослед, мыслями находясь далеко от этого места, и нервно усмехалась. – Повезло…
Кристина с особой тщательностью выбирала платья, заставляла служанку доводить прическу до идеальности, не терпя ни единого изъяна, ей хотелось снова быть красивой, свежей, она вся начала будто бы изнутри гореть каким-то необычным таинственным светом. Ей, словно девчонке, хотелось во всех подробностях познать и прочувствовать то, чего, как ей казалось, она до сего момента была лишена.

Возвращение мужа она приняла безрадостно, пытаясь отчаянно скрыть разочарование. А потом, вдруг почувствовала невероятную тоску и гадливость. Она ощутила себя самым ужаснейшим и лживым существом на всем свете. Рауль этого не заслуживал – не заслуживал ее отвращения и презрения за то, что не может она по его вине открыто заявить о своих чувствах, о том, что душа ее расцвела, она впервые чувствует безумное блаженство и любовный хмель, стирая грань между реальностью и мечтами, что не может, не прячась, быть… с другим. С приездом супруга Кристина снова сделала вид, что занята хозяйством. Заметив заинтересованность жены в жизни, виконт позволил себе облегченно вздохнуть – это хорошо, что она, наконец, оклемалась от всех своих невзгод, кажется, больше не горюет, как прежде о чем-то утерянном и несбывшемся. И лишь изредка замечал он, что виконтесса, при разговоре с ним колеблется, смущается, будто бы теряется в его присутствии.

Чем больше проходило дней, тем сильнее было ее ощущение, что она его… и вместе с тем, что она невероятно далека.
А он… получил возможность восполнить все, чего был лишен. Сколько раз теперь он просыпался, держа ее в объятиях, он целовал ее, он выслушивал ее самые сокровенные признания, он наблюдал, как она сонно потягивается, просыпаясь, как расчесывает волосы. Иногда он забывался, и тогда к нему приходило сладостное обманное ощущение того, что она целиком и полностью его, что они близки с ней настолько, насколько бывают только супруги.
Но пробуждение приходило очень быстро, буквально, с первыми лучами рассвета, когда сонная, вздрагивающая от утренней прохлады, ложившейся ей на оголенные плечи, Кристина начинала поспешно собираться, чтобы в срок вернуться в свой законный брак.

И меньше всего в эти минуты ему хотелось отпускать ее. Казалось, судьба посмеялась над ними в очередной раз, приблизив их невообразимо близко, на этот раз так жестоко наградив жаждой друг друга, и вместе с этим навсегда отняв всякую надежду и шанс на будущее, выстроив между ними еще больше преград.
Всякий раз он боролся с собою, чтобы однажды и уже никогда больше не отпустить ее от себя. Чем чаще у него была возможность видеть ее, тем сильнее он понимал, что нуждается в ней каждую минуту, каждую секунду, как в воздухе, без которого наступает губящее удушье.

Кристина с задумчивостью смотрела в окно, за которым уже начинали сгущаться сумерки, зовущие ее к возвращению в столь ненавистный ей мир.
- Твой муж вернулся?
Она ответила не сразу. Спустя несколько секунд, словно первое время искала слова для ответа.
- Да. – Выдохнула она обреченно. – Несколько дней назад.
- Почему же ты не с ним? Ты, наверное, была рада видеть его после долгого отсутствия.
Кристина грустно усмехнулась.
- Зачем ты спрашиваешь? Ты же прекрасно знаешь, что это не так!
Он подошел к ней, сел на кровать, на которой сидела Кристина, по-детски обхватив руками колени. Почему-то сейчас она испугалась его взгляда. Она уже слишком давно не боялась его. Она желала, жаждала его. Но не боялась. Сейчас – испугалась.
Он сел на кровать, та тоскливо заскрипела. Кристина почувствовала, как его ладонь провела по ее волосам, а затем пальцы вплелись в ее волосы, и он притянул ее к себе, почти рывком, грубо и тяжело дыша.
- Но теперь Кристина…. – начал он, облизывая сухие губы, и рассматривая ее лицо так, будто бы видел впервые, – теперь ты моя. И ты сама сделала этот выбор. Дважды сделала, Кристина, понятно тебе?! – Рука его сжалась, и Кристина почувствовала боль.
- Господи, Эрик, - простонала она. – Я твоя. Твоя! – Почти выкрикнула она. – Я сама сделала этот выбор, и ты знаешь, что я сделала его по своей воле. Да что с тобою? Да. Да! И я не оставлю тебя! Не бойся, прошу тебя.
Да, он боялся. Боялся, что она снова придаст и покинет его.
- Но ты все равно с ним! Тогда… - Он несколько секунд смотрел ей в глаза. – Тогда Кристина, знаешь что, - голос его стал тяжелым, и говорил он с надрывом. – Это нельзя так оставлять. Посмотри на себя, посмотри на меня… Ты смеешься надо мною? Так?!
- Вовсе нет!
- Это все похоже… на спектакль. И я не хочу оставлять это так… Так не может продолжаться. Слышишь?
Он резко вскочил с кровати, и будто загнанный зверь, прошелся по комнате.
- Да о чем ты?
- В кого ты меня превратила?
…В слабое никчемное существо, готовое существовать и радоваться за короткие плотские подачки! – Издевательски засмеялся разум.
- Черт возьми, в кого? В любовника, готового угождать тебе лишь пока твой муж в отлучках? Чтобы твое тело не изнывало от тоски? Тогда, Кристина, ты избрала не того. Я не намерен это так оставлять! – Простонал он.
Кристина с ужасом наблюдала за его действиями, сжавшись в напряженный комок мышц.
- Эрик! – Выкрикнула она, желая отрезвить его. – Прекрати, прошу тебя! Не надо!
Ее крик походил на вопль подбитой птицы, камнем летящей в низ.
- Не намерен, понятно тебе?! – Повысил он голос в припадке. – Так не может, так не должно быть! Твой муж должен узнать, что его жена больше не принадлежит ему, что она сделала выбор. Не в его пользу. Что теперь, - он обернулся к ней, - что теперь все изменилось! Что ты моя! Как и должно быть! Изначально.
- Ты не понимаешь, что ты говоришь! Господи, ты даже не представляешь, какую ошибку ты можешь совершить!
- Ты не будешь с ним! Больше не будешь! Ведь ты не хочешь этого! Не так ли? Ты сама твердила мне это – говорила, что не можешь так больше, не хочешь! Он должен узнать.
- Ты не сделаешь этого! – Предостерегающе подняла она руку.
- Сделаю! – Он отвернулся от нее и направился к двери. – И если нужно, я закончу то, чего когда-то не сделал, виконтесса. – Решительно, с твердостью в голосе проговорил он.
Кристину охватила непреодолимая паника.
- Нет! – Закричала Кристина, и соскользнула с кровати. – Эрик, господи, нет! – Она упала ему в ноги, хватаясь за них, разметав по голым плечам волосы, и заливаясь слезами.
Она была поверженной, испуганной, жалкой. Такой, какой он боялся ее видеть. Какой он не хотел ее видеть никогда.
И не мог видеть сейчас!
Кристина, дрожа всем телом, обнаженная и поверженная ужасом, ползала у его ног, не позволяя сделать ему и шага.
- Умолю тебя, не делай этого. Ради всего святого. Я понимаю, я знаю… это плохо, это грех. И я, только я виновата в нем. – Задыхаясь, поспешно говорила она. - Я заблудшая. Но прости мне, хоть ты прости мне! Ведь ты в этом грехе ровным счетом так же, как и я! У меня и так теперь кроме тебя никого и ничего нет! Я продалась, продалась в ад дьяволу, но я с тобою… потому что не могу иначе! Моя жизнь закончена. Там, среди них мне нет жизни. А ты… у меня больше никого нет. И прими, прошу, прими это пока. Я люблю тебя, но я пока бессильна. Неужели тебе недостаточно того, что все мои мысли о тебе, что я живу нашими встречами, что я желаю тебя, что я хочу тебя, что я корю и ненавижу себя за слабость, ту, когда позволила себе оставить так просто тебя, что не понимала своего притяжения к тебе, что я не понимала тебя, что боялась, что ты единственный, кто разжигает во мне огонь, дает мне жизнь! Да, я стала падшей, бесстыдной, я продалась, я опустилась… то, что по мыслям и поведению я стала походить на шлюху, но это все ради тебя! Но Рауль ничего не должен знать, Эрик, молю тебя, богом, дьяволом, кем угодно, пощади! Как тебе не понять, я боюсь за тебя, боюсь за нас… Эрик, у меня ребенок, у меня есть сын… Тебе не понять, что такое ребенок, родной, единственный, это все, чем я дорожу в той жизни! - Она ползала у его ног, путаясь в собственных волосах, тяжелой копной, падающих на спину и плечи. – Пожалей моего мальчика… ради него, он дорог мне. Хоть ради него! Я не знаю, что тогда станет с ним. Они отнимут его у меня. Самое дорогое, самое родное… мое дитя. Они сделают это, клянусь! Мои чувства разрывают мне сердце. Но я никогда не оставлю тебя. Я люблю только тебя, слышишь? Всякий раз я буду искать встречи с тобою, каждую минуту я думаю о тебе, каждый момент я буду возвращаться к тебе, как не сделала этого когда-то, я буду отдаваться тебе душой и телом, и никогда не предам… Клянусь! Но это пока все. Мне страшно. Страшно думать о том, что может произойти. Пойми, мне страшно за тебя! И мне самой больно, мне сложно и тяжело. Но я бессильна. Пока. Прими это, ради… ради нас, Эрик! Если это «мы» хоть что-то да значит для тебя. Если нет, то ради ни в чем не повинного ребенка. Моего ребенка. – Добавила она, задыхаясь, не в силах восстановить дыхание. – Сейчас я… не готова. Ни к чему.
Она подняла на него воспаленные заплаканные глаза.
Женщина, которую он боготворил и обожал, голая и обессиленная лежала у его ног, холодные половицы обжигали ее кожу, и заставляли стучать зубы от холода. Он не может видеть ее такой. Он так привык за то время, что они вместе, видеть ее совсем иной. А сейчас эта женщина была слишком жалкой, она умоляла его на коленях не делать того, чего он сам так желал и боялся одновременно. И не мог. Он прекрасно понимал, что здесь нет выхода. Что любое его действие лишь навредит Кристине. А этого он не хотел и боялся больше всего.
Кристина, стоя на коленях, выпрямилась, и протянула руки к нему.
- Прошу тебя! – Простонала она.
- Кристина… не надо. Хватит!
- Прошу тебя, поклянись мне, что не сделаешь этого. Мне надо знать. – Хватаясь за его руки, говорила Кристина.
- Кристина… - Он помог ей подняться на ноги, и прижал ее стройное дрожащее нагое тело к себе, чтобы согреть.
- Поклянись… мне надо знать… - Не унималась Кристина. – Ну, скажи же мне… - Она не договорила, он, отведя ее голову назад, поцеловал, жадно заглатывая губы.
- Я клянусь тебе. Я не сделаю этого. – Размыкая поцелуй, наконец, произнес он, чувствуя, как она плачет, и сотрясается в рыданиях в его руках, сжимая ее в своих объятиях еще крепче.
- Я ненавижу себя…
- Прекрати.
- Прости!
- Я не сделаю этого. Слышишь? Не сделаю. - Повторил он, пытаясь унять ее слезы, смиряясь с неизбежностью.
Она прижалась к нему.
- Не сделаешь?
- Нет. – с трудом дался ему ответ.
- Никогда?
- Нет.
- Я люблю тебя, слышишь? Люби и ты меня… И прости за все! Но… у меня нет выхода.
Он обессилено опустился, сев на кровать, закрыл лицо руками.
- Это неправильно.
- Я знаю. – Произнесла Кристина, двинулась вслед за ним, прильнув к нему, чувствуя, как он сам напряжен и дрожит. Но она не может ему помочь, кроме как просто быть с ним в эти мгновения. – Я знаю. Но обещаю, я постараюсь восполнить и дать тебе все, что не смогла когда-то. Но обещай и ты мне, что ты не будешь делать глупостей!
- Тебе не пора?
Она снова глянула в окно.
- Уже – да. – С тяжестью на душе, ответила она.

***

Их столь неожиданно начавшиеся отношения переросли в сумасшедший бурлящий неистовством роман. Такой бывает только между случайно нашедшими друг друга далекими доныне и не знакомыми любовниками, что видят друг в друге единственный глоток свежего воздуха.
Страсть захлестнула не только их сердца, но и разум так же неожиданно, как летом на чистое небо наплывает грозовая туча, заслоняя ватными клубами свет; она накрыла их с головой, как густой предрассветный туман, лишая способности мыслить и здраво оценивать все происходящее вокруг них.

Их отношения были наполнены страстью. Дни превращались в ненасытные часы, часы в минуты исступления, минуты в секунды страсти…

Кристина была упоена любовью, и ни о чем кроме этого не могла и думать. Эрик был опьянен тем, что она, наконец, рядом с ним, что он имеет возможность держать ее в своих объятиях, целовать, слышать ее стоны. И будто весь мир закончил свое существование.
Они не думали о настоящем, не задумывались о будущем. В эти моменты существовали только он и она…

Супруг мадам де Шаньи часто покидал поместье, или просто отлучался по делам – виконтесса располагала полной свободой. Можно было бы с полной уверенностью сказать, что она была самой обычной скучающей дамой из высшего общества. Для каждой женщины ее ранга было вовсе не зазорным иметь бы любовника. И Кристина это усвоила за время супружества с Раулем, и пребывая в этом обществе. Было лишь одно различие – Кристина не могла и не хотела считать его своим «любовником».
Хотя, вопреки всему, она и превратилась в женщину, охваченную вожделением и страстью, захваченную стремлением к такому запретному, и неизвестному ей прежде, каждую минуту ищущая встреч с другим. Наверное, еще какое-то время назад ее бы повергло в ужас подобное предположение, касаемо ее дальнейшей судьбы и репутации.

Она теряла голову, когда она был рядом с ним, и в те минуты ей было все равно – могут ли они оба надеяться на будущее, или нет. Она искала в нем надежду и утешение от всех своих невзгод, искала ту ласку и чувства, которые гнала от себя когда-то; она искала с ним встречи под любым предлогом, и всякий раз, как супруг виконтессы де Шаньи покидал свое поместье, покидала его и его супруга, часто отлучаясь на прогулки. А с прогулки возвращалась уставшая, изнуренная, и сама не своя.

Кристина, теряясь в собственных чувствах, спешила к нему в дом. Им стало неважно, что на дворе – ночь, или день. Пресытившись физическими ласками, она часами могла, затаив дыхание, не сводить с него глаз, просто слушая его дыхание и биение сердца, разметав по оголенным плечам густые волнистые волосы.
Она обожала его маленький домик, который скрывал их от всего внешнего, который позволял им находить уединение. Она сходила с ума от приглушенного света, падающего в комнату через плотные темные занавески; она безумствовала от тоскливых стонов кровати; когда он спал, а она украдкой смотрела на него с какой-то потаенной надеждой, и чувствовала, как замирает сердце; она слушала тиканье часов, которые беспощадно отсчитывали секунды и минуты до их расставания. Она питала нежные чувства к крошечному садику, окружающему его дом, к невысокой калитке, к овальной клумбе с розами.
Это все так было непохоже на то, что было связано с ее прошлым, с ее Ангелом музыки и учителем в Опере, это все было так далеко от того, в чем она жила сейчас. Не было не помпезности, ни величественности. Она чувствовала себя простым человеком, женщиной, она видела его, того, кого когда-то именовали Призраком, простым, самым обычным мужчиной. И его ей хотелось любить его, она не желала оставлять, покидая это место.

Кристина стала, ложась спать, если ночи ее были одинокими, – считать дни с момента и до момента их встреч. Она страшилась таких бессмысленных ночей. И со всех сил бежала прочь, чтобы вездесущая пустота не охватила ее, не затянула в самую свою глубину.

Почему все это она поняла спустя несколько лет? Возможно, не соверши она когда-то ошибку, все было бы иначе, и сейчас ее сердце не разрывалось бы от боли, омерзения к себе, и безысходности чувств к другому мужчине. Но там, тогда Кристина боялась. Да, боялась.
Она лживо убеждала его, и в первую очередь себя в том, что душа убийцы внушает ей страх. Она пыталась оттолкнуть его от себя. Навсегда. На самом деле, она боялась того огня и темноты, которые видела в его взгляде, тех чарующих звуков его голоса, которые гипнотизировали ее, когда он был рядом, когда она видела, чувствовала и слышала его.

Она боялась того, что никогда не сможет уже вырваться из его власти, и его воля поработит ее, затянув в пучину темноты. Он был ее темным ангелом, и светлым демоном. Он был ее благословенным проклятием. Он был исчадием рая, и хозяином тьмы. И она с каждым днем все отчетливее понимала, что, когда он рядом, его сила сминает ее волю. Но самое страшное было в том, что она начинала все больше желать этого подчинения. Она рисковала однажды стать заложницей своих желаний, и безвольной рабой его правил. И, наверное, она даже хотела этого...
Но разум вопил, что это не правильно. И она сопротивлялась. Она сопротивлялась ему, своему учителю, и в первую очередь – сопротивлялась себе.
Одновременно она видела, как он меняется. Как от одного ее взгляда или слова он может стать безумным, может стать чужим, а может стать жалким и слабым, или… таким желанным. Он – такой сильный, такой непостижимый, такой… беспомощный.
И Кристина хотела и желала идти к нему, с каждым шагом быть все ближе к нему; с каждым движением все больше принадлежать ему. Разве могла тогда она позволить это себе?

Последнее время она часто заходила в комнату сына. Если мальчик спал, то она, боясь потревожить его, едва дыша, устремляла взгляд на него, и смотрела, смотрела… Будто видела в последний раз. Будто бы до конца ее жизни оставалось все меньше и меньше дней, и в один прекрасный миг она может потерять то самое дорогое, что есть у нее сейчас. Вот только, когда этот миг настанет – она не знала, и это лишь сильнее раздирало ее грудь непостижимой болью.
А когда мальчик играл, задорно бормоча что-то себе под нос, Кристина, с грустной улыбкой смотрела на сына, и невольно мысли ее сгущались, заставляя обращаться к самым ужасным и потаенным страхам. «Я готова отдать все, что угодно. Но только не сына», – приходили ей в голову унылые мысли. Она с ужасом думала о том, что может навсегда потерять своего ребенка. Она не вынесет, не переживет этого, даже за все свои прегрешения она не заслужила такой страшной расплаты.

Виконтесса изменилась. Она могла быть мертвецки-бледной, с залегшими под глазами синими тенями, уставшей и хмурой, или, наоборот, в глазах ее вдруг начинал играть лукавый блеск, губы розовели, и будто она начинала вся цвести, как весной, распускающийся бутон цветка, храня в своей сердцевине какую-то непостижимую тайну.
- Ты хорошо проводишь время? – Спросил за ужином ее Рауль.
Кристина оторвала взгляд от тарелки, перевела его на мужа. Все двадцать минут, что они находились в столовой, он самоотверженно рассказывал ей о положении своих дел, поглощенный подробностями работы, и потому сейчас виконтесса толком даже не сумела отреагировать на этот неожиданный вопрос, имеющий отношения непосредственно к ней. У Рауля, судя по всему, было приподнятое настроение, и ему хотелось побеседовать с Кристиной. Чего вовсе не так уж и хотелось его супруге. Последнее время они все реже проводили время вместе.
- Да. – Тихо ответила она, безрадостно помешивая в тарелке раковый суп.
- Ты стала немного странной. Может быть, что-то случилось? – Он положил салфетку на скатерть, замерев на долю секунды в ожидании.
- Да с чего ты взял?
- Ты избегаешь меня, или мне кажется? – Серьезно спросил он.
Кристина посмотрела в голубые глаза мужа, в которых таилась тревога, и вдруг всерьез испугалась. А что если вся ее неосторожность лишь усугубит и без того плачевное их состояние?
- Господи, какие глупости!
- Кристина, если это из-за того, что произошло…
- Нет. Да нет же! Все хорошо! Ты… ты уже закончил ужин?
- Еще нет.
- Хорошо. Я не голодна. – Она поспешно встала из-за стола, и, расправляя юбку на ходу, вышла из столовой.
Лишь идя по лестнице, она заметила, что ее муж поспешно поднимается за ней, не желая заканчивать их беседу. Быстро взбежав по лестнице, следуя за супругой, он так запыхался, что вынужден был остановиться у самой двери в спальню Кристины, поймав ее за руку. Остановилась и она. Наступило молчание. Над обоими нависли сдавливающие сердце мысли.
- Что с тобою? - Раздраженно вымолвила молодая виконтесса, удивленная поступком мужа.
- Кристина, что-то не так? – Обеспокоено спросил он снова. – Прошу тебя, если тебя что-то тревожит, скажи мне. Дорогая моя Кристина, я пойму! Обещаю.
Возможно, и понял бы. Но только не то, расскажи она ему, что у нее связь с человеком, которого он считает самым злейшим врагом своим и соперником, что вся эта жизнь опостылела ей хуже всякого заключения, что давно она уже хочет сбежать как можно дальше, забыться, и больше никогда не возвращаться в этот мир, в котором вынуждена она жить, будучи виконтессой!
- Все хорошо! Рауль, прошу тебя, ты мучаешь себя пустыми предположениями. Все хорошо. – Заключила она, прикладывая к груди свободную руку, чтобы отдышаться.
Рауль чуть крепче сжал ее запястье, отчего манжет платья ее приподнялся, виконт опустил глаза, и замер, остановив взгляд на едва заметном следе на ее внутренней стороне руки.
- Что это? – Спросил он, поднимая на нее глаза.
Кристина взволновано вскинула бровями.
- О Рауль, я такая неуклюжая! – Рассмеялась она, и голос ее предательски дрогнул и сорвался.
Он несколько секунд молчал, отпустил ее руку, будто кожа ее огнем обжигала его, а потом произнес:
- Я думал, все наладилось. Просто, мне кажется, последнее время тебя что-то гнетет. Я ошибаюсь? – Рауль, будто в смятении начал похлопывать ладонью по ноге, словно желая отвлечься от каких-то дурных мыслей, окутывающих его сердце.
Кристина, поправив манжет, опустила глаза на его руку, и ощутила, как в груди поднимается какая-то странная волна, что жест его этот невероятно раздражает ее. Ей захотелось вскрикнуть, что есть мочи, прося его прекратить.
- Да. Ошибаешься. Прости, просто иногда я бываю такой глупой, сама не понимая, что со мною. И меня все начинает раздражать. – Натянуто улыбнулась виконтесса. – А так все замечательно, мне нравится этот дом, эта местность, наш сын здоров. Скажи, разве этого недостаточно, чтобы я была счастлива? Все хорошо.
- Может, ты скучаешь? Хочешь, я вывезу тебя в Париж? Поужинаем в лучшем из ресторанов, прогуляемся по улицам Парижа, если тебя гнетет деревня? Навестим матушку.
- Нет! – Выкрикнула она, и моментально осознала, что испуг завладел ею. – Нет, нет! – Уже спокойно ответила она, жестом показывая отрицание. – Здесь тишина и покой. Мне здесь нравится. Не хочу суеты.
- Как пожелаешь. Пойми, Кристина, я просто беспокоюсь.
- Спасибо. – Прохладно проронила она, и взялась за ручку двери, но вдруг остановилась.
- Что-то не так? Куда ты?! – Удивленно спросила изумленная виконтесса, не решаясь открыть дверь в свою спальню.
- Я хотел еще побыть с тобою.
Кровь отлила от ее щек, перед глазами все поплыло.
- Не стоит, - замешкавшись, начала она, - ты устал.
- Но Кристина?
- Прошу тебя. Кроме того, мне сегодня нездоровится. Лучше лягу пораньше. Что-то мне немного дурно.
- Опять?
- Ерунда. Сегодня было слишком жарко. У меня мигрень на эту погоду.
- Ты уверена, что тебе ничего не нужно?
- Ничего. – Прохладно ответила она.
Он приблизился к ней, погладил по плечам, поцеловал в щеку, и, развернувшись, направился вниз. Кристина глубоко вздохнула, несколько секунд смотрела в след уходящему супругу, и скользнула к себе в комнату.
Всю ночь Кристина думала. Стоит ей допустить крошечную оплошность, она поплатится за это. Если Рауль за ужином задал ей такой вопрос, значит, что-то беспокоит его.

-

И будто слова виконта отрезвили ее, уличив во всех прегрешениях.
Виконтесса стала кроткой и нежной супругой. Она, едва заметно улыбаясь, могла не сводить взгляда с супруга за ужином, выслушивая все его пресные плоские рассказы о делах их семьи, порою даже попыталась поддержать сию беседу. Она охотно отзывалась на его редкие приглашения погулять по саду. Во время прогулок она, опираясь на его руку, будто бы монахиня, безропотно опускала взгляд вниз, скрывая все тайны, чувствуя, как рад супруг ее обществу, и ни один не нарушал этой чистейшей тишины. Она интересовалась – навещал ли он сегодня сына, мальчик растет, и ему необходимо видеть отца. После завтрака, провожая мужа в город, она одаривала его заботливым взглядом, поправляла ему галстук, или оправляла лацканы его редингота, и наказывала быть осторожным в дороге.
Одним словом, их семья могла бы стать образцом для подражания, что невероятно грело душу виконту. Именно этого он так ждал и желал. Именно это он мог назвать счастьем.
Правда, Кристина все чаще жаловалась то на дикие мигрени, то на усталость, и просила супруга вечерами, стоя у дверей своей спальни, оставить ее одну.
Но разве было это важно? Да и он слишком боялся за ее здоровье, еще, когда они жили в Руане, врач постоянно указывал на то, что у виконтессы слишком расшатаны нервы, ей нельзя волноваться, ей требуется покой, ей нужен отдых. И он не хотел ее слишком тревожить.
Она и так была совершенной женой! И Рауль, будто бы с новой силой начал души не чаять в своей супруге. Он мог бы поклясться, что его чувства, его любовь по-прежнему так же свежа и сильна, как и когда-то, когда он обожал свою милую Кристину!
Вечерами, когда он заставал ее в гостиной, у камина, сидя в кресле с книгой в руках, на него находили такие порывы нежности, что он опускался перед ней на колени, заглядывал в ее большие темные глаза, брал ее за обе руки, и поочередно поднося их к губам, говорил:
- Кристина, милая Кристина, прости, я знаю, я слишком занят, и почти не уделяю тебе внимания…
- Полно. Мне хватает внимания! – Отвечала непринужденно виконтесса, переводя взгляд на играющие языки пламени в камине.
- Нет, я знаю, тебе сложно смириться с этим. Возможно, ты ждала не этого. Но мне так хочется, чтобы ты понимала меня, и понимала, как важно это все. Прости, я знаю, ты тоскуешь.
- Мой милый, - говорила она, стараясь держать ласковый нежный тон, и обволакивала его своим бархатным голосом, - я вижу, что все это делает тебя счастливым.
- Да!
- Могу ли я препятствовать счастью своего супруга? – Приподнимала она тонкие брови. - Я рада, что у тебя есть дело, которому ты самоотверженно отдаешься. Кроме того, это твой долг. И я счастлива, что счастлив ты. Прошу, не терзайся. Все прекрасно. Мне нравится здесь. Я не скучаю. Все так мило!
В душе Кристина кривилась. Она видела себя со стороны, и ей становилось противно от самой себя. Где берет она столько сил, чтобы лгать человеку, к которому у нее трепетные чувства? Разве он заслуживал этого? Но разве и у нее есть теперь выбор?
- Обещаю, - произносил он восторженно, - очень скоро я разберусь с основными делами, и буду только твой! Я буду стараться, чтобы ты не скучала. Разве это не прекрасно?
Кристина в согласии кивала ему, натянуто смеялась.
– Мы будем вместе, как когда-то, когда все часы и дни были наши. Помнишь, как после свадьбы!? Ты не возражаешь против моей работы? Я знаю, иногда это несносно.
- Ну что ты, что ты! – успокаивала его виконтесса. – Я счастлива!
Рауль снова целовал ее руки.
- Ты самая лучшая, самая прекрасная супруга!
Как он был счастлив, что она, наконец, поняла его. Сложностям, что доставляли его частые отлучки их браку, пришел конец. Конечно, он был просто уверен, что это когда-нибудь наступит – мир и понимание.
Кристина больше не попрекала его вынужденными нередкими отъездами, не ходила в обиде. Она была самой чудной женой!

Молодая госпожа сделала вид, что снова увлеклась хозяйством, обустройством сада. Рауль с улыбкой смотрел на ее трогательные суеты. Она в хлопотах бегает по дому, что-то наказывает садовнику, вечерами она вышивает подушечки и одеяльца их сыну, она даже начала рисовать. Это значит, что супруга его счастлива, и это прекрасно!
На самом деле, виконтесса с еще большей силой возненавидела все эти домашние хлопоты. Теперь она чувствовала, что не хочет, и не намерена растрачивать свою жизнь на глупые занятия…

***

Виконтесса подняла глаза вверх, в небо, сощурилась от солнца, которое шло на закат, но все еще слепило глаза. До слуха донеслось отдаленное щебетание птиц. Кристина опустила глаза, и перевела взгляд на входную дверь уже хорошо знакомого ей дома, толкнула ее. Дверь была не заперта, и без всякого труда распахнулась перед ней, Кристина свободно перешагнула порог, прижимая к груди букет полевых цветов.
Она прошла к столу, положила букет на скатерть, и начала осматриваться по сторонам, ища – во что бы поставить цветы, чтобы они не завяли.
Из другой комнаты вышел хозяин, откликнувшись на шум отворившейся двери.
- Я не ждал тебя сегодня. – Сказал он немного недоверчивым тоном. – Что-то случилось?
Кристина затеребила маленький зеленый листочек на стебле одного из цветков, и вдруг случайно оторвала его, растерянно смотря на уже одинокий листок, еще пару секунд назад бывший частью цветка.
- Нет, что ты. Все хорошо. – Ответила ему Кристина. - Рауль до завтрашнего утра по каким-то делам в поместье у Филиппа. Уже вечереет. Служанок я попросила меня не беспокоить. Так что, я могу остаться у тебя до рассвета. – Едва заметно улыбаясь, проговорила виконтесса, не поднимая на него взгляд. – Разве это не чудесно?! Ты… не рад?
- Я просто не ждал.
- Ну да, еще скажи, и потому, ждешь какую-нибудь другую женщину, а я тебе помешала. – С усмешкой произнесла Кристина, поднимая, наконец, глаза.
- Без сомнения. Так оно и есть. Ты не знала? – Ядовито произнес он.
Кристина натянуто рассмеялась.
- Глупая шутка, правда? – Спросил он уже совершенно серьезно, замечая, как Кристина начинает теребить стебли лежащих на столе цветов. - Черт, что это? – Приподнял он одну бровь, будто удивляясь.
Кристина улыбнулась, сбрасывая давящее на ее плечи напряжение, радуясь, что он сменил тему.
- Тебе не нравится?
- Решила осыпать меня цветами, как мертвеца? Уж не похоронить ли ты меня решила?
- Господи, ну о чем ты?! – Смехом ответила она, стараясь не замечать острого, как иглы сарказма. - Нет, просто захотелось нарвать их по дороге. Принести сюда. Поставить вот так. У тебя немного хмуро. Я подумала, они отчасти развеют мрачную обстановку. Разве они не красивые?
Он пожал плечами.
- Тебе не достаточно тех, что растут в саду? – Тон его вдруг резко сменился, и стал мягким.
- Розы? – Переспросила Кристина. – Нет, они очень красивые, их было бы жалко срезать.
Он посмотрел в окно, отведя занавеску в сторону. Потом отступил от окна, и подошел к ней.
- Ничуть. – Ответил он. – Если это ради тебя.
- Я найду во что поставить цветы. – Кристина указала на лежащие цветы.
Она улыбнулась, сделала несколько шагов назад, и прошлась по комнате, затем остановилась в углу, бросив взгляд на клавесин.
- Странно, но я никогда не слышала, чтобы ты последнее время что-нибудь играл.
- Я и не играл.
- Почему? И ты ничего не написал за эти годы?
- Музыка закончилась. Ты была моей музыкой. Когда тебя не стало в моей жизни – я не думаю, что у меня что-нибудь получилось бы…
- Я не верю, что ты бросил это.
- Не бросил. Просто не мог. Это было ни к чему. – Хмурясь, ответил он ей.
- Не правда! Прошло столько времени.
- Но даже после всего этого времени я снова сяду, - он подошел ближе, - и сыграю. А вот как давно не пела ты?
- С того самого момента. – Вдруг осознала Кристина, и сердце замерло, будто заключенное в железный обруч боли.
- Спорю, ты сейчас не возьмешь ни одной ноты. – Сменил он тон на иронический.
- Ты не прав. – Улыбнулась и Кристина.
- Прав. Посмотри на себя. Как ты дышишь?
- А что?!
- Ты все так же неверно дышишь. У малютки Кристины никогда не получалось правильно дышать! – Поддразнил ее он. – В этом ученица была неисправима.
- Откуда ты знаешь? – Нахмурилась она.
- Я же видел. Ты должна благодарить бога за свой голос, иначе… с таким дыханием, ты бы не смогла даже толком спеть самую простую партию.
Она опустила глаза. Он был прав, у нее это получалось не так уж и хорошо.
- Ну, вздохни хотя бы, - начал он, подняв руку, и прижав ладонь сначала к груди Кристины, а потом медленно скользнув на ее живот. – Ты ведь и сейчас, как и прежде, дышишь ключицами. Ты неисправима. У тебя никогда не получалось. Иногда я думал, что устану бороться с тобою. Дать снова урок?!
- Но тебе проще, ты мужчина! – Воскликнула Кристина, рассмеявшись.
- Раньше ты такого не говорила!
Кристина подалась вперед, и прижалась к нему.
- Если бы только знал, как я скучала по тебе все это время, пока тебя не было со мной. – Тон ее вмиг стал серьезным.
Он молчал. Единственного, чего не могла понять Кристина с момента начала их встреч, так это того, почему он всякий раз пытался уйти от подобных разговоров, будто бы опасаясь признаться ей в своих чувствах в ответ снова. Когда-то он уже открылся перед ней, и… не познал ничего, кроме боли и разочарования. Возможно, он так и не сумел этого забыть.
- Знаешь, - начала она, подняв на него глаза, - если тебе понадобится что-то рассказать мне, расскажи, Эрик. Не держи это в себе.
- О чем ты?
- Тебе известно обо мне все. Но мне о тебе – ничего. Тебе не кажется – это неправильно! Если когда-нибудь ты… решишь, знай, я выслушаю тебя.
Он резко разжал руки, выпустив ее из объятий.
- Поверь, мне не о чем рассказывать. Ничего интересного и вразумительного в моей жизни не было. А все прочее – тебе ни к чему знать. – Тон его стал холоднее прежнего. - Поверь мне.
Она уловила нотки боли в его голосе, и почувствовала себя виноватой.
- Я очень сожалею, что у меня нет возможности помочь тебе, - удержала она его за руку, - избавить тебя от всей той боли, что выпала на твои плечи, или хотя бы помочь забыть. Если бы я могла… как бы мне хотелось избавить тебя от всего, что ты пережил. Мне жаль, что я не могу изменить твою жизнь.
- Ты уже изменила ее, Кристина. Ты очень сильно изменила все, что было в моей жизни. – То ли поглумился, то ли произнес на полном серьезе.
- Если бы я могла все изменить, клянусь тебе, я бы не допустила всего этого. Хотя бы того, что было бы в моих силах.
Он помрачнел.
- Это не в твоих силах. – Ответил он напряженно.
- Не правда. Можно все изменить. Ведь так?
- Не знаю.
Кристина какое-то время молчала, смотря куда-то сквозь него, пытаясь бороться с подкатившими к горлу слезами.
- Знаешь, ты такой разный, – вдруг начала она. – Порою, мне тяжело, потому что я не понимаю ничего. Тебя. Это трудно. Но я хочу тебе лишь добра. И если мои чувства в силах стереть хотя бы долю боли и горя с твоей души, это уже так много, Эрик! Ты не веришь мне?! Почему?
- Я не знаю. Я не умею. – Обессилено произнес он, поправив себя. - Пойми, я не знаю, как можно верить женщине. Женщине, этому существу, которое когда-то столь жестоко предало часть себя, своей души, своей плоти и крови. Своего ребенка. Лишь потому, что он… он отличался от других, и не был красив. Почему? Он был виноват? В чем?! Но я переступил через это, и боготворил женщину. Она была ангелом. Ангелом для меня. И предала однажды. Опять. Верить... И ты говоришь – верить?!
Кристина отвела взгляд.
- Прости. Расскажи мне, расскажи, что чувствуешь. – Сквозь слезы, проговорила виконтесса.
- Не хочу. – Тряхнул он головой.
- Неужели мне тоже не веришь? Сейчас.
- Когда-нибудь, Кристина. Возможно…
Она опустила наполненные слезами глаза.
- Но я не предам тебя. Обещаю.
Он отреагировал вяло. Сделал несколько шагов назад, оставляя ее в одиночестве, подошел к окну, и остановился, встав к ней спиной. Кристина прошла по комнате, села в жесткое невысокое кресло перед незажженным камином, поджала под себя ноги, обхватила руками плечи. Он услышал за спиной ее приглушенный вздох, переходящий в стон отчаянья.
- Я не обещал тебе, что будет легко. – Не оборачиваясь на нее, уже твердым голосом ответил он.
- Я не ожидала, что будет легко. – Задумчиво откликнулась Кристина.

-

Кристина открыла глаза, вздохнула. Она приподнялась, за окном где-то за линией горизонта виднелась розовая полоска рассвета. Летом рассветает рано.
Это означало, что ей пора спешить обратно, чтобы в который раз успеть в поместье, дабы прислуга не заметила ее отсутствия, и поспеть к возвращению Рауля. Кристина вскинула руку, и потерла пульсирующий висок. Когда она просыпалась одна в его же постели, это означало лишь одно - какой бы не была ночь, что бы не переживали они вместе в те мгновения, что бы не шептали друг другу в порыве страсти и исступления, он все равно таил в глубине души на нее обиду за все, и в частности, за то, что через несколько часов она снова оставит его.
И это утро было не исключением. Он слишком сильно любил ее, чтобы так просто прощать. Иногда ей начинало казаться, что он со своим характером вообще не будет терпеть всей этой почти смешной, и одновременно болезненной и тяжелой ситуации. И тогда она потеряет его. Снова…

Она вышла из комнаты, задрожав от утренней прохлады. Гостиная была пуста. Кристина пересекла ее, и открыла дверь в другую комнату.

Он стоял перед тазом с водой, а перед ним стояло маленькое зеркало на ножке, он открыл небольшой ящичек, достал бритву, и начал ее лениво править.
Кристина стояла на пороге, затаив дыхание, и не могла найти в себе сил, чтобы сдержать улыбку. Он почти сразу же заметил ее присутствие, и обернулся, вопросительно смотря на нее.

- Уже утро. Почему ты не разбудил меня? Мне пора...
- Не хотел будить тебя слишком рано. Ты выглядела уставшей. – С прохладой отвлеченно ответил он, возмущенно дернув ремень, о который правил бритву. – У тебя было еще время. Ты бы успела. Или тебе хотелось поскорее покинуть это место?
Кристина почувствовала, как неприятно говорить ему на эту тему. Он посмотрел на себя в зеркало, окунул пальцы в прохладную воду, налитую в таз. Кристина вдруг ощутила трепет, разливающийся теплом внутри груди.
- Ты стал как все, а говорил, что не можешь быть и жить как все другие люди, - наконец вымолвила она, подходя к нему.
- Я не могу жить, как все, Кристина, - резко ответил ей он, - потому что моя любимая женщина замужем за другим!
Она помрачнела, и отвернулась.
Он с недовольством и омерзением прикоснулся к своему лицу. Боже, как он ненавидел это лицо. Даже сейчас, когда разум его знал, а тело помнило поцелуи и ласки любимой женщины. Ему все равно каждый раз казалось, что его нельзя целовать без отвращения, к нему нельзя приближаться без страха.
Кристина обратила внимание на этот его жест.
- Ты не прав… - Тихо произнесла Кристина. – Ты не прав, что думаешь до сих пор, что для меня имеет значение твое лицо. Ты не можешь забыть всего, что было когда-то. И это понятно. Но если бы ты мог знать, как я сама виню себя. Виню себя сейчас. Я бы хотела все изменить. Сейчас, теперь я больше всего на свете хотела бы остаться, быть с тобою, и только с тобою, жить этой жизнью.
- Неужели?! – Язвительно вымолвил он, сжав в руке рукоятку бритвы. – А как же твой дорогой супруг? А как же страх и отвращение ко мне? Куда оно делось, Кристина?
- Его не было! – Перебила она, но он всем своим видом показал, что не услышал ее.
- И неужели ты больше не боишься меня? Куда же делись ваши страхи, мадам?
- Не говори так. Я не испытывала страха.
- Если бы это было так, ты не называла бы меня монстром, рассказывая это все своему дорогому жениху! Не рассказывала бы, какой я отвратительный, ужасный, что я пугаю тебя!
- Эрик! – С укором промолвила Кристина. – Ну зачем ты вспоминаешь сейчас все это?
- Затем. Не забывай, всякий раз ты целиком и полностью отдаешься в мою власть, здесь, в этом доме, где кроме нас никого нет, об этом никто не знает, и как знать, что если в один из дней ты… ты просто на просто не вернешься? Останешься моей навсегда!
Он повертел в руках бритву, и она, угрожающе блеснув лезвием, проскакала перед самым лицом Кристины. Та вздрогнула.
- Эрик, ты ненормальный. – Нервно хихикнула Кристина, осторожно отстранившись, чувствуя, как ноги стали ватными.
Он всплеснул руками.
- Поздравляю, виконтесса, - ответил он ей в ответ. – Только что вы сделали для себя поразительное по содержанию открытие. Вероятно, раньше ты этого не знала!
Он резко бросил бритву в таз с водою, стянул с плеча полотенце, бросил его куда-то в угол, и, тяжелой поступью, направившись к двери, вышел.
А Кристина так и осталась стоять, молча глядя в немую пустоту.

-

Кристина нашла его в спальне. Она медленно бесшумно переступила через порог, и остановилась. Он сидел на кровати, опустив голову. Кристина осмотрелась, понимая, что ей уже давно пора.
- Ты злишься, я знаю. – Тихо сказала она. – Ты злишься всякий раз, когда я должна покинуть тебя, когда я должна уходить туда... к нему в дом.
Он молчал. Она была больше, чем права.
- Если бы ты только знал, что я успела пережить за все это время. Но у меня нет другого выбора. Я понимаю, что ты чувствуешь. Тебе тяжело. Ты можешь мне не верить, но я чувствую тоже самое. Мне очень сложно.
- Ты определила мне «замечательную» роль, роль любовника. – Недовольно произнес он. – По твоему разумению, я, наверное, должен быть рад! Полагаю, я должен принять это за комплимент. Но я не могу с этим мириться, Кристина. – Она молча смотрела на него. – А если я не могу, не хочу и не буду с этим мириться?
Кристина вздрогнула.
- Тогда ты потеряешь меня, Эрик.
Он развернулся, и пустым почти ничего не выражающим взглядом посмотрел на нее.
- Знаешь, может быть… может быть Кристина, так было бы куда лучше. Тебе нужно идти. Ты опоздаешь.
Кристина ощутила, как сердце сковал холод.
Эрик поднялся на ноги, и, не оборачиваясь на нее больше, вышел из комнаты. А виконтесса, обессилив, рухнула на кровать, зарывшись лицом в подушки, и зарыдала.
Спустя какое-то время она заставила себя размокнуть припухшие веки, приподнялась, и посмотрела в окно. Рассвело окончательно. Розовая дымка рассеялась.
Она поспешно вскочила с кровати, и начала собираться.
Кристина столкнулась с ним у выхода. Он, будто ожидая, когда она выйдет из спальни, подошел к двери, было хотел протянуть ей руку. Но Кристина отрицательно покачала головой и отвернулась.
- Не надо, - почти взвизгнула Кристина, и отпрянула от него, - не надо, не провожай меня. Я сама. Прощай. Теперь… прощай.

***

Время потянулось медленно, будто сгустившаяся темнотой зимняя ночь. Кажется, Кристина перестала ощущать присутствие жизни в своем теле.
Виконт, как и обещал, разобрался на ближайшее время с делами, и почти каждый день был в поместье, рядом с ней. Чувства виконтессы давили на нее непосильным гнетом, а от присутствия Рауля ей порою хотелось выть волчицей.
Все чаще виконтессу одолевало какое-то беспокойство, тревога, и сожаление. Она все чаще вспоминала, как еще какое-то время, несмотря ни на что она не жалела о своем выборе, не сожалела о браке, о том, что выбрала именно этот путь, с именно этим мужчиной, но всегда боялась, что однажды обстоятельства сложатся таким образом, что она еще не раз пожалеет об этом… И это произошло!
А может, признаться во всем супругу, и пусть будет то, что будет? Она так больше не может; не может лгать сама себе же, изображая спокойствие, а ночами заглушать разумом стоны тоскующего сердца.
Иногда Кристина ощущала какую-то странную сосущую в груди безысходность, всякий раз, как видела мужа. Наверное, она должна быть счастлива – он рядом, уделяет ей знаки внимания, у нее есть все. Но она не могла, и душа ее металась в агонии, пожираемая болью и горем, а она должна была изображать образцовую счастливую супругу, но кажется, уже давным-давно ею не являлась.
И, наверное, в этот момент, если еще не раньше, она поняла, что уже никогда не сможет быть счастлива со своим супругом. Все разрушено до основания, и ей больше нечего хранить, оберегая будто бы песочный замок от сильного ветра. Если бы возможно было обо всем рассказать Раулю, ничего не скрывать, и покинуть его… если бы это было возможно! Да, она бы потом раскаялась, вероятно, осуждая себя за то, что причинила ему, ни в чем не повинному человеку так много боли, но она бы сделала это! Сделала бы ради другого!

А он – он был где-то там, так далеко от нее, и чем больше проходило времени вдали от него, тем сильнее тосковала виконтесса, понимая, что даже если теперь они никогда не встретятся, чувство, захватившее ее сердце уже никогда не отпустит ее. С ним ее душа наполнялась непостижимой живительной силой, он будто воскрешал все ее надежды, мечты и чувства. Все это опустошало их обоих, одновременно наполняя и вознося куда-то ввысь. Она позволяла ему то, что никогда не позволяла и не позволила бы своему мужу, она душой и телом отдавалась его желаниям, и принимала это не задумываясь. Наверное, так бывает, когда ты безоговорочно доверяешь человеку.

Не было ни дня, ни вечера, ни ночи, ни утра, чтобы она не думала, не вспоминала о нем. И от этого боль ее лишь разрасталась, сковывала мышцы и сердце.
- Госпожа, с вами все хорошо? – Обеспокоено спросила горничная, глядя на нетронутый завтрак.
- Да.
- Может что с едой, не вкусно?
- Нет, все очень хорошо. – Поспешила успокоить ее виконтесса, с ненавистью окидывая взглядом завтрак.
- Но вы уже который день почти ничего толком не едите. Так нельзя.
- Я просто не хочу. – Бесцветно ответила Кристина. – Мне не хорошо. Я видеть не могу эту еду, меня от нее воротит.
Девушка не понимая, пожала плечами.
- Уж лучше бы умереть…
- Да о чем вы, госпожа, таком говорите?! Вам срочно нужно хорошо поесть. Вы себя уморите! Вы же бледнее молока! Скоро на ногах стоять не будете, итак, поглядите, едва силы находите, чтобы спуститься в столовую. Что ж вы такое говорите, вам же жить надо!
- Зачем, Матильда, - вздохнула Кристина. – Тебе, просто, всего не понять.
- Я скажу хозяину, что вам нездоровится уже который день?
- Нет! – Возразила Кристина. – Молчи! Не надо… не надо его волновать такими глупостями. Не стоит.

-
Как только за ней закрылась дверь, к горлу Эрика подступил ком. Верно, теперь уж это был последний раз, когда он видел эту женщину. Почему человек всегда так беспомощен перед чувствами? Он никогда не сможет перешагнуть через них…
Кристина! Он, было, хотел кинуться за ней, окликнуть, но колени ослабели, и он едва удержался на ногах, так и не сумев сделать ни шагу, понимая, что если ничего не сделает – это будет означать лишь одно – конец. Только перебороть себя было гораздо сложнее, нежели казалось.
Он беспомощно схватился за концы скатерти, которой был покрыт стол, и гневно дернул ее. С грохотом по половицам покатилось все, что было на столе.
Он отбросил ткань куда-то в угол, и направился в спальню, опрокидывая стулья, которые стояли у него на пути.

-

Жиль Надье поднялся по ступенькам дома своего знакомого. Когда он видел его в последний раз, тот был на удивление хмурым, и это при том, что последний месяц он был достаточно спокоен, будто погружен в какие-то свои, известные лишь ему одному, мысли.
Надье постучался, но ему не открыли. Вообще-то, он дико не любил все эти формальности. Ну, чего столь ужасного и невиданного он может увидеть в доме одинокого мужчины, даже если войдет без стука? Это только почему-то дотошному хозяину вечно не нравились его вольные замашки. Посему, после третьего удара в дверь кулаком, изображавшего стук, Жиль вошел в дом. Его встретила тишина и приглушенный свет. Окна в гостиной были занавешены.
- Как в пещере! – Заметил он, присвистнув.
Надье сделал еще пару шагов, и когда его глазам открылась комната, по которой в беспорядке валялись разные вещи и мебель, Жиль невольно вскинул руку ко лбу, стирая с него испарину.
– Ну и ну! Кто живой есть?!
Ответа Жиль не получил. Он фыркнул, осмотрелся в пустой комнате, которая своим отсутствием хозяина походила на мертвую, и прошел в спальню. Он приблизился к закрытой двери. Опять! Слегка ударил по ней кулаком, в который раз изобразив вежливый стук, оповещающий хозяина о том, что в комнату хотят войти, и сразу же, забыв о приличиях – толкнул дверь с размаху, открывая ее.
Хозяин лежал на кровати спиной к нему.
Надье остановился, и почесал подбородок. Его знакомый никак не отреагировал на его приход, но явно не спал.
- Это я… пришел. – Усмехнулся Жиль.
- Я уже понял. – Наконец донеслось до его слуха.
- Ну, я тебя звал, звал… Ты не ответил.
Хозяин шумно вздохнул.
- Чего это ты спишь посреди дня?
- Будь добр, прекрати задавать вопросы.
- Славно ты с кем-то повеселился. – Жестом указывая на дверь, ведущую в гостиную, играя бровями и хихикая, заметил Жиль. – А у тебя и нрав, дружок. Бабы, небось, с ума сходят! С таким норовом, ты поди, имеешь большую популярность среди дамочек, они такое ой как любят.
Хозяин вскочил на кровати, и обернулся на гостя, испепеляя его гневным возмущенным взглядом. Затем он опустил глаза, и, задыхаясь возмущением, посмотрел на свои ладони.
- Слушай, заткнись, а, пока не поздно! Молчи, хорошо? Или я тебе помогу!
- Опять на людей кидаешься? Слушай, чего у тебя случилось?
Эрик молчал.
- Эх, и как я тебя терплю все это время… - Покачал головой Надье.
- Это не ты, это, как я терплю тебя все это время?! - Снова недовольно отозвался хозяин.
- Думаю, все ясно, как день. Дело в женщине, верно?
Эрик пожал плечами.
- Слушай, ну так расскажи. Или ты забыл, что рядом с тобою человек, который на случай, всегда готов помочь. – Он гордо выпятил живот, и состроил очень серьезную гримасу.
На что Эрик отреагировал скептически.
- Ты не поймешь.
- Я не понимаю в заумных терминах, которых ты иногда толкуешь, а в женщинах-то я понимаю получше всякого знатока! Не обижай старого повесу! – И Жиль растянул губы в улыбке.
- Ты не поймешь, потому что история слишком длинная. А я не хочу рассказывать ее всю.
- Расскажи не всю. Расскажи по частям. Так что стряслось?
- Мы слишком разные. Она заслуживает лучшего, нежели я ей могу дать. Она ушла.
- Вернется.
- Нет.
- Слушай, если она тебе нужна, найди ее сам!
- Но если ей это не нужно?
- Забудь ее.
- Я не могу. И отпустить тоже не могу.
- Слушай, ну так в чем тогда проблема-то?
- У нее есть другой. Есть муж. Ее виконт. Он… он молодой, красивый, а я…
Надье поджал губы, и поднял глаза вверх, будто бы взывая к небу, уже не зная,, что сказать.
- Посмотри на меня. Так будет всегда. Она все равно когда-нибудь уйдет к нему, к другому, снова. Из-за этого. – Призрак жестом указал на маску. – Из-за лица.
- Ну приятель, - Жиль качнул головой, - женщины уходят с другими и когда у тебя лицо, как у Аполлона, и даже когда не только лицо, - хитро скривился он, - и все равно, заразы, уходят. Такова жизнь. Так случается. И поверь, не всегда виной какая-то маска.
Эрик недоверчиво посмотрел на Надье. Тот выдохнул.
- Послушай, ты такой странный. Тебе нужна эта женщина, или нет? Или, может быть, ты собираешься дальше валяться здесь, изредка воя от одиночества, в свободное время крушить мебель, и больше ничего?
- Твои предложения?
- Сколько тебе лет, парень? Иногда у меня ощущение, что ты родился вчера. Не отпускай ее! Если она с тобою, ее молодой и красивый, как ты говоришь, муж уж не столь ей и мил… Ну ты понимаешь, о чем я?!
Эрик замер.
- Слушай, а что вообще, у тебя свет клином на ней сошелся? Что это за птица такая, а не женщина, которая мужиков заставляет волком выть? Мне тоже интересно! – Спросил Надье. Но Эрик его уже не слушал, погрузившись в свои мысли.

-

Кристина вышла на крыльцо дома, постояла так какое-то время, глядя куда-то ввысь, туда, куда стремились острые макушки деревьев, потом спустилась по ступенькам, вышла в сад. В беседке с маленьким Шарлем играла нянька.
- Доброе утро, госпожа, – сказала та, как только увидела молодую виконтессу.
- А где хозяин?
- Я не знаю, госпожа.
Кристина осмотрелась. Мальчик весело лепетал что-то, сидя на коленях няньки, ловко хватая ее за манжеты платья.
- Сегодня хороший день. – Грустно вздохнула Кристина. – Я бы хотела погулять с мальчиком. Неподалеку есть чудеснейший лесок. Рауль, должно быть, занят на своей конюшне, ведя скучные беседы с конюхом. Мы пойдем втроем.
Нянька недоверчиво отнеслась к желанию молодой госпожи, но вынуждена была согласиться, обреченно вздыхая.
Прогулка с сыном немного отвлекла виконтессу от тяжелых мыслей, которые мучили ее, и даже строгие взгляды няньки, когда Кристина, сидя на траве, играла с заливающимся смехом сыном, не могли испортить ее счастья. Мальчик, резвясь, катался по зеленой густой траве. А что, если бы это был сын не Рауля? И сердце ее снова сжалось.

Кристина считала по дороге назад снежно-белые шапки маргариток, чтобы отвлечься, слушала, как шуршит трава, соприкасаясь с носками ее туфель, а сердце почему-то странно замирало. Несколько раз она останавливалась, вдыхала ноздрями жаркий раскаленный воздух, прикладывала руку к груди, будто бы опасаясь, что сердце ее выскочит из груди. Она грустным взором окинула окружающую ее рощицу, приникла к стволу одного из деревьев, и непроизвольно всхлипнула.

Но ее насторожил шорох, она вздрогнула. Через секунду ей вдруг показалось, что она слышит до боли знакомый голос. Отчего-то это безумно напугало ее. Ей вдруг показалось, что она сходит с ума, и если все это сию же секунду не прекратится, она лишится рассудка прямо здесь. Кристина, было, хотела позвать служанку, которая с мальчиком остались поодаль, собирая цветы, но что-то ее остановило, и она не проронила ни звука. Сердце Кристина заходилось, оно билось с такой силой, что она думала, умрет.
Оно участило свой ход еще больше, как только Кристина ощутила на своем теле сильные чужие руки. Ее стан крепко стиснули, и она бессильно пискнула, будто бы раненный зверек, пойманный в капкан. Она, непроизвольно, поддаваясь, ступила в глубь рощицы, чтобы сойти с тропинки. Кристина почти сразу же, с первого же прикосновения все поняла, узнав эти руки, эти касания.

Когда испуг и недоумение прошло, Кристина отдышалась, ощутила, как по телу растекается жар, и приникла к нему, прошептав:
- Господи, что ты здесь делаешь?
- Я скучал, я не могу так долго без тебя… Кристина, я не могу без тебя жить!
Кристина всхлипнула, понимая, что ощущает то же самое.
Он еще теснее обнял ее, и поцеловал.
- Прости меня, я глупо повела себя тогда, когда ушла вот так вот. Прости. Рауль вот уже две недели не покидает поместье. Я не могу приходить к тебе. – Раздосадовано произнесла Кристина, размыкая поцелуй.
Кожа ее начинала гореть, и Кристина понимала, что еще мгновение, и она сдастся ему.
- Кристина… я люблю тебя!
- Я тоже! Я не могу так больше, я так устала от всего этого!
- Я не могу без тебя!
Она, соглашаясь, кивнула.
- Но если я уйду, Рауль может что-то заподозрить. – Ее сердце билось так быстро, как бьется при беге.
Кристина захлебывалась страстью, кусая губы. Это лишь будоражило его, и он снова поцеловал ее.
- Эрик… - Попросила она, не в силах противиться больше. – Только не сейчас!
- Госпожа?! – Послышался голос няньки.
- Пожалуйста, не приходи сюда. Это опасно! – Попросила она, высвобождаясь из его объятий, но он не отпускал ее. – Эрик, пожалуйста, если нас обнаружат…
- Что ты делаешь вечерами?
- Ничего. – Задыхаясь, ответила она. – Иногда сидим с Раулем на веранде. Иногда он зовет меня прогуляться. – Он уловил в ее голосе тлевшую ненависть. - Господи, Эрик, это невыносимо. Я думала, что после того раза, как мы расстались, такая жизнь будет у меня до конца дней! Не оставляй меня больше никогда, умоляю! Я не хочу потерять тебя, я боюсь, что больше никогда не увижу тебя, не услышу твоего голоса! – Почти в полный голос произнесла она.
Едва заметная, чуть насмешливая улыбка скользнула по его лицу.

- Тише! Выйди сегодня вечером на прогулку!
- Ты же не хочешь сказать, что…
- Прошу!
- Нет! – Резко ответила она. – Я не могу! Рауль… Если он узнает – он убьет тебя. – Обеспокоено произнесла Кристина.
Но он лишь усмехнулся ей в ответ.
- Ты слишком хорошего мнения о своем супруге. – С недовольством в голосе произнес он. – И обо мне тоже. – Добавил он, помедлив несколько секунд.
Кристина встревожено вздохнула.
- Поверь, если потребуется, я уже не стану его щадить.
- Или наоборот. – Заметила она тревожно.
- Сегодня вечером. Слышишь? – И он снова поцеловал ее.
Поддавшись, Кристина положительно кивнула ему, притягивая его к себе.
- Госпожа! – Снова послышалось совсем близко. – Вы где? Все в порядке?!
- Мне пора!
Кристина высвободилась из его рук, с тоскою взглянула на него перед вынужденным, столь скорым расставанием, и, не оборачиваясь, побежала прочь.

***
С прогулки молодая хозяйка вернулась раскрасневшаяся и полная сил. В глазах ее билась жизнь, не то что еще утром, когда она больше походила на чахнущую от какой-то неизвестной хвори.
А за ужином Кристина была взволнована, постоянно поглядывала на часы, прислушиваясь, как каждый едва различимый щелчок стрелки отсчитывает минуты. Она даже не отказалась от лимонного парфе, подаваемого на десерт, правда, закончить трапезу очень спешила.
А после ужина она несколько раз подходила к окнам, и с тревогой что-то пыталась рассмотреть в сгущающихся сумерках, ощущая, как тело ее охватывает томление, а сердце начинает гореть, и мучиться в какой-то сладостной лжи.
Виконтесса, стоя у окна, вздрогнула, когда чьи-то руки легли ей на плечи. Кристина торопливо обернулась.
- Рауль, ты напугал меня. – Выдохнула женщина.
Супруг осторожно подтянул ее к себе, обнимая еще крепче, и зарываясь лицом в собранные пушистые волосы.
- Прости, я не хотел. Ты чего-то или кого-то ожидаешь, или мне кажется?
Кристина мгновенно напряглась.
- Нет, конечно. – Натянуто засмеялась виконтесса. - Кого я могу ждать? – Смешок получился глупым.
- Вот и я не знаю. – Он начал успокаивающе гладить ее по плечам. – Тебе здесь нравится? – Супруга жестом, кивнув, дала положительный ответ. – Если хочешь, пока у меня нет особых дел, можем съездить куда-нибудь!
- Куда? – Без интереса обронила Кристина.
- Куда пожелаешь. В Италию, в Венецию. Помнишь, как было после свадьбы?
Кристина резко развернулась, и их взгляды столкнулись. Она вспомнила, как безнадежна и обречена была ее жизнь несколько лет назад. Но тогда она еще не знала этого, она лишь недавно вышла замуж, и душа ее была наполненная мечтами.
- Только не в Италию! – Пожала она плечами.
- Тебе было там плохо?
- Ты же помнишь, воздух там ужасен, мне день и ночь было дурно. – Кристина отвела взгляд, и потерла висок, хмуря брови.
- Хорошо, выберем другое место!
- Не хочу отвлекать тебя.
- Я готов ради тебя! Кроме того, моя жена заслуживает внимания куда больше, чем дела.
- Это дела твоей семьи. – Произнесла Кристина, осторожно отстраняясь, чувствуя, что он хочет поцеловать ее.
От волнения щеки виконтессы раскраснелись, к ним прилила кровь, и Рауль отметил, что Кристина, как и прежде робка и застенчива. Ему казалось, что это было так по наивному трогательно.
- Кроме того, мало ли, что может произойти в твое отсутствие. Вдруг что-то серьезное, а я… мне очень хорошо и здесь. Здесь замечательно. Правда! – Спокойно проговорила она, стараясь не выдавать себя.
Рауль понимающе кивнул.
- Просто, у тебя был болезненный вид. Не хочу, чтобы моя супруга заболела.
- Это пустяки. Нервы. Погода.
- Нервы? Что-то не так?
- Глупости. Все хорошо!
Кристина попыталась вздохнуть полной грудью, и высвободилась из кольца его рук.
- Пожалуй, пойду к себе. Прилягу. Ты не против?!

Фарфоровый ночник тускло горел, освещая крошечный уголок комнаты. Около часа Кристина провела в своей спальне, бессмысленно мерила шагами спальню. Сердце ее неприятно ныло. Ее тянуло прочь, спуститься в гостиную, выйти в сад, а оттуда… ей не терпелось, наконец, обрести в который раз то, без чего она так долго жила, и того, кого она уже не надеялась снова обрести. В воображении вызывала она столь дорогие ей образы.
Кристина подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение, ей показалось, что внешность ее за все это время приобрела изъяны, она провела кончиками пальцев по щеке, потом по шее, пытаясь оценить – столь ли нежна ее кожа, как и раньше. Ей отчего-то почудилось, что за несколько недель разлуки с Эриком, и убежденности, что она потеряла его навсегда – она постарела!
В голову пришла мысль, что сейчас самым лучшим было бы принять ванну, тогда бы она взбодрилась, похорошела; ей хотелось быть для него самой лучшей и самой красивой. Такое наивные и обычное желание для женщины – быть единственно желанной! Но было и так уже поздно. Сердце ее колотилось так сильно, что она слышала его частые удары и толчки у себя в груди.
Кристина отворила окно, и, сгорбившись, облокотилась на подоконник, жадно втянула ноздрями влажный вечерний воздух. Кажется, будет дождь. Утопая в сгустившихся темных облаках, в самой глубине неба что-то сверкнуло. Где-то далеко отсюда была гроза. Прохладный ветер, обдувая ее лицо, освежал кожу, донося откуда-то едва различимый запах влажной травы. Сумерки сгущались вокруг нее. Виконтесса шумно вздохнула, пытаясь унять частое сердцебиение. Она так не волновалась даже тогда, когда впервые выходила на сцену… Вдруг Кристина поспешно захлопнув окно, кинулась к двери, на ходу поправляя выбившиеся из прически пряди.
Казалось, после всех своих ошибок она должна была быть кротка и безропотна, заполнять свои дни с утра до вечера раскаяньями и мольбами о пощаде своей души. Но душа отказывалась каяться. Когда-то она, забыв про осторожность, играла с человеческими чувствами, даже не задумываясь о серьезности всего происходящего, а теперь она сама попала в сети жестоких чувств, когда право выбора здесь отнято раз и навсегда.
Когда она на цыпочках спускалась по лестнице, придерживая шлейф своей юбки, ей стало страшно. А что если эта затея обернется бедой? Имеет ли право она так рисковать?
В гостиную тяжелые резные двери были открыты. Когда виконтесса проходила мимо, ее окликнул супруг. Сердце Кристины упало куда-то вниз живота, и перевернулось.
- Дорогая, ты куда-то собралась?
- Прогуляться. – Она остановилась на пороге, бледная и едва дышащая.
- Прогуляться? – Он обернулся, глянул на каминные часы. Кристина тоже кинула на них короткий взгляд. Они помнили еще отца ее мужа. И может быть даже его деда. Тяжелый белый циферблат держала фигурка античной девушки из позолоченный бронзы. Кристине показалось, что она укоряющим суровым взглядом смотрит на нее. - В сад?
- Нет! Поблизости, в рощицу. Там так мирно и спокойно. Мне нравятся такие места! Я ненадолго.
- Но уже стемнело.
- Ничего страшного. Я лишь пройдусь. Это успокаивает меня перед сном. Я плохо сплю, если не подышу воздухом.
- Я пойду с тобою. – Решительно произнес Рауль, полагая, что супруга будет рада такому предложению. – Погуляем вместе.
Кристина побледнела, и обмерла.
- Так что, ты согласна, моя дорогая?
- Пожалуй, не стоит. Не надо, Рауль. Не надо. Я передумала. – Кристина ощутила, как глаза увлажнились от внезапно нахлынувших слез. Она и сама толком не поняла – то ли от волнения, то ли от обиды.
- Но почему? – Изумился Рауль.
- В другой раз.
- Тогда, побудешь немного со мною? Мы так давно не сидели вместе вечерами.
Кристина несколько секунд молчала, переводя дух, позволяя слезам отступить, а после ответила:
- Конечно. Я только схожу в библиотеку, возьму какую-нибудь книгу. Хочу почитать.
Спустя пару минут виконтесса вошла в гостиную, прижимая к груди какую-то толстую книгу. Она прошла к креслу, стоящему перед камином, села, улыбнувшись Раулю, и раскрыв книгу на какой-то странице, принялась читать. Содержание книги она не уловила за эти полтора часа, проведенные в компании супруга. Кажется, ей было неизвестно даже название книги. Она взяла первую попавшуюся. В голове у нее крутились совсем иные мысли.
Он ждет ее? Она обещала. Она должна была придти больше двух часов назад, верно, он уже в ярости. Пусть лучше будет так, нежели она своей неосторожностью подвергнет опасности двух мужчин, которые так или иначе были ей дороги, но были столь противоположны, будто огонь и вода. Но в первую очередь, она не простит себе, если по ее вине что-то случится с ним.
Интересно, что сделает Рауль, если узнает обо всем?

- Уже поздно. – Вздохнула Кристина, когда часы пробили без четверти одиннадцать. – Думаю, я пойду спать. Я устала.
Рауль поднялся с кресла, в котором сидел, протянул ей руку, помог встать, обнял, поцеловал жену в щеку, и понимающе кивнул. Кристина бросила ненавистную книгу куда-то на кресло, и поспешила прочь из этой комнаты.
Выйдя из гостиной, Кристина видела, как Рауль снова опустился в кресло, и будто бы задумался о чем-то. На лестнице она встретила полусонную Матильду.
- Нет, нет, - она жестом показала ей, что та может быть свободна. – Спасибо Матильда. Я справлюсь сама. – Сейчас виконтессе меньше всего хотелось видеть кого-либо, имеющего отношение к этому дому, слушать пустые причитания служанки.

-

Кристина открыла дверь в свою спальню, ступила в темную комнату, и ежесекундно почувствовала, как дышать стало почти невозможно, чьи-то руки сжали ее стан, отняли от входа, дверь за ней захлопнулась.
Кристина сразу же все поняла, по единому прикосновению, ей даже не нужен был свет, чтобы видеть того, кто стоит напротив нее. Его губы нашли ее рот, сомкнулись в поцелуе, а когда разомкнулись, она выдохнула:
- Господи, что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал?! – Голос ее задрожал.
- Ты так не рада меня видеть?
- Ну что ты, только… ты испугал меня немного! – Она снова притянулась к нему. – Я не ожидала, я думала, что…
- Что? Почему ты не пришла, Кристина? – Сурово спросил он.
- Я… прости. Я не хотела рисковать. Я бы была там не одна, а с Раулем. А если бы он увидел тебя?
- Это было бы последнее, что он видел в своей жизни! – Вполне серьезно произнес Эрик, и Кристина ощутила, как сердце ее сжалось, а потом она задохнулась от осознания столь ужасных последствий.
- Именно поэтому, я не хочу, чтобы он видел тебя. Это опасно. Господи, это так ужасно, Эрик. Наша ложь!
- Это был твой выбор.
- Ты жестокий. - Закидывая ему на шею руки, сказала она.
- Да. Я всегда был таким.
- Ты – грубый.
- Тебе это, похоже, очень нравится.
- Сумасшедший. – Он аккуратно опрокинул ее, и она спиной упала на матрас.
- И тебя это будоражит. – Невозмутимо произнес он ей в ответ.

Когда она получила возможность чувствовать его рядом с собою настолько, что без труда могла бы уловить стук его сердца, она, наконец, испытала за последнее время, в котором не было ровным счетом ничего, умиротворение и счастье.
Когда он смотрел на нее в такие моменты, ему казалось, что он перестает узнавать ее.
Глубина ее глаз менялась, взгляд становился неузнаваемым, почти пугающим, радужка ее глаз темнела, сравниваясь с цветом зрачков, или зрачки расширялись настолько, что он начинал тонуть в ее взгляде.
Было что-то в ее глазах чужое, почти дьявольское, необузданное, животное. Обычно белая кожа ее розовела, то ли от горячих ласк и поцелуев, то ли от разгоряченного воздуха, которых укутывал их в страстные объятия.

- Ты не должен так рисковать, - произнесла Кристина. Она была так поглощена своими чувствами и думами, что вовсе не было сил говорить, но она знала, если сейчас не расскажет ему о своих опасениях – это будет неправильно. - Это опасно! И… тебя могут увидеть. Хотя бы прислуга. Кроме того, Рауль в доме!
- А разве лишь одна эта мысль не разжигает в тебе пыл?!
- Господи, Эрик, но это небезопасно, ты рискуешь! Рауль мог зайти сюда, зайти вместе со мною, или позже, просто поговорить, или откуда я знаю, что ему могло взбрести в голову еще. А я… я боюсь за тебя, ты мне не безразличен!
Он лукаво усмехнулся.
- Неужели?
- Можешь не верить, я не лгу!
Кристина на секунду затаила дыхание, и схватила его за руку, сжав настолько крепко, насколько это было только возможно - ей показалось, что из коридора доносятся какие-то шорохи. Но это было лишь плодом ее изнуренного опасениями воображения. А потом тихо произнесла:
- Все слишком сложно. – А затем, сделав паузу, задумчиво добавила: - Должно быть, ты ненавидишь его?..
- За что?
- За все.
- За то, что ты его жена, а не моя, за то, что ты родила ему сына, а не мне?!
Она растерянно пожала острыми плечами.
- Тогда… тогда ты должен ненавидеть вовсе не его, а меня! Я виновата в этом. Не он. Почти четыре года Эрик, четыре года для осознания своей ошибки. Не слишком ли большой срок для подтверждения, что я совершила глупость? – Она подняла на него глаза. – Но пойми, наверное, тогда, там, четыре года назад у нас не было будущего. Я многого не понимала. Я слишком поздно осознала то, что случилось. Я принимала Ангела Музыки, как данность. Мне всегда казалось, что он рядом со мною, повсюду, и что он никогда не покинет меня. Что будет всегда рядом. Я так привыкла к мысли об этом, что перестала ею дорожить. Я и подумать не могла… Но когда ты был далек, когда я ничего не знала о тебе, лишь тогда я стала понимать, как дорог мне Ангел Музыки, и не столько ангел, сколько мужчина в нем… Я поняла, как пуста моя жизнь. Что все пустое.
Он вздохнул. Кристина по-прежнему хотела слышать ответ.
- Ты в праве ненавидеть меня.
- Нет, Кристина, тебя нет!
- А его? – Допытывалась Кристина.
- Нет. Я не ненавижу его. Я не испытываю к нему ровным счетом никаких чувств. – Бескрасочно ответил ей он.
- Ты серьезно?!
Почему-то, эти его слова слегка успокоили ее взволнованный дурными мыслями и предположениями разум, она лишь теснее прижалась к нему всем своим телом, и закрыла глаза, ощущая, как руки его обнимают ее. Она тоже обняла его в ответ.

Кристина пробудилась только спустя несколько часов, понимая, что она забыла о всякой осторожности, и дала волю своему изнуренному телу, провалившись в сон.
- Тебе нужно идти пока не рассвело. – Никак не в силах высвободиться из вязкого тумана тяжелого сна, пробормотала она, одной рукой заводя за плечо тяжелые рассыпанные по плечам и спине волосы. – Только бы Шарль не начал плакать, прислуга проснется. Иногда ему снятся страшные сны.
Какое-то время Эрик молчал.
- Ты когда-нибудь задумывалась, что у нас теперь может быть ребенок?
Вдруг Кристина задрожала, и отстранилась от него. Он напряг руки, чтобы удержать ее подле себя, но он не смог, руки его запутались в густой ночной тьме, которой была наполнена комната. Она выскользнула из его объятий, и откатилась куда-то на другой край кровати, свернулась в напряженный комок. Он подтянулся к ней, и успокаивающе погладил по волосам.
- Кристина?
- Нет, конечно! Нет. Разумеется, нет. Ты же сам понимаешь. Этого не будет. – Ответила она с легким раздражением. – Я надеялась, ты понимаешь, что это невозможно! Прошу, давай не будем об этом.
- Кристина…
Она села на кровати, устало опустила голову.
- Тебе нужно собираться. – Она продолжала говорить шепотом, хотя, опасность быть услышанной была не так уж и велика. – Прошу тебя. Утром придет моя служанка.
За ней резко поднялся и он. Она развернулась к нему, садясь, поджимая под себя ноги. Он не произносил ни слова. И между ними снова появилась какая-то натянутость. Кристина явственно ощутила это, потому, взяла его за руку, прижала к своей груди, и улыбнулась ему. Хоть в полутьме комнаты, в которой не было зажжено даже свечи, этого было почти и не заметить.

***

Меньше всего Кристина хотела, чтобы ее супруг нашел в своем же доме своего злейшего врага. И ее любовника.
Она слезно умоляла Эрика, когда он собирался покинуть этот дом, чтобы он не появлялся здесь, пока ее супруг в доме. Прислуга подглуповата, в конце концов, ее можно провести, но вот с виконтом все куда сложнее. Может статься, что они встретятся лицом к лицу, и тогда Кристина уже не сможет отрицать того, что между ней и ее бывшим учителем столь тесная любовная связь, и отрицать измену будет бесполезно. Она даже не могла представить, что будет, если это произойдет, если ей придется признаться, глядя в глаза своего мужа. Вряд ли виконт будет рад появлению снова в его жизни тени прошлого, тени, о которой он настойчиво пытался забыть, и не позволял ни себе, ни Кристине вспоминать. Он уже несколько лет был уверен, что все закончено, что все пришло в норму, и именно поэтому был спокоен.
Рауль хорошо к ней относится, заботится, но никогда не простит такого предательства. А даже если он и найдет в себе силы простить, ему никогда не позволит сделать этого его семья, которая так до сих пор и не прониклась теплыми чувствами к бывшей хористке с темным и непонятным прошлым. Они с невероятным удовольствием отнимут у нее все – сына, мужчину, который ей дорог. Ей не важен титул, но ей важны куда более ценные вещи. Одному богу известно, какое наказанье придумают ей родственники Рауля. Уж они не упустят возможности, пронаблюдать, как беспомощная и поверженная бывшая супруга Рауля будет корчиться в «предсмертной» своей агонии. Она ясно представила искаженное гримасой возмущения лицо свекрови, которая убеждает своего сына, что она всегда знала - ее невестка испорчена, как червивое яблоко, ни на что не годна, и изначально была неверна ему ни душой, ни телом.
Ей вряд ли позволят так просто остаться со своим любовником. А как только выяснится, кто он на самом деле, и все вспомнят о его прошлом… ей было страшно даже думать о том, что будет ждать Эрика. Она не сможет подвергнуть опасности и его жизнь.

Вдруг Кристина вспомнила слова Эрика, и по телу ее прошел озноб. Как бы она не любила его, как бы не хотела сделать его счастливым, пока она связана по рукам и ногам брачными узами с виконтом, будто тюремными кандалами, до тех пор она не сможет дать ему самого главного. Ребенка.
Его слова той ночью повергли Кристину в замешательство. Она никогда не думала, что это важно для него. Хотя, о чем это она? Наверное, для каждого мужчины это важно. Просто, Кристине всегда казалось, что он, должно быть, почти никогда не задумывался над этим. Выходит, это не так. Своими словами он ясно дал ей понять, что рассчитывал и рассчитывает на не только скупые ласки, достающиеся ему украдкой, а на вполне нормальную семью. Впрочем, Кристина и душой, и телом нужна была ему с самого начала. И с меньшим он не мог, и не желал мириться. Иногда Кристина вообще не могла понять, как он до сих пор принимает эту ситуацию таковой, какая она есть?

- Что-то случилось? – Спросила Кристина однажды за завтраком, замечая, как угрюмо супруг размешивает кофе в чашечке.
Рауль вздохнул, взялся за ручку чашки, поднял ее, но через мгновение снова поставил ее на блюдце, и, протянув руку, погладил жену по тыльной стороне ее ладони.
- Ничего. Конечно ничего, моя дорогая. Просто…
- Просто, что? – Не унималась Кристина.
- Боюсь, в скором времени меня ждет продолжительная поездка.
Кристине стало нечем дышать, но она взяла себя в руки, и тот час же какая-то внутренняя сила повела ее, гася здравый рассудок.
- Опять? – Всплеснула руками виконтесса, и прижала их к груди, будто не веря его словам.
Рауль заметил, как она качает головою.
- Прошу, не расстраивайся. Тебе нельзя волноваться.
Кристина молчала, опустив глаза. Рауль вдруг забеспокоился, что она снова впадет в уныние. Он хотел этого меньше всего.
- Обещай, ты ведь не будешь плакать? Я понимаю, сейчас конец июля, самая жара, тебе тоскливо, но это необходимо…
- Ну что ты, не переживай за меня! – Слегка улыбнулась Кристина. – Так насколько ты уезжаешь?
- Думаю на неделю, может быть на две. Но мне хочется уладить все в самый кротчайший срок. Кроме того, Филипп прислал письмо, матушка болеет. Хочу навестить ее.
- Конечно! Я понимаю.
- Если хочешь, мы съездим к матушке вдвоем.
- Плохая идея. – Пожала плечами молодая хозяйка. – Думаю, тебе не стоит тратить время на возвращение сюда, отвлекаться на меня, лучше поехать к ней сразу после того, как закончишь с делами. Кроме того, не думаю, что она будет рада моей компании.
- Ну что ты такое говоришь. Вовсе нет, вовсе нет, матушка будет рада. Как всегда. – Рауль откашлялся. Тон его показался Кристине наигранным настолько, насколько было в его силах, хотя, он был напрочь лишен дара лицедейства, и это у него скверно получалось.

Ни он, ни виконтесса не сомневались, что старая вдова отца Рауля недолюбливала свою невестку. Рауль не раз замечал недовольные взгляды в сторону Кристины со стороны своей матери, и частые упреки в ее адрес. Старуха не упускала момент всякий раз, когда видела сына, напомнить ему о недостатках его супруги. Но он хотел верить, что это лишь временно, что это все пройдет, и, конечно же, матушка с Кристиной поладят. Вскоре старая графиня почти перестала видеться с невесткой, ограничиваясь лишь прикрытыми ложью учтивыми непродолжительными взглядами ради приличия, и парами фраз.

-

Обед виконт пропустил, разбираясь с какими-то бумагами у себя в кабинете. Чуть позже попросил Матильду принести ему чашку чая.
- А что госпожа, обедала в одиночестве? Ей никогда это не нравилось. Должно, она снова расстроится. – Спросил он, не отрывая взгляда от бумаг, которые просматривал.
Девушка, наливая ему чай в маленькую чашечку из розового фарфора, настолько тонкого, что казавшегося почти прозрачным, смущенно отвела взгляд, и пожала плечами.
- Так… госпожа к обеду не спускалась.
- Как это?
- Она спросила, буду ли я подавать обед, я ответила, что вы приказали подавать не дожидаясь вас, ну она тоже и отказалась. Сказала, что пойдет прогуляется.
- Прогуляется? Куда, Матильда? Кристина часто уходит. Верно? Раньше она даже не выходила за пределы сада. Может что-то произошло, ей перестал нравится наш сад. Нужно обговорить подробности с садовником, может что-то изменить. – Будто бы разговаривая сам с собою, начал рассуждать виконт.
- О, да здесь столько чудных мест, чтобы гулять! – Задумчиво вздохнула девушка, будто бы в одну секунду тоже погрузившись в какие-то свои мысли. – Грешно такую красоту из виду упускать.
Рауль поднял взгляд на девушку, она столь вдохновенно рассказывала о красоте здешних мест, что Раулю самому захотелось прогуляться. Хотя, если это все доставляет Кристине радость, почему он должен отказывать ей в этом?!

-
Обедать виконтессе сейчас хотелось меньше всего. Ее разум с самого завтрака терзала лишь одна мысль. Мысль, от которой она никак не могла избавиться. Ее супруг, кажется, был занят какими-то своими делами. Это означало, что к обеду он вряд ли выйдет. Служанке Кристина сказала, что обедать в одиночестве она не хочет, и лучше пойдет прогуляется, дабы развеять скуку. Матильда помогла ей переодеться, и госпожа торопливо покинула дом.

Ей нужно было поговорить с ним. Увидеться и поговорить. Она знала, что изведется, если будет ждать подходящего момента, чтобы увидеть его и обо всем рассказать. Она не могла ждать!
Она отворила невысокую калитку, прошлась по тенистому садику, в доме хозяина Кристина не нашла. Она сошла со ступенек, и остановилась у клумбы.
- Кристина?
Она обернулась. Он стоял у нее за спиной. Кристина была бледна и кажется, взволнована.
- Я искала тебя в доме, но никого не нашла. Что ты делал?
- Ничего особенного. Так, разминал затекшие мышцы на заднем дворе. – Нехотя ответил он ей, накидывая на плечи рубашку.
Кристина кинула на него удивленный взгляд.
- Правда?
- Ну, мне же нужно что-то делать. Кроме того, не забывай, если проводить длительное время, сидя почти все время на одном месте в подвалах, можно было бы превратиться в еще более ужасное существо, нежели коим я являюсь.
- Умоляю, прекрати! – Взмолилась виконтесса, автоматически вскинув руку, и придерживая шляпку, чтобы обезопасить ее от сильного порыва ветра, кинувшегося ей прямо в лицо.
- Здесь у меня тоже не больше возможностей развеять скуку. Пойдем в дом, Кристина.
Эрик пропустил ее вперед, потом сам прошел вперед, взял висевшее на спинке стула полотенце, и вытер им лицо. Кристина остановилась у него за спиной, впервые за долгое время не зная – с чего начать.
- Я скучала. И хотела тебя повидать. Ты не сердишься?
- С чего ты взяла? – Спокойно спросил он, комкая полотенце.
- Ну, просто… тогда ты…
- Я переоденусь. – Он направился в спальню, останавливаясь на пороге, и глядя на Кристину, стоящую посередине гостиной. Кристина покорно кивнула, отодвинула стул, утомленно опустилась на него, начала снимать шляпку. – Если хочешь, на кухне есть обед.
Виконтесса слегка рассмеялась, и пожала острыми плечами, положила себе на колени шляпку, устремила на нее свой взгляд, начав разглядывать голубые атласные ленты на ней.
- Спасибо. Я не голодна. Я пришла к тебе не обедать.
Он вышел из комнаты через пару минут, одетый в белоснежную рубашку, поверх который был одет серый жилет. Кристина, как и прежде, сидела на стуле, чуть поодаль стола, понурив голову, на коленях ее лежала дамская шляпка.
- Знаешь, я хотела тебе кое-что сказать. – Почти шепотом проговорила женщина, и не подняла на него взгляда.
- Что-то случилось? – Тон его стал тревожным.
- Нет, нет. – Замечая его волнение, поспешила успокоить его Кристина. Она поднялась, аккуратно положила шляпку на стул, а сама прошлась по комнате, остановилась у двери в спальню. Он внимательно наблюдал за ней, не спуская глаз, ожидая ее ответа.
- Тогда, что же произошло?
- Рауль уезжает на несколько недель. Его не будет довольно долго. – Задумчиво сказала Кристина, прислоняясь к дверному косяку спиной, и ее губы тронула легкая улыбка.
Он подошел к ней, и преградил ей путь, облокотившись все на тот же косяк правой рукой.
- Вот как? И что ты хотела этим сказать?!
Кристина начала нервно покусывать губы.
- Я хочу… я хотела бы провести это время с тобою. Здесь. Если… если ты не против, конечно.
Эрик игриво приподнял одну бровь. Ее предложение насторожило его, одновременно утягивая в безумную сумасбродную пучину блаженства, затуманивающего здравый смысл.
Это могло означать одно – несколько дней лишь один он будет владеть ею, ей не нужно будет покидать его, а ему отпускать ее, они смогут засыпать и просыпаться вместе. Это значит, что она на эти несколько дней станет его супругой. Его, а не кого-то другого. Вполне обманчивая надежда на счастье. Но надежда!
- Здесь? Как ты намерена это сделать? – Его глаза лукаво сузились.
- Пока не знаю. Но может быть, мадам Жири… надо поговорить с ней. Я хочу сказать Раулю, что хотела бы пожить у нее немного, пока его не будет, так как мне нужна хотя бы изредка женская компания, и я буду скучать.
- Правда, будешь? – Безжалостно спросил он с ухмылкой.
- Нет. – С легкостью дался ей ответ. – Но, мне нужна будет ее помощь. – Продолжила Кристина раскрывать ему свой замысел. - Если она согласится…
- Согласится?! Должна согласиться.
- Я в ближайшее время поговорю с ней. Думаю, она поймет. – Неуверенно ответила Кристина.
- Ты правда хочешь этого? – Эрик взял ее за руку, ее пальцы были невыносимо холодными. Он накрыл ее руку своей ладонью. - Жить со мною, здесь. Кристина, ты уверена? – Поинтересовался он. – Посмотри на это место, - взглядом он обвел комнату, - здесь нет и половины того, что находится в особняке твоего мужа. Пойми, это место далеко от совершенства, и вовсе не напоминает тот дом, те условия, в которых ты привыкла жить. Тебе может быть сложно.
Она улыбнулась ему в ответ.
- Кристина, у меня здесь даже, как ты видишь, нет слуг.
- Ну и что, они нам не понадобятся.
- Но я не хочу, чтобы ты ощущала дискомфорт. Посмотри внимательно на это место, посмотри на… - Он замолчал на несколько секунд. – Это старый убогий дом, такой же, как его хозяин.
- А мне он нравится! – Произнесла она многозначительную фразу с улыбкой. Что именно имела в виду – он не понял. Затем она вскинула руку, приложила указательный палец к его губам. – Молчи. Представь, у нас появится возможность, быть вместе, засыпать, просыпаться рядом. Я смогу не покидать тебя… Я очень хочу этого. Это такой крошечный шанс. Пусть лишь и на неделю, но разве это не заманчиво?

***

Перед отъездом мужа Кристина сообщила супругу, что хотела бы в его отсутствие пожить у мадам Жири. А так как ей всегда тоскливо и одиноко в то время, когда он уезжает по делам, компания ее названной матери могла бы разбавить ее одиночество, да и тем более, она так давно ее не видела.
Рауль откинулся на спинку кресла, сложив на груди руки, несколько секунд хмурился, словно думая о чем-то. Молодая хозяйка выглядела взволнованно. У нее дрожали руки. Она бы отдала сейчас пол жизни за то, чтобы узнать, о чем именно думал Рауль.
- Ты уже твердо решила, Кристина?
- Да! – Резко ответила ему супруга, скрывая волнение.
- А мальчик? Он останется здесь, надеюсь, ты не будешь брать его туда. Здесь мадам Роле, она позаботится о нем.
- Конечно. – Обреченно вздохнула Кристина, понимая, что ей нужно будет оставить мальчика почти на неделю, а может и чуть больше. Но так будет лучше, она не сможет забрать его с собою. К нему. Меньше всего она хотела, что бы он и ее сын пересекались.
Рауль несколько секунд что-то обдумывал, потом посмотрел в глаза супруге, она поспешно отвела взгляд.
- Ты правда, хотела бы этого? Просто, насколько я понимаю, вы с ней давно не общались. У вас по-прежнему хорошие отношения?
- О чем речь, Рауль! – Живо отозвалась молодая виконтесса. – Ах, боже мой, конечно же. Я бы очень хотела. Я давно не видела ее, именно поэтому и хотела бы провести с ней кое-какое время. Кроме того, не забывай, долгое время она была для меня почти как родная мать, заботилась обо мне.
Рауль пожал плечами. Было понятно, что пребывание супруги здесь, в его доме, даже в его отсутствие для него куда спокойнее. Но чем дольше он медлил, тем отчетливее были заметны слезы в глазах у его жены. Похоже, для нее это и, правда, крайне важно. Ну что, в самом деле, может случиться с Кристиной, если она проведет несколько дней с мадам Жири? Кроме всего прочего, наверное, там будет и ее дочь – Мэг. Кристине будет приятно повидать их, все-таки, не следует лишать ее такой возможности.
Раздумывая пару минут, виконт все-таки дал согласие, только предупредив супругу, чтобы она была осторожна.

Кристина ликовала, одержав свою маленькую победу. Она, едва сдержала улыбку прямо перед мужем, в ожидании своего маленького и короткого, но такого яркого и важного для нее счастья.
Как странно – в браке все казалось ей иным, какие-то другие чувства, ощущения. Надо сказать, супружеская жизнь не сильно радовала ее, не приносила большого счастья, не дарила восторга. Многое так и осталось для нее неясным, непонятым, и она даже сама не мыслила, насколько обделенной она была.
А сейчас все было иначе, словно мир перевернулся, словно уснувшая ее женская природа проснулась, готовая с достоинством принять на себя все возложенные на нее функции.
Она стала терять себя в том, что раньше казалось ей чуть ли не постыдным и недопустимым. Она вдруг будто раскрыла в себе женщину, как раскрывается бутон навстречу солнцу, готовую стремиться к любви, страсти, готовую принимать от другого человека чувства, и с щедростью одаривать его самой своею любовью. Она больше не стыдилась своего желания, и таких естественных действий. Ей казалось, с каждым днем она познает что-то новое и новое, что до этого момента было скрыто для нее даже в браке с другим мужчиной.
Она чувствовала в себе жизнь. В нее словно вдохнули силы, в ее душе разлился живительный, наполняющий ее изнутри свежестью, целебный источник.
Она постигала любовь, она постигала себя, она постигала мужчину, она постигала весь мир…

-

Кристина подошла к окну, и прижалась лбом к прохладному стеклу. На дворе уже размерено помахивали хвостами и потряхивали гривой лошади, впряженные в коляску.
Кристина едва заметно улыбнулась, подняла глаза, увидела свое едва различимое отражение в стекле, мгновенно ощутив стыд за свои поступки. Она постаралась не думать об этом.

Кристина поправила на плечах шаль, и вышла на крыльцо. Где-то за линией горизонта сгущались тучи.
- Будет дождь. – Протянула она задумчиво, поежившись.
Рауль, суетившийся подле экипажа, и о чем-то говоривший с конюхом, обернулся на нее.
- Должно, будет дождь. – Повторила она снова будто с раздражением.
Рауль вскинул руки, и с открытым жестом пошел к ней. Виконтесса на секунду ощутила, как отшатнулась, но вмиг собралась, и двинулась к мужу навстречу.
- Все хорошо, дорогая. Я меня есть плащ, если что.
Кристина одобрительно кивнула ему, и в этот миг он заключил ее в объятия.
- Будь осторожен.
- Как это мило, моя дорогая, что ты заботишься обо мне! – Он едва не задушил ее в своих объятиях, целуя в висок. Потом в щеку, потом в другу.
Кристина стояла недвижимо.
- Сама будь осторожна, Кристина. Когда ты покидаешь поместье и уезжаешь к мадам Жири?
- Завтра утром. – Выдохнула Кристина, ощущая, как от этой мысли по позвоночнику проходит ток.
- Надеюсь, она позаботится о тебе? – Улыбнулся супруг.
- Будь уверен. Конечно. Нам будет хорошо. – Вдруг случайно слетело с ее губ, и Кристина поняла, что в мыслях ее вовсе не образ ее названной матери.
Виконтесса поджала губы.
Где-то за спиной Рауля фыркнула лошадь, это отрезвило Кристину, заставив отвлечься от мыслей, которые завладели ее разумом в этот миг. Она сжалась, и покорно, как и подобает верной хорошей супруге, кротко положила голову ему на плечо, всхлипнув.
- Ну что ты, - погладил он ее по волосам. – Обещай беречь себя.
Кристина молчала.
- Хозяин, не опоздаете? – Донесся до слуха виконтессы хриплый голос конюха.
- Ну… - Кристина подняла голову, поежилась от ветра, - в счастливый путь.
Рауль взял ее руку, поднес к губам, крепко поцеловал. Другой рукой Кристина придержала соскользнувшую с острых своих плеч шаль, и сделала головой жест в сторону коляски.
- Ну, полно… И правда опоздаешь. Все будет хорошо.

***

Проводив супруга, Кристина прошлась по пустынным комнатам. Зашла в комнату мальчика. С ним занималась нянька. Мальчик, катаясь по ковру, заливался задорным звонким смехом. Нянька, невысокая тучная женщина лет сорока, с туго стянутым на затылке прямыми и гладкими волосами, приговаривая что-то себе под нос, пыталась поднять ребенка с пола.
- Позвольте мне! – Остановила ее Кристина, и сама подошла к сыну, наклонилась над ним. Нянька сделала несколько неуверенных шагов назад.
Виконтесса взяла ребенка на руки, прижала его к груди, будто рисковала больше никогда не увидеть. Мальчик по-прежнему заливался смехом, начав что-то говорить матери. Кристина отвечала ему, грустно улыбаясь, и изо всех сил сдерживая накатившие на нее слезы.

Ночь для Кристины была тягостная. Она чувствовала, как неприятно липнут простыни к ее коже, будто скользкими щупальцами обвивают ее тело, начиная душить. Она почти не спала, и никак не могла дождаться рассвета. А встала ни свет, ни заря, и снова начала бродить по дому, словно считая минуты до своего отъезда. За окном едва показались первые лучи, прислуга еще спала. Кристина накинула на плечи халат, и вышла в сад. Прошла к беседке, села на лавочку, воскрешая в памяти такой родной и необходимый образ. И вдруг сердце ее зашлось, участило ход, она едва не задохнулась от сильной волны ощущений.
Сидя там, в беседке, она наблюдала, как колышется на ветру настурция и немезия, прислушивалась к едва слышному еще сонному щебетанию птиц, и шороху листвы, небо и рваные облака вдалеке были окрашены в светло-розовый цвет, будто кто-то неведомый случайно опрокинул на полотно неба краску, но картину так и не завершил. Лицо опалял прохладный утренний ветерок.

Когда-то все это было сосредоточением ее тоски, она топила свое горе, пытаясь заниматься хозяйством, старалась заглушить память бессмысленными делами. Откровенно признаться, все это теперь интересовало ее в последнюю очередь, и у нее не было больше никакого желания продолжать топить свои порывы в таких глупостях. Ей больше не хотелось строить из себя увлеченную своим положением хозяйку.
Она невольно вспомнила свое детство. Еще беззаботное, такое легкое и наполненное счастьем, отец безумно любил ее, учил музыке, она не помнила своей матери, но отец всегда говорил, что она очень на нее похожа, и если бы была жива, то безмерно гордилась своей чудесной малышкой! Кристина вдруг вспомнила, как еще детьми они играли с Раулем. Как странно, они так замечательно ладили. Наверное, это чудесно, что когда-то случай свел их. А потом… потом она потеряла отца. Вторым человеком после отца, которого она хорошо помнила, и которому была благодарна – была мадам Жири. Она никогда не задумывалась, почему именно она появилась столь неожиданно в ее жизни. Она действительно всячески оберегала и заботилась о ней. После того, как она осиротела, ее домом стала Опера. А потом… - Кристина вздохнула. Господи, как много воспоминаний хранит ее сердце. Она верила сказкам. Она верила, что… Ангел музыки существует. Кристина невольно улыбнулась. Он все-таки добился того, к чему шел вопреки всему! Интересно, думала ли она когда-нибудь, о нем, как не об Ангеле? Она была еще девочкой, а голос у Ангела был такой глубокий, такой обволакивающий. Она помнила свои ощущения. Она помнила, что в голове всякий раз танцевали странные непонятные образы. Она лишь сейчас понимала, что, наверное, почти всегда любила его, и любила в нем не только бесплотный дух, но и мужчину. Вот только поняла это слишком поздно… Он стал для нее необходимым и единственным, но вряд ли то, что сейчас происходит между ними, можно назвать счастьем. Они сами отняли у себя шанс на него.
Виконтесса опомнилась, когда, слепя, в глаза начало бить яркое солнце. Она встала, поежилась от влажной утренней прохлады и росы, осмотрелась, и вышла из беседки. Ей хотелось покинуть этот дом как можно скорее, чтобы избежать вопросов прислуги, многозначительных, но немых взглядов, и лишней суеты.

-

А когда долгожданный миг настал, и Кристина стояла на пороге дома, она едва перевела дух, и обнаружила, что дверь закрыта. Тогда, нетерпеливо начала колотить ладошкой в дверь. От волнения сердце ее грозило разорвать грудную клетку. Ей показалось, что истосковавшееся и изведенное нетерпением и страхом сердце разбухло от чувств настолько, что мешает дышать. Она чувствовала, как задыхается то ли в сладостном предвкушении, не в силах больше ждать, то ли в непосильном ужасе. Слишком много между ними оставалось условностей, слишком много оставалось за спиной угроз и опасностей – и это не могло ее не пугать.
Почувствовав, что ей стало вдруг дурно, она кинула сумку на ступенях, и приложила руку к груди, ловя сухими губами воздух. Ее охватил ужас, силы, будто вода, покидали ее тело, перед глазами все поплыло. Сквозь дымку замешательства она различила щелчок отворяющейся двери.
- Кристина?! - И его руки подхватили ее бессильную, опускающуюся на землю, не позволив упасть.
Она слишком нервничала, изводя сама себя.
- Кристина, - еще полностью не придя в себя, она услышала свое имя. Это был его голос.
Кристина приоткрыла отяжелевшие веки, и поняла, что лежит на кровати.
- Ты в порядке?
- Все хорошо. – Выдохнула она, понимая, что туго стягивающие ее стан завязки платья и корсет уже больше не причиняют ей неудобство. – Прости. Я слишком переволновалась. Я так ждала этого момента, что казалось, я умру! Я слишком рано, да? Я разбудила тебя? Ты спал?
Он наклонился над ней и поцеловал ее в лоб.
- Нет. Нет, Кристина. Я… просто…
- Ты не ждал меня? – Догадалась она.
- Я просто опасался, что ты передумаешь в самый последний миг. – С долей неуверенности произнес он.
Он сидел на краю кровати, глядя ей в глаза. Но, произнеся эту фразу, мгновенно отвел взгляд, и понурил голову. Кристина приподнялась на кровати, понимая, что сердце снова размеренно бьется в груди, и силы возвращаются к ней. Она вскинула руку, и погладила его лицо кончиками пальцев.
- С чего ты взял?
- Кристина… - сделал он паузу, будто не зная, что говорить дальше, - как тебе объяснить это. Ты молода, и красива. А я… ты же сама все видишь. Не такой мужчина нужен тебе. Все куда сложнее и серьезнее. Это жизнь, а не сказка, в которую ты верила когда-то. Кристина, еще пару лет, и ты вовсе поймешь, что я никчемен, и не нужен тебе. Боюсь, что я даже не смогу дать тебе того простого, в чем нуждается каждая молодая здоровая женщина. Ты здорова, хороша собой, тебе нужен такой же молодой, здоровый мужчина.
- Да с чего ты взял? Господи, какие глупости! Это не так, слышишь, не так! Поцелуй меня! – Приказала она, не желая больше слышать эти слова. – Поцелуй, слышишь?! Крепко-крепко! Я так скучала! Мне так хотелось скорее уйти из того дома, я едва дождалась!
Ее слова, ее нежный, окутывающий теплом голос немного успокоили его. Он притянул ее к себе, поцеловал, потом обнял, чувствуя каждый удар ее сердца, избавляющий его от страха и сомнений. И Кристина, ощутив его силу объятия, облегченно вздохнула, в который раз почувствовав себя в его руках такой защищенной и такой умиротворенной.
Она зевнула. Терзая себя всякими опасениями, она провела бессонную ночь, и сейчас очень хорошо это ощущала. Он выпустил ее из объятий, и укрыл свободным концом простыни. Кристина устало улыбнулась.
- Отдохни. Это не помешает тебе. – Проговорил он ее, беря ее за руку, и касаясь губами кожи на ее запястье.
Кристина, несколько секунд колеблясь, откинулась на подушки.
- А мне позволь просто смотреть на тебя. – Не отпуская ее руки, произнес он.
Она приоткрыла отяжелевшие веки, еще раз улыбнулась, и, чувствуя, как по телу растекается тепло, снова закрыла глаза.
Господи, она была самой красивой женщиной на всем белом свете. Эти выразительные большие глаза с длинными ресницами, густые тяжелые волосы, белая гладкая кожа, гибкий стан. Кристина была безупречной. Но, наверное, даже если бы она таковой не была – он все равно бы любил ее. Он вздохнул. Какой бесцельной и пустой была жизнь без нее. Как странно, что она здесь, с ним!
Он любил ее. Любил больше жизни. Эту хрупкую женщину, которая по его вине изменилась, и должно быть, презирает саму себя за эти безрассудные поступки, но продолжает и продолжает почему-то возвращаться к нему, ища утешения и наслаждения в его руках и на его губах.
Он все время боготворил ее, он восхищался ею, а теперь сам столь бесцеремонно спустился в глубину самых темных и самых яростных вожделений, опорочил не только свои чувства, но и ее, своего ангела, которая по доброй воле всякий раз их встречи погружается вместе с ним в жерло огненной адской гиены…

Кристина проснулась лишь ближе к вечеру. Она приподнялась, собрала рассыпанные по плечам волосы. В комнате кроме нее никого не было. Она разочарованно вздохнула, и, поднявшись, направилась к двери, где внезапно столкнулась с ним. Он, не ожидавший того, что она уже пробудилась, вдруг заметно смутился и растерялся. Кристину насторожило такое его поведение.
- Что произошло? – Мягко спросила она.
- Знаешь, у меня кое-что есть для тебя. Я надеюсь на твое понимание.
- Что это?
- Сейчас. – Он сделал паузу, будто выжидал.
- Ну же, о чем ты?! – В глазах Кристины засветилось нетерпение.
- Подойди сюда, ко мне. – Он обнял ее за талию, и притянул к себе. – Вот.
Он что-то держал в руке, но она никак не могла рассмотреть, что это было. Кристина сосредоточилась. Он взял ее за руку, аккуратно погладил ее запястье, затем спустился к пальцам. По горячей коже вдруг заскользил металл. Это было кольцо. - Носи его, Кристина.
Кристина, улыбаясь, посмотрела на кольцо, на до боли знакомое кольцо, которое он сейчас одевал ей на палец, другой рукой не выпуская ее из своих объятий.
- Глазам своим не верю. Ты его сохранил. Это… то самое?
Она подняла на него изумленный взгляд.
- Но ведь оно…
- Я знаю. Но, думаю, сейчас это уже не столь важно. Я бы мог одеть тебе на палец какое-нибудь другое, самое красивое и дорогое кольцо, которого ты, несомненно, достойна, но мне бы хотелось, чтобы сейчас это было именно оно.
- Как возврат в прошлое? Чтобы я не забывала об ошибке, которую совершила, и из-за которой сейчас должна сожалеть? – Спросила Кристина больше у себя, нежели у него. – Думаю, ты прав. Эрик… - Прошептала она. – Но я… не смогу носить его всегда. – Удрученно вздохнула Кристина.
- Знаю. Носи сейчас. Пока ты здесь, со мной…
Она кивнула ему.
- Теперь ты моя жена?!
- Да. – Твердо ответила она. - Твоя!
Господи, как долго он об этом мечтал. Одеть ей на палец кольцо, и назвать своею женой.

***

Дни наполненные, упоительные, дарящие покой и размеренность. Где каждый шаг, каждый жест сопровождается священной чувственностью. Именно так, по крайней мере, представляла себе все виконтесса.
Время шло как-то само собою. Кристине казалось, что слишком быстро. Порою она даже не успевала отсчитывать дни.
А Кристина была вся в мечтах, вся в надеждах. В душе внезапно поселилась уверенность, что все несбывшиеся ее девичьи мечтания получили второй шанс к исполнению, и теперь уж точно исполнятся, теперь все возможно. Все. Она счастлива. Ее сердце стучит быстрее, кровь по ее жилам течет, разжигая огонь в сердце. Ничего, ничего этого не было в ее прошлой жизни. А она столь неожиданно это обрела, что иногда, в часы умиротворения, слыша дыхание мужчины, который спал рядом, сжимая ее в своих объятиях так крепко, что она не могла вздохнуть полной грудью, она не могла поверить в то, что все это явь, а не сон, ни мираж ее утомленного печалями рассудка.

Она благоговейно заглядывала ему в глаза, нежилась в его ласках, вслушивалась во вкрадчивый глубокий голос, и в те минуты уже ничего не было важно, все переставало существовать, она возносилась к небесам, впервые за долгие годы, ощущая дурманящее благоухание счастья, обволакивающее ее сердце.
Эта жизнь так отличалась от той, к которой Кристина привыкла, и которая уже изрядно надоела ей.
Он жил как хотел. Он сам был себе хозяином. У него не было строго регламента и распорядка дня. Его день не раскладывался по часам, с точно обозначенными выходами в столовую для завтрака, обеда и ужина. Их с Кристиной не одолевали вездесущие служанки. Ей не нужно было притворно улыбаться прислуге, чтобы та не заподозрила, как ненавистна хозяйке эта жизнь.
И Кристина начинала понимать, что ей нравится такая жизнь. Ей нравится жить рядом с ним, и не чувствовать себя обремененной непосильным статусом госпожи. Ей нравится просыпаться в его объятиях, когда за полдень, ей нравятся легкие обеды, состоящие из кофе и круассанов прямо на постели, чтобы не отвлекаться на выход к столу, ей нравится потом снова падать в его объятия, ей нравится накидывать на плечи его рубашку (первое, что можно было найти в беспорядке разбросанных в порыве страсти вещей), выходить из спальни, и, заглядывая в мастерскую, наблюдать, как он занят, рисуя что-то, или слушать легкую незамысловатую мелодию, когда он перебирает клавиши. Ей нравится громко смеяться от радости, и не стыдиться своего поведения, ей нравится целовать его, сидя у него на коленях, ей нравится знать, что они нуждаются друг в друге, понимать, что их души больше не одиноки, и больше никогда не будут одиноки.

Наверное, она могла жить здесь с ним вечно. Она с жадностью старалась уловить каждую секунду этой жизни. А он, как ни странно, ни разу не съязвил ей, не пытался больно уколоть словом или жестом, как это было раньше, когда она отчетливо ощущала, что сложно ему смириться со своим положением, с тем, что посещает она его не так уж и часто, что прав у него на нее не больше, чем у любовника, и вовсе не его она законная супруга. Она чувствовала, что между ними воцарилась такая нечастая в их отношениях гармония. Она, наконец, видела в нем того нежного одухотворенного Ангела Музыки, которого знала, мужчину, который любил и любит ее. Почему это все так манило ее? Она не думала об этом. Лишь иногда, молча наблюдая за ним, за каждым жестом, каждым поворотом, взглядом, чувствовала она что-то такое, что сама до сих пор не могла объяснить себе. Чувствовала какую-то отрешенность, и одновременно светлую, наполненную невероятной силой страсть и непостижимость, все это притягивало, и заставляло запечатлеть его образ, такой необходимый, такой родной глубоко в душе. Навсегда. Навечно. Сердце ее наполнялось влюбленностью и девичьим восторгом, оказывается, она не разучилась чувствовать, что-то удержало ее, не позволив шагнуть в ту пропасть, на краю которой стояла она несколько последних лет.
Он снова начал играть для нее, несколько раз Кристина бралась петь, но голос ее уже давно потерял былую форму, и это не могло ускользнуть от его внимания. Он готов был тратить все вечера на то, чтобы подтянуть ее, чтобы голос его ангела звучал, как и прежде, чисто и звонко, будто по-прежнему прочил ей будущее великой певицы. Она чувствовала, как с новой силой загорается в нем тяга к жизни, когда он дает волю чувствам, и переносит их на музыку. Кристина будто вернулась в прошлое, чувствуя себя маленькой девочкой. Так необычно было снова ощущать себя его ученицей. Она видела, что он готов был вновь вкладывать в это все свои силы, он снова готов был отдавать музыке всего себя. Их музыке. Музыке, которая когда-то свела и соединила их.

-

Кристине вдруг почудилось, что входная дверь скрипнула. До нее донесся какой-то шум. Кристина на долю секунды замерла, складывая тарелки одну на другую.
Она была не очень хорошей хозяйкой. За время брака с Раулем ей не выдавалось момента испытать на себе все обязанности кухарки, прачки, да и правильно – титулованной даме это ни к чему.
Но столь бесцветная жизнь угнетала ее. Ей порою самой безумно хотелось попробовать что-то сделать, кроме как вышивать пейзажи и инициалы ее семьи на подушках и платках. За долгие годы одиночества и приспособления к нелегкой жизни Эрик хорошо научился самостоятельности, и мог обеспечить себя совершенно всем. И Кристина порою чувствовала неловкость за свою беспомощность. Ей казалось, если она возьмется за стирку, так обязательно опрокинет на себя ушат крутого кипятка, а если возьмется за приготовление обеда, то непременно побьет посуду, или поранится. Но это были лишь ее предрассудки. Ее упорство давало вполне действенные результаты. Ее желание убежать от отягощающей жизни было слишком велико. Кроме всего прочего, ей было неприятно чувствовать себя беспомощным ребенком, даже под его защитой.

Прошло пару минут, по гостиной кто-то выжидающе расхаживал. Это был явно не Эрик. Он вообще на удивление ходил практически бесшумно. Кристину внезапно охватила тревога. Она осторожно вышла из кухни.
У дверей стоял мужчина.
- Ох простите! – Проговорил он с удивленным выражением лица, заметив появившуюся женщину. Не менее удивленное оно было и у Кристины.
Воцарилась тишина. Они выжидающе смотрели друг на друга, выдерживая паузу. Вдруг мужчина кашлянул, затем, торопливо начал тереть свои ладони о полы своего вытертого пиджака. И только потом протянул руку Кристине. Виконтесса смотрела на него широко распахнутыми глазами, теребя уголок легкой шали, которая покрывала ее плечи.
- Не ожидал. – Негромко произнес мужчина. - Не ожидал встретить в этом доме даму, простите великодушно, не при параде.
У женщины дрогнули уголки губ.
- Простите?
- Слушайте, а я ведь вас где-то видел.
- Вы? Меня?
Ах, верно, ведь именно его, кажется, она встретила, когда у нее приключилась беда с коляской и лошадью, и именно он привел ее к Эрику...
Кристина вздохнула.
- Должно быть, и, правда, мы с вами виделись прежде. – Голос ее дрогнул.
- Ну да, ну да! – Мужчина лукаво прищурил один глаз.
Женщина, замерев, смотрела на него, бледная и неподвижная, больше походящая на гипсовое изваяние. Нужно признать, она вполне могла им быть – с нее можно было писать картины, увековечивать в камне. Стоящая напротив Жиля Надье женщина была безупречно красива – правильные черты лица, большие карие глаза, густые длинные волосы были распущенны, и лишь отчасти собраны сзади.
- Ну, так это… - промычал мужчина, снова протягивая ей руку. – Будем знакомы, Жиль Надье.
Кристина вскинула руку, и несмело протянула ему.
- Кристина де… К-кристина. – Растерянно представилась женщина.
- Ну Кристина, так Кристина. Я уже привык встречать людей без фамилии. Одного такого малого, упорно отказывающегося назваться по фамилии я уже знаю. Переживу и вторую.
Жиль крепко сжал ее ручку, и по привычке тряхнул. Абсолютно мужской жест. И лишь когда вспомнил, что перед ним женщина, поспешно опустил глаза, понимая, что в его широкой ладони лежит изящная женская ручка. Он задержал взгляд на тонких почти прозрачных пальчиках с аккуратными острыми миндалевидными ноготками. Надье тотчас же разжал руку, побоявшись, что он причинил ей боль своей сильной хваткой.
- Ну вот и лады, представились. – Проговорил он. – А я собственно к вашему… э… ну… - он сделал паузу. - К Эрику.
- Его сейчас нет. Думаю, он скоро придет. – Кристина опомнилась. – Что же это мы стоим посреди комнаты. Присядьте.
Мужчина замялся.
- Тогда, может быть, пройдемте на кухню, если не возражаете?
- На кухню я только с радостью! – Воскликнул Жиль, прикладывая руку к животу.
Кристина смущенно улыбнулась, и, натягивая на плечи шаль, грациозно держа осанку, пошла вперед, как самая настоящая хозяйка.
- В доме не оказалось вина, – начала она. - А ему взбрело в голову этот ужин непременно подавать с вином. Вот он и ушел куда-то. Правда, ума не приложу, где и как он его раздобудет.
- О, да вы не знаете этих мест. – Рассмеялся Надье, проходя вслед за Кристиной. - Купит, конечно же. У мадам Лансере. Не я бы, готов поклясться, он бы так и не додумался, что эта старая карга приторговывает этим делом. – Кристина обернулась на него, приподняв тонкие брови. - О нет! Не подумайте, качество отменное, ее пройдоха внук, думаю, приворовывает бутылки у своих хозяев, у которых работает. А она не упускает возможности заработать лишнюю сотню франков. – Мужчина глухо кашлянул и состроил гримасу мужчина.
Его отрезвил стук ударяющейся о деревянные половицы и разлетающейся в дребезги посуды. Случайно Кристина из рук выронила тарелку. Женщина, как натянутая пружина, отскочила назад.
- Я… такая неловкая.
- Да вы никак боитесь меня. – Заявил Жиль, наклоняясь, и поднимая несколько черепков, упавших к его ногам.
- Что вы. Нет. Просто… скажите, а вы знаете Эрика? – Из-под опущенных ресниц спросила она.
- Ну да.
- Давно?
- Года три, может чуть больше. С самого начала, как он здесь появился.
- Вот как. А как он появился здесь?
- Ой, и не спрашивайте. Была еще та передряга. Намучался я с ним еще как!
- То есть, вы его друг? – Кристина начала осторожно, чтобы не пораниться, складывать черепки в сложенную лодочкой ладонь.
- Ну, можно и так сказать. Правда, этот парень кому угодно фору даст. С ним, знаете ли, не так уж и просто… Скажите, а вы… вы кем ему будете? Вроде, он столько лет один как перст, о родственниках никогда не говорил, а тут нате вам. Сестра, жена, сожительница… - Начал вслух рассуждать Надье.
Кристина снова выронила черепки из рук, ахнула, и принялась по новой подбирать их с пола.
Вряд ли эти догадки стоило озвучивать. Это было чересчур! Бедняжка сошла с лица. Хотя, видимо, третье было куда более ближе к правде. Надье мог бы продолжать список, но ответ Кристины ему был вовсе и не нужен, он и так уже давно понял, и обо всем догадался, просто вот так вот сказать обо всем этом ей в глаза не мог. Он и так позволил себе лишнее.

Вот значит она какая, та, из-за которой весь сыр-бор. Что ж, красивая. Очень красивая!
Вот уж не ждал Жиль Надье, идя сегодня к Эрику в дом встретить там его возлюбленную, которая хозяйничает на кухне, будто бы законная жена. А парня можно понять. От такой бы женушки он и сам не отказался!
Входная дверь отворилась, и послышались шаги. Кристина продолжала возиться с разбитой посудой.
Хозяин явно не ожидал гостей, потому, как только войдя в кухню увидел сидящего на стуле и пыхтящего Надье. Эрика от неожиданности передернуло.
- Что ты здесь делаешь? – Спросил он, и с глухим стуком поставил на стол завернутую в шуршащую бумагу бутылку.
- К тебе пришел. – Похлопывая себя по коленкам, ответил Надье.
- Вот как! Неужели?! – Ядовито обронил он. - А я думал, домом ошибся…
Кристина посмотрела на них обоих. Эрик, явно был не в духе. Она прекрасно научилась различать его настроения. Скорее всего, он просто не ждал Надье именно в этот вечер, когда в его доме она, Кристина. И вовсе не хотел видеть его сейчас.
Кристина взяла со стола бутылку, и вышла из кухни. Как только женщина, шурша юбкой, оставила их одних, Надье, проводив ее взглядом, озорно прищелкнул языком.
- А она ничего. Эта твоя Кристина. Красавица!
Эрик, заложив за спину руки, прохаживался по кухне.
- И личико у нее ничего, и зубки, и взгляд такой… как это там у умных людей называется? Притягивающий. Счастье, а не баба. Только вот, что-то худа больно. Ей бы побольше сюда, - Жиль, на уровне груди сделал жест, похожий на тот, если бы он перед собою держал что-нибудь объемное и круглое, и малек на зад еще, вот ей бы цены не было. Ох… - мечтательно сощурил он глаза.
Эрик остановился у стола, и в порыве возмущения ударил по нему кулаком, посмотрев на приятеля так, что тот, втянув голову в плечи, умолк.
- Ты хоть сам понимаешь, что ты говоришь? Слушать даже больше не хочу! Ах, как жаль, она унесла бутылку, я бы запихнул ее тебе в глотку. Что бы не болтал.
- Ну ладно, чего ты. – Нахохлился Надье.
- Еще слово услышу…
- Слушай, почему с тобою нельзя поговорить по-мужски?! – Обидевшись, пробурчал незваный гость.
- Что это значит?
- Да ничего. Я же не в обиду, дружище. – Сразу просветлев, хохотнул Жиль. – Ну отчего ты не понимаешь шуток? Это нормально. А ты, будто вчера родился, на все реагируешь!
- Шуток?! Почему ты сводишь все к одному? К непристойностям! Ты всегда думаешь только об одном?
- Эй, друг, я же мужчина, я всегда об этом думаю. Ладно. Не сердись. Это она? – Жиль снизил голос, кивнул в сторону двери, и положив руки на колени, подался вперед, будто не желал, чтобы кто-то еще, кроме Эрика слышал его вопрос.
Тот судорожно потер висок, прикрыв веки.
- Это она. – Нехотя ответил он, с трудом сглотнув. - Что ты здесь забыл?
- Тебя! – Легко выдал Надье. – Ну слушай, ну откуда мне было знать, что ты здесь посреди белого дня с женщиной? Ты раньше все один, и один… я и помыслить не мог.
Хозяин удрученно вздохнул. Но вздыхать было уже поздно. Это делу не поможет.
- Какое тебе дело, с кем я здесь и когда?
Жиль сердито фыркнул, складывая руки на груди, а потом совершенно серьезно произнес:
- Верно, никакого. Твоя жизнь, я в нее не лезу. Я так, с боку, на всякий пожарный. – Надье деловито надул щеки. - Ладно, я же зашел поговорить. Думаю, мало ли что. Узнать хотел, что, да как. Я же помню, что ты в последнюю нашу встречу весь зеленый был. Из-за нее, значит? – Надье мягко засмеялся. – Ну, она здесь, и вижу, отлично себя чувствует в твоей компании. А ты все сокрушался, мол, не нужен ты ей. Значит все хорошо? Ну и как у вас там?
- Там? – Изумился хозяин. - Что ты имеешь в виду?
Жиль хмыкнул.
- Ну… все. – И подмигнул. - Ведь помнится, кто-то когда-то у меня осведомлялся, что баба за субъект, и с какого боку к ней подступаться.
- Прекрати пожалуйста. Я… – Эрик в момент стал красным, как вареный рак, и Надье это без труда заметил.
- Да ладно, я же все понимаю, дружище. Ради такой можно и горы свернуть. Небось, хороша, и в постели с такой тоже не соскучишься!
- Не начинай снова нести чушь. И не думай, что я буду с тобой разговаривать на эту тему! – Совершенно беззлобно попросил Эрик.
- Ладно. – Махнул на него рукой Надье. – Рад, что у тебя все, наконец-то, нормализовалось. Мне меньше забот.
- Если уж мсье Надье зашел к нам, может быть он присоединится к ужину?
На пороге кухни стояла хозяйка. То есть, не хозяйка, Кристина, женщина, которую Жиль Надье встретил, придя в этот дом. Она улыбнулась им обоим, и сделала шаг вперед.
Когда Кристина зашла в кухню, она заметила, что мужчины вполне нормально разговаривали между собой, но стоило ей появиться, как Эрик снова стал каким-то угрюмым, будто не хотел ей показывать, что есть на этом свете люди кроме нее, с которыми он вполне по-человечески может общаться.
У Жиля при упоминании ужина загорелись глаза, и он, растягивая губы в улыбке, произнес:
- Разумеется, хозяюшка, я только рад буду! – Надье начал снова хлопать себя по коленкам, будто бы в предвкушении чего-то особенного. – Тем более, от такого приглашения грех отказываться! – И раскрыв рот, замолчал, поймав на себе загоревшийся возмущением взгляд Эрика. – Э… - Только и протянул затем со свистом он.
- Тебе никуда этим вечером не нужно? – Прищурился хозяин, в надежде задавая вопрос.
Кристина, почувствовав его тон, растерянно посмотрела на Эрика. Но Жиль быстро оклемался, сообразил что к чему, и уверенным тоном коротко ответил:
- Да нет!
- Какой же ты….
- Какого мама родила! – Хихикнул Надье.
- Пожалуйста, прекратите ругаться! – Не в силах сдержать улыбку, попросила Кристина.
- Что вы, госпожа, разве это ругань! Это от чувств! – Потянулся на стуле Жиль. – Мы друг без друга жить не можем!

За ужином хозяин был пасмурнее тучи, и лишь возил вилкой по тарелке. А раскрасневшийся от вина Жиль Надье пару раз начинал разговор с Кристиной, начиная ей что-то самоотверженно рассказывать, изо всех сил пытаясь показать хозяину, что он умеет быть воспитанным и учтивым, а не только сводить все к непристойностям, как тот часом ранее успел заметить. Кристина улыбалась, смущенно что-то отвечала, и качала головой.
Когда Жиль в последний раз хлюпнул вином, допивая его из стакана, и откинулся на спинку кресла, довольно по-кошачьи жмурясь, Кристина откладывая салфетку, произнесла:
- Спасибо, что остались на ужин мсье Жиль.
- Да не за что. Вам спасибочки, госпожа дорогая. – И посмотрел на хозяина. Тот пытался освоить новый способ - задушить его взглядом, и кажется, был вовсе не рад внезапной компании.

Когда Надье ушел, Кристина, убирая со стола спросила:
- Почему ты не рассказывал, что у тебя есть друзья.
- У меня нет друзей.
- Как это, а Жиль?
Эрик пожал плечами.
- У меня не может быть друзей, он просто… просто привязался. – Отвернулся Эрик.
Кристина невольно засмеялась.
- Привязался? Немного странный, но, на мой взгляд, довольно… забавный.
- Забавный? – Возмутился Эрик.
- То есть, он славный человек. А, по-моему, он хорошо относится к тебе.
Эрик несколько секунд молчал.
- Он… он помог мне, когда я покинул оперу.
- Правда?! – Кристина присела на стул. – Тогда я должна быть благодарна ему.
- За что?
- За тебя.

***

Чем ближе подступал день ее возвращения в поместье, тем больше Кристина становилась унылой и обеспокоенной. Вечерами она открывала окно, облокачивалась на подоконник, и, подпирая кулаком подбородок, смотрела куда-то вдаль ничего не выражающим пустым взглядом. Воображение ее рисовало различные картины. Она так мечтала собрать самые необходимые вещи, погрузить все в дилижанс, и уехать. Она забывала о своем титуле, о мужчине, в браке с которым она пребывала, о своем прошлом. Наступали секунды, и она не могла поверить своим мыслям. Если бы не ее сын, наверное, ей было бы куда проще сделать это.
Она наблюдала, как за горизонт садилось солнце. «Еще один день…» - уныло сообщал ей внутренний голос, ядовитой волной разливаясь внутри ее груди, проникая в кровь, и растекаясь по жилам. Это будто бы возвращало ее в реальность, не позволяя забыть о неминуемом. Ей вовсе не хотелось с ним расставаться. За это время она настолько привыкла к тому, что он рядом, привыкла быть с ним, когда засыпает и когда просыпается, что возможная скорая разлука начинала пугать ее пуще прежнего. Она прекрасно чувствовала, что и сам Эрик избегает разговоров о возможном будущем.

- Я ведь не этого хотел, Кристина. – Дрогнувшим голосом произнес он, словно будучи виноватым перед ней. - Я хотел подарить тебе музыку, любовь, счастье. Я хотел показать тебе мир, полный гармонии, звуков, нот и необыкновенной красоты. Мир, в котором нет бытового уродства, мир, где нет предрассудков, жестокости и людей, которые судят по внешней красоте, и больше ничему. Им никогда не понять, ничего не понять. - Он сделал паузу. – А на самом деле, мы сами лишь сильнее погрязли в этом животном мире.
Кристина отняла голову от его плеча, приподнялась на локте, и попыталась в полуночной мгле, которая наполнила комнату, разглядеть его выражение лица. Она так и не смогла этого сделать.
- О чем ты?
- Я хотел, чтобы у тебя было все, чего ты заслуживаешь, Кристина! А что мы получили?
- Прекрати, пожалуйста. – С надрывом попросила она. - Я и так ненавижу себя. Ненавижу за то, что делаю. Но у меня тоже нет выхода. Я лгу не только себе. Но и тебе. И ему…
- Ты жалеешь его?
- Наверное. Но придать его вот так – это было бы слишком жестоко.
- Ты уже предала его. – Беспощадно произнес он, то вместе с тем тон был его ровным и невозмутимым.
Кристина лишь вздохнула ему в ответ, опустилась на подушки, какое-то время она лежала молча, ни говоря ни слова. Вслушиваясь лишь в биение своего сердца. Молчал и он. Только гладил ее плечи. И Кристину это успокаивало, она чувствовала, что негодование его проходит, а ей хорошо, по телу растекается нега.
- За эту неделю я так привыкла к этой жизни, к тебе. Теперь я не знаю, как я вернусь туда… – Прошептала Кристина, погружаясь в сон.
- Знаешь о чем я думаю, Кристина? – Голос его внезапно налился несгибаемой твердью.
Кристина вздохнула. Конечно, она не знала.
- О чем? – С улыбкой пробормотала она во сне.
- О ребенке. О нашем ребенке.
Кристина вздрогнула, и сон покинул ее.
- Что? – Она приподняла голову.
- За все это время, что мы скрываем столь естественное, Кристина, в тебе бы уже мог расти мой… наш ребенок. Если бы ты, конечно, хотела стать матерью моего ребенка, а не играла бы в неверную жену и непокорную любовницу… - Насмешливо заметил он. - Ты хоть понимаешь, как глупо это выглядит, ты хоть понимаешь, что я ощущаю? Нет, ты не можешь до конца этого понять!
- Я не... Ты лучше любого другого понимаешь - нельзя. Нам нельзя. – Она прикрыла веки, пряча лицо в ладошках.
Мысль о ребенке ранила ее в самое сердце. Она не думала об этом. То есть, старалась не думать, считая это запретным. А он снова и снова возвращал ее к этим мыслям уже в который раз.

- Я хочу ребенка, Кристина. – С расстановками, будто бы для ее лучшего понимания, сухо произнес он.
И от чего-то эта фраза показалась Кристине приказом. Почему-то это все напугало ее. Ей захотелось вскочить, и броситься прочь.
Кристина всхлипнула. Господи, наверное, она тоже бы хотела этого.
- Не мучь меня. – Она притянулась к нему, чтобы поцеловать, словно пытаясь загладить свою вину перед ним.
- Я хочу, чтобы ты родила мне ребенка! – Твердо сказал он, отстраняя ее от себя.
Он положил ей на спину ладонь. Кристине стало от этого прикосновения холодно.
- Ты сумасшедший! – Резко произнесла она. – Ты забылся!
- Ты боишься, боишься потому что… - Начал задыхаться он гневом. - Ты не хочешь связывать себя ребенком с таким, как я! Тебе противно даже думать об этом? Не так ли?! Ответь мне! – Жестоко сказал он, срываясь на крик.
- Нет! – Кристина выпрямилась. – Я боюсь вовсе не этого, Эрик, – горько усмехнулась она.
Он притянул ее к себе, и резко опрокинул на спину, крепко стиснув в своих объятиях, не позволяя пошевелиться.
- Ты бы могла стать матерью нашего ребенка!
- Не надо, пожалуйста! – С надрывом попросила Кристина.
- Кого ты жалеешь? Его?! Что, боишься огорчить виконта, тяжело признаться, что давно не его?! Ты родила ему сына, ты его жена, черт побери! Я тоже имею на это право! Куда большее право, чем твой проклятый муж! Скажешь, что это не так? Скажешь, что нет? Поверь, если я захочу…
- Я не вернусь к тебе больше никогда, если ты сделаешь это! Никогда не вернусь!
Он замер. Она вздохнула неполной грудью.
- Господи, Кристина, сколько раз я представлял… тебя матерью нашего ребенка! Только тебя! Всегда тебя! С самого начала! Лишь ты!
- Я была нужна тебе только для этого? – Со злостью спросила Кристина.
Он сжал ее в своих объятиях еще сильнее, и Кристине стало нечем дышать.
- Неужели ты думаешь… неужели ты думаешь, Кристина, если бы это было правдой, что я ждал бы столько лет?
- Я не знаю! – Всхлипнула Кристина. – Я уже ничего не знаю. Прошу тебя, пусти-и… Ты хочешь отомстить? Кому? Мне, нам? Ты ненормальный. Ты снова обезумил. Как ты не понимаешь? Я боюсь. Да боюсь. Но не того, о чем ты думаешь. Как тебе объяснить? Мы не можем, потому что это будет слишком жестоко по отношению к нам всем. И дело не в Рауле! Если бы я могла, я уже давно бы все ему рассказала, и ушла! Но я не могу, и ты это знаешь. Я не хочу загубить ни в чем неповинную жизнь. Пойми, пока все так, этот ребенок будет носить фамилию моего мужа. Ты этого хочешь? – Глаза ее увлажнились, по щекам покатились слезы, она начала всхлипывать, судорожно втягивая ноздрями воздух, чтобы хоть как-то продолжать говорить под напором его силы. - Ты хочешь, чтобы твой ребенок так и не узнал, кто его отец, и чтобы ты сам был лишен возможности видеть его, брать на руки? А я… они привязали меня к этой семье, у меня теперь нет выхода. И я бессильна. Я всякий раз боюсь, опасаясь за тебя, бояться еще и за него, за нашего ребенка будет для меня слишком тяжело, мое сердце и душа этого не выдержат. Я боюсь, боюсь, что не смогу его защитить Эрик.
- Я буду защищать его!
- Господи, как?! Это невозможно, пойми же ты! Я не вынесу этого, я не смогу скрывать всю свою жизнь эту тайну, если это произойдет. Эрик, я устала. Вынести еще и это я не найду в себе сил! Рауль мой муж. И я ничего не могу поделать с этим, Эрик. Ребенок будет принадлежать де Шаньи. А это значит, что ни ты, ни я не сможем ничего сделать, они будут иметь на него право. Господи, ты не понимаешь этого? – Он медленно разжал хватку, позволяя ей пошевелиться, Кристина выскользнула из его рук, сжавшись в напряженный комок. - Я боюсь, того, что они могут отнять его, или… или не позволить родиться вообще, если станет известно… кто отец. Уверена, Рауль не забыл всего, что связано с тобою, а его брат считал и считает по сей день тебя самым настоящим преступником, мать Рауля всегда называла меня обманщицей, и не верила в мою честность перед ее сыном. Она всегда говорила ему, что нет на свете женщины с более запятнанной репутацией. Правда, она никогда не говорила это при мне, но я знаю, я слышала не раз! – Она снова всхлипнула. – Они не простят этого позора, если все откроется. Мы все погибнем в своей лжи. Ты понимаешь?! Вот чего я боюсь. Именно поэтому этого не должно случиться. Не должно!

Он, будто отрезвев, отшатнулся от не, выпрямившись, сел на кровати. Она приподнялась за ним.
- Кристина… - Он опустил голову. – Что ты натворила! У нас могла бы быть семья…
Кристина задохнулась собственным бессилием.
- У нас и так почти семья! – Попыталась она убедить его в обратном. - Я с тобою, я рядом с тобою. Слышишь?
- Да, конечно, - вспылил он, - и твой муж… Он всегда будет преградой, твой муж?! Понимаешь ты, что ты наделала, или нет?! Что же ты, пригласи тогда его третьим, если и так всегда между нами!
Кристина спала с лица, потом с надрывным стоном рухнула на подушки, и начала рыдать. Он вскочил на ноги, и направился куда-то прочь из комнаты.
- Ты не понимаешь, ты не понимаешь, - начала она, - что всем этим, что своими словами ты делаешь мне больно! Почему ты не можешь понять, что мне больно и тяжело так же, как и тебе!? Я тоже в тупике, я тоже страдаю, Эрик! Постой, - вдруг выкрикнула она, пытаясь остановить его. – Не уходи! Сейчас хотя бы…

-

Было раннее утро. Кристина открыла глаза, и поняла, что вторая половина кровати пуста. Она разочарованно вздохнула. Сколько раз ей еще просыпаться одной в доме мужа, в ненавистной постели. Она хотела сохранить воспоминания хотя бы об этом утре. Разочарование было настолько сильным, что она едва не заплакала, сглотнув слезы.
Преодолев почти физическую, ощутимую боль, сжимающую сердце в тугой комок, она резко поднялась. Эрик стоял у края кровати. Он неторопливо застегнул рубашку, присел на стул, стоящий неподалеку.
- Почему ты встал? – Обижено спросила Кристина, потирая висок.
После случившегося ночью голову будто сдавливал железный обруч, лезвием врезающийся в кожу.
- Уже поздно. Утро. Надо собираться. – Равнодушно ответил он.
Кристина поняла, что он был не в духе, и даже поняла причину – вчерашняя ночь.

Он наклонился, начал неторопливо зашнуровывать ботинок. Кристина, обхватив руками колени, сидя на постели, внимательно с улыбкой наблюдала. Обида мгновенно отпустила ее.
- Иногда мне начинает казаться, что мой супруг – это ты. Кажется, мы так хорошо знаем друг друга, как никто, и так давно. – Добавила она одухотворенно. - Мы пережили то, что могут пережить только по истине близкие люди. Ведь правда? – Спросила она наивно. - Это могут ощущать лишь супруги.
Она продолжала наблюдать, как его пальцы с поразительной ловкостью завязывают шнурки на ботинке. Он ничего не ответил ей. А виконтессе хотелось продолжать и продолжать говорить, рассказывая ему, что сейчас у нее на душе. Говорить, лишь бы не думать о том, что меньше, чем через пару часов она снова будет уже в своей спальне в особняке мужа, наедине со своими мыслями и печалями.
- Я даже никогда толком не видела, как одевается Рауль… - Задумчиво проронила она, чтобы хоть как-то подтолкнуть на разговор.
- Правильно. – Не поднимая на нее взгляда, проговорил он, - потому что супругам не принято смотреть друг на друга во время этого. Одеваются друг у друга на глазах… любовники. – Язвительно заметил он, презрением выделив последнее слово.
Кристина вздрогнула, и опустила увлажнившийся взгляд.
- И все равно… мы могли бы быть супругами. – Не унималась она.
Он хмыкнул.
- И мне бы очень хотелось, чтобы было именно так.
Он распрямился на стуле, оставив шнурки.
- Твой муж – виконт. И ты сама избрала его. Ни кто-то другой. Не так ли?
- Избрала. – С обреченностью вымолвила она. – Как ты думаешь, выходя замуж, можно потом сожалеть?
- Не знаю. У меня нет опыта. Я ни на ком не женился, и ни за кого не выходил замуж. – Не без издевки проговорил он.
Кристина сначала отчего-то рассмеялась, а затем заметила, как потяжелел его взгляд, и затихла. – Скажи, почему ты не нашел себе какую-нибудь женщину за все это время?
- Смешно. Конечно, нашлось бы множество женщин, готовых с руками оторвать такой «подарок», - с презрением произнес он фразу, касаемо самого себя.
- А почему бы нет? – Пожала плечами виконтесса. – Ты привык преувеличивать. Но если ты о своей внешности, то это с непривычки, когда не знаешь, о чем идет речь. Я никогда не испытывала отвращения.
- Неужели!? – Он нагнулся, и достал из-под стула второй ботинок.
- Почему ты считаешь, что ни одна женщина не смогла бы любить тебя?
Ему этот разговор приносил лишь неприятные ощущения. Но Кристина не унималась.
- Мне не нужны какие-то женщины, Кристина. Ты не понимаешь, что мне нужна лишь одна единственная женщина?! – Упрямо объяснил он. – Любить на одну ночь могли бы и проститутки.
- Но это не любовь, конечно. – Растерянно проговорила виконтесса. - А ты…
- Нет! – Опередил ее он, резко ответив, избавив ее от продолжения того вопроса, который собиралась она задать.
- Но почему ты полюбил именно меня? Неужели ты больше никогда ни о ком не думал?
- Какой занятный допрос! – Язвительно произнес он ей в ответ. - Привязать меня к стулу не желаешь? – Он поднялся, застегнул несколько верхних пуговиц на рубашке, одернул ее.
Кристина белела оголенными плечами, смотря на него снизу вверх.
- Эрик, за что ты так со мною?
- Завершай свой расспрос. Поднимайся. – Он протянул ей руку, но женщина медлила. Он вздохнул, отошел от нее в сторону. – Умывайся и одевайся, Кристина. Надеюсь, ты не забыла, что тебе пора возвращаться? Твой муж, кажется, приезжает сегодня. У кого-то сегодня будет праздник! Он наверняка соскучился по своей дорогой и… верной супруге!

Утро было погожее. В листве кружились солнечные лучи, напоминающие золотые нити, путающиеся в кронах высоких развесистых деревьев. Под каблуками виконтессы хрустели сосновые иголки и ветки. Пару раз она споткнулась о какую-то кочку, но отрешенно продолжала идти с опущенными глазами, не видя ничего вокруг.
Он, как и обычно, проводил ее почти до самого поместья виконта. Кристина молчала, хотя, всю дорогу она боролась с желанием, кинуться ему на грудь, давясь слезами и всхлипами, попросить не отпускать ее обратно, забыть обо всем, и навсегда оставить это место, уехать куда угодно, но с ним, вдвоем… В душе ее давно вспыхнула эта безудержная искра порока, за которую ее должно быть осудили бы и благочестивые люди, и даже нечистые душой. Она на секунду позволила себе представить, что бы услышала из уст своей свекрови в свой адрес, узнай она о всех прегрешениях своей испорченной невестки.

Эрик так же не произнес ни слова, и выглядел угрюмо, будто какая-то непосильная ноша давила ему на плечи.
- Тебе не нужно этого делать. Ты слишком рискуешь. – Наконец произнесла Кристина, глядя на виднеющиеся в утреннем тумане очертания особняка. – Тебя могут увидеть. Ты не следует приходить сюда. – Будто предостерегая, произнесла виконтесса.
Он едва заметно улыбнулся, словно бы мысль об этом забавляла его, и доставляла удовольствие.
- Здесь слуги, Шарль… - Не унималась Кристина.
Он враз побледнел и изменился в лице.
- Ты не хочешь, чтобы я видел твоего сына. Почему?
- Я… просто я не хочу, чтобы ты пересекался с ребенком Рауля. - У Кристины едва шевельнулись бескровные побелевшие губы.
- Почему? Что же ты за зверем таким меня считаешь, чтобы укрывать от меня своего сына? Это же ребенок, Кристина. Он-то ни в чем не виновен. Как ты можешь думать, что я…
- Прости! – Кристина виновато опустила глаза.
Она только сейчас осознала, что, и вправду, всегда всячески старалась укрыть мальчика от него, точно страшась чего-то.
- Должно быть, он… замечательный. – Глубоко вздохнул он.
- Да, - поежилась Кристина, - и чем старше он становится, он словно копия Рауля.
- Он должен гордиться тобой и… мальчиком.
- Он принимает это, как должное.
- Он не понимает. Я бы гордился женщиной, которая родила бы мне сына! – Произнес он вдруг.
Виконтесса вздрогнула.
- Прошу тебя…
– Тебе пора. – Он сделал несколько шагов назад, и развернулся, уже готовый вернуться, отпустив ее.
- Прости!
Эрик остановился.
- Я думал этой ночью. Наверное, ты права! – Вдруг уныло сообщил он, развернувшись, и глядя на нее.
- О чем ты? – Не поняла Кристина.
- О ребенке. Ты права. Я не достоин быть отцом.
Он сделал шаг к ней. Кристина стояла неподвижно, потирая палец, на котором еще несколько часов назад было кольцо.
- Но почему ты так думаешь?
- Кристина… взгляни на меня. Он бы презирал меня и стыдился. Я не думаю, что мой ребенок хотел бы быть похожим на меня. Он бы скорее отверг меня.
- Какие глупости! – Воспротивилась Кристина. – В тебе очень много качеств, которые делают тебя достойным отцовства. Уверяю, он бы любил тебя. Клянусь. У тебя слишком много страхов, Эрик. Ты должен научиться для начала принимать это. Преодолевать свои опасения. Прости. Я знаю, как это важно для тебя. Поверь, для меня тоже. Но ты торопишься!
Он в удивлении изогнул бровь.
- Кристина, я прожил уже половину своей жизни. И ты говоришь мне об этом?
- Я не о том. Ты боишься. Ты слишком боишься остаться снова один. И думаешь, что ребенок был бы выходом.
Он не хотел слушать ее. Но и не мог отрицать, что она была права. Она говорила чистую правду.
- Ты слишком боишься снова погрузиться в свое одиночество, боишься, что я снова оставлю тебя. Но это не так!

Он протянул к ней руки, она скользнула к нему в объятия, понимая, что как бы она не желала, отдалить секунду расставания они оба не в силах этого сделать. Печалясь о своей нелегкой доле, Кристина замерла на несколько секунд, перестала дышать. Она положила голову ему на плечо, и вздохнула. Он погладил ее по спине, и лишь крепче стиснул кольцо своих рук, прижимая ее тело к себе. Сердце, будто грозя выпрыгнуть из груди, с бешеным ритмом забилось где-то прямо под кадыком. Сколько дней теперь он не увидит ее?

Она подняла на него глаза, вскинула руку, погладила его по щеке. Волосы она не собрала, те волной рассыпавшись по плечам, густые и темные они обрамляли ее лицо, выдавая предательскую белизну ее кожи. Печальная улыбка заиграла на ее губах.
Сложно и невыносимо тяжело было ей попрощаться сейчас с ним.
- Я буду молить господа за то, чтобы он дал нам снова шанс поскорее увидеться. – С грустью произнесла она.
- Лучше моли своего господа, чтобы он освободил тебя от него.
Виконтесса вздрогнула, но ответить ему в себе сил не нашла.

-
Молодая хозяйка встретила супруга с натянутой улыбкой. Через силу заставляя себя улыбаться. Виконт, как только завидел супругу, раскрыв объятия, направился к ней, восторженно говоря ей что-то.
- Моя дорогая, милая Кристина! – С трепетом в голосе говорил он, гладя ее по плечам. – Какая ты красивая! Господи, как я соскучился! – Восклицал он. - Как ты похорошела!
- Пустяки. Ты просто давно не видел меня!
- Как ты, как Шарль?
Все утро, до приезда мужа виконтесса провела с мальчиком. Ей показалось, он еще ощутимее вырос. Ребенок кинулся к матери, и обхватил ее ноги, путаясь в складках юбки. Кристина подняла его на руки, крепко прижала, не в силах подавить в себе остроту материнских чувств. Она соскучилась. Оставшиеся несколько часов до приезда виконта они с мальчиком провели в саду. Кристина слушала лепетание сына, наблюдала, как он забавлялся, играя на траве. Нянька пристально следила за ними из беседки. Когда мальчик самостоятельно взбирался на скамейку, нянька, хмурясь, подбирая юбку, кидалась к нему со словами:
- Ох, госпожа, смотрите, что б не расшибся!
Кристина придерживала мальчика за курточку. Раскрасневшийся от усердия, пыхтя и морща лоб, он усаживался на скамейке рядом с матерью. К нему подбегала нянька, и начинала ощупывать ручки и ножки, будто проверяя, цел ли он. Мальчонка надувал губки, деловито смахивал с глаз золотистую челку, и отбрыкивался от рук надоедавшей ему няньки, жался к матери. Кристина обнимала его, целовала в лобик.
На секунду ее ужасало осознание того, что де Шаньи слишком ограничивают ребенка. Нянька не столько присматривает за ним, сколько запрещает все, что могло бы нанести хоть какой-то возможный вред малышу. Им нужен здоровый наследник. Но вместе с тем мальчику нужна забота и любовь. Одна она не могла дать ему всего этого.
Рауль же относился к сыну, как к хрупкой фарфоровой куколке, боясь лишний раз прикоснуться к нему, говоря Кристине, что няня - мадам Роле лучше других знает, как сделать, чтобы мальчику было хорошо, граф, брат Рауля смотрел на ребенка лишь как на наследника, который должен стать достойным их фамилии и продолжить их род. Сердце Кристины корчилось от боли за собственного сына.

- Все хорошо! Он скучал. – Кристина взяла мужа под руку, и он направился наверх. Виконтессе пришлось сопровождать его.
Кристина, осторожно ступая по лестнице, считала ступеньки и шаги.
- Как провела время у мадам Жири?
- Все было очень мило. – Ответила Кристина и рассмеялась с каменным выражением лица. В ее голосе не было ни счастья, ни радости.
- Я рад. Я очень скучал, моя дорогая. Очень. – В который раз повторил виконт, и Кристина ощутила, как в груди шевельнулось отвращение. Только не поняла она то ли к этому восхищенному влюбленному тону ее мужа, то ли к нему, то ли к себе самой и своим поступкам.
Они ступили на последнюю ступеньку, и остановились. Рауль развернулся к супруге лицом. Кристина молчала, выдерживая паузу, будто бы сознание ее отключилось на несколько секунд, взгляд померк, встав неподвижно напротив супруга, она устремила взор куда-то сквозь него.
- Кристина?
- Я тоже. Я тоже… - Поспешно произнесла она, очнувшись от своих дум.

Рауль улыбнулся ее ответу, шепнул ей что-то на ухо, и не в силах больше сдерживать счастье от встречи, поцеловал ее. Не было с ее стороны в этом поцелуе ни страсти, ни желания, уныло, будто по обязательству ответила она ему, ощущая тепло его губ, и холод своего сердца. По спине пробежала прохлада, Кристина вздрогнула.
Что держит ее в семье, где к мужу у нее осталось лишь сочувствие, и нежелание причинять ему боль? Что может держать ее в семье, где брат ее мужа бесчувственен, расчетлив, алчен и не знает ничего святого? Что может удерживать ее в семье, где ее свекровь бессердечная, холодная и неотзывчивая женщина, которая думает только о статусе своих сыновей, но никак ни о счастье? Она вздрогнула от омерзения.
Она вечно будет заложницей своего статуса, фамилия ее мужа вечно будет довлеть над ней, все больше и больше вбивая в землю, прибивая к земле, сгибая волю, укореняя ее страхи и опасения, принося лишь несчастья.
- Пойдем к тебе... – Сжимая ее хрупкий стан, произнес он с прежним воодушевлением.
- Что? – Кристина рассеяно подняла на него глаза.
На секунду виконту показалось, что веки ее припухши, будто она долго и безутешно плакала, а губы воспалены. Глупости! Не могла Кристина плакать! Наверное, дорога из Парижа утомила ее. И несмотря на это она, как и прежде была прелестна и очаровательна. Это лишь еще больше тянуло его к ней.
- Я так скучал по тебе! Хочу побыть с тобою! – Объяснил он, и сызнова прижал ее к себе, коснулся губами жениной щеки. – Мне так тебя не хватало, моя дорогая!
Кристину охватил страх. Она покачнулась в его объятиях, почувствовав, как перед глазами все померкло.
- Но скоро обед! – Встревожено воскликнула она.
- Ну и пусть. Я не голоден!
Кристина кашлянула.
- Но я голодна… Я хочу переодеться и принять ванну к обеду. Надо сказать Матильде… - Торопливо заговорила она. – Прости, но ты, должно быть, тоже устал с дороги! – Заботливым тоном начала она. – Отдохни немного перед обедом. Ты бледный.
- Что ты такое говоришь? - Рауль на секунду растерялся, Кристина же в этот миг выскользнула из его рук.
Она начала, с видом радеющей матери, суетиться вокруг него, взяла за руки, дотронулась до лба.
- Не заболел? Осунулся. Обедал, ужинал?
- Кристина, Кристина! – Он поспешно перехватил ее руки, и поднес к гудам, поцеловал ладони, потом запястья. – Все хорошо, клянусь тебе! Я здоров!
Она такая трогательная, наивная как ребенок, волнуется и заботится о нем.
Спустя минуту, Кристина побежала в конец коридора, к двери в свою спальню. Через несколько мгновений дверь захлопнулась, он остался один.
Переодеться к обеду… пусть это будет очередным ее капризом. Она такая трогательная. Его супруга.

-

Август подходил к концу. Рауль был весь в семейных делах. С каждым днем Кристина все чаще слышала от него о болезни своей свекрови. Получая письма от брата, Рауль сетовал на то, что матушка его совсем плоха.
- Надо бы к ней снова съездить. – Вздыхал он, подходил к супруге, и садился рядом с ней. Она отрывалась от своей вышивки, почему-то, постоянно колола пальцы, когда он приближался к ней.
- Конечно. Навести ее. – Отвечала Кристина, поджимая губы, будто душа ее при этих словах хранила непосильную боль, жалость, а так же негодование.
- Да, нужно будет. Навести ее вместе со мною. – Он протягивал руку, и сжимал ее тонкое хрупкое запястье.
У Кристины холодели пальцы, от лица отливала кровь, она будто становилась сама не своя. А Раулю так хотелось, чтобы она разделила его тревоги вместе с ним, ведь она не черствая, не жестокая, она все понимает.
- Я соберу ей чего-нибудь. Передашь ей с лучшими пожеланиями. – Отвечала виконтесса.
Замечая его разочарование, она принималась снова за работу, но иголка предательски впивалась в кожу, Кристина вздрагивала, подносила исколотые пальцы к губам. Рауль наблюдал, как иголка с шелковистой ниткой выписывает волны по канве, ему нравилось смотреть, как супруга вышивает. Она казалась ему еще красивее, столь чудесная работа, будто еще больше одухотворяла ее, она была такой чистой, непорочной, такой женственной. Каждый ее жест, каждый взмах руки, ее голос, взгляд - все казалось ему исполненным такой небесной красоты, что он не мог на нее наглядеться.
Должно быть, на нее можно было молиться. Когда у конюха захворал сын, и третий день лежал в бреду с сильной лихорадкой, узнав об этом, Кристина упросила мужа дать отцу несчастного ребенка выходной, и позволить ему свозить мальчика в город. Сама же дала старику денег, объяснив – «что бы мальчик ни в чем не нуждался».
- Она у вас святая, господин! – Сказал тогда растроганный конюх виконту.
Эти слова умилили и уверили его еще больше в великодушии и святости своей супруги. Чувства его к ней крепли с каждым днем. Меньше всего ему хотелось идти против ее воли. Когда Кристина вздыхала у двери своей спальни, и говорила, что хотела бы пораньше лечь, он не противился, целовал ей руки, и покидал ее, оставляя одну.
Разве не о такой супруге всегда твердила ему мать? Чистой, чуткой, покорной, и одновременно стойкой. Она была хорошей матерью, маленький Шарль любил ее, и всегда принимал с восторгом, завидев ее. С супругом чаще была кроткой, а последнее время и вовсе стала пуще прежнего нежна и заботлива, она ничего от него не требовала, не упрекала никогда и ни в чем, покорно опуская в пол глаза. Была в ней какая-то тайна, какая-то непостижимая и недоступная простому человеческому взору
загадка, которую, должно быть, мог разгадать лишь один господь бог.
В такие моменты ему и в голову не могло придти какое-то сомнение, повод, чтобы уличить ее в чем-то дурном! Он всецело доверял ей. Он не мог даже помыслить, что всякий раз, освобождаясь от ненавистной ей личины, женщина эта превращаться в исступленную дикую пантеру, со всем своим неистовством отдаваясь другому. Что не растрачивает она свой пыл и свою страсть лишь потому, что спешит отдать ее другому.

Шло время.

***

Если в начале лета Кристина отсчитывала дни до конца пребывания в этом месте, не чая поскорее его покинуть, то последнее время она все чаще с ужасом и страхом думала о том, что еще немного – и все закончится. Закончится так же скоро и так же неожиданно, как и началось.
Время пребывания в летнем особняке ее супруга подходило к концу. Кристина ждала этого с замиранием сердца. Как бы она хотела остаться навсегда в этом лете.
Рауль обещал в конце августа перебраться обратно в Руан, или в Париж. Он говорил, что еще не решил, но позже будет ясно окончательно, где ему удобнее будет вести дела.. Но даже если они вернутся в Париж, дорога от города до деревушки своего возлюбленного не близкая, как минимум долгих несколько часов. Она не сможет посещать его маленький домик, как прежде. Встречи станут невозможными. Все разрушится. И идиллия, и безмятежность, которая создалась за эти короткие два месяца – исчезнет, разобьется.
Два месяца. Кристине показалось, что прошло лишь две недели. Так быстро бежало время, когда она была с ним, и так тянулось, когда они были в разлуке.
- Прошу, не бойся. – Целуя ее в лоб, произносил он. – Клянусь тебе, все будет хорошо. Верь мне. Я обещаю. Значит, это к лучшему!

Кристина верила. Но продолжала, убиваться от безнадежности, умоляя его придумать что-нибудь, продолжала тайком от его взгляда всхлипывать, глотая слезы, и в голос корить себя, и свою глупость, продолжала что-то шептать ему в самые сокровенные моменты, и голос ее при этом дрожал и срывался.
И он чувствовал, что ей больно, что она страдает, что она боится наступления момента расставания. Как это не странно. Он впервые чувствовал, что она боится с ним разлуки, и не желает отпускать его. От осознания этого любовь к этой женщине лишь укоренялась в нем.

Он боялся не меньше ее. Только старался изо всех сил не показывать ей своего страха и боли. А сразу же после того, как за нею закрывалась дверь, и она всякий раз, утоленная его любовью, возвращалась к другому, он крепко сжимал руки в кулаки, как никогда остро ощущая свою беспомощность. Сердце замирало, и невольно глаза его наполнялись влагой, ненавидя себя за свою слабость.
Это все заставляло испытывать душевную, почти физическую боль. Привкус не известных доныне ощущений и чувств был слишком сладок, почти до одурения приторен, затуманивал рассудок. Они оба ощущали, что стали друг для друга чем-то жизненно необходим для дальнейшего существования.

Ему было нечего терять. Но Кристине… у нее было все – положение в обществе, деньги, муж, сын… У виконтессы было все, что могла бы желать женщина.
Разве он посмеет отнять это все у нее?
А может и лучше, если она уедет, освободится от него, в скором забудет.
Забудет пьяные ночи, забудет безрассудные слова, ведь он не тот, кем можно дорожить, и кого можно любить.

- Прошу, не оставляй меня! – Слезливо просила виконтесса. – Не оставляй, умоляю, иначе я умру. Умру. Мое сердце остановится… не оставляй. Не отпускай меня! Забери меня! Ради всего святого! Хочешь, забери куда угодно, я не стану противиться, клянусь тебе. Погрузи меня снова в свои подвалы, в вечную темноту, но только чтобы кроме нас никто не мог проникнуть туда. Прошу тебя, куда угодно… Укрой меня. От них. От всех! – Твердила она беспрестанно.
Ему казалось, что она бредит. Не может женщина, будучи в трезвом уме сама просить вот такую судьбу для себя. Он ничего не сможет ей дать. А она со временем поймет, что совершила ошибку, оставив красивого богатого мужа, она снова пожалеет. Но будет поздно.
Но он не мог противиться ей, единственной и такой любимой. И тогда бессвязно отвечал ей, что никогда не оставит, никому не отдаст, что всегда будет с нею, как когда-то, с самого начала.

- Увези меня первый. Увези от них. Я не могу так больше.
Да, наверное, она была готова к этому. Как только разум ее захватывала мысль, что совсем скоро это все закончится, она готова была потерять все, но сохранить его.

Но как-то он произнес то, что заставило Кристину усомниться в их дальнейших отношениях.
Кристина как всегда-то что-то лепетала ему, он погладил по голове, будто несмышленого ребенка, и, устремив взгляд куда-то далеко, ввысь, в потолок, не своим голосом произнес:
- Найти себе другого мужчину, Кристина.
- Ты с ума сошел? – Оторопела женщина, побелев.
- Со мною ты не сможешь быть счастлива. Я ничто.
- Да ты ни в уме! Мне никто не нужен кроме тебя. Что бы ты не говорил. Никто… никто и никогда не будет любить меня, как ты. А я… никого, как тебя!
Он натянуто усмехнулся, будто через силу изобразив отрешенность и холодность.
- Какой вздор.
- Но я не хочу никого любить, кроме тебя!
- Уедешь. Встретишь где-нибудь красивого, достойного мужчину.
- У меня есть ты!
- Глупости, Кристина, какие глупости, моя хорошая Кристина! – Слушая участившееся биение ее сердца, горько отвечал он. – Я… я… ты же знаешь, как мне было сложно, кем я был... Разве я могу дать тебе все в той мере, в какой ты заслуживаешь? Ты просто пока ничего не понимаешь. Ты когда-то сделала свой выбор…
Она поднимала на него большие глаза с длинными загнутыми к верху ресницами, и грустно улыбалась, глядя на него, как на дитя, надсмехаясь над его такими наивными, как ей казалось словами. Ей не хотелось верить в то, что он всерьез.
- Если бы я только мог… Кристина, но я не тот человек, кто может сделать тебя счастливой.
- С чего ты взял это?
- Кристина, ты красива настолько, что можешь покорить любого мужчину! Там будет тебе достойный любовник. Уж коли, виконт тебе так противен, как ты говоришь. Будешь тешиться с ним. Ничего не будет от тебя требовать. Будет пользовать... твое тело. А ты – его. Чем это все отличается от того, что мы имеем сейчас? Признайся, ты пришла сюда от скуки. Ты нашла то, что искала? Для тебя это развлечение и забава, а для меня… Я не мог и надеяться даже на половину того, что получил. Этого слишком много для меня, чтобы это было правдой. Это все обман. И так не может длиться вечно.
- Господи, какой ужас, - вздохнула Кристина, перебив его, не в силах больше слушать это.
Она всякий раз твердила ему, что он не прав, что чувства ее настоящие, что она не сможет вернуться к прежней жизни, что нет ей пути назад, но при этом она не жалеет ни об одном своем действии, совершенным за последнее время.

Она понимала, что желает сумасшествия, но отчаянье ее от осознания безнадежности настолько заглушало рассудок, что она готова была на любой шаг, даже самый безрассудный.
И Кристина была непреклонна. Глаза ее темнели, становились почти черными, но голос срывался от нерешительности. Она смотрела на него с благоговейным томлением, будто умоляя помочь ей в поиске выхода.
- Что с нами будет дальше? Как ты думаешь, если я скажу ему обо всем? О том, что не хочу и не могу больше мучить его ложью, притворяясь, что он единственный мужчина в моей жизни, о том, что я люблю другого, и хочу провести остаток жизни лишь с любимым, и не хочу больше обманывать его, давать ложную надежду?
Эрик молчал.
- Что бы ты сделал, если бы узнал, что твоя жена любит другого?
- Я бы отпустил ее, Кристина.
- Но есть законы, Эрик. – Обреченно говорила она.
- Это лишь предрассудки общества, Кристина. Мне бы было нечего бояться. У меня нет титула, за который нужно опасаться, мне не важно, что будут говорить. Мне плевать на это общество, Кристина.
- Боюсь, что, Раулю – нет. Он не отпустит меня просто так, Эрик. Я даже не знаю – возможно ли это. Этот брак… убивает нас троих. А если я исчезну?
- Тогда, Кристина, думаю, твой муж точно привлечет власти. – С прохладой в голосе, будто желая отрезвить ее, и показать, что ее ждет, сообщал он.
- Ты говоришь так, будто тебе все равно!
- Это не так, Кристина. Совсем не так. Не в этом дело. Есть кое-что, намного важнее, что теперь останавливает меня. Пойми одно, я никогда и не при каких условиях не заставлю тебя сделать выбор между мною и твоим сыном. Это твой ребенок, Кристина, и он дороже всего. Даже того, что мы сейчас называем любовью. Ты не думаешь об этом сейчас, но потом ты раскаешься. Это произойдет, но менять что-то будет поздно. Поверь, если на судьбу твоего мужа мне плевать, и мне все равно, что с ним будет, и что он будет делать после того, как ты уйдешь от него, то ребенок… Ничего хорошего это не принесет ни тебе, ни твоему сыну. Ты его мать, ты нужна ему, ему нужна материнская забота и любовь. Я знаю – каково это. Потому, я не позволю тебе совершить глупость! Никогда.
- Тебе не хватало ее, правда? Твоей матери.
Он молчал. Кристина понимала, что зря озвучивает свой вопрос.
- Обещай больше не думать о глупостях. – Просил он ее всякий раз, когда Кристина, было, хотела заводить с ним разговор на тему их возможного будущего.
Она понимала, что выбор для него столь же сложен, как и для нее. Она могла лишь представить, каких усилий стоило ему сказать эти слова…

-

В конце августа виконт де Шаньи покинул свое поместье, и переехал с женой, сыном и слугами в Руан. Виконтесса отреагировала на эту новость, еле-еле сдерживая себя, и разрыдавшись. Что несказанно поразило ее супруга, выбив того из колеи. Он никак не рассчитывал увидеть слезы жены.
- Все хорошо, Кристина? Что-то случилось?
- Нет, нет! – Пытаясь восстановить дыхание, утирая катившиеся из глаз слезы кружевным платком, отвечала виконтесса. – Пустяки. Это нервы. Просто сорвалась. Эта поездка, мне так не хочется этих долгих переездов, они так утомляют. Эти дороги. Ну, полно, полно, все хорошо! – Говорила она, делая шаг назад, и уклоняясь от его рук, когда он хотел обнять ее, чтобы успокоить. – Не надо. Все, все. Это так, глупости.
- Ты здорова? Ты слишком взволнованна последнее время. Плачешь без причины. Может, стоит показаться доктору, как вернемся в Руан? Это может быть что-то серьезное.
- Это просто обычная хандра! – Всхлипывала супруга, плечи ее подпрыгивали от рыданий, и она ничего не могла с этим поделать. – И вообще, все хорошо! Прекрати обращаться со мною, так, будто я дитя или не в себе! – Она высморкалась, и стерла тыльной стороной ладошки слезы, с новой силой покатившиеся по щекам.
Через минуту виконтесса, сложив пополам носовой платок, и немо глотая слезы, пытаясь унять рыдания, попросила у супруга прощение за внезапную беспричинную резкость.
Он ее простил, конечно.

Кристина была в момент переезда взволнована. Ей нездоровилось. Она была не в духе, и постоянно прикрикивала и на без того измотанную прислугу. На вопросы мужа, что с ней, она отвечала, что это просто недомогание - у нее болит голова, обвинив во всем с утра начавшийся дождь.
На самом деле, у нее болело сердце. Изболелась душа. И истерзался рассудок.
Ей казалось, что она медленно сходит с ума. У нее было ощущение, что она оставляет в этом спокойном местечке частичку себя. Оставляет что-то сокровенное, такое, в чем не признаешься никому, и даже господу богу на великом суде. Она оставляет в стенах крошечного домика с таким же крошечным садиком, которые она полюбила за эти два месяца больше, чем все великолепное поместье де Шаньи, что-то такое, что больше никогда и ни с кем не обретет...

Последний раз она видела Эрика за три дня до отъезда. Именно тогда он сказал ей ту столь ужаснувшую ее фразу. Именно тогда ей показалось, что он намерен отпустить ее, и возможно, она больше никогда его не увидит. Боль и возмущение разъедали ее душу изнутри. Но она тайно верила, что в момент их отбытия он будет где-то рядом, что не позволит уехать ей. Как угодно, но найдет способ остановить ее. Она ждала этого, и с каждой минутой промедления боль заковывала в тиски ее сердце сильнее и сильнее.
Но, ничего не происходило. Как ни старалась она озираться, и оглядываться, она так никого и не увидела, а внутренний голос подсказывал ей, что тот, кого жаждет она увидеть, слишком далеко.
Видимо, это конец. В момент их расставания они не попрощались так, как прощаются навсегда. Это было единственное, что грело ее душу, и заставляло теплиться хотя бы толику надежды. Она молилась, молилась, чтобы этот переезд не разрушил ее жизни, не отнял того желанного, что она так нежданно и негаданно обрела в это лето.

И господь ее услышал.

Спустя пару дней после того, как виконтесса и ее супруг уехали, Эрик оставил свой домишко, в котором прожил ни один год. Он почувствовал отсутствие Кристины в первый же день ее отъезда. Словно, небо стало темнее, а солнечные лучи больше не грели. Все стало тусклым, таким хмурым и искусственным. Без нее. Когда он знал, что она где-то рядом, все казалось иным. А сейчас душу будто объял холод.
Он попрощался с Жилем Надье, и практически без сожаления покинул это место, которое все равно потеряло жизнь навеки, если в нем не будет женщины, которую он так любит.
- Клянусь своими потрохами, - сказал тогда Надье, - ты едешь за ней!
- А ты крайне догадлив. – Огрызнулся Эрик ему на прощанье, окидывая тоскливым взглядом дом.
Он снова стал неприкаянной тенью без Кристины.
- Эх… чертовщина. И ты бросаешь все? Все ради какой-то замужней бабенки?
Хозяин домика смерил Жиля Надье таким взглядом, что у того свело скулы.
- Ну не понимаю я этого. Да, хорошенькая, стройненькая, личико ничего. Красивая она у тебя. Ну и что? Найдешь другую. Ну, осмотрись. Полно таких же. И все это из-за пары месяцев ваших воркований? У нее же это в порядке вещей. Зачем ты ей, парень?! Как пришла, так вон и ушла. Поди, и не помнит имени твоего. Я знаю таких. Ничего хорошего от них не жди. – Пытался отговорить его Надье.
- Прошу, умолкни. Ты слишком мало знаешь. Ты ничего не знаешь!
- Конечно. Ты же молчал всегда, будто воды в рот набрал. Откуда мне что-то знать.
- Тогда молчи. Может, когда-нибудь я расскажу. Но не сейчас. Я знаю эту женщину гораздо большее время, чем ты думаешь. Тебе этого достаточно знать! И точка.
Надье, хмуря лоб, снял свою фуражку, и почесал затылок, ероша негустые, но волнистые волосы.
- Ну да как знаешь, парень. Твои дела, твоя жизнь. И тебе жить – с ней ли, без нее. Твой дом, в конце концов. И это, гляди, береги голову! Не-то вернешься сызнова с проломленной башкой! А мне опять за врачом, в ночь-полночь? – Рассмеялся Жиль. – А вообще, знаешь, жалко, что ты уезжаешь. Ты хоть и сложный тип, но мужик хороший. Будь ты попроще, уверен, мы бы тут столько дров наломали! – Мечтательно крякнул Надье. – Ну, если что, ты возвращайся, а за берлогой твоей я пригляжу. И аккуратнее там. И если что, - кинул он ему в след, - ты рассчитывай на меня.
Эрик остановившись, обернулся, и изумленно окинул взглядом переминающегося на месте Надье.
- Спасибо.



Часть III >>>

В раздел "Фанфики"
На верх страницы