Открыть оглавление

Вместо эпиграфа:


Я стираю горячим дыханьем
Все года у тебя за плечами.
И туманится жаром сознанье,
И все демоны враз замолчали.
Я на чистой, как у младенца,
На руке без купели и тризны
Под мелодию тихую сердца
Начертаю линию жизни.

Вот значок - небольшое наследство,
Вот - любовь, красота и таланты,
Вот - счастливые старость и детство...
Пусть признание ждет музыканта.

Бьется вскачь частый пульс - не догонит:
Я сама себе душу калечу,
И последним штрихом на ладони
Нарисую нашу невстречу.

05:30, 04.05.2010 год

Вместо пролога, в котором говорится о вреде пьянства и только об этом


Люди, никогда не напивайтесь на ночь!

Днем тоже не напивайтесь. А то и не такое случится.

В тот дивный вечер во мне плескалась бутылка белого вина – и это вдобавок к трем бутылкам пива, выкушанным чуть ранее. Жизнь была прекрасна, пальцы промахивались по клавишам, монитор красиво расплывался перед глазами, и было мне удивительно хорошо.

Желая добавить приятных ощущений, я плюнула на безуспешно мучимый текст, который нужно было прочитать до воскресенья, и с бесшабашностью висельника, старательно отворачивающегося от эшафота, врубила нежно любимый в последнее время фильм про Оперу и ее Призрака. Как всегда, не full screen, а жалкое оконце едва ли на треть экрана. Привычно прокручивая скучные моменты, я, тем не менее, пыталась одним глазом читать набивший оскомину текст, одновременно пролистывая страницы разнообразных форумов в навсегда открытых вкладках – комп у меня по ночам только «спит» - и выискивая польские, венгерские и шведские слова в онлайн-переводчиках.

В какой-то момент обнаружилась досадно опустевшая бутылка. Однако спиваться – так спиваться! На кухне должна была томиться в ожидании ее товарка. С трудом выковырившись из кресла, я воздела себя на ноги и, покачиваясь, начала огибать диван. В этот момент мои заплетающиеся ноги наткнулись на препятствие в виде разлапистых ножек компьютерного кресла. Удержать равновесие не было ни малейшего шанса, и я полетела на пол. В жалких миллиметрах от виска просвистел угол сервировочного столика.

«Бл..дь!» - успела подумать я и поздоровалась затылком об пол.

Стало очень темно.




Глава 1, в которой героиня худеет, молодеет и выпадает в осадок от происходящего


- Кристина! Кристина! – доносился сквозь толстенный слой войлока нетерпеливый женский голос.

Что ж она так орет-то?

Голова болела немилосердно. Зарекшись в очередной раз пить в одиночку, я с трудом приоткрыла один глаз. Вопреки моим ожиданиям, над головой был совсем не привычный давно не ремонтированный сероватый потолок в желтоватых пятнах, а… еще более ужасающего вида потолок – желто-серый, весь в потеках и с жуткими деревянными балками.

- Кристина, просыпайся, мы опаздываем на репетицию! – всверлился в мой многострадальный мозг все тот же противный голос. И шел он отнюдь не из динамиков, как я вообразила вначале. Источником этого поистине адского шума, как я выяснила, повернув голову (кажется, скрип шеи услышала не только я) оказалась невысокая блондинистого вида девица в длинном балахоне, в котором с трудом угадывалась ночная рубашка. Девица сидела напротив меня на узкой кровати. И обращалась явно ко мне.

Опаньки!

Варианта вырисовывалось, на самом деле, два. Вернее, три, но третий, как нереальный, я отбросила сразу, потому что поверить в то, что все происходящее – взаправду, значит, навсегда сдвинуть точку сборки и познать дзен. Первый вариант подтверждал теорию о наследственном алкоголизме и предполагал белую горячку, следовательно, в этот момент я на самом деле могла быть как дома с окровавленным топором и кучей трупов, так и в смирительной рубашке, привязанная к кровати. Поэтому первый вариант мне особенно не нравился. Второй вариант предполагал сильный ушиб головы и нездоровый похмельный сон под ассоциации, навеянные киношкой. На нем я и остановилась.

А раз это – сон, значит, можно делать все, что хочешь. Вот и славно. Больше всего люблю сны, в которых осознаешь, что спишь.

Итак, что мы имеем с гуся? Усилием воли сев на кровати (о, как, я еще и на кровати), я спустила ноги на пол и пригляделась к зовущей меня девушке. Судя по тому, что это была, видимо, Мэг, и она оказалась блондинкой, я видела сон про фильм. Это радовало, потому что, учитывая книжного Эрика и мой темперамент, дело бы кончилось по-мокрому, даже если помнить, что я знакома с сюжетом.

Однако теория требовала подтверждения.

Передернувшись от соприкосновения ступней с ледяными досками пола, я встала с койки и, лавируя между полуодетыми девицами, очевидно, такими же балеринами, подошла к одинокому зеркалу, висящему на стене.

Из его прозрачной глубины на меня с интересом смотрела Эмми Россум.

Что и требовалось доказать.

- Сейчас, Мэг, - отозвалась я.

Девушка, покачав головой, нырнула в тумбочку возле кровати, выудила оттуда какие-то вещи и скрылась за дверью в глубине комнаты.

Мой голос был удивительно чужим. Я и сама была чужой. И мне было шестнадцать лет.

Йо-хоу!!!

Обрушившись с высоты своего подступающего тридцатника, я рассмеялась в лицо отражению. Пускай я не я, пускай я ни черта не знаю, что делать, но мне было весело. У меня образовалось молодое и симпатичное тело и уникальная возможность пережить небывалые приключения. Любопытно, я проснусь раньше, чем доберусь до конца, или все-таки удастся поучаствовать в финале?

Тут я обратила внимание на свою одежду. Видимо, это тоже ночная рубашка. Вот незадача – я же понятия не имею, что и как одевать! Хотя… я ведь ответила Мэг, и, судя по всему, она меня поняла. На каком языке я говорила? А на каком сейчас думаю? Может, если я ничего не знаю, тело знает? Ладно, сперва – да здравствует мыло душистое.

Возле моей кровати тумбочка тоже имелась, так что ничтоже сумняшеся, я проинспектировала ее содержимое на предмет умывальных принадлежностей. Они там были и, на мой взгляд, ничем особо не отличались от современных: деревянная зубная щетка, кусок мыла, зубной порошок. Полотенца не было, должно быть, оно висело где-то в местном аналоге ванной. Выудив все необходимое, я прошлепала к двери, за которой скрылась Мэг.

За дверью обнаружился крохотный тамбур с двумя узкими дверцами. Левая вела в… «нужник», подсказал внутренний голос – пока это называется «нужник». Все, как в моей старой школе – бачки под потолком, свисающие цепочки, трогательные стопки нарезанной газеты. Так, одна проблема решена, а то хороша была бы Кристина, спрашивающая, где здесь туалет. Оставалась правая дверце – там и была ванная: ряд умывальников с тусклыми медными кранами и – обалдеть – чугунная ванна… или не чугунная, но ванна – это точно. На маленьком столике громоздилась стопка полотенец. Прихватив одно из них, я пристроилась рядом с Мэг, отчаянно надраивающей зубы. С сомнением повернув краны и получив свою струйку мутноватой воды, я принялась умываться.

- Где ты была? – прошипела Мэг, сплевывая в раковину остатки зубного порошка, - я слышала, ты пришла далеко за полночь. И не говори мне, что молилась в часовне. Сколько можно молиться, ты же не к постригу готовишься.

Я задумалась. Отвечать про уроки с Ангелом Музыки было рановато, а что еще может девушка делать среди ночи в часовне?

- Читала, - брякнула я первое, что пришло в голову.

Мэг, полоскавшая рот, поперхнулась. Пришлось как следует хлопнуть ее по спине. Отдышавшись, она вытаращилась на меня, как на привидение.

- Что ты делала?

- Читала, - глупо повторила я. А что тут такого? Или Кристина, гы, читать не умеет?

- А книги где брала? – Мэг, морщась, потерла между лопатками, - ну и силища у тебя, откуда и взялась… Книги же дорогие.

- Мммм… у одной местной старушки, ты ее не знаешь, она говорила, что раньше была актрисой, а теперь ее держат из жалости, она иногда появляется в костюмерной, а вообще живет в комнатке в одном из местных закоулков, и откуда у нее книги, я не имею понятия. - Я несла весь этот сотворенный на месте экспромт, даже не надеясь, что умница Мэг мне поверит.

- Ты ходишь по закоулкам? – глаза Мэг расширились. – И Призрака не боишься?

Надо же, поверила! И что ей ответить теперь? Логика, ау?

- Ну… а чего мне его бояться? Я обычная танцовщица, у меня и нет ничего, - резонно, как мне кажется, возразила я. – Уж скорее он мог бы мне чего-нибудь дать. И вообще, в местных закоулках, по-моему, стоило бы бояться вовсе не Призрака Оперы, а вполне живых рабочих. Так что не буду больше бродить по закоулкам. Обещаю.

- Наверное, ты права, - задумчиво пробормотала Мэг, - ладно, Крис, поторопись, - и она оставила меня наедине с умывальником.

Когда я вернулась в спальню, Мэг уже скрывалась за другой дверью, очевидно ведущей в коридор – только и мелькнул краешек коротенькой балетной юбочки.

На спинке моей кровати висела какая-то одежда. Как уже говорилось, я понятия не имела, что тут с чем одевать, поэтому просто прикрыла глаза и протянула к вороху руки…

Несколько минут спустя я уже завязывала пуанты (которые, к слову, видела впервые в жизни) и с облегчением вздыхала о том, что танцевать и петь, я, к счастью, наверное, тоже умею. Вот была бы умора, если бы Призрак услышал мое настоящее пение. Его бы кондрашка хватила – и все бы кончилось, не успев начаться. А так… придется, конечно, последить за языком, а то по театру поползут слухи о Кристине, внезапно начавшей ругаться, как сапожник. Еще стоит забыть о неологизмах, анахронизмах и ставшем частью языка падонковском сленге. Кстати, о подонках… Мне как, нужно во всем следовать сюжету или гуляй, рванина? Что-то мне не улыбается крутить шашни с виконтом. С Призраком, впрочем, пока тоже неясно – нервный он и с придурью.

Выскочив из комнаты, я наткнулась на Мэг, нетерпеливо постукивающую своей маленькой ножкой по полу.

- Давай быстрее, - напустилась она на меня, - мама нам голову оторвет.

И мы побежали в танцкласс.

Все оказалось не так уж плохо.

Нет, все было гораздо хуже.

Бедной ленивой мне уже через полчаса показалось, что жизнь кончена, и я умру прямо посреди этой холодной комнаты с политым водой полом и безжалостно-зеркальными стенами, под суровым взглядом мадам Жири. И то обстоятельство, что теперь я весила почти на 30 кило меньше, чем обычно, ситуацию не спасало. Нет, я абсолютно точно не хочу быть балериной.

А впереди еще очередная – слава богам, не генеральная – репетиция «Ганнибала», чтоб он провалился!

И урок пения с Призраком.

Ладно. Посмотрим, как пойдет с вокалом.




Глава 2, в которой героиня трудится в поте лица, ищет приключений на свою… голову и разговаривает с привидениями


По окончании занятий я в совершенно одуревшем состоянии вынесла свое бренное тело из класса в надежде попить водички и тихо сдохнуть где-нибудь в темном уголке. Но не тут-то было.

- Кристина, задержись, будь добра, - окликнула мадам Жири.

Ах, да, Кристина – это я. А то от всяких гран-батманов у меня последние мозги отказали.

- Да, мадам, - я вытянулась перед строгой преподавательницей во фрунт, сверля взором ее волевой подбородок. И что ей надо? Вроде, я пока ничего не натворила?

- Твой Учитель будет ждать тебя сегодня в обычном месте, - тихо сказала Жири и таинственно улыбнулась.

Ах ты, старая сводня! Почему-то больше всего покоробило, что она все знает, но продолжает потакать Призраку. Ладно, я – старая опытная скво, а настоящая Кристина? Немудрено, что она такая ошарашенная ходила – всю голову девочке задурили.

- Да, мадам, благодарю, мадам, - проговорила я, присела в книксене и, убедившись, что ответа не будет, присоединилась к Мэг, которая ждала меня, чтобы пойти в столовую.

Местная кухня оказалась довольно странной, но вполне съедобной, так что этот вопрос тоже отпал.

После позднего завтрака (или это был ранний обед?) предполагалось время для отдыха, потом еще одно занятие в танцклассе или, скорее, разминка, а потом, собственно, репетиция. Я не придумала пока, чем развлечься, поэтому позволила Мэг увести меня в общую спальню. Там, в одном из углов, который хуже всего просматривался от двери, восседала на койках какая-то большая компания. Оттуда то и дело доносились приглушенные вопли: «А если пику?! - Мы пойдем с червы! - Попробуй, побей это!» Ясно. Карты. Не девичье общежитие, а какое-то гнездо порока, ха!

- Я пойду, посмотрю, - смущенно улыбнулась Мэг и упорхнула в «злачное место», оставив меня одиноко стоять между нашими койками.

Ну и пожалуйста. Найду, чем заняться.

Подумав о занятиях, я облилась холодным потом. Господи, я же ни одной партии не знаю! Даже из «Ганнибала», которые Призрак будет спрашивать наверняка, не говоря уже об остальном. Помнится, в недрах тумбочки я видела папку с нотами…

Судорожно выудив из папки партитуру «Ганнибала», я пробежала глазами по строчкам текста, потом перевела взгляд на ноты… - и в голове моей зазвучала музыка. Вся полностью, целый оркестр. Это было удивительно, учитывая, что я, отравленная в детстве походами в Большой театр, оперу не выносила органически, и разбираться в ней не могла по определению. Нотную грамоту я, конечно, знала, но не настолько, чтобы безошибочно пропеть про себя целую арию. И откуда уверенность взялась, что безошибочно, я тоже объяснить не в состоянии.

Расслабившись, я вытянулась на койке и закинула руки за голову. Как прекрасно, что нет иных занятий, кроме танцев! Я бы отдала богу душу на первом же уроке по какой-нибудь «истории театрального искусства», особенно, если учесть, что я в ней не разбираюсь от слова «совсем». Вообще, занятный сон выходит, похожий чем-то на Кэрроловскую книгу – я могу совершать любые поступки в рамках заданных условий, но не могу изменить условия… Проще говоря, я могу набить морду дирижеру, но не могу заставить его исчезнуть.

Да… Как говорится, это полный гран батман.

Я вытянула руку из-за головы и задумчиво повертела перед глазами. Конечно, это не мои ручки, да и размах плеч оставляет желать лучшего, так что не светит мне выбивать дверь с одного удара и открывать даже самые туго завернутые банки, но, в целом, жить можно. Как-нибудь от любителей молоденьких девушек отобьюсь или сбегу, потому что исполнять данное Мэг обещание я не собиралась – нужно же изучить Оперу, пока есть возможность, вдруг, потом пригодится, если что-то пойдет не по сценарию?

- Кристина, ты не присоединишься? – отвлек меня от раздумий хрипловатый девичий голос, - у нас игрока в пару не хватает.

Проигнорировав тихое шипение Мэг: «Крис не любит карты», я вскочила с постели и направилась в злачный угол.

- С удовольствием, девочки. Во что играем?

К тому моменту, как нас позвали на разминку, у меня в активе скопилась небольшая сумма и пара должников – (читай – врагов). Как по мне – не умеешь играть – не садись, правда, девушки думали иначе. После легкой (по сравнению с утренней) тренировки мы шумной стайкой побежали на сцену. В полутьме коридоров какая-то сволочь умудрилась дать мне пару тычков в спину, отчего я с трудом вписалась в поворот. Но я твердо решила показать себя выше этого – в конце концов, мне почти тридцать, и для мщения впереди целая ночь.

- Крис, я тебя не узнаю, - догнала меня в переходе Мэг, - ты же никогда не играла, а тут обыграла вчистую половину класса.

- Новичкам везет, - флегматично отозвалась я, покосившись на свою блондинистую подругу.

- Смотри, как бы за это везение тебе не подсунули битое стекло в пуанты, - и с этим предостережением Мэг скользнула вперед меня на сцену, где уже вовсю царствовала Карлотта.

Я говорила, что не люблю оперу?

Я ошиблась. Я ее ненавижу всем сердцем.

Трехчасовую оперу наша прима умудрилась превратить в многочасовой театр одного актера.

Через час я устала греметь цепями, словно Кентервильское привидение. Через два у меня протерлась левая пуанта, а у правой оторвалась лента. Через три захотелось жрать, курить и убить кого-нибудь.

А на исходе четвертого часа я мысленно взмолилась, обращаясь к Призраку:

- Ну, Призрак, ну, свали на нее задник, тебе ничего не стоит, а мне будет приятно.

Рядом хихикнули Мэг и еще парочка товарок по несчастью.

Я уже вслух говорю? Вот досада-то!

Примадонна зашикала:

- Что за наглость?! Мне мешают работать, si! Здесь петь я, а не цыплячьи шеи!

Забыла сказать: Карлотте до нас не было никакого дела. Она ни нас, ни хористов банально не замечала, пока кто-нибудь не приближался достаточно близко, чтобы послужить мишенью для визгливых причитаний и затейливой ругани. Так что, пропустив ее гавканье мимо ушей, наша живописная группа заняла исходные позиции. Мы все еще отрабатывали третий акт.

Разделавшись с репетицией и с тоской думая о предстоящих двух неделях того же самого, мы с Мэг дошли до столовой, где меня окружили другие девушки, жаждущие отыграться. Однако сославшись на усталость (я на самом деле чувствовала каждую мышцу в теле) и быстро покидав в себя ужин, я свинтила из столовой, пока Мэг не заподозрила нехорошее. Хотя с нее станется.

Высокие оштукатуренные стены постепенно сменялись плохо оструганными дощатыми, с низким потолком и множеством боковых ходов, а газовые светильники сменились масляными лампами. Здесь было сердце Оперы, там, наверху – планшет сцены, а тут – ее трюм: дверца в оркестровую яму, люк-провал с подъемным механизмом и щитом, способным выдержать даже вес Пьянджи, что-то вроде матов под другим люком – видимо, на случай падения, какие-то механизмы и рычаги, будка суфлера... Я бесцельно бродила в святая святых «храма музыки», как ни банально это звучит, размышляя над природой таинственных знаний и умений моего тела и памяти. Конечно, во сне подобные умственные упражнения смешны, но я во всем люблю порядок.

Однажды, по работе мне довелось читать статью о высшей нервной деятельности. Ее еще называют рассудочной. Из статьи неопровержимо следовало, что человек по-настоящему думает не более нескольких минут в сутки; остальное - устоявшиеся алгоритмы и рефлекторные дуги, не задействующие кору мозга. Когда мы покупаем пакет молока или подносим карточку к турникету, мы не думаем, и, зачастую, даже не замечаем, что делаем. Это еще называют автоматизмом действий. Казалось бы, причем тут мой сон? А при том, что из всей этой научной галиматьи я сделала вывод, что управляю я, в основном, только корой мозга, а все, что отвечает за память тела, за привычные действия – от Кристины. Это упрощало жизнь, но одновременно делало ее непредсказуемой – кто знает, какие рефлексы могут быть у этой девочки?

Под мерное течение мыслей я выплыла из-под сцены и попала в царство канатов, лесенок, рабочих галерей и шатких мостков – это было закулисье. Настоящий лабиринт, в котором черт не только сломит ногу, но и начнет плакать и звать маму. Во мне взыграло ретивое и бурная молодость, проведенная в лазании по деревьям и прочим водонапорным башням. Недолго думая, я вскарабкалась по веревочной лестнице с деревянными перекладинами, взгромоздилась на настил колосниковой решетки и огляделась.

Отсюда открывался поразительный вид на сцену и зрительный зал. Прямо подо мной, чуть прикрытая верхней сценой, была арьерсцена с боковыми карманами, дальше – авансцена, на которой, если все пойдет по сценарию, мне предстоит выступать, за ней – провал оркестровой ямы, а дальше – ряды бархатный кресел и почти неразличимые в полумраке ложи.

Королевство Призрака.

Я перешла на другую сторону и увидела полотна задников, «воздух» и кулисную машину. После чего крепко задумалась, откуда я знаю такие подробности. И как я могу их знать, если это - мой сон, а я в театральных терминах ни в зуб ногой. Нет-нет, я не хочу об этом думать!

- Эй, девонька! Заблудилась? – окликнул меня кто-то из темноты, - может, проводить?

Я чуть не нырнула рыбкой через перила.

- Благодарю, но не стоит, - довольно жалко проблеяла я.

И кого черт принес по мою душу?

Черт не отличался особым вкусом – когда человек подошел поближе, я узнала в нем Буке. Вот и свиделись. Знал бы ты, что тебя ждет… Попробовать отмазать, что ли?

- А то давай помогу. А ты дядю Буке за это поцелуешь, приласкаешь, - и старый извращенец гнусно заржал.

Ага, щазз тебе. Всю жизнь мечтала положить свою красоту и невинность на алтарь этой великой жертвы.

- Прошу простить, но мне нужно идти, - мне приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не заорать матом. Вот и сбылось то, что я сама себе напророчила во время трепа с Мэг – говорила про рабочих и на тебе – отменный экземпляр, получите и распишитесь.

Продолжая ухмыляться, Буке вытянул вперед кацапки и двинулся ко мне.

- Не бойся, девочка, я тебя не обижу. Ты ведь Кристина, да? Иди ко мне, я тебя кое-чего покажу.

- Не надо мне ничего показывать! – завопила я в отчаянии и попробовала проскочить у него под локтем.

Мне почти удалось – подвела юбка. Что за дурацкая мода! Буке вцепился в оборки, перехватил поближе… Я со всей дури лягнула его пяткой в свод стопы - раздался негромкий хруст, и Буке завопил, как резаный. Мне удалось вывернуться, оставив у него в руках кусок оборки; воспользовавшись замешательством противника, я вскочила на перила, ухватила первую попавшуюся веревку, дернула, проверяя на крепость, - и перелетела на соседнюю галерею. А оттуда уже, возблагодарив балетную растяжку, перепрыгнула еще дальше от колосников. По лестницам Буке придется сюда добираться минут десять… если, конечно, я не сломала ему какую-нибудь кость. Тогда вообще не дойдет.

Подождав, пока адреналин не прекратит выплескиваться из ушей, я развернулась, чтобы чинно спуститься по лестнице и проследовать на урок с Ангелом Музыки – и чуть было не лишилась чувств самым позорнейшим образом.

Ибо в углу возле лестницы кто-то был. Я ничего не видела – темно было хоть глаз выколи. Но это была живая, осязаемая темнота. Она шевелилась, переливаясь складками плаща, она неслышно переступала мягкими ботинками телячьей кожи. Она перекатывалась стальными мускулами под обманчивым бархатом шоколадного цвета. О, да. Я сразу поняла, кто следит за мной из угла возле лестницы.

- Эй, - бросила я во тьму, - Призрак, это ты?

Густой сумрак молчал в ожидании… чего?

- Я тебя не боюсь, - добавила я на всякий случай, - и у меня ничего нет.

Блеснула маска, качнулся колокольцем негромкий смешок – и угол в мгновение ока опустел. Лишь тень проскользнула мимо и упала вниз, растекшись чернильным пятном на дощатом полу за кулисами Оперы. Лишь мое лицо задело… ветерком… плащом… крылом.

И все пропало.

- Кристина, куда ты опять ходила? – ласково встретила меня Мэг, когда я добралась до общей спальни.

- Никуда, - я изобразила на лице жалкое подобие светской небрежности, - прогулялась перед сном, только и всего. Воздухом подышала.

- Воздухом? В Опере? Кристина, мне же не пять лет, - рассердилась моя маленькая подружка, - каким воздухом можно дышать – здесь?

- Я нашла открытое окно и подышала.

Мда. Что-то совсем ты завралась, тетка.

- Ладно, Мэг, не сердись, - я улыбнулась, - я была хорошей девочкой и не искала неприятностей… - «они сами меня нашли», - закончила я мысленно.

Мэг вернула улыбку.

- Хорошо, Крис. Тогда, может, сыграем еще партию в карты? Меня уже двадцать раз спросили, дашь ли ты сегодня возможность отыграться.

В известном мне «гнезде порока» уже собралась небольшая компания: кое-кто из них поглядывал на меня с нескрываемым интересом.

- Увы. Я хотела еще помолиться перед сном. Может быть, завтра.

Бровки Мэг уползли под челку.

- Опять помолиться? И опять вернешься за полночь?

- Нет. На этот раз нет. И твоя мама проводит меня, - постаралась я успокоить девушку.

- Точно проводит?

Я как можно убедительнее закивала.

- Тогда я пойду, скажу, чтобы начинали без тебя. И… возвращайся поскорее, Крис, не броди одна. Я слышала, что ты пришлась по вкусу бригадиру рабочих сцены, Буке.

Запоздало твое предупреждение, подружка! Теперь мне из кожи вон придется лезть, чтобы Призрак его не убил… по крайней мере, раньше, чем я.

Выходя за дверь с нотами под мышкой, я заметила в конце коридора фигуру в темном платье. Вездесущая мадам Жири. Не волнуйтесь, мадам, я оправдаю все ваши ожидания.




Глава 3, в которой героиня обманывает ангела, мстит, разговаривает сама с собой и наслаждается видами Парижа


По дороге в часовню меня охватил дикий мандраж. А ну как ничего не выйдет? И что мне скажут по поводу прогулок по Опере? Кажется, так я не боялась аж с экзамена по неорганике, который в итоге завалила. В самой часовне было тихо, довольно светло – с улицы сквозь витражное окно проникал свет уличного фонаря – и удивительно спокойно. Потрескивающие свечи, святые и ангелы с потемневшими от копоти ликами, строго смотрящие с фресок. Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, поудобнее устроилась на коленях и поставила над портретом с надписью «Густав Даае» свечку, которую прихватила в нише за дверью часовни.

- Кристина, - прошептал ангел, нарисованный на стене передо мной.

Знаю я эти шуточки. Так. Не поддаваться панике. Ну, с богом.

- Мой Ангел, я пришла, - молитвенно сложив ладони, я преданно уставилась в размытое лицо ангела, - и готова начать урок.

- Что ты делала на колосниках? – грозно вопросил глубокий голос.

Вот и допрос. А я уже было понадеялась…

- Смотрела на сцену. Это так красиво, - самое смешное, что я не кривила душой. Это было прекрасное и величественное зрелище, боюсь даже представить себе, какое великолепие открывается, когда горят все светильники.

Возникла пауза.

- Ангел, – неужели ушел? Нет, так легко Кристина бы не отделалась.

- Что ж, это простительно. Но почему ты прыгала по галереям, словно какой-нибудь юнга с торгового судна, а не будущая прима моей Оперы?

Ого! Ну и оговорочка! Все, теперь ты попался – не переиграть тебе поднаторевшую в сетевых баталиях тетку. Буду тебя троллить, дорогой мой Пр… Ангел… Стоп. Почему он не сказал ничего про Буке? Неужели не видел? Наверное, не видел, иначе бы упомянул об этой «досадной мелочи». Да и крик бы уже стоял – сомнительно, чтобы похотливый бригадир прожил хотя бы десять минут после того, как осмелился покуситься на самое дорогое – то есть на меня. Ура! Та-ак, на чем мы остановились?

- Так быстрее, - и без паузы, - разве это твоя Опера? Я думала, ты мой Ангел музыки, а ты всего лишь Ангел этой Оперы… - подпустить в голос слезу, - неужели папа обманул, и я совсем одна?

Похоже, мой невидимый друг несколько опешил.

- Нет, Кристина, что ты! Я был… послан тебе отцом, верь мне. Ты не одна, только не плачь, девочка моя, - ага, мы не любим женских слез! Этим надо воспользоваться.

- А я когда-нибудь увижу тебя? – я шмыгнула и изобразила сдавленные рыдания. – Знаешь, иногда мне кажется, что я тебя выдумала. Ты ведь существуешь? Я начинаю сомневаться… Вот если бы я тебя увидела…

- Нет, это невозможно! – явно испугался голос.

Как это невозможно? А как же мои ручки с канделябрами? А гондола с лошадкой? Я так не играю.

- Пожалуйста, Ангел, - я натурально и очень горько всхлипнула, не давая Призраку ни шанса.

И клиент дозрел.

- Хорошо, Кристина. Ни на одну твою просьбу я не могу ответить отказом… Я покажусь тебе после твоего триумфа. Но для этого нужно заниматься, а не сидеть на холодном полу!

Последнюю фразу он рявкнул так, что я, торопясь подняться, чуть не свернула канделябр.

- Откуда начинать? – кротко поинтересовалась я.

- С самого начала, будь добра…

Что ж, я думала, будет хуже. Однако за все полтора часа нашего урока я ни разу не задумалась о том, что неплохо бы прямо сейчас проснуться, как это было на уроках в танцклассе и на репетиции. А это о чем-нибудь да говорит. Оказалось, в этом сне я очень хорошо пою, понимаю всю итальянскую белиберду, означающую темп и прочее, и, к счастью, уже готова к предстоящему выступлению. Призрак мне сам об этом сообщил.

- Мне приходить завтра? – спросила я, собирая листки партитуры, разлетевшиеся от моего неловкого движения по полу часовни.

- Завтра у балерин выходной, ты забыла? – мягко усмехнулся голос, - даже Ангел не может быть настолько требователен, чтобы заставлять тебя заниматься без сна и отдыха. Приходи через два дня.

Выходной? Вот здорово! Ценная информация.

- Ну… тогда до свидания, Ангел.

Я покрепче сжала папку с нотами, затушила свечу и поторопилась на выход. Возле порога помедлила, обернулась и пустила парфянскую стрелу:

- Я люблю тебя, мой Ангел.

После чего шмыгнула за дверь и прислушалась.

Секунду-другую было очень тихо, как будто мой незримый собеседник перестал дышать. Потом послышался печальный вздох:

- Я тоже, Кристина. Если бы знала, как… - и часовня опустела окончательно.

На мгновение почувствовав себя последней сволочью, я, тем не менее, торжествующе улыбнулась. Пускай теперь строит из себя строгого учителя, самое главное я уже услышала. И для этого оказалось совсем необязательно душить виконта и целоваться по пояс в воде.

О-о-ох! Про виконта-то я и забыла. По идее, он должен меня узнать… Подумаю об этом завтра… или после премьеры.

В центральном коридоре меня поджидала мадам Жири.

- Ты быстро сегодня, - она улыбнулась, - как успехи?

- Я почти готова… но мне страшно. Как я буду петь на сцене, перед всеми этими разодетыми благородными господами?

Глупо, но мне действительно стало страшно – я в принципе не любительница публичных выступлений.

- У тебя все получится, просто поверь в себя, - изрекла мадам очевидную банальность. Но и ее оказалось достаточно, чтобы я успокоилась.

Вернувшись в спальню, напоминающую сонной царство принцессы Шиповничек, и сунув папку в тумбочку, я вспомнила про несчастных, осмелившихся поднять на меня руку. Теперь моя очередь. Осторожно выудив из-под подушки свистнутые в гримерке баночки и кисточки, я приблизилась к своей первой жертве. В неверном пламени свечи, зажженной в изголовье ее кровати, я открыла банку с белилами, макнула в нее кисточку и осторожно провела по щеке девушки. Она поморщилась, но не проснулась. Я повторила процедуру. Так, замирая при каждом шорохе и чувствуя, как внутри все екает от каждого движения, за двадцать минут я покрыла белилами все ее лицо. Пришла очередь черной краски, которой я намалевала круги вокруг глаз. Посмотрела придирчиво, осталась весьма довольна результатом и перешла к ее товарке. Для этой красотки я припасла кое-что поизобретательнее. Открыв банку с воском, я отщипнула кусочек, чуть помяла в руке и приляпала девице на лоб. Чудесно, просто чудесно. Еще несколько кусков, пара взмахов кисточкой с красной краской – и передо мной наглядная иллюстрация побочных эффектов полового созревания, хоть сейчас в учебник вставляй.

Удовлетворенная, я пошла умываться и баиньки, не забыв затолкать улики поглубже в тумбочку. Прятаться я не собираюсь – они и так узнают, чьих это лап дело, но и открыто подставляться неохота.

*~*~*~*~*

Шорох и далекий плеск. Стук капель. Где-то вдалеке катит мягкие волны невидимая река.

- Кто ты?

- Кто здесь?

- Ты – демон?

- Я – нет. Я здесь случайно. А кто ты?

- Почему ты разговариваешь с Призраком? Тебе не страшно?

- Бояться нужно людей, а не призраков. Нет, я не боюсь. Кто ты?

- Почему мой Ангел не увидел подмены? Кто ты, демон?

- А-ах, теперь понятно. Ты – Кристина.

- Кто я?

- Кристина.

- А кто ты?

- Кто я…

Шорох, шепот, тянет прохладой от воды.

*~*~*~*~*

Утром я долго лежала, разглядывая потолок и вспоминая свой удивительный сон. В нем словно бы ничего не было, лишь бесформенное нечто, которое говорило со мной.

Кристина.

Это она говорила со мной, она спрашивала, кто я. Значит, она тоже тут. Да уж, все чудесатее и чудесатее. Теперь придется еще ломать голову, не вылезет ли ее «я», чтобы помешать мне.

От невеселых раздумий меня отвлек громкий визг – это мои пробудившиеся ото сна жертвы совершили рейд мимо зеркала. Другие девушки, разбуженные шумом, повскакивали с кроватей и тоже завизжали – увидев боевую раскраску на их лицах. Удовлетворенно улыбнувшись, я решила, что пора бы и вставать.

- Это ты! – одна из «красавиц» с дурно смытым гримом выросла передо мной, как из-под земли, - твоих рук дело!

Я потянулась с нарочитой ленью.

- С чего ты взяла? Это мог сделать кто угодно, взять хотя бы Призрака Оперы.

Со злорадным удовольствием я пронаблюдала, как девушка бледнеет, словно заново покрываясь белилами.

- Ты нам мстила, и не приплетай сюда Призрака, - обладательница «прыщей» возникла рядом с подругой.

- Девушки, милые, да за что мне вам мстить? – наивно улыбнулась я, - это же вы должны мне денег, а не наоборот.

С удовольствием запечатлев в памяти их вытянувшиеся физиономии, я продолжила:

- И если вы все еще намерены отыграться, жду вас на обычном месте после завтрака.

- Крис, ты же обещала пройтись со мной по магазинам! – возмутилась у меня над ухом только что проснувшаяся Мэг.

- Сначала сыграем, потом магазины, - рассудила я, - не думаю, что задержусь надолго, да и у нас ведь весь день впереди, так?

После завтрака (видимо, вчера мы с Мэг его проспали), я разыграла три партии в банальную «буру», спустила немного денег, выиграла в два раза больше, но, как ни странно, при этом перешла в разряд «своих парней».

Наконец, в первый раз за все время, проведенное во сне, я попала на улицу. Сентябрь, самое начало осени, но здесь этого не чувствуется, и так тепло, и идиотское длинное платье с гипертрофированной задницей почти не мешает, и плевать на пыль, грязь и конский навоз под ногами. Мы идем по одной из центральных улиц, набитой магазинами, как бродячая псина – блохами. Так светло и солнечно, и легкий ветер игриво дергает за поля шляпки, но она намертво прикреплена булавками, и его старания напрасны. Мне легко и весело, и лишь на самой границе сознания сверлит мозг назойливая мыслишка, что в это самое время мой Призрак сидит во тьме подземелий и считает часы до нашей следующей встречи. Я, само собой, надеюсь, что это – игра моего эгоистичного воображения, но все, что я о нем знаю, говорит – ты права, он там, совсем один. Как всегда. Навсегда.

- Может, вернемся, а, Мэг? – я заискивающе смотрю в глаза своей светловолосой спутнице, - ты ведь уже купила все, что хотела, да?

- Ты что, Крис, - звонко смеется Мэг, - возвращаться в Оперу так рано? Я тебя не узнаю: ты же не меньше моего любишь ходить по магазинам. К тому же я проголодалась. Завернем к маэстро Дюрану – я соскучилась по его миндальным пирожным с абрикосовой начинкой.

- Разве будущим прима-балеринам полагаются пирожные? – подначиваю я.

- Немножко можно, никто ведь не узнает.

Вскоре мы оказываемся на небольшой площади. Заведение маэстро Дюрана украшает старомодный жестяной крендель, покрытый фальшивой глазурью. Несколько столиков находятся прямо на улице, и мы немедленно оказываемся за одним их них. Мэг весело плюхает пакеты с покупками на свободный стул и усаживается, подперев лицо ладонями и устало прикрыв глаза. У меня гудят ноги, и, сев, я украдкой вытаскиваю ногу из туфли и рефлекторно сжимаю и разжимаю пальцы. Немного помогает. Сколько же мы сегодня миль находили? Подруга накупила уйму всяких премилых вещиц, а я разорилась всего лишь на одну ленточку знакомого шоколадного оттенка, которую сразу повязала на шею. Мы заказываем кофе и маленькие миндальные пирожные, а после долго сидим, потягивая вязкий горький напиток и стараясь не глотать пирожные за два укуса. Но они такие нежные, и тают во рту.

Тут меня озаряет, я подзываю официанта и прошу принести еще порцию миндального чуда.

- Для кого это? – удивляется Мэг.

- Хочу кое-кого угостить, - уклончиво отвечаю я.

- О, Кристина, неужели у тебя роман? - с восторгом тараторит она, - познакомишь меня со своим кавалером?

- Какой роман? Вот еще, глупости какие! – я начинаю сердиться, - у меня романов нет, мне некогда. Это… для той старушки с книгами… ну, ты помнишь.

Мэг успокаивается и с нетерпеливым возбуждением смотрит на пакет

- Ох, как хочется все рассмотреть поближе… Ну что, пойдем домой, Крис?

Домой… мой дом – Опера, и в этом мы так похожи…

Я тяну носом воздух, несмотря на то, что раньше 16 октября жареных каштанов мне не видать, как своих ушей. Здесь грязно, и от Сены несет помойкой, но Париж все еще пахнет летним днем. И в моей голове лейтмотивом сегодняшнего дня вертится странная фраза из одного забавного детектива: «Город – это любимая еда собак».




Глава 4, в которой героиня гуляет сама по себе, ест пирожные и заводит себе Призрака


Так кстати нарисовавшийся выходной неумолимо подходил к концу. Ввалившись в Оперу с черного хода, мы с Мэг стадом обезумевших антилоп прогалопировали до спальни, где, свалив пакеты на ее кровать, сами плюхнулись на мою. Мы счастливо смеялись, нам было весело просто от теплого дня и похода по магазинам и оттого что мы молоды и красивы. Мэг с моей помощью разобрала часть покупок и успела покрасоваться в них перед зеркалом, но демонстрацию пришлось прервать – нас позвали на ужин.

- Потрясающий отрез, правда? – Мэг торопливо срезала мясо с цыплячьей ножки, - и цвет – совсем как небо. Мне должно пойти, надо только отнести его мадам Веллинье и выбрать фасон для платья. Пойдешь со мной?

Я помотала головой.

- Извини Мэг. Я должна еще отдать пирожные, помнишь?

- Ах, да, та старушка. Что ж, не страшно, но обещай, что сходишь со мной на последнюю примерку.

- Конечно.

Я огромным глотком осилила половину чашки и заторопилась на выход. Нужно было забрать кулек с пирожными, а еще заскочить в костюмерную и разжиться какими-нибудь штанами и рубашкой. Наученная горьким опытом вчерашней вылазки, я больше не собиралась скакать по колосникам в платье.

Необходимо отметить, что в этом храме искусства я еще ни разу не видела, чтобы охраняли реквизит. Создавалось впечатление, что при желании можно вынести всю Оперу, а директор пошевелится, только когда увидит под потолком какого-нибудь предприимчивого малого, срезающего хрусталь с люстры. Короче говоря, я уже не удивлялась, как Призраку удалось выкрасть огромную кровать. Полагаю, что гигантский слон не пополнил его коллекцию исключительно ввиду своей бесполезности. Так что костюмерная запиралась на хлипкий крючок, который никак не мог меня остановить. В пыльной и забитой вещами комнатке мне несказанно повезло – попались целых десять пар штанов моего размера и роста, а рубашки я даже не считала. Выбрав из них наиболее поношенные и немаркие, я тихой сапой переоделась, оставила платье в углу, закопав его под грудой чепцов, и, прихватив плотную короткую курточку, явила себя миру.

Мир был необычайно пуст и безлюден: большая часть рабочих и актеров прожигала свободный день в кабаках и борделях, а оставшиеся были не в том состоянии, чтобы прогуливаться по театру.

Я направилась прямиком на то место, где видела Призрака. Там его, естественно, не оказалось, но я не унывала. В конце концов, не может же такая деятельная натура чинно просидеть в подвале целых два дня? Я засунула кулек поглубже за пазуху, подавив пошлые мысли о том, с каким чувством мой Ангел будет поглощать пирожные, перескочила на соседнюю галерею и, поймав канат, вскарабкалась на колосники. Прислушалась. Тишина. Буке после вчерашнего сильно хромал и травил байку об упавшем на ногу грузе, поэтому вряд ли мог здесь появиться. Усевшись на доски и свесив ноги вниз, я принялась разглядывать висящие задники и блоки, на которых крепилось все это эфемерное великолепие, периодически прислушиваясь, не зашуршит ли позади бархатная тяжесть плаща.

И все равно пропустила момент, когда справа возникла внушительная фигура в черном.

- Что вы опять тут делаете? – холодно спросил Призрак, - Хотите свернуть шею?

- А я вам миндальных пирожных принесла, - невпопад выпалила я заранее приготовленную фразу, - вот, свежие… - и, вытянув из-за пазухи многострадальный кулек, положила его от себя на расстоянии вытянутой руки, - угощайтесь, пожалуйста.

- Не следует юным девицам хо… - блюститель моей нравственности осекся, - что? Э-это мне?

Он уставился на кулек таким взглядом, что я испугалась, как бы тот не бросился бежать.

- Вам, - я улыбнулась и подтолкнула фунтик еще ближе к Призраку.

- Но за что?

- Просто так. Вам что, подарков не делали? – продолжала я давить ему на личные кнопки, - вы сядьте, попробуйте, они совсем свежие.

Кажется, Призрак превратился в соляной столп. Ан нет, отмер. Я подобралась в ожидании – что он предпримет? Он помедлил… и опустился поодаль, точно так же свесив ноги. Плащ скатом разлегся на досках.

- Берите-берите.

Чтобы подать пример, я потянулась раскрыть пакет. Призрак издал неопределенный горловой звук.

- Что? – испугалась я.

- Что на вас надето? – прошипел он в ответ.

Я потупилась… и обнаружила весьма нескромное декольте. Ну да, рубаха оказалась чуть великовата, все равно никто не видит… кроме Призрака. Интересно, он меня убьет или его раньше удар хватит?

- Это брючный костюм. Что именно вас в нем не устраивает? – сразу бросилась в наступление я, - в юбке было бы крайне неудобно лазить по веревкам. Берите пирожное, не стесняйтесь, - я запахнула рубашку поплотнее, запустила руку в кулек, выудила одно и сунула в рот, - умм, божественно. Берите смелее, а то ничего не останется.

Призрак насупился, помолчал – и вдруг пересел поближе ко мне и взял пирожное. Ура! Наша взяла!

Я медленно выдохнула: все-таки было страшно – за него и за себя. За нас.

- Такие пирожные продаются исключительно у маэстро Дюрана, - я стремилась заполнить молчание, возникшее из-за злосчастного декольте, - у него прелестное маленькое кафе на площади Мадлен. Удивительно, что кафе недорогое, учитывая расположение – вы ведь знаете, что там самые дорогие рестораны и магазины? – я повернулась к Призраку, надеясь на ответную реплику.

Но он лишь промычал нечто невнятное и цапнул следующее лакомство. Похоже, бедняга просто в шоке и не в состоянии поверить в происходящее. Что ж, я тоже не совсем уверена в реальности того, что мы с ним запросто сидим на решетке колосника, болтаем ногами, балуемся вкусностями и треплемся о пустяках. Вернее, это я треплюсь, а он молчит, что твой бука.

- Знаете, там такое солнце ласковое, и синее небо… И листва еще зеленая, но вечером тянет холодком. А совсем скоро листья пожелтеют, и придет осень, и начнут продавать жареные каштаны… Я вам обязательно принесу.

- С… спасибо, но не нужно, - с трудом выговорил Призрак, - Объясните, почему вы это делаете?

- Это? – я наивно захлопала глазами, - а, вы имеете в виду подарок? Разве у доброго отношения должна быть причина?

- Доброе отношение! – он вскочил на ноги – перетек одним мощным движением. - Похоже, вы забыли, с кем имеете дело?!

- И с кем же? – насмешливо спросила я. - То, что вы не привидение, я сообразила уже давно. И то, что вы сидите тут, как филин в дупле – ваше право, конечно, но зачем так орать?

- Ты меня совсем не боишься, - полуутвердительно произнес Призрак.

Я помотала головой.

- Ни на йоту. Если бы вы хотели причинить мне вред, вы бы давно это сделали, а меж тем вы сидите… сидели тут и ели пирожные, как ни в чем не бывало. Человек, который с удовольствием ест сладкое, не может быть плохим, - сделала я несколько неожиданный вывод.

Впрочем, когда это у Кристины Даае логика была сильной стороной?

Я воздела себя на ноги, подняла кулек и протянула Призраку. Он мельком глянул в мои глаза – ах, какая пронзительная нежность, - но тут же опустил взгляд на пакет. Медленно, словно бы нехотя, протянул руку, затянутую в черную перчатку, и взял его, при этом, словно бы случайно коснувшись моей кисти большим пальцем. Я сделала вид, что ничего не заметила, несмотря на то, что сердце заныло от сострадания этому большому и сильному человеку, которому так мало было дано в жизни, что он стесняется самых естественных стремлений человека – касаться себе подобных: ради доверия и ласки, ради чувства сопричастности и подтверждения того, что мы – одна стая.

- Я приду завтра и принесу еще, - твердо пообещала я, - в то же время, здесь. Вы будете?

- О, буду, - Призрак улыбнулся, - мне ведь не удастся вас… переубедить?

- Нет, конечно.

Я подошла к краю колосника и потянулась было к веревке.

- Стойте! – властно окликнул Призрак, - спускайтесь обычным путем. Я провожу вас.

И я послушно потопала в сторону лестницы.

В костюмерную, само собой, мой Ангел не поперся, поэтому у меня образовалось время, чтобы проанализировать свое поведение. На мой взгляд, кроме злосчастной рубашки, все остальное прошло безупречно. Призрак начал потихоньку оттаивать, и, возможно, в этот раз удастся переломить судьбу.

- Двадцать баллов Гриффиндору, - хмыкнула я, развешивая шмотки по вешалкам.

На границе с жилой зоной Призрак отстал. Я вышла в ярко освещенный коридор, а он остался в густой тени рабочей галереи.

- Кристина.

- Да? – отозвалась я.

- Не ходите больше в костюмерную. Если вам так уж нравится карабкаться по веревкам, – ага, он меня видел! – я дам вам приличный брючный костюм.

- Буду ждать с нетерпением, - я прошла до середины коридора, но, повинуясь внезапному импульсу, обернулась.

Призрака почти не было видно в проеме, только белая маска словно бы висела в воздухе. И от нее веяло таким одиночеством, что я вернулась обратно и громко зашептала:

- Если хотите, я буду каждый день приходить. Только… ничего, если я буду с пустыми руками? У меня не так много денег…

На проступившем из тьмы лице мелькнула тень улыбки.

- Приходи…те, Кристина. Не каждый день, но когда захотите.

- На колосниках?

- На колосниках.

Снова дойдя до середины коридора, я обернулась и помахала тени. В ответ поднялась рука в черной перчатке.

*~*~*~*~*

Шум ветра и шелест высокой травы. Цокот копыт. Где-то вдалеке лениво гавкает пастушья собака.

- Кто ты?

- Я не знаю.

- Ты сказала, что нужно бояться людей. Но Призрак – человек. И ты его не боишься. Где правда?

- Правда в том, что это – твой Ангел Музыки.

- Нет! Это ложь! Ты обманываешь меня, демон! Отпусти меня!

- Я не демон, и я не знаю, как тебя отпустить. Меня зовут... пусть будет Белл.

- Belle. Красавица.

- Скорее, «побег». Поверь мне. Ты увидишь.

- Когда?

- Скоро, Кристина. Через две недели.

- Что я увижу?

- Своего Ангела… Призрака. Обещаю…

Ветер, лай, тянет вереском и сухой пылью с дороги.

*~*~*~*~*

Дни, оставшиеся до премьеры «Ганнибала», постепенно набирали скорость, и обстановка в Опере все более напоминала психбольницу в руках пациентов. Мастера реквизита нервно хихикали при виде очередного изменения в эскизе, которое пришло в голову нашему неугомонному «художнику-постановщику», костюмеров легко можно было узнать по воспаленным глазам и исколотым в спешке пальцам, у балерин сводило судорогой ноги, музыканты то и дело задерживались допоздна, понукаемые мэтром Рейе, а Карлотта закатывала по два крупных скандала в день – перед репетицией и после нее – не считая десятка мелких. Директор пробирался в свой кабинет партизанскими перебежками, стараясь не попасться ей на глаза, и я уверилась, что Призрак уж точно в его увольнении не виноват. Думаю, если бы Призрак поставил перед Лефевром условие: он гарантированно убирает приму из театра, а за это ему платят 40 000 франков, директор согласился бы, не раздумывая.

За эти две недели я научилась различать своих соседок внешне и по именам, ориентироваться в здании, причем даже в той его части, которую не очень-то знают старожилы, спокойно отрабатывать упражнения в танцклассе и не теряться на репетициях. Конечно, пришлось долго выяснять, с кем из оперного народа я дружу, а кого стоит опасаться, но, в итоге, все устаканилось. Буке теперь обходил меня стороной, и на его счет я слегка расслабилась.

Но самое главное, мой вокал становился все безупречнее. Не знаю почему, но я это чувствовала в себе.

Ангела я по-прежнему слегка третировала обычными женскими уловками вроде наивных вопросов и – изредка – слез, а Призрака постепенно приручала к себе.

Наутро после памятного угощения пирожными я нашла под подушкой сверток с добротным брючным костюмом. Призрак свое слово держал. А я и на второй день принесла пирожные, правда, другие, и положила их поближе к себе, и ему пришлось сесть чуть ближе, чтобы дотянуться до пакета, а потом еще ближе, и к концу недели мы сидели почти рядом, так что я могла разглядеть естественный узор на белой коже его маски. Еще я рассказывала о том, что видела снаружи, о том, как хороша нынче осень в Париже… Я видела, что ему одновременно и приятны и неприятны мои истории. Неприятны – потому что показывали ему, чего он лишен. А приятны… потому что давали возможность увидеть этот мир, пускай и чужими глазами. И потому что их рассказывала я. Я рассказывала и смотрела на него, смотрела без страха и отвращения, и изредка, когда я приносила какую-нибудь вкусность, наши руки соприкасались, сталкиваясь в бумажном пакете, и от этого всего Призрак терял голову и краснел под моим взглядом, а я думала про себя, что тот, кого я приручаю, гораздо опаснее старого Лиса, но это неважно, и сдался мне этот Лис, в конце-то концов...

Еще я затеяла забавную игру. Я рассказывала одну и ту же историю из жизни нашего дурдома сначала Призраку, а затем Ангелу, но делала это в разном ключе, разными словами и с разными подробностями – Призраку с юмором, Ангелу – с наивной детской серьезностью. Полагаю, что доставила ему немало приятных минут. Во всяком случае, у Ангела после моих рассказов так теплел голос, что у меня ком застревал в горле.

А по ночам приходила Кристина. Она долго не верила, что Призрак и Ангел – одно. Пока я не спросила ее, неужели она не в состоянии сравнить их голоса. И она замолчала. Поверила. Приняла. И… не испугалась. Я честно отвечала на все ее вопросы. И молчала лишь о двух вещах.

О виконте де Шаньи.

И о том, что у Призрака под маской.




Глава 5, в которой героиня делает одно маленькое доброе дело, одно большое доброе дело и одну огромную гадость


Наступил день Х – день премьеры «Ганнибала». Даже моя закаленная психика поддалась всеобщему безумию, и нынешнее утро я встретила не выспавшаяся, нервная и дерганая. Или это было следствием предвкушения начала приключений в подвалах Оперы? Я ждала этой встречи, долженствующей расставить все точки над i, но и боялась ее, и плевать, что мы с Призраком уже перешли на «ты» и общались свободно, как никогда не было в фильме.

Я очень уставала от ночных диалогов с Кристиной. Мы не видели друг друга, но это было лишь на руку. Мне. Я так старалась быть честной! Видит бог, я ни разу не соврала этой милой девушке, я просто обходила молчанием щекотливые для меня темы. И каждый раз, слушая ее голос (во сне мой собственный голос возвращался ко мне), я задавала себе вопрос: а ты уверена, что это только сон? Что это не иное измерение, где фантазия фильма превратилась в единственно-верную реальность? Или что ты не умираешь в эту самую секунду, ударившись виском об угол стола, и мозг, отчаянно жаждущий кислорода, не извлекает из подсознания твои самые темные фантазии, растягивая терции в дни и недели? Мне становилось страшно, так страшно, как ни один Призрак со всеми своими уловками и бешеным темпераментом не мог бы напугать юную Кристину.

С самого утра мадам Жири гоняла нас в танцклассе. Наконец, объявили начало репетиции, и мы ринулись переодеваться. Как всегда, мы с Мэг замешкались, так что, когда все остальные уже построились и взялись за цепи, мы успели только натереть пуанты тальком, чтобы те не скользили так по полированным доскам сцены.

Любопытно, они все будут петь, как в мюзикле и фильме, или все-таки станут говорить, как нормальные люди, используя текст либретто?

А на сцене уже вовсю царствовала Карлотта. Я вспомнила всю милую и комичную сцену и приготовилась оценить ее, так сказать, из партера, так близко, насколько это вообще возможно.

Первым номером пошли новые директора.

- Господа, репетиция оперы «Ганнибал» в самом разгаре, - возвестил Лефевр, вторгаясь в ровный строй хора, воспевающего доблесть полководца.

- Месье Лефевр, мы репетируем, - тщетно попытался воззвать к совести директора дирижер.

Ноль внимания.

- Месье Рейе, мадам Жири… - начал изможденный директор, - дамы и господа, прошу внимания. Уже давно ходят слухи о моей неизбежной отставке. Теперь я могу сказать, что все это – правда…

Ага, пока говорят по либретто. И не поют, что ценно.

- Опять ты выиграла, Даае, - зло зашипела мне в ухо одна из балерин, Камилла, - и откуда ты все знаешь?

- Места надо знать, - торжествующе усмехнулась я, - сколько там у нас набегает?

- Почти пятьсот франков, - быстро подсчитала в уме Мэг, - мы с тобой богачки!

Это было легко: я знала сюжет, а осторожные расспросы Призрака подтвердили диагноз. Ставки принимал один из осветителей – дока по этой части: сам мэтр Рейе сделал ставку – в пользу отставки, конечно.

- Хватит трепаться, - не хуже их зашипела я, - послушаем, что он еще скажет.

- …новых владельцев Опера Популер – месье Ришар Фермен и месье Жиль Андре.

Оба нувориша церемонно раскланялись и зацепились взглядами за наши полуобнаженные тела.

Андре взял слово:

- И с глубоким почтением мы представляем нашего нового покровителя – виконта де Шаньи.

Где-то в глубине души дернулась невидимая струна.

Виконт был хорош – куда лучше, чем на экране: высокий, стройный, красивый… Золото волос плещет по воротничку, глаза синие, как небо над Парижем… И так быстро сориентировался в ситуации…

Я промолчала. Ничем не выдала себя, хотя глубоко внутри Кристина взывала ко мне, узнав старого друга своего детства. Но не моего. Не моего. Молчи, слышишь, молчи, проклятая! Он не твой муж, он – чужой муж, слышишь! Ты лишь скромная немая балерина, и молись, молись, чтобы он не узнал тебя сегодня вечером.

Где-то позади восхищались молоденьким виконтом танцовщицы, сам де Шаньи обхаживал Карлотту, а я, как никогда, понимала, насколько это не смешно – сидеть в «партере» и смотреть на события с позиции непосредственного участника. И я каждую минуту, секунду, мгновение помнила, что где-то рядом Призрак, который готовится нанести удар. Чтобы я сегодня вышла на сцену. Чтобы узнала вкус триумфа. Чтобы меня, наконец, узнал Рауль де Шаньи.

Чтобы началась история.

Прерванная репетиция наконец-то возобновилась, я вылетела на середину сцены, краем уха слушая, как новоиспеченные директора подбивают клинья к Мэг и ко мне, и как мадам Жири довольно бесцеремонно осаживает их. Это было так мелко, так ничтожно… Я посмотрела вверх – буквально через несколько невыносимо долгих минут Призрак должен обрушить тяжелый задник. Я вдруг представила, как масса раскрашенной ткани рушится вниз, ломая спину нашей примадонне, и поежилась, зазвенев цепями.

- Что с тобой, Крис? – шепнула Мэг, - ты такая бледная.

- Все нормально, - вымученно улыбнулась я и снова посмотрела вверх, боясь пропустить момент и не зная, что предпринять.

Карлотта закатила очередной скандал – на этот раз ей не понравились мы, - и показала директорам, как она умеет испортить людям жизнь. Успокоилась. Запела «Think of me». Я напряженно глядела на колосники. Мелькнула темная фигура, и задник ринулся вниз.

Почти не соображая, что делаю, я выскочила вперед, толкнула диву, упала рядом – и едва успела откатиться, когда рядом с моей головой об доски авансцены громыхнуло тяжелое дерево. Карлотта подняла взгляд на меня, и я прочитала в ее глазах, что она знает, что я знаю, кто стоит за происходящим, и что если она не отступит, в следующий раз ей проломит череп.

Крайне талантливо дива разругалась с бывшими мусорщиками и покинула сцену, а я так и осталась сидеть, потирая ушибленное колено.

- Это Призрак Оперы, - испуганно проговорила Мэг, помогая мне подняться.

- Глупости, Мэг, - попыталась я ее урезонить, - призраков не существует.

Тем временем господа Фермен и Андре тихо «радовались» посланию Призрака и раздумывали, где бы добыть замену Карлотте.

- … но ведь должна быть дублерша! – горестно возопил месье Андре.

- Дублерша… Опомнитесь, у Карлотты нет дублерши, - процедил дирижер.

- Это полный провал, Андре. Надо возвращать деньги за билеты, - в отчаяньи выдохнул Фермен.

Мой выход.

Опередив восклицание мадам Жири, я вышла вперед.

- Я могу спеть вместо синьоры Гуидичелли, - скромно заявила я и опустила очи долу.

- Балерина? – насмешливо поинтересовался Андре, - да бросьте…

- Она брала уроки у великого учителя, - вмешалась, наконец, мадам Жири, бросив острый взгляд в мою сторону.

- Кто он? – не сдавался месье Андре.

- Я не могу сказать, - пробормотала я.

- Позвольте ей спеть, господа. Сами убедитесь, - продолжала давить на мусорщиков Жири.

Ну же! Ну! Ну?

И они сдались.

Я запела. Сначала неуверенно, но с каждой верно взятой чистой нотой я словно обретала крылья…

Я пропела арию до конца. Стоит ли говорить, что мое выступление возымело оглушительный успех? К сожалению, учитывая, что все наряды Карлотты пришлось перешивать под скромные габариты мадемуазель Даае, платью для третьего акта так и не суждено было быть дошитым сегодня. Меня обрядили в современное, очень красивое платье и решили, что в нем я достаточно хорошенькая, чтобы публика не задавала глупых вопросов.

Настал вечер моего триумфа.

Это в кино Кристина пропела свое «Think of me» и расслабилась, а я как савраска отбарабанила всю оперу от начала до конца. К концу третьего акта меня можно было уносить со сцены вперед ногами – столько душевных и физических сил ушло у меня на безупречный вокал и актерское воплощение. И пофигу мне был рукоплещущий зал – остро хотелось забиться в норку и мирно склеить ласты под гром аплодисментов. Впрочем, сегодня даже Пьянджи оценил мои усилия и со всем уважением поцеловал мою неподъемную клешню.

Я скрылась в часовне. Мне, почти неверующей, хотелось сегодня помолиться, чтобы Рауль не узнал во мне свою крошку Лотти. И Кристина внутри меня с легкостью читала это желание.

- Брава, брава, брависсима! – пропел за стеной Призрак.

Я улыбнулась. Он слышал меня. Он оценил мой голос. Ничего, ему еще предстоит узнать мою душу.

- Крис, где ты научилась так петь?

Вот, значит, как? Ни на слово не отступим от либретто? И малышка Мэг без труда нашла меня… Но мне остро не хотелось потчевать ее сказками про Ангела Музыки, потому что из уст великовозрастной шестнадцатилетней девицы это звучит, по меньшей мере, глупо.

- Ээээ… Понимаешь, Мэг, папа, - я ткнула пальцем в крохотную фотку, - перед смертью обещал послать мне Ангела Музыки… Поэтому я представила себе строгого Ангела, который бы ругал меня за невыученный урок. Так и выучила…

Вот. Пусть считают меня вундеркиндом.

- Как это романтично! – воскликнула девушка, никогда толком не знавшая, что это такое – быть сиротой, - Ангел Музыки. Это, должно быть, красиво…

- Точно – фыркнула я, выволакивая ее из часовни.

Интересно, Буке следит за нами или все еще мается ногой? И во что мне отольется его увечье?

Пробившись сквозь толпу и захватив мимоходом сигару от месье Андре, я влетела в гримерную и захлопнула дверь. Полцарства за огонек свечки – выкурю сигару и почувствую себя гомо сапиенсом.

- Ты прекрасно спела, дорогая. Он тобой доволен, - прокаркала мадам Жири, и в самом деле, больше всего похожая на ворона, столь неуместного в этой омерзительно розовой гримуборной.

Она протянула мне розу, перевязанную черной ленточкой. У розы не было шипов.

Первый подарок от моего Ангела… Призрака… неважно.

Глаза мои против воли наполнились слезами. Теперь между нами стояло только зеркало… и виконт.

И Кристина Даае.

Да. Этот хрупкий голос набирал и набирал силу. Голос, который я отучила бояться. Я сама дала ей оружие против себя. Я заглушала ее, но она напоминала о себе все громче и громче, невзирая на то, что я не спала.

Я погладила ленточку. Пусть сегодня все будет хорошо…

В гримерку ворвался Рауль с букетом тигровых лилий. Хорош, зарр-раза, до чего ж хорош. Даже я на него… реагирую. Что ж говорить о Кристине. Я сделала морду ящиком.

- Крошка Лотти грезила наяву… - понес он ересь про гоблинов и шоколадки.

- Кто вы? – холодно спросила я, - кажется, я ясно высказалась – никого не принимаю!

А внутри бились такие же идиотские ответы про грезы наяву и чердаки. И про строгого Ангела Музыки.

«Заткнись, Кристина Даае, он тебе не нужен, этот правильный виконт. И ты ему не нужна. Ты хочешь быть такой же, как те девки, которые снаружи глушат вино из горла? Поверь старой тетке, ты ему не пара».

- О, я Вас узнала. Вы – виконт де Шаньи, наш новый покровитель, - я церемонно протянула руку, - рада, что Вам понравилось. Могу ли я рассчитывать на возможность и в дальнейшем петь ведущие партии? - куй железо, не отходя от кассы – вот мой принцип.

Он поцеловал протянутую длань. Кристина внутри меня возликовала.

- О… Да, конечно… Может, обсудим это за ужином? – похоже, виконт оказался предприимчивым молодым человеком.

- Нет! – воскликнула я.- Не сегодня! Давайте… встретимся завтра.

«Нет, нет. Сегодня. Пусть это случится сегодня!» - возопило мое второе «я».

«Помни об Ангеле!!!» - отчаянно воскликнула я.

«Да к черту его! Я мечтаю об ужине с Раулем!»

И в глазах моих померкло…



Кто я?

Кто я? Где я?!

Я очнулась все в той же гримерной, но явно спустя несколько часов.

На мне был тот самый злосчастный пеньюар.

Я все вспомнила. Вспомнила, как огромной волной личность Кристины одолела мою и умчалась на свидание с виконтом, даже не удосужившись переодеть сценический костюм.

Вот же твою непорочную мать!

Высунулась наружу – газ прикрутили, у гримерки никого нет, судя по всему, время около полуночи. Засада, однако.

- Ангел! – неуверенно пробормотала я, - Призрак! Ну, хоть кто-нибудь!

Тишина.

Только алая роза ненужной ветошью валяется на полу. Что же ты натворила, мадемуазель Даае?!

Я помнила романтический ужин в самом дорогом ресторане Парижа. Я помнила, что нас видел весь свет, на что мне начхать, и весь бомонд, что куда интереснее. Я помнила все воспоминания, которые вывалила на виконта мое альте-эго.

И я помнила, как мы целовались перед парадным крыльцом Опера Популер. Отменно целовались, надо признать. И я готова была голову дать на отсечение, что Призрак все это видел.

Бл..дь!!!! Бл..дь!!!!

Ну, что ты творишь, дура!? Что ты творишь, глупая девчонка?!

А я? Как же я? Как же Ангел?

Черт.

Я поднялась с обитой атласом кушетки и подошла к зеркалу.

- Ангел? – позвала я, - Ангел? Призрак?

Эрик…

Я впервые вышептала в равнодушную поверхность амальгамы его имя. Слезы перехватывали горло и жгли эти дурацкие глаза с чайного цвета радужкой…

- Эрик!!! – закричала я, не заботясь более о связках.

Тишина сдавила уши.

Я опустилась на колени и зашарила по раме. Должна быть кнопка, должна быть…

Щелк!

Я ее нашла.

Прилагая остатки сил, я сдвинула зеркало в сторону.

В тоннеле было пусто.




Глава 6, в которой героиня форсирует разнообразные преграды, лечится, извиняется, дерется, мирится, ссорится и снова мирится – и все время поминает чулки


Я поднялась с колен.

Плакать было неконструктивно. Поэтому я решительно задвинула зеркальную дверцу в пазы и шагнула в темный, освещенный одними редкими масляными светильниками коридор. Уже понятно было, что ни канделябры, ни прочая романтическая чепуха мне не светят… Только крысы по углам. Как хорошо, что на мне домашние туфли! Не придется шагать по этому в одних чулках.

Господи, о чем я думаю? А вдруг он сделал самое страшное? Нет, господи, нет! Черт, Эрик, не натвори глупостей, пожалуйста, ты не один, пожалуйста…

Я почти бежала, краем глаза подмечая подробности. Ага, вороной конь, не забыть бы вернуть его в конюшню. Жалко. Путь уходил все дальше под землю, здесь так душно и сыро, я почти мгновенно вспотела, как в бане. Затормозила у самой кромки воды. А лодки-то нет.

Хрен с ней, с лодкой, и так дойдем, подумаешь!

Я – девушка простая, а потому мигом скинула пеньюар и туфли, дабы не замочить в местных водоемах. Чулки, пожалуй, оставлю – так больше шансов, что к ногам не прицепятся всяческие пиявки. Подол своего одеяния я подвернула и обвязала вокруг талии. Вода с непривычки обжигает, несмотря на то, что это Париж, а не Мурманск какой-нибудь, и она такая мутная, неприятная… Но надо идти. Решительно подняла над головой сверток с туфлями - и вперед, по мрачному тоннелю!

Иду и иду, от бедер во все стороны разбегаются бурунчики, кругом что-то постоянно капает и льется. Жуткое местечко, если честно.

Вот и знакомые атланты, и гигантская голова. Решетка поднята, как будто… как будто ее забыли закрыть. Меня бросает в дрожь, я затыкаю голос благоразумия… или это Кристина? Затыкаю и ее тоже. Сегодня в подземелье буду только я, я одна.

Фигура Призрака – первое, что бросилось мне в глаза. Он сидел на корточках посреди ужасного бедлама, в который превратилось его стараниями таинственное жилище под Оперой. Парик на месте, а маска…

Маска оказалась первым, что бросилось мне под ноги: мокрая, жалкая, потемневшая и набухшая от влаги, она валялась на пристани подле лодки, словно ее отшвырнули, как бесполезный отныне предмет. Я подняла ее и осторожно лизнула. Соленая. Сколько же слез впитал в себя этот маленький кусочек кожи? Аккуратно сложив узелок с вещами на ближайший камень и отвязав подол, я пошла навстречу своей судьбе.

- Ангел!

Фигура дрогнула, точно собираясь рассыпаться.

- Призрак!

Он привстал с корточек и слепо зашарил вокруг руками.

- Я пришла, как и обещала, - я встала у него за спиной, вплотную к нему, и протянула через плечо маску, - прости меня, Ангел…

Он вздрогнул от прикосновения моей руки к своей груди – я не видела, куда именно протягиваю маску, но быстро справился с собой, приложил маску к лицу и повернулся, одновременно поднимаясь. Наконец-то мы встретились.

Призрак что-то кричал, говорил какие-то жестокие, горькие и холодные слова, а я смотрела на него и видела только покрасневшие от слез глаза, слипшиеся стрелочками ресницы, отекшее левое веко и мокрую, как от дождя, щеку.

Наконец он умолк и выжидательно на меня уставился. А что я могла сказать?

- Прости меня, мой Ангел, но я очень устала и промокла. И мне холодно, - я слабо улыбнулась, почти не рассчитывая на ответ.

Тут только Призрак обратил внимание на то, в каком виде я к нему явилась.

- Немедленно в постель! Простудишься босиком на полу, потеряешь голос! – он бесцеремонно ухватил меня за руку и поволок в сторону спальни – единственной не подвергшейся разрушениям комнате – где стояла кровать в виде лебедя.

Мой энергичный Ангел швырнул меня на алое покрывало и куда-то исчез. Я забралась на постель с ногами и принялась стягивать мокрые грязные чулки, подрастерявшие в воде всю белизну. Несколько минут спустя он вновь появился – на этот раз с чашкой чего-то приятно пахнущего, похожего на глинтвейн.

- Подогретое вино со специями, - пояснил Призрак, как будто я и сама бы не догадалась.

Он поставил чашку на прикроватную тумбочку и явно собирался удалиться.

- Стой, - я ухватила его за рукав, - нам нужно поговорить.

Я вынудила его сесть возле меня и сама выпрямилась рядом. Чтобы чем-то занять руки, взяла чашку и уставилась в бордовую дымящуюся глубину напитка. Я не знала, что сказать, как извиниться за эту нелепую жестокость, с которой моя альтер-эго отвергла своего учителя, променяв встречу с ним на ужин в дорогом ресторане с «другом детства». Конечно, цветы, шампанское, симпатичный дворянин, все смотрят на тебя – кто с завистью, кто с любопытством… Ох..ть как романтично. Я не знала, чем загладить ее вину за эту чудовищную боль, которая рвалась из него наружу, но ее источник не иссякал. Потому что источником была я. И я тоже была виновата во всем.

- Прости меня, прости. Я не дождалась… - моя голова опустилась еще ниже. Нет, я не стану плакать, потому что так нечестно, - я не думала, что ужин затянется. Виконт ведь покровитель Оперы, его благосклонность мне на руку, если я и дальше хочу быть примой…

Это было грубо, но в этом заключалась правда.

- Ты с ним целовалась, - бесцветно ответил Призрак.

- А что такого? – вскинулась я, - я девушка свободная, с кем хочу – с тем и целуюсь…

-… А нравы оперных актрис известны всем, - горько закончил он.

Я залпом осушила чашку и грохнула ее о тумбочку. Тонкий фарфор не выдержал и медленно, как в рапиде, развалился на две половинки.

- Да как ты смеешь! Кто ты такой, чтобы читать мне мораль?! – я закусила удила. Меня трясло мелкой дрожью. Обиды обидами, но такое я даже от Призрака не стерплю.

- Последняя, - криво усмехнулся тот и пояснил, встретив мой недоумевающий взгляд, - последняя чашка оставалась от сервиза на 12 персон. А я – твой Ангел Музыки, но об этом ты и сама догадалась. Ложись спать, а завтра я отведу тебя обратно.

С этими словами он начал подниматься. Но не тут-то было. Душа моя горела жаждой мщения. Нащупав рядом жесткий валик декоративной подушки, я ухватила ее покрепче и со всей силы жахнула Призрака по спине. От неожиданности он потерял равновесие и полетел на пол. Но это меня не успокоило. Мораль о том, что лежачих не бьют – точно не про меня писана: добью, отпинаю и еще плюну на остывающий труп. Как только он начал подниматься, я припечатала его подушкой сверху.

- Вот тебе, вот! – орала я, размазывая рукавом по лицу слезы и сопли, - чтобы больше не возводил напраслину на честных девушек! Я к нему, как дура, поперлась по подвалам, по холодной воде, с пиявками! А он! Он! Он… Ты где?

Тихо.

Я осторожно осмотрелась. Вокруг кровати было пусто. Тогда я, продолжая сжимать свой верный снаряд, осторожно легла на живот и свесила голову вниз. Под кроватью тоже никого.

И тут меня крепко ухватили за лодыжки и дернули на себя. От неожиданности я закричала, забилась, и, кажется, лягнула Призрака куда не следует. Во всяком случае, он издал пронзительный вопль, выпустил мои ноги и, скорчившись, упал на пол.

Мда.

Как-то я себе иначе эту сцену представляла. Музыка ночи, ничего не скажешь.

Отшвырнув подушку в сторону, я осторожно соскользнула с кровати и подползла поближе к Призраку. Отбросив страх, коснулась согнутой спины, помедлила – и обняла его одной рукой, прижавшись щекой к его плечу.

- Больно, да? Ну, извини, не рассчитала, - смущенно забормотала я, - ты меня напугал, я с детства не люблю, когда меня за ноги хватают. Убить готова.

Вместо ответа Призрак вздохнул и прислонился ко мне, чуть наваливаясь. Это было так странно… Но, видимо, последние события настолько выбили его из колеи, что обычному стеснению просто не нашлось места. Я обняла его второй рукой, легонько подула в шею и быстро-быстро зашептала:

- У волка боли, у медведя боли, у Ангела заживи…

Я опять пропустила движение, когда он выскользнул из моих объятий и уселся по-турецки напротив. Парик растрепался, костюм весь в пыли, воске и каменной крошке, один глаз завешен волосами, зато другой смотрит с веселым недоумением.

- Что ты сейчас сказала? Повтори!

- У волка боли, у медведя боли, у Ангела заживи… - послушно повторила я и добавила, - мне мама в детстве так говорила, когда я ушибалась.

- Мама… - взгляд Призрака мечтательно затуманился, - значит, так это бывает… Ты очень добрая, Кристина.

- Почему это? – опешила я от такого неожиданного вывода. Вроде бы, ни одно из моих предыдущих телодвижений доброты не выдавало. Может, он от горя крышей поплыл?

- Никто никогда… - у Призрака перехватило горло. Он прокашлялся, - ты первая посчитала меня человеком. Там, на колосниках, и сейчас, со своим…

- Наговором, - подсказала я.

Он вновь взглянул на меня и слабо улыбнулся. Я сочла это добрым знаком.

- Мир? – я протянула вперед кулак с отставленным и согнутым крючком мизинцем.

Призрак, похоже, был не в курсе этой детской мирилки. Или в 19 веке так еще не делают? Во всяком случае, он уставился на кулак с некоторым… недоумением.

- Зачем это?

Я глубоко вздохнула и принялась объяснять:

- Ты должен вытянуть так же свою руку, мы сцепимся мизинцами и торжественно ими потрясем, как будто пожимая руки. При этом полагается говорить: «Мирись, мирись, и больше не дерись».

Глаза Призрака, кажется, по размеру сравнялись с моими.

- Ты уверена, что так надо?

Я поспешила его успокоить:

- Надо-надо.

И мы, как два идиота, сидя на полу посреди раздраконенной спальни, сцепили мизинцы, потрясли ими и проговорили все положенные слова.

- Послушай, Ангел, эээ… Призрак… не знаю, как тебе удобнее…

- Эрик. Зови меня Эрик, - он помог мне подняться с колен.

Вместе мы оглядели поле боя: покрывало на кровати смялось, часть подушек на полу, половинки чашки сиротливо валяются на тумбочке, под ними натекла небольшая липкая лужица, мои чулки почему-то свисают с игрушечной обезьянки. Последний факт меня настолько развеселил, что я расхохоталась, согнувшись пополам и подвывая.

- Что с тобой? – обеспокоенно спросил Эрик.

Да уж, пришел его черед опасаться за мое душевное здоровье.

Несколько секунд я не могла вымолвить ни слова. Наконец, мне удалось доползти до кровати. Я повалилась на нее и замахала руками.

- Да ты – только – посмотри - на это! Сразу и не поймешь, что мы тут делали!.. – я осеклась и густо покраснела от хода собственных мыслей.

Левую половину лица моего Призрака тоже залил румянец.

- По-твоему, над этим стоит смеяться?

Я взглянула в его глаза и увидела там жгучую обиду. Ну, кто меня за язык тянул! Ясно же, что эта тема для него болезненна. Неужели придется начинать заново? Ну, уж хрен вам! Я села.

- Эрик, послушай меня. Я не имела в виду, что мы никогда…, то есть, что мы с тобой…, то есть, что ты… - я стушевалась, глядя, как алый цвет живенько сползает с лица Эрика на шею, - тьфу ты, черт, Эрик!

От моего окрика он вздрогнул, посмотрел на мои ноги – и вдруг без предупреждения очутился совсем рядом с кроватью.

- Ну-ка живо забирайся на кровать! Простудишься, потеряешь голос, и всю жизнь будешь тянуть носки в кордебалете, - Эрик поднял с пола сползшее покрывало и укутал меня, тщательно подоткнув со всех сторон. Я снова поймала его за рукав и усадила возле себя, испытывая странное чувство дежа вю.

- Я не досказала, Эрик. Я всего-то и имела в виду, что любой, кто глянул бы на состояние, в котором очутилась спальня, решил бы, что тут предавались…ммм… утехам. А между тем, мы всего лишь устроили бой на подушках. Это смешно, честно. В этом не было ничего обидного для тебя. Я никогда не обижу тебя намеренно, поверь.

Он очень серьезно посмотрел на меня – и внезапно поймал мою руку и поднес к губам. Я так опешила от этого нежного жеста, что заткнулась напрочь.

- Спасибо тебе, Кристина. За то, что ты такая…

Знал бы ты, какая она, твоя Кристина. Ведь это я, я, я не даю твоему сердцу разбиться, это я собираю по кускам твою искалеченную душу и осторожно несу ее на вытянутых ладонях к небу…

Должно быть, Эрик что-то такое уловил в моем взгляде, потому что обеспокоенно поинтересовался, не болит ли что-нибудь у меня.

- Нет, но… - я мучительно подыскивала предлог своему подпортившемуся настроению. Наконец, мой взор упал на злополучные чулки, - вот, - я указала на них, - они такие… как я в них обратно пойду?

Эрик мягко рассмеялся.

- Не волнуйся об этом, я позабочусь, чтобы они к завтрашнему утру стали сухими и чистыми.

Я прифигела, честно говоря.

- Ты собираешься их стирать?

- Да. А что тут такого? – удивился Эрик.

- Обычно мужчины не стирают женские тряпки, да и вообще стирают редко, вот я и удивилась.

- Глупая, - Эрик погладил меня по голове, - да я умываться готов водой, которая после стирки останется, только потому, что ты в этих чулках ходила.

В горле образовался комок размером с мяч для боулинга.

- Т-ты с ума сошел? Эрик, разве так можно?

- Можно. Нужно, Кристина. Только так и нужно.

Комок оброс иглами и превратился в ежа. С этим надо было что-то делать – я не помнила, чтобы в фильме у Призрака была такая жертвенность. Или это я не с той стороны экрана смотрела? Что, если я ошибалась в нем? Что если все в нем ошибались? За все это время Эрик ни разу не упомянул о своей музыке – зато очень трогательно заботился о моем здоровье. Где правда? Где грань между тем, что я знаю, и тем, что есть на самом деле?

Быстро – чтобы Эрик не успел уклониться, я приподнялась на кровати, опершись на одну руку, прикоснулась кончиками пальцев другой руки к его маске и легонько поцеловала в щеку. На большее я не осмелилась, памятуя о почти патологической его застенчивости. Но и этого оказалось довольно – Эрик словно засветился изнутри; в глазах его, которые с поразительной легкостью выдавали любые изменения в душе хозяина, не привыкшего скрывать эмоции, в этих глазах мелькнуло выражение такого счастья, что я даже испугалась.

Но его голос был по-прежнему строг.

- Ложись спать, Кристина.

Я опустилась на подушки и прикрыла глаза. Захватив чулки, Эрик направился к выходу. Тут я вспомнила о свертке.

- Эрик!

- Что?

- Там, на пристани, я оставила туфли и пеньюар.

- Я принесу. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи.

Меня сморило почти сразу, но, засыпая, я еще успела увидеть, как опускается черная полупрозрачная занавесь.




Глава 7, в которой героиня голодает и скитается, работает уборщицей, психологом и истопником и наконец-то достигает мира в своей душе


*~*~*~*~*

Шелест листвы в кронах высоко над головой. Дятел выбивает дробь. Где-то вдалеке пронзительно кричит сойка.

- Что ты делаешь, Кристина?

- Что?

- Что ты сделала со своим Ангелом?

- Ты сама сказала, что он всего лишь человек.

- И поэтому у него нет сердца? А у тебя оно есть, Кристина? Где оно было, твое маленькое сердце?

- Прости. Я…, но это ведь Рауль!

- Он даже не узнал тебя… Разве так выглядит любовь с первого взгляда?

- Но я… я… Ты права. Почему ты всегда права? Какое у тебя право всегда быть правой?

- Иногда я ошибаюсь. Но не в этот раз. Ты ведь слышала Эрика? Он тебе всю душу отдал, и отдаст еще столько же, если ты просто отнесешься к нему по-человечески.

- Белл?

- Да, Кристина?

- А что у него под маской?..

Шелест, мягкий мох под ногами, одуряюще пахнет нагретой смолой.

*~*~*~*~*



И что Кристину так волнует маска? Неспроста это… Еще отчебучит чего-нибудь…

Я проснулась свежей, отдохнувшей и зверски голодной – ужин с Раулем был легковат: эти голубки за разговорами вылакали бутыль шампанского и заели это дело какой-то фигней, которую и за еду-то принять сложно.

Приподнялась на локтях. Пеньюар лежал на покрывале, чулок видно не было, наверное, где-то сушились. Спустив ноги на пол, я попала точнехонько в туфли. Надо же, какой предусмотрительный… Перед носом у меня болтался витой шнур, увенчанный кистью. Ага, это подъемник для занавески. Я легонько потянула шнур вниз, и полупрозрачная ткань медленно поднялась, открывая великолепный вид на озеро.

Накинув пеньюар, я вышла из спальни. Почти все свечи прогорели, поэтому в пещере царил сумрак. Освещались только пристань и небольшое пространство вокруг органа. Там-то я и обнаружила Эрика. Правда, он отнюдь не творил что-нибудь великое, и даже не ждал, когда я изволю продрать очи. Он банально спал. Дрых, кемарил, почивал, сопел в две дырки… Короче, вы поняли. Бедный – совсем вчера умотался. «Еще бы, - ехидно заметил внутренний голос, отчего-то похожий на Кристинин, - все поломать, посуду там побить – никаких сил не останется». Я мысленно пожала плечами. Ну, поломал, ну, побил. Так сама виновата – нечего было с виконтом шашни крутить. Внутренний голос заткнулся.

Эрик спал, смешно откинув голову и приоткрыв рот. Он уже успел сменить фрак и жилетку на пижонский бархатный халат, который я помнила по фильму. Я вздохнула… и прошла мимо, держа путь в разгромленный кабинет. Тут был форменный бардак: кругом валялась опрокинутая мебель, обрывки бумаги, поломанные перья, разодранные книги с отлетевшими обложками… Вот за книги я ему точно пистон вставлю. Я поставила на место опрокинутый стул, несколько канделябров и пюпитр, потом напряглась и добавила к ним два стола. С сожалением глянула на обломки миниатюрного театра. Наверное, его можно починить. Если постараться. А уж я постараюсь, чтобы Эрик постарался. Я сгребла обломки в кучу и подняла на стол, собрала фигурки и присоединила к куче. Люстру было особенно жалко: даже в крошечном воплощении ей не повезло… Я отмахнулась от груды ассоциаций, возникших при мысли о падении люстры, и окинула «руины» критическим взором. Так. Эту бронзовую вазу я приспособлю под мусор, а на стол сложу то, что уцелело, и хорошо бы зажечь несколько свечей, а то не видно ж ничего. Подобрав вывалившиеся из канделябров свечи и вернув все, кроме одной, на законные места, я сходила с оставшейся на пристань за огоньком. Так-то лучше. Веселее даже, я бы сказала. При свете вещи находились быстрее, так что минут через десять основные следы погрома были устранены. Книги, кроме нуждающихся в ремонте, заняли свои места на этажерках и вдоль стен, бюсты – на подставках, маски – на бюстах. Большие куски чертежей и нот я свалила, не разбираясь, на кресло, обшитое красным бархатом. Сейчас по центру его сидения красовалась прореха, а спинка была заляпана воском, но в целом выглядело оно прилично. Утешало то, что ни на один из моих – то есть Кристининых – портретов рука у Эрика так и не поднялась. Полотнища, содранные со стен, я аккуратно свернула в кулек и отставила подальше, потому как пыльные они оказались донельзя. Вся керамика и фарфор, конечно же, приказали долго жить, и я сомневалась, что даже такой кудесник, как Эрик, может собрать их из мелкой пыли.

Кажется, все. Единственное, что смущало – метровая статуя конника с отвалившейся головой и странные резные рамы, ибо я решительно не понимала, зачем Эрику этот хлам. И хрен бы с ними, пора будить хозяина, пусть, в конце концов, покажет, где здесь туалет, и сварганит даме завтрак с видом. Я понадеялась, что ситуация с туалетом не отражена известной фразой: «Вам везде».

По мере приближения к стулу, на котором спал Эрик, я чувствовала нарастающий зуд в правой руке и тонкий звон в ушах

Что у него под маской? Что у него под маской? Что у него под маской…

И в самом деле – что?

Я шла и шла, и правая рука вытянулась вперед против моей воли, и я поняла, что хочет сделать Кристина. Черт! Она все же прорвалась сюда!

Нет! Не позволю, не сейчас, рано, еще слишком рано. Рано для него, для тебя, девочка, да и для меня тоже. Мы боролись за управление рукой с такой неистовой силою, словно это была корона повелительницы мира. Миллиметр за миллиметром я проигрывала схватку – ведь это тело было не совсем мое. Вот кисть, трепеща от напряжения, зависла над маской, опустилась, осторожно потянула… маска отклеилась и оказалась у меня в руке. Судорожным усилием воли я заставила руку остановиться и разжать пальцы. Маска упала обратно, задев Эрика по носу.

Призрак проснулся.

И сразу все понял.

- Не смей!!! – раненым тигром взревел он, одновременно вскакивая, отбрасывая меня от себя и подхватывая поехавшую вниз маску. – Не смей к ней прикасаться! Никогда!!! Слышишь?!

Я-то, конечно, слышала, но было не до того. Отлетев назад, я пребольно ударилась локтем о каменную стену – наверняка по нерву попало, - взвыла и теперь стояла, согнувшись и обхватив правый локоть. Вниз по руке разливалось онемение.

- Ты этого добивалась, да? Поздравляю! Ты погляди, какой успех! – мои мысли сочились сарказмом.

- Я… я не думала, что он так… отреагирует, - раздался в голове неуверенный тонкий голосок.

Ага! Кристина. Значит, есть контакт. Теперь мы еще и в режиме онлайн общаться можем. Занятно.

- А как он должен был реагировать, интересно? Это же его самая страшная тайна.

- Ой.

- Вот тебе и ой. Ну, что, рискнем подойти и помириться?

- Может, не надо? Вдруг он сделает что-нибудь?

- Ты же сама слышала вчера, как он к тебе относится. Ничего не сделает. Проорется, потом сам же извиняться приползет. Нормальная мужская психология.

- Ты уверена?

- Уверена. Смотри и учись, пока я жива.

Судя по тому, что Эрик успел переместиться к зеркалам, что стояли за органом (никак не возьму в толк, зачем ему в доме столько зеркал в полный рост – я успела насчитать семь – если он их все равно завешивает?), и теперь мрачно уставился в одно из них, пассажи про Пандору и Далилу я уже пропустила. Вечно я пропускаю все самое интересное! И ведь даже назад не отмотаешь…

Я подкрадываюсь сзади. Где-то было написано, что самые действенные аргументы – невербальные, поэтому я быстро-быстро преодолеваю оставшееся расстояние, утыкаюсь лбом ему между лопаток и обхватываю его левой рукой – правая по-прежнему свисает вдоль тела, – крепко прижимая к себе. И, кажется, начинаю приговаривать:

- Ну, все, все… все, Эрик. Ничего страшного не случилось. Все хорошо…

Тут он поворачивается так резко, что я отшатываюсь и невольно зажмуриваюсь, опасаясь… сама не знаю, чего опасаясь.

- Кристина… - шепчет Эрик совсем близко, так близко, что я открываю глаза – и он стоит передо мной, потеряно опустив руки, - я тебя напугал… я только и делаю, что пугаю тебя, - и горькая улыбка кривит губы, и за зрачками прячется такая тоска, и я… Кристина… мы – мы больше не боимся человека в белой полумаске.

Мы потянулись к нему, и тут же боль пронзила правую руку до самых кончиков пальцев. Нерв ожил, и я прошипела сквозь зубы:

- Ну, твою же мать, - рефлекторно хватаясь за локоть.

- Что случилось? – мгновенно обеспокоился Эрик.

- Ушибла о стену, - коротко ответила я, благоразумно промолчав о том, кто именно помог мне с этой стеной встретиться.

Впрочем, не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Лицо Эрика – видимая часть – как по мановению волшебной палочки стало виноватым, а взгляд наполнился искренним раскаянием. Я с трудом сдержала смех.

- Видишь? Я же говорила, а ты не верила.

- Да-а… Ну, не мучай его, скажи что-нибудь доброе.

- Пожалела?

- Пожалела. Это плохо?

- Это здорово.

- Эрик, не волнуйся, сейчас все пройдет, - я бесшабашно заулыбалась, как бы говоря, что все это пустяки и яйца выеденного не стоит.

Кстати о яйцах: неплохо было бы все же позавтракать хотя бы до обеда.

- Я принесу лед, - упрямо проговорил он и просочился мимо меня куда-то в сторону спальни, - а потом пора возвращаться. А то глупцы, управляющие моим театром, начнут тебя искать.

- Стоять! – рявкнула я, удовлетворенно отмечая, как резко Эрик замер и как скоро повернулся, должно быть, не веря, что его хрупкая девочка может издавать такие звуки. – Значит, так. Во-первых, никуда я не пойду, пока не получу завтрак. Хороший плотный завтрак. Во-вторых, не найдется ли у тебя одежды попроще, нежели свадебное платье, а то мне надоело рассекать по твоему дому в пеньюаре. И, в-третьих, покажи, где тут у тебя ванная, я хочу… освежиться.

Пока я распиналась, Призрак краснел, бледнел и зеленел попеременно, словно не мог выбрать, какой цвет ему более к лицу.

- Завтрак, - просипел он, наконец, - ты хочешь со мной позавтракать? Правда?

- Нет, шучу я так! – я опять начала злиться. – Ну, сам подумай: я торчу тут, уже бог знает сколько времени, наверху, небось, все сроки завтрака прошли, а это означает, что я должна буду идти в кафе. Но до этого придется еще умываться и переодеваться, тут уж не завтракать, тут обедать будет пора. И учти, что ужина у меня, считай, не было…

Я осеклась и мысленно дала себе пинка. Язык мой – враг мой, это про вашу покорную слугу. Эрик мигом помрачнел, но почти сразу же и просиял.

- Скряга твой виконт.

- Да уж, что есть, то есть, - мысленно отозвалась я.

- Нам не до того было… - влезла Кристина

- И чем это вы так заняты были?

- Фу, как пошло. И грубо. Ничего не было.

- Да я в курсе. О, нас, кажется, наконец-то проводят в ванную.

Пока мы препирались с Кристиной, Эрик расцвел майской розой.

- Ты… - ты – сама – по своей воле – будешь со мной завтракать. Я и не мечтал о таком, - отрывисто говорил он, показывая дорогу.

- Спокойнее, Эрик, спокойнее, не надо так торопиться, я никуда не денусь, - с трудом переводя дух, я спешила за Призраком, который несся, перепрыгивая через две ступеньки и поминутно оборачиваясь, точно я могла растаять в воздухе.

Мы прошли в спальню. Он обогнул кровать справа и отодвинул неприметную занавеску мышиного цвета. За ней оказался небольшой коридор, в который выходило три двери.

- Налево кухня, направо ванная, прямо кладовая, - прокомментировал Эрик.

Я заглянула в ванную. Ничего так, да. Скромненько и со вкусом.

- Эрик, откуда у тебя деньги на керамическую ванну и позолоченные краны? – поинтересовалась я.

Призрак смутился.

- Директора платят мне.

- Ага. А за что?

Разговаривая, я вошла в комнату, со вздохом опустилась на колени перед водонагревателем и взяла с приступки коробок спичек. Конструкция была мне знакома – такой же здоровяк, немного похожий на гигантский самовар, стоял когда-то на даче моей бабушки. Внизу у него была топка, которую надо было раскочегарить, а потом еще ждать минут двадцать, пока не нагреется вода. Судя по тому, что кроме крана нагревателя был и еще один, с подведенной свинцовой трубой, нагревать можно было хоть до кипятка.

- Я – мастер на все руки.

Призрак остался стоять на пороге, привалившись к косяку и сложив на груди руки.

- Как это? – я искоса глянула на него: не бросится ли мой галантный кавалер на помощь даме сердца?

Галантный кавалер со вздохом подошел и отнял у дамы спички.

- Так это, - он присел на корточки, сложил наколотую лучину шалашиком, оторвал кусок от листа помятой бумаги, поджег его и подсунул в самый низ «шалашика». - Задники к «Ганнибалу» видела? Их рисовали по моим эскизам. И костюмы делали. И весь реквизит…

- И слона, - добавила я ему в тон, наблюдая, как крошечный язычок пламени пробует на вкус тонкие деревянные палочки, постепенно разгораясь.

- И слона… - задумчиво повторил Эрик, тоже, как завороженный, глядя на огонь, но сразу же спохватился. - При чем тут слон? Слон был уже давно.

- Давно… - я задумчиво взяла полено и потянулась сунуть его в печку, - И как давно?

- Сколько я здесь живу, - Эрик перехватил полено, коснувшись при этом моей руки, но не отдернул, как поступал обычно, а задержал свою ладонь поверх моей и даже погладил ложбинку между большим и указательным пальцем.

Осмелел. Это не могло не радовать.

- А если точнее? – продолжала любопытствовать я, - это сколько лет?

Эрик помолчал, сунул в топку еще несколько поленьев, закрыл заслонку и выпрямился во весь свой великолепный рост.

- Двадцать, - сухо произнес он, наконец, не глядя на меня. – Больше, чем ты живешь на свете.

Вот же ж засада.

Я утомленно потерла виски. Как же с ним было сложно: не одно, так другое. И так всю жизнь? Это большая жертва. Хотя… что я знаю о жизни и о жертвах? По крайней мере, скучать и унывать мне точно не придется. Я поднялась с колен, опираясь на предложенную руку, но, поднявшись, и не подумала разжать пальцы, наоборот, перехватила его запястье покрепче. Если я что и умею, так это идти по жизни ва-банк.

- Действительно, больше. И что? Надеюсь, это не означает, что ты будешь относиться ко мне с пренебрежением, взирая с высоты своего опыта? – я запрокинула голову, чтобы посмотреть Эрику в лицо.

Кажется, он не ожидал таких слов. Он нервно сглотнул и поглядел на меня, будто увидел впервые.

- Ты – удивительная девушка, Кристина, - Эрик покачал головой. – Я знаю тебя десять лет, но теперь у меня такое чувство, что я никогда толком и не знал тебя.

Моя правая рука поднялась, погладила его по щеке, да и задержалась там. И я не была уверена, кто из нас – я или Кристина – ею управляет.

- Познание всегда следует начинать с себя, - прошептали мы.

Эрик вздрогнул всем телом – от слов ли или от прикосновения – и прильнул к моей ладони, прикрыв глаза и наслаждаясь лаской. Он будто хотел весь целиком уместиться в эту узкую ладонь с длинными пальцами и аккуратно подстриженными ноготками.

Я не знаю, сколько мы так простояли. В конце концов, коснувшись напоследок его губ большим пальцем, я опустила руку.

В животе предательски заурчало, разрушая романтику момента.

- Так что насчет завтрака? - как ни в чем не бывало, осведомилась я.

Призрак открыл глаза и встряхнулся, приходя в себя.

- Д-да. Завтрак. Там тоже нужно разжечь плиту… Могу я попросить тебя?..

- Приглядеть за нагревателем? – подхватила я. – С удовольствием. Обожаю смотреть на огонь. Ты иди, не бойся.

Я снова опустилась на колени. Разлетевшиеся полы пеньюара напомнили мне о крайней необходимости в смене костюма – то, что было на мне сейчас, мало того, что слабо подходило для завтрака, так еще и испачкаться успело незнамо как.

- Эрик! - он обернулся. – Костюм. Поищи, пожалуйста, что-нибудь подходящее. И полотенце бы не помешало.

Призрак кивнул и скрылся за дверью.




Глава 8, длинная, в которой героиня принимает ванну, напропалую флиртует с Призраком, дивится на быт прошлых веков, смелой походкой идет по пути к сердцу мужчины и, как истинная муза, вводит оного в прекрасный мир рок-музыки


Поскольку печка в особом присмотре не нуждалась, я решила осмотреться. Ванная комната впечатляла размерами: по самым слабым прикидкам моя кухня бы в ней точно поместилась. Стены, как и везде вокруг, каменные и неровные, на них все те же драпировки и лампы, в которых я без труда узнала керосинки. Возле необыкновенно красивой белоснежной ванны с позолоченными ножками в виде львиных лап – умывальник. Зеркало, как водится, завешено, на полочке - обычный набор мужских прибамбасов: бритва, помазок, мыло, миска, чтобы взбивать пену, какой-то флакон, видимо, с лосьоном. Я подошла к столику в углу. Он был уставлен разномастными коробочками, флакончиками, ящиками… Я не вытерпела и сунула нос в каждый. Пены, соли, какие-то неведомые духи и притирания, и все такие ароматные, наверняка ужасно дорогие. А сибаритствует Эрик, однако же… Напротив столика обнаружилась дверца, за коей оказался самый обыкновенный ватерклозет. Ага, значит, у Эрика проведена канализация. Странно, что газа нет – в Опере-то он был.

Наконец, после долгих минут ожидания и двукратной порции дров, я удовлетворилась температурой нагревателя и выкрутила краны. Скромность мне не свойственна, поэтому без зазрения совести я посыпала и полила в ванну понравившиеся соли и пену, быстренько разделась и опустилась в воду. Несколько мгновения я просто сидела, откинув голову на спинку, и наслаждалась теплом, мягкой щекоткой поднимающейся пены и чудесными ароматами.

- Ты не положила простыню? – удивилась Кристина.

- А зачем? – еще больше удивилась я.

- Ну… так принято… Это негигиенично – купаться в непокрытой ванне.

- Да? Вот уж не знала. Всю жизнь купаюсь, и до сих пор как-то обходилась без простыни. А просто помыть ванну перед купанием недостаточно?

- Не знаю. Наверное. Ну, да бог с ней, с простыней. Расскажи что-нибудь…

Стук в дверь прервал наш мысленный диалог. Я поглубже занырнула в воду и набросала пены в стратегически важные районы, дабы не пришлось откачивать гостеприимного, но очень трепетного хозяина.

- Входи, Эрик.

Он вошел боком, тщательно отворачиваясь, держа в руках стопку вещей. Неловко донес ее до стула, на котором я оставила свое бельишко, положил, замер.

- Тебе еще что-нибудь нужно? – спросил он глухо.

Мне в голову стрельнула шальная мысль и, не успев тормознуть, обдумать ее или хотя бы зажать рот, я выпалила:

- Можешь спинку потереть.

И поимела сомнительное удовольствие наблюдать стремительно краснеющего Призрака. Для местного привидения он был, все-таки, излишне материален. Черт, что я несу!

- Ты что делаешь? – похоже, в этом вопросе мы с Кристиной были солидарны.

- Это у меня шутки дурацкие, извини, бывает…

- Прости, Кристина, но я… не могу, - запинаясь, проговорил Эрик.

- А я и не настаиваю, - вздохнула я. Мда. Дура-баба-деревяшка... – Ладно, проехали… в смысле, закрыли тему, ах, ты ж! Как там… давай оставим этот глупый разговор.

- Ты очень изменилась… говоришь и ведешь себя по-другому…

Я таки дождалась, что Эрик стрельнул взглядом в мою сторону. Глаза его расширились, а из груди вырвался изумленный не то вздох, не то стон. Я проследила за направлением его взгляда и обнаружила, что по привычке вывалила чуть ли не всю левую ногу через край ванны, и даже не заметила. А нога у меня – у нас – знатная. Я со всплеском втянула ее обратно, обрызгав недостаточно далеко стоявшего Эрика и погрузившись в воду почти по глаза. Мне было стыдно. Стыдно так издеваться над человеком, любящим столь страстно и вынужденным эту страсть сдерживать. Я, конечно, садистка, но не до такой степени.

Он повернулся к двери, намереваясь выйти. Тут я вспомнила одну важную вещь и, преодолев муки раскаяния, вынырнула.

- Эрик, а чем у тебя можно вымыть голову?

Эрик обошел ванну по широкой – насколько позволяли размеры комнаты – дуге и взял со столика несколько флакончиков. Он переставил их на накладную полочку, чтобы мне не нужно было тянуться; для этого ему пришлось встать почти вплотную к ванне.

- Это жидкое мыло с травами – для мытья, это эликсир моего изобретения – для лучшего роста волос, его тоже нужно смывать, а это – масло для мягкости, его смывать не надо, - монотонно пояснял Эрик, стараясь глядеть исключительно на флакончики.

- А это зачем? – я выпростала руку из пены и указала на пузатый флакон позади остальных, - про него ты не сказал.

Эрик уставился на флакон в недоумении, потом быстро схватил его и понес обратно на столик, при этом, насколько я могла судить, покраснел еще больше, если такое возможно в принципе.

- Э-это от облысения… но тебе ведь оно не нужно, я уберу…

- Понятно, - сказала я, чтобы хоть что-нибудь сказать, злясь на себя, что поставила его в неловкое положение. В который уже раз. Куда не плюнь – всюду у Эрика найдется больное место. С этим пора кончать. Причем во всех смыслах. – Эрик, а… завтрак? Как там дела?

- Да! – спохватился он. – Я поставил греться воду, нужно проверить, не прогорели ли дрова, а то плита погаснет.

- И мне тоже подкинь.

Кажется, сейчас равновесие удалось сохранить.

Когда Эрик убрался, я еще чуть-чуть понежилась в воде, но настроение уже было не то. Я села, подцепила с крючка большую губку – натуральная, надо же, - чуть поколебалась, размышляя, насколько это прилично и гигиенично – брать чужую мочалку, потом плюнула, схватила кусок мыла и принялась за дело. Думать тут особо было не надо, и ко мне опять «постучалась» Кристина.

- Ушел…

- Угу.

- Так ты мне расскажешь?

- И что тебе рассказать?

- Ну… что у Эрика под маской.

Опять двадцать пять! А, может, пора уже? И с чего начать?

- Та-ак. Во-первых, имеет место явная деформация лицевого участка черепа справа, возможно, вследствие неправильно сросшихся переломов. Выраженное покраснение кожного покрова, а также поражение, напоминающее по виду воспаление или ожог, заметны образования, напоминающие папилломы. Деформация нижнего века и крыла носа. Отсутствует бровь. Присутствуют рубцы и припухания неясной этиологии. Кажется, все.

- Я ничего не поняла, - жалобно пробормотала Кристина после недолгого молчания.

Я про себя повторила описание. Да, жесть, без поллитра не разберешься, особенно, если ты обычная девушка 19 века.

- А давай, - мне вдруг пришла в голову интересная идея, - давай, я тебе его покажу.

- Ты так можешь?

- Попробую. В конце концов, я же ничего не теряю.

Я покопалась в памяти и выудила наиболее пристойное и не внушающее ужас изображение Призрака – из сцены с обезьянкой.

- Ой! – вырвалось у Кристины.

- Ну, не красавец, - философски отозвалась я, - зато изменять не будет.

- Потому что никто не позарится?

- Потому что верный.

Кристина снова помолчала.

- А отчего это?

- Понятия не имею. – Я покончила с омовением тела и теперь втирала в корни волос душистое жидкое мыло. Эрик еще и химик… Эх, какой мужчина – прямо хватай и беги. Кристина услышала отголоски моих мыслей и прыснула. – Есть несколько версий. Может, он был таким с самого начала. Может, мать, будучи беременной, чем-то переболела, или упала откуда-нибудь, или пыталась избавиться от плода. Но тогда это должно было произойти на ранних сроках, когда только листки зародышевые закладываются. Или… Нет, точно не скажу. Не забивай голову. Еще возможна родовая травма – если его тащили щипцами. В крайнем случае, это мог быть и несчастный случай, о котором не помнит даже он сам.

- Меня сейчас стошнит, - выдавила Кристина.

- С чего бы это? – удивилась я.

- Избавиться от плода, тащить ребенка щипцами – это же ужасно!

- Добро пожаловать в реальный мир, девочка, - это было безжалостно, но пора бы ей повзрослеть.

Еще несколько минут Крис переваривала информацию и, видимо, разглядывала изображение. Я успела смыть мыло и теперь сидела, ждала, когда впитается эликсир.

- Белл?

- А?

- Почему он плачет?

- Что?

- Ну, на этом изображении он плачет. Его кто-то обидел?

- Да, - ответила я после паузы. – Ты.

- Я? Что я сделала?

- Ушла с Раулем.

- О. А откуда ты все это знаешь?

Давно я ждала этого вопроса.

- Понимаешь… Я из другого мира, такого же, как этот, но там, где я живу, уже двадцатый, даже двадцать первый век. И все, что сейчас происходит, у нас уже было. – Да, я немного кривила душой, но мне показалось слишком сложным объяснять ей основы кинематографа, да и обидно, должно быть, узнать, что ты – чья-то фантазия, пусть даже и в другом мире. – И эта история тоже уже случилась. А я хочу все изменить. Хочу восстановить справедливость и спасти пару человек.

- Ты хочешь, чтобы в этот раз я выбрала Эрика?

Я устало запрокинула голову назад, смывая эликсир.

- Я хочу, чтобы ты вообще выбрала. В моем мире тебе не дали даже времени подумать – каждый тащил к себе и все вы наломали немало дров. А я надеюсь, что ты сможешь сесть и подумать, что нужно лично тебе. Не чужому дяде, а тебе лично, потому что это твоя жизнь, не дядина. Вот и все.

Кристина заткнулась надолго. Я успела вылезти из ванны, спустить воду и вытереться, и теперь сидела на краешке стула, намазывая волосы маслом.

- Белл.

- Ну?

- Ты мне поможешь?

Я скинула полотенце и принялась разбирать принесенную Эриком одежду.

- А зачем, по-твоему, я так стараюсь?

- Но тебе нравится Ангел… Эрик?

- Есть такое дело, - мысленно улыбнулась я, - поэтому я не могу быть беспристрастна. Но я постараюсь. И если я застряла здесь навсегда, тебе придется считаться с моим мнением, потому что это и мое тело тоже.

- Мне это не нравится, - я ошибаюсь, или в голосе Крис слышится страх?

- Не дрейфь, прорвемся! – бодро заверяю я, задумчиво вертя в руках мужской костюм.

Любопытно, откуда у Призрака мужской костюм такого размера? Да не один – тот, который он оставил под подушкой девичьей спальни, тоже не отличался габаритами. И вдруг до меня дошло. Вот я жирафа! Это же его старые костюмы! Тех времен, когда он сам был подростком. До сих пор хранит… Зачем? Не ради ж того, чтобы я их одевала. Может, перешивает? Хозяйственный.

Кристина уже изнемогала от веселья, слушая мои рассуждения. Вообще, хотелось бы знать, до каких пределов распространяется ее «слух»? Во всяком случае, я ее не слышу.

- Белл? – позвала она, когда я уже при полном параде и с полотенцем на голове схватилась за ручку двери.

- Ну, что еще?

- А как у вас там, в будущем?

Я пожала плечами.

- Как всегда. Технический прогресс наступает, а люди все те же. Рождаются, живут, влюбляются, женятся.

- А ты замужем?

- Да.

- И как?

- Вот выйдешь замуж – сама все узнаешь, - фыркнула я и решительно вышла в коридор.

На кухне было жарко. Посреди большой пещеры с высоким закопченным потолком стояла устрашающего вида плита, на которой стояли кастрюля и чайник, издававшие недвусмысленные звуки закипающей воды. У одной стены высилась поленница, рядом с ней – мойка и разделочный стол. На противоположной стороне находились обеденный стол, застеленный, очевидно, в честь моего присутствия, красивой скатертью, и четыре стула. По обе стороны от двери стояли две горки с посудой, напротив возвышался громоздкий буфет, по бокам от него – комод и необычного вида шкафчик, который я про себя назначила баром.

Эрик как раз закончил подкладывать очередную порцию дров и повернулся в мою сторону. Я приветливо улыбнулась.

- Спасибо за костюмчик. Слушай, я там попользовалась твоей солью и пеной… и мочалкой, это ничего?

- Кххм. Ничего, - Эрик уже привычно смутился. Клянусь, это будет первая вещь, от которой я его постараюсь избавить! Сколько можно?!

- Вот и ладушки, – обрадовалась я. - А чем ты меня собираешься кормить?

- У меня остался руаяль, и я приготовлю бутерброды и салат из улиток.

Как-то прозвучало… не обнадеживающе. Хорошую вещь так не назовут. Я скептически посмотрела на означенный руаяль и поняла, что это я есть не буду. И заставить меня съесть улитку можно только под дулом пистолета. А что, если…

- Эрик, как ты относишься к спагетти? – прямо спросила я у погрустневшего от выражения моего лица Призрака.

- Не знаю… нормально, - он пожал плечами.

Я воодушевилась.

- Вот и чудненько. Давай сделаем так: ты сходишь за конем, которого оставил в проходе, и отведешь его обратно на конюшню, а я приготовлю спагетти. Классические.

- Точно! – Эрик хлопнул себя по лбу. – Я-то голову ломаю, что я мог забыть… - тут до него, видимо, дошел смысл последней фразы, потому что глаза у него стали, как у глубоководного краба. - Аааа… оооо… Ты умеешь готовить? – выдавил он, наконец.

Глупее вопроса не придумаешь.

- Конечно, умею. Или ты думал, я только петь горазда? Я тоже очень разносторонне одаренная, - беззлобно поддела я Эрика.

- Хорошо, попробуй, - он посмотрел на меня с сомнением.

Ну, погоди, я тебе припомню это «попробуй»! Только надо выяснить пару вещей.

- Тогда мне нужен передник и продукты. И кофе.

- Передник в комоде, спагетти и кофе в буфете, остальное – в кладовой, – скороговоркой выпалил Призрак и слинял из кухни раньше, чем я успела придумать следующий вопрос.

Я прошествовала к комоду, выдвинула верхний ящик, поразилась аккуратным стопочкам полотенец, резко контрастировавшим в памяти с творческим беспорядком в кабинете. Ага, вот и передник. Хорошенько порывшись в буфете, я выудила на свет жестянку с кофе, стеклянную банку со спагетти, бутыль оливкового масла и несколько баночек со специями. Теперь нужны помидоры, чеснок и твердый сыр. Еще бы хорошо свежего базилика, но где его взять? Я сложила продукты на разделочный стол, где обнаружила солонку, а подняв глаза – и чеснок, который, оказывается, висел над столом, заплетенный в косицы, достала нож и доску и направилась в пресловутую кладовку, захватив миску.

В кладовой света не оказалось, зато у самой двери, там, куда падал свет из коридора, нашлась полочка со свечкой и спичками. Восхитившись, в не помню уже который раз, разумной рациональности устройства подземного жилища, я запалила свечку и огляделась. Тут было довольно холодно, а вдоль стен стояло множество стеллажей, коробов и ларей. Помидоры оказались в одном из таких коробов, а сыр – завернутый в мокрую тряпицу – в ларе с двойными стенками, меж которыми виднелся лед. Еще раз посетовав на несовершенство мира ввиду отсутствия свежего базилика, я вернулась на кухню и приступила к священнодействию.

Как есть, мне не дают покоя лавры Гудзонского ястреба, во время готовки я обычно что-нибудь пою. Вот и теперь…

Первая часть будет энергичной, поэтому…

Buddy you’re a boy make a big noise

Playin’ in the street gonna be a big man some day

Снимаю с крючка ковш, зачерпываю из кастрюли, ставлю на стол, опускаю помидоры – пускай с них слезет кожица…

You got mud on yo’ face

You big disgrace

Kickin’ your can all over the place

Следующей снимаю сковородку, с грохотом опускаю на плиту, лью оливковое масло…

We will we will rock you

We will we will rock you

Спешно солю воду в кастрюле и загружаю макароны…

Buddy you’re a young man hard man

Shoutin’ in the street gonna take on the world some day

Чищу чеснок, одним глазом поглядывая на сковороду…

You got blood on yo’ face

You big disgrace

Wavin’ your banner all over the place

Мелко рублю чеснок, отстукивая ритм песни мягкими подошвами домашних туфель…

We will we will rock you

We will we will rock you

Засыпаю чеснок в сковороду и энергично встряхиваю, чтобы он покрылся маслом со всех сторон…

Buddy you’re an old man poor man

Pleadin’ with your eyes gonna make you some peace some day

Очищаю помидоры и лихорадочно ищу терку – или что-то похожее на нее, - с приятным удивлением достаю из буфета точную копию старой маминой терки и напоминаю себе не забыть достать кофемолку…

You got mud on your face

You big disgrace

Somebody better put you back in your place

Энергично тру помидоры, вываливаю их на сковородку, опять встряхиваю, посыпаю сверху перцем и имбирем…

We will we will rock you

We will we will rock you

Лезу вилкой в кастрюлю, проверяю макароны на готовность и успокаиваюсь…

У меня еще две минуты.

Теперь очередь за сыром. И найти дуршлаг. И…

Вдохнув побольше воздуха, чтобы затянуть следующую по списку песню, я обернулась и встретилась взглядом с изумленным взглядом Эрика. В руках у него я заметила бумажный пакет, из которого торчало нечто, подозрительно похожее на свежий багет.

- Что это было?

Я не поняла вопроса, но на всякий случай ткнула вилкой в сторону плиты.

- Вот… спагетти готовлю. Тут.

- Нет, что ты сейчас пела? Я никогда не слышал песни с таким необычным ритмическим рисунком. И манера исполнения… Ты уверена, что она именно такова?

Снова придется врать. Я напрягла воображение:

- Не сомневайся. Эту песню я услышала, когда ездила с папой по Европе. Мне встречалось много странного.

Эрик заметно оживился.

- А еще такие… подобные песни знаешь?

Эх, была не была!

- Знаю, - как в омут с головой бросилась. – А что ты принес, Эрик?

- Ну… зашел на обратном пути к Антуанетте… мадам Жири, успокоил ее, что ты у меня, рассказал про твою тягу к кулинарии, так она еще каких-то трав насовала и…

Я обрадовано пискнула, подбежала к нему и мигом сунула нос в пакет.

Ура! Базилик!

Вырвав несколько веточек из пучка, я поскакала к разделочному столу. Надо было торопиться с сыром – макароны вот-вот сварятся, помидоры, того и гляди, начнут подгорать…

- Спой еще, - попросил Эрик, пододвигая стул и присаживаясь.

Я покосилась на него. Ишь, расселся.

- Спою, - я хитро прищурилась, - если смелешь кофе и найдешь мне дуршлаг.

- Это нетрудно. – Эрик так улыбался, что у меня потеплело на душе. И даже Кристине нравилось то, что проскальзывало между нами на кухне.

Итак, он достал мне дуршлаг, взял кофемолку, я принялась тереть сыр и…

Empty spaces what are we living for…




Глава 9, в которой героиня, наконец, завтракает, вызывает Призрака на откровенность, пьет, как сапожник, поет, занимается самокопанием – и в последний раз поминает чулки


Я развалилась на стуле, небрежно наматывая на палец прядь волос – сидеть за столом в полотенце даже моя анархическая натура считала не комильфо. Свою часть работы я выполнила: на плите исходила ароматным парком целая сковорода отменных спагетти. Похоже, Эрику не придется думать об ужине ближайшие дня два-три, хотя разогретая паста – это совсем не то, что свежая, так сказать, с пылу с жару. Я лениво следила, как Эрик носится по кухне кандибобером, накрывая на стол. Помогать не стала, все равно не знаю, где что лежит, только под ногами буду путаться.

- Надо же, ничего не забыл, - вяло прокомментировала Кристина. – Даже свечи притащил.

- Романтик, - согласилась я.

Разговаривать как-то не хотелось. Готовка все же отнимает некоторое количество сил, а я и так устала после уборки, мытья волос и постоянного сжигания нервных клеток от порывающегося убиться об меня Призрака.

Сервировка, действительно, была выше всяких похвал. Даже странно, откуда бы все это мог знать мальчишка из бродячего цирка. Разве что книжки прочитал… Но и они не могли помочь украсить стол с таким вкусом. Может, это что-то генетическое?

- Что значит «генетическое»? И при чем тут бродячий цирк?

Опять она читает мои мысли! Вот нахальное созданье! Я терпеливо объяснила:

- Генетическое – унаследованное от мамы с папой. А про цирк я тебе в другой раз расскажу.

Тем временем Эрик аккуратно переложил спагетти на блюдо и водрузил посредине стола, на котором уже стояли тарелки и бокалы, лежали столовые приборы, истекали свежестью овощи, «дышало» белое вино. Он взялся было за багет, намереваясь его порезать, но тут я перехватила его руку.

- Э, нет. Такой хлеб я резать не дам! – и кровожадно оторвала от багета здоровенный кусок.

Призрак воззрился на меня. В глазах его плясали смешинки.

- Ты не перестаешь удивлять меня. Чем перед тобой провинился несчастный хлеб?

- Тем, что он такой мягкий. И вкусный, - я впилась в шмат хлеба зубами и дернула головой, как кошка, откусывая почти треть. – Дафай уве вафтаакать, - промычала я с набитым ртом.

- Скорее уж обедать – весело отозвался Эрик и принялся ухаживать за мной: подал салфетку, наложил на тарелку спагетти, налил вина, пододвинул поближе овощи.

Несколько минут прошли в молчании – уж очень вкусно было. Наконец, утолив голод, я, как примерная девочка, промокнула губы салфеткой и цапнула бокал с вином. Махнув для храбрости полбокала, я начала свое героическое наступление на Призрака – пора было раскручивать его на откровенность.

- Эрик, а зачем ты здесь? – светским тоном спросила я, разглядывая бокал на просвет.

Ответом мне послужил весьма удивленный взгляд. Я пояснила:

- В смысле, почему ты здесь? В подвале. Что, недвижимость в Париже слишком дорогая? Или есть иные причины?

Эрик явственно скрипнул зубами, залпом осушил свой бокал и нарочито спокойно ответил:

- Не вижу смысла отпираться. Есть причина того, что я, как ты говоришь, «сижу в подвале», – он сглотнул, пытаясь справиться с эмоциями. – Люди. Они не примут меня.

- Ммм… А ты пробовал? – я бесцеремонно плеснула себе еще вина.

- Зачем? – Эрик горько усмехнулся. – Чтобы лишний раз наткнуться на смех и оскорбления? Я себя знаю, Кристина. И я знаю людей.

- Да ни черта ты не знаешь! – меня понесло. Я опрокинула в себя очередную порцию спиртного и так грохнула бокалом об стол, что у него отвалилась ножка. – Просидеть сиднем двадцать лет – я помню про слона! - в подвале только потому, что, видите ли, над ним могут – могут, а не должны – посмеяться! Что с тобой не так? Из-за чего смеяться или оскорблять, просвети наивную дурочку?! – я со злостью отшвырнула бокал – от стены брызнули осколки.

Кажется, я разошлась. Не перегнуть бы палку, а то поубиваем друг дружку.

- Из-за этого! – Эрик вскочил на ноги и ткнул пальцем в маску. – Если бы ты знала, Кристина, что под ней, ты бы поняла… или сбежала бы в ужасе, как все они!!!

Тут из него словно выпустили воздух: запал пропал, и Эрик устало прошел к горке, доставая для меня новый бокал.

- А что там такого может быть? – не унималась я. Помирать – так с музыкой! – Глаза на месте, нос на месте, рот тоже присутствует. А ты сидишь тут, как крот, и жизни не видишь. Знаешь, про людей, вроде тебя, моя прабабушка говаривала: «Руки есть, ноги есть – пошто милостыню просишь?» Не прибедняйся, Эрик, ты вполне нормальный, на мой взгляд. А если я чего-то не знаю, то объясни – вдруг я пойму. Или покажи.

Он лишь покачал головой, ставя рядом со мной бокал, подлил вина и уселся на место.

- Спасибо тебе, что считаешь меня нормальным, но то ты. Ты, Кристина, особенная. А другие… я выхожу иногда. И я их видел, этих обычных людей – пьяницы, бандиты, воры, шлюхи, нищие, развлекающиеся аристократы и тешащие свои кошельки нувориши. Открываться им? Пробовать достучаться – до них? Нет уж, благодарю покорно, такая самоотверженность не для меня. И не проси, не проси меня показать тебе то, что скрывает эта маска. Может быть потом… может быть.

Я слушала его и не могла понять: вроде бы все вещи, которые он говорил, были правильными и верно схватывали суть большинства людей… Вот именно, большинства, но не всех. Не всех.

- Ты не прав, - тихо произнесла я. – Не все таковы. И… ты ведь выходишь в сумерках и ночью, когда выползает разная шушера, а есть еще белый день. И там обитают озорные дети, красивые девушки, чистенькие старушки… Это разные грани мира – день и ночь. Ты видел изнанку жизни, может, пора взглянуть с парадного входа? – я в последний раз попробовала убедить его вылезти из раковины.

- Нет, Крис. Но все равно спасибо…

Эрик вздохнул и рассеянно подцепил вилкой спагеттину с блюда. Я выхлебала очередной бокал и поняла, что уже несколько… нетрезва. Кажется, Эрик тоже это заметил, потому что отставил бутылку. Вернее, попытался, потому что я ее отняла и решительно плеснула себе в бокал новую порцию.

- Хватит, ты и так слишком много уже выпила – бутылка почти пуста, - вознамерился он меня урезонить.

Ха!!!

- А что, те неведомые источники, которые снабдили тебя сведениями о нравах актрис, не поделились заодно слухами об их пристрастию к алкоголю? – зло прохрипела я и, пошатнувшись, встала.

Разговор принимал идиотский оборот. Эрик молчал. И Кристина молчала – то ли от ужаса, то ли от вина.

- Все-таки любопытно, почему ты не выходишь днем? Аллерг… боязнь солнца? – не унималась я, проклиная свой острый язык и неумение заткнуться в нужный момент, - может, ты – вампир? Хотя для вампира у тебя слишком хороший аппетит и цветущий вид, - я захохотала. – Отличный загар, мне даже завидно быть бледной немочью, когда рядом такой шикарный мужчина…

Я посмотрела на Эрика и захлопнула пасть.

Он был бледен, как смерть. Нет, даже бледнее. Я не знаю, как выглядит Смерть, но Эрику для комплекта не хватало только коня бледного.

- Ты пьяна, Кристина, - прошептал он, вцепившись пальцами в столешницу, - и не осознаешь, что говоришь. Я – шикарный мужчина! – его рот перекосила горькая усмешка, - Воистину, устами младенца…

- Очень пьяного младенца, - влезла я. – К черту философию. Я хочу петь.

И, не дожидаясь ответа, почапала в сторону выхода.

Видимо, пока я принимала ванну, Эрик зажег новые свечи, потому что на озере было светло. Я плюхнулась на банкетку возле органа, подперла голову рукой и с любопытством исследователя-полярника нажала пальцем ближайшую клавишу. Зазвучала долгая густая нота. Смуглая рука обхватила мою ладонь и отвела ее прочь от инструмента. Я подняла голову: надо мной стоял Эрик и улыбался уже привычной чуть печальной улыбкой.

- Ты, кажется, собиралась петь? Какую арию?

- Ты не знаешь этой песни, - фыркнула я.

- Одна из тех, что ты слышала, когда путешествовала с отцом? – Эрик уселся рядом и задумчиво провел пальцами по клавишам. Будто лаская. Где-то внутри шевельнулась, поднимая голову, ревность. Он всегда будет любить музыку больше меня. И я не стану бороться – себе дороже выйдет.

- Да, - для убедительности я кивнула – чуть не сверзившись с банкетки. Спасибо, Эрик подхватил в последний момент.

- Давай, - он склонил голову, приготовившись слушать. Кончики пальцев дрожали в предвкушении – он явно хотел подобрать мелодию.

Я набрала воздуха и выпрямилась.

There's no time for us.

There's no place for us.

What is this thing that builds our dreams,

Yet slips away from us?



Who wants to live forever?

Who wants to live forever?

Я сделала паузу – и вдруг заиграла музыка. Эрик успел подобрать мелодию за то время, что я пела первый куплет!

- Пой! Пой дальше! – требовательно произнес он и заиграл вступление ко второму куплету.

Я подчинилась.

There's no chance for us.

It's all decided for us.

This world has only one sweet melody,

Set aside for us.



Who wants to live forever?

Who wants to live forever?



Who dares to love forever?

Oh, when love must die?

Я украдкой покосилась на Эрика. Он играл на органе что-то совсем особенное, непохожее на мелодию «Queen», но столь же прекрасное. И плакал. У меня на глаза тоже навернулись слезы. Ну, еханый дементор! Сидим тут и рыдаем в три ручья, как в плохом фанфике! Я тронула Эрика за руку, показывая, что сейчас продолжу петь. Орган умолк, лишь последние отзвуки метались под сводами стаей вспугнутых соек.

Then touch my tears with your youth.

Touch my world with your fingertips.



And we can have forever!

And we can love forever!

Forever is our today.

Мои слезы высохли, и теперь я пела яростно и убедительно. Смотри, смотри Эрик, как я чувствую. Что я чувствую. Ничто больше не имеет значения.

Только любовь и музыка.

Who wants to live forever?

Who wants to live forever?

Forever is our today.



Who waits forever anyway?

Я выдохнула, разом ощутив себя маленькой и жалкой. Пока пела – была настоящая, а теперь – снова Кристина. И это ее, а не меня любит Эрик. Не меня. Это я – Призрак. Неведомо откуда взявшийся паразит, вздумавший отхватить местечко под солнцем, и забывший, что за все придется платить. Слышишь, детка? Ты согласна прожить всю жизнь с человеком, который будет любить другую? Который будет называть тебя чужим именем, и его вышепчет в момент наивысшей страсти, и его вложит в последний вздох, глядя на твое – и все-таки чужое - лицо? Так кто из вас Призрак? Кто прячется под маской и боится выйти наружу? Ты готова прожить всю жизнь во лжи? Твоя ложь страшнее его, твое преступление ужаснее самого жестокого убийства: ты хочешь задушить чужую душу, чужую жизнь – и занять чужое место, играя не свою роль? А ты уверена, что справишься? Ты уверена, что тебе оно надо? Если уверена, то, по крайней мере, играй честно. Расскажи ему, кто ты. Признайся. Сними маску.

Не сейчас, взмолилась я. Не сегодня. И не завтра. Слишком быстро.

- Белл, что с тобой? – испуганно прошептала Кристина. – Прекрати. Не мучай себя. Ты – такая же пленница в этом мире, как я – в своем теле. Теперь нас двое. И мы вдвоем все решим. Все получится.

- Спасибо, - искренне ответила я. – Спасибо, что не боишься меня. И веришь – мне. Кристина, ты веришь – мне?

- Верю.

И моей души словно бы коснулась мягкая лапа. Коснулась, погладила, да и убралась восвояси.

- Кристина!

Оказывается, все это время я просидела, уставившись в одну точку.

Эрик обеспокоенно наклонился ко мне. Я не удержалась и звонко чмокнула его в нос. Эрик предсказуемо отшатнулся. Господи, что же придется сделать, чтобы он перестал так бояться людей и прикосновений? Внутренний голос попробовал вякнуть что-то вроде: «Отдаться», но был придушен, чтобы не портить момента.

- Все в порядке, - постаралась я его успокоить, - я просто задумалась. Эрик, а зачем тебе свадебное платье, - поинтересовалась я, чтобы разрядить обстановку.

Лучше бы я этого не делала.

Эрик как раз сунул нос в притащенный с собой бокал. Разумеется, он подавился. Я от души шарахнула его по спине.

- Это так… - ответил он, прокашлявшись. Уже не краснеет – прогресс. – Памятник безумной надежде.

Я кивнула, изобразив понимающую усмешку, сунула руку в волосы, чтобы взлохматить их – и застряла. Черт, я же забыла причесаться! Все, это конец, я эту копну в жизни не распутаю!

- Эрик! – взмолилась я, - полцарства за расческу!

От такого неожиданного перехода он едва не подавился снова.

- Я… я посмотрю. Сиди тут.

Угу. Как будто я собиралась, стоит ему отойти, устроить побег в Китай.

Вскоре Эрик вернулся с вполне приличной щеткой… Если бы не прошло уже столько времени. Волосы успели основательно просохнуть, и колтуны, казалось, намертво вцепились в кудри. Я попробовала с одной стороны – больно, с другой – чуть не лишилась щетки. Эрик решительно отобрал щетку, встал позади и принялся распутывать бардак у меня на голове. Я расслабилась и закрыла глаза.

И в этот момент он запел.

Это была «Музыка ночи». Я все же получила ее, хоть и с опозданием.

Эрик пел и мягко, аккуратно расчесывал густые кудри, а я сидела тихо, как мышка, наслаждаясь каждым мгновением и, кажется, периодически начиная дремать. Не знаю, что именно чувствовал Эрик, но зуб даю на отсечение - ему нравилась ситуация.

А как он пел! Теперь я понимала Кристину из фильма. Одно дело – слушать отстраненно, совсем другое – знать, что поют для тебя.

Кажется, я влюбилась.

Кажется, я совершаю самую большую ошибку. Но в тот миг я забыла всю прошлую жизнь и впервые взглянула в будущее без оглядки. И оно было светло и прекрасно.

- Тебе пора возвращаться, - тихо проговорил Эрик, закончив расчесывать мои волосы. – Уже поздно, тебя ищут. Идем, я провожу.

Он провел меня другим путем, нежели я шла к нему. Неудивительно, впрочем.

Мы вышли рядом с жилыми комнатами.

- Ну… спасибо за все… - пробормотала я, разглядывая носки туфель. – Это было прекрасно. И извини, если что не так.

- Тебе спасибо, Кристина, - мягко ответил Эрик. – Если бы не ты, меня бы ждал еще один одинокий вечер. Такой же, как тысячи предыдущих.

- Но мы же повторим? – я с надеждой уставилась ему в лицо.

Призрак улыбнулся совершенно юной мальчишеской улыбкой.

- А ты хочешь, Кристина?

- Да я настаиваю на этом!

- Хорошо. Я подготовлю что-нибудь особенное.

Я кивнула. Было неловко – я совершенно не знала, что сказать, как попрощаться. Да и не хотелось прощаться. Я просто не могла заставить себя сказать: «До свидания».

- Тогда… до завтра? – я несмело улыбнулась.

- До завтра, - Эрик легонько обнял меня, обернув плащом до самых пяток.

- На колосниках?

- На колосниках.

- Ну так, до свидания? – я посмотрела ему прямо в глаза.

- До свидания, - ответил Призрак, но и не подумал отпустить меня.

Я набралась храбрости.

- Может, ты меня поцелуешь, наконец? – выпалила я, пока здравый смысл не завопил, что напрашиваться на поцелуи неприлично.

Эрик стрельнул с мою сторону глазами, потом вдруг притянул поближе и ткнулся губами мне в щеку. Он был таким… таким… большим, сильным. Настоящим.

И я таяла, как воск, будто личина уверенной в себе тетки в возрасте почти_тридцатника сползала с меня лохмотьями, обнажая шкуру той шестнадцатилетней девчонки, что когда-то верила в фей. И так мечтала о любви. Но к ней никто не подходил на школьной дискотеке. И неважно, что было потом, и сколько сердец она успела разбить, потому что та школьная дискотека навсегда осталась в прошлом, когда уже ничего нельзя исправить, как нельзя рассказать тогдашней девчонке, что она еще возьмет реванш, и судьбу - за горло, и никто больше не посмеет ее обидеть или дразнить…

А теперь я стояла под дурацким блестящим шаром, и играла медленная музыка – пусть будет «Lady in red», и со мной танцевал самый красивый мужчина на свете, и все девушки в школе отчаянно мне завидовали. И прошлое рассыпалось осколками, минуя душу.

Теперь я знала, что делать.

Эрик отстранился, словно любуясь мною на прощание.

- Мне пора, - произнес он после длительного молчания.

- До свидания, - повторила я.

И он исчез – только скрипнул тихонько потайной механизм.

Уже взявшись за ручку общей спальни, я вдруг вспомнила, что оставила у Эрика свое белье.

И чулки.

Дальше >>>

В раздел "Фанфики"
На верх страницы