<<< Начало

* * *

"Dear Old Friend"

Нью-Йорк

Завтракали некоторое время в полном молчании, к счастью, в неловкое оно пока не переросло. Граф Рауль де Шаньи орудовал ножом и вилкой, Густав, искренне надеясь, что никто не видит, cтянул уже третий бисквит, а Кристина тщательно делала вид, что не замечает его проделок. Они всегда завтракали вместе в Париже, ведь из-за того, что Рауль часто отлучался из дома и возвращался очень поздно, ему приходилось пропускать и обед, и ужин. Ох уж эти мужские дела, вздыхала временами Кристина, все-то у них какие-то секреты, в которых, как они думают, никогда не разберутся женщины.

Рауль предпочитал утром кофе, она больше любила чай, который здесь готовили великолепно. Поколебавшись пару мгновений, Кристина налила себе вторую чашечку и отпила, наслаждаясь богатым вкусом. Ах, если бы это мгновение могло длиться вечно, чтобы отложить неизбежный разговор!

Она провела без сна половину ночи, чересчур взволнованная сначала из-за происшествия с Густавом, затем – из-за визита Призрака Оперы. Рауль, вернувшийся очень поздно, бесшумной тенью проскользнул в спальню и очень удивился, застав жену бодрствующей. "Рауль, я должна тебе кое-то сказать... . Густав сегодня потерялся в парке развлечений... Нет-нет, все хорошо, он уже давно дома и спокойно спит, – быстро сказала она, заметив, как подобрался муж, словно готовясь сорваться с места и броситься в ночь на поиски сына. – Но еще кое-что... " Он сжал её пальцы. "Не нужно, Кристина, не сейчас. Давай поговорим утром. Тебе нужно отдохнуть". И она покорно кивнула и опустилась на подушки. Рауль быстро уснул, а она все еще смотрела бездумно в потолок. Муж узнает все равно, поэтому она должна будет рассказать о событиях этого дня ему сама. Но как рассказать!? И самое главное – что? С этими мыслями она и погрузилась в сон. И так и не решила ничего утром, оттягивая и надеясь – на что?

– Итак, виконт, – произнес Рауль, откладывая в сторону салфетку, – нам пора побеседовать о вашем вчерашнем поведении.
– Мадам Жорж наябедничала? – буркнул Густав, не поднимая глаз от тарелки.
– Стыдитесь, сударь! Мадам Жорж слишком снисходительна к вашим проказам и никак не достойна подобных обвинений.
– Мне стыдно, – покаянно произнес мальчик. – Очень-очень стыдно, правда! И вчерашнего больше не повторится! – граф возвел очи горе, прекрасно зная, что повторится, и не единожды. – Но, отец, если бы вы видели, какие там чудеса! А механизмы, вам бы тоже понравилось! И я ничего дурного не имел в виду, я просто хотел посмотреть театр мистера Уай!
– Ты так любишь театры? – поспешно вмешалась Кристина, переводя разговор на другую тему, пока Густав не наговорил лишнего. – Возможно, тебя заинтересует сегодня Метрополитен?
– Дорогая, – кашлянул Рауль, – я одобряю ознакомление нашего сына с жемчужинами мировой сцены, это полезно для расширения его кругозора. Однако, боюсь, что "Жизель" – не самое подходящее зрелище для его возраста. Мальчику будет скучно. И надеюсь, что по билетам от твоей подруги найдутся места, где можно подремать.
– Рауль! – Кристина поняла, что супруг пребывает с утра в хорошем настроении и не намерен наказывать сына. И, кажется, не будет расспрашивать подробно о Кони-Айленде. Это замечательно, пусть так и останется. – Ведь кто-то, не знакомый с тобой так хорошо, как мы, может и поверить!

Рауль де Шаньи изобразил гримасу ужаса, и она уже открыто засмеялась. Ах, как жаль, что сейчас придется нарушить этот маленькую домашнюю идиллию, потому что кое-что не удастся скрыть.

– Милый, мне нужно обсудить с тобой очень важный вопрос, – сказала она. Рауль посерьезнел. – Вчера ко мне обратились с просьбой спеть.
– На очередном домашнем концерте? – притворно зевнул граф.
– Нет, в театре. – Она сделала паузу, собираясь с духом. – На Кони-Айленде. Это предложение от мистера Уай. Насколько я понимаю, он очень важная персона в Нью-Йорке.
– Что?

Густав, собравшись, было, встрять в разговор родителей, прикусил язык.

– Разумеется, ты отказалась?
– Я пообещала подумать, – кротко ответила Кристина. – Мне бы хотелось принять правильное решение.
– Какое решение, твой ответ "нет", конечно!
– Но почему? – Кристина редко спорила с мужем, но сейчас вдруг почувствовала настоящую необходимость отстоять свое мнение. – Ведь ты не возражал, когда я пела на "Нормандии". Как Кристин Дааэ, – не удержалась она от шпильки, – а не как графиня де Шаньи. – Это другое дело. Я не хочу, чтобы моя жена выступала перед всяким сбродом.
– В самом деле? – её глаза сузились. – Эти люди тоже любят музыку и умеют ценить её, как и я. Как и ты. – Рауль отвел взгляд. – Ты ведь любил её когда-то, разве не так? Настолько, что захотел стать покровителем нашего театра! Почему же они не достойны послушать оперу?
– Ну, так пускай купят пластинку с твоими записями!

Кристина вскинула подбородок.

– Это другое дело, – повторила она его фразу. – Мистер Уай предложил мне назвать любую цифру гонорара.
– Он считает, что может тебя купить? – вскинул бровь граф.
– Поэтому я сразу же отказалась от денег. Рауль, – она говорила мягко, но в то же время непреклонно. Уж чем-чем, а собственным голосом она владела отменно, – позволь мне выступить в этом театре для простых людей с Кони-Айленда. Это... – она запнулась. – Это важно для меня.
– Да, отец, позволь! – вмешался Густав. – Они замечательные люди, я познакомился с некоторыми из них, мама очень им понравится. Так будет жалко, если они никогда не услышат, как она поет.
– Ну да, как же... – пробормотал граф угрюмо. – И что ты намерена петь?

Сердце Кристины радостно забилось. Дивно, ведь она даже не подозревала, как сильно ей захочется спеть в театре для публики, а не бездушных механизмов в студии "Пате". И муж уже сдался, она не могла ошибиться, возможно, без особого удовольствия, но он позволит ей.

– Я думаю, как всегда, – пожала она плечами. – И еще одну новую песню, мне только вчера прислали её ноты. Она называется "Любовь бессмертна".
– Кто автор?
– Неизвестный композитор. Но это не имеет значения, она прекрасна.
– Мне не нравится эта идея, – вздохнул Рауль. – Но если для тебя это так... – он не договорил.
– Да.
– В самом деле, почему бы звезде Старого Света не заблистать в Новом, в каком-то неизвестном театре?
– Из этого получится замечательная легенда, – Кристина заговорщицки склонилась к мужу. – И через многие годы зрители будут пересказывать её своим детям и внукам.

Наблюдавший за родителями Густав понял, что они не собираются ссориться, и довольно кивнул. Значит, посмотреть театр на Кони-Айленде все же удастся, и наверняка получится еще и пробраться за кулисы. "Метрополитен" в этом отношении интересовала юного наследника де Шаньи куда меньше – там он, по приглашению маминой подруги, уже побывал.

Рауль закончил завтрак и встал из-за стола. Кристина взглянула на часы – времени было предостаточно, но только на первый взгляд.

– Мадам Жорж! – позвала она. – Пожалуйста, проследите, чтобы Густав выполнил задание по истории. – Гувернантка кивнула. – И потом сводите его на прогулку. В зоологический сад, например... на ваше усмотрение. Густав, – она повернулась к сыну, – я надеюсь на твое благоразумие.
– Конечно, мама, – искренне пообещал сын.

Рауль де Шаньи только усмехнулся и покачал головой.

* * *

Нью-Йорк. Метрополитен Опера

Мадам Жири наблюдала за выступлением Мег из-за кулис, незаметная, невидимая. Она никому бы не призналась, даже самой себе, что и столько лет спустя она все так же переживает, наблюдая дочь на сцене, уже не юную дебютантку, но звезду в блеске заслуженной славы. "Жизель" всегда имела особое значения для семейства Жири. Когда-то балетмейстер сама её танцевала, и этот танец покорил человека, ставшего потом её мужем и подарившего ей Маргариту. Она рано оставила сцену, хотя ей прочили успешную карьеру, но не жалела об этом.

Закончен танец, и герой, оставшийся в живых благодаря любви, в последний раз видит призрак своей возлюбленной. Падает занавес. Стихает музыка, и зал взрывается громом оваций. Публика аплодирует всем, но в первую очередь – прекрасной Жизели, Маргарите. И мадам улыбнулась не видящей её дочери, а потом бесшумно отошла... чтобы чуть не столкнуться с еще одной своей бывшей ученицей.

– Мадам Жири! – прошептала Кристина. – Мои поздравления. Это поразительно! Я не раз смотрела "Жизель", но ни одна постановка не сравнится с сегодняшней!
– И ты сразу же помчалась за кулисы, чтобы лично поздравить свою подругу, – вздохнул граф де Шаньи.
– Разумеется! Простите, я должна найти Мег, пока её не похитили поклонники и журналисты!

С этими словами Кристина упорхнула, оставив мужа и бывшую наставницу вдвоем.

– Журналисты, – повторил Рауль. – Здесь, в театре?
– Они всюду, – сказала мадам Жири. – Проникают во все щели в погоне за сенсацией. Это неизбежно, но ужасно утомительно.

Мег стояла в окружении других девушек из труппы, о чем-то с ними беседуя, затем через это кольцо ловко пробралась еще одна женская фигурка, Кристина. Подруги обнялись и быстро пошли куда-то вместе. Мадам Жири снова взглянула на дочь с той нежностью, которую редко когда позволяла себе демонстрировать открыто.

– Когда мы прибыли в Нью-Йорк, – произнес Рауль, – нас в порту встречала целая толпа, на редкость шумная и бесцеремонная.
– Ваша супруга – звезда с мировым именем, – пожала плечами женщина. – Её визит не мог не привлечь внимание.
– Мы надеялись сохранить инкогнито, – граф произнес это как-то отстраненно, рассматривая зрительный зал из-за занавеса. Кто-то уже покинул свои места и направлялся к выходу, обсуждая балет на ходу, кто-то еще оставался в креслах, листая программку. Его взгляд, рассеянно скользящий по роскошному убранству зала, задержался на пустой ложе, которую только что покинул единственный зритель.
– Здесь это почти невозможно, – ответила мадам Жири. – Стоит появиться малейшему намеку, как газетчики слетаются целой стаей.
– Вы же не намекали им, не так ли? – небрежно спросил Рауль, но его тон не обманул собеседницу.
– Это допрос? – холодно произнесла она, глядя ему прямо в глаза.
– Нет, мадам Жири, – покачал головой граф. – Простите мою неучтивость. Я просто спрашиваю вас, как... – он помедлил на мгновение, – старый друг. Мне это не дает покоя, все пытаюсь понять, как же о нашем приезде узнали.
– Не от меня, – даже если мадам Жири и удовлетворили слова Рауля, она не спешила смягчать тон. – Я сама узнала об этом в день прибытия, когда Мег собиралась встречать вас в порту вместе с женихом.
– Ах да, её жених, барон... – Рауль прищелкнул пальцами, пытаясь вспомнить имя. – Она все собиралась представить его нам, и по её словам, он очень хороший человек.
– Барон де Линт, – сказала мадам Жири. – Надеюсь, вам повезет больше, чем мне. Мы с ним так и не знакомы лично, хотя я тоже немало наслышана о нем.
– Вы с ним незнакомы? – удивился Рауль. – Странно. – Он снова посмотрел в зрительный зал и вдруг спросил: – Скажите, кто занимает пятую ложу в этом театре? Мне показалось, что я заметил там знакомого.
– Эта ложа не выкуплена, в ней бывают разные любители оперы и балета, – сказала женщина. – Вы больше не в Париже, граф. И его, – она подчеркнула слово голосом, – здесь нет.
– Но вы по-прежнему его защищаете, – вдруг улыбнулся Рауль. – Даже здесь и сейчас. С вашего позволения, откланиваюсь. Я должен найти Кристину.

* * *

Мег жестом пригласила подругу присесть на пуф в своей гримерной, а сама исчезла за ширмой. Кристина с интересом осмотрелась: когда-то давно в такой же большой и красиво отделанной гримерной сидела она, рассказывая своей лучшей подруге в театре об Ангеле Музыки. Прошли годы, и они поменялись местами. Только у Мег не было Ангела, она справилась сама.

– Ты вспоминаешь Опера Популэр? – Мег неслышно вышла из-за перегородки, уже переодевшись в пеньюар и поправляя волосы.
– Как ты догадалась? – засмеялась Кристина.
– Это было нетрудно. – Балерина присела на соседний пуф. – Ты никогда не задумывалась о возвращении? Чтобы снова петь.
– Но я пою, – сказала Кристина.
– Это не то, – Мег вскочила на ноги и встала посреди комнаты. – Сцена, свет софитов, публика, которая ловит каждое твое движение, и гром оваций в финале – и ты в центре всего этого. Вот что я имею в виду!
– Ты не только балерина, а еще и поэтесса? – улыбнулась Кристина.
– Я помню, как стояла за кулисами во время "Ганнибала" и смотрела, как ты поешь на сцене. Помню, как тебе аплодировали стоя.
– А теперь за кулисами стою я, а ты танцуешь, – эхом отозвалась подруга. – Не могу представить себя на твоем месте.
– Конечно, милая, – с легкой усмешкой подтвердила Мег. – Ведь я балерина, а ты певица. Друг друга мы бы не подменили. А вот если бы в нашем театре, к примеру, ведущее сопрано перед началом спектакля отказалась выступать... – она лукаво прищурилась. – Ты бы сумела?

Кристина де Шаньи честно попыталась себе представить подобную ситуацию.

– Наверное, если бы она пела роль, которую я знаю, – осторожно сказала она. – Умозрительно. Только в том, что касается вокала. Возможно. Но искренне надеюсь, что ничего подобного не случится и ваше ведущее сопрано есть, кому заменить.

Их прервал вежливый стук в дверь, а через мгновение, не дожидаясь, пока ему откроют, в гримерную уже заходил высокий красивый мужчина.

– Мег, любимая моя, сегодня ты была непревзойденной! – воскликнул он, заключая балерину в объятия, и только потом заметил, что его возлюбленная не одна.
– О, Кристина, какое счастливое совпадение! – радостно улыбнулась Маргарита. – Барон Фредерик де Линт, мой жених. И графиня Кристина де Шаньи, моя лучшая подруга.
– Ты забыла добавить "счастливейший из смертных, барон де Линт", – засмеялся Фредерик. – Уже, несмотря на то, что до свадьбы еще несколько дней. Графиня де Шаньи... Кристина Дааэ, насколько я понимаю? Не удивляйтесь, – улыбка у него была на редкость располагающая. – Я видел ваши портреты. Счастлив познакомиться, сударыня.

Кристина кивнула, давая понять, что также счастлива, исподтишка стараясь рассмотреть получше жениха подруги. Зрелый мужчина, намного старше её... но это может быть хорошо, он наверняка будет ценить свою прекрасную супругу. И Мег выглядит такой счастливой...

– Дорогая моя, – говорил тем временем барон, – я ужасно огорчен, но наш сегодняшний ужин придется перенести. Я снова должен покинуть город на два дня.
– Ну что ж, – вздохнула Мег, – я надеюсь, что твои заботы позволят тебе присутствовать на нашей свадьбе.

Барон искренне рассмеялся.

– Я надеюсь, – сказал он, целуя руку невесты, – что это последнее наше расставание. У меня осталось всего одно неотложное дело, требующее разрешения. Как только я завершу его, больше ничто не встанет на нашем пути.
– Тогда я желаю вам поскорее его завершить, – сказала Кристина с улыбкой. Пожалуй, решила она, барон ей нравится.

Фредерик поблагодарил её, вернув улыбку, и, еще раз коснувшись губами руки Маргариты, покинул их. Когда за ним закрылась дверь, подруги переглянулись и почти в один голос произнесли:

– Ох уж эти мужчины и их неотложные дела!

* * *

Рауль де Шаньи, шедший в гримерную Мег (дорогу ему показали, но пробраться туда из-за обилия парадно разряженных господ оказалось сложнее, чем можно было бы надеяться) и Фредерик де Линт чуть не столкнулись возле её дверей. Могли бы столкнуться, покинь Фредерик невесту на несколько секунд позже. А так – Рауль только успел заметить удаляющуюся высокую фигуру, и на мгновение остановился, всматриваясь вслед.

* * *

"Beauty Underneath"

Нью-Йорк. Кони-Айленд

– Почта, – сказал секретарь, раскладывая перед Призраком несколько конвертов. Часть была вскрыта: официальные уведомления, биржевые бюллетени, счета, аккуратно сколотые вместе. Часть, личные письма, осталась нетронутой, секретарь лишь разложил их в алфавитном порядке согласно имени отправителя. Маленькая слабость – страсть к порядку. Работодатель, впрочем, не возражал.
– Что-то еще? – спросил Призрак, подписав верхний счет.
– Да, сэр. Виконт де Шаньи, сэр. Просит о встрече.

И снова понадобилось некоторое усилие, чтобы не думать о том виконте. Тот никогда не будет искать с ним встреч, по крайней мере, цивилизованным путем. Соперничество меж ними давно сошло на нет, доказательство чему Рауль де Шаньи носит на безымянном пальце левой руки. Десять долгих лет.... Одиннадцать, если быть точным. Чертова прорва времени.

– Пусть войдет, – сказал Призрак, ставя закорючку на последнем из счетов. – И проследи, чтобы нас никто не беспокоил. И... – он помедлил, – распорядись подать в кабинет молоко. Или что там пьют десятилетние мальчишки.
– Полагаю, лучше подать какао, сэр.
– А мне кофе, – кивнул Призрак.
– С коньяком? – Секретарь позволил себе короткую усмешку.
– Сам налью, если понадобится, – вздохнул бывшая гроза Опера Популэр и жестом отпустил секретаря.

Однако сын Кристины явно чувствует склонность к опасным играм. По меньшей мере, забавно.

– Мистер Уай, прошу прощения за вторжение, – начала, было, гувернантка, сделав несколько неуклюжий книксен, – но мальчик...
– Я бы хотел говорить за себя сам, – звонко перебил ее Густав. – Сударь, вопреки тому, что мадам Жорж посчитала ваше приглашение обычным жестом вежливости... ("Виконт!" – громким шепотом возмутилась гувернантка). – Тем не менее, я хочу надеяться, что ваше предложение навестить вас было искренним. – И мальчик шаркнул ножкой.
– Поверьте, виконт, – ответил Призрак, всеми силами стараясь сохранять нейтрально-вежливое выражение лица, – я очень рад, что вы заглянули ко мне в гости.
– Зовите меня Густавом, пожалуйста, – попросил мальчик, – и можно мне посмотреть ваши механизмы?

Гувернантка была вежливо отправлена в галантерейную лавку, а какао пришелся юному де Шаньи по вкусу.

– ... А вот этот поворотный механизм позволяет затянуть болты без усилий, – и Призрак показал, как именно надо нажимать на рычаг.
– Потрясно! – воскликнул Густав, отставив в сторону пустую чашку, и смущенно кашлянул. – То есть, я хотел сказать, изумительно. А эта цепь для чего?
– Для своего возраста вы недурно разбираетесь в технике, – не удержался от замечания Призрак.
– Спасибо, сударь! Вы тоже очень здорово разбираетесь. Столько всего придумали!
– Да, на досуге мастерю, – Призрак тоже чувствовал смущение. – Вы не хотите посвятить себя инженерному делу? В будущем.
– Хочу, – кивнул Густав. – По правде говоря, очень хочу! Мама думает, что мне надо заниматься музыкой, я люблю её, но серьезно заниматься ею могут только девчонки. Папа видит меня дипломатом, по мне – так это скука смертная.
– Так вы, значит...
– ... буду инженером! А если не получится – моряком. Как папа.
– Граф, он...
– Служил на флоте, да, знаете, как он вяжет морской узел? Шик! Удавка просто!
– Удавка, – повторил Призрак, слегка ошеломленно.
– Угу, но когда умер старший граф, я его никогда не видел, я еще тогда не родился, папа больше не мог служить, ему надо было самому стать графом.

Призрак кивнул – логично, кто-то же должен был стать графом. Отодвинув в сторону полуразобранный макет, он водрузил на его место новую поделку. Густав восторженно охнул:

– Замок Дракулы!
– Прошу прощения?!
– Выглядит как замок Дракулы. Разве нет? – И Густав посмотрел на Призрака потемневшими от радостного предвкушения глазами, в которых легко читалось: "Ну же, скажите, что это так!"
– Это макет нового аттракциона. Вот тут посетители будут садиться в открытый вагончик... сюда... потом сюда... – Призрак показал остро отточенным карандашом, как вагончик поедет вдоль крепостного рва, потом по внутреннему двору. – Признаться, роман мистера Стокера послужил хорошим источником вдохновения. Правда, не уверен пока, понравится ли публике. Возможно, внесу некоторые поправки.
– О, сударь! – всем своим видом Густав показывал, что публика будет в полном восторге от нового развлечения.
– Только не говорите мне, мой юный друг, что вы читали эту книгу.
– О, сударь, – махнул рукой Густав.
– И родители вам позволили?
– Конечно, нет, – снисходительно объяснил мальчик, – но я знаю, где хранится ключ от бюро, куда мама убрала книгу, когда сама ее прочитала.
– И вам понравилось?
– Не особенно. По-моему, этот граф – просто позор всей Австро-Венгерской империи! Мне понравился господин Ван Хельсинг. Я бы хотел подражать ему. Жаль, что вампиров не существует.
– Вы так думаете?
– Конечно! Это противоречит современной науке, – авторитетно заявил Густав, после чего Призрак перестал сдерживаться и расхохотался.

Мальчик засопел было обиженно, но потом присоединился к нему.

Отсмеявшись, Призрак позвонил секретарю и попросил принести еще кофе, какао, а к ним сэндвичей и фруктов.

Густав в это время вооружился отверткой и с увлечением полез в недра замка противного науке трансильванского графа. Что-то громко щелкнуло, тренькнуло, и Густав едва успел отскочить, потому что во все стороны из макета полетели мелкие детали. Одна пружинка чиркнула Призрака прямо по маске.

– Ой, простите, сударь! – воскликнул Густав. – Вы не очень пострадали?
– На мое счастье, ты взломал не макет фуникулера, там детали поувесистей, – проворчал Призрак, осторожно прикоснувшись маски, проверяя, не повреждена ли она.
– Я очень сожалею! – сказал мальчик.
– Сожалеете, что не дотянулись до фуникулера? – усмехнулся Призрак, и Густав смущенно опустил голову, мыском ботинка ковыряя пол. – Полноте, виконт, если бы я действительно опасался за свою жизнь, я бы носил не только маску, но и что-то более серьезное. Рыцарские доспехи, например.
– Признаться, сударь, – сказал Густав, помогая ему собирать с пола болтики и железяки, – в первую нашу встречу я подумал, что ваша маска – именно для защиты.

Для защиты, дорогой виконт, мысленно вздохнул Призрак. Но не меня от глупых пружинок. А мира. От меня.

Мальчик уловил смену настроения своего взрослого собеседника.

– Глупо, правда, – сказал он, протягивая ему детали. – Теперь-то я вижу, что это не так.
– Что же вы видите, Густав?
– О, я...
– Смелее, – несколько натянуто улыбнулся Призрак. – Прошли те времена, когда я убивал всякого, кто пытался проникнуть в тайну маски.
– О! – глаза у мальчика расширились от любопытства и смеси недоверия и опасения. Призрак молчал, предоставляя юному виконту самому решить, как относиться к его словам. Видимо, любопытство и некоторый скепсис победили, потому что Густав сказал: – У вас в прорези маски видно немного кожи. И когда вы говорите, вторая половина губы видна. Чуть-чуть. Ну, я дальше сам догадался. – Густав сел за стол, заглянул на дно пустой чашки, из которой пил какао.
– О! – сказал теперь уже Призрак.

Так просто. Чудовищно просто. В прорези маски видно. Надо только смотреть внимательно. И еще немного фантазии, чтобы дорисовать в воображении остальное. И еще капельку душевной чуткости. Всего лишь... Кристина, Кристина...

– Хочешь посмотреть? – через силу спросил Призрак и тут же пожалел о вырвавшихся словах.
– Еще бы! – немедленно отозвался Густав и даже заерзал на стуле. Если бы в этот момент вошел секретарь с подносом, разумеется, маска осталась на месте и вряд ли была бы снята в этот, да и в другие дни. Но в приемной зазвонил телефон и собеседник на другом конце провода задержал секретаря.

Призрак, мысленно кляня себя на чем свет стоит, потянул вниз тесемки.

– Ничего себе, – севшим голосом сказал Густав, во все глаза уставившись на то, что было под маской. – Это вас кислотой облили?
– Что? – хрипло спросил Призрак, вглядываясь в лицо мальчика и ища в нем признаки ужаса, страха и отвращения. Тщетно.
– Я гостил у тетки в Бресте, там служанка случайно себе на руку кислоту пролила, которой муравьев травили, у нее такие волдыри были! Ужас просто! Ничем не сводились... У вас что-то похожее... ну... на щеке, и на ухе... Кто это вас? Конкуренты? Или другие злодеи? – У меня с рождения, – все еще хрипло сказал Призрак, чувствуя себя набитым дураком.
– А еще, – продолжал Густав, бросив последний взгляд на багровые шрамы своего собеседника и возвращаясь к макету замка, – у другой тетки, в Клемансо-сюр-Мер, сосед был, полковник, ему индейцы скальп сняли! Представляете! У-ужас! – Густав закатил глаза и еще раз, со вкусом, протянул: – У-ужас!

В дверь постучали.

– Откройте, пожалуйста, – сказал Призрак, отворачиваясь и поспешно возвращая маску на место.
– Ваши сэндвичи, – сказал секретарь, появляясь на пороге. – А кроме того, мадам Жорж вернулась и ожидает вас, господин виконт.
– Ох, нет, – огорченно сказал мальчик. – Но она подождет, пока я какао выпью?
– Уверен, что подождет, – почти нормальным голосом заверил гостя бывший Призрак Оперы.

* * *

... Когда Густав ушел, Призрак вернулся к себе. Понадобилась еще несколько минут и еще одна чашка кофе, и даже пара капель коньяка, чтобы собраться и вернуться к основным вопросам, первейшим из которых выступало, конечно же, нападение в парке.

Обстоятельства, при которых Призрак Оперы покинул Париж – точнее, бежал оттуда, если уж называть вещи своими именами – помогли ему обзавестись кое-какими полезными навыками и развить дополнительное чутье, слабость которого дорого обошлась ему в прошлой жизни.

Возвращаясь мысленно на одиннадцать лет назад, хотя последнее время это случалось все реже, он позволял себе представить, что было бы, поступи он иначе, – увези Кристину из Парижа до того, как появился молодой виконт, откройся ей раньше, или если бы он не вышел а сцену в тот проклятый вечер. Кстати, занятно, за какие связи пришлось потянуть мальчишке, чтобы заполучить под свое бездарное командование столько народу? Эти мысли терзали его измученную душу по пути в Америку и в первые недели и месяцы по прибытии. Единственным лекарством, позволявшим если не избавиться от боли, то хотя бы притупить её, стало новое дело, которому он отдался целиком и без остатка. Как всегда.

"Ты собираешься вернуться в театр?" – спросила его мадам Жири при той их первой встрече в кафе. "Снова скрыться в подвале?" – иронически усмехнулся он в ответ. "Вовсе не обязательно! – запротестовала женщина. – Но твои знания, таланты... я могла бы поговорить с дирекцией, к моему мнению прислушиваются". Он ответил не сразу, отпил кофе, чтобы получить так необходимую ему паузу и наконец-то высказать то, о чем так много передумал. "Я не вернусь в оперный театр, мадам Жири. Ни в Метрополитен, ни в любой другой. Не только потому, что повторить уже былое невозможно, как бы ты ни старался. Я устал от одиночества, а моя предыдущая попытка его заполнить была неправильной. Теперь мой шанс неразрывно будет связан с шансами для других. Вот что пришло мне в голову... "

Бывшая балерина сумела ухватить лишь общую идею того, что описывал ей старый знакомец, да и отнеслась к этому весьма скептически. Но, увидев, как вновь загорелись его глаза, искренне пожелала ему удачи.

Удача Призраку понадобилась – помимо всего прочего. В этой стране равных возможностей некоторые находили абсолютно для себя невозможным просто наблюдать, как ближний делает деньги. Даже если пока что приходится в основном их тратить, лишь надеясь на отдачу в будущем. Тратишь – значит, есть, что тратить, значит, тебе понадобится сотрудничество и покровительство... что, не понадобится? Ошибаешься! В Америке ему пришлось иметь дело с людьми, которых вряд ли удалось бы запугать, они и сами поднаторели в этом. Кое с кем пришлось бороться, кое с кем – договариваться. Стычка в парке была далеко не первой в биографии мистера Уай, и обитатели парка аттракционов были готовы защищать свой мир. Пока им это удавалось.

Шпионы в его парке аттракционов тоже были, конечно. Те, кому позволяли там находиться. Для некоторых осознание того факта, что их тайна вовсе тайной не является, стало просто-таки сногсшибательным сюрпризом. Эта сторона к атаке оказалась непричастна, хотя с надеждой на успешную карьеру, что при мистере Уай, что при постоянных хозяевах, им пришлось расстаться.

Точно так же никакой помощи не могла оказать полиция. Разумеется, они успели на место стычки и арестовали двух оставшихся в живых нападавших, а труп с огнестрельной раной должен был сподвигнуть доблестных стражей порядка на расследование. Увы, оба арестованных не дожили до допроса, скончавшись от – на этом месте даже Призрак дважды перечитал отчет – инфаркта, прямо в участке. Очевидно, от особенно заразного инфаркта. Сто к одному, что потенциальных свидетелей убрали, и двести к одному, что дальнейшего расследования не будет. И кто бы ни был его таинственный противник, он многое о нем знал, точно выбирая момент для удара – возможно, он знал не только мистера Уай. Призраку отчаянно не хотелось сопоставлять эти события с появлением в городе Кристины.

Приказ разузнать как можно больше о прибывшем в Нью-Йорк семействе де Шаньи (он сказал "все", но все известно лишь Господу Богу) был отдан пару дней назад, и результаты этого экстренного расследования оказались на его столе очень быстро. Возможно, что где-то среди тех строчек пряталась не дающая покоя деталь. Какая-то мелочь, совершено невинная на первый взгляд, скрывалась среди записей о походах мадам графини де Шаньи по модным магазинам, бесед со знаменитой балериной Маргаритой Жири в театральном кафе, рассказов прислуги в отеле. "Замечательные люди это французское семейство... " – и дальше на несколько страниц убористого текста описание, чем именно они замечательны.

Призрак еще раз перечитал собранное и перевернул страницу. Тревожащая его деталь скрывается явно не здесь.

Граф Рауль де Шаньи в Нью-Йорке также не терял времени даром. Супругу в походах по магазинам он не сопровождал, зато был замечен несколько раз на прогулках с сыном, вместе с которым любовался красотами города, да посетил два аристократических клуба, где завел несколько знакомств. Кончик указательного пальца заскользил вдоль списка фамилий членов этих клубов – ни дать, ни взять, содержание книги "Лучшие люди Нью-Йорка". Разумеется, граф де Шаньи общается с представителями своего круга...

Был еще один источник, обращаться к которому он старался как можно реже, и по финансовым причинам (каждый раз обходился в кругленькую сумму), и просто не особо хотелось афишировать это знакомство, мало ли кого оно может также заинтересовать. И все же, понял Призрак, придется опять раскошелиться и рискнуть.

* * *

"Why does she love me?"

В баре при отеле уже не осталось почти ни одного клиента, даже самые стойкие завсегдатаи разошлись по домам и номерам. Все, кроме одного. Мужчина лет тридцати неторопливо допил свой виски и подтолкнул пустой стакан бармену.

– Еще.
– По-моему, приятель, с тебя уже хватит, – покачал головой бармен.
– Я сказал, еще.
– Ладно, как хочешь...

За время работы он перевидал таких клиентов. Смотришь на них – в средствах не стеснены, природа тоже нигде не обидела, чего ж им не хватает? Обычно он прямо от них и узнавал: подвыпив, те начинали рассказывать, обстоятельно, подробно, эмоционально, или ему, или соседям, или стакану. Этот молчал, тянул виски, черкал что-то на салфетке. И бармен почувствовал укол любопытства, обычно несвойственного. В самом деле, что же у него произошло-то, что он вместо того, чтобы проводить время с красавицей-женой (видал их он, как раз сменился, когда они в отель прибыли), здесь сидит и кассу бара пополняет.

– Работа или семья? – спросил он, наконец.

Посетитель поднял на него глаза и усмехнулся.

– И то, и другое, – сказал он. Помолчал немного, собираясь с мыслями, а потом продолжил. – Бывает у тебя чувство, что ты ничего не можешь изменить? Даже не так, то, что ты можешь, или чего хочешь – не имеет никакого значения? А есть только то, что должен...

Бармен неопределенно покачал головой – разговоры на философские темы в баре проходили регулярно, в одних случаях с ожиданием реакции от публики, и тогда он поддерживал беседу, в других хватало просто наличия слушателя. Кажется, это был второй случай.

– И за что только она меня любит? – с горькой усмешкой произнес клиент, чуть отпив из стакана и сразу же поставив его обратно перед собой. – Я не достоин такой жены, как Кристина.
– Полностью согласен.

Это сказал не бармен. Голос прозвучал сзади, а слова были произнесены по-французски. А затем некто высокий и очень знакомый бросил бармену:

– Оставь нас.

Тот, кажется, хотел что-то сказать но, мгновенно оценив нового посетителя, только пожал плечами.

– Моя смена все равно уже закончилась.

Когда за барменом закрылись двери, тот, кого когда-то называли Призраком Оперы, пододвинул к себе стул и, усевшись, одарил графа Рауля де Шаньи взглядом, в котором легкий интерес смешивался с брезгливостью.

– Я так и думал, что найду тебя здесь.

Рауль кивнул.

– А я так и думал, что ты не упустишь возможности явиться, чтобы мне это высказать.

Призрак еще отметил, что глаза и голос графа де Шаньи вдруг стали абсолютно трезвыми, но осмыслить это удивительное превращение ему помешало вдруг направленное в лицо дуло револьвера.

– Ты арестован.

* * *

"Devil Takes the Hindmost"

Сорренто. Два года назад

Выстрел взбил снег фонтанчиком в нескольких шагах от Рауля. Следующая пуля просвистела уже там, где он стоял секунду назад – в последний миг успел прыгнуть в сторону и скрыться за стволом поваленного дерева. Противники замерли, выжидая.

Рауль проверил оружие, осталось еще два патрона. Осторожно выглянув из укрытия, он заметил силуэт врага – человека, который в тебя стреляет, сложно заподозрить в дружеских чувствах – среди росчерков черных веток. Целиться с этой позиции было неудобно, но все же.... Выстрелы прозвучали почти одновременно, пуля вонзилась в кору рядом с виском Рауля, и одна из отлетевших щепок вонзилась ему в щеку. Он смахнул ее, царапинка была крошечной, на нее и внимания обращать не стоило. Зато противника он, кажется, зацепил, судя по тому, как тот покачнулся и схватился за плечо. Только обольщаться не стоит, рана, скорее всего, легкая и вряд ли помешает стрелять.

Словно в доказательство этих мыслей раздался еще один выстрел, потом еще один. Странно, в них не было особой необходимости, противник не на линии огня, какой смысл впустую расходовать патроны? Но если это признак того, что стрелявшего оставило самообладание, это может стать его последней ошибкой. Сухой щелчок и короткое ругательство – "боезапас" закончился.

Рауль не торопился покидать свое укрытие – это могла быть ловушка, где стрелок только и ждет, чтобы его враг утратил бдительность, чтобы аккуратно уложить его вовсе не отсутствующей пулей. Однако темный силуэт среди деревьев что-то швырнул в сторону и, развернувшись, побежал прочь. И граф де Шаньи бросился вслед.

Бежать было сложно, ноги то и дело проваливались по щиколотку, а то и по колено в снег. В городе его не было, зима в Сорренто выдалась теплая, хотя и не настолько, чтобы соблазнить парижан покинуть дом – там было уютнее. Но решение вновь принимал не он.... Коричневое пальто второго стрелка служило неплохим ориентиром, тому тоже приходилось нелегко, и расстояние постепенно сокращалось.

Рауль непременно догнал бы его. Если бы не скрытая под снегом то ли коряга, то ли обломанная ветка. Левая нога запнулась, вывернулась, и граф полетел лицом в снег. Лодыжку зажало, и попытка освободиться вызвала неожиданную боль. Дьявол, только бы не перелом!

Вытирая мокрый снег, Рауль с ненавистью смотрел вслед убегающему человеку. Пальто последний раз мелькнуло среди ветвей и скрылось из виду.

Осторожно перевернувшись, граф расчистил снег возле левой ноги и освободил пойманную в "капкан" ногу. Беглый осмотр давал основания для осторожного оптимизма – ни перелома, ни вывиха на ощупь он не обнаружил. Кажется, просто ушиб, похромать пару дней, и пройдет. Нужно будет приложить лед. Или снег – вот прямо сейчас, его тут достаточно. Рауль пошевелил ногой: ощущения не самые приятные, но терпимые, можно попробовать встать.

– Месье! Месье, вы целы?

Рауль обернулся на зов и увидел спешащего к нему Пети – шофера. Точнее, шофером здесь он был для Кристины, отличным шофером, к слову, умеющим вести автомобиль мягко и плавно по любой дороге, молчаливым, если пассажиры желают тишины, или с готовностью поддерживающим беседу, буде им захочется общения. Для Рауля он был связным и надежным помощником в его работе на благо Родины – граф иногда позволял себе иронизировать.

– Цел, – вздохнул он и, сняв перчатки, принялся отряхивать ими снег с пальто. Шляпа потерялась где-то в лесу еще в самом начале преследования, значит, можно с ней попрощаться. Жаль, хорошая была. – Плохо то, что Вольф ушел. Если бы не эта глупость... – он раздраженно пнул ногой снег и скривился от боли.
– Вы ранены? – забеспокоился помощник.
– Нет, только упал и ушиб ногу.
– Сможете дойти до машины?
– Разумеется.
– Давайте, я помогу. – Пети решительно взял патрона под локоть. – Значит, ушел?
– Да. – Рауль снова взглянул через плечо назад, туда, где скрылся неуловимый противник – опытный, безжалостный, хладнокровный, один из лучших агентов Германии.
– Он не был нашим заданием, – напомнил Пети. – А то, которое было, вы выполнили. Я уже сообщил куда следует, готовьтесь, во Франции вас представят к награде. – Рауль неопределенно отмахнулся. – С Вольфом вам еще представится случай, уверен.

... Несмотря на то, что Рауль пытался несколько раз избавиться от поддерживающей руки, заверяя, что вполне в состоянии идти сам, Пети был непреклонен и начальственный локоть не отпускал. Попробовав еще разок вырваться из мертвой хватки помощника, граф смирился со своей участью и остаток пути до поджидавшего их у подножия склона авто мысленно сочинял отчет, который придется писать за полночь в кабинете, как всегда наврав Кристине о важных делах. После того, как придумает какое-нибудь объяснение вдруг появившейся хромоте. Интересно, если рассказать, как есть – гулял по лесу, споткнулся и упал – это прозвучит достаточно убедительно, или же он за эти годы уже разучился говорить правду? Маска намертво приросла к лицу, есть ли хоть что-то под ней? Романтично-то как, вздохнул он про себя.

В салоне Рауль еще раз ощупал лодыжку, на этот раз тщательнее. Нет, кажется, ничего серьезного, хотя нужно будет все же показаться в городе врачу, пускай подтвердит и выпишет что-нибудь для скорейшего выздоровления. Но танцы на сегодняшнем званом вечере, безусловно, отменяются.

* * *

Нью-Йорк

На несколько мгновений в баре воцарилась тишина – осязаемая, зловещая. Противники ждали, затаив дыхание, у кого первого сдадут нервы.

– С-сукин сын, – прошипел Призрак, вцепляясь Раулю в запястье, и несколько раз от души приложил руку с револьвером о барную стойку. Оружие брякнулось на пол. Рауль рванул руку на себя, Призрак подался вперед, и левый кулак графа впечатался ему в челюсть снизу. Призрак дернулся, и оба рухнули на пол, опрокидывая на себя стулья. Рауль подмял противника под себя и заломил ему руку за спину, но тот извернулся, скинул графа, навалился на него сам, впечатал головой в пол.
– Ублюдок, – прохрипел Рауль.
– Силы побереги, – посоветовал Призрак. Его кулак неминуемо переломил бы Раулю нос, если бы тот промедлил на секунду дольше, а не перехватил кулак и рванул вбок. Призрак с шумом втянул в себя воздух, получил удар в диафрагму, и оба покатились по полу, вцепившись друг другу в глотки.

После серии взаимных ударов и пинков, Призрак в очередной раз оказался над Раулем и, удерживая его, рвущегося из-под руки, достал свой револьвер, чудом не выпавший из кармана порядком измятого пиджака. Но уже примериваясь для удара рукоятью в лицо, он вдруг встретился с противником взглядом, и рука сама собой опустилась.

Призрак поднялся с пола, тыльной стороной ладони вытер сочащуюся из разбитой губы кровь и спросил:

– Выпить хочешь?
– Кабан здоровый, – буркнул Рауль, – ты меня чуть не раздавил.
– Мало тебе? – грозно насупил брови Призрак и, оставив тщетную попытку счистить с пиджака пыль и грязь, попросту снял его. Маска, слетевшая во время драки, валялась рядом, он подобрал ее и кое-как приладил на место. Впрочем, все равно, в одном жилете поверх рубашки, и с всклокоченными волосами, он менее всего сейчас походил на мистера Уай, воротилу бизнеса с Кони-Айленда.

Рауль подобрал свой револьвер, бегло осмотрел и сунул в карман. Осторожно касаясь скулы, на которой наливался синевой след от чужого кулака, он взгромоздился на один из уцелевших барных стульев.

– Виски, ром, абсент? – светским тоном осведомился Призрак, занимая место бармена. Не дождавшись ответа, он плеснул что-то в стакан, пустил его по столешнице. – Только бога ради, не поливай фикус, он и так уже в стельку пьян.
– Не было никакого фикуса, – буркнул Рауль.
– А то я не видел, как ты переводил виски под носом у официанта.

Рауль открыл, было, рот, намереваясь ответить какой-нибудь колкостью, но промолчал и отпил из своего стакана. Призрак плеснул и себе, задумчиво поболтал жидкость, пригубил.

– Что, граф, – протянул он, – соскучился по мне?
– Глаза б мои тебя не видели, – совершенно искренне ответил Рауль. – У меня приказ. Вернуть тебя во Францию.
– О, дорогая родина вспомнила своего блудного сына, – глумливо ухмыльнулся Призрак.
– Помолчал бы, "родина"... – Рауль поморщился, постучал пальцем по краю стакана, Призрак налил еще, долил себе.
– Разве Второе бюро занимается поимкой беглых преступников? – после глотка спросил он. Рауль исподлобья посмотрел на него.
– Хорошие у тебя осведомители. Нам бы тоже такие не помешали.
– Хорошие, – кивнул Призрак и сделал "страшные" глаза. – Тогда завербовать меня, что ли?
– Пош-шел ты!.. – не удержался Рауль. Вздохнул. Полез во внутренний карман пиджака.
– Что за... – пробормотал Призрак, рассматривая изрядно потрепанный и кое-где обгорелый листок, который ему протянул граф.
– Не узнаешь свои каракули? Ну и почерк, как курица лапой...
– Меня эти глупости больше не интересуют. – Призрак кинул листок на барную стойку.

Рауль сложил листок пополам, еще раз пополам, убрал в карман. Снова потрогал синяк. Приложил к скуле стакан.

– Никуда я не поеду, – проникновенно глядя ему в глаза, сказал Призрак. – В гробу я видел твое Бюро, твое начальство, тебя лично и твою родину.
– Сидел на ее шее, потом плюнул в лицо и дверью хлопнул, хорош, нечего сказать, – презрительно бросил Рауль.
– Я сидел?! – рявкнул Призрак. – Я сидел, конечно! В клетке, как зверь, а потом драгоценная родина меня в подвал загнала.
– Сам ты себя туда загнал, – повысил голос Рауль. – Кто тебя там держал? Сидел как паук, за ниточки всех дергал, тебе еще приплачивали! Шантажист!
– Да я этот театришко десять лет тащил! Они мне все поголовно обязаны, что не прогорели! – Призрак тяжело оперся о столешницу, подался вперед.
– А прийти в дирекцию, честно договориться – духу не хватило? – Рауль пихнул Призрака в плечо, водворяя обратно за барную стойку.
– Чья бы корова мычала, – скривился Призрак. – Невесту под пули – очень честно, да? Ах, дорогая, без тебя мы никак не справимся! Сыграй, пожалуйста, Аминту, а мы постараемся в тебя не целиться.
– С-скотина! – голос Рауля сорвался на фальцет, он рванулся через стол и, если бы Призрак не отпрянул, кулак попал бы ему точно промеж глаз.
– Сядь! – бросил он графу. – Тоже мне, защитник чести. Я все удивляюсь, как в тебе уживается это. Дворянские ваши принципы, догмы... и Второе бюро. Где заведомо нет никаких принципов, все методы хороши, если они работают на тебя...
– Ты сам сказал. – Рауль ссутулился. – Все методы хороши... – Он помолчал. – А Кристина... Ее бы тогда все равно использовали как наживку. Ты был нужен не мне. Я готов был хлопнуть дверью и забыть о Бюро, схватить Кристину, увезти ее к тетке в Брест, в Швецию, на Луну... Не смог. Мальчишка, отслуживший чуть больше года, естественно, мое мнение никого не интересовало.
– Вот чего я до сих пор понять не могу, – перебил его Призрак. – Ты ля от си не отличаешь! А туда же, покровитель искусств.... Как тебя угораздило?
– У вас там была самая лучшая балетная труппа Парижа, – усмехнулся Рауль. Призрак тоже усмехнулся.
– Стало быть, твои коллеги – с тобой или без тебя – все равно провернули бы дельце с поимкой Призрака Оперы? – спросил он, проверяя на свет количество жидкости в бутылке. Рауль кивнул.
– Со мной было больше шансов спасти Кристину. И нам ведь чуть не удалось, но мы и предположить не могли, что ты настолько псих...
– Люстра – случайность, – твердо глядя в глаза собеседнику, сказал Призрак. – Практически. В подвал ты за нами побежал тоже по приказу?
– По собственному почину. Как у нас говорят, каждый сам за себя. – Он замолчал на мгновение и продолжил с неожиданной злостью в голосе. – И к черту неудачника. Плевать хотело мое начальство на Кристину и на то, что ты с ней сделаешь. А уже мне обстоятельно разъяснили все мои нарушения и что за это положено. Я мысленно смирился с трибуналом, очень удивился потом, отделавшись малой кровью. Списали на молодость и недостаток опыта, и даже отметили проявленную инициативу. – Он отвернулся.
– А сейчас ты решил повторить трюк, который не сработал тогда, в надежде, что я постарел и потерял нюх. – Призрак наклонился к собеседнику и доверительно произнес: – Ты бессовестная тварь, притащил в Нью-Йорк еще и ребенка.
– Еще скажи, что свадьбу Жири я подстроил, – прошипел Рауль в ответ. – Знаешь, что такое приказ и что такое долг?

Они несколько секунд сверлили друг друга взглядами.

– Хорошо, ты меня нашел, сделал предложение, я отказался, – Призрак отставил полупустую бутылку, взял другую. – Что дальше?
– Нас устроит и мертвый Призрак.
– О. Стало быть, вчерашнее – твоих рук дело?
– Вчерашнее?
– Не притворяйся. Я вполне разделяю твои чувства. Сначала меня убить, а потом сделать предложение. А начальству можно наболтать что угодно.
– Решительно не понимаю, о чем ты. Если бы я хотел тебя убить, я бы пришел сюда со своими людьми, как ты сегодня. Смотрю, на деловые встречи ходишь исключительно с кордебалетом?
– Что?
– Я их видел, твоих телохранителей. Когда ты меня... головой в пол, они в дверях мелькнули. Любопытные.
– Уволю к черту, велел же не соваться, – пробурчал Призрак. – Стало быть, вчера ночью убивал меня не ты.
– А ты думаешь, мы единственная организация, которая хочет заполучить тебя? – ехидно спросил Рауль. – В Нью-Йорке полно агентов. Могу предположить, что вчерашний инцидент был делом рук одного моего... знакомца.
– О. – Призрак широко улыбнулся. – Надо же! Что там говорят о врагах моих врагов?
– Не обольщайся, – Рауль поставил пустой бокал на стойку. – Ты для него даже не противник. Ты мишень, а с мишенями он не договаривается. Кажется, он вообще ни с кем не договаривается, только использует. И раз уж он здесь, то молись, чтобы я добрался до него раньше, чем он до тебя.
– Кто он?
– Никто не знает, кроме его начальства в германской разведке. Легенды ходят разные, почти как про тебя когда-то. – Призрак ухмыльнулся. – Мы называем его Вольф. Сокращенно от Вервольф. Такая же хитрая и жестокая тварь.
– И он имеет на тебя зуб, так, граф?

Рауль не ответил. Сделал неопределенный жест рукой. Снова на несколько секунд воцарилась полная тишина.

– А вот и утренняя смена, – сказал Призрак, кивая в сторону неловко топчущегося в дверях человека. – Мой совет, выпей крепкого кофе, будешь тогда смотреться соответствующе, когда домой вернешься. Раз уж разыгрываешь здесь пьяницу и картежника, так не выходи из образа до конца.
– Пошел ты. – Прозвучало это устало и почти равнодушно.
– Ты хоть сейчас рассказал Кристине, чем занимаешься?

Рауль хрипло засмеялся.

– Разумеется, нет! Сейчас придумаю для неё очередную ложь, чтобы пояснить ей это, – он провел рукой по лицу, – и как-то успокоить. Не привыкать, одиннадцать лет только этим и занимаюсь.

Призрак склонил голову к плечу, снова смерив старого противника взглядом, затем полез в карман. Рука графа машинально потянулась к оружию, но Призрак достал смятый белый конверт, шлепнул его на стойку и толкнул Раулю.

– От одного моего делового партнера. Передали сегодня, но я не интересуюсь. – Рауль открыл конверт, достал два билета и непонимающе взглянул на Призрака. – Бокс. Туда любят заглядывать и аристократы вроде тебя, нервишки пощекотать, а то и на ринг вылезти. Так и пояснишь Кристине, ты достаточно идиот для подобного, она поверит.

Он накинул на плечи пиджак, неуловимое движение – и вот он уже стоит за спиной Рауля.

– Не прощаюсь, – шепнул он ему на ухо. – Заходи в гости, у меня в театре завтра концерт. Хоть послушаешь приличную музыку.

Когда Рауль повернулся, Призрака уже не было в баре.

* * *

"Bathing Beauty"

Кристин Дааэ будет петь в Нью-Йорке. В театре "Фантазма" на Кони-Айленде. Мадам Жири еще раз полюбовалась пригласительными билетами, доставленными полчаса назад с курьером, и спрятала их обратно в конверт. Когда Кристина приехала в Америку, она ожидала чего угодно. Конечно же, не стоило даже надеяться, что Призрак не узнает о её визите, такого просто не могло случиться. Но, может быть, за прошедшие одиннадцать лет они все... повзрослели. Тем не менее, из всех возможных исходов этой встречи, последним, о чем мадам Жири могла подумать, стал бы благотворительный концерт: сопрано столетия споет для простых ньюйоркцев. Боже всемилостивый!

Однако он с такой гордостью рассказывал ей об этом концерте, когда они последний раз беседовали по телефону! А она не сдержалась, поинтересовавшись, не хочет ли он заодно поставить в "Фантазма" классический балет – и слишком поздно прикусила язык. Хорошо, что сейчас он увлечен этим концертом, но позже с него станется изменить репертуар, если, конечно, он не загорится какой-нибудь другой идеей. Только Мег не будет танцевать в "Фантазма" даже с благотворительными целями. Она вообще не будет больше танцевать. Баронесса не сможет играть в театре.

Свадьба через два дня, давно разосланы приглашения, готово платье, оркестр добился такой виртуозности в исполнении отобранных мелодий, что уверенно сыграет их даже с завязанными глазами. Балерина Маргарита Жири станет баронессой де Линт со всеми причитающимися её новому статусу обязанностями и ограничениями. Возможно, это даже правильно: покинуть сцену в блеске славы, остаться в памяти поклонников звездой. И она будет счастлива в браке с супругом, который относится к ней, как к драгоценности. Мадам Жири почти удалось убедить себя в этом.

Нет, даже лучшие информаторы мистера Уай не сумели найти ничего предосудительного в прошлом и настоящем Фредерика де Линта. Призрак, передавая ей собранные материалы, пожал плечами, сказав только, что ему лично барон не внушает доверия, но он вообще не доверяет людям. Персона, безупречная во всех отношениях – красив, богат, влиятелен, благороден. Разве Мег не заслуживает такого супруга? И неприязнь к человеку, которого даже не знает, подумала мадам Жири, стоит спрятать в самый дальний угол, а пока что, например, встать и открыть дверь, в которую стучит какой-то ранний гость.

– Мадам Жири, доброе утро, – Рауль де Шаньи поклонился хозяйке. – Покорнейше прошу извинить меня за беспокойство.
– Входите, граф. – Она посторонилась, пропуская гостя, и жестом пригласила присесть. – Хотите чаю? Он только что заварился.
– Благодарю вас, с удовольствием.

У прислуги был выходной, но чаем в любом случае занималась бы она сама. Разливая его по чашечкам, она искоса взглянула на графа – спокоен, безмятежен, с легким любопытством рассматривает обстановку гостиной, ведь в отличие от Кристины и Густава он у них еще не бывал, предоставляя женщинам общаться без него. Мег, хихикая, пересказывала потом матери истории их нескольких совместных прогулок, с особым чувством изображая выражение страдания на лице Рауля. Кстати, о лицах... с каких пор граф пользуется пудрой?

Вернувшись, мадам Жири поставила поднос на столик и предложила гостю угощение, а пока он пробовал чай и всем своим видом давал понять, что просто в восторге и от аромата, и от вкуса, удостоила его еще одного короткого, но внимательного взгляда. Действительно, основательный слой пудры, нанесен со знанием дела и наверняка рукой Кристины.

– Вы тоже собираетесь сегодня в театр на Кони-Айленде? – осведомился граф. Проклятье, она забыла убрать билеты с глаз подальше! Хотя, что в этом предосудительного? – Я забрал наши билеты, когда уходил, курьер доставил в номер. – Он улыбнулся, и сразу же поморщился, словно это причиняло ему боль. – Кристина поедет после полудня, чтобы подготовиться к вечернему представлению. – Тяжелый вздох.
– Кажется, вы не слишком рады? – вежливо спросила мадам Жири.
– Не слишком, – согласился Рауль. – Но это её желание... и Густав в восторге от этой идеи. Мег тоже собирается посетить концерт?
– Она ни за что не упустит такую возможность, – усмехнулась мадам Жири.

Рауль поставил чашку на блюдце и задумчиво стукнул подушечками пальцев по его краю, собираясь с мыслями.

– Как вы, наверняка, уже догадались, мадам Жири, мой визит вызван не праздным любопытством. Мне нужно поговорить с вами и с Мег. Ведь сегодня она не танцует?
– Ни сегодня, ни когда-либо еще, – вздохнула мадам. – Вам повезло присутствовать на прощальном спектакле Маргариты. Она уехала на побережье, хотела побыть одна и привести мысли и чувства в порядок. Свадьба через два дня, женщины часто нервничают из-за этого, – она снова вздохнула. – Мег собиралась пообедать в городе, затем к парикмахеру. В любом случае, она вернется, чтобы переодеться.
– Жаль, я очень надеялся застать её... впрочем, мы наверняка увидимся в театре. С другой стороны, я все равно намеревался сначала побеседовать с вами. Это касается её и человека, за которого она собралась замуж.
– Барона де Линта? – хозяйка подняла брови. – С ним, надеюсь, все хорошо?
– Пока. – Рауль вдруг улыбнулся какой-то незнакомой, хищной улыбкой. – Мадам Жири, у меня есть основания считать, что господин барон – не тот, за кого себя выдает. Я полагаю, что мы с вами оба были с ним некогда знакомы в Париже.

По лицу женщины промелькнула тревожная тень.

– Вы ошибаетесь, – даже слишком резко ответила она. – Вы все еще во власти прошлого, граф де Шаньи... и позволяете памяти играть с собой.
– Мадам Жири, – её гость в один миг превратился из давнего, хоть и не слишком близкого знакомца в абсолютного чужака, она не была к этому готова, – мадам Жири, я не имею в виду Призрака Оперы. Да, я знаю, что он жив, знаю, что он в Нью-Йорке, знаю, чем он занимается и как его сейчас зовут, я с ним виделся несколько часов назад!
– В самом деле? – в голосе хозяйки отчетливо прозвучало любопытство.
– Мы сначала повздорили, – граф слегка смутился.
– Кристина будет петь в его театре. Она знает?
– Не уверен, – покачал головой Рауль. – Возможно, да. Возможно, она не хотела лишних сложностей и решила не говорить мне. Или не знает, если он по-прежнему любит играть в секреты. Сейчас я пришел говорить с вами не о нем. Мадам Жири, что вы знаете о женихе вашей дочери?
– То же, что и все, – ответила она. – Мы с ним едва знакомы.
– Как это возможно? – нахмурился граф. – Ведь вы почти породнились!
– Очевидно, мне предстоит наверстывать упущенное после свадьбы, – хозяйка изобразила подобие улыбки. – Мы обменивались приветствиями, но ни разу не беседовали. Это странно.
– Почему, мадам Жири? Зачем он избегает вас? А ведь он избегает, это не случайность. Чего он опасается?
– Вы наверняка уже нашли для себя ответ на этот вопрос, – ответила она.
– И вы тоже. – Рауль де Шаньи подался вперед, буквально пронизывая холодным жестким взглядом собеседницу. – Он боится, что вы его узнаете.

Мадам Жири отрицательно качнула головой.

– Я никогда не видела его до Нью-Йорка, я абсолютно уверена в этом. Вы считаете, что мы могли быть знакомы в Париже, но я бы запомнила его лицо, наверняка. Хотя, вряд ли мы могли с ним общаться, ведь он аристократ, а я была... – она осеклась.

Она всегда гордилась своим умением одним взглядом объять целостную картину, заметить мельчайший сбой в технике учениц, малейшую неправильность в их движениях. Движение... Она прикрыла глаза, вызывая в памяти немногие встречи с бароном Фредериком де Линтом. Вот он разговаривает с кем-то и заразительно смеется шутке. Приглашает даму на танец. Наблюдает спектакль из ложи, его лица не разглядишь в полумраке, но кто сказал, что смотреть нужно на лицо?

– Это невозможно, – произнесла мадам Жири, наконец. – Ведь он мертв.
– Так же, как и Призрак Оперы, – коротко ответил Рауль.

* * *

Лето рано пришло в Нью-Йорк. Солнце начало припекать с начала мая, и модницы дружно обратили взгляды к новым моделям купальных костюмов. Модельеры старались, как могли, придумывая все новые и новые фасоны, способные удовлетворить самый взыскательный вкус, ибо, несмотря на все правила и приличия, кто сможет удержать красавицу от возможности похвастаться обновкой?

Купаться, впрочем, пока решались немногие – самые смелые, кого не пугала прохладная вода. Но и они появлялись на песчаных пляжах Кони-Айленда после полудня, когда солнечные лучи достаточно нагревали и воздух, и воду, и не заходили так далеко по берегу, в самый безлюдный уголок... в отличие от одной одинокой купальщицы.

Мег не любила мелководья, привычно отплывая достаточно далеко. Ей нравилось ощущение обжигающей прохлады и то, как кровь начинает быстрее струиться по телу, унося прочь усталость – не ту, что возникает после репетиций и выступлений, а усталость эмоций, взглядов, слов, слухов и сплетен, своим шелестом окутывающих фигуру балерины и пригибающих к земле. И мыслям купание шло на пользу.

Самые разные мысли одолевали Мег последние дни, избавиться от них не удавалось даже многократно проверенным способом: полностью погрузившись в работу. Раздумья и сомнения неизменно возвращались и продолжали терзать молодую женщину с удвоенной силой.

Она уже давно не та девочка, что танцевала в кордебалете в Париже. Прошло одиннадцать лет, и она звезда. У неё были поклонники, много поклонников. Не раз и даже не десять раз она получала самые заманчивые предложения, в том числе и брачный союз, но лишь однажды она сказала "да" – и даже сама удивлялась, как быстро и легко сорвалось это слово с её губ. И она была счастлива, но чем ближе становился этот долгожданный и тщательно распланированный день, тем неспокойнее становилось на душе. Мама поняла бы, но с ней Мег не говорила, опасаясь очередной ссоры. Кристина тоже понимала и утешала, заверяя, что нервозность перед свадьбой – дело самое что ни на есть обыкновенное и случается даже со знаменитыми балеринами.

Единственная кабинка, в которой она оставила вещи, темнела сиротливым пятнышком на берегу. Но когда купальщица вышла на берег, её приветствовал мужчина.

– Афродита, ступающая на землю!
– Банально, – парировала она.
– Истина всегда банальна, – вздохнул барон де Линт, протягивая невесте огромное полотенце.
– Как ты очутился здесь, Фредерик? – спросила она, закутываясь в мягкую ткань – складки опустились почти до земли.
– Мне безумно захотелось тебя увидеть.
– Не боишься, что это дурная примета? – игриво улыбнулась женщина.
– Свадьба не сегодня. И кроме того, – он привлек Мег к себе, – я не суеверен.

На минуту мир замер для влюбленных, прежде чем Маргарита с легким вздохом отстранилась.

– И все же, как ты нашел меня? Неужели спросил у матери?

Барон весело рассмеялся.

– У меня была такая мысль, – сказал он. – Но, к счастью, я знаю, что ты любишь здесь купаться.
– Откуда? – удивилась балерина. – Не припоминаю, чтобы мы бывали здесь вместе или я тебе рассказывала. Или, – она прищурилась, – ты за мной следил?
– Следил, – коротко ответил Фредерик. – Не сожалею об этом и не стыжусь. – Он поднял руку, предвосхищая возмущение невесты. – Я не хочу тебя потерять из-за какой-нибудь случайности. Прости меня, если тебе это доставляет неудобства.
– Я не обижаюсь, – чуть улыбнулась в ответ Мег. – разве что, самую малость. Надеюсь, ты не намерен после свадьбы запереть меня в своем доме, заботясь о безопасности?
– Драгоценность следует держать только в надежном сейфе и под постоянной охраной, – усмехнулся Фредерик. – Но я слишком тщеславен для этого и пусть весь мир мне завидует.
– Через два дня, – напомнила балерина. – Прости, я должна тебя ненадолго оставить, мне нужно переодеться.
– Конечно, любимая, я подожду тебя, – ответил ей жених. – А потом отвезу, куда прикажешь.
– Будь осторожен, – покачала она головой. – Я могу воспользоваться твоей добротой и заставить возить меня весь день.
– Мне будет это в радость, если согласишься со мной пообедать. Мой повар обещает нечто невероятное, и стол будет готов к нашему прибытию.

Мег заколебалась на мгновение. Разумеется, обед будет долгим, и потом им не захочется расставаться... но именно в этот день нужно столько всего успеть. Отказаться? Фредерик, разумеется, не подаст виду, но будет разочарован. Расстроен. Обижен. Ей ужасно не хотелось этого.

– У меня сегодня много забот, – мягко сказала она. – Вечером я должна быть в театре.
– В "Метрополитен"? – нахмурился барон. – Разве ты не...
– В "Фантазма" на Кони-Айленде, – пояснила молодая женщина. – Сегодня там состоится концерт Кристины де Шаньи. Ты... – она снова запнулась, – будешь там?
– Боюсь, что нет, дорогая, – вздохнул Фредерик де Линт. – Хотя не могу выразить разочарования от того, что упускаю, возможно, единственный шанс услышать Кристину Дааэ в театре. Но у меня есть обязательства, которые я должен выполнить.

... Фредерик де Линт и уже полностью одетая Маргарита Жири подошли к ожидавшему их автомобилю. Барон уселся первым, а когда Мег опустилась на сидение рядом, вдруг замер, прищурился, будто припоминая что-то, и с довольным видом прищелкнул пальцами.

– Я упоминал, что владею виноградниками? – спросил он. – Помимо прочего.
– Кажется, да, – неопределенно покачала головой молодая женщина.
– Это доставили вчера. – Фредерик жестом фокусника извлек бутылку вина и два бокала. – Я назову его в твою честь.

Он наполнил бокалы и протянул один из них Маргарите. Та приняла бокал, пригубила.

– Необычный и тонкий букет, – оценила она и кивнула.
– Его подадут нам за обедом, – сказал Фредерик и легко коснулся плеча шофера. – На Бруклин Хайтс.

* * *

"Before the Performance"

– Мисс Дааэ? – окликнула ее невысокая полная женщина в строгом темном платье, круглых очках и с рыжими волосами, собранными в аккуратный пучок. На поясе у нее висела связка ключей. – Я миссис Такер, работаю в дирекции. Пожалуйста, следуйте за мной.

"Как бы не споткнуться", – промелькнуло в голове Кристины, пока она, придерживая одной рукой подол, а другой – норовившие разлететься страницы партитуры, следовала за миссис Такер, лавируя между балеринами, машинистами сцены и прочими театральными работниками. Она была порядком сбита с толку всеобщей суматохой – совсем отвыкла от столпотворения за кулисами, пестроты, многоголосья и особого запаха, пропитавшего стены, драпировки, половицы – запаха грима, клея, кожи, пыли...

– Парики, костюмы, обувь, – перечисляла служительница Мельпомены, коротко указывая на двери, мимо которых они проходили, – там балетный класс, мастерская, а вон там цех и склады.

Кристина просто кивала, не стараясь запомнить расположение дверей и количество поворотов. "Кажется, я постарела, – подумала она, когда ее спутница остановилась на мгновение, чтобы кого-то поприветствовать. – Или просто не готова ко всему этому".

Но театр ей понравился. И размерами, и мраморными колоннами, и струящимся через огромные окна светом, и внутренней отделкой. По всему было видно – это желанный ребенок. Его рождения ждали, к его появлению тщательно готовились, о нем теперь с любовью заботятся.

Звякнули ключи, щелкнул замок.

– Ваша гримерная, – сказала миссис Такер, распахивая дверь. – Я полагаю, вам захочется немного освежиться и отдохнуть? Маэстро Конти будет рад встретиться с вами через две четверти часа. Я вас провожу.

Кристина сняла шляпку, перчатки, обошла всю комнату, заглянула в уборную, осмотрела все ящички и коробочки, а потом поймала себя на том, что сидит, совершенно бездумно глядя в одну точку перед большим трюмо, и улыбается.

Через полчаса ее завертела круговерть репетиции, потом горничная привезла платье, а театральные швеи взялись его чуть переделать, затем ей доставили прямо в гримерную легкий ланч, и почти следом приехали Рауль и Густав. Мальчика поручили заботам миссис Такер, которая и увела его с невозмутимым видом.

– Кристина...
– Дай-ка еще припудрю...

Они начали одновременно, Кристина замерла с пудреницей на весу, Рауль поднял руки, показывая, что полностью в ее власти.

– Кстати, – сказала Кристина, осторожно касаясь пуховкой его скулы, – я бы с огромным интересом выслушала тебя еще раз.
– Мне кажется, – Рауль поморщился от того, что пуховка защекотала нос, – я уже рассказал все подробности.
– Настоящую историю, – Кристина привстала на цыпочки, легонько дунула ему на щеку, убирая излишки пудры. – Пойми меня правильно, пожалуйста. Мне все время кажется, что ты что-то скрываешь. Вернее, ты на самом деле что-то скрываешь. Я думаю, ты щадишь мои чувства и считаешь, что я не готова к суровой правде жизни.
– Кристина, – искренне рассмеялся Рауль, – где ты вычитала эту чушь?! "Суровая правда жизни", – передразнил он ее. – Несомненно, в одном из тех журналов, которыми снабжает тебя мадам Жорж.

Кристина поджала губы, глаза у нее сузились, но всего на секунду.

– Думаю, я смогу пережить всё, что бы ты мне не сказал, – сказала она и примирительно погладила Рауля по щеке.
– Звучит весьма соблазнительно, – он взял ее руку, развернул, поцеловал запястье. – Но, увы, милая, я не настолько эгоистичен, чтобы делать признания накануне твоего триумфа. – И он наклонился, чтобы поцеловать ее в губы. Кристина уклонилась. Отвернулась, отошла к столику, переставляя с места на место флакончики и баночки.

Рауль вздохнул.

Потер шею.

Кашлянул.

Решительно шагнул к жене, развернул лицом к себе и поцеловал. Помимо того, что ему просто хотелось это сделать, поцелуи, как он знал по опыту, очень помогают при семейных разногласиях. Действительно напряженные плечи Кристины обмякли, она раскрыла губы навстречу его губам, мир был восстановлен.

– Найду Густава, – спустя полминуты сказал Рауль и подтянул перчатки. – Мы будем в зале. Не грусти, Крошка Лотти.

За ним закрылась дверь, и Кристина с досадой пробормотала:

– Как жаль, что я не умею устраивать скандалы с битьем посуды!

Эхом на ее слова раздались аплодисменты. Она вздрогнула и огляделась: в дверях туалетной комнаты, прислонившись к косяку, стоял бывший Призрак Оперы – нет, теперь, вероятно, его следовало звать мистер Уай, – элегантный и уверенный в себе, на губах усмешка, от белой полумаски отражается свет газового рожка.

– Не грустите, графиня, – сказал он, входя в гримерную, – в браке, как я слышал, трудно только первые двадцать лет. Потом люди привыкают.
– Мне ни капли не смешно, – заметила Кристина, касаясь прически. – Как давно ты здесь? Как ты сюда попал?
– Это мой театр, – Призрак положил на столик плоскую, обтянутую черным бархатом коробочку, которую до этого держал подмышкой, и развел руками. – Когда я проектировал его, вписал несколько скрытых коридоров, парочку тайных комнат, там и сям подслушивающие устройства...
– ... а в подземном озере живут карпы, – Кристина невольно улыбнулась. Перед ней был сущий мальчишка, хвалящийся своими оценками по арифметике.
– Увы, почва здесь иная, пришлось ограничиться бочками с порохом в подвалах.

Оба помолчали.

– Как странно, – медленно произнесла Кристина, – как странно... мы можем говорить обо всем этом... даже шутить... – В её глазах вдруг блеснули слезы. – Потому что мы повзрослели? Или потому что время лечит, как бы пошло и банально это ни звучало?

Он провел пальцем (лайковые перчатки торчали из кармана брюк) по раме трюмо.

– У меня нет ответа, госпожа графиня, – прозвучало серьезно и немного печально. Вдруг он спохватился. – Я принес тебе подарок!

Он наклонился вперед, открыл коробочку. Сверкнули камни, и Кристина не успела ахнуть, как на ее шею легло дивной красоты колье, стоимость которого даже при очень беглом взгляде балансировала где-то между Гранд Опера и Эйфелевой башней.

"Оно не краденое?!" – едва не сорвалось с ее губ, но она вовремя прикусила язык.

– Скажи же что-нибудь, – потребовал Призрак и поймал ее растерянный взгляд в зеркале.
– Это... это... очень красиво, – Кристина сморгнула. – Я не могу принять такой подарок.
– Не подарок. – Он позволил себе положить ладони на основание ее шеи – поверх бриллиантов. Она впилась взглядом в его отражение. – Я не люблю быть в долгу, Кристина. Пусть даже спустя годы.

Она все помнила. Она все поняла.

– Не думаю, что за одиннадцать лет набежали такие проценты, – усмехнулась Кристина, повела плечами, его руки соскользнули с ее шеи. Она встала. – Я...
– Это справедливость, – сказал он, сжав ее плечо.
– Я понимаю. – Она положила свою ладонь поверх его пальцев.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Кристина первая отвела взгляд.

– А теперь, – сказала она, отвернувшись к зеркалу и поправляя колье, – покажи мне, как ты сюда попал.

И он показал – неприметную дверь, оклеенную теми же обоями, что и стены в туалетной комнате.

– Если держаться правой стороны, – объяснил он, – попадешь сразу в коридор, ведущий к черному ходу.
– Удобно, – кивнула Кристина и без перехода спросила: – Ты будешь в зале? Или здесь тоже есть пятая ложа?
– Не пятая, но да, я буду в своей ложе. – И добавил, наклонившись к её уху: – Не пропущу ни единой ноты.

В дверь – обычную – постучали. Кристина повернулась на стук.

– Это миссис Такер, мисс Дааэ, – послышалось за дверью. Кристина открыла, было рот, чтобы сказать прощальные слова Призраку, но тот уже исчез из гримерной.

Графиня де Шаньи задержалась у трюмо, в котором во всех ракурсах отразилось колье. "После концерта оставлю его на туалетном столике", – подумала она и открыла дверь.

* * *

"Devil Takes the Hindmost, reprise"

Густав, воспользовавшись всеобщей суматохой, облазил почти весь театр, с любопытством наблюдая, как оркестранты настраивают инструменты, как рабочие проверяют какие-то крепления. Миссис Такер шепнула в нужные уши, что это – сын мисс Дааэ, и его не пытались прогнать, напротив, охотно отвечали на вопросы и даже позволили помочь: забравшись на кем-то забытую стремянку, он расправил складки занавеса. Потом пришел отец и, к великому разочарованию мальчика, повел в зрительный зал. Впрочем, Густав быстро утешился и занял себя разглядыванием публики. Сидящий рядом граф показался ему погруженным в свои мысли.

Рауль чувствовал, что решающая схватка с противником вот-вот начнется, азарт наполнял каждую клеточку его тела. Здесь, в Нью-Йорке должна была закончиться история, начавшаяся десять лет назад, когда впервые на пути графа встал тот, кого французская разведка знает под именем Вервольф. Рауль не сомневался, в Европу вернется только один из них. Второму суждено будет найти покой на берегах Нового Света.

Утром Рауль посетил нотариуса, оставив распоряжения на случай своей смерти. Кристина, конечно, будет безутешна. В ее искренних чувствах Рауль был уверен: он бы заметил, фальшь в отношениях. Их совместная жизнь не была райской, и отчасти он сам служил тому виной, лицемерно играя навязанную обстоятельствами роль. Чуткая ко лжи, Кристина страдала от его притворства. Не зная причины, она видела лишь то, что муж что-то скрывает. И чем заботливее он был, тем больнее было бедняжке. Не сразу, не вдруг, но Раулю удалось нащупать ту манеру поведения, тот легкий тон, ту игру, правила которой Кристина приняла. Иногда он думал, не рассказать ли ей правду, но каждый раз отбрасывал эту мысль. Рассказывать надо было в самом начале их отношений. Теперь – слишком поздно, теперь до конца жизни придется нести груз одному.

Коротко кивнув капельдинеру, хозяин "Фантазма" занял место в ложе и слегка опустил шторку. Он поймал себя на том, что пристально разглядывает колосники, и родилась абсурдная мысль, не забраться ли туда по старой привычке. Но нет, мистер Уай – это нечто совсем иное, чем Призрак Оперы. Сейчас, спустя десять лет, он увидит на сцене Кристину – и попрощается с ней навсегда. Даже не столько с ней, сколько с прошлым, которое неразрывно было связано с ней. Несмотря на годы, он все еще иногда позволял себе думать о ней – как путешественник, вернувшийся домой, вспоминает далекие экзотические страны, в которых довелось побывать.

Жалеет ли он о том, что было? Нет. Жалеть о прошлом глупо, в него нельзя вернуться, чтобы прожить заново, у него можно только научиться не делать новых ошибок. В какой же странный клубок сплелись их жизни – Кристины, виконта, его собственная... Смешно сказать, но, кажется, не будь кого-то одного, и жизнь двух других была бы иной – и нет доказательств, что она была бы лучше. Уж его-то – точно. И сегодня, подарив Кристине заслуженный триумф (которого не мог ей дать законный супруг, не преминул он мысленно добавить), Призрак Оперы закроет страницу этой истории. И дальше пойдет один.

Мадам Жири после ухода графа де Шаньи еще долгое время сидела, бездумно уставившись в одну точку. К такому повороту событий она не была готова. Она не любила, когда события развивались помимо ее воли и без ее участия, это заставляло ее нервничать. А нервы – залог ошибок. Граф был категоричен – все необходимые меры предпримет он сам. Ей же придется только ждать. А ждать мадам Жири не хотела. Ведь речь идет о жизни – да-да, о жизни! – дочери! Как слепа она была, позволив Маргарите увлечься этим человеком, не доверившись интуиции!..

Мадам Жири решительно поднялась – о, эта женщина всегда все делала решительно – и переоделась, едва не уколов руку о шляпную булавку. Приглашение в "Фантазма" лежало в ее сумочке. Она увидит Кристину на сцене и поздравит ее. А затем возьмет Мег за руку и не отпустит до тех пор, пока... Мадам Жири недобро усмехнулась. Судя по блеску в глазах, граф де Шаньи был настроен весьма решительно. К черту неудачников!

* * *

"Love Never Dies"

Конферансье объявил следующий номер, и зал взорвался овациями. Кристина выдержала паузу и, кивнув помощнику режиссера, вышла на сцену. Ее осветили прожекторы, ослепив на мгновение и отрезав от зала. Ряды за оркестровой ямой еще были видны, но дальше партера начиналась темнота. Улыбнувшись этой темноте, Кристина вышла на авансцену, и дирижер поднял палочку.

И в ту же секунду Кристину охватила паника. Она не выходила на большую сцену одиннадцать лет. Одиннадцать лет! Да, она репетировала сегодня, "почувствовала" зал, акустические особенности, и режиссер был сама любезность, а дирижер едва не прослезился от восторга... Но режиссеру не стоять сейчас перед полным залом, а дирижеру не петь.

Слушая вступление к застольной из "Травиаты", Кристина обвела взглядом ложи, пытаясь скорее угадать, чем увидеть, которая из них принадлежит Призраку, и ей показалось, что она заметила мелькнувшую в темноте белую полумаску, и отчего-то успокоилась.

...Сорвав овации и даже отступив на шаг, когда к ногам стали падать букеты, Кристина перевела дыхание.

Когда-то только в самых смелых мечтах она видела себя в роскошном платье, увешанной драгоценностями и на сцене. Вот она только что блестяще исполнила арию Иоланты, или Царицы ночи, или Кармен, и зал вызывает ее на бис. Вот она в гримерной, и там ступить негде – все усыпано цветами (как бывало у Карлотты в ее триумфальные дни). Вот некий галантный кавалер подает ей руку и вводит в сверкающую зеркалами и хрусталем залу, и все взгляды прикованы к ней, и ее ушей касается пробежавший по толпе шепоток: "Смотрите, смотрите, сама мадемуазель Дааэ!.."

Этим мечтам не суждено было сбыться в полной мере. В жизни всегда приходится чем-то жертвовать. Кристина пожертвовала карьерой. "И карьеры-то никакой не было, – утешала она себя, – а потом, я все же пою – на домашних концертах, и делаю это блестяще".

Волнение давно отступило, Кристина ощущала небывалый подъем, она словно плыла в звуках, уверенно и строго по курсу, как белоснежный красавец-лайнер, разрезавший волны Атлантики, чтобы доставить сопрано столетия к берегам Северной Америки. Она непроизвольно расправила плечи, вскинула голову. Скосила глаза направо от центрального прохода. Густав сидит, приоткрыв рот, разумеется, ему еще не доводилось видеть мать в таком блеске – света, бриллиантов и славы. Рауль теребит лацкан фрака, то поглаживая ткань, то одергивая. Взгляд графа сосредоточен, стог и как-то торжественен, во всяком случае, так показалось Кристине. Что же, сударь, вы сами выбрали себе супругу.

Перед последним номером мисс Дааэ сделали небольшую паузу: убирали цветы. Ария на музыку неизвестного (но не для Кристины!) композитора должна была стать гвоздем программы. Еще в гостинице, читая партитуру, Кристина удивилась – слова на английском языке, и, насколько она могла судить, слова если не превосходны, то, по крайней мере, не лишены элегантности и рифмы. Господин бывший Призрак Оперы вполне освоился в чужой стране. Впрочем, если он приспособил для жилья театральный подвал, почему бы не сделать домом целый Кони-Айленд? Кристина не сдержала улыбку – пусть! публика решит, что она предназначена ей.

Любовь бессмертна, господин Призрак? А вы что скажете, господин граф? Кристина прикрыла глаза. Для неё нет ничего важнее сына и его счастья. И больше ничего не нужно. Разве что... когда-нибудь... маленькую дочку?..

... А потом зал утонул в овациях, и мистер Уай в своей ложе аплодировал вместе со всеми. Как и стоявшая у одного из входов красивая и очень бледная светловолосая женщина, в которой любой нью-йоркский театрал мгновенно узнал бы знаменитую балерину Маргариту Жири.

* * *

"Ah, Christine... "

Маргарите казалось, что она борется со стихией: вот она позволяет сделать несколько шагов – и тут же отбрасывает далеко назад. Людское море шумело и бурлило, будто все зрители, присутствовавшие на концерте Кристины Дааэ, сочли своим долгом лично выразить певице восхищение. Пройти к гримерке было невозможно, но все же Мег пробиралась вперед, пусть не слишком ловко, зато неуклонно. Боже, как это было тяжело, словно бег в кошмарном сне!

– Мадемуазель Жири! Мег!

Оглянувшись на зов знакомого голоса, балерина увидела Рауля де Шаньи. Графа тоже сносило в сторону волной поклонников, как ни пытался он придерживаться нужного курса. Его губы шевелились, но ей не удавалось разобрать слов. Она отвернулась, устремляясь дальше, и остановилась в растерянности: путь преградила настоящая баррикада из нескольких огромных корзин цветов, из-за которых едва заметны были носильщики. Передвигались они медленно, заставляя публику тесниться еще сильнее, и в уголках глаз Мег вдруг начали собираться слезы бессилия. Ей непременно нужно попасть в гримерную и поговорить с Кристиной наедине!

– Мисс Жири? – она обернулась, сначала никого не увидела и только через секунду поняла, что должна наклониться.
– Густав? Как ты здесь оказался?
– Прошел, – мальчишка довольно усмехнулся и добавил: – Через боковой ход. Этих, – он кивнул на толпу, – просто так не обойдешь.

Маргарита окинула взглядом переполненный коридор и склонилась к ребенку, чтобы их глаза оказались друг напротив друга.

– Густав, – попросила она, – мне очень нужно найти твою маму. Ты знаешь, где она?
– Конечно, – кивнул виконт. – Прячется от поклонников.
– Я должна её увидеть. Это очень важно. Ты, – она запнулась, – поможешь мне?

Юный виконт решительно протянул ей руку:

– Следуйте за мной, сударыня, – чинно сказал он и жестом указал на неприметную дверь под лестницей.

Обычно этой дорогой пользовались рабочие и танцовщицы кордебалета, чтобы сэкономить время. Меньше чем через две минуты Мег с Густавом оказались у цели. Осталось преодолеть последнее препятствие: татуированного великана, возвышающегося у дверей гримерной и одним своим грозным видом дающего понять, что мадемуазель Дааэ пока что не настроена принимать восторги зрителей. Но завидев Густава де Шаньи и его спутницу, великан вдруг расплылся в улыбке (жутковатое получилось зрелище) и с неожиданной галантностью (одновременно оттерев в сторону нескольких особенно эмоциональных поклонников таланта сопрано столетия) приоткрыл дверь, впуская гостей внутрь.

– Мег! – Кристина поднялась навстречу им, радостно протягивая руки. – Я выглядывала тебя, когда пела, но место рядом с мадам Жири пустовало.
– Прости, я опоздала к началу концерта. Но я услышала все. Кристина! – она стремительно повернулась к подруге. – Я... мне нужно поговорить с тобой. Только не здесь... .
– Что с тобой, Мег? Тебе нехорошо? Ты так побледнела... – графиня коснулась руки подруги и едва сдержалась, чтобы не отдернуться – так холодны были пальцы балерины.
– Нет, я здорова, – Мег чуть отстранилась, но Кристина села рядом с ней и взяла её руки в свои. – Я просто слишком запуталась. Пожалуйста, помоги мне. Давай уйдем отсюда, мне трудно говорить.

Кристина погладила Мег по плечу.

– Это из-за Фредерика? – понимающе сказала она и в ответ на непонимающий взгляд подруги покачала головой: – Я знаю, что ты чувствуешь сейчас, поверь мне. Я испытывала такие же чувства много лет назад, сомневалась, боялась... это свойственно всем невестам.
– Пожалуйста, Кристина, мы можем поговорить на улице?

Графиня де Шаньи взглянула на стрелки часов: после концерта назначен банкет, на котором она обещала быть – обещала лично мистеру Уай. Но оставалось достаточно времени даже чтобы успеть принять поздравления и раздать автографы. В конце концов, вряд ли десять минут на что-то повлияют...

– Идем, – сказала она, поднимаясь на ноги. – Поговорим вдали от посторонних глаз и ушей, а потом вернемся. Ты же не бросишь меня одну на приеме на растерзание местной публике?
– Ты будешь не одна, – слабо улыбнулась Мег. – А как мы пройдем мимо той толпы за дверью?
– Нам не понадобится проходить мимо них, – Кристина улыбнулась и толкнула дверцу, которую ей перед концертом показал Призрак Оперы. – Если держаться правой стороны, мы попадем в коридор, ведущий к черному ходу. А там всего несколько шагов.
– Я с вами! – безапелляционным тоном заявил Густав, до этого сунувший любопытный нос в баночки с гримом и успевший выпачкать пальцы в чем-то карминного цвета. – Еще ни разу не был в этом коридоре.

Возле черного хода стоял роскошный автомобиль. Кристина вопросительно взглянула на подругу, но та лишь качнула головой.

– Это авто Фредерика, – сказала она. – Его шофер меня привез в "Фантазма"...
– И ждет вашего возвращения, – закончил шофер, подходя к ним. В руке он держал свернутую газету – наверняка с ее помощью сражался со скукой ожидания. Окинув взглядом обеих молодых женщин и мальчика, он глубокомысленно хмыкнул, словно обдумывая какую-то важную задачу, и распахнул дверцу автомобиля.
– Но мы не собираемся никуда ехать, – запротестовала Кристина, но Мег, не слушая её, села в машину и жестом предложила к ней присоединиться. Кристина пожала плечами и села рядом. – Ну что ж, здесь довольно уютно, – вынесла она вердикт, – и мы сможет поговорить. Густав, лучше вернись и подожди нас в гримерной...
– Держу пари, юноша мечтает побыть за рулем, – ухмыльнулся шофер.
– Сэр, право слово, – воспитанно начал виконт, но его торжественной речи суждено было оборваться, когда водитель освободил ему место. Густав мгновенно его занял и с восторгом приступил к изучению приборной панели.
– Вернемся к нашему разговору, – попросила Кристина.

Дверцы автомобиля вдруг захлопнулись, и водитель обернулся к ним – его лицо скрывала маска. В лицо ударил сладковатый запах.

... Граф де Шаньи опоздал на мгновение, но этого хватило, чтобы потерять из виду Мег Жири. Только что он видел её и пытался приблизиться – но вдруг она исчезла! Мысленно выругавшись, Рауль попытался разглядеть балерину поверх голов. Тщетно: Мег растворилась в воздухе.

А толпа все прибывала, мужчины во фраках, дамы в разноцветных платьях и драгоценностях – они образовывали черно-разноцветный поток, и он почувствовал себя щепкой, попавшей в бурное течение.

Чужая рука коснулась плеча, призывая обернуться.

– Возьми, – сказал человек и всунул в руку Рауля сложенную записку. Граф прочел имя адресата, каллиграфически выведенное по-французски: "Призраку Оперы", непонимающе покачал головой – и не успел уклониться от удара.

Толпа не обращала внимания на мелочи, но лишь до определенной поры. Когда в её равномерный гул ворвался диссонансом пронзительный и исполненный ужаса женский крик – поток изменился. Несколько человек замерли, те, кто следовал за ними, вынуждены были замедлить ход, не имея возможности обойти вдруг возникшую на пути преграду и не понимая, что происходит. Вновь закричала женщина:

– Помогите!

В потоке оголилась плешь, в центре которой темнел изломанный силуэт мужчины во фраке, ничком лежащий на полу.

Никто не понял, откуда вдруг рядом с ним возник татуированный человек огромного роста, а затем, неслышно и неуклонно, прошел сквозь толпу мужчина средних лет, часть лица которого закрывала белая полумаска.

– Врача, быстро, – коротко распорядился мистер Уай, опускаясь на колени рядом с телом. Протянул руку, коснулся шеи Рауля де Шаньи и ощутил под пальцами биение. – Он пока жив.

* * *

– Типичный случай, – произнес доктор Линдрум, закрывая медицинский чемоданчик. – Но жизненно важные органы не задеты, нож скользнул по ребру, оставив только царапину.
– Крови на полу он тоже оставил, – сказал Призрак Оперы, – и предостаточно.
– Длинный и глубокий порез. Выглядит зловеще, но опасности не представляет. Я наложил швы и рекомендую постельный режим на несколько дней, на что, очевидно, не стоит рассчитывать. – Врач еще раз взглянул на своего неожиданного пациента.
– Merde, – с чувством произнес раненый.

Призрак Оперы сел за стол и достал из выдвижного ящика чековую книжку.

– Для всего прочего мира граф де Шаньи должен считаться мертвым. – Чек перекочевал из рук в руки.
– Как вам будет угодно, – пожал плечами доктор Линдрум. Он спрятал чек в карман, взял свой чемоданчик и вышел из кабинета.

Хозяин закрыл дверь, подумал пару секунд и щелкнул незаметным рычажком – в ответ раздалось три сухих лязга – сработали потайные засовы. Дверь оказалась надежно заперта. Подтянув поближе стул для посетителей, Призрак смерил взглядом гостя, занявшего его диван. Граф был раздет до пояса и бледен, через левый бок проходила длинная белая полоса лечебного пластыря. Безнадежно испорченная кровавым пятном рубашка валялась рядом на спинке, фрак бросили попросту на пол.

– Merde, – согласился Призрак Оперы, садясь на стул верхом.
– Приятно слышать, что ты еще не забыл родной язык, – тихо сказал Рауль де Шаньи, кривя губы в болезненной улыбке. – Врачу можно доверять?
– Он штопает ребят Дженовезе, – последовал ответ. Рауль кивнул. – Ладно, а теперь, какого дьявола тебе понадобилось разыгрывать эту комедию в коридоре?

Рауль приподнялся на локтях.

– Меня пытались убить, – сказал он. – То, что я до сих пор жив – сноровка и немного везения, я успел повернуться, так что нож прошел мимо. Пусть думает, что ему удалось.
– Того, кто пытался тебя прирезать, – сказал Призрак Оперы, – взяли на выходе из "Фантазма" и сейчас беседуют с ним.

Граф кивнул, давая понять, что оценил определение: без сомнения, убийца сейчас выкладывает помощникам мистера Уай историю своей жизни в мельчайших подробностях. Он расскажет все, включая и то, о чем не будут спрашивать, и то, о чем он и не подозревал, что знает.

– Мне нужно поговорить с Маргаритой Жири, это крайне важно.
– Жири уехала, – ответил Призрак. – Около часа назад. – Он помолчал и добавил с неожиданной болью в голосе: – Вместе с Кристиной и Густавом.
– Что? – Рауль окаменел. – Куда? Как, будь ты проклят, ты это допустил?
– Заткнись, – огрызнулся Призрак. – Мои люди следили за каждым её шагом, но она вышла сама! Они с Жири подруги, спокойно сели в авто и уехали. Никому и в голову не пришло остановить их.

Рауль де Шаньи бессильно откинулся на спину и застонал.

– Какой же я идиот! Ведь я подозревал, что ему нужна Жири, чтобы подобраться к Кристине! Я найду их, куда бы он ни спрятал!
– Я знаю точный адрес. – Призрак достал из кармана записку и протянул графу. – Была при тебе. Кажется, этот, как ты его называл, Вервольф? – решил использовать твой труп вместо конверта, чтобы доказать серьезность своих намерений. Назначил встречу, моя жизнь в обмен на Кристину. Déja vu.
– И ты... ? – Рауль не закончил фразу. Они оба знали, почему. Одиннадцать лет стояли между ними. Одиннадцать лет и одна женщина. Кристина Дааэ, которую любили они оба, и чья любовь досталась лишь одному, лгавшему ей все эти годы и вновь, как в далеком прошлом, подвергшему опасности её жизнь. Кристина, снова ставшая пешкой в чужой игре со странно знакомой целью...
– Да, черт возьми! – прорычал Призрак Оперы. – Я отправлюсь на встречу с этим ублюдком, и клянусь Всевышним, заберу оттуда Кристину и её сына.
– Я иду с тобой, – сказал Рауль.
– Ты ранен.
– Пустяки. – Рауль попробовал встать, и со второй попытки ему это удалось. – Мне доводилось работать и с более серьезными ранами. Я не собираюсь влезать в драку. Понадобится только один выстрел.

Он надел рубашку и принялся её застегивать.

– Мой пистолет?..
– На столе, – Призрак указал кивком. – Мелковат, я бы сказал.
– Пришлось подбирать под фрак. Но если у тебя есть что-то помощнее, одолжи. Обещаю вернуть.

Призрак неожиданно расхохотался и снял телефонную трубку. Отдав несколько распоряжений помощнику, он присел на край столешницы.

– Мои люди будут готовы через две минуты, чтобы идти хоть на Бруклин-Хайтс, хоть в преисподнюю. А ты, граф, знаешь, с кем имеешь дело?

Рауль взвесил на ладони пистолет и спрятал его в карман, прежде чем обернуться к Призраку.

– Да. Это мой брат.

* * *

"Please, miss Giry... "

Словно во сне до Мег донесся незнакомый голос, искаженный и глухой, хлопнула дверца автомобиля... потом она почувствовала, что её несут на руках. "Куда?" – хотела спросить она и не смогла: губы не слушались, стоило огромных усилий открыть глаза всего на секунду, лишь чтобы опять потерять сознание.

Она очнулась позже. Поняла, что лежит в неудобной позе, прижав левую руку, отчего она затекла. Мысли скользили друг за другом, не задерживаясь и не давая ухватиться за них, в сознании плыли чужие голоса, но Мег не могла ни разобрать ни слова, ни хотя бы понять, реальны ли они. По свободной руке вдруг пробежала судорога, заставив дернуться и глубоко вздохнуть. Туман перед глазами рассеялся, молодая женщина осознала, что лежит на очень знакомом диване, а доносящийся разговор ведется в нескольких шагах от неё, причем она хорошо знает эти голоса.

Осторожно повернувшись, она попыталась рассмотреть окружение.

Диван с дорогой обивкой стоял в большой гостиной: дорогая мебель, украшения, картины на стенах, некоторые из них она сама помогала выбирать, а статуэтку, украшавшую маленький столик справа от дивана, когда-то нашла на аукционе и выиграла настоящее сражение за право обладания ею... Возле лестницы, ведущей на второй этаж, беседовали несколько человек – это их голоса она слышала в беспамятстве. Спиной к ней стоял высокий мужчина, и эту спину Мег узнала бы из тысячи.

– Фредерик! – она села на диване и вздохнула с облегчением.

Барон де Линт обернулся, улыбнулся невесте, но брови его чуть нахмурились.

– Фредерик! – Мег встала на ноги, покачнулась, схватилась за спинку дивана, и снова села – голова кружилась и было трудно удержаться на ногах. – Фредерик, не понимаю, я потеряла сознание? Боже, это так глупо, со мной такого не бывало много лет... – улыбаясь, она повернулась к мужчине и осеклась. Второй диван, близнец первого, стоявший у противоположной стены, был также занят – на нем лежала молодая женщина в вечернем платье и почти варварски роскошном колье на шее. Глаза женщины были закрыты и она казалась слишком бледной. В кресле рядом спал ребенок, мальчик лет десяти. – Кристина? Густав? Фредерик, почему они здесь? Что происходит?

Барон подошел к Мег и присел рядом с ней на диван.

– Не надо волноваться, – сказал он, мягко касаясь кончиками пальцев её щеки, убирая в сторону выбившуюся из прически прядь. – Твоя подруга и её сын здоровы. Они вот-вот придут в себя.

Мег задержала его руку и чуть отстранилась.

– Почему они без сознания?
– Это небольшое побочное обстоятельство, – ответил барон. – Я опасался, что Кристина отвергнет твое приглашение, а её сын оказался с ней случайно.

Её приглашение? Балерина потерла виски, но память наотрез отказалась помогать, более того, Мег вдруг осознала, что все воспоминания о событиях этого дня крайне смутны. Кажется, она беседовала с матерью... кажется, она собиралась куда-то вечером... . Окна гостиной были плотно задернуты портьерами, сквозь которые не проникало ни единого лучика, чтобы поднять, вечер ли на дворе, или уже ночь. Большие напольные часы в углу мерно тикали, а их стрелки показывали половину второго.

– Фредерик, который час?

Мужчина бросил в угол рассеянный взгляд.

– Очень поздно. Ночь.

Понимание заставило Мег похолодеть: ночь. И почти целый день, которого она не помнит, но который закончился в гостиной её жениха, причем здесь же почему-то находится Кристина де Шаньи с сыном, но без мужа.

– Ты устала, – сказал барон, вставая на ноги, и протягивая руку, о которую молодая женщина оперлась почти машинально. – Тебе нужно отдохнуть. Фрэнсис! – это лакею, – Помоги мисс Жири. Отведи её наверх.
– А ты пытаешься увернуться от ответа, Фредерик, – покачала головой Мег. – Я никуда не уйду, пока ты все не объяснишь.
– Фрэнсис, уведи мисс Жири наверх.

Слуга взял гостью за локоть, но одним резким движением она освободилась и устремилась к Фредерику, и сразу же обе её руки оказались заломлены за спину и сжаты словно тисками.

– Да как ты смеешь! – она рванулась, раз, другой, но все попытки оказались тщетны – лакей был намного сильнее.
– Сэр, – вежливо обратился к хозяину Фрэнсис, – может, стоит покончить со всем уже сейчас?
– Потом, – отмахнулся барон. – Пока уведи её и запри, я решу, что дальше.
– Фредерик? – Мег не верила своим ушам.

Мужчина подошел к ней совсем близко, посмотрел в глаза.

– Печально, что ты проснулась именно сейчас. Поверь, я бы тысячу раз предпочел избежать этой неприятной сцены, – произнес он светским тоном. – Ты должна подчиниться, так будет лучше для тебя и для всех. Тем не менее, я крайне признателен тебе за помощь, если бы не ты, один бог ведает, сколько бы еще времени у меня ушло.
– Мерзавец, – выплюнула Мег с горечью. – Значит, вот зачем я тебе понадобилась! Ты лгал, рассказывал мне сладкие сказки о новой жизни. Баронесса де Линт!
– Если бы я сделал тебя своей женой, – сказал Фредерик, – ты стала бы графиней. Мне даже жаль, что этому не суждено случиться.

Невероятным усилием она вырвалась из на миг ослабшего захвата. Алый отпечаток её ладони на щеке Фредерика исказил благородные черты мужчины, но вторая пощечина не достигла цели.

– Довольно, Маргарита, – сказал он, сжимая до боли тонкое запястье балерины и отталкивая её в руки Фрэнсиса. Отвернувшись, он приказал: – Мальчишку отнесите туда же, при нашей беседе с мистером Уай он будет лишним. И разбудите миссис де Шаньи.

Один из слуг послушно взял Густава на руки и понес вверх по лестнице, а за ним следом потащили упирающуюся Мег.

* * *

Густав залез на подоконник и подергал оконные рамы: бесполезно, они были заперты крепко. А если бы даже ему каким-то образом удалось открыть окно, возможный путь к свободе перекрывали решетки. Похоже, барон Фредерик де Линт очень боится воров, мрачно подумал мальчишка.

Заперты были также и двери, и хуже того – за ними осталась охрана, Густав хорошо слышал неторопливые шаги: когда невидимому сторожу становилось скучно, он позволял себе небольшую прогулку взад-вперед по коридору, не отступая, увы, от двери дальше, чем на несколько метров. Посему, блестящей идее вскрыть замок булавкой и сбежать, пока охранник отойдет, сбыться было не суждено.

Заглянув на всякий случай за шторы и под кровать, виконт де Шаньи уселся в кресло и, скорчив унылую гримасу, предался невеселым размышлениям.

Последним, что он запомнил, прежде чем свет померк перед его глазами, было путешествие по тайному ходу – о да, захватывающее, хотя и короткое. Он шел вместе с мамой и её подругой – они обе были такие красивые, в шелках и драгоценностях, что можно было вообразить себя героем авантюрного романа, провожающим двух принцесс. А потом тьма и пустота, и он просыпается в этой красивой комнате с решетками на окнах, запертой тяжелой дверью и рыдающей на кушетке маминой подругой.

– Мисс Жири, – он соскочил с кресла и подошел к молодой женщине, – мисс Жири... – та не ответила, только крепко обхватила руками декоративную подушку и уткнулась в неё лицом. Густав коснулся плеча балерины: – Пожалуйста, мисс Жири, не плачьте. Лучше помогите мне – вместе мы найдем выход.
– Отсюда нет выхода, – хрипло ответила Мег, оборачивая к мальчишке заплаканное лицо. – Я во всем виновата!
– Только не плачьте! – Густав крепко взял её за руки. – Вы видели маму? Где она?
– Она... внизу, – теперь Мег пыталась сдержать слезы. – Я видела её, когда меня уводили, она спала. Густав, мальчик, это все из-за меня! Фредерик... он попросил меня о чем-то, и я помогла ему! Я помогла заманить Кристину и тебя в ловушку!
– Вы же не нарочно, – рассудительно сказал Густав. – Вы с мамой подруги, вы бы никогда ей не навредили!

"Как много ты не знаешь, Густав... " – хотела сказать и не сказала Мег.

Но слова сына Кристины помогли ей немного успокоиться. Прикрыв ладонью лицо, она посидела с минуту, склонив голову, пока дурнота не отступила, затем попробовала сделать шаг к окну...

– Это безнадежно, – вздохнул Густав. – Окно я проверил сразу же. Нужно искать другой путь... может, простучать стены? Здесь случайно нет потайного хода?

Помимо воли Мег улыбнулась.

– Это дом Фре... барона де Линта, я бывала здесь несколько раз. Боюсь, что даже если тайный ход из этой комнаты имеется, мне о нем ничего не известно. Единственный выход отсюда – через дверь.
– Значит, нужно придумать, как её открыть, – сказал Густав. – Но за ней охранник, здоровенный такой детина, натуральный шведский тролль, – Мег снова улыбнулась. – Хотя... мисс Жири, вы видите этот шнур у портьер? Я пытался дотянуться, не смог, росту не хватает. А вы можете попробовать его снять?

Мег попробовала. Пусть даже это было глупо, но приказав телу двигаться, она смогла хоть на несколько мгновений отрешиться от мучительной душевной боли. Мало кто, глядя на воздушные фигурки балерин, предполагает, какая физическая сила скрыта за внешней хрупкостью. Крепко вцепившись в шнур двумя руками, она дернула и чуть не упала с обрывком в руках. Густав сразу же отобрал трофей, покрутил в руках, свернул несколько петель и снова их распустил.

– Скажите, мисс Жири, – лукаво прищурился он, – а вы можете сейчас громко-громко закричать?

... охранник не слишком интересовался подробностями: босс приказал отвести наверх женщину и сопляка, запереть в комнате, следить, чтобы они не сбежали и чтобы с ними ничего не случилось. Когда из-за дверей донесся полный ужаса женский крик, он замер на месте, пока мысли нехотя ворочались под толстым сводом черепной коробки. Что происходит, и что он должен делать?

Крик смолк, и в дверь отчаянно забарабанили с той стороны.

– Помогите! – снова закричала пленница. – Помогите, пожалуйста! Он сейчас умрет! Помогите, умоляю!

Охранник должен был принять решение. Он его принял.

Повернулся ключ в замочной скважине, дверь открылась, и громила вошел в комнату. Безжизненное тело ребенка лежало прямо на полу, он склонился над ним, и тут словно целый многоэтажный дом обрушился на голову, сначала один этаж, затем второй, третий. И чердак впридачу.

Густав вскочил на ноги, отобрал у Мег веревку и принялся деловито обкручивать её вокруг рук бывшего их надзирателя. Балерина опустилась на колени рядом, отвернула полу пиджака и осторожно, как опасную тварь, достала из кобуры большой тяжелый револьвер.

– Оружия у него больше нет, – доложил Густав.
– Ты крепко его связал?
– Конечно! – довольно кивнул мальчишка. – Особым морским узлом!
– Хорошо, – рассеянно отозвалась Мег, взвешивая оружия в руке. – Густав, здесь есть черная лестница, на этом этаже. Коридор свободен, и дверь обычно не заперта... – Тот фыркнул, намекая, что даже если и заперта, это его не удержит. – Я хочу сказать, Густав, что ты можешь выскользнуть незаметно. Позови на помощь.
– Я должен спасти маму! – мотнул головой в запальчивости юный виконт.
– Это сделаю я.

Крепко сжав револьвер, она выскользнула в коридор.

* * *

– Наши люди засекли его, – доложил человек в ливрее лакея. – Он прибудет c минуты на минуту.
– Благодарю, – кивнул барон де Линт. – Мы с мисс Дааэ уже заждались. – Лакей бросил на пленницу равнодушно-свинцовый взгля. – Передайте остальным, пускай готовят встречу.

Слуга кивнул и вышел из комнаты.

Кристина сидела в гостиной первого этажа, там же, где пришла в себя. Когда мучительное беспамятство выпустило её из своей жестокой хватки, а силы вернулись настолько, чтобы начать задавать вопросы, Фредерик даже на них ответил. На первый – о Густаве – что ребенок заперт наверху, цел и невредим, но лишь до тех пор, пока мисс Дааэ будет проявлять благоразумие. На второй – о муже – что ей не стоит о нем беспокоиться. И на третий – о Мег – только презрительно улыбнулся. И Кристина поняла, что больше ей ничего не скажут. Он сидела почти недвижно, опустив голову и обхватив себя за плечи, и ждала. Лишь драгоценности в ожерелье ослепительно переливались, внося неуместную нотку веселья в окутавший женщину мрак бессилия.

Де Линт уселся в кресло напротив неё, плеснул себе виски в стакан, пригубил.

– Признаться, мисс Дааэ, я даже немного разочарован, – сказал он с ироничной улыбкой по-французски. – Сначала я потратил столько времени и сил, чтобы попытаться обыграть нашего общего знакомого. Должен отметить, он был великолепным противником! Я так долго искал его слабое место, и когда, наконец, нащупал его – открытие оказалось донельзя банальным. Женщина! Всего лишь женщина! Тем не менее, ради неё он отбросит осторожность и с открытыми глазами снова ринется в капкан. Неужели годы ничему никого не учат?

Кристина подняла голову и встретилась с бароном взглядом.

– Вы француз, – сказала она. – Вот что меня тревожило все время после нашего знакомства. Но я никак не могла понять... Вы ведь говорите со мной на родном языке, не так, как раньше, когда старательно подделывали бернский выговор. Думаю, вы жили в Швейцарии раньше, но не очень долго.
– У вас прекрасный слух, – кивнул Фредерик.
– Жаль, что не смогла расслышать вашу ложь раньше, – ледяным тоном парировала Кристина. – Тогда бы вы не втянули нас в эту проклятую игру.
– Не корите себя, – издевательски-сочувственным тоном сказал тот. – У вас не было шансов, если я того не хотел.
– И зовут вас, конечно же, не Фредерик де Линт, – отстраненно продолжала молодая женщина. – Чужое имя, чужой язык, чужая личина... – он неё не укрылось, как на миг скривились правильные черты похитителя. – Лакеи, привычные ломать кости и резать глотки, а не прислуживать за столом. Кто вы такой на самом деле? И что вам нужно от меня?
– Вы мне не нужны, – спокойно сказал он, – если не считать, конечно, ваших выступлений. Кто бы мог подумать одиннадцать лет назад, что незаметная хористка обладает таким талантом? Я даже не предполагал. И все же, хоть вы, Кристина де Шаньи, не нужны мне, вы нужны кое-кому другому. Этот человек придет, и нет сейчас таких преград, которые смогут его удержать.
– В моей жизни подобное не впервые, – она нашла в себе силы добавить в голос язвительности. – Вы имеете в виду моего мужа? Однажды он уже спас меня из плена.
– Нет, не его, – покачал головой Фредерик. – Малыш Рауль не явится спасать вас. Видите ли, он... – странная пауза, словно бы он сам не готов был произнести то, что хотел, и решительный переход на другую тему. – Тем не менее, в некотором роде ваш прошлый опыт должен повториться, только на этот раз нам всем предстоит сыграть немного другие роли.

Он встал и подошел к окну, рассматривая, как тормозит у дверей роскошное темное авто, хлопает дверь со стороны водителя, и к вышедшему в свет фонарей высокому мужчине с закрытым маской лицом спешат слуги. Из гостиной этого не слышно, однако, он знал, как прозвучит приказ не двигаться, пока гостя не обыщут. Под прицелом двух пистолетов мистер Уай продемонстрировал открытые руки. Один из помощников барона подошел к нему... Мужчина стерпел обыск, настолько тщательный, что не укрылась даже тонкая веревочная удавка, которую гость носил на запястье. Вырванный шнурок полетел на землю...

– Наше ожидание окончено, – произнес барон, оборачиваясь к Кристине. – Он уже здесь. Наш старый знакомый. Одиннадцать лет назад в Париже мы с вами знали его как Призрака Оперы...

Не прошло и минуты, как на пороге выросла знакомая фигура. За спиной бывшего владыки Опера Популэр стоял охранник с оружием наготове. Мистер Уай, проигнорировав опасность, решительно вошел в гостиную, ободряюще кивнул Кристине и остановил холодный взгляд на Фредерике де Линте.

– Уберите своих цепных псов, я пришел беседовать с вами.

Фредерик небрежно махнул рукой, приказывая охранникам уйти.

– Итак, я здесь. Пришел на назначенную вами встречу. Что дальше? Если вам нужен выкуп, говорите, сколько, и покончим с этим.
– Я не вымогатель, – покачал головой де Линт. – О чем вы, безусловно, знаете, поэтому и пытаетесь заставить меня потерять самообладание оскорблением.
– Разумеется, я знаю, кто вы, – согласился бывший Призрак Оперы. – И даже то, что вас уже больше десяти лет считают погибшим, в чем обвиняли меня, между прочим, пока вы живете и здравствуйте на службе германской разведки. Ну так вот, месье Вервольф, отпустите графиню, и я постараюсь позабыть об этом глупом недоразумении.
– У него Густав, – сказала Кристина.
– Ребенка тоже немедленно освободите, – добавил Призрак Оперы. – Тогда я позволю вам уехать из страны, прежде чем сообщить в контрразведку. Здесь не любят шпионов, но мне может быть лень тратить своё время на исполнение гражданского долга американца.
– Вот как, американца, – улыбнулся Фредерик. – А я слышал иное... Вы так самоуверенны или так глупы? – Он схватил Кристину за плечо и дернул, заставляя встать рядом с собой. – Я уполномочен сделать вам предложение от имени моего руководства. Наилучшие условия для работы. Лаборатория, возможность подобрать себе персонал, полное обеспечение.
– В Германии нехватка парков развлечений? – насмешливо осведомился Призрак.

Фредерик толкнул к нему Кристину.

– Вы можете забрать её с собой, – сказал он. – Освободить мисс Дааэ я не могу, но и убивать её не обязан. Берите её. Разве не об этом вы мечтали все эти десять лет?! Вам до сих пор отказывает ваш хваленый ум, как только речь заходит об этой певице. Так выбирайте! Вы ведь получили моё послание с телом виконта де Шаньи, вы уже понимаете, что я не шучу! Работа на Германию и ваша Кристина – ваше "да", а "нет" – и она на ваших глазах присоединится к своему супругу!
– Рауль? – Кристина рванулась, было, к барону, но Призрак удержал её. – Что он говорит о Рауле?
– Он лжет, – склонившись к её уху, прошептал мистер Уай. – Верь мне.
– Я жду вашего ответа, – сказал Фредерик, доставая из кармана пистолет.
– Я бы тоже хотела задать вопрос, – раздался за его спиной женский голос. В дверях библиотеки стояла Мег и держала в вытянутой руке тяжелый револьвер. Она была бледна, глаза покраснели от слез, но лицо было спокойно и рука не дрожала. – Брось пистолет, Фредерик, – приказала она, приблизившись и уткнув дуло своего револьвера в спину бывшего жениха.
– Как ты сюда попала? – барон положил своё оружие на стол и, повинуясь недвусмысленному толчку, отошел в сторону. Теперь Мег стояла между ним и Кристиной, держа Фредерика на прицеле.
– Что с Густавом? – быстро спросила певица.
– Он свободен, – ответила Мег, не оборачиваясь. – Тебе не следовало показывать мне секретный переход в библиотеку, дорогой, – продолжила она, обращаясь уже к де Линту. – Наверное, ты сейчас и сам себя коришь. Но уверена, не настолько, как я – из-за тебя, мерзавец, я предала подругу! Она оказалась здесь в опасности – из-за меня! Как ты все задумал, дорогой? Влюбить в себя малютку Мег, назначить день свадьбы, а затем – почему бы не пригласить на празднование твою давнюю подругу, графиню де Шаньи? И я позвала её в Америку – в твою ловушку!
– Графиня де Шаньи? – улыбнулся вдруг барон. – Мне всякий раз забавно это слышать. Этот титул мог бы по праву быть твоим, дорогая Маргарита, и я даже временами подумывал его тебе подарить. В конце концов, наш роман доставил мне немало приятных часов, а с возрастом мужчины начинают задумываться о семейном очаге...

Палец Мег дрогнул на спусковом крючке.

– Мег, не нужно, – попросила Кристина. – Ты не убийца. Давай просто уйдем отсюда и найдем Густава и Рауля.
– Действительно, мисс Жири, – вмешался Призрак. – Пока не убивайте его – пусть побудет страховкой. Минут на пять-десять, вряд ли моим людям понадобится больше.
– А потом? – Мег чуть повернула голову и вздернула бровь.
– Потом, если пожелаете, можете его пристрелить, – галантно произнес мистер Уай. – Или его пристрелят для вас. Как скажете.
– Вы все же привели своих людей? – почти светски спросил шпион, непринужденно опираясь плечом о стену. – Циркачей и прочих дилетантов...

В отдалении прогремел выстрел, один, второй, раздались крики, сначала чуть приглушенные из-за расстояния, затем все громче и ближе. Еще через несколько мгновений перестрелка переместилась в дом.

– Ты удивительна, Маргарита, – улыбнулся Фредерик. – Я всегда знал, что парижский Призрак Оперы просто глуп и слеп, раз не заметил твоего таланта и характера! Даже если ты не могла быть как Кристина...
– Замолчи!

Этого момента следовало бы ожидать с самого начала – слишком спокойно и уверенно вел себя шпион. Да и одно то, что Верфольфу удалось пережить своих противников, намекало, что в рукаве всегда будет припасен не один туз, а целая крапленая колода. Но Призрак ожидал, что Фредерик попытается отобрать оружие у Мег. Или вернуть своё. Поэтому, когда от короткого и сильного удара кулаком по стене открылся тайник, ему не хватило доли секунды. Пальцы барона сомкнулись на рукоятке небольшого револьвера и прогремел выстрел.

Окинув друзей удивленным взглядом, графиня де Шаньи пошатнулась и начала оседать на пол.

– Кристина! – закричала Мег, бросаясь к подруге.

В ту же секунду прогремел второй выстрел – и оружие выпало из окровавленной руки барона. В гостиную ворвался Рауль де Шаньи. Вторая его пуля ударила в грудь де Линта, третья – оставила круглый темный след во лбу.

– Кристина! – он упал на колени рядом с женой. Бывший Призрак Оперы опустился рядом с ним.
– Она жива, – сказал он и, неожиданно для самого себя, похлопал старого соперника по плечу.

В гостиной стало очень людно. Бойцы с Кони-Айленда столпились, ожидая распоряжений хозяина. Мимо них стремительно протискивался невысокий пожилой мужчина, обладатель зычного и несоответствующего своей внешности голоса.

– Да пропустите же! – рявкнул он.
– Это врач, – кивнул Призрак, послушно отодвигаясь от Кристины и отводя в сторону Маргариту Жири.

Ресницы графини дрогнули, она вздохнула и сразу же поморщилась от боли.

– Рауль? – удивленно прошептала она и вцепилась пальцами в рукав мужа. – Рауль, мне рассказали ужасные вещи... Густав! Где Густав? – она попыталась встать, но её удержал врач.
– Мама, я здесь! – юный виконт вынырнул из-за спин бойцов и бросился к матери. – Мадемуазель Жири велела мне позвать на помощь – вот я и привел этих людей! Я их встретил на подходе к дому, и отец тоже был с ними!

Врач открыл свой чемоданчик и принялся обрабатывать рану.

– Если бы не это ожерелье, могло кончиться куда неприятнее, – вынес он вердикт. – Но вам, дорогая, все равно нужно в клинику, так я вас домой не отпущу.
– Возьмите мою машину, – велел мистер Уай.
– Я тоже поеду, – решительно сказала Мег.
– Разумеется, – кивнул Призрак Оперы. – Доктор, это мисс Жири, она пережила нервное потрясение, и ею также нужно заняться. Счет пришлете мне, как всегда.
– Я встану, – сказала Кристина и действительно попыталась, но муж удержал её.
– Босс, что теперь? – тем временем осведомился Томас.
– Теперь – уходим. Полиция прибудет очень скоро, следует убраться до их появления.
– И как ты намерен объяснить эту перестрелку на Бруклин-Хайтс? – поинтересовался Рауль.
– Объяснять – их дело, – Призрак махнул рукой в сторону дороги, с которой вот-вот должны были подъехать полицейские. – Или как очередную схватку между местными бандитами, или, если найдут свидетельства шпионской деятельности твоего покойного брата – объясняться будут уже другие.

Оба мужчины взглянули на распростертое тело графа Филиппа де Шаньи.

– Мой брат Филипп умер одиннадцать лет назад, – сказал Рауль. – Я похоронил его. А это – бывший Призрак Оперы, шантажист, убийца и шпион. Примите мои извинения за беспокойство, мистер Уай.
– Шпионаж, – поморщился его собеседник. – Какие омерзительные личности попадаются на пути честных деловых людей!

Кристину унесли и помогли устроиться в машине, рядом уселись Рауль и Мег, шофер повернул ключ. Призрак Оперы проводил взглядом удаляющееся авто.

– Босс! – из дома подбежал запыхавшийся Томас. – В "Фантазма" пожар!

* * *

Эпилог

Ночь раздумывала, не пора ли перейти в утро, стрелки на часах всячески разделяли это намерение, но бар при отеле был еще открыт. Хотя предпоследний посетитель покинул его, нетвердо переступая ногами, уже довольно давно, но еще один почему-то не спешил в благословенные объятия сна. Полуночник сидел за дальним столиком в углу, цедил виски и терялся в тенях, пока лунный свет не выхватывал из сумрака его профиль. Тогда бармен чувствовал, как по спине пробегает неожиданный холодок. Словно бы в зале за ним сидит призрак...

Скрипнула дверь, впуская еще одного позднего визитера, должно быть застигнутого посреди ночи приступом коварной жажды. Окинув с порога взглядом зал, он коротко кивнул бармену и сразу же направился к дальнему столику.

– Вижу, ты на сей раз один, – сказал он вместо приветствия, пододвигая стул и усаживаясь напротив.
– Оставил людей в "Фантазма", – ответил мистер Уай, оборачивая к собеседнику наполовину закрытое маской лицо. – На счету каждая пара рабочих рук.

Рауль де Шаньи поставил на столик бутылку вина и махнул рукой бармену.

– Любезнейший, нам бы пару бокалов и штопор.

Тот отложил полотенце, снял с полки два винных бокала и пошарил рукой под стойкой, нащупывая штопор.

– Благодарю, – Рауль забрал все из рук бармена и одарил того легким вежливым наклоном головы. – Не смею вас больше беспокоить, дальше мы сами.
– Моя смена еще не окончена, – возразил работник.
– Закончена, – подал голос человек, оставшийся за столиком. – На жалованье это не отразится. Нам с другом нужно обсудить некоторые дела без лишних глаз и ушей.
– Сменщик будет через час, – бармен вздохнул, поправил жилет и вышел из-за стойки. Сняв с вешалки в подсобке пиджак, он вышел из бара, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Бывший Призрак Оперы любовно провел кончиками пальцев по этикетке, украшавшей винную бутылку.

– Давненько я не видел здесь ничего подобного.
– Полезно иметь связи в дипломатических кругах, – с усмешкой пояснил Рауль, втыкая изогнутое жало штопора в пробку. Несколько уверенных поворотов, упор – пробка вышла из горлышка и легла рядом с бутылкой. – Держу пари, в Америке ты настоящего французского вина не найдешь. То, что здесь подают, сгодится разве что в ослиное пойло.

Мистер Уай пригубил и чуть улыбнулся.

– Последнее желание перед арестом?

Граф де Шаньи наполнил свой бокал.

– Бюро получило то, что хотело, – сказал он. – Вервольфа и Призрака Оперы. Кто бы мог подумать, что оба мерзавца оказались одним и тем же, исправленным талантливым хирургом лицом... Тебя не будут больше преследовать с нашей стороны, хотя понятия не имею, во что ты способен впутаться сам. Судя по тому, что устроили твои люди на Бруклин-Хайтс, здесь найдется немало желающих выпустить в тебя парочку пуль.
– Всего лишь возвращение старых долгов, – хмыкнул Призрак. – Кое-кто из больших людей мне кое-чем обязан... я, в конце концов, бизнесмен, а не мафиози.

Рауль подлил еще вина.

– Странно это, – задумчиво сказал он, поднося бокал к губам, прежде чем поставить обратно, не отпив ни капли. – Возможно, я бы дрогнул на секунду при виде Филиппа, его настоящего лица. А может, и нет – я похоронил его так давно и в своей памяти, и в сердце. Человек, которого я убил, был всего лишь еще одним врагом.... Думаешь, я монстр? – вдруг спросил он Призрака. Тот равнодушно пожал плечами.
– Будь он моим братом, я бы его тоже пристрелил.
– Умеешь ты подобрать слова утешения, – на этот раз Рауль выпил. – Не хочу задумываться, как бы все могло сложиться, что стало бы с Кристиной...
– Как она?
– Отдыхает в номере – завтра мы возвращаемся во Францию. Рана болезненная, но неопасная, а мне становится жутко при одной мысли, как она рисковала. Твой доктор Лииндрум продержал её всю прошлую ночь у себя в клинике, заявил, что только ему решать, как заботиться о пациентах. С ней оставалась Мег Жири, не отходила ни на шаг и все извинялась – хотя она-то была всего лишь жертвой опасного преступника, зато не позволила ему совершить новое преступление.
– Смелая девушка, – вздохнул Призрак. – Днем я говорил с мадам Жири, узнал, что Маргарита решила вернуться в театр хореографом. Сначала будет помогать матери, конечно. Дело, которому можно отдаться без остатка – лучшее лекарство для разбитого сердца. По себе знаю, – добавил он глухо.
– Удачи ей, – граф де Шаньи отсалютовал собеседнику и замолчал.

Еще несколько минут они сидели молча. Луна освещала лица сидящих друг напротив друга мужчин, которые больше не были соперниками.

– Есть одна вещь, о которой я хотел тебя попросить, – сказал граф де Шаньи немного погодя. – Я могу погибнуть на службе в любой момент. И если со мной что-то случится... .
– Обещаю, – сказал Призрак Оперы. – Я сделаю все для Кристины и Густава.
– Спасибо.

Раулю нелегко далось это – намного сложнее, чем он мог бы ожидать от себя, опытного контрразведчика, давным-давно привыкшего блестяще имитировать искренность. Воистину, все слабеет без постоянных упражнений и стоит, наверное, снова начать почаще говорить правду, восстанавливать навык тренировкой? Хотя бы Кристине...

– Дьявол бы побрал твоего братца, – сменил тему мистер Уай. – Сколько теперь уйдет времени и сил, чтобы восстановить "Фантазма"! Одни убытки мне от вашего семейства.
– Раньше Вервольф не отличался такой тягой к разрушению и мести, – задумчиво сказал Рауль. – Ты здорово его задел.
– Буду считать это комплиментом, – кивнул бывший Призрак. – Тебе, вероятно, на родине выдадут за это дело орден?

Рауль изобразил неопределенную гримасу и развел руками.

– Мне жаль твой парк развлечений, – признался он. – Густав от него был просто в восторге. Надеюсь, ты его отстроишь.
– Буду водить экскурсии на пепелище, – сказал мистер Уай таким серьезным тоном, что разобрать, шутит ли он, казалось невозможным. – По десять центов за билет. Возвращайтесь через год – парк станет еще чудеснее!
– Ты и впрямь ненормальный, – покачал головой Рауль. – Но спасибо за приглашение. А теперь мне пора. – Он встал из-за стола, поднялся на ноги и Призрак. Мужчины пожали друг другу руки.
– Прощай, граф. Счастливой дороги.

* * *

– Herr Gustav!
– Was?

Густав обернулся – к ним направлялся Клаус, огромный и татуированный, возвышающийся над толпой, собравшейся у трапа.

– Густав? – Кристина вопросительно приподняла бровь.
– Мама, это ко мне! – с достоинством ответил сын. – Я сейчас.

С этими словами мальчишка помчался навстречу знакомцу. Кристина поправила повязку на руке – под накидкой её не было видно, репортеры Нью-Йорка обойдутся без подобной сенсации. Рауль обнял её, осторожно, чтобы не причинить боли.

– Все хорошо, – прошептал он. – Я вижу Густава, и мы можем положиться на его здравый смысл. – Молодая женщина тихонько засмеялась и вытянула шею, рассматривая сына.

В десятке метров от них Клаус Хофф что-то говорил Густаву и тот с серьезным видом кивал. Закончив беседу, силач торжественно протянул перевязанную лентой коробку, поклонился как на светском приеме сначала ребенку, потом, обернувшись, его родителям – и исчез, мгновенно растворившись среди провожающих. "Очевидно, это влияние работодателя", – пробормотал про себя Рауль де Шаньи.

– Подарок от мистера Уай! – гордо продемонстрировал коробку родителям Густав. – И извинения за то, что сам не смог явиться проводить нас.
– Нам тоже очень жаль, – вздохнула Кристина. – А что за подарок?
– Он просил открыть его на борту. Я вам потом покажу, – пообещал виконт.

Последние минуты на берегу подходили к концу. Кристина обняла Мег, сердечно попрощалась с мадам Жири и ступила на трап.

... Очертания Нью-Йорка постепенно размывались, отдаляясь. Юный Густав де Шаньи, расположившись в шезлонге, с интересом рассматривал коробку – покрутил, потряс, приложив уху – прежде чем аккуратно развязать ленту и снять крышку.

Темно-синий бархат, которым было выложено дно, подчеркивал светлый оттенок подарка. Полумаска. Не новая, покрытая местами царапинами и потертая с краю.

В раздел "Фанфики"
На верх страницы