Мой дом находится в пригороде и слишком велик для меня одного, но зато, в отличие от прежнего жилища, ни у кого не вызывает подозрения. Соседи поначалу косились на меня, но вскоре моё лицо в маске примелькалось. Я пустил слух о том, что сильно обгорел, поскольку несколько лет назад меня угораздило посетить Оперу именно в тот вечер, когда упавшая на зрительный зал люстра вызвала пожар в здании. При встрече уважаемые господа без высокомерия раскланиваются со мной, а некоторые не без зависти называют за глаза нуворишем: я один из тех, кому удалось поймать удачу за хвост и найти золото в Калифорнии. Я знаю, как выгляжу со стороны: респектабельным, хотя и нелюдимым холостяком средних лет, имеющим средства на то, чтобы содержать прислугу, четвёрку чистокровных вороных и пару элегантных экипажей.

Это очень удобно — быть на виду у всех и оставаться незаметным. Теперь, когда в моей жизни появилась дама, я делаю всё, чтобы окружающие и дальше считали меня скучным, неинтересным отшельником. Я не могу допустить, чтобы репутация моей женщины пострадала. Наши встречи остаются тайной даже для любопытных слуг. Как только её супруг уезжает из города, она поручает сына заботам верной и не задающей лишних вопросов няни и приходит ко мне. Я предпочитаю не задумываться, зачем она это делает. Кажется, она ненавидит меня, и при этом я почти уверен, что она лишилась рассудка, если стала любовницей чудовища. Но в чём бы я ни был повинен перед ней, нет мести изощрённее той, что она придумывает для меня при каждой встрече. И я не знаю, что для меня большая пытка — тосковать по ней и изводиться в ожидании свидания, видеть её или потом отпускать к другому.

Я честно пытался её забыть. Сбежал на другой континент, но даже громадное расстояние и время не смогли разорвать существовавшую между нами связь. В каждой из женщин я невольно искал её черты. Сколько раз я пробуждался с её именем на губах и с горечью понимал, что моя постель пуста или рядом находится очередная незнакомка, чьё лицо я без сожаления забывал уже на следующий день. В настигавших меня припадках малодушия я даже всерьёз подумывал о том, не пустить ли пулю в лоб и разнести вдребезги черепную коробку, в которой не осталось других мыслей, кроме как увидеть мою потерянную возлюбленную, ставшую чужой женой. И я сдался. Бросив все дела на управляющих, пересёк океан, чтобы сыграть в русскую рулетку с судьбой.

Мы вновь сошлись на маскараде — издевательская символичность этого факта показалась почти забавной. Несмотря на то, что мы не виделись больше пяти лет, я сразу её узнал, как будто в зале, набитом гостями, никого не было, кроме неё. Она была одета в костюм испанской цыганки. Распущенные кудрявые волосы, схваченные на затылке черепаховой пейнетой, поверх которой была накинута мантилья; открытые округлившиеся плечи; корсаж с приколотой к нему алой розой; высокая грудь; стройный стан в пене оборок и кружев, веер в белых руках... Мне показалось, что я разучился дышать, такой невероятной и будничной оказалась наша встреча. Я поискал взглядом её мужа, но тот, видимо, был занят беседой со своими приятелями. Виконт Рауль де Шаньи даже предположить не мог, что один пренеприятный субъект внезапно явится из прошлого и захочет напомнить о себе виконтессе. Не соображая, что делаю, я поравнялся с ней и выдохнул:

— Кристина...

Услышав мой голос, она вздрогнула всем телом, повернулась и закрыла рот ладонью. Глаза в прорезях бархатной маски расширились и начали медленно наполняться слезами. Она узнала меня, несмотря на закрытое до губ лицо, нелепый костюм пирата, грим, парик, фальшивую кудлатую бороду и серьгу в ухе.

— Эрик... — ахнула она. — Неужели это ты?!

— Тсс... Ничего не говори.

Я взял её безвольную руку в свою и вывел Кристину в круг танцующих. На нас никто не обращал внимания. Да и кого мог удивить мимолетный бальный союз пирата и гитаны? Вокруг веселились, флиртовали, кружились в вальсе разодетые пары. Официанты разносили бокалы, в которых искрилось шампанское. Смеющаяся молодёжь запускала друг в друга серпантином. Откуда-то сверху падал разноцветный дождь конфетти. А тем временем на виду у праздной толпы свершался очередной акт старой драмы, оставшейся лишь в памяти немногочисленных посвящённых да ещё на пожелтевших страницах бульварных газет.

Мои руки касались Кристины, я слышал её дыхание, видел испуганные глаза, которые не умели лгать, и понимал, что в этот раз или одержу победу над судьбой, или паду под её последним сокрушительным ударом. Неотвратимость происходящего и ожидание того, чему ещё только предстояло свершиться, щекотало нервы, как поднесённый к виску револьвер, заряженный всего одним патроном.

— Я приехал за тобой.

— Это невозможно, — пробормотала она, силясь сохранить на лице видимость веселья. — Я замужем.

— Ты думаешь, меня остановит такая мелочь?

Её пальцы в моей ладони дрогнули, и она едва слышно произнесла:

— У меня есть сын, Эрик. Ты должен понять, что всё кончено. Я умоляю тебя, уезжай туда, откуда ты приехал. Забудь меня!

— Ни за что.

Мы выбились из числа танцующих, я подвел Кристину к одной из колонн и подозвал официанта. Протянул ей бокал шампанского: ни дать ни взять заботливый кавалер, который ухаживает за своей дамой, которой стало дурно от духоты зала и усталости. Воспользовавшись случаем, вложил в ладонь Кристины клочок бумаги с моим адресом.

— Я буду ждать тебя.

Она отрицательно замотала головой и, нервно обмахнувшись веером, сказала:

— Ты же знаешь, что я не приду.

— Тогда я сам явлюсь за тобой. Выбирай.

Знал ли я, что своим возникновением поломал её устоявшуюся, благополучную, размеренную жизнь? Безусловно. Но не дай Бог кому любить так, как выпало мне. Оставить Кристину означало отказаться от радости, возможности счастья... от всего на свете!

Она понимала это. Как знала и то, что я изменился и больше не смогу, не захочу оставить её в покое.

Спустя две недели изнуряющего ожидания, в течение которых у меня на висках прибавилось седины, она, наконец, пришла...

* * * * *

Мы два грешника, и когда-нибудь нас обязательно настигнет расплата за то, что Кристина обманывает своего мужа, а я изо всех сил ей в этом помогаю. Наше совместное сумасшествие больше любви, сильнее страсти. Это животная потребность, ощущение полного единения с другим существом. Наваждение, болезнь, одержимость — я могу придумать тысячи названий этому чувству, и все они не смогут отразить и малой доли того, что я действительно испытываю.

«Моя», — шепчу я, лишь только слышу шаги Кристины, входящей в наше тайное убежище.

«Моя», — и захожусь от предвкушения, освобождая её от одежды.

Кристина. Моя ученица, возлюбленная, тайная жена... Моя музыка и самое прекрасное произведение, что я создал. Моя жизнь.

После рождения первенца её формы округлились, груди стали полнее, и бёдра — шире. Но главная перемена кроется в ней самой. Она как будто совсем забыла меня прежнего и впустила в свою жизнь не прежнего учителя или страстно желающего её безумца, а мужчину, чью силу и власть над собой готова признать. Когда мы остаёмся одни, она снимает с меня маску и без содрогания смотрит на моё обезображенное лицо. Она целует шрамы и рубцы, которые у нормальной женщины способны вызвать лишь отторжение. Но она перестала быть «нормальной» в тот самый день, когда впервые появилась на пороге моего дома.

Она запускает пальцы в мои волосы и нетерпеливо притягивает меня к себе. Её гладкая кожа пахнет тёплым молоком. Как ребёнок, я приникаю к её крупным, твердеющим от прикосновений соскам и начинаю их слегка сжимать губами. Я жадно ловлю сладковатые капли: хотя с рождения сына прошел уже год, Кристина всё еще не отнимает его от груди, несмотря на протесты супруга.

Я обвожу пальцами очертания родного, желанного, запретного тела, пусть и отданного другому, но с готовностью открывшего мне все свои тайны. Кристина уже не стесняется и не требует прекратить, когда я начинаю гладить шелковистый пушок на её лобке, а потом, раздвинув нежные складки, ласкаю её так откровенно, как только может ласкать мужчина любимую женщину. Она лишь чуть приподнимается на локтях, словно не веря, что позволяет мне делать это с ней, и тут же со стоном падает обратно. Она запрокидывает голову и часто-часто дышит. Её ногти впиваются мне в плечи, но эта мимолетная боль лишь подстегивает моё желание. Её потаённый, чуть солоноватый вкус остается на моём не знающем стыда языке. Молоко, сладость и соль — всё это моя Кристина. И ещё горечь, которой пропитана каждая минута нашего свидания. Но я не желаю думать о том, что скоро мне снова придется расстаться с ней. Важно то, что происходит между нами сейчас, всё остальное — тлен.

Когда наши тела становятся одним целым, я едва сохраняю рассудок. Ощущения такие сильные, что граничат с острой болью. Кристина принимает меня в себя снова и снова, сжимает изнутри, ласкает. То сдавливает, то позволяет проникать глубже... Мне кажется, я парю где-то в пространстве, потому что на земле невозможно испытать подобные эмоции.

Я слышу, как она кричит подо мной, и, сделав несколько глубоких движений, чувствую, что падаю в бездну. Перед глазами плывут золотистые круги, я прежний перестаю существовать и полностью растворяюсь в Кристине. Ослепительная вспышка наслаждения соединяет наши тела и души в одно целое, и мы становимся мифическими андрогинами, совершенными и не знающими греха.

Миг, когда мы отрываемся друг от друга, похож на маленькую смерть. Кристина кладет свою голову мне на плечо и молча гладит меня по щеке. Мы оба думаем о том, что предали нашу любовь пять лет назад. Кристина — тем, что предпочла благородного жениха и благополучие несчастному уроду, а я — тем, что не смог или побоялся её удержать. Нам потребовались годы, чтобы осознать тяжесть ошибки, но мы уже не в силах исправить её последствия. Однако нам не хватает смелости сказать это вслух.

— Я люблю тебя, Эрик.

Услышав её признание, я закрываю глаза. Эти слова всё ещё звучат для меня слишком сильно. Даже после всего, что было между мной и Кристиной.

Она без отвращения целует моё лицо, грудь, живот.

— Люблю.

Её губы теряют всякую стыдливость, пока, наконец, не обхватывают меня. Я чувствую дразнящие прикосновения её подвижного языка, влажное тепло рта и понимаю, что в очередной раз схожу с ума, чтобы снова сорваться в пропасть, а потом с её помощью воспарить к небесам. Что же ты делаешь со мной!..

Моя соль и горечь. Моя Кристина. Моя, моя, моя...

В комнате так тихо, что хочется запустить чем-нибудь тяжелым в настенные часы, раздражающие своим тиканьем. Но вместо этого я стискиваю зубы и молча наблюдаю за тем, как Кристина одевается, приводит в порядок прическу и припудривает щеки. Где вы, поборники морали, кричащие о том, что порок непременно оставляет свою несмываемую печать на любом лице? Мне хочется сказать им: посмотрите на эти невинные черты и захлебнитесь в своих обвинениях. Словно услышав мой беззвучный вопль, она поворачивается и грустно улыбается.

— Если ты не уйдешь от Рауля, клянусь, я когда-нибудь его убью, — с бессильной ненавистью цежу я сквозь зубы.

Она кладет мне палец на губы и укоризненно качает головой. А потом утыкается мне в грудь. Мы без слов понимаем друг друга: она снова уезжает, возвращается к своей привычной роли жены и матери. Никто не может сказать, когда состоится наша следующая встреча. И когда я снова смогу дышать.

Я распахиваю перед ней дверь. Кристина опускает на лицо густую вуаль, торопливо идет к ожидающему её экипажу.
Я мысленно умоляю её оглянуться, с мальчишеской глупостью загадываю, что если это произойдет, то всё непременно устроится, и мы сможем победить сложившиеся обстоятельства. Но моим надеждам в очередной раз не суждено сбыться.

* * * * *

...Она торопливо избавлялась от грязной одежды. Только не плакать, уговаривала она себя. Плакать она станет потом, когда придёт осознание того, что произошло. А сейчас нужно вытереть слёзы и механически выполнить то, что требуется. Платье и нижнюю юбку — в корзину для белья. Не забыть сказать Лауре, что эти вещи не предназначены для стирки, их нужно сжечь, и чем скорее, тем лучше. Пожилая женщина предана ей всей душой и не станет задавать лишних вопросов...

Она зажмурилась и зажала рукой рот, чтобы не закричать. Перед глазами вновь встало лицо Эрика. Он умер мгновенно, во сне, так и не осознав, что случилось.

Она убила его. Сказала, что сегодня у неё есть возможность остаться с ним до вечера. Была необычайно страстной, доведя Эрика ненасытными ласками до экстаза и полного изнеможения. В неё будто вселился хитроумный демон, подсказывавший, как ввести Эрика в заблуждение. Она дождалась, пока он заснёт, взяла револьвер, который он неосмотрительно хранил заряженным в нижнем ящике письменного стола, подошла к постели и наставила оружие на спящего. Он пошевелился во сне и произнес её имя. Кристину затрясло от жестокости поступка, который она готовилась совершить. Нужно было торопиться, но она поняла, что если станет и дальше смотреть на любимого, ненавистного, настырного человека, походя сломавшего ей жизнь, вся её решимость покончить с ним испарится без следа. Взяв подушку, она накрыла ею лицо Эрика и, быстро приставив к ней оружейный ствол, дважды нажала на спусковой крючок. Запахло пороховой гарью. Сильное мужское тело несколько раз дернулось в предсмертной агонии и неестественно обмякло.

Кристина подняла подушку. Она не увидела, куда именно угодили пули, потому что открывшаяся картина лишила её чувств.

Когда Кристина пришла в себя, уже смеркалось. Она лежала на полу, и у неё от боли раскалывалась голова. В первый момент показалось, что весь кошмар ей попросту пригрезился, что это был не более чем страшный сон, но кровь на постели и засохшие бурые пятна на её собственной одежде кричали об обратном. Изобличающие преступление следы были почти не видны на тёмном платье, но Кристина знала, что они там есть, и этого было достаточно.

Она в панике заметалась по комнате. Ей казалось, что под ногами загорелась земля, а шум выстрелов услышал весь город; что в саду перед домом уже караулят полицейские, приготовившие для её рук кандалы. Словно желая окончательно её доконать, где-то неподалеку тоскливо завыла собака. Не помня себя от ужаса, Кристина выбралась наружу, закрыла дверь на ключ и поспешила покинуть жуткое место...

Она не будет плакать, не будет, не будет!..

— Мадам? — раздавшийся за спиной голос Лауры заставил виконтессу подскочить. — Что с вами случилось? На вас лица нет.

«Моё лицо при мне! — захотелось крикнуть Кристине. — Лица больше нет у Эрика, которого я застрелила. Там только кровь, ужас и смерть». Но вместо этого она горько и безутешно разрыдалась.

Лаура плотно закрыла дверь и, подойдя к хозяйке, успокаивающе прижала её к себе.

— Может быть, я чем-нибудь смогу вам помочь?

— Нет, — Кристина покачала головой, — мне уже никто не поможет.

— Мне больно смотреть на то, как вы себя истязаете, мадам...

Её голос был таким участливым, а желание Кристины выговориться таким сильным, что она, всхлипывая и поминутно утыкаясь в плечо верной няни, сбивчиво рассказала ей свою историю — начиная от знакомства с Эриком и до момента, когда прицелилась ему в голову и дважды спустила курок.

Лаура выслушала беспощадную исповедь молча, а потом сказала:

— Я застрелила бы его ещё раньше, доведись мне оказаться на вашем месте.

Кристина подняла голову и ошеломлённо уставилась на свою защитницу.

— Ты?.. Но... почему?

— Он не захотел оставить вас, вынудил пойти на прелюбодеяние и совершить тяжкий грех перед нашим Господом... Он угрожал убийством вашему мужу! А вдруг ему в голову и в самом деле взбрело бы расправиться с господином виконтом? Храни боже моего доброго хозяина! — Лаура перекрестилась. — Человек, о котором вы рассказали, не хотел делить вас ни с кем. Даже с вашим маленьким сыном.

Кристине стало не по себе. Лаура не только не осуждала убийство, но даже как будто оправдывала его!

— Что же мне теперь делать? — пролепетала Кристина и зажмурилась, представив себя среди приговорённых к каторге женщин. — Меня обязательно найдут и арестуют...

— Дайте ключ и назовите адрес, а сами ложитесь спать, — уверенно произнесла Лаура. — И не беспокойтесь, мадам, я обо всём позабочусь. Я сумею сделать так, что никто ничего не заподозрит.

— Но разве это возможно, Лаура?

— Огонь надежно уничтожает все следы, — женщина скривила тонкие губы, и в её усмешке и сверкнувших непонятной яростью глазах виконтессе почудилось что-то зловещее. Оказывается, она совсем не знала Лауру, даже не догадывалась, на что та способна, и уж тем более не могла предположить, что в момент опасности эта безропотная, преданная ей женщина добровольно согласится стать сообщницей убийцы.

— Моя одежда...

— Я сожгу её в печи.

— Нет, нет! Я не могу втягивать тебя в эту мерзость! — Кристина снова разразилась слезами. Вторя матери, в соседней комнате горько заплакал ребенок.

— Идите к вашему малышу, мадам. А я сделаю всё остальное.

У Кристины больше не осталось сил возражать. Она кивнула и подчинилась.

Виконтесса вошла в спальню и взяла хнычущего сына на руки. Сев в кресло, дала ему грудь. От нетерпения и неясного детского страха, порождённого нервозностью матери, он больно укусил её за сосок, но быстро успокоился. Кристина сквозь слёзы смотрела на то, как в уголках его рта скапливается молоко, и видела перед собой мёртвого Эрика.

Он действительно не хотел делить её ни с кем и неоднократно угрожал расправиться с её супругом. Но она не верила угрозам и не воспринимала всерьёз его шантаж. Рауль был отцом её сына, а Эрик не рискнул бы сделать сиротой ни в чём не повинное дитя, зная, какое горе принесёт этим Кристине. Да, он с каждым днём ревновал её всё сильнее и всё чаще срывался на упреки. Но даже когда их отношения зашли в тупик, она не оставляла его, хотя уже не знала, чего в её чувствах к нему больше — отчаянной, изматывающей любви, усталости или фатальной обречённости.

Всё изменилось около месяца назад, когда произошло событие, отрезавшее все другие пути. Кристина утаила новость от Эрика, понимая, что если бы он узнал правду, её жизнь оказалась бы безвозвратно погублена. После такого известия он пошёл бы на что угодно, лишь бы не отдать того, что принадлежало ему по праву. Именно тогда Кристина впервые по-настоящему испугалась, и в её голове начал зреть план, приведший к кровавой развязке. Она была загнана в угол и не нашла иного выхода из ситуации.

Виконтесса уложила заснувшего ребенка в колыбель и внезапно с испугавшим её саму хладнокровием подумала о том, что, несмотря на истерику, не рассказала Лауре самого главного. Эту тайну никто не должен узнать. Она унесёт её с собой в могилу.

Кристина обхватила дрожащими руками живот. Вот она — причина её чудовищного поступка.

Она беременна от Эрика.

Её сын или дочь родится в законном, освященном церковью браке и будет считать своим отцом чужого человека.

Но этот ребенок уже никогда не станет бастардом.

В раздел "Фанфики"
Наверх