Посвящается Лене ФП и любимому форуму.

Он лежал, скрестив руки на груди, как и полагалось мертвецу. Вернее, ещё не мертвецу, но уже давно – живому трупу.
Время от времени он поднимал тяжелые веки и видел над собой открытую крышку гроба.
«Гвозди и молоток». – Разум фиксировал последние детали.
«На столе рядом с гробом, - равнодушно отозвался внутренний голос. – Для Перса оставлена записка. Он найдет всё, что нужно для погребения».
«Надеюсь, у него достанет такта не рыться в вещах?» - обеспокоенно поинтересовалась осторожность.
«Он щепетилен», - усмехнувшись, констатировала гордость.
«Это хорошо».
«Перс может похоронить тело по своему мусульманскому обычаю, – проскрипела недоверчивость. – Завернет в простыню и зароет, как собаку».
«Тогда мне уже будет все равно». – Живой труп вздохнул.
«Жаль, что зароет», - подумали про себя подвальные крысы.
«Скрипка?» - продолжал вести опрос разум.
«Здесь», – откликнулись пальцы, плотно сжавшись на грифе инструмента.
«Партитура оперы?»
«У камина. Её сожгут. Я не смогу сделать это сам», - произнес живой труп, через силу выталкивая слова из перехваченного спазмом горла.
«А может, зря ты так? – робко укорила надежда. – Вдруг её кто-нибудь найдет и исполнит?»
«Исключено, - вмешался разум. – Перс не умеет читать ноты».
«Но ведь умеет Она», - прошептала забившаяся в самый темный подвальный угол любовь.
Все подавленно замолчали, а потом заговорили разом, перебивая друг друга:
«Она умеет!»
«Не забудет!»
«Придет!»
«Обещала!»
«Сдержит слово!»
«Не надейтесь!» - осадил хор голосов разум.
«Она не придет», - подтвердила, сбегая по впалой щеке, слеза.
«Не придет», - эхом отозвалась ее сестра.
«Значит, всё было зря», – обессилено шевельнулись губы.
«Я бы тоже так сделала», - призналась осторожность и насупилась.
Повисла такая осуждающая тишина, что было слышно, как под каменными сводами паук с белым крестом на брюшке перебирает лапками нить паутины.
«Какое право вы имеете решать за Нее?» - вдруг сурово спросила любовь, выбираясь из темного угла.
«Все очевидно: она не глупа», - пояснил разум.
«Это небезопасно», - вздохнула осторожность.
«Она станет виконтессой», - желчно проронила гордость.
«Никому нельзя верить», - вклинилась недоверчивость.
«Тут нет еды», - подумали голодные подвальные крысы, но промолчали.
«Она любит другого. Не надо было брать с Неё слово возвращаться сюда, - беспощадно отрезала проснувшаяся совесть.
А пальцы тихо нащупали струны и наиграли тоскливую мелодию.
Звуки pizzicato были похожи на то, как если бы кто-нибудь меланхолично отрывал куски от собственной души.
Было больно.
Больно.
Очень.
Так, словно в сердце загнали раскаленную спицу и медленно там проворачивали.
«Вы как хотите, но я надеюсь, что Она сдержит слово!» - выкрикнула надежда и, встретив признательный взгляд любви, заплакала. Она всегда была слишком чувствительной.
…Он закрыл глаза.
Разве не глупо - умирать тысячи раз, собирать себя из осколков, чтобы в последний момент отшатнуться от края могилы и продолжать жить, а теперь желать смерти, звать ее и… цепляться за бессмысленное настоящее?
На что он надеется? Чего ждет?
«Звука шагов», - подсказал внутренний голос. Он был ближе всех и первым ответил на вопрос.
И тут же со всех сторон послышалось:
«Теплого дыхания».
«Её голоса».
«Улыбки».
«Взгляда».
«Её лжи».
«Нет, сказки!»
«Самообмана», - помедлив, произнесла совесть.
И он согласился с ней.
Обманывать себя проще, чем кого бы то ни было.
И безнадежнее.
Но – слаще.
«Почему ты не хочешь отпустить ее от себя?» - спросил внутренний голос.
«Тогда ты сможешь уйти спокойно», - добавил разум.
Они были правы.
Пьеса его жизни отыграна.
Актеры разошлись.
Осталось только убрать декорации.
Смыть грим.
Короткое объявление в газете возвестит об отмене очередного спектакля.
«Эрик умер».
Этого будет довольно, чтобы понять, что живой труп наконец-то стал трупом мертвым.
И все же…
- Без Неё я – никто, - отчетливо произнес он, и горькое признание далось ему без труда.
- Неправда! Нельзя быть никем. Каждый из нас кто-то.
Тишина разлетелась вдребезги, потому что послышались чьи-то шаги, дыхание, голос. И кто-то даже улыбнулся в темноте. Ворвавшийся в подземелье ветер заставил трепетать пламя свечей, и они жадно задышали кислородом.
Стало светлее, потом свечи вспыхнули ярче, и привыкшие к полумраку глаза начали слезиться.
Что это? Воображение играло с ним дурную шутку? Или это было иллюзией погибающего мозга?
«Я тут ни при чем!» - тут же открестился от увиденного разум.
«Кажется, всё на самом деле», - признала осторожность.
В паре метров от гроба появилась мерцающая тропа. Она клубилась легким туманом и висела в нескольких дюймах над каменным полом.
Чтобы рассмотреть получше, он приподнялся на локтях, а потом сел и протер глаза. Видение не исчезло. Боле того, оно пополнилось новой деталью – очертаниями женской фигуры.
И тогда он спросил:
- Я умер?
- Нет.
- Сошел с ума?
- Нет.
- Тогда почему мне послали ангела?
- Я человек.
- Кто вы?
- Какая разница?
- Как вы сюда попали?
- Это всё тропа.
- Тропа?
- Ну да. Она любит такие шутки.
- Вы хотите сказать, что она… живая?
- Мыслящая. Чувствующая.
- Разве такое возможно?
- А разве мыслить и чувствовать недостаточно, чтобы быть живым? Хотеть жить?
- Вы хотите сказать, что…
- Форма не имеет значения.
Он вспомнил, что на нем нет маски, и прижал руки к лицу, но почти сразу их отнял.
- Никакого?
- Абсолютно.
- Так не бывает.
- Бывает.
- Почему я вас почти не вижу?
- Я сейчас только проекция.
- Что это такое?
- Долго объяснять. Если позволите, как-нибудь потом. Зато это удобно. Вы можете вообразить меня какой угодно, придумать мне любую историю, и все будет правдой – и облик, и история, если вы будете смотреть не глазами.
- А чем? – Он растерялся.
- Забудьте о видимом. Важно только то, что внутри. Здесь.
Раскаленная спица в груди Эрика сделала еще один оборот и выпала с металлическим звоном.
- Так лучше?
Он прислушался. Сердце напоминало о себе легким жжением, но его пульс был на удивление спокойным.
- Да. – Он забыл, что не умеет улыбаться, и улыбнулся.
- Тогда, может быть, вам стоит выбраться из своего футляра?
- Футляра? – Оторопев, он не сразу сообразил, о чем речь.
- Правда, я точно не вижу, что это. Но похоже на большой футляр. Или ящик.
- Это гроб. – Ему было отчего-то стыдно признаваться в том, что он уже вторые сутки лежал в «цитадели вечности» и малодушно ждал смерти. Поэтому сказал: - Дело в том, что я в нем… сплю.
- Я разбудила вас? – Она совсем не поразилась тому, где он спит, как будто названное им место было самым обычным. – Сожалею.
- Нет, ничего… Я рад, что вы появились.
Он напряг последние силы и выбрался из гроба.
Его шатало.
У ног клубилась тропа. Она никуда не исчезла. Ее спокойное свечение стало чуть более насыщенным, и только.
- Всё еще не верите мне? – усмехнулась девушка.
- Нет, - честно признался он. – Всё, что выговорите, кажется невероятным. Как сон. Или галлюцинация.
- А что есть сновидение, если не отражение действительности? И где отыскать весы, с помощью которых можно было бы определить содержание реальности во сне и сна – в реальности? Есть только мы и наши ощущения. Они – истина. Все остальное – пустота, которая пожирает сама себя.
- Да. – К его горлу подкатила тошнота. Он вспомнил, что с ним произошло. Его снова пронзила острая боль, которую захотелось немедленно прекратить.
Любой ценой.
- Это – реальность. – Помолчав, откликнулась девушка. – Я не знаю, что с вами случилось, но не сомневаюсь: то, что вы сейчас испытываете, необходимо.
- Слишком больно, - прошептал он. – Разве кто-нибудь может желать подобного?
- Это вы. Ваше отражение. Суть. Ваша правда. Назовите, как хотите. Примите боль, как и себя самого. И тогда станет легче.
- А вы? Приняли себя? Вы кажетесь такой отрешенной, - резко сказал он.
Женская фигура на мгновение поникла, как будто превратилась в куклу, но потом выпрямилась и расправила плечи.
- У меня есть своя правда. Да, я приняла её и себя. Не сразу. Но зато теперь я действительно успокоилась. – Интонация ее голоса была такой, что Эрику захотелось извиниться за свою резкость.
Он протянул руку и попытался коснуться расплывчатых очертаний. Его пальцы скользнули по воздуху. Под ними ничего не было, и все же он почувствовал живое тепло и зажмурился. Хаотичные ощущения стали приобретать форму, и Эрик понял, о чем говорила девушка.
Он увидел – не глазами.
Историю, так похожую на его собственную. В жизни, которая была гораздо короче той, что прожил он сам, нашлось место и любви, и безнадежности, и призванию, и предательству, и непониманию, и потерям, и мясорубке событий, которые проверяют человека на прочность, перемалывая его в фарш, чтобы потом из бесформенной массы слепить кого-то нового.
Она был права. Нельзя быть никем. Каждый – кто-то, и содержание и ценность определяется лишь тем, что ты готов принять в себя, за что согласен нести ответственность.
Но в её жизни не было озлобленности, а было… прощение.
- Куда ведет эта тропа? – внезапно спросил он.
- Никто не знает.
- Значит, она действительно живая? И поэтому может оказаться там, где захочет сама?
- Наконец-то вы поняли. – По легкой вибрации воздуха он догадался, что его собеседница смеется.
- Тогда почему вы с неё не сойдете?
- Потому что всё ещё верю, что однажды она выведет меня туда, куда я хочу.
- Вы создали её?
- Да. Она – это я. Вам ведь знакомо ощущение, когда кто-то или что-то становится неотъемлемой частью тебя?
Он вспомнил свою музыку.
И оперу, которую писал двадцать лет и хотел сжечь.
Скрипку.
Маску.
Безответную любовь.
Мечты.
Боль.
Чужие крылья, которые он одолжил на время и захотел украсть.
И поразился тому, как все просто.
- Спасибо, - с чувством сказал он. – Вы помогли мне понять.
Девушка чуть склонила голову.
- Моей заслуги тут нет. Все выводы вы сделали сами.
- И все равно…
- Мне пора. Не забывайте о том, что вы сегодня узнали. – В ее голосе не было назидания, только дружеское участие. И еще тепло, которое заполнило все пространство вокруг. - Прощайте, Эрик!
- Прощайте.
Тропа начала блекнуть и медленно заворачиваться в спираль.
Он молча смотрел на то, как гаснут светящиеся точки, пропадает серебристый туман, и вдруг крикнул:
- Имя! Как ваше имя? Я хочу знать! Ведь оно тоже - часть вас!
Свежий морской бриз, невесть откуда проникший в душное подземелье, окропил Эрика солеными брызгами, затушил все свечи, и в оглушительной тишине прозвучало:
- Яд-ви-га.
Словно три капли горячего воска упали в чашу с водой.
А потом все пропало.
Совсем.
И снова зажглись свечи.
Сами собой.
«Одно знаю точно: ты еще жив, - выдохнул внутренний голос.
«Может быть, не в своем уме, но точно не мёртв», - подтвердил ошарашенный разум.
«Ты стал собой», - плакала надежда. Теперь уже от счастья.
«А что это значит?» - спросил Человек.
«Ты всемогущ».
«Больше нет запретов».
«Унижений».
«Сомнений».
«Нет сожалений».
«Всё было не зря!»
«Ты свободен» - просто сказала гордость.
И он кивнул ей в ответ и улыбнулся.
А пальцы нежно погладили скрипку, пристроили ее под подбородком и потянулись за смычком.

В раздел "Фанфики"
На верх страницы