Из мрака снов к тебе взываю,
Моля о помощи твоей…


Темно. Чересчур, сверхъестественно темно. Это не безлунная июльская ночь, когда небо скованно низко нависшими тучами и воздух плавиться от жары, обещающей долгожданный ливень. Это не мрак спальни, дарующий покой и уют, и чувство защищённости и, порой, нежные прикосновения надёжного, верного друга. Эта темень холоднее льда. Она сковывает тисками страха, одиночества, отчаянья, пробирается в самое твоё естество тонкими иглами и пронзает, разрезает, разрывает на мелкие клочки все твои мечты, надежды, чувства. Даже ненависть. Эта тьма заполнена пустотой. И уже перестаёшь понимать, пусто вокруг или внутри тебя…

Бежать… Бежать! Куда угодно, как угодно долго! Лишь бы не останавливаться, лишь бы не сдаваться в безграничный плен этой пустоты, длящийся вечность… Бежать, уже не надеясь увидеть свет, но, может быть, хотя бы наткнуться на стену. Чтобы проснуться или, наоборот, убедиться, что это не бредовый сон, что ещё не сошла с ума. Или лучше уже проститься с остатками сознания?

И вдруг… В всепоглощающей тишине, похожей на очень густое желе, в которое пришлось нырнуть и теперь невозможно сделать столь желанный глоток воздуха, в этом замогильном безмолвии раздаётся Голос. Его Голос. И тут же тьма взрывается миллиардом красок, и тёплый свет океаном разливается вокруг тебя, сбивает с ног, подхватывает, уносит куда-то вдаль. Захлёбываешься в этом неожиданном потоке ослепительного сияния и в собственном смехе, и уже давно потерян контроль над чувствами, мыслями, не говоря уже о собственном теле. Всё превратилось в один сплошной беспорядочный поток, готовый снести любую преграду, принцип или слабые доводы разума. Хотя, где тот разум?

На краю сознания ощущаешь, как кто-то аккуратно, но настойчиво вытягивает тебя из этой опьяняющей, сводящей с ума эйфории. А после ласково гладит по руке и шепчет нечто успокаивающее, ожидая, пока придёшь в себя… Но так не хочется открывать глаза. А вдруг снова окажешься в том ледяном мраке? Говорят, любопытство сильнее страха. Оно заставляет перешагнуть через себя и всё-таки встретиться лицом к лицу с… надеждой? Мечтой? Да, пожалуй, именно так. С мечтой. Дикой и безумной. Знать бы, куда она завела в этот раз.

Это место кажется знакомым, почти родным. Прямо как дом. Только не твой, Его. Неизменно яркий, словно в насмешку над мрачными подземельями, недоступными для солнечного или лунного света, и над самими светилами. Неизменно загадочный, полный причудливых вещиц и скрытых секретов. Такой же, как и его хозяин. Эта мысль заставляет улыбнуться и обернуться в поисках этого самого хозяина. И тут же встречаешься с внимательным, пожалуй, пристальным взглядом светло-серых глаз. Именно светло-серых. Их не омрачает ни грусть, ни боль, ни едва сдерживаемый крик не то отчаянья, не то сумасшедшей радости. Такими их, быть может, никто и не видел. До сих пор. Потому что хочется увидеть их такими. Уголки тонких губ чуть приподняты. Не скривлены в презрительной усмешке и не изображают извращённое удовлетворение от чьих-то страданий. Искренняя, по-настоящему добрая улыбка. Пусть и сдержанная, в его привычной манере.

Длинные пальцы осторожно, нерешительно прикасаются к руке. Странное ощущение… Ах, ну да, конечно. Ладонь, как всегда, затянута в кожаную перчатку. Но даже через неё можно почувствовать живой огонь его рук. Пламя, которое не обжигает, а приятно согревает, заставляет оттаять даже Снежную Королеву… И тело перестаёт сопротивляться, предательски отказывается подчиняться, поддавшись этому теплу. От каждого, даже самого лёгкого, незаметного движения Его пальцев бросает то в жар, то в холод. Удивительная тягучая сладость медленно заполняет мысли и каждый нерв. А Голос, самый прекрасный голос в мире, неспешно провожает в сон без сновидений…

***

Мужчина аккуратно, одними кончиками пальцев убрал каштановую прядь со лба девушки и ласково погладил маленькую ладошку, которую сжимал последние два часа. Нежно поцеловал почти белые пальчики и, вернув ручку на покрывало, где ей и должно было находиться, резко встал.

- Когда проснётся, будет чувствовать себя значительно лучше. Жар уже проходит, - сдавленный, хриплый голос, неудачная попытка скрыть тревогу, быстрый взгляд на спящую. Бледнее мертвецов, а под глазами залегли тёмные круги. Спутанные длинные волосы странным узлом лежали на подушках… И всё равно она была невероятно красива. Слишком красива. И он быстро, пожалуй, чересчур быстро отворачивается и делает шаг к двери,… едва не сбив встревоженного юношу.

- Уже уходишь…

- Мне здесь нечего делать. Когда она очнётся, она ничего не вспомнит. И станет благоразумной виконтессой де Шаньи, - последние слова получаются очень злыми, но ведь его никто не обязывает быть добряком. Почти пулей вылетает из комнаты, из дома. Пусть мальчишка сам позаботиться о своей возлюбленной. Хотя бы один раз.

***

Один день. Всего лишь на один день им удалось удержать своё счастье. Думали, что смогут побороть любую напасть и проведут вечность вместе. Наивность опасна. А пожар, пробушевав всю ночь в театре, быстро добрался до Кристины…

Тихий стон заставил молодого человека отвлечься от размышлений. Девушка на кровати заворочалась и скривилась, как от боли. На мгновение показалось, что она сейчас откроет глаза, но нет, сон никак не хотел отпускать свою пленницу. Уже второй день. Второй день она лежит без сознания, охваченная жаром. И каждый час тянется для сидящего рядом с кроватью юноши как целая вечность. Каждый стон слышится стенаниями сотен грешников, страдающих в аду. Невыносимо… И хуже всего то, что, вопреки готовности помочь в любую секунду, сделать он не может ровным счётом ничего. Так же, как и врач, без толку снующий туда-сюда по комнате, дающий ей то одно, то другое лекарство и бесконечно повторяющий «Всё будет хорошо, мсье виконт, всё будет хорошо…». Странно, но именно это «хорошо» звучит, как приговор. Впрочем, он был менее жестоким, чем одно тихое, непроизвольно сорвавшееся с губ девушки слово. Ангел…

Кто-то назвал бы это глупостью, кто-то – благородством. И все бы ошиблись. И все были бы по-своему правы. Виконт Рауль де Шаньи действительно чувствовал себя рыцарем-глупцом, но вместе с тем был абсолютно уверен в своей правоте. Был уверен тогда, когда вернувшись в подземелья Оперы, нашёл своего врага в его разгромленном убежище. Был уверен тогда, когда убеждал прийти к ней. И уж точно окончательно убедился сейчас, когда наблюдал за тем, как его невеста будто бы просияла, услышав (несомненно, услышав) голос своего «ангела». Зовите это чудом, случайностью, всемогущей силой истинной любви. Подбирайте любые названия и эпитеты. Это ведь неважно. Важно то, что она поправится… Непременно поправится.

***

Рука уже привычным жестом рисует знакомый профиль. Совершенный, хотя и весьма далёкий от оригинала. Даже от того, что он увидел в последний раз. Даже болезнь, горячка и бред не смогли испортить милого лица. С губ срывается тихий вздох. А ведь в этой её болезни он был виноват как никто другой. В ту самую ночь, в ночь их "свадьбы" не из-за него ли она полезла в холодную воду? Впрочем, мальчишка тоже хорош. Даже не заметил, как невеста замёрзла. Зато, едва ей стало слишком плохо, вытащил буквально из-под земли… Как же он устал… От всего.

Рука чуть дёрнулась, и грифель оставил на бумаге некрасивую толстую черту. Лист был тут же скомкан и отброшен в сторону. По случайности, попал он в почти потухший огонь в камине, отчего тот тут же вспыхнул, на короткое время озарив маленькую комнатку. Правда, теней от такого огонька было больше, чем света. Неясных, обманчивых теней – верных спутников ночи и мглы. Такие нередко дурят невнимательного наблюдателя, вселяя ложную веру в исполнение желаний. Вот и сейчас в углу стоял едва различимый силуэт. Даже чуть подрагивал, как человек, девушка, не решающаяся подойти. И становился чуть-чуть ближе с каждой секундой, обретая тело и черты…

- Не может быть… - как заворожённый, мужчина смотрел на хрупкую фигурку в светлом платье, почти невесомую, почти бестелесную. Почти как привидение… Но нет, нет, она должна, должна быть живой. И как бы пытаясь доказать это, протягивает руку… и чувствует, как её ладони бережно сжимают его. Чуть-чуть холодные, но настоящие.

***

Она медленно идёт по проходу, чудом не путаясь в длинном и, наверное, очень тяжёлом бледно-розовом платье. Неделей ранее его белый «собрат» был встречен категорическим «нет». Ну что же, так даже лучше. Так она не кажется бледной. Напротив, щёки заливает нежный румянец, и чуть подрагивают вишнёвого цвета губы. А глаза! Они сияют ярче тысяч алмазов. Да что там алмазов, всех драгоценных камней вместе взятых! Наверное, потому что в них сверкает неподдельная радость. Кажется, заметив мой пристальный взгляд, она краснеет ещё больше, но не опускает глаз. Медленно, мучительно медленно подходит и даёт руку. Хрупкая, но не стеклянная. Моя Кристина.

Я не слышу, что говорит священник. Всё внимание обращено на неё одну, на центр моего мира. И едва слышимое, произнесённое почти шёпотом «да» я слышу звоном сотен колоколов. Праздничных колоколов, вещающих о моей победе. Нашей победе. Триумф захлёстывает огромной волной так, что я чуть ли не забываю, что должен и сам кое-что ответить. И восхищён вдвойне, увидев её скромную улыбку. Ещё какой-то год назад подарила бы ты мне её, Кристина?..

С трудом отрываюсь от её сладких, словно мёд, губ и аккуратно обнимаю, поддерживаю, когда она спотыкается, а после и вовсе поднимаю на руки, вызвав у немногочисленных свидетелей нашего торжества короткий смешок и снисходительные улыбки. Антуанетта, Мэг-шалунья, виконт. Последний даже позволяет себе озорно подмигнуть моей невесте, то есть жене, и коротко кивает мне. Неплохой юноша.

- Ты много лучше, - тихо шепчет Кристина, словно бы угадав мои мысли.

Жмурюсь, выходя из тени маленькой часовенки на яркое солнце. Яркий свет, пришедший на смену ночи. Но разве ж он сравнится с тобой, моя дорогая?

В раздел "Фанфики"
На верх страницы