На главную В раздел "Фанфики"

Партитура «Торжествующего Дон Жуана»

Автор: MADemoiselle Ra
связаться с автором можно через Книгу Фанфиков


В Опере царила суматоха. Все толкались, спешили к выходу из театра, то и дело взволнованно переговариваясь. Карлотта шла против толпы, еле пробиваясь сквозь всю эту сутолоку, кляня каждого за излишнюю суетливость. Пару раз её останавливали, пытались образумить: «Бегите! Здесь же буйствует псих!», но она лишь отмахивалась.

— Мёртвый! Прямо на сцене! — это посол Бордери собрал вокруг себя благодарную публику. — Подумать только! Вторая смерть за полгода.

— Больше никогда и близко не подойду к Опере! — пискнул господин, похожий на тощую крысу.

— А всё-таки жаль Пьянджи, — вздохнула какая-то барышня.

— Да, сегодня он хорошо пел! — согласилась её мамаша. — Правда, на дона Хуана совсем не похож!

«Ещё не жаль, — зло думала Карлотта. — Ещё жив и ещё споёт. Да отсохнут ваши проклятые языки!»

Но сердце её всё равно тревожно билось, а в мыслях, как бы она с ними ни боролась, неумолимо проступал образ мёртвого «dolce Baldo», внушавший неописуемый ужас.

— И Даэ тоже жаль, — лепетала всё та же девица, кутаясь в шубку, которую ей подал Бордери.

— Да, быть пленницей такого монстра — ужасное наказание! И чем это дитя так прогневило Господа!

— Ах, матушка! Я бы умерла на её месте! Клянусь! Ой, смотрите, Карлотта!

Все тут же посмотрели в ту сторону, куда указывала девица.

— Signora! Bella serata! — оживился Бордери. — Вы были великолепны сегодня! Удивляюсь, чего это все так ухватились за эту Даэ! Да, прелестна. Да, мила. Но голос пока ещё слаб, с вашим ни в какое сравнение не идёт! Опыт есть опыт!

Карлотта не сказала ни слова, лишь смерила господина посла презрительным взглядом. Бордери опешил.

— Не забывайте, мсье, она только что потеряла любовника! — «мамаша» пихнула Бордери локтём.

— А говорят, что он никакой ей не любовник, а самый настоящий муж! — заявила её дочь. — Только о супружеской верности в их союзе и речи не идёт. Он жуткий повеса, да и она не отстаёт.

— Глупости, дорогая! — рассердилась мать. — Ты взгляни на него — какой из него ловелас? Нет, он наверняка был дорог сердцу этой женщины. Такой неприступной на первый взгляд!

— Как вы сентиментальны, мама! — скривилась дочурка.

— Вы и впрямь говорите нелепицу, мадемуазель, — встрял стоящий неподалёку
барон де Атталь. — Всем давно известно, что Пьянджи и Карлотта — кузены.

Девица, напрочь, забывшая про «буйствующего психа», набросилась на барона, совершенно оскорблённая тем, что её упрекнули в неосведомлённости. Чем дело закончилось, Карлотта не знала. В любой другой ситуации, она бы непременно дослушала до конца — уж очень ей льстили сплетни, витающие вокруг её персоны, но сейчас было не до того.

Наконец удалось свернуть в безлюдный коридор. Там не было слышно жалобного блеяния танцовщиц, чьи руки тряслись, а глазки пристально и боязливо глядели на каждого незнакомца, и стонов слишком чувствительных дам, оханья слишком участливых господ. Лишь издали гремели голоса жандармов, угрожающих злодею, затаившемуся в подземельях. И тут же, рядом, почти под самым ухом, прозвучал голос виконта де Шаньи — властный, но выдающий его напряжение:

— Чёрт побери! Быстрее, мадам, прошу вас!

— Да, месье, — дрожащим голосом отозвалась мадам Жири. — Нам туда!

Зашуршало платье, послышались шаги виконта, и всё стихло — эти двое свернули в другой коридор.

Все, кто был в Опере, объединились против сумасшедшего гения. Единство здесь было так странно — в театре обычно каждый сам за себя. Это лишний раз доказывало, что Призрак Оперы досаждал всей труппе и сегодня достиг крайней точки. Именно поэтому артистов, машинистов сцены и прочих работников Оперы было так много среди мстителей, готовых нанести удар их мучителю. Кем-то двигала жалость к погибшим, кем-то банальный страх, что следующей жертвой Призрака Оперы может оказаться он сам. Но Карлотта впервые в жизни прониклась уважением к коллегам.

Ей и самой хотелось быть среди них. Конечно, на убийство она была не способна, даже со всей своей темпераментностью, но взглянуть на то, как арестовывают мерзавца, было бы блаженством. Однако она знала, что гораздо нужнее в другом месте и, оставив все эти безумные идеи, ускорила шаг.

***

Небольшая каморка, прилегающая к кабинету режиссёра, была укутана в полумрак. Лишь несколько свечей и пламя, пляшущее в камине, рассеивали темноту. Рейе, ссутулившись, сидел на стуле в мрачной задумчивости, прикрывши глаза. Карлотта поспешно осмотрелась и, не обнаружив никого, кроме давнего друга, выпалила грозно и обеспокоенно:

— Где Марселье?

Рейе вздрогнул и медленно поднял голову. Глаза его были полны ужаса и скорби.

— Он уже ушёл, — хрипло ответил дирижёр и отвернулся.

Марселье был доктор при Опере. Его вызвали к пострадавшему сегодняшней ночью. Повадкой, вкрадчивым мурчащим голосом этот господин напоминал старого кота — ленивого и медлительного, верно оттого, что в театре к нему обращались очень редко.

— И что? Что он сказал? — продолжала Карлотта, чувствуя, как сердце отплясывает чардаш. Самые радостные и самые мрачные предчувствия заполнили всё её существо.

— Он не доживёт и до утра… — слабо произнёс Рейе, и его слова повисли в тяжёлой тишине, в которой был слышен лишь треск поленьев в камине.

— Как? — только и смогла вымолвить прима и, не чуя под собой ног, осела на стул.

Всё внутри оборвалось. Все надежды, что однажды жизнь наладится, все невзгоды растворятся, как ночной кошмар, — это они растворились, исчезли, словно их и не было. Представить жизнь без милого Бальдуччо, который всегда был рядом, всегда поддерживал, было невозможно. Без него примадонна Парижской Оперы оказалась совершенно одинокой.

Плеча коснулась рука. Карлотта взглянула на Рейе удивлёнными глазами — зачем он её тревожит? Рейе смотрел с жалость. Он мягко улыбнулся и кивнул куда-то в сторону. Несчастная взглянула туда и внезапно поняла, что он всё ещё здесь — в этой комнате. Содрогаясь всем телом, она подошла к кушетке, что скрывалась в самом тёмном углу.

Его лицо, освещённое лишь одной свечой, было пугающе бледным и выражало страшную муку. По лбу стекали капельки пота, живот тяжело вздымался при каждом вздохе, из груди вырвались хрипы и стоны. Карлотта почувствовала, как по её щеке бежит слеза. Нет, плакать сейчас — глупо. Нужно ловить его слова, вслушиваться в звучание его голоса, которое она слышит в последний раз, — такое слабое и тихое.

Карлотта провела рукой по щеке Убальдо. Веки его дрогнули.

— Лотта, — тихо сказал он. Глаза — всё такие же ясные, небесно-голубого цвета — смотрели на неё. В них плескалась невыносимая печаль и что-то, чему Карлотта не знала названия, но что замечала и неделю назад, когда они вдвоём гуляли по ночному Парижу, и пятнадцать лет назад, когда совсем молодыми целовались в тесной гримёрной хора, ощущая острое удовольствие от того, что их могут заметить. И этого ей будет не хватать больше всего.

— Я здесь, Бальдо, — шёпотом отозвалась Карлотта, изо всех сил стараясь улыбнуться, и провела рукой по его волосам.

— Хорошо, — с трудом выдохнул Пьянджи, и дрожа, слабо обхватил её руку. — Побудь со мной недолго. Пока я не…

Карлотта прикрыла глаза, едва сдерживая вновь подступившие слёзы. Она напоминала себе, что слёзы бессмысленны, равно как и просьбы не оставлять её в одиночестве. Убальдо и так знал о скорби, которая поселилась в душе его жены. Слова, рыдания — ничего не нужно.

— Конечно.

Он снова захрипел. Сердце Карлотты замерло от сознания, что это, может быть, его последний вздох.

Их взгляды встретились.

— Нагнись, дорогая, поцелуй меня.

Карлотта, трепеща, склонилась над любимым и поцеловала так нежно, как не целовала его никогда прежде. В ответ его губы жадно впились в губы Карлотты. Он долго не отпускал её. Пока не начал вновь задыхаться.

— Не думал, что этот вечер окажется последним для меня, — с горечью заметил Пьянджи.

Одна за другой, слёзы всё же закапали из глаз Карлотты. Она упала на колени и положила голову ему на грудь. Убальдо гладил её, шепча на ушко что-то ласковое и успокаивающее. Он сохранял удивительное хладнокровие, словно и не умирал вовсе, а лишь играл очередную роль.

***

Карлотта и Рейе сидели за столом молча, в самом скверном расположении духа. За окном разгоралось зарево рассвета. Самого ужасного рассвета на их памяти.

Он умер час назад, судорожно бормоча, что любит свою Карлотту, будто боялся опоздать, будто обезумев. И смерть его была внезапна и мгновенна. Его разгорячённые губы коснулись шеи возлюбленной и в ту же секунду замерли, точно окаменев. Навеки.

Тело по-прежнему лежало на кушетке. То, что раньше было Убальдо Пьянджи, напоминало теперь фарфоровую куклу со стеклянными, неподвижными глазами. Некогда такими живыми, сохранявшими ясность до последнего мгновения.

Карлотта поднялась со стула и начала ходить по комнате взад-вперёд, бормоча что-то себе под нос. Она вспоминала его голос и то, как он пел сегодня. Не на спектакле, нет. Дома. Всю ночь он спал беспокойно, точно предчувствуя свою кончину, а с рассветом спустился в гостиную, где стояло фортепьяно и, неуверенно подыгрывая себе, запел. Он думал, что Карлотта спит, но она не спала. Она всё слышала. И Россини, и Каччини, и даже Вагнера, почти никогда не звучавшего в этих стенах.

Это было прекрасно. Даже не столько исполнением, сколько теми воспоминаниями, которые будила в Карлотте эта музыка. Она обострила все чувства, заставила вновь окунуться в омут любви к этому человеку. Вспомнилось, почему именно он стал тем, кого она одарила этим чувством. Карлотта хотела броситься к нему, но не сделала этого — он запел призракова «Дон Жуана». Последнюю, самую мрачную сцену. Она звучала совсем как реквием. Карлотта тогда впервые почувствовала смутную тревогу, которая теперь жгла ей сердце, и ушла.

Конечно, она не догадывалась о подобном исходе событий. Она думала, что это всего лишь предчувствие каких-то происшествий в Опере. Побег Кристины или провал оперы. Да мало ли что может произойти в театре. Но вот о том, что сегодня ей придётся возвращаться домой в одиночестве, Карлотта даже не подумала.

Её взгляд упал на кожаный переплёт, на котором золотыми буквами значилось «Торжествующий Дон Жуан».

— Роковое произведение, последнее, что спел мой муж, — тихо произнесла вдова, перелистывая страницы. Взгляд её был полон ненависти и отвращения. — Безвкусица, омытая его кровью.

— Нет! — вскричал Рейе, как только понял, что собирается сделать взбешённая Карлотта.

Но поздно. Партитура уже пылала в камине. А вокруг исполняли свой странный танец языки пламени. Всё такие же весёлые и задорные.

— Это была неповторимая опера! Шедевр! И ты посмела уничтожить последний экземпляр! Оригинал, кстати! — негодовал Рейе, вскочивший со своего стула.

Карлотта грустно посмотрела на приятеля.

— А это был неповторимый человек, — отвечала она, указывая на кушетку. — Тоже шедевр своего рода, чьей копии не найти на всём белом свете! И ваш гений, Рейе, посмел уничтожить его сегодня!


В раздел "Фанфики"
Наверх