Незримое зримым станет
И будет вовеки живо.
Martian

- Что это?

- Эрик просил вернуть тебе кольцо. Ему оно больше не понадобиться в этой жизни. - мадам Жири, в отличие от своей обычной некоторой холодности, сейчас, казалось, замораживала продирающим до костей льдом арктических пустынь, о которых иногда интересно рассказывал Кристине Рауль.

Все еще с непониманием она смотрела на руку, своей приемной матери.
На ладони, обтянутой черной кожей перчатки, сверкало и переливалось на ярком весеннем солнце всеми цветами радуги бриллиантовое кольцо, не так давно возвращенное ею Призраку, вместе со всеми ее клятвами и обещаниями принадлежать ему.

- Откуда у вас это? - все еще в некотором замешательстве переспрашивала Кристина.

- Призрак Оперы, твой падший Ангел Музыки передал мне его, умирая, и просил вернуть тебе.

Мир зашатался и потемнел в ее глазах, ужасная правда не давала возможности вздохнуть, шанса отвергнуть, оттолкнуть обрушившееся на нее горе. Раздавленная, разом потерявшая все краски в выцветшем мире, отныне с черным солнцем и навсегда серым небом, Кристина едва смогла прошептать:

- Он умер… - и тьма сомкнулась вокруг нее.

Всплывая из мрачных глубин обморока, она никак не могла принять страшную новость. Помогало только воскрешение воспоминаний о нем, но за теплыми и страстными звуками его пения рука об руку возвращалась так и не покидавшая ее за весь этот месяц разлуки тайно взлелеянная надежда, когда-нибудь еще раз увидеть его одновременно страшное, как у демона, и прекрасное, как у настоящего ангела, лицо, услышать его чарующий голос, от которого она сама раскрывалась подобно дивному цветку и пела. Не только горлом, не только душой, Кристина пела всем своим существом, едва услышав песню Ангела.

Что ж, он действительно был воплощением красоты и ужаса одновременно.
Но жить, зная что он навеки покинул и ее, так невозможно им любимую, и музыку - его главную сущность, и Оперу - его храм и царство, управляемую жесткой, но твердой рукой…
Жить, понимая все это не хотелось.

Страшнее всего угнетало сознание, что это она, именно она явилась причиной гибели, такого сильного, прекрасного, страстного, такого невероятно талантливого и неудержимого человека.
Именно она, его погубила, указала, направила на него старуху с косой.
Убийца…
И себя она этим тоже убила…

- Эри-ик… - простонала Кристина, касаясь вернувшегося ей на палец кольца. - Господи, я даже не знала твоего имени, Эрик… Так нежно и красиво, словно изящная кода… Ты … Ты всегда так боготворил красоту… - шок от страшной вести пока притупил боль, но скоро она разольется ядом по венам и задушит ее сердце. - Пока еще есть силы, надо...

С огромным трудом встав с постели в своей комнате, кстати, как же она здесь оказалась? Наверное, мадам Жири спешно вернула ее домой, взяв наемный экипаж рядом с уличным кафе - местом их встречи.
Кристина, едва держась на ногах, подошла к старинному бюро…
В нижнем ящике, запертом на ключ, постоянно носимый ею на груди, был предмет, способный не столько утешить ее горе, сколько помочь выполнить невозможное, навсегда невозможное желание…


Месяц назад.

Прощальный взгляд жег огнем.
Полыхание ярости и страсти Дон Жуана сменились в бушующих волнах его глаз полным самоотречением, отказом от нее, отказом от любви, отказом от самой жизни. Стоило ей только закрыть веки, как снова и снова она видела в его лице отражение лютой тоски и тягостного прощания со всем самым главным, самым святым, самым важным, со смыслом жизни.
И следом настигал ее несчастную душу крик, страшный вопль разбитого в мельчайшие осколки сердца - она даже слышала удар и звон осыпающихся осколков.
Но разве так может быть?
Когда разбивается ваза - мы явственно слышим звон. А когда разбивается сердце беззвучно, но страшно, смертельно страшно находиться рядом - грохот навсегда застывает в ушах, в голове, в душе…

И как же ей теперь жить?
Она все продолжает говорить с ним, своим падшим Ангелом, днем и ночью ведет бесконечный спор, убеждая не прогонять ее, выслушать, и даже, может быть, еще раз поцеловать…
Что-то непонятное, редкое происходит с ней самой… Словно его теплые, горькие от слез, губы открыли в ней некую бездонную дыру, куда и утекает все ее жизнерадостное настроение. Словно заводная кукла, отвечала она невпопад на заботливые расспросы жениха, еле слышно, сама не понимая сути ответов, и даже не замечая, что он спрашивает одно и тоже, снова и снова, на ее каждый раз разные ответы.

- Тебе холодно?

- Да.

- Тебя закутать плащом?

- Нет.

- Ты же замерзнешь!

- Не знаю.

И снова по кругу.

- Ты хочешь есть?

- Да.

- Садись за стол!

- Нет.

- Ты будешь молоко?

- Не знаю.

И снова…
Пока Рауль не понял, что получать ответы еще не означает действительно получить ответ.
И еще она все время плакала.
Похоже, сама не осознавая, что слезы катятся по ее щекам, и капают на плащ, в который он все же закутал ее по выходе из здания Оперы; на свадебный, испачканный в подземельях наряд, когда они уже добрались до Шато де Шаньи; на подушку ночью в отведенной ей комнате; на милое домашнее платьице, срочно привезенное для невесты виконта из модного магазина и даже на клавиши великолепного рояля, за который она бездумно села в гостиной…

- Что с тобой, дорогая моя? - мягко расспрашивал Рауль свою невесту. - Мы выбрались с тобой из страшной переделки, мы живы, и почти, - он покосился на свою лежащую в лубке левую руку, - почти не пострадали. Так к чему же слезы? О чем же ты грустишь? Возможно, я смогу тебе помочь, ты только скажи! Ведь я люблю тебя, Кристина!

- Я люблю тебя, Кристина! - медленно повторила она расколдовавшие ее слова и подняла глаза на виконта. Он был совершенно счастлив - она, наконец, проговорила что-то сама. Значит, воздействие страшного месмеризировавшего Кристину Ангела в Аду прекращается, его невеста, вырвавшись из-под жуткого влияния подземного демона, вновь станет сама собой, такой же милой и влюбленной, как прежде, уже без всех этих выматывающих тревог и забот.
Ну а ему надо будет поскорее связаться с шефом полиции и предоставить в помощь поиска монстра вещественные доказательства, специально припасенные для визита.

- Кристина! Я люблю тебя! - еще медленнее почти пропела-простонала она с очень странными интонациями. И словно прорвало долго сдерживаемую лавину, быстро немного возбужденно заговорила. - Рауль, я должна, нет, мне просто необходимо срочно вернуться в Париж. Я обязана вернуться в Оперу, увидеть… мне нужно увидеть его, удостовериться, что с ним все в порядке. Какое- то страшное предчувствие нарастает черным комом внутри меня. Я должна видеть его!

- Дорогая! Зачем тебе это теперь нужно, ты невеста и достаточно скоро станешь женой достойного, смею надеяться человека, уважаемой дамой, виконтессой, носящей гордое благородное имя, не стоит вспоминать этот неприятный эпизод…

- Рауль! Как вы можете говорить в таком тоне? Эпизод?… У меня возникают сомнения, понимаете ли вы всю драматичность произошедшего! Я знаю - он умрет и очень скоро. Если я сейчас же не увижу его! Прошу вас, велите немедленно заложить лошадей, я возвращаюсь…

Реакция виконта поразила ее.

- Правильно ли я понял, моя дорогая, - медленно, словно сквозь силу переспросил он, - что вы желаете увидеть вашего Ангела в Аду более всего на свете, и готовы ради этого отказаться от всего?

- Да, вы поняли меня правильно, - ее уже била дрожь предчувствия, еще совсем немного - пара часов, и она вернется, вернется навсегда к нему. Пусть он оттолкнул ее, велел покинуть и забыть, но разве возможно… все ее слезы за эту пару дней и ночей. Душа плакала и рвалась к нему, единственному страшному и прекрасному, любимому…

- Я могу располагать вашим словом, мадемуазель Даэ, - Кристину удивил официальный тон вопроса. - Если вы увидите вашего Призрака, Ангела, Дон Жуана - не знаю, как еще Вам называл себя этот маргинальный тип… Если Вы сможете увидеть его, Вы со своей стороны, отказываетесь от всего.

- Да, Рауль, это так, мне очень жаль мой друг, - с печалью ловила она взгляд, как уже понимала, бывшего жениха.

- Тогда позвольте предложить Вам руку и проводить…- впервые она перебила его.

- Куда, мой друг? Я только просила вас велеть заложить экипаж… Или… или ОН, - Рауль вздрогнул, так она выделила голосом это слово, - он уже здесь?

- В некотором роде, - за уклончивым ответом последовала прогулка по ухоженному парку поместья на третий этаж башни Шато, заросшей вьюном средневекового строения в саду поместья.

Войдя в единственную дверь, виконт попросил:

- Кристина, прошу вас закрыть глаза и выслушать мою небольшую речь, прежде чем мы оба сдержим слово. - Кристина послушно выполнила просьбу, радостно ожидая выполнения своего простого желания. - В этой самой башне, когда я маленький шалил, меня бывало держали в наказание, - Рауль говорил, судя по звуку голоса передвигаясь по комнате, вот раздался скрип открываемой двери. - Моя часть договора выполнена, дорогая, вы можете открыть глаза.

Моментально выполнив приказ, уж больно строго и почему-то глухо прозвучавший, Кристина обнаружила, что осталась в комнате одна. Никакого столь отчаянно ожидаемого ей гостя не было и в помине. Старинная кровать под несколько пыльным балдахином, нелепого вида бюро, небольшой клавесин, зеркало на стене, распахнутые дверцы огромного пустого шкафа, открытое окно, подбежав к которому она увидела далеко внизу цветущую поляну. Обернувшись на скрип, Кристина с удивлением посмотрела на входную дверь, нижняя часть ее была открыта, в такой ход и кошка с трудом пролезет. Именно оттуда пришли убийственные слова виконта.

- На вашей нынешней постели, моя дорогая, находится выполнение моей части нашего договора, смотрите на Призрака сколь вам угодно. Я же со своей стороны, ловлю вас на слове, и беру все заботы на себя. Вы явно нуждаетесь в поправке сил, покое и лечении от шокового состояния, в котором, как оказалось, все еще пребываете, все это вам будет в полной мере обеспечено, включая, уж простите меня за это, некоторое ограничение свободы, для вашего же блага, уверяю вас, Кристина!
Все необходимые вещи и еду вы получите через это самое окошко, во второй комнате вы найдете все необходимые для жизни туалетные принадлежности, а с наполнением ванны, надеюсь, справитесь самостоятельно.
Я же говорил, что меня помещали сюда в порядке наказания, случалось, что и на неделю.
Очень надеюсь, что вы справитесь с вашей, уж простите меня за прямоту, дорогая, психической неустойчивостью, за пару - тройку недель.
Кстати, если вам интересно, вещь, столь необходимую для выполнения моей части обязательств по сегодняшней сделке я позаимствовал в качестве вещественного доказательства для префекта полиции, еще там в логове гнусного чудовища, к которому вы так трепетно стремились, моя любимая.
Пока вы добивали бедолагу, возвращая ему мое кольцо, я немного изучил обстановку в его, простите за выражение, рабочем кабинете. Там было множество ваших и, замечу, весьма недурных портретов, и все лишь один этот.
Полагаю, так как он решил таки впервые участвовать в постановке, для этой цели и был изготовлен эскиз костюма.
Так что наслаждаетесь и ожидайте слуг, кстати, умолять их выпустить вас бесполезно. Не тратьте напрасно красноречие - ключ от двери я забираю себе, пока вы не одумаетесь, дорогая, верю, что это вскоре произойдет.

У нее подкосились ноги еще в самом начале программной речи Рауля.
Вот теперь она пленница, и ей уже никогда не увидеть Ангела, несчастного одинокого, всеми покинутого…
Но все же о каком выполнении ее пожелания говорил лишивший ее свободы передвижения виконт?
Что это за вещь такая лежит на кровати?

***

Рисунок.

На плотном картоне твердой рукой мастера яркими красками был изображен Дон Жуан, в маске-домино и черном плаще. Опадающие воланы белой испанской рубашки, вольно распахнутой на груди, только подчеркивали смуглую красоту кожи. И пусть основное внимание художник уделил тщательной проработке деталей костюма, серебряному теснению кожи жилета, высокому кушаку, плотно обнимающему стройную талию, складкам раскинувшегося плаща, и только схематично наметил лицо, общий абрис и яростно-страстный взгляд Призрака, весь его незабываемый облик, были так хороши, что она совсем забыла о времени, очнувшись от погружения в рисунок только после нескольких окликов служанки, действительно принесшей ей теплые одеяла и еще что-то.
Чистое постельное белье, прочие принадлежности и ужин, все это богатство, увы, в ее нынешнем положении сложно было назвать по-другому предоставленные вещи, все это надо было забрать с пола у двери. В последнюю очередь она обнаружила связку свечей и спички. Шальная мысль поджечь все вокруг и покинуть таким образом свою невольную тюрьму, натолкнулась на риск потери драгоценного портрета ее Ангела.
Ведь по словам Рауля, так коварно усыпившего ее внимание показной покорностью, этот самый рисунок был его единственным автопортретом, все остальное пространство логова Призрака занимали ее собственные изображения, так что потеря была бы действительно невосполнимой.

Тяжело вздохнув, она готовилась ко сну, принять ванну ей действительно было несложно самостоятельно, как и говорил Рауль. Если ты всю сознательную жизнь сама себя обслуживаешь, пара дней окутанных помощью служанок в Шато, не лишат тебя привычных навыков.

Вот только после ужина и купания Кристина долго не могла уснуть, взяв в руки портрет Ангела, она внимательно вглядывалась в родные черты.
Рядом на прикроватном столике горело несколько свечей, и при их неверном свете рисунок, казалось, оживал.
Загорались страстью штормовые глаза Дон Жуана, так и слышалось посвистывание его тяжелого шелкового плаща и голос… Волшебно-заманивающий страстный, яростно-обвиняющий влюбленный, нежно-ласковый умоляющий.
Так она и заснула, положив его портрет рядом, слушая его голос во сне.
Вновь доверчиво вложив тонкие пальчики в его затянутую кожей перчатки руку, следуя коридорами подземелья, словно в первый раз попав в колдовство его сказки, его музыки, его любви.
Только во сне ей хватило сил не упасть в обморок при виде собственной куклы-манекена, и она услышала его признание в любви.
Историю о том, как он привязался душой к маленькой, одинокой не менее чем он сам девочке. Как его бескорыстная забота и терпение превратили подросшую питомицу в Диву Оперы и его собственную богиню.
И только на вопрос о его имени - не назвала же собственная мать младенца, даже такого особого, Призраком - она не услышала ответа.

Раздался стук в дверь, мираж свидания растаял в утренних заботах пришедшей служанки. Кристине принесли завтрак, несколько книг, бумагу и перо с чернильницей, ноты - возможно, она пожелает играть на клавесине, находящемся в той же комнате.

После легкого завтрака она действительно не преминула воспользоваться инструментом, сквозь прекрасные звуки арии Аминты услышав злое чертыхание жениха.
Дверь в ее тюрьму распахнулась, и в комнату влетел разъяренный Рауль.

- Кристина! Мы договаривались, что вы станете заниматься только отвлекающими вас от прежнего ужаса Оперы делами. Неужели недостаточно книг и рукоделия, мне необходимо также распорядиться об удалении клавесина из ваших покоев? Дорогая, если вы будете упорствовать в травмирующих воспоминаниях, мне придется пойти еще и на эту суровую меру.

Упав перед ней на колени, вчера казавшийся бездушным монстром жених со слезами на глазах умолял ее вспомнить дни их любви и радости, обещал оберегать ее покой и сон, трепетно заботится о ее здоровье и счастье, почитая за величайший дар только поцеловать пальчики на любимой руке.
К сожалению, рыцарски-галантный настрой моментально пропал у Рауля в ответ на просьбу невесты покинуть успевшую ей надоесть комнату.

- Увы, моя дорогая, то, что я услышал, входя в ваши покои, разбивает мне сердце и не позволяет пока выполнить ваше желание, о чем я искренне сожалею.

С этими словами он ушел ее, вновь заскрипев на двери засовом, замыкающим ее тюрьму.

С некоторыми вариациями все повторялось изо дня в день. Только теперь Кристина стала мудрее, и, в боязни лишится инструмента, начинала играть всю ночь утешавшие ее мелодии не раньше чем через четверть часа после ухода ежедневно навещающего ее жениха.

Если не считать его недолгих и галантных визитов, все остальное время она была предоставлена сама себе, и могла любоваться, а иногда и плакать над портретом Призрака все свободное время.
Странное дело, находясь в стенах Оперы Популер, участвуя в круговерти представлений, постоянных уроках Ангела, балансируя в последние дни своего пребывания в роли примадонны между страстью Призрака и вниманием виконта, она так никогда и не имела возможности спокойно поразмыслить над последними событиями своей, внезапно ставшей такой бурной, личной жизни, о своих собственных желаниях и устремлениях.
Испуганная чрезмерным напором, и что уж скрывать, истерикой Ангела, оказавшимся на поверку влюбленным и весьма непростым мужчиной, она бросилась под защиту человека, бывшего еще в ее детстве верным и галантным рыцарем.
Но сколько же времени ушло с той далекой поры, как сильно оба они изменились.
Верный рыцарь, в нарушение всех сказочных правил, запер ее башне, хотя вроде бы как должен был спасать.
Чудовище, на поверку оказавшееся несчастнейшим и благороднейшим человеком, проявило беспредельное великодушие, отпустив ее, уже давшую обещание принадлежать ему и скрепившую клятву обручальным кольцом, и двумя поцелуями. Один из которых, возможно, и не был необходим, но она совершенно не могла себя контролировать и остановить.
Что-то удивительное происходило с ней в его объятиях. И это чудо началось еще в ее первый волшебный визит к нему, только жаль, что оборвалось очень грубо.
И оба они были в этом виноваты…
Так уж получалось: мысли ее недолго коснувшись персоны Рауля и их отношений, почти на весь день, и уже точно всю ночь возвращались к нему, ее Ангелу, Призраку, каждую ночь проводящему, пусть только в качестве рисунка, на соседней подушке, в ее снах и думах.

Заключение продолжалось почти месяц, по каким именно признакам Рауль определил, что пора снимать внешний запор с ее двери, Кристина так и не поняла. Впрочем, возможно свою роль сыграли некие неизвестные ей пока внешние события.

Как бы то ни было, но по истечении почти трехнедельного заключения в средневековой башне, словно красавица Рапунцель с ее длинными косами, Кристина была вновь предоставлена сама себе и получила полную свободу передвижения, как по самому поместью, так и по живописным окрестностям.
К ее услугам был предоставлен экипаж, тем более что сам Рауль на пару дней покинул Шато де Шаньи, занятый подготовкой к свадебному торжеству, которое никто и не подумал отменять.

Кристина решила воспользоваться неожиданной свободой, и кроме того, она была сильно встревожена полученным от мадам Жири письмом. Как пояснила служанка, привезенным лично отправителем. Кроме того, посетительница, оставившая мадемуазель послание, имела достаточно продолжительную беседу с господином виконтом, по словам той же внимательной Мари.

Приемная мать просила ее о срочном свидании в Париже в кафе на площади Мадлен, приписка другими чернилами, возможно добавленная уже в Шато, гласила, что мадам Жири будет ожидать свою воспитанницу каждый день пополудни в указанном кафе, в течение нескольких дней, для решения совершенно неотложного вопроса.

***

Что же, встреча состоялась и ее кошмарные последствия разум Кристины еще только начинает постигать.
Придя в себе после обморока и возможно сна, после упадка всех сил от испытанного в яркий солнечный день шока, пока надвигающееся горе черной волной еще не накрыло ее с головой, дрожащей рукой она открыла бюро и извлекла свою единственную драгоценность. Все, что осталось в мире от него - ее Ангела - только рисунок.
И вновь потеря, еще более страшная, чем потеря любимого отца, и вновь осталось только изображение бесконечно дорогого человека и ее прожигающие душу насквозь слезы...

- Эрик… Эрик… любимый мой… Горьким сожалениям о твоей потери я еще буду предаваться, на это не хватит и всей моей оставшейся жизни, но сейчас... Я обязана вспомнить твою музыку, пока у меня есть силы, любовь моя. - шептала она, нежно гладя изображение, и совершенно на замечая падавших на картину собственных слез…

В начинающих сумерках, едва брезжащем свете умирающего дня, Кристина зажгла единственную свечу над клавесином.
Попеременно то прижимая к сердцу, то осыпая поцелуями и слезами портрет Дон Жуана, она уже практически видела страшную, отливающую шелком сплошного мрака, черную стену боли, готовую поглотить ее бедное сердце и страдающую душу.

***

- Еще несколько минут…- умоляла она, поставив картину на пюпитр вместо нот, прикасаясь к чуть пожелтевшим от времени клавишам слоновой кости.
Сил на полноценное исполнение дуэта Дон Жуана и Аминты у нее не было, Кристина запела последнюю просьбу и мольбу ее покинувшего Ангела:

- Обещай разделить со мной одну любовь, одну жизнь, позволь увести тебя от одиночества. Скажи, что желаешь меня…

Say you'll share with me one love, one lifetime; let me lead you from your solitude. Say you want me...

Все ее тело сотрясали неудержимые рыдания, лицо было залито слезами.
Скрестив руки на клавире, захлебываясь в слезах, она внезапно ощутила прикосновение теплых ласковых пальцев к своему голому плечу.

- Как такое возможно? - промелькнула первая, почти инстинктивная мысль, - я же села за клавесин одетая в пеньюар и ночную рубашку?

Едва взглянув в зеркало, она увидела на себе сценический костюм Аминты. И даже алая роза по-прежнему полыхала в ее волосах.
Дорожки горьких слез бесследно исчезли с ее лица, вместе с голубоватой бледностью и печатью страдания, исказившего нежные черты, казалось бы, навсегда.
Она здесь в башне совсем одна, как и весь этот грустный месяц.
Тогда, чьи же пальцы коснулись ее и так преобразили?

Смутная дымка слез ушла вместе с удушающим горем и самое удивительное, волшебное, перехватившее ее дыхание уже от радости... Видение или реальность?…

Ангел на картине, омытой ее слезами, осыпанной ее поцелуями, изменил позу…
Поворот в три четверти лица, взгляд чуть в сторону изменились …
Теперь он смотрел прямо в ее глаза, и рука… его рука, на этот раз уже без перчатки, была протянута к ней, в приглашающем в сказку жесте…

И отринув все земные горести и печали, Кристина-Аминта всей душой и всем сердцем устремилась к своему любимому, Ангелу, Призраку, Эрику…
Пальцы их соприкоснулись, руки и губы воссоединились…

***

Наутро Рауль пришел, как всегда, навестить свою невесту, немало пострадавшую вчера от глупой выходки этой курицы - мадам Жири.
Пришлось тайно следить за любимой и сразу же броситься ей на помощь, едва она покачнувшись стала падать со стула в этом дурацком кафе…

Но после визита семейного врача бедняжка заснула крепким сном.
В надежде, что все обошлось и душевная рана невесты затянулась, виконт постучал в ее комнату. Кристина почему-то не захотела менять свои апартаменты по окончанию вынужденного в терапевтических целях заключения, по-прежнему пребывая в башне.

- Странно, что никто не отвечает, время уже далеко за полдень, не могла же она так долго спать? - с этой мыслью Рауль вошел в покои невесты.

Удивительное дело, комнаты оказались совершенно пусты, нигде не было даже крошечного намека, куда же Кристина могла уйти.

Невозможно представить, чтобы бедняжка ушла на прогулку по парку облаченная только в одну ночную рубашку и пеньюар, потому что все платья, лично им купленные, и поэтому хорошо ему известные, по-прежнему висели в шкафу…

Несколько раз обойдя две небольшие комнаты, Рауль подошел к клавесину.
Вначале его удивили слишком тонкие ноты, а затем, приглядевшись получше, он увидел вроде бы тот же портрет Призрака, месяц назад им самим врученный невесте.
Только на том рисунке был изображен лишь один Дон Жуан...

А на этом новом полыхал пожаром страстный поцелуй Аминты и ее соблазнителя.
Никогда еще виконт не видел на лице Кристины столько света и счастья, ее полузакрытые глаза освещали теплым светом полупрофиль Призрака, а руки заблудились в его волосах.
Отблеск собственного бриллиантового обручального кольца на кристинином пальчике несказанно удивил Рауля.
Несколько скривившись после лицезрения излишне пылких объятий парочки, виконт пробормотал:

- Интересно, откуда этот неприличный рисунок мог тут появиться? Не иначе как мадам Жири и здесь расстаралась, - продолжил поиски, увенчавшиеся ничем.

Его невеста исчезла навсегда.

И вроде сбылось желание, И вроде конец счастливый, Награда и наказание - Решаю я торопливо. Бежала вперед от страха, Озябла, устали ноги, А дверь во всего размаха Закрылась: конец дороги. И все обернулось странно, Чудовище и спаситель, Зачем же ты стал тираном, Мой ласковый утешитель? Иначе не могут люди, Как только решая силой. Они тебя не осудят, Не вспомнят того, что было. А дальше - с другим финалом, Настанет другая сказка, Твоей уже быть устала - Мой рыцарь, стянувший маску.

Жестокость души и тела, И снова я выбираю. Сейчас перейду пределы И путь тебе отрезаю. Темница моя непрочна, Не станет последним вздохом. Прощай, и я знаю точно: Все, в общем, не так уж плохо. Исправлю сейчас ошибку, Чтоб все на законном месте... Как призрачно и как зыбко, Уже не твоя невеста. Закончу иносказание, Смещаются перспективы... Незримое зримым станет И будет вовеки живо.*

_______________________
* Автор стихов: Martian


FIN.

В раздел "Фанфики"
На верх страницы