Мышь была омерзительной. Нет, конечно, все летучие мыши отличаются, как бы это сказать… ммм... некоторой специфической внешностью – но эта давала фору всем и разом, и далеко вперед. Можно было бы сказать, что она была страшна как смертный грех – но кто знает, каков он, этот смертный грех у летучих мышей? Хотя... да, вероятно, если бы сами мыши задумывались по поводу, то он выглядел бы как-то примерно как это существо. Эта мышь была раза в полтора длиннее всех своих товарок. Именно не крупнее, а длиннее – словно в раннем детстве ее голова была слишком тяжела и при сне тормашками вверх, как это и полагалось у приличных мышей, вытягивала все тело книзу. Во всяком случае, сейчас ее голова была так же непропорционально велика, да вдобавок еще и лыса, словно какой-то лишай или прожорливый клоп начисто обглодали всю и без того редкую шерсть, оставив лишь череп, прикрытый тонкой розовато-белесой кожицей. Крылья у нее были вроде бы и пропорциональны для такого вытянутого и угловатого тельца, однако лапки были слишком тонки и слабы – поэтому летала она медленно, неуклюже и неловко. Возможно, что она бы и не выжила еще при рождении - или не прожила достаточно долго – но обстоятельства сложились как-то так, а может ее хранил какой-то личный летучемышиный Бог для своих каких-то неизвестных божественнолетучемышиных нужд – но как бы то ни было, это мышь каким-то образом не только выжила, но и прибилась к Опере. Именно к Опере, а не к местному клану таких же, как она. Может летучие мыши, как и люди, тоже имеют свои понятия о красоте и заблуждения о том, что та – критерий ценности, а может у этой мыши просто был такой характер – никто не говорит о том, что животные имеют душу, но ведь они могут иметь характер, не так ли? – но тем не менее, эту мышь всегда видели одну – но не с другими. За исключением одного случая... но о нем чуть позже.
Мышь эта жила в Опере совсем недолго. Кажется год, а может и меньше – хотя может и больше – никто и не собирался уточнять этот срок, тут на людей-то обращать внимания времени и желания нет, не то, что всякие там мыши. Да и в то время штат всех уровней менялся очень быстро – конец века на дворе, как-никак, потрясения, катаклизмы, социальная неустроенность, ну все такое прочее, «где бы работать, лишь бы не работать». Поэтому уже через пару лет сложно было бы встретить человека, который своими глазами видел эту легендарную – так легко становиться легендой, когда людям хочется чего-то необычного, достаточно быть всего лишь невозможно уродливой – летучую мышь из Оперы. В основном о ней рассказывали – из вторых, а то и третьих рук. Рассказывали, что эта мышь, в отличие от своих товарок, предпочитала подвалы. Пару раз рабочие, следящие на коммуникациями видели ее, мокрую и злобную, неуклюже полу-летящую, полу-стукающуюся о стены по направлению к нижнему ярусу и вглубь, туда, где стыло подземное озеро и не жили даже тараканы. Рассказывали, что эта мышь очень любила представления. Графиня де Буассон как-то прямо в середине арии Маргариты с жемчугом завизжала и упала в обморок в своей ложе. Прибежавшие на помощь кавалеры всех возрастов и мастей краем глаза заметили, как по потолку мрачно ковыляет и уползает в какую-то щель огромная черная летучая мышь. Потом ходили слухи, что эта мышь облюбовала пятую ложу – но кто только эту пятую ложу в последнее время не облюбовывал! Рассказывали, что как-то видели, как мышь вылетает из директорского кабинета с чем-то увесистым в лапах. Тем же вечером разразился скандал по поводу того, что из запертого ящика пропала стопка купюр общей численностью в 20 тысяч франков. Про мышь никто не поверил, а из людей подозрение не пало ни на кого. Цены на билеты подняли, и об инциденте забыли. А еще рассказывают, что эту мышь наблюдали на венчании баронессы Кастелло-Барбезак. Мышь села прямо на алтарь и наклонила голову набок, словно внимательно вглядываясь в лицо невесты. Девушка ахнула и упала в обморок. Мышь окропили святой водой, та недовольно отряхнулась, и, стукаясь о стены, утащилась на улицу. И совсем уж шепотом, под конец третьей бутылки, иногда рассказывают, что эту мышь как-то видели под стропилами церкви Святой Мадлен. С ней была маленькая мышка-альбинос – совсем крохотная по сравнению с крылатым верзилой, с круглыми глазами-бусинками, темными настолько, что они были не красными, а черными с рубиновыми искорками в глубине, и любопытным розовым носиком. Оперная мышь нежно терлась головой о шею своей подруги, а та прижималась к своему рыцарю, как к самому верному, надежному и единственному другу. Говорят, когда на эту парочку шикнули – то маленькая мышь вздрогнула, а большая наклонила голову и долго-долго смотрела на того, кто потревожил их уединение. И потом тот человек – а это был один из рабочих сцены, один из тех людей, которого никогда не знают по имени, а щелкают пальцами и говорят: «Ну этот, как его... в общем, ты понял» - потом он, вспоминая об этом моменте, вдруг начинал заикаться и, запинаясь, мямлить что-то вроде того, что видел, да, да, да, своими глазами видел - у той мыши были человеческие глаза, человеческие! Но его тут же поднимали на смех – и вскоре он вообще прекратил упоминать об этом эпизоде.
А вот саму мышь и ее подружку с тех пор больше никто никогда не встречал. Вот такие дела.
В раздел "Фанфики"
На верх страницы
|