Призрак Оперы, Ангел Музыки, Король Иллюзионистов, Мастер люков и ловушек, Князь Палачей — это лишь часть титулов Эрика, человека настолько же гениального, насколько уродливого.
Эрик родился под Руаном в Нормандии, в 30 — 40-х годах XIX века, непохожим на остальных детей... Он очень рано сбежал из родительского дома, так как его уродство приводило мать и отца в ужас. Мальчик несколько лет скитался с передвижными ярмарками, где его показывали как "живого мертвеца", с цыганами и бродягами. Какое-то время жил в Индии, в провинции Пенджаб. Искусство владения удавкой — он приобрел именно там. Побывал во многих уголках Европы, пару лет жил в России, в Новгороде и Петербурге.
Слух о нем постепенно достиг Мазендеранского дворца и Эрика привезли в Персию по приказу правителя. Он участвовал в нескольких дерзких политических убийствах. Построил дворец для шахиншаха, в благодарность за который был приговорен к смертной казни, однако сумел спастись. Позже Эрик уехал в Малую Азию, потом в Константинополь, там поступил на службу к султану. Для него создавал люки-ловушки, тайные комнаты, волшебные сейфы и механических кукол, невероятно похожих на живых людей. Затем бежал по тем же причинам, что и из Персии. Приехав в Париж, нанялся к Гарнье на строительство Оперы рабочим-каменщиком, трудился над сооружением подвалов, где в последствии и устроил себе жилище, окончательно скрывшись от людских глаз.

Страшный сон рабочих и директоров Оперы

Ложа № 5

Вечерний обход владений

* * *

Кристина родилась в крестьянской семье неподалёку от шведского городка Уппсалы. Её мать умерла, когда девочке шел шестой год, и её воспитанием занимался отец. Густав Даэ играл на скрипке и считался лучшим деревенским скрипачом во всей Скандинавии. Он научил дочурку петь и разбирать нотную грамоту ещё до того, как она научилась читать. После смерти жены, Густав продал свой участок земли и отправился с маленькой Кристиной искать счастья в Уппсалу, но нашел там только нищету. Затем были долгие странствия по ярмаркам, на которых Папаша Даэ наигрывал скандинавские мелодии, а дочь с восторгом слушала его скрипку или пела под неё. На одной такой ярмарке им посчастливилось познакомиться с профессором Валериусом, который позднее забрал их с собой в Париж. Он же позаботился и о должном воспитании и образовании девочки.
Уже после смерти отца, Кристина поступила в консерваторию, получила диплом профессиональной певицы и попала в оперный театр в качестве хористки. Она по-прежнему жила в доме приютившего их когда-то профессора, с доброй старушкой — госпожой Валериус, которая относилась к ней как к родной дочери. Кристина очень скучала по своему отцу. Молила о помощи в трудные минуты и верила, что он смотрит на неё с небес. А ещё ни на миг не забывала о добрых волшебных сказках, которые слушала в детстве, сидя у очага. Особенно о сказке про Ангела Музыки, которого папа обещал отправить к ней, когда сам покинет этот мир. И этот Ангел всегда будет рядом...

На прогулке в Булонском лесу

Париж, май 1879 г.

Часы на городской площади гулко пробили полдень и смолкли, когда на аллее парка Тюильри появилась девушка в муслиновом нежно-зеленом платье. На вид ей было не более двадцати, вьющиеся каштановые волосы обрамляли усталое лицо, в каждом движении чувствовалась какая-то особая мягкость и грация. В руках девушка сжимала большую кожаную папку с бумагами.

Вот навстречу гордо прошествовали две дамы в роскошных нарядах, удостоив ее лишь мимолетным презрительным взглядом, промчался мальчишка, с грохотом протащив за собой игрушечную тележку, да большой рыжий кот покосился янтарными глазами, лениво зевнул и снова задремал в тени кустарников.

Девушка свернула с главной аллеи на тихую безлюдную дорожку и, вздохнув, опустилась на резную скамью. Машинально расправив складки на подоле платья и смахнув со лба прядь волос, она раскрыла папку.

«Шалюмо. "Ганнибал". Опера в 2-х актах», — гласили крупные печатные буквы с первой страницы.

Молодая певица Кристина Даэ устало прикрыла глаза. В ушах все еще звенел резкий голос Карлотты — примадонны Оперы и любимицы всей знати Парижа. Сегодня утром вспыльчивая итальянка закатила очередной скандал. Кажется, на этот раз досталось костюмерам...

Девушка усмехнулась, вспомнив разгневанное лицо Карлотты, от криков которой, должно быть, звенели зеркала во всех гримуборных. Директора Дебьен и Полиньи, растерянно вжавшиеся в стену, тщетно пытались успокоить диву, а гримеры и костюмеры нелепо сновали вокруг.

— И как только они все ее терпят? Да, бесспорно, синьора Карлотта Гудичелли — самая талантливая и известная певица, ей нет равных во всей Франции, но ее характер... Работать с ней — сущее наказание, — Кристина снова вздохнула и отложила в сторону партитуру.

Вот уже который год Кристина танцует и поет в хоре, исполняет маленькие второстепенные роли и ей даже в голову не приходт возражать руководству. Хотя, нет... Такие мысли ее иногда посещают, но она никогда не решится высказать их вслух, даже единственной подружке Мэг жаловаться не станет. Вот и сегодня утром она лишь безропотно сделала книксен, когда в новой постановке ей досталась роль рабыни. Роль, за которую заплатят считанные сентимы, а работать придется наизнос чуть ли не каждый день.

Девушка поморщилась от воспоминаний о изматывающих репетициях, часах, проведенных у балетного станка под строгие окрики балетмейстера, почти постоянную боль в мышцах и усталость, когда просто невыносимо хочется упасть и заснуть.

Кристина тряхнула головой, словно отгоняя видение и поднялась со скамьи, направляясь в глубь парка.

— Да, петь и танцевать — вот и все, чему я смогла научиться, — размышляла девушка, аккуратно отодвигая ветви и медленно ступая по каменистой дорожке.

— Может, мне следовало бы выращивать и продавать фиалки? Или, например, делать шляпки? А может быть, я даже смогла бы стать гувернанткой или преподавать музыку в сельской школе? Но ведь папа хотел, чтобы я стала настоящей певицей. Да что ж лукавить, мне и самой уже не представить свою жизнь без сцены, без ослепительных софитов, декораций, торжественных фанфар, возвещающих о начале представления, суеты за кулисами, волнения перед каждым выходом и радости после удачного выступления. А каждая роль, пусть даже самая маленькая — ведь это целая жизнь, а сама Опера — это мир, мой мир.

Кристина присела на ствол причудливого поваленного дерева и продолжала мечтать.

— Ах, если бы Ангел Музыки спустился с небес как в папиных сказках. Он обязательно помог бы мне стать настоящей певицей, научил бы исполнять самые сложные арии, а папа мог бы тогда мною гордиться.

— Где же ты, Ангел Музыки? Где вы, Маэстро? — одними губами прошептала певица.

Девушка вздохнула, тихим вздохом вторил ей ветерок, шелестевший в ветвях.

В Париж пришла долгожданная весна. Сады и парки благоухали цветами. Воробьи громко чирикали, словно пытаясь перекричать друг друга. Струйки фонтана яркими искорками вспыхивали в лучах полуденного солнца.

Кристина потянулась к ветке сирени и, вдыхая нежный аромат, прикрыла глаза.

Совсем скоро наступит лето. В Опере закончится еще один сезон, и она сможет больше времени проводить с матушкой Валериус. Девушка улыбнулась и быстро зашагала к западным воротам парка.

Она уже представила, как выйдет на Набережную, потом свернет направо, вниз по улочке к небольшому кафе. Там выпьет чашку горячего кофе с круассаном, поймает экипаж и уже через пару часов будет сидеть в маленькой квартирке на улице Нотр-Дам де Виктуар в компании доброй старушки, приютившей ее много лет назад.

Теплый ветерок тихо шелестел листвой, пчелы деловито жужжали, перелетая с одного цветка на другой, изящный девичий силуэт едва виднелся в конце аллеи, да черная тень, такая чужеродная на фоне пробуждающейся природы бесшумно скользнула и скрылась в ветвях акации.

Османская империя, Константинополь
1864 год

Над минаретами Константинополя быстро сгущались сумерки. В черном бархате неба вспыхивали первые звезды, встречая владычицу-луну, несущую с собой живительную прохладу. Казалось, даже каменные стены, утомленные полуденным зноем, с блаженством вдыхали ночной воздух. Город засыпал. Лишь монотонный шум прибоя да обрывки песен и смех, доносившиеся из прибрежных рыбацких хижин, нарушали тишину наступающей ночи.

Тяжелые волны с грохотом разбивались о корпус небольшого торгового судна, покинувшего порт еще до заката и взявшего курс на дальние европейские страны. Морской соленый ветер рьяно трепал паруса, и сама луна алмазной россыпью отметила путь до самого горизонта.

Его снова боялись, дрожащим шепотом называя Королем палачей и Мастером интриг.
К его мнению прислушивался сам повелитель, доверив проектировать собственный дворец со множеством тайных комнат, ловушек и волшебных сейфов. Его руками снова вершили судьбы смертных. Его снова ненавидели. Он снова бежал, словно жалкий преступник. Да он и был таковым. Хотя, нет... он хуже любого преступника. После всего содеянного, он, должно быть, хуже самого дьявола...

Беззвучно зарычав, мужчина в дорогих восточных одеждах черной тенью скользнул на палубу и воровато огляделся, не решаясь выйти из тени. Да, здесь он действительно был один, да и вряд ли кто-либо из суеверных матросов решился бы приблизиться к нему, живому мертвецу, загадочным образом появившемуся на борту "Щедрого Ахмета".

Он медленно подошел к лееру и остановился, с опаской поглядывая на освещенную часть палубы. Вскоре его внимание переключилось на море.

Мужчина внимательно вглядывался туда, где еще недавно виднелась суша. Его глаза не выражали никаких эмоций, лишь поблескивали в ночи золотыми искорками, отражая свет звезд. Способность видеть при самом слабом свете, почти в полной темноте — довольно интересная особенность, которой природа наградила его, словно дикого зверя. Зверя, в которого он превратился за последние тридцать лет.

Эрик лениво высвободил край тюрбана, почти полностью закрывающий лицо.

Мягкая ткань складками сползла на плечи, обнажив лицо красивого молодого человека и отвратительный лик чудовища одновременно.

Город, в котором он провел последние несколько лет, скрылся из виду, затерялся в волнах бушующего моря.

— Ветер усиливается. Быть может разразится шторм, — мрачно отметил Эрик, — ну и пусть...
За прожитые годы он разучился опасаться за собственную жизнь и более не страшился смерти, но и не стремился ее найти. Он просто существовал, не ведая ни любви, ни жалости, ни добра, ни даже снисхождения. Когда-то очень давно он умел надеяться, даже мечтал, потом все чувства вытеснили страх, обида и гнев. Сейчас не осталось даже этого. Он — изгой, отвергнутый родной матерью, а затем и всем миром. Уродливый голодный мальчишка в рванье, терпящий побои и унижения, или юноша, приближенный монарха, разряженный в шелка и осыпанный драгоценностями не столь из благосклонности, сколь из страха... Ничего не изменилось — он чужой, везде и для каждого.

Все повторялось вновь. Несколько лет назад в Персии завершилось строительство дворца, равного которому не было на свете. Как главный архитектор и фаворит султанши, он получил особую награду — смертный приговор. В тот раз ему повезло. Дарога, начальник тайной полиции Мазендерана, почему-то помог ему бежать. Эрик не раз вспоминал ту ночь, когда в его камеру втащили изуродованного, изъеденного рыбами утопленника, а он сам, кутаясь в дорожный плащ, бежал прочь от тюрьмы. Бежал, не смея остановиться под оглушительные удары собственного сердца. Тогда ему было действительно страшно... Вот только он так и не понял, почему этот персиянин сжалился над ним, рискуя собственной жизнью.

В Турции Эрика ждала та же самая участь — милость правителя, немыслимые и дерзкие заговоры, гениальные и смертоносные изобретения и, наконец, приговор. На этот раз он не стал дожидаться последнего...

Сегодня на рассвете десяток янычар ворвется в его опустевшие покои, в то время как он сам будет далеко в море. То, что за ним придут, Эрик знал наверняка. Будучи создателем всех слуховых люков и секретных комнат, он уже давно первым узнавал о всех решениях владыки.

Вчера утром он представил султану свое очередное творение — механическую куклу, выполненную в человеческий рост. Мужчина уже не раз создавал подобные автоматы, призванные сбить с толку, запутать обитателей дворца, появляясь в пустынных коридорах или на аллеях сада. Однако, этот заказ был особенным. Кукла изображала самого заказчика. Она была одета в султанскую одежду и была настолько похожа на него, что ее каждый принял бы за главу правоверных и думал, что их повелитель находится в одном месте, между тем как он в это время отдыхал в другом.
Сам Эрик вечером того же дня уже спускался в трюм торгового корабля, направляющегося во Францию.

Несколькими днями ранее он без особого труда убедил капитана "Щедрого Ахмета", известного в кругах торговцев скорее как редкостного скрягу и проходимца, взять его на борт, предложив тому клинок из сокровищницы султана — дар, который сам когда-то получил состоя на службе.

Незаметно покинуть дворец, а затем и город так же оказалось довольно легко. Когда требовалось, Эрик умел становиться почти невидимым, бестелесным призраком, способным скрыться от самых зорких глаз.

Резкий порыв ветра рванул полы одежды, швырнул в лицо солеными брызгами. Сверкнула молния. Эрик вздрогнул, очнувшись от собственных мыслей и поспешил убраться обратно в трюм, на ходу заматывая тюрбан.

Бушующее море неистово раскачивало корабль, грозя наступающим штормом. На палубе суетились матросы.

Эрик сидел в углу трюма на тюках с товаром. На перевернутом ящике догорал огарок свечи.. В руках мужчина держал причудливую шкатулку с игрушечной обезьянкой, сидящей на крышке. Зверек был одет в восточный наряд, а в лапках сжимал золотистые цимбалы. Эрик работал над этой шкатулкой несколько недель, но так и не успел закончить. Осталось добавить музыкальный механизм и пару пружин, приводящих лапки в движение. Мужчина задумчиво поправил перышко на тюрбане обезьянки и закрыл глаза, тихонько напевая под нос незамысловатую мелодию.

Он ни о чем не сожалел, ничего не страшился, ни на что не надеялся. Он просто устал.
Устал от этого мира, устал от людей, устал от самого себя. Он не знал, что ждет его там, в далекой и так и не ставшей родной, Франции. Быть может, там ждет его новая жизнь, а может — смерть. Он не хотел этого знать...

Париж, Гранд Опера
1879 год

До премьеры "Ганнибала" оставалась пара недель, и под сводами Дворца Гарнье царил хаос. Репетиции шли в усиленном режиме. Тут и там стайками порхали балерины. Артисты распевались в каждой гримерной, ожидая своего выхода. Недовольно ржали лошади, выводимые на сцену самим берейтером Лашеналем из конюшни, расположенной парой этажей ниже зрительного зала. Рабочие устанавливали декорации, вновь и вновь проверяли исправность рычагов, приводящих в движение сложные механизмы. Дирижер и музыканты выбились из сил, по несколько раз исполняя одну и ту же музыкальную фразу, стараясь угодить капризной итальянской диве, исполнительнице главной роли, то и дело грозившейся своим уходом и расторжением контракта. В то время господа Дибьен и Полиньи и вовсе уже который день не показывались из своего директорского кабинета, надеясь дожить до премьеры и объявить о своей отставке, не встретившись с ураганом по имени Карлотта.

Лишь когда на Париж опускались сумерки, шум голосов и топот бесчисленных ног, гулко раздающихся по мраморным коридорам, понемногу затихали, газовые светильники гасли, артисты покидали театр, отправляясь по домам или спешили в свои комнатки, расположенные прямо под крышей огромной Оперы, и в театре, наконец-то, воцарялись тишина и покой.

Молодая хористка Кристина Даэ одиноко сидела в фойе на подоконнике и, рассеянно глядя в окно, теребила в руках длинную бахрому костюма.

За стеклом начинал накрапывать мелкий осенний дождь. Парижане торопливо ловили проезжающие мимо экипажи, искали укрытие под навесами и крышами ближайших домов, и скоро площадь перед Оперой совсем опустела.

Кристина грустно вздохнула и отвернулась. От мечтательной девушки, с глазами, полными надежды, не осталось и следа. Она была совершенно недовольна собой. Из-за простуды, подхваченной так некстати , Кристина пропустила несколько репетиций и сегодня на сцене непростительно путалась в собственных ногах. Поначалу все было очень даже неплохо. Она уверенно станцевала первую половину номера, выполнила достаточно сложные элементы в партере, легко поднялась на ноги, а дальше... А дальше не хотелоь даже вспоминать...

Кристина так и не смогла толком разучить финал. Тщетно стараясь взять себя в руки и не обращать внимания на насмешливые взгляды остальных девушек из кордебалета, она все-таки сбилась с ритма и, не успев закончить очередной пируэт, поскользнулась буквально на ровном месте.

От стыда и обиды девушка была готова разрыдаться и никогда больше не подниматься на театральные подмостки. Под тихие смешки и шепот, Кристина, красная до самых ушей, убралась со сцены. В горле стоял ком, на глазах наворачивались слезы, а танец начался вновь. Зритель должен видеть улыбки, приходить в восторг от грации и легкости, с которыми балерины порхают на протяжении всего спектакля и даже не догадываться, как дается им эта легкость. Слезы, боль и ужасная усталость от нечеловеческих нагрузок — все это потом, когда под гром аплодисментов опустится занавес...

Уже за кулисами к Кристине подошла мадам Жири — балетмейстер и мать ее единственной подруги Мег, и тоном, не терпящим возражений, велела дождаться ее после общей репетиции.
Кристина никогда не была хорошей балериной, в общем-то, как и Мег. Но руководство Оперы ценило труд мадам Жири и уважало доктора Валериуса, опекуна Кристины, так у девушек всегда были роли, хотя и незначительные. А мадам дополнительно занималась с ними в то время, когда артисты уже покидали театр и освобождались танцевальные классы.
Кристина с удовольствием приходила на такие уроки, хотя и не особо любила танцевать. С Мег они отлично ладили, а мадам Жири относилась к ней, как к родной дочери, и тогда эти ужасные "батманы тандю", "ку де пье" и "пассе" давались почти легко. Иногда к ним присоединялись и другие девочки — малышка Жамм, веселая и болтливая балеринка с копной рыжих вьющихся волос, и ее сестренка Рози, серьезная не по годам и прилежная до крайности.
Кристина прикрыла глаза, вспоминая те дни, когда они все только-только начинали учиться.

В театре их еще называли "маленькими крысятами", потому что действительно были маленькими, а стук пуантов, когда они бегали по коридорам, напоминал звук постукивания коготков крыс.
— Выше ногу, Кристина! Еще выше! Тяни носок! Что это за "кочерга"?!

— Спинку выпрямить, "хвосты" подобрать, животы втянуть, шею вытянуть, макушкой в потолок, а плечи вниз, колени выпрямить, а попу втянуть, а "хвосты" подобрать, а лица выражают радость...

— Кто сегодня дежурный? Жамиль? Разбрызгайте воду, юная мадемуазель, будьте так любезны, пол уже высох и становится скользким. Спину ровно, сколько можно повторять!

— Кристина.
Задумавшись, девушка совсем не заметила подошедшую женщину.

— Идем, милая. Разберемся в том новом движении, и, заодно, ты объяснишь мне, с чего тебе сегодня пришло в голову делать подбивку с левой ноги, а не с правой, как мы всегда учили.
— Я... Я не знаю. Простите, мадам...Я... Так получилось.., — Кристина смущенно опустила голову.
— А где Мег? Она уже ушла?— чуть помедлив, вопросительно добавила девушка.

— Нет, она уже в зале. Вам ведь обеим нравится оставаться после уроков, вместо того, чтобы заниматься своими делами.
Кристина робко подняла голову и встретилась с смеющимися глазами мадам Жири.
— Ругаться не будет, — промелькнула совсем уж ребяческая мысль в голове балерины, и она невольно улыбнулась в ответ.

Париж, Булонский лес
1880 год

Пушистые хлопья снега медленно кружились в причудливом вальсе, бесшумно опускались на ветви деревьев, озерную гладь, скованную тонким льдом, бесчисленные дорожки, ведущие вглубь огромного парка.

Последние прохожие еще до наступления сумерек укрылись в своих натопленных домах. Смолкли топот копыт и грохот колес экипажей, разносящиеся по улицам. Всюду царили безмолвие и покой. Лишь где-то вдалеке городские часы неспешно отсчитывали удары, извещая парижан о приближении полночи.

Величественный Булонский лес, укутанный белоснежным покрывалом, спал.

Небольшая карета с опущенными стеклами медленно проехала за трибунами Лоншана, свернула на пустынную аллею и остановилась.
Высокий мужчина, одетый во все черное, распахнул дверцу и выпрыгнул на мостовую, воровато оглядывась по сторонам. Его длинное пальто полностью скрывало фигуру, а шляпа, надвинутая на глаза, не позволяла рассмотреть лицо.
Вслед за ним из кареты выбралась молоденькая девушка в модной шубке, робко подав руку.
— Ох, уж эти несчастные аристократы! Вот не сидится им по домам, со своими семьями! Что-то вечно выдумывают... Ночные прогулки, тайные свидания, интриги.., — седовласый извозчик недовольно хмыкнул, силясь подавить зевок, — жди вот теперь здесь, на холоде. Что б их снегом завалило! Заплатил за поездку щедро, и на том спасибо. Карета, чтобы просто покататься — это все-таки роскошь... Но глазищи у этого типа — просто жуть. И как только это милое дитя угораздило с ним связаться?!

Тем временем Кристина и ее загадочный спутник неспешно шли по аллее, углубляясь в лес. Они молчали.
Мужчина боялся показаться слишком навязчивым, а девушка просто не знала, о чем говорить. К тому же ей было необходимо подумать обо всем, что с ней произошло и решить, что делать дальше.

События последних десяти дней были похожи на сон. Кошмарный, бессмысленный сон, от которого хочется поскорее проснутья, раз и навсегда вырваться из страшных объятий Морфея, увидеть солнце и поскорее выбросить пережитое из головы, но, увы, все это происходило наяву.
В начале осени, после очередной изматывающей репетиции, Кристина, вернувшись в свою гримерную, впервые услышала Его... На всем этаже Оперы не было ни единой живой души, но она отчетливо слышала чарующий, невероятный голос. И этот голос говорил с ней... В тот момент девушка так перепугалась, что даже не сразу поняла его слова. Кажется, он хвалил ее за усердие на сцене... а может быть, упрекал за допущенные ошибки... Кристина, бледная как привидение, просто опустилась на диванчик, судорожно вцепившись в резной подлокотник и замерла, забыв дышать.
А потом они разговаривали в часовне, расположенной в самой Опере. Кристина часто ходила туда молиться. Там же она поняла, что таинственный голос принадлежит Ангелу Музыки, которого папа отправил к ней с небес. Девушка более не сомневалась в этом, ведь ни один человек на земле не способен так петь, так передать всю нежность, всю надежду и любовь, всю красоту, которые таит в себе музыка. И Ангел учил этому ее. Учил точно так же, как в папиных сказках.

А затем в один миг все перевернулось, разрушилось. Ангел оказался обычным человеком. Хотя, нет, не обычным. И дело было не только в его чудовищной внешности.
Он похитил ее сразу после премьеры, сокрыл в своем подземном доме от людских глаз и в первую очередь — от Рауля, ее друга детства, который всего несколько часов назад снова появился в ее жизни.
А эта маска... О да, Эрик, так он себя назвал, предупреждал, чтобы она и думать не смела о том, чтобы взглянуть на его лицо. Кристина так и не поняла, в какой момент маска оказалась в ее руке, но она точно никогда не забудет, с какой яростью Эрик отшвырнул ее от себя, круша все вокруг. Крики, ругательства, а главное — уродливое лицо, искаженное гневом и невыносимые боль и отчаяние в сверкающих глазах.

Кристина невольно поежилась от нахлынувших воспоминаний.
Это мимолетное движение не ускользнуло от внимания мужчины.
— Вы замерзли, дитя моё? Если желаете, мы можем прямо сейчас вернуться в экипаж и отправиться в Оперу, — в голосе Эрика слышалось какое-то отчаяние и беспокойство.
— Нет-нет, Эрик, мне вовсе не холодно, — Кристина натянуто улыбнулась, -давайте погуляем еще немного. Здесь очень красиво.
Это была ее первая прогулка за последние две недели, и Кристина до последнего не верила, что Эрик согласится выйти с ней наверх. Похоже, он действительно был очень сильно в нее влюблен, раз по ее просьбе даже покинул свое ужасное логово. Девушка заметила, что Эрик выходит на улицу только по ночам и в крайних случаях, избегая любых случайных встреч. Он всем сердцем ненавидит "род человеческий" и говорит, что у него есть на то причины, но на все расспросы отвечает вспышками гнева, вслед за которыми, впрочем, незамедлительно следуют раскаяние и мольбы о прощении за несдержанность.
Когда сегодня вечером он постучал в дверь ее комнаты и робко спросил, не желает ли она выйти подышать свежим воздухом, Кристина не поверила собственным ушам. И сейчас ей совершенно не хотелось так скоро возвращаться в темные и душные подземелья.

— Кристина, Вы меня совершенно не слушаете!
Кристина растерянно моргнула и встретилась взглядом с золотистыми глазами, полными разочарования.

— Простите, Эрик. Я немного задумалась, — девушка почувствовала, как к щекам предательски приливает краска. Эрик о чем-то ее спрашивал, а она все пропустила. Пытаться выкрутиться бесполезно и опасно, похоже, от него вообще невозможно ничего утаить, а истерик посреди леса ей совсем не хотелось.
— Вам скучно? Должно быть думаете, как бы поскорее сбежать? — не унимался мужчина.
— Нет, что Вы... Я... Я просто вспомнила.., — Кристина судорожно перебирала в голове варианты, что же такое безобидное она могла вспомнить, — мне вспомнилось детство. Я жила в деревне с мамой и папой. Зимы были холодные и снежные, как у нас в этом году. Но мне нравилось. Все вокруг такое белое. Снежинки кружатся совсем как живые. Я верила, что они духи, которые охраняют леса и их жителей от всего дурного. В папиных сказках они назывались Зелигенами. Это такие красавицы в белых платьях, покровительницы природы, — Кристина мечтательно улыбнулась.
Эрик ничего не знал об этих существах, но здесь и сейчас, в мерцающем лунном сете, с маленькими снежинками, запутавшимися в каштановых волосах, сама Кристина казалась ему прекрасной неземной девой, одной из тех, о которых слагают легенды.

— Эрик, а Вам нравится зима? — теперь уже Кристина вопросительно смотрела на задумавшегося мужчину, ожидая ответа.
Эрик неопределенно пожал плечами.
— Не знаю. Я видел разные зимы в разных уголках мира. Где-то в это время года тепло, как у нас осенью, и идут проливные дожди. А вот в России, например, ужасные морозы, кругом снег и лед. Ходить очень скользко.
— Вы были в России? — Кристина смотрела с искренним интересом и восторгом.
— Я жил там несколько лет. Давно. До того, как встретил... Неважно, — мужчина напряженно сжал пальцы.
— Расскажите, — робко начала девушка, — пожалуйста, расскажите что-нибудь о России. Она так далеко.
Некоторое время они шли молча. Казалось, Эрик совсем ее не расслышал, но повторять Кристина не решалась.

— В 40-х годах я приехал в Нижний-Новгород. Лето было в самом разгаре. В городе раскинулась ярмарка. Очень большая ярмарка, Кристина. Туда съезжались торговцы из разных городов и даже стран, бродячие артисты, цыгане, — упоминая последних, казалось, Эрик поморщился, — несколько сотен разряженных глупцов. Эрик снова замолчал, погружаясь в собственные мысли.
— А что вы там делали, Ангел? — Кристина легонько тронула мужчину за рукав, по привычке называя Ангелом.
— Показывал разные фокусы, забавлял толпу, — мужчина усмехнулся. Разжигал огонь в пустой руке, проделывал трюки с игральными картами. Я обязательно покажу Вам это, дитя, как только вы пожелаете, — в его голосе звучала такая надежда, что Кристина совсем засмущалась и невольно улыбнулась.
— А что же еще? — она снова задала вопрос, желая продолжить разговор.
— Еще? Хм... Еще мы со шкатулкой разговаривали, рассказывали разные истории, но чаще спорили. У нее был несносный характер.
— Со шкатулкой? Разговаривали? Но ведь так не бывает, вещи не умеют говорить! Боюсь, я совсем Вас не понимаю...
— Да-да, именно разговаривали, но, повторюсь, она была отвратительной собеседницей. Все время пыталась спорить. А еще из нее исчезало все, что бы не положил: безделушки, украшения, носовые платки. Правда затем все это находилось, но в самых неожиданных местах. В чьем-нибудь кармане или шляпе.
— Эрик, но ведь это невозможно! Вещи не разговаривают! Вы меня дурачите, я знаю! — Кристина даже остановилась от возмущения, — почему Вы смеетесь?
— Что значит "вещи не разговаривают"? Да за кого вы нас принимаете? раздался тоненький визгливый голосок откуда-то сбоку. От неожиданности Кристина чуть было не подпрыгнула. Девушка огляделась по сторонам, но в лесу по прежнему были только они. Она подняла растерянные глаза на Эрика, но тот лишь недоуменно пожал плечами.
— Вы кого-то ищете, милая? — уточнил мужчина.
— Н-нет... Мне показалось, я слышала голос откуда-то из-за скамейки, — девушка замялась, не зная как продолжить.
— Нет, вы только послушайте! "Откуда-то из-за скамейки" ей "показалось"! Как пренебрежительно! Эта юная мадемуазель не желает даже думать, что это говорю я, парковая скамейка! Пф...
Это было уже слишком. Кристина попятилась, отходя ближе к своему спутнику.
— Ну что же ты всегда ворчишь? Ведь быть парковой скамейкой не так уж и плохо. Не нужно светить каждый вечер в один и тот же час, гаснуть утром, когда всходит солнце. Никаких обязанностей, да еще и красят тебя время от времени, — спокойным голосом ответил фонарь, — вот еще и нашу гостью напугала.
Кристина растерянно переводила взгляд с фонаря на скамейку, на Эрика и обратно.

— Кристина?

— Эрик!!! — только сейчас Кристина заметила, что мужчина беззвучно смеется, не сводя с нее светящихся в темноте глаз, — Эрик... Это все Вы? Но как? Ведь вы же молчали, я видела! Так не бывает!
— Вам действительно интересно, как я это делаю?
Девушка кивнула и с опаской присела на краешек скамейки, повинуясь приглашающему жесту Эрика.

— Если она снова заговорит, я, наверное, убегу или сойду с ума, — промелькнула мысль в девичьей голове. Скамейка молчала.

— Давным-давно я был вынужден сесть на корабль, отправляющийся в далекую страну...
Девушка повернулась к мужчине и затаила дыхание. Она узнала этот задумчивый взгляд сквозь тысячи лье, за десятки лет. Нервные изящные пальцы музыканта, то замирающие, то снова начинающие теребить пуговицу или настукивать какой-то ритм. Еще миг и он начнет свой невероятный рассказ о далеких странах, невиданных существах... Только бы не спугнуть...

Франция, Париж, Булонский лес, 1880 год / Индия, примерно 1855 год.

— Давным-давно я был вынужден сесть на корабль, отплывающий в далекую страну.
Плаванье длилось очень долго, но нам повезло: попутный ветер без устали надувал паруса, подгоняя судно и увлекая его по волнам прямо за горизонт . Спустя несколько недель, проведенных в море, я впервые ступил на индийскую землю, — неспешно начал свой рассказ Эрик. Какое-то время мужчина молчал, задумчиво глядя вдаль, поверх вековых заснеженных елей, и, казалось бы, совершенно не замечал снежинок, бесшумно опускающихся на лицо, наполовину скрытое белоснежной маской. Не замечал и декабрьского ночного холода, норовящего пробраться под теплое шерстяное пальто.

— О, Кристина, Индия прекрасна... Одного взгляда достаточно, чтобы она поразила своей красотой, яркостью, многообразием. В Индии есть горы с заснеженными вершинами, бескрайние дикие леса, реки и водопады.

— Об одном из водопадов я даже слышал красивую легенду. Этот водопад носит интересное название — Дудхсагар. Некогда в его водах совершала омовение юная индийская красавица, и в момент ее купания к водопаду подошел раджа. Девушка заметила его и, испугавшись, что незнакомец может увидеть ее обнаженной, вылила в воду кувшин молока. Водопад на некоторое время стал белым и скрыл ее от посторонних глаз. Отсюда и название — Дудхсагар — "Молочный океан". Океан еще и потому, что он действительно огромен. Вряд ли в мире есть бо?льшие водопады, чем этот.

Кристина смущенно улыбнулась, опустив глаза в надежде, что Эрик не заметит румянец, заигравший на ее щеках, а мужчина продолжал, все так же задумчиво всматриваясь вдаль, словно все рассказанное им происходило прямо сейчас, наяву и лишь ему одному было подвластно это видеть.
— В этой стране повсюду цветут цветы. Деревья и кустарники благоухают дурманящими ароматами почти круглый год. Дома увиты цветущими лианами от земли до самой крыши. Женщины украшают живыми цветами волосы, приносят их в храмы в качестве подношений богам. Лепестками осыпают молодоженов или просто дорогих долгожданных гостей, пришедших в дом. Все это невероятно красиво и, должно быть, приятно — приходить туда, где тебя искренне ждут, — почти шепотом добавил мужчина.

— Эрик, а Вы видели настоящих индийских слонов? — окончательно смутившись и занервничав, Кристина выдала первый вопрос, который пришел в голову.
— Слонов? — Эрик рассмеялся, — да, и мне даже доводилось на них путешествовать.
— Как? Вы ездили верхом на слоне? — девушка изумленно распахнула глаза, а детское любопытство тут же вытеснило все страхи, -Вот это да! Не могу поверить!
— А что в этом такого? — пожал плечами собеседник, — слоны — обычные ездовые животные той страны. Они выносливые и очень сильные. Один слон может везти на своей спине до 4-х человек. Помните декорации к "Ганнибалу", Кристина? На слонах действительно воевали. Огромный слон в сверкающей броне, несущий на себе вооруженных воинов, одним своим появлением вселял ужас в сердца врагов. Однако, такие сражения далеко не всегда приносили победы. Эти животные, несмотря на свои гигантские размеры, очень пугливы и , получив первые раны от стрел неприятеля, бегут с поля боя не разбирая дороги, топча своих же.

Тем не менее, в Индии слонов очень чтят. Они олицетворяют мудрость, верность и доброту. Считается, что сувенирный слоник приносит удачу своему владельцу. Я обязательно подарю Вам такого, Кристина. Если только Вы не возражаете, — Эрик с надеждой взглянул на девушку, — я привез его много лет назад.
Кристина кивнула и улыбнулась, не в силах скрыть восторг, вызвав тем самым в ответ робкую улыбку мужчины.
— Но не думайте, дитя мое, что Индия — это огромный райский сад, населенный диковинными зверями и птицами. Эта страна опасна так же, как и красива. Там беспощадно палит солнце. В реках водятся крокодилы. Бывает, они нападают на местных и их домашний скот. В джунглях есть змеи, чьи укусы смертельны. Насекомые переносят страшные болезни. Есть племена, жители которых совсем не приветливы и бедный тот глупец, которому доведется оказаться на их земле.
Кристина поежилась.

— Эрик, и все-таки, Вы обещали рассказать, как разговаривала шкатулка... и скамейка... Т.е., как Вы это делали? Я же видела, Вы молчали, и голос был слышен, — Кристина замялась, подбирая слова, и неуверенно покосилась на спинку скамейки и фонарь, — был слышен откуда-то оттуда, — она указала направление легким кивком головы. Вы научились этому в Индии?
— Да, Кристина. Этой милой уловке я научился у одного индуса. Он часто так забавлял зевак на городской площади. Несколько лет практики, и вот, я прекрасно могу говорить почти не открывая рта и не шевеля губами. Это называется чревовещанием. Слушателям кажется, что голос звучит откуда-то издалека. Я же полностью подчинил голос своей воле и теперь могу направлять его, куда пожелаю. Могу заставить звучать из любого предмета: шкатулки или Вашей муфты. Это очень увлекательно и необычно. Если пожелаете, Ваша муфта может Вам спеть.
— Нет, Эрик, благодарю Вас, но может быть, в другой раз? — Кристина недоверчиво покосилась на белую пушистую шкурку, лежащую на коленях. Вот если у меня еще и одежда разговаривать начнет, точно сойду с ума, — мысленно закончила девушка и виновато взглянула на мужчину.
— А соловей? Вам нравится, как поет соловей? Но ведь никто не слышал соловья зимой! Слушайте, дорогая! Вон там, в ветвях старого дуба для Вас поет соловей, — через мгновение по заснеженному Булонскому лесу полилась нежная птичья трель.
Кристина ахнула, не веря в происходящее, и затаила дыхание, замерев с улыбкой на губах. Эрик был счастлив.
— И все же, это невероятно. Ведь Вы совсем рядом, — задумчиво прошептала девушка, некоторое время спустя.
Эрик довольно ухмыльнулся.
— Ещё бы! Это под силу далеко не каждому. При чревовещании необходимо сильно суживать гортань, подтягивать язык к нёбу, само нёбо при этом тоже стягивать. Все совсем не так, как при обычном разговоре или пении. Дыхание совершенно другое. По началу , когда я начинал тренироваться, даже чувствовалась боль в горле и легких. Голосовые связки, зев, рот, все должно перестроиться. Получается, что я произношу звуки без помощи губ, только языком и нёбом.
Как певице, Вам это должно быть очень интересно, но даже не пытайтесь этому учиться. Слышите меня, Кристина? Даже не пытайтесь! — мужчина строго взглянул на девушку. Это очень тяжелые нагрузки на связки, не хватало, чтобы Вы испортили себе голос.
— Хорошо, Ангел, — девушка совсем сжалась под испепеляющим взглядом своего учителя.
— Вам это и не нужно. Вы прекрасны, дитя! Ваш голос подобен голосу ангела, — уже значительно мягче проговорил Эрик, — Вы и без этих уловок будете блистать на лучших сценах Парижа и всего мира. Вот увидите, я брошу к Вашим ногам весь мир и смертные смогут прикоснуться к настоящей Музыке, достойной небес.
— Эрик, Вы слишком добры ко мне. Право, на стоит так говорить. Я обычная хористка и весь успех недавнего выступления принадлежит исключительно Вам. Я просто исполнила свою партию, как мы учили. Да и вообще чудо, что мы упражнялись именно на этих ариях. Никогда бы не подумала, что мне позволят исполнить главную роль. Да если бы Карлотта в тот вечер не заболела, этого бы никогда и не произошло.* Что-то в последнее время ей совсем не везет. Этот конфуз на сцене... До сих пор не понимаю, как это у нее так получилось. И еще эта трагедия с люстрой**, — Кристина уже не знала как переменить тему разговора и мечтала просто исчезнуть, провалившись сквозь землю. Эрик же, не унимался, совершенно игнорируя смущение своей протеже.
— Вы исполнили свою роль прекрасно, моя дорогая. В тот вечер Вы отдали свою душу Музыке и ангелы плакали, слушая на облаках Ваш чарующий голос. А Ваши красота, скромность и невинность сделали Вас подобной этим ангелам.*** Ни Карлотта, ни кто-либо другой, никогда не сравнится с Вами.
— Эрик, я очень устала. Не пора ли нам возвращаться? — девушка все же решилась прервать маэстро.
— О, конечно же, Кристина! Я совсем утомил Вас своими разговорами и не заметил, как пролетело время. должно быть Вы ужасно замерзли, — мужчина торопливо поднялся и протянул руку спутнице. Идемте скорее! У ворот нас ждет карета. Уже через две четверти часа Вы сможете удобно устроиться у затопленного камина с чашкой горячего чая. Я заварю для Вас ромашку и мяту. Кажется, где-то в кладовой был мёд, — Эрик с беспокойством вспоминал известные ему рецепты, увлекая девушку к выходу из парка.

______________________________
Примечания автора:
* — идем по сюжету книги Г. Леру.
Впервые Кристина выступила на празднике, который давали по случаю своего ухода в отставку господа Дебьен и Полиньи, бывшие директора Оперы. Она великолепно исполнила несколько известных арий, заменив внезапно заболевшую диву — Карлотту. Это был ее настоящий триумф, о котором писали все газеты Парижа. Отсутствие Карлотты — конечно же, дело рук Эрика.

** — люстру решила грохнуть в первой части истории, в день похищения Кристины, как написал господин Леру. Не хочу как в фильме. обойдемся без пожара и жертв. Эрику в Опере еще жить, и , возможно, не одному... Разъяренная толпа народа и кучи жандармов, бегающие с факелами по дому и подземельям в мои планы не входят, а с Доном Жуаном еще что-нибудь придумаю.
Конфуз Карлотты — та самая знаменитая "жаба", очередная проделка Призрака.

*** — слова самого Эрика, адресованные Кристине после выступления.
— Вы, должно быть, утомлены? — продолжал тот же мужской голос.
— Ах! Сегодня я отдала Вам всю душу, и теперь я будто мертва.
— Твоя душа прекрасна, дитя мое, — сурово произнес мужчина, — и я благодарю тебя. Ни один король не получал такого подарка! Сегодня ангелы плакали!..

* * *

Тяжелая дубовая дверь медленно отворилась, пропуская Эрика в небольшую комнатку в стиле Луи Филиппа. Постояв на пороге пару мгновений, мужчина бесшумно двинулся в сторону камина, присел на корточки, проверил тягу дымохода и, удовлетворительно кивнув, поднялся на ноги и осмотрелся.
Комнатка была почти полностью погружена во мрак. На комодике из красного дерева догорала свеча. Эрик тихо шагнул к кровати, напоминающей ладью и замер.
Кристина спала и, кажется, улыбалась во сне. Впервые за последние несколько дней ей не снились кошмары.

— Ангел... Милый, нежный ангел, — одними губами прошептал Эрик. С трудом оторвавшись от созерцания лица деушки, мужчина перевел взгляд. Слоник! Она заснула, сжимая в руке маленькую бронзовую фигурку слоника, привезенную им из Пенджаба! Приняла его подарок! Не оттолкнула! — он ликовал, чувствуя как бешено стучит сердце.

Эрик бережно, стараясь не потревожить чуткий девичий сон, поправил сползшее одеяло, забрал статуэтку, собираясь поставить ее на каминную полку и не двинулся с места.

Нет, он никогда не допустит, чтобы Кристина узнала о нем всю правду. Никогда не поведает ей о тех жестокостях мира, которые ему пришлось вытерпеть. О жестокостях, которые сотворил сам. Сегодня он рассказал ей очередную сказку о своих странствиях по далеким прекрасным краям. Рассказал, потому что его Кристина очень любит такие сказки, верит ему. Все еще верит...
Если бы только она знала, с чем действительно он столкнулся за эти несколько лет, проведенных в Индии. Лихорадка, которая унесла жизни почти сотни моряков судна, на котором он плыл. Эрик чудом избежал болезни, скрываясь на протяжении всего плаванья и держась вдали от людей. Дикие джунгли, полные опасностей, в которых любая оплошность могла привести к гибели. Дикари, встреча с которыми так же чуть было не стоила ему жизни. И, наконец, секта душителей и убийц, последователей Кали. Забавно, но на тот раз его чудовищная внешность сыграла ему на руку. Уродство в дополнении с чревовещанием, которому он, кстати, научился совсем не в Индии, а у цыган, в чьем обществе провел свои ранние годы, и вот — его приняли за посланника кровожадной богини. Пенджабское лассо, о котором так любят рассказывать страшные байки в Опере, действительно стало его излюбленным и надежным оружием. Быстрое, легкое и смертоностное, к тому же его так легко скрыть в кармани или рукаве. Эрик сжал кулаки, отгоняя непрошенные воспоминания. Кровь невиновных, бессмысленные ритульные убийства, да даже изготовление самого лассо... И снова подозрения, побег...
Нет, Кристина никогда не узнает правду.
Еще раз взглянув на девушку и так и не решившись прикоснуться легким поцелуем к ее виску, Эрик бесшумно вышел из комнаты, затворив дверь и до утра оставив любимую в царстве волшебных снов.

* * *

Кристина спала, утомленная прогулкой и убаюканная голосом Маэстро. Спала и видела бескрайние цветущие луга, благоухающие сады с удивительными деревьями и мраморные дворцы, красавицу-индианку с кувшином молока, так странно похожую на нее саму и водопад, сверкающий на солнце тысячами бриллиантов. Кристина спала, и улыбалась во сне.

Париж, Гранд Опера, подземный дом Эрика,
1880 год.

В ту ночь Эрик долго не мог сомкнуть глаз. Он сидел в своей мрачной комнате, напоминающей склеп, машинально постукивая пальцами по крышке органа, обратив невидящий взгляд на ноты, начертанные на стене. Мысли в голове путались. За последние две недели произошло слишком много событий.
Все началось со смены руководства в Опере. Дурить тех двух суеверных глупцов Полиньи и Дебьена было совсем не сложно, а порой и забавно. Они исправно выплачивали ему двадцать тысяч франков ежемесячно, на все спектакли оставляли пятую ложу пустой, да и вообще чуть ли не падали в обморок от страха, услышав его голос, витающий в воздухе их собственного директорского кабинета или звучащий из уст статуй в сумраке фойе. Да, с ними было легко. Эти новые, как же их... Арман Моншармен и Фирмен Ришар... Они, на первый взгляд, тоже не должны доставить проблем. Вот только вместе с ними пришли и новые покровители театра — братья Де Шаньи... Особенно беспокоит младший: смазливый, наглый мальчишка. Хм, разодетый виконт. Оказывается, в детстве он был знаком с Кристиной и сейчас, увидев ее вновь, услышав ее голос, просто потерял голову. Да это и не удивительно. В тот вечер Кристина покорила весь Париж. Эрик поднялся с кресла и начал расхаживать по комнате.
— Безумие, безумие... Но я не мог позволить ей остаться наверху с этим мальчишкой. После премьеры он постоянно крутился возле нее, искал поводы для новых встреч. Кристина, кажется, тоже была ему рада. Безумие... Да о чем я только думал, когда привел ее сюда? Привел, привез, принес... По пути бедняжка потеряла сознание от страха, а как она разозлилась, когда очнулась в моем подземном доме. И все таки сорвала маску. Ведь я же просил... Предупреждал... О, женское любопытство! — Эрик вновь и вновь вспоминал тот момент, когда его маска оказалась в руках девушки, ее глаза, полные ужаса и отвращения, слезы. Я ведь даже не заметил, как она подошла... Кристина просто пела арию Дездемоны, я аккомпанировал ей на пианино... Безумие, — Мужчина был готов рыдать от беспомощности и отчаяния.
— Кристина очень смелая и добрая. Милая Кристина. После всего этого она нашла в себе силы снова заговорить со мной, взглянула на мое лицо, даже просила больше никогда не надевать маску. А сколько сочувствия и нежности было в ее голосе. Как же хочется ей верить... Я просил ее остаться всего на пять дней. На пять дней, за которые бы она смогла привыкнуть ко мне, перестать бояться. Но она увидела то, чего не должна была видеть — лицо "голоса", лицо чудовища, которое посмело ее полюбить.
Сегодня закончился десятый день, и Кристина все еще находится в подземном доме. Конечно же я не смогу держать ее здесь вечно и рано или поздно буду вынужден вернуть обратно. Но как же страшно снова остаться одному. Слышать только собственные мысли. Ждать конца в вечном заточении, в душном склепе, собственноручно построенном много лет назад. Но возможно ли верить в чудо? Имею ли я право на надежду как обычный человек? Может ли демон рассчитывать на любовь ангела, уродец — на сострадание красавицы? — Эрик со стоном опустился на пол и закрыл лицо руками, отбросив в сторону ненавистную маску.
— Даже мой отец не видел меня, даже моя мать, чтобы больше не видеть, со слезами подарила мне мою первую маску. О, Кристина, сможете ли Вы без содрогания взглянуть в лицо Вашего покорного раба? Кристина...
Эрик сидел на каменном полу окутанный вечным мраком подвалов. По щекам катились слезы, а перед глазами ни на миг не исчезало улыбающиеся лицо девушки.
— Кристина...
Часы в гостинной пробили три часа ночи.
— Думай обо мне...

* * *

Милый мой, где бы ты ни был, думай обо мне
И в час ночной сможешь увидеть ты меня во сне

Верю я, что недалёк тот день, когда увидимся с тобой,
Но прошу тебя, ты помни обо мне, друг мой

Ты знай, мой друг, о том, что буду я всегда мечтать об этом дне,
Но хоть изредка ты тоже думай обо мне

Вспомни долгих летних дней тепло,
Но не жалей о том, что всё прошло

Вновь меня утро разбудит трелью соловья,
И о тебе ни на минуту не забуду я

Знаю я, как нелегко идти наперекор своей судьбе,
Но какое это счастье — думать о тебе.

Срок придёт и облетят цветы, что распускались по весне,
Но и летом, и зимой ты думай обо мне

Франция, Бретань, Перрос-Гирек.
Примерно 1868 год.

Солнечные лучики тут и там пробивались сквозь листву, уже слегка окрашенную золотыми красками осени, и веселыми зайчиками сновали по лесной тропинке. Легкий ветерок шелестел в траве, приподнимая и кружа над землей первые, оторвавшиеся от ветвей, листочки. Деловито щебетали птицы, сбиваясь стайками и присматривая деревья с созревающими гроздьями алых ягод. Где-то высоко в елях раздавался стук дятлов.

— Жёлтые зонтики полевой рябинки и метелки дикого перца отпугнут домашнюю моль, жгучка больно жжётся, но из нее можно приготовить похлебку, а лягушечья кислица хороша, если... Бабочка! — девочка тут же забыла о травах и, подхватив подол одной рукой, а корзинку — другой, смеясь и путаясь в юбках, побежала вниз по тропинке, надеясь нагнать лесную красавицу.

— Я не буду её ловить, просто посмотрю и скажу, как сильно она мне понравилась, — на бегу думала маленькая охотница. А бабочка тем временем порхала с травинки на травинку, вовсе не собираясь улетать, но и не подпускала девочку. Так они оказались на лесной полянке. Бабочка ещё немного покружилась над головой своей преследовательницы и поднялась в небо.
— Ну вот, улетела... Глупая, наверное думала, что я ее обижу, — со вздохом прошептала девочка, опускаясь на корни большого дерева. — Сейчас немного посижу и пойду искать ягоды шиповника для матушки Валериус, ведь уже полдень, а корзинка всё ещё совсем пустая. А бабочка все-таки была очень красивая. Быть может, последняя в это лето. Как же хотелось рассмотреть ее яркие крылышки, пушистую спинку и длинные усики. А может быть она бы даже показала хитро закрученный хоботок...

Девочка поправила растрепавшиеся волосы и вдруг замерла, настороженно прислушиваясь. Громко чирикали воробьи, маленькими комочками копошившиеся в траве, неподалеку шуршал и фыркал еж, шелестели деревья, но она определенно слышала что-то ещё. Будто бы кто-то совсем рядом играл на лютне. Девочка сразу узнала этот инструмент. Однажды на ярмарке она уже слышала игру настоящего лютниста. Но откуда ему взяться здесь, на этой пустой полянке? Да и мелодия была совсем другая: очень нежная и легкая, как журчание ручейка или шепот ветра в листве. Девочка медленно поднялась на ноги и стараясь ступать как можно тише, двинулась на звуки музыки, но уже через несколько шагов остановилась перед зарослями папоротника. Как ни странно, таинственная мелодия лилась из травы.

— Может быть это какой-то особенный кузнечик или жук? Непонятно.., — девочка присела на корточки, осторожно раздвинула стебли и замерла, не веря собственным глазам. Прямо в траве на камушке сидела девочка с длинными рыжими волосами и играла на крошечной лютне. Да и сама она была совсем маленькой, не более 12 дюймов. Рядом с ней сидел мальчик. Оба в зеленых одеждах, украшенных листьями, стеблями трав и гроздьями ягод.
— Добрый день! — приветливо улыбнулась рыжеволосая девочка и отложила в сторону инструмент.
— Как тебя зовут? — спросил мальчик, в знак приветствия помахав рукой.

— Кристина... Кристина Даэ, — с трудом выговорила девочка, удивленно хлопая глазами и не смея двинуться с места.
— Да чему же ты так удивилась? Неужели никогда не слышала про эльфов? — снова подал голос мальчик, больше не пытаясь скрыть задорную улыбку.
— Слышала. Просто я... Я думала, что эльфов не бывает... Точнее, они бывают, но только в сказках. А сказок не бывает... Ой..., — Кристина совсем запуталась и смущенно посмотрела на новых знакомых. Ей вовсе не хотелось их обидеть. Уж очень они были милые.
— Чепуха! Это все ваши взрослые придумали, когда выросли и перестали замечать волшебство. Им просто некогда обращать внимание на такие вещи, вот они и говорят, что чудес не бывает. Они, наверное, уже и не вспомнят, как когда-то давно, много-много лет назад тоже были маленькими детишками, понимали язык зверей и птиц, а колыбельные для них пели ангелы и крестные феи. Но ты, Кристина, особенная. Ты улышала нашу музыку, нашла нас и не испугалась. Даже когда ты вырастешь, чудеса навсегда останутся с тобою рядом, ты только верь, — эльфы переглянулись, а затем девочка поманила Кристину рукой, — иди к нам, мы покажем тебе наш лес. Ну же, не бойся, — подхватил мальчик.
— Но как же? — Кристина недоуменно моргнула.
— А ты не думай, что это невозможно и все получится. Ну же, давай! — в один голос подбадривали ребята.
Кристина зажмурилась и осторожно шагнула, крепко стиснув в руке ручку корзинки.
— Только бы не наступить на них, — подумалось девочке, а когда она несмело открыла глаза, увидела, что лес вокруг изменился. Деревья превратились в огромные колонны и умчались макушками высоко в облака. Низенькая травка выросла до плеч. А главное — маленькие эльфы стали большими,такими же, как и она сама. Или это она стала такой же маленькой, как и они?
— Ой, — сказала Кристина и попятилась.

— Да ты не бойся! Погуляем все вместе, а потом вернешься домой как ни в чем не бывало. Никто даже и не заметит, что тебя не было. Вот увидишь, — весело пропел мальчик.
— Я — Анариэль, а это — мой брат, Анарион. Наши имена означают "дети солнца", — поддержала разговор девочка. Ты голодна? Идем скорее. Уверена, ты никогда не пробовала клеверный нектар. Это очень вкусно. Я знаю, где еще цветут несколько цветочков. А еще мы угостим тебя чашечкой росы! — подхватил мальчик. Дети, смеясь, побежали сквозь зеленые заросли, увлекая за собой удивленную и растерянную Кристину.

— Смотри, Кристина, все эти полянки и овраги, деревья и травы — наш дом. Мы живем здесь уже несколько десятков лет. Да не удивляйся ты так! Мы же не люди! Забыла? — рассмеялась Анариэль.
Этим летом нам исполнилось сто пятьдесят, — с гордостью сообщил ее брат. Нашим родителям около полутора тысяч лет. А возраст нашей владычицы и вовсе никто не знает. Она пришла в этот мир, когда еще не было ни лесов, ни полей, одни только холодные камни. Это она вырастила первое дерево. Вы, люди, зовете ее Природой.

— Идем, Кристина! Нам еще столько всего нужно успеть посмотреть! — эльфы снова подхватили девочку под руки и побежали по тропинке, ведущей на дно оврага.

Утомившись игрой, друзья устроились отдыхать под сенью огромного дуба. Браст с сестрой без умолку болтали, а Кристина тихонечко отошла в сторону и присела на корни старого пня, задумчиво теребя в руках опавший желтый листочек.

— Эй, что случилось? — первой забеспокоилась Анариэль. Почему ты загрустила? Устала? Тебе наскучили игры?
Кристина отрицательно помотала головой.
— Просто я задумалась... У тебя есть Анарион, а у Анариона есть ты. Вам весело, вы играете вместе. А у меня никогда не было настоящих друзей и подруг. Мы с папочкой уехали из своей деревни, когда у нас не стало мамы. Очень долго бродили по разным городам, выступали на праздниках, чтобы заработать немножечко монет. Сейчас нас приютили месье и мадам. Они очень добрые, но мне все равно очень одиноко. И папа тоже скучает о нашем старом домике в Швеции. Мы здесь чужие. Вот и гувернантка Рауля ругается, когда он иногда заглядывает к нам послушать папины сказки. Говорит, что я недостойна его внимания, потому что бедная и невоспитанная крестьянская девочка, — Кристина всхлипнула и снова опустила глаза на листочек.

— Ну и зря она так говорит! Зато у тебя большое, доброе сердце! — эльфийка осторожно положила руку на плечо девочки. А знаешь, кажется я кое-что придумала, — и она убежала в заросли, хитро подмигнув. Через мгновение Анариэль снова появилась на полянке, а в руках у нее была большая, невероятно красивая, фарфоровая кукла. Та самая кукла: в нарядном шелковом платье, с копной вьющихся волос и глазками цвета шоколада, которую Кристина видела в витрине магазина, когда они с отцом впервые приехали в Париж. Ах, если бы у меня когда-нибудь появилась такая куколка, я стала бы самой счастливой на свете, — подумала тогда девочка, провожая витрину восхищенным взглядом из окна экипажа.

— Вот! Это тебе! Теперь у тебя будет почти настоящая подружка, которую ты всегда можешь взять с собой и тебе больше не будет так одиноко. Сможешь рассказывать ей все секреты, расчесывать волосы своим гребешком, петь колыбельные по вечерам, — эльфийка протягивала куклу девочке, а та смотрела на нее, распахнув глаза и никак не решалась взять красавицу на руки.
— Бери, — улыбнулся Анарион. А это — от меня, — мальчик что-то протянул Кристине в кулачке. Подарок от леса, чтобы ничего не забыла.

А еще я расскажу тебе одну историю, и если ты когда-нибудь решишь, что чудес не бывает, вспомни ее, и нас с Анариэль, и этот лес, и этот последний день уходящего лета...

Франция, Бретань, Перрос-Гирек.
Примерно 1868 год.

— Лотти! Крошка Лотти, ты снова ушла в свои мечты и прослушала сказку! А мне пора идти. Мадам Морель зовет, а ты сама знаешь — она не любит ждать. До завтра, крошка Лотти, до свидания месье Даэ, — белокурый мальчишка манерно раскланивался, весело смеясь.
— Ой, кажется я задумалась... Рауль, ты ведь придешь завтра собирать ракушки после прилива, а потом папа расскажет нам, чем закончилась история про хитрого лепрекона, — Кристина смущенно посмотрела на мальчика.
— Да он только что все рассказал, просто кто-то ничего не услышал. Вечно ты в своих грезах. Скоро уже и нас узнавать перестанешь. Так и останешься со своими эльфами, феями и Ангелом Музыки, — веселился маленький Де Шаньи. Но я приду. Должен же кто-то возвращать тебя в реальность и спасать твой шарфик из пучины морской.
— Да ну тебя, Рауль. Можно подумать, ты сам не хотел бы оказаться в том волшебном лесу, — девочка состроила обиженное личико.
— Милорд! Вам пора немеленно возвращаться домой! Поднимается ужасный ветер! Еще не хватало, чтобы Вы простудились! — суровый голос мадам Морель прервал вновь завязавшуюся беседу.
— Беги, Рауль. Завтра будете спорить, — тепло улыбнулся Густав Даэ, — нехорошо будет, если тебе влетит за нас от родителей.
— До завтра! — Кристина помахала рукой ему вслед. Вторую руку девочка спрятала в кармашке платья и что-то сжала в кулачке.

* * *

Париж, Гранд Опера, подземный дом Эрика,
1880 год.

— Кристина, дитя мое, с вами все в порядке? — вкрадчивый мужской голос вывел девушку из задумчивости. Она вздрогнула и обернулась. На пороге комнаты в стиле Луи Филиппа стоял Эрик. Мужчина, как всегда, был одет в строгий фрак, на лице — белая полумаска, еще более пугающая и таинственная в слабом свете свечей.
Кристина невольно поежилась.
— Вы уже четверть часа улыбаетесь камину, — продолжил Эрик, с подозрением глядя на девушку.
— Я немного задумалась, вот и все, — Кристина недоуменно смотрела вокруг себя, явно пытаясь что-то отыскать глазами, хотя и старалась не подавать виду.
— Вот. Вы уронили. Когда задумались.., — Призрак протянул девушке пяльцы с незаконченной вышивкой, неуверенно сделав пару шагов навстречу.

— Благодарю Вас, Эрик, — Кристина неуклюже взяла вышивку и, помолчав, неуверенно начала, — я вышивала цветы и вспомнила, как будучи совсем маленькой, представляла, что у меня есть друзья среди эльфов и фей. Я верила в них, — девушка снова замолчала, а затем поднялась с кресла и подошла к старинному комоду на выгнутых ножках. Покопавшись в нижнем ящике, она вытащила маленькую деревянную шкатулку, которую Эрик пару дней назад принес ей по ее просьбе из ее гримерной. В шкатулке лежал старый потрепанный дневник, выцветшая фотография старика с маленькой девочкой, сидящей на коленях, серебряный крестик на цепочке, несколько пуговиц да еще пара каких-то безделушек. Кристина что-то взяла со дна шкатулки и повернулась к Эрику.
— Взгляните, Ангел. Я нашла эти желуди, когда была еще маленькой девочкой и зачем-то сохранила. Мы с папой жили в Перрос-Гиреке. Точнее, выезжали туда каждое лето с профессором и матушкой Валериусами. Неподалеку от дома находился очень красивый лес и я часто ходила туда гулять. Я верила, что там живут сказочные существа, — девушка мечтательно улыбнулась.

— Как странно, — подумала она. Я говорю Эрику такие глупости, и знаю, что он не будет надо мной смеяться... Только бы не сболтнуть про Рауля... Иначе скандала не избежать. И все-таки странно. Я почти ничего о нем не знаю, но как легко просто разговаривать с ним вот так, сидя у камина и глядя на огонь. Он все примет и поймет. Почти как папа...

Франция, Париж, 1879 год.
Россия, Нижний Новгород, 1850-е годы.

Эрик неподвижно стоял на краю крыши Оперы, возвышаясь над раскинувшимся под ногами Парижем, словно каменное изваяние, одно из тех, что украшают дворец Гарнье.
Город спал. Черные силуэты домов неясно вырисовывались на фоне ночного неба. Тусклый свет фонарей едва освещал мостовые, блестящие после недавнего дождя. Осенний ветер трепал полы тонкого плаща, забирался под одежду, неприятно холодил кожу, но мужчина не обращал на это никакого внимания, всматриваясь вдаль невидящим взглядом золотистых глаз. Эрик уже давно забыл, что это — чувство уюта, комфорта, тепла. Да он никогда этого и не знал. Последние десять лет жизни мужчина провел в мрачных и холодных подземельях Оперы. Сначала в качестве каменщика, трудящегося над нижними ярусами здания, затем — как беглец, скиталец, укрывшийся от революционеров да и просто представителей рода человеческого, и, наконец, как Призрак Оперы, вселяющий ужас в сердца персонала театра.

Два дня назад Кристина ушла из дома у подземного озера. Он сам проводил ее до зеркала, ведущего в ее гримерную. Мужчина не решился отпустить девушку одну блуждть по многочисленным туннелям, тут и там таящим опасность: смертоносные ловушки, установленные им же с целью укрыться от непрошенных гостей, полчища крыс, завалы и тупики, призванные сбить с дороги.
Как же тяжело было ее отпускать... Кристина... Единственная надежда на спасение от одиночества, столько лет терзающего его душу, единственная надежда на нормальную, человеческую жизнь. Но он обещал и сдержал слово... Эрик хорошо запомнил ее огромные голубые глаза, в которых все еще таился страх, робкую улыбку и легкое прикосновение руки к его плечу, щелчок и слабый скрежет пружин, приводящих в движение механизм, поворачивающий зеркало, изящную девичью фигурку, быстро юркнувшую в светлую гримерную и собственные рыдания, которые душили его, не позволяя вздохнуть.
Кольцо... Золотое обручальное кольцо... Вот все, что девушка уносила с собой из его темного царства.
— Я даю Вам свободу, Кристина, но с условием, что это кольцо всегда будет на Вашем пальце. Пока оно у Вас, Вы в безопасности, и Эрик останется Вашим другом. Но если Вы расстанетесь с ним, горе Вам, Кристина: Эрик сумеет отомстить! — кажется, произнеся эти слова и вручив девушке такой своеобразный подарок, он только сильнее ее испугал, но ведь так у него оставалась слабая надежда, что она его не забудет, не оставит своего несчастного Ангела Музыки.

Эрик был уверен, что Кристина попытается бежать из Оперы, и, возможно, даже из Парижа, едва оказавшись наверху, среди людей, но ему так хотелось верить в чудо. Пока у нее на пальце сверкает его кольцо, он и будет верить... Эрик, как никто другой, знает, что у чудовищ нет права на счастье. Во всех сказках чудовищам уготована смерть, а принцесс увозят в свои дворцы прекрасные принцы. Но, быть может, когда-нибудь одна из принцесс сжалится над влюбленным в нее чудовищем... Быть может, когда-нибудь его милая Кристина не пожелает его покидать и примет любовь несчастного монстра с израненной душой, готового бросить к ее ногам весь мир и собственную жалкую жизнь.
Нет, он не сдастся. Он не позволит этому наглому смазливому мальчишке забрать у него Кристину, его милого нежного Ангела, не побоявшегося взглянуть в лицо живого мертвеца. Слишком много ударов он вытерпел от судьбы и на этот раз будет стоять до конца. Эрик машинально сжал кулаки.
Мысли путались.
Мужчина и сам не понимал, почему так навязчиво лезут в голову воспоминания давно минувших лет. Может быть, это результат переживаний и бессонных ночей... Но ведь бывало, он и раньше не спал неделями напролет, работая над своим "Дон Жуаном" и терзая орга?н, пытаясь выхватить нужную мелодию, не дающую покоя ни ночью, ни днем. Эрик подавил зевок, отступая назад до тех пор, пока не уперся спиной в постамент одной из статуй. В висках стучало, но возвращаться вниз не было смысла. Даже если бы ему удалось задремать, его тут же бы одолели кошмары, изматывающие еще сильнее, нежели вот такое пребывание на грани яви и сна.

Устало прикрыв глаза, Эрик без сил опустился на деревянный настил крыши, прислонившись спиной к постаменту и стянул маску, подставив лицо ночному воздуху. Начинал моросить мелкий, как пыль, дождь, а перед глазами, словно вспышки, возникали картины из прошлого, которое так хотелось забыть. Вот — мраморный дворец шейха, павлины, разгуливающие среди цветущих кустов роз, и тут же следом — морские волны, соленые словно слезы и кровь, кнут в руках грязного цыгана и мерзкий свист рассекаемого воздуха — предвестник неизбежного удара, индийский зной и лютый холод русской зимы. Бескрайние белоснежные поля: настоящая пустыня, в которой вместо песка лежит снег. Россия... Как давно это было... Как сложилась бы его жизнь, не последуй он тогда вслед за дарогой в Тегеран?

Эрик усмехнулся. Там он был бы таким же изгоем, как и в любом другом уголке мира.
Мужчина не помнил, сколько точно времени провел в этой стране. Летом он зарабатывал на ярмарке, собирая в своем шатре толпы зевак. Представления бродячих артистов и фокусников очень нравились местным гулякам, а чарующая музыка, исполненная на скрипке таинственным заморским музыкантом в черных одеждах и маске, скрывающей почти все лицо, никого не оставляла равнодушным. Голос же, звучавший отовсюду, словно бы витавший под сводами шатра отдельно от своего обладателя, вселял трепет и восторг в сердца собравшихся слушателей. Одни поговаривали, что это черный маг, приплывший издалека, другие считали его дьяволом и украдкой сжимали распятия, но не спешили покидать свои лавки и не сводили взглядов с таинственного иллюзиониста. Виртуозно исполняемые фокусы, не поддающиеся никакому объяснению, говорящие вещи, неземная музыка и лик чудовища лишь усиливали эффект.

Да, на одном из представлений Эрик неловким движением смахнул маску, зацепившись за нее рукавом, и предстал перед публикой с истинным лицом.
Крики, проклятия, топот ног, грохот падающих лавок, давка у входа в шатер, лица, искаженные ужасом... Такого краха мужчина не мог даже представить. Он как сейчас помнил это безумие, вызванное такой непростительной оплошностью.

Однако, уже на следующий день, задолго до начала представления, к входу в его шатер начал подтягиваться народ. Любопытным смельчакам не терпелось воочию увидеть Князя тьмы и услышать его волшебную скрипку. Провал превратился в триумф, слух о котором долетел до самого правителя Персии.
Эрик ненавидел ярмарки, ненавидел глупцов, являвшихся на его представления за несколько серебряных монет, ненавидел их красивые лица, искаженные животным страхом, и визг, поднимающийся всякий раз, как он уже осознанно срывал с себя маску.

Осенью ярмарка закрывалась. Приезжие торговцы и артисты покидали страну. Жизнь в городе становилась размеренной и спокойной. Темного скрипача никто больше не вспоминал, а Эрик и не стремился без необходимости показываться на глаза.

Еще до рассвета он часто выбирался в лес, прихватив с собой ту самую скрипку и бродил среди белоснежных стройных берез, изумрудных раскидистых елей. Вместо ветхого шатра над головой простиралось небо, под ногами шуршали листья, а его слушателями были яркие сойки и свиристели. Даже музыка становилась иной... Из нее уходили тревоги и боль, накопившиеся годами. Должно быть, это и были те мимолетные мгновения, когда он был почти счастлив.

На улицы Парижа пришла осень. Частые моросящие дожди и пронизывающий ветер доставляли все больше хлопот, вынуждая брать с собой зонтик и пользоваться экипажем. Иногда ненастная погода отступала, и тогда последние лучи летнего солнца пробивались сквозь золото листвы, и веселыми искрами играли в лужах на каменистых мостовых.
В такие дни, если выпадало свободное от репетиций и выступлений время, Кристина обожала отправится на прогулку в ближайшие парки и скверы, подолгу бродить по дорожкам, слушать шелест листвы под ногами, провожать взглядом стайки перелетных птиц, и мечтать, мечтать...

Кровь волнуя, чувства обостряя,
Разум твой в пространстве растворяя,
Ночь тебя коснется, и мрак в тебе проснется.

Крылья ночи скроют свод небесный,
Тронь их, стань их частью бестелесной.

Бледный свет погас, полутьма ласкает глаз,
Так оставь же день ушедший за спиной
И внемли звукам музыки ночной.

И не бойся, закрыв глаза, шагнуть во мглу,
Тайный страх свой старайся превозмочь.
Пусть уйдут все твои заботы прочь,
Новый мир для тебя откроет ночь.

Мягкой тенью ночь тебя укроет,
Верь ей, дай ей власть над всей собою.
Дай своим мечтам обрести свободу там,
Где густая тьма так манит глубиной,
Скрывая тайны музыки ночной.

Так смелей же шагни в чудесный новый мир,
Нежный мир полумрака и теней.
Позабудь все тревоги прежних дней,
Лишь тогда ты сможешь быть моей.

Здесь, где сумрак полон сладким ядом,
Прикоснись ко мне, я здесь, я рядом,
Руку протяни, мы во мгле с тобой одни.

Так останься же на веки здесь, со мной,
Во власти этой музыки ночной.

Знай же, что дано тебе одной,
Помочь рождению музыки ночной.

(МЮЗИКЛ "ПРИЗРАК ОПЕРЫ" — МУЗЫКА НОЧИ)

Для этой истории я попробовала выковать настоящее оружие.
Сначала, конечно, придумывала, из чего его можно вылепить/выпилить и чем покрасить, ничего не придумала — и пошла сложным путем...
Итак, дело было в деревне, в папиной мастерской...

Мое рабочее место.

Сначала нарисовала кинжал нужного размера на бумаге и вырезала.

Потом отправилась на поиски кусочка алюминиевой проволоки.
Нашла вот такую, диаметром около 6-8 мм,

и расплющила ее молотком до толщины 2мм. Звучит дико, но получилось довольно легко.

После этого обвела карандашом бумажный кинжал и приступила к вытачиванию на станке.
Сначала, конечно, было страшно, но как-то приспособилась.

С папиной помощью "откусила" лишний металл от рукояти и пошла примерять.

По размеру вроде бы подошло. Дальше — шлифовка наждачной бумагой и войлоком.

Старый валенок все-таки пострадал.

После первого кинжала вошла во вкус.
Сделала еще несколько штук из разного металла, заточила проволочку четырьмя гранями для будущего стилета (что-то мне подсказывает, что такое оружие вполне могло быть знакомо Эрику) и выточила маленький симметричный ножичек, но он больше подходит для товарищей 1/6.

Рукояти буду лепить из пластики, декорировать, красить и т.д. Планирую сделать ножны, но это попозже.

И готовый клинок.

Вот так девочки играют с куклами.

Заметила-то я эту шкатулку в фильме давно, 13 лет назад, и успешно забыла до поры до времени. А с появлением в доме кукольного Призрака, начала мечтать заново и в конце концов сделала почти копию, потратив на нее пару месяцев свободного времени, немерено сил и нервов, проклиная долгими вечерами и ночами Вебера, Шумахера и Леру в придачу (хотя последний тут вообще не при чем) и ломая голову над единственным вопросом — КАК?

Итак!
Это кадры из фильма 2004 года:

А это — то, что у меня получилось:

И в руках хозяина. Вроде бы доволен.

Первое затруднение, с которым столкнулась, — размер. Оказалось, что масштаб куклы 1/4, это еще не означает, что все человеческие мерки нужно разделить на 4... Более того, никакие математические вычисления в данном вопросе почему-то вообще не помогают. Вот так и измеряла: масками, локтями, ладошками, Эриком и просто на глаз.

Вроде бы получилось, хотя можно было бы сделать и чуть-чуть поменьше.
Далее по этим размерам вырезала детали из пивного картона, обклеила с одной стороны красной бумагой и собрала основу шкатулки и выдвижной ящичек. Когда заготовка высохла, приклеила такие же детальки из более тонкого картона и за счет этого выровняла углы.

Из тонкого картона вырезала и приклеила "досочки" и "кованные уголки". Важно, чтобы между этими дощечками оставались зазоры.

Основа готова! Теперь декор. Внимательно присмотрелась к фотографиям оригинала и обнаружила резной узор на фасаде. Обалдела. Не было его там раньше...

Долго ломала голову, как это сделать, пробежала по всем магазинам для рукоделия, напугала продавцов, еще пару дней помучилась и придумала вот такой вариант.
Купила фурнитуру для бус (кажется, мне это назвали разделителем нитей, ну пусть будет так...) и "раскусала" кусачками на маленькие завиточки, а потом приклеила их на шкатулку как мозаику на суперклей. Имитация замочной скважины — тоже какая-то фурнитура для бус.

С узором разобралась, декор приклеился вместе с пальцами, но ничего, зато крепко.
Дальше — ручки. В ход пошли пины-гвоздики и застежки от сережек-гвоздиков. Не знаю, как такое вообще смогла придумать, просто копалась в комнате по всем углам и искала "то, не знаю, что"... Получилась вот такая конструкция:

Подушечку я просто сшила и вышила. А начинка — большой овальный ватный диск, из которого я вырезала прямоугольник. Кисточки из шнура, расчесанные иголкой. Бахрома — это бахрома, была такая тесьма.

Отдельная головная боль — обезьянка. Пыталась лепить. Из самозатвердевающей глины (очень похожая на обычную глину, только светло-бежевого цвета), она получалась тяжелая как булыжник и крошилась, полимерная глина или пластика засыхала раньше, чем я вообще успевала что-то сообразить. Намучившись так несколько дней, я пошла в магазин, нашла более или менее подходящую обезьянку, не без труда отпилила ей голову ножовкой, зашлифовала пилочкой для ногтей, и приклеила эту самую голову к новой тушке, сваляной из шерсти. В лапки вставила проволочки, чтобы они держали форму, а башмачки и кисти слепила из пластики.

Шкатулку выкрасила акрилом, какой-то золотистой краской (покупала в строительном магазине) и покрыла акриловым глянцевым лаком.

Заодно покрасила обезьянку. Сначала темно коричневым цветом, а потом более светлыми оттенками с помощью губки. Когда краска высохла — покрыла матовым акриловым лаком

Осталась одежда. Ее я шила как и на кукол.

Сагаты лепила в последнюю очередь. Когда зверек уже был посажен в нужную позу.

Ну вот, осталось все склеить вместе, докрасить мелкие детали ииии.... Ура! Все кошмары и сомнения позади, шкатулка готова.

Небольшой фотоотчет по созданию пуантов.
Вдохновившись фирменными туфельками Марлейки, решила тоже попробовать сделать обувь из атласной ленты. В качестве подошвы-основы взяла картон. Все склеивала на супер-клей, ленточки пришивала вручную.
А выглядело это вот так:

Балетки-образец от Тоннера.

Кристинины, слепленные из полимерной глины и покрашенные акрилом. Сохнут.