Это просто глупо – сожалеть сейчас о чем-то подобном. Но Кристина поймала себя на мысли, что очень жалеет о том, что когда-то сказала «Ангелу Музыки», что Рождество – ее любимое время в году. Ее учитель в маске со сверхъестественной точностью вспомнил все беседы со своей ученицей и, очевидно, принял ее слова близко к сердцу.

Прошло только несколько месяцев с тех пор, как Кристина повернула Скорпиона и тем самым дала согласие стать живой женой Эрика. Ее супруг непрестанно старался выразить свою вечную признательность за такую неимоверную доброту.

Сейчас этот святой праздник приближался, и сказать, что Эрик просто переусердствовал, было бы смехотворным преуменьшением.

Как бы невероятно это не казалось, но его подарки с каждым днем становились все экстравагантней. Кристина глядела на броское ожерелье – ожерелье с бриллиантовой подвеской, напоминающей ей одну из кричащих драгоценностей, которыми Карлотта любила украшать корсаж. Ужаснувшись, она перевела взгляд на корзинку цветов рядом с бархатной коробочкой из-под украшения. Сжав кулаки, она подавила желание оттолкнуть прочь корзинку. О, как ей стали ненавистны эти цветы! Они были такие… такие идеальные - безукоризненно ровно подрезанные и чинно перевязанные шелковой лентой.

Она отставила коробку с ожерельем на растущую пирамиду из таких же коробок и буквально отбросила корзинку в угол, где та оказалась среди себе подобных. Сердито глядя на несметное количество безделушек, загромоздивших комнату в стиле Луи-Филиппа, Кристина подумала: «Скоро будет просто невозможно открыть дверь в комнату!» Подарки были размещены; теперь она прошла к платяному шкафу и нарочно выбрала самое простое платье, не обращая внимания на наряды в духе Марии-Антуанетты.

Эрик, вернувшийся домой после дня, заполненного решением «задач, соответствующих занимаемой им должности призрака», ждал ее в гостиной. Увидев свою жену, он нахмурил брови под маской – если только появившиеся морщинки на видимом участке кожи вокруг глаз можно трактовать как нахмуренность.

- Что-то не так, моя дорогая? Новые платья, что я купил вам, не отвечают вашему вкусу? Эрик приобрел их только потому, что хотел порадовать его любимую жену, которая была к нему так добра. – Он не заметил (или же просто проигнорировал) вызов на лице Кристины. – Разумеется, ваше платье ни в малейшей степени не умаляет вашей красоты, - заверил он.

- Эрик, мне нужно каждый день просить вас не делать мне таких подарков?

- Вздор, - последовал ожидаемый ответ, - моя жена заслуживает только лучшего. Эрик будет дарить Кристине всё, что она пожелает, только бы она была счастлива.

Но сегодня Кристина отказалась сдаться упрямству своего мужа, твердо решив добиться своего.

- Эрик, - терпеливо начала она, - как вы думаете, я была бы счастлива, будучи графиней?

Эрику, хоть и весьма удивленному такой неожиданной сменой темы, в некоторой мере удалось совладать со своей ненормальной способностью тотчас же вспоминать о Рауле де Шаньи.

- Нет! – безотчётно возразил он.

Все с той же обретённой на практике невозмутимостью, Кристина поинтересовалась:

- Почему вы так считаете?

«Потому что ты принадлежишь мне», - подумал Эрик. Но, тем не менее, погрузился в молчание, размышляя над наиболее убедительным ответом. Сначала он представил Кристину, ведущую жизнь, в которой нет места музыке. Затем вообразил ее в особняке де Шаньи, задыхающуюся в блеске роскоши, изнеженную и избалованную, разодетую словно кукла…

Немыслимо! Ее искренняя, скромная натура будет противиться такой искусственности. Эрик самоуверенно озвучил свои размышления.

Подавив удрученный вздох над лицемерием супруга, Кристина произнесла:

- Дорогой, не могли бы вы заглянуть в мою спальню и сказать, что там видите.

Эрик, словно повинующийся своей хозяйке пес, сделал то, что было сказано. Открыв дверь в комнату в стиле Луи-Филиппа, он вгляделся внутрь.

Эрик обвел взглядом комнату и ее содержимое. Через несколько минут он закрыл дверь.

Кристина подняла глаза на вернувшегося в гостиную супруга. В волнении накручивая золоченую ленточку на палец, она старалась разгадать выражение его лица, скрытого маской. Он выглядел таким… невозмутимым.

Наконец, Эрик, голосом, таким же непроницаемым, как и его лицо, произнес:

- Возможно, сейчас вам стоит отдохнуть, моя дорогая. У вас, наверное, был тяжелый день.

Кристина хотела было возразить, что иметь «тяжелый день» - это невозможно, так как он не позволяет ей ничего делать. Хоть ей и не хотелось бы обидеть его, она все-таки открыла рот, собираясь возразить. Но Эрик уже переступал порог музыкальной комнаты – и как только он так перемещается, что она этого не замечает? – и дверь за его спиной закрылась с характерным щелчком.

«Определенно, всё идет не так, как планировалось», - подумала Кристина. Она обидела его? Он казался весьма задетым, и никогда он не был так холоден в ее присутствии. Она лишь хотела объяснить, что она всем довольна и без непомерных трат на нее – особенно если он оплачивал свои покупки из нажитой нечестным путем ежемесячной платы в 20 тысяч франков.

Она вздохнула, разглаживая складки платья. Бессмысленно стучать в дверь музыкальной комнаты и требовать его внимания – особенно, если он сел за сочинительство. Она попытается вернуться к этому вопросу позже.

Возможно, в следующий раз ей стоит быть более прямолинейной.

***

Эрик сидел на скамье перед фортепиано, обхватив голову руками. «О, я был просто глупцом!» - с презрением думалось ему. Он не даже не размышлял – он совсем потерял голову, покупая подарки, будучи подхваченным эйфорией своей любви. Он был ничуть не лучше неуклюжего дурака де Шаньи. Эрик гордился собой – тем, что он понимает свою жену, высокопарно полагая, что знает каждую ее мысль или желание. Но все, что он доказал – это то, что он не знает ничего о том, как быть правильным супругом.

Он лишь хотел сделать ее счастливой! О, он обязан был знать, что она не оценит такие экстравагантные подарки – Кристина всегда была такой скромной! И она утомилась от его магических трюков – он развлекал ее чревовещанием и показывал лучшие из фокусов, что он мог исполнить, в тщетном стремлении развлечь ее. Несмотря на то, что он прожил больше половины века на этой земле, Эрик практически не имел дела с прекрасным полом и уже начал отчаиваться.

И это почти в Рождество! Хотя его никогда не волновал вопрос празднования Рождества, он знал, как много этот день значит для Кристины. Он хотел, чтобы их первое совместное Рождество было незабываемым… но у него уже не осталось идей для подарков. Он попытался спросить совета у мадам Жири, билетерши. Та посоветовала ювелирный магазин или цветы – и указала, где он может их найти! Кто еще может помочь ему решить эту дилемму? Эрик нахмурился.

Он мог быть самым ничтожным созданием, нижайшим из нижайших – пять этажей под землей – достаточно много, но, в конце концов, он обладал некоторым чувством собственного достоинства.

Ладно, это не будет концом света - если он поступится гордостью и обратится к дароге.

***

Кристина беспокоилась.

«Чем он там может заниматься?», - удивлялась она, чувствуя легкую обиду. Он не мог работать над Триумфом дон Жуана - в таком случае он бы заперся один, вместо того, чтобы то и дело уходить наверх, бог знает зачем. Пусть это и могло выглядеть ханжески, но Кристина предпочла бы, чтобы Эрик продолжал осыпать ее подарками. В действительности она не могла осуждать его за не всегда удачные попытки порадовать ее. Во всяком случае, это было бы лучше чем… чем… чем подобное игнорирование! Она же, помилуйте, актриса и нуждается во внимании!

Он даже позабыл об ее уроках пения. Кристина никогда не призналась бы в этом, но ей недоставало его изумительного голоса. Теперь, приходя домой, он лишь бросал не нее взгляд - можно сказать, даже едва замечал ее присутствие! Иногда она слышала невнятное «черт бы тебя побрал, дарога», прежде чем он со вздохом закрывал за собой дверь в эту ставшую ненавистной ей музыкальную комнату.

Это было совершенно невыносимо.

Вскоре пришло и Рождество. Кристине было очень стыдно, что она не побеспокоилась о подарке для Эрика (как маленькая девочка, она бы вышила несколько носовых платков для своего ангела в качестве свидетельства ее привязанности – если бы только они могли пригодиться ее безносому «ангелу»). На ее признание Эрик ответил, что она делает его счастливым одним своим присутствием. Не будь она так обижена на его недавнюю отчужденность, она бы посчитала это замечание весьма приятным.

Эрик в нерешительности помедлил, прежде чем робко заключить маленькие руки своей жены в свои холодные ладони.

- Идемте, моя дорогая, - сказал он, увлекая ее в музыкальную комнату. - У Эрика есть сюрприз для его любимой жены.

При этих словах досада Кристины тотчас же исчезла, уступив место благоговейному трепету. Что, если… если две минувшие недели были только прелюдией к ужасающей кульминации? Она вообразила необъемное платье, под юбкой-колоколом которого можно будет уместить весь Дворец Гарнье; гигантский букет, составленный из цветов всех сортов, какие только известны роду человеческому…

Кристина невольно вздрогнула, когда Эрик усаживал ее в кресло. Откинув прочь свои кошмарные фантазии, она в смущении наблюдала, как ее муж садится за фортепьяно красного дерева.

На пюпитре располагались несколько листов какой-то композиции, которую Кристина никогда раньше не видела. После нескольких секунд изучения почти детских каракулей, выведенных красными чернилами, она разобрала название: «Счастливого Рождества, Кристина».

Музыка, льющаяся из-под волшебных пальцев Эрика, заполнила невозможным теплом всю ее душу. Когда слова любви слетели с безгубых уст Эрика, они уже не казались чем-то дисгармоничным и неправильным для ее слуха. Кристина с удовольствием позволила бы себе полностью раствориться в голосе Эрика, но она все-таки сделала усилие, стараясь понять слова песни.

Эрик исполнял пастораль о бедствующем фермере, который искал расположения аристократки. Он желал послать ей знак своей любви, но не владел ничем ценным. Отчаяние фермера, то, как он, тоскуя, превозносил исключительные достоинства своей дамы сердца, вызвало слезы на глаза Кристины… «Это Эрик так думает обо мне?»

Пастораль заканчивалась на оптимистической ноте: бедный фермер надеется, что его дама примет любовь ради его самого, отринув материальные ценности. Кристина плакала уже открыто. Произведение было совсем незамысловатым, разумеется, не того уровня, который Эрик привык сочинять…. Но все его очарование и заключалось в простоте.

Завершая пение, Эрик подошел к креслу, стянул маску, и запечатлел нежнейший поцелуй на подоле платья Кристины. Его голова склонилась в раскаянии, но его золотистые глаза выражали наивысшее счастье.

- Эрик просит прощения, Кристина, - произнес он; слова прозвучали, словно колыбельная – так нежно и певуче. – Но всё, что он может предложить - это его музыка… и его любовь.

Легкая, но искренняя улыбка осветила лицо Кристины. Оставляя почти невесомый поцелуй на пергаментной щеке Эрика, она прошептала:

- Это все, чего я когда-либо могла желать.


Fin.

В раздел "Фанфики"
На верх страницы