Кристина сидела в кресле и читала, а ее ручной тигр спал, и на коленях у нее покоилась его исполосованная шрамами голова.

Свободной рукой девушка ласкала его здоровую щеку и висок, лишь изредка прерываясь, чтобы перелистнуть страницу. Ее тигр всегда затихал, когда она возвращалась из верхнего мира, поскольку для него не было события более светлое, чем ее возвращение.

Это лишний раз подтверждало, что девушка умела держать свое слово. Тигр не рычал, если она приходила на час или два позже, чем обещала. Он был слишком измотан днями, проведенными без сна, сочинением своей оперы и пустыми тревогами за нее, чтобы требовать ее повышенного внимания в первый же вечер.

Чаще всего он засыпал, вот как сейчас, у нее на коленях, и лишь беззвучно двигал губами, когда она водила пальцами по здоровой, всегда обращенной к ней части лица. В такие моменты Кристина понимала, как он может быть беспомощен и зависим от нее, и ей казалось, что у изможденного мужчины, чуть вздрагивающего во сне, душа непосредственного ребенка. Пусть он и вдвое старше.

Давным-давно они условились, что она может выходить в Оперу и по-прежнему выступать, не привлекая подозрений. Люди думали, что она жила где-то в пригороде, а потому каждый месяц являлась лишь на полторы недели, а ее семья... Не было у нее никакой семьи. Родители умерли задолго до того, как их дочь посетил Ангел Музыки, и уже ничего не могли думать. Кристина часто думала, что так оно и лучше. Если бы ее отец узнал, во что вылилась детская сказка об ангеле-хранителе, он не выдержал бы.

Сегодня Кристина вернулась чуть позже обычного, проведя в Гранд-Опера полных две недели. Там вовсю шли репетиции нового произведения именитого композитора, и она, разумеется, исполняла главную роль - сложную и требующую деликатного подхода партию.

Она ведь не могла позволить, чтобы вся ее карьера развалилось... Эрик и сам сказал, что не позволит ей похоронить талант в его подземельях, а потому девушка принимала участие в репетициях и получала огромное удовольствие.

А после премьеры ее задержали еще и на торжественный банкет с труппой. Она всем сердцем ненавидела шумные празднества, но осталась из-за влиятельных спонсоров и журналистов, один из которых, ко всему прочему, весь вечер очень настырно пытался зажать ее где-нибудь и засунуть язык ей в горло. Судя по всему, директора надеялись на то, что она позволит наглецу что угодно, лишь бы он написал статью покраше и воспел все ее таланты, но как они ошибались! Кристина была с ухажером подчеркнуто холодна, и вскоре он отстал, решив, видно, что балерины доступнее.

Домой Кристина вернулась поздно ночью. Возвращаться было так же тяжело как уходить, поскольку за эти две недели она успевала заново привязаться к солнечным бликам на стенах Оперы, к смеху детей на парижских площадях и к суете жизни, но столь же сильно ей надоедали человеческие взоры, всегда поверхностные и грубые, масляные, тупые.

На поверхности у Кристины не осталось никого, кому можно было улыбнуться и получить в ответ ту же искренность. Лицемерие мира пугало ее и загоняло обратно в тусклые своды подземелий. Она много раз думала, что, возможно, возвращается не для него, а для себя одной. Такая жизнь - в тени, вдали от всех - подходила ее натуре как нельзя лучше, но и убивала Кристину. Проходя в последнем темном туннеле, ведущем до их с мужем жилища, она наткнулась на что-то и чуть не упала.

Она долго смотрела перед собой, не мигая, не понимая, что это был он. Вечно ждущий у входа, печальный и вымотанный настолько, что казалось, будто у этой каменной стены он просидел ровно две недели, не заботясь о воде или пище. Не думая ни о чем, кроме ее возвращения. Кристина опустилась на колени перед его длинным телом - даже в таком измученном состоянии он держал спину прямо, а в глазах тигра угадывалось счастье, недоверие и сила, никогда не позволяющая ему умереть от горечи разлуки. Он всегда питал надежду, и это делало его совершенно прекрасным, несмотря на лицо. Если бы он всегда был вот таким...

- Почему вы на полу? - прошептала Кристина с ужасом. Обычно он встречал ее как джентльмен, загадочно улыбаясь и протягивая руку из зеркала, как в далекую первую встречу. Сегодня ему, по всей видимости, не хватало сил на то, чтобы подняться.

- Сколько дней прошло, Кристина? - спросил он в ответ, и за его улыбкой крылась обида. Не детская, как это часто у него бывало, а страшная, настоящая. - Я считал. Четырнадцать, любовь моя. А ты считала? Ты хоть взглянула...

Кристина помогла ему подняться и обняла его, положив голову на вздрагивающую грудь. Она подвела его, но не по своей воле. Как странно, что он не злился, не требовал, а только гладил ее по волосам и целовал, называя своей глупой лгуньей. По пути домой он объяснил, что снова не мог заснуть без нее. Бродил все эти дни, урывая сон лишь на час-два, и много творил, чтобы подавить усталость. Теперь наконец-то к нему придет покой.

Кристина давно перестала удивляться его любви к самоистязанию и параноидальным наклонностям. Если она не вернулась, то решила сбежать. Если задержалась, то нашла кого-то лучше. Ведь это совсем нетрудно...

Жена с опаской снимала с него маску, обрабатывала свежие раны на и без того навсегда изувеченном лице и новые шрамы на руках. Ее тигр умел рвать на части себя и других, но сейчас он слишком устал и молчал, только глядя на нее немигающим темным взглядом. А потом возвращал маску на место и засыпал, а она подбирала с ночного столика роман, оставленный на этом же самом месте. Под книгой оставался слой пыли. Он никогда не трогал ее вещи - еще одно важное правило.

Впрочем, усталый тигр не только мурлыкал.

Когда ладонь Кристины затекала под тяжестью тома в кожаном переплете, а другая рука уставала совершать один и тот же ритуал мягкого поглаживания, девушка пыталась выскользнуть из кресла или, быть может, снять с него маску. Каждый раз его пальцы железными спицами сжимались вокруг ее тоненького запястья, и Эрик не своим голосом спрашивал, что она пыталась сделать. Кристина боялась его таким, но... Он редко вел себя подобным образом.

Просыпаясь, ее тигр снова становился человеком. Ловко потягивающимся, по-кошачьи изящным, но человеком. И тогда ему требовалось обнимать ее, целовать, вжимать в стены кухни, гостиной, в холод их ложа и тепло наполненной ванны. В то же время он мог с головой уйти в творчество - или сделать такой вид, - на долгое время оставляя ее в гордом одиночестве. Кристина всегда благодарила мужа за предоставленную свободу, пусть и в весьма ограниченном пространстве. И всегда вознаграждала Эрика своей любовью. После своего возвращения она нежилась в объятьях человека, не вспоминая о звере.

- С тобой... С тобой мне так превосходно, Кристина! Позволь мне еще, я так хочу услышать твой голос...

- Послушай, - сказала она, ловя его горячие губы, но тут же отстраняясь. - Я думаю, что ношу твоего ребенка. Я еще не уверена...

Они долго молчали, и тишина, пусть и наполненная ласками, приносила ей боль.

- Эрик, скажи что-нибудь, - прошептала она.

- Я все прекрасно расслышал, - ответил он резко. - Просто я.. Мне... Мне приятно думать, что мы создали что-то вместе, но...

- Но?

Эрик посмотрел на нее с мукой.

- Не лучше ли не обсуждать это? Ты разве хочешь, чтобы он узнал? - потом, выпрямившись, он добавил с опасением, - Как ты думаешь, с каким из нас ты зачала этого ребенка?

Кристина накрыла его лицо руками, натолкнувшись на неприязненную холодную маску, и улыбнулась. Губы ее невольно задрожали. Снова этот разговор, из которого нет выхода. Один лишь тупик.

- Ты и есть он, Эрик. Сколько раз повторять.

- Я так не думаю, - ответил он чуть погодя. - Если ты хочешь сохранить этого ребенка, лучше оставляй маску на месте. Не притрагивайся к ней, дитя мое. Я ничего не помню о его действиях, когда прихожу в себя. Я не хочу обнаружить тебя...

- Но ты бы этого не сделал, - Она поцеловала его, позволила Эрику мягко раскрыть ее губы и насладиться сладостными стонами. - Я же знаю тебя. Ты...

И эти слова всегда утопали в единении их тел и душ. Он все же заставил ее пообещать быть осторожной, когда силы уже почти покинули их обоих. Эрик заставил Кристину поклясться, что маска не будет снята до тех пор, пока это не станет безопасным. Впрочем, он меньше всех знал, докуда простирается это "пока". Он стал с ней обходительным, как и подобает мужу. Участились их совместные прогулки, словом, все было именно так, как Эрик мечтал, и казалось, что спокойствие пары, наконец, нерушимо.

Кристина никогда не думала, что будет скучать по своему тигру. Иногда ей думалось, что она любила его сильнее Эрика. Ее привлекали темные, бархатные нотки в его голосе, открытая животная похоть, ничем не прикрытая жажда обладать. Со временем она даже научилась управлять им. Знала, когда нужно остановиться, чтобы дикость не переросла в мучения, страдания и боль. Кристина любила тигра, потому что знала, что после ночи с ней он становился как шелковый. Его можно было рассматривать, ласкать, не боясь цепких лап.

Он был почти как человек... Но все же другой. Ничего не скрывающий. Освободившийся. Честный с ней и с самим собой.

Через полтора месяца она не выдержала и сделала все, чтобы человек потерял свою маску.

Когда поздно вечером она пришла домой с репетиции, то поняла, что тигр вернулся. Он сидел в кресле, положив подбородок на сцепленные пальцы, и его глаза отражали ровный отблеск лампы. Слишком темные, чтобы светиться желтым. Похожие на окропленное кровью золото. Настолько мрачные, что пожирали свет, рассеянный вокруг.

- А, - он расплылся в улыбке. - Она вернулась. Блудная жена. Мой маленький ангел, мое чудовище.

Кристина неуверенно стояла у стены, никак не в силах разгадать его настроение. В мгновение ока он оказался перед ней, вдавив руки в стену по обе стороны ее головы. Его рот, больше похожий на шрам, искривился и задрожал, так что слова мужчина произносил с огромным трудом:

- Где моя маска, ты, ведьма? - прошипел он. Кристина попыталась подавить участившееся от страха сердцебиение, но не сумела.

Он был слишком страшен! Она отвыкла видеть его таким...

- Я... Я...

- Я! - передразнил ее Эрик, вдруг обхватывая ее горло ледяной ладонью. - Когда же ты научишься пользоваться своим ртом, Кристина? Я недостаточно хорошо учу тебя? Поэтому тебе понадобилась помощь других мужчин, там, на банкете? Ты отвратительная обманщица...

- Ничего подобного. Ты знаешь, что придумываешь все это. Больная фантазия! - воскликнула Кристина, глотая слезы. - Я соскучилась по тебе, - прошелестела она еле слышно.

- ...Презрительная, урожденная быть...

Девушка зажмурилась, не желая слышать его грубых слов, ни одно из которых - она знала! - не было правдой даже приблизительно. Зверь говорил что хотел, просто надеясь ее обидеть, и нередко его буйный бред бил точно в цель. Вместо того, чтобы слушать, Кристина смело прижалась к его губам, и тут же почувствовала, как Эрик глухо стонет. Всем телом он прижал ее к стене, его пальцы дрожали от напряжения, а губы слепо, неистово исследовали каждый сантиметр ее лица, шеи, тонких ключиц. Она успевала только стонать и просить его прикасаться еще.

Тигр не давал возможности передохнуть, пока не достигал блаженства. Затем тигр становился ручным, приваливался к ней, мурлыча о том, что очень любит ее. Ни единого проклятья, ни одного колкого обвинения не слетало с его губ. Кристина часто думала о том, как утром он проснется, наденет маску (она обязательно вернет ее на ночной столик) и примется ласкать жену уже иначе, нежно, дразня ее, зализывая отметины на ее шее, оставленные его другим "Я".

Да, Кристина часто порывалась покинуть их обоих навсегда, ради солнца, ветра, ради Оперы, в конце концов...

Но раз за разом оставалась. Теперь - навсегда.

В раздел "Фанфики"
Наверх