Розово-серый закат, еще четверть часа назад заливавший улицы и крыши домов кровавым золотом, постепенно угасал. Величественное сияние отступало от высоких стен Пале Гарнье, погружались во мрак все прекрасные скульптуры, украшавшие верхний фасад здания, тускнела позолота.

Мраморные лица становились угрюмыми, точно их лишали единственной радости, возможности греться под солнечными лучами. В такие мгновения они незамедлительно напоминали Кристине ее одинокого маэстро, и она наблюдала за преображением с особенным чувством печали.

С наступлением сумерек во всем Париже зажгутся праздничные огни, для простых людей начнутся гуляния, а для представителей верхнего класса откроются двери в лучшие гостиные и залы, где будут проходить чопорные приемы и красочные балы. Она так мечтала посетить настоящий бал! Всю жизнь, с раннего детства.

Воображение рисовало, как она кружится и видит в огромных зеркалах свое белоснежное платье, никак не соответствующее нынешней моде – о ней Кристина знала очень мало, ее единственное платье поизносилось настолько, что с запятнанным лицом она легко могла сойти за попрошайку, – но точь в точь повторяющее развевающиеся наряды принцесс со сказочных иллюстраций. Она видела свои волосы, уложенные в сложную прическу, подносила к лицу нежные кружевные перчатки, поправляла ожерелье на своей шее и, наконец, подавала руку кавалеру, такому же изящному и прекрасному…

А потом, раз за разом, кто-то из костюмерш тыкал Кристину в плечо, грубо толкал, напоминая о работе, и она плелась собирать раскиданные хористками вещи, все еще пребывая в полусне-полуреальности. За отсутствующий вид одни называли ее мечтательницей, другие – блаженной, но с одинаковыми сочувственными взглядами. Кристина никогда не пыталась спорить, она лишь лелеяла свою мечту о приближающемся рождественском празднестве.

Конечно, когда она заменила Ла Карлотту и стала «подающей надежды дебютанткой с голосом нежнее свирели», никто уже не смел называть Кристину сумасшедшей.

И перед ней, наконец, замерцала возможность посетить настоящий бал, и не одной, а с графом де Шаньи, пусть Кристина и оставалась для него нежелательной спутницей, ведь в высшем свете так пренебрежительно относились к актрисам и певицам. Впрочем, она собиралась держаться храбро, а уж если рядом будет Филипп, она точно не испугается косых взглядов. Возможно, ее оглушительный дебют и вовсе поможет избежать их.

Ни на секунду Кристины не забывала, благодаря кому она получила успех и признание публики.

Возможно, поэтому в канун столь светлого праздника ее настроение дало трещину. Закатное небо всегда навевало на нее грусть, а теперь... теперь она думала лишь о том, что получила все, чего хотела, а ее гениальный учитель, человек, подаривший ей это потрясающее «все», оставался в тусклых подземельях. Совсем один.

Стоя перед Оперой, Кристина с болью в сердце вспоминала их недавний разговор.

- Надо думать, на Рождество вы остаетесь в Опере? - спросил он после долгого, почти не прерываемого наставлениями урока. Кристина терялась, когда он подолгу молчал. Она начинала думать, что все делает неправильно и попросту не заслуживает замечаний, а волнение всегда влияло на ее пение не лучшим образом.

- Откуда вы знаете? - спросила она.

Глупый вопрос. Только слепой и глухой в Опере Гарнье не знал, что до знакомства с Филиппом де Шаньи, давшим ей смутную рекомендацию относительно планов на будущее, малютка зарабатывала тем, что пела на улицах и не имела крова. Опера стала ее новым домом.

Уголки губ Эрика приподнялись, придавая его лицу несколько лукавое выражение, но взглядом он скромно вперился вмануал фортепиано.

- Мне известно все, что происходит в этом здании. Каким бы я был призраком, если бы не умел просачиваться сквозь стены, спросите вы?

Кристина не могла понять, гордится он своим амплуа вездесущего приведения, или же стыдится его. Возможно, и то и другое.

Обращенная к ней улыбка маэстро незамедлительно теплела, словно Кристина являлась для него неиссякаемым источником вдохновения. Впрочем, она догадывалась, что так оно и было. Нередко, прощаясь с ней, он тихо называл ее Ангелом Музыки.

- Так что же, когда вся труппа и рабочие разъезжаются праздновать Рождество в кругу семьи, вы остаетесь в Опере, мадемуазель?

- Я не уверена, - Кристина резко покраснела. Она начала лгать до того, как осознала это. - Видите ли, одна из портних ко мне очень добра, она спрашивала, не хочу ли я на эти пять дней поехать к ней в пригород, погостить в кругу ее семьи...

Мужчина молчал и спокойно изучал ее взглядом пронзительных серо-голубых глаз. Настроение его можно было угадать лишь по блеску в самой их глубине, и на миг, до того, как зазвучал его непроницаемый голос, Кристине почудилось, что ее учитель недоволен. Он склонил голову, быстро взглянув куда-то в пол, и вновь посмотрел на нее:

- Вот как. Простите, мои слова могли показаться вам оскорбительными. Разумеется, у вас есть подруги и планы на вечер.

- Вы меня ничуть не обидели, - пробормотала Кристина, машинально поправляя прическу. - Если бы не мадам Шарлотт, я бы действительно осталась здесь совсем одна.

Он покачал головой:

- Не одна. Старина Жан-Клод оставил бы вам ключи от всех дверей, и мы бы вдвоем... Кристина, только представьте. Наши уроки могли бы проходить на самой сцене, а не под ней. Вся Опера Гарнье находилась бы в нашей власти, пусть и всего на пять дней.

Кристина подошла ближе и со вздохом положила свою маленькую белую руку ему на плечо. Она заметила, как Эрик встрепенулся от этого действия, как его глаза удивленно расширились, словно к нему никогда не прикасался другой человек.

- Мне так жаль оставлять вас в одиночестве, - произнесла она с участием. - Если бы я только подумала об этом раньше...

- Чистый воздух пригорода, несомненно, пойдет вам на пользу, - ответил Эрик, накрывая ее руку своей – и тут же отстраняясь, словно прикосновение, столь простое и искреннее, обожгло его. - Отправляйтесь, Кристина. И хорошо проведите Рождество.

Он отдал ей ноты и прикрыл крышку инструмента. Кристина готова была поклясться, что слышала его тихий, полный печали вздох.

Она соврала. Пусть наполовину, но это была ложь, снедающая ее изнутри, как любой другой обман. Мадам Шарлотт действительно приглашала ее к себе, но Кристина отказалась в пользу иного предложения.

- Кристина, - окликнул ее звучный мужской голос. Не такой красивый, как у ее маэстро, но уверенный, звонкий, выдающий юношеское нетерпение. - Вы заставляете нас всех ждать, друг мой.

Его слова подкреплял звонкий женский смех балерин, у которых Филипп пользовался огромной популярностью. Когда Кристина соглашалась ехать, она не знала о других женщинах, и теперь укоряла себя за наивность. Экипаж уже прибыл, и дамы – некоторые даже в шубах, подаренных состоятельными любовниками, – взирали на нее с презрением, словно спрашивали, почему Филипп вообще уговаривает эту замарашку куда-то ехать. Было там и двое молодых людей, по видимости, друзей Филиппа, таких же ухоженных и статных. Их взгляды становились масляными, когда они разглядывали девиц напротив.

Кристина не представляла себя в этой компании. Девушка мялась у входа в Оперу, хотя ветер терзал ее голые плечи и пробирался под тонкую ткань бального платья, и не знала, что ей делать.

- Вас терзают какие-то сомнения? - усмехнулся Филипп. - Решайте скорее, вы же замерзнете.

- Мне вдруг, - Кристина поглубже запахнулась в шаль, - мне вдруг так не захотелось ехать, Филипп. Я чувствую, что должна остаться.

Филипп посмотрел на нее с недоверием. Женщины в окнах экипажа довольно переглянулись.

- Простите, - выдохнула Кристина. - Из-за представлений я пропустила много уроков, и должна все наверстать.

Несколько мгновений все оставалось безмолвно, слышен был только едва уловимый шелест ветра, перегоняющего снежинки, и ругань рабочих, пытающихся занести декорации для следующей постановки через узкие двери служебного входа. Кристина сцепила руки на животе и смотрела себе под ноги, ожидая вердикта виконта. Услышав его голос – не обиженный и допытывающийся, как она полагала, а достаточно бесцветный – Кристина удивленно вскинула глаза:

- Как досадно. Некоторым своим друзьям я уже нашептал, что разговоры о политике и моде разбавит своим пением прекрасный соловей, – произнес Филипп, все еще надеясь, по видимому, изменить ее решение.

На эти слова компания в экипаже отозвалась уже бурным хохотом. И как Филипп не понимал, что для них певичка – хоть из Оперы, хоть из дешевого кабака – останется дамой полусвета или даже меньше того, что само ее присутствие многим персонам будет оскорбительно. Кристина не хотела, чтобы ее называли «молоденькой дебютанткой», а Филиппа – «богатым покровителем». Что-то подсказывало ей, что граф не ограничится поцелуями, если она поедет с ним сегодня.

– Я очень устала и не так хорошо себя чувствую, – извиняющимся тоном заговорила Кристина. – Боюсь, у меня не осталось сил на развлечения.

Филипп нахмурился, но лишь на мгновение. Затем лоб его разгладился, он запечатлел поцелуй на руке Кристины.

– Что ж! В таком случае, мы с вами непременно свидимся на следующей неделе. Не унывайте без меня.

Он снова поцеловал ее руки, задержавшись дольше, чем следовало, и поспешил к экипажу. Кристина проводила его сдержанной улыбкой.

Почти сразу после того, как экипаж скрылся из виду, до Кристины долетел мерзкий смех, обладательниц которого она знала слишком хорошо, чтобы обернуться. Хористки! С самого появления в Опере она служила их главным объектом для шуток. Действительно, никто не подходил для унижения лучше, чем очередная жертва Филиппа де Шаньи..

А уж испуганное, несчастное выражение на ее лице делало ее просто идеальным предметом обсуждений, как и тщательно заштопанное, но все же износившееся платье, и непослушные волосы, постоянно выбивающиеся из прически. На самом деле, хористкам было все равно, какой повод использовать для очередной насмешки, и зря Кристина надеялась, что в канун Рождества пройдет без остроумных колкостей с их стороны. Тем более, что после ее дебюта все эти кумушки поутихли.

Но сейчас, когда многие члены труппы и рабочие Оперы, разъезжавшиеся домой на праздники, толпились у главного входа в ожидании своих экипажей, хористкам выдалась отличная возможность присутствовать при короткой беседе Филиппа и Кристины. Они просто не удержались от комментариев:

– Смотри, не пожалей, – засмеялась Жюстин. – Великолепная новая Маргарита или нет, а ты явно не единственная в списке графа.

– Не вышло с тобой, – согласилась Катрин, – выйдет с кем-нибудь еще.

– Дамы, дамы, – их оборвал грудной голос дородной костюмерши Джинет, – Вы же не думаете, будто наш соловей настолько глуп, что считает графа своей собственностью?

И вновь они демонстративно пооткрывали медальоны с портретом графа де Шаньи. Кристина вспыхнула. Его лицо, так очаровательно и уверено улыбающееся с портрета, вдруг показалось девушке невероятно наглым. Ну разумеется, для человека вроде Филиппа свет клином не сошелся на одной певице.

Протискиваясь мимо невинно улыбающихся женщин, Кристина пробормотала:

– Не пожалею, не тревожьтесь.

В конце концов, чем дольше она об этом думала, тем лучше понимала, что приняла правильное решение, избавив себя от лишних тревог с этим балом, манерами, попытками соответствовать сливкам общества…

И пусть ее глаза предательски защипало от злых слов хористок, Кристина отлично знала, где можно спрятаться от всего мира и обрести умиротворение, присущее ангелам.

* * *

Эрик задумчиво поглядел на готовую маску – белую, с голубой россыпью снежинок на висках и скулах. Добавив последние штрихи кистью, он вздохнул и отложил свою работу в сторону, сушиться.

В который раз он пытался создать счастливую, «улыбающуюся» маску, но по неведомой причине все его творения носили отпечаток скорби и одиночества, напоминающие о том, что Призраку не с чего было рисовать радость. В его жизни этого чувства было совсем не много, сущие крупицы… За исключением Кристины, ее голоса и объединявшей их музыки, конечно.

Эрик старался думать о Кристине, когда создавал свою «рождественскую маску», но одна лишь мысль о том, что девушка на целых пять дней окажется вдали от своего учителя, окончательно расстроила его и испортила весь труд.

Призрак злился на себя, когда подозревал ее во лжи. Не случись этого раньше, он верил бы каждому слову своего Ангела, но теперь… Догадки о том, что Кристина проводит время со своим ненаглядным графом, что она даже не вспоминает про несчастного маэстро, завороженная духом торжества, кипящей жизнью Парижа – все это выжигало сердце Эрика, оставляя одну только ненависть.

Он представлял Кристину смеющейся, но не с ним, и все его тело приходило в напряжение. Пальцы сжимали кисть так, что белели кончики ногтей и костяшки. В эти мгновения Эрику хотелось, чтобы Кристина никогда не знала счастья публичных выступлений, чтобы мир так и не узнал о ее голосе. Возможно, тогда граф не обратил бы на нее столь пристального внимания, и она могла бы быть счастлива здесь…

– Как жестоко, – спокойно сказал себе Эрик. – Невероятно глупо и жестоко с твоей стороны.

Затем, склонив голову и заглянув в пустые прорези лежащей на столе маски, он прошептал:

– Что с тобой происходит, Эрик? Думал, она проведет этот праздник с тобой, в сырых подземельях? Ты становишься невыносимым собственником и забываешь, как много тебе недоступно…

В мрачных стенах подземного жилища зазвенело эхо Ее голоса, сохранившееся, наверно, еще с прошлых занятий, но по какой-то причине проявившееся только сейчас. Эрик прикрыл глаза, вбирая каждый дивный отзвук. Какая прекрасная иллюзия.

– Маэстро! – Зов повторился, на этот раз слишком звонкий и ясный. А в следующий миг растрепанная головка Кристины появилась в каменной арке.

Она замерла, одарив Эрика своей особенной, чуть смущенной улыбкой.

– Я добралась до вас самостоятельно, – прошептала она с благоговением. – Хотела сделать сюрприз. Я не отвлекла вас?

Эрик смотрел на нее, не шелохнувшись. Его красиво очерченные губы приоткрылись в немом удивлении, словно он силился сказать что-то, но не находил слов. Окончательно растерявшись, он поник и вперился взглядом в праздничную маску.

– Или может, – Кристина тут же стушевалась. – Мне не стоило приходить так своевольно?

– Вы всегда желанная гостья здесь, – тихо ответил он, не поднимая взора.

У него в голове завертелись прекрасные идеи. Ах, он мог бы украсить лес рождественскими огнями. Он мог попытаться устроить для нее настоящий праздник, пусть только окажется, что Кристина пришла, чтобы встретить Рождество с ним!

– Видите ли, маэстро, – Кристина улыбнулась, – я остаюсь в Опере, и я была бы счастлива посвятить свободное время нашим урокам.

Эрик медленно поднялся из-за стола. Его мысли путались – броситься украшать помещение или совладать с собой. Он не был до конца уверен, что через полчаса она не передумает снова.

– Я предполагал, что вы уже точно знаете свои планы, – пробормотал Призрак, машинально поправляя маску и проводя ладонью по рыжеватым волосам. – Что вы уехали с… кхм… своей подругой.

Какая удача, что ему не вздумалось примерять обновку! Кристина могла увидеть такое, после чего она никогда бы уже ему так не улыбалась…

Кристина заметно смутилась и сцепила руки. Она всегда делала именно так, когда нервничала – Эрик хорошо выучил каждое ее движение.

– Правильно ли я понимаю, – произнес мужчина на выдохе, – что Рождество мы встречаем вместе?

– Если вы этого захотите, – кивнула Кристина.

Улыбка тронула губы Эрика, и он осторожно, с опаской подал ей руку. Пожалуй, не будет ничего страшного, если лес они украсят вместе. А как ее поразит настоящая, циклопических размеров ель…

– О да. Я этого очень хочу.

В раздел "Фанфики"
Наверх