Выбираться в театры на пьесы, музыкальные спектакли, балет, оперу – все это бесконечно нравилось Герберту, поскольку он любил столпотворения, разливающийся в душном воздухе смешанный запах хороших духов и хорошей крови, а также изысканные сочетания иностранных языков – мелодичных и не очень, – и треск открываемых вееров, и шорох дорого расшитых юбок, и, наконец, Искусство. Граф фон Кролок отвык от всего этого.

Он не помнил, когда последний раз выбирался в театр. Жизнь в трансильванской глуши к этому не располагала, да и желания сильного не имелось. Сцена не могла сказать ему ничего нового, или так он думал. Век за веком Кролок наблюдал, как театральное искусство меняется, распуская свои сети: уличные представления, дающиеся на открытой сцене ради развлечения зевающей толпы, сменились чинными, торжественными походами в театр в вечерних платьях, а сюжеты… Сюжеты оставались все теми же, как ни взгляни, а значит не было никакого интереса.

Но сегодня все обстояло иначе. Гранд-Опера – прекрасное, величественное сооружение, прошедшее через вторжение пруссаков, через пожар, закрытие… История этого театра, насыщенная несчастьями и мистификациями, не могла не привлекать. Кролок даже задавался вопросом, как за все годы своей жизни он ни разу не посетил этого места, словно бы нарочно обходя его стороной. В Париже он был много раз, а в Гранд-Опера – впервые.

Разумеется, благодаря Герберту, способному силком затащить отца куда угодно.

– Естественно, – удивленно произнес он, – мы здесь, чтобы посмотреть, что нового в высшем обществе! Папа, вы отстали от жизни. Не ляпните что-то подобное при моих французских друзьях, умоляю вас, иначе нас поднимут на смех. А я так кропотливо работал над своим авторитетом в этих чуждых краях…

– Три действия, – Кролок отнял от лица позолоченный бинокль и посмотрел на сына так мрачно, как это умел делать только он один. – И все это время люди будут обсуждать друг друга или все же слушать исполнителей?

Герберт закатил глаза.

– Только за этим в театр и ходят, мой дорогой отец. Иначе как узнаешь, что мадемуазель Гоммэ обручилась с мсье Леон и носит теперь его кольцо? Или что молоденькая мадемуазель Шаплен сидит в своей ложе и плачет, глядя вовсе не на умирающую Аиду, а на эту счастливую пару, в частности, на их переплетенные руки? Нет, вы ничего толком не понимаете, папа. Лучшее представление происходит в зрительном зале. На сцене – так, пустяк.

Услышав это, Кролок нахмурился и снова взглянул в бинокль, на мгновение и впрямь поймав расплывшуюся от слез мордашку некрасивой француженки. Ее семья, увлеченная оперой, совсем не замечала ее слез. Да и кто упрекнет семнадцатилетнюю барышню в излишней сентиментальности, когда речь идет о величайшей истории самопожертвования! Граф тихо хмыкнул. Люди такие забавные…

– Значит, ты не ценишь музыку? – спросил он напрямую, разглядывая названного сына. Для окружающих они были как день и ночь, хоть Герберт и постарался, чтобы для сегодняшнего мероприятия отец принарядился по всем правилам французской моды.

Дело было не только во внешнем виде. Герберт казался живым настолько, насколько это вообще возможно для вампира! Он двигался быстро, суетливо, хоть и не без грации, и снабжал все свои беседы мелкими жестами, как у всех людей. Поправлял волосы, закатывал глаза, улыбался. Глаза его светились, словно он и впрямь мог испытывать эмоции.

Кролок, тем временем, не находил ничего особенного в этой милой игре в смертного. И все же попытки Герберта уподобиться людям вызывали у него почти что умиление. Будучи таким же юным – и живым – он тоже отличался впечатлительностью. Впрочем, его юность не длилась долго… Но это совсем другая история.

– Нет, почему, – Герберт пожал плечами, – Просто музыка будет всегда и везде, а эти чудесные сплетни – каждый день новые.

– Эта ложа стоила слишком дорого, чтобы наслаждаться одними лишь слухами, – сухо заметил Кролок.

– Но ведь можно совмещать!..

С этим Кролок действительно не мог поспорить.

Ложа, из которой они смотрели представление, располагалась слева от сцены и вовсе не открывала замечательного обзора на трехактовое действо, как расхваливали в кассе, но билеты в нее стоили втридорога. Говорили, что эта ложа чем-то особенная… Кролок не вдавался в детали, чем именно. Вроде, какой-то король смотрел оттуда оперу. Словом, ничего действительно заслуживающего внимания.

Певица на сцене добралась до самой эмоциональной части партии, и вампиру пришлось замолчать. Некоторые время Кролок молча наслаждался прекрасным звучанием ее голоса – молодого, еше не слишком утяжеленного техникой драматического сопрано. Кролоку нравился и финал оперы. Загробная жизнь во многом соотносилась с жизнью вампира, так что он с удовольствием слушал, прикрыв глаза, когда к голосу исполнительницы присоединился другой голос, тихий, но отчетливый. Он существовал не на сцене – певица совершенно точно находилась там одна. Не звучал из-за кулис. Он парил в воздухе где-то совсем рядом, если не прямо внутри ложи, над головами зрителей. Голос этот был ангельски красив и идеально вторил голосу певицы, они сливались воедино и звучали почти как один человек.

– Герберт, прекрати петь, – прошипел Кролок сквозь стиснутые зубы.

– Что? – Тот встрепенулся. – Я ничего не делал.

Пение переросло в тихий смех. Кролок лениво повернул голову, ожидая увидеть его обладателя, но взглядом наткнулся лишь на одинокую колонну.

– Выходит, эта ложа действительно особенная, – произнес он мрачно. – Ты не знаешь, Герберт, может, в Гранд-Опера живет какой-нибудь наш сородич?

Лицо Герберта вытянулось, как бывало всегда, когда он старался что-то припомнить.

– Не думаю. И к чему вы клоните наконец?

– Ты разве не слышал пения?

На этот раз приглушенно хохотнул Герберт. Еще до того, как он раскрыл рот, граф догадался, что сейчас последует какая-нибудь не слишком-то остроумная шутка.

– Папа, это такой жанр. Здесь поют все время.

– Очень забавно, – прошипел Кролок. – Ты слышал пение здесь? В ложе?

Мужчины прислушались, но и пение, и смех уже совсем стихли. Впрочем, едва Герберт вновь вперился взором в бинокль, пробубнив: «Вам не пошло на пользу отшельничество, отец!» громовой голос раздался над самым ухом Кролока:

– Так значит, мою любимую ложу теперь ангажируют болваны, ничего не смыслящие в искусстве? Какая трагедия для театра…

Герберт подпрыгнул на своем месте и удивленно ахнул.

– Колонна! – шепотом воскликнул он. – Это была колонна! Колонна разговаривала, па…

– И кто же имеет честь называть королевскую ложу своей? – негромко ответил Кролок, пронзая взглядом каждый сантиметр стен, каждую кисточку бархатных занавесок. – Никак, призрак правителя, посетившего ее когда-то?

Он уже и не надеялся услышать ответ, поскольку в зале раздались оглушительные аплодисменты, и занавес упал. Герберт умолял отца поскорее убраться из ложи, но его паническая атака была просто смешна! Кролок не собирался никуда уходить, не узнав, что за существо так нахально заговорило с ними посреди представления.

Впрочем, по прошествии пяти, десяти минут ничего не изменилось. Ложа оставалась безмолвна, если не считать звука, с которым Герберт похныкивал от страха. Зрители постепенно покидали зал, и оставаться в ложе уже не имело никакого смысла.

В фойе вовсю обсуждали талант восходящей певицы, исполнившей Аиду. Какая сложная роль! Какое гениальное, деликатное исполнение! Какой богатый голос! Герберт отлучился, чтобы передать привет каким-то своим друзьям и заскочить в гардероб за верхней одеждой, а Кролок оставался стоять в углу, подальше от всех этих мелькающих оголенных женских шеек. Не то чтобы он был голоден… Но никогда не знаешь.

Мысли о странном инциденте не оставляли графа. Он пытался среди разговоров уловить иные темы, связанные с чем-то таинственным и неприятным, но все лишь расхваливали постановку. И все же померещиться не могло…

Внезапно где-то на лестнице раздался слабый вскрик. Волна страха и неприязни прокатилась по залу и ударила Кролоку в голову. Этот запах всегда напоминал о неутолимой жажде, и он, словно ищейка, обернулся на его источник. Какая-то дама застыла на ступеньках, от ужаса даже распахнув рот. В ней граф узнал недавнюю героиню рассказов Герберта – маленькую, безнадежно влюбленную плаксу, имени которой он не потрудился запомнить. Напротив нее – и спиной к Кролоку – стоял мужчина, одетый в черный фрак.

Он был выше большинства мужчин в зале, хоть и стоял склонившись, протягивая девушке веер, вероятно, случайно выпавший из ее слабых ручек. Вся его поза излучала изящество, обычно недоступное столь высоким и худым людям... Но он был худ, высок и вместе с тем напоминал прекрасную работу скульптора, прекрасный пример языка тела, поскольку каждый его жест отличался манящей плавностью. За каждым движением стояла мысль… совсем как у вампира.

Но девушка тряслась, будто веер ей предлагал не галантный кавалер, а исчадие преисподней. В ее глазах застыл тот же ужас, что испытывали жертвы перед укусом. И, в точности как у большинства жертв, ее оцепенение продолжалось три-четыре секунды, после чего девушка приняла веер и испуганно попятилась назад.

Кролок наблюдал за этой картиной с возгорающимся интересом. Мужчина еще несколько мгновений смотрел на девушку, а потом плечи его опустились, словно он вздохнул, и он медленно обернулся, словно бы почувствовав на себе иной взор. Впрочем, сейчас большая часть зала смотрела именно на него, но совпадения закончились на том, что он нашел взглядом Кролока – и криво улыбнулся. В глаза сразу бросилось его лицо. Бледное и худое, словно кожа просто обтягивала кости, со струящимися венами вокруг желтых, как у кота, глаз. Рот его напоминал тонкий шрам – ни губ, ни цвета. А его нос… Его нос выглядел неестественно прозрачным, хоть и таким же белым, как все лицо. Не оставалось сомнений, что это фальшивка. Выражение его лица можно было назвать спокойным, но во взгляде застыла какая-то опасность, глумливость и ненависть, словно он ненавидел всех собравшихся в главном фойе, но вместе с тем гордился, что показался им на глаза и вызвал такую реакцию.

Нет, это не был вампир… Слишком много эмоций, слишком сильный поток мыслей. Но для смертного человек был всесилен, и это действительно вызывало удивление. Кролок молча смотрел, как мужчина спускается по лестнице и движется к нему навстречу. О да, он ждал, ждал этого столкновения. Как хотелось получше рассмотреть золото глаз, чтобы понять, кто же перед ним. В них совсем не было страха – это поражало больше всего.

Кролоку казалось, что странный мужчина остановится, прежде чем заговорит, но он прошел мимо вампира, едва не задев его плечом, и вместе с тем успел прошептать:

– Вы правы, мсье, ложа принадлежит призраку, но не французского короля. Ее истинный и единственный владелец – Призрак Оперы, которого не следует злить. Сегодня вы помешали ему наслаждаться голосом Кристины Даэ.

Вампир молниеносно обернулся и схватил его за рукав. Он рассчитал силу так, чтобы незнакомец не сумел сдвинуться с места, но и чтобы не повредить его одеяние. По крайней мере, не сразу.

– Вы нам тоже. Отправляйтесь греметь цепями в другом месте, мсье.

– Например, в старый замок? – Золотые глаза сузились, а шрам, заменявший губы, чуть раскрылся в кривой ухмылке. – Старый замок, стоявший когда-то на утесе. Сейчас от него только камни и остались, верно? – Тут он перешел на идеальный румынский. – Я бывал в тех местах и видел обломки. Ничего интересного. Эрик никогда не верил в вампиров, хоть и интересуется гробами.

Эрик? Кролок нахмурился. Он собирался сказать еще что-то, но вдруг в свободной руке Призрака Оперы мелькнула ампула с чем-то прозрачным. Святая вода или что-то иное? Кролоку совсем не хотелось экспериментировать, и он разжал руку, отстранившись на безопасное расстояние – но было поздно.

Мужчина разбил склянку об пол – и исчез во вспыхнувших алых искрах на глазах у всех зрителей. Люди, поначалу испуганные дымом и отблесками огня, испуганно заохали, но Кролок, поймав встревоженные взоры, быстро вернул лицу непроницаемое выражение и легко поклонился, не отрывая взгляда от публики. Пусть думают, что это фокус. Аплодисменты – лучше, чем вилы и распятия. И неважно, что ему приходится чувствовать себя… шутом.

От одной этой мысли улыбка Кролока скривилась, но к этому времени подоспел Герберт, уже накинувший свое пальто и вдобавок нагруженный отцовским. На лице его застыло удивление высшей степени.

– Отец, что это было? – недоверчиво спросил он. – Я видел огни… Вы народ развлекаете, что ли? Не знал, что за вами водится подобная привычка. Идемте, у нас ужин со спонсором театра… Да, и еще с этой молоденькой певичкой… Любовница она его, что ли. Короче, пойдемте, нас уже дожидаются!..

В раздел "Фанфики"
Наверх