На главную В раздел "Фанфики"

Маски долой

Автор: Night
е-мейл для связи с автором


*ПРОЛОГ*


Я никогда не был ни хорошим рассказчиком, ни более того, достойным писателем. Судьба моя на этой земле была определена иными целями. Потому, грамоте я обучен весьма посредственно, мысли великих мне не знакомы и не читаны (ну, пожалуй, за исключением Священной Книги), премудрым наукам я не учен. Я никогда не сидел на школьной скамье. Единственным моим учителем была Жизнь.

С детства меня, как и всякого мальчика, принадлежавшего к нашему народу, учили ездить на лошади, крепко держать в руке оружие, и быть верным своему сердцу и вере.

Но сейчас, на заре своего бытия я подошел к тому рубежу, когда хочется окинуть взглядом все былое, пережитое, и задержаться взглядом на каких-то моментах, а какие-то пропустить не жалея.

Тем более, жизнь моя сложилась совсем иначе, нежели было предначертано свыше. Мне есть о чем поведать.

Но обо всем по порядку.

Я родился в благословенном Аллахом месте, там, где облака покойно лежат на верхушках высоких гор, на их склонах зеленую траву топчут копыта скота, а прозрачные звонкие ручьи впадают в реку Анди-ор.

Спокойных времен наш народ не знал никогда, оружие для нас столь же нормально, как трость или цилиндр для какого-нибудь щеголя.

Я рано осиротел. Мать я не видел с рождения. А отец мой был муртазагетом, и погиб в одном из священных боев, когда я был ребенком, и только готовился вступить во взрослую жизнь. Иногда я очень жалел, что меня не было с ним.

Судьба сыграла первую злую шутку со мной уже с самого детства – из-за природной хромjты я бы вряд ли мог стать лучшим воином. И ведь ладно бы, я получил это увечье в какой-нибудь схватке, так нет же, я был таков с рождения. Умений моих это не портило, я старался ни в чем не уступать обычным мальчишкам, вдвое больше тренировался и упражнялся, но ведь природу не обмануть…

Я бы мог многое рассказать о своей жизни, войне, о Шамиле, и даже о своей злополучной мальчишеской влюбленности, разбившей сердце на множество искристых осколков. Но оставим это до другого раза. Ныне же я буду придерживаться избранного курса. И хочу рассказать о том, как моя жизнь вывернула в иное русло, изменив всю ее до неузнаваемости.

Должен сказать, что благодаря именно этой причуде коварной злодейки, моя жизнь столь разительно преобразилась.

Не могу утверждать, что вступив в ту пору на тридцатую ступень своей жизни, я дожил бы до сороковой. Однако, как видите, дожил и до более почтенных лет.

Я не буду вдаваться в подробности той, «прежней» моей жизни. Просто скажу, что я не всегда жил праведно, не всегда мои руки были чисты, была на них и грязь, и кровь. Да и вообще, много чего было.

Но теперь я более чем уверен, продолжи я тот свой путь, не случись того, что случилось, я был бы давно уже тленом.

Этого не произошло лишь потому, что однажды я был спасен одним благороднейшим и достойнейшим человеком от верной смерти. С той секунды, с того мгновения я стал его преданейшим «слугой».

Нет, я употребляю слово «слуга» не в том постыдном и угнетающем смысле, когда упоминается притесненный раб и его эксплуататор. Мой народ никогда не знал и не желал знать этого слова, потому что мы рождены свободными. Мы верны лишь вере и долгу, и больше ничему.

Потому, под словом «слуга» я имею в виду самое светлейшее из его значений. Своей жизнью, каждым своим вздохом, каждым шагом я был обязан этому человеку. После того поступка, который он совершил в мою сторону, он стал мне как брат. Я был благодарен ему так, как учили меня с младенчества – лихого тому, кому обязан чем-либо, делать нельзя, будь он иной веры, иного народа, или с противоположного края земли.

Он был немногим старше меня, и надо сказать, как всякий человек, рожденный далеко от этих мест, был чудаком. На вопрос о том, что занесло его в эти края, он ответил уклончиво, сказал, что путешествует. Объяснение своему занятию дал странное, мол, единственное лекарство от глубокой, не подлежащей излечению раны – это многообразие мира.

А я был пресытившийся собственным образом жизни, кроме того, я никак не мог забыть свою Зухру, которую по мальчишеской глупости не уберег, и которой вот уже много лет не было на этой земле (впрочем, я обещал не касаться этой истории). Мне было так тошно, и начинало казаться, что высокие острые горы и холодные звонкие ручьи вызывают во мне отвращение и ненависть.

Потому, я попросил своего спасителя лишь об одном одолжении – позволить мне воспользоваться его «лекарством» тоже.

Странный человек, лицо которого, кстати, я в тот момент толком не видел (было промозгло, и он был в плотно надвинутом на лицо головном уборе и платке, закрывающем нижнюю часть лица) согласился не сразу. Ответил, что сопровождающие ему не нужны, он не любит компании.

Но я тоже не любил компанию. Однако этот человек обладал каким-то странным свойством. Всей своей сутью он вызывал странный необъяснимый трепет у меня в душе и теплую приязнь.

Тут нужно пояснить, что с самого детства я заметил за собою одну особую способность – мне всегда хватало одного взгляда, одного слова и жеста, чтобы твердо решить для себя, вижу я перед собою хорошего человека или дурного. При взгляде на хорошего в горле и груди растекалась теплая приязнь, будто глотнул хорошего вина, а при взгляде на дурного во рту возникал горьковатый и гниловатый привкус.

Прокисшего вина мне выпадало пробовать куда больше и чаще, чем хорошего. Но что поделать. Наверное, такова жизнь.

Я почти никогда не ошибался. И даже если случалось волкам влезть в овечьи шкуры, очень скоро они изобличали себя, и я получал лишнее доказательство тому, что мой «нюх и вкус» никогда меня не подводят.

Так вот, с первого мгновения у меня было ощущение, что мы с ним на пару выпили добротного вина. Я не знаю, как это объяснить, но иногда мне казалось, что в наших с ним жилах течет родственная кровь.

Я человек не того нрава, который умоляет или уговаривает, но он согласился. Без этого. Сам.

Края здесь были неспокойные, всякого чужака видать за версту. Потому, мне было вдвойне отрадно за то, что если что, я смогу быть полезен этому достойному человеку.

Я раздобыл хороших лошадей, и дальнейший свой путь он продолжил в моей компании, предупредив, что мы доедем до первого города, и на том расстанемся.

Проехав некоторый путь вместе он, видимо понял, что я, как и он сам, не слишком болтлив, хмур, и погружен в свои мысли, но скор, смышлен, и могу быть полезен. Наверное, поэтому мой новоиспеченный приятель свое решение изменил.

Так началась моя новая жизнь...

К слову сказать, я сделал много полезного для этого человека. Мы прожили с ним долгую интересную и захватывающую жизнь.

Мы с ним побывали в разных краях света, мне довелось посетить те уголки земли земли, о которых я раньше даже не подозревал.

За годы путешествий состояние его преумножилось, он умел приманивать к себе деньги.

Я никак не мог понять – зачем ему такое чудовищное состояние, если он им почти не пользуется.

Понял много позже. И цель его была не собственное безбедное существование, как не странно.

Окидывая взглядом прошлое, могу предположить, что не все назвали бы его жизнь, действия и мысли правильными. Но это выбор каждого. Я же считаю, что он всегда поступал так, как диктовала ему внутренняя сила, а действия его никак не могли быть мною осуждены, ибо, именно так предписано свыше поступать нашему народу. Зло наказывается злом. Это священно!

И я горжусь тем, что если и не стал «судьей» (да мне эта роль и не подошла бы), то хотя бы в некотором роде причастен к этому действу, служа верой и правдой своему приятелю…



*ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ*

ПАРИЖ. 1896 год.

«Лё Фигаро»
15 марта 1896

РАЗОБЛАЧЕНИЕ БЛИЗИТСЯ!
МАСКИ ДОЛОЙ!..

«Воистину, мистификации – двигатель славы и интереса!

13 марта сего года г-н Серджетто (точнее, именуемый просто Маэстро) наконец-то удостоил своим вниманием Францию, прибыв в Париж!

Известно, что он планирует устроить какую-то феерическую новаторскую постановку, которую доселе не видел никто и не давал ни один театр.

Нашему журналисту из достоверных источников стало известно, что Маэстро якобы готовит к выходу оперу «Божественная комедия», Данте Алигьери.

О Маэстро не слышал в последнее время разве что глухой, ленивый, или человек из черной-черной Африки.

Такой небывалый успех и славу можно объяснить либо мистикой и чертовщиной, либо гениальностью. Нам, как людям, находящиеся на породе двадцатого века, в чертовщину поверить достаточно сложно. Потому, остается лишь одно объяснение – гениальность.

Вот уже несколько лет имя Маэстро у всех на устах. Его рукой рождена музыка к множеству опер, имевших невероятный успех на подмостках театров во всем мире.

Обделенным этой роскошью, пожалуй, остался только Париж, где за все эти годы ни в одном театре так и не дали ни одной его оперы.

Маэстро объяснял это тем, что для Парижа у него уготовано нечто особенное, и пока время этому «особенному» не пришло. Но мы, кажется, близки к этому великому свершению!

Что больше будоражит умы интересующихся – бесспорно, прекрасная, завораживающая слух музыка Маэстро или его таинственная персона – не понятно.

За все эти годы так и не стало известно, откуда именно он родом, никто не знает подробностей его приватной жизни, есть ли у него супруга, дети, живы ли его мать, отец, или хотя бы на худой конец, какая-нибудь бабушка?

Известно лишь то, что у Маэстро есть туземный слуга несколько устрашающего вида, то ли турок, то ли грек, который не отлучается от него почти никогда.

Сколько не охотились репортеры и просто любопытствущие за этой необыкновенной личностью, сколько не пытались выследить, вынюхать, вызнать что-нибудь пикантное, никому до сих пор это так и не удалось.

Маэстро обладает поразительным свойством исчезать от назойливых глаз, будто растворяться в воздухе, становясь ничем, пустотой.

Некоторые критики считают, что образ Маэстро позаимствовал у одного не особо умелого сумасшедшего шутника, «благодаря» которому пятнадцать лет назад чуть не сгорел Парижский Оперный Театр «Опера Популер». Тот тоже был будто бесплотный дух, и отличался тем, что скрывал свое лицо в силу своей некрасивости.

Но в отличие от того несчастного Маэстро, хоть и не позволяет репортерам себя фотографировать и близко приближаться, вполне благообразен.

Этот почтенный седовласый господин вполне хорош собой. А некоторые дамы и вовсе считают его писанным красавцем, безвозвратно теряя разум, и желая хоть на минуту оказаться рядом с ним, прикоснуться к этому гению.

Достойная музыка это не единственная заслуга Маэстро. Он, будучи человеком очень состоятельным, является меценатом нескольких театров, а так же под его эгидой создано Общество композиторов. Так что, теперь любой мало-мальски талантливый творец имеет право на свою крошку удачи. Если повезет, то может стать великим!

Едва приехав в Париж, Маэстро объявил, что желает устроить прием. На нем он захотел видеть почти весь Парижский beau monde.

Бал-маскарад, на котором «все маски будут сорваны» (цит. Маэстро) состоится 17 марта в снятом им особняке на Шанз-Элизе.

Что ж, посмотрим, что это будет за действо!..».



*КРОВАВЫЙ БАЛ*

На самом деле, Париж вовсе не таков, каким открывается взору на красочных живописных открытках, величественный, прибранный и украшенный каменьями, будто дама перед приемом.

Он тошнотворно скучен, сер, облачен в нечистое, и таит в себе множество зловонных закоулков.

По крайней мере, таковым его помнил Энрико Серджетто. Он, от рождения своего имеющий иные корни и имя, волею причудницы Судьбы провел в этом городе не только свою молодость, но и безрадостное тоскливое детство.

За долгие годы его отсутствия Париж, кажется, совсем не изменился. Да и с чего бы ему меняться? Стоит город, живет своей жизнью, нет ему никакого дела до одного единственного человека.

Зато ему, человеку, ныне достопочтенному гостю, есть до него особая забота.

Город тот же живой организм, он дышит, тоскует, радуется, чихает, мается от страстей. В жилах его бурлит и пенится кровь. А за каждой деревянной дверью в шкафу покоится скелет.

Пора извлечь их на свет божий, покуда тлеющие останки своими ядовитыми парами не отравили все вокруг.

* * *

Раньше намеченного времени начали собираться репортеры. Маэстро был столь любезен, что заранее объявил о своем желании видеть на своем приеме представителей всех парижских газет, для них будет много любопытного.

Мировая слава, видимо, оставила ощутимый след на душе этого человека. Кто знает, что случалось с ним в других странах, но за свою безопасность он радел с заслуживающей уважения скрупулезностью. По его требованию у особняка, в котором должен был проходить бал, уже заранее были вытроены люди в мундирах. Но с особым расчетом, так, чтобы не пугать и не смущать гостей.

Ходили слухи, что префект парижской полиции является хорошим знакомцем Маэстро, и тоже приглашен.

В назначенный час ажурные ворота, ведущие на площадь перед двухэтажным особняком, больше напоминающим дворец, распахнулись, впуская подъезжающие кареты, сплошь украшенные гербами.

Что синьор Серджетто не привык размениваться по мелочам не вызывало никакого сомнения. Бал-маскарад обещал быть поистине королевским.

Едва въехав в ворота, складывалось впечатление, что ты за считанные секунды перенесся из Парижа в Восточную Италию, в самый разгар венецианского карнавала. Сад был украшен затейливой иллюминацией, вдоль мощеных дорожек расхаживала нарядная прислуга в напудренных париках. В центре площади был установлен трехъярусный фонтан, из которого била не вода, а игристое вино. Гостей развлекали потешные Петрушки в ярких нарядах и цветных масках с крючковатыми носами, проказники Арлекины трясли своими помпонами на шапочках, водили хороводы рогатые чертики, ангелы с нимбами. Внимание мужской приглашенной публики падало на огромное разнообразие прелестниц – здесь были и восточные «Шехерезады» во фривольных прозрачных нарядах, и Коломбины в пышных многоцветных юбках, и милые Моретты.

Уже из сада были слышны звуки оркестра.

- Какой размах, - произнес граф де Шаньи, приехавший на бал-маскарад по приглашению вместе со своим младшим братом виконтом и его супругой.

Граф избрал для этого мероприятия весьма остроумный наряд, видимо желая показать всем свое чувство юмора – на нем были черные по колено сапоги, белые панталоны, легко угадываемый сюртук, а на голове треуголка. Маска у него была такой же несуразной и вычурной, как и весь его образ – белая с золотыми разводами.

Хоть никто масок и не снимал, но легко было догадаться, что здесь было собрано почти все парижское high society.

Сам хозяин появился чуть позже, когда все приглашенные были в сборе. Чувство юмора у Маэстро было престранное, как всяким гениям и положено – на нем была судейская мантия и соответствующий головной убор. А вот маска была самая обычная, черная, бархатная, закрывающая только верхнюю часть лица.

Вышел и остановился на лестничном балконе, будто король, желающий обратиться к своему народу, столпившемуся внизу.

Облаченные в свои костюмы и маски гости, встретили хозяина громкими рукоплесканиями.

Он сделал благодарственный жест рукой. По этому же жесту звуки оркестра сделались тише. Арлекины и Коломбины, черти и ангелы в одно мгновение застыли в причудливых позах, будто статуи.

- Господа! Я искренне рад видеть вас всех в сборе. – Начал Маэстро, смотря сверху вниз. - Я обещал вам, что сегодняшний вечер запомнится вам надолго. Поверьте, я сделал все возможное для этого, все, что зависело от меня, и не только. Вы даже представить себе не можете, с какой целью я вас всех здесь собрал. У нас обещается быть весьма занимательное представление. Видите ли, я питаю слабость к театральным постановкам, как все уже успели заметить. Я хочу, что бы вы все – лишь на один вечер – стали героями моей пьесы. Эту пьесу я писал очень долго, она стала моим смыслом, моим наваждением. Я предлагаю вам поиграть в маленькую невинную игрушку. Я придумал ее однажды много лет назад, во время скучного затяжного плаванья на корабле в одну довольно отдаленную часть света.

Множество глаз, обращенных на говорящего, замерцали жадным блеском в вырезах масок.

- Я вижу, вы согласны, - засмеялся хозяин. – Это чудесно. Правила просты… снятие масок на нашем маскараде произойдет не под конец бала одновременно, а постепенно, по очереди. Я буду называть одно из имен приглашенного гостя, а он в свою очередь будет снимать свою маску, открывая лицо гостям…

- Неужели вы, Маэстро, знаете всех собравшихся здесь поименно? – Поинтересовался кто-то из толпы.

Тот лишь усмехнулся в ответ.

- Вы мои особенные гости, господа. Было бы верхом неуважения не знать каждого из вас по именам.

Действительно, понять гения невозможно!

- Так вот, а я буду рассказывать вам о том, что открывает мне ваша маска. – Продолжил хозяин, облаченный в свою карнавальную судейскую мантию. – Ах да, у этой игры есть еще одна маленькая особенность, которую я чуть не утаил. Как видите, на мне тоже маска. По правилам игры я тоже участник. Как только все гости откроют свои лица, обещаю, - он сделал небольшую паузу, чтобы вслушаться, как толпа с интересом засопела, - что сниму с себя не только эту маску. – Он вскинул руку, и дотронулся до бархата. – Но и открою вам одну из самых главных тайн своей жизни. Не этого ли вы так ждете, господа газетчики?

И снова весело рассмеялся. Маэстро был, явно, в самом наилучшем расположении духа.

- Ну что ж, вы остро заточили свои карандаши? Готовьтесь. А мы скоро начнем игру! Сразу после танцев.

Снова грянул оркестр, слуги понесли подносы, уставленные бокалами с шампанским. Коломбины с Арлекинами задвигались, оттаяли ангелы и черти, встали друг с другом в пары, комично изображая танцы.

Вино ударило приглашенным маскам в голову, сокрытые под своими личинами господа, стали приглашать дам.

Дух веселья щекотал ноздри.

Невесело, пожалуй, было лишь даме в атласном темно-зеленом платье. Ее наряд не являл собою какой-либо маскарадный костюм, лишь темная блестящая маска на ее лице, украшенная пером, выдавала в ней гостью этого карнавала.

И почему-то именно эту даму пригласил на танец сам хозяин. Женщина сначала учтиво отказалась, но потом, взглянув в зеленые, так подходящие по цвету к ее платью, глаза Маэстро, протянула ему руку, затянутую в высокую перчатку.

- Я много слышал о вас, виконтесса де Шаньи. – Сказал Маэстро, едва они встали в пару.

- Вы знаете меня, мсье Серджетто? – Поневоле вздрогнула женщина.

- Я композитор, хорошо ориентируюсь в искусстве и театральных темах. Это моя жизнь. Я слышал о вашем чудесном голосе и таланте. Одно время о вас много писали…

- Вот как? – Тугой каштановый локон выпал из ее прически, и упал на маску. – И что же обо мне писали?

- Что вы пели на подмостках парижского «Опера Популер», и критики пророчили вам умопомрачительную карьеру.

- Да, я пела на подмостках театра… когда-то очень давно. – Добавила она. - Но титул виконтессы и роль супруги не предполагают этого занятия.

- Как жаль. Значит, вы сделали свой выбор в пользу роли, предполагающей сцену без занавеса и зрительного зала?

- О каком выборе вы говорите?

- Ну как же, - прежним спокойным тоном продолжил хозяин. – Вы ведь могли сделать выбор в пользу своей карьеры, жертвуя замужеством. Впрочем, - он усмехнулся, - о чем это я? Это ведь любовь, она не терпит столь несправедливых выборов.

Виконтесса же опустила голову, и вздохнула, будто бы Маэстро своей столь очевидной фразой раскрыл ей правду, которая доселе была от нее сокрыта.

Музыка стихла, танец закончился, он поблагодарил виконтессу, и откланялся.

Еще какое-то время толпа галдела, гадая, что же все-таки будет являть собою придуманное Маэстро развлечение?

Все догадки сами собою испарились, когда хозяин снова поднялся по лестнице на свое прежнее место, звонко захлопал в ладоши. Оркестр снова смолк.

На этот раз Серджетто стоял на балконе не один, рядом с ним стоял круглый низкорослый господин – его все узнали без труда, это и был тот самый префект парижской полиции, о котором шла речь. Ошибки быть не могло, он был без маски. Значит, он с Маэстро и впрямь знаком. Наверное, хозяин пожелал, чтобы друг был рядом.

А вторым был неотлучный слуга в костюме Маттачино.

И если префект улыбался, явно чувствуя себя весьма удобно в той роли, в которой сейчас находился, то слуга был мрачен и зловещ, что совсем не шло к его маскарадному костюму.

- Пора, господа! – Объявил Маэстро. – Вижу здесь своих старых добрых знакомых. Так давайте с них и начнем… Мсье Андре, мсье Фирмин! – Поклонился хозяин. – Рад вас видеть. Если мне не изменяет память, когда-то вы были директорами «Оперы Популер»? Сейчас, правда, вы давно отошли от управления театром. Оно и понятно, дела у вас, как у управляющих, шли неважно. Зато теперь вы сказочно разбогатели на своем garbage's business.

На одном из бывших директоров был костюм синьора Панталоне – на голове маленькая греческая шапочка, коричневые штаны и рубашка, длинный черный плащ, а на ногах задранные кверху мысами турецкие туфли. Второй был одет еще забавнее - светло-розовый камзол, высокий напудренный парик, мушка на щеке в виде сердечка.

После оглашения их имен пришлось следовать правилам, и самым первым из всех гостей, обнажать свои лица.

Маэстро одобрительно покачал головой на этот покорный жест.

- Как нехорошо, мсье Андре, - вдруг заговорил он, - вроде компаньоны, а вы надуваете Фирмина, как самого последнего простака. Ведете двойную бухгалтерию. Деньги не пахнут, верно, - подмигнул хозяин. – Даже если они сделаны на мусоре? А нечестные деньги, неужели тоже?

Фирмин посмотрел на своего компаньона, захлопал круглыми глазами.

- Это правда, Жан?

- Правда, господин Фирмин, - ответил за него Серджетто. – Но вы не обольщайтесь. Вы ведь сполна «отблагодарили» своего компаньона за эту нечестность. Дуралей, наверное, и знать не знает, что его нынешняя молодая жена понесла не от него, старой развалины, а от вас!

Щека мсье Андре задергалась вместе с мушкой.

Отдельного внимания заслуживали репортеры, усердно строчащие что-то в своих блокнотах, только и успевающие переворачивать листы бумаги.

Представление началось наилучшим образом.

- Что это за странная игра, в которую вы нас втянули? – Поинтересовался кто-то из собравшихся.

- Вы еще не поняли? Время снимать маски, господа. Сдирать вместе с кожей. Они слишком крепко приросли ко всем вам. А вот и граф Филипп де Шаньи, - обратился хозяин к мужчине в черно-золотистой маске.

Сначала граф нервно кашлянул, но затем, услышав следующую фразу Маэстро, приязненно ему улыбнулся.

- Добрый вечер, граф! – Говорил хозяин. – Я слышал, что вы собираетесь баллотироваться в мэры? Чудесно, я поздравляю вас, потому что, вы наверняка получите этот пост.

Граф де Шаньи, кажется, и вовсе потерял бдительность от столь чудесных речей, и снял с лица маску.

- Хотя… простите граф, я, кажется, оговорился. Должно было сказать – «наверняка получили бы»… почему? Да потому что Председатель счетной комиссии получил от вас кругленькую сумму.

- Что вы такое говорите, мсье Серджетто? – Возмутился граф, и пошел красными пятнами. – Это какое-то недоразумение.

Среди толпы гостей прокатился удивленный вздох.

- Почему у меня не должно быть оснований вам верить, граф? Вполне возможно, что это лишь недоразумение. Мурад!

Из-за спины своего хозяина появился тот самый слуга, о котором так много и с трепетом говорили. Одет он был в облегающее бордовое трико и короткий камзол, на шутовком колпаке позвякивал маленький колокольчик. А на его поясе висел совершенно не вписывающийся в образ кинжал. Еще одна несоответствующая маске особенность - Маттачино ощутимо хромал.

Он сделал шаг вперед, поравнялся с Серджетто, запустил руку в карман своего камзола, и извлек оттуда сложенный пополам листок бумаги.

- …Другое дело, - продолжил Маэстро, - факты, доказательства.

Он принял из рук своего слуги бумагу, и развернул ее.

- Господин Жюбен, - обратился он к префекту, - скажите, пожалуйста, подпись на этой бумаге, гласящая о передаче шестисот тысяч франков в руки Председателю счетной комиссии господину Тьери, «граф Филипп де Шаньи» подлинна или, может, это просто чья-то злая шутка?

- Это фальшивка! – Вскричал с надрывом граф.

- Я преотлично знаю подпись графа, - покашляв в кулак, задвигал мясистыми брылами господин Жюбен. – Это его подлинная подпись.

Граф высоко вскрикнул, будто сел задом на колючку.

- Неосмотрительно, граф. – С укором произнес Маэстро. - Умудренный опытом человек, и такая оплошность… передавать взятку саморучно. Еще и давать расписку.

- Он требовал! – Ответствовал старший де Шаньи, и вдруг в ужасе икнул.

Зажал тонкой костлявой ладонью себе рот, но не от того, что издал постыдный звук, а поняв, что проболтался.

Он столь преглупо сейчас смотрелся в этом своем карнавальном наряде с накладным животом, с выпученными от ужаса глазами, и клацая зубами, словно в лихорадке.

- Я полагаю, - сообщил своему приятелю Жюбену, Маэстро, - настало время второго акта. Вы позволите?

- Увы, я полагаю, это, действительно, необходимо. – Несколько смущенно произнес префект, и пожал круглыми плечами.

- Господа полицейские! – Громогласно крикнул Серджетто, и огромные дверные створки, ведущие в соседний раз, распахнулись.

Выстукивая каблуками по паркету, промаршировали полицейские, несколько человек встали в дверях, словно стена, а двое прошли к графу, расположившись позади, будто тени.

- Позвольте мне маленькую приятную шалость, господин Жубен, - попросил Маэстро. – Уж, коли, я сегодня одет в этот костюм, могу я скомандовать?

Жубен покрутил кончик уса, спустя секунду, положительно кивнул.

- Господа полицейские, этого человека следует арестовать. Он обвиняется в действиях, претящих букве закона.

И как не странно, они его послушались, сделали шаг вперед, задышали в затылок обвиняемому, готовые увести арестованного.

- Ваш возможный карт-бланш, граф, разорван в мелкие клочки. Простите мне эту вольность.

- Я не виновен… меня подставили! – Тонкими пальцами граф начал рвать воротничок у себя на шее. Ему было нечем дышать. – Я клянусь вам, я уважаемый член общества, я никогда не стал бы очернять свою фамилию такими гнусностями.

Улыбающийся доселе Маэстро скептически опустил уголки губ.

- Неужели? – Спросил он.

Все уже привыкли, что его громкий звучный голос подобен раскату грома, и при каждой его фразе замолкали, обращая свои взгляды на «судью».

- Ну что ж, граф, тогда вы вынуждаете меня на крайние действия. Видит Бог, я бы остановился на письме, с вас было бы достаточно и этого, но… вы, кажется, «несостоявшийся мэр», еще и лгун. Несчастная ваша фамилия. Гнусности, говорите? Уж коли мы начали эту историю, давайте продолжим срывать покровы с господина графа, желающего быть мэром. Мьсе де Бовар! Ваш выход.

Из толпы на середину вылетел человек в светло-голубом костюме Скапино, обшитом темно-синими галунами, и содрал с себя маску в виде кошачьей морды.

Розовощекое лицо, широко распахнутые голубые глаза с загнутыми кверху ресницами, малиновые припухлые губы и золотистые непокорные кудри выдавали в этом человеке еще зеленого юношу.

Все, замерев, следили за происходящим. «Представление», учиненное злодеем Маэстро начинало набирать обороты таким образом, что теперь каждый присутствующий здесь находился под ударом, одно неосторожное движение, слово, и ты можешь быть раздавлен, как назойливая муха. Ни титул, ни имя, ничто не спасет.

- Негодяй! – Визгливо выкрикнул мальчишка, и, бросив себе под ноги звериную маску, растоптал ее каблуком.

А граф, кажется, уже позабыл об выдвинутом ему обвинении, о сопящих сзади полицейских, и из бордового от возмущения, сделался зеленым.

- Негодяй! - Повторил де Бовар. - Нечестный, противный Липпо!

У графа, похоже, отнялся язык. Он не мог ничего произнести.

Когда Филиппа обвинили во взяточничестве, супруга его младшего брата, виконтесса де Шаньи с ужасом взирала на эту дикую картину, и чувствовала, как становятся ватными ноги. Она лишь крепче сжимала локоть своего супруга.

Но теперь, во время второго действия, сил у нее уже не осталось, она совершенно перестала понимать, что все это значит.

Маэстро же, с интересом смотрел за разворачивающейся у его ног комедией, опершись на балюстраду.

- Кто обещал мне счастье до гроба? – Молодой человек в порыве слепой страсти и гнева схватил себя за волосы. – Кто обещал любить до скончания веков, доказательством которой были жаркие страстные поцелуи вот на этих губах? – Он выпятил вперед губы и страдальчески закатил глаза.

Напряженная публика ахнула. Кто-то фыркнул, а кто-то даже приглушенно хихикнул.

Кристина, касаясь плечом плеча супруга, почувствовала, как того забила дрожь.

Филипп, же, кажется, обрел дар речи, только глаза его сделались совсем какими-то безумными. Сдвинул к переносице брови, вкинул руку, и, выставив вперед перст, указывая на мальчишку, выкрикнул:

- Уберите отсюда кто-нибудь этого ненормального! Он не в себе! Что он несет? Молокосос, идиот!

По зале прокатился звук одиноких аплодисментов.

Это хлопал в ладоши хозяин.

- Браво! Ну что вы, граф, это не идиот. Это наследник весьма известной во Франции династии. Для династии де Бовар новость о том, что она породила на свет лжемужчину, конечно же, будет ужасна. Только правда есть правда. Даже если она столь мерзостна. Но мальчик настолько обезумел от своих чувств, что его не заботит даже это… видите, как сильна его любовь к вам.

- Чистая правда! Я сошел с ума от любви. – Вмешался де Бовар. – А этот бесчестный изверг бросил меня после всего, что у нас было! А я ведь много раз говорил ему, что не буду жить, если он меня оставит. Мы познакомились случайно на одном из особых вечеров… ну на таком, специальном. Вас туда не пустят, - ткнул он пальцем в какого-то рядом стоящего господина. – И вас. А меня и его пустили. Это закрытое общество! Я сразу понял, что это моя судьба, у нас с ним столько общего. Липпо, ты же говорил, что я для тебя самая лучшая на свете пара! Я ведь столько раз умолял тебя уехать отсюда. Куда угодно… Я любил тебя безумно, слепо, как не любил никого на этом свете! А ты, что ты? Однажды не пришел на назначенную встречу, прислал сухую записку из пары строк. Променял меня на своего куафера! Пип, милый, но он же… рыжий, и с бородкой! Фи! – Он обернулся к гостям. - Мне все равно, что думаете вы… простые обыватели. Вы никогда не ощущали того, что значит быть заключенным в чужое тело, тело иного пола. – Мальчишка закрыл ладонями лицо, и зарыдал.

В зале стояла гробовая тишина.

Прервал ее Маэстро Серджетто.

- Я не знаю, милый юноша, что вы нашли в этом человеке, - иронически улыбнулся он. – Столь больной страсти мне, слава богу, не понять. Но я сочувствую вам. Предательство – это всегда ядовитый укус, будь он нанесен хоть мужчиной, хоть женщиной. - Виконтесса де Шаньи покачнулась. - Но, полагаю, если вы захотите, и если, конечно, ваши родители не будут против, вы можете сопровождать графа в его новую жизнь.

Мальчишка растер по щекам слезы: - Готов! Я готов!

- Хотя, право слово, милый Луи, вы даже не представляете, сколь незавидна эта участь… что ж, граф, несмышленышу можно простить его пламенные речи, но вы… свою нездоровую тягу к мужчинам вместо женщин вы тоже будете отрицать? Господа, хорош бы у вас был мэр, ничего не скажешь! Вы неосторожно вырядились Бонопартом, граф… - Рассмеялся хозяин, сложив руки на груди. – Так вот, Святая Елена ждет вас! А вместе с ней малыш Луи, ваш верный Бертран.

Граф взвыл, и кажется, попытался лягнуть одного из полицейских, но те вовремя самым неласковым манером завели ему руки за спину.

- Перестаньте, вы… – вступился за брата виконт. - Что все это значит? Что за бесчестные шутки с вашей стороны? Это не бал, это грязная комедия, вы пытаетесь измарать в помоях достойных людей, коим сам не являетесь.

- А, господин виконт… виконт Рауль де Шаньи, - словно пробуя на вкус, произнес это имя Серджетто. – Как хорошо мне знакомо ваше имя, милый друг. Мы знаем друг друга гораздо дольше, чем вы можете предположить.

- Идите к черту! – Вскричал он. – Я не желаю участвовать больше в этом маскараде!

И развернувшись, побежал к выходу, позабыв о побледневшей супружнице. Но у дверей выход ему преградили полицейские, и виконт вынужден был умириться нравом.

- Отсюда никто не выйдет до окончания представления. Прошу вас, виконт, вернитесь. – Учтиво попросил Маэстро. – Вас ждет сюрприз. Вы еще не сыграли свою роль. Снимайте маску!

Но Рауль противился, и не думал подчиняться этим словам, стоял, сжав кулаки, и кусая губы.

Костюм у него был морского капитана, точнее даже сказать, и не костюм вовсе. Виконт де Шаньи, действительно, с юных лет имел отношение к мореплаванью.

- Господин виконт, давайте побеседуем с вами. Более того, здесь есть кое-кто, кто хотел бы тоже с вами поговорить.

Бедняжка виконтесса стояла ни жива, ни мертва. Теребила в руках веер.

- Если вы не хотите начинать беседу, начну я. Я знаю о вас достаточно, чтобы рассказ состоялся. Вы женаты на талантливой в прошлом оперной певице, которая родила вам дочь Анну-Луизу, сейчас малышке шесть лет, - голос рассказчика дрогнул, но лишь на одну секунду, после чего зазвучал с прежней уверенной силой, - капитан ни одной экспедиции, ныне владелец весьма успешной корабельной компании «Шани Форс». Ваша бедная жена столько вечеров провела в одиночестве, ожидая вашего возвращения, пока вы были в плаваньях… впрочем, вы полагали, что ей не так уж и скучно. Но здесь я должен остановиться. В данной истории несколько участников, помимо вас есть еще и дама. Будет непочтительно с моей стороны, не спросить у нее разрешения. Виконтесса, желаете ли вы знать все без утайки, а так же, выслушать все, что касается вас?

- Господин Серджетто, - тихо произнесла виконтесса срывающимся голосом, – скажите, кто вы, и зачем вам все это?

- Я объяснюсь с вами, виконтесса. Несомненно объяснюсь. Кто я – вы совсем скоро поймете сами. Но я хочу услышать ваш ответ – мне продолжать?

- Да вы сущий дьявол, Маэстро. Но... продолжайте, прошу вас. Если вы начали, то нужно довести до конца ваш рассказ. Я готова.

- Кристина! – Брови ее супруга тревожно изогнулись.

- Благодарю вас, виконтесса, вы мужественная женщина. Вы мужественная хотя бы лишь потому, что выжили в том кошмаре, который уготовил вам ваш супруг. Нет, должен признать, первый год молодые были счастливы в браке. Виконт не отходил никуда от своей супруги, молодая виконтесса была благодарна своему мужу за любовь. Но у вас, кажется, все равно что-то не ладилось? Не так ли?

- Что за чушь? - Воспротивился виконт. – Это уже просто вершина вашей бестактности.

- Вы хотите обвинить меня во лжи, - пояснил «судья». – Что же, я могу лгать, быть не посвященным в самые сокровенные тайны, но… уши и глаза стен вашего дома наверняка знают всю правду. Мадам Галле, прошу вас, поправьте меня, если что-то не так.

Кристина вдруг всхлипнула, а Рауль нервно дернул подбородком.

Из толпы вышла женщина в черном плаще, сняла с головы капюшон, обнажив немолодое острое лицо, изрытое морщинами.

- Мадам Галле! – Позвала ее Кристина, словно узнав в этой женщине старую знакомую.

- О да, - ответила та вместо приветствия, обратив цепкий взгляд своих маленьких глаз на виконта. – Стены многое видят и слышат. Я служила у виконта де Шаньи с первого дня их брака с молодой виконтессой. Он взял меня, потому что мадам Кристина нуждалась в служанке. Дабы не обременять себя поисками, виконт съездил в деревню, соседствующую с его поместьем. Я в то время недавно овдовела, у меня на руках было трое детей, которых должно было кормить. Узнав, что один богатый молодой человек ищет горничную для своей супруги, я решила попытать счастье. Слава Господу, именно я понравилась молодой хозяйке. Так я получила работу. Первое время супруги, и, правда, казались счастливой парой. Но хозяйка быстро заскучала, у нее внезапно менялось настроение, она то смеялась, то плакала. А когда заболела и умерла ее крестная мать, девочка и вовсе стала походить на живой труп. Виконт в разговоре со своим братом, графом, часто упоминал какого-то духа или призрака, который навсегда отравил жизнь виконтессе. Сначала я грешным делом подумала, что госпожа одержимая злыми силами. Но она была не похожа на ту, чьей душой завладел дьявол. Тихая, смирная, милая девушка. Однажды виконт пригласил в свой дом какого-то доктора, тот осмотрел хозяйку, и сказал, что у него есть верное, им самим открытое чудесное средство от меланхолии. Оно очищает память, избавляет от душевных недугов, его надо лишь исправно давать больному. Но доктор предупредил, что излечение потребует много времени, и нужно запастись терпением. Поить микстурой хозяйку было поручено мне. Я исправно делала это целых пять лет…

- Позвольте, мадам Галле, дальше продолжу я сам. Так вот, виконт, в силу ли благих намерений, в силу ли чего-то еще, ваша супруга стала принимать какую-то омерзительную отраву, проданную вам шарлатаном-доктором. Вы ждали эффекта, и он наступил, вскоре ваша супруга родила нездорового ребенка, - рассказчик закашлялся, и продолжила снова мадам Галле.

- Все именно так и было. Виконтесса разродилась на третьем году их супружеской жизни. Но дитя родилось сильно нездоровым, ах, если бы я знала, от чего, все это произошло… Сразу после родов госпожа забылась в бреду, даже не успела взглянуть на мальчика. Да, может, так оно и лучше. Пока бедняжка лежала в лихорадке, виконт со своим братом приказали мне взять положенного в корзину малютку, и отнести куда подальше – отдать ли бродяжкам, скормить ли диким животным в лесу, или просто утопить – все равно. А супруге виконта сказать, что ребенок умер… А ваш муж подлый и презренный человек!

Закончить фразу она не успела, вздрогнула, потому что виконтесса пронзительно закричала, обхватив голову руками.

- Не может быть, Рауль! - Зарыдала она. – Скажи, что все это ложь?

- Я клянусь вам жизнями своих детей, что все было именно так, госпожа де Шаньи. Ослушаться этих людей и рассказать правду хозяйке я не могла, но убивать несчастное дитя, хоть и еле живое, руки мои не поднялись.

- Что вы сделали с ним, Камилла? Умоляю, расскажите мне, что вы сделали с ним!

- Простите меня, госпожа Кристина, - потупилась женщина. – Я, конечно же, оставила мальчика жить. Я отдала его своей соседке, в деревне ее считали немного не в себе, и побаивались, поговаривая, что она ведьма. Это было, конечно же, не так. Однажды она вылечила меня от тяжкого недуга, и я была единственная, кто относился к ней с теплотой и доверием. Мальчика она приняла, и даже растила его так, будто он был ей родным. А я в свою очередь периодически отдавала часть своего жалованья, чтобы ребенок не погиб с голову, ну и как благодарность. Но, вынуждена вас огорчить, госпожа, мальчик скончался в возрасте трех лет.

Кристина прижала руку к груди, зажмурилась.

- Я раскаялась за свою ложь, госпожа, клянусь вам. Но было поздно. Я поняла, что не могу больше жить с этой тайной, хотела все вам рассказать. Я не намеривалась требовать ни денег за свое молчание у хозяина, ни еще какого-либо откупа. Я просто сообщила ему, что не желаю больше разделять с ним эту страшную тайну. А что было дальше, вы знаете…

- Вас арестовали, как воровку. А что было с вами дальше, я не знаю. – Шевельнула губами виконтесса.

- Лучше вам и не знать, - хрипло ответила Галле.

- Но теперь-то вы на свободе, и вам не грозит нищета, мадам Галле? – Спросил хозяин.

- Теперь нет, Маэстро… благодаря вам, - по-особенному улыбнулась женщина. – Того, сколько вы мне заплатили, мне хватит на целых две безбедных жизни. Я теперь могу стать хоть маркизой, хоть графиней, хоть кем.

Маэстро театрально приложил руку к груди, и сделал кивок в сторону женщины. Потом продолжил:

- А виконт после этого, кажется, и вовсе остыл к своей супруге. – Продолжил жестокий хозяин своим размеренным тоном. – Это ведь лишь начало, правда, виконт? Вы получили то, что хотели. Загубили юную Кристину Даэ, лишили ее будущего, заточили в свою золотую клетку, но очень быстро поняли, что вас в ней интересовал не статус законной супруги, а что-то совсем иное. Развод был невозможен. Диссонанс в обществе вы вызвали уже тем, что женились на девушке, которая не принадлежала к вашему социальному сословию. Объявите вы развод, это ляжет чернильным пятном на вашу фамилию. Пришлось терпеть. Вы очень боялись, что Кристина, появись вы с ней на людях, или посети она общество без вас, оступится, вызовет на себя гнев наблюдателей. Как тогда вам смотреть в глаза компаньонам, как продолжать развивать свое дело? Вы держали ее взаперти, прикрываясь заботой о ее здоровье. Привязанность, а главное тягу, вы к ней потеряли. И здесь вы нашли спасение в своих плаваньях. Так?

- Вам не достаточно? Может быть, вы замолчите, тоже мне, Мефистофель. Шут! – Потерял самообладание виконт, и кровожадно вращая глазами, кинулся вверх по лестнице, хватаясь за эфес оружия, висевшего у него на поясе.

Но остановился, пробежав не более десятка ступеней.

Быстрее и проворнее него по лестнице спустился слуга Маэстро, на удивление совершенно не хромавший во время бега. Встал на одну ступеньку с виконтом, оскалил зубы.

- Не стоит злить Мурада, иначе я за него не ручаюсь.

Виконт снял руку с эфеса, и начал спиной вперед, не отрывая взгляда от хозяина бала, спускаться.

- Надо заметить, вы стали совсем неразборчивым, виконт. Жизнь настоящего моряка очень вам понравилась, открыв в вас сокрытую доселе тягу к не самому благопристойному времяпрепровождению. Вы променяли общество красавицы-жены на портовых шлюх… и надо сказать, получали от этого огромнейшее удовольствие. Нет, были среди ваших избранниц и достаточно приличные девушки, но они уже не так будоражили ваше воображение… вам нравилась испорченность. Вы находили в этом какой-то особенный манящий аромат. Наверное, схожий с тем, который влечет мух в выгребную яму.

Затаившиеся до этого момента гости отозвались кто смехом, кто ужасающим воплем.

- Ах да, забыл сказать, задача была не из простых… однако, нет ничего невозможного. Хоть и не все, но достаточное количество ваших избранниц ждут вас в Париже. Я привез их всех сюда. И я даже не прошу у вас благодарности за оказанную вам услугу. Должен предупредить, что большая часть этих дам утверждают, что вынуждены растить ваших отпрысков, некоторые даже привезли их с собою, и теперь требуют от вас восполнить понесенный ими материальный ущерб за то время, когда они не могли работать по вашей вине, вынашивая в своей утробе ребенка. – Оголилась полоска белых зубов.

Виконтесса стояла покачиваясь, зажав рот рукой, и кажется, сдерживала рвотные спазмы.

- Кристина, - обратился к ней супруг, взял ее за руку. – Неужели ты веришь этому абсурду? Он ведь сумасшедший! Такое может выдумать только полоумный…

Но Кристина вырвала из его ладоней свою руку. Это было ее ответом.

- О Господи, - вскричала она, заламывая руки. – Я жила в семье чудовищ!

Виконт, видно, опасаясь за то, что его законная супруга после всей открывшейся правды либо впадет в безумный бред, либо на глазах у всей этой толпы закатит типично женский скандал с воздеванием к небу рук и проливанием горьких слез, энергично подошел к ней, и крепко взял ее под локоть.

- Кристина!

Но та резко высвободилась из его рук, сделала шаг назад, потом еще один. Этим было все сказано. Виконт вжал голову в плечи, и замолк.

- Тебе нет прощенья! – Шипяще произнесла она.

После чего «спектакль» продолжился. Уличен в злоупотреблении своим служебным положением был бывший начальник полиции, который вот уже как несколько лет пребывал на заслуженном отдыхе. Оказывается, во времена своей службы он скопил неплохое состояние, не брезгуя мздой со всех своих арестованных, обвиненных, подозреваемых, которые могли платить. А так же многоумный начальник являлся держателем заведения сомнительного характера – с картами и женщинами не самой высокой пробы. Еще один малоприятный факт из его карьеры был таков – пятнадцать лет назад получил несколько тысяч франков от некого «доброжелателя», что бы он выделил достаточное количество людей на поимку одного опасного и безумного маньяка. Основное требование – безумца живым не брать. Начальник полиции людей выделил, о деньгах перед вышестоящим начальством умолчал, и даже, кажется, приложил какие-то неописуемые усилия, что бы ненормальный после побега был пойман и приведен в самое безопасное состояние (то есть, мертвое). Получил хорошую награду от «заказчика», и продолжил заниматься своими черными делами…

За мелкие пакости многолетней давности (такие, как например – подглядывание за танцовщицами, кража полотна, предназначающегося для пошива декораций и новых костюмов и прочее) досталось и бывшим служителям «Опера Популер», которые почему-то тоже оказались среди «высокопоставленных» приглашенных.

Но это была уже такая малость в сравнении с тем, что произошло ранее…

Кристина с замиранием сердца ждала и своего страшного разоблачения. Но, его не последовало.

В конце обличающей тирады хозяин сдержал свое слово, касаемо и себя самого - он снял с себя маску. Зрителям открылось вполне нормальное лицо Маэстро Серджетто.

Все смотрели наверх, на хозяина в судейской мантии, потому, никто не обратил внимание на то, как стремительно побледневшая виконтесса схватилась за сердце.

Однако завершающий акт чудовищного карнавала был еще не закончен.

Самую главную свою партию Маэстро припас напоследок.

Он вскинул руку, и с завидным спокойствием буквально содрал со своего лица лоскут кожи. По залу прокатился свистящий вскрик ужаса, мужчины несолидно взвизгнули, дамы тот час же попадали в обморок, представители сильного пола, которые еще не утеряли над собой контроля, принялись им помогать удержаться на ногах.

Это была какая-то поистине дьявольская шутка.

Несвойственное своей женской природе хладнокровие проявила лишь виконтесса де Шаньи. Она так и стояла, не шевелясь, подняв верх глаза, жадно рассматривая хозяина. Губы ее шевелились, она что-то шептала, то ли молилась, то ли говорила сама с собою (не мудрено от пережитого сойти с ума).

А Маэстро в ответ на священный ужас, читавшийся в глазах несчастных гостей, лишь довольно рассмеялся.

- Рад представиться, господа. Да, я именно тот, кого вы не предполагали увидеть. Вы удивлены этой маленькой штучке? Я объясню. Мне теперь нечего скрывать. Однажды мне довелось побывать на одном острове в Южной Азии, и от местных аборигенов мне случилось узнать о существовании особой субстанции, которой, я уверен, настанет момент, будет найдено необходимое применение. Субстанция плотно и хорошо прилегает к телу, прочна, она не боится воды, и может, несомненно, использоваться в производстве будущего. Мне повезло, я встретил одного ученого, интересующегося особенностями этой любопытной выдумки природы. Так, с его помощью появилось это… - Он потряс в руке желеобразной светлой накладкой, которая еще некоторое время назад являлась частью его лица.

А после бережно передал в руки своему слуге, тот покорно, без доли опасения, принял ее, завернул в извлеченный все из кармана, платок, убрал.

- А во всем остальном, как видите, мое лицо осталось все таким же, как много лет назад.

Без таинственной маски, и без своей накладной кожи Маэстро выглядел, и, правда, уже не так привлекательно, нежели в образе таинственного композитора. Но устрашить в полной мере гостей этим видом было уже задачей трудновыполнимой.

- Жалкие обманщики, убийцы, развратники, лжецы и бесчестные интриганы… и это вы когда-то называли меня чудовищем, устроили на меня травлю!? Взгляните на себя!.. Вы отвратительны, тошнотворны, но вы красивы внешне, вас никогда не посадят в клетку, чтобы над вами потешалась злая детвора… Но лучше ли вы меня? Не над вами ли нужно учинять расправы?..

Бал-маскарад был окончен. Остались при полном удовольствии, пожалуй, только репортеры, собравшие сенсационный, сражающий наповал своей невообразимостью репортаж. И уже спешащие первыми принести в редакции эти вести, чтобы прославиться в своих узких кругах.

Все же остальные гости вели себя смирно, передвигались бесшумно, переговаривались шепотом. Праздник превратился в похороны. Лица их были кислыми и осунувшимися. Находились, конечно, весельчаки, которые умудрялись похихикать над случившимся, но и то, выходило это у них как-то вяло.

Хозяин же теперь к происходящему интерес утерял.

Арестованного графа увели, виконт тоже куда-то незамедлительно исчез, как только от парадных дверей отдалились полицейские.

Приглашенные, ставшие созерцателями прилюдной казни, медленно начали расходиться.

Сошел со своего балкона и Маэстро.

Никуда не спешила лишь только виконтесса. Она в оцепенелом состоянии стояла в самом дальнем углу залы, у портьеры вполоборота, зябко обхватив себя за плечи.

Услышала за спиной шаги, обернулась.

На нее смотрела тень из прошлого.

Он снял свою мантию, и остался в самом обычном фраке, сидящем на его фигуре отменно.

За все эти годы Призрак ничуть ни похудел, ни пополнел. Кристине показалось, что он остался совсем таким, каким запечатлелся в ее памяти много лет назад, впервые, когда она увидела его без маски, стала свидетельницей страшной тайны.

На самом деле это было, конечно же, не так – годы были властны и над ним. Но таким людям как он время придает лишь силы и закалку, добавляет шарма.

А она? Ужель все так же совершенна? Давно нет юной наивной девочки. Наверняка она сильно подурнела и перестала быть похожей на ту Кристну, которую этот человек когда-то любил.

- Значит, это все-таки вы. – Придушенным голосом молвила Кристина. – Я думала, что вас давно нет в живых. Газеты в то время столь раз писали о Призраке Оперы. Говорили даже, что, кажется, нашли…

- Полагаю, это был какой-нибудь бедолага из нищенского квартала. Должен признать, ему не повезло.

- Возможно и так. Какая странная встреча. Что ж, теперь вы довольны? Что вам еще нужно?

- Я лишь хотел поинтересоваться, что вы намерены теперь делать, мадам де Шаньи?

Кристина поморщилась, будто глотнула горького.

- Не знаю. Но я не останусь ни секунды в доме этого человека, я не желаю больше ничего о нем слышать и знать. Я заберу Анну-Луизу. Полагаю, Рауль не будет стремиться отнять у меня дочь, слава Господу, она не наследник, за которого семейство де Шаньи могло бы держаться…

- Дорогая виконтесса, - глухо усмехнулся Маэстро. – За это вы могли бы даже не тревожиться. Знаете, сколько ныне объявится у виконта наследников?

- Мне нет до него теперь никакого дела. Как я была слепа… один неверный шаг, один неосторожный выбор, и столько пролито слез, столько пережито боли, печали… Как творец это допустил? И ведь это я держу за все ответ. Сколько раз я жалела, я задыхалась в стенах чуждого мне дома, я стала погибать без музыки и театра уже через пол прошедших года. Но это была только моя ноша.

- Вы ненавидите меня, Кристина? – Испытующе посмотрел на нее Маэстро.

Виконтесса опустила густые черные ресницы.

- Вам когда-то изуродовали сердце. Но оно все равно бьется. Я не имею право вас обвинять.

- Теперь, когда вы останетесь одна с девочкой, как вы будете жить?

- Я сделаю все возможное, чтобы вырастить свою дочь достойно, и чтобы она ни в чем не нуждалась. Она - единственный смысл моей жизни.

- Если вам понадобится хороший адвокат, готов предложить свою помощь. Безвозмездно. У меня есть хороший знакомый, великолепный знаток своего дела. Одно ваше слово, и виконт станет нищим.

Кристина печально улыбнулась.

- Благодарю. Но мне ничего не нужно от Рауля. Я не желаю больше иметь с ним никаких дел. Мне не нужны деньги виконта де Шаньи… мне нужна лишь свобода и дочь.

- Но позвольте, Кристина, с вашим упрямством, полагаю, вы будете жить с малюткой впроголодь.

- Я все же кое-что умею. Еще не все забыла, смогу прокормить дочь. Буду работать день и ночь. В конце концов, уроки музыки неплохо оплачиваются. Кому-нибудь богатому отпрыску наверняка понадобится учительница музыки.

Маэстро опустил взгляд, какое-то время он молчал.

- У вас тоже есть тайна, мадам де Шаньи… - Будничным тоном проговорил он, разорвав повисшую над ними тишину

- Почему же вы ее не открыли прилюдно?

- По-моему, с вас достаточно разоблачений.

Он достал из кармана своей жилетки листок бумаги. Кристина вздрогнула. Что за очередная улика? На этот раз против нее.

Маэстро развернул бумагу, и протянул ее виконтессе.

- Прочтите, мадам. У маленькой Кристины была своя, особенная тайна. Ее хранительницей была ваша крестная мать. К сожалению, мадам Жири скоропостижно скончалась, и не смогла всего вам рассказать. Потому, этот секрет так и остался сокрыт временем…

Кристина дрожащей рукой взяла бумагу, начала медленно вчитываться. Буквы плясали у нее перед глазами, расплывались и текли.

- У вашего отца, Кристина, был секрет, который он хранил ради своей маленькой дочки.

- Но как это возможно? – Вслушиваясь в его слова и читая, спросила Кристина. – Это все правда? Но мой отец был лишь нищим скрипачом.

- Правда, Кристина… значит, ваш отец был непростым скрипачом. Кто знает, что на самом деле, было на уме у Густава? Вы помните, как он вас любил? Ваш отец оставил вам огромное состояние, и как сказано в этом документе, который вы уже прочитали, в права наследования вы должны были вступить по достижению двадцати одного года…

- Но почему он это утаил?

- Это должен был вам объяснить ваш отец. Или крестная мать. Не знаю. Но, на момент, когда вы дали согласие виконту на брак, вам было семнадцать. Мадам Жири не стало спустя два года… Она не успела рассказать.

Виконтесса силилась поверить, но не могла.

- Это огромная сумма, это целое состояние. – Кристина рассеянно посмотрела в лицо своего бывшего учителя, и оно не показалось ей ужасным.

Оно вообще было вполне человеческим, в нем не было ничего, что могло бы вызывать страх, даже изуродованная часть была вполне живой и человеческой, озаренная мирной полуулыбкой.

- Полагаю, эта сумма избавит вас от необходимости зарабатывать на жизнь уроками музыки.

- Более чем.

- На эти деньги вы сможете безбедно жить с дочерью. Поблагодарите своего отца, Кристина.

- И все-таки, так непросто поверить.

- Просто поверьте. – Он слегка наклонил голову. - Ну что ж, основное действие пьесы окончено, мне пора.

- Куда вы, Маэстро? – Бледные ее уста дрогнули.

- Маэстро больше нет. Спектакль окончен. Пора тушить огни и задвигать занавес, а бутафорских кукол укладывать по сундукам. Вы ведь слышали, Кристина, что я говорил, я такой же участник этого действа, как и все. Свою роль я отыграл…

- Постойте, - с мольбой попросила Кристина, - мы с вами когда-нибудь еще увидимся?

Он пожал плечами.

- Возможно да, а возможно и нет. Я не могу знать. Но если вы когда-либо пожелаете, я всегда к вашим услугам, я или мой слуга.

- Вы не должны так уходить… вы всегда исчезали в самый неподходящий момент. Вы правы, вам не место среди этих людей, но прошу вас…

Она не успела договорить.

- Я устал, Кристина. – Опустошенно вздохнул он. - Устал. Репетиция самой главной моей постановки длилась слишком долго.

Кристина понимающе кивнула, сложила пополам лист бумаги, потом сложила еще пополам, и еще.

Она будто ждала чего-то, или сама собиралась с мыслями, что бы что-то сказать. Но молчала. А когда Маэстро развернулся, и пошел прочь, слезы покатились по щекам легко и обильно.

Какая жестокая шутка судьбы… слава… слава Богу, ее маленькая принцесса – самое дорогое, что было у Кристины Дайе – не будет жить в нищете и лишении. И может быть, даже когда-нибудь станет известной оперной певицей или будет играть на подмостках лучших театров. Природа была щедра к малютке, и наградила талантом…

Конец.


В раздел "Фанфики"
На верх страницы