Часть 2, Часть 3.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Les chemins du Paradis

I'm falling into you
This dream could come true
And it feels so good falling into you

Falling like a leaf, falling like a star
Finding a belief, falling where you are

Catch me, don't let me drop!
Love me, don't ever stop!

1.

Почти год.
Почти год пустой безнадежной пустоты и безмолвия.
Такое бывает в самой середине ночи - темнота, перетекающая в пустоту и тишина.
Только разница в том, что после темноты ночи всегда наступает рассвет.
Можно ли было говорить о рассвете в данном случае - было неизвестно и непонятно.
Пока была лишь боль, застилающая все остальное.
Уже около года Призрак ничего не знал о Кристине.
Тогда ему пришлось через многое пройти, многому противостоять, и преодолеть.
Ему пришлось проявить стойкость и приложить много сил, чтобы преодолеть хотя бы часть пути.
В тот момент, когда он исчез в тайном проходе за зеркалом, который спас его от обозленных вооруженных людей, ему ничего не оставалось, как скрываться некоторое время, до того момента пока эта толпа людей не успокоится и не прекратит поиски.
Они в те минуты сами больше походили на ужасных безжалостных и бессердечных животных, одержимые идеей найти Призрака, нежели кто-то еще, готовые безоговорочно вершить свой, на их взгляд правый суд.
О местонахождении таинственного обитателя оперы мало кто мог достоверно знать.
Его так и не нашли.
Как не пытались.
Потом предположили, что он, скорее всего, сбежал, так как знал подземелья театра лучше, чем кто-либо еще, а может быть и вовсе погиб, уж слишком не предсказуемыми могут быть загадочные коридоры и подвалы театра.
Эта мысль их успокаивала, конечно, больше, чем какая-либо другая.
Потому, когда поиск не дал своих результатов, его решили прекратить, сославшись на то, что теперь этот Призрак вряд ли осмелится «хозяйствовать» в опере и вершить еще что-то ужасное.
Обо всем этом обо всем этом могла иметь представление лишь мадам Жири.
Кто, как не она.
Пока вокруг была вся эта суматоха, Призраку просто некогда было думать о Кристине, и о том, что произошло на самом деле.
Это время он существовал в какой-то своей нереальности, отгородившись от мыслей о том, что произошло в подземелье в тот роковой вечер.
К тому же, нужно было еще заботиться и о спасении своей жизни, хоть в тот момент это и казалось совершенно бессмысленным, но если он не хотел стать легкой добычей для какого-нибудь «отважного» храбреца, желающего разделить все лавры и славу охотника за Призраком оперы - надо было выживать.
Слишком многие после случившегося жаждали его крови.
Именно этим он руководствовался, когда отпускал ее...
Лишь этим.
Он не мог подвергнуть свою Кристину такой опасности.
Он не знал, что может его ждать там, потом... а она могла оказать в беде рядом с ним, даже если бы он не отдал ее так просто виконту.
Время нескончаемо долго тянулось и вызывало не самые приятные воспоминания у него в душе.
Но даже то, что на первый взгляд кажется бесконечным приходит рано или поздно к своему завершению.
После того, как все успокоилось, он, наконец, вернулся в свои владенья, в свой мир темноты, в котором так долго жил, и теперь с которым его связывало единственное воспоминание - Кристина.
Кристина, которая уже больше никогда не вернется в эти стены.
Кристина выбрала отнюдь не этот мир, она выбрала то, что посчитала более привлекательным.
Он предпочитал так думать.
Так было проще оправдать боль.
Маленькая наивная девочка, верящая в сказки с хорошим концом, в которых обязательно оказывается прекрасный принц, спасающий ее от страшного чудовища, и тьме предпочла свет, а вечно царящим здесь свечам предпочла солнце, а в место него самого выбрала виконта, куда более напоминающего прекрасного красивого принца.
После ее выбора ни у него, ни у нее теперь не было пути назад.
Именно тогда, когда он снова ступил на холодный каменный пол своих подвалов он начал ощущать, как больно это осознавать на самом деле.
Как больно терять то единственное, ради чего ты жил, что было для тебя всем, человека, с которым ты готов и желаешь разделить этот мир, от которого он видел все эти годы разве что лишь неприязнь и отвращение по отношению к себе.
И он хотел что бы с ним _она_, его чудесный прекрасный ангел связала всю свою жизнь?
Это жестоко.
Он разрывался в осознании всего происшедшего.
После всего, что произошло, увы, пришлось отказаться от своих «развлечений» в опере.
Было бы глупо снова заявить себя, как «Призрака Оперы».
Это означала - самому подписать себе смертный приговор.
О Призраке Оперы больше никто ничего не слышал, а сам Ангел музыки больше не являлся Кристине Даэ.
Да и Кристина Даэ, просто-напросто, больше никогда не появилась в опере.
После того происшествия она сама чисто физически не могла там больше находиться, не то, что петь, выходя на сцену.
Да и невесте виконта де Шаньи, коей она была, не пристало заниматься тем, что бы петь на сцене оперы.
А через какое-то время после всех ужасных событий она вышла замуж за своего друга и возлюбленного Рауля де Шаньи, став виконтессой де Шаньи.
Мадам Жири, зная это, долго раздумывала, говорить ли об этом Эрику.
Во время своих нечастых посещений его, она видела, как он в душе, хоть и не показывает ей, страдает из-за своей Кристины.
Как мучается его душа и сердце.
Когда он немного пришел в себя, после всего происшедшего, и начал осознавать, что же все-таки на самом деле произошло, в сознании ожила мысль о том, что необходимо что-то делать.
Он долго справлялся с интересом, которые было намного большим, чем простое любопытство - что все-таки с Кристиной.
Единственным человеком, у кого он мог поинтересоваться, и кто мог знать обо всем этом - была Антуанетта.
Она никогда не решалась посещать его.
Но после всего происшедшего она понимала, что снова является единственным человеком, который мог бы хоть как-то связывать его с тем, другим миром, и быть в курсе - жив ли он до сих пор...
- Ты правда хочешь это знать? - Спросила она у него тогда.
Он твердо кивнул ей в ответ.
Хотела ли она отвечать ему - в тот момент она сама не очень хорошо понимала.
Рассказать - означало всколыхнуть в нем и так не загасающую боль.
Хотя, она прекрасно понимала его желание - знать о ней.
Она знала, и опасалась именно того, что рано или поздно он все равно спросит, или сам все узнает.
Скрывать что-то было бы совершенно глупо, а вот опасаться за то, что может быть после у нее были все основания.
- Она вышла замуж. - Спокойно ответила Антуанетта.
- За него... - многозначительно кинул ей тогда он, и в его голосе она сразу же уловила боль.
Мадам Жири утвердительно кивнула головой.
- Она вышла замуж, и они уехали из Парижа.
- Вы не видели ее с тех пор?
- Нет. С момента свадьбы я ничего о ней не знаю. И не стремлюсь. - С каким-то укором произнесла она, хмурясь. Видимо хотела сказать ему, что и ему тоже следовало бы взять с нее пример.
- Этот ее виконт, - с презрением сказал Призрак, - бывает все же здесь?
- Да, Рауль де Шаньи бывает здесь.
- То есть... - начал Призрак, сложив руки на груди и размеренно расхаживая по комнате, в которой по-прежнему царила тьма, отчасти разбавленная светом от свечей, - он женился на ней, лишив ее карьеры певицы, которая могла бы поднять ее до высот примы, отлучил от театра, в котором она была практически все свое детство, увезя ее, мою Кристину, - сделал он акцент - в какую-то глушь, где она оторвана от всего, что могло бы связывать ее с прежней жизнью. И это она заслужила? - Последнюю фразу он практически гневно выкрикнул, что вызвало обоснованное беспокойство у мадам Жири.
Несмотря на то, что она привыкла вот к такому его поведению, на этот раз она вздрогнула от его голоса.
- Эрик...
Кажется, она была единственным человеком, знающим его имя.
Он посветил ее в эту своеобразную тайну, когда был еще ребенком, и когда видел в ней единственного друга, оговорив, что в действительности даже не уверен. Является ли оно его настоящим именем...
- Я все понимаю, - продолжила Антуанетта, - но не надо об этом. Забудь. Я знаю, что тебе сложно. Но теперь уже все есть так, как есть. И ничего не изменить. В первую очередь, это ее выбор.
Но у нее не осталось твердого убеждения в том, что он внял ее уговорам.
Мадам Жири чувствовала, что он что-то обдумывает, и каждый раз, задавая ей подобные вопросы, в его голове зреет какой-то план.
Это пугало ее.
Но перечить, разубеждать его она не решалась.
Так как знала, как только речь зайдет о Кристине - он все равно будет настаивать на своем, каков бы его план ни был.
Эта девушка сделала его безумцем, - думала мадам Жири, - и почему она отвергла его? Если бы она смогла дать проявить к нему хотя бы немного сострадания, и не отвергать его так жестоко...
В одном из разговоров он сказал ей:
- Знаете, Антуанетта, я больше не желаю быть заточенным в этом подземелье. С оперой меня мало что связывает, хотя, это по-прежнему мой дом. Но Призрак оперы для нее уже давно мертв. А сам я бы хотел покинуть ее, так как там, наверху у меня есть кое-что. Что бы я хотел сделать.
Он сказал это, а сердце Антуанетты вздрогнуло в судороге испуга.
Она не знала, как расценивать то, что он ей сказал ранее.
Радоваться?
Начинать серьезно опасаться того, что может последовать за всем этим?
С одной стороны, он сам изъявил желание начать новую жизнь, вне оперы, чего давно и до этого не решался сделать.
Но вместе с тем, у него, судя по всему, на сей счет были свои планы, которые он не собирался никому раскрывать, и ни с кем обсуждать.
И с ней тоже.
- Эрик, - вздохнула она взволнованно. - Не знаю, что сказать.
- Не надо ничего говорить, - сухо и безразлично ответил он. - Я все давно решил. Поверьте, у меня было время подумать обо всем.
- Что ты задумал?
- Ничего. Просто, мне необходимо поговорить с ней...
В глазах мадам Жири промелькнула тревога.
Она все еще помнила, на что он мог быть способен.
О, почему любовь так ослепляет?
Перед ней стоял человек, который не был ей даже родственником, их даже ничего не связывало, но несмотря ни на что она все равно чувствовала долю ответственности за его жизнь.
В данный момент его поступки, впрочем, как и прежде, обещали быть сумасшедшими.
Но... бесполезно, совершенно бесполезно говорить ему, что этого не стоит делать, что это опасно, что он не должен этого совершать.
Бесполезно.
Она лишь вздохнула ему в ответ.
Он озвучил ей то, чего она больше всего боялась.
Это только казалось, что самое ужасное уже произошло.
Могло статься, что все было еще впереди.
И тогда, одному господу богу было известно, что может произойти.
- Не делай глупостей, Эрик! - Нахмурилась она. - Поверь, очередное безумство здесь не поможет.
- Почему вы решили, что это безумство? Ни о каком безумстве не идет речь!
- Уже то, что ты решил ее найти - безумство.
- Это не безумство, Антуанетта, - попробовал разъяснить он ей. - Я просто чувствую сердцем и понимаю головой, что мне надо, необходимо ее увидеть... чтобы поговорить! Или хотя бы убедиться из далека, что она... счастлива, что в порядке.
- Отпусти ее. Отпусти Кристину...
- Я уже отпустил ее. - Недовольно кинул он. - Вы еще этого не поняли?
- Тогда к чему все это? К чему эти странные порывы вернуться в прошлое? Это лишь сделает хуже...
- Я не могу... - произнес он, дрогнувшим слабым голосом, и резко отвернулся от нее, а его слова потонули в пустоте. - Я не могу жить без нее, Антуанетта. - С детской беспомощностью сказал он откровенно. - Иногда мне кажется, что было бы легче умереть, не хвататься за бледный почти погибающий луч жизни, не прятаться, не скрываться... Было бы легче сдаться в руки жандармам или этой толпе недоумков, и уже наверняка принять смерть от них... Другое дело, что этот поступок был бы слишком жалким. Это была бы слишком большая честь для них, чтобы Призрак оперы сам сдался в их руки. Но когда я думаю о ней... - он вздохнул. - Когда я думаю о ней. Антуанетта. Понимая. Что она покинула мою жизнь, которой на самом деле никогда не принадлежала, когда она ушла, когда ее больше нет в этом театре, и никогда не будет, когда я о ее слезах, о том отвращении, которое родилось в ее душе, Антуанетта, клянусь вам - ни одна, даже самая страшная и мучительная смерть не кажется столь жуткой, чем та мука, которой терзаемо мое сердце все это время.
Он снова повернулся к ней, взглянув в ее глаза.
- Я не смогу причинить ей вреда! Я бы, наверное, даже никогда бы не решился снова увидеть ее... но боюсь, если не сделаю это, то буду ненавидеть себя еще больше, чем уже ненавижу! Я просто должен знать, что с ней все хорошо... И только.
Она знала - он ее не слышал, и не слушал.
Она могла говорить ему что угодно, приводить массу убеждающих доводов, но он твердо знал, к чему он теперь должен стремиться.
- Только... - сказала она, - прошу тебя, мой друг, не совершай необдуманных поступков, не делай глупостей, которые ты имел несчастье совершать ранее.


2.

Наверное, это и есть счастье, когда в финале сказки говорят «...и жили принц с принцессой долго и счастливо».
Кристина всегда искренне верила, что так оно и есть.
И каждая сказка заканчивается именно этим.
А там...
Там прекрасные замки, с садами благоухающих роз, парящие в облаках, над крышами замка голуби, голубое небо, освещенное солнцем, ждущий ее принц и много любви.
В принципе, все так, наверное, и было.
Замок, красивый сад, и все прочее.
Но жизнь слишком далека от сказки.
Делать шаг в новую неизвестную жизнь всегда очень сложно.
Она понимала, что ей было необходимо сделать этот шаг, иначе она умрет от тоски и боли, с каждым днем овладевающими ее сердцем все больше и больше.
Кристина не могла сказать, что была с мужем несчастлива.
Правда, ей пришлось через многое пройти, ступенька за ступенькой поднимаясь она на лестницу семейной жизни, о которой до этого так мало знала.
Порою, она просто заставляла себя выдерживать то, что постигало ее в этой новой жизни.
Многое было совсем не так, как в сказках.
Ее принц окружил ее всем, чтобы его маленькая прекрасная принцесса могла быть счастлива.
И Кристина старалась быть счастливой.
Она заставляла себя быть счастливой.
И порою начинала себя ненавидеть за то, что не всегда это получалось.
Казалось, у сказки был чудесный конец, но почему-то Кристина, сама того не понимая, ночами, прислушиваясь к ровному дыханию мужа, убеждаясь, что он спит, начинала плакать, утыкаясь носом в подушку, ощущая, как сжимается ее сердце.
Она не могла понять - что именно являлось причиной ее слез.
Разве Рауль был не ее принцем?
Она знала его, когда была еще совсем девочкой, они были замечательными друзьями, сейчас она с полной уверенностью могла сказать, что он любит ее, заботится о ней.
Что можно еще желать от супружеской жизни?
Она больше не пела.
Мысль об Ангеле музыки, который властвовал там, в опере, и первым делом над ее сердцем и душою - пугала ее, если она снова вспоминала о своем прошлом.
Она не понимала, что именно чувствует ее сердце, когда ее разум вспоминает о ее Ангеле...
Нельзя было сказать, что ее не тянуло вернуться обратно, хотя бы на несколько часов, но так же нельзя было сказать и то, что ей хотелось этого.
Иногда Кристине казалось, что она слишком запуталась в лабиринтах своих мыслей, что бы так просто найти выход.
Она не знала, что в ней сильнее.
Чего бы она хотела по-настоящему.
И так уж ли требует ее сердце музыки, как и ее Ангела?
Или это что-то другое?!
Преодолевая время, она привыкала к своей нынешней жизни.
Медленно, но привыкала.
Иначе было нельзя.
Иначе, она бы уже давно не выдержала, сойдя с ума от тех мыслей, что так нещадно истязая ее душу так и не покидали ее.
Они с Раулем очень поспешно и неожиданно уехали из Парижа.
Она не хотела.
Точнее, не могла.
Первые дни после трагедии сердце Кристины замирало от ужаса.
Она боялась одной лишь единственной новости - о _его_ смерти...
Ночами она корчилась на постели, кутаясь в холодные простыни, от одной мысли, что он... ее учитель, ее Ангел после того, как она столь жестоко и беспощадно из-за своего страха и нерешительности предала, может быть мертв.
Она ничего не знала о нем, он оставил ее.
Это не она оставила его!
Он! - Вопил ее рассудок, ища хотя бы малейшую лазейку к оправданию греха, который с течением времени начинал казаться ей смертельным.
Как он мог?
Он вершил столь много ужасного и непоправимого, борясь за нее, а потом... потом оставил ее.
Она готова была возненавидеть его за это.
И кажется, это получалось.
Он оставил ее, и тем самым не оставил ни малейшей возможности для того, что бы она хоть каким-либо образом могла узнать о нем.
Она боялась того, что могло последовать за тем, как они с Раулем покинули подземелья.
Ангелы живут вечно... но он не был ангелом, он был человеком.
Она пыталась забыть.
Она плакала.
Она понимала, что все кончено, что наступил момент, когда пора подниматься на новую ступень жизни...
Но попытки вычеркнуть все происшедшее из ее жизни не приносили ей ничего, кроме боли.
За это время она еще больше похудела, и выглядела еще более измученной.
Рауль вряд ли понимал, что Кристина, пережив ужас той ночи, до сих пор заточена в клетке своих мыслей и страхов.
Только, совсем не тех, которые он мог бы представить.
Рауль, беспокоясь за ее состояние, хотел, чтобы больше ничего и никогда не вызывало в ней воспоминаний о том, что было раньше.
Как только все было улажено и подготовлено - он увез ее из Парижа, надеясь, что это улучшит состояние Кристины.
Сил противиться у Кристины не было.
Позднее, когда Кристина Даэ уже стала молодой виконтессой де Шаньи, Рауль интересовался, не хочет ли она продолжать музицировать на дому, если для нее так важна музыка.
Он был готов приглашать к ней лучших мастеров, не понимая, что этим задевал одну из самых ее глубоких ран, всколыхнув нежеланные чувства.
Любое упоминание о музыке вызывало в Кристине болезненные воспоминания об ее Ангеле музыки.
Продолжить занятия музыкой - означало оставить кровоточить самую глубокую и страшную рану.
Молодая виконтесса отказалась, сказав, что больше никогда не желает этим заниматься, а ее жизнь резко изменилась, и в ее жизни больше нет места для занятий музыкой и пения.
С течением времени она решила поменять в корне свою жизнь.
И это у нее получалось, особенно после того, как узнала, что ждет ребенка.
Наверное, если она не смогла стать музой своему Ангелу, то, может быть, сможет стать достойной матерью наследнику виконта...
И наверное, если бы она не смогла убедить себя в этом, то не смогла бы убедить и в том, что жизнь ее, наконец, после почти года терзаний, начала приобретать более или менее нормальный ход.
Нормальный.
Если не считать мучащих ее по ночам кошмаров, которые не редко имели место быть в ее жизни, в которых она вновь и вновь переживала все то, что когда-то происходило в ее жизни...

--

Жюли Лоранс, одна из служанок в доме де Шаньи, самая юркая и везде успевающая девушка была одной из тех к кому больше всего прониклась Кристина.
Наверное, потому что просто не могла не проникнуться.
Кристина нуждалась в ком-то, с кем можно разделить то, что было у нее на душе.
Да и, кроме того, ей просто была необходима подруга.
Девочка была явно неглупая и милая собой, Кристина могла иногда, в моменты, когда ей грустно или скучно, найти в ней поддержку.
Иногда она даже делилась чем-то, не столь, конечно сокровенным, но личным с Жюли.
О самой мадам Жюли знала немногое.
Лишь слышала, что когда-то она с ошеломляющим успехом пела в опере.
Своим успехом она должна была быть благодарна своему таинственному учителю, о котором было известно еще меньше.
А потом якобы, произошла какая-то трагедия, (мадам никогда о ней не заговаривала), после чего она вышла замуж за Рауля де Шаньи, он купил это поместье, они переехали сюда жить, а Жюли нашла себе работу в их доме, так как нуждалась в деньгах.
Да в прочем, ее все это и не интересовало.
О своей служанке Кристина знала не больше.
Лишь только то, что бедная девочка живет со своим старым больным слепым отцом, который в данный момент очень плох.
На лекарства для которого Жюли и работала служанкой в их доме.
Знала еще то, что ее отец когда-то был талантливым художником, учил девочку рисовать, и малышка Жюли подавала неплохие надежды.
Ее воспитывал сам отец, так как ее мать, увы, женщина со слабым здоровьем, умерла сразу же после ее рождения.
Девочка очень дорожила своим отцом, любила его и чтила, уважая его творчество, всегда подчеркивая, что он был великолепным художником, и если бы не болезнь...
Может быть, из-за этого Кристина видела в ней родственную душу?
Они обе были связанны любовью к отцу, который значил для них очень много.
До болезни отец Жюли зарабатывал тем, что рисовал картины.
На это они и жили.
Он был прекрасным художником, и иногда даже очень прилично зарабатывал.
Так что время от времени в их доме появлялись деньги, на которые можно было жить. «Излишки» своего заработка отец Жюли тратил на необходимые ему для рисования вещи - кисти, холсты, краски, но тем не менее все-таки старался, чтобы дочь не чувствовала себя обделенной.
Как знать, как бы могла сложиться жизнь, не постигни Поля Лоранса страшная участь, из-за тяжелой болезни в скором времени он потерял зрение, и Жюли осталась, можно сказать, совершенно одна, вынужденная теперь сама обеспечивать жизнь себе и престарелому больному отцу.

--

Это был довольно обычный вечер.
Жюли как всегда делала сразу несколько дел.
Как ни странно, у нее единственной проходил этот трюк.
Она могла успеть сделать несколько дел одновременно, и причем, очень хорошо.
Она помогла мадам переодеться ко сну, забежала по кое-каким делам на кухню, но все это время ее не покидало странное чувство.
Она будто ощущала какое-то не спокойствие на душе.
Что бы это могло значить?
Скорее всего, это была жуткая усталость!
Ей необходимо было отдохнуть.
Перед сном девушка решила выйти, подышать прохладным свежим ночным воздухом.
Она вышла в сад.
От яркого света луны все, что ее окружало выглядело в этой полутьме каким-то пугающим и угрожающим и холодным.
Девушка глубоко вздохнула, втянув ноздрями покалывающий горло ночной воздух.
Она была удивлена.
Ни что ее еще ни разу не приводило в состояние такой настороженности, она пару раз огляделась, почувствовав, что будто она здесь не одна.
- Жюли, ну как глупо, - сказала она себе, разворачиваясь, и собираясь идти обратно в дом, - ну о чем ты? Тебе это только кажется...
Девушка развернулась и сделала несколько шагов вперед, собираясь вернуться в дом.
Что-то зашелестело, похожее на шорох ткани, она почувствовала, чье-то дыхание позади, и не успев пошевелиться, а тем более закричать от страха, ощутила, как чья-то рука властно зажала ей рот, она даже если бы и хотела, то не смогла сейчас закричать.
Ее беспокойство ее не подвело.
Значит, и впрямь было чего опасаться.
Вторая рука крепко прижала ее к себе, не дав возможности хотя бы как-то защитить себя.
Маленькая и хрупкая фигурка девушки затрепетала, ощущая на себе прикосновения незнакомого человека.
Ей стало страшно.
- Если закричишь, сразу же отправишься на тот свет! - Услышала она глубокий голос.
Девушка издала приглушенный робкий стон.
- В твоих же интересах не шуметь!
Жюли замотала отрицательно головой, показав, что кричать она не собирается.
А так хотелось.
В ее горло комом застыл сухой колючий ужас.
Рука стала медленно и аккуратно спускаться, неспешно скользя вниз по коже, разжимаясь, освобождая ее рот, однако, опускаясь на горло, и скоро все та же сильная рука с виртуозностью обвила ее шею, сжимая горло.
Наверное, этому человеку стоило лишь приложить малейшее усилие, чтобы придушить ее, как цыпленка.
Девчонка в раз могла поднять такой шум, что не поздоровилось бы никому.
И тогда все могло за одну какую-то секунду рухнуть.
С нею надо было быть осторожнее и быть уверенным в ее действиях.
- Мне нужно попасть в дом... - Услышала она снова таящий в себе угрозу, но довольно красивый, с необычным тембром, голос.
Несмотря на то, что голос был твердый и угрожающий, она расслышала в нем какую-то нестойкость.
- Кто вы? - Еле слышно простонала Жюли дрожащим голосом, ощущая, что человек, находящийся сзади, которого она не видела, начинает сдавливать ее горло.
Жюли начала ощущать, как ей начинает не хватать кислорода.
- Что вам надо?
Как такое могло случиться? - Подумала она. - У нее столько незаконченных, а главное, даже не начатых дел в этой жизни, а тут ее сейчас практически убивают, лишая всякой возможности прожить отмеренный ей господом-богом срок.
- ...Мне надо увидеть ее... - Совершенно не понятно для Жюли донеслось до ее слуха. Человек, который все еще держал свою руку на ее шее, не давая возможности развернуться и посмотреть на него, хотя его рука начала лихорадочно дрожать, тяжело задышал, как будто бы ему перестало хватать кислорода.
- Ее?
- А твой хозяин в доме? - Спросил он.
Жюли недоумевала.
Она, конечно, понимала, что в округе полно преступников, которых следовало бы опасаться, но чтобы именно ее настигла подобная беда в доме, точнее в саду хозяев, да еще вот таким образом.
Ей вовсе не хотелось, чтобы ей свернули шею.
- Да. - Тревожно выдохнула она.
Девушка в свою очередь тоже задышала быстро и жадно, ощущая, что сердце ее заколотилось с бешеной скоростью, а чужая рука, как и прежде сдавливает ее горло.
Затем последовало минутное молчание.
Жюли начала про себя молиться, чтобы хотя бы как-то побороть свой страх.
Ей показалось, что за ее спиной начали судорожно раздумывать, как действовать далее.
Она ощущала за спиной тяжелое дыхание незнакомца, и как часто и ощутимо для нее то поднимается, то опускается его грудная клетка.
Его рука медленно начинала разжиматься.
Но не потому, что он хотел ее отпускать, он собирался ее держать как и прежде, просто Жюли почувствовала, что что-то ему мешало это сделать.
У него, словно, больше не было сил держать ее.
Странно, - пришло в голову девушке.
Наконец, она ощутила позади себя глухой стон, и незнакомец, разжав руку и выпустив ее, отпрянул.
Жюли поспешила обернуться.
Фигура едва различалась в темноте.
Она тщетно пыталась разглядеть лицо.
Все, что она видела, так это то, что он немного подавшись корпусом вперед, согнулся, схватившись за плечо.
Она не сразу поняла, в чем дело, но поняла, что ему, вероятнее всего, плохо.
- О боже... вам... вам плохо?
Отпустив ее, он рассчитывал, что девчонка убежит, или закричит, но этого, к его удивлению, не произошло.
Она осталась стоят там, где стояла, будто бы оцепенев от испуга и удивления.
Быстро и пристально осмотрев его в темноте, она заметила, что белый манжет испачкан в крови.
Одно из двух, либо ей на пути встретился убийца, и тогда ей не позавидуешь, либо этот человек был просто ранен, и это была его кровь.
Скорее всего, второе.
Таким образом можно объяснить его состояние сейчас.
Так как его рука, после того, как он выпустил ее из своих «объятий» безжизненно опустилась вдоль тела, и явно, причиняла ему боль.
Эрик понимал, что что-то необходимо было делать.
Девчонка, которая случайным образом попалась ему в руки, могла сослужить ему хорошую службу.
Он понял, что вероятнее всего это прислуга, а значит, она без труда могла провести его к Кристине.
Но сейчас это было бесполезно.
Было слишком глупо - рисковать под носом у ее виконта, которому совсем нежелательно было знать о таком визите к его жене.
Сегодня ночью вряд ли имело здравый смысл пытаться увидеть Кристину.
Но тогда когда?
Необходимо было ждать.
А ждать ему совершенно не хотелось.
Он и так слишком долго ждал, растрачивая время на пустяки - чтобы добраться сюда, все разузнать, продумать, что и как ему необходимо сделать.
Кроме того, он был ранен.
Дорога сюда оказалась не самой безопасной и удачной.
Он давно привык защищать свою жизнь, потому очередная угроза для его жизни была принята, как должное.
Все, что его окружало в этой жизни, было куда опаснее подземных переходов оперы, в которых он по праву чувствовал себя полноправным хозяином.
Здесь все обстояло иначе.
Он приложил ни мало усилий, чтобы все-таки добраться до места.
И вот сейчас, когда ему так необходимо было действовать, рана снова открылась, принеся ему новую удушающую волну боли.
Девушка начала пристально рассматривать странного незнакомца.
Он, тяжело дыша, держался за плечо, не подпуская Жюли близко.
Она, наблюдая за ним, стояла в стороне.
Он был ранен, и кто бы это ни был, что бы он не хотел, пусть даже убить ее пару минут назад, она не могла допустить, чтобы он умер вот так, прямо здесь.
Боль была мучительна.
Он устал, долгое время не отдыхая, обессилил.
Рана могла дать осложнения.
Жюли предположила, что он может быть кем угодно, но кем бы он ни был - ему сейчас нужна была помощь.
Эрик оперся другим плечом о ствол дерева, ища опоры, что б не упасть.
Он захрипел, и начал скользя вниз, опускаться на землю.
Жюли, встрепенувшись, подбежала к нему, поддержав.
- Месье, что с вами? Вы меня слышите?
Странно, эта девушка моментально забыла про то, как он ей только что угрожал.
Он, тяжело и неглубоко вздохнув, поднял на нее бешенные от боли, которая отнимала у него разум, глаза.
Девушка испугалась, даже отпрянув на секунду.
Только сейчас она разглядела, что, кажется, его лицо наполовину скрывалось под маской, и она не могла видеть всего его лица.
Странно, она никогда с таким не встречалась.
Разве люди носят маски, если конечно, не собираются на маскарад?
Он заметил, что она сделала усилие, чтобы не позволить себе вскрикнуть.
- Помоги мне. - Приказал грубо ей Призрак, попытавшись удержать ее за руку.
- Да, я п-помогу... - Хватая сухими губами воздух, согласившись, прошептала Жюли. - Месье, вас здесь могут найти. - Сообщила она с опаской. - Вы здесь сели прям под деревом... А если мадам или месье де Шаньи узнают, что я скрываю в их доме мужчину, то мне не поздоровится...
- Если ты не поможешь мне, - прорычал Эрик, осознавая, что ему теперь нечего терять, и его окровавленная рука, которой он зажимал рану, потянулась к горлу Жюли, - тебе тоже не поздоровится... - Угрожающе протянул он, понимая, что если он не возьмет ее на испуг, он вообще проиграет, а упускать такой шанс с этой девчонкой ему вовсе хотелось.
Как знать, как бы все могло произойти, встреть он вовсе не ее сегодня.
Ему просто необходимо было встретиться с Кристиной, но все бы было ничего, если бы он не ощущал, как бессилен.
В таком состоянии он самостоятельно не мог даже покинуть поместье, поэтому, если он не попросит помощи, то все будет еще хуже.
- Да. - Прошептала она.
Он совсем опустился на землю, скорчившись в болезненной судороге.
Боль и жар захватили его разум.
Он снова был не властен над ситуацией.
- Сударь, - прикоснулась к его окровавленной руке девушка, - идемте же... - она попыталась помочь ему встать. - Идемте, - прошептала она еще раз, оглядываясь. - Надеюсь, нас не увидят, сударь. А-то не поздоровится в первую очередь мне, и поверьте, мне будет не лучше, чем вам сейчас.
Осторожно ступая, словно опасаясь, что шаги может кто-то услышать, девушка привела его к себе в комнату, натерпевшись за эту дорогу такого страха, какого еще не испытывала даже в самые ужасные моменты своей жизни.
Жюли аккуратно помогла добраться ему до кровати.
- А теперь ложитесь. - Тихо прошептала она, помогая ему лечь.
Сказать, что Жюли в своей пока еще не такой уж и продолжительной жизни приходилось общаться с мужчинами, тем более, приводя их к себе в комнату - было бы откровенной неправдой.
Потому, в данный момент она испытывала откровенный страх не только потому, что привела на свой страх и риск неизвестного человека в дом, так еще и перед тем, что просто не знала - что делать...
Его голова коснулась подушки, он застонал, и сразу же на несколько минут отключился, провалившись в глубину своего подсознания.
Жюли поудобнее села на краю кровати, чтобы осмотреть рану.
Если уж она взялась помогать этому человеку, то ей необходимо иметь представление об его ране.
Чтобы удостоверится в том, что ранение серьезное или наоборот, необходимо было осмотреть его, но ей мешала его одежда.
Скорее всего, рана была не такой уж и серьезной, и не смертельной, но он выбился из сил, видимо из-за не простой дороги, усталость давала о себе знать.
Жюли с опаской коснулась его открытой стороны лица.
Кроме всего прочего, кажется, у него был жар.
Через несколько минут незнакомец пришел в себя, к нему вернулось сознание.
Он простонал что-то, это было похоже на чье-то имя, Жюли не поняла.
Он не очень хорошо понимал, что происходит.
Ему понадобилось какое-то время, чтобы вспомнить и понять, что произошло.
Придя в сознание, Эрик обнаружил возящуюся рядом с собой девушку.
Похоже, она была еще очень юна, он плохо различал детали, но мог разглядеть, что у девушки было напуганное выражение лица, когда она перевела на него свой взгляд, заметив, что он пошевелился.
Он остановился взглядом на ее больших светло-зеленых глазах.
Она взглянула на него, заметив, что он в сознании, и облегченно вздохнув, сказала:
- Вы пришли в себя, слава богу. Я уже грешным делом боялась, что вы умерли... Что бы я тогда делала?! - Закусив губу, проговорила она.
Он вздрогнул, сжав зубы, чтобы сдержать невольно рвущийся из груди стон, когда она прикоснулась кончиками пальцев к его плечу.
Прикосновения ее тонких пальцев были осторожными, но, тем не менее, эти касания доставляли ему боль, которая пронимала все его тело.
От слабости ощущения обострились, и это доставляло определенного рода неудобства.
- Месье, да вы ранены, - начала объяснять ему Жюли. - Как вы так?
- Не твое дело. Это тебя совсем не касается... - Кинул он ей.
Девушка только лишь вздохнула.
- Необходимо промыть рану, и перевязать ее, а-то чего доброго вам станет еще хуже. Вы позволите мне?
Он безмолвно смотрел на нее уставшим и опустошенным взглядом.
Позволить какой-то девчонке прикоснуться к себе?
А вообще, какая к черту разница?!
- Позвольте... - Она еще раз коснулась его руки. - Я постараюсь не причинять вам боли...
- У меня нет времени тут рассиживаться, - попытался твердо и сдержанно сказать он, - мне надо уйти отсюда как можно скорее. Я пришел совсем не за этим.
- Тогда зачем?
Он не стал отвечать ей, и было приподнялся, но девушка остановила его.
- Никуда вы не пойдете! - Ее брови приподнялись. - Вы с ума сошли? Вы не дойдете даже до выхода. Вам нельзя сейчас вставать. Лежите.
Девушка быстро приподнялась, зашелестело ее платье, и она куда-то скрылась.
Эрик несколько минут прибывал в полном одиночестве.
Она, Кристина где-то рядом, совсем рядом...
Мысли прыгали.
Проклятая девчонка куда-то сбежала, оставив его тут одного.
Он чувствовал, как начинает выходить из себя от непонимания происходящего.
Он хотел уже встать, чтобы все-таки попытаться уйти, и как только пошевелился на кровати, услышал тонкий встревоженный голос:
- Опять собираетесь сбежать?
Девушка вернулась.
Она, поспешно пройдя к кровати, поставила на маленький столик рядом какую-то посудинку, принеся в ней теплую воду, что б промыть рану и разложила бинты.
- Лягте немедленно! - Почти приказала она, смачивая тряпку в воде. - Иначе вам станет хуже. Сейчас месье, я промою вам рану. - Она посмотрела на него несмело, и после того, как их взгляды столкнулись, отвела глаза.
Призрак, с неполным вздохом откинулся на подушку.
Девушка присела на край кровати, и некоторое время ни говоря ни слова, смотрела на него, сложив руки на коленях, пристально изучая черты лица незнакомца.
- Месье, - наконец вымолвила она, - но чтобы мне промыть ваши раны, мне придется снять с вас верхнюю одежду. Позвольте, я помогу вам снять рубашку?
Ему ничего не оставалось, как согласиться.
Другого пути обработки раны не было.
Девушка, преодолевая неловкость, пересиливая себя, аккуратно помогла ему снять испачканную в крови рубашку, было ощущение, что ей вовсе и не хочется раздевать незнакомого чужого мужчину в своей комнате.
Преодолев свое замешательство, она принялась заботливо, стараясь не причинять ему особой боли, обрабатывать рану.
Она смущенно посмотрела на его грудь, которая толчками то поднималась, то опускалась, он тяжело дышал.
Эрик всячески старался не показывать того, что ощущает боль при ее прикосновениях.
Но все же, из его груди пару раз вырвалось несколько приглушенных стона, когда девушка, попыталась поменять положение его руки, чтобы обмыть с нее кровь, тем самым, причинив ему острую боль.
- Прошу вас, - испуганно выдохнула она, - я понимаю, но постарайтесь помолчать. Я знаю, больно... Но, месье, если кто-то услышит в моей комнате мужской голос, мне страшно представить, что потом будет. А если вы еще и будете продолжать стонать...
Когда она закончила, перевязала ему рану, предварительно нанеся на повязку какую-то мазь, вставая, и вытирая о фартук руки, проговорила:
- Вам необходимо отдохнуть. Восстановить силы. Но надеюсь, мазь тетушки Полли вам поможет. Это очень хорошее средство. Поверьте. - И она ему улыбнулась.
- Мне нельзя здесь находиться.
- Вам сейчас нельзя уходить. - Сказала она. - Вам не желательно много двигаться, так как вы очень слабы. Вам нужно отдохнуть и выспаться. А я сейчас принесу вам что-нибудь попить, - сказала она, замечая, как он с трудом сглатывает, догадываясь, что его, наверняка, мучает жажда.
Девушка снова на какое-то время покинула его.
Пока он ждал ее возвращения, он невольно раздумывал над всем, что произошло.
Сейчас он был так близок к Кристине.
Он находился с ней в одном доме.
Только она, к сожалению, об этом не знала.
А может быть, и лучше, что не знала...
Интересно, могла ли она почувствовать возвращение в ее жизнь своего Ангела музыки?
О, как бы он хотел хотя бы просто увидеть ее, своего маленького чудесного ангела, который столь долгое время заставлял его жить.
...А с ней, со своей неожиданной спасительницей нужно быть на чеку, и иметь ее в виду, - подумал он.
Это была его последняя мысль, которую он смог обдумать за эту ночь, бодрствуя.
Жюли вернулась несколько минут спустя, обнаружив, что незнакомец, чьего имени она до сих пор не знала, уже спал.
Теперь придется быть осторожнее, - подумала она, поставив чашку на маленький столик у кровати, - придется всегда запирать дверь, и быть осмотрительнее, чтобы не выдать себя, а заодно и этого человека, по отношению к которому она испытывала страх.
Господи, какой ужас, как можно было так умудриться попасть в подобные неприятности?
Жюли собрала с пола его верхнюю одежду - плащ, сюртук и рубашку, отметив для себя, что это надо постирать.
Иначе ему будет нечего одеть, а ей было как-то не по себе от мысли о том, что этот мужчина так и будет продолжать находиться в ее комнате практически без одежды.
Ночь прошла для Жюли беспокойно.
Еще никогда ей не приходилось так тревожиться и переживать, она почти не сомкнула глаз.
Во-первых, таинственный гость мирно спал на ее кровати, лишь изредка в полубредовом сонном состоянии шепча что-то, во-вторых, ей постоянно казалось, что все то, что произошло этой ночью, может открыться, и что тогда будет - неизвестно.
Она помогла ему, более того, она помогла потому, что просто не могла оставить тяжело раненного человека умирать.
И только.
Это было бы не хорошо.
Каждый имеет право на жизнь, на сочувствие и на помощь, кем бы он ни был.
И этот человек в том числе.
Но из головы у нее не выходило то, что он ее чуть не задушил.
Да и кто он был - она не знала.
Мысль о том, что она помогла какому-то преступнику ее, честно говоря, пугала.
К тому же, он внушал ей страх и ужас своей маской.
Она не могла понять, что все-таки он под ней скрывает, и с какой целью он ее носит.
Интерес ее переполнял.
Подойдя к нему поближе, она немного притянулась к спящему мужчине, наклонилась над его лицом, чтобы рассмотреть поближе, ее взволнованное дыхание попало ему на лицо, и он будто пробуждаясь, глубоко вздохнул, но... пробуждения не последовало.
Жюли напряглась, перестала дышать, чтобы не разбудить его, так как почему-то в самой ее глубине царил безумный страх.
Этот страх был так силен, что он перебивал все.
И все-таки интерес был сильнее всего.
Жюли, пытаясь совладать с собой, но ничего не могла сделать, и ее рука легонько коснулась щеки незнакомца.
Но снимать эту маску она не решалась.
Жюли была уверенна, если сейчас не остановится, то это любопытство погубит ее.
Еще несколько раз она на цыпочках подходила к нему, когда он спал, наклонялась к нему, слыша, как мирно он дышит во сне, ее рука сама нерешительно тянулась к его лицу.
Она вообще слабо понимала, для чего эта маска, как она держится, и хотя бы для удобства сна ему следовало бы избавиться от нее.
Но он этого не сделал - либо преднамеренно, либо просто потому что, провалился в сон раньше, чем успел это сделать.
Было раннее утро, только начинало светать, когда Эрик приоткрыл тяжелые веки.
Тело ломило, казалось, с пробуждением боль снова начала напитывать его тело, руки и ноги были тяжелыми, он с трудом пошевелил здоровой рукой, чтобы почему-то первым делом проверить - на месте ли маска.
Она все еще была на нем.
Коснувшись ее рукой, он облегченно вздохнул от осознания того, что хотя бы все еще защищен ею.
Оглядевшись, он заметил, что девушка, та самая, которая помогла ему вчера, склонив голову на бок, спит в кресле, которое стояло недалеко от кровати.
Ему на мгновение стало ее жалко.
На долю секунды.
Ее лицо во сне ничего не выражало, одна рука небрежно свисала с подлокотника, на вторую она опиралась.
Длинные русые волосы были распущены, рассыпавшись по плечам, а лицо казалось неестественно бледным в предрассветной темноте.
Похоже, она была еще совсем ребенком.
А может быть, ему всего лишь так показалось.
Он немного приподнялся на кровати, чтобы осмотреться, так как спать он больше не хотел.
Ему было гораздо лучше, чем вчера, хотя рана еще немного давала о себе знать, ноющей во всем теле болью.
Кровать заскрипела и девушка проснулась, словно от резкого толчка, открыв глаза.
Она открыла глаза, несколько секунд смотрела на своего гостя удивленно, потом потерла глаза, чтобы окончательно избавиться от пелены сна.
Жюли встала и подошла к нему, присев на краешек кровати.
- Вам лучше? - Слегка хриплым после сна голосом, спросила она.
- Да. Намного.
- Это хорошо. А как ваш жар? Вчера вы были очень плохи, месье.
- Уже все хорошо. - Без всякой охоты ответил он ей.
- Месье... - вдруг переменился ее тон голоса, она отвела от него взгляд, - могу я спросить, что вы делали здесь? И почему вчера вы...
- Много вопросов. - Грубо перебил он ее.
Ему совсем не нравились эти допросы.
Девушка поджала нижнюю губу.
Он не хотел отвечать, и это еще больше убедило Жюли в том, что совесть его не так уж и чиста.
Ей так хотелось откровенно спросить: Месье, вы вор, убийца, разбойник, кто?
Но ей хватило выдержки этого не говорить.
Она снова заметила в его глазах какой-то зловещий угрожающий блеск.
Зря, не стоило задавать эти вопросы.
Но, с другой стороны, наверное, это было вполне нормально - попытаться узнать хоть что-то.
Жюли посмотрела на него, сдерживая возглас ужаса, ей казалось, что если он не задушил ее вчера, так обязательно сделает это сегодня.
- А почему на вас маска, которую вы не сняли даже ночью? - Наивно, совсем по-детски спросила она, переведя тему, и потянула к его лицу руку.
А вот уж это она сделала зря.
Ее рука была резко перехвачена.
Она приглушенно вскрикнула от неожиданности.
Незнакомец резко подскочил на кровати, выпрямился, вопреки боли, и с молниеносной скоростью схватил ее за запястье, отведя от своего лица руку.
Это было так быстро сделано, что не осознавалось им самим, наверное, так как он слишком сильно схватил ее за руку, крепко сжал, Жюли чувствовала боль.
К тому же она испугалась от внезапности.
Взвизгнув, она сжалась и зажмурилась, от боли, причиненной ей.
От этого она не удержалась, и заплакала, по-детски хлюпая, по щекам покатились прозрачные слезы.
- Даже не смей этого делать! - Голос его налился тяжестью, и зазвучал угрожающе, словно предостерегая. - Если ты не хочешь, чтобы произошло что-то ужасное! Ясно тебе? Любопытство ни к чему хорошему не приводит! Все же если хочешь быть в безопасности, и не бояться за свою жизнь, то не делай этого. - Еще раз повторил он, но последнюю фразу он уже сказал спокойно, почти шепотом.
Поняв, что причинил ей боль, он немного ослабил хватку, но не отпустил ее руки совсем.
- Скажи, - он снова сильно сжал ее запястье, но не так сильно, не причиняя ей явной боли, - ты служанка де Шаньи?
- Я служанка мадам де Шаньи. - Вытирая свободной рукой слезы со щеки, пробормотала Жюли.
- Кристины!?
Девушка непонимающе на него посмотрела, недоумевая, откуда ему известно имя мадам.
- Вы знаете мадам Кристину?
- Знаю. И лучше, чем тебе это кажется. Тогда... - Протянул он, и сжал руку девушки еще сильнее, грубо дернув ее на себя, что та, поддавшись вперед под его напором, почти припала к его груди, - все складывается очень даже хорошо, лучше и легче, чем я мог предполагать. Ты мне будешь помогать...
- Я, месье? В чем? - Она хлопала длинными ресницами, не понимая его слов.
- Не спрашивай пока. Узнаешь, когда тебе это будет можно и необходимо знать. Ясно тебе?!
- Я... - задыхаясь от страха, говорила Жюли, - я не понимаю о чем вы!
- Да тебе и не нужно понимать!
- Что вы хотите от меня? Месье, прошу вас, я не сделала вам ничего плохого, вы делаете мне больно, рука... моя рука... - говорила она дрожащим голосом, отстраняясь от него. - Я помогла вам вчера ночью, так как вы нуждались, вы чуть ли не умирали. Что вам нужно еще?
- Кристина. - Многозначительно сказал он. - А ты поможешь мне, раз ты ее служанка. Нам с тобой будет легко.
Жюли облизнула сухие губы.
Да, обнадеживающе! - Усмехнулся ее рассудок.
Страх, наполнявший ее сердце сковывал ее, что она могла сейчас сделать, даже больным и обессилившим этот человек был намного сильнее ее, к тому же, он с легкостью мог сделать с ней что-нибудь ужасное.
- Что вам нужно от мадам? - Дрожа всем телом, собираясь с духом, спросила Жюли.
- Ты, наверное, знаешь о своей мадам достаточно, - с издевкой сказал он, уклоняясь от ответа. - Думаешь, у нее не может быть знакомых из ее прошлой незамужней жизни, которые хотели бы навестить ее?
- Мужчины? - С удивлением спросила Жюли, и ее глаза широко распахнулись. - Я думала, что у благородных дам не может быть в прошлом знакомых мужчин... тем более...
- Замолчи! И прекрати задавать вопросы! - Снова возмутился он. - Мне нужна от тебя всего лишь помощь! Мне нужно будет с ней встретиться, ты мне в этом поможешь, придумав что-нибудь, чтобы она изначально не знала, кто с ней ищет встречи, понятно?
Жюли в догадке, хватая воздух, открыла возмущенно рот.
- Выходит, у мадам есть любовник? И я должна вам пособничать?
Он заскрежетал зубами от подобных ее слов.
- Лучше не болтайте лишнего, мадмуазель... а-то я не посмотрю на ваше хорошенькое личико! Поверьте, от вас гораздо проще избавиться, чем кажется! - с издевкой сказал он. - Все, что будет от тебя требоваться, так это без лишних вопросов помочь мне!
Любопытная девчонка начала потихоньку выводить его из себя, он даже стал забывать про болящее плечо.
Он еще раз подтянул к себе девушку, не выпуская ее из тисков своей крепкой хватки.
- Мне больно, месье, - скривилась она, и в ее взгляде промелькнула мольба, она просила отпустить ее. - Я не могу... Как я могу, месье де Шаньи выкинет меня на улицу, как щенка, если узнает!
- Сделай так, что б не узнал!
- Я не могу! Поймите же, я не знаю кто вы, я даже не могу видеть полностью ваше лицо. Как я могу помогать вам, не зная, что вы хотите и что вам нужно.
- Ты уже помогла мне один раз, что станет, если поможешь и второй? Прекрати реветь! - Прикрикнул он, но это получилось у него больше с нотками заботы, нежели угрозы.
Ему меньше всего хотелось смотреть на ее слезы.
Слезы девушки почти сразу же остановились.
- Как тебя зовут?
- Жюли. Жюли Лоранс, месье. - Втягивая ноздрями воздух, ответила девушка, отдышавшись.
- Помоги мне, Жюли. - Попросил он, наконец, отпустив ее руку. - Тебе не понять всего... просто помоги.
Девушка сразу же отдернула руку, и начала ее, прижимая к груди, потирать второй ручкой, будто бы проверяя, не сломал ли он ей запястье, с такой силой сжимая его.
- Не просите того, чего я не смогу выполнить! У меня старый больной отец, я у него единственная дочь, а он - это все, что меня есть, у меня больше никого нет. Что я буду делать, если лишусь этой работы? Месье, будьте милостивы!
Он с прищуром оглядел ее.
- Если дело в деньгах, - выдохнул он, оглядывая перевязанное плечо, и замечая, что повязка пропитывается кровью, - то я заплачу тебе.
- Нет. - Резко отвергла его предложение Жюли, тоже обратив внимание на его повязку. - Да у вас снова открылась рана...
Она шустро вскочила с кровати, подошла к столику, и начала там, передвигая и гремя какими-то склянками, что-то искать.
Не смотря ни на что, через несколько минут она, как ни в чем не бывало, сделала ему перевязку, а он, как ни странно, ей не противился.
- И свалились вы на мою голову, сударь! - Пожаловалась она, уныло покачав головой, когда закончила.
Эрик поймал ее руку, прежде чем позволить ей встать с краешка кровати, где она сидела, и на этот раз уже не причиняя ей боли просто взял ее в свою ладонь, тем самым остановив девушку, и заставив задержаться еще на некоторое время рядом с ним.
- Так ты поможешь мне?
Девушка помолчала несколько секунд, вырывать руку из его рук она почему-то не спешила.
- Видно я и так взялась вам помогать... - Вздохнула она, будто бы над ней что-то довлело, - еще со вчерашней ночи. - Что ж теперь делать-то? Помогу. Мне не особенно хочется, что б меня убили...


3.

Жюли тогда сама не успела понять, что дала согласие.
Этот человек попросил ее помочь ему встретиться с Кристиной.
А зачем, собственно?
Жюли не имела обыкновение совать нос в те дела, которые ее уж вовсе не касались, хоть, как и каждая живая душа, как каждая девушка ее возраста, как каждый человек обладала немалым любопытством.
Нет, конечно, она могла догадываться, но все, что ей не приходило на ум, как-то не с лучшей стороны характеризовало мадам.
Зачем мадам де Шаньи тайно встречаться со столь таинственным человеком?
Как-то на кухне кто-то сказал, что мадам вышла замуж за Рауля де Шаньи просто потому, что ей ничего не оставалось делать, ибо репутация этой милой девочки, лишь внешне похожей на светлого ангела с чудесными выразительными глазами, была все равно порядком запятнана.
И она должна быть по гроб жизни благодарна виконту, который не понятно с какой великой глупости взял ее в жены, уберег от позора, который обязательно бы затронул ее имя, не обойдя бы персону того самого жутковатого музыканта.
Кристине Даэ, простой бедной сиротке некуда было уже деваться после всего того, что произошло, если бы не виконт.
Она бы вряд ли могла и дальше слыть добропорядочной девушкой после того, как поползли слухи о том, что Кристину и ее так называемого таинственного учителя связывало гораздо большее, чем одни лишь пресловутые уроки музыки.
К тому же, нравы в театре далеки от строгих устоев и благородства.
Потому, просто наивно и глупо полагать, что сама молодая виконтесса была столь же невинна и чиста, как и ее взгляд больших и чистых глаз.
Жюли тогда, краем уха услышав такие пересуды в адрес Кристины, но верить не хотела, принимая это за грязную клевету.
Зато сейчас она это вспомнила, и к ней в душу закралось сомнение.
Сейчас она уже ничего не знала и не понимала.
Но самое главное, что тревожило ее сейчас, так это был тот человек, который доставил ей немало хлопот.
Ей надо было каким-то образом незаметно пронести к себе в комнату завтрак, чтобы накормить его, так как он был слишком слаб, и ему нужно было восстанавливать силы, а еще постирать его одежду.
Жюли глубоко вздохнула, поняв, что уж если тебя затягивает в болото одной ногой, то непременно скоро затянет и голову.
Ей ничего не оставалось делать, выбора у нее не было, и она решила, что чтобы там ни было, и как бы трудно ей не было, делать нечего, придется это преодолевать.
Первым делом она зашла в комнату к мадам, решив, забрать у нее что-нибудь из вещей для стирки, чтобы под этим предлогом затеять стирку, чтобы постирать все остальное.
Она помогла хозяйке одеться, привести себя в порядок.
- Что с тобой? - сидя у зеркала, не поворачиваясь к ней, спросила у нее Кристина.
Жюли заметила, что мадам пристально на нее смотрит, видя ее отражение в зеркале. Девушка забеспокоилась.
- О чем вы, мадам?
- Ты сама не своя, уставшая, бледная. Ты не больна Жюли?
- Нет. - Сразу же ответила ей Жюли, чтобы избавить ее от всякого рода подозрений.
Не скажет же она, что бледность ее вызвана страхом, а усталость тем, что она ужасно спала, скорчившись в неудобном кресле лишь потому, что эту ночь в ее постели провел незнакомый мужчина, появившийся подобно призраку из темноты ночи.
- С твоим отцом все в порядке?
- Да, мадам. - Наигранно улыбнулась девушка.
Лицедействовать она никогда не умела.
- Ему лучше? Это не из-за него?
- Нет, что вы мадам, - смутилась девушка, - он в порядке. Я просто... не выспалась.
Кристина подняла на нее глаза.
Девушка все-таки была встревожена, и как-то вопрошающе на нее смотрела, будто бы видела в первый раз, желая отыскать в ней что-то, что ранее было сокрыто от ее взора.
Жюли и правда кинула на мадам пару оценивающих взглядов, от которых Кристина поежилась, как от промозглого зимнего ветра и стужи.
Она всегда была уверенна, что мадам Кристина само совершенство, и иногда даже ловила себя на том, что в чем-то ей завидует.
А теперь, что теперь прикажете думать?
Пока спросить она не решалась.
Она знала, что он хотел с ней встретиться, но устраивать их встречу сейчас глупо.
Он болен и слаб, она пока ничего не знает, ей необходимо каким-то образом все рассказать.
Нет, она могла бы с легкостью просто отвести мадам Кристину к себе в комнату, чтобы они поговорили там.
Но она чего-то выжидала.
А не выгонит ли ее потом сама мадам?
Может быть, она вовсе не желает видеться с этим человеком?
- Жюли, - поднимаясь со стула, на котором она сидела перед зеркалом, сказала Кристина, - я сегодня хочу съездить со своим мужем в Париж, я устала быть тут одна!
Кристина не часто выбиралась в Париж.
Чаще она просто скучала здесь, в поместье своего мужа.
- Он вам позволит, мадам? - Спросила Жюли, зная, что муж мадам де Шаньи всегда с неохотой вызывался брать ее с собой в город, предпочитая, чтобы она была здесь.
- Я сейчас же попрошу его об этом. Мне очень тяжело быть здесь одной Жюли, ты же понимаешь. - Покачала головой Кристина. - К тому же, - вздохнула она, - чем больше проходит времени, тем мне сложнее быть здесь одной. Тем более... после всего, что произошло.
- То есть, вас не будет сегодня к обеду? - В голосе Жюли промелькнули какие-то слабые нотки надежды.
- Скорее всего к ужину, - поправляя прическу, еще раз смотрясь на себя в зеркало, сказала Кристина. - А ты Жюли... пока меня не будет, можешь навестить своего отца, чтобы ты не переживала, - ласково улыбнулась она ей, заботливо проведя рукой по ее щеке, - я же знаю, как ты его любишь. И как это важно. - Грустно улыбнулась Кристина. - Ах, если бы у меня была моя семья... Но у меня никого не осталось, ни отца, ни моего... - она резко замолчала.
- Кого?
Кристина закусила нижнюю губу.
- Никого Ж.юли. В том-то и дело, что никого...
- А ваш муж?
- О да, муж... Так вот, Жюли, навести его, - перевела она тему разговора, - ты все равно мне будешь не нужна это время, так что я отпускаю тебя!
- Спасибо мадам, - присела девушка, ее лицо озарилось улыбкой, глаза засветились огоньками, но очень быстро сразу же потухли, будто бы она вспомнила что-то омрачающее ее радость.

--

Поворот ключа в замочной скважине заставил Эрика отвлечься от своих мыслей, которыми он был занят ближайшие несколько часов, пока находился в полном одиночестве.
Все равно, кроме этого, заняться было нечем.
Оставалось лишь беспощадно терзать душу и разум.
Не столько даже душу, сколько сам разум, каждый раз побрасывая ему новые обрывки мыслей для размышлений и раздумий.
Он успел подумать обо всем, что произошло за эти несколько дней.
О том, что произошло вчера, о том, что он, наконец, в доме Кристины, и так близко и одновременно далеко от нее, об этой девушке, и еще о многом, так как одиночество располагало к размышлениям.
Вчера вечером он решительно был настроен на то, чтобы увидеть Кристину, любыми способами, как угодно, чтобы ему это не стоило.
Оставался нерешенным вопрос - как это сделать.
Потому, когда он в темноте заметил чью-то фигуру, то решил, кто бы это ни был, ему надо действовать.
Только потом он заметил, что это всего лишь хрупкая девушка, это вообще облегчало ситуацию.
Женщину всегда легче напугать, повергнуть в замешательство...
На несколько секунд промелькнула мысль, что это может быть Кристина.
Как знать, не вело ли ее сердце?
Но эта иллюзия быстро рассеялась, когда он понял, что это действительно не она.
Ярость была сильной.
Только вот непонятно - почему и на кого.
На Кристину ли, что она не чувствует этого и не ждет его уже, еще на кого-то, в чьи руках все это было сосредоточено.
Потому, испытывая такую сильную ярость, он был готов придушить эту девчонку, которая встретилась у него на пути.
Просто потому, что он встретил именно ее, а не кого-то другого. Если бы встретил кого-то еще, поступил бы точно так же.
А потом последовало то, что последовало, и вот он здесь.
Боль потихоньку покидала его тело, сменяясь новыми силами.
Надо же, мазь, о которой говорила вчера Жюли, действует.
Ключ еще раз сделал оборот, и дверь медленно приоткрылась, Жюли, появившись на пороге, быстро юркнула в комнату, держа в руках глубокую широкую чашку.
Она притворила мысочком туфельки дверь, и прошла к столику.
- Не спите?
Он хмыкнул ей в ответ.
- Ну и хорошо. Вам нужно поесть, месье, - зазвенела она чашками. - Я принесла вам бульона. Вы должны непременно все съесть.
- Я попросил тебя об услуге, но вовсе не просил быть мне матерью. - Которой у него никогда не было. Злобно съехидничал он сам себе, добавив про себя. - Не стоит. Я не голоден. - Поморщившись, недовольно пробормотал Призрак, рассматривая ее.
- Что значит - не стоит?! Когда вы ели последний раз?
Он не ответил.
Девушка вовсе не подала виду, что обиделась на столь резкое отвержение предлагаемой ею помощи.
- Вы попросили об услуге, я помню. Но вместе с тем вы нуждаетесь в помощи другого рода, а если уж я вам помогла, то не могу бросить и все остальное на пол пути.
На полном серьезе сказала девушка, присаживаясь на краешек кровати.
- Вы что ж это думаете, я вас отравить хочу? - Удивленно засмеялась она. - Ну же, обещайте поесть, иначе вам станет хуже, я не думаю, что вы не хотите выздороветь.
Девушка своей поразительной настойчивостью практически «впихнула» в него бульон.
Пришлось все же подчиниться этому.
Хотя, надо было заметить, что она была права - все же голод давал о себе знать, и поесть надо было хотя бы потому, что он потерял много сил.
- Вот теперь у вас совсем другое выражение лица! - Улыбнулась она, когда он закончил есть.
- Какое? - Удивился он, сдвинув брови.
- Более здоровое. - Хихикнула девушка. - Подождите чуть-чуть, я сейчас вернусь... - вильнула она юбкой, снова покидая его.
Но его очередное одиночество длилось не очень долго.
Он успел лишь откинуться на подушку, и поудобнее устроиться.
Девушка быстро вернулась, и снова что-то принесла.
- Месье, - заговорила она немного виновато, - ваша одежда была мало того, что испачкана, так она была еще и порвана, что ее бесполезно было бы чинить, потому я взяла на себя смелость - избавиться от нее.
Эрик, недоумевая, смотрел на нее.
Очень приятно было остаться без своей одежды, да еще не зная, что теперь будет вообще. Рано или поздно ему бы пришлось отсюда выбираться.
И что?
Разгуливать среди народа вот так, без одежды не входило в его привычки.
В его привычки вообще не входило разгуливать средь бело дня, и среди народа.
Очень мило было с ее стороны оставить его без его одежды.
- Но я принесла вам другую, - отводя глаза, протянула она ему новую рубашку. - Надеюсь, она вам подойдет. Должна... - Прищурила она глаза.
Когда Эрик с ее помощью накинул на себя рубашку, снова откидываясь на подушки, он с интересом спросил:
- Где ты ее взяла?
Девушка моментально вспыхнула, ее щеки покрылись румянцем, будто бы он задал ей какой-то уж вовсе неприличный вопрос.
Жюли вздохнула, загадочно посмотрела на него, потом снова опустила взгляд себе на колени.
- Ну... вообще-то, я взяла ее у месье де Шаньи. Если честно, - поспешно добавила она, скривив у себя на лице забавную гримаску, - мне еще никогда не доводилось заниматься воровством! Даже в самые тяжелые времена в нашей семье. Так что, точнее, я ее одолжила, надеюсь, он не заметит! - Озорно захихикала она.
Призрак в момент нахмурился, став темнее предгрозовой тучи.
- Боюсь, теперь мне придется делить с ним еще и одежду... - Огрызнулся он, и недовольно одернув рубашку, отвернулся.
Жюли его не поняла.
Она наивно захлопала ресницами.
- Что вы имеете в виду? Если бы я знала, что вас больше устроит ваша рванная одежда, то...
- Вы, мадмуазель, с легкостью обращаетесь с не принадлежащими вам вещами, не спрашивая разрешения у их хозяев! - Резко и недовольно перебил он ее, ерничая, поворачиваясь к ней. - Что еще можно от вас ожидать!?
Девушка мгновенно обиделась.
Он заметил, как ее глаза увлажнились, и она надула губы, что-то фыркнув ему в ответ.
Явно не самое приятное.
Но она это сделала настолько тихо, что он не понял ее слов.
И наверное, к лучшему.
- Хорошо, спасибо, - быстро проговорил он с холодом и недовольством, чтобы хоть как-то сгладить это, - мадмуазель все равно не поймет всего. Так что там до нашего вчерашнего уговора? Ты говорила с Кристиной? Что она сказала?
Девушка упорно молчала, не желая ему отвечать.
- Ну отвечай же, - попросил он ее настойчиво, в его голосе промелькнул нарастающий гнев.
Если бы рана не давала знать о себе тянущей болью, и у него было побольше сил, он бы уж точно кинулся на нее, и тогда бы она ему ответила.
- Хватит, что за детские выходки?! - Гневно кинул ей он.
Девушка это почувствовала, и, не желая, что б к ее горлу снова прикасались, решила, переступив через свою обиду, все же ответить ему:
- Знаете ли, - начала она, и казалось, что от ее обиды не осталось и следа, и либо это было действительно так, либо она ее умело скрыла, - пока я ничего не сказала ей. К тому же, вы сейчас очень слабы, чтобы с кем-либо разговаривать. Да и пока мадам Кристина...
- Что мадам Кристина? - Заинтересованно спросил он.
От осознания того, что она именно мадам у него неприятно сжималось сердце.
- Сейчас ее нет. Она уехала недавно.
- Куда?
- В Париж. С мужем.
- Разве Кристина покидает имение? - Приподнял он одну бровь. - По-моему ее дорогой муж практически запер ее здесь. В этом проклятом доме.
- Она редко его покидает, это правда, - ответила Жюли, - он против ее поездок в город, не знаю почему, конечно...
- Зато я прекрасно знаю - почему! - Недовольно сказал он, и его взгляд снова стал тяжелым и потемневшим. - Хорошо, продолжай.
- Ее все равно сейчас здесь нет, месье. Да и... пока я все равно не знаю, как устроить вашу встречу. Это нелегко. Я не думаю, что это будет хорошей идеей, привести ее сюда.
- Но ты же сможешь все же сделать что-то?! - Кивнул он ей головой.
Жюли вздохнула, немного помолчала, потом, не скрывая тревоги в голосе, продолжила:
- Я не знаю, что вам от нее надо, месье, и что вас связывает, но не надо сейчас мадам никаких неожиданных встреч.
Ее собеседник напрягся, ожидая того, что она скажет дальше.
- Прошу, дайте ей хотя бы немного времени. Ей сейчас и так нелегко, месье, после того, как она потеряла ребенка, которого ждала...
Взгляд незнакомца заметно изменился, он вздрогнул.
- Что? Кристина... Кристина была беременна? - Сжав руки в кулаки, а вместе с тем и сжав в них простынь, растерянно спросил он.
- Д-да... - Просто ответила Жюли, печально вздохнув.
- Как давно это произошло?
- Совсем недавно, месье. Для мадам это был большой удар...
- Кристина ждала ребенка...
- Да. - С легкостью ответила ему девушка, снова подтвердив уже только что сказанное, начав расправлять складки на юбке.
Он молчал, раздумывая.
И казалось, продолжать глупую, не несущую в себе ничего важного, нового и интересующего его, ему совершенно не хотелось.
Ему хотелось молчать.
Молчать...
В ответ на ее слова он совершенно перестал слушать девушку, погрузившись глубоко в свои мысли, а она продолжала ему еще что-то говорить, говорить...
Его чудесной Кристине причинили боль, вред, разочарование. - Заворочались в мозгу тяжелые, как свинец мысли.
Она страдала все это время...
Как он мог допустить это?
Как он мог допустить ее боль?
Он!
Он так долго оберегал ее, ограждал от ужасов внешнего мира, боли, разочарований и расстройств.
Потому что не представлял, что произойдет, если однажды он увидит в ее глазах боль и страдание.
Наверное, тогда он сам в ту же минуту умрет.
Он боялся дотронуться до нее, понимая, что своей неосторожностью может причинить ей лишь простую банальную боль.
Меньше всего он хотел, чтобы она страдала...
Мысль о ее возможных страданиях подкашивала его.
- Вижу, вы чем-то обеспокоены, месье? - Спросила его, наконец, Жюли, заглядывая ему в потускневшие глаза.
Он поднял на нее растерянный взгляд.
- Что? - Произнес он, отвлекаясь от своих мыслей.
- Вы в порядке?
- Он... хорошо обращается с ней? - Задал он не вязавшийся ни с чем, сказанным ранее вопрос.
- Кто?
- Виконт.
- Он ее муж. - Пожала плечами Жюли, считая, что этим все может быть уже заранее сказано.
- Это еще ничего не значит...
Жюли в который раз не без удивления посмотрела на него.
- Месье, понимаете ли, - снова начала девушка, отступив от прежней темы, - я не могу больше вас здесь укрывать... - В ее голосе промелькнула тревога, - это очень опасно. Кто угодно может войти, и найти вас здесь, я не смогу закрывать дверь постоянно, и не смогу каждый раз тайно приносить вам еду. Здесь полно любопытствующих. Они обязательно найдут способ, чтобы удовлетворить свою пытливость.
- К чему ты все это ведешь?
Можно сразу сказать - убирайся отсюда!
Черт!
- Кто бы вы ни были, и что бы там ни было, вы ранены, и нуждаетесь в помощи, - продолжила с прежней неторопливостью и убедительностью девушка, - к тому же, как я понимаю, вам все же нужно повидать мадам, так что надо что-то с этим придумать. Вы сможете подняться на ноги?
- Да. - Небрежно кинул он ей. - Смогу. Болит-то рука, а не нога. - С неохотой объяснился он.
Он действительно чувствовал себя гораздо лучше, и он был уверен в том, что уже сможет подняться на ноги, чтобы покинуть это место.
Покинуть-то он сможет.
Даже если она попросит его убраться отсюда как можно скорее.
Вот только, что дальше?
- Тогда... Вам нужно найти более безопасное место.
Он начал терять терпение.
Может уже хватит играть в эту долгую глупую игрушку - а все же взять и попросить уйти?
Нет, она была права.
Это, конечно, было идеальное место, ощущение того, что он находился рядом с Кристиной, что ему для встречи с ней необходимо было сделать лишь несколько шагов, приносило невероятное удовлетворение, что он все-таки достиг своей цели, и что он снова близок к ней.
Но Жюли была права, здесь было очень опасно.
Вот если бы найти такое место, где можно не переживая за то, что тебя обнаружат, переждать.
Ему пришла в голову единственная мысль, снова попросить помощи у Жюли.
Но эта мысль ему с первых же секунд своего существования не нравилась.
Он не может всякий раз, оказываясь в затруднительном положении просить у нее помощь.
У девочки, которая по всем параметрам в два, а-то и во все пять раз слабее его самого.
К тому же - просить милостыню, искать помощи у других - это вовсе не в его, Призрака оперы, правилах.
Хотя, какая к чертям разница?
Кто об этом уже помнил?
Он сам-то начал забывать, что когда-то его единственным и настоящим именем было именно «призрак оперы» а не это брезгливое, скользкое и шаткое «Эрик», от которого его иной раз начинало передергивать.
«Эрик. Эрик»... словно маленькая собачонка.
Но поделать ничего было нельзя.
У людей, в этом мире, который очень сильно отличался от того, где привык жить он, от его подвалов, люди непременно привыкли зваться по именам.
Просто матери были к ним куда благосклоннее, давая своим чадам имена, которыми их уже с детства называли, и они имели возможность хотя бы привыкнуть к ним, освоиться.
А он... кто был он?
Но уж если он решился стать, как они, хотя бы попытаться стать, как они - он должен был так же носить свое имя...
И пусть ему было непривычно и противно - но надо.
Он мотнул головой и вернулся к прежним мыслям.
Просить помощи - не важно, кем он был, призраком оперы, Эриком, кем угодно - это претило всем его устоям.
Девушка сидела на кровати, и сама настойчиво обдумывая что-то, и казалось, что ее мысли унеслись уже очень далеко от этого места.
Когда он хотел у нее еще что-то спросить, и просто потянулся к ней, девушка, придя в себя, резко отпрянула от него, как от хищного зверя, готовящегося впиться острыми клыками в мягкую нежную плоть своей жертвы.
Он понял, что за все то, что ей пришлось пережить прошлой ночью, она теперь порядком побаивается его.
Хорошо.
Пусть побаивается.
Но он все-таки решил не пугать ее, и не стал настаивать на том, чтобы дотронуться ее, к тому же - уж и не так он сам этого желал.
Не хочет, что он ее касался - не будет.
- Чего ты боишься?
- Я не боюсь. Прибавили вы мне забот. - Вздыхая, с опаской сказала она. - Я ума не приложу, как теперь со всем этим разобраться, и как из всего выпутаться...
- Мне вообще-то тоже не очень-то хочется, что бы мои планы испортил кто-нибудь!
- Хотя, знаете ли... - вдумчиво протянула она.
- Что?
Девушка поднялась, оглядела комнату, и протянула ему руку.
- Попробуйте подняться. Я снова делаю глупость! - Дрожащим голосом сказала Жюли, - вставайте месье. Но вам придется выдержать неблизкую дорогу.
Она помогла ему подняться.
- Зато я ваш плащ оставила в целости и сохранности! - На секунду ее глаза прояснились, и она, взяв со спинки стула плащ, протянула ему.
Он принял его из ее рук.
- Что ты придумала? - Набрасывая плащ на плечи, спросил ее он.
- Все, что я могу пока для вас сделать, так это отвести в дом моего отца. Все же там не столь опасно, как здесь.
Он на несколько секунд остановил на ее лице свой взгляд.
- Ты это серьезно?
- Ну не могу же я оставить вас под открытым небом... Крыша-то вам нужна, я думаю. - Честно ответила ему девушка. - У меня есть выбор? Вы не оставили его мне вчера ночью.
- Только смотри, - его голос снова начал вызывать в ней волны страха и испуга, - если ты что-нибудь сделаешь не так... почему я должен доверять незнакомой девчонке, которая всякий раз зеленеет, когда я смотрю на нее, не то что что-то еще!?
Жюли поджала губы.
- Я надеюсь, у тебя хватит ума не сделать что-либо дурное, сама понимаешь - почему?!
- Понимаю. - Отозвалась она. - Я говорю вам правду, только прошу, не делайте ничего, я же согласилась вам помочь! Я не обману вас, клянусь, месье... Разве вам до сих пор не ясно? А если не ясно - так просто поверьте!
- Жизнь научила меня не доверять людям! - Сухо ответил он ей.
- Мне жаль. - Коротко ответила Жюли.
Что она еще могла ответить?
Да, наверное, если бы жизнь научила и ее не доверять людям, они бы оба здесь не стояли, глупо пялясь друг на дружку, как два барана в оцепенении, время от времени препираясь друг с дружкой.
- Я действительно уже не в силах вас предать, потому что, боюсь, от этого пострадаю и я тоже! Поторопитесь, у нас не так много времени. Пока мадам де Шаньи и ее мужа нет, у меня есть время вас отвести.

--

За этот малый срок Жюли уже привыкла перебираться по дому с оглядками и опасками, тревожась за то, что б ее никто не заметил.
Предстоял еще один такой нелегкой путь.
Все это время она кроме стука своего взволнованного сердца ничего не слышала.
Она все время думала, а что будет, если случится худшее?
- Я поверить не могу, что это делаю! - Пробормотала она, беря его за руку. К ее удивлению он позволил ей это сделать. - Пойдемте.
Ее рука с прохладными пальцами поймала его руку, и потянула за собой.
Только через несколько минут ходьбы она поняла, что просто тянет его за собой.
- Извините, - виновато улыбнулась она, - я вас, должно, иду слишком быстрым шагом.
- Так можно загнать лошадь, не то, что живого человека!
Жюли замолчала, отвернувшись, и замедлила шаг.
Почему-то ей совсем не хотелось ни о чем говорить с этим человеком.
Он обязательно всегда очень умело находил что-то, чем можно было ее побольнее уколоть.
Однако, она вспомнила о кое чем очень важном, и что даже если ей не хочется говорить с ним, спросить все же придется.
- Сударь, я не очень хочу лезть не в свое дело, но знаете ли... я ведь до сих пор так и не знаю вашего имени. - Несмело, будто снова опасаясь чего-то, сказала она. - Довольно сложно обращаться к человеку, когда не знаешь его имени.
Эрик немного помолчал, и было заметно, что он вовсе не спешит отвечать на заданный ею вопрос.
- Меня никто никогда не звал по имени. - Пробормотал он.
Девушка обернулась, хотела было, что-то еще спросить, да не стала.
- Но если мадмуазели так угодно, - неожиданно продолжил он, - Эрик, мое имя Эрик. - Безразлично ответил он.
- Красивое. - Протянула Жюли.
Остаток пути они провели в безмолвии.
Ни один, ни вторая не пылали желанием вести праздные беседы.
Такая продолжительная «прогулка» немного утомила его, все-таки он был еще слаб.
Он чувствовал усталость, и ему хотелось поскорее куда-нибудь присесть, чтобы отдохнуть, так как плечо снова начинало ныть.
- Ну вот... - Сказала она, проходя в дом. - Сейчас вы отдохнете, месье Эрик.
Они вошли в дом, Жюли огляделась.
Вокруг было спокойно и тихо.
Тихо настолько, что ему и, правда, захотелось отдохнуть.
Она аккуратно ступала по половицам, стараясь не шуметь, показывая ему, чтобы он тоже пытался не создавать особого шума.
Эрику бросились в глаза картины в дешевых простых рамках, которыми была увешана маленькая гостиная.
Но, тем не менее, они были не дурны.
Картины - это было, наверное единственное, что в изобилии было в этой комнате, и на что еще можно было бросить глаз.
Комната находилась в полумраке, так как почему-то окна были зашторены, и солнечный свет плохо проникал в комнату, почти не освещая ее.
Этот полумрак напомнил ему его прошлое.
Все остальное, что окружало их в этой комнате, навевало откровенную тоску.
Выцветшее, серое, роскоши здесь не было, и даже худого намека на нее.
- Я проведу вас в комнату... она раньше была папиной мастерской, - объяснила ему Жюли.
Он не удивится, если та комната будет похожа на эту, и будет такой же тоскливой.
- А сейчас?
- Сейчас - нет, уже нет.
Вдруг Жюли резко остановилась.
- Жюли, малютка?
Девушка испуганно подняла глаза на Эрика, словно ожидая его реакции, по ее телу прошла дрожь, она хотела ему что-то сказать, но как только набрала воздуха в легкие, ей снова зажали рот.
- Не отвечай! - Сказал он ей шепотом, сквозь зубы.
Девушка забилась в его руках, как пойманная в силки пташка, рискующая обломать крылья, о твердь решетки.
По его взгляду Жюли поняла, что лучше с ним не спорить, так как он явно, не настроен на любого рода «знакомства», и не нуждается в том, чтобы помимо нее еще кто-то знал о его присутствии здесь.
Голос становился более отчетливым.
Эрик напрягся, если бы все это происходило в его театре, а он был бы там на своем прежнем положении, его действия были бы очевидными.
А сейчас у него был выбор, либо укрыться, либо остаться стоять вот так, растерянным. По середине комнаты, ожидая сам не зная чего.
Он выбрал первый вариант решения этой проблемы.
Если Жюли его обманула, то она сделала это напрасно.
Ему вовсе не хотелось, чтобы его еще кто-то видел здесь.
Он понял, что еще немного, и глупая девчонка отзовется на зовущий ее голос, и тогда этот человек совершенно точно здесь появится, а значит, увидит и его.
Ему вовсе были не нужны лишние свидетели.
- Жюли! - Еще раз донеслось до них.
Девушка трепыхнулась, попытавшись освободиться от его рук.
Но это было не так-то и просто.
Он сделал то, что первое пришло ему в голову.
Нельзя было допустить, что бы Жюли выдала себя и его.
Он подтянул ее к себе, крепко сжал ее в своих руках, удивительно, что у нее не захрустели кости, от такой хватки.
Она уж точно не смогла выдавить и звука из своего горла после этого, он настолько сильно стиснул ее, что она с трудом искала в себе силы, чтобы хоть каким-то образом продолжать дышать.
Он быстро потащил ее в самый дальний угол, где красовался большой шкаф, между которым и стеной было небольшое место.
Жюли очень скоро оказалась именно в этом проеме.
Другого укрытия он в спешке просто не обозначил для себя в этой комнате.
В принципе, если не обследовать комнату досконально, была возможность их вовсе и не заметить.
Если, конечно же, эта девчонка не вырвется, и не закричит во все горло, моля о спасении от ужасного животного, покусившегося на ее жизнь.
Что бы избежать этого, он прижал ее спиной к стене, придавив собственной грудью, не давая возможности пошевелиться.
Девушка захныкала, вжимаясь спиной в стену, ощущая, что еще немного, и она задохнется от того, что этот человек буквально вмял ее в жесткую стену.
Ее стоны действовали ему на и так порядком потрепанные нервы.
- Замолчи! - Пригрозил он ей. - Почему ты не сказала, что здесь кто-то еще есть?
Девушка пожала плечами, ничего не ответив, лишь только невнятно простонав что-то.
И тут он понял, что до сих пор зажимает ладонью ей рот.
Он осторожно разжал руку, и опустил ее.
Девушка быстро и часто задышала, жадно глотая воздух.
- Позвольте, я выйду... - Пытаясь отодвинуть его от себя, безуспешно стала она упираться ему руками в грудь, чтобы выбраться.
- Нет.
- Месье... - Тихо просила она.
Он окинул ее бешенным взглядом.
- Тебя здесь нет. Здесь никого нет. - Быстро заключил он. - Так будет вернее. Зачем ты меня сюда притащила, если помимо нас тут есть еще кто-то? Меня не должны видеть! Ты понимаешь, не должны... проклятая девчонка!
Если бы он умел метать взглядом молнии, наверное, Жюли бы уже давно не было бы на этом свете, она бы вспыхнула, как сухая щепка, на которую попала огненная искра его гнева.
- Моя малютка, Жюли, это ты? - Снова услышала Жюли, и из глаз ее хлынули слезы. - Где ты, милая?
Девушка чувствовала на себе сухое горячее дыхание Эрика.
Ей стоило шевельнуться, и он снова бы без труда зажал бы ей рот.
Уж лучше дышать свободно, чем глотать крошечные порции кислорода, ощущая себя так, подобно тебя опускают на самое дно озера.
Даже если бы она захотела, приложив все свои силы, которые были у нее, что бы вырваться, она бы не смогла.
Его руки держали ее, и он был куда сильнее, чем она сама.
- Месье, - шепотом вдруг попросила снова Жюли, - умоляю вас, пустите меня, сжальтесь! Это мой отец.
- Значит, что я прав? Мы здесь не одни! - Процедил он сквозь зубы. - Ты...
Он едва поборол желание, вцепиться ей в горло.
Избавиться от беззащитной девушки, почти ребенка, куда проще, чем убить коренастого сильного, способного постоять за себя мужчину.
Наверное, в моменты гнева можно забыть даже то, что перед тобою ребенок, и есть большая разница - убить ли равного тебе мужчину, или несмышленыша-девчонку.
- Господи, - взмолилась Жюли, - он слеп, месье Эрик! Он слеп! - Повысила она голос. - Он не видит, он болен, ради всего святого, он ничего вам не сделает! Только не трогайте его! Стала бы я подвергать вас и себя опасности? Он вас не увидит, но он знает, что я здесь, позвольте мне выйти к нему, вас он все равно не сможет увидеть, я отведу его обратно к нему в комнату, будьте же милосердны, месье Эрик! Я вас умоляю! Я не скажу ему о вас. Если вы будете аккуратнее, он о вас даже и не узнает, что помимо меня здесь есть еще кто-то! - Она практически умоляла его, поспешно глотая горькие слезы.
Эрик глухо вздохнул.
- Ну вы же должны понять. Я прошу такую малость...
Жюли подняла на него переполненные болью глаза.
Эрик вздрогнул, и неожиданно разжал руки, немного отступил в сторону, пропуская ее.
Жюли быстро, словно испуганный мышонок, прошмыгнула мимо него.
- Отец... - Стараясь скрыть дрожь в голосе, поспешно позвала она, кинувшись к нему.
- Жюли, доченька, я знал, что это ты! Где ты была, я звал тебя?
- Я здесь, папа! - Мягко говорила Жюли.
- Почему ты вернулась? - Жюли принялась его обнимать. - Ты плакала, моя девочка?
- Нет конечно... отец, нет, это пустяки, так... Я не плачу! Мадам де Шаньи уехала, а я вот решила навестить тебя!
- Моя дорогая! - Закашлявшись, произнес ее отец. - Я люблю тебя, ты мое маленькое чудо. Я так рад слышать твой голос, моя дорогая девочка.
- Я тоже люблю тебя папа, - ответила ему Жюли, беря под руку, - пойдем, я отведу тебя в комнату, а потом приготовлю тебе чаю, и мы немножко поболтаем. Скажи, тебе лучше? Как ты себя сегодня чувствуешь...
И голоса стали удаляться, до слуха Эрика стали доноситься лишь какие-то обрывки фраз, отдельные слова.
Да так оно было и лучше.
Он предпочитал это и не слушать.
Странное чувство сейчас испытывал он.
Эрик сделал несколько шагов вперед, и вышел из-за своего укрытия.
Ему самому была так незнакома родительская ласка, что он сам не понял, что ощутил, невольно став свидетелем этой картины.
Размышления об этом его поглотили, он отодвинул из-за стола деревянный стул, и как подкошенный обессилено рухнул на него, облокотившись на спинку.
Мысли плавно поплыли, словно обволакивая его туманом.
- Месье, все хорошо? - Вклинился в размышления тонкий девичий голосок.
Он поднял глаза, перед ним стояла Жюли.
- Вы зря беспокоились, - объяснила она, - мой отец не причинит вам никакого вреда. Более того, он не будет о вас ничего знать. Я ему не сказала. Ну... если, конечно, вы тоже будете осторожны, и не будете специально искать с ним встречи.
Она держалась с ним совершенно как ни в чем не бывало.
Да, пожалуй, он погорячился и позволил себе лишнего.
И опять напугал ее...
Ну да, надо признать, он совершил ошибку, поступил необдуманно, впрочем, поддался первому своему порыву, возникшему у него в мозгу больше по привычке, чем по желанию.
Как только у этой хрупкой маленькой девчушки хватало сил преодолевать все те обиды, которые он ей приносил, и начинать все с новой ступени в общении с ним?
Странно.
Он не понимал этого.
О, если бы она знала, кто он - она бы вела себя совсем иначе.
Наверное.
Это сейчас она не кривится в гримасе отвращения и брезгливости, это сейчас она еще находит силы видеть в нем человека, это сейчас она может помогать ему, так как не знает, кто именно скрывается под маской, и какой он на самом деле, это сейчас она называет его противным склизким словом «месье», которое, на самом деле обозначает уважение к нему, а не жалкой тварью, это сейчас она может смотреть ему в глаза, и не видеть в нем чудовища...
И ему хотелось верить, что так оно все и останется, ничего не поменяется, а она никогда не увидит того, чего не должна видеть.
Она всего лишь девочка, которую он какое-то время назад не задушил прямо в саду поместья виконта де Шаньи.
И слава богу, что не сделал этого.
- Извини, - поднимаясь, вдруг сказал он.
Жюли прерывисто вздохнула.
Ему хватило и этого.
- А теперь пойдемте, не будем терять времени! - Ответила ему Жюли. - Вам ведь надо отдыхать, а мне - еще нужно побыть с папой, и успеть вернуться в поместье до возвращения хозяев...
Наконец они вошли в небольшую полутемную комнату.
Он осмотрелся.
Обычная комната, почти такая же, как и та, в которой они были чуть ранее.
Хотя, было заметно, что когда-то это была мастерская художника.
Повсюду валялись холсты, не завершенные рисунки, наброски, на столе покоились краски, кисти.
Он не успел понять, как Жюли быстро и поспешно присела где-то около его ног, подняла с пола несколько валяющихся карандашей.
- А твой отец... - Задумчиво протянул он, осматриваясь в комнате.
- Он сюда никогда не войдет, не бойтесь. Здесь вы будете в полной безопасности.
- Ты уверенна?
- Он больше никогда не заходит сюда, - передвигая что-то на столе, и собирая в аккуратную стопку листы бумаги, ответила ему Жюли, - ...он не зашел в свою мастерскую ни разу с тех пор, как потерял зрение.
Эрик промолчал.
Он понимал о чем она говорила.
Это было ему знакомо.
Сложно возвращаться к тому, с чем тебя уже ничто не связывает по определенным причинам, туда, где жило твое сердце, и которое в один прекрасный момент разорвалось, захлебнувшись волнами горячей, напитанной болью, кровью.
- Почему? - Холодно спросил он.
- Он потерял все, что у него было, чтобы заниматься любимым делом, - не заметив, как исказилось лицо собеседника, сказала Жюли.
Эрик невольно пожалел, что спросил.
Зря он поднял эту тему.
У самого засосало под ложечкой.
- О, это тяжело. - Протянула девушка, словно имела немалое представление о том, о чем говорила. - Ему пришлось нелегко, чтобы это превозмочь!
Она быстро прибралась в комнате, так как чувствовалось, что эту комнату уже давно никто не посещал.
Эрик не торопясь, наблюдал за ней, вслушиваясь в ее слова.
- Ну вот, - сказала она, - а-то здесь уж такой беспорядок был... отдыхайте. Вы можете оставаться здесь, пока окончательно не поправитесь, и не уладите все свои дела.
- Зачем ты это делаешь? - Вдруг спросил он серьезно, и Жюли резко подняла на него испуганный взгляд больших, светло-зеленых глаз, обрамленных длинными ресницами.
Девушка явно не ожидала такого вопроса.
Это ее немного покоробило.
Наверное, ей и самой было не просто найти на этот вопрос ответ.
А тут еще вот так вот взять, и ответить ему...
- Я не знаю. - Честно ответила она. - Если уж я взялась вам помогать, то надо довести это до конца... - Наивно сказала Жюли.
И он еще больше поразился ее открытости и прямоте.
- Но ты же боишься меня, верно?
Он сделал несколько шагов ей навстречу, и через секунду девушка снова ощутила на своем лице тяжелое горячее дыхание.
- Боишься... а помочь стремишься так самоотверженно... Странно.
Угнетающий ее и опасный взгляд снова гипнотизировал ее, не позволяя пошевелиться и отвести глаза.
Хотя, почему-то иногда ей казалось, что в его взгляде проскальзывает что-то такое... что именно - она даже не могла толком дать определение.
Страдание, что ли.
- Странно? - Облизав губы, прошептала Жюли. - Почему? Ну да, боюсь....
- Тогда к чему все это? - Усмехнулся он. - Может быть... я убью тебя сразу после того, как ты мне поможешь... Не думала об этом?
- Нет.
Он едва не расхохотался...
Сам же над собою.
Он с самого детства привык видеть в людях темные жестокие, лишенные самого простого сострадания и понимания, души, и это было проще, когда являлось правдой, а здесь...
Девушка пожала острыми плечиками.
- Нет, не думала.
Он криво усмехнулся.
- Только не обольщайся, что я буду тебе за все благодарен... - Ехидно заметил он. - Будь бдительнее, не забывай, что я говорил тебе вчера.
Жюли в глубине души согласилась с этими его словами.
Уж лучше забыть обо всех любезностях, и как он сами сказал, быть бдительнее.
Неизвестно, когда его рука потянется к ее горлу.
- Мне нужно будет скоро покинуть вас, мадам должна уже вернуться. - Поспешно произнесла девушка, отвернувшись от него, и снова начав копаться среди всяких безделушек на столе, только чтобы не встречаться с ним взглядом. - При удобных случаях я буду вас навещать, только обещайте, что не будете выходить из дома, и, пожалуйста... папа... - Ее голос задрожал и сорвался.
Он заметил, как она заскребла ногтем по столешнице.
- Не беспокойся за него. С ним ничего не случится. Я обещаю. - Твердо ответил он, чтобы успокоить ее, и прошелся по комнате.
Жюли окинула его еще раз взглядом.
- Спасибо, - с просветленной улыбкой сообщила ему она. - В этом я доверяюсь вам. Я надеюсь... у меня больше никого нет. Он, правда, ничего не сделает вам.
- Я уже понял это, Жюли. - Оборвал ее Эрик.
Она понимающе кивнула.
- Я буду навещать вас, чтобы следить, как вы поправляетесь, и приносить вам еду.
- Не обязательно следить за тем, как я поправляюсь. - Скривился он. - Мне уже лучше. - С неохотой отмахнулся Эрик.
- Хорошо, но вы же не будете отрицать того, что есть-то вам все же надо... Я думаю, голодная смерть - это вовсе не то, что вы искали здесь.
- Хорошо. Я могу быть уверен в том, что я могу просить тебя о каких-либо одолжениях, если мне что-то понадобится, и что ты их выполнишь?
Девушка пристально посмотрела на него.
- Если я буду в силах, то да.
- Очень хорошо. - Он сделал несколько шагов по направлению к ней, и, взяв ее за подбородок, приподнял ее лицо, чтобы посмотреть ей в глаза. - В конце концов, мне нужно от тебя не так уж и много. Ты знаешь это сама, Жюли Лоранс.
- Я знаю. Я постараюсь, я же говорила, - выдохнула она, и покладисто кивнула головой.
- Хорошо. И еще... твой отец точно не обнаружит странного гостя в своем доме?
- Отец очень плох. Я вам уже говорила. В мастерскую он точно не зайдет, видеть он не может. Я не сказала ничего папе. Ему не надо об этом знать. Он крайне редко покидает свою комнату. Чаще, я навещаю его в ней, и вывожу на прогулку. Я буду навещать отца в свободные минуты, и вас, конечно же. Я постараюсь придти завтра, принесу вам обед.
Ей было ужасно не по себе от того, что она так близко была к нему.
В маске он был, или нет - но перед ней стоял мужчина.
А сама по себе мысль об этом ее медленно начинала угнетать.
До этого ей приходилось общаться лишь со своим отцом, ну и с соседскими мальчишками.
Хозяин - не в счет.
Потому, ей всегда казалось, что мужчины какие-то совершенно другие существа, а в мозгу ее прочно отложились слова ее отца, понимающего то, что дочь растет, что их надо остерегаться и опасаться.
Похоже, с самого первого момента начала всей этой истории этого-то как раз ей и не удалось этого сделать.
- Мне уже пора.
Он сделал пару шагов назад.
- Иди. И не забывай о чем я тебя просил...
- Я помню. - Подходя к двери, сказала Жюли.
- Жюли, - позвал он вдруг, когда девушка почти собиралась покинуть комнату.
Жюли испуганно оглянулась.
Он увидел, как побледнело ее лицо, а глаза потухли в испуге.
- ...У вас нет библиотеки? - Спросил он, понимая, что задает совершенно глупый вопрос, даже не ожидая на положительный ответ, однако понимая, что если будет молча, ни чем не занимаясь, сидеть в этой норе, ожидая встречи с Кристиной, и скрываясь от всего живого, подобно крысе, то попросту сойдет с ума.
Девушка вернулась в комнату, прошла к окну, присела у тумбочки, и, выдвигая ящики, начала:
- У папы где-то были книги... Были, я помню, свои самые любимые он хранил где-то здесь. Где-то были еще, я поищу. Вот месье Эрик, здесь у папы книги, - сообщила она, выдвинув последний ящик. - А остальное я обещаю найти позже. А теперь, вы не возражаете, мне необходимо уйти. Мне надо еще зайти к отцу...
Жюли улыбнулась, и, зашуршав юбкой, разворачиваясь к выходу, покинула его, мягко захлопнув за собой дверь, отдав его во власть собственных размышлений.


4.

«Ах, да!» - Вспомнила по дороге Жюли, она так и забыла спросить у него, кто он есть на самом деле.
Недовольство собой в ней возросло.
Она ведь помнила все это время?!
Ну не мудрено упустить это из внимания, на нее столько свалилось за этот день.
Хотя, уверенность в том, что он вот так возьмет, и расскажет всю правду, если она спросит, была невелика. Как же, похож он на того, кто любит вечерами сидеть за чашечкой ароматного чая, и рассказывать истории, в частности о себе. Жюли горько усмехнулась сама себе.
Жюли пришла, когда мадам де Шаньи уже вернулась.
- Мадам, простите, я задержалась... - Виновато сказала девушка, зайдя в комнату Кристины.
- Ничего. Я только приехала. - Снимая шляпку, устало сказала Кристина. - Как отец, ты была у него?
- Да, мадам.
- И как он?
- Спасибо, мадам, ему немного лучше. Но все же не настолько, чтобы сказать, что болезнь отступила.
- Говори мне, если что-то не так, хорошо? Я постараюсь тебе помочь, если это будет в моих силах.
Жюли присела в реверансе.
- Благодарю вас, мадам! - Смутилась она. - Как вы прогулялись по городу?
Кристина вздохнула.
Она сделала несколько шагов, прошла к кровати, положила на нее шляпку и перчатки, и села рядом.
- Хорошо, Жюли. Но мне стало немного грустно.
- Почему, мадам? - Удивилась Жюли.
- Есть моменты, которые у тебя не получается забыть, как бы ты этого не желал... - Опустила она глаза.
- Вы по чему-то тоскуете, мадам... или по кому-то? - Добавила несмело Жюли, вдруг поняв, что этого, может быть, и не следовало делать.
Кристина взволнованно подняла на нее глаза. Девушка растерянно стояла по середине комнаты, теребя в руках полы своего фартука, и тупя глаза в пол, не решаясь продолжать далее.
- Почему ты это сказала? - Нахмурилась Кристина.
- Я... я просто подумала, мадам, что если вы так переживаете, возможно, в ваших воспоминаниях есть какой-то важный для вас человек, или... - Попыталась оправдаться Жюли. - Ну... так ведь чаще бывает, когда мы тоскуем по кому-то или чему-то из прошлого...
- Не правда! - Запротестовала она.
Кристина еще раз вздохнула.
- Не говори об этом больше никогда, хорошо, Жюли?! Не будем продолжать об этом, - поднялась она с кровати, - и Жюли, дорогая, сделай мне чаю, пожалуйста, я устала, хочу немного отдохнуть до ужина.
- Да, мадам, хорошо. - Сказала Жюли, покидая спальню мадам.
Когда ей сказать? - Думала девушка, готовя чай для мадам.
Кристина всегда просила сделать ей чай, когда ей было не по себе или она была чем-то расстроена.
Она говорила, что только Жюли делает такой чай, который способен утолить не только ее жажду, но и грусть.
Сейчас она тоже была чем-то обеспокоена.
Прогулка по городу, видимо, пошла ей не на пользу.
Странно. Вообще, похоже жизнь и мысли мадам таили много секретов. Что же такого ужасного могла скрывать мадам, - думала Жюли. - А еще этот человек... Когда ей лучше сказать о нем? И как бы это так сказать?
Она так задумалась, что не заметила, как перелила воды в маленький заварной чайничек, и чай из него уже горячими струйками лился на поднос.
Жюли негромко вскрикнула, когда заметила это.
Растяпа ты! - Проворчала она, обругав себя. Ей пришлось делать чай для мадам еще раз. В этот вечер она решила ничего ей не говорить.

--

Эрик осторожно захлопнул книжку, как только услышал, что дверь потихонечку начинает приоткрываться. Он невольно напрягся, словно в любой момент готовый принять непрошенных гостей, вскочив на ноги, и пережав им горло.
Дала о себе знать годами выработанная привычка. Но вместе с тем на секунду его сердце замерло, появилось какое-то странное ощущения беспомощности и непонятности.
Прошло еще несколько коротких секунд, и он увидел на пороге Жюли.
Нельзя сказать, что он безумно обрадовался ее визиту, но давящая тревога спала.
Девушка вошла в комнату, неся в руке корзину, в которой, судя по всему, она принесла обещанную еду. Да будь она неладна!
- Ну что, - ставя на стол тяжелую корзину, сказала она, - вам лучше?
- Гораздо. - Коротко и бесцветно ответил он.
- Я рада.
Жюли начала копаться в корзине. Эрик покрутил в руках книгу, а затем поднял на нее глаза.
- Мадмуазель всегда столь бесцеремонна? - Приподнял он одну бровь, зло съязвив.
У него это отлично получилось. Жюли в один момент смутилась, ее щеки покраснели, залившись румянцем.
Ну да, возможно она поступила неправильно, не предупредив его.
А как она могла предупредить? Он об этом не подумал?
Ей так хотелось ему ответить: «Вообще-то вы тут в доме моего отца на правах гостя!» - но не стала.
Ее голова у нее на плечах ей еще понадобится. Хотя бы для того, чтобы подумать в следующий раз - ответить ему или все же промолчать.
- Простите. Мне стоило постучать, я понимаю. - Сказала она, принимая свой проступок и виновато опуская глаза.
Правда, хотелось ей вовсе не извиниться, а впервые за все это время сказать ему тоже что-нибудь гадкое.
Хотя, он был прав! - Продолжила она рассуждать про себя, успокаивая саму себя. - Мог бы выйти конфуз. Да еще какой. Мало ли что! Все же в комнаты к людям, когда они там одни - не врываются. К тому же, похоже, этому господину есть, что скрывать! Иначе, он бы не уделил этому такое пристальное внимание.
Жюли догадалась, что возмутило его именно то, что ее, как он назвал сам, бесцеремонность могла привести к тому, что она могла неожиданно для себя раскрыть какой-то из его секретов, которые он так тщательно пытался от нее скрыть.
- На будущее, если хотите посетить малознакомого вам мужчину с визитом, юная мадмуазель, постучите в дверь. Это очень легко, поверьте, а главное, может уберечь вас от множества ненужных проблем и забот. А-то вы можете застать его вовсе в неприглядном виде! - Вдруг свел он все на злую шутку над ней, не упустив шанс еще раз съязвить.
Он в самом, что ни на есть прямом смысле слова, над ней издевался.
Жюли негодовала.
Как же ей захотелось сейчас запульнуть в него чем-нибудь тяжелым, а еще лучше и острым. Вот бы была картина! Только вот мало того, что эта картина будет последнее, что она сможет увидеть в этой жизни, так и за этот спектакль ей придется ведь расплачиваться собственным горлом.
Ведь придется! Свернет шею, как куренку.
И докажи потом...
- Я запомню. - Недовольно сказала она. - Я принесла вам поесть! И вообще, постаралась, что б еды вам хватило, как минимум на несколько дней. Так как я не знаю, смогу ли я навещать вас каждый день. - Обида девушки постепенно начала сходить, и она вернулась в свое прежнее состояние.
Даже слегка улыбнулась.
У девочки поразительное свойство - забывать обиды, она не умеет даже порядком злиться и обижаться. - Вдруг неожиданно подумал он.
- Так что с Кристиной? - Спросил он, откладывая книгу, и вставая с кресла, переведя тему.
Мысль о том, что он должен ждать, вот здесь, в серой пыльной комнатушке, снова в полумраке, снова взаперти, подобно склизкому, мерзкому червю, глубоко забивающемуся в свою нору, ожидая _ее_ появления, начинала повергать его в бешенство, чем дольше он ждал.
Почему он должен тратить время и ждать?
Он пришел к ней, он пришел ради нее...
Ради Кристины... Как знать, может она все изменит. Может она захочет все изменить.
Может, это было наивно - так полагать. Ну или она хотя бы захочет объясниться с ним, впервые поговорив с ним, как с человеком, а не ангелом, не животным... Он так мало просил...
- Так что сказала Кристина? - Повторил он, сделав шаг ей на встречу.
Девушка немного сжалась, поняв, что он направляется к ней, и отшатнулась, сделав шаг назад.
- Ну, я пока ей ничего не сказала...
Он недовольно окинул ее взглядом.
Господи, иногда бывает такое состояние, что жалеешь практически обо всем.
И дернул же ее лукавый связаться с этим человеком.
С кого теперь держать спрос, случись что?
С нее, конечно! Сама виновата. А виновата ли? Ну не случалось с ней никогда ничего подобного. Да и откуда ей было знать...
А вообще, кому ведомо, что на уме у совершенно незнакомого странного мужчины, в данный момент проживающего у нее в доме?
Она и пискнуть не успеет, коли ему вздумается, например, сгрести ее в охапку, и растерзать, не оставив на ней и живого места, растянув хотя бы здесь, на этом самом полу.
Хотя, этого она боялась в самую последнюю очередь, и об этом предпочитала не думать вовсе, так как касаемо этой стороны жизни знала не больше, чем, к примеру, о существовании какого-нибудь трактата об «учения о душе» Фомы Аквинского или о «поэтике» Аристотеля.
И страх этот за сохранность собственной жизни в ней возникал постольку поскольку, еще лишь в зачаточном инстинктивном виде, только потому что с самого рождения в каждом человеческом существе сокрыт где-то глубоко-глубоко, до определенного момента не давая о себе знать.
Ох, не нравится ей этот его взгляд. Хотя, нельзя отрицать, что одновременно, и есть в нем что-то такое, влекущее и притягивающее.
- Почему?
Жюли с трудом сглотнула, в горле пересохло.
- Ну, во-первых, я хотела поговорить с вами, прежде всего, и потом сказать уже ей.
- Хорошо, что ты хотела узнать у меня? - На удивление спокойным тоном спросил он.
Девушка начала разбирать корзину, что бы избавить себя от столкновения с его тяжелым взглядом.
- Я все время думала, как было бы лучше... и вот что... иногда мадам выходит на прогулки... - Задумчиво начала Жюли, не поднимая на него глаз. - Я думаю, вы могли бы встретить ее там, если вам надо поговорить. Это будет вернее, чем еще где-то, и намного безопаснее. Я объясню вам, где обычно она гуляет. Вы без труда ее отыщете. Она часто бывает у озера...
- Завтра она пойдет туда? - Поспешно задал он ей вопрос, словно соломинка, которую она только что кинула ему, была единственной, за что он мог ухватиться на этой тонкой тропинке, ведущей к Кристине.
- Я думаю да, - ответила ему Жюли неуверенно. - Но я смогу убедить ее в необходимости прогулки.
- Это даже лучше, чем я предполагал. Тогда тебе даже не стоит говорить ей ничего!
- Вот и хорошо, - с легкостью согласилась девушка.
- Ты же меня не подведешь, верно? - Он коснулся ее запястья.
Девушка поспешно убрала руку, и спрятала ее за спиной.
- Конечно нет.
Она давно убедилась, что противоречить ему бесполезно, а ее страх будет нарастать и преувеличиваться до тех пор, пока она будет пытаться противостоять ему.
Потому, чтобы там ни было, и чтобы не происходило, ей оставалось только верить в то, что она сделала правильный выбор, который не приведет к ужасным последствиям.

--

Последующее утро Жюли возилась со своими делами, что-то делала, впрочем, как и обычно. Столь резкие изменения в ее жизни ни в коем разе не должны отразиться на ее работе, работать-то ей больше, чем необходимо.
Только лишь одно мысль не выходила у нее из головы последние несколько часов.
Она хорошо помнила, что обещала Эрику.
Но только вместе с тем почему-то испытывала угрызения совести перед мадам де Шаньи.
Не хорошо все это!
Но, если все было так, как она предполагала, еще большие угрызения совести ей надо было испытывать перед хозяином.
Муж Кристины покинул дом утром. Потому хозяйка, впрочем, как и обычно - скучала.
Жюли несколько раз заглядывала к ней в комнату, Кристина сначала сидела за своим туалетным столиком, сосредоточив свой взгляд на пустоте, глядя куда-то далеко в окно, потом просто бродила по комнате, с полными грусти глазами.
Ей было не по себе.
Она ощущала что-то такое, чего не ощущала уже очень давно. Особо острую тоску, переплетающуюся я с болью.
Ближе к полудню Жюли снова заглянула к Кристине.
- Жюли, - с тоской позвала она ее, - пройди сюда, сядь рядом. Поговори со мной о чем-нибудь. Мне нехорошо. - Зазвенели нотки тоски и боли в ее голосе.
- Вам плохо, мадам? - С тревогой спросила Жюли, подходя к Кристине. - Вы снова плохо себя чувствуете?
- Нет. - Ответила она девушке, покачав головой, - просто мне грустно.
Глаза девушки загорелись странным огоньком.
- Грустно? Ну тогда лучшее лекарство от грусти, - начала она наигранно, - это прогулка, мадам! Погода замечательная, вы не хотите прогуляться по своему обычному маршруту? До озера с кувшинками, на которое вы любите смотреть.
Жюли всегда было интересно, почему мадам всегда часами любила смотреть на озеро, которое было неподалеку.
Именно на него.
Она объясняла ей, что на нем очень много красивых кувшинок, таких красивых, что она не может оторвать от них глаз. Не совсем разумное объяснение, однако верить-то приходилось. Хоть и надо признаться, кувшинки были самыми обычными.
Кристина подняла на нее глаза.
- Да, думаю, это было бы не плохим решением. Мне все равно здесь одиноко. Ты со мной прогуляешься, верно, Жюли?
- М-мадам... - Замялась девушка. - Я даже...
- Ну же, Жюли, прогуляемся, одной мне будет еще тоскливее.
Кристина начала собираться на прогулку.
- Мы пойдем вместе, - улыбнулась она, беря ее за руку. - Пошли, снова посмотрим на кувшинки!
Жюли дала согласие.
Кристина первую половину пути шла вдумчивая, и почти с ней не заговаривала вообще ни о чем, словно пригласила ее прогуляться с собою лишь для того, чтобы ощущать ее, как свою собственную тень, не больше.
- Не молчи, Жюли, - наконец сказала Кристина, устав от гнетущей тишины, когда молчать и слушать глухое биение своего сердца больше не было сил.
- Я не хотела вам мешать, мадам. Вы думали. - Тихо отозвалась Жюли, словно сама пребывала в задумчивости.
- Я вспоминала.
- О чем, мадам?
- Так, обо всем. - Словно не желая отвечать, отозвалась Кристина.
Жюли вздохнула.
- Мадам, как много загадок у вас.
Кристина немного смутилась.
- Да о чем ты, какие загадки. Моя жизнь настолько проста, что в ней нет ни одной загадки. - Кажется, она сказала это разочарованно.
Жюли протянула на ходу руку, коснулась ветки кустика, попавшегося им на пути, и в ее руке оказался сорванный листок.
Она начала крутить его в руках, рассматривая тоненькие зеленые прожилки.
Остаток пути до озера Кристина, нахмурившись, молчала. Они медленно молча шли, когда вдруг Кристина приостановилась, схватив за руку Жюли.
- Ты слышала, - тревожно спросила она.
- Что?
- Сама не знаю... - несмело произнесла Кристина, - шум. Или...
- Мадам. - Выдохнула Жюли. - Да нет же, о чем вы? Ничего такого.
- Не говори, что не слышала, что это плод моего воображения... - Почти с надрывом выпалила Кристина. - Жюли, скажи же... Я слышала! Умоляю, скажи, что тоже слышала!
Жюли остановилась, встав позади Кристины, не решаясь идти дальше, так и не дав ей ответа. Кристина, словно не заметив того, что Жюли больше не рядом с ней, сделала шаг вперед.
Потом еще один.
И еще...
Она продолжала несмело и осторожно ступать по земле, сердце ее забилось так гулко, что она уже была не в состоянии слышать что-либо, кроме ударов, отмеряемых ее сердцем.
Сейчас, слепо и необдуманно, снова ведомая до боли знакомым ощущением, разливающимся сладким предвкушением чего-то необъяснимого по всему телу, от которого ее сердце начинало биться чаще, она могла бы слепо ступить хоть в пропасть, не страшась разбиться.
Она шла, забыв именно, куда и зачем идет до тех пор, пока ее взгляд не уперся в темную фигуру, которую узнать ей не стоило труда. Она могла узнать его по одним лишь очертаниям силуэта.
По крайней мере, ей так казалось.
Из груди ее непроизвольно вырвался глухой прерывистый стон.
Ей захотелось закричать, но она не смогла. Вопль ужаса застыл у нее в горле, как комок чего-то сухого и колючего, приносящего дикую, почти адскую боль. Она снова ощутила себя совершенно беспомощной, не в силах противостоять происходящему.
- Ты... - Прошептала она сухими губами. - Я думала ты...
- ...Умер?! - Добавил ее неожиданный, появившийся, словно из небытия собеседник с ухмылкой. - Нет. Как видишь - нет. Физически я жив, Кристина. А ты бы желала этого, вижу.
Кристина коснулась своего лица холодными кончика пальцев. Бредит ли она?
- Господи, это ты... - Продолжала она не верить своим глазам. Если это правда - то это шутка, а если шутка - то злая шутка. За что с ней так? Не может быть! Этого не могло быть! Вот так зло пошутить над нею...
Неужели он пришел?
...За ней!
Ее сердце сжалось под натиском странной тянущей боли, моментально перерастающей в испуг. В страх. В страх того, что это само возмездие к ней явившееся, обрекающее своим появлением на страдания и муки, безжалостно повергающее в адский пламень, охватывающее душу, уносящее своим темным образом в мир терзаний и маеты.
Вдруг она вспомнила о Жюли, поспешно обернулась, но за ее спиной, да и поблизости никого не было. Ей почему-то снова захотелось кричать.
- Кого ты ищешь? - Спросил ее Эрик, замечая, как она поспешно осматривается.
- Никого. Я никого не ищу. - Объяснила она, до сих пор не веря в то, что это он. - Не подходи! Не подходи ко мне! - Предупреждающе произнесла она.
Он и не думал, стоя на своем месте. С чего вообще решила? Или думала, что голодным зверем кинется на нее?
Они оба замолчали на какое-то мгновение. Кристина молча смотрела на него, поджав губы, словно из ее сердца рвалось что-то ему на встречу - ненависть ли, ярость ли, сострадание ли, неизвестно. Но определенно, она не желала выпускать это наружу, словно боясь, сломаться под тяжестью этого чувства, рухнув без сил прямо к его ногам. Наконец, она решилась спросить.
- Как ты оказался здесь? Зачем? Что тебе надо?
Молчание.
Отвечать он не торопился.
А она, казалось, не торопилась услышать его ответ. Кристина стояла, как вкопанная, боясь пошевелиться. Она боялась, что если и пошевелится, то непременно сделает шаг вперед. К нему. Наверное, не по желанию, не по нужде, не по приказу... по привычке. Такой знакомой и простой, но ставшей сильнее ее самой, ее желаний, ее разума. Просто, снова шагнет в темную бездну, которой он был окружен с самого начала, ведомая до боли знакомым голосом...
Его голосом.
Господи, столько ночей подряд ее сердце заходилось в стенаниях, пребывая в неведенье - жив ли он, в самых потаенных уголках своей души желая снова слышать его голос, снова оказаться в своей сказке, которую подарил ей ее отец, а он, то ли сам того не желая, то ли преднамеренно продолжил...
А сейчас она едва сдерживалась, чтобы не кинуться на него, начав биться у него на груди, растерзанной птицей с подрезанными и обломанными крыльями. И она не знала, чего требует ее сердце, то ли радоваться, что он жив, и благодарить бога, либо исходя пожирающей ее рассудок ненавистью, кинуть ему во всеуслышанье «ненавижу», умоляя уйти и больше не появляться, и до хрипа убеждать его и себя в ненависти, которую он сам породил внутри нее.
Кристина тонула в тумане, сгущающемся вокруг нее, как вязкие густые зимние сумерки. Такое бывает, когда никак не можешь отойти от дурного сна, и долгое время ходишь, как сам не свой, не в силах прогнать дурные мысли.
Нет.
Нет. Она не верит. Не может этого быть. Не возвращаются тени, растворившиеся в неизвестности, поглотившиеся огнем и тьмой, становясь не больше, чем прозрачной дымкой при первых лучах солнца, прахом разнесенные по земле, не бывает такого! Не бывает!
Если бы сейчас разверзлись небеса, и ее разразило молнией, Кристину бы эта мысль не столь испугала, и было бы не так невыносимо, как сейчас сносить его взгляд на себе.
Нет, конечно, можно сейчас кинуться со всех ног назад, куда глаза глядят, спасаясь от него. Да что это даст? Что даст побег от своего собственного сердца, от своих же мыслей и терзаний, от страхов?
- Наконец-то... - Произнес он ничего не говорящую Кристине фразу, и все-таки, не приняв во внимание ее предупреждения, сделал несколько шагов ей на встречу. - Кристина...
Но Кристина отступила назад.
Видеть ее снова, вот так, близко, рядом - означало снова стать беззащитным и уязвимым. Да и пусть... пока она с ним.
- Зачем ты вернулся? - Испуганно прошептала она. - Как ты нашел меня?
- Это легко... - Ответил он. - Или ты забыла, что мне не составляло труда быть всегда рядом?
Кристина опустила глаза, попытавшись скрыть от него слезы, которые внезапно нахлынули на нее.
- Но это было там... давно. - Словно попробовав откупиться бессмысленно отговоркой, растерянно протянула Кристина, пряча от него глаза. - Зачем ты пришел сюда?
- Поговорить. - Подошел он ближе, сложив руки на груди.
На этот раз Кристина не сдвинулась с места.
Она молчала. Казалось, она погрузилась в свои воспоминания. Она на удивление не могла унять беспрестанно катящиеся у нее из глаз слезы.
Только сейчас, стоя на расстоянии всего лишь пары шагов от нее, от своей примерной и смышленой ученицы, которой он был наставником, от своей прекрасной девочки, для которой он хотел быть больше, чем ангелом, которой он был готов отдать собственную душу, и которая сделала все, чтобы уничтожить ее, - сейчас ощущал он, как все это время он тосковал.
Тосковал без нее.
Тосковал по ней, по своей прекрасной, нежной Кристине. По ее голосу, по ее глазам, по ее губам...
Он посмотрел на нее, и ощутил, как по телу прошла странная, та самая, пугающая его разум, и мучащая тело в самых страшных его кошмарах, дрожь. Он оглядел ее пристально, Кристина это ощутила, ее тело покрылось мурашками.
- Ты изменилась. - Сказал он недовольно, и эти слова, словно обвинения, тяжелыми каплями обиды и ярости упали к ее ногам.
- Стала хуже?
- Стала другой. - Объяснил он.
- Что это значит? - Подняла, наконец, на него глаза Кристина, вытирая слезы со щек, и хмуря брови.
- Твои глаза больше не сияют, Кристина Даэ.
Кристина всхлипнула.
- Я не Даэ, я де Шаньи. - Воспротивилась она.
- Надо же! - Огрызнулся Эрик. - Для меня такой не существует. И для окружающего мира, похоже, тоже...
Кристина смотрела на него воспаленным взглядом. В ее глазах читалась боль и тоска. Она не знала, рада ли она этой встрече, нет ли. Она испытывала в себе сейчас столь неравнозначные чувства, что уже начинала бояться не его, а саму себя.
- Скажи, - вдруг спросил он мягко, сокрыто уповая на что-то, больше не в силах терпеть эту ее боль в глубине глаз, - ты не тосковала по своему учителю? Не чувствовала, как скучаешь по урокам? По театру?
Кристина сделала несколько шагов вперед, пока не подошла вплотную, словно желая рассмотреть еще лучше. К чему задал он этот вопрос? Не уж-то нуждался так в ее ответе, сам все видя в ее взгляде. Или взгляд ее уже давно не таил в себе ответ на эти вопросы?
- Ангел музыки! - Прошептала Кристина, с жадностью рассматривая его, словно желая насытиться, задерживаясь взглядом на отблеске его глаз. - Отец обещал прислать своей маленькой девочке Ангела музыки, и прислал... Ангел музыки пришел к ней. ...Я помню эту сказку, - на последней фразе голос ее напрягся, и то ли со злостью, то ли с горечью закончила она ее. - Мой Ангел музыки... являвшийся к ней во сне прекрасным голосом... Папа всегда мечтал о том, что бы я пела... Он сделал это реальностью. Ангел музыки, который исполняет мечты! Я спала... это был сон, который стал для меня явью...
Она, явно бредила.
Но он не стал прерывать ее воспоминаний, в которые она была погружена, покорно принимая их. Только тщетно пытался взять контроль над свои участившимся дыханием.
- Мой Ангел музыки... вот уже столько времени Кристина не слышала его. Все закончилось. Он покинул ее. - Тихо прошептала она.
Кристина вскинула руку. И медленно протянула ее, словно желая коснуться его. Он взял ее руку, и отвел от лица, сдерживая порыв - никогда не отпускать ее руки из своих, чувствуя тепло ее кожи, знать, что она рядом, что она с ним, что она... его. И так и не отпустил, сжимая ее запястье. А она - на удивление, не противилась этому.
- Ты уверенна, что это он ее покинул? - Он взял ее руку и поднес к своим губам, словно желая уловить хотя бы крошечный шанс снова побыть с ней, чувствуя ее тепло.
Это словно отрезвило ее.
Кристина ощутила его прикосновение, фантазии рассеялись, она пришла в себя, спустившись с облаков, на которых в прозрачной сладкой дымке кружились ее мысли. Ее взгляд стал проясняться. И она испугалась.
Испугалась того, что слишком близко стоит к нему, того, что, ослабев, позволила себе погрузиться в сокровенные, тайные мечты, о которых уже давно не решалась даже вспоминать, того, что воспоминания взяли над ней верх, и ей снова так захотелось перенестись туда, в тот мир, в то время, когда она ощущала себя маленьким защищенным ребенком, у которого был ее Ангел... До тех пор, пока она не поняла, что сказка была не больше, чем плод ее воображения, а он всего лишь играл с ней ради каких-то своих особых прихотей. Она верила, верила... Или это уже он играл в ее игру, не желая обидеть маленького ранимого ребенка? Кому знать? Кому известно - тот никогда не ответит...
- Он не мог ее покинуть, так как любил ее! - Продолжил Эрик.
- Ты лжешь, лжешь! Ты всегда лгал! - С горечью застонала она. - Лжешь...
Лжешь! - Отозвалось у него звоном внутри его груди, замедляя ход его сердца. За этим он вернулся? Да хоть бы и за этим, наверное, это самое большее, чем теперь могла одарить его она. И за этим вот «лжешь, и всегда лгал!» срывающееся отравленными каплями прогорклого нектара, следовало бы вернуться, почувствовав хоть ненависть с ее стороны. Пусть ненависть, только б не сострадание, как больному да немощному. Пусть лучше ненавидит...
- Нет. Она была его... музыкой. Это она покинула его...
- Ты вернулся, чтобы напомнить мне об этом? Тогда я не хочу... я не хочу вспоминать об этом. Там слишком много того, что причиняет мне боль.
- А моя боль? - Вопрошающе произнес он. - Ты не подозреваешь о ней, ты, это ты отвергла ангела, который любил тебя, а не он тебя, лишив его музыки! Навсегда!
- Не правда! - Вскрикнула Кристина, словно в нее вонзили острый кинжал, выпрямившись, словно струна, которая обещала вот-вот лопнуть. - Сам! Сам! Ты! Не я! - Едкими пощечинами его захлестали ее слова. Она зашипела, словно разъяренная кошка, пытаясь отстоять свою невиновность перед ним. - Какое право имеешь обвинять?!
А чего он ждал?
Что его маленький ангел кинется к нему в объятия, ища ласки, нежности, томных вздохов, поцелуев, прижимаясь к его груди, и желая его, желая вернуться к нему?
Глупо! Идиотская надежда! А он похож на глупого несмышленого ребенка, коли, на это рассчитывал. Не даст ему творец этого, никогда не позволит. Уж больно забавная потеха - смотреть на извивающуюся, словно пришпиленную в земле рогатиной змею его душу.
Кристина притихла, словно маленький напуганный зверек, косясь на него.
- Ты больше не поешь? - Задал он неожиданный вопрос вполне спокойным и размеренным тоном.
- Нет.
- Значит, и голос тоже он отнял...
Глаза Кристины снова наполнились слезами.
Замолчи! Замолчи! - Кричал ее рассудок ему в ответ.
Но она молчала, боясь произнести хоть слово в ответ, воспротивиться, опровергнув его слова.
- Кристина, мне надо знать... ответь мне, ты счастлива с ним? - Он сжал ее ручку еще крепче.
А как знать, может, надоест ему цирк, и сжалится он, и позволит ей вернуться... к нему, к ненавистному всеми и вся его детищу, созданному по прихоти жестокого советчика на потеху от скуки и уныния?
Кристина поморщилась. Но не от боли, которую приносила его хватка, а от осознания, что она ощущает тепло его рук, и не может найти в себе силы вырваться из этого плена.
- Он любит меня. - Сникающим голосом ответила она. - Не надо. Не спрашивай ни о чем. Ты пришел, чтобы мучить меня?
- Не ужели ты счастлива все это время? Даже твое тело отвергает его... твой ребенок...
Кристина скривилась в судороге боли. Не это ты искала... не этого ты ждала...
- Не надо, прекрати! Прошу тебя! Уходи, не надо! Уходи же! Оставь меня! Тебе было мало? Мало того, что ты сделал? Уходи! Прочь!
Кристина смотрела на него пустым и болезненным взглядом.
- Я уже никогда ничего не смогу изменить! - Словно оправдываясь, произнесла она. - Что тебе еще надо? Еще боли, еще крови, еще смерти?!
Тоненькая ниточка надежды и спасения.
И она оборвана. Не такого разговора он ждал.
Никогда... Никогда она не забудет в нем убийцы, никогда не сможет стереть с его рук кровь в своем сознании, никогда не простит ему, никогда не перестанет видеть в нем чудовище, животное. Безжалостное чудовище, от которого шарахаются, словно от прокаженного, от убийцы, от зверя, не видя ни доли человеческого, считая сострадание и понимание уж слишком щедрой милостыней такому ничтожеству, как он, не находя ничего другого, кроме как чертыхаясь, осыпать проклятиями, удивляясь, как земля до сих пор носит его, не разверзнувшись однажды, и не затянув его в самое пекло тартара.
Судьба слишком жестоко надсмеялась над ним, позволив полюбить, забыв о том, кто он есть на самом деле, позволив желать того, чего ему не суждено познать, жаждать быть любимым, послав ему ее... Кристину. Хрупкую, словно фарфоровая куколка, ранимую, на свою беду потянувшуюся к такой же одинокой до нелепости душе, скрывающейся за зеркалом, пряча свое истинное лицо, но стремящееся обрести хоть в ее лице того, кто не отвергнет, не отринет.
Он поверг ее в сладостные мечтания, создав для нее новый, не существующей доныне на этой земле мир, создал для нее и для себя, для них обоих. Им суждено было прожить свой мир в этом зазеркалье, не ведая боли и страха, он был готов укрыть ее от самого дьявола, только бы она была счастлива.
Она наказала его за самонадеянность, безжалостно вскрывая вены его чувствам, распяв над бездной его любовь, поставив на колени исходящую слезами, мешающимися с кровью душу жалкого существа, чья жизнь не значила ровным счетом ничего на этой земле.
- Ты обманул меня... - Негодуя, сжала она руки в кулачки и отдернула руку, которую он сжимал. - Не имеешь ты права приходить сюда, возвращаться, требовать что-то от нас... Все в прошлом!
- Почему ты выбрала его?
- Я не буду отвечать тебе.
- Разве ты не была счастлива там, в опере, когда тебя посещал Ангел музыки?
Кристина отвернулась.
- Ангел музыки был обманом. Ты бы не смог всю жизнь скрываться за ликом Ангела музыки. Рано или поздно настал бы момент, когда пришлось открыть всю правду. И он настал... Прошу, не мучай меня больше. Что ты от меня хочешь?
Он снова сделал несколько шагов к ней на встречу, Кристина стояла не шелохнувшись. Он протянул к ней руки, обнял за плечи, и притянул к себе. У Кристины к тому моменту не было сил сопротивляться, да она и не хотела. Все, что она ощущала внутри себя, так это тоску и холод.
- Эрик... не надо. - Подняла на него она глаза.
- Откуда... знаешь? - Она почувствовала, как он сильнее сжал ее плечи.
- Знаю.
- Жири?
- Какая разница?! У тебя было имя, а ты скрывался за чуждым тебе ликом ангела... И снова пришел.
Велик ли проступок? Да, ложь. Но ради нее, во имя нее. Как объяснить, что б поняла? Да ни к чему это...
- Опера потеряла свою лучшую певицу, а я - свою музу. - Ответил он ей.
- Смогу ли я стать тебе музой теперь? - Кристина невольно припала щекой к его груди, пони мая, что совершает что-то, в чем можно будет ее запросто уличить, но вместе с тем, закрыв глаза, прислушивалась к стуку своего сердца, сбиваемого стуком его сердца, словно отсчитывающего секунды ее жизни.
- Я хотел увидеть тебя, чтобы посмотреть - счастлива ли ты с ним, Кристина...Ты не счастлива. - Твердо заключил он. - А мне... мне необходима ты, твой голос, твоя душа, твое тело, наконец. Почему ты никогда не считала меня самым обычным человеком... мужчиной? Кристина! Почему же? - Он сжал ее плечи еще крепче. - Я такой же, как и все... - С надрывом прохрипел он, задыхаясь.
- Я уже не смогу оставить Рауля. Ты же знаешь. История с музыкой в моей душе кончена, Эрик. Моя судьба изменилась. Он не заслужил того, чтобы я предала его, он все же хороший человек, он любит меня, я много для него значу.
- Он не заслужил?! - Почти выкрикнул в гневе Эрик. - А я?
Кристина облизнула пересохшие губы.
- Я знаю, Эрик, я знаю, ты страдаешь... страдал... Прости меня.
- Простить?! - Вдумчиво произнес он. - Все это время я жил как в бреду, ощущая эту боль, Кристина. Но я верил, что ты сможешь вылечить эту рану, если захочешь.
- Ты сам заставил меня сделать этот непосильный выбор. Ты давно перестал быть моим ангелом музыки... И я больше никогда не обрету его. Его больше нет. А я... - Кристина снова заплакала, - ...прости меня. Ты ждал другого, верно? Ты не разочарован в своей Кристине, мой Ангел?
Он молчал. Кристина продолжала всхлипывать, ища полными боли глазами его взгляд. Он его, будто смущаясь, от нее отводил.
- Но так, наверное, будет правильно. Чем больше времени проходит, тем больше я начинаю себя презирать, Эрик, умоляю, сжалься, и избавь меня от этой ненависти к себе самой, не заставляй меня быть той, которой я не желаю быть на самом деле.
Он притянул ее к себе, и, поддавшись вперед, наклонился, чтобы, наконец, поцеловать ее, снова ощутив столь желанный вкус ее поцелуя на своих губах. Кристина даже не сопротивлялась.
Но не готова она была ему ответить, поддавшись своим самым глубинным, сокровенным чувствам, а он не готов был вот так, заключив ее в крепкие тиски объятий, выпрашивать снова столь необходимый для продолжения жажды к жизни, поцелуй, украдкой, по-воровски срывать его с ее губ.
Он, словно одумавшись, резко отстранился от нее.
Не будет пощады. Глупо в это было верить с самого начала, глупо полагать, протягивать тоненькие блеклые ниточки надежды через свою жизнь - а вдруг, чем черт не шутит.
Женщина, любовь к которой должна была оборваться навсегда в этот день, плакала у него на груди, вызывая в нем волну боли и безысходности своими слезами, как тогда, в ту ночь, в подвалах его оперы, умоляя его о пощаде. Он ощущал, как рушится иллюзорный выдуманный им самим шанс на счастье.
- Уходи... - Жестко сказала, почти приказала она. - Прошу... Зря вернулся, зря...
Она ничего не могла поправить, зная, что только что сама уже потеряла все, что могла бы вернуть, в очередной раз сделав шаг наугад. Все было сделано, и более того, она ничего не хотела поправлять. Но сегодня она поняла, что Ангел музыки до сих пор живет в ее сердце и имеет власть над ее чувствами. А с этим ей было больше невыносимо жить. Она чего-то хотела, чего-то желала, но не знала - должна ли... Снова подвергнуть опасности Рауля, снова ступить в неизвестность, снова обрести, чтобы потерять. Образ в ее сознании - это лишь Ангел. Человек, который скрывался за этим образом, был ей чужд. Хотя она испытывала к нему невероятный трепет, так как по большей части в данный именно этот человек имел власть над ее сердцем, душой и телом. Это ее пугало. Она не хотела впадать в безумство. Когда к ней вернулся рассудок и она прогнала от себя охватившие ее иллюзии, она поняла, что может совершить еще более страшную ошибку, и тогда единственно верным путем искуплением этой ошибки может стать только смерть.
- Уйди же, прошу! Не возвращайся... - Вырвалась она из его объятий. - Больно мне... мне больно от этого! - Застонала она. - Не делай мне больно больше! Пощади... Отпусти, отпусти же..
Его Кристина не заслуживала боли! Она заслуживала света! Только почему-то он и правда рассчитывал на то, что сможет принести ей этот свет своим появлением. Собственно почему? Разве мог?
Бессонными ночами он больше всего боялся, что она не получит должного счастья с ним... с виконтом. Что он отпустил ее, дав свободу, словно выпустив из клетки крошечную, не приспособленную к миру, прирученную им и взращенную пташку. Не для этого он сделал это. Не для того, чтоб чужие руки, коснувшись ее, закрыли ее в другой, пустой и темной клетке, лишив всего, что он так стремился дать ей. И если надо, он вернется, чтобы исправить это... Если она захочет.
Не захотела.

--

Обратно Кристина добиралась в одиночестве. Поспешным шагом, ничего не замечая на пути, словно слепая. Вернувшись, мадам выглядела расстроенной и очень уставшей. Она не находила себе места.
- Жюли, мой муж никогда не должен узнать об этой встрече, - сообщила она девушке, не глядя на нее, когда та помогала ей переодеться. - Никогда. Вообще не узнать о том, что я кого-либо встретила...
- Конечно, мадам. Я не скажу ему. - Пообещала Жюли.
- И сама забудь об этом. - Почти приказным тоном сказала Кристина.
- Да, конечно, - с заминкой, сказала Жюли. - Он больше не придет? - Поинтересовалась она, заглядывая в обеспокоенные глаза Кристины.
- Нет.
Девушка и сама была какой-то встревоженной и обеспокоенной. У нее все падало из рук, она была рассеянной. Кристина, несмотря на то, что мысли ее сейчас были только вокруг одного, замечала это.
- Да что с тобой, Жюли?
Девушка перевела на нее обеспокоенный взгляд.
- Видите ли, мадам, моему отцу снова стало хуже, я очень беспокоюсь за него. Простите, не повторится больше такого. Я впредь постараюсь быть еще аккуратнее. Простите. - Объяснила ей Жюли.
- Почему ты мне не сказала сразу?
- Мадам... что вас-то беспокоить. К тому же, не могу я постоянно отлучаться. - Вздохнула Жюли. - Я просто очень боюсь за него. Вы же знаете, он - это все, что у меня есть...
- Жюли, я думаю, тебе будет лучше быть рядом с больным отцом, и приглядывать за ним, а я пока справлюсь без тебя!
- Но мадам...
- Не беспокойся, я найду, кто бы мог мне помогать, пока ты будешь с отцом.
- Мадам, спасибо! - Вздохнула девушка, поспешно приседая в реверансе. - Я не знаю, как вас отблагодарить!

--

Отец Жюли был плох. Утром она покинула его, когда он был еще в себе, сейчас он бредил. Жюли предстояла очередная долгая и нелегкая ночь у его кровати. Каждую минуту она боялась за него, искала его руку, прижимала к своим губам, чтобы он это непременно знал, что она здесь, с нм, рядом. Просидев несколько часов с ним, она встала, прошлась по комнате, и решилась покинуть ее на несколько минут, чтобы проверить - здесь ли ее постоялец.
Она легонько постучала в дверь. Ей не ответили. Она постучала сильнее. На ее стук никто не ответил. Что же - так и оставить, или опять, забывая обо всех нормах приличия, вот так, бесцеремонно ворваться?
Она, все-таки, взялась за ручку двери, и медленно начала приоткрывать ее. Она застала его одетым, словно он собирался в дорогу, устремившим взгляд в окно, будто он рассчитывал найти там чего-то, или кого-то, чего на самом деле и в помине не было.
Почувствовав, что он больше не один в комнате, он обернулся. Жюли стояла на пороге.
Ему на секунду стало не по себе. Вдруг он ощутил, что просто ненавидит ее, почему, сам не знает, и ему хочется резко метнуться к ней, чего вероятнее всего она не успеет даже понять, сгрести в охапку, и, смяв, просто вытряхнуть душу. Однако, он моментально поймал себя на этой мысли. Ему вдруг стало страшно.
Эрик поспешил отогнать это желание от себя, понимая, что девочка ни в чем не виновата, и наоборот, желала ему помочь. Только, что до этого желания...
Как ни странно, она - единственное живое существо, после мадам Жири, которое желало ему помочь. Она просто многого еще не знает. Потом, резко столь страшное желание, как желание убивать сменилось чем-то другим, незнакомым. Он сам не понял - чем.
- Вы уходите?
- Да.
- На ночь глядя?
- Я привык к темноте. Потому, это куда лучшее время, чем уехать днем.
Девушка начала переминаться с ноги на ногу.
- Вы больше не нуждаетесь в крыше над головой?
- Нет. - Ответил он легко. - Я уезжаю. Все закончилось...
Жюли некоторое время молчала.
- Ты говорила о деньгах... - Начал он, чтобы разбавить повисшую над ними тишину.
- Не стоит. Правда. Вовсе не стоит. А вам я советую все же подождать до утра. Ну, зачем вам сейчас уезжать?
- Потому что... иначе нельзя. - Сухо ответил он ей.
- Как это?
- Ты не поймешь. - Повысил он голос.
- Почему?
- Ты никогда не любила? - Ответил он ей вопросом на вопрос.
Жюли оторопела.
- Нет, месье, - ответила она, не скрывая.
Жюли ощущала, как вспыхнувший интересом взгляд пристально огибал очертания ее лица. От этого она смутилась еще больше, опустила глаза, что б не встречаться с его взглядом, и что-то пробурчала себе под нос.
- Значит, ты не знаешь, что такое любовь? - Снова повторил он вопрос. - В таком-то случае и не поймешь.
Девушка не отвечала ему. Она изредка облизывала пересохшие губы, и часто и неглубоко дышала. Она так тяжело дышала, что ее грудь, обтянутая тканью недорого простенького платья заметно то поднималась, то опускалась, двигаясь в такт ее дыханью, со странной и пугающей жадностью невольно заставляя обращать на это внимание.
- Ладно, уходи, - тяжело дыша, приказал он ей, словно это она зашла к нему в гости, а не он находился под крышей ее дома, переводя взгляд. - Ну, уходи же... Иди же!
При каждом его слове Жюли вздрагивала, будто бы над ее головой разверзались небеса, и в нее летели гром и молнии. А, судя по его взгляду - так оно и обещало быть.
- Ты права, ты ничего не знаешь о любви! Что ты можешь об этом знать? Так что тебе не понять ничего! Ну что ты смотришь? - В порыве гнева выкрикнул он, повернувшись лицом к столу, позади которого стоял.
Руки его застыли во взмахе, Жюли на секунду сжалась, боясь самого худшего. Его руки резко опустились на стол, и он в порыве гнева разом смахнул с него все, что на нем стояло. Жюли вздрогнула и кажется, вскрикнула от грохота и звона, созданного всем тем, что полетело на пол.
Он несколько секунд тупо смотрел на все это, а потом как-то неожиданно вздрогнул, сжал руки в кулаки, и вдруг начал беспомощно, словно теряя силы, как подкошенный, опускаться на пол. Жюли не поняла - кажется, плечи его начали подрагивать, а он, точно не в силах дышать, всхлипнул, задыхаясь своей беспомощностью.
- Будь ту проклят! - Гневно сплюнул он в неясно чей адрес. - Проклят! Веровать в тебя нет смысла, коли и ты делишь своих чад на избранных и ничтожных тварей, одних одаривая всем, у других же все отнимая! Все... - Процедил он сквозь зубы не своим голосом, и Жюли показалось, что больше это походило на рык раненого зверя, нежели на человеческий голос, такой глубокий, такой мягких, обволакивающий, которым он обладал.
Сорваться с места, убежать.
Остаться здесь - подобно остаться в запертой клетке с диким зверем, в любой момент готовым расправиться со своей жертвой в два счета.
Но у Жюли не было сил сделать хоть одно небольшое движение. Она стояла, замерев, наблюдая, как по полу разлетелись бумага, краски, кисточки. Сейчас ей было даже не страшно, чувству тому не было названия. Ужас сжал сердце в тиски, заставляя его выворачиваться наизнанку.
Он еще какое-то время бился в конвульсиях на полу, вовсе забыв о таком пристальном, почти еще совсем детском взгляде, обращено в его сторону.
Для него не существовало мира, для него не существовало людей, для него не существовало бога, для него не существовало даже места в этом мире, созданном для лживо прекрасных внешне, но порою, уродливых внутри...
К чертям все это. Разве это важно, когда его повергли в самое жерло ада? Он был однажды проклят раз и навсегда, обреченный слышать надсмехающийся хохот судьбы за свою спиной, не позволяющий ни на секунду, ни на мгновение забыть о том, кем именно он был, и что был рожден и для забавы и развлечения оставленный жить.
Должно быть, за страшный и неискупимый ничем грех, о котором сам не знал. И верно, никогда не узнает.
К чему тогда все это?
К чему попытки жить, дышать, выживать? Раньше была она - Кристина. Раньше надо было бороться. А сейчас - да к чему эта неравная борьба? Не любит она его, не полюбит, и не хочет, и не захочет. Подачку даст, как калеке на паперти, из-за жалости, из-за сострадания, что б не видеть всего, что вызывает отвращение, страшный приступ тошноты, идущий из самой глубины горла, выворачивая наизнанку, что б не ужасаться кошмару, с которым столкнула ее судьба... Брезгливо кинет эту подачку к ногам. Однажды уже кинула. Словно завалявшуюся разменную монету, выменяв на иную безделушку, выпросив его снисхождения. Поцелуй. Милостыня. Подаянье увеченному. Как исполнение последней воли покойника, что б только отошел на небо с миром, что б не кружила его душа подле, закрадываясь холодом в сердца, не мешала.
Все! - Толчок изнутри, волной, охлаждающей раскаленный болью рассудок, прокатился внутренний голос. - Хватит!
Он поднял взгляд на стоящую в дверях, не двинувшуюся с места Жюли. Девушка была белее полотна, безмолвно глядя на него таким взглядом, словно только что стала свидетелем бьющегося в агонии зверя, разве что оставалось его только пристрелить.
Она прерывисто вздохнула, не полной грудью, и сама, прислонившись плечом к дверному косяку, начала медленно скользить вниз, так и не проронив ни слова.
Он снова обратил на нее свой взгляд. Она была в сознании, но взгляд туманный и неясный. Ее бледные сухие губы пошевелились.
- За что она так с вами? - Словно в бреду прошептала она.
Ответить ей означало обнажить перед ней не только свои чувства, но и проклятое вечностью лицо.
- Прости. - Машинально сказал он ей. - Прости, я не хотел напугать... - Пробормотал он снова, поднимаясь с колен, и осматриваясь, осознавая только что, что он сделал.
Комната была в беспорядке. Он почему-то почувствовал себя неловко перед Жюли. Она продолжала неподвижно сидеть на том месте, где и осела, прильнув плечом к дверному косяку, словно тряпошная ватная кукла, которую прислонили к нему, что б не свалилась, не упала в один прекрасный момент.
Почувствовав за собой какую-то непонятную вину, он окончательно поднялся на нетвердые ноги, собрав все силы, и осторожно протянул ей руку, чтобы помочь подняться.
Девушка подняла на него внезапно ставшие бесцветными, блеклыми, неживыми, глаза, в которых даже и слез-то не было, одна пустота, посмотрела на него снизу вверх, беспомощно распластавшись на полу, и медленно, словно обессилев, подала ему руку.
- Не беспокойся за беспорядок. Завтра все будет в порядке. - Сказал он, когда девушка, покачиваясь, не без его поддержки, встала на ноги. - Я покину комнату завтра утром в том же состоянии, в котором она была.
- Все-таки решили, что не ночью... - Пробормотала она, оправляя складки юбки.
- Наверное... сегодняшняя ночь, и правда не самое лучшее время для того, что бы собираться в путь.
Жюли лишь положительно кивнула головой. Она предпочла не затягивать с пребыванием здесь, с ним наедине, и как только поняла, что ноги ее снова обрели прежнюю силу, а она может уже не походя на тростинку, шатаемую ветром, идти, кинулась к двери, не обмолвившись с ним ни словом.
Приведя в порядок комнату, собрав в стопку разлетевшиеся эскизы и рисунки, Эрик присел в кресло. Через несколько часов должно было рассвести, и с рассветом он собирался покинуть это место. По крайней мере, чтобы освободить Жюли от себя.
Это незаметно погрузило его в неглубокий легкий сон, в котором он и сейчас имел возможность думать обо всем этом, ощущая ход своих мыслей. Пока пронзительный истошный вскрик его привел его в сознание. Он быстро освободился от завладевающей им дремы, резко мотнув головой. Вскрикнула Жюли. Это был ее голос, кроме нее было некому в этом тоскливом полумертвом покосившемся домишке. От чего кричат женщины? От элементарных глупостей. От омерзения, испуга и ужаса. От того, что, по их мнению, не столь красиво, как им хотелось бы. Он был готов держать пари - девчонка завопила, наткнувшись на выводок мышей, а может и одну крошечную мышь, в темноте приняв ее за страшного жуткого монстра, желающего ее сожрать.
Он вскочил на ноги, и покинул свою комнату. Пусть мышь - не оставлять же эту девчонку на растерзание собственным страхам. Таким воплем в одно мгновение можно пол Парижа перебудить.
Поиск не составил труда. Эрик отыскал Жюли спустя несколько минут. В комнате ее отца. Что предполагать - он не знал. Он обнаружил ее легко, по всхлипываниям, которые услышал из-за приоткрытой двери, словно преднамеренно не претворенной, что б ему проще и легче было разыскать ее.
Эрик незамедлительно шагнул в полутемную комнату, не заботясь о том, что о его пребывании здесь может узнать еще кто-нибудь, словно забыв об этом. Жюли сидела на полу, закрыв лицо руками, и судорожно вздрагивала, давясь от истошных криков, которые пыталась подавить в себе.
- Что произошло? - Недоумевая, спросил он, ни о чем не догадываясь.
- Папа... - Застонала девушка, и снова закрыв лицо трясущимися руками.
- Что с ним? - Делая несколько шагов к ней, спросил он.
- Папа, папа... - Ее голос переходил на крик, она не могла сдержаться, ее начинало трясти от ужаса, сердце заходилось, она задыхалась. - Мой отец... - Последнее слова она уже выкрикнула, и обессилено упав грудью на пол, простонала: - ...он умер.
Об этом он догадался еще несколько секунд назад, как только увидел ее вот такой, жалкой, запутавшейся в полах собственной юбки, стоящей на коленях рядом с кроватью ее отца, давясь слезами, словно насильно вталкиваемой в нее желчью. Он подошел к Жюли, присел около нее, взяв за вздрагивающие от рыданий плечи, подтянул к себе. Казалось, Жюли ничего не чувствовала и не осознавала. Она, похоже, толком-то, даже не замечала его, только лишь мотала головой в разные стороны, и вскидывала руками, хватаясь за голову. Ее волосы выбились из собранного пучка, волнами падали ей на лицо, прилипая на мокрые от слез щеки.
- Прекрати! - Властно приказал он, встряхнув ее за плечи, попытавшись отрезвить ее, но девушка не внимала, ее колотило, все тело ее тряслось, как при сильном ознобе, и только теперь, услышав его голос почти у себя над ухом, она начала вырываться из его рук, впиваясь в него ногтями, царапаясь, как взбесившийся зверек.
Он сжал ее во властных неласковых объятиях еще крепче, притянув к груди. Жюли еще долго билась, пытаясь освободиться. - Почему? Почему? - Вопрошающе стонала она. - Мой отец... мой... за что?


5.

- Почему...
Жюли, бившаяся как в припадке, замерла в его руках. Странное ощущение - он не мог ее отпустить, а одновременно ему хотелось как можно скорее брезгливо оттолкнуть ее от себя, только бы перестать касаться ее, и чтобы ее руки не касались его самого, чтобы ее слезы не впитывала его одежда, что б не вздрагивала она всем телом в его объятиях, которые на объятия-то были непохожи. И при всем при этом он не мог ее оттолкнуть, оставив вот так. Наверное, он осознавал сейчас, что эта девушка в данный момент заслужила хотя бы немного жалости к себе. Он не мог даже разжать рук, которые крепко сжимали ее плечи.
- ...Мне жаль, Жюли. - Несмело пробормотал он.
Вряд ли она сейчас нуждалась в словах.
- Только не уходите, пожалуйста, - прошептала она, утыкаясь ему лицом в грудь, как слепой котенок.
Оставить этого самого слепого котенка одного, на растерзание жизни, от незнания которой он непременно погибнет, оставшись сиротой?
Да!
Был другой вариант? Для их облегчения участи слабых слепых котят обычно топят. И должно признать, наверное, не столь плоха была идея. Да ему это даже и не важно, жизнь сама все сделает.
Да что же это... на эту девочку он уже столько обрушил, и более того, проявив свою неосторожность, несколько часов назад сам показал свою слабость, за что теперь самому от себя было противно пуще прежнего, не раз гневно разъяренным зверем кидался на нее... А теперь жалеть, баюкать на своих руках уберегая от горя и боли?
Кто она ему? Никто. А все, что могла и должна - сделала...
Так почему же не оставить этого самого слепого котенка, пусть прозревает, если может, ищет лазейки, чтобы выжить.
На себе изведал. Правда, сего опыта врагу иной раз желать не захочешь... Так что ж? Встать, закрыть дверь, как можно скорее покинуть это место!? Пусть, пусть захлебывается. В конце концов, от слез еще никто не умирал. Да и кроме того, это место уже с лихвой начинало напитываться каким-то приторным ароматом страданий и страха. В это уж ему вмешиваться вовсе ни к чему.
Для него никогда не существовало ни человеческой боли, ни горя, ни чужих мук. Он был единственным в своем собственном сознании, на кого бог ниспослал самое ужасное и страшное проклятье. Разве может еще что-то сравниться с его горечью? Он не хотел касаться чьей-то боли, это было ему чуждо и противно. Наоборот, страдания других отчасти успокаивали его душу, словно крохотный тщетный шанс хотя бы на толику уменьшить боль, и упиться тем, что не его горе самое страшное...
А здесь... какая-то чужая и такая невыносимая, непостижимая боль, от которой хочется бежать, скрыться, только бы осклизлый вязкий ее туман не обволакивал разум и душу, не облизывая липким холодным языком все тело, словно заключая в плотный кокон страдания.
- Почему? Почему, месье Эрик! - Кричала она, поначалу пытаясь вырваться из его рук. Потом стала стихать, и лишь изредка что-то постанывала. - Месье, месье... - шептала Жюли, - почему он? Мой отец? Мне страшно... Я же теперь одна... Я не смогу... - Кажется, она начинала бредить, сама путаясь в своих словах. - Я не смогу теперь...
Он приподнялся с пола, подтягивая ее за собой, ставя на ослабевшие ноги. Жюли, растирая по лицу едкие слезы, еле стояла на ногах. Он оставил ее посреди комнаты, убедившись, что она сию же секунду не рухнет на пол, а еще в состоянии держаться на ногах, а сам, подойдя к кровати, наклонился над телом, которое, должно недавно покинула душа.
Вряд ли его могла напугать смерть. Тонкая, ранимая душа девушки, должно еще толком не разу с этим не столкнувшаяся, еще вряд ли могла все это достойно вынести. Но он... он привык. И это была такая лишь малость, что он на нее и должное внимание перестал обращать. Столько раз он сам своими деяниями нес эту смерть. К тому же, стоило ли ее бояться, когда уже сама жизнь напоминала собою вечный ад, из которого ему уж точно не вырваться?
Он в полутьме протянул руку к остывающему тему, проверить пульс, заодно убедиться - не ошиблась ли Жюли. Не ошиблась. Пульса он так и не нащупал. Эрик распрямился, сделал шаг вперед, словно хотел покинуть комнату, но Жюли поспешно его окликнула.
- Нет, - застонала она, - не уходите, пожалуйста! Вы куда?
Девушка качалась, будто ее не держали ноги. Теперь, похоже, из-за столь малоприятного события, он не мог уехать этим утром, как предполагал. Ну, если, конечно, за эти несколько часов до рассвета он все-таки не пошлеет все это, а в придачу и саму девчонку к чертям, и не уедет. Оставаться здесь, обременяя себя совершенно не касающимися его проблемами - желания вовсе не было.
А девчонка, похоже, слепо ухватилась за единственную соломинку двумя руками, как ему тогда казалось, чтобы не погибнуть от этой боли и страха. А ему-то какое дело? Не хватало еще для полного счастья заняться гобингудовской благотворительностью, начать помогать сирым и убогим. Чистой воды - каламбур.
- Пойдем. - Сказал он ей, пытаясь увести из комнаты, увлекая за собой, но девушка воспротивилась.
Жюли, вырвавшись из его рук, кинулась к кровати отца, рухнув на пол, упала перед ней на колени, и, уткнувшись лицом в матрац, принялась оплакивать ушедшего из жизни отца.
Никогда он не оплакивал своих родителей. Наверное, потому что толком-то обо всем этом мало что сохранил в своей памяти. И не хотел хранить. Ему это было ни к чему. Эти воспоминания были еще куда более запретными, чем любые другие, которые он скрывал сам от себя. Зато с лихом было в его жизни многое другое, что стоило бы оплакивать. Да и сейчас вот... хоть садись прям здесь, и начинай оплакивать. Хотя бы надежды. Да только если сейчас и ему себя заточить в темницу собственной боли и терзаний, уж не выйдет ничего стоящего - оба беззащитных, словно младенцы, ослепленных болью человека - оба они потонут в этом водовороте.
Жюли всхлипывала где-то в темном углу, где стояла кровать ее отца, как маленький ребенок. Он не стал ее тревожить. Девушка пробыла у постели отца несколько часов, до самого рассвета. А потом она, ослабевшая и изнеможенная потеряв всякий счет времени, так и уснула в столь нелепой и жалкой позе. Он, аккуратно подхватив ее, отнес в другую комнату.
Жюли проспала до самого вечера. Она разомкнула отяжелевшие и воспаленные веки лишь когда за окном было уже почти темно. В груди ее что-то защемило. Она вздохнула. Приподнялась, осмотревшись. В комнате была только она одна. Сил подниматься с кровати у нее не было, кружилась голова. Пролежав так какое-то время в полутьме, она все же, сделав над собою усилие, опустила ноги на пол, оттолкнулась от поверхности кровати, и, приподнялась. Качаясь и несмело ступая по половицам, пошла к двери. Куда угодно, только не здесь, одной. Пару раз спотыкнулась обо что-то, чуть не рухнув на тоскливо поскрипывающие половицы. Она подошла к двери, коснулась холодной ручки, медленно открывая дверь. Вдруг она ахнула, в дверном проеме, путь в коридор ей преградила темная фигура. Слава богу, глаза ее привыкли к темноте, и она быстро разглядела его. Мгновенный испуг прошел, сменившись тревогой.
- Что вы стоите под дверью? - Нахмурилась она, обиженно спросив. - Я чуть не умерла от страха.
И слава богу. Потому что если бы она могла видеть все, что он скрывает, и знать все то, что он никогда не расскажет ей, то уж точно бы ее душа отлетела к душе ее отца.
- Караулить под дверьми не в моих правилах. - Недовольно отозвался он из полумрака. Сравнить его с псом, оберегающим под дверью ее сон - это уж верх неприличия. А может, и не сравнивала. Может, сам так понял. Да ошибочно. - Я услышал шум, хотел проверить - пришла ли ты в себя. - С холодным безразличием объяснился он с ей.
Жюли почувствовала это. Наверное, она что-то не то сказала.
- Месье... - Зашевелила она сухими губами. - Простите. Я не хотела вас обидеть. Я не то имела в виду... то есть... я... я говорила, что...
- Ты не обидела. Все нормально. - Сказал он с недовольным видом, и прошел в комнату. Не обидела. Обидела! Развернуться б, да уйти, как задумывал. - Все хорошо?
- Да, да... это я просто... зацепилась за что-то в темноте, когда шла к двери.
Жюли присела обратно на кровать. Она рассеянно смотрела на него, не зная, что сказать еще. Сколько точно прошло времени - она не представляла, сбившись со всякого счета, но, судя по его желанию как можно скорее покинуть ее дом, он должен был быть уже в пути.
- Вы... вы... почему вы не уехали? - Вдруг наивно спросила она. Вы же собирались... я думала, вы...
Она хотела знать - почему? Действительно, почему? Хотелось бы и самому себе ответить на этот вопрос.
- Отъезд пришлось отложить. Если ты не против... - Ровным и невозмутимым голосом ответил он. - Думаю, я уеду через несколько дней. Когда буду уверен, что ты уже не спотыкаешься в темноте о посторонние вещи.
Жюли еле заметно улыбнулась. Но, похоже, это была вовсе не шутка с его стороны. А почти жестокая насмешка.
- Спасибо вам... - Виновато начала она.
- За что?
Девушка поудобнее уселась на кровати.
- Ну за то, что не оставили меня... А мой отец...? - Спросила она запинаясь. - Надо все решить с этим... только вот я не знаю с чего начать.
- Я попробую помочь... в чем смогу.
Жюли посмотрела на него утомленным взглядом.
- О месье... - прошептала она, - боюсь, я не смогу возместить вам ваши затраты. Как видите, у нас не столь богатое жилище, и средства очень скудные. Но я придумаю, обязательно...
Странно было воспринимать человека, который когда-то хотел тебя убить, как заботящегося о тебе славного друга, которого беспокоила твоя судьба. Только вот Эрик вовсе не собирался ее опекать, и показывать свою заботу и сочувствие он тоже не хотел. Но почему-то, все-таки посочувствовал.
- Не думай об этом сейчас. - Прервал ее он, не желая слышать продолжение фразы. Не хватало еще пожизненно обязать ее выплачивать ему какой-то особый долг за услугу.

--

Утром он застал ее перебирающей и рассматривающей картины и наброски, которые она раскопала не пойми где, принадлежащие кисти ее отца. Она всматривалась в них пустым тоскливым взглядом, словно желала выхватить из столь незамысловатых очертаний, оставленных на листе что-то родное, дорогое, живое.
- Ты не рисуешь? - Вдруг услышала она голос за спиной.
Жюли обернулась. Позади, в дверном проеме ее комнаты, скрестив руки на груди, стоял Эрик. Если сама Жюли за все это время сумела хотя бы отдохнуть и даже, пусть беспокойно, но поспать, то вот как он, к ее удивлению вызвавшийся помочь в половине свалившихся на нее вопросах - она понятия не имела. Хотя, выглядел он, как обычно. Только все же, вряд ли он спал этой ночью.
- Вы так бесшумно передвигаетесь...
Привычка.
Только, уж объяснять ее он не станет ни за что.
- Нет, не рисую. - Продолжила она. - Отец учил меня. Я любила рисовать. Он наделся, что я когда-нибудь тоже буду рисовать, как и он...
- И что же произошло?
- Когда он ослеп, он больше не смог рисовать, а мне пришлось зарабатывать деньги, у меня не было времени доучиваться. К тому же, - она сделала паузу, - ...я лишилась лучшего учителя, который мог бы завершить мое обучение. Моего отца. С того времени я не бралась за кисть... не могу.
- Так возьмись сейчас.
Девушка растерялась, он с такой простотой выдал ей эту фразу, что она молчала несколько секунд. Потом она вдруг поняла, о чем он говорит. - О нет, месье, что вы. Вряд ли я смогу теперь.
Беседа была не содержательна. Отвечала она почти без энтузиазма. Такая бледная, под глазами от усталости и бессилия залегли темные синеватые круги. Ей было совершенно все равно, что теперь, когда опасаться совсем нечего, спокойно, размеренным шагом совсем чужой человек разгуливает по ее дому, словно гордый хозяин, что, когда она в своей комнате за ветхой шаткой дверцей, где-то неподалеку, в соседней комнате она чувствует его присутствие, чужого непонятного мужчины, делит с ним крышу, забывая совершенно обо всем, о чем бы должно помнить юной девушке. Об этом-то она как раз и не думала. Уж пусть лучше так, пусть он где-то поблизости, пусть она натыкается на него, желая выйти в коридор, пусть бесшумно подкрадывается, когда она его вовсе не ожидает, чем остаться здесь совершенно одной. Одиночество в этом доме ее пугало. Она начинала метаться по комнате, словно задыхаясь, понимая в такие вот моменты, что если бы не Эрик, сойти ей здесь с ума.
- Я уже так давно не рисовала...
- Вот и начни сейчас. По крайней мере, у тебя будет занятие, а не масса пустого времени, чтобы тонуть в своих слезах. Я бы хотел взглянуть, как ты рисуешь...
Жюли подняла на него удивленные воспаленные от слез глаза, шмыгнув носом. А может он и прав. Найти грифели, бумаги, краски, сесть за стол.
- Правда?
Он молча кивнул ей в ответ.

--

Весь день накрапывал дождик. Было сыро, хмуро и пасмурно. К вечеру погода разгулялась лишь в худшую сторону, дождь усилился. Вдалеке Жюли услышала раскаты грома, заставившие ее вернуться в реальность, отвлекаясь от своих мыслей. Вероятнее всего, через какое-то время гроза придет и сюда. Она подняла глаза в серое, грязное небо, по своему настрою и унынию похожее на окружающие ее могилы. Не очень бы хотелось встретить грозу под открытым небом. Она просидела на свежей могиле отца несколько часов, словно выжидая чего-то, словно пытаясь все же дождаться ответа на свой вопрос - за что же теперь осталась она совсем одной. Так и просидела, не находя ответов. Пока окончательно не стемнело.
Похоже, она и так уже изрядно припозднилась. К тому же, промокла, просидев все это время под моросящим дождиком, которого она порядком и не замечала, начав потихоньку замерзать. У нее начинало ломить кончики пальцев, а не прекращающийся, лишь только усиливающийся дождь не давал ей обсохнуть и согреться.
Она поднялась на ноги, окинув взглядом сырую землю, словно попрощавшись, прося прощение за то, что вынуждена так скоро покинуть его, и ее визит был непродолжительным.
Вот уж не лучшее время она выбрала для прогулки.
Заметно холодало, пронизывающий ветер, который обжигал мокрое от дождя и слез лицо, продувал насквозь мокрую одежду. Жюли никак не могла согреться, ее знобило, она вздрагивала при каждом дуновении ветра, понимая, что возвратиться домой было необходимо как можно скорее, но ее ноги не могли идти быстрее, увязая в топкой скользкой грязи.
Она брела назад по чавкающей слякоти размытой дождем дороге, марая в ней полы плаща, увязая в ней башмаками. Ее ноги поскальзывались, и она пару раз чуть не падала. Жюли хлюпала носом, не обращая на это никакого внимания, она настолько продрогла, что холод перестал уже ее одолевать, и она почти ничего не чувствовала. Кажется, она настолько задержалась, что время близилось к полуночи. Немудрено в этой темноте сбиться с дороги.
И это в данный момент ей и показалось. Показалось, что она заблудилась, и места вокруг нее абсолютно незнакомые, какие-то странные. Она подняла глаза вверх, в почерневшее хмурое небо. Голова моментально поплыла, закружившись. Жюли тряхнула головой, попытавшись отогнать от себя, начинающий охватывать ее страх. Сама виновата! Самой и выбираться. И как можно скорее.
Да вот только в темноте начало мерещиться бог весть что. Она была здесь совсем одна, и страх ее от мысли об этом лишь преумножался.
Раскат грома ударил над самой ее головой, отразившись в ушах. Ей показалось, что над самой ее головой что-то разорвалось, и острые эти осколки непременно должны были посыпаться на нее сверху.
В мгновение все озарилось пугающим светом, осветив гнущиеся от ветра ветки деревьев, похожие на тянущиеся к ней сухие, со скрученными пальцами руки, витиеватые стволы, показавшиеся какими-то причудливыми существами в демоническом обличье, жаждущие расправы. Всполох ослепил ее, обезоружив в конец, и сразу же погас, снова погрузив в темноту. В глазах Жюли затанцевали пульсирующие огоньки.
Ее охватил страх. Она взвизгнула, и побежала прочь, сама не понимая, куда ведут ее ноги. Она бежала, глотая ртом влажный воздух, задыхаясь от быстрого бега бежала, ощущая, как бьет в лицо ветер. Вдруг полы ее плаща зацепились за какую-то ветку, она вскрикнула, беспомощно вскинув руки, протянула их, чтобы освободиться, но ее нога сначала поскользнулась, затем оступилась, и она, потеряв равновесие, кубарем свалилась в какой-то незамеченный ею неглубокий обрыв, пронзительно вскрикнув.
Рухнув в тревожно заплескавшуюся холодную реку, наглотавшись ледяной воды, она ощутила, как заныло все тело. Осталось еще обнаружить, что она переломала себе пару ребер, и тогда можно считать, что ночная прогулка удалась.
Она забарахталась в холодной воде, опираясь руками о скользкое илистое дно. Речка была неглубокой. Нет, хвала господу, кажется, ребра были целы. Чего не сказать о других частях тела. Все, что еще поддавалось ее осознанию, так это то, что, кажется, она сильно ушибла ногу, а-то и хуже - вывихнула, потому что та адской болью давала о себе знать. И в таком случае, даже если она все же выберется из этой воды, остаток дороги ей придется ползти на четвереньках, скуля и изнемогая от боли, как побитая собака. Дойти не сможет. Она, как бессильный, только что появившейся на свет жеребенок, начала извиваясь, барахтаться, баламутя воду, и изо всех сил пытаясь встать на ноги.
Все попытки были тщетными, и не увенчивались успехом. А руки с ногами продолжали неметь, коченея от ледяной воды. Она ощутила, как перед глазами все перевернулось, и она, застонав, провалилась куда-то во тьму.

--

- Купание ночью, в реке, в грозу, под дождем...
Она через силу приоткрыла глаза, придя в себя, когда ощутила прикосновение чьих-то горячих рук.
Она дрожала. Давал о себе знать озноб, она настолько замерзла, что у нее так громко стучали сейчас зубы, что стук этот ощущался в мозгу страшными ударами молота о наковальню.
У нее не выносимо болела голова, она тяжела и пустая, постоянно тянула вниз, не желая держаться. Жюли ощущала себя сейчас беспомощным младенцем, так как держать прямо голову у нее не было сил, шею ломило, в голове она слышала какой-то гул, и кажется, чей-то голос.
Она, превозмогая боль, попыталась все-таки раскрыть широко глаза. Все вокруг плыло. То ли это она кружилась по комнате, то ли комната в вальсе кружила ее. Ни одно, ни второе не могло являться реальностью.
Ей понадобилось время, чтобы сконцентрировать взгляд, зрение начало возвращаться к ней, картина медленно проясняться. Она сидела на краю кровати, ее, как немощную придерживали чужие руки, чтобы она не рухнула на кровать без сил.
- Эрик... - пробормотала она, узнав его по голосу, или не узнав, а просто догадавшись. Кто ж еще-то?
Вымокшая до нитки, продрогшая, с бледной, голубоватого оттенка кожей, посиневшими от холода губами, со спутанными мокрыми волосами она сейчас больше походила на окунутую в грязную лужу недоброй хозяйкой куклу, чем на человека, юную опрятную девушку. Мокрая и грязная одежда, подчеркивая изгибы, плотно облепила тело, вызывая неприятные ощущения.
- Эрик... - снова повторила она, словно искала спасения в этом коротком и столь незамысловатом имени.
Хорошо хоть так. Хорошо хоть не ангелом. И то уже хлеб...
Кого ей еще звать.
Неужели неокрепший ее рассудок уже за это столь непродолжительное время определил для себя все возможные входы и выходы, все пути и варианты, избрав где-то глубоко в сознании на роль прекрасного избавителя от всех бед и страхов и героя именно его?
Его.
И очень зря. Уж какого-какого, да не прекрасного!
Какой из него прекрасный благородный спаситель и рыцарь, о котором она, должно, как и все девушки своего возраста, мечтала в фантазиях и сновидениях? Пожалуй, он при желании, от большой щедрости своей, может подарить ей еще пару-тройку страхов, от которых потом темными ночами будет вскакивать на постели, моля господа избавить ее от этих кошмаров.
Вот и все, что может он ей дать.
Жюли растерянно смотрела на него, кажется, он ей что-то говорил, но она не различала пока - что. В ушах шумело, до сих пор слышался плеск воды и завывание ветра. Жюли начала старательно сглатывать, чтобы избавиться от давления в ушах.
- Вся промокла. - Недовольно проворчал он. - Тебе надо согреться, - наконец смогла расслышать она, - иначе ты подцепишь воспаление легких. Ты и так вымокла насквозь... Занесло же тебя туда! А если обрыв был бы глубокий...
Считал бы он сейчас ее кости.
И забот куда меньше было бы. Уж с трупом куда легче, чем возиться как он сейчас, с полуживой...
- Я...я... - хотела она сказать что-то в свое оправдание, но замолкла, так как говорить ей было тяжело, в горле саднило.
- От вас, мадмуазель Лоранс, слишком много бед. А все потому, что мадмуазель имеет упрямство непослушного ребенка... - Недовольно и осуждающим тоном сказал он. Зря отпустил ее, позволив уйти из дому, просмотрев ее уход. Да и собственно - почему должен-то был радеть? Сидеть теперь, денно и нощно во все глаза следить - куда и зачем идет она? Мало ему своих забот? Ему единственному, что ли больше всех надо?
Да.
- Хорошо, что ты не замерзла окончательно! Тебя переодеть надо. - Сообщили ей, что бы она была предупреждена.
Жюли, как болванчик, качнулась, сидя на месте, обессилено подалась вперед, и ее голова упала ему на плечо, она уткнулась ему холодным носом в шею. От изнеможения ее клонило в болезненный сон. Глаза сами закрывались. Вопреки ее воле.
И вот так бы и остаться. В тепле и безопасности.
- Не спи, не смей спать... слышишь ты меня? Жюли, очнись! - Он резко отстранил ее от себя и встряхнул. - Сначала выпей это.
У нее перед самым носом оказалась кружка. Ей в лицо пахнуло горячим паром с отдушкой каких-то трав, она почти обожглась, когда приложила губы к кромке чашки, но все-таки сделала несколько жадных глотков. Вкус был отвратительный. Сказать больше - омерзительный. Она скривилась, отвернувшись.
- Что это за... - Она закашлялась.
- Да пей же, ты хотя бы отчасти согреешься... - Почти повелительным тоном сказал он.
Тепло начало разливаться по ее телу. Он был прав. Только от этого она еще быстрее начала терять контроль над остатком своих сил. Спать захотелось как никогда. Просто рухнуть вот так поперек кровати, и закрыв глаза, уснуть. Спать, спать и спать.
- Моя нога...
Она почувствовала, как ее снова коснулись его горячие руки, ощупав плечи, спустились к запястьям, будто бы проверяя - ничего ли она не сломала. Жюли захныкала, попытавшись откинуться на подушку, чтобы, наконец, заснуть.
- Стой, - удержал он ее. - Ты должна снять мокрую одежду... иначе замерзнешь еще сильнее. Переоденься...
- Я... - Застонала она, обессилено понурив голову, и отмахнувшись от него, как уже от порядком надоевшего, - ...не могу... оставьте меня... - Замотала она головой, скривив губы. - Уйдите же! - У нее кружилась голова, она плохо понимала, что от нее хотели, и что она должна сделать.
Ну нет.
Не мог же он, в самом деле, самостоятельно заняться стаскиванием с нее предметов женского туалета. Он, пытаясь докричаться до ее здравого рассудка, пока не тронутого пеленою сна, просил так мало - лишь услышать его просьбу. Вот что-что, а заниматься этим самому ему хотелось меньше всего.
- Жюли...
Да не слышало его ее сознание. И не хотело. Все его фразы, обращенные к ней, тонули в тумане, покрывающем, словно панцирь, ее рассудок.
Несколько секунд спустя она ощутила, как завязки ее платья потянулись, освобождая ее тело от тяжелой холодной одежды.
Почему-то это успокоило ее. Она снова закрыла глаза, и, стараясь держать голову прямо, начала медленно погружаться в мутную пелену сна.
Одна рука его легла ей на спину, придерживая и не позволяя вот так просто упасть, а под силой второй холодная ткань скользнула вниз, и она почувствовала, как прохладный воздух коснулся ее кожи. Она ощутила, что окончательно избавилась от тяготеющей ее, и заставляющей дрожать, одежды.
- Мне очень холодно... - Прошептала она сразу же, вслед за тем, как освободилась от набрякшего водой одеяния.
- Сейчас... подожди, сейчас согреешься... - Ее ручка с ледяными пальцами легла в его ладонь, и накрылась второй ладонью. Жюли почувствовала, как начинают согреваться ее руки, которых она почти не чувствовала.
- Лучше?
- Да.
Куда лучше. Что ж так несмело руку-то одну греть, все что в черпаке воду носить из речки? Можно куда проще. Такая холодная вся. Коли всю обнять, в раз согреть можно. Крошечная фигуркой. Так ей четверть часа стучать зубами под одеялом, нежели живым человеческим теплом обогреться. И вернее, и...
Глупость какая! Он тряхнул головой, злясь на бессвязные одолевающие мысли.
Ну что в том преступного и позорного, что б не найти потом себе места, скрываясь от себя самого, сожалея о содеянном? Велик ли грех, сначала проклиная все на свете застежки, сам не понимая почему, трясущимися, как у паралитика, руками, стянуть с нее всю эту промокшую одежу, раздеть девчонку, а потом прижать ее холодное замерзшее тельце к себе. Прижать, обнять, не больше, дать согреться, и только. Ради нее же...
Он воровато скосился на нее. Исподняя сорочка, оставляя беззащитным перед чужим взглядом, выставляя напоказ хрупкое юное тельце, прозрачной от влажности тканью огибала небольшую девичью грудь, спадая с плеч, оголяя их, невольно цепляя глаз.
В забытье, проваливаясь в сон, она вдруг ощутила, что чьи-то мягкие, но, сухие, губы прикоснулись к ее холодным губам. Прикосновение было легким, почти не ощутимым.
Наконец, сильные руки плотно сжали ее, дрожь медленно стала отступать.
Задрожав и сорвавшись, губы начали опускаться вниз, вниз... через секунду она ощутила их прикосновение на шее, задержались, словно в пробующем касании, и еще секунду спустя - на груди.
Господь пошутил в момент его создания, а в момент его жизни - сам дьявол.
Наверное, если бы в тот момент он смог побороть себя, а точнее, простую бездушную корысть, завладевшую сознанием, и в первую очередь обычного мужчину в себе - он бы никогда, никогда, даже под угрозой страшной расправы не сделал того, что сделал.
Но она была так беспомощна перед ним, а в самой глубине груди так неприятно сладостно потянуло, и растущим тугим комком медленно, будто карябая, раздирая в кровь тело, начало опускаться куда-то в самый низ, причиняя боль, с каждой секундой нарастая, не зависимо от его воли, что он ничего не мог поделать.
Наверное, в такие моменты говорят о помутнении разума.
Пусть так, но это странное, почти безумное желание - хотя бы на секунду самому ощутить тепло, другое, женское тепло, неподдельное, и получить возможность - почувствовать это, когда тебя не оттолкнут, не закричат от ужаса и страха, почувствовать себя обычным.
И даже в тот момент он боялся, что она откроет глаза, все поймет, поймет страшное его желание - истошным воплем, дико закричит, отринет его, не позволив даже не то что прикоснуться к себе, даже глянуть на нее.
Но она была не в силах. Она к его стыду ничего не сделала, словно позволила, словно приняла, словно дала согласие. Разве он так много желал?
Кристина однажды оказала ему страшную услугу.
Из жалости. Из-за боли и обиды на природу, которая была столь жестока к нему.
Ее губы были такими мягкими. И с того момента он не мог забыть их. Он так мечтал ощутить это чувство еще раз, только уже имея возможность самому целовать, а не принимать, самому - сжав ее в объятиях, касаясь губами ее кожи, ее губ, чувствовать, как бьется ее сердце, ощущать ее дыхание, чувствовать ласки и шепот.
Он так же, как и все хотел целовать ту единственную, которой мог подарить свои чувства, гладить ее волосы, ее лицо, чувствовать, как вздрагивает ее тело, когда он касается ее, и вздрагивает вовсе не от страха, а от страсти, от желания.
Разве это так много?
Кто-то получает это просто так. Со всей щедростью. За видимую красоту...
А он должен стыдливо, в тайне от себя самого, пытаясь задушить в своем разуме подобные мысли, мечтать об этом ночами, жестоко заставляя свой рассудок, душу и тело отрицать всей своей сущностью такую зазорную необходимость, словно делающую его еще ужасней, еще страшнее, еще противней, еще омерзительней и отвратней. А потом проклинать природу за то, что она так шутит с ним, лишив всего этого, зато, оставив телу способность все ощущать и чувствовать, желать и действовать, реагируя на малейший стимул, заставляя от самого себя воровато прятать взгляд.
Не чувствовать себя человеком, не чувствовать себя мужчиной, никем, ничтожеством, чудовищем.
И вздрагивать от одной мысли о том, что она будет содрогаться от отвращения, когда он будет прикасаться к ней.
А сейчас - он сам не понял, почему, но так и не смог побороть себя - вот так глупо и нечестно, можно сказать, обманом, и даже не ее, а самого себя, дотянуться хотя бы до крошечной доли этого чувства, которое он испытал однажды, так предательски жестоко подаренного ему Кристиной - стать желанным, а не отверженным.
Девушка, в ответ на его касания, застонала, это привело его в чувства, и он резко, словно от огня, отдернулся от нее, поняв, что на самом деле позволяет себе то, что никогда не должен позволить, даже подумать.
Должно быть, еще секунда, другая, и возможно, он не сможет остановиться, не в силах перебороть такие простые инстинкты, которые все-таки пытались взять верх над ним.
И начал бы обезумевши в конец, потеряв всякий рассудок беспощадно терзать свою добычу, как изголодавшееся животное.
Он резко отстранился от нее, запретив себе думать о возможном исходе.
- Ты вся горишь... - Вдруг услышала она нестойкий срывающийся голос.
У нее начался жар.
Через несколько минут Жюли в дымке дремы догадалась, что ее голова уже лежит на подушке, и она находится под теплым одеялом. Она несколько раз вздрогнула, сжалась клубком, поджав под себя ноги, и, забывшись, провалилась в сон наполовину с бредом.
О, как он завидовал. Завидовал тому, что может вот так спокойно, умиротворенно, сжавшись на кровати, уснуть, не терзаемая никакими мыслями, ни презрением к себе, ни болью, ни ужасом, ни ненавистью к самому чудовищному, мерзкому существу на этом свете, то есть к самому себе, до самого утра мысленно отираясь от убивающих рассудок мыслей.


6.

- Рауль...
- Кристина?
- Рауль, пожалуйста, обними меня и никогда не отпускай!
- Что-то произошло, Кристина?
- Н-нет... ничего. Честно. Совсем ничего... - Голос сорвался, словно камушек, со звоном покатился в обрыв страха и лжи. - Просто... просто обними меня, и все. Пожалуйста.
- Кристина, ты вся дрожишь... - Ее муж взволнованно посмотрел на нее. - Правда ничего не произошло? На тебе нет лица. Ты напугана?
- Нет же, нет. Все хорошо. Просто... просто такое бывает, мне бывает иногда страшно. Очень страшно.
- Этому есть причина?
- Нет. Никаких причин. Простой беспочвенный страх. Глупый беспочвенный страх. Сама себя ругаю за эту слабость...
Что он сделал с нею? Что сделал он с ее жизнью?! Так нельзя, так невозможно.
Что он сделает с их жизнью? С жизнью ее мужа?
Осколки. Тысячи крошечных осколков. Осколков времени, их жизней и чувств...
Столько времени она где-то в самом укромном уголке своей души, который не открывала даже самой себе, ждала этого момента, а сейчас была готова проклясть все это, только бы это никогда не коснулось ее снова.
Она слишком боялась неизвестности.
И вместе с тем, понимала, что она манит ее, подобно языку пламени, притягивающему мотыльков в ночи.
С легкостью сжечь все ради неизвестности...
Это выше ее сил.
Глупый наивный детский страх. Какую боль он приносит.
Почему?

--

Жюли пришла в сознание только около полудня следующего дня. Теперь, по крайней мере, она не ощущала эту ужасную дрожь во всем теле, от которой ее передергивало, лишь немного ныла нога и она чувствовала бессилие. Но это уже не так страшно. Можно сказать, даже совсем не страшно.
Это было куда терпимее, чем то, что ей довелось испытать тогда, когда она свалилась в овраг, безрезультатно валандаясь в грязной холодной жиже, которая затекала ей в рот, напоминая о себе болотным привкусом, заставляя давиться ею, глотать, чувствуя частые желудочные спазмы, того и гляди, обещая вывернуться наизнанку.
Девушка открыла глаза, стараясь отойти ото сна и бреда, в котором находилась. Несколько секунд она пыталась понять, что произошло. Она неподвижно лежала на кровати, и затем, наконец, начала осознавать, что находится она у себя в комнате, а не на холодной улице, вся до нитки продрогшая и замерзшая, ей тепло, и даже очень тепло. От того, что она чувствует еще чье-то тепло так близко и так отчетливо.
Тепло, и биение сердца, волной проходящее по позвоночнику, замедляющееся у кончиков пальцев, и отражающееся пульсацией в самом мозгу.
Ее сердца?
Она вздрогнула.
Ее левая щека чувствовала человеческое тепло и стук человеческого сердца. В груди Жюли что-то перевернулось и упало в самую глубину души. Возможная догадка на мгновение испугала ее.
Вот уж чего никогда не приходилась, так это просыпаться подле малознакомого мужчины. Да и подле хорошо знакомого - тоже не приходилось. Сей факт кого угодно повергнет в ужас.
Она почему-то захотела что есть силы закричать, но быстро спохватилась, и зажала себе рот рукой, дабы все-таки не проронить крик ужаса.
Жюли несколько секунд просто вдумчиво слушала чужое дыхание, потом очень аккуратно и осторожно приподнялась, оглядевшись. На ней не было ничего кроме нижней рубашки, она поспешно натянула на себя одеяло, негодуя фыркнув.
Еще не лучше. Ничего не скажешь, многообещающее пробуждение!
Она повернулась к нему, и с интересом начала вглядываться в его очертания, наклоняясь все ближе и ближе, чтобы получше рассмотреть его.
В голове зароились какие-то отрывки воспоминаний, только сейчас она не могла понять, где в этих воспоминаниях правда, а где ее фантазия.
Все, чего она так боялась в нем все это время, и вполне оправданно - так это его маска, как ей показалось, которой он, если и не стыдился, так избегал повышенного интереса к ней со стороны других. Он, кажется, не подозревал, что она смотрит на него так близко.
И наверное, это и хорошо.
Она, осторожно наклонившись над ним, протянув трясущуюся от страха и нерешительности руку, все же решив дотронуться до маски. Разве возможно вот так все время ее носить? Неужели удобно? Должно же быть что-то, отвечающее на вопрос - почему.
Если бы сейчас Жюли остановила себя, она, наверное, просто умерла бы от любопытства. Как она не пыталась уговорить себя - не делать этого, остановиться пока не поздно, пока еще может, пока не случилось что-то дурное, любопытство брало верх, просто раздирая душу напополам.
И все-таки она боялась.
Она боялась, что сейчас этот человек может очнуться и застать ее так близко к себе, крайне не приветствуя это.
Хотя, она тоже была не в восторге от того, что обнаружила его рядом с собою, когда проснулась. Жюли снова покраснела, почувствовав, как начала пульсировать в висках горячая кровь.
Ее рука медленно приближалась к его лицу. На секунду замерла в воздухе. Она прислушалась - все так же ли он мирно дышит, не проснулся ли он? Кажется, она была еще не готова, чтобы он вот так быстро проснулся. Ей хотелось еще получше рассмотреть своего гостя. Убедившись, что нет - она несмело коснулась его маски.
Ничего такого.
И зачем он ее носит?
Он пошевелился. Жюли в ужасе замерла, перестав дышать. Но пробуждения не последовало.
Ее рука плавно скользнула вниз, и пальцы опустились в ее кромке.
Вдруг кровать заскрипела, Жюли подпрыгнула на ней, у нее в глазах что-то мелькнуло с такой скоростью, что она, не поняв в чем дело, даже не смогла вскрикнуть от неожиданности. Рука Жюли была перехвачена, не позволив снова притронуться к лицу. Он резко поймал ее запястье, и мгновенно обезоружил, стремительно перевернувшись, тем самым, подмяв под себя, обезопасив свое положение.
Если бы от испуга уже в который раз постигшего ее за ближайшее время можно было бы умереть, то Жюли была бы уже мертва.
Жюли ощутила, как ее руки зафиксировали у нее над головой, вытянув ее по всей длине кровати, и плотно прижав к матрацу.
Она захныкала, и скривилась в обиженной гримасе. Не самое приятное ощущение. Ей хотелось набрать в легкие воздуха, чтобы глубоко вздохнуть, но она не могла этого сделать под тяжестью чужого тела.
Ее тело ответило на это дрожью.
- Что... что ты себе позволяешь? - Тяжело дыша, захрипел он.
Еще немного, и она бы сотворила с ним это.
В который раз, полностью обезоружив, ведомая любопытством, изменнически обнажив, оголив перед всем окружающим его миром и своим взглядом, выставляя напоказ те страхи и ту боль, которые он так пытался укрыть, о которых он так желал забыть.
Нет, никогда он не сможет этого сделать.
Всякий раз посторонний глаз будет цепляться за чуждый привычному людскому облику кусок белого щита, старающегося оградить не только его хозяина, но и любопытствующих от ненужных вопросов, не нужных взглядов, воплей ужаса, страха и разъяренных возгласов в его сторону.
- Я...я... Это что вы... вы... себе позволяете? - Облизнула она пересохшие потрескавшиеся губы. - Мне... трудно дышать. Отпустите меня!
- Ты хочешь сама причинить себе вред?! - Зарычал он на нее.
Даже если бы она изо всех сил билась в его руках, все равно вряд ли у нее был бы шанс вырваться.
Девушка застонала, пытаясь пошевелиться, но тяжесть другого тела не позволила этого сделать.
Впрочем, его хватка не была такой уж сильной, он где-то в подсознании совсем не хотел снова причинять боль этому маленькому и хрупкому тельцу, наоборот, мысль об этом пугала его.
Но Жюли была напугана, и все свои ощущения чувствовала вдвойне остро.
Не совсем приятно, не совсем и отвратительно.
Она вдруг сама испугалась своих мыслей.
В ее голове, казалось независимо от ее желания, возникали и проносились какие-то странные порывы и желания, которые до этого момента она даже боялась самой себе раскрыть. Она вряд ли могла сейчас себе признаться в том, что такой вот неожиданный тесный контакт с мужчиной может вызвать в ней странное и непонятное ощущение.
- Я не хотела причинить вам вред... - Жалобно прошептала она, уповая на его снисхождение.
Но, похоже, он был не намерен прощать ей ее неосторожный проступок.
- Что ты хотела узнать? Проклятая любознательность! - Тяжело дыша, наградил он ее презрительным взглядом. - Зачем!?
- Месье... - Еле слышно говорила Жюли. - Прошу вас... отпустите... - сказала она, только потом подумав, а действительно ли ее тело так уж желает, что бы ее отпустили или ей вполне приемлемо и так?
- Не смей этого делать! Не смей трогать меня вообще, черт тебя побери, проклятая девчонка! Ясно тебе? Не прикасайся ко мне вообще! Никогда! - Раздосадовано прохрипел он, одновременно с этим ощущая, как заметно участилось ее дыхание. - Никогда!
- Хорошо. Не буду. Но это почти невозможно, пока вы сами до сих пор прикасаетесь ко мне!
Он удивленно посмотрел ей в глаза.
А девчонка не так уж и глупа!
Его руки медленно начали разжиматься, давая ей возможность освободиться. Он медленно, отпустив, освободил сначала одну ее руку, потом вторую и сам, приподнявшись, освободил ее от себя, выпрямившись и сев на краю кровати.
Жюли приподнялась. Тряхнула головой, чтобы как-то прийти в чувство после случившегося, в-первую очередь, стыдливо отведя глаза, поправила соскользнувшую с плеч рубашку.
- Не смей, понятно!? - Еще раз велел он, вздыхая, и сам, приходя в себя.
- Я уже поняла. - С обидой пробормотала она.
Жюли надулась.
Ну и пусть.
Пусть хоть вообще никогда больше не заговаривает с ним, не смотря в его сторону.
Ему же проще и легче будет.
Избавится сразу от стольких проблем.
- Что такого я хотела сделать? - Без доли страха спросила она с надрывом. Казалось, сейчас она готова была, выпустив когти, о которых он и не подозревал, кинуться на него. - Я всего лишь хотела...
- Не надо... - перебил ее он, - этого делать. Вообще ничего не надо. Я же сказал - не трогай меня!
- Хорошо. - Отвела она взгляд, хмуря брови.
Не надо, так не надо.
И вообще, это не она его столь бесцеремонно вжала в матрац. Как, должно быть, она глупо выглядела! Жюли заворчала что-то себе под нос.
Она тоже была раздражена. Не меньше его.
Ее разум восставал против того, что пару минут назад ее совершенно незаслуженно напугали, она не заслуживала такой расплаты.
- Подумаешь... - Пожала она оголенными плечами, скривившись. - Вы, например, вообще сняли с меня всю одежду.
На сей момент это было для нее самым оскорбительным и ужасным.
А вот за это и, правда, можно вцепиться клыками в горло.
Клыками, которых у нее не было...
- Иначе было нельзя. - Объяснил он ей с неохотой. - Она была мокрой. Что приказали бы, мадмуазель, мне делать? Смотреть, как медленно отдаете богу душу? Действительно, я не догадался. Было бы интересно.
Жюли встрепенулась, ее глаза загорелись возмущением.
А вот это уже сложно снести безмолвно, как рыба.
Сказать ему что ли что-нибудь?
- Предпочла бы спать в мокрой одежде?! - Опередил ее Эрик.
- Да.
Он кинул на нее гневный взгляд.
У беспомощного котенка и правда стали показываться коготки.
Может это и к лучшему.
- Мне вообще пришлось постараться, что б отыскать тебя... - С неприязнью сделал он на этом акцент.
И правда пришлось, что она знает?!
- Я вас не просила! - Огрызнулась Жюли, и еще сильнее завернулась в одеяло, желая избавить себя от его взгляда. - И трогать мою одежду тоже не просила! И меня трогать тоже не просила!
Ну началось!
Иногда у него появлялось желание просто вырвать язык этой девчонке.
- Надо было оставить тебя там! - Быстро развернулся он к ней, сверкнув глазами. Если бы мысли могли материализоваться, на Жюли сейчас бы обвалился потолок, - чтобы ты замерзла в ледяной воде. Мне бы было меньше забот! А вообще...
- Что? - Прищурилась Жюли, и подтянула одеяло до самого подбородка. - Это мне вот хочется знать... - она указала пальцем на место рядом с собою, - что вы тут делали?
Действительно - что?
И дернул его лукавый провалиться в сон рядом с ней.
Меньше всего он желал этого.
Как только позволил непрошенному сну взять над своим организмом верх?
- У тебя был жар и ты бредила...
Глупее объяснения быть просто не могло.
- И что, по этой причине я тут вас обнаружила?! Вы со всеми девушками так поступаете?
- Замолчи! - Прикрикнул он на нее, что бы наконец-то та прекратила повышать на него голос.
Дурочка!
Она даже понятия не имела, что своими словами могла натворить, всколыхну в нем все самые глубокие мысли и раздумья.
Его разум затрепетал.
Нет, конечно. Не трогал он ее, и не хотел, не желал, и запретил себе даже думать.
А она всего лишь глупая девчонка, которая и не подозревает, что может натворить своей глупостью.
Просто усталость дала о себе знать, сморив в один из прекрасных моментов, когда он был подле, не решившись оставить ее в бреду.
Жюли замолчала, закусив губу, обиженно косясь в его сторону. Но это подействовало. Она притихла.
- Я ничего с тобой не сделал, не бойся. - Проговорил он, словно выдав свой самый сокровенный страх.
Ну да. Ничего.
Только бы не вспомнила про то, так отдаленно напоминающее неумелый поцелуй, застыдив, и, переполняемая ненавистью, задыхаясь отвращением жестоким упреком не кинула ему прямо к ногам, как изодранное в клочья такое стыдливое воспоминание.
Он поднялся с кровати, рассеяно осмотрелся, уже по прошествии времени только сейчас спохватился, поспешно проверил - на нем ли маска, и потом перевел взгляд на девушку. Та хмурилась.
- Хватит.
Она опустошенным взглядом смотрела на него.
- Тебе лучше? - Ровным тоном спросил он вдруг, чтобы хоть как-то разогнать это напряжение, повисшее между ними.
- Лучше. - Ответила она честно.
- Нога... как твоя нога?
Ах да, нога!
Жюли совсем забыла про нее, и вот только теперь, когда он напомнил ей о ней, она дала о себе знать, начав побаливать.
- Болит. - Прошептала она, высовывая ножку из-под одеяла, и начав пристально рассматривать ее, прикладывая усилия, чтобы слегка пошевелить ступней.
Затем девушка подняла глаза на него, замечая его пристальный взгляд, огибающий очертания ее ножки, и поспешно прикрыла ее одеялом, оставив на поверхности только ступню.
Он, наблюдая это, заметив ее откровенное и такое наивное смущение, хмыкнул, разворачиваясь, и направляясь к двери:
- Мадмуазель, вы такая странная, - произнес он, открывая дверь, - могу вас заверить, что вы мне совершенно не интересны. Не переживайте за себя. - Это звучало как насмешка, и она сыграла свою роль.
Было обидно. Очень обидно. Только вот - не ясно, почему столь обидно звучало для нее это его заявление.
Совершенно не интересна?
Совершенно?
То есть - совсем, совсем?
Она не знала, как это можно было объяснить, но ее досаде, вызванной его словами, не было предела, она чуть не заплакала от обиды, просто не в силах сдержаться, когда он оставил ее в одиночестве, резко с грохотом захлопнув за собою дверь, и ей грешным делом показалось, что зашатались стены, зазвенело стекло в окнах.
Ее переполняла какая-то странная необъяснимая досада.
Кинуться бы за ним в след и сказать ему тоже что-нибудь такое, что бы ему... ну, в общем, тоже стало обидно.
Да нога болит, не встать, не то, что вдогонку броситься за ним.
Конечно же, он сказал ей не правду.
Не соврал.
Но и правдой это не было.
Вроде и не интересна, вроде и все равно. Да почему же тогда прямо сейчас не взять и не уехать? Забыть обо всем, и о слезах этих, таких наивных, таких неподдельных, и об этом взгляде, как у маленького напуганного беззащитного зверька, с такой надеждой и нужной в чем-то непонятном, обращенном к нему, и об этой хрупкой фигурке, об этих ручках, так цепко вцепившихся, там, в темной комнате ее отца, не желая отпускать его, и об этом щемящем ощущении в груди, когда она хмурится, или того хуже - рыдает, обо всем.
Около четверти часа Жюли просидела, тупо глядя на дверь.
Ее сердце застучало сильнее, одержимое какой-то непонятной радостью, когда дверь отворилась.
Ей не мало сил потребовалось, чтобы сокрыть улыбку, когда она увидела его.
Только как-то даже и не престало вот так откровенно выдавать радость после всего, что произошло.
Уж если обидеться, то обидеться.
И никакого снисхождения.
- Дай мне посмотреть, что с ногой.
Было просто необходимо осмотреть ее ногу, на которую она жаловалась. Но Жюли почему-то немного смущалась и никак не желала ему доверять свою больную ногу, то ли играя с ним, то ли жестоко сводя с ним счеты за все, что он наговорил ей до этого.
Если уж я вам так не интересна, то лучше вообще не подходите ко мне! - Подумала она, и решила, что никогда и не за что не позволит прикоснуться ему к ее ножке.
Хотя, чего скрывать, нога болела, и она очень хотела узнать, насколько это серьезно.
- Я просто посмотрю.
- Нет. - Упорствовала девушка, уже, наверное, в раз третий выдавая ему один и тот же ответ.
- Чего ты боишься? Я не сделаю тебе больно, я буду предельно осторожен.
- Нет. - Настойчиво пряталась она ее под одеялом. - Разве вы врач? - Наконец спросила она, поглядывая на него хитро.
- При чем тут это? Тебе необходим врач?
- Врач понял бы, что с моей ногой, а вы...
Довольно.
А с манящим хрустом свернутую шею к больной ноге не прибавить?
- В чем-то я могу разобраться не хуже врача. - Теряя терпении, раздраженно сказал он. - Ну хорошо, если тебе угодно врача... - Уже не вынеся этого издевательства, направился он к двери.
- Н-ну... ладно. - Вдруг услышал он, когда собирался уже уйти. Он обернулся. Похоже, Жюли одумалась, и все-таки решила ему довериться. - Хорошо, посмотрите тогда все же, что с моей ногой... если вам не сложно. - Добавила она виновато.
А вот сейчас бы сказать - сложно, еще как!
Нет ничего хуже, чем связаться с ребенком.
Тем более если этот ребенок время от времени просыпается в хорошенькой и весьма миленькой девушке!
Он вздохнул, аккуратно, стараясь не причинять ей боли, положил ее ножку на коленку.
При первом же его прикосновении к ее ступне, Жюли вскрикнула так, будто бы ее окатили кипятком.
Похоже, самое сильное оружие женщины - это визг.
Он вдвойне сильнее, когда ты к нему не привык.
- Так больно?
- Еще как! - Округлились ее глаза.
Спустя несколько минут осмотра, он аккуратно снял ее ногу со своих коленей, и она с трудом, но довольно быстро убрала ее под одеяло.
- Ты потянула связку, и только.
- Болит.
- Это не смертельно. Я думал, все может быть куда серьезнее.
- Я буду ходить? - Наивно спросила Жюли, что не могло у него не вызвать легкую улыбку.
- Нет, будешь хромая, - усмехнулся он. - Все ухажеры разбегутся, не догонишь.
Жюли скривила губы, готовая расплакаться навзрыд.
- Шучу. - Поспешно добавил он, замечая ее выражение лица. - Не бойся, нет, конечно. Необходимо немного ее подлечить и все будет хорошо. Будешь снова бегать... по оврагам. Только я больше не буду вытаскивать тебя из речки, в которую ты свалишься... с меня хватило одного раза.
Жюли снова надулась, и отвернулась.
Незаурядное чувство юмора.
Если он вообще им обладал.
- Ладно. Когда поправишься, - сказал он уже совершенно серьезным, но на удивление снисходительным тоном перед тем, как покинуть ее комнату и дать ей поспать, - тебя будет ждать кое-что, что, думаю, должно обрадовать тебя...
- Что? - Удивилась Жюли, откидываясь на подушку.
- Потом сама узнаешь.
- А когда?
- Не сегодня. Когда поправишься.

--

Мысли об этом погрузили ее в глубокий сон.
В котором она и проспала вплоть до середины ночи.
Ее еще совсем юная головка была не в силах осмыслить и принять все то, что она пережила, а в такие моменты, как известно, разум начинает искать пути выхода, и порою зло шутит.
Кошмар, так походящий на реальность душил ее, отнимая воздух.
В голове плясали устрашающие ее образы, с каждой секундой она начинала ощущать, что она задыхается, в ушах снова начинает что-то гудеть, голова пухнуть, а губы, что-то шептать, вымаливая спасения.
Ей не могло придти в голову, что она просто лежит, уткнувшись носом в подушку.
Жюли вскрикнула в удушье от страха, резко приподнявшись на кровати, захлебываясь собственными слезами.
Она, задыхаясь, сидела на кровати, запустив в спутанные волосы руки, пытаясь придти в себя и снова обрести чувство реальности.
- Жюли, что произошло?
Она поспешно подняла глаза, отозвавшись уже за это время стать таким родным и знакомым, голос.
- Кошмар... это кошмар, - прошептала она.
Его рука аккуратно коснулась ее лба.
- Тебе приснился кошмар?
- Д-да... - Сама не зная, так ли, ответила Жюли.
- Что ты видела? - Присел он на край ее кровати.
Жюли хватанула губами воздух.
- Ничего. Ничего такого...
...О чем бы хотелось рассказывать.
Кошмары вообще не столь приятно расписывать в красках.
Тем более, когда от них еще порядком не отошел.
- Это всего лишь сон. - Он еще раз коснулся ее лба. Если жар и был, то уже не такой уж и сильный. Можно считать, девчушка пошла на поправку.
Вот и замечательно.
Пускай поправляется поскорее.
Он скорее отсюда уедет.
Куда? Опять в свою оперу?
Да не важно, уедет, и все. Ради чего он вернулся - он добился. Увидел ее. Поговорил с нею. Кристина все сказала, лелеять мысль о том, что она одумается, что она пожалеет о содеянном, что она вернется - безрезультатно, только растравливая и без того измученную душу.
- Все нормально. Ложись... ложись, и попытайся уснуть. - Утомленно произнес он.
Жюли скосила на него в полутьме взгляд.
А он, похоже, и не ложился.
Появился бы столь незамедлительно он на пороге, если бы сам пребывал в глубоком сне.
Как минимум, человеку хотя бы надо одеться.
Он же, не смотря на ослабевший у горла ворот рубашку, и на небрежно засученные до локтя рукава, был в вполне опрятном виде. Даже в жилете поверх рубашки.
Или он спит в жилете?
Жюли невольно хихикнула про себя от такой мысли.
Забавно было бы задать ему еще и этот вопрос, и тогда точно от тумака не ускользнуть.
Интересно, чем он занимался посреди ночи, когда нормальные люди спят?
- А что вы делали? - Закусив нижнюю губу, спросила Жюли.
- Ничего. Ничего особенного.
- Тогда... - прошептала она, - я могу попросить вас кое о чем?
О чем, интересно, она собралась просить его среди ночи?
Он, выжидающе, посмотрел на нее.
- О чем?
- Вы бы... вы бы не могли... могли побыть здесь со мной? - Наивно спросила она, заметив, как он растерянно приподнял одну бровь. - Просто остаться... - Объяснила она, словно боясь, что он не поймет ее. - Мне страшно. Сама не знаю от чего. Но все это... эти кошмары... Возможно, если бы я была здесь не одна, мне не было бы так жутко... и простите пожалуйста за то, что... ну в общем, за эту ссору утром.
Нашла ссору. Перепалка. А если бы она имела несчастье побольше времени побыть подле него - она бы даже за ссору это не приняла. Не видела она, что такое ссора и что он может сделать.
Сущий ребенок.
Вообще-то, о таком одолжении дети просят своих родителей.
Но вот уж на чью роль он совершенно не хотел претендовать, так это на эту роль для этой девочки.
И что она предлагала ему - вот так просто остаться с ней в комнате, сидеть, стеречь ее сон, или даже прилечь рядом?
Или юной мадмуазель столь понравилось просыпаться не в одиночестве?
Глупость. Определенно глупость. А он не может себе ее позволить.
К тому же, честно сказать, он за все это время сплошной сумятицы решился все же сесть за перо и бумагу, как знать, может он сможет хотя бы отчасти успокоить душу, может, сможет что-то написать.
С того времени, как Кристина покинула его, а партитура столь дорого ему творения погибла в огне - ему не хотелось снова притрагиваться к бумаге, снова пытаться написать хотя бы что-то.
- Что ты хочешь, что бы я сделал? - Так и не понимая до конца, спросил он.
- Чтобы вы остались со мной... как в прошлый раз. - Добавила она, густо покраснев. - Мне так было бы не очень страшно.
Он несколько секунд в недоумении смотрел на нее.
Ничего не скажешь - хорошая просьба.
- Все же... простите, за то, что я наговорила вам тогда. - Извиняющимся тоном снова попросила она, опуская глаза. - Я вообще-то, наоборот, должна была поблагодарить вас. Ведь вы вытащили меня оттуда. Сама бы я... никогда не выбралась! - Жюли начала искать в темноте его руку. - Я...я... ну пожалуйста. - Сказала она поникающим голосом.
- А по утру ты снова зайдешься страшным визгом и плачем, указывая на то, что я тебе причинил вред! Похоже, у тебя снова жар. - Усмехнулся он. - Не иначе бредишь!
Жюли угнетенно вздохнула.
- Да нет же...
Ее просьбы были такими странными для него, что последнее время он перестал понимать, где она бредит, а где говорит в здравом рассудке.
- Так вы побудете здесь?

--

Как ни странно, но кошмары ее этой ночью больше не мучили.
Не считая одного.
Под самое утро.
Разбудившего ее. Вырвавшего из приятного ощущения сладковатой дымки обволакивающего мягкого сновидения.
- И как это понимать?!
Голос.
Такой знакомый.
Взбудораженный и сорвавшийся.
Чей?
Жюли резко взмахнув ресницами, открыла глаза.
Сон обещал рассеяться.
Но отказался, приняв очертания реальности.
Она отняла голову от чужой груди, на которой очень удобно устроилась, ища тепла в предрассветной прохладе.
В дверном проеме стояла побледневшая Кристина, поджав губы.
Кого угодно, но только не мадам де Шаньи готова была увидеть сейчас Жюли еще порядком не отойдя от столь мирного сна.
Что-то перевернулось у нее в душе. Она вдруг стремительно оценила ситуацию и поняла, что все это, что со стороны открылось взгляду Кристины, по меньшей мере просто непристойно. Жюли сначала побледнела, потом ее щеки залил стыдливый румянец, заставляя ее краснеть.
Не могло произойти ничего более ужасного, чем то, что сейчас уже произошло. Как такое могло случиться? Жюли была просто в ужасе, от сжигающего ее взгляда Кристины она начала метаться по кровати, не зная, что делать.
- Кристина... - Не веря своему слуху, а после и глазам, произнес Эрик, и Жюли невольно кинула на него испуганный извиняющийся взгляд, словно была в чем-то виновата перед ним.
- Я прихожу искать свою служанку, переживая, что с ней, вероятно, что-то случилось, - лицо Кристины исказилось, - и что же? Застаю ее в постели с мужчиной вполне живую и здоровую! Полагаю, ты по этой причине оставила работу!
- Мадам, - сказанные Кристиной слова больно хлестнули ее по нежному и юному сердцу.
Все, что она смогла, так это натянуть на себя одеяло, чтобы хоть как-то избавиться от стыда, захватившего ее, так как чувствовала явную неловкость.
Кристину затрясло. Лучше ослепнуть, чем увидеть то, что она увидела.
Она судорожно скручивала в руках свои перчатки, у Жюли было ощущение, что она сейчас того и глядишь, кинет в нее ими.
Показавшийся Эрику сновидением голос Кристины стал явью. Он тряхнул головой, чтобы придти в себя.
- Ты всегда приглашаешь в постель первого попавшегося?
У Жюли от досады и ужаса рекой потекли слезы. Таких оскорблений ей еще не приходилось ни от кого слышать. Более того, она не очень хорошо понимала, в чем ее вина, чтобы заслужить столь ужасный гнев своей мадам, которая всегда была к ней благосклонна.
- Мадам, простите... Мне было очень плохо. - Тихо заговорила Жюли, не смея поднимать на нее глаз, приводя совершенно невразумительные доводы для оправдания.
- Я вижу. - С пугающим холодом сказала Кристина.
- О господи мадам, нет, вы не о том подумали!
Жюли, уткнувшись лицом в одеяло, плакала.
- Вот какое ваше мнение обо мне, мадам де Шаньи? - Вдруг, наконец, спросил у Кристины Эрик, поспешивший как можно скорее подняться на ноги.
Кристина, пришла в себя, услышав его голос, и наградила его по истине презрительным взглядом.
- Мадам! - Жюли хотела кинуться к ней, но нога дала о себе знать, ответив на резкое движение, и попытку встать на нее сильной болью, и она, застонав, скорчилась на кровати, так и не ступив на пол.
- Кристина... что ты здесь делаешь?
- Я искала ее! - Почти со слезами на глазах выкрикнула она, указав на Жюли. - Проклятая девчонка! Как можно...
- Прекрати. Пойдем. - Он вдруг резко схватил ее за руку, и вывел из комнаты. Жюли почему-то показалось, что выволок.
Жюли осталась рыдать у себя на кровати, ощущая страшный, сжирающий ее изнутри стыд. Правда, до конца так и не понимая, что же она натворила столь непростительного, что вызвало такую реакцию со стороны мадам. О господи, теперь ей никогда уже не заслужить ее хорошего отношения.

--

- Отпусти! Не смей! Не трогай... - Плаксиво взвизгнула Кристина, пытаясь вырваться, и, наконец швырнула свои перчатки куда-то в воздух у себя над головой, что бы освободить вторую руку.
Выведя Кристину из комнаты, Эрик выпустил ее из своей хватки, резко разжав свою руку. Она не ожидая, не удержавшись, отшатнулась назад.
Кристина чуть не отлетела в другой угол, запутавшись в полах своего платья.
- Ты... снова забываешься... как там... в тот вечер! - Кинула она ему, больно уколов своими словами.
- Зачем ты пришла? - Еще раз повторил он, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. - Зачем?
Кристина кусала губы, но упорно не желала давать ответа.
- То, что ты сейчас устроила просто... возмутительно и в первую очередь непозволительно для тебя самой!
Кристина ничего не ответила, лишь негодуя, фыркнула, потирая запястье, словно только что освободилась из кандалов.
Она изменилась.
Изменилась его наивная, любимая, единственная, трогательная девочка, его неземной ангел... Где тот маленький милый ребенок? Он изменил ее. Тот, кто отнял у него все - ее, вместе с этим и его мир, его душу, желание творить и жить дальше. Ради нее. Ради Кристины. Она превратилась во взрослую женщину... женщину с детской тоской в глазах непостижимой глубины.
Ее взгляд стал тяжелее, ему отчего-то показалось, что она научилась ненавидеть. Она научилась переступать через собственные желания и боль. Она научилась лгать.
- Зачем ты остался? - Всхлипнула она, обессилено опустившись на стул, уронила руки на колени, и в ту же секунду сжала их в кулачки. - Я же просила тебя уехать, покинуть это место, я просила! Ради нас... всех. - несмело добавила она.
- Просила. - Согласился он. - А ты не можешь предположить, что у меня могли быть какие-нибудь дела, чтобы задержаться?
- Интересно, какие? Уж не те ли... за которыми я вас и застала?
- О да! Интересно. Теперь будь добра, объясни, что такого ты увидела?! Застать спящего человека - это можно считать большим преступлением!? - Он с неохотой криво усмехнулся.
- Ты же знаешь, о чем я!
- Что именно ты хочешь?
- Знать - как все это понимать!?
- Оправдания вовсе не входят в мои планы. - Прошелся он по комнате.
- Ну да... - Горькая усмешка тронула ее губы.
Кристина подняла на него глаза.
- Ты меня в чем-то упрекаешь? - Спокойно спросил он. - Для подобных скандалов вы имеете мужа, мадам, которого сами же себе и выбрали! Разве не так?
Кристина с пренебрежением скривилась.
- Это ты упрекаешь меня! Упрекаешь...
- Ты отвергла все, что я мог и желал дать тебе...
- ...И потому, ты решил утешиться с моей служанкой?! - Возмущенно перебила она его, не позволив договорить, и вскочила со стула.
Кристина едва не вскрикнула от удушья, которое перехватило ее горло.
- Ты сама-то хоть веришь в то, что говоришь? Кристина... ты подумай, что говоришь. - С горечью уронил он.
Как она могла... даже подумать!?
- Ты увидела одно, а вообразила другое.
Кристина приглушенно вздохнула. Ее гнев сменился тоской и болью в глазах, которую она при всем желании сейчас не могла скрыть.
- Ну и, в конце концов, Кристина, согласись, что тебе уж точно не должно быть никакого дело до того, с кем спит твоя служанка!
Есть! Есть как раз дело!
Ошибаешься, ошибаешься! - Рвалось у нее из груди, но она не выпустила на свободу отчаянный вопль протеста.
Нет, Кристина действительно пришла сюда с мыслью навестить Жюли. Все-таки, она заботилась о ней. Девочка была ей дорога, все это время она воспринимала ее, как подругу, могла рассказать ей что-то, о чем не могла поделиться еще с кем-то, да к тому же, ей было одиноко, невольно начинаешь искать человека, который помог бы разделить твою тоску. Для Кристины таким человеком стала Жюли. Они неплохо понимали друг друга и до этого очень хорошо ладили.
Вот только сможет ли она понять ее сейчас? Теперь?
Как теперь Кристине относиться к Жюли, после того, как внутри нее вспыхнул странный огонь. Почему это произошло?
Она так долго и старательно, стирая пальцы в кровь, чертила эту границу, отделяющую ее прошлое и настоящее. Она так долго училась не вспоминать, забывать, стирать, не переступать ею самой же проведенную границу.
Но возможно, до сих пор маленькая беззащитная девочка, живущая в ее душе, жаждет защиты Ангела музыки, такого родного и прекрасного, как и прежде.
- Мне очень сложно сейчас... - Вдруг произнесла она, не поднимая на него глаз. - С того момента, как я узнала, что ты вернулся. Я запуталась. Но я не хочу снова боли...
Вдруг Кристина начала медленно сникать, словно ее одновременно покинули все силы и ноги перестали держать ее прямо.
- Мир, который подарил Ангел музыки своей маленькой славной девочке, разрушен. - Простонала она, опускаясь на пол, сев прямо перед ним, у его ног, утонув в складках строгого темного платья. - А ты... не даешь мне забыть его, всякий раз возвращая на его руины. Я не хочу... как ты не понимаешь - не хочу. - Замотала она головой, тем самым, заставляя тяжелые непослушные пряди выбиваться из прически, словно пытаясь убедить в этом не его, а саму себя.
Она всхлипнула.
- Я не могу. Но я... я... не могу и без тебя!
Кристина приникла к его ногам, и он ощутил, как она глухо плачет.
- Не тревожь того, что было... - С болью сказал он, выдергивая из ее объятий сначала одну ногу, потом вторую, и отходя. - Ты ведь не сможешь, не сможешь оставить его... этого мальчишку. Своего красивого мальчишку, Кристина! - С пренебрежением уронил он.
Кристина захлебнулась воздухом, и теперь уже навзрыд заплакала.
Он был прав, она была слишком слаба, чтобы подвергать себя чему-то подобному.
Кроме того, усомниться в самой себе, своих ощущениях и чувствах.
Она как-то в раз оборвала плач.
Затем Кристина подняла на него глаза, потом сама, покачиваясь, приподнялась.
- Ты выбрал хороший способ, чтобы отомстить! - Сказала она хриплым негромким голосом. - Хватило и того, что ты вернулся...
Кристина сделала несколько несмелых шагов, и больше не говоря ни слова, открыв дверь, вышла на улицу, покинув его.
Покинув. Снова покинув.
В который раз.
Он подошел к окну, и несколько минут неподвижно смотрел в него, провожая ее взглядом, думая обо всем том, что произошло ранее, и о том, что имело место быть еще раньше, так странно и необъяснимо пропитывая его жизнь болью и разочарованием.
Нет, Кристина ошиблась, это вовсе не было местью. Нельзя отрицать, отмщения он жаждал. Но это было вначале всего. Его разрывало на части от гнева и ненависти. Он был, в очередной раз отвергнут миром, и был готов на все. Но потом, а точнее сейчас, мысль о мести давно его не посещала, то ли он забыл о ней, то ли оставил эту идею.

--

Жюли сидела на кровати с ничего не выражающим лицом, бледным и заплаканным. Не удивительно, если все это время, пока он с Кристиной были в другой комнате, она проплакала, как меленький ребенок.
Он остановился в дверях, не входя в комнату. Словно не решаясь сделать шаг.
Жюли подняла на него глаза.
- А мадам, - спросила она, - где она?
- Она ушла. - Опустошенно вздохнул он, пряча от нее взгляд.
Она ушла. Ушла.
Она и не могла не уйти...
- Да? - Брови девушки разочарованно прыгнули у нее на лице, и она, с удивительным ей свойством снова совершенно по-детски надулась. - Она, наверное, больше не захочет со мной разговаривать, и как же я ей все объясню?
- Не надо ей ничего объяснять. Я надеюсь, она и так все поняла.
- Нет месье, - прошептала она, - она права. Это я виновата. Это было не правильно. - Опустила заплаканные глаза Жюли.
- Она поторопилась с выводами, и только. - Развернувшись, кинул он ей через плечо, уже не глядя на нее вовсе.
Жюли посмотрела на него из-под опущенных густых ресниц.
- Как теперь мне теперь возвращаться в дом де Шаньи?
- Обычно. - Скупо уронил он. - Тем путем, как и раньше.
Жюли вытерла тыльной стороной ладошки влажные от слез щеки.
Неуместная шутка.
- Она была вне себя. ...значит вы и мадам...
Он схватился за ручку двери.
- Надо что-то делать с твоей ногой. - Поспешно проговорил он. - Иначе ты еще долго не сможешь подняться...
Ну да, нога. Верно. Не сможет. Боль дикая.
- Она болит уже меньше, - поддержала эту тему Жюли, понимая, что на предыдущую тему он не хочет больше говорить с ней.
Через секунду дверь хлопнула, и Жюли тоскливо огляделась в пустой комнате.


7.

Через пару дней Жюли уже без труда сама вставала с постели, нога почти не давала о себе знать. Лишь только изредка немного побаливала, но эту боль было уже намного проще переносить. Она была счастлива снова самостоятельно передвигаться. Ее это радовало и приводило в упоение, совсем как маленького ребенка. Она восторженно реагировала на всякую возможность встать с кровати. Неужели можно понять счастье обладания чем-то, что совсем не ощущаешь и не замечаешь в повседневной жизни лишь тогда, когда это столь жестоко отнимают у тебя?
Жюли, сидя у себя на кровати рассматривала наброски картин отца, ее отвлекла открывавшаяся дверь.
- Как ты себя чувствуешь? - Эрик остановился в дверях.
Жюли положительно качнула головой.
- Все хорошо. Нога уже почти не болит... - Окинула она взглядом свою ногу.
- Это хорошо.
- Думаю, уже совсем скоро я смогу вернуться к работе. Если конечно... - она опустила глаза, - мадам меня примет обратно.
- Примет. - Холодно отозвался он с демонстративным безразличием.
На лице Жюли проступила бледность, и она устремила свой взгляд куда-то вниз, на бумагу, которую держала в руках, а точнее, сквозь нее. А если нет?
Он заметил это.
Она обижается так же часто, как прощает и забывает эти самые обиды.
- Жюли, - поспешил сказать он. - Я взял на себя смелость сделать тебе небольшой подарок, чтобы порадовать тебя. Он ждет тебя в гостиной.
Он?
- Кто?
- Увидишь.
Жюли от удивления захлопала глазами, хмуря в недоумении брови.
- Пойдем. Взглянешь на него.
Она в нетерпении отложила на кровать листы бумаги.
Они прошли в небольшую гостиную, в которой Жюли из-за болезни не появлялась уже несколько дней. Она начала с любопытством оглядываться, не догадываясь, что ее может ждать сейчас, и что именно все это означает. В сердце у нее горел детский искрящийся интерес, который то и дело обещал вырваться наружу.
Наконец взгляду Жюли открылось то, чего она прежде здесь никогда не видела. Всего лишь потому, что этого никогда здесь не было и не могло быть. Это было фортепиано. Отец Жюли никогда не увлекался музыкой, да и она тоже, потому, в их доме никогда не было ни одного музыкального инструмента, только холсты, краски, кисти... но фортепиано удивило ее.
- Где вы его взяли?
- Какая разница. Музыка - одно из самых лучших лекарств, - сказал он, подводя к фортепиано. - Это я могу тебе совершенно точно сказать.
Девушка несколько секунд рассматривала музыкальный инструмент, потом коснулась его поверхности, провела по ней кончиками пальцев.
- В-возможно. - Проговорила она. - Но я... к сожалению, я не умею играть на нем. - Расстроено сообщила она, немного смутившись.
Возможно, он был и прав, но раньше она даже и близко не подходила к музыкальным инструментам, она даже не может достойно опробовать его. Хотя, безумно бы было интересно.
- Ну, если хочешь, я могу сыграть тебе. - Предложил он на удивление ровным мягким и спокойным тоном.
Уже один этот тон отозвался где-то в глубине груди у Жюли приятным отзвуком.
- Конечно. А вы умеете? - Вспыхнули интересом ее глаза.
- Да. Хочешь?
За время пребывания здесь он начал изрядно тосковать по музыке. Это было его воздухом, тем, чем он дышал, жил, это было его спасение - тонкая материя высшего и не пробуемого на ощупь, ощутимое лишь чем-то более глубоким, чувствительным, тонким, тем, что скрыто в душе.
Это было его частью... частью Кристины.
- О да, пожалуйста! - Вдруг согласилась Жюли, с интересом наблюдая за ним, пытаясь скрыть явное пробуждение заинтересованности.
Он сел за фортепиано, и открыв его крышку, положил пальцы на клавиши.
Замершая тишина начала рассеиваться, по комнате проплыл поток музыки, заставивший ее замереть. Она редко когда слышала ее. Такую сильную и завораживающую, волной ударяющей в грудь, и просачиваясь куда-то в самую глубину тела. Если только разговоры о ней, в частности от мадам де Шаньи. Но сама мало что представляла.
- О месье, - вздохнула Жюли, когда музыка прекратилась. - Красиво. А почему так грустно?
Потому что ему больше не за чем было жить. Без нее. Без Кристины. Без той, которая олицетворяла его музыку.
Потому что ноты, заключенные в партитуру, музыка, сотворенная для нее, во имя нее давно, год назад поглотил страшный адский пламень, пожирая не только его надежды, но и силы.
Потому что он понял, что его надежды оказались мечтами, а мечты рассыпающимися в песок, в прах иллюзиями; потому что он понял, что зря вернулся, совершив ошибку, что ему никогда не стоило сюда приезжать, чтобы увидеть ее снова, увидеть Кристину.
Увидеть, чтобы всколыхнуть всю боль, и разорвать и без того кровоточащие, незаживающие раны. Потому что, бороться теперь не имеет значения. Бороться означает - принести ей боль и еще больше страданий. А он не хочет и боится этого больше всего. Да потому что легче умереть, чем каждую ночь мысленно играть реквием по своей любви, по своей жизни... И закрывая глаза слышать стук своего сердца - ровные размеренные удары, как удары гробовщика, орудующего молотком, и с каждым ударом все плотнее вгоняющего гвозди в крышку гроба.
Да потому что она никогда не простит его, не полюбит, не захочет, потому что она не его, и этим все сказано, все кончено, а его жизнь в который раз разбита тревожной волной о жестокие грубые скалы этого мира, а он... он почему-то еще здесь, живет, дышит, и пытается что-то придумать для себя, соврав, обманув же самого себя, для того, чтобы лишний раз глотнуть воздуха. Пытается закрыть дверь в темный бесконечный тоннель. Дверь, которую невозможно закрыть.
Это ей сказать в ответ?
Он едва различимо пожал плечами.
- Я никогда не думала, - продолжила Жюли, - что вы... играете. К сожалению, у меня нет ваших способностей, бог не дал мне такого дара... вряд ли мне когда-либо посчастливится прикоснуться к этим клавишам, заставив их так же звучать...
- Это не столь страшно. Я просто хотел, чтобы ты знала. К тому же...
Призрак посмотрел на нее, немного отодвинулся от музыкального инструмента? и неожиданно для нее предложил:
- ...Если хочешь, ты можешь сама попробовать.
- У меня не получится, месье. - Улыбнулась Жюли, замерев на месте.
- В таком случае, я помогу тебе. Ну же, не бойся.
Она, несколько минут колеблясь и медля, все же подошла к нему, он еще немного отодвинулся, и девушка осторожно присела впереди него.
Жюли с вспыхнувшим жаром на губах ощутила, как он коснулся ее руки, слегка сжал, потом отпустил, взял в свою, и поднес к клавишам. Сейчас она чувствовала его дыхание, биение сердца и каждое движение, и прикосновение к своей коже. Она глубоко вздохнула, чтобы преодолеть сильную дрожь во всем теле и удержать дрожь, которую он при таком тесном контакте без труда заметит.
- У тебя прекрасные пальцы. Созданные для игры. - Заключил он. - Попробуй сама...
Жюли невольно улыбнулась, ощущая его прикосновение.
Он взял ее руки, и поместил на клавиши, слегка вдавил ее пальцы, клавиши дрогнули, заставив нарушить тишину, разлившимся по комнате, стоном фортепиано. Жюли немного сжалась, когда ее пальцы коснулись прохладных твердых клавиш.
- Расслабь руки. Вот так. Смотри. Клавиши... они чувствительны к любому прикосновению.
Жюли засмеялась.
Пускай незатейливая мелодия, вызванная неумелым перебором клавиш, но это было первое, что заставило ее за все это время радоваться, улыбаться.
И, наверное, она, как никто сейчас заслуживала такую простую, но такую важную и необходимую радость.
Жюли выпрямилась впереди него, ее руки выскользнули из-под его рук, и она сложила их на коленях, прямо сев на кончике стула, еще дальше отодвинувшись от него.
Он продолжил перебирать клавиши, умело выводя короткий, но мелодичный этюд.
Жюли с интересом следила за его скользящими по клавишам пальцами. Затем она, почувствовав желание и интерес все же ощутить каково это - сама снова очень аккуратно, словно опасаясь что-то разрушить, положила пальцы на поверхность клавиш и совсем неумело быстро наугад начала перебирать их, исключительно из интереса. Вышла достаточно причудливая мелодия.
Эрик позади нее улыбнулся.
Девушка смущенно засмеялась, почувствовав это.
- У меня ничего не получается, да?
- Почему же, продолжай, - положил он на ее руку свою ладонь и немного сжал.
Конечно, великой пианистки из нее не получится.
Но отчего бы хотя бы просто не позабавить ребенка?
Тем более девочка столько перенесла за недавнюю неделю. Это поможет ей, пусть отчасти, но отвлечься, заняться чем-то другим.
Жюли продолжала наугад нажимать первые приглянувшиеся ей клавиши. Местами резало слух, местами было забавно, получалось что-то необычное, далекое от идеала, и непохожее ни на что. Но ей нравилась эта не требующая сложных правил игра.
Какое-то время Эрик наблюдал за ней, следил за ее пальчиками, за тем, как она иногда начинает хихикать, нажав на клавишу, издающую по ее мнению забавный звук, слишком низкий, или наоборот, слишком высокий.
Он медленно убрал руки с клавиш, и они вдруг легли на талию Жюли.
- Сядь поближе, и не бойся. - Едва ощутимо подтолкнул он ее.
Девушка вздрогнула, ее тело снова напряглось. Она так же отняла свои пальцы от фортепиано, и ее руки легли поверх его рук, крепко сжав их. Сначала она хотела поспешить убрать их от своего тела, но через секунду поняла, что сопротивляться перед собою же бесполезно.
Жюли отпустила его руки, когда почувствовала, как они несмело начали двигаться вверх.
Его рука обогнула изгиб ее груди, и скользнула выше, коснулась ее плеча, шеи, и снова медленно начали опускаться.
Жюли выдохнула, застонав.
Она осторожно развернулась к нему лицом вполоборота, удивленно глядя на него.
Он почувствовал ее пристальный взгляд, и это отрезвило его, и он внезапно ощутил, что дал волю излишним порывам, которых бы следует опасаться. Он резко отдернул от нее руки.
Брови Жюли прыгнули.
- Жюли...
Ему показалось, что он принес ей разочарование, лишив ее своих прикосновений.
Господи, как это глупо, наверное, обманывая самого себя, ложью усыпляя разум, а главное - сердце, убеждать себя в явственном ее влечении к нему.
Опять! Теперь вот осталось, ставя себя в совершенно глупое и нелепое положение, попросить у нее прощения. Вплоть, хоть вообще к ней не приближаться, не то, что прикасаться.
- Жюли, это всего лишь небольшой урок. - Поспешно сменил он тему, вздыхая, и набирая в легкие кислород. - Но думаю, я бы вполне мог, если ты хочешь, научить тебя паре несложных мелодий до своего отъезда.
Жюли вздрогнула.
- Отъезда?! - Засуетилась вдруг она. - Вы собрались уезжать?
- Да.
- Когда?
- Точно не знаю. Но я и так задержался, Жюли.
Жюли отстранилась от него, поднялась на ноги, и отошла на ощутимое расстояние. Несколько секунд она так и простояла, пока не обернулась, и дрогнувшим голосом произнесла:
- Но... вы бы могли побыть еще. Ведь, правда? Или есть какие-то важные причины?
- К чему это?
К чему?
Хорошо бы самой вот так просто ответить.
Приходящие на ум ответы пугали ее саму, нельзя было даже помыслить, чтобы найти в себе силы, и озвучить их ему.
- Я даже не знаю, - опустила она глаза. - Но вы совсем не приносите никаких неудобств. - Ну да! Совсем-совсем! - Правда. Да и... думаю, я буду уже скучать без своего гостя. - Она попыталась улыбнуться, чтобы скрыть внезапно подступившие в горлу слезы.
- Что ты такое говоришь... Какие глупости. Ты видишь совсем не то, что есть на самом деле...
- Тогда, расскажите мне - чего я не вижу. - Упорно продолжила она.
- Нет. Это ни к чему. И не нужно.
Он встал вслед за ней, прошелся по комнате.
Ничто и никогда не заставит его вот так просто и с легкостью открыться.
Она сама не имеет представление о том, о чем просит. Рассказать... рассказать - это значит начать повествование с самого начала, с тех дней, в которые ее даже не было на этом свете, зато уже плотным комком, утяжеляя душу, существовала его боль.
- Почему?
- Незачем. - Коротко кинул он. - Потому что ты вовсе не заслуживаешь кошмара в своей жизни. И, кроме того... я и так слишком промедлил Жюли. Думаю, теперь, когда ты поправилась, мне ни к чему оставаться. Мне нужно возвращаться.
Жюли растерянно поджала губы.
Остаться совершенно одной...
А она, кажется, уже начала привыкать к тому, что в ее доме, с ней под одной крышей поселился столь необычный жилец. К тому же, может и доставляет лишние беспокойства, зато одновременно с этим от мысли этой по телу растекается такое странное ощущение - словно пожирает тебя нетерпение к чему-то, сердце начинает стучать быстрее, и иной раз удерживаешься от странного желания услышать этот голос или просто ощутить на себе его взгляд.
Странно?
Странно.
Но так не хочется терять эти ощущения, которые столь неожиданно влились в ее жизнь.
Хотя, наверное, он прав, не сможет же она навечно здесь его поселить, словно привязав, как вечного постояльца. Что скажут люди? Одна эта мысль чего стоит - откуда не возьмись странный мужчина!
Кроме того, должно быть, у него своя жизнь, что ему до нее, маленького глупого ребенка, который боится темноты, прося, чтобы его не оставляли одного, когда во сне ему явился кошмар, так искренне радуясь неожиданному подарку, с благодарностью и тайной радостью следящий, как заботятся о нем, справляются о здоровье, проверяя, не поднялся ли снова жар, для полноты картины оставалось бы еще попросить рассказать на ночь сказку...
Хотя, наверное, и правда, привычка вступила в силу, и ей будет сложно смериться с тем, что она останется совсем одна в этом доме. Но рано или поздно это произойдет и ей все равно придется с этим мириться.
- Я думаю, тебе стоит пока вернуться к себе. Уже поздно. А излишнее переутомление тебе ни к чему.
Жюли окинула его немного помрачневшим взглядом.
Он прав. Она устала. Но так не хотелось уходить.
- Не переживай. Я не уеду просто так... не попрощавшись с тобою. Не бойся. - Уточнил он, замечая в ее глазах тревогу. Если ей так будет лучше и проще - он правда не уйдет неожиданно и молча.
Жюли грустно вздохнула, и едва различимо улыбнулась ему в ответ.

--

Безумная усталость брала над Жюли верх. Она вошла к себе в комнату, дошла до кровати, и прямо не раздеваясь, рухнула на нее, уткнувшись лицом в подушку. Она несколько минут так пролежала, закрыв глаза.
Наверное, все это так глупо.
Безумно глупо. И зачем только странные непонятные мысли лезут к ней в голову, заставляя бояться саму же себя, терзая, разрываться на части душу.
Восстанавливая у себя в голове картину событий, Жюли невольно покраснела. Внутри ее груди прошла сильная судорога.
Странно все это.
Будто ранее неведомое подступало к горлу, заставляя сдерживаться, как сдерживают вопль ужаса, до боли в висках, стискивая зубы, напрягая все тело, каждую его частичку.
Жюли это пугало.
Она начинала бояться сама себя, своих ощущений, и вместе с тем желая испытать их снова.
Нет, ее ощущения играли слишком злые шутки с ней. А она, будучи беззащитной, не зная, как противостоять этому, поддавалась.
Потерять так неожиданно ворвавшегося к ней в жизнь человека...
Почему против этого восставало сердце, сжимаясь до боли, крича во весь голос, что не желало так просто отпускать?
Ведь он никто, она толком не видела его, его лица, не говоря уже о том, что совершенно ничего не знала о нем - с чего и откуда эта странная привязанность, которая пугает своей неизвестностью? Да и она ему была чужой, станет он смотреть на ее грусть и слезы.
Она отвлеклась от этих мыслей, попытаюсь заглушить их рассуждениями совсем иного рода.
Жюли понимала, что ей необходимо, либо вернуться в дом мадам на прежнее место, либо навсегда его покинуть, но для этого, как и в первом случае нужно объясниться с ней, не оставляя никаких недомолвок. Все-таки она работала в доме де Шаньи почти больше года, привыкла к мадам и любила ее.
Она все-таки решила то, что она должна навестить мадам, поговорить с ней и объясниться, как бы страшно и неудобно это не было, и какие бы приступы смятения это у нее не вызывало. Если Кристина посчитает, что та недостойна больше работать в ее доме, то Жюли сразу же и безоговорочно покинет его. Но если она больше не будет работать в доме де Шаньи, то ей вероятнее всего придется искать другую работу, чтобы существовать и зарабатывать на пропитание. Она несколько раз уже заранее подумала о том, а не начать ли ей рисовать?
За окном взвыл ветер, ветки деревьев тревожно закачались, и ударили в стекло, заставив его зазвенеть. Жюли вздрогнула.
Остаться здесь, одной?
Никогда!
Она сорвалась с кровати, и кинулась по коридору вперед, поспешно перебирая ногами, путаясь в своей юбке, рискуя, того и гляди, растянуться прямо здесь, на холодном деревянном полу.
Нет, пусть так. Так лучше!
Пусть кинуться ему в ноги на колени, и умолять не покидать ее, но никогда не остаться одной... Чувствуя, как холод одиночества заглатывает все глубже и глубже.


--

А ведь еще секунда бы и не смог он сдержать порыва... порыва вот так вот взять, и начать свой рассказ.
Она сама-то хоть понимала об этом, когда просила его рассказать обо всем, чего не знала?
Нет, не понимала. Откуда ей понять и знать это все?
Нет, не мог он...
Он притворил дверь, прошел на середину комнаты, вдруг остановившись в густом полумраке, оглядевшись. И хорошо, что вещей нет. На сборы время тратить вовсе не надо.
Рассказать ей обо всем?
Ненависть. Может ли быть что-то сильнее ненависти к самому себе, растекающейся по телу ядовитыми волнами боли? Он столько лет жил с этим, что невольно можно было бы уже примириться. Только, нельзя, невозможно, всякий раз ощущая себя тем, на которого, как на ничтожество смотрят другие. И лишь единственная защитная маска - ощущая себя сильнее других, скрываясь за безликой тенью, мистифицируя и запугивая, хоть как-то, хоть каким-то образом выкарабкиваться на поверхность, выживать.
И вот так вот взять и рассказать, а вместе с этим и снять перед кем-то единственное, что защищало его - маску?
Он вскинул руку, и дотронулся до нее. А потом вдруг и вовсе снял.
Вот так взять, и снять ее, словно стянув с себя кожу, оголить все ужасы своей жизни перед чужим взглядом?
В таком случае, должно быть и, правда, легче и куда безболезненнее содрать с себя кожу, чем вот так просто предстать перед кем-то другим совсем беззащитным, ощущая, как брезгливо с отвращением чужой взор огибает каждую черточку твоего лица, задерживаясь и останавливаясь, замирая, изучая, словно вгоняя занозы в самое сердце, разглядывая, будто невидаль, с каждой секундой делая шаг назад, а потом и вовсе отвернувшись.
Он окинул маску взглядом, которую держал в руках.
Ту, которая казалось единственным спасением, будучи в силах хотя бы отчасти уберечь от лишней боли, ту, которую он ненавидел, как часть страшного проклятья, легшую белым отпечатком на его жизнь; словно ощутимой, холодной стеной разделившую его мир, отделившую его от Кристины, от каждого, кто так или иначе появлялся или появится в его жизни.
Он несколько секунд внимательно смотрел на нее, не отрывая взгляда, словно сам изучал в подробностях.
Дверь щелкнула, и отворилась, даже если бы у него в запасе была пара секунд, он бы все равно был не в силах ничего сделать.
Жюли, запыхавшись, влетела в комнату, и ту же секунду замерла на пороге.
Кажется, правила приличия, о которых она так неосторожно забыла, столько раз с укором говорили ей о том, что входить необходимо со стуком.
Хозяин комнаты стоял на самой ее середине.
Руки его дрогнули.
Жюли приглушенно вздохнула. Что-то было в нем не так. Только вот что - она толком сейчас никак не могла понять.
Замешкавшись, он, сам того не желая, выронил из рук маску, и она глухо ударившись о деревянные не очень ровно положенные половицы.
Жюли увидела, как упало что-то к его ногам, и тоскливо белея в полутьме.
Глухой звук, ударившейся о пол маски отрезвил Жюли. Она вздрогнула.
Закричать было как-то несподручно, да и не получилось бы, дыхание сбивалось от быстрого бега.
Рухнуть, обессилившая на пол куда лучше, но она удержалась на нестойких ногах. Еще несколько секунд она не верила, сомневаясь, того ли человека видит перед своими глазами. Или ее глаза жестоко глумятся над ней, играя злую, очень злую шутку.
Полутьма коварно сжевывала черты лица, не позволяя убедиться или оспорить свои догадки.
Кажется, она уже столько раз пыталась вообразить его без маски, что воображение строило множество образов, самых необычных и самых непредсказуемых. Но никогда, ни разу - такого. Или воображение ее было слишком слабо и наивно? Куда слабее, чем премудрая природа, однажды не на шутку решившая восстать против всего естественного и устоявшегося, решившая показать и другие свои дарования и умения, кроме как произведения на свет совершенных во всем, таких простых незамысловатых и однообразных отпрысков, явно отличившись в своем творении на этот раз.
Дети обычно называют это кошмарами, и тогда возникает желание, как можно скорее проснуться, открыть глаза, но она не спала, и ко всему прочему не считала себя маленьким ребенком.
На секунду он ощутил в себе какой-то странный, сжирающий душу страх от того, что она смотрит на него.
Она как-то неестественно ссутулилась, словно нахохлившаяся птичка, виновато поспешно окидывая ее взглядом, что-то простонав себе под нос, не смея отвести от него взгляда.
Лучше бы она завизжала и убежала бы прочь, забилась в самый темный дальний угол, вздрагивая всем телом, боясь еще хоть раз столкнуться ним, заговорить, и никогда, никогда он не видел бы ее больше. Никогда!
Так было бы лучше. И легче.
Но она, к его ужасу и удивлению не делала этого.
Он видел лишь ее побледневшее лицо. Она словно приросла к половицам, стоя на своем месте.
Прочь же!
Но она сделала шаг к нему.
- О месье... - Выдохнула она, и вдруг сделала к нему еще несколько шагов.
Он дернулся, как от удара плетью, содрогнулся всем телом и отшатнулся, словно искалеченным и изуродованным жизнью был вовсе не он, а она, и это от нее стоило бы шарахаться, боясь поднять взгляд, боясь подойти, прикоснуться, встретиться глазами.
- Я не...
- Какой я тебе месье? - Разъяренно кинул он ей, вдруг стремительно направившись к ней, и схватил за плечи, тряхнув пару раз. - Не называй меня месье, ясно тебе!? Где ты видишь месье...
Жюли всхлипнула в его руках, скривившись от боли. А может от отвращения. Он так и не понял. Да и лучше - пусть отвращения! Так привычней и проще. И почти не больно. Он привык.
- Не называй никогда меня месье! - Еще раз тряхнул ее он, что у девчонки запрокинулась голова назад, как у куклы, будто грозя, того и гляди, слететь с плеч.
Наверное, не откажись бы покидать свое пристанище ее душа, он бы точно ее вытряхнул из нее.
- Кто тебя просил?! - Отплевываясь яростью, крикнул он. - Кто тебя просил, проклятая девчонка сюда приходить, врываться вот так просто? Что б тебя... лучше б ты навсегда осталась прикованной к постели! - В ярости сплюнул он, наконец, оттолкнув ее от себя. - И не явилась сюда. - Процедил он сквозь зубы в заключении.
Жюли не произнесла ни звука, лишь поспешно схватилась за плечо, потирая его.
Он быстро наклонился, поднял маску, взял ее в руки. Несколько секунд Жюли, не двигаясь, смотрела на него, потом, отведя глаза, подавила в себе подкатившие к горлу слезы, и снова подняла на него взгляд, наблюдая, как он вертит в руках злосчастную маску.
Толк теперь торопиться я ее одевать...
Никакого.
- Уйди от меня прочь.
Жюли облизала пересохшие губы.
Первый испуг прошел, и она ощущала, что почти привыкла, и ее сбившееся дыхание восстановилось, она снова дышит ровно.
Странно все это было. Странно и как бы не с ней. А одновременно взгляд сам, с дотошным любопытством поспешно огибал снова не столь заметные в полумраке на дальнем расстоянии черты лица.
Жюли, как дочь художника, и сама державшая в руках не раз кисть имела обыкновение как-то сразу складывать отдельные части в единую картину, как и рассматривать единую картину, деля ее на отдельные части. Единая картина, отражающая этого человека, сложилась в ее голове еще давно, в которой для нее уже многое было предельно ясно. И теперь то, что она увидела теперь, было всего лишь частью, которую она могла всего лишь внести в уже сложившуюся картинку. Это дополнение не могло стереть запечатленного ранее, могло отчасти поменять, но канва, которая являлась основной была уже неизменна.
Да, она на долю секунды ужаснулась. Но как человек, отчасти имеющий представление о человеческой красоте, стандарте, пропорциях, благодаря рисованию, смотрела на это, как на выражение чего-то поверхностного, ища во всем нечто глубинное, то, что не всегда видно глазу художника, но что непременно необходимо разглядеть, чтобы скомпоновать целостный рисунок.
- Что тебе надо? - Обессилено спросил он, замечая, что она все еще здесь.
- Я всего лишь хотела... - запинаясь, начала она, как на автомате повторять то, за чем и пришла изначально, - ...хотела... сказать, что может... может, вы помедлите с отъездом?
- Вон...
Он обернулся, девушка до сих пор почему-то стояла на прежнем месте. Она не кричала от ужаса, не билась в истерике, не лишилась чувств, она заинтересованно рассматривала его, не отводя глаз.
Это-то и было больнее всего. В очередной раз ощущать себя частью балагана, где каждому жутко интересно взглянуть.
- Вы поэтому ее носили? - Наивно произнесла она. Лишь потому что не знала, что произнести еще. А промолчать не могла.
Нет, ему просто нравится разгуливать по улице, приковывая к себе недоуменные взгляды горожан. Она хоть сама поняла, что спросила?
- Жюли, вернись к себе. - Прохрипел он, ощущая, как руки против его воли сжимаются в кулаки. - Уходи же, ты слышишь?
Еще одно мгновение, и он лучше ощутит, как сникает, становится вялым ее тельце в его руках. Ему даже не придется прикладывать никаких усилий, она такая хрупкая, что стоит лишь прикоснуться к ее шее, и он не услышит от нее больше ни одного вопроса.
Жюли пожала плечами.
- Вы страдаете от этого... от того, что она не любит вас из-за этого... - Наивно произнесла она, сузив глаза.
Глупая девчонка, и зачем она еще продолжает разговаривать с ним, испытывая его и так находящееся в шатком состоянии терпение?
Вот уж ему с ней меньше всего хотелось говорить.
Жюли вдруг всхлипнула, окинула комнату тоскливым взглядом, и нерешительно развернувшись, нетвердой поступью направилась к двери.
Теперь ей долго-долго думать и осознавать, что же на самом деле произошло и случилось. Сейчас понять происшедшее у нее просто не было сил.
Он заметил, что она уходит, и наконец облегченно вздохнул.
- Стой...
Она обернулась.
- Ты веришь в призраков? - Горько усмехнулся он, зачем-то задав ей этот вопрос.
- Нет. - Выдохнула она, едва шевеля бледными губами.
- Зря. Один из них прямо перед тобою.
Она тупо хихикнула.
- Издеваетесь?
- Нет. Иди.
Дверь захлопнулась.
Еще когда-нибудь, хоть раз взглянуть ей в глаза, и при этом не ощущать, как содрогается от раскатов боли и ненависти тело, не ощущать омерзение от самого себя, зная, что в ее сознании раз и навсегда запечатлено все как есть?
Нет, невозможно это уже.
Еще хоть раз взглянуть на нее, прикоснуться к ней?
А она уже вряд ли посмотрит на него так же, как смотрела прежде, до этого.
Если вообще посмотрит.
А если и взглянет, то покривится, а не покривится, так одарит еще больнее режущим сердце, и раздирающим душу в клочья сострадающим, жалеющим, как умирающего калеку взором. Вполне возможно, что и пожалеет, наивная и глупая, может сама того не желая, но пожалеет, переступая через страх и негодование.
Ничего она не знает, маленькая и доверчивая, такая наивная и простая, как выросший под тенью широкой кроны цветок. И не исключено, что не поняла она порядком ничего, а страх и слезы так обычны для такого чистого и наивного существа.
Не поняла... а это значит, что можно постараться, извернуться, заслониться, и как знать, может, будет все иначе, и взглянет она на него совсем иным взглядом. И так просто попросить... приласкать, сжалиться, одарить мягким взглядом, и может даже поцелует, так невинно небрежно прикоснувшись к губам. Всего-то. На секунду, одно мгновение.
Вот так выпросить что-то, что скрыто в самой глубине, в самой черноте и темноте души - ложью и обманом? Мерзко и глупо!
Глупо!
Куда легче снести презрительные, переполненные ненавистью и недоверием взгляды, чем это сострадание, чем эту, так предательски оголяющую всю беззащитность и боль, жалость. Понять, что не так уж и много на самом деле сил, и не осталось их вообще, и что сорваться в один прекрасный момент очень легко, сорваться, и перед первым попавшимся, в чьих глазах разглядеть что-то так напоминающее жалость и утешение, разрыдаться, подобно ребенку.
Уж такой сильный соблазн. И пусть существо это будет, может, куда беззащитнее его самого, куда наивней и слабей. И самого себя обмануть, ища понимание в глазах другого, а не вечное омерзение, и против своей воли так по-детски и глупо потянуться к нему, уповая на что-то отличное от всего такого, что знал и чувствовал раньше.

--

Кристина, вернувшись домой, сразу же тенью проследовала в свою комнату, не переодеваясь, словно обессилевшая рухнула на кровать, и пролежала там почти до самого вечера. Сложно предположить, о чем думала она, как только ее отяжелевшая от размышлений голова коснулась подушки. Ее что-то мучило, тяжело, до боли стучало в висках.
Если бы хотя бы уснуть, провалиться глубоко в сон, забыть обо всем. Вот только спасительный сон к ней не шел. Все это время, неподвижно пролежав на кровати, она не сомкнула глаз, просто смотрела куда-то сквозь стену, будто могла найти там ответ на волнующие ее вопросы.
Если бы все было так просто, если бы можно было просто взять и отпустить все, что довлело над ней, принося страшные муки, если бы многое можно было бы просто стереть из памяти...
Стоило ей немного коснуться прошлого, от которого она так старалась закрыться, как она поняла, что все, что ее окружает сейчас, и то спокойствие, что она сама создала - ни что иное, как плод ее воображения, всего лишь иллюзия.
А иллюзию оказалось так просто разрушить, так просто оказалось пошатнуть и ее саму.
- Дорогая, - дверь ее спальни открылась, в нее вошел Рауль, - тебе плохо? Кристина, что с тобою, ты не спустилась к ужину...
Кристина оторвала голову от подушки.
- Я просто не хочу.
- Дорогая моя, ты заболела?
Так мило, что он так искренне заботится о ней. Вот только она не может сказать ему всей правды, вынужденная скрывать свои тревоги за ликом недомогания и болезни.
Еще одной ложью больше.
Еще одним острым шипом, пронзающим ее сердце больше.
- Нет, нет... - Села она на кровати, потирая кончиками пальцев виски. - Который час, Рауль?
- Четверть девятого, Кристина. - Ответил ей муж, присев к ней на кровать. - Что-то не так? Я последнее время волнуюсь за тебя, Кристина.
- Нет, Рауль. - Ответила она ему, опуская глаза. - Просто голова болит, страшная мигрень. С самого утра. Места себе не могу найти.
- У тебя больной взгляд. - Он взял ее за руку, и аккуратно погладил. - Может тогда стоит послать за доктором?
- Нет, нет, это совершенно ни к чему, уверяю тебя. - Засуетилась она.
- А Жюли, твоя горничная, где она?
Губы Кристины дрогнули, и сжались в тонкую полоску.
Она едва не сказала сейчас ему лишнего, выдав свое предположение - где ее служанка, а главное - с кем!
- Пускай сделает тебе чай от головной боли. - Продолжил он. - Дорогая, - провел он по ее щеке рукой, - ты так бледна, я очень беспокоюсь за твое здоровье. Особенно после этого случая... с нашим ребенком.
По лицу Кристины пробежала тень. Она вздрогнула всем телом.
- Рауль, пожалуйста, давай не будем вспоминать об этом. - Сжала она его руку.
Он понимающе кивнул ей. Неудивительно, что она просила у него об этом простом одолжении. Как и каждой женщине ей, должно быть, тяжело вспоминать обо всем этом. И должно было ему догадаться, а не быть столь неосторожным и бестактным.
- Конечно моя дорогая, просто, я хочу, чтобы ты знала... ты ни в чем не виновата. Ты слишком сильно и упорно терзаешь себя этой виной, которой за тобою нет. В этом нет твоей вины, и прекрати об этом думать! Все будет хорошо.
Будет...
Да, только, к своему стыду, думала она уже давно вовсе не об этом.
Если бы она могла хоть что-то изменить...
Наверное, изменила бы. Только вот так взять, и рассказать ему обо всем - о том, почему днем ей страшно, почему ночами ей хочется плакать, чувствуя, как сжимается от боли сердце, что порою просто вздохнуть ей тяжело, так как ощущает она, будто сердце ее подобно камню, тянет вниз, почему она боится за него, за них, за саму себя, а точнее, за свои чувства.
Нет, легче умереть, чем вот так сейчас взять и открыться ему.
Собственному мужу.
- Что могло стрястись? - Повторил он. - Ты уверенна, что ничего плохого? Может ты хочешь рассказать мне?
Кристина поспешно в отрицании закачала головой.
- Совсем ничего. Просто твоя крошка Лотти, твоя жена... до сих пор глупая девочка, и ей мерещатся всякие глупости, а ночами снятся кошмары. - Покраснев, пробормотала она, словно осознавая всю глупость и несостоятельность тех слов, которые только что произнесла в свое оправдание.
- Но ведь тогда этому должна быть причина, Лотти...
- Совершенно беспричинно.
Неужели в ее памяти, в памяти его крошки до сих пор свежи все эти кошмарные воспоминания, и как он не пытайся ее оградить от этого, заглушить эти страхи, никогда не покинут ее разум? О чем она еще могла говорить, подразумевая кошмары? О нем? Нет, это исключено. Неужели год совсем иной, отличной от прошлого жизни так и не залечил ее раны, и все его старания - ничего иное, как пустое ни к чему не ведущие старание побороть призраков их прошлого?
- Может все же послать за доктором? - Негромко спросил Рауль. - Мне не нравятся твои частые мигрени. Пусть пропишет тебе что-нибудь, какой-нибудь чай, капли...
- О, прошу, это не стоит твоего беспокойства! - Пожала она плечами. - Не стоит. Я не хочу.
- Ты все такая же упрямая. - Улыбнулся он. - Тебя нельзя переубедить или отговорить... Ну хорошо, как хочешь. Да где Жюли, - заторопился он, - я сейчас скажу ей, что ты приболела, и чтобы она приготовила чай... - Он приподнялся с краешка кровати, где сидел, полный решимости найти Жюли.
- Нет, - остановила его за руку Кристина, усадив на место, - не надо мой дорогой, не ищи ее. Ее здесь нет. Это бесполезно.
- Бесполезно? - Переспросил Рауль. - Как это, а где она? Тогда я попрошу кого-нибудь еще... А что с ней?
- Ничего. Просто ее здесь нет и все. Голова сейчас пройдет, Рауль. Все будет хорошо. - Начала она быстро и поспешно говорить. - Я не заслуживаю всех этих сует вокруг себя.
- Что ты такое говоришь? Ты моя жена и я беспокоюсь за тебя...
Кристина грустно усмехнулась.
- Иногда мне кажется, Рауль, что мне не следовало бы выходить замуж за тебя.
Рауль в недоумении оглядел ее тревожным взглядом.
- Кристина, милая, ты о чем? - Придя в себя через несколько секунд, спросил он неуверенным голосом. - Да что ты такое говоришь?
- Прости Рауль, я не хотела тебя обидеть, я ничего такого не имела ввиду. Просто, это моя вина...
- Ты не счастлива? Ты чего-то не дополучаешь? Может, я что-то делаю не так, Кристина, дорогая? Может это моя вина, если ты недовольна нашим браком?! Но только не молчи, если уж начала...
- Рауль, - вздохнула она, - умоляю, это не твоя вина. Я счастлива, все хорошо. Ты самый прекрасный муж, который может быть. Наверное. - Вдруг, испугавшись сама своих слов, произнесла она, и тут же замолчала.
- Ничего не понимаю, Кристина!
- Говоря о том, что, возможно, нам не следовало бы скреплять себя узами брака, я не имела ввиду тебя, как плохого мужа. Я имела ввиду - себя, как плохую жену. Понимаешь, Рауль, мне все чаще кажется, что ты не заслуживаешь моей компании, я не могу сделать тебя счастливым настолько, насколько ты достоин!
- Кристина...
- Рауль, ты любишь меня? - Вдруг спросила она сухо.
- Ты же знаешь. Конечно. И я не раз говорил тебе. Лотти, если бы я не любил тебя, я бы наверное, не нашел бы смелости и сил сделать то, что сделал.
- Жениться на мне вопреки уговорам брата?! - Догадалась она. - Вот видишь, даже твой брат не хотел видеть меня в вашей семье...
Неодобрение со стороны Филиппа Кристина с самого начала остро чувствовала. И где-то в глубине сознания понимала, что в чем-то он прав. Но тогда, в момент подготовки к свадьбе, в момент боли и страха ей меньше всего хотелось об этом думать.
- Все, хватит! Прошу, оставь эти ни к чему хорошему не приводящие разговоры о женитьбах и браках... Любовь моя, что ты опять нафантазировала в своей прекрасной головке? - Погладив ее о волосам, попытался он успокоить свою жену.
Кристина, опустив глаза, молчала, ничего ему не отвечала.
- Пожалуйста, не надо об этом, Кристина. Я понимаю, тебе сейчас не легко, возможно, ты считаешь, что ты плохая жена из-за определенных ситуаций, которые сложились, но это не повод наговаривать на себя, придумывать что-то. Все обязательно наладится, придет в норму. Я обещаю. Моя Кристина, ты самая прекрасная жена, которую я очень люблю. Милая, я говорил тебе об этом много раз. И буду говорить... Ты же знаешь.
- Я знаю. - Тихо согласилась она. - Но я хочу, чтобы ты был по-настоящему счастлив. А все чаще я начинаю осознавать, что я не могу дать тебе этого. В моей жизни слишком много того, что мешало, мешает, и боюсь, будет мешать этому.
Он поцеловал ее в лоб.
- У тебя нет жара? Кажется ты говоришь бред! - Улыбнулся он. - Ну что же это, почему ты всегда выдумываешь всякую всячину? - Он слегка нахмурился.
- О чем ты?
- Я не хочу больше слушать, как ты говоришь глупости. Ладно? Пообещай мне, что ты больше не будешь думать о том, что ты только что сказала. Мне не нравятся эти мысли. Конечно же я счастлив. Счастлив тому, что ты со мною, что ты жива, что мы... живы и мы здесь, рядом друг с другом!
Кристина потерла глаза, разъедаемые слезами.
- Господи, ты так и осталась крошкой Лотти. - Покачал головой Рауль.
Кажется, его жена, которая могла бы дать ему ребенка, сама еще ничем не отличалась от ребенка.
Он снова поцеловал ее.
- Все это очень измучило тебя. Не думай об этом. Лучше отдыхай, хорошо?!
- О, Рауль, - вздохнула она, не выпуская его руку, которую держала в своих. - Просто побудь немного со мной, хорошо. Мне уже лучше. - Кристина придвинулась к нему, и обняла. - Рауль, прости меня... - Прошептала она ему на ухо. Но это получилось у нее как-то неестественно, будто она заставила себя сделать это, через силу, приказав себе сказать ему об этом.
- За что, ангел мой? - Удивился Рауль, обнимая ее в ответ.
- Просто... Если что-то не так. - Поправила она сама себя. - Просто прости, хорошо? Чтобы ни было, я прошу тебя, прости!
Рауль удивленно приподнял брови, гладя ее распустившиеся волосы.
- Милая, конечно. Но о чем ты?!
- Ни о чем, не думай. - Вздрогнула она в его руках. - Просто знай, чтобы не произошло - все будет к лучшему. И обещай не сердиться на меня. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив...
- Кристина, ты опять говоришь что-то не то.
- А ты любишь свою глупую жену, Рауль? - Еще раз повторила она, отстранившись, и заглядывая ему в глаза.
- Кристина, ты бредишь! Милая, конечно же, ты же знаешь, я люблю свою крошку Лотти. Люблю. Очень сильно люблю, и я уже сказал тебе об этом несколькими минутами ранее.
- Даже если она... - Кристина побледнела еще больше.
- Что? - Встревожился ее муж. - Что, Кристина?
Кристина, помолчав несколько секунд, встревожено ответила.
- Даже если она до сих пор верит в сказки и однажды сделает что-то ужасное?




8.

Хрупкий фитилек тлеет в объятьях горячего пламени, рассеивая густую черную тьму.
Ее рука осторожно касается воскового стана.
Всхлип.
- Я не хочу слушать тебя. Ты моя боль. Боль, которая почему-то отказывается меня покидать!
- Я с тобою... до сих пор.
Мысли калейдоскопом крутятся по кругу, прекращаясь в тысячи танцующих в темноте крошечных языков пламени негаснущих свечей, обжигающих разум так же, как кожу обжигает огонь, когда вплотную подносишь к нему руку.
Она отдернула руку, словно испугавшись возможной боли, и невольно сжавшись, обхватив себя руками.
Холод...
- Тебя нет...
Снова всхлип.
- Мне было так проще. Проще верить в твою смерть... знать, что ты не вернешься. Что ты ушел. Оставил мня, и не вернешься... Что ты не дышишь. Что ты далеко. Что ты только память...
- Тогда бы с тобою говорила твоя память.
- Я не хочу так!
- Я здесь с тобою...
Всхлип и треск загасающей свечи.
- Ты больше не веришь...
- Без тебя - ни во что. Когда-то я верила в тебя... А теперь... не знаю.
- Сотри мою боль...
- Ты подарил мне голос...А теперь... не отнимай у меня жизнь... Я очень боюсь!
- Ты сломала крылья нам двоим...
- Я не хотела, не хотела, не хотела... Прости, мой музыки ангел! Прости, ангел...


Она ощутила резкую боль, словно от удара где-то в самой середине груди, и, одержимая кошмаром, вскрикнула: «Прости, ангел музыки!». Через секунду она вскочила с кровати, чувствуя, как по лбу медленно течет струйка холодного пота. Она не сразу поняла, что от кошмара, приснившегося ей, она в голос выкрикнула то имя, которое вряд ли сможет простить ей Рауль.
Боль растекалась по телу, заставляя его неприятно ныть. Она испуганно повернулась в сторону мужа, в надежде, что не разбудила его своим криком. Но увы, это было не так. Рауль, ничего не понимая, смотрел на нее взволнованным и полным удивления взглядом.
Кристина покраснела. Было темно, и она поблагодарила бога за то, что ее муж не увидел этого.
- Кого ты звала? - Нахмурив брови, спросил он.
Кристина пожала плечами, натягивая на себя одеяло. Ее внезапно начало трясти от холода. Ее муж это заметил.
- Кристина!
- Это был всего лишь сон, Рауль. - Попыталась она оправдаться.
- Ты зовешь во сне покойников? - Недовольно спросил он у нее. - Тех, кого уже не существует на этом свете...
Кристина закачала головой.
- Нет, он жив, я видела его совсем недавно... - Еще находясь под властью кошмара, пробормотала ему в ответ Кристина, едва шевеля губами.
Она поняла, что сказала только лишь спустя пару секунд. Сердце Кристины было готово выпрыгнуть из груди. Она ахнула, и зажала себе рот рукой, будто бы хотела обезопасить себя этим, понимая, что последующие подробности могут так же неожиданно вырваться.
Господи, какую глупость она только что совершила, позволив своим мыслям вырваться, так неосторожно рассказав то, чего ее мужу совершенно не надо было знать. Зачем она сказала это Раулю? Ее сердце воспротивилось желанию ее мужа, причислить его к мертвым. Она все это время так усиленно не хотела в это верить. Она просто не могла снести этого, это замечание ранило ее глубоко в сердце. Она хотела громко, во весь голос кричать, что это не так, что это не правда, что он не прав... Что он жив, жив ее Ангел...
- Кристина. - Голос Рауля стал встревоженным. - Объясни, прошу тебя...
Она не отрывала руку от губ, плотно прижавшись ладошкой к ним, что-то невнятно промычала. Молчи! Молчи! Кричал ее разум сейчас. Замолчи и ничего не объясняй!
- Кристина, я тебя спрашиваю! Как это можно понимать? - Заметно обеспокоился Рауль. Ни о каком теперь сне не могло идти и речи. - Он здесь?!
Он поднялся и зажег свет, пройдясь по комнате.
- Кристина, я ничего не понимаю. - Вздохнул он. - Прошу тебя, не молчи! Ради бога!
Кристина виновато отводила глаза, не желая отвечать ему ни положительно, ни отрицательно. Но ему теперь даже не требовался ее ответ. Он все понял по ее реакции. Крошка Лотти никогда не умела лгать, и страх в ее глазах он хорошо различал.
- Кристина, почему ты молчала? - Присел он рядом, и, придерживая ее за плечи, взглянул ей в глаза. - Как ты могла? Кристина, когда ты видела его... и где?
- Рауль, это всего лишь... это не важно. - Выдохнула она, скривив губы.
- Да уж, не важно! - Возмутился он. - И тем не менее, ты не находишь себе места. Я же говорил, что с тобою что-то происходит! Милая, ты боишься?! Он... что-то сделал тебе? Как это все произошло? Почему ты молчала? Кристина! - Замечая ее слезы, поспешно начал он строить ужасные догадки.
- Нет. Ничего. Все хорошо.
Кристина поняла, что уж если ей было суждено проговориться, то надо что-то делать. Рауль с каждой секундой просто на глазах выходил из себя. Интересно, что это было: забота о благополучии своей жены или обычная ревность?
Мысль о том, что Кристина снова могла увидеться, якобы с Ангелом музыки, просто повергала Рауля в ужас. Это означало, что он близко. Рауль увез ее далеко от Парижа, от оперы лишь потому, что желал избавить ее и себя от этих возможных встреч, надеясь на то, что здесь ее никто и никогда не найдет. Как это могло случиться? Спустя столько времени? Зачем?
Кристина слушала стук своего сердца. Наверное, она совершила ошибку. Ему не надо было об этом знать. Кто знает, что родится в его голове при этой новости? Не навредит ли она всем им, рассказав Раулю? Да и в чем именно ему признаться? В том, что в испуге вздрогнула, услышав знакомый голос, подкосилась, снова увидев его, в том, что сердце теперь очень странно тянет при мысли о том, что он где-то рядом, и при воспоминании того, что она видела... Что именно рассказать?
- Я до сих пор не могу понять - как такое могло случиться? - Обеспокоено произнес он.
В самой глубине души он верил, что ничего подобного, которое уже произошло однажды, никогда больше не повторится. Он не переживет, если кто-то отнимет у него Кристину теперь. И даже ни кто-то, а он, снова он. Все это время он всячески ограждал ее от любого напоминания о нем, не то, что встреч. Самая скрытая и потаенная его надежда была о том, что Призрака, возможно, больше нет... Он ошибся. И сейчас его надежда разрушилась подобно домику из песка. Конечно же, она - Кристина, - думал он, негодуя в душе, - он снова вернулся, чтобы забрать ее!
- Господи, Кристина, да ответь же! - Наконец повысил он голос, сжав ее плечи еще крепче. - Не молчи!
- Рауль! - Воскликнула Кристина.
- Как он посмел только! - Возмутился муж Кристины. - Кристина, моя дорогая, ты с ним говорила? О чем был разговор? - Требовательно спросил он. - Прошу, мне надо знать!
Кристина на секунду испугалась его вопроса.
- Ни о чем, Рауль. - Ее голос стал неуверенным, - я всего лишь видела его... вдалеке. И все.
- Бред какой-то! - Проговорил Рауль. - Ты говоришь, что он жив, что ты видела его... и сейчас ты заявляешь, что видела якобы его вдалеке, на прогулке.
Кристина заплакала. Тон Рауля ее начал пугать.
- Рауль, я не помню... Мне могло показаться... И вообще, это просто сон, сон! Да, мне просто показалось, наверное показалось!
Вот он путь, вот она - спасительная ложь.
- Кристина!
- Мне могло показаться... я... не слышала, не говорила... мне просто показалось, что видела вдалеке его образ... Ведь это могло мне показаться, Рауль.
Он заглянул в ее наполненные страхом и ужасом глаза.
- Любовь моя, - беря за руку Кристину, сказал он мягко, - тебе необходимо было сразу сказать мне. Зачем ты так долго скрывала, что тебя беспокоит, подвергая свою жизнь опасности? Ты забыла кто он?
- Не надо Рауль, не начинай! Зачем возвращаться к прошлому? - Выдохнула Кристина, чувствуя, как ее рука начинает дрожать в руке мужа, и она аккуратно высвободила свою руку. - Забудь! Ничего не произошло. - Поджала она губы.
Вот теперь она по-настоящему сожалела, что она «проговорилась». Как она могла? Зачем? Она облизнула губы и сухо сглотнула.
- Умоляю, не делай ничего, Рауль. Это не стоит твоего волнения. Иди ко мне. - Обеспокоено прошептала она, потянув его руку на себя, и обняла. - Я же говорю тебе, я в порядке. Все хорошо! Ничего не произошло!
Она заметила в его взгляде какую-то чрезмерную решимость. И это начало ее пугать.
- Как он нашел тебя?! - Не думая униматься, спросил Рауль.
- Рауль, откуда я знаю. Это глупости. Не думай о них. Мой дорогой, - мягко позвала она мужа, - скажи, о чем ты думаешь, что ты задумал?
- Ничего, Кристина. Просто я собираюсь делать все, чтобы обезопасить и защитить свою прекрасную и дорогую жену! - Прикасаясь губами к ее лбу, сказал он.
- Рауль, не пугай меня! Давай забудем!
Рауль сосредоточенно рассматривал лицо своей жены. Кристина за последнее время очень изменилась. Казалось, что с того времени, как они поженились, и она была милой, веселой, жизнерадостной девушкой прошло много времени, не год, а целых десять. Кристина была постоянно во власти своих мыслей, раздумий и переживаний, что это неминуемо прибавило ей лишние годы.
- Дорогая, что ты говоришь?
- Рауль, просто в последнее время я не знаю, как мне быть и, к сожалению, не понимаю сама себя. Не спрашивай меня ни о чем, пожалуйста. Я все равно не смогу тебе ответить. Я хочу теперь забыть об этой нашей глупой беседе.
- Глупой? Я не считаю, что она глупая. Ты сама не своя была после этого сна. Я не могу это просто так оставить. Меня это беспокоит. Кристина, ты же знаешь, как я люблю тебя!
- Я знаю, Рауль о твоих чувствах, и я благодарна. Потому и говорю тебе сейчас об этом. Однажды ты уже чуть не погиб по моей вине... А я...
- Кристина... не продолжай. Хорошо?! - Он немного помолчал, потом продолжил. - Это все, как и прежде, из-за него, так? Опять этот кошмар в нашей жизни...
- Не надо снова об этом, я не хочу говорить о нем.
- Скажи, он всегда был в твоих мыслях? - Раздражено спросил Рауль, понимая, что внутри него начало расти недовольство. Кристина стала заметно беспокоиться. - Ты думала о... прошлом?
Кристина едва заметно вздрогнула от его слов.
- Ты до сих пор помнишь своего ужасного учителя, так? Я не понимаю, к чему все эти воспоминания? К чему он вернулся, черт возьми? Ты стала сама не своя! Ведь все было хорошо! Я видел, как ты расцветала с каждым днем, ты была довольна всем, твоей радости не было предела, тебя устраивал дом, твой образ жизни, я радовался, глядя, как моя жена снова начинает жить! И главное, я был уверен, что ты...
- Что? - Раздраженно почти выкрикнула Кристина.
- Что ты обо всем этом забыла! А особенно о нем, о своем проклятом ангеле... хотя, это только ты его так называла! Он обманывал тебя, кроме того, он убийца, а еще, он хотел соблазнить тебя своими изощренными дьявольскими способами! И после всего этого ты утверждаешь, что это не так!!?
Кристина держалась из последних сил. Она вовсе не собиралась ссорится с мужем, когда затевала эту, как сейчас ей казалось, ненужную беседу.
- Что ты хочешь добиться тем, что не желаешь отпускать эти ужасные воспоминания о нем? Зачем все это тебе, Кристина? Какое средство он использовал, чтобы привязать тебя к себе? Видит бог, я и так сделал все, чтобы моя жена была самая счастливая на всем свете, я хотел оградить тебя от этих воспоминаний, от него главным образом! Зачем же ты сама возвращаешься к прошлому, к ужасам, которые ты сама хотела забыть, ты же говорила перед свадьбой, что больше не желаешь вспоминать ту ночь!? Что? Что руководит тобой? Я хочу верить, что это всего лишь тоска по детству, в котором он был для тебя не больше, чем дух твоего отца, ограждающий от бед! Иначе... Я думал, моя жена поумнела, и больше не верит в сказки и истории об ангелах!
- Конечно, да Рауль, именно так! Я больше не верю в сказки! И это все не больше, чем память, милый! Он... Эти воспоминания не могут покинуть меня, так как я не могу забыть тех времен, когда и я правда верила в то, что отец послал мне ангела, что мой отец по-прежнему со мной, что он защищает меня... Рауль. Не больше, прошу тебя, верь мне!
- Но ангелов не существует! Тем более... - Раздраженно отвечал ей муж, никак не в силах избавиться от гнева. - Это обман... и этот обман был придуман этим человеком, он каким-то образом заставил поверить тебя в этот обман, привязать к себе, сделать тебя безвольной и подчиняться лишь ему! Неужели ты в силах простить ему...
- Рауль, но это часть моей жизни! И он...
- И он тоже? - Задохнулся от возмущения Рауль, отняв от нее свои руки. - И он тоже часть твоей жизни? Как мило, Кристина! Я не ожидал такого заявления от своей жены! А я? - Обиженно кинул он ей. - Значит, убийца может быть частью твоей жизни, а твой законный муж?!
- Ну что ты такое говоришь, Рауль? - Всхлипнула Кристина.
Рауль отстранился от нее, тяжело дыша, пытаясь сдержать внезапно вспыхнувшую ненависть к прошлому своей жены. Его вдруг посетила ужасная мысль, от которой он не смог избавиться, она затмила его разум, комом встав в горле.
- Надеюсь... надеюсь... - начал он не своим голосом, - надеюсь ты верная жена, Кристина?!
Кристина подняла на него раздосадованные влажные от накативших слез глаза. Такого она от своего мужа не ожидала. Ее сейчас в прямом смысле слова оскорбили, и кто? Собственный муж. Она сжала кулаки, и моментально развернулась, быстро поспешив покинуть столовую.
- Ответь мне! - Последовал за ней Рауль. - Нет, я хочу услышать, может быть, мою жену посещают мысли о том, что ее муж ее не устраивает, и разделить постель с животным, коим является этот человек, ей было бы куда приятнее!?
Кристина задохнулась ужасом.
- Рауль, это уже переходит все рамки! - Выдохнула она в ужасе, и вскочила с кровати. - Это ужасно...
Кристина подбежала к дери, и вцепилась в ее ручку, готовая покинуть комнату.
- Рауль, ты не в себе! - Сквозь зубы процедила она, - ты сошел с ума, если смеешь заявлять мне такое! Как ты посмел! - Задыхалась она от осознания всего того ужаса, который был сказан ей Раулем минуту назад.
- По-моему, я имею право знать! Может быть, я давно о чем-то не знаю?
- Господи, мне легче умереть, чем выслушивать это! Легче пережить смерть, чем такое слышать из уст собственного мужа, который так о тебе думает! - Всхлипнув, ответила ему зло Кристина, и быстро вышла из комнаты, со всей силы хлопнув дверью.

--

Остаток ночи Кристина провела без сна. Она бесцельно бродила по дому, не желая вспоминать то, к чему привел их с мужем разговор. Это ужасно. Казалось, ничего ужаснее уже быть не может.
Но сон ее все же сморил перед самым рассветом, и она задремала в кресле в гостиной.
Наверное, ее сон так и длился бы, пока около полудня ее не разбудил бы голос одной из служанок.
- Господи, мадам, что вы тут делаете?
Кристина открыла глаза.
Одна из служанок обеспокоено и ничего не понимая смотрела на нее.
- Я... - Кристина совсем по-детски потерла глаза. - Я... мне не спалось. Вот я и решила побыть здесь. А потом... потом, наверное, уснула.
- О мадам... вам бы лучше подняться к себе! Что ж вы так-то... не удобно же!
Кристина коснулась затекшей шеи.
Верно, лучше вернуться наверх. Хотя бы привести себя в порядок.
- А мой муж... он где?
- А виконт сегодня очень рано поднялся. Кстати, он был кажется, не в самом лучшем расположении духа.
Оно и понятно!
- Да и еще... а вы еще не знаете - кажется произошло что-то...
- Ч-что? - Кристина встрепенулась.
Девчонка молчала.
- Говори же скорее! - Громко приказала ей Кристина.
- Мадам, я хотела вам сказать...
- Что? - Спросила Кристина, и у нее перехватило дыхание. Неизвестность заставляла ее сердце биться так сильно, что в груди начало щемить.
- Вы не видели? Эти люди, мадам... Я встретила чужих людей, это похоже солдаты, и они вооружены! Может случиться что-то страшное! Я сама не могу понять... дом под охраной.
- Какие? - Кристина вздрогнула.
- Мадам, я не знаю, что происходит, но ваш дом и прилегающая к нему территория напоминают площадку для военных действий! Говорят, что месье приказал им охранять поместье от посторонних.
- О господи, - Кристина подбежала к окну, будто бы могла там что-то увидеть. - Зачем он это сделал?
- Месье де Шаньи?
- Да, мой муж!
- Я не знаю, мадам. - Растерянно пожала плечами та.
Кристина закрыла лицо руками, стояла так несколько секунд, потом схватилась за голову.
- За что? Господи, я не переживу это! Я не могу больше!
- Мадам, прошу вас!
- Ты ничего не понимаешь, ничего! - Почти отпихнула ее от себя Кристина. - За что?
Спустя какое-то время Кристина, поспешно направилась в кабинет мужа, рассчитывая найти его там.
- Рауль, в чем дело? - Кристина резко открыла дверь в его кабинет, остановившись в дверях.
Он вопросительно посмотрел на нее, внешне создавая ощущение совершенного спокойствия. Хотя, это было сделать не так и просто. Все это время после их разговора он не мог найти себе места.
- Почему ты такая встревоженная? - Спросил он, поднимая на нее глаза. - Поверь мне, мне вчерашний наш разговор, увы, не принес ничего хорошего...
- Рауль, мы вчера повздорили. Но прошу тебя... Я пришла поговорить вовсе не об этом... Рауль, что это значит? Кто эти люди? Что они делают здесь? Зачем это? - Поспешно начала она задавать вопросы. - Я не понимаю, зачем все это?
- Кристина, как много вопросов, - он поднялся из-за стола, подошел к ней, - все хорошо. Я же сказал тебе, что сделаю все для твоей безопасности. Я не могу допустить, чтобы с тобой случилось что-то ужасное.
- Рауль, я не понимаю, - встревожено сказала Кристина, - прошу, объясни. Ради чего?
- Только не бойся ничего. Все будет хорошо! - Попытался он обнять ее за плечи, чувствуя ее беспокойство. - Это только для твоего же блага!
- Рауль, прикажи им убираться вон! - Почти выкрикнула Кристина, вырываясь из его рук.
- Что тебя так беспокоит? - Нахмурился он.
- Я не желаю, чтобы мой дом постоянно был под прицелом! Это ужасно! Я не смогу здесь жить, это не казарма! Зачем ты вообще сделал это? Я возненавижу этот дом, Рауль!
- Это необходимо. Только так я могу оградить тебя от опасности, которая может поджидать тебя в любом уголке этого дома и за его пределами. Так, по крайней мере, я буду уверен, что моя жена защищена.
- Рауль, как ты можешь! - Всплеснула руками Кристина. - Я теперь не нахожу себе места!
- Кристина, любовь моя, я забочусь о твоем благополучии! - Начал он. - Почему ты так себя ведешь, ты не понимаешь, что я беспокоюсь за тебя? Я не хочу, чтобы он появился в моем доме!
- Какие глупости! - Всхлипнула Кристина. - Чего ты хочешь добиться, выставив охрану? Что бы, наконец, кто-то погиб? Все заново? Рауль, если ты не уберешь людей...
- Что ты сделаешь? Уйдешь к нему?
- Рауль! Ты сейчас совершаешь ужасные необдуманные поступки! Я всего лишь не хочу жить в страхе надвигающейся войны!
- Не я объявил эту войну!
- Рауль, ты не понимаешь, что делаешь...
- Да, я разгневан, я обеспокоен, мне это не нравится, но это из-за любви к тебе! И моя вина в том, что я пытаюсь защитить тебя! А ты... ты обвиняешь меня лишь в том, что я люблю тебя! И... не хочу потерять, Кристина!
- Меня не надо защищать! - Воспротивилась она.
- Ты уверена?
- Да!
- Тогда я, обратного мнения на этот счет. А как твой муж, я все-таки имею право принимать решения в отношении тебя, своей жены! - Выпалил он.
Кристина демонстративно прошла мимо мужа, присела на стул, и, закрыв ладонями лицо, заплакала от боли и ужаса, которые сейчас в ней бушевали. Ее слезы его отрезвили.
- Любимая, - начал он, подходя к ней, и слегка касаясь ее плеч, - Кристина, я готов простить тебе многое. Ты же знаешь, что ты самый дорогой для меня человек, я люблю тебя! Прошу тебя, не разрушай наши чувства! Когда я думаю, что ты могла думать о ком-то... - Горько вздохнул он.
- Рауль, мне больно, когда ты поступаешь со мной так, как поступил вчера! Ты не доверяешь мне? Я ведь не виновата ни в чем...
- Прости мне. Все это меня тоже не радует! Я не могу подумать даже о том, что весь этот кошмар продолжается с нами... Потому, пойми меня, Кристина! - Говорил он, присев перед ней, взяв ее руку, и поднес ее к губам. - Моя дорогая жена, я хочу, чтобы ты была счастлива, поверь, я не хочу, чтобы наши отношения превращались в сущий ад по вине этого человека! Я не собираюсь сидеть, сложа руки! И если для этого придется привлечь целую армию, а не несколько солдат, как сейчас, я это сделаю, клянусь! Насколько я помню, он всегда был одержим тобою!
- Рауль, - тихо сказала Кристина, - я просто не хочу, чтобы случилось непоправимое! Я не прощу себе, если что-то случится!
- Успокойся, ангел мой, все будет хорошо! - Вытер он с ее щеки слезы. - Я прошу тебя, забудь обо всем этом, позволь мне защитить тебя, я всего лишь желаю тебе счастья! Я не собираюсь превращать наш дом в поле битвы, это всего лишь для того, чтобы оградить тебя от возможной опасности!
Он помолчал несколько секунд, смотря в намокшие глаза жены.
- И... прости меня Кристина, за вчерашнее! Я раскаиваюсь. Я не должен был так поступать с тобой!
Кристина грустно улыбнулась, и из ее глаз снова хлынули слезы.
- Я прощаю тебя!
- Если моя жена рядом и любит меня всем сердцем, я счастлив! Мне больше ничего не нужно! Только лишь одно... чтобы ты отпустила все былое!
- Рауль, прошлое не покидает меня. - Удрученно вздохнула она. - Я не могу так больше жить. Но пока твоя жена будет жива, боюсь, ее кошмары не закончатся!
Рауль обеспокоено посмотрел на нее. Эти ее слова не на шутку его испугали, заставив забыть обо всех прежних обидах и оскорблениях.
- Ангел мой, что ты говоришь, - его губы коснулись ее лба, - ты не больна? Ты бредишь, Кристина!
- Рауль, нет...
- Пойдем, я отведу тебя, ты приляжешь! Все, давай забудем обо всем.
Кристина взглянула на него испуганно. Он решил не продолжать.
- ...Я просто люблю тебя, Кристина!
- Не обращайся со мной, как с маленькой! - Поднимаясь со стула, скривилась Кристина. - Я не ребенок!
- Конечно, конечно, и, тем не менее, крошка Лотти до сих пор верит в сказки и бредит... - Ласково сказал он, подхватив под руку, и аккуратно повел ее из кабинета. - Я думаю, тебе лучше прилечь! Я не хочу, чтобы ты заболела!
- Я не хочу, чтобы этот конвой был в доме! - Упрямо ответила она ему в ответ. - Рауль, я прошу...
- Хорошо, любимая, я уберу людей из дома.
- Правда? Обещаешь?
- Обещаю. Из дома я уберу людей. Но оставлю на улице... Я должен знать, что никто не посмеет причинить тебе вред. - Предупредил ее он.
Он привел ее в комнату, помог прилечь на кровать, сам присел рядом. Кристина и правда производила впечатление не совсем радостное. Похоже, все случившееся настолько угнетало ее, что она и впрямь начала бредить. Она говорила Раулю какие-то невнятные вещи, он же спешил с ней соглашаться, чтобы лишний раз не причинять ей боль. Его беспокоило ее состояние. Но он был склонен считать, что как только все немного успокоится, Кристина забудет о том, что в ее жизнь снова пришел ее ангел музыки, она поправится, вернется снова радостная и веселая Кристина, такая, какую он привык видеть всегда. Его Кристина.
- Рауль, ты всегда будешь любить меня? Всегда!? - Услышал он.
- Конечно!
- Рауль, а если ты овдовеешь, - начала она хмуро, - твоя жизнь сильно изменится?
- Ты с ума сошла? - Лицо Рауля побледнело, и он сжал ее руку.
- Тебе будет легче? Возможно, ты женишься во второй раз, найдешь себе достойную супругу!
- Кристина... умоляю тебя, давай ты сейчас ничего не будешь говорить, и просто поспишь. А потом мы с тобою продолжим разговор. Но только умоляю, я больше не желаю слышать вот такие вот твои мысли. Никогда не говори так! Хорошо? - Поцеловал он ее руку. - Я не выдержу этого!
Кристина глубоко вздохнула.
- Рауль, я не хочу так жить!
- Не пугай меня!
- Ты бы забыл меня, нашел себе прекрасную девушку, ты бы полюбил ее Рауль, и главное, она бы могла дать тебе гораздо больше, чем я...
Самое страшное было то, что сейчас Кристина, похоже, перестала бредить, бормоча что-то невнятное, а говорила на полном серьезе, ее взгляд был ясным, а тон вполне твердым и решительным.
Она спрашивала его на полном серьезе.
- Кристина, я пошлю за врачом. Пускай он осмотрит тебя. Твое состояние меня беспокоит! Твои слова могут быть только следствием болезни, твой организм истощился, ты сама не знаешь, что говоришь!
- Я здорова! - Возразила ему Кристина. - Ты хочешь сказать, я сумасшедшая?
- Нет, конечно же, нет! Я просто хочу сказать, что ты устала, ты измучила свой разум и свое тело! Так невозможно! Я пошлю за доктором?
- Не надо! Я в нем не нуждаюсь! - Кристина приподнялась. - Просто, я согласна с тобой, я устала. Но я обещаю, что все будет хорошо! Рауль, верь мне!
- Я верю. Только не пугай меня больше такими ужасными мыслями!
- Хорошо.
- Ты уверена, что врач не нужен?
- Нет, нет. Просто мигрень. Не мудрено. Я сама себя мучаю! - Неестественно улыбнулась она, изобразив легкую иронию над собой и полное спокойствие.
Самое ужасное было то, что Рауль до сих пор мучился неведеньем того, что именно связывает его жену и этого человека. Это, пожалуй, было пережить труднее всего. Поведение, слова его жены, увы, давали ему такой простор для размышления, что порой ему в голову приходили такие ужасные догадки, и мрачные мысли, которым он сам был не рад. Его уверенность в том, что со временем он сможет сделать так, что она забудет все происходящее ранее, с каждым днем неудержимо покидала его, как вода, струящаяся сквозь пальцы.


--

- Кристина?!
Кристина вздрогнула, будто ее обожгло горячим потоком, ее руки не удержали маленькие скляночки, которые она судорожно переставляла, и они повалились на пол.
Кристина в страхе быстро развернулась. На пороге ванной комнаты стоял ее муж.
- Что с тобой?! - Спросил он, глядя на побледневшее лицо жены.
Кристина вздохнула, хватанув воздуха, которого ей сейчас так не хватало.
- Рауль...
- Ты что-то потеряла? Что ты ищешь?
- Я-я... - Протянула Кристина.
- Ты все перевернула с ног на голову.
- Я... хотела... хотела... - Она закусила губу. - Я хотела принять ванну... я искала лавандовое масло...
- А служанку попросить ты не могла?
- Нет. - В испуге выпалила она откровенно, и сразу поняла, что со стороны этот ответ выглядит как минимум глупо.
- Кристина...
- Ну... то есть... я решила найти сама...
- Нашла?
- Нет. Пока нет. Куда-то оно... делась.
- А может оно в другом шкафчике? - Пожав плечами спокойно ответил ей муж.
Кристина почувствовала, как участило ход ее сердце.
- А могу я тогда поинтересоваться, ты всегда ищешь лавандовое масло в моих бритвенных принадлежностях...
Кристина растерянно посмотрела ему в глаза, совершенно не зная, что ответить.


--

Кристина ощущала, как раз от раза все больше и больше запутывалась. Рауль - ее муж. Она с неподдельным счастьем в глазах выходила за него замуж. Он был безумно счастлив. Кристина тоже нежно улыбалась ему. Но даже она не знала в тот момент, что именно скрывалось за ее улыбкой, и насколько искренне это счастье.
Каждую ночь она упорно твердила себе, словно пыталась доказать что-то всякий раз, как сильно, как сильно она любит своего мужа. Она любила его. Она любила в нем мальчика, которого запомнила из своего детства, образ которого хранила в себе ее память в момент их расставания в детстве. Но ей иногда казалось, что тень прошлого никогда не сможет покинуть ее. Тень, которая оживала при каждом воспоминании, которое касалось ее прошлого в опере. А ее мысли не могли не возвращаться к этому. Как только она начинала радоваться тому, что все забыто, и это ее больше не беспокоит, она, наконец, научилась жить без этого, все возвращалось, начинаясь по-новому. Даже если она будет самой лучшей женой, самой счастливой женой, самой любимой на всем свете, то, что было в ее жизни, никогда нельзя будет вычеркнуть, забыть до конца, болезненный след будет жить в ней всегда. Это можно притупить, со временем это может стать не так свежо в памяти, но это все равно будет в ней жить.
Почему снова тени из прошлого необходимо было появиться прямо сейчас, причем, эта тень была не в ее воспоминаниях, а самая что ни на есть живая, из плоти и крови. Было что-то, что тянущей нескончаемой болью отзывалось внутри нее. Сам факт того, что он рядом, снова где-то поблизости пугал ее и с прежней силой притягивал. Человек, подаривший ей целый мир, и впоследствии отнявший его. Они никогда не смогли бы быть вместе. Никогда. Но, кажется, она так никогда и не сможет без него...
Она привыкла, что ее Ангел рядом. Именно эта страшная привычка, надежда и вера в чудо и сказку так мешала ей сейчас наслаждаться супружеской жизнью. Скитания и обреченность ее души настолько выматывали ее, что всякий раз, обнимая своего мужа, она начинала гадать, а была ли бы она счастлива, обнимая его? И что бы она чувствовала? Какова бы была ее жизнь? Она была бы так же счастлива, как с Раулем? Может быть, счастлива больше? А может быть несчастна вообще?
Но она не могла знать этого.
Кристина всхлипнула и до боли закусила губу. Только... разве эта боль идет в сравнение с той, что вот уже столько времени терзает ее душу?
Если бы она знала - как. Как пересилить страх и этот испуг, как найти в себе силы - чтобы переступить через весь калейдоскоп чувств и ощущений, которые выдалось ей изведать, которые больше пугали ее, нежели приносили радость и наслаждение.
Но самое ужасное было то, что по воле злой судьбы она сама уготовила себе такую учесть, связав свою жизнь с двумя мужчинами, связав прошлое и настоящее во едино, не понимая, что это медленно, но верно убивает все, что ее окружает и ее саму, главным образом.
А она никак не могла отпустить свои воспоминания, в которых она по-прежнему была маленькой и беззащитной девочкой, и знала, что никто кроме него не защитит ее лучше, не погрузит ее в безоблачный чудесный сон, лишь в котором она сможет быть счастлива.
Ангел музыки привел ее в чудесный и сказочный мир, он же показал ей иную сторону рая, сравнимую с адом, ангел музыки же и должен был забрать ее из этого мира, навеки подарив ей счастье и спокойствие. Так что же произошло?
Возможно, только, когда его Кристина сможет вернуться в сказку, забыв об этом мире, она сможет навеки забыть обо всем ужасе, что пришлось ей пережить, и который она переживает сейчас, и возможно еще будет переживать, если останется жить. Рауль еще молод, и он непременно найдет себе достойную супругу, одарит ее по достоинству любовью, вскоре забыв о своей непутевой жене. К тому же, будет избавлен навсегда от колких смешков со стороны своих друзей в свой адрес, все потому, что бывшая артистка все-таки не самый лучший выбор для такого достойного человека, как он.
При этих мыслях Кристина вдруг почувствовала, как к горлу подкатывают горькие слезы, они душат ее и приносят страшную боль.
Кристина снова всхлипнула в ужасе.
Наверное, так будет куда лучше... если она однажды просто закроет глаза и больше уже не сможет их открыть. К чему мучить себя и тех, кто ее окружает?
К чему все это?
Тонкие горячие струйки, обжигая кожу, заскользили вниз, оставляя багровые тропинки, утекая страшными воспоминаниями, суля избавления от всего пережитого, грозя страху
Она ощутила, как при виде этого горечью тошнота подступает к горлу, перед глазами заплясали темно-красные пульсирующие всполохи, и ее потянуло куда-то в глубину темной пустоту, окутывающей ее с каждой секундой все сильнее и сильнее.


9.

- Кристина! Что с тобою, Кристина? - Сердце ее мужа дрогнуло.
Где-то, как в тумане она услышала свое имя, так до конца и не в силах понять, кто именно ее зовет и зачем.
Рауль кинулся к ней, испугавшийся ее почти неестественной бледности. Но куда более ужасающим ему в данный момент казался напитанный темной кровью манжет ее платья, и замаранная в ней же юбка.
- Господи, Кристина! Что ты натворила?! Кристина! - Кинулся к ней Рауль, быстро подхватив на руки.
Она на мгновение приоткрыла глаза, и сразу же прикрыла веки, забывшись.
Он отнес ее в комнату, уложив на кровать.
Голова шла кругом, ее подташнивало, и она никак не могла сконцентрировать взгляд, когда пыталась взглянуть своему мужу в глаза.
- Что ты натворила, дорогая? - Дрогнувшим голосом, спросил ее Рауль.
Она попыталась что-то ответить, но за место этого из ее горла вырвался только сдавленный стон.
- Господи, надо послать за врачом... как можно скорее! Она умрет... - Кинул он уже кому-то.
- Рауль... оставь меня! - Простонала она, не в силах освободиться из его объятий. Ее руки обессилено дрожали.
Он что-то говорил ей, шептал на ухо. Но она уже не слышала его.
- С ней будет все в порядке? - Первое, что она услышала после того, как нашла наконец в себе силы открыть глаза.
- Да. - Спокойно ответил доктор. - Слава богу, рана не так опасна. Кровь я остановил. Она сделала незначительный надрез...
- Да она была вся в крови!
- Она попыталась порезать себе вены, месье. - Все так же спокойно объяснил доктор. - Естественно, что она была вся в крови.
Кристина, его жена желала покинуть его, уйдя из жизни? Похоже, ее слова о его вдовстве вовсе не были злой шуткой! - подумал он сейчас. Что могло заставить Кристину сделать это? По счастливой случайности это ей не удалось. Как минимум она пролежит в постели с недомоганием, головокружением и слабостью, но это все ничего по сравнению с тем, что она могла просто напросто умереть! И почему?! Внутри Рауля в данный момент с невероятной силой поднялась неожиданная ненависть по отношению к человеку, с которым так или иначе была связана половина жизни его жены. Он почувствовал, как с каждой секундой растет эта ненависть, поднимается колючим комом ярости в горле. Сейчас он был сам готов броситься на его поиски, а там будь то, что будем, ему было не важно. Но лишь от одной мысли о том, что он мог потерять Кристину, ему становилось дурно.
Как она могла пойти на такое? Он любил Кристину, он искренне любил ту маленькую девочку из своего детства, которая в последующем превратилась в прекрасную девушку. Он стал любить ее разве что еще сильнее. Кристина была для него всем. И почему все это приключилось именно с ней? С его Кристиной? Зачем этот человек появился в ее жизни, а затем уже и в их жизни? Он никогда не сможет простить, если с ней что-то случится. Простить, во-первых, себе, за то, что не уберег ее, а во-вторых, этому человеку. Кристина не может ответить ему точно слишком на много вопросов, он не может получить от нее внятных и понятных ответов, а значит, это дает ему повод сомневаться в том, что она действительно любит его. Да, однажды она сделала свой выбор, и тем самым, как ему казалось, доказала ему свою любовь. Но, не смотря ни на что, дело было в том, что если Кристина, как она говорила ему не раз, видела в этом человеке своего чудесного ангела, к которому тянулось ее сердце, то Рауль видел в нем лишь мужчину, который не равнодушен к Кристине, достойного, сильного и очень умного соперника. Порой, это его пугало. Кристина была бессильна перед ним, бог знает, в чем он мог ее убедить, что мог ей сказать, и внушить. Рауль мечтал дать Кристине счастье, но до тех пор, пока она сама не захочет принять это счастье от него, пока она сама не пожелает оставить свое прошлое, ничего не изменится. Что нужно сделать, что бы Кристина забыла обо всем этом, чтобы поверила, что Рауль любит ее и хочет добра, искренне ее любя. И все, что он желает, это спокойной семейной жизни.
- Как ей пришло это в голову? - Задумчиво сказал врач, поглядывая на ее мужа. - Но могу уверить, месье, что она выживет.
- Вы уверенны?
- Да. Она толком-то и не задела вены... Иначе... тогда бы я не могу уже точно сказать к чему это могло привести. Возможно, тогда бы ее спасти не удалось.
Время тянулось безумно медленно. Кристина была слаба, ее часто тошнило, все перед глазами плыло, но ее муж безустанно говорил, что все позади, и врач сказал, что она поправится. Только почему-то Кристине вовсе не хотелось в это верить. Перевязанная рана на руке ныла, а перед глазами все плыло... Уж лучше бы это было неправдой. Уж лучше все-таки умереть.
Не может этого быть, зачем? Зачем жить вообще? Еще недавно она твердо знала, что совсем скоро смерть заберет ее. А теперь ее лишают и этого - лишая последней надежды на избавление от мук.
Ей казалось, что она начинала слышать холодное дыхание смерти над собой, чувствовала ее присутствие рядом с собой. Но что все это было в сравнении с тем, что выпало ей изведать за ее не такую уж и длинную жизнь.
- Господи, помоги мне уснуть... - думала она в бреду, - Но... прежде успеть услышать его голос прежде, чем я умру... пожалуйста, просто услышать, и все...


--

Предела волнению Жюли, когда она вошла в дом де Шаньи, не было, ее чуть ли не трясло. Отчего-то ей было немного не по себе. Во-первых, было боязно идти к мадам, но все-таки, это сделать нужно было необходимо. И она это прекрасно понимала.
Уж если Кристина выгонит ее - то так тому и быть, и оттягивать этот момент уже просто не разумно.
Кажется, дом был все таким же. Да и глупо предполагать, что за столь короткое время он бы мог измениться. Жюли недовольно заворчала про себя, отругав за глупые мысли.
Она столкнулась с мужем Кристины в коридоре. Во взгляде виконта промелькнула какая-то тревога.
- Жюли!? - Поспешно окликнул ее он. - Где ты пропадала? Ты нужна мадам... Ты нужна Кристине, как никогда! А ты запропастилась куда-то без следа!
- Что случилось? - Выдохнула Жюли, кинувшись в след за ним.
- Тебе сейчас лучше побыть с ней... вдруг ей что-нибудь понадобится. Иди к ней.
Жюли кинулась к дверям спальни Кристины.
Может быть, это было и к лучшему, что Жюли не пришлось подтверждать свой дар художника, зарабатывая им себе на пропитание.
Пока. Так как с Кристиной сейчас явно не стоило разговаривать на те темы, на которые она хотела поговорить.
- Что ты здесь делаешь, Жюли? - Пошевелила сухими губами Кристина, приоткрыв глаза.
- Мадам! - Жюли, сидевшая на краю кровати вскочила, как только Кристина открыла глаза. - Мадам, простите...
Кристина всхлипнула.
- Не важно, Жюли. А я... я знаю, что делаю глупости... - Кристина ощутила, как по щекам покатились слезы.
- Мадам. Ну что вы... все будет хорошо! Врач сказал, что вы поправитесь, а это... лишь незначительный порез.
Кристина вздохнула. Это ее сейчас мало волновало.
- Жюли, скажи... он еще здесь?
- Кто?
Кристина ответила молчанием. Но Жюли и так поняла.
Откуда она знала - здесь он или нет, когда после всего того, что произошло ночью, он поклялся покинуть ее дом незамедлительно, а утром она его не видела вообще, сразу же решив отправиться в дом де Шаньи.
- Не знаю. - Сказать - не сказать, что произошло, и что она видела? И видела ли сама Кристина? Лучше уж молчать.
- Я хочу...
Жюли замерла.
- ...услышать его голос. Как раньше... - Бессвязно заговорила она.
- Вы бредите.
Вообще-то, считается, что от потери крови люди слабеют и бред не исключен. Похоже, это как раз сейчас касалось мадам.
- Мадам Кристина, но...
- Жюли, - начала вдруг Кристина, сухо сглатывая, - наш дом еще охраняется?
- Я не знаю. Но... кажется, да. А что произошло?
Кристина некоторое время молчала, осматривая болезненным взглядом комнату, предпочитая не отвечать ей на этот вопрос.
- Я могу просить тебя кое о чем? - Обессилевшим голосом спросила она.
- Конечно мадам.
- Я хочу поговорить с ним...
- Мадам...
- Жюли, может быть я уже никогда не смогу этого сделать. Прошу тебя... Я просто чувствую, что должна. Так и ли иначе - но должна. А он... я надеюсь, что он поймет. Ты можешь передать ему, что я жду его, что я... умираю без него.
Кристина подождала немного, потом с болью в голосе, продолжила: - О как не вовремя, это все... почему Рауль до сих пор не снял охрану?! Только умоляю, передай ему, чтобы был осторожен. Они могут...
- Значит охрана...? - Вдруг догадалась Жюли, и ее глаза вспыхнули тревогой. - Но мадам, - вздохнула обеспокоено Жюли, - это же опасно! Как я могу? Мне потом не простят. Если я приведу в дом человека, подвергну опасности его, а главное... вас.
- Жюли, прошу тебя.
- Зачем вам это надо? - Дыхание Жюли участилось. - Если вам нужно с ним встретиться, подождите, пока вы поправитесь, и... заодно, может быть, ваш муж, наконец, прикажет этим людям покинуть ваше поместье. Прошу вас!
- Нет, я не могу ждать. Мне нужно сейчас. Жюли, я тебе сказала передать, и все! - Раздраженно повысила голос Кристина на столько на сколько у нее хватило сил. Но голос сразу же дрогнул, и она закашлялась. - Я знаю, он сможет... Он всегда мог! И в этот раз сможет...

--

Жюли была вовсе не рада просьбе мадам. Но она знала, что должна ее выполнить. Всю дорогу Жюли мучилась каким-то не очень хорошим предчувствием.
А если он уже уехал? А если она не успеет? Пусть так. Уж лучше пусть не застанет его. Хоть будет оправдание.
Она ощущала как странные чувства, похожие на обиду, только гораздо сильнее разливаются по всему ее телу, горечью подкатывают к горлу, начинает пульсировать в самой глубине груди, будто бы разрывая ее на части. О как это было невыносимо! Она буквально стонала всю дорогу от этого ощущения. Отчего-то изнывая от ненависти к самой себе.
Едва войдя в дом, она прислушалась. Было тихо. Она сделала несколько шагов.
Опоздала она или все-таки нет?
- Эрик?! - Вдруг, наконец, позволила она себе позвать его. - Вы здесь?
Жюли нашла его в гостиной, у фортепиано. Он перевел на нее взгляд.
- Вы... еще здесь. - На секунду с облегчением произнесла она, и почувствовала, как вдруг на смену облегчению пришла тревога.
Как бы она хотела, чтобы ничего того, что сейчас поднимало в его взгляде гнев от одного вида ее, вчера не происходило.
- Что случилось? - Спросил он, не поздоровавшись с нею, вглядываясь в осунувшееся лицо девушки, не ожидая увидеть ее здесь и сейчас. - Ты, кажется, ушла в дом Кристины.
А он собирался покинуть ее дом.
- Да, я была у мадам в доме. Но я пришла, потому что должна вам кое-что передать. От мадам. - Ее слова прозвучали с таким отчаяньем и замешательством, что он почувствовал, как по его телу пробежал холод.
Она медлила, будто бы решая, нужно ли все-таки говорить ему о том, с чем она пришла, или нет. Жюли глубоко вздохнула в тяжелом душевном волнении.
- Что-то произошло?
- Мадам...
- Что-то с Кристиной? - Нахмурился он.
Жюли хорошо понимала, что должна все рассказать, но вместе с этим чувствовала, как ее душа сопротивляется этому. Она предполагала его реакцию. Какая реакция может быть у человека, который до сих пор, как казалось Жюли, любит ее мадам, когда он узнает, что та могла умереть? Она представляла эту реакцию, и сама не зная почему, начинала ощущать в себе какое-то недовольство, боль и обиду.
Жюли молчала несколько секунд, глядя на него. Он ждал от нее ответа, начав терять терпение. Наконец Жюли попыталась справиться со всеми непознанными ощущениями внутри себя самой, и произнесла тихо:
- Понимаете ли... с мадам произошла неприятность.
- Что?
- Она могла умереть...
- Как это произошло?
- Я думаю, она сама могла бы ответить вам. Она хочет видеть вас. Как можно скорее.
- Что-то серьезное?
- Она велела передать, что хочет вас видеть. - Насупившись. Произнесла она упрямо, не желая больше отвечать на его вопросы.
- Она желает меня видеть?! - Спросил он, но в большей степени его вопрос был адресован сам себе, нежели кому-то еще.
Жюли молчала. Ее внутренний голос просто вопил ей - она должна его отговорить, иначе, все это может привести к дурным последствиям.
- Эрик, но... вам опасно посещать ее сейчас, поместье охраняется.
- Надо же, вижу, виконт готовится к нашей встрече! И очень основательно! - Он усмехнулся. Жюли на секунду стало страшно. - Все это представление специально для меня?!
- А если... Я понимаю, мадам Кристина желает встретиться с вами безотлагательно, но я уже убеждала ее в том, что это неразумно. Сейчас слишком опасно. Но она не захотела слушать меня. Как вы сможете посетить мадам, если дом под охраной?
- Я как-нибудь решу это сам. - Сухо ответил он, и сразу же заметил, как изменилось лицо девушки. В ее глазах просто читался страх.
- Месье де Шаньи с такой легкостью выставил охрану, они с нетерпением ждут вас, а вы с той же самой поразительной легкостью идете прямо к ним в руки...
- Повторю, - заметил Призрак, - я должен увидеть Кристину. Встречать виконта де Шаньи у меня нет, во-первых, никакой охоты, во-вторых, надобности, ну а в третьих, в моих планах вообще не стоит задача каким-либо образом с ним пересечься. Это он, кажется, ждет не дождется, пока я не попаду в руки его людей. Но, уверяю Жюли, этого не будет!
- Тогда... Прошу вас, может быть вы не...
Он приподнял одну бровь.
- Спасибо, что передала. Думаю, в дальнейшем от тебя ничего не потребуется.
- Как хотите. - Отвернулась она.
- Ты злишься? - Спросил он ее коротко и прямо.
- Нет, - моментально поспешила оправдаться Жюли, - я просто не хочу, что бы вы шли туда. Вот и все.
- Я могу принять решении без твоей помощи.
Жюли резко опустила глаза, чтобы скрыть подкатывающие к горлу слезы. Она знала, если сейчас не удержится, то они польются у нее из глаз, и она не сможет остановиться. Но она вовсе не хотела, чтобы сейчас он видел ее слезы.
- Хорошо, - понимая безвыходность положения и свое бессилие, согласилась все-таки Жюли, - только... все же позвольте, я помогу вам. Думаю, мне все равно придется провести вас к мадам.
- Нет. - Решительно отказал он. - Я могу сам навестить семейство виконта.
- Тогда я скажу мадам, что вы не придете вообще!!
- Упрямая девчонка! - Вырвалось у него, и он потянулся к ней
Жюли взвизгнула, и отпрыгнула назад.
- Да поймите же, что я с большей вероятностью проведу вас в дом к мадам, нежели вы будете пытаться сделать это сами. К тому же, я, кажется, имею опыт в том, чтобы провести вас в дом незаметно. Забыли?
- Зачем ты это делаешь?
Глаза девушки в момент округлились, став еще больше, но она их очень быстро отвела, опустив взгляд в пол. Жюли несколько секунд молчала, пытаясь не смотреть ему в глаза, несколько раз еле слышно вздыхала, это можно было заметить только по вздымающейся и опускающейся груди, а потом, чуть поморщившись, будто бы хлебнула чего-то очень горького.
- Я помогу вам, чтобы уж точно быть уверенной, что с вами все в порядке, и что вы все-таки увидитесь с мадам, потому что... вы ведь любите ее до сих пор, да? - С безумной неудержимой тоской и болью в голосе, спросила Жюли.
Девушка выжидающе вглядывалась в его глаза, пытаясь найти там что-то, найти то, что сейчас так неистово искало и желало ее сердце. И пусть ее разум еще помнил о вчерашнем, только вчера по сравнению с сегодня значило для нее уже такую малость.
Как странно, зачем она хочет видеть его сейчас? Когда-то она сама отвергла его, сделав выбор. А теперь, когда он сам, не желая этого, не ожидая, сопротивляясь и не стремясь, понял, что хочет продолжать жить, она снова возникает в его жизни.
- Пойдемте же, иначе... мадам вас будет ждать. - Услышал он. - Уже темнеет.
Всю дорогу они не проронили ни слова. Он не знал, о чем думала девушка, но лицо у нее было чужое и отстраненное.
Все это время они оба ощущали себя прескверно. Он - так как мысли о Кристине не могли оставить его разум, она - так как ощущала себя почему-то конвоиром, ведущим невиновного на казнь.
Мог ли он когда-нибудь представить, что Кристина, так жестоко когда-то отвернувшая его, самолично и первой позовет его? Мысли об этом вызвали в нем странные предвкушения разворота событий. Что он должен ждать от этого визита? А если это ни что иное, как очередная ловушка? Вдруг только что пришло ему в голову, когда они почти достигли поместья де Шаньи. Как он не подумал с самого начала? А не является ли это хорошо продуманным и изысканным ходом виконта де Шаньи, где Кристина и ее же служанка являются его пособниками? Для чего тогда все это представление с охраной, людьми и столь неожиданным письмом Кристины?
Эта мысль, которая вдруг отнимала у него даже самую малейшую надежду, превращая всех, кто его мог окружать, в предателей всколыхнула в нем неподдельную волну гнева и ненависти ко всем, в том числе и к Жюли. Он посмотрел на девушку. Жюли заметила его взгляд, у нее при столкновении с его глазами свело скулы, и она ощутила, как холод объял ее тело. Она поджала губы, и участила шаг, вероятно, ничего не поняв.
Он сжал руки в кулаки, чтобы хоть как-то подвергнуть контролю чувство, так быстро растущее в нем.
Как могла придти такая мысль ему в голову? Хорошо, муж Кристины, но сама Кристина, Жюли?! Но ко всем к ним он сейчас ощутил недоверие, снова почувствовав угрозу своей жизни. Привычка не доверять, при ощущении возможной опасности, сработала в нем четко. Но отступать было уже поздно, да он и не собирался этого делать.
Два отчетливо представших перед ним образа сейчас затмили его разум. Кристина, причинившая ему когда-то сильнейшую боль, и сейчас нуждающаяся в нем, и Жюли. К ним обоим он сейчас почувствовал нестерпимую ярость и ненависть, смешивающейся с грубым, животным инстинктом.
Жюли, участив шаг, прошла немного вперед, он, отстав от нее, остался позади. Она намеревалась уже обернуться посмотреть, вздохнула глубоко, чтобы позвать его, как вдруг ощутила, что ее резко схватили за руку. Она, еле устояв на ногах, дернулась назад, но ее ноги под напором чужой силы оторвались от земли, и Жюли ощутила, как ударилась спиной о ствол дерева.
Набранный в легкие воздух перешел в стон, она слегка вскрикнула от удара, задохнувшись от внезапности. За секунду, в которую все это происходило, она успела предположить массу вариантов, почувствовав на себе грубость, с которой это было проделано.
Жюли с ужасом хрипло выдохнула:
- Эрик... что случилось? - Вздрогнула она.
Жюли заметила на себе тяжелый взгляд и ощутила, как у нее перехватило дыхание, тяжелая рука сдавила ей горло.
- Умоляю вас, что с вами? Отпустите меня! Я прошу вас! - Выдавила она из себя, замечая, как он изменился.
- Ты ведь мне не лжешь!
Жюли барахталась в его руках, перебирая ногами в воздухе, словно ища опору.
- Я не понимаю, Эрик! - Ее голос становился все сдавленнее, а глаза округлялись, походив на неживые. - Вы... убьете меня... - из последних сил прохрипела она, и только тогда он понял, что душит ее вовсе не шутя.
Он резко разжал руку, удивившись, как она смогла остаться еще жива от такой сильной хватки, но не отпустил совсем.
- Если ты хочешь предать меня?! Вы...
- Что вы, нет! - Почти вскрикнула девушка, пытаясь отбиться от его рук. - Клянусь вам, нет! Что вы делаете, я прошу вас... Что с вами? - Быстро, словно торопясь успеть все сказать ему прежде, чем может произойти что-то ужасное, говорила Жюли.
Но, как ей казалось, он совершенно не слышал ее.
Жюли, задыхаясь от ужаса, ощущая его грубость. А самое главное - она не знала свою вину перед ним. Что могло повлечь за собой такую странную ярость, которая сметала все на своем пути?
Она на секунду открыла глаза, и вдруг перед ее глазами, в которых от грубости и резких движений все плыло, за спиной Эрика предстала размытая человеческая фигура. Глаза девушки расширились, она почувствовала, как в очередной раз его рука причинила ей боль резким движением по ее телу, но сейчас это совершенно не тревожило ее. Она, разжав руки, которыми впивалась в накинутый на его плечи плащ, чтобы не упасть, и удержаться хоть как-то, истошно закричала.
- Сзади вас... - Выкрикнула она, теряя самообладание, и готовая лишиться чувств.
Она, пока еще видела его лицо, успела заметить, как его взгляд мгновенно отрезвел. Ее вопль заставил его практически отбросить ее от себя, Жюли упала на землю, потеряв контроль над собственными ногами, он мгновенно развернулся, повернувшись к ней спиной, зашуршала ткань плаща. Она зажмурилась на пару секунд, чтобы придти в себя, схватилась за горло, проверяя - может ли она все еще дышать.
Что происходило, она не знала, она лишь услышала несколько приглушенных возгласов и стонов, и затем до ее слуха донесся глухой звук, ударяющегося об землю тела. Девушка в испуге мгновенно открыла глаза, оглядываясь по сторонам. В ее глазах играли разноцветные пятна. Все, что она осознала, охранник, который встретился на их пути, захрипев, безжизненно упал в ноги девушки.
Жюли зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть, побледнела, и поджала под себя ноги, попытавшись отодвинуться, чтобы не соприкоснуться с ним. Кто знает, что бы могло случиться, если бы этого не произошло? - подумала она быстро, и тот час же снова забылась.
- Что вы наделали?! - Испуганно прошептала Жюли, только сейчас заметив возвышавшуюся темную фигуру над собой, поднимая голову, чтобы разглядеть его. Она посмотрела на него снизу вверх, хватая сухими губами колючий, почти обжигающий ее горло, воздух. Затем Жюли опустила глаза, еще раз оглядела тело, и, догадавшись с ужасом, спросила: - Вы... вы... убили его? Он мертв?!
- А ты предпочла бы, чтобы он сделал тоже самое, но только с тобой? Ты бы предпочла умереть?! - Безразлично спросил у нее Призрак, с презрением окидывая взглядом результат только что сделанной им работы.
Кажется, сейчас он уже пришел в себя, приступ ослепляющего гнева прошел,
по крайней мере, Жюли видела ясный и трезвый взгляд. Девушка застонала, пытаясь подняться с земли. Он поспешил протянуть ей руку, чтобы помочь встать. - Так будет лучше для всех. - Сказал он ей, словно хотел убедить ее в правильности того, что только что совершил.
Жюли несколько секунд медлила, потом все-таки нерешительно протянула ему похолодевшую руку, и как только смогла встать на ноги, сразу же отдернула от него ее.
- Пойдем же, - он довольно грубо схватил ее за запястье, и потянул за собой, уводя ее от этого места. - Ты имела неосторожность сказать, что желаешь помочь убийце, - с холодностью и усмешкой кинул он ей.
Жюли дрожала.
- Не самый лучший вариант, правда?
- Вы не такой! - Твердо сказала Жюли, как только к ней вернулся дар речи.
Он остановился при этих ее словах, пасмурные помрачневшие его черты лица вдруг мгновенно смягчились.
- Ты ошибаешься, - вздохнул он, снова удивляясь столь поразительной наивности.
Как можно верить в то, что в человеке, умеющем столь искусно чувствовать самые тонкие струны прекрасного, уметь поймать самые неуловимые нотки почти недостижимого и творить гармонию, мог жить ужасный и безжалостный убийца?
Она вдруг оглянулась по сторонам. Она сейчас даже не заметила, что еще чуть-чуть, и ее собеседник готов был бы разрыдаться от боли, разрывающей его грудь, но искусно это скрывал в данный момент.
- Все-таки пойдемте, пока на нас не наткнулась охрана, - с опаской в голосе, сказала она. - Мадам вас ждет. Уже почти темно. ...И будьте осторожны. - Добавила она.
Когда Жюли аккуратно, почти замирая от страха, делая каждый шаг по земле, провела его в дом, он сухо сказал ей:
- Ступай, я найду Кристину. Ты и так выполнила ее просьбу сполна.
- Нет, я должна увериться, что ваша встреча с мадам не принесет ни вам, ни ей опасности! - Переводя дух, возразила девушка. - Потому, я доведу вас до ее двери.
- Ты безумно упрямая. - Сказал он ей, ловя ее взгляд.
- Что ж, вам лучше знать. - Холодно ответив, пожала она плечами.
- Прости меня, если я снова причинил тебе вред там... тогда. - Отводя от нее глаза, тихо и неожиданно проговорил он, припоминая вдруг недавние события. - Я забылся, Жюли... слишком забылся. Не знаю, что это было.
Что это было? Жюли тоже бы хотела знать.
- Я надеюсь, что все обойдется.
Через несколько секунд, Жюли, не чувствуя уже давно биение своего сердца, а только сильную пульсацию в висках, закрыла дверь спальни своей мадам за ее долгожданным гостем.

--

Кристина была бледна и безразлична. Все это время, что она провела в ожиданиях, она думала о возможном исходе. Как оказалось ей сложно пережить все то, что она надеялась в скором времени забыть, погрузившись в семейную жизнь, это был один из вариантов забыть все то, что хранило ее сердце. Ее сердце отказалось забывать. Сейчас она ждала какого-то чудесного и почти невозможного избавления от всех этих мучений изо дня в день терзающих ее. Она ждала этой встречи, будто бы она и впрямь могла принести ей это желанное избавление.
Как только Кристина услышала щелчок открывающейся двери, она приоткрыла глаза, пытаясь освободиться от полузабытья, почувствовала, как кружится голова, и сухость во рту. Очень хотелось пить. До ее слуха донеслись еле различимые голоса.
Она обвела тяжелым взглядом комнату и увидела темную фигуру неподалеку от себя. Ее сердце вдруг забилось чаще от нахлынувшей тревоги, но одновременно по телу разлилось спокойствие и умиротворение. Уголки ее губ слегка приподнялись. Она угадала в этой фигуре того, кого она так ждала.
- Ты пришел, мой Ангел! - Выдохнула облегченно она, когда фигура вырисовалась отчетливее в ее глазах. - Ты смог... Я ждала тебя... Я боялась, что не смогу дождаться тебя.
- Не говори так, Кристина. - Он подошел к ее кровати ближе. Но, не смотря на это, у Кристины создавалось впечатление, что он побаивается подходить к ней совсем близко. Поэтому он держался на расстоянии. - Что ты такое говоришь?
Кристина с горечью усмехнулась.
- Кристина, что ты натворила? - С укором произнес он. - Кристина...
Она молчала.
- Мне уже почти не больно... сейчас - не больно.
- Ты желала, чтобы я пришел.
- Я хотела тебя видеть, так как не могу так больше жить. Мне легче умереть. Но прежде, я должна была увидеться с тобой. - Она подняла на него влажные глаза, и кивнула на край кровати. - Пожалуйста, сядь. Сядь рядом. Я не могу разговаривать с тобой на таком расстоянии. Ты так далеко...
- С какой это поры ты просишь меня быть ближе к тебе?! - Кристина почувствовала на себе тяжелый темный взгляд.
Кристина приподнялась немного, облокотилась на подушку, чтобы ей было удобнее вести беседу, замечая, как он все-таки подошел ближе. Несколько секунд они молчали, просто вглядываясь друг другу в глаза. До тех пор, пока Кристина сама не протянула к нему обессилевшую руку, и ее пальцы осторожно не дотронулись до его руки.
Он опустил глаза, осторожно беря ее сам за руку, изучая ее запястье.
- Зачем, Кристина?
- Я не могу так больше. И не хочу... Я проиграла... все. - Закусила она губу.
- Ты решила проявить снисхождение к своему отвергнутому гостю? - Нахмурившись, спросил он.
Кристине стало немного не по себе.
- Эрик, мне плохо... - выдохнула она.
- И мне... - выдохнул он, - и было еще хуже, когда мою душу, и все, что я имел в этой жизни, втоптали в грязь! - Отдернул он от нее руку.
- Не говори так, Эрик! - Тихо попросила его Кристина. - Я была еще совсем девочка.
- Ты и сейчас все такая же девочка, если думаешь, что что-то изменилось и ты стала взрослой - ошибаешься!
- Я знаю, ты зол. - Вздохнула она, - ты зол на меня, ты до сих пор не можешь мне простить мои поступки. И ты прав... Но я хотела говорить вовсе не об этом, Эрик. Об этом у нас уже был разговор.
- Хорошо, о чем ты хотела говорить, позвав меня сюда, заставив пробираться, как крысу, которую на каждом шагу могут пристрелить?
- Я не узнаю тебя! - Пожала она плечами, удивляясь его холодности по отношению к ней.
- Значит так оно и есть. - С неохотой сообщил он ей. - Я тоже не узнал тебя, когда увидел впервые после долгого времени разлуки...
- ...И разочаровался! - Удрученно добавила она. - Если больше не захотел видеть свою маленькую Кристину...
- Что тебе известно, что я чувствую, моя маленькая Кристина?! - Горестно кинул он ей, передразнив. - Что ты вообще знала о моих чувствах?!
Она промолчала, ничего ему не ответив.
Кристина снова нашла его руку, и сжала ее.
- Что ты хочешь сказать, Эрик?
- Ничего, Кристина... ничего уже нет.
- Если ты так говоришь, зачем ты вернулся после столь долгого времени?
- Я надеялся...
- А сейчас?
- А сейчас вы мадам замужем. И я... ошибался.
- Твоей любви больше нет? - С холодящим сердце страхом, спросила у него Кристина.
Он поднял на нее помутневшие от раздумий глаза.
Зачем она это спрашивала?
Он не хотел отвечать.
И не знал, что ответить.
- Кристина... что ты хотела? Зачем ты позвала меня? Это глупые вопросы. Теперь они не имеют никакого значения.
- Не правда...
- Правда. Ты просто...
- Она умерла? - Сделала она страшное предположение, переспросив его, не получив ответа в первый раз. - Любовь.
- Это я умер. - Твердо ответил ей он. - Я умер в тот миг, как только появился на этот свет. Судьба с того самого момента кинула меня в сущий ад, в котором я жил, и живу по сей день. Мне суждено жить и гореть в этом адском пламени до своего последнего вздоха. Кристина вздрогнула. Ее глаза застлали слезы. Губы дрогнули. Она почувствовала, как с каждым его словом сжимается ее сердце.
- Ты бы могла когда-нибудь подумать, что твоему учителю через силу придется искать силы, чтобы выживать после того, как у него отняли воздух, которым он дышал? Если бы ты только знала Кристина, что значит жить в изгнании и отвержении! И лишь только в кошмарах, которые не покидают тебя грезить и предполагать, каким бы могло быть твое счастье. Но как только ты открываешь глаза, понимаешь, кто ты есть на самом деле, все грезы и фантазии исчезают, подобно рассеивающемуся утреннему туману. О, сколько ночей подряд я корчился от ярости, сожалея, что все-таки этого не сделал и не покончил с ним. Какое бы наслаждение я получил, зная, что мой соперник мертв!
- Он тоже. - С презрением сказала Кристина. - Вы безумны в своих ужасных порывах!
- Ты когда-то упрекнула меня... Но я клянусь тебе, что сейчас бы не раздумывая, выдайся мне шанс, сделал бы это! Покончил бы со всем...
Он тряхнул перед ее глазами сильными руками, это заставило Кристину сжаться и немного, совсем незаметно отпрянуть от него.
- Так тебя пугала кровь? Но это ты заставляла меня убивать! Мое безумие. Я сходил с ума от осознания того, что не смогу дать тебе того счастья, которого ты заслуживаешь, потому что ты была для меня всем, ангелом, богом, музой... Это ты заставляла вершить меня безумия!
- Ты лжешь! - Почти выкрикнула Кристина. Ей стало страшно. Страшно осознавать то, что она была причиной крови, которую он проливал.
- Нет! Так посмотри Кристина на эти руки, я снова начал убивать... из-за тебя! - Кристина отпрянула от него. - Да, мне пришлось снова убить, чтобы сейчас я мог здесь с тобою говорить! Ты этого хотела?! - Его глаза налились ненавистью, к себе самому в первую очередь. Ты сделала из меня безумца, дав возможность еще сильнее ощутить свою безобразность! Заставляя быть таковым не только снаружи, но и изнутри... Единственный способ отстаивать себя и свою жизнь, который я знал, это убивать! Ты не пожелала принимать меня таким, какой я был... есть. Чего же ты хочешь? Кого ты хочешь сейчас во мне разбудить? - Холодно спросил он. - Призрака или ангела?
- Не знаю! Раньше ты был и тем, и тем. - Голос Кристины прозвучал с какой-то странной мягкостью и бархатистостью, обволакивающе, всколыхнув в нем прошлое.
- Они оба умерли во мне. - Попытался противостоять он своим воспоминаниям. - Как и прошлое! Это ты убила все...
- Я не хотела! - Протестующим тоном вскрикнула она.
- Согласись Кристина, что ты позвала меня, когда узнала, что я снова вернулся, лишь для того, чтобы еще раз почувствовать свое превосходство над ничтожным созданием, коим ты считала меня, как и твой виконт! - Кристина заметила, как напряглось его тело, и загорелись глаза.
- Нет! - Вскрикнула она. - Я никогда не... Ты не представляешь, какова была моя расплата за содеянное! Все о чем я могу просить сейчас, не оставляй меня, пожалуйста! Хотя бы сейчас. Я прошу тебя... Я больше не могу и не хочу так жить, ты превратил мою жизнь в кошмар, запутав мою судьбу. Я устала! Устала! Но... прошу тебя, - прошептала Кристина, поднимая на него болезненный взгляд, и приближая свое лицо к его, - я умираю, если не сейчас, то все равно умру скоро, внутри я уже давно умерла. Мое сердце опустело, потеряв все, Эрик, в нем больше нет ни музыки, ни былого детского задора, ни радости, ни ангела... мне не зачем жить. И все о чем я прошу и чего я хочу, это перед смертью навсегда принадлежать только своему Ангелу... на веки. Навсегда!
- Что ты такое говоришь?! А как же твой муж? Разве... ты не любишь его?
- Но принадлежу я, и принадлежала только своему Ангелу музыки... - Прошептала Кристина. - Всегда. И... сейчас тоже.
О, это было самыми упоительными словами, столь мастерски облекающими израненное ненавистью и обидами сердце. Он ощутил, как эти слова, если бы донеслись до слуха виконта, отплатили за все страдания, которые он пережил по их вине, за всю боль, за все кошмары. Он так сожалел, что муж Кристины не может этого слышать. Кристина, как таковая перестала существовать, остался только образ, который, возможно, мог принести ему столь долгожданное облегчение, избавив от груза мук, которые были возложены на него, от ненависти и гнева на нее, ее возлюбленного, и на себя самого, в конце концов.
Кристина что-то шептала, опаляя горячим сухим дыханием его губы. А в его груди поднималось ощущение того, что еще немного и он будет отомщен.


10.


Жюли не находила себе места. Не в силах остановить сильное сердцебиение, она шныряла из угла в угол. Страх и какая-то беспричинная ревность сжигали ее изнутри. А когда хозяин неожиданно позвал ее, девушка вздрогнула, услышав голос виконта.
- Жюли, что с моей женой? - Спросил он ее.
- Она спит, месье. - Быстро соврала девушка, пытаясь избежать самого ужасного, понимая, что может произойти, найди он сейчас у Кристины ее столь странного гостя. По телу девушки пошли мурашки.
- Я посмотрю как она. - Он сделал пару шагов вперед, но Жюли остановила его, чуть ли не вцепившись в его рукав.
Он вопросительно оглядел до зелени бледное лицо Жюли. Девушка поняла, что она делает, и резко убрала руку, виновато отводя от хозяина глаза.
- Не надо будить ее, месье, прошу вас. - Задохнувшись от волнения, поспешила сказать ему Жюли. - Она только что уснула. Пусть поспит. - Девушка сделала небольшую паузу, потом продолжила: - Вы будете ужинать? Эта история с мадам... вам надо поесть. Вы, кажется, ничего не если со вчерашнего вечера.
В голове Жюли крутилась лишь одна мысль - как угодно, чем угодно и как можно дольше задержать Рауля, и молить бога о том, чтобы разговор Кристины и Эрика завершился прежде, чем ее муж решит все-таки навестить ее.
- Хорошо. - Наконец согласился с ней Рауль, направившись в столовую.
Жюли облегченно вздохнула.

Жюли, заламывая пальцы, наблюдала за тем, как с неохотой ее хозяин ужинал. Он был беспокоен, и, кажется, принимал пищу скорее машинально, нежели по желанию. Он периодически поглядывал на пустое место своей жены за столом, то на часы, то вовсе отвлекался, и как казалось Жюли, задумывался над чем-то очень сложным и неподдающимся объяснению. Его явно что-то беспокоило.
Когда он закончил ужинать, Жюли, собирая на поднос посуду, заставив себя широко улыбнуться, сказала:
- Месье, я принесу вам чай...
Тот не раздумывая, отказался. Девушка вздохнула.
- И все-таки, я принесу вам чай, месье. Вам не помешает чашечка чаю. Кажется, вы чем-то обеспокоены!
Он все-таки, с неохотой, но согласился. Девушка, пряча предательский румянец на щеках, поспешно вышла из комнаты, зашуршав юбкой.
Когда Жюли вошла с подносом в столовую, на лице хозяина она заметила беспокойство и тревогу. Она даже побоялась спрашивать его о чем-либо, поднос дрогнул в ее руках.
- Жюли, что-то произошло?
- Нет.
- Кристина?! - Привстал из-за стола Рауль, - моя жена?! Ей снова стало плохо?
- С чего вы взяли, месье? - Обеспокоено вырвалось из груди Жюли.
- Я слышал ее голос. Это был ее голос...
Жюли испуганно распахнула глаза в полном изумлении.
- Месье, я ничего не слышала. - Насторожено произнесла Жюли.
- Нет, я слышал! - Возразил он ей, и поспешил покинуть комнату.
Жюли только сейчас осознала весь ужас происходящего, и что можно было бы от всего этого ожидать. Если его не остановить, никому не известно, что последует за этой встречей. Она быстро поставила, почти кинула на стол поднос, на котором от удара зазвенела чайная посуда, и, подобрав подол юбки, стремительно побежала за Раулем.
- Стойте, месье! - Крикнула ему Жюли. - Месье, умоляю вас, стойте! Нет, прошу вас!
Жюли нагнала его на лестнице, забежала по ступеням вперед, преграждая ему путь.
- Стойте, месье! Не ходите туда! - Запыхавшись от быстрого бега, выпалила она.
На лице служанки его жены отпечатком лежал ужас.
- Что случилось, Жюли? - Нахмурившись, спросил он. - Что там?
- Ничего! - Почти выкрикнула Жюли, прижимая руки к груди, чувствуя, как сильно стучит сердце.
- Ничего?! - Переспросил он ее, подвергая сомнению слова Жюли.
- Месье, не надо, говорю же, она спит. Вам показалось.
- Я слышал ее голос! Она, кажется, кричала.
- Это, наверное, кошмар.
- Тогда тем более, я должен быть с ней!
- Месье, позвольте, я схожу к ней!
- Жюли, я должен ее увидеть!
Он схватил ее запястье, не желая больше ждать, чтобы отстранить ее со своего пути, но девушка, ловко, по-змеиному извернувшись, уперлась.
- Что ты скрываешь, Жюли? - Не выдержал он, гневно прикрикнув на нее.
- Ничего, месье! - Сопротивляясь ему, ответила она.
- Тогда пропусти!
- Нет!
Он не выдержал, не в силах ждать ни секунды, и легонько, в порыве, оттолкнул от себя Жюли. Рауль быстро побежал по ступенькам. Жюли не удержалась, рухнув прямо на ступеньки лестницы, уцепившись за перила, чтобы окончательно не свалиться с нее. Рауль не так сильно толкнул ее, но за этот день она столько пережила, что силы почти покинули ее. Она быстро, как только могла, встала на ноги, и побежала за хозяином, крича ему что-то, пытаясь остановить. Один бог знал, за кого сейчас перепугалась Жюли, осознавая, что в этот момент Кристина не одна. К своему ужасу она увидела, как муж мадам достиг двери в ее спальню. Жюли, путаясь в юбках, собрав последние силы, со всех ног кинулась к нему, но, понимая, что она уже не сможет остановить его, от собственного бессилия громко и истошно выкрикнула:
- Мадам, ваш муж...
Рауль поспешно повернул ручку двери и открыл ее, на секунду оцепенев:
- Кристина?! - Выдохнул он с ужасом.
Рауль отшатнулся, будто на него дыхнуло сухим опаляющим жаром из комнаты его жены, и застыл на пороге.
Его горло перехватила спазма, и он задохнулся сухим возмущением, охватившим его сейчас.
Он смотрел ошеломленно и непонимающе.
Кристина с потерянным видом сидела на смятых простынях, ночная сорочка ее спала с плеч, обнажая их, которые были сжаты в руках того, чья фигура вызвала у Рауля одновременно ненависть и ужас.
Кристина притягивалась к этому человеку распахнутыми губами. Виконт явно помешал готовящемуся обрести жизнь поцелую.
В его голове моментально выстроился возможный ход событий, это повергло его в ужас, дрожь завладела его телом.
Перед ним сейчас наяву предстала картина из его самых страшных кошмаров, не раз мучавших его по ночам.
Открывшаяся дверь и появившийся на пороге Рауль заставили Кристину взвизгнуть, и отпрянуть.
Призрак спокойно отошел от нее, с интересом всматриваясь в глаза мужа Кристины.
Было ощущение, что он ожидал его прихода, в его взгляде было что-то зловещее и умиротворенное, будто бы сейчас он с появлением Рауля в этой комнате добился того, что ждал и желал уже очень долго.
Они несколько секунд просто смотрели друг на друга.
Тревожное молчание заставляло колотиться сердце Кристины еще сильнее.
- Ты все-таки вернулся! - Наконец-таки начал Рауль.
- Какая встреча, не правда ли? В мои планы это не входило виконт де Шаньи. Но если уж так вышло, признаюсь честно, я рад вас снова видеть!
Рауль был поражен, у него даже не хватило сил ему ответить.
Поразительная наглость!
Его тон был таковым, что можно было подумать, что Рауль без спроса ворвался в его, в его личный дом, нарушив его покой, а тот все-таки был безмерно доволен, что он все же к нему заглянул!
Это вывело Рауля из равновесия.
- Но, кажется, ты не рад?! - Жестоко посмеялся над ним Призрак. - Не смотря на это, я вижу - ты ждал меня! Ты основательно подготовился к встрече столь желанного гостя... - Усмехнулся Эрик. - ...Вот только у дверей своей жены ты, почему-то, не поставил охрану! А, наверное, стоило, если уж ты так переживал за ее безопасность...
- Будь ты проклят! - Выдохнул Рауль, и, будучи серьезно настроенным, двинулся ему на встречу.
- Рауль, умоляю, не надо! - Крикнула ему жена, преодолевая дрожь в своем голосе, судорожно поправляя спавшую с плеч сорочку.
Это заставило его остановится, будто замерев.
- Что ты натворила, Кристина? - Вопрошающе, выкрикнул он, в адрес своей жены с укором. - Господи, как?!
- Рауль! - Вскрикнула Кристина, и закрыла лицо руками, не желая видеть его разгневанный и одновременно растерянный взгляд.
В комнату вбежала Жюли, пытаясь остановиться, ударившись, налетела на дверной косяк, и, уцепившись в него руками, сползла на пол, увидев, что муж мадам все-таки обнаружил непрошенного гостя.
Что теперь будет? - подумала она с холодящим душу ужасом.
Сейчас, наблюдая возмущение мужа мадам Кристины, она проклинала саму себя за то, что последовала за ним и могла подсознательно догадываться о предмете его возмущения.
В ее голове запульсировала горячая кровь.
- Как ты могла, Кристина!? - Отчаянно выкрикнул Рауль.
- Рауль, прошу тебя Рауль... - Начала она встревожено, приподнимаясь на кровати, - умоляю, Рауль... ты должен понять!
- Что? - Кинул ей разъяренно муж. - Я не смогу этого понять, никогда! Кристина, если ты думаешь, что я притронусь к тебе после этого - ты ошибаешься! Никогда! После него... Как ты позволила? Зачем ты вернулся? Зачем ты пришел сюда? - Обратился он к Эрику.
- Твоя жена позвала меня. Сама, Рауль де Шаньи. Женщины начинают скучать, когда их мужчины не уделяют им должного внимания. - Окинул он взглядом задохнувшуюся в ужасе Кристину.
- Кристина?! - С болью в голосе, сказал Рауль, пытаясь получить от нее объяснения.
Кристина сидела на кровати и плакала, уткнувшись в колени, пряча лицо.
- Как мерзко это ощущать, так Рауль де Шаньи? Представлять, как твоя женщина находится в объятиях другого?! Но ты должен благодарить ее! - С усмешкой сказал Призрак. - Ты ведь просто жаждал видеть меня снова, чтобы свести счеты! Так вот, благодаря ей - я здесь сейчас, перед тобой! - Его спокойствие было угрожающим и ненавистным Раулю.
- Тебе понадобилась моя жена? - Облизнув сухие губы, выдохнул Рауль. - Ты до сих пор не можешь смириться, что она не твоя?
- Нет. - Невозмутимо ответил ему Призрак. - Уместнее сказать, что она не твоя, чем не моя! Вам еще не понятно это, виконт?
Его слова, наполненные яростью и пренебрежения, ужасали Кристину, только сейчас она понимала, что это конец, конец ее чудесной сказки, конец ее жизни, и конец всему, что, возможно, могло бы быть в ее жизни.
- Не беспокойтесь, виконт, ваша жена по закону принадлежит вам, и ее у вас никто не посмеет отнять! - С ухмылкой бросил он Раулю. - Как вы могли такое подумать?!
Кристина, обхватив голову руками, металась по кровати.
Казалось, еще не много, и они сцепятся в смертельной схватке, не смотря на то, что они до сих пор этого не сделали.
Призрак, упиваясь своей мощью и на этот раз, с довольным и всесильным видом откровенно дразнил своего соперника, Рауль, как казалось, терял дар речи от каждого его слова, оказываясь не в состоянии ему противостоять и отвечать.
Жюли, наконец, встала на подкашивающиеся ноги, и кинулась к кровати Кристины.
- Мадам, вы в порядке? Что с вами? - Задыхаясь, спросила она.
- Я - да! - Кристина вцепилась в руки девушки мертвой хваткой, причиняя ей боль. - Но... они убьют друг друга! - Воскликнула она не своим голосом, теряя самообладание, сама не понимая, за кого из двух ее душу сковывает страх. - Я не могу на это больше смотреть! - Закричала она, зарывая свое лицо в подушки. - Их надо остановить, это ужасно!
Призрак еще раз ухмыльнулся, оглядев своего соперника.
- Как я вижу, при вас сейчас нет оружия, виконт! - Учтиво, с прежней не сходящей с его лица усмешкой, сказал Призрак. - Так что драться со мной в данный момент вы не будете, просто потому, что не сможете. Не считаю верным продолжать здесь, при дамах наш разговор! Да, и еще... у меня нет никакого желания продолжать его именно сейчас! Я устал, потому, не смотря на ваше желание, чтобы я задержался в ваших апартаментах еще ненадолго, я считаю целесообразней - покинуть вас... Не беспокойтесь, виконт, без вашей жены.
Плащ Эрика зашелестел.
Рауль в порыве своего отчаянья и бессильного гнева кинулся на него.
Понимая, что схватка неизбежна, Жюли глухо застонала, Кристина до боли сжимала ее руку, впиваясь ногтями в ее кожу.
- Я слишком благодушно настроен сейчас, виконт, - прохрипел он, с яростью резко отпихнув его от себя. Кристина вскрикнула, ее мужа отбросило мощным потоком силы в другой угол, - чтобы убить вас. И поверьте, оставить вас жить куда разумней! - Бросил он. Где-то вскрикнула Кристина. - А мы... еще сочтемся, обещаю. Но не в этот раз.
Зазвенело стекло, Кристина зажмурилась, еще сильнее вжав лицо в подушку, а когда подняла больные глаза, Призрака уже не было в комнате, она была наедине со своим мужем и Жюли.
- Сочтемся! Обязательно сочтемся, и только сейчас! Ты не уйдешь просто так! - Услышала Кристина голос Рауля. Он резко встал на ноги, поморщившись от удара. - На этот раз ты не сбежишь, негодяй! - Взбешенно кидался он угрозами, приходя в себя. - Кристина, - бросил он в ее адрес, - тебе не будет прощения! - Разгневано сказал Рауль, бросая на жену тяжелый взгляд. - Клянусь, теперь, после этого он не уйдет живым! Живым - никогда! Клянусь тебе! Я не прощу ему! Я сделаю все возможное для этого, но на этот раз все закончится навсегда! Навсегда, Кристина! Для него...
- Нет! - Кристина спрыгнула с кровати, кинувшись в ноги мужа, но Рауль поспешно выбежал из ее комнаты, что-то выкрикнув по дороге.
Кому была обращена его фраза или очередная угроза, Кристина не поняла.
Она беспомощно растянулась на полу, ее душили слезы.
Жюли подбежала к ней, пытаясь успокоить.
- Господи, нет, Жюли! - Хватая ее за руку, и пытаясь подняться на ноги, заплакала Кристина. - Что они творят? Кто-то погибнет... если их не остановить! Они не успокоятся, пока кто-то не будет мертв... Они оба лишились рассудка! Господи, за что?! Жюли, они оба безумны! Их надо остановить!
- Мадам, нет! - Останавливая ее, сказала Жюли. - Вам надо вернуться в постель! Вам нельзя волноваться!
- Оставь меня! - Грубо ответила ей Кристина, поправляя сползшую с плеча сорочку, и быстро, кинулась к двери.
Жюли, окинув мимолетным взглядом комнату, в которой царил беспорядок, особенно в углу, неподалеку от нее, на несколько секунд унеслась своим сознанием куда-то далеко, пока ее не спустил на землю донесшийся резкий звук выстрелов где-то во дворе, заставив вздрогнуть.
- О нет! - Она заломила руки, и бросилась бежать вслед за Кристиной.
Кристина, едва выйдя на улицу, еще на пороге, чувствуя слабость и головокружение, потеряла сознание.
Жюли присела рядом с ней, легонько похлопав по щекам, но не смогла привести ее в сознание.
Не смотря ни на что, девушка ощущала внутри себя негодование по отношению к мадам, которую она так прежде боготворила.
Убедившись, что она дышит, и, понимая, что у нее одной не получится оттащить ее обратно в комнату, она оставила ее на полу, стремительно побежав на улицу, как только снова услышала выстрел.
Похоже, там царил полный хаос. Дом, в котором она работала, напоминал ей сейчас чем-то ад.
На улице было темно, и прохладный, леденящий душу и обжигающий тело ветер навивал ужас и страх. Вдали она слышала какие-то обрывки фраз и приглушенные голоса.
Где-то неподалеку явно что-то происходило.
Жюли убыстрила шаг, несколько раз спотыкаясь обо что-то на земле, и чуть не падала. Сейчас ее не столько пугал хозяин, как вооруженные люди.
Ей хотелось кричать, только что и кому? Да и для чего? Кто станет слушать ее сейчас в этой суматохе? Она забыла о работе, о Кристине, находящейся без сознания, о хозяине, где-то здесь должен был быть Эрик. Она надеялась, что живой.
Скоро взгляду Жюли открылась картина, которую она едва могла разглядеть в сумерках. Но сейчас ее зрение, привыкшее к темноте, обострилась, и она могла все отчетливо видеть.
Она хорошо видела несколько фигур, которые удивительно, но почему-то время от времени озарялись странными ярко-оранжевыми всполохами.
Жюли стразу различила фырчащую лошадь, темную строгую фигуру на ней, почти рядом она разглядела хозяина и еще пару каких-то незнакомых фигур.
Жюли узнала всадника без труда.
На секунду она глубоко облегченно вздохнула, убедившись, что он жив, и тут же ее сердце похолодело от ужаса.
Что мешало этим людям выстрелить?
Похоже, сейчас им была дана команда не стрелять, но курки у них были взведены, и в любой момент она могла снова услышать эти ужасные пугающие ее выстрелы.
На расстоянии от всадника до хозяина Жюли увидела, как что-то поблескивало.
Призрак крепко сжимал в руке эфес шпаги, которая была приставлена к горлу виконта. Жюли была готова рухнуть на землю, внутри нее поднималось странное чувство, заставляющее холодеть кончики ее пальцев.
- Если ты не хочешь умереть, держи своих людей. - С хладнокровием в голосе сказал Эрик. - Их и так у тебя не слишком много, к тому же, еще на пару стало меньше!
- Моя жена связалась с убийцей! - Выдохнул виконт.
- Кстати, - лезвие шпаги дернулось, - где твоя жена? Может, все-таки вернешься к ней? Она, наверное, сейчас нуждается в тебе! Или тебе не важно ее благополучие?! - Рассмеялся всадник.
Рауль ощутил, как в груди вздрогнуло сердце при упоминании Кристины.
Тон Эрика был спокоен и сдержан, Жюли поразилась, в нем не дрогнул ни один мускул, не смотря на то, что он в буквальном смысле находился на мушке солдат.
Рауль захрипев, сжал кулаки, и сделал шаг вперед, не выдержав его усмешек.
- Стой! - С угрозой кинул ему Призрак, казалось еще миллиметр, и острие шпаги пронзит мужа мадам Кристины. - Не двигайся с места! Ты же не хочешь оставить на этом свете свою жену в одиночестве, вдовой?
- Разве не этого ты добиваешься?
- Это было бы неплохо, но не теперь. - Задумчиво протянул он. Лошадь под ним топтала землю, фырчала, раздувая ноздри. - Пускай лучше Кристина не знает, что такое быть вдовой. Я не хочу, чтобы моя ученица, моя Кристина... - он сделал паузу, словно прислушиваясь, что именно всколыхнулось в его сердце в ответ на подобную фразу, - плакала по тебе...
- Я не верю твоим словам! - Удивленно воскликнул Рауль. - Снова твоему лживому благородству нет предела! - Презрительно сощурил он глаза.
- Правильно. Я не хочу, чтобы она просто плакала... И снова из-за тебя. Все-таки, я не буду убивать тебя, ты мне не соперник!
Призрак хмыкнул, и, оглядев виконта, сообщил ему:
- Прикажи своим людям убраться, или вы умрете все! Ты слишком слаб для меня, виконт... во всем. - Добавил он бодро. - Отправь лучше своих людей... - кивнул он головой, указав куда-то в даль, - твоя конюшня горит! А мне надоело ваше общество... Я вполне доволен тем, что тебе воздалось! Но поверь, даже сейчас ты не выстрадал даже ни доли того, как страдал я... Ты мальчишка, что ты мог знать о любви? Там, тогда, когда она рассказывала тебе о жутком создании, о своем учителе, о своих страхах... когда ты толком и не верил ей? Что?!
Рауль отвел глаза туда, где просматривались всполохи. Теперь было понятно, откуда этот шум и вспышки яркого обжигающего света.
Жюли услышала позади себя какой-то шелест, щелчок, поспешно обернулась, и поняла, что на расстоянии вытянутой руки от нее зловеще поблескивал ствол винтовки. Как она не заметила рядом с собой неожиданно появившегося солдата, она не поняла.
Но очень хорошо осознала, что еще секунда, и он выстрелит, тем самым избавит хозяина от острого лезвия шпаги, готового вонзиться ему в горло, однако...
Все заняло не больше доли секунды, Жюли сама не осознала, что произошло.
Она вскрикнула, и вдруг кинулась вперед.
- Месье, умоляю, нет! - Закричала Жюли, кидаясь на рядом стоящего человека. - Не стреляйте!
Внимание Рауля, а главным образом Эрика, услышавшего знакомый до боли девичий голос было сразу же переведено в густую темноту неподалеку от них.
Раздался глухой выстрел, и девушка, взвизгнув, рухнула на землю, сбив с ног и другого человека.
Его сердце дрогнуло, потянул поводья, и конь под ним, стуча копытами, сорвался с места. На ходу он, чувствуя поднимающуюся в нем ненависть ко всем этим людям, толкнул ногой Рауля в грудь, тот повалился на траву.
- Не стрелять! - Еще раз приказал он, услышав женский голос.
Пуля миновала Жюли, и все, что ее постигло, так это оглушивших хлопок совсем где-то рядом с ухом. Она взвизгнула, зарывшись лицом в траву.
Девушка приподняла голову, барахтаясь в темноте, закопошилась и зашевелилась, вдруг понимая, что от падения ее юбка задралась и бесстыдно оголила колени.
Он понял, что Жюли жива. Тревога, одолевавшая сердце отступила.
Жюли поспешно начала оправлять юбку.
- Нашла время приводить себя в порядок! - Услышала она у себя над головой.
Но он, перегнувшись, схватил ее за запястье сильной рукой и потянул к себе, через секунду Жюли, сама не понимая как, оказалась сидящей на спине лошади впереди него, и машинально, испугавшись высоты, вцепилась в поводья, чтобы снова не оказаться на земле.
Чтобы придти в себя потребовалось несколько минут.
Но все это произошло за гораздо меньший срок.
Он натянул поводья, и пришпорив коня. Жюли зажмурилась, ощутив, как поток прохладного воздуха ударил ей в лицо. Все остальное она помнила смутно, почти не разбирая ни образов, ни фраз.

--

Через какое-то время лошадь остановилась у дома Жюли. Все это время девушка была в полузабытье, потому она даже не успела понять, как очутилась рядом с домом, и что весь тот кошмар, который холодил ее душу уже где-то далеко.
Она пришла в себя лишь тогда, когда ее сняли с лошади чьи-то сильные руки, коснувшись ее талии, и осторожно, стараясь не причинить ей вреда, поставили на землю.
- Ты в порядке? - Спросил он ее, дотронувшись до ее рук, желая удостовериться в том, что с ней ничего не случилось.
- Да. Все хорошо. - Отозвалась она, чувствуя, как он оправляет ей упавшие на лицо, спутавшиеся от ветра волосы.
- Ты могла пострадать. Зачем ты это сделала?
- Потому что я... потому что... ты мне нужен. - Она вдруг задохнулась ужасом, который пришел с осознанием того, что она сказала.
Несколько мгновений он молчал.
- Жюли...
Она совсем по-детски всхлипнула. Почему-то, эти всхлипы как никогда до боли врезались в душу. Захотелось притянуть ее к себе. Он едва сдержался, чтобы этого не сделать, понимая, что совершит глупость.
- Спасибо, Жюли. А теперь, думаю, мне надо с тобою попрощаться.
Жюли подняла на него потухшие глаза.
- Я не могу больше оставаться здесь. Тем более, теперь.
- Что же теперь будет? Куда вы теперь? - Спросила Жюли, снова перейдя на вы, краснея от того, что минуту назад позволила себе слабость, так как уже столь давно делала уйти от этого странного и официального обращения. Ей хотелось куда большего. Намного больше.
- А теперь... теперь у меня очень мало времени, Жюли. - Ответил он легко, отстраняясь от нее. - Они будут искать меня... они не успокоятся, пока не найдут и не добьются своего... Особенно теперь.
- Нет! - Почти вскрикнула Жюли.
- Я больше не могу здесь оставаться, я должен вернуться в Париж, обратно... Я больше не смогу оставаться в твоем доме, они могут придти сюда, Жюли. Я не знаю, что будет дальше... Но я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось!
Жюли захныкала, и подняла на него глаза.
- Но мне страшно...
Он неловко все-таки обнял ее за плечи. Ее страх можно было понять. И оставлять беспомощного ребенка вовсе как-то не хотелось. Но что он мог сделать? Забрать девочку с собой? Зачем? Хотя... надо отметить, странные мысли подобного содержания приходили к нему в голову. Только, рассматривать их, как вариант, он вообще не хотел.
- Жюли, мне все же надо ехать... Спасибо тебе.
- Нет, нет, не уходи! - Вдруг снова запищала девушка, вцепившись ловкими пальчиками ему в лацканы сюртука.
- Жюли... - Он в изумлении перевел на нее взгляд.
То ли она была напугана, то ли произошло наконец что-то такое, что сейчас он в ее взгляде видел что-то такое, чего так опасался, отказываясь верить.
- Не уходи, не оставляй меня одну! Совсем одну! Я не хочу! - Она зарыдала.
Она невольно подкосилась, осев на землю, закрыв руками лицо.
- Жюли...
Он подхватил ее на руки, и поспешно отнес в дом. Надо было либо оставить ее, и уезжать, либо уезжать с ней. Оставаться самому - вряд ли было разумно.
Тем более - все это случившееся. Нет ни возможности, ни смысла, ни желания когда-либо возвращаться в дом де Шаньи.
Кристина...
Почему-то его сердце скрутила судорога боли, обиды и тоски. К тому же, стонущая Жюли вовсе нарушала ход его мыслей. Он наклонился к ней, услышав, как она зовет его, и посмотрел ей в глаза.
- Ты оставишь меня... здесь... одну!? Я не хочу! Не уходи! Мне страшно! - Как в бреду начала бормотать она.
- Жюли!
- Мне страшно, они же найдут меня!
- Тебе никого не причинит никакого вреда! Они найдут тебя, если ты будешь со мною, Жюли...
- Не уходи! Не оставляй меня! Я боюсь! Я не хочу!
- Жюли... - Она прижалась к нему, не желая отпускать. - Я не могу... остаться я не могу. И взять тебя с собою я не могу!
- Не правда! - Противясь, вздохнула она. - Ты можешь, а мне... мне уже все равно куда. Столько всего произошло. Тем более... я... - она замерла, - я... люблю тебя! Ты не понимаешь? - И замолчала, сама испугавшись своих слов.
У него все перевернулось в груди. С ума она сошла?
- У меня больше никого нет. А ты... я без тебя не смогу. Я не знаю, сама не знаю - почему так и как получилось. Не спрашивай. Само собою как-то. Но кажется... это правда. Ты не веришь мне? Не веришь?! - вопрошающе посмотрела она на него.
Как она могла такое говорить? После всего, что произошло, после всего, что она видела.
«Люблю... тебя...» - отозвалось где-то у него в мозгу. Никогда доныне, никогда он не слышал этой фразы, обращенной к нему, и теперь даже не мог и представить, что услышит. Ему захотелось почему-то тряхнуть ее посильнее или дать отрезвляющую пощечину, чтобы привести ее в чувства, а заодно и себя.
Тело Жюли дрогнуло, она начала чувствовать, как внутри начала растекаться горячая опьяняющая истома, ощущая, что сейчас, пока он рядом. Но может уйти. Прямо сейчас. Навсегда. А она... а она уже не сможет ничего поделать. А вообще - с чего она взяла, что он любит ее так же? Жюли грустно вздохнула.
Она, что-то бормоча, совсем неумело и осторожно, боясь каждого своего движения, зажмуриваясь, ткнулась в его грубы, наивно и неуклюже целуя.
В груди у него странно и непонятно заныло.
Жюли в испуге вслушивалась в частый стук своего сердца. Может люди зовут это страстью, может желанием, а может, любовью. Но она, определенно, что-то чувствовала.
И это что-то заставляло ее сердце сжиматься в плотный комок, а щеки - полыхать от какого-то необоснованного стыда за свои ощущения и действия, но даже если во всем и было что-то дурное, то разум ее сейчас напрочь отказывался этому противоречить.
Ее тело трепетало, она, испытывая перед собой жуткий стыд за то, что ее рассудок порождал в ней не совсем достойные благородной девушки желания и мысли, но никак не могла противостоять этому.
Нет, пожалуйста, не надо! Только не прикасайся! - Готово было завопить его тело, когда она прижалась к губам еще крепче.
Зачем?
Опять это странное чувство, которого он сам-то до конца и не понимал. Которое он в себе ненавидел. Но зато, прекрасно знал за все годы пребывания в одиночестве. Он ненавидел это. Ненавидел себя за то, что может и позволяет себе чувствовать это странное и непостижимое его рассудку.
Он понимал в эту минуту, наблюдая за ее глазами, что если не сделает над собою усилие, и не отпустит ее, что не сможет побороть в себе переполняющее в себе желание.
И, наверное, уж совсем не то, которое испытывала внутри себя эта маленькая, наивная девушка, а самое обычное, жесткое, грубое, животное...
Но он совсем не хотел ничего от нее требовать. Он слишком хорошо чувствовал ее хрупкость и беззащитность. И не смотря на то, что она вызывала в нем вполне нормальные физические ощущения, когда он хотя бы легким почти незаметным жестом касался ее, он пытался отстраниться от этого, запрещая себе об этом думать. А может, и зря?
Она так смотрела на него. Наверное, именно такого взгляда, именно таких искр, таких вздохов, такого желания отдаться он всегда ждал и желал от своей Кристины, мечтал, что когда-нибудь она все-таки сможет на него взглянуть так, а он в полной мере отдать ей всю свою любовь, и все то, что чувствовал к ней, и получить надежду.
Но это не Кристина, не Кристина смотрела на него, не Кристина просила его не уходить, не Кристина говорила ему о любви.
Другая.
Это можно было бы счесть за ее неопытность. Вот только мог ли он сам дать ей то, что ей было нужно?
Ей была нужна любовь, наверное, как и всем, она, наверное, как и каждая девочка, мечтала о принце...Но этого он уж точно не мог ей дать. Он даже так до сих пор и не разобрался - любовь ли в нем сейчас толкнула его на то, что он не отстранил ее от себя, позволив и свом губам коснуться ее, а может простая жестокая корысть - получить хоть малость того, что ему никогда не дано познать.
Вот так. Пусть тайком, и ложью, сокрыв свои настоящие чувства. Попытаться заглушить одно, возбудив совсем другим. За это можно было возненавидеть себя раз и навсегда. Нет, это нехорошо, так нельзя, она совершенно не заслуживала такого вот отношения к себе.
Он запутался.
И вместе с тем запутывал в эти сети непонимания и смятения, и ее тоже. Нельзя было позволять своим инстинктам и такой недостойной меркантильности брать верх над здравым рассудком, который запрещал прикасаться к ней.
Он бы мог забрать ее... Но что бы она получила? Сырые подвалы? Он одновременно понимал, что до тех пор, пока он будет запрещать себе думать о том, что эта девочка может быть вполне состоятельной женщиной, ее желания будут брать свое, и рано или поздно она потребует к себе элементарного мужского внимания, без которого женщинам очень сложно.
А она почему-то действительно тянулась к нему. Это не могло не удивлять и пугать его.
Хотя, надо было признать, помимо страха и удивления при этом он испытывал и что-то еще. Что-то такое, что никогда прежде не ощущал.
А она... она уже сейчас начинает млеть от легких прикосновений и поцелуев, показывая свой интерес, переступая через смущение. Отнять ее от окружающего мира он не сможет, более того, он просто не позволит себе лишить ее той жизни, которой она достойна.
При всем желании показать ей свой театр, вызвать в ней любовь и восхищение к нему, он не сможет запереть ее там.
Это будет преступлением.
Их губы встретились, и он ощутил своей грудью, как бьется ее сердце. Такое волнующее, и будоражащее кровь чувство. Если бы он только знал, как можно было бы пересилить то ощущение от женских рук и губ, которое колючими волнами проходило у него по позвоночнику, концентрируясь где-то в самой глубине груди, а затем столь предательски резко падало в самый низ живота, уже перерастая почти в нестерпимую тянущую боль, растекаясь ядом, впрыскиваясь в кровь, отравляя мозг.
Они оба рухнули на кровать, запутавшись в собственной одежде. Жюли вяло застонала, уже не ему на ухо, а где-то под ним, на секунду он испугался своих действий и ее возможной реакции, но девушка только вскинула руки, и обняла его, слепо тычась губами ему в щеку.
Под его руками затрещал лиф простенького платья девушки. Это разум кричал, что надо остановиться... Только его он не слышал, утопая в тумане.
Он остановился бы, наверное, если бы Жюли сейчас истошно завопила под ним, отрезвляя его разум, оттолкнула бы, воспротивилась. Он остановился бы. Но она не закричала, не оттолкнула. Она не сделала ничего.
Непознанное всегда пугает. Его оно пугало настолько, что он ощущал собственный пульс у себя в венах, и чувствуя ее напряжение во всем теле, которое так легко ощущалось. Вряд ли стоило рассчитывать на разум, оставалось уповать на то, что в одно из мгновений ведомый по полной неизвестности инстинкт, отринувший рассудок и прочие чувства, не подведет и не предаст.
Вдруг в один из моментов Жюли, словно задыхаясь, забилась под ним, он ощутил, как ее пальцы впились ему в кожу, ее тело еще сильнее напряглось, натянувшись, как струна, и она сразу же стала вялая и податливая, словно неживая, отвечая ему судорожным вздрагиванием.
Она не своим голосом застонала, ее лицо побелело, глаза остекленели, девушка скривилась, словно хватила с лихом чего-то кислого, и спустя секунду, прикрыв веки, лишилась чувств.
Голова ее, с раскиданными по плечам и матрацу длинными волосами, беспомощно склонилась, скрыв от него ее лицо.
- Жюли?! - С ужасом позвал ее он. - Жюли?! - Хрипло вырвалось у него из груди снова, когда он понял, что девушка лишилась сознания.
Чтобы привести ее в чувства требовалось время. Но его у него не было. Если он мог остановиться. Если бы пересилить природу было ему подвластно. Он бы это сделал. Но его природа была сильнее. Человеческая. Он ткнулся в ее рассыпавшиеся по матрацу волосы, и вздохнул неполной грудью, задыхаясь и даваясь в миг показавшимся тяжелым воздухом.
Если бы соблазн осознания, что его любят, и он такой как и все, был не столь велик... Если бы нормальные для его возраста инстинкты не были в нем столь сильны и мучительны, до сих пор лишь скрываясь в самых далеких и потаенных уголках сознания... Если бы он не осознал, что, возможно, это первый и последний в его жизни шанс ощутить то, о чем он столько мучительных лет своей жизни запрещал себе думать... Если бы он не был сейчас беспомощным перед животными порывами, завладевшими его рассудком и телом... Если бы его тело само, словно в отрыве от его души и рассудка не требовало столь простого и обычного... Если бы он смог.
И если бы это могла быть Кристина, если бы это было ее дыхание, ее глаза, ее губы, ее руки, если это от нее он услышал «я тебя люблю», если бы Кристина... Он закрыл глаза, вспоминая ее взгляд больших глаз, ее голос, вспоминая когда-то подаренный ею поцелуй...
Он пробудился очень странно и неожиданно, словно какая-то невидимая сила толкнула его изнутри, сам не представляя, сколько времени прошло, сколько времени провел он в забытье, и сколько времени все это длилось.
Он приподнялся, и огляделся.
Его сердце снова забилось с невероятной скоростью, болью отражаясь в мозгу. Их обнаженные тела предательски выдавали случившееся, не оставляя его пока еще не твердому, сомневающемуся рассудку, сомнений.
Он очнулся от тумана, застлавшего разум и память сразу же, как сознание было в состоянии вернуть его в реальность, окружающую его. В груди забился истошный вопль ужаса от воспоминаний о происшедшем.
Медленно, почти с трудом, как это бывает после долгого лихорадочного бреда, стирающего память, приходя в себя, он резко, рывком соскочил, а точнее, через секунду же потеряв все силы, обессилено сполз с кровати, отыскал дрожащими руками свою маску на полу, первым делом поспешно, словно опасаясь, что его могут увидеть, приладил ее, затем не менее быстро оделся, просто небрежно набрасывая на себя одежду, и только лишь после этого понял, что осознание происшедшего, проносясь красочными живыми картинами перед глазами, возвращается к нему, воскрешая реальные события.
Белея оголенными плечами, почти не дыша, на кровати лежала Жюли. И складывалось ощущение, не только из-за неживого фарфорового белого личика, а из-за всего вообще, что жизнь покинула ее.
Он, сорвавшись с места, подскочил к ней, опираясь коленями на край кровати, приподнял ее голову, отвел спутавшиеся влажные волосы с лица, и с ужасом вспоминая обо всем, пару раз слегка хлопнул ее по лицу, чтобы привести ее в сознание.
- Жюли... Жюли, очнись! Я прошу тебя... Очнись! - Почти заорал он, желая привести ее в чувства. - Жюли!
Девушка не отзывалась.
Господи, что он сделал?!
Ему захотелось в данный момент соскользнуть на пол, забиться куда-нибудь в темный угол, чтобы его никто не видел, и никогда, никогда не выходить оттуда. Вовремя не в силах себя остановить, он сделал непоправимое! Он поддался импульсам жалкой внешней оболочки, забыв обо всем на свете.
- Жюли!!! - Начал безжалостно хлестать ее он по бледным щекам, забывшись.
А что... что если она мертва? Если он убил ее? О господи, он убил ее! Это он убил ее.
Она была не больше, чем маленький беспомощный ребенок. Ребенок, который внезапно захныкал у него на руках сейчас, корчась от боли и страха, приходя в себя.
Его ненависть к себе стала еще более откровенной.
- Жюли... Прости. - С трудом выжал он из себя, и моментально почувствовал себя полнейшим идиотом.
Просто, эта короткая фраза в данном случае, в сложившейся ситуации звучала совершенно по-идиотски. Настолько, что он ощутил подступающую к горлу тошноту. Только ничего большего сказать он сейчас ей не мог. Да и не хотел!
Девушка ответила ему прерывистым вздохом.
- Не уходи... - Пошевелила она потрескавшимися воспаленными губами.
Она аккуратно приподнялась, и, отведя в глаз прядь волос, уцепившись пальчиками ему в рубашку, прижалась щекой к груди. Что окончательно заставило его потерять всякое понимание происходящего сейчас.
- Я очень люблю тебя! - Прошептала она севшим голосом, не в силах привести в порядок сбившееся дыхание. - Ну а теперь ты мне веришь? Я не боюсь тебя, я не буду кричать и плакать, когда вижу тебя, и оставлять тебя тоже не хочу... мне хорошо, когда ты рядом, когда ты говоришь со мной, мне просто хорошо, Эрик... И готова я быть с тобою рядом. Любить тебя... Веришь?
- Жюли... - Протянул он, сам не веря в то, что слышит.
Зачем она это говорит.
- Жюли, прости. Я не знаю, как такое могло...
- Пускай. Я сама хотела этого. - Твердо прошептала она, прижимаясь щекой к его плечу. - Но... что теперь делать? - Устало, сморенная подступившим сном, прошептала она сухими губами. - У меня ничего нет... у меня нет отца, нет работы, другую мне вряд ли найти, я одна... ты... ты, наверняка, уедешь, оставив меня вот так... - Заключила она, прижавшись к нему еще сильнее. - А мне не жалко...
Ее слова причинили ему боль.
- Не оставлю, Жюли.
Значит, надо учиться любить, не оглядываясь на прошлое.
- Ты ведь теперь не оставишь меня?! - Засыпая, пробормотала она, забывая обо всем, о том, что еще несколько часов назад им обоим могла угрожать опасность. И до сих пор могла угрожать. Но шевелиться так не хотелось. Да она и не могла. А сил пересиливать себя - не было. - Нет, Эрик?! Нет?! - Она подняла на него глаза, в которых задрожали слезы.
- Нет.
Когда Жюли открыла глаза, за окном только начинало светать. Она поежилась от внезапного холода, понимая, что находится в его руках.
- Ты остался, - прошептала она.
- Я не решился оставить тебя. И везти куда-то после всего - тоже.
- Значит ты... - Жюли едва заметно улыбнулась, - не оставишь меня?
- Не оставлю. Ты в порядке?
Она пожала плечами, еще не понимая.
- Не знаю. Кажется да. - Опустила она в смущении глаза.
- Тогда собирайся Жюли... мы уезжаем. Пока все-таки люди де Шаньи не пришли и сюда. Если конечно... если ты желаешь ехать со мною.
- Конечно...
Даже утренняя прохлада не могла остудить разгорающийся жар в сердце Жюли. С каждой минутой оно начинало биться все чаще и чаще, сильнее и сильнее. Осознание того, что все в ее жизни резко изменилось всего лишь какое-то короткое время назад пришло к ней не скоро. Выйдя на улицу на нетвердых ногах, она пошатнулась, чувствуя слабость, и едва не упала в густую тьму. Сейчас она чувствовала только сильную усталость, она почти не ощущала своего тела.

--

Он глубоко вздохнул, попытавшись осмыслить происшедшее.
Сожалеть себе о содеянном он запретил. Иначе запросто бы лишился рассудка, осмысливая и пытаясь постигнуть все происшедшее ночью. Только вот до сих пор не мог понять - что именно им двигало, когда он позволил себе сделать этот шаг?
Что?
Наверное, об ослепивших его чувствах было просто глупо говорить. Легче было бы это назвать помутнением рассудка. А может быть это еще одна жестокая уловка его разума, настолько подчиняющегося телу, не дающего здравому рассудку взять верх, чтобы уловить еще немного, пусть таким вот способом то, о чем он всегда тайно мечтал, чего желал, и что так коварно было отнято у него судьбой? Может это еще один хитрый просчитанный ход получить то, на что он уже утерял всякую надежду? Может быть, в таком случае, Кристина была права - и он животное, чудовище?
В таком случае - ему гореть в аду за это, за все.
Хотя, о чем это он?
Он и так в нем горит, уже при жизни, да и на его душе столько, что еще один грех вовсе не изменят его страшной участи и расплаты перед творцом, который обязательно спросит за все, как только придет его час.
Выходит, покинув это место, здесь необходимо будет оставить и прошлое, и Кристину, и все, что он надеялся вернуть, но так неожиданно и нежеланно обрел совершенно иное. Значит, надо пытаться жить в настоящем, идя к будущему. У нее, у Жюли уж точно оно должно, обязано быть. А он... он должен дать ей это будущее, чего бы ему не стоило. Почему он, собственно, не может полюбить ее? Может. Сможет. Попытается.
- Жюли, прежде, чем увезти тебя в Париж... я хочу сказать тебе кое-что, - она замерла, - не стану тебя принуждать. Но... если ты решишь, я готов... готов взять тебя в жены. - Хотя, о чем он. Вряд ли это искупит его грехи. Тем более перед ней, перед беззащитной совсем непонимающей жизни девушкой. - Жюли...
Жюли приглушенно вздохнула.
- Эрик... я люблю тебя! - Уголки ее губ дрогнули. - Но ты...
- Тоже, Жюли... - Поспешно сказал он.
Безразличному и, похоже, довольно уставшему священнику данное мероприятие было совершенно неинтересно. Он с легкостью повенчал их, вряд ли догадываясь о всех причинах, и даже несмотря на то, что девушка была немного смущенна и растеряна, а месье и его внешний вид вызывал слишком много вопросов. Потому-то священник и не стал их задавать.
Эрик вздохнул. Все казалось ему сейчас нереальным. Ему вдруг казалось, что, давая согласие на то, чтобы стать его женой Жюли сама-то плохо представляла себе, что значит быть женой. И зачем она это делает.
Еще не легче - девочка почти ничего не знает о жизни. А он, который знает, по сути, не больше ее в этих вопросах, но все же более осведомлен, мог бы заранее оградить ее от этой ошибки - но не стал, и сам допустил куда более серьезную ошибку. Но теперь, похоже, это даже перестало его интересовать и заботить. Может так оно и лучше? Может быть это единственный его шанс, а Жюли... похоже не лгала, открываясь ему в своих чувствах, так откровенно подкупая его утомленный рассудок, заставляя в самой груди теплиться совсем крохотную надежду. На что - он пока сам не понимал.
Все же корысть и выгода, должно быть, сыграла немалую роль. Его любят. Любят!
Разве этого мало, для того, что бы смолчать, и не подать виду, скрыв от глаз других что-то, что, возможно, им не видно? Он даже не мог об этом мечтать, думая, что он - исчадие ада, что никому и никогда не будет интересен, тем более - женщине, что тепло, ласка и забота - это лишь грезы его несбыточных снов.
Разве он мог теперь вот так просто отказаться от всего этого, что обещали ему возможные отношения с этой девочкой, когда выдался такой шанс? Она сама желала этого, он не был ей противен, она относилась к нему, как к человеку, а ни как к животному!
Господи, разве это грех?
Поймать хотя бы долю того, что он мог бы иметь, но что у него отняли. Да нет же, нет! - Хотел кричать его рассудок. - Я просто хочу быть как все! И я уже как все! Как все!
Он тряханул головой. Он ничего такого не сделал. Он просто человек. Единственное, что смущало его, это жизнь Жюли.
Он не имел права делать ее несчастной. Но, как ему казалось, она вышла за него по собственной воле, и значит, все-таки, что-то во всем этом было. Она не мало знала, а значит, понимала, на что идет, связывая свою судьбу с ним. Она выражала ему свою любовь. Скоро они привыкнуть к своим новым ролям, смятение и взаимная взволнованность пройдет, а потом он увезет ее в Париж, покажет свою оперу, о которой так много рассказывал, которую она очень желала увидеть. Его музыкой она тронута, а значит, у них есть общие интересы, девочка так же тяготеет искусством, его жена вполне соответствует его представлениям. Это значит, что он сможет доставлять ей удовольствие своей музыкой и пением. Она заинтересована картинами, и очень заинтересовалась театром, они найдут множество общих тем, он сможет ей о многом рассказать. Она не боится его, а это значит, что сможет не отвергать его таким, какой он есть. И возможно... возможно, когда-нибудь его жена даже примет его как мужчину.
Он еще раз глубоко вздохнул, и помог Жюли сесть на лошадь.
- А почему нас не преследуют? - Спросила Жюли, вслушиваясь в стук копыт, и ощущая его горячее сухое дыхание у себя на затылке. Не смотря ни на что, Жюли сейчас в его руках чувствовала себя спокойно и хорошо. Даже не смотря на то, что смутно помня отрывки происшедшего она не могла без стеснения смотреть ему в глаза. Надо сказать - это не повергло ее ни в восторг, о котором она слышала от болтающих о разном стряпух на хозяйской кухне, ни в разочарование. Практически все до основания совершенно выпало из ее памяти. Разве что, оставив от себя факт какого-то смущающего неудобства, будто бы они оба совершили что-то преступное, и боли.
- Похоже, нас и впрямь не преследуют. - Встревожено ответил он. - Но это может быть просто ловушкой! И неизвестно, что может быть дальше.
- Но ведь... в таком случае они без труда могли бы найти тебя в моем доме прошлой ночью. Они не пришли...
Ему нечего было ответить. Он не знал ответа. И, слава богу, что не пришли. Вряд ли любой из них обоих в тот момент смог бы отдать отчет тому, что случилось и что могло бы все это повлечь за собой.
Он почувствовал, как Жюли плотнее прижалась спиной к его груди, взявшись за его руку, держащую поводья.
- Все будет хорошо, Жюли. Я тебе обещаю. Теперь... все будет хорошо.
Она знала.
Небо угрюмо нависало над землей, ветер волочил по нему тяжелые черные тучи. Париж спал, когда по одному из его перекрестков, подводящих к Опере, появившись внезапно, лязгая копытами по мостовой, пронесся конь, держащий в седле наездника, одетого во все черное, и по сравнению с ним, совсем крошечную фигурку девушки. Постепенно конь поскакал медленнее, вскоре перешел на шаг и, наконец, почти остановился. Всадник осадил коня, легко спрыгнул на землю. Плащ развился на сильном ветру, завис на какой-то миг над землей и, зашелестев в ночной тишине, плавно опустился.
Всадник небрежно потрепал гриву скакуна, и, наконец, бросив поводья, протянул руки, и с легкостью снял со спины скакуна девушку, аккуратно опустив ее на землю.
Она, чуть покачиваясь, схватилась за его руки, прижалась к нему, чтобы как-то прогнать озноб, вызванный колючим ночным ветром. Он обнял ее и притянул к себе.
- Вот она... - Сказал он, устремив взгляд куда-то в высь.
Жюли подняла глаза, перед ее взглядом возвышалось ранее не виданной красоты здание. Своей мощью и красотой оно поразило девушку. Она упоенно вздохнула.
- Твой дом!? - Вырвалось из груди девушки.
- Не только дом. Мое все! - Сказал он. - И теперь ты это увидишь...

Часть 2 >>>

В раздел "Фанфики"
На верх страницы