Свет тонкой золотой дымкой дотронулся до шероховатых стен комнаты, мягкого ковра на полу, в ворсе которого могла бы спрятаться небольшая зверюшка, до большого письменного стола с вечным, неизменным творческим беспорядком на нём и рядом. Из тени, словно привидение, выскользнул портрет молоденькой девушки и снова утонул в темноте. Наконец и без того неровное пламя свечи дрогнуло и погасло, едва осветив пожелтевший, до невозможного разрисованный лист календаря, на котором с трудом угадывалась дата: «14 февраля 1882».

Каждый день в году был по-своему ему противен, ведь все они не приносили ничего, кроме горя, боли и унижений. Тем не менее, только три даты Эрик действительно ненавидел, и сегодня была одна из них. День святого Валентина.

На ощупь найдя дверь, мужчина вышел из кабинета. В комнате, ранее бывшей уютной гостиной, а теперь превратившейся в обыкновенный сарай, обстановка была крайне удручающей. Все возможные поверхности в помещении покрывал толстый слой пыли, которую не вытирали уже почти год. В камине еле теплился огонёк, выглядывая из-под гор залы. Рядом валялись скомканные одеяла, возвышались целые башни исписанной бумаги, наклоняясь не хуже Пизанской. Хлопнула, закрываясь, дверь кабинета. Несколько листков будто испуганно поднялись в воздух и плавно опустились в камин, окончательно погасив огонь в нём. Хозяин скучающим взглядом осмотрел комнату. Всё как обычно. Так было до Неё, так продолжалось уже год после Её ухода…

Сердце, казалось, заплакало, и с губ сорвался полустон-полушёпот:
- Кристина…

Эрик плакать уже не мог. Время высушило все слёзы, но так и не смогло залечить ни одной раны. Его лицо становилось с каждым годом ещё уродливее, его сердце, бессознательно разорванное в клочья Кристиной, не зажило. Но мужчина не мог винить их, ни время, ни девушку. Они были бессильны, он это знал. Вот только от знания этого легче не становилось. Она ушла, Её впереди ждало счастье. А его… Вот уже год он жил наедине со своим одиночеством и болью, с воспоминаниями и убитыми мечтами, с разбитым сердцем (хоть эту фразу могут счесть банальной и избитой) и по-настоящему изувеченными душой и сознанием. Было ли это вообще жизнью? С каждым днём, с каждым часом, с каждым мигом мир вокруг Эрика будто выцветал, а он постепенно превращался в иллюзию, мрачное видение, призрака, коим называл себя довольно давно. Но он не умер. Сама Смерть брезгливо обошла стороной, а для того, чтобы свести счёты с жизнью с помощью самоубийства, не хватило сил и мужества. Так он, Ангел Музыки и Призрак Оперы, остался где-то на тонкой грани между жизнью и забвением, в невесомости между землёй и небом. Так прожил этот год, наполненный отчаяньем, разочарованием, страхом. И одиночеством. Бесконечным, невыносимым, похожим на чёрную дыру, затягивающую душу, притупляющую чувства и заглушающую любые мысли…

Часы пробили девять. День только начинался. Медленно, словно каждое движение давалось ему с трудом, Эрик подошёл к камину и опустился на ком из одеял. Взяв покоившийся на одной из бумажных башен начатый вчера рисунок и карандаш, он долго смотрел на него, прежде чем продолжить работу. Из аккуратных, чётких, тщательно продуманных линий складывался необычайно красивый узор, неспешно превращавшийся в портрет девушки. Кристины. Он рисовал Её портреты каждый день, один другого прекраснее. Иногда рядом появлялся и его силуэт, но не более того. Даже на рисунках он не осмеливался приблизиться к Ней. Этот не был исключением…

Несколько часов пролетели незаметно, и вот уже с листа бумаги смотрит очаровательно личико милой невинной девушки. «Как живая…». Действительно, рисунок получился на редкость реалистичным. Возникло даже ощущение, будто Кристина и вправду находилась в комнате. По щеке скатилась слеза. «И откуда они только берутся…». Действительно, откуда? Кап… Кап… Слёзы тихо падали на бумагу, создавая подобие мелодии. Этот звук, казалось, эхом разносился по всей комнате, и где-то в глубине, в его душе ли, в сердце ли или же в лабиринтах уставшего разума, отзывался тихим звоном. Там после сна длиной почти в год пробуждалась музыка. Некий внезапный порыв, желание – и вот он, как птица, пытающаяся лететь на сломанных крыльях, бежит к органу. Подземный дом, захваченный тишиной после Её ухода, снова наполнился музыкой, дикой, неудержимой, прекрасной и в то же время ужасающей, заполняющей собой всё, содержащей в себе всё: боль, страх и отчаянье, любовь, нежность и страсть, все незаданные вопросы и не сказанные ответы, то, что было и что прошло, то что могло бы иметь место… Наконец-то она вернулась. Музыка. Словно давно потерянная и вновь обретённая возлюбленная, она обнимала его, не страшась ни уродства лица, ни черноты души. Вернейшая из всех женщин этого мира, она вернулась к нему, будто не было их невыносимо долгого расставания, его предательства, безразличия, будто она никогда не замолкала, как и раньше сопровождая и направляя его. Надёжный друг, штурман в море неприятностей этого мира. Она вернулась.

Сердце радостно затрепетало, забилось быстрее, норовя вырваться из груди, как если бы ему там было мало места. Опустошённость, подавленность развеялись, уступая место опьяняющему чувству полёта. Полёта мысли, фантазии, вдохновения, желания, мечты. И расступились тени. Как звезды сияли клавиши органа. И музыкант в объятьях своей любимой, музыки, с её поцелуями на сердце и руках, творил своё лучшее произведение, подлинный шедевр, яркий бриллиант во тьме безумия гения. И этот союз человека и звука был крепче, нежнее, чище, много более страстным чем обычная человеческая любовь. Он не причинял боли, не заставлял страдать, но оживлял, окрылял, возносил к небесам дух. Там, за облаками, высоко над землёй, наполненной мелкими людскими страстишками и ничтожными проблемами, заключался брак человека, Ангела Музыки, Эрика и его извечной любовью, музыкой…

***

Перс нашёл его сидящим за органом на следующий день после праздника всех влюблённых. Решил всё же проведать старого друга, впервые с той ужасной ночи заглянул в дом у озера. Эрик был мёртв. Руки Призрака покоились на клавишах органа, как если бы приросли к ним, голова упала на подставку для нот (Перс, не будучи музыкантом, не был силён в терминологии). Этот человек творил всю свою жизнь, до последнего вдоха. И пусть никто кроме крыс да прочей мелкой гадости, обитающей в подвалах Оперы, не слышал музыки Ангела, она была неотъемлемой его частью, она же сопровождала его по ту сторону жизни…

Обещания были выполнены. Дарога дал коротенькое объявление в газету.
Кристина Даэ в свою очередь не забыла прийти. Вместе с Персом они решили похоронить Эрика возле фонтана. С каждой новой порцией земли, скрывавшей тело её учителя, Ангела и Призрака, безумно влюблённого в неё и её голос человека, по бледным щекам девушки стекало всё больше и больше слёз. Даже дарога, всегда сдержанный, прекрасно контролирующий себя во всех отношениях человек, не удержался от скупой мужской слезы. Но вскоре всё было кончено. Всё ещё плачущая Кристина отправилась в дом своего жениха, Перс вместе с заранее подготовленной Эриком коробкой с «реликвиями» вернулся в свою маленькую квартирку. История, полная загадок, любви и ненависти, страха и надежды, подошла к концу.
А где-то в мире теней, за завесой смерти рука об руку шагали вместе влюблённая душа и музыка… Вместе навсегда. До самой смерти мира…

В раздел "Фанфики"
На верх страницы