Открыть оглавление
Утро
Весь день у меня болела голова. Не то чтобы раскалывалась, так, чуть неприятные ощущения в котелке между ушами, легко решаемые но-шпой или ей подобным продуктом фармацевтической промышленности. Крис бессовестно дрыхла, оставив меня в одиночестве справляться с последствиями ее загула. А последствий было немало. Ибо мучила меня не только и не столько мигрень, сколько угрызения совести, которые лишь обострялись, когда из иной реальности до меня долетали звуки прекрасной музыки. Уж на что я не особый ценитель классики, но и у меня от этой мелодии в душе поднималось нечто светлое и немилосердно щипало глаза. Это Эрик коротал ночь за инструментом, вместо того чтобы провести ее с нами. Моя вина, моя ошибка – слишком уж я понадеялась на наше вчерашнее выступление, забыв о некоторых особенностях физиологии Кристины. Я ждала предстоящей ночи почти со страхом, потому что не знала, как смогу смотреть Эрику в глаза после всего, что произошло. Не знала, что делать дальше. Видимо, Кристине передалась моя неуверенность, потому что в итоге, проснувшись, она не присоединилась ко мне, как обычно, а забралась в дальний угол нашего сдвоенного сознания и явно собиралась пробыть там весь следующий день, малодушно предоставив мне разгребать то, что она же и наворотила. Впрочем, насчет всего дня я, пожалуй, погорячилась. Возможно, дело ограничится только утром, а потом, если я удачно объяснюсь с Эриком, она вернется, от всей души извинится, мое мягкое сердце растает, сердце Эрика растает тем более… Ура-ура, все танцуют и поют. Эх, как же это сложно, оказывается, - жить на два мира… Я открыла глаза. После событий в Опере это была первая ночь, когда Эрика с нами не было. И судя по всему, сейчас было уже далеко не утро. Я лениво скользнула взглядом по пустой половине кровати, вяло размышляя, что чувствую себя в целом хорошо – должно быть, хмель выветрился или, что более вероятно, сдался под напором нажористой химии. Потом посмотрела в другую сторону – и обнаружила Эрика, сидящего в кресле напротив. Он не спал, хотя и сидел совершенно неподвижно. Он рассматривал нас. Промелькнула мысль, что он мог просидеть так всю ночь. - Доброе утро, - я невольно улыбнулась. - Доброе утро. - И как тебе не надоедает пожирать меня глазами? - Это занятие никогда мне не надоест. – Эрик вернул улыбку. Он встал, будто принял какое-то очень важное решение, и сделал один шаг. А потом начал раздеваться. Поначалу я опешила и не могла вымолвить ни слова. А позже звуки застряли в глотке по иной причине. Эрик не просто раздевался. Он раздевался медленно. Тщательно, не торопясь, со вкусом складывал вещи и вешал их на кресло. И это было так… тёмно, странно, магически, завораживающе – как он это делал. Почти непристойно. И куда непристойнее, чем его обнаженное тело, на которое падал узкий луч света, пробившийся в спальню сквозь щель меж шторами. О-ой! Мама… Вернулась. Не выдержала, все-таки… Вернешься тут, пожалуй… Да, ты чуть не пропустила самое интересное… Интуиция подсказывает мне, что самое интересное еще впереди… Мы смотрели. Матовая смуглая кожа, которая будто сливается с полумраком комнаты. Развитые, четко очерченные мышцы, широкие плечи, длинные мускулистые руки с крупными ладонями, грудь, на которой могла бы целиком убраться не только Крис, но и я. Живот с ровными квадратиками пресса. По контрасту – тонкая талия и узкие бедра. Впрочем, эту часть тела мы практически пропустили – Крис не выдержала и буквально заставила меня опустить взгляд на длинные ноги с весьма изящными для мужчины ступнями. Эрик – полностью обнаженный – шагнул к кровати. Сердце пропустило удар и ухнуло куда-то к центру Земли. Я смотрела. Он плавно опустился на кровать, вытянулся рядом всем своим большим могучим телом. Го-осподи!.. Может, хватит, это, как его… упоминать имя бога всуе?... Будто для тебя это важно… Честно – не очень… Тогда заткнись… Внутри росло какое-то огромное невозможное чувство. Словно вот прямо сейчас происходит нечто правильное, то, что должно быть. И по-другому никак нельзя. По-другому ничего бы не вышло. Прокатилось жаркой волной возбуждение, угнездившись внизу живота. Мышцы непроизвольно сократились… И тут я подумала, что все это: возбуждение, реакция тела – не просто так. Где-то там, на краю сознания я знала, что все это – правда, что все это происходит. Вот только где? Ох, ты ж… Что?.. Это он… Кто?.. МОЙ мужчина. Он пришел, увидел меня спящей и решил устроить сюрприз… Что сказать – сюрприз удался… Ты не боишься?.. Поздно бояться. И стесняться поздно… Ласки из другой реальности заставляют мое тело выгнуться, прижаться к Эрику и жарко выдохнуть: - Ты прекрасен. И мне плевать, несет от нас перегаром или пахнет майскими розами. Эрик шумно вдохнул, чуть откинувшись, будто отодвинувшись от меня – даже через одеяло ему было… не знаю… - больно прикасаться ко мне? К обнаженной мне. Или Крис. Но это уже давно не имеет значения. Ничто больше не имеет значения. И мы откровенно рассматриваем его. Лицо – словно гротескная маска – разделено пополам. Половина его совершенна. Половина может заставить слабонервных дам завизжать от ужаса. Но мы-то не слабонервные. И с этой маски на нас глядят полыхающие любовью и какой-то невероятной, невиданной страстью глаза. Нам почти страшно глядеть в них, и мы отводим взгляд. Грудь Эрика покрыта волосами. Их не так уж много, они переходят в узкую полоску на животе, сбегают вниз и… Да, Крис, это он… И видно, что Эрик с трудом сдерживается. Я – реалистка. Я знаю, что глупо ожидать чего-то выдающегося от первого раза, от которого так и веет подростковой торопливостью и неумелостью. Я знаю, что дефлорация у женщин, как правило, сопровождается болезненными ощущениями и уж точно не предполагает оргазма, а тем более, множество раз за ночь. Впрочем, сейчас день. Но еще я знаю, что нет ничего невозможного. Эрик отчаянно приникает губами к моим губам, раздвигая их, проводя языком по передним зубам – и вглубь, точно хочет осушить нас, выпить без остатка. Вдруг прерывает поцелуй и утыкается носом нам в шею, зарывается в волосы, зарывается в них руками и жарко, яростно шепчет: - Ты моя, навсегда моя. Никому тебя не отдам. Боже, как я люблю тебя… не могу дышать… Это правда: его дыхание такое резкое и прерывистое. Кристине немного страшно, но она успокаивается, когда видит, что Эрику еще страшнее. Как я и говорила. - И не отдавай, - отвечаем мы. – Не отдавай, Эрик. Дыши, дыши, любимый. Хочешь, я отдам тебе свое дыхание? Вместо ответа он снова целует меня. И тело Крис, уже возбужденное ласками другого мира, выгибается, когда Эрик ласкает его жадной рукой, словно стремящейся вобрать его в себя. Шея, грудь, бедра… Завязки коротких панталон от костюма… к черту завязки. И больше ничего нет между нами… Мы стремимся навстречу ему. Нам не страшно. Наверное, нет. Два дыхания вплетаются друг в друга вязью… Юная девичья грудь под этой чуть шершавой ладонью… Соски напряглись от холода, от его касания. Мягкие губы на них, и выше, на наших губах… И ниже – кругами по животу, выписывая одному Эрику ведомые символы. Нет сил сдерживаться. - Иди сюда… – шепчет Крис, поднимаясь ему навстречу. Над нами – темная масса. Крупное, тяжелое тело. Какая приятная, долгожданная тяжесть! Не зажимайся, не стискивай мышцы… Неужели… уже?.. Да. Расслабься. Я тут. Мы тут. Все будет хорошо… Я слышу, как страх борется в Кристине с любопытством. И знаю, что любопытство победит. Она так близко, что не может отступить. И не хочет. И вдруг начинаю чувствовать себя лишней, будто подглядываю за чем-то слишком сокровенным. Мне хочется уйти и не мешать тому таинству, что совершается здесь. Но я не могу. Кристина не пускает меня. Это и твое тоже, Белл… Разве тебе не хочется остаться с ним наедине?.. Мы наедине… А я?.. Ты тоже – мы. Ты ведь любишь Эрика… Я люблю Эрика. Я люблю тебя и слишком люблю Эрика. И люблю… Может, так и должно быть? Может, ты и есть – любовь?.. Это уже мания величия… Нет Белл. Просто любовь говорит со мной... с нами через тебя… Ты снова слушаешь ангелов… Я слушаю себя. Ты – это я. Все просто… Все просто… Я ощущаю знакомую твердость между ног и усилием воли разжимаю окаменевший пах Крис, подаваясь к Эрику. Смотри на него… Я смотрю на него. Это то, что нужно запомнить навсегда. Первый раз – он всегда первый. И опять. Глаза в глаза. Ты – не чудовище. Я люблю тебя. Я – и я. Мы. Боже, как это теперь неважно. Темный лик над нами. Пряди волос, свисающие на глаза. И эти глаза – серо-зеленые, с коричневой крапинкой, в которых отражаемся только мы… Я их запомню. Толчок. Это так банально с точки зрения биология, можете мне поверить. Это так неповторимо с точки зрения двух людей, которые сошлись здесь и сейчас. Можете мне поверить. Боль. Резкая, неожиданная. Всегда неожиданная. К ней нужно привыкнуть. Ее нужно осознать. Эрик хрипло дышит над нами. И – не двигается. Не двигается. Будто Магомет таки остановил свою гору. А мы – Кристина – привыкаем к этой боли, к саднящему ощущению глубоко во влагалище. И она страшится того, что воспоследует. - Больно? – шепчет Эрик - Да… немного… - выдыхаем мы ему в рот. Это неправда, конечно. Да какая разница? - Прости… - Все хорошо, Эрик. Все позади. - Я… - Он закусил губу, и вытянутые руки, на которых он удерживает себя над нами, начинают мелко дрожать. Он будет еще двигаться… Да… Будет больно… Посмотрим… Издалека проникает иное движение. То, что будит во мне довольное урчание – тихое, незаметное, но оно побуждает и Крис к действию. Те – дальние – толчки заставляют меня обхватить Эрика ногами за талию. Мы прижимаемся к нему, вжимаемся в него и тем самым даем разрешение продолжить. Ногти – царапины на спине. Зубы – белые отметины на плече. Медленно, как медленно. И размеренно… И там, там, где я сплю, там тоже творится священнодействие. Там мы давно приноровились друг к другу, приспособились, точно кусочки странного паззла. Эрик больше не может. Он больше не может терпеть. И забыв о нас, обо всем, он толкается в нас, в ведьмино нутро, в кровавую рану, в женское естество. И слышно лишь прерывистое дыхание его – и наше, которое он вышибает каждым движением. И слышно лишь хлюпание, шлепки и поскрипывание кровати. А мы расслоились. Часть нас смотрит как будто со стороны, часть помнит, как это больно. А часть живет в том мире, где теперь ночь. Толчок. И это приятно. Толчок – и это так глубоко. Толчок – и это больно. Боль и удовольствие. Сегодня они соединятся воедино. Мы не закрываем глаза. Мы смотрим на Эрика – благо свет дня уже давно рвется в комнату сквозь занавесь. Он глядит на нас. Но видит ли? Что он видит? Все годы отчаянья, что стираются сейчас в его памяти… Все одиночество и муку, весь гнев и всю любовь он видит в наших глазах. Эрик… Мы сосредоточились на своих ощущениях. Саднит… К черту… Но ведь больно… К черту… выключи это. Отгородись… Боль – удовольствие – мы ловим эти крохи наслаждения, неосознанно двигаясь в ответ, - где мы, в каком мире, на каком свете, - мы почти отрываемся от простыней, крепко вцепившись в плечи и обхватив его ногами. С каждым толчком наслаждение усиливается. Я знаю, что это. Откуда это. И не собираюсь отказываться. - Эрик, - опять выдыхаем мы. Он движется надо мной, внутри меня, полуприкрыв глаза – быстро, резко, торопливо. И я помню, что можно сделать в ответ. Напрягаю мышцы – у Крис они сильнее моих, потому что она балерина, - и удерживаю его в себе, не позволяя двигаться дальше. Сжимаю его, и Эрик уже готов умолять о продолжении. Неожиданно, без предупреждения, отпускаю – и глаза его распахиваются. Там, бесконечно далеко, меня дразнит и распаляет мой мучитель, мой искуситель, мой любимый. А здесь Эрик. И мы дразним его. Растворяются имена и времена. Плавится преграда между двумя мирами. Между нами двумя. Я не помню, кто я, не помню, как зовут тебя. Я закрываю глаза и не вижу твоего лица. Есть мужчина и женщина. Снова. Мужчина и женщина. Внизу живота рассыпаются искры наслаждения, сливаясь в одну – большую, распирающую изнутри. Волна уже близко. Надо просто открыть глаза и посмотреть в лицо своей судьбе. Это не больно. И даже уже не страшно. Я перестала задавать себе вопрос, правильно ли то, что происходит, правильно ли я поступаю. Нельзя искать правду в любви. Ей не нужны вопросы и ответы. Она просто есть. Я открываю глаза. Я ловлю волну. Я люблю… Пик удовольствия. Взрыв. Я щедро делюсь им. Вглядываюсь в выражение любимого лица, напряженного, искаженного судорогой подступающего наслаждения. Выдох в плечо – и сильнее прижать к себе, притянуть, вжимаясь, вплавляясь, срастаясь… Диковинное существо о двух спинах… И надо мной – хриплый крик, больше похожий на рык дикого зверя. И все. Эрик содрогается последний раз и медленно опускает голову мне на плечо. Он с трудом удерживает свое тело на весу, боясь раздавить меня. Надсадно дышит. Еще один слабый толчок – и локти все же подламываются. Он тяжелый. Но это не важно. Я поднимаю руку, глажу его по волосам, пристраиваю его голову поудобнее. И не размыкаю объятий. Так и лежим сплетенные. Эрик, только не плачь, а то разобьешь мне сердце окончательно. Отчего-то на ум приходит совершенно идиотская фраза. И я не успеваю удержать ее. - Ну, вот. А говорил, что не знал радостей плоти… - Я много читал, - смущенно шепчет Эрик мне в ухо. Меня пробивает смех. Эрик скатывается с меня, распластывается рядом, и мы счастливо и заливисто смеемся. Да что там – просто ржем, как парочка сдвинутых жеребят. Это… это нельзя описать словами. Это так у всех?.. В целом... не знаю. У нас – так… Поскольку Крис успела отдохнуть, а я чувствовала себя, как выжатый лимон, то отбыла в страну сновидений, предварительно выдав указания сменить простыни и принять душ – благо, Эрик нагрел воды. И черт с ним, что «душ» на самом деле – ковш. Зато вместо смесителя – сам Призрак Оперы. Постепенно всплываю из сна. Прошло, должно быть, несколько часов. Окно по-прежнему зашторено, но видно, что свет дня начал меркнуть. В спальне тихо и уютно. Прислушиваюсь к ощущениям: немного побаливает между ног, но в целом вполне нормально. Эрик дремлет рядом, закинув руку за голову и набросив одеяло на талию. Вот он заворочался и повернулся на бок, отвернулся от нас, почти лег на живот. Инстинктивно придвигаюсь ближе и обнимаю его одной рукой, вторую руку сгибаю и засовываю под подушку – все равно она онемеет через некоторое время. Кладу голову на широкую спину и переплетаю свои ноги с его ногами. Первый раз за все ночи, что мы спали вместе, я обнимаю его, а не наоборот. Обнимаю, нежно прикасаясь губами к полоскам давних шрамов, словно хочу сцеловать их с Эрика. - Эрик, я тебя люблю. Ты самый лучший, самый замечательный, самый-самый… Ты мой. Никто не догадался, какое ты сокровище. Я первая. Поэтому ты мой. Солнце мое… Он поворачивается в моих объятиях. Нежно улыбается, проводит кончиками пальцев от моего виска к подбородку. - Если ты будешь так говорить, мое сердце может не выдержать, - тихо произносит он. – Возможно, когда-нибудь я к этому привыкну. Счастье. Невероятное счастье греет нас, проливается из его глаз и будто освещает комнату. Сейчас его лицо так красиво, так… совершенно. Как ни банально, но любовь и впрямь делает людей прекрасными. Иногда у сказки про Красавицу и Чудовище случается счастливый конец. - Привыкай, - отвечаю я, - потому что мы будем говорить это постоянно. Всю жизнь. - Ты – вся моя жизнь. Ты - моя… жена. Эрик перебирает волосы Крис, наклоняется и легко целует в губы. Мы углубляем поцелуй и опрокидываем его на спину. Белл… Да?.. Я хочу… Посмотреть на него? Любопытство… Нам ведь нужно узнать друг друга… Хорошо, только не будем увлекаться… Я помню про перерыв в неделю. Или три дня. Или два… Мы сели на кровати; одеяло сползло с плеч, но нам не холодно – спальня хорошо протоплена. Скинули одеяло с Эрика, как уже делали когда-то – кажется, что тысячу лет назад. Только теперь ему незачем усмирять себя. Под нашим взглядом Эрик слегка краснеет, но не делает попыток прикрыться. Напротив, он и сам разглядывает нас. Похоже, ему очень нравится то, что он видит. Да, он снова возбужден. И что бы кто ни говорил… Как бы кто не превозносил женское тело… Это красиво. У него на удивление красивый член – не слишком толстый, не чрезмерно длинный. Прямой, темнее кожи бедер, окруженный темными волосами, с крупной головкой и пульсирующей венкой по нижней стороне… Можете счесть меня шлюхой. Но я люблю мужчин с красивыми членами. Ммм… хочешь, научу паре штучек? Пригодится в семейной жизни… А не рано? Я опасаюсь… Детка, я изучала этот вопрос с самого начала своей сексуальной жизни, а уж теорию… впрочем, в сексе главное – практика, практика и еще раз практика… Ну… давай попробуем… Мы осторожно наклоняемся над Эриком, покусываем мочку уха, проводим губами по шее, спускаемся ниже, на грудь. При этом как бы невзначай задеваем локтем головку. Эрик вздрагивает и отрывисто выдыхает. Он поднимает руки, видимо, желая обнять нас, но мы перехватываем его запястья и заводим его руки за голову. - И не шевелись, - приказывает Кристина, - иначе пожалеешь. И смеется гортанным, низким, таким женским смехом, что у Эрика выступают мурашки. Мы спускаемся ему на живот, теперь задевая головку подбородком. Но не прикасаемся к нему, нет. Напротив, поднимаемся выше – я хочу проверить чувствительность его сосков. Да, интуиция меня не подвела: Эрик дышит поверхностно и часто, воздух со свистом вырывается из стиснутых губ. Но он по-прежнему лежит, не шевелясь, с руками за головой. А теперь обхвати его рукой… Что, прямо так?.. Сложно так… только не дави. Нежно… Кристина неуверенно обхватывает член рукой. Эрик выгибается, всасывая воздух, и раскидывает руки в стороны. - Что ты делаешь, Кристина? Боже мой… - Беру первый урок, - дерзко отвечает та, и я улыбаюсь – вот уж, действительно, примерная ученица. Мы чуть сильнее сжимаем пальцы, и у Эрика вырывается первый стон. Проводим рукой от основания до головки, еще раз, немного ускоряем темп. Эрик не выдерживает: он стонет, и руки его разбросаны по подушкам. Но он пока еще помнит, что сказала Крис. Я облизываю палец и начинаю исследовать головку. Касаюсь перемычки, затем отверстия. Еще один стон, более низкий и протяжный. Эрик слегка приподнимает бедра, когда моя рука скользит вниз, и я понимаю, что пора переходить к основному блюду. Не страшно?.. Есть немного… но так интересно… никогда не думала, что плотская жизнь такая интересная… Ничего, я еще научу тебя играть на его теле. Начнем, пожалуй… Провожу языком вокруг головки, щекочу перемычку. Эрик что-то рычит и раскидывает свои длинные ноги, предоставляя нам свободу действий. Его руки опускаются вниз и загребают в горсть простыни, сминают и комкают их, едва ли не раздирают. Голова мечется из стороны в сторону, губы пересохли, и он судорожно облизывает их. Нам это нравится. Нас это заводит. Жаль, что пока нельзя заниматься любовью… наша очередь набраться терпения и ждать. Мы следим за тем, как напрягается живот Эрика. Снова дразним языком головку. Ласкаем рукой мошонку, водим по бедрам… Иногда отрываемся и уделяем внимания соскам: лижем, покусываем, сосем. Каждый раз Эрик вздрагивает. Запомни фокус… Облизываю головку, отстраняюсь – и резко дую на нее. По телу Эрика проходит судорога, костяшки пальцев, терзающих простыню, белеют. Я снова охватываю ее ртом, погружая в тепло и влагу. Мы размеренно двигаемся вверх-вниз, помогая себе рукой, дразним его языком, который мечется, как безумный, у нас во рту, доводя Эрика до исступления. Не тошнит?.. Да нет… хотя вкус странный… необычно, но не неприятно… А как насчет посторонних предметов во рту? Есть такой рефлекс… Ну, у тебя рефлекса нет – а, значит, и у меня тоже… Добро… Я чувствую, что Эрик близок к развязке: его бедра попеременно содрогаются и застывают в напряжении почти безостановочно. Он хрипит и что-то шепчет. Поднимает правую руку и безвольно роняет нам на плечо. Я усиливаю ласку – и вот его член утолщается, каменеет… До нас доносится громкое «Аааах!» Эрика. Теперь ты знаешь, каков твой мужчина на вкус… Эрик лежит, все еще дрожа. Мы вытягиваемся рядом. - Я тебя люблю, - говорю я, кладя ладонь ему на живот, и он притискивает меня к себе. - Люблю, - эхом отзывается Эрик и повторяет снова и снова, - люблю, люблю, люблю, люблюлюблюлюблю… И обнимает нас, целует в кудрявую макушку и прижимает к щеке. Мы полежали еще немного. После душа Крис и Эрик завтракали, хотя завтрак в три часа – это уже обед. Но, как говорится: когда встал – тогда и доброе утро. Я лениво прикидывала, не проголодались ли мы после всех физических упражнений. Вдруг Эрик поднялся с кровати и протянул нам руку. - Что? – удивились мы. - Пойдем. Хочу посмотреть… на нас, - загадочно ответил он. Эрик подвел нас к шкафу с зеркальной дверцей. Зеркало отражало… нас. Нас оно отражало. Не я и я. Мы. Ты так сказала… И сказанное не может быть ложно… Мужчина – тьма и сила. Женщина – ярость и нежность. И еще – отражение друг друга. Мы отражаемся друг в друге. И пусть из глаз женщины на тебя глядят двое. Мы все еще в равновесии. Все еще. - Простудишься! – спохватился Эрик и отошел за одеялом. И мне почти больно от того что его нет рядом. Эрик быстро вернулся, укутал нас, набросил второе одеяло себе на плечи. Мы подошли к окну и раздвинули шторы, любуясь на угасающий день, на розово-оранжевые облака на закате. Я с довольным вздохом прислонилась затылком к груди Эрика, повозилась немного, устраиваясь в его руках поудобнее… - Эрик, - позвала я. - Что, любимая? - А что ты играл ночью? Что-то сочинял, да? - Да. – Пауза. – Третий финал «Дон Жуана». Мы тихонько фыркаем, чтобы не обидеть его. И столь же тихое фырчанье в ответ – откуда-то сверху. Я вытянула руку, чтобы полюбоваться на обручальное кольцо. - Что там такое? – Я услышала в голосе Эрика недоумение и тревогу. - Где? Он указал рукой. Я проследила направление – и замерла. На востоке, там, где небу полагалось темнеть в бархатную синеву, поднималось зарево.
~КОНЕЦ~
__________________________
15 июня – 22 ноября 2010 года, Москва
<<< Назад
В раздел "Фанфики"
На верх страницы
|