Открыть оглавление

Этот день мы определили для себя, как день Х.
Да, мы повторялись, но других, более подходящих букв для этого дня у нас не нашлось. Разве что ХХХ, но это, вроде бы, не совсем о том…
Или о том…
Но Эрику мы не скажем, иначе у него начнется мандраж, как у студента-отличника перед решающим экзаменом. То, что у Крис (да и у меня тоже) был не меньший мандраж – как перед экзаменом, но уже у двоечника, - это отдельная тема, и я про нее даже говорить не буду.
Спокойно, детка… Уже не детка… Нашими молитвами… Мне нужно выпить… Дождись хотя бы пяти вечера. Но для начала нужно серьезно подготовиться…
Вместо ответа на молчаливое удивление Крис я взяла из комода с постельным бельем плотную льняную простыню и постелила ее под тонкой, на которой мы спали все это время. Потом подумала – и постелила еще одну. Кажется, Крис поняла, к чему все эти телодвижения. Ну, да, легче постирать простыни, чем мучиться с матрасом. К счастью, Эрик ничего этого не видел: он возился с чем-то на заднем дворе – не то колол дрова, не то отпиливал дурацкую сухую ветку, которая наполовину отошла от ствола и взяла моду среди ночи долбиться в окно спальни. Когда мы с Эриком услышали это дело первый раз, нас едва удар не хватил. Представьте картину: ночь, темно – и два придурка в исподнем, вооруженные до зубов, крадутся во мраке к окну. Потом, конечно, смеху было. Даже тяпнули по пятьдесят грамм, чтобы спалось крепче.
Закончив работу и накрыв кровать красивым покрывалом, мы посмотрели на часы. Всего десять утра. Мы вздохнули, завернулись в шаль – и отправились на задний двор…
Невыносимо долго тянулся этот день, вяло переползая из часа в час. Около трех прибыли столь вожделенные Кристиной белые камелии, назначение коих было мне не совсем понятно, но в чужой монастырь, в конце концов…
Мы спрятали их в ванной, поставив в заранее приготовленную вазу. А потом долго глядели на себя в зеркало. Интересно, Эрик тоже это видит? Страх и решимость, а где-то глубоко… Видно, видно, что Кристина – не единственная сущность в этом теле. И как он это выдерживает? Как мирится? Или он, действительно, любит нас обеих? Я не знаю…
Я тоже… Уйди на секунду…
Страх исчез. В глазах женщины с лицом Кристины был опыт и неведомая отвага. И недоумение по поводу цветов. Крис вернулась – и вместе с ней вернулся страх. Но нас было двое, и чтобы не заметить это, нужно было быть слепцом. Или никогда по-настоящему не знать нас. Я плеснула водой в лицо. Из зеркала на нас смотрела незнакомка.
Я не видела в своем зеркале этого… И я… Да ты вообще ангелов видела... Слышала… Хрен с ним, главное – дожить до вечера… Мне нужно выпить… Я этим воспользуюсь… Очень смешно…
На кухне была початая бутылка белого десертного. Я позволила себе… нам разговеться на два бокала – для храбрости.
Наконец подоспело время традиционных вечерних посиделок. Обычно Эрик немного занимался со мной, вернее, с той частью меня, которая отзывалась на имя Кристина, потом они же пели что-нибудь невыносимо оперное, а я старалась абстрагироваться от происходящего и утекала в свою реальность, дабы пошарить в интернете или затеять партию в «Героев». В конце вечера я возвращалась с какой-нибудь современной песенкой, подбирая наиболее мелодичные, с не слишком шокирующим или дурацким текстом.
Но сегодня я принесла нечто особенное.
Этот выбор я сделала неспроста: песня написана для дуэта двух женщин.
Ты ведь занималась танцами? Значит, раздеться под музыку сможешь?... А надо?.. Надо. Партия зовет… Тебе смешно… Мне страшно. Я уже проходила через это… И была пьяна в доску… Неправда, это было отравление…
В наши планы входило не только петь, поэтому мы извлекли из сундучка благополучно заныканный костюм рабыни из «Ганнибала» - он мне понравился, так что я его уперла в промежутке между обидами Эрика в надежде, что когда-нибудь эти эротичные тряпочки пригодятся. А потом было жалко возвращать. Зато теперь он оказался как нельзя к месту. Поверх костюма мы нацепили наглухо закрытое темное платье, дополнили ансамбль широким и длинным шарфом из легчайшего шифона и пренебрегли корсетом. Массивные украшения, в том числе и широкие ножные браслеты с бубенчиками, которыми Кристина намеревалась звенеть в такт, я сложила в кошелек, камелии дожидались своего часа в вазоне поблизости.
Как хорошо, что я не догадалась украсть бутафорские цепи – а то ты и ими бы обмоталась для антуражности… Чем издеваться, лучше это… наставляй, вот… Что-то тебя ведет… Все отлично… Крис, умоляю, только не сегодня… Я в порядке… Да, шарф и предметы туалета можешь бросать в Эрика. Только нежно, нежно…
- Что ты споешь мне сегодня? – с улыбкой спросил Эрик, сидя вполоборота на табурете возле настроенного пианино и приготовившись на слух подобрать мелодию.
- Оставь, - я отвела его руки от черно-белых клавиш, - я тебе потом запишу аккорды. Повернись ко мне и слушай. И смотри.
Я погасила все свечи в люстре, что висела в гостиной. Свечи, которые Эрик по привычке зажег по сторонам от инструмента, сразу взметнули из углов причудливые дымчато-черные тени. То, что надо. Я отложила кошель с украшениями в сторону, встала посреди небольшой уютной комнаты и запела, медленно покачиваясь в такт мелодии.
Глаза Эрика расширились.
- Кристина… - он не имел ни малейшей возможности сбежать. Впрочем, я тоже.
- Эр-ррриииик, - свистящим шепотом отозвались мы…
Мы плавно кружились и изгибались, подбрасывая и ловя дымчатую ткань шарфа, так что она покрывала голову, и смотрели сквозь эту завесу на своего мужчину. Опускали шарф ниже, закрыв нижнюю половину лица, и украдкой бросали взгляд в сторону Эрика, как заправская одалиска. Потом я подошла ближе и накинула шарф ему на шею.
Мелодия плывет над нами, и я наклоняюсь низко-низко, так что почти касаюсь носом лица Эрика, притягиваю его к себе шарфом… завлекательно раскрытые губы… Эрик прерывисто дышит… - и мы отстраняемся, томно поводя плечами и медленно обмахиваясь ладонями с широко расставленными пальцами. Будто нам жарко. А ведь нам, и в самом деле, жарко. И мы начинаем расстегивать лиф платья. Как их много, этих мелких пуговичек! Эрик облизывает губы, словно у него пересохло в горле... Возможно, так и есть. Я снова подхожу близко, чтобы забрать шарф, тяну его к себе и будто бы случайно задеваю щеку Эрика. Возвращаюсь, медленно очерчиваю кончиком пальца его подбородок, опять наклоняюсь, как для поцелуя, – и вот мы уже на другом конце комнаты, танцуем, как ни в чем не бывало. И шарф снова с нами.
Набрасываю его на голову, под его прикрытием решительно избавляюсь от лифа и единственной юбки, оставшись в одном сценическом костюме. А потом стремительно подбегаю к Эрику и бросаю шарф ему
Пока наш ошарашенный Призрак подбирал шарф, мы смотались в угол, скинули туфли, надели украшения и закрепили в прическе цветы. Увидев их, Эрик побелел, как полотно.
Он все понял… Если бы на моих глазах дама расстегивала лиф, я бы тоже все поняла… Нет в тебе утонченности… Да где уж нам, простым ветеринарам! Кстати, мы переходим к решающей стадии… Мне надо выпить… А, может, не надо?..
Мелодично звякают браслеты… Ритмичные движения бедрами, округлые жесты – и резкий поворот головы, замереть на секунду, чтобы увидел, прочувствовал. Чтобы кровь билась толчками в такт тонким голосам бубенчиков. Чтобы кидало в жар и холод попеременно… одновременно… Чтобы каждая мышца отзывалась на наш танец – схватить, смять, овладеть…
Чтобы ты с ума сошел от желания.
И больше ничего не боялся.
Подойти, соблазнительно выставляя почти полностью обнаженные ноги, поднять одну из них - такую длинную, с округлым коленом и узкой стопой, на которой слегка больше, чем положено, выдается косточка сустава, - и упереться розовыми пальчиками в виднеющуюся сквозь запaх рубашки грудь. Это моя идея, Кристине такое и в голову бы не пришло. Эрик подается назад, упирается спиной в пианино; его локти скользят по клавишам, рождая сумрачную какофонию… Но мы все так же жестоки, и не отступаем. Мы доведем тебя до исступления. За все, что ты вытворял в Опере. За то, что не доверял нам, за то, что не верил. Нам, себе, в себя... За то, что из-за тебя нас чуть не убили. За то, что я убила… нет! За все остальное – да, но только не за это. Это не твоя вина, любимый.
И нет судьбы.
Такого наш возлюбленный явно не видывал никогда в жизни. Думаю, что мало кто видел. В какой-то момент мы обнаружили себя на его коленях, причем, каким образом мы туда попали, так и осталось загадкой.
- Крис… Ж…
- Белл, - выдохнули мы ему в шею.
- Белл, - повторил он, и я растаяла…
Касание – вспышка – поцелуй – вспышка – мы отстраняемся – поворот – улыбка – мы снимаем с себя тяжелый разукрашенный топик, обнажая грудь с торчащими от возбуждения и примеси страха сосками, – вспышка – тело выгибается – поцелуй – моя грудь под губами Эрика - вспышка…
Эрик отстраняется и ставит нас на ноги, поднимается следом и закутывает нас в шарф. В его глазах страсть удивительным образом сочетается с неуверенностью. Он все еще не уверен.
Не бойся, не бойся, Эрик. Хватит бояться жизни. Ты сам сказал…
Боже, я сейчас умру… Что он задумал?.. Мне нужно выпить… Кажется… кажется, мне тоже…
- Разделишь со мной это вино?
- Да!
И Крис рвется к выпивке, подобно страннику в пустыне.
Нет!
Я вдруг вспоминаю, что мы с ней в разных… весовых категориях… А в нас уже сидит два бокала по шестнадцать градусов…
Поздно.
Она осушила один бокал, требовательно подставила его к бутылке, чтобы Эрик наполнил его снова.
Движения такие рваные…
Ты идиотка… Прости, я так волновалась… Не у меня проси прощения… Ох, Эрик… Стой! Не смей отключаться!..
- За нас! – Торжественно провозглашает Крис, но я же вижу, как напрягся Эрик. Да, он все понял.
Вечер определенно перестает быть томным.
Она еще цепляется за Эрика, но мы… нет больше нас. Осталась лишь я, отчаянно пытающаяся совладать с нетрезвым, сопротивляющимся телом…
- Эрик, - прошептала я, - прости ее… нас. Мы недолго будем здесь.
- Я отнесу тебя в спальню.
Как он смотрит на нас… Так смотрит умирающий от жажды, глядя на отравленный колодец. Эрик, прости меня…
- Эрик, прости меня… - тщусь я объяснить. – Это я не уследила. Я забыла, какая Кристина… легкая.
Тело Крис брыкается, когда Эрик взваливает его на плечо, чтобы оттранспортировать в сторону спальни. Цепляется за интерьер и пытается утянуть со стола бутылку. Я тоже борюсь с ним – телом - пока могу, пока сознание еще здесь. Мне кажется столь важным объяснить… Оправдать нас. Эрик, мы не хотели… Мы даже купили эти гребаные камелии…
- Я люблю тебя… - трачу я последние силы на это признание.
Крис неожиданно успокаивается, и я – я одна – могу притянуть к себе Эрика, который терпеливо освобождает нас от остатков туалета. И я не сомневаюсь в чистоте его помыслов.
И снова он…
Поцелуй… Сколько их было… Первых, веселых, отчаянных, нежных, полных слез и боли. Сегодняшний – искупительный. Пока я еще здесь. Пока Крис еще в сознании, хотя ее душа погружается в забытье. Я еще здесь.
- Белл… Кристина… Я принял вас… Я люблю вас… тебя… - выдыхает Эрик мне в ухо. – Я подожду еще.
Я обнимаю его, и между нами нет ничего, кроме моей кожи и его распахнутой рубашки. Я прижимаюсь к Эрику обнаженной грудью, и он дрожит, но краска не заливает его лицо. Он сдерживает себя – всей своей волей, своей силой, своей… любовью. И я не знаю более целомудренных объятий. Я так хочу подарить ему хоть что-нибудь… Я снова целую его.
Эрик…
Я слышу твое сердце, Эрик. Я знаю твои мысли, Эрик. Я люблю тебя, Эрик. Я… я не знаю, кого люблю. Эти губы… я знаю их…
- Доброе утро, - бормочет знакомый голос. И я почти помню, из какой он реальности.
Запах твоих духов… Запах расплавленного воска… Шарф Кристины, который пахнет смесью сандала и ладана… Я обнимаю тебя, и пальцы скользят… по ткани дорогого пиджака… по батисту тонкой рубашки…
- Доброй ночи… - говорит Эрик, и я отключаюсь окончательно.
Иногда, выныривая из забытья, Кристина слышит волшебную музыку. Кажется, в ней звучат знакомые мотивы. Эрик сидит внизу, в гостиной, за пианино. И творит.
А мы тут.
Мы спим.
Нас нет.

<<< Назад   Дальше >>>

В раздел "Фанфики"
На верх страницы