На главную В раздел "Фанфики"

Unseen Genius
Незримый гений

Автор: Kay Blue Eyes
Переводчик: Lupa
е-мейл для связи с переводчиком

Перейти:
главы 1-9
главы 10-19
главы 20-29
...
главы 40-49
главы 50-59
главы 60-67

Глава 30: Дважды разбитое сердце

Сгорбившись в кресле, Эрик сидел в библиотеке и в тишине предавался раздумьям. Он ожесточенно смотрел на столик Брилл, и его мысли носили самый мрачный характер. «Отсюда началась вся эта путаница, с этого проклятого письма, — зло думал Эрик, проводя пальцем по внешнему краю своей маски. — И это случилось всего несколько дней назад».
Поверхность стола теперь была основательно расчищена от всего, что на нем валялось прежде, — осталась только одинокая ручка со стальным пером. Брилл предусмотрительно убрала всю свою корреспонденцию на следующее же утро после того, как Эрик едва не вышиб из Эндрю дух. «Она не хотела снова рисковать и провоцировать мой гнев».
Тогда Эрик был так уверен, что за историей с таинственным письмом стоял Эндрю, однако с того дня в доме произошло множество загадочных событий, и случались они вне зависимости от присутствия или отсутствия молодого лорда. Пропадали разные мелочи — лишь для того чтобы появиться в неподходящих местах, и каждый случай обычно перемежался шумной ссорой между Эриком и Брилл.
Однажды утром Брилл спросила его, где ее серебряная расческа, и пришла в состояние бурной истерики, когда Эрик недоуменно пожал плечами. Эту вещь ей подарил отец, поясняла она, переворачивая дом вверх дном в поисках расчески. Когда Брилл нашла эту чертову расческу небрежно спрятанной за стопкой книг на его комоде, Эрик мог только неверяще уставиться на нее. Он знал, что не брал расчески, но как объяснить этот факт без того, чтобы выглядеть душевнобольным или лжецом, было выше его понимания.
Кивая в ответ на путаное объяснение Эрика, Брилл защитным жестом прижимала любимую вещь к груди.
— Полагаю, ты просто забыл, что взял ее, — бормотала она, отчаянно пытаясь найти оправдание этой неопровержимой улике против Эрика, но ее черты вновь омрачало подозрение.
Сомнение, которое Эрик видел в ее глазах и позе, приводило в бешенство и глубоко ранило. Разве не Брилл часто повторяла, что он ее самый лучший друг? Разве она не должна больше доверять ему, а не слову какого-то напыщенного и коварного аристократического ублюдка? Хотя Брилл и делала упорные попытки оправдать загадочные происшествия в его пользу, Эрик был бы дураком, если б не видел, как с каждым последующим случаем она исчерпывает логические объяснения. Он чувствовал, что их взаимная привязанность утекает, подобно песчинкам сквозь пальцы.
«Она лгала тебе». В голове Эрика вновь возник неприятно знакомый голос, мерцающий в бесконечных черных коридорах его воспоминаний и освещающий прошлое, которое он с таким трудом старался забыть последние несколько месяцев. Предательство, душевные муки и разбитые мечты снова и снова сотрясали его разум, превращая в обидчивого параноика вопреки тому, что он знал — каждое отдельное странное происшествие было тщательно спланировано.
Это было хуже всего — Эрик знал, что Эндрю каким-то образом стоял за каждым исчезновением, однако не мог поймать его или его слуг на месте преступления. Лорд Донован был одним из самых осмотрительных людей, с которыми Эрику приходилось сталкиваться за долгие годы. Он великолепно изображал заботливого деверя и одновременно опутывал дом пеленой неразберихи. Ни разу он не вышел из своей роли, ни разу тьма его угольно-черных глаз не выдала планов, которые, несомненно, роились у него в голове. Эрик едва не рвал на себе волосы от огорчения, когда все его теории относительно того, как Эндрю это проворачивает, оказывались несостоятельными.
«Мой разум коснулся самый дальних областей человеческого воображения, постоянно выходя за пределы, чтобы объять неведомое. Никогда ни одно знание не оказывалось выше моего разумения, не было ни одного ремесла или искусства, которое бы не поддалось мастерству моих рук, а теперь я не могу определить, каким образом этот человек неуклонно разрушает мое положение в этой семье!» С рычанием стиснув подлокотники кресла, Эрик смотрел в никуда, снова и снова прокручивая в голове каждую странность, которая произошла за последние несколько дней. Вновь его разум был пуст, его сосредоточенность подрывал шепот отравляющих доверие сомнений. «Она лгала… совсем как Кристина…»
Будучи человеком, привыкшим отвечать ударом на удар, Эрик дважды за последние несколько дней незаметно подсыпал довольно сильное слабительное собственного изобретения в еду и питье Эндрю. Лекарство вызывало у того ужасную болезнь, длившуюся целыми часами, что сокращало его визиты, пока он не перестал оставаться на обед. Эндрю не был идиотом, он, без сомнения, раскусил хитрость Эрика, вот почему уже этим утром в сводящих с ума исчезновениях произошло роковое изменение. Два дня неосведомленной жертвой планов злоумышленников была Брилл, но вдруг этому пришел довольно неожиданный конец. Этим утром настала очередь Эрика проснуться лишь затем, чтобы с болезненным страхом обнаружить пропажу некой своей собственности. Он не представлял, что способен так быстро утратить контроль.

Ранее тем же утром

Эрик медленно открыл глаза, спросонья моргая от теплого желтого солнечного света, проникающего сквозь занавеси в его комнату. Какое-то время он лежал на боку, разглядывая этот приятный свет, вырисовывающий узоры на ковре. За все месяцы своего пребывания в доме Брилл Эрик так до сих пор и не привык просыпаться, ощущая на лице солнечные лучи — это все еще потрясало и восхищало его каждое утро. Здесь свет был приветливым, даже безопасным. Солнце, освещавшее его в этом доме, было совершенно не похоже на солнце из его прежней жизни. Из-за этой рассеянности у Эрика ушло довольно много времени на то, чтобы сообразить — что-то не так. «Боже, я чувствую себя странно».
Он осознавал, что лежит на правом боку, однако несколько секунд спустя его внезапно будто ударило — он ощущал щекой наволочку. Поднеся руку к правой половине лица, Эрик подскочил на кровати, когда его пальцы коснулись плоти вместо гладкой маски. Он не помнил, снимал ли маску на ночь и куда мог ее положить.
Парализующий ужас, сперва заставивший оцепенеть его разум, был инстинктивным, с раннего детства вколоченным безжалостной рукой матери, учившей его бояться собственного лица — и жизни без защитного покрова. Эрик лихорадочно скидывал на пол одеяла, подушки и простыни, шаря по кровати в поисках маски, как будто мог наткнуться на нее где-нибудь среди белья. К тому моменту, когда он начал переворачивать матрас, его чувства утонули в тошнотворном мареве ужаса. «Думай, думай… она должна быть где-то в комнате. Я просто снял ее и забыл, куда положил».
С трудом собравшись с мыслями, Эрик осторожно оглядел комнату, подавляя животную панику, грозящую омрачить его рассудок при малейшей потере контроля. Спустя несколько минут, когда все укромные места в комнате были тщательно обысканы, он медленно осознал страшную правду. Маски в спальне не было. С растущим ужасом Эрик неверяще посмотрел на дверь. Он должен был отважиться выйти из комнаты без надежности маски, без той защиты, которую она давала. Он не выносил этого с самого детства.
И пока Эрик сидел, безмолвно глядя на дверь, в его голове что-то сдвинулось с места, позволив всему напряжению последних дней победить здравый смысл. Скрытый голос, который безошибочно вел его через тяжелейшие годы жизни, снова зазвучал в нем, отравляя мысли и вынуждая сердце почти болезненно колотиться в груди. Все подозрения насчет Эндрю смыло отзвуками этого ужасающего холодного шепота. Вместо этого разъедающая злоба его разума обратилась к единственной персоне в доме, которая, будучи женщиной, олицетворяла каждые предательство и боль в его жизни, — к Брилл. «Она взяла ее… должно быть, она взяла ее. Вчера в доме никого больше не было».
Смятение быстро переросло в гнев, бережно укутавший Эрика своим теплом, оградивший от жестокого мира, от легкомыслия его женской половины. И когда тиски неистового бешенства сомкнулись на его разуме, Эрик вылетел из спальни, прикрывая одной рукой лицо, а другой яростно снося все с журнальных столиков, скидывая многочисленные безделушки на пол — только затем, чтобы послушать, как те разбиваются. Эрик рыскал по коридору, и необходимость разломать что-нибудь пульсировала в его теле, заставляя стискивать зубы и посылая по мышцам приступы дрожи.
В тот миг, когда ярость стала опьяняющей, из-за угла выбежала бледная от волнения Брилл. Когда она посмотрела на Эрика, тот прикрыл лицо и второй рукой, чувствуя себя голым от ее обеспокоенного внимания: кожа едва ли не горела там, где ее касался взгляд Брилл. На краткое мгновение он представил эти глаза среди окружающей его толпы, уставившиеся на него в оцепенелом страхе, уставившиеся на дьявольский кошмар его лица. Сердце Эрика вскипело от этого неясного видения, протестуя против туманящих рассудок воспоминаний.
Потом Брилл заговорила с ним, спрашивая, что случилось, но Эрик, погруженный в себя, не слышал ее. На Брилл обрушились ужасные обвинения и оскорбления; слова, рождавшиеся в его голове, вылетали изо рта стремительным ядовитым потоком. Затем, кинувшись прочь от напуганной женщины, Эрик с грохотом промчался по коридору, непрерывно вопя вертевшиеся на языке злобные обвинения. Подобно урагану, он несся через каждую комнату в доме, и за ним по пятам следовали торопливые шаги Брилл. Ее близость и его собственное отчаяние затягивали Эрика, и стены сжимались вокруг, выдавливая из легких весь воздух. Пойманный в ловушку собственной истерики, он споткнулся о перевернутое кресло и рухнул на колени, по-прежнему лихорадочно прижимая ладони к лицу.
Непрошенные видения холодных стальных прутьев и сверкающих ужасом глаз во тьме кишащего крысами шатра проплывали перед его крепко зажмуренными глазами. Внезапно почудилось, что он больше не стоит на коленях на полу в библиотеке Брилл, а сидит на рыхлой куче грязной соломы. Эрик практически ощущал через ткань брюк колючие уколы соломинок, ощущал потрясенные вздохи и крики, вызванные видом его обнаженного лица и отдающиеся глубоко в животе.
Он отстраненно услышал прорезавший воздух жуткий вой, рвущий барабанные перепонки своей душераздирающей высотой. Лишь сделав глубокий вдох, Эрик осознал, что звук исходит из его собственного горла. Съежившись на полу, он спрятал голову между коленей и сцепил руки на затылке. Он спрятался от света, ненавидя его с той же силой, с какой радовался утром.
Внезапно, когда Эрик уже уверился, что сходит с ума, его окутала теплая приятная темнота, умиротворяя чудовище, рыскающее вокруг его воспоминаний. В благословенном мраке старый шатер, клетка внутри него и маленький мальчик, которых Эрик пытался забыть всю свою жизнь, отступили обратно в подсознание. Один оцепенелый, дезориентированный миг спустя Эрик открыл глаза, сморгнув последних пленивших его разум призраков. Его успокоенное в объятиях темноты сердце замедлило свой неровный бег, дыхание стало менее болезненным и затрудненным.
Когда Эрик постепенно вернулся в реальность, ощущение тонкой руки, легонько гладящей его по пояснице, послало вдоль позвоночника дрожь потрясения. Мягкий голос, ритмично наговаривающий что-то ему в ухо, заглушил коварный шепот недоверия. Затем смущенный Эрик приподнял голову — и обнаружил, что, по-видимому, укрыт зелеными бархатными портьерами. Это их защитный барьер создал окутавшую его восхитительную тьму.
Должно быть, прошло минут десять-пятнадцать, пока Эрик собирал по кусочкам осколки своего разбитого сознания; дрожащие тонкие руки по-прежнему гладили его по спине, оставаясь с ним в последовавшей за всплеском эмоций тишине. Едва Эрик вспомнил причину своего срыва, как холодно велел этим нежным рукам и их очевидной обладательнице оставить его одного. И в той же самой натянутой манере вежливо попросил Брилл выходя из комнаты закрыть за собой дверь.
После небольшой паузы та без слова протеста оставила Эрика — ее молчаливое согласие странным образом расстраивало, — но вернулась секунду спустя и что-то уронила рядом с ним. Эрик приподнял портьеру ровно настолько, чтобы тупо впериться взглядом в свою маску, покачивающуюся в нескольких дюймах перед его лицом.
— Сегодня утром я нашла это у себя под дверью, — тихо произнесла Брилл перед тем, как развернуться и окончательно покинуть комнату. Эрик схватил маску, и в его сердце вновь затрепетало сомнение.

***

Теперь, устроившись поудобнее и прокручивая в голове утреннее происшествие, Эрик с трудом мог поверить в то, что натворил. Он со стыдом закрыл глаза, думая об оскорблениях, которые он наверняка выкрикивал в лицо Брилл, хотя та всего лишь пыталась его успокоить. Смятение боролось с ужасом от всего случившегося, заставляя Эрика вновь и вновь сомневаться в собственном душевном здоровье. Привидение, вызывающее все беспорядки в доме, явно обнаружило слабое место Эрика.
Прямо у него под носом велась битва воль, и Эрик знал, что проиграл ее.
Потирая пальцем висок, он глубоко вздохнул. Он целый день не осмеливался высунуться из библиотеки, вместо этого предпочитая отсидеться в безопасности среди бастионов книг в кожаных переплетах. «Как я смогу посмотреть ей в лицо после тех ужасных слов, что наговорил? В сущности, моим действиям нет оправданий. Я запаниковал и наказал ее за все пережитые мною в детстве издевательства. Брилл бы никогда не взяла мою чертову маску. За всю мою жизнь она единственный человек, который даже не спросил о ней. Я болван».
Резкий щелчок поворачивающейся ручки заставил задумавшегося Эрика с мрачной тревогой посмотреть на дверь. Он был уверен, что противостояние, которое накручивалось день напролет, вот-вот закипит, раз Брилл решила проверить его. К огромному его удивлению, на пороге появилась не очаровательная мадам Донован, а Ария, которая стояла, устало привалившись к дверному косяку, и яростно сосала большой палец.
— Что ты тут делаешь? — мягко осведомился Эрик чуть хрипловатым от нервного истощения голосом.
Вытащив влажный палец изо рта, Ария пожала плечами.
— Утром я п-почувствовала себя л-л-лучше, — просто ответила она, угрюмо окидывая его взглядом больших серых глаз.
— Вчера твоя мама сказала мне, что лихорадка спала, но тебе все еще необходим отдых, — устало пожурил ее Эрик и озабоченно нахмурился. — Тебе что-нибудь нужно? Хочешь, чтобы я позвал маму?
Покачав головой, Ария накрутила на пухленький пальчик прядь волос.
— Н-нет. Я искала т-т-тебя. П-почему ты п-прячешься здесь?
Не испытывая особого желания вступать в дискуссию с четырехлетним ребенком, Эрик торопливо схватил книгу со стола слева от себя.
— Я просто наслаждаюсь хорошей книгой, — солгал он. При его словах Ария замерла и так серьезно посмотрела на него, что Эрик вдруг испытал нелепое желание расхохотаться. «С этим выражением мягкого неодобрения на лице она пугающе похожа на Брилл».
Сунув большой палец обратно в рот, Ария отлепилась от косяка и громко прошлепала по комнате, остановившись дай бог в футе от правого колена Эрика.
— Л-лжец, — невнятно пробормотала она из-за пальца и взглянула на него из-под темных ресниц. — Ты п-прячешься от м-м-мамочки.
Признавая поражение, Эрик откинул голову на подголовник и умоляюще посмотрел на потолок. «Желаю удачи любому мужчине, который попробует солгать женщинам этого дома».
— Ну, допустим, что так. Хотя я не думаю, что она возражает против моего отсутствия — я весь день был в отвратительном настроении.
Понимающе кивнув, Ария шагнула вперед и без колебаний забралась к нему на колени. Эрик машинально обнял ее за талию, чтобы не свалилась, и девочка уютно устроилась у его груди, устало приникнув темноволосой головкой к его плечу.
— П-почему ты утром к-кричал на м-маму? — прошептала Ария, ухватившись за свободный край его рубашки. — Я н-не люблю, к-когда вы д-деретесь.
— На самом деле я не знаю, почему кричал на нее, — честно признался Эрик, рассеянно гладя Арию по голове. — Я был огорчен, потому что у меня кое-что пропало, и в тот момент я думал, что она могла это взять.
— Ты в-все еще с-сходишь с ума из-за того, что твоя м-маска п-пропала? — тихо спросила та, взглянув на него этими странными сине-серыми глазами, и коснулась пальцем нижнего края маски. — А п-под ней с-сильно чешется?
Эрик на миг остолбенел, но затем все же смог опустить глаза на сидящую у него на коленях Арию.
— Как ты узнала, что пропала именно моя маска? — В голове инстинктивно промелькнуло подозрение. «Что ей известно?»
На бледном лице Арии расцвела улыбка.
— Во м-мне есть к-кровь эльфов! — заговорщицки прошептала она. — П-помнишь, я г-говорила тебе.
— Да, помню. Я просто забыл на секунду, — виновато отозвался Эрик. «Теперь я знаю, что ненормален. Подозреваю ребенка в краже…» Мгновенная вспышка вдохновения проникла сквозь окутавший разум туман смущения, и он выпрямился, внезапно оживившись. — Тогда, наверное, ты можешь помочь мне с одной проблемой? — Когда Ария нетерпеливо кивнула, Эрик слегка улыбнулся. — Ты можешь сказать мне, кто ее взял? Или как они смогли ее взять?
Услышав вопрос, девочка скучающе кивнула, будто ответ был совершенно очевиден.
— Очень п-просто украсть что-то, к-когда кто-то с-спит. И очень п-просто сделать т-так, чтобы к-кто-то т-точно спал, если т-ты хочешь. Теперь мы можем п-поиграть на п-пианино? — спросила она, без предисловий сменив тему, как это умеют только дети.
Эрик не сразу ответил; ее слова заполонили каждый дюйм его мыслей. «Значит, ублюдок опоил меня, так? Как я не поймал его за этим? Вчера он пробыл тут едва ли десять минут, и я уверен, что он оставался в гостиной…» Чуть не лопаясь от ярости, он с трудом почувствовал, как Ария начала тянуть за его пиджак: ее настойчивые маленькие ручки похлопывали по карману, где Эрик хранил медальон с изображением Святого Иуды, который подарила ему Брилл.
П-пожалуйста, мы м-можем п-поиграть на п-пианино? — снова спросила Ария, уже более просящим тоном.
Очнувшись от раздумий, Эрик посмотрел на преисполненное ожиданий ангельское личико Арии и улыбнулся:
— Конечно, но помнишь ли ты свою партию в дуэте, который мы разучивали?
— Д-да, — счастливо завопила та и соскользнула с его колен.
Медленно встав, Эрик размял поясницу. Его на миг встревожила перспектива покинуть относительную защиту библиотеки, но восхищенная улыбка Арии всколыхнула все остававшиеся в нем резервы. «Она обвела меня вокруг своего крохотного пальчика», — с усмешкой подумал Эрик, чувствуя себя лучше от ее присутствия, несмотря на гнет тревоги, витавшей над ним последние несколько дней.
Он взял Арию за руку и медленно направился к двери; оптимизм, к которому он боялся прислушиваться всю последнюю неделю, вновь начал возвращаться в мысли, в кои-то веки подавляя негативное влияние шепота, который некогда помогал выжить, но теперь лишь засорял разум. «Не знаю, о чем я так беспокоился. Все получится, если я направлю на проблему все запасы своих умственных способностей. Кроме того, Эндрю всего лишь самонадеянный дурак. Он совершенно не представляет, с кем связался. Если он думает, что воровство маски может нанести мне непоправимый ущерб, то очень ошибается. Возможно, он выиграл битву, но победа в войне останется за мной».
Улыбаясь, Эрик рука об руку с Арией шел по коридору к библиотеке, откуда отчетливо доносились два голоса.

***

Брилл встала, чтобы проводить Эндрю, когда тот посмотрел на свои карманные часы, сверяя время. Последние два дня он старался сокращать продолжительность визитов из-за неприятного расстройства желудка, но всегда заезжал проведать ее и Арию по меньшей мере раз в день, хотя бы и на несколько минут. Это было довольно странно — поведение Эндрю становилось все более и более предупредительным, даже ласковым, и в то же время взаимоотношения Брилл с Эриком становились до крайности напряженными.
Темперамент Эрика и бурные взрывы заставляли ее совершенно сходить с ума от волнения. Утреннее буйство было лишь последним в серии нарастающих приступов неистовой ярости. «Подумать только, он действительно считает, что я взяла его чертову маску», — фыркнув, подумала Брилл, используя раздражение для защиты от боли, вызванной недоверием Эрика.
До начала этой недели Брилл была уверена, что привыкла к его причудам и взрывному темпераменту, но последние несколько дней доказали, насколько она была не готова к знакомству с самыми темными сторонами его характера. Не зная, как вытащить Эрика из кризиса, Брилл могла лишь оставить его наедине с собственными мыслями, но закрывать глаза на творящиеся в доме странности становилось все труднее.
Брилл все еще доверяла Эрику: потрясения этой недели так и не смогли погасить огонь ее привязанности, что одновременно волновало и удивляло. «Помимо прочего, я лишилась рассудка, потому что знаю, что Эрику, черт побери, нужно едва ли не придушить меня до смерти, чтобы поколебать мои чувства».
Вопреки всем проблемам старательно удерживая на лице маску безмятежности, Брилл наблюдала, как Эндрю поднимает с соседнего стула свою шляпу. Она повернулась, чтобы проводить его до двери, но Эндрю остановил ее, положив руку на плечо. Вновь отвернувшись от двери гостиной, Брилл улыбнулась ему, терпеливо ожидая, что он хочет ей сказать.
Поскольку Эндрю не решался, Брилл поспешила заполнить тишину, внезапно смутившись под серьезным взглядом темных глаз.
— Я рада, что тебе лучше. Расстройство желудка может быть ужасно неприятным.
— Хмм, да, безусловно, — несколько рассеянно отозвался Эндрю, бросив быстрый взгляд через ее плечо в сторону дверного проема. — Мне греет душу, что тебя заботит мое благополучие.
— Ну конечно, как ни крути, ты…
Шагнув вперед, Эндрю сделал глубокий вдох и пристально посмотрел на нее. Брилл с легкой опаской следила, как его взгляд с чересчур знакомой жаждой задержался на ее губах, перед тем как вернуться обратно к ее глазам.
— Брилл, ты помнишь, как мы познакомились?
Слегка покраснев при воспоминании об этом, она потупилась, уставившись на свои сцепленные руки.
— Да, кажется, я опрокинула твой бокал прямо на твой великолепный костюм. Я тогда очень разволновалась из-за тебя.
— Уверен, что часть этого волнения рассеялась за прошедшие годы. Когда это было, десять лет назад? Надеюсь, теперь мое присутствие вызывает нечто большее, нежели волнение, — тихо пробормотал Эндрю; нежная улыбка смягчила обычно столь жесткую темноту его глаз.
Легкомысленно рассмеявшись, чтобы не выдать свое смущение и замешательство, Брилл похлопала его по руке.
— Ты прекрасно знаешь, что я считаю тебя частью семьи, — хмыкнула она, шлепнув посильнее.
Театрально вздохнув, Эндрю закатил глаза.
— Этого я и боялся, — пробурчал он. Когда Брилл кашлянула, чтобы скрыть неловкость, он вдруг улыбнулся; в его темных глазах плескался смех. — Я просто поддразниваю тебя, Брилл. Я лишь недавно осознал, что последние годы был слишком серьезен и поглощен собой. — Немного придя в себя, Эндрю опустил взгляд на шляпу, которую держал в руках. — Я полагаю, что смерть Джона подействовала на нас сильнее, чем мы думали. В будущем я постараюсь демонстрировать менее строгие манеры. Мне нравится шутить с тобой… куда больше, чем я думал.
Помолчав секунду, Брилл посмотрела на свое обручальное кольцо, в задумчивости медленно покручивая его на пальце.
— Это прекрасные новости. Приятно слышать, что ты делаешь шаг вперед.
— О, кстати, о шагах вперед, — начал Эндрю, улыбнувшись чуть шире, и снова бросил взгляд через ее плечо на дверь. — Я также пришел к заключению, что был несправедлив к двум людям, к которым мне следовало быть добрее.
Брилл смущенно склонила голову набок:
— Что ты имеешь в виду?
Взяв ее руки в свои, Эндрю нежно пожал их и продолжил:
— Когда я впервые встретил твоего друга, Эрика, я полагал, что мне угрожает его присутствие. Из-за этого я был ужасно враждебен к нему, хотя и знал, что должен относиться к нему с предельным уважением.
Ошеломленная этим нетипичным для Эндрю заявлением, Брилл молча смотрела на него несколько мгновений.
— Уважать его… почему?
— Я думал, это очевидно… потому что он — твой друг.
Брилл, тронутая словами Эндрю, отпустила его руки и с восторгом бросилась ему на шею.
— Ты на самом деле удивительный человек. Меня так мучило, что вы двое не ладили. Ты не представляешь, как много это значит для меня!
Опустив подбородок на ее белоснежную макушку, Эндрю закрыл глаза.
— О, думаю, что представляю, — прошептал он так тихо, что Брилл не услышала. Немного отодвинувшись, Эндрю провел рукой по ее щеке, и Брилл улыбнулась ему. — Другой человек, с которым я вел себя ужасно, это Арианна.
Брилл открыла было рот, чтобы возразить, но Эндрю медленно покачал головой, останавливая ее.
— Она — единственное дитя моего брата, и я не выполнил свой долг по отношению к ней. Она необыкновенно умный ребенок, несмотря на проблемы с речью. Ты больше не должна растить Арианну в одиночестве, одна волноваться о ее развитии. Я объезжу весь мир, чтобы найти лучших учителей по каждому искусству или науке, какие только есть, если ты пожелаешь. В Европе есть великолепные лингвисты, которые, несомненно, помогут ей. Да, и я знаю одного блестящего профессора-лингвиста в Лондоне, который демонстрировал прекрасные результаты, работая с детьми вроде Арианны. Он с готовностью примет на обучение ребенка, стоит только мне попросить. Деньги не имеют значения, она получит все самое лучшее. Тебе больше не нужно волноваться.
Пораженная до глубины души, Брилл почувствовала, как от нахлынувшего облегчения ее колени превратились в желе. За несколько мгновений Эндрю нанес сокрушительный удар по одной из ее главных тревог. Всего несколько слов — и она внезапно ощутила, как с ее плеч упала тяжкая ноша. «Я не хочу быть одна… Я не хочу справляться с этим одна…»
С радостным смехом Брилл поднялась на цыпочки и поцеловала пораженного Эндрю прямо в губы. Все еще смеясь, она отстранилась.
— Я люблю тебя… люблю тебя… люблю тебя! — нараспев повторяла Брилл в экстазе от того, что среди напряжения этой недели наконец-то показался сияющий лучик надежды. — Эндрю, огромное тебе спасибо… — начала она, и тут ее благодарственную речь прервал раздавшийся в коридоре громкий шум. Нахмурившись, Брилл резко обернулась к двери и едва уловила промелькнувшую тень, скрывшуюся из вида, когда в проеме с мрачным видом появилась Ария. Брилл хотела заговорить с ней, но не успела и глазом моргнуть, как та развернулась и убежала обратно по коридору.
Бросив через плечо озадаченный взгляд на Эндрю, Брилл следом за дочкой выбежала из гостиной, выбросив из головы странную тень как плод своего воображения.
Она не заметила выражение ликующего триумфа, осветившее лицо Эндрю после ее ухода: он тоже видел тень, но плодом воображения не счел.

***

Эрик слепо брел по коридору к своей комнате, все расплывалось у него перед глазами, и это раздражало. «Почему я вижу все так нечетко?» — оцепенело удивился он. Шестеренки его сознания крутились все быстрее и быстрее, пока он не испугался, что голова лопнет. Вслед за ними и дыхание стало слишком частым; руки и ноги покалывало от головокружительного уровня кислорода в крови. Только оказавшись в безопасности спальни, Эрик заметил на щеках обжигающие влажные дорожки. «Она поцеловала его… она поцеловала его… она любит его… она сама это сказала… она любит его».
Пошатнувшись, он закрыл за собой дверь, отчаянно цепляясь за оглушающую оторопь, саваном окутавшую сердце. Его невидящий взгляд блуждал по комнате, которую он за прошедшие несколько месяцев привык считать своей. «Она лгала… она лгала… она лгала…… Сука… дешевая шлюха… она лгала… а я был достаточно глуп, чтобы поверить… как я мог поверить ей?»
Оттолкнувшись от двери, Эрик ощутил слабость и пылающую в груди почти физическую боль. Прижимая ладонь к сердцу, он на миг вообразил, будто слышит, как оно разбивается, оставляя после себя такую знакомую зияющую дыру, наполненную отчаянием. «По крайней мере, я не любил ее… вероломная маленькая дрянь… по крайней мере, я не любил ее».
И когда оцепенение отступило под натиском неукротимой ярости и боли от предательства, Эрик осознал ужасающую правду. Он был побежден…
«Я не могу здесь больше оставаться».


Глава 31: Прощание

Брилл гналась за Арией по коридору до самой детской, притормозив только за дверью.
— Ария, милая… — начала она, обшаривая взглядом темные углы в поисках дочери. Снаружи прогремел отдаленный раскат грома; ветер гнал тучи по потемневшему небу. Начиналась гроза.
— Я н-не х-хочу н-новых учителей! Я х-х-хочу Эрика! — тотчас завопила Ария, выйдя из тени и неподвижно застыв посреди комнаты.
— Ария, я не хочу, чтобы ты тревожилась из-за того, что только что произошло в гостиной. Я просто благодарила твоего дядю за предложение помочь нам. — Когда та проигнорировала это простое объяснение, запустив неудачно подвернувшуюся игрушку в полет над ковром, Брилл нахмурилась. Поведение Арии становилось все более и более капризным.
— Я хочу, чтобы ОН б-больше н-не п-приходил! Я н-ненавижу Эндрю! Н-ненавижу его!
Прижав ладонь к виску, Брилл прошла дальше в комнату.
— Немедленно прекрати! Я не собираюсь терпеть подобное поведение, юная леди! С тех пор как умер твой отец, мы не видели от твоего дяди ничего, кроме добра! Если бы не его щедрость, мы жили бы на улице! Тебе известно, что твой дедушка по существу выгнал нас из Англии!
Громко топнув, Ария повернулась к матери спиной и закрыла уши руками. И просто нечеловечески, во всю мочь, заорала: ее высокий голос отразился от темных деревянных панелей. Хлопнув ладонью по стене, чтобы привлечь внимание вопящей, как баньши, дочери, Брилл шагнула вперед и нависла над трясущимся телом Арии.
— Прекрати! Прекрати немедленно! Я — твоя мать! — крикнула она, перекрывая безостановочный душераздирающий визг. Поскольку Ария и не думала прекращать свой шумный протест, Брилл громко выругалась, развернулась на каблуках и удалилась из комнаты. На пороге, взявшись за дверную ручку, она остановилась. — Когда научишься вести себя как следует, можешь выйти из комнаты. А до тех пор будешь сидеть здесь! — рявкнула она и захлопнула за собой дверь. Прижавшись спиной к прохладному дереву, Брилл прерывисто вздохнула. «Зачем я это сделала? Я не должна была орать на нее… похоже, я более взвинчена, чем думала. Последние дни привели меня в ужасное настроение. Я извинюсь перед ней, когда она немного остынет…»
Оттолкнувшись от двери, Брилл направилась по коридору обратно в гостиную, где ее терпеливо, и, видимо, чувствуя себя немного неуютно, по-прежнему ждал Эндрю. Он наверняка слышал ссору. Заправив за ухо выбившуюся прядь, Брилл опустошенно улыбнулась ему:
— Я прошу прощения за это… она ужасно впечатлительна.
Понимающе кивнув, Эндрю медленно повертел в руках шляпу.
— Не нужно извиняться. Дети есть дети. Но, полагаю, мне пора уходить. Думаю, в любой момент может начаться дождь, к тому же уже поздно.
— О да, конечно, — растерянно ответила Брилл. — Я провожу тебя.
Она прошла с Эндрю до двери, продолжая нажимать на левый висок, борясь с растущим в нем давлением. «Проклятье, сейчас у меня нет времени на приступ мигрени. У меня нет времени даже на половину тех вещей, которые надо сделать». Открыв входную дверь, Брилл проводила Эндрю из дома. Тот надел шляпу и, торопливо попрощавшись, вышел во двор.
Внезапно развернувшись, Эндрю с беспокойством посмотрел на нее.
— Отдохни немного, Брилл. Ты выглядишь так, словно вот-вот упадешь в обморок, — безапелляционно заявил он, затем взобрался на свою лошадь и ускакал по дороге.
На мгновение привалившись к косяку и подставив пылающее лицо под пахнущий дождем ветер, который гнала собирающаяся гроза, Брилл утомленно закрыла глаза.
— Должно быть, я выгляжу просто ужасно, раз Эндрю велел мне отдохнуть. — Захлопнув дверь, она устало поплелась по коридору. — Возможно, я лягу спать немного пораньше. — Она вздохнула и посмотрела на часы.
Тащась в сторону спальни, Брилл начала медленно снимать многочисленные слои одежды. Как только исчезло сдавливающее объятие корсета, она почувствовала себя чуть лучше. Прохладная хлопковая ткань ночной рубашки приятно контрастировала с душным жаром повседневной одежды. Вскинув руки над головой, Брилл устало потянулась и направилась к стоявшему в углу комнаты ростовому зеркалу. Она вытащила из узла на затылке тонкие шпильки и позволила волосам свободно заструиться по спине. Запустив в них пальцы, она почти отвернулась от зеркала, когда заметила темно-красную каплю, выкатившуюся из левой ноздри и соскользнувшую на верхнюю губу. Вздрогнув при виде крови, Брилл подошла поближе к зеркалу, осторожно касаясь капли рукой.
— Что за черт? — пробормотала она, пристально вглядываясь в свое отражение. Стерев кровь, Брилл быстро моргнула и увидела, как ее лицо наливается смертельной бледностью. Странности продолжались: не прекращая смотреть на себя, она заметила, как ее зрачки расширились настолько, что их черноту окружало лишь тонкое кольцо серой радужки. В этот момент пол под ногами неожиданно накренился, и Брилл повело в сторону. Прямо к ней взлетел рисунок персидского ковра — она упала на пол, и ее зрение подернулось по краям серой дымкой. «Нет, нет… не сейчас… нет…»

***

Масляно-желтый солнечный луч неуклонно светил на повернутое вверх лицо Брилл, пока она сидела, рассеянно качаясь в кресле на парадном крыльце. Бриз пощекотал ветряные куранты, вызвав короткий перезвон, и Брилл медленно открыла дремотные глаза. Она улыбнулась привычному виду дочери, прыгающей по высокой траве: ее темные волосы метались взад-вперед при каждом движении. Брилл сонно вдохнула приятный летний воздух; возле угла дома росла сирень, наполняя каждый вдох своим ароматом, а она ждала, успокаивающего появления таинственного мужчины.
Хотя Брилл никогда не видела его лица, она стала узнавать его по прикосновениям, по голосу. И, просыпаясь, знала, кого хотела бы видеть этим мужчиной, глубоко в душе надеясь, что сон просочится в реальность, что мужчина обретет имя. Но в то же время эти страстные стремления пугали Брилл: они делали ее беззащитной перед болью, с которой она, к несчастью, была чересчур близко знакома. Она знала — еще одна потеря разобьет то, что осталось от ее сердца. «Подумать только, Брилл, это всего лишь приятный сон. Перестань разбирать его и просто наслаждайся».
Знание, что все это ей снится, ничуть не уменьшало безмятежность момента, и Брилл не спешила пробуждаться от фантазии. Конкретно этот сон, впервые приснившись несколько недель назад, повторялся каждую ночь, пока Брилл не запомнила каждое движение, каждый запах, как будто их выжгло у нее в мозгу. Его постоянное появление действовало умиротворяюще после дней, наполненных тяжелыми конфликтами и напряженным молчанием. Почему-то, вопреки всему, Брилл знала: что ни делается — все к лучшему.
Но когда она откинулась в кресле, то заметила, что в этот раз что-то не так: она ощущала себя более легкой, нежели в последнем сне. Положив руку на живот, Брилл вздрогнула, когда ладонь опустилась не на выпуклую из-за беременности поверхность, как она привыкла, а на обычный плоский живот. Нахмурившись, она скользнула взглядом вниз и уставилась на это странное изменение во сне, который она успела так хорошо изучить. Она убрала руку от живота, и вокруг ее груди подобно змее сжалась вспышка страха перед этой пустотой. «Что-то не так… раньше этого не было».
Смущенно моргнув, Брилл подняла глаза на двор, где всего секунду назад счастливо играла Ария, но той нигде не было видно — она исчезла, словно ее никогда и не было. Встав, Брилл шагнула с крыльца, с растущей тревогой зовя дочку по имени, но ее напряженный слух ловил лишь перезвон ветряных курантов. Высокая трава и полевые цветы, лишь мгновение назад очаровывающие своей сочной яркостью, теперь неясно вырисовывались в бесконечной дали, скрывая нечто зловещее и неизвестное.
В Брилл зашевелилось глубоко угнездившееся смятение, все выше поднимаясь в сознании, пока не вцепилось когтями в каждую мысль, не захватило каждый вздох. Обняв себя руками, она повернулась обратно к дому, неуверенная, как поступить, — знание, что все это только сон, больше не утешало. Внезапно ее внимание привлекла парадная дверь: ее ушей достиг мягкий звук щелчка отодвигаемой задвижки. «Все верно — теперь дверь откроется в любую секунду. Вот так это происходит. Дверь открывается, и он выходит, мы разговариваем, а потом я просыпаюсь. Пожалуйста, я хочу проснуться… тут что-то не так».
Миг спустя взойдя обратно на крыльцо, Брилл с колотящимся сердцем ждала, когда откроется дверь. «Сейчас, в любую секунду…» Затаив дыхание, она смотрела, как в гулкой тишине сна с ужасающим скрипом медленно повернулась ручка двери. Шагнув еще ближе, Брилл протянула к двери дрожащую руку, но как только ее пальцы коснулись вращающейся ручки, та растворилась в ее руке, оставив темный провал на гладкой поверхности двери.
Когда дыра начала расти, Брилл испуганно отпрянула назад, глядя, как та расползается по дому, пока клубящаяся тьма не охватила площадь, достаточную для того, чтобы там мог пройти невысокий человек. Наблюдая за этой диковиной, Брилл склонила голову набок и прищурилась, пытаясь заглянуть в явственно бесконечный мрак, но ее взгляд ни за что не зацепился в изменчивом водовороте теней. Пока она, раскрыв рот, смотрела на это, грань, где дыра сбоку соприкасалась с домом, начала двигаться и изгибаться. Медленно, подобно кружащейся в водостоке воде, темнота начала засасывать в свою глубину все вокруг.
Отшатнувшись от открывающегося перед ней ужаса, Брилл развернулась и спрыгнула с крыльца, пустившись бежать сломя голову; ее юбки развевались позади.
— Это неправильно! Не так, как должно быть! — кричала она. — Эрик, Ария, где вы?!
Убегая, Брилл слышала позади себя отзвуки разрушения, пока зияющая пропасть все быстрее затягивала окружающее. Ей даже не нужно было оглядываться, чтобы увидеть, как та догоняет ее: земля все сильнее ходила ходуном у нее под ногами. «Проснись, Брилл. Это сон — просто проснись».
Наконец, не в силах больше выносить неведомую опасность позади себя, Брилл обернулась, чтобы посмотреть туда, где стоял дом. Не осталось ничего, лишь темнота непрогляднее самой безлунной ночи маячила в считанных дюймах от ее бегущих ног. Но когда Брилл резко повернула голову вперед, то краем глаза уловила смутный образ. Посмотрев туда в надежде обнаружить спасителя, она увидела вдалеке человека в плаще, скачущего прочь по тому, что осталось от дороги, ведущей от ее дома. Человек остановился и повернулся в седле: одна сторона его лица выглядела неестественно белой. Брилл узнала его и потрясенно остановилась.
— ЭРИК! ЭРИК, помоги мне! — завопила она, когда ее ноги начали медленно тонуть в угольной черноте. — Эрик, погоди, вернись! Подожди! Помоги мне! Не оставляй меня одну! ПОЖАЛУЙСТА!
Но, будто не слыша ее, тот отвернулся и начал понукать лошадь, больше не посмотрев в ее сторону. Эрик, не оглядываясь, уезжал во тьму.
Резко сев, Брилл судорожно всхлипнула — холодный липкий пот выступил у нее на лбу и струился вниз по спине. Слепящая вспышка молнии на краткий миг осветила комнату мертвенно-белым светом, вслед за ней раздались сотрясшие дом раскаты грома. Брилл бездумно поднялась на подгибающиеся ноги и шатаясь вышла за дверь. Она так быстро бежала прочь от комнаты, что почти не помнила свой путь по коридору; подбежав к закрытой двери в спальню Эрика, Брилл колотила по темному дереву, пока у нее не заболел кулак. С нарастающей истерикой выкрикивая его имя, она рывком распахнула дверь и лихорадочно обшарила комнату взглядом. Та была пуста. Развернувшись, Брилл припустила в переднюю часть дома; достигнув парадной двери, она с нечеловеческой силой толкнула ее.
Страх гнал Брилл наружу, в самое сердце свирепой бури, и хотя ветер хлестал ее по лицу и пронизывал тело сквозь тонкую ночную рубашку, она не колебалась. Отчего-то она знала, что должна идти в хлев.
Отчего-то она знала, что Эрик оставляет ее.

***

Трагедия — неизбежный итог событий: ее нельзя избежать и невозможно преодолеть. Единственно верная константа во вселенной, что жизнь заканчивается смертью, а любовь… любовь заканчивается предательством. Нет никакого «жили долго и счастливо», так не бывает. И пускай в самых потаенных уголках своего сердца Эрик всю жизнь отвергал эту правду — вопреки холодному отвращению матери и жестокому обращению цыган, у него больше не осталось сил и дальше бороться с этим. Не осталось иного выбора, кроме как принять то, что судьба вбивала в него с самого рождения. Он был рожден для одиночества и умрет одиноким.
Оцепенело глядя поверх спины старой упряжной лошади Брилл, Эрик прижался щекой к холке кобылы. «Не знаю, почему я так удивился. Меня не проведешь, это точно. Я знаю, что, несмотря на все, что создал, несмотря на каждую захватывающую арию, которую написал, или величественное здание, эскиз которого сделал, я так и остался уродцем с цыганской ярмарки». Закрыв глаза, которые невыносимо жгло, Эрик уткнулся носом в теплую шкуру лошади. Он отрешенно ощущал, как из-под его закрытых век выкатываются слезы, прокладывая по щекам горячие дорожки, и в хрупкий щит, выстроенный его потрясением, неумолимо бьется клокочущий ураган боли.
Эрик осторожно приподнял голову и пристально взглянул на мокрый участок шерсти на спине кобылы в том месте, куда он прижимался лицом. Секунду спустя дрожь в его сердце прекратилась, темные брови сошлись на переносице в сплошную линию. Перекликающийся шепоток агонии в его душе стих, и иная, более могущественная эмоция залила его сознание.
Когда Эрик повернулся и схватил седло с ближайшей перегородки, его окатила бодрящая волна разнузданного гнева, окружив своим адским жаром, сплавив в мертвый ком осколки разбитого сердца у него в груди. «Нет, отныне никаких больше страданий. Почему я должен оплакивать непостоянство проклятой ирландской распутницы? Она определенно не даст этому бедному идиоту в маске повода передумать, когда вернется в Лондон и будет греться в сиянии богатств молодого лорда. Она — всего лишь еще одна глава в трагической саге моей жизни. Я забуду ее… я забуду все это… это лишь вопрос воли».
Эрик бережно закидывал седло на спину кобылы и ставил его на нужное место, а в это время его ожесточившиеся сердце и разум кипели от растущей жажды насилия, жажды причинить боль, подобную той, что зависла у границ его гнева. Старая лошадь тихо заржала и мотнула своей большой головой, чтобы печально посмотреть на него, пока он подтягивал подпругу. И в этот момент маленький хлев сотряс раскат грома. Успокаивая лохматую кобылу, Эрик провел пальцем по ее морде: его рука дрожала, хотя лицо оставалось абсолютно непроницаемым.
Когда завывающий ветер с гулким ударом распахнул двери хлева, Эрик просто продолжил успокаивать испуганную лошадь. Но потом слева от него на пол упала тень, и он соизволил прервать свои манипуляции. Помрачнев от гнева, Эрик медленно повернулся к входу и убрал руки с головы кобылы, когда его взгляд наткнулся на знакомую фигурку, пытающуюся отдышаться прямо за порогом хлева.
Брилл стояла, промокшая до костей и дрожащая под холодными струями дождя; облачко от ее дыхания подобно белой свадебной вуали повисло в воздухе перед ее лицом. Она стояла совершенно неподвижно, почти как привидение, несмотря на беснующуюся вокруг нее бурю, длинные пряди ее волос безвольно свисали, облепив маленькое тело. Двигались только ее большие дымчато-серые глаза, окидывая взглядом оседланную лошадь и его фигуру в плаще.
— Что ты делаешь? — слабо спросила она, словно бы уже зная, каков будет ответ.
Не утруждая себя словами, Эрик отвернулся от Брилл: один ее вид — в мокрой ночной рубашке, с измазанными грязью ногами — поднял боль слишком близко к поверхности. Она выглядела такой юной, такой милой, что его почерневшее и раздавленное сердце вновь начало кровоточить… ее красота лишала воли, и Эрик поклялся, что возненавидит ее за это.
— Эрик, что ты делаешь?! — снова спросила Брилл, на сей раз обычно очаровательную мелодию ее речи исказили истерические нотки.
— В чем дело, мадам Донован? — вежливо осведомился Эрик опасно тихим голосом. — У вас возникли трудности с вашими способностями предсказывать будущее? Они не оправдали ваших ожиданий?
— Нет, Эрик, ты должен…
— Тогда, возможно, глаза обманывают вас, — бросил он через плечо: жестокость бурлила в нем, проскальзывая в голосе; руки сами собой сжались в кулаки.
— Пожалуйста, Эрик, что произошло, отчего ты так расстроился? — взмолилась Брилл, с опаской ступая в хлев; запачканный подол ее ночной сорочки волочился по сухой соломе.
Положив дрожащую руку на луку седла, Эрик тяжело вздохнул.
— Я не расстроен, мадам, — мягко ответил он, собирая вокруг себя холодную церемонность, словно броню против искренности, которую слышал в голосе Брилл. «Я могу возненавидеть ее, если постараюсь… тупой олух… чертова кошмарная женщина… заставила меня почти поверить… заставила меня надеяться, что… что, возможно… ПРОКЛЯТЬЕ!»
Обняв себя руками в защитном жесте, Брилл, дрожа, стояла возле стойла, где он продолжал седлать лохматую кобылу.
— Конечно, ты расстроен. Ты не называл меня мадам Донован с самых первых недель, когда мы только познакомились. Наверное, что-то произошло. Пожалуйста, скажи мне! — умоляла она; шуршащий звук ее шагов еще чуть приблизился.
В груди Эрика вновь заворочался гнев, который успокоили было ее тихие слова и беззащитный вид. «Она даже не знает! Она не ведает, что я видел ее… дрянь, убожество, сука! И вообще, почему ее признание в любви другому мужчине должно волновать старого доброго Эрика? Ведь он всего лишь медицинский казус!»
Яростно развернувшись, так что плащ с капюшоном завихрился вокруг его щиколоток, Эрик в упор уставился на промокшую женщину убийственным взглядом. Проклятая девчонка довольно навязчиво стояла на своем.
— Случилось то, что я видел вас… — внезапно прервавшись на середине тирады, Эрик зло усмехнулся Брилл. Что-то в выражении его лица встревожило ее, поскольку она наконец сделала шаг назад. Когда она прижала нервную руку к основанию шеи, у Эрика пальцы зачесались сжаться вокруг этой прелестной шейки и сдавить. «Это наверняка будет легко…»
— Это из-за тех странных вещей, которые творятся в доме? — взволнованно спросила Брилл. — Я знаю, что ты не имеешь отношения к пропажам. Если я не показала этого, то глубоко сожалею…
— О, вы действительно пожалеете… — прорычал Эрик, угрожающе шагнув вперед: его грозное поведение заставило Брилл отступить еще на шаг.
— Эрик, пожалуйста, — молила она со слезами на прекрасных глазах. — Скажи мне, что не так. Не уходи.
Вздернув подбородок, чтобы еще более свысока посмотреть на ее всхлипывания, Эрик сжал губы в тонкую линию, изо всех сил старясь удержать вертящиеся на языке оскорбления. Теперь он все ясно видел. Ее искренность, ее доброта, а в особенности ее красивые и ласковые выразительные глаза — все было фарсом. Эта женщина использовала свою внешность как оружие, обращаясь с ним куда более умело, чем самый искусный стрелок в мире. Как ни крути, Брилл едва не добралась до его окруженного стенами сердца — со своими нежными улыбками и остроумным язычком. «Но теперь это не сработает. Теперь я все так ясно вижу. Каким дураком я был, когда почти поверил ей. Маленькая бесстыжая лиса наверняка годами соблазняла Эндрю… Я почти готов пожалеть придурка, даже после всего, что этот ублюдок сделал… теперь ему предстоит с ней возиться».
— Как я говорил ранее, мадам, со мной ничего не случилось. Я просто решил, что время моего пребывания здесь наконец подошло к завершению, — как ни в чем не бывало заявил Эрик, не сводя с лица Брилл пылающего взора. Принуждая себя увидеть, как на нем борются меж собой смущение и боль. «Это все ложь…»
— О чем ты говоришь? — выдохнула та срывающимся голосом.
Нетерпеливо вздохнув, Эрик безразлично пожал плечами.
— Как ни удивительно это может звучать для такой женщины, как вы, до того, как я попал сюда, у меня была своя жизнь. Я никогда не имел ни малейшего намерения остаться здесь навсегда. У меня есть дело, к которому я должен вернуться. — Ложь сладко текла с его языка, точно мед из улья. Особенно, когда он увидел, какой впечатляющий эффект она произвела на Брилл.
Это на самом деле было смешно, как легко он мог предугадывать эмоции Брилл теперь, когда видел настоящую природу ее очарования. Сперва потрясенно приоткрытый рот, затем смущение и неверие, которые сменяются застлавшей глаза болью. Как он мог раньше не замечать лживости всего этого? Как он мог дать себя одурачить этими женскими уловками, после того как всего несколько месяцев назад Кристина преподала ему детальный урок по вероломству женского сердца? «Я чертов дурак… вот как… я всю жизнь влюблялся во все красивое… но хватит с меня. Думаю, пришло время перестать быть дураком… думаю, пришло время вернуть немного той муки, которая терзала меня самого».
— Эрик, о чем ты говоришь? Какое дело? Почему ты так ведешь себя? Я думала… я думала, мы были…
— Что… что вы думали? Возможно, что мы — друзья? — спросил Эрик: в его горле вскипал безжалостный смешок. Сделав шаг вперед, подстегиваемый защитой своей ярости, он поднял руку и провел пальцем по холодной щеке Брилл. — Вы действительно верили, что все это правда? Бедняжка. Не хочу врать, я был благодарен вам за помощь. Но не заблуждайтесь — я бы ушел в тот же миг, как у меня появились силы, чтобы выйти за дверь, если бы не возникла забавная перспектива обучать вашу дочь. Единственный мой интерес к вам — тот же самый, что долгие годы был у лорда Эндрю, — тихо закончил Эрик, демонстративно опустив взгляд на ее губы и прилипшую к телу ночную сорочку.
— Ч-что… — прошептала Брилл в оцепенелом неверии, неловко прикрывая грудь руками. — Почему ты говоришь такие вещи… ты не имеешь их в виду на самом деле. Ты спас жизнь Арии… почему ты это сделал, если тебе все равно?!
— Дорогая мадам, я, разумеется, чертов ублюдок, но даже я не могу дать утонуть маленькому ребенку.
Эрик продолжал смотреть на нее, и темная боль в глазах Брилл медленно озарилась гневом. Быстрым смазанным движением она отбросила его руку от своего лица.
— Прекрати немедленно! Ты лжешь! Почему ты это делаешь?!
Небрежно поправив плащ, Эрик отступил от Брилл.
— Как женщина, которая считает себя экспертом в области медицины, вы лучше, чем кто-либо, должны знать, что когда ампутируешь ногу, лучше всего делать это с острым зрением и твердой рукой.
— Это то, что ты делаешь? Ампутируешь себя от м… от этого дома?
— Разумеется.
— Ты собрался уехать, не сказав никому ни слова! Ты собрался уехать, ни с кем не попрощавшись… с Арией… со мной! Она любит тебя! Как ты можешь просто уйти?
Слегка нахмурившись от того, что его чистый, раскаленный добела праведный гнев зачернила едкая капель вины, Эрик повернулся к Брилл спиной. «На миг я забыл об Арии. Я не должен был бросать ее, не сказав ни слова. Проклятье, я всегда теряю голову, когда попадаюсь таким образом. Но… сейчас уже слишком поздно… всегда слишком поздно…»
— Девочка поймет. Она еще маленькая… дети забывчивы. — Оглянувшись через плечо на Брилл, Эрик по-волчьи ухмыльнулся ей, оскалив зубы. — Кроме того, она будет достаточно занята со своими новыми репетиторами, как только вы вернетесь в Лондон.
Брилл погрузилась в молчание; гром наполнил тишину между ними своим раскатистым ударом.
— Я тебе не верю, — прошептала она: ее голос сражался с выбелившей лицо безнадежностью.
Скованно прошагав туда, где его ждала старая кобыла, Эрик взял в руки поводья.
— Лучше бы вам начать, потому что я устал угождать вашим странностям и раздражительности. Как я уже сказал, я благодарен вам за помощь, но вы мне больше не нужны.
— Нет, Эрик…
— ВЫ МНЕ НЕ НУЖНЫ! — проревел он одновременно с очередным резким раскатом грома.
Когда затихло эхо его слов, последние основания Брилл доверять ему рассыпались в прах.
— Как ты смеешь говорить такое… после того, что я тебе сказала…
— Что? Что ваш единственный страх — быть бесполезной? Бедняжка. Полагаю, это пошло от вашей неспособности предотвратить смерть отца и мужа. Примите маленький совет, мадам — не имеет значения, как упорно вы учитесь, как старательно совершенствуетесь… в конце концов вы все равно останетесь всего лишь бесполезной юной девушкой. Никто не станет принимать всерьез дикие теории и многословные тирады женщины. А теперь я закончил с вами. Прощайте, Брилл. Я верну лошадь, как только прибуду в Париж.
Ужасное, душераздирающее рыдание сорвалось с дрожащих губ Брилл, первые сверкающие капли слез брызнули из ее глаз и покатились по щекам.
— Забирай лошадь, — захлебываясь, выдохнула она. — Считай, что это твое жалованье за два месяца уроков музыки.
С пугающей завороженностью Эрик пристально наблюдал за каждым неуловимым оттенком эмоций, мелькающих на мертвенно-белом лице Брилл. Что-то жуткое происходило в ней, начавшись у сердца и двигаясь наружу. Ее изящные руки теперь тряслись так сильно, что она даже не могла достаточно крепко сжать свое обручальное кольцо, чтобы по привычке покрутить его, как всегда делала в минуты волнения. Эрик ожидал гнева, ненависти, которые бы изогнули ее брови и сжали рот в узкую полоску, но все смотрел и смотрел — и ни один из этих признаков так и не появился.
К его смятению, по лицу Брилл продолжали струиться сверкающие бриллианты слез; разрушающая, давящая боль затуманивала ее глаза, окрашивая их в цвет мокрого грифеля. Своеобразный блеск живости, обычно делавший ее столь привлекательной, на миг замерцал, а затем растворился, заставив Брилл почти явственно съежиться прямо у него на глазах. «То же самое происходит, когда человек умирает… в отсутствие жизни они усыхают до элементарной смеси плоти и костей». Ярко-белая вспышка молнии, проникнув сквозь открытые двери, затопила светом внутреннее пространство хлева, выделив маленькую фигурку Брилл и ее мягкие изгибы подобно серебряной кромке облака. Это сделало ее похожей вовсе не на реальную женщину, а, скорее, на создание, сотканное из тумана.
Поняв, что больше не в состоянии выносить разворачивающуюся перед ним сцену, Эрик отвернулся от Брилл. Внезапно вид ее боли перестал его забавлять. Тихо причмокнув, погоняя старую кобылу, он повел ее к двери, одновременно поднимая глубокий капюшон своего плаща и покрывая им голову, натянув ткань пониже на лицо. «Я смогу все это забыть… я смогу возненавидеть ее, если постараюсь. Это будет легко…»
В тот момент, когда Эрик готов был выйти наружу под проливной дождь, через маленький хлев колокольчиком прозвенел голос Брилл.
— Постой, Эрик… пожалуйста, не… не… — запинаясь, отрывисто выдохнула она.
Повернув голову вбок, он холодно посмотрел на Брилл, пытавшуюся выдавить из себя еще хоть слово. Но когда она подняла глаза и уловила в его взгляде насмешливое нетерпение, ее рот захлопнулся. О чем бы она ни собиралась просить его, все это умерло, не успев сорваться с губ.
— Неважно, — безнадежно прошептала Брилл. — Это не имеет значения… я видела, что это может произойти… почему я думала, что смогу изменить это… я никогда и ничего не могла изменить…
Пожав плечами, Эрик быстро развернулся лицом к беснующейся грозе, игнорируя вину, пытавшуюся пробиться сквозь защитный форпост его ярости. «Они забудут меня… люди всегда забывают. Меньше чем через месяц я останусь лишь в самых дальних уголках их ночных кошмаров». Одним смазанным движением он вскочил на спину старой кобылы, с умелой легкостью устроившись в седле. «Это будет легко… забывать легко…»
Не в силах больше терпеть сверлящий спину взгляд Брилл, Эрик пустил лошадь быстрой рысью, бросившись в дождь, убегая прочь от дома и всех хранимых в нем фальшиво счастливых воспоминаний. «Это все было ложью… это все было ложью… это все было ложью… это все было ложью». Рев ветра в ушах и голос в голове заглушали все прочие звуки, заключая его в тоннель небытия, позволяя легче смотреть прямо во тьму. «Куда я теперь пойду? Что мне остается?»
На мгновение, пока он мчался вперед, в объятие ночи, Эрику показалось, что он слышит Брилл, зовущую его сквозь свист ветра. «Это было ложью… ложью…» — непрерывно повторял голос в его голове. В конечном счете лишь сила этого разумного повторения удержала его от того, чтобы повернуться в седле и бросить взгляд на дом, на Брилл.
И внезапно он понял, куда должен ехать — в то единственное место, которое всегда служило ему домом. «Да, правильно. Я поеду домой. Я вернусь в свой прекрасный оперный театр».


Глава 32: Тени печали

За окном библиотеки громко запищал выводок птенцов малиновки — их мать вернулась, неся в клюве жирного извивающегося червяка. Со своего места на приоконном диванчике Брилл могла даже разглядеть их разинутые клювики, торчащие над краем гнезда. В обычной ситуации она бы улыбнулась при виде комично раскачивающихся лысых головок, но последнее время она вообще была не уверена, что когда-либо сможет улыбаться.
Апрель и май прошли как нескончаемая вереница печальных дней. Начало лета всегда было для Брилл любимым временем года. Это был период новой жизни, зеленых деревьев и детенышей животных. Оставалось всего несколько недель до ее дня рождения, который наступит в июле; ей исполнится двадцать шесть. Несмотря на все эти причины для радости, Брилл была не в силах расшевелить себя на что-то еще, кроме горечи. Жизнь вокруг продолжалась, проходя мимо, будто ничего не случилось, будто ее собственная жизнь не разбилась на дне глубокого черного ущелья, разлетевшись на миллион осколков.
Брилл научилась определять время сквозь завесу траура. Дни следовало измерять часами, часы — минутами, а минуты — количеством болезненных ударов разбитого сердца. Эрик уехал более двух месяцев назад. Умом Брилл понимала это: она знала, что сейчас его нет почти столько же времени, сколько он прожил с ними. Но почему-то этого было недостаточно для успокоения. Она была безутешна.
Слегка наклонив голову, Брилл прижалась лбом к оконному стеклу; щебечущие птички расплывались перед глазами, которые сфокусировались на ее собственном отражении, висящем в дюймах от ее лица. «Это не из-за того, что он уехал, — повторила она себе в тысячный раз за день, — но из-за того, как он уехал. Почему он говорил такое… я думала, он заботился о нас. Теперь я знаю, что ошибалась… Я была дурой, что пустила в дом незнакомца… я была дурой, что начала думать, будто могу полю… заботиться о нем. Я была дурой…»
Брилл со вздохом оперлась локтем о согнутое колено и потерла рукой покрасневшие глаза. Каждое утро, с тех пор как Эрик покинул ее, она приходила сюда, в библиотеку, чтобы утомленным взглядом следить за дорожкой. Вопреки растущему гневу на этого мужчину, столь небрежно растоптавшему ее чувства, она все еще приходила, чтобы часами сидеть и наблюдать. И ждать. Брилл уже не знала, почему утруждает себя этим, знала только, что не имеет сил не обращать внимания на дорогу или принять возможность того, что он никогда не вернется.
Внезапно в ее груди вспыхнула ненависть, на один благословенный миг разогнавшая забивающий легкие туман страдания, — Брилл вспомнила последние слова Эрика. Она обрадовалась гневу. Она обрадовалась сопровождавшему его ожесточению. Она радостно встречала любую эмоцию, кроме затопившего ее отчаяния. Брилл чувствовала, как выкарабкивается из чернильного мрака горя. «Ублюдок… ублюдок… как я могла быть такой идиоткой? Какой смысл в знании будущего, если я даже не могу увидеть истинную натуру окружающих? Ненавидь его, Брилл… ненавидь его за то, что он с тобой сделал… но ненавидь его еще больше за то, что он сделал с твоей дочерью!»
Ария восприняла новость об отъезде Эрика со странной стойкостью. Она стояла совершенно неподвижно, понурившись, с широко раскрытыми глазами, и Брилл опустилась перед ней на колени. Восприняв молчание Арии как хороший знак, она возблагодарила Господа, что, по крайней мере, ее дочь избежала потрясения и горя, которые испытывала она сама. И снова ошиблась.
Много дней Брилл тщательно следила за каждым действием дочки, выискивая малейший признак того, что та не так равнодушна, как кажется. Хотя Ария вела себя тише, чем обычно, но не выглядела столь же расстроенной отсутствием Эрика, как ее мать. Но постепенно, после нескольких недель этого беспечного отношения, видимость спокойствия начала слетать.
Однажды утром Брилл проснулась под знакомые звуки начала дуэта, которому Эрик учил Арию. Выскочив из постели в нелепом восторге от предполагаемого возвращения Эрика, она побежала по коридору в гостиную. Поскальзываясь в чулках, Брилл обогнула дверь и влетела в комнату; ее губы уже начали складываться в неуверенную улыбку. Несколько секунд она, как идиотка, стояла на пороге, пока не заметила нечто неправильное в плывущей по воздуху музыке. До ее ушей доносилась лишь половина мелодии, и когда она посмотрела на скамеечку перед пианино, то поняла почему.
Эрик не вернулся. Ария сидела в одиночестве, наигрывая первые две строфы дуэта (ее маленькие ножки качались над педалями), потом на долю секунды останавливалась — и начинала играть заново. Нерешительные прикосновения клавишам были в лучшем случае механическими. По-видимому, Ария не могла сыграть последнюю часть песни без направляющей ее умелой руки Эрика. В этот момент, пока дочь снова и снова играла одну и ту же мелодию, Брилл потеряла надежду когда-либо увидеть второго мужчину в своей жизни, сумевшего ее увлечь. Это последнее принятие было подобно утрате в семье — или ее собственной смерти.
Целую неделю Ария каждый день без остановки играла все ту же режущую слух мелодию. Эта дурацкая песня сводила с ума. К концу недели Брилл могла честно сказать, что ненавидит чертово пианино. Наконец, чтобы заглушить звук, она вставила ватные беруши. У нее не хватало духу велеть Арии прекратить. У нее больше ни на что не хватало духу.
Поскольку Ария много часов проводила за пианино, у Брилл ушло немало времени, прежде чем она заметила другие симптомы тихой тоски дочери. Каждый вечер за обеденным столом Брилл постепенно осознавала, что заикание Арии усиливается. Вскоре та уже не могла даже отвечать на простые вопросы: каждое слово растягивалось до невозможности. Брилл ощущала растущее отчаяние Арии, ощущала боль и смятение девочки, словно отражающиеся от ее собственных. Но что бы она ни делала, ничего не помогало. Результаты упорных трудов Эрика в его отсутствие полностью улетучились. Стало даже хуже, чем было.
Ситуация усугублялась до тех пор, пока однажды Ария попросту не перестала разговаривать. Брилл перепробовала все уловки, какие только смогла придумать, чтобы вытянуть из нее хоть слово, но безрезультатно. В тот день, когда Брилл последний раз слышала речь дочери, ее душевную боль начала разъедать ненависть. Брилл могла ненавидеть его за страдания, причиненные Арии, это было легко, это было естественно… но, черт побери, почему нельзя было унять парализующую мысли боль?
Позади раздалась тяжелая поступь, отвлекая Брилл от грустных размышлений. Отняв лицо от стекла, она повернула голову и увидела вошедшего в библиотеку брата. Его обычно веселый нрав был приглушен до неузнаваемой сдержанности. «Бедняга до смерти беспокоится за нас, — рассеянно подумала Брилл, попытавшись изобразить улыбку и потерпев фиаско. — Как только он услышал, что произошло, сразу примчался обратно. Если бы не он и Эндрю, я бы сошла с ума».
— Бри, та новая кухарка, которую прислал Эндрю, говорит, что приготовила на обед стью. Хочешь, я принесу тебе немного? — тихо спросил Коннер.
Слегка нахмурившись, Брилл взглянула на брата и пожала плечами.
— Я не очень голодна, Коннер, но спасибо за предложение, — ответила она и отвернулась обратно к окну.
Неловко переступив, тот скрестил руки на груди.
— Ты должна есть, Бри. Ты и так слишком исхудала. Это не идет на пользу здоровью.
— Женщина никогда не бывает слишком стройной, — вспыхнула она, возможно, слишком поспешно. — Поэтому мы и носим корсеты.
Нерешительность Коннера быстро превратилась в раздражение. Он приблизился к приоконному диванчику, сверкая зелеными глазами из-под нахмуренных рыжих бровей.
— Не вешай мне лапшу на уши. Бри, ты знаешь, что он не вернется! Не наказывай из-за этого свое тело.
— Конечно, он не вернется! Он оставил нашу семью без малейшего сомнения! Никогда в жизни я так не ошибалась в людях, как ошиблась на его счет!
— Брилл, должно быть, произошло какое-то недоразумение, — медленно начал Коннер, ероша свои кудри. — Я просто не могу поверить, что…
Вскочив на ноги в неистовом приливе энергии, Брилл накинулась на ошарашенного брата, отталкивая его обеими руками.
— Верь во что угодно! Я была там! Я слышала его слова! Он использовал все, что я когда-либо рассказывала ему, чтобы ранить меня как можно сильнее! НЕ ЗАЩИЩАЙ ЕГО! — ее голос возвысился до крика, щеки опалило адским жаром.
Коннер стоически принял это взрыв; раздражение постепенно ушло с его лица. Медленно подняв руки, он обхватил Брилл за плечи, слегка сжал, утихомирив ее яростные удары, и с явной жалостью посмотрел на сестру.
— Тише, Бри… перестань драться. Я не тот человек, на которого ты зла.
За его словами последовала напряженная тишина. Брилл стояла вытянувшись, сверля его сухими глазами с предназначенной для другого ненавистью. Из ее взгляда медленно уходил боевой задор, оставляя глаза застывшими и невыразительными, как серебряные монеты. Вновь внутри сквозь гнев прорастала боль, опуская плечи и заставляя колени подгибаться. Шагнув в объятия Коннера, Брилл положила голову ему на плечо, внезапно почувствовав себя слишком уставшей, чтобы стоять без поддержки.
— Я знаю, что это не ты. Прости, последние месяцы я так ужасно вела себя с тобой. Кажется, я просто не могу войти обратно в ритм. Сейчас я грущу, а в следующий момент злюсь. Иногда это так утомляет.
— Я знаю, дорогая, я знаю, — успокаивающе пробормотал Коннер ей в волосы. — Ты тоскуешь. Я понимаю. Ты потеряла очень близкого человека.
Ощутив подступающие к глазам горячие слезы, Брилл прижалась к брату, отчаянно пытаясь сдержать натиск обжигающей горло черной выворачивающей боли.
— Я скучаю по н-нему, — прошептала она срывающимся голосом в рубашку Коннера. — Думаю, я бы скучала по нему, даже если бы мы никогда не встречались. Как такое вообще возможно? Почему я все еще испытываю эти чувства? Я так сильно хочу ненавидеть его, но он будто завладел моими мыслями. Я просто не могу избавиться от него.
— Нужно время, Бри. Просто дай себе еще немного времени.
Подняв голову от плеча Коннера, Брилл посмотрела на него наполненными болью глазами.
— Я устала ждать, когда эти чувства исчезнут, — сказала она, с каждым словом повышая голос; в ее взгляде вновь промелькнула жесткая горечь гнева. — Я измучилась и устала позволять окружающим мужчинам контролировать мою жизнь.
Выпутавшись из уютных объятий брата, Брилл расправила плечи, разглаживая липкими руками перед юбки.
— Думаю, настало время принять несколько собственных решений, — прорычала она, отойдя от Коннера и стремительно выскочив за дверь библиотеки.

***

Эрик абсолютно неподвижно лежал на мостике, висевшем высоко среди стропил над сценой Опера Популер. Доска под его грудью слегка качнулась, когда он поднял руку, чтобы сунуть ладонь под щеку; его неподвижный взгляд прикипел к пустой сцене внизу. В мире нет ничего, что нагоняет уныние сильнее, чем неиспользуемый театр. «Не то чтобы мне в этом отношении требуется какая-то помощь. Это место могло ломиться от обилия людей — я бы все равно чувствовал себя последней дрянью». Вздохнув, Эрик лениво оторвал щепку, топорщившуюся на краю мостика в паре дюймов от его лица.
Огромная пустота вокруг звенела гулкой тишиной позднего часа. Даже отребье из числа рабочих Оперы давным-давно угомонилось, оставив Эрика наедине с мыслями. Это было наименее любимое им время суток — когда все стихало. По крайней мере, при резком дневном свете неослабевающий грохот, издаваемый рабочей бригадой, устраняющей последствия пожара на сцене, мог бороться с тьмой, заволакивающей его разум. Днем Эрик приходил на этот пятачок над сценой, чтобы наблюдать за людьми, которые пилили и стучали молотками, вслушиваясь в их жалобы и шумные диалоги. Это была единственная связь с человеческим родом, за которую он цеплялся.
Более двух месяцев назад Эрик рыскал по знакомым залам и коридорам своего любимого театра как одержимый, разыскивая доступные цели, чтобы выместить свою ярость. Те, кому по неведению не повезло попасться ему на пути, немедленно испытали на себе обширный репертуар его трюков; эти бедолаги подверглись куда более грубому обращению, чем, возможно, заслуживали. Он наказывал их за предательство, о котором они ничего не знали.
И, тем не менее, несмотря на то, что гнев занимал все его мысли, Эрик знал, что должен быть очень осторожен. Он не мог быть столь же небрежным, каким был когда-то: теперь было недопустимо, чтобы обитатели театра уловили даже намек на его присутствие. Единственная дерзость, которую ныне позволял себе Призрак Оперы, — это неприятные случайности и жуткие звуки, наводившие ужас на окружающих. Ему необыкновенно нравилось слушать, как взрослые мужчины задыхались и дрожали от страха. Это помогало отвлечься от воспоминаний, постоянно бьющихся внутри черепа, а Эрик отчаянно нуждался в отвлечении.
Даже несколько знакомых лиц, которые предпочли продолжить работу в театре, не могли уберечься от его тайного и безмолвного гнева. Старые рабочие сцены и закаленные хористы, нанятые с миру по нитке, бежали от странных завываний или громких стуков. Однако все изменилось однажды, когда он задержал мимолетный взгляд на строгих чертах своей старой спасительницы мадам Жири и ее прелестной дочери Мэг. Непреодолимая жажда вступить в контакт с мадам практически подавила все его чувства. Время, проведенное в доме Донованов, лишило его воли, сделало зависимым от контакта и общения с людьми. Эрик скучал по простому общению, ужасно скучал.
С того дня он избегал всех знакомых, намеренно отказываясь от встречи с ними, от стремления пообщаться. С того дня он больше не видел никого из семейства Жири и был счастлив, когда элементарное желание говорить с другими померкло. Его время вскоре поглотили иные проекты, все глубже затягивая его в избранное им самим одиночество.
Пугающая перспектива восстановления дома, скрытого глубоко под многолюдными улицами Парижа, надолго заняла свободное время Эрика. Толпа мародеров, которая преследовала его в ночь премьеры «Дон Жуана», растащила или разломала большую часть его имущества; лишь немногое уцелело и могло быть использовано в дальнейшем.
Пропали все книги, которые он собрал за свою долгую и одинокую жизнь: несколько рассыпанных страниц, гниющих в темных водах подземного озера, — вот все, что осталось от его библиотеки. Мебель также исчезла или лежала в обломках на холодном каменном полу, оставив комнаты его старого жилища печально пустующими. Эрик шумно выдохнул, нагнувшись, чтобы оцепенело подобрать втоптанный в землю одинокий лист с нотами. Если бы в его измученном и почерневшем сердце еще оставалось место, он бы возненавидел тех, кто так грубо обошелся с его вещами, но, поскольку он был слишком занят, ненавидя одного конкретного человека, ненависть к незнакомцам требовала усилий.
Постепенно, в течение многих и многих недель, Эрик тайком утаскивал предметы первой необходимости, в которых нуждался, чтобы жить с относительным комфортом. Старые списанные занавесы превратились в драпировки для стен, которые защищали его от сырости и холода каменных подвалов; детали декораций были разобраны и переделаны в мебель в соответствии с его потребностями. Костюмный цех вновь наполнил его гардероб теплой и даже модной одеждой. Еду он просто крал по ночам с кухни. В отсутствие значительного бюджета, к которому он когда-то привык, Эрик довольствовался театральными обносками, радуясь всему, что мог достать.
Каким-то образом, несмотря даже на спартанские условия, Эрик чувствовал себя уютно, вернувшись в подземные тоннели, так хорошо знакомые ему еще с юности. Оперный театр раскрыл ему объятия, снова приняв в свою устрашающую тьму. Хотя разум Эрика постоянно метался в ярости, а кровь закипала в венах, Опера оставалась его единственным верным товарищем. Зачем ему нужна сероглазая девушка, когда есть ласковые камни единственного настоящего дома, укрывающие его от ненавидящих глаз людского рода? «Скоро я вообще не захочу даже думать о ней. Пройдут годы — и она сотрется из моей памяти. Опера снова откроется, в ее залах зазвучит музыка, и я забуду эти проклятые лживые глаза. Я забуду эту милую девочку и рыжеволосого фигляра. Но я не забуду ненависть, которую буду беречь как возлюбленную. Я не забуду слова, которые дважды развеяли мои иллюзии. «Я люблю тебя… Я люблю тебя».
Подняв голову и быстро вскочив на ноги, Эрик крадучись прошел по мостику, не обращая внимания на бездну, пролегшую между его ногами и уровнем под ними. Беззвучно двигаясь, он с поразительной легкостью перемахивал с балки на балку, медленно держа путь вниз, на уровень сцены. Тяжелые подметки краденых сапог с тихим стуком ударились о деревянный пол, и звук показался оглушительным в сумрачной тишине театра. Скользя среди теней, Эрик прошел за кулисы, остановившись у определенного места задней стенки. Резким движением он нажал на камень, и потайная дверь перед ним плавно отъехала в сторону. Шагнув в царившую за ней радушную тьму, Эрик сердито оглянулся через плечо.
«Интересно, что она делает прямо сейчас…»

***

Поправляя сидящие на носу темные очки, Брилл стояла во дворе под нежным летним ветерком. Бросив быстрый взгляд на свое обручальное кольцо, она задумчиво поджала губы. Затем медленно подняла правую руку и сжала двумя пальцами гладкую полоску золота. Пара оборотов — и Брилл решительно сняла с безымянного пальца символ своего обручения с любимым Джоном. После нескольких секунд печального разглядывания кольца, она спрятала его в карман и услышала, как позади беспокойно переступает с ноги на ногу юная кухарка Эндрю.
— Мадам, я передала ваше письмо курьеру примерно час назад, — торопливо сказала та — уже третий раз за день. — Я не знаю, что могло задержать его. Я просила его поторопиться, говорила, что это важно. Несомненно, лорд Донован уже в пути.
Не оборачиваясь к мнущейся служанке, Брилл небрежно отмахнулась.
— Не волнуйся так, Аделина, — мягко ответила она, бесстрастно глядя на дорогу. — Мы не в состоянии ускорить его прибытие, заламывая руки, и ты не можешь повлиять на скорость курьера.
Кухарка согласно вздохнула, успокоенная заверениями своей новой хозяйки. В ее голосе зародилась робкая улыбка, и она шагнула ближе к Брилл.
— Мадам, я рада служить вам. Вы куда добрее большинства господ, на которых я работала.
Фыркнув, Брилл глянула на служанку. «Ей вряд ли больше восемнадцати… как странно».
— Я просто не думаю, что человек должен дурно обращаться с теми, кто на него работает. У тебя честная работа. Если бы у людей было хоть немного ума, они бы уважали своих слуг чуть больше и не смотрели на них сверху вниз.
Когда Аделина посмотрела на нее, совершенно потрясенная этим неординарным мнением, Брилл почти испытала порыв улыбнуться — почти. Мгновение спустя их ушей достиг дробный стук копыт.
— Аделина, спасибо, что подождала со мной, но не могла бы ты ненадолго отлучиться и проверить, как там Ария?
Расценив это заявление как вежливую просьбу оставить в покое, юная кухарка кивнула и ретировалась обратно в дом. Оставшись одна на маленьком крыльце, Брилл смотрела на приближающуюся эффектную фигуру молодого лорда Донована холодным непреклонным взглядом. Сейчас, когда она наблюдала за тем, как Эндрю осадил перед ней лошадь и соскочил на землю, в пустоте ее серых глаз читалась решимость. Одежда Эндрю была в беспорядке, а волосы торчали в разные стороны под невообразимыми углами; темные глаза же смотрели прямо на Брилл. Он явно выехал в спешке, получив ее срочное письмо.
Беспокойство исказило приятные черты Эндрю, пока он шел к ней через двор.
— Что такое, Брилл? Что случилось? — спросил он, как только оказался на расстоянии слышимости. — Ты написала в письме только, что я должен немедленно приехать.
Положив руки на живот, в котором будто порхали бабочки, Брилл подождала, пока Эндрю приблизится еще немного, и наконец ответила:
— Ничего не случилось, Эндрю. Я просто хотела быть уверенной, что ты явишься побыстрее.
При этих словах на его лице промелькнула и мгновенно скрылась тень раздражения.
— Брилл, — медленно начал он. — Если это неважно, тебе не следовало заставлять меня так волноваться. Я едва не свернул себе шею, скача сюда. Я думал, произошло что-то ужасное.
На мгновение Брилл ощутила укол вины. «Он действительно выглядит встревоженным. Бедняга, за последние несколько месяцев я осложнила ему жизнь».
— Прости, что заставила тебя волноваться, но в некотором смысле было важно, чтобы ты приехал.
Послав ей сердитую улыбку, Эндрю пригладил рукой в перчатке свои растрепанные волосы.
— Тогда в чем дело? Почему мне нужно быть здесь?
Бабочки в животе Брилл, замершие от этого простого вопроса, внезапно превратились в стадо взбесившихся слонов. «Правильно ли я поступаю? Коннер так разозлился, когда я рассказала ему о своих планах. Я не знаю, могу ли сделать это… справедливо ли это по отношению к Арии… Коннеру… да и самому Эндрю? Но я устала позволять другим делать первый шаг. Я устала бродить по этому дому в ожидании мужчины, которому не стоит давать второй шанс. Я должна что-то изменить. Я должна обеспечить Арии какую-никакую стабильность. Я должна… я должна выбросить ЕГО из головы».
Шагнув ближе к человеку, который долгие годы заботился о ее семье, Брилл вытянула дрожащую руку, чтобы поправить белый шелковый галстук Эндрю. Сосредоточив взгляд на его шее, она откашлялась.
— Думаю, важно, чтобы ты был здесь, когда я приму твое предложение, — глухо сказала она вопреки тоненькому голоску в голове, протестующе кричащему: «Ты не любишь его! Ты не любишь его!»
Застыв в остолбенелом молчании от ее небрежных слов, Эндрю мог лишь, моргая, глядеть на нее, глотая воздух, словно выброшенная на берег рыба.
— Что ты только что сказала? — наконец, запинаясь, спросил он.
— Я сказала, что решила принять твое предложение и выйти за тебя замуж, — повторила Брилл, пытаясь изобразить хотя бы подобие энтузиазма.
На губах Эндрю медленно возникла улыбка, его черные глаза засияли таким блеском, какого Брилл никогда в них раньше не видела. Он никогда не выглядел счастливее, чем сейчас.
— Боже, Брилл! Если бы ты включила в свое письмо это маленькое уточнение, я бы просто прилетел сюда! — смеясь, Эндрю взял ее руки в свои и прижал к губам. — Ты только что сделала меня счастливейшим человеком на земле! — провозгласил он; его зубы засверкали в солнечном свете, и улыбка стала еще шире.
Успокоенная детским восторгом стоящего перед ней мужчины, Брилл, до этого задерживавшая дыхание, с облегчением выдохнула. «Возможно, это все-таки будет не так уж плохо… возможно, я была несправедлива к нему все эти годы. Он единственный человек в моей жизни, кроме Коннера, который был на моей стороне. Который не покинул меня. Он единственный… это должно что-то значить, правда?»
— Полагаю, это означает, что предложение осталось в силе, — сказала она: тень ее прежнего чувства юмора на миг пробудилась к жизни.
— Определенно! Всегда! — расхохотался Эндрю. — Я не могу дождаться, чтобы всем рассказать. Они будут так рады услышать эту новость! — Слегка снизив градус восторга, он заключил Брилл в короткое объятие. — Я буду тебе хорошим мужем, Брилл. Тебе больше никогда не придется ни о чем беспокоиться. Я обо всем позабочусь… Я сделаю так, что никто и никогда больше не причинит тебе боль, — прошептал он ей на ухо.
Устало прикрыв глаза, Брилл повернула голову к источнику этих теплых слов. «Это именно то, что я надеялась услышать».
— Да, никто и никогда больше, — со вздохом отозвалась она. — Никогда больше…


Глава 33: Празднества и предательства
Шесть месяцев спустя: середина декабря 1871 года

Ночное небо мерцало, с него сыпались крупные ажурные снежинки, опускаясь на высокие, по колено, сугробы. Сквозь низко надвинувшиеся тучи на заснеженную землю проливала свой холодный белый свет полная луна, освещая длинную извилистую подъездную аллею и кареты, медленно продвигающиеся к возвышающемуся в конце ее огромному величественному зданию. Мягкий топот лошадиных копыт и жалобный скрип снега под множеством колес заполняли тишину ночи. Темные фигуры быстро выбирались из карет, прибывших первыми, и устремлялись к массивным двойным дверям особняка Донованов.
Дом светился в полумраке лунной ночи, подобно маяку: каждое окно в трехэтажном прямоугольном фасаде сияло теплым светом газовых ламп. Тонкая сеть плетей уснувшего на зиму плюща увивала желтоватые камни фасада, напоминая о пышности летних садов. Распахнутые ныне парадные двери обрамляли коринфские колонны, отражая случившееся пару десятилетий назад возрождение в архитектуре популярного романского стиля.
Брилл отошла от заиндевелого окна, затем натянула на дрожащие руки белые шелковые перчатки — ее беспокоило количество заходящих в дом людей. Эндрю устроил грандиозный Рождественский бал в честь праздника и их приближающейся свадьбы, которая была запланирована на Новый Год, и пригласил всех снобов голубых кровей на континенте — по крайней мере, так казалось. Согласно последним подсчетам Брилл, прибыло более двухсот человек. И знания, что вскоре ей придется спуститься вниз и общаться с такой огромной толпой, было достаточно, чтобы почувствовать себя по-настоящему больной.
Сделав успокаивающий вдох, Брилл подошла к стоявшему в углу комнаты ростовому зеркалу. Несмотря на сжимающую внутренности тревогу, хотя бы снаружи она выглядела спокойной. Никогда не заботясь о своем внешнем виде, Брилл испытала легкое смущение, когда явилась целая команда служанок, чтобы привести ее в респектабельный вид для сегодняшнего вечера.
Бригада швей в Париже целый месяц работала над расшитым бриллиантами платьем, которое сейчас было на ней надето, и Брилл удивляло, что это не заняло больше времени. Лиф был настоящим шедевром из струящегося кружева и аккуратно пришитого розового жемчуга, которые образовывали сад цветов, протянувшихся от горловины до бедер. Блестящие багряные вставки выглядывали из-под шелковых юбок жемчужного цвета. Очевидно, на одни только юбки ушло более шести ярдов лучшего шелка, который мог предоставить Город Света — по крайней мере, так утверждали слухи.
И хотя платье было ярким — во всех смыслах — примером того, как много можно себе позволить, располагая большими деньгами, это было лишь началом порожденных предстоящим празднеством трудностей. Суматоха в доме не стихала неделями: целые шествия декораторов и поваров постоянно сновали туда-сюда, раздавая советы и записывая точные указания лорда по обустройству бала. Брилл оставалось лишь стоять в сторонке — она была не особо уверена, что в данном процессе кому-то интересно ее мнение.
Наконец, в завершение череды этих сюрреалистических переживаний, две молоденькие служанки четыре часа трудились над ее волосами, прежде чем сочли результат удовлетворительным. Определенно, из-за этого бала Эндрю нагнал страху на всю Францию; он хотел, чтобы для нее все было безупречно, — и равным образом хотел, чтобы она была безупречна для всех его друзей.
Последние шесть месяцев Брилл из кожи вон лезла, чтобы оправдать его ожидания, чтобы стать безупречной невестой. В некоторой степени она чувствовала себя обязанной исполнить желания Эндрю, даже если в глубине души не могла заставить себя полюбить его. Даже когда день ото дня все сильнее проявлялись признаки его глубокой и стойкой привязанности, Брилл не могла выдавить из себя по-настоящему счастливую улыбку: все подарки и комплименты обычно встречали прохладный интерес и вежливую благодарность.
Вина, засевшая в разбитом и лишенном сил сердце, понуждала Брилл искать компенсации в других областях жизни. Только теперь она осознавала, сколь многое в себе убивает ради этого подвига: заботливый врач-самоучка, упорный исследователь, мать-одиночка со вспыльчивым характером — все они окажутся растоптаны насмерть под пятой ее новой роли. Жизнь, которую она избрала для себя в качестве будущей жены английского лорда, подавляла ее.
По просьбе Эндрю Брилл упаковала немногочисленные пожитки и переехала со своим маленьким расколотым семейством в изысканный особняк Донованов. Покинуть уютный коттедж оказалось на удивление легко. Сейчас для нее в доме жило слишком много воспоминаний, чтобы задерживаться надолго: стены дышали несчастьем, зеркала отражали образ мужчины, которого она отчаянно стремилась забыть. По прибытии Брилл в новый дом Эндрю благоразумно съехал оттуда в номер в пентхаусе отеля, которым владел в Париже.
Бедняга постоянно беспокоился о том, чтобы защитить Брилл от досужих сплетен парижских аристократов. Он терпеливо сносил ее неотесанные манеры и постоянно покрывал ее промахи своими улыбками и красноречием. И хотя Эндрю не догадывался о врожденной застенчивости, которая одолевала Брилл в окружении незнакомых людей, он всегда был рядом во время каждого неловкого знакомства, горячо защищая ее, стоило ему только заметить хотя бы слово неуважения, сорвавшееся с губ какого-нибудь аристократа.
Но, несмотря на защиту и руководство Эндрю, пересуды касались не только нового положения Брилл в обществе — и это постепенно свело на нет ее работу волонтером в госпитале ветеранов. Один из компаньонов Эндрю, очевидно, мельком увидел Брилл, когда однажды та купала молодого солдата. Новости о ее кошмарно неординарном поведении разнеслись по салонам парижской знати за считанные дни. Эндрю прямо не упоминал при ней об этом инциденте, но Брилл нечаянно подслушала, как он яростно спорил с человеком, оказавшимся достаточно глупым, чтобы донести до него эти новости. С того дня Брилл больше не ходила в госпиталь — она не хотела, чтобы Эндрю из-за нее потерял друзей.
Брилл была признательна, что жених не просил ее отказываться от вещей, которые она любила больше всего: если бы он так сделал, она бы возмутилась. Пожалуй, страстная защита ее странностей с его стороны вызвала в ней неожиданное чувство благодарной привязанности. Эндрю не просил ее измениться, и за это она с готовностью приспосабливалась к строгости его жизненного уклада. Теперь ее дни состояли из тихих размышлений и утонченных занятий, подобающих женщинам из высшего общества. Удивительно, что женщины дворянской крови до сих пор не свихнулись: Брилл было так скучно в этой новой жизни, что хотелось кричать, но она не могла пожаловаться, потому что, если уж на то пошло, изменить что-то в своей жизни было ее собственным выбором.
Устало вздохнув, Брилл отошла от зеркала и, грациозно ступая, направилась в коридор, где ее слуха достигли звуки бала, доносящиеся с нижнего этажа. Еще одна волна тошнотворного ужаса вскипела на миг в ее груди, когда ее омыли отзвуки смеха множества людей. Отвернувшись от этих звуков, Брилл краем глаза уловила быстрое движение.
При виде дочери, мрачно стоящей позади нее посреди коридора, жесткие линии взволнованного лица Брилл смягчила полуулыбка.
— Почему ты не в постели? Милая, тебе приснился дурной сон? — Молча кивнув в ответ на вопрос матери своей темной головкой, Ария уставилась в пол.
Озабоченно нахмурив белые брови, Брилл подошла к дочери и, склонившись, нежно погладила ее по голове.
— Хочешь рассказать мне, что тебе снилось? Ты сразу почувствуешь себя лучше, — выждав секунду, Брилл опустила взгляд на бледное лицо Арии, но ее вопрос был встречен тишиной. «Вроде бы мне уже следовало перестать надеяться на что-либо другое», — печально подумала она, взяв в ладони лицо дочери и поцеловав ее в лоб. — Возвращайся к себе в комнату, а я приду через час и расскажу тебе сказку. К тому времени я смогу улизнуть с праздника.
Подняв на Брилл свои огромные серые глаза, Ария с отчаянием посмотрела на нее и отпихнула от себя ее ладони. С каменным выражением лица она развернулась и ушла обратно по коридору, исчезнув за углом раньше, чем Брилл успела ее позвать. Разочарованно зарычав, Брилл сжала руки в кулаки: внезапный порыв что-нибудь сломать переполнял ее до тех пор, пока она не уверилась, что вот-вот взорвется. «Иногда мне хочется просто встряхнуть ее! Вытряхнуть воспоминания об этом проклятом человеке прямо из ее головы. Возможно, тогда она снова заговорит со мной…»
— Мадам… — донесся с лестницы нерешительный голос, прервав ее размышления.
Брилл раздраженно обернулась к стоящей на ступеньках юной служанке.
— В чем дело? — прошипела она.
Подпрыгнув от тона госпожи, та едва не потеряла свой белый накрахмаленный чепчик. Вскинув руки, чтобы поймать своенравный головной убор, темноглазая девушка нервно улыбнулась, поднимаясь на лестничную площадку.
— Лорд Донован просит вас спуститься.
Подняв руку, чтобы поправить впившееся в шею многоярусное бриллиантовое ожерелье, Брилл слегка кивнула.
— Конечно, я уже иду, — пробормотала она, аккуратно подобрала юбки и направилась к лестнице. Задержавшись около юной служанки перед тем, как сделать первый шаг, Брилл виновато прикусила губу. — Прости. Я не хотела отыгрываться на тебе, — неловко начала она, все еще неуверенно ощущая себя в этикете общения между господами и слугами.
Покраснев в ответ на неожиданное извинение, девушка склонила голову.
— Я понимаю, что вы волнуетесь за маленькую мадемуазель. Если хотите, я могу посидеть с юной мадемуазель Донован, пока вы не вернетесь.
— Это очень мило с твоей стороны. Да, посиди, пожалуйста, — ответила Брилл со слабым облегчением. Осторожно ступив на первый лестничный пролет, она услышала, как за ее спиной девушка торопливо зашагала по коридору. Минуя прекрасно обставленные боковые комнаты и празднично украшенные переходы, Брилл пробиралась через дом, следуя на звуки хриплого смеха, доносящиеся из главного бального зала.
Чтобы восстановить дыхание, она остановилась за углом; сердце болезненно колотилось в сверкающие на груди бриллианты. «Я могу это сделать… Это совсем не трудно. Все, что требуется — говорить с людьми. Я могу это сделать. Не будь трусихой, Брилл!» Ее мужество чуть окрепло, и Брилл быстро завернула за угол, пока снова не накатила паника.
«Я могу это сделать. Я могу это сделать, — истово твердила она про себя, окидывая взглядом множество людей, толпящихся возле дверей в бальный зал. — Я могу это сделать».

Час спустя

Маленькая группка увешанных драгоценностями наследниц богатых семейств, громко щебеча, собралась вокруг новой представительницы их круга. Впервые с объявления о скандальной помолвке в светской хронике лорд Донован отлучился на секунду, оставив свою любимую невесту в восхитительном одиночестве. Наследницы и супруги аристократов столпились вокруг этой экзотической женщины: они почуяли свежую кровь.
— Скажите, дорогая, — пропела полная и величественная пожилая вдова. — Правда ли, что ваша матушка была актрисой в Лондонском театре? — Задав этот оскорбительный вопрос, женщина подняла пурпурный перьевой веер и принялась обмахиваться им, чтобы скрыть гаденькую улыбочку.
Брилл тоскливо посмотрела в сторону проницательной пожилой дамы, страстно желая сбежать из зала прямо через площадку для танцев. Когда она, чтобы потянуть время, поднесла к губам почти пустой бокал с шампанским, тот показался слишком тяжелым. Лицо Брилл было столь же холодным и безмолвным, как падающий снаружи снег, не отразив ни малейшей реакции на звучавший в вопросе острый интерес, хотя ее мысли вспыхнули враждой. «Чертова проклятая тетка. Пытается со всей сердечностью выяснить у бедной маленькой ирландской чистильщицы обуви, насколько именно на самом деле низко ее происхождение. Глупая чванливая напыщенная старая сука!»
— Я не хочу утомлять вас всех старыми историями о славе моей матери в Британии, — начала Брилл; ее тихий ледяной голос, казалось, заморозил старух на вдохе. — Кроме того, я знаю множество ваших семейный историй, которые куда более красочны.
— Как так? — быстро осведомилась юная хорошенькая дебютантка, не заметившая повисшего в воздухе напряжения, поскольку наткнулась на болтающую группу только что.
Лениво взмахнув бокалом, Брилл указала на старую вдову, одетую в переливчатый пурпур.
— Ну, насколько я помню, семья Алдридж, к примеру, разбогатела, когда грабила церкви, возвращаясь из крестовых походов. Разве не так, мадам? — вопросительно приподняв белоснежные брови, закончила она, глядя на кипящую от злости аристократку.
Когда пухлая дама в бешенстве удалилась, оставив вопрос без ответа, Брилл лишь пожала плечами, словно бы не осознавая оскорбительной подоплеки своего высказывания; остальные женщины умолкли, неверяще хлопая глазами — насмешливые комментарии замерли на их губах, так и не сорвавшись. Весьма довольная собой и своим маленьким триумфом, Брилл опустошила бокал шампанского и поставила его на поднос проходившего мимо официанта. Вообще-то, из-за бурлящего в крови адреналина и весело пузырящегося в голове алкоголя, она не испытывала больше особого смущения.
Брилл продолжила бы вежливо и изящно язвить в ответ на уколы этих глупых сорок, но вид аккуратно причесанной темноволосой головы на странно знакомых плечах прервал ход ее мыслей. «Эрик…» Это имя, эта надежда взорвались в ее голове, прежде чем она смогла их остановить. Брилл застыла, распахнув глаза, затем поспешно извинилась перед стоящими вокруг женщинами и направилась через зал. Не задумываясь об абсурдности своих действий, она следовала за мужчиной сквозь толпы и была на грани того, чтобы позвать его, когда эта болезненно знакомая черноволосая голова повернулась к ней, открывая незнакомое лицо. Живот Брилл мгновенно налился свинцом, и, если бы позволил корсет, она бы согнулась пополам от боли своей ошибки. «Должно быть, это алкоголь… заставил меня искать его в других. Должно быть, это алкоголь. Я забыла его. Я забыла этого ублюдка».
Подняв нетвердую руку, чтобы прикрыть дрожащие губы, Брилл осторожно отошла от теснящейся толпы в дальний угол, где смогла выровнять дыхание. Схватив еще один бокал с пузырящимся шампанским, она тихо встала, прислонившись к стене, и за считанные минуты жадно проглотила сладкий напиток. Вторая волна вызванной алкоголем эйфории поползла по ее телу, усмиряя крутящую во внутренностях боль.
Брилл была настолько поглощена попытками очистить мысли, что даже не расслышала приближения тяжелых шагов, пока рука с длинными пальцами не обвилась нежно вокруг ее запястья. Она так резко отпрыгнула от неожиданного прикосновения, что рука тут же разжалась.
— Матерь божья, Бри, ты так машешь руками, что едва не разбила мне нос! — громко воскликнул Коннер, не обращая внимания на полдюжины устремленных на него косых взглядов. — Я имею в виду, что последний раз мы расстались, имея некоторые разногласия, но я не ожидал нападения, — весело продолжил он, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать изумленную сестру в лоб.
— Коннер! — воскликнула Брилл с подлинным восторгом, которого не показывала месяцами. Обвив руки вокруг шеи брата, она стиснула его так, что тот едва не задохнулся. Отпустив Коннера, она шагнула назад, все еще держа его руки в своих. — Я не думала, что ты придешь. Ты в красках продемонстрировал свое возмущение моему решению выйти замуж за Эндрю. И не отвечал на мои письма!
Беззаботная улыбка Коннера слегка поблекла под налетом смущения, и он задумчиво склонил голову набок.
— Конечно, я пришел, чтобы поддержать сестру перед свадьбой. Ничто не могло меня от этого удержать. Даже моя глубокая и неизменная неприязнь к женишку, который мне препятствовал…
Услышав это, Брилл нахмурилась и огорченно выпустила руки брата.
— Прошу тебя, Коннер… хоть на секунду перестань дурно отзываться об Эндрю. Бога ради, я же собираюсь за него замуж!
Пренебрежительно махнув рукой, тот вздохнул.
— Извини… но что ты имела в виду, когда сказала, что я не отвечал на твои письма?
Потянув брата за собой, Брилл вывела его из главного зала в боковой коридор, где они могли поговорить, не опасаясь любопытных ушей и глаз. Ее настроение неожиданно изменилось: она вдруг поняла, что злится на внезапное появление брата.
— Все эти месяцы я писала тебе каждую неделю, а тебе не достало вежливости хоть раз ответить! То есть я знаю, как ты взбешен тем, что я приняла предложение Эндрю, но никак не ожидала, что ты окажешься столь холоден и ни разу не навестишь нас. Особенно учитывая, что я нуждалась в поддержке после… ну, после… — кашлянув, Брилл отвернулась от брата.
Между ними повисло напряженное молчание, и Брилл пробежала пальцами по тяжелой прохладе украшений на своей шее. В отражении на стекле картины она видела возвышающуюся позади темную фигуру брата. Легкое прикосновение руки к ее плечу заставило Брилл скрепя сердце снова повернуться к Коннеру.
— Брилл… — медленно начал он, — я не получал от тебя никаких писем. Я думал, что это ты злишься на меня за то, что я сказал об Эндрю. Я пришел сегодня только потому, что услышал от кого-то, что здесь должен состояться праздничный бал в честь вашей предстоящей свадьбы.
Пораженная услышанным, Брилл покачала головой:
— Нет, это не может быть правдой. Я лично написала тебе приглашение. Ты должен был получить его!
Темная, убийственная пелена медленно погасила обычно яркие зеленые глаза Коннера, придав им опасный цвет древесной листвы.
— И кому же ты передавала эти письма, Брилл? Это был Эндрю, правда?! Эта свинья никогда не любила меня, но я и подумать не мог, что он зайдет так далеко, чтобы устранить меня!
Не желая слушать столь нелепые обвинения, Брилл оттолкнула раздраженного Коннера и бросилась обратно в зал. Вся радость от возвращения блудного братца улетучилась, сменившись на подогреваемый алкоголем гнев.
— Я не стану слушать эти глупости. Только из-за того, что тебе хватило безалаберности дать мне неверный адрес — СНОВА — ты не имеешь права поливать грязью моего жениха.
Споро следовавший по пятам за ней Коннер схватил ее за руку и насильно развернул к себе.
— Придет день, когда ты не сможешь закрывать глаза на грехи этого человека. Однажды ты раскаешься, что связала с ним свою жизнь, когда следовало бы все бросить и последовать за…
Затянутая в шелк ладонь Брилл внезапно с размаху опустилась на левую щеку Коннера, прервав того на середине предложения. Потрясенный этим жестоким поступком, Коннер отпустил ее и отступил на шаг, быстро прикрыв рукой пострадавшую щеку.
— Что?! Что?! — бешено переспросила Брилл, снова замахнувшись на застывшего брата. — Что я должна была сделать, Коннер? Я должна была побежать за тем негодяем, верно?! Ты это собирался сказать?
Выглядя немного оробевшим от того, что сболтнул лишнее, Коннер стиснул зубы и уставился на собственные ботинки.
— Я не хотел расстроить тебя.
— Черт побери, Коннер! Почему ты никак не повзрослеешь? Я знаю, что папа умер, когда мы оба были совсем юными, но ты не можешь вечно вести себя, как ребенок. Ты не можешь волочиться за юбками и пить, колеся по Европе, всю оставшуюся жизнь!
На щеках Коннера проступил гневный румянец, лицо потемнело от свирепой ярости. Брилл невольно задела старую рану, пробив добродушие брата насквозь, словно ударила по нему кувалдой. Коннер шагнул к ней с таким видом, будто в этот момент хотел придушить ее.
— Почему нет, Брилл? Что меня остановит? Кроме того, ты достаточно повзрослела за нас обоих, — прошипел он с несвойственным ему ехидством. — Ответственная, надежная Брилл. Которая не сможет сделать что-то не так, даже если постарается, и которая ну такая правильная во всем, за что ни возьмется. Может, хватит, Брилл?! Ты можешь устраивать свою жизнь как угодно и выходить замуж за первого встречного, но, черт возьми, позволь и мне самому принимать решения!
— Убирайся… — прошептала Брилл с припорошенной гневом болью. — Убирайся из этого дома!
— С радостью… — фыркнул Коннер, обогнул дрожащую фигурку младшей сестры и удалился по пустынному коридору. — Я бы пожелал тебе счастья с новым мужем, но религиозные убеждения не позволяют мне дать согласие на брачный союз между моей сестрой и демоном — похитителем писем! Я не могу поверить, что ты была столь глупа, чтобы доверять ему!
— УБИРАЙСЯ! — рявкнула Брилл, схватив фарфоровую статуэтку и запустив ею вслед удаляющейся фигуре Коннера. Когда тот свернул за угол и оставил ее одну в тишине холла, Брилл защитным жестом обняла себя за плечи; боль вернулась к жизни, перекрывая пузырящийся в крови дурман шампанского. Желание заплакать жгло глаза, но ни одна слезинка так и не скатилась по ее полыхающим щекам. Брилл не думала, что у нее вообще остались слезы.
Слепо повернувшись, она направилась обратно в заполненный людьми зал, не в силах ни секунды больше выносить тишину пустого коридора. «Что со мной происходит… почему я сказала все это?» Пройдя в двери зала, бледная и взбудораженная Брилл смешалась с толпой, неожиданно обрадовавшись шуму и окружающим ее незнакомым лицам. Слова брата все звучали и звучали в ее голове.
«И кому же ты передавала эти письма, Брилл?»

Тем же вечером, позже

Брилл, одетая в одну лишь ночную сорочку, воровски кралась от спальни дочери; белое кружево подола мягко шуршало по ковру коридора. Вскоре после гневного ухода Коннера она ускользнула с бала, чтобы заглянуть к Арии, как и обещала. Шли часы, и Брилл слушала, как праздник внизу подходит к концу. Теперь, в молчании спящего дома, она на цыпочках пробиралась по темным коридорам и переходам особняка.
Взглянув на большие напольные часы, выступившие перед ней из тени, Брилл тихонько выругалась. «Что я делаю… это безумие», — думала она, торопливо спускаясь по темной лестнице на первый этаж. Задержавшись внизу лестницы, она нервно огляделась: от зловещего ощущения, что кто-то наблюдает за ней, волоски на руках вставали дыбом. «Не будь дурой, все спят».
«В любом случае, я не делаю ничего дурного. Теперь я здесь живу. Если я хочу прогуляться посреди ночи, это мое дело… — покачав головой от этого жалкого оправдания, Брилл отошла от лестницы и миновала еще несколько коридоров, пока не остановилась, переминаясь с ноги на ногу, перед темнеющей дверью в кабинет Эндрю. — Не то чтобы я поверила тому, что наговорил сегодня Коннер… Я просто собираюсь быстро осмотреться, чтобы убедиться, что Эндрю не крал мою почту. Это так глупо, я должна прямо сейчас вернуться в кровать…» Но она осталась стоять где стояла, занеся руку над дверной ручкой.
Сделав глубокий вдох, прозвучавший в ее ушах до странности громко, Брилл осторожно повернула холодную латунную ручку и обнаружила, что комната заперта. Она ждала этого, поэтому потянулась и вынула шпильку из спускавшейся вдоль спины небрежной косы. Изогнув концы шпильки, Брилл встала на колени, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с замочной скважиной. Засунув в отверстие модифицированную шпильку и прижавшись ухом к двери, она осторожно повернула импровизированный ключ. Сосредоточенно прикусив язык, Брилл повернула шпильку еще раз, торжествующе улыбнувшись, когда в воздухе разнесся резкий металлический щелчок.
Медленно поднявшись, она снова взялась за ручку и толкнула теперь уже открытую дверь внутрь. Поколебавшись, Брилл ступила под священные своды личного кабинета Эндрю — места, куда раньше не осмеливалась войти. Отбросив страх, она поспешила к массивному дубовому столу, протянувшемуся вдоль одной из сторон комнаты. «Я совсем рехнулась… Я точно рехнулась. С чего бы Эндрю не отправлять мои письма?»
Раздвинув портьеры позади стола, чтобы впустить жемчужный лунный свет, Брилл быстро отвернулась от окна и села в кожаное кресло Эндрю. Открывая ящики один за другим, она быстро пробегала глазами по бумагам, все это время чувствуя себя полной дурой. Барабаня пальцами по гладкой поверхности стола, она почти убедила себя встать и уйти, когда потянулась вниз и открыла последний ящик. Наклонившись вперед, Брилл недоверчиво рассматривала его содержимое, затем взяла пачку нераспечатанных писем — на каждом были четко написаны имя и адрес ее брата. Ужас от того, что она увидела своими собственными глазами, затопил ее. Онемевшими пальцами Брилл достала письма из ящика и положила на стол.
Когда комнату вдруг залил свет газовых ламп, Брилл едва не выскочила из кожи, но, когда она подняла глаза на стоящего в дверях мужчину и увидела выражение его лица, сердце ее ухнуло в пятки.
Эндрю хмуро смотрел на нее через комнату, свет ламп отражался в его темных глазах мириадами огоньков. Он сделал один-единственный изящный шаг и, оказавшись в комнате, медленно закрыл за собой дверь.
— Что ты тут делаешь, Брилл? — тихо спросил он, и его взгляд упал на стопку писем на столе.
Не позволяя бегущему вдоль позвоночника ознобу взять верх над бурлящей внутри яростью, Брилл вскочила на ноги, схватила пригоршню нераспечатанных писем и сжала их в кулаке так, что костяшки побелели.
— Что это, Эндрю? Почему ты спрятал все мои письма?! Ты не имел права этого делать!
Тихо откашлявшись, Эндрю прошел в середину комнаты.
— Я не хотел тебе этого говорить, потому что несколько месяцев назад у тебя был такой трудный период, а Коннер становился все более непредсказуемым. Он постоянно пытался…
— Я тебе не верю! — выкрикнула Брилл, прервав это бесстрастное объяснения. — Не существует причины, по которой ты мог бы так со мной поступить! — Скомкав письма в руке, Брилл швырнула их в лицо жениху. Обогнув стол с такой скоростью, что ее белая коса хлыстом взметнулась за спиной, она затрясла пальцем под носом у Эндрю.
— Прекрати это… — медленно проговорил тот; его глаза, похожие на черных жуков, следили за ее дикой жестикуляцией. Когда Брилл проигнорировала угрозу, таившуюся в этих двух словах, Эндрю схватил ее за запястье, сжав его чуть сильнее, чем следовало. — Я сказал, прекрати это! — прошипел он, все сильнее стискивая пальцы вокруг ее тонкой руки. — Если хочешь знать, я не питал особой любви к тому, каким образом твой братец постоянно высмеивал меня за моей спиной. И поэтому я думал, что если ты разок не получишь от него письма, то мне не придется терпеть его раздражающее присутствие. — Лицо Эндрю слегка смягчилось, затем он улыбнулся Брилл. — Кроме того, нам ведь не нужно, чтобы вся твоя семья ходила за нами по пятам во время медового месяца, не так ли?
— Я не верю тебе! Я не верю, что ты мог манипулировать нами подобным образом. Ты не имел права!
— Полагаю, я только что объяснил свои причины, — заявил Эндрю, перестав улыбаться. — Итак, я готов простить тебе взлом моего кабинета. Так что — дискуссия окончена.
— Нет, не окончена! Откуда мне знать, что ты уже не делал подобные вещи? Откуда мне знать, что ты… — голос Брилл оборвался в жуткую тишину, когда в ее голове промелькнула ужасная мысль. Побледнев, как выцветшая фотография, Брилл уставилась на Эндрю широко раскрытыми ищущими глазами. — Ты имеешь какое-то отношение к тому, что Эрик уехал? — ошеломленно прошептала она, мгновенно осознав чудовищность ситуации. — Ты что-то сделал, чтобы заставить его уех…
Удар пришел из ниоткуда. Зубы Брилл клацнули, и тут же перед глазами вспыхнули яркие звезды. Борясь с головокружением, она запрокинула лицо — черные бездонные глаза Эндрю, казалось, приближались, становясь все больше и застилая поле зрения, пока ничего, кроме них, не осталось. Хватка вокруг ее запястья усилилась.
— Я же сказал тебе, разговор окончен.


Глава 34: Реальность богаче выдумки

Удар пришел из ниоткуда, застигнув Брилл врасплох, и она бы упала на колени, если бы не стальная хватка вокруг запястья. Подняв свободную руку к пылающей щеке, она вскинула голову и ошеломленно взглянула в спокойное лицо Эндрю. В его темных глазах промелькнул отблеск чего-то, похожего на удивление, словно он сам поразился этому удару не меньше, чем Брилл. Но этот момент был кратким и быстро прошел. Давление на ее запястье усилилось.
— Я же сказал тебе, разговор окончен, — твердо заявил Эндрю, нахмурившись — между его бровей пролегла вертикальная складка. Выждав мгновение, он осторожно посмотрел на мертвенно бледное лицо Брилл и, поскольку та не стала спорить, слегка разжал руку на ее запястье и помог ей выпрямиться. Он нежно провел самым кончиком пальца по красному следу удара на ее щеке. Брилл отшатнулась с болезненным полувздохом-полувсхлипом; ее широко распахнутые серые глаза смотрели настороженно, как у загнанного в угол зверька.
При виде ее реакции на красивое лицо Эндрю еще глубже наползла тень беспокойства и сожаления. Он уронил руку, и непроницаемая чернота отступила из его глаз, сметенная чувством вины.
— Я не хотел этого делать. Прости… я не хотел. Причинить тебе боль — последнее, чего бы я хотел.
— Ты ударил меня… — неверяще прошептала Брилл, сделав еще несколько торопливых шагов назад. — Как ты мог так поступить?
Проведя рукой по аккуратно уложенным волосам, Эндрю со стыдом уставился в пол.
— Прости… Я не знаю, что произошло. Я бы никогда не обидел тебя! Я люблю тебя, Брилл.
Наткнувшись на стоявший позади стол, Брилл перестала пятиться. Отупляющий шок замедлил все мысли, оставив ее практически парализованной: она могла лишь смотреть через комнату на Эндрю, который стоял, отвернувшись, низко опустив голову и опершись рукой о стену. Брилл снова подняла дрожащую руку и защитным жестом коснулась своего пылающего лица, следя глазами за каждым движением Эндрю. По комнате разлилось удушливое молчание, пока даже легчайший звук не стал казаться громовым раскатом. Влажное шипение газовых ламп и металлическое тиканье карманных часов Эндрю слились воедино, создавая зловещий ударный фон скопившемуся в комнате напряжению.
С проклятьем Эндрю развернулся и направился туда, где, вжимаясь в твердую поверхность стола, стояла Брилл. Его щеки покрывал яркий румянец, глаза блестели, как пылающие угли, с губ срывались тяжкие вздохи.
— Это все было просто ошибкой, — наконец сказал Эндрю, пытаясь придать голосу легкость. — Раньше я никогда настолько не терял контроль над собой, и впредь этого не повторится. Клянусь! Я полюбил тебя с первого взгляда. Ты это знаешь!
По-прежнему оставаясь неподвижной, Брилл вцепилась в край стола позади себя. Она видела, как губы Эндрю двигаются, произнося какие-то слова, но все звуки поглощало гудение в голове. Хотя жжение на лице постепенно утихло, Брилл была не в силах постичь то, что происходило сейчас у нее на глазах. Она знала Эндрю десять лет, и за все это время он никогда слова плохого ей не сказал. Как мог этот человек, который поддерживал ее после смерти Джона, быть одновременно и тем, кто сейчас стоит перед ней и просит прощения за то, что ударил ее? Это не может быть один и тот же человек. Как будто Эндрю, которого она знала, был одержим кем-то совершенно чужеродным. «Или, возможно, я вообще никогда на самом деле его не знала».
Когда пространное и логичное извинение Эндрю подошло к концу, Брилл обнаружила, что хочет принять все, что он сказал. Пока она стояла тут, практически ощущая наливающийся на щеке синяк, малодушный голос в голове принялся успокаивающе нашептывать ей в ухо: «Смотри, каким робким он теперь выглядит. Бедолага занимается самобичеванием из-за своей маленькой ошибки. Он извинился… он чувствует себя ужасно. Эти письма… все это просто недоразумение. Это было недоразумением…»
Слегка кивнув в ответ на свой внутренний монолог, Брилл уставилась в пол. Было невозможно думать, пока ее глаза были пойманы умоляющим взглядом Эндрю. «Это была ошибка… ошибка, забудь об этом, и это никогда не повторится. Это была ошибка».
Медленно открыв рот и выпятив подбородок, Брилл нахмурилась: ее разум начал проясняться. До нее начал доходить смысл ситуации. «Нет… это неправильно… все совсем не в порядке… не в порядке…» — выкрикнул другой голос, сильный голос, к которому она привыкла. Возникшее было малодушие увяло от силы прежнего духа, который она подавляла все эти месяцы. Ярость, вызванная поступком Эндрю, вскоре охватила все ее существо. Легендарный характер Брилл вернулся во всей своей красе.
Когда гнев рассеял туман в голове, Брилл вновь скрестилась с Эндрю взглядами. Тот ждал ответа. И когда она, сжав губы, оттолкнулась от стола, то была готова предоставить ему таковой.
— Это не было ошибкой, Эндрю. Ты взрослый человек! Ты не сможешь назвать мне ни одной возможной причины, по которой я приму то, что ты поднял на меня руку подобным образом!
Шокированный ее неожиданным нападением, Эндрю мог лишь, моргая, смотреть на свою невесту, которая яростно тыкала в его сторону пальцем. По бессмысленному выражению его лица было ясно, что он ждал от нее тихого согласия. Впервые с момента помолвки темперамент Брилл просочился наружу, и, по-видимому, Эндрю не знал, что с этим делать.
— И учти, Эндрю, никакие извинения не заставят меня отмахнуться от произошедшего!
— Брилл, почему ты ведешь себя подобным образом? Я сказал, что мне жаль. Чего еще ты от меня ждешь? — ответил Эндрю: робкое выражение его лица истаяло в злобном взгляде. Раздраженно поджав губы, он скрестил руки на груди.
Брилл практически видела, как в его голове завертелись колесики. «Прямо сейчас он удивляется, что за муха меня укусила. Я должна постоять за себя. Я не должна позволить ему увериться, что всегда буду соглашаться с ним. Он всегда говорил, что любит меня… но любит ли он настоящую меня или ту личность, которую я демонстрировала? Ох! Какой я была дурой».
Впервые за долгие месяцы ощутив себя самой собой, Брилл позволила своему гневу вырасти, счастливая тем, что наконец чувствует что-то еще помимо оцепенения, владевшего ею с того момента, как она приняла предложение Эндрю. Она медленно сжала кулаки и уперла их в бедра, ощущая странное головокружение от привычного действия. Она была готова к битве, а что насчет Эндрю?
— Ты можешь объяснить, что моя личная переписка с братом делает в ТВОЕМ столе? — прорычала она: слова буквально выстреливали из ее рта — быстрые и опасные, как летящие пули.
— Брилл… — начал Эндрю с ноткой покровительственного вздоха. — Я тебя умоляю. Нам обязательно разбираться со всем этим прямо сейчас? Уже поздно, и тебе следует лечь спать. — Наряду с тревогой в его темные глаза вновь проскользнуло раздражение. Раньше он никогда не сталкивался с этой стороной Брилл.
— Ты можешь ответить мне, когда я спрашиваю, имеешь ли ты отношение к поспешному отъезду Эрика? — продолжала та, как будто он и слова не сказал, ощущая, как к лицу вновь приливает кровь, затем сделала шаг вперед и потрясла кулачком под носом у Эндрю. При упоминании имени Эрика в его глазах подобно отблеску пламени свечи на долю секунды промелькнула вспышка холодной ярости, но эта эмоция сгладилась так быстро, что Брилл не успела ее даже заметить, не то что испугаться. — Отвечай же!
Скрестив руки на груди и слушая возгласы Брилл с холодным раздражением в глазах, Эндрю стоял на своем. Трещина, возникшая на миг в его спокойствии и выдержке, плотно закрылась.
— Я не стану сейчас участвовать в этом ребячестве, Брилл. Уже поздно. Ты должна…
— Перестань говорить мне, что я должна делать, — прошипела она. — Я сыта этим по горло.
В ответ на такую несговорчивость Эндрю сощурился, одним неуловимым движением схватил запротестовавшую Брилл за руку и выволок ее из кабинета.
— Ты будешь делать, как я скажу. Ты моя невеста. Ты будешь делать, как я скажу, и пойдешь спать!
— Нет, не буду, самонадеянный ублюдок! До сих пор я давала тебе свободу действий, потому что доверяла твоему здравому смыслу, но больше не собираюсь быть твоей тихой глупо улыбающейся невестой! Слушай, когда я к тебе обращаюсь! — упираясь голыми пятками, Брилл пыталась оторвать пальцы Эндрю от своего запястья. — Пусти меня. Нам нужно поговорить об этом… скажи мне правду!
Оглянувшись через плечо, Эндрю одарил ее взглядом столь ледяным, что мог бы расколоть дерево до самой сердцевины.
— Иногда правде лучше оставаться погребенной, Брилл, — холодно заявил он, несясь дальше и волоча ее за собой к темной лестнице.
Едва ли не скача вприпрыжку, чтобы не отстать от напористого аллюра Эндрю, Брилл продолжала выдираться из его хватки.
— Мой отец часто говорил, что все тайное обязательно становится явным. Скажи мне правду сейчас, или я сама до нее докопаюсь. Это важно для меня, Эндрю. Я выставила своего брата из дома, потому что защищала тебя! — ее голос неестественно громко разнесся по безмолвной тьме коридора.
Замерев на нижней ступеньке, одной рукой крепко вцепившись в перила, Эндрю задумчиво склонил голову набок.
— Правда? — пробормотал он себе под нос со странным мрачным наслаждением в глазах. — Какая приятная неожиданность.
— Что ты сейчас сказал?
Вздрогнув, как будто забыл о ее присутствии, Эндрю быстро посмотрел ей в лицо, затем развернулся и продолжил подниматься по лестнице. Брилл уставилась ему в спину, заметив, что его сведенные плечи внезапно расслабились, и ощутила, как из хватки на ее руке исчезло некоторое напряжение. Мистическим образом настроение Эндрю повысилось, он одарил ее короткой улыбкой и замедлил шаг.
Потом, отпустив запястье Брилл, Эндрю остановился и повернулся, чтобы посмотреть на нее сверху вниз.
— Полагаю, я задолжал тебе объяснение, — наконец вздохнул он; сейчас его манеры вновь напоминали того открытого и невозмутимого мужчину, которого она знала. Полное превращение меньше чем за секунду было озадачивающим. Должно быть, что-то изменило его мнение. — Полагаю, мне следует начать с того, почему письма твоего брата оказались у меня в столе. — Поджав губы и засунув руки в карманы, Эндрю оперся бедром о перила. — Я не хотел говорить тебе, потому что боялся, что это ранит твои чувства. Эти письма были у меня, поскольку их все отослали обратно. Очевидно, адрес был неправильный. Думаю, Коннер снова уехал, не сказав тебе, и я не хотел, чтобы ты волновалась об этом за несколько недель до свадьбы. — Пожав плечами, Эндрю потупился. — Видя, как ты расстроена, я понимаю теперь, что должен был давно сообщить тебе. Что еще я могу сказать, кроме того, что совершил ошибку? — Вынув руку из кармана, чтобы потрепать Брилл по подбородку, он робко улыбнулся. — Это достаточно правдиво для тебя? Есть что-то еще, о чем тебе нужно знать?
Мысленно прокручивая объяснение, Брилл продолжала молчать, ее глаза следили за лицом Эндрю в поисках хоть какого-то знака притворства, но ничего не обнаружили: его темные глаза неотрывно смотрели на нее, ничего не отражая в тусклом свете. Его рассуждения тоже были неоспоримы, он не сказал ни единого неверного слова.
Профессия Коннера предусматривала постоянные разъезды, и он часто покидал город, не уведомив свою младшую сестру. Это не означало, что он не заботился о ней или не хотел, чтобы Брилл знала, где он был, скорее, причина была в том, что он — пустоголовый музыкант. Коннер так и не повзрослел по-настоящему после смерти отца, предпочитая проводить дни, танцуя по жизни и волочась за юбками. Игнорируя само существование боли в этом мире, он таким способом справлялся с собственной болью. «Я не должна была называть его инфантильным. Это было нехорошо с моей стороны… он заботился обо мне, насколько мог, пока я не вышла замуж за Джона».
Тот же малодушный голос, который хотел не обращать внимание на грубое поведение Эндрю этим вечером, воспользовался нерешительностью Брилл, снова предлагая легкий выход из всей этой неразберихи. «Все верно. Должно быть, Коннер забыл. Не знаю, отчего я так расстроилась, я должна была сама об этом подумать. Кроме того, зачем бы Эндрю желал украсть мои письма? Это просто глупо. Эндрю всегда заботился обо мне… он всегда был добр…»
Но на этот раз песнь сирены не смогла полностью просочиться в ее сознание, и Брилл распознала этот обманчивый шепот. Оттолкнув прочь жеманный голос, она неодобрительно посмотрела на Эндрю, который погладил ее по плечу, затем развернулся и продолжил подниматься по лестнице. Он принял ее секундное молчание за окончание разговора.
Приподняв подол своей ночной сорочки и последовав за Эндрю вверх по лестнице, Брилл снова открыла рот:
— Спасибо за объяснение, — начала она, поднимаясь за ним на лестничную площадку.
Живо улыбнувшись, Эндрю пожал плечами:
— Я рад, что мы смогли разобраться с этим недоразумением. Я чувствовал себя весьма неуютно, ссорясь с тобой, но это преподало мне урок — я должен крепче держать свой гнев в узде. Теперь все должно вернуться в норму… но я постараюсь быть более честным с тобой. Когда произойдет что-то важное, ты об этом узнаешь.
Сжав руки на груди, Брилл спокойно кивнула:
— Я рада, что ты так решил, потому что у меня есть к тебе еще один вопрос.
Эндрю великодушно улыбнулся ей, и его зубы ярко сверкнули в тусклом свете.
— Конечно, спрашивай, о чем хочешь, — беспечно сказал он.
Без промедления выражение лица Брилл стало таким же ровным и холодным, как зимний пейзаж за окнами, и она озвучила последнее вспыхнувшее в голове подозрение:
— Ты не ответил мне, когда я спросила, имеешь ли ты какое-нибудь отношение к отъезду Эрика. Так имеешь?
За этим провокационным вопросом последовал миг тишины; даже в темноте Брилл видела, как с лица Эндрю смело весь хороший настрой. Изменение его выражения было мгновенным: рот крепко сжался, брови нахмурились, а глаза угрожающе засверкали. Внезапно Брилл стало не по себе, и она торопливо попятилась назад, пока не нащупала пяткой край ступеньки.
— Этот человек ушел по своей воле. Я не выгонял его из дома. Если я правильно помню, в то время я был болен.
Несмотря на повисшее в пространстве между ними ощутимое напряжение, Брилл не колебалась. Она упорно продолжала:
— Да, но я помню что-то насчет письма, которое вывело его из себя перед тем, как он уехал. Правда, забавно, что Эрика разозлило именно письмо, а не что-то другое? Особенно учитывая, что сегодня я обнаружила, что мои письма оказались у тебя.
Сжав кулаки до побелевших костяшек, Эндрю резко отвернулся от нее.
— Эрик… Эрик… Эрик… Почему я не могу избавиться от этого проклятого имени?! — с надрывом выдавил он: его плечи едва ли не тряслись от исходившей от каждого слова мощи. — Совсем как Джон… снова и снова, и, кажется, ничто не может избавить от этого проклятого имени, кроме разве что… — Поток слов внезапно прервался. Эндрю слегка выпрямился, словно его только что посетило неожиданное озарение.
Переминаясь с ноги на ногу на холодном мраморе пола, Брилл жадно слушала, уставившись в спину своего жениха и хмурясь все сильнее. В голове воскресли знакомые тревожные колокольчики. Она чувствовала, что упускает нечто невероятно важное. «О чем он говорит? Совсем как Джон — что?»
Движимая энергией звенящего в затылке беспокойства, Брилл сделала шаг вперед и осторожно взялась за напряженную руку Эндрю.
— Эндрю, ты должен сказать мне. Я не могу выйти замуж за человека, который склонен что-то скрывать от меня.
Повернув голову на звук ее голоса, тот уперся взглядом в пол; его глаза смотрели так яростно, что Брилл ожидала, что ковровая дорожка вот-вот вспыхнет. Он продолжал смотреть куда-то в пространство, и резкие черты его профиля казались сероватыми в гнетущей темноте особняка.
— Ты… не можешь… выйти за меня? — раздался агонизирующий шепот.
— Нет, если ты собираешься поступать подобным…
Прервав Брилл, Эндрю медленно повернулся к ней лицом: чернота его глаз сливалась с ночным мраком, придавая его обычно приятному лицу маниакальный вид безглазого черепа.
— Что еще я должен для тебя сделать?! Неблагодарная маленькая ирландская потаскуха!
Оскорбившись, Брилл сильнее сжала руку на его предплечье:
— Как ты смеешь называть меня…
Зарычав и оскалив белые зубы, Эндрю дернул руку вверх, освобождаясь от ее хватки. Когда Брилл торопливо отпустила его, кончик его локтя случайно задел ее подбородок и фактически рассек ее нижнюю губу точно посередине. Напуганная этим неожиданным движением и расцветшей во рту болью, Брилл поспешно отшатнулась, подняла руки, чтобы зажать струящуюся по лицу кровь, и в тот же миг нащупала под пяткой пустоту.
Не вполне осознавая происходящее, истекающая кровью Брилл начала заваливаться назад, во тьму лестничного пролета: ее нога соскользнула с края верхней ступеньки и провалилась в никуда. Взмахнув руками, Брилл отчаянно попыталась ухватиться за перила, цепляясь ногтями за гладкую поверхность, но из-за крови пальцы скользили, не давая удержаться.
Время замедлилось, пока не стало казаться, что оно совсем остановилось: рука Брилл окончательно соскользнула с перил, пятки съезжали по ступеньке, пока совсем не потеряли опору. Понимая, что падает, Брилл медленно подняла глаза и встретилась взглядом с Эндрю. Тот вздрогнул, разинув рот в безмолвном крике, потом потянулся к ней и вцепился в ее рукав. Измененное чувство времени Брилл растянулось, затем ускорилось, и ее рукав оторвался, оставшись в кулаке Эндрю. Она даже не успела закричать, когда ее левое бедро ударилось о край лестницы.
Пересчитав каждую ступеньку, Брилл кубарем скатилась по лестничному маршу, со стоном растянувшись у его подножия: ее голова покоилась на нижней ступеньке. Зрение сжалось в серый тоннель, помутневшим взором она вглядывалась в перевернутые вверх дном и казавшиеся бесконечными лестницы. Над ней склонилось расплывающееся лицо кричащего изо всех сил Эндрю… и в этот миг чернота полностью поглотила ее. Сделав осторожный вдох сквозь боль, пульсирующую в каждом дюйме тела, Брилл погрузилась в уютные объятия тьмы.
Ее последняя ясная мысль сконцентрировалась на ушедшем счастье. «Эрик…»

***

Эхо резко оборвавшегося лихого крещендо наполнило самые темные пространства подвалов под оперным театром. Руки Эрика застыли над клавишами, позволяя мрачным нотам раствориться в никуда, пока сам он упирался невидящим взглядом в верхушку канделябра своего недавно отремонтированного органа. Когда к его конечностям медленно вернулась подвижность, Эрик, нахмурившись, повернул голову в сторону, его руки медленно соскользнули со слоновой кости на колени. Развернувшись на гладком дереве табуретки, чтобы окинуть взглядом главную залу своего жилища, Эрик искал тени там, куда не дотягивался свет свечи.
— Эй? — позвал он в пустоту комнаты, почувствовав себя идиотом, когда ответило лишь печальное эхо его собственного голоса.
Покачнувшись, Эрик встал и провел рукой по левой стороне лица, продолжая ощупывать комнату взглядом. «Могу поклясться, что только что слышал, как кто-то произнес мое имя… Должно быть, это одиночество в конце концов свело меня с ума». Чувствуя себя так, словно у него под кожей что-то ползает, Эрик энергично потер ладони. Ощущение панического ужаса сжало его желудок, но он попытался взять себя в руки.
В последний месяц или около того Эрик наконец-то исцелился от томительной потребности быть рядом с людьми и снова удалился в холодные глубины своего подземного владения. Внизу, во мраке глубочайших подвалов Оперы, он смог наконец успокоиться, смог забыть. Он больше не ощущал притяжение людей, живущих и работающих в здании над ним. Теперь Эрика устраивало и собственное общество, ну, или он так думал. Если он слышит голоса, это было не слишком хорошим знаком. А хуже всего, он боялся, что узнал мягкие интонации, с которыми было произнесено его имя. Эрик готов был поклясться, что некая ирландка находилась в этой комнате рядом с ним. Но, к счастью, миг его помешательства был краток. Уже сейчас, пока он стоял, пристально вглядываясь в черную воду подземного озера, его пульс возвращался в норму.
Постукивая пальцем по ямочке на подбородке, Эрик повернулся и подхватил другой рукой ближайшую лампу, затем, повинуясь внезапному порыву, прошествовал к кромке темной воды и прыгнул в поджидающую его лодку. Споро отталкиваясь шестом в тишине озера, он мрачно улыбнулся знакомому пламени, разгоревшемуся между плеч. Не задумываясь об этом, Эрик бесшумно плыл под темными сводами к противоположному краю озера. «Возможно, я слишком долго оставался наедине с собой. Возможно, пришло время провести час-другой над землей. Просто чтобы убедиться, что я не совсем рехнулся», — думал он, закрепляя лодку.
Выпрямившись, Эрик сдернул лампу с носа лодки и, выйдя из тьмы, начал пробираться сквозь запутанную череду лестниц и коридоров. С каждым преодоленным пролетом он все четче различал приглушенные звуки людской жизни. Осмотрительно скрываясь в самых темных углах оперного театра, подальше от любопытных глаз, Эрик лез верх, пока не взгромоздился на свое любимое место высоко над сценой.
По царившему на сцене относительному запустению он заключил, что уже довольно поздняя ночь. Не спала лишь пара уборщиц, подметавших заново отстроенную сцену. Вздохнув и склонив голову набок, он прислушался к болтовне женщин. Знакомый прононс родного языка действовал до странного исцеляюще, окончательно расслабляя остатки тревоги в его животе. «Это не слабоволие — потребность время от времени слышать чей-нибудь голос, хотя бы недолго. Я был неправ, отсутствуя так долго».
Одна из работавших внизу женщин вдруг потрясенно ахнула, отвлекая его от раздумий. Глянув вниз, Эрик не смог удержаться, чтобы не подслушать их разговор, гадая, что так поразило женщину.
— Все говорят об этом. Не могу поверить, что ты так и не увидела его! — воскликнула старшая из женщин, постукивая по полу своей метлой.
Хмуро посмотрев на товарку, более молодая светловолосая женщина покачала головой и пожала плечами.
— Мне было чем заняться. У меня не было времени, чтобы сделать перерыв и пойти поглазеть на какого-то мужчину.
— Что за глупость, — упрекнула ее женщина постарше. — И он не был просто каким-то мужчиной. Он был очень красивым. Рыжие волосы и самые прекрасные зеленые глаза, какие я когда-либо видела. К тому же иностранец.
Резко выпрямившись высоко над их головами, Эрик прислушался тщательнее, ощутив укол любопытства. «Иностранец с рыжими волосами и зелеными глазами… по описанию очень похоже на Коннера. Что за странное совпадение».
— В любом случае я была занята, — обиделась блондинка, сметая пыль в аккуратную кучку. — Как бы там ни было, зачем какому-то незнакомцу приспичило бродить по Опере? Мы еще не открылись.
— Ну, я слышала от Мадди, что он приходил, чтобы повидаться с кем-то конкретным, кто раньше здесь работал.
— Да здесь куча народу РАНЬШЕ работала. После пожара половина труппы уволилась. И кого он искал?
— Ты когда-нибудь слышала о мужчине по имени Эрик, который работал тут до пожара, потому что именно его он и искал. Я не уверена… — говорившая осеклась, затем обе женщины с удивлением глянули вверх, привлеченные донесшимся оттуда странным шумом. — Ты это слышала?
Эрик зажал рот обеими руками, чтобы приглушить рвавшийся наружу изумленный вопль. Мостик под ним раскачивался от его резких движений, канаты протестующе скрипели. Он сидел абсолютно неподвижно, поэтому звуки вскоре стихли, и женщины под ним нервно рассмеялись. «Должно быть, это совпадение. Почему бы Коннеру искать меня здесь? Я не говорил, что вернулся… — Чертыхаясь про себя, Эрик вспомнил, как однажды сказал проклятому ирландцу, что когда-то работал в оперном театре. — Проклятье, проклятье, проклятье!»
Кашлянув, старшая женщина вернулась к уборке; слегка понизив голос, она продолжила с того места, где остановилась:
— Он сказал, что этот Эрик должен ему денег или что-то вроде того. И что если кто-нибудь в курсе, куда делся этот человек, они должны дать ему знать. Тебе надо было видеть, какое лицо было у мадам Жири, когда она услышала это имя. Я думала, она грохнется в обморок, пока мужчина не упомянул о деньгах. Кажется, после этого она расслабилась. Подозреваю, что тот Эрик, которого она знала, не мог задолжать деньги этому ирландцу, — закончила она, пожимая плечами.
— Какая странная история, — пробормотала блондинка и наклонилась, чтобы замести кучку пыли в совок.
«Действительно, странная история, — думал Эрик, бесшумно вставая и крадясь по мостику к ближайшей лестнице. — Какого дьявола Коннеру вздумалось искать меня сейчас, после стольких месяцев? Я определенно не брал взаймы у этого человека никаких денег. Я бы с ним даже в покер играть не сел — не такой уж я дурак». Отмахнувшись от инцидента как от разового вторжения, Эрик решил больше об этом не беспокоиться. Коннер не знал, что он вернулся в Оперу, и просто хватался за соломинку. Тот факт, что Эрик был уверен, что слышал этой ночью голос сестры Коннера, был отвергнут как странное совпадение и не более того.
«Нет нужды и дальше волноваться об этом. Эта часть моей жизни закончена. Нет нужды волноваться… он не вернется».

***

Боль, дробящая кости боль наполняла разум Брилл, пока та медленно приходила в себя. Звон в ушах заглушал все звуки извне, кроме ритмичного стука ее собственного сердца, но вдалеке, будто полуоформившуюся мысль, она слышала мужской голос, шепчущий ей в ухо. Смутно узнавая голос, Брилл вздохнула, наслаждаясь состоянием полудремы. «Джон…»
Эндрю, рад снова видеть тебя. Я был уверен, что ты откомандирован за многие мили отсюда. Что ты тут делаешь? — добродушно пробормотал сквозь тьму первый голос.
Так и было… — последовал нерешительный ответ от столь же знакомого голоса. — Но я решил, что они в состоянии поскучать без меня несколько дней, поэтому я могу сбежать и навестить своего младшего брата.
На этом месте первый голос, голос Джона, рассмеялся.
Думаю, в этом и состоит преимущество полковника перед скромным майором.
Хмм… да. Разумеется, — рассеянно ответил Эндрю, как будто на самом деле не обратил на это внимания. — Брилл написала мне позавчера, — внезапно произнес он. — Она просила позаботиться о тебе. Сказала, что в последнее время видит очень дурные сны. Бедняжка. Бедная, бедная девочка. — В голос Эндрю вкралось раздражение, лишь затем чтобы смениться своего рода нетерпеливой злобой.
Да, она правда очень беспокоится. Но я всегда говорил, что ей не о чем волноваться, — медленно отозвался Джон, как будто его удивили странные интонации брата.
Затем последовало короткое шуршание ткани, и Эндрю заговорил снова:
Боюсь, у нее есть повод для беспокойства, Джон.
О чем ты гово… — фраза оборвалась, когда в ушах Брилл раздался оглушительный хлопок.
Рывком придя в сознание, она с шумом втянула воздух и с бешено стучащим сердцем и скручивающими живот масляными волнами тошноты медленно открыла глаза. Моргая от льющегося в окно яркого света, Брилл двинулась, чтобы повернуться на бок, но остановилась, когда бок лизнула вспышка боли, и в замешательстве приложила руку к пульсирующей голове. Отзвуки кошмарного сна все еще бились в черепе. «Что произошло? Что это было? Это было похоже на Джона и Эндрю, когда они вместе были в армии… но эта последняя часть… эта последняя часть…»
— О, вижу, вы уже проснулись. Это хорошо, — пробормотал мягкий голос от края кровати.
Резко повернув голову, Брилл взглянула на пожилого джентльмена в сидящих на кончике носа больших круглых очках.
— Кто вы? Что произошло? — хрипло прошептала она, пытаясь прочистить мозги и наблюдая, как незнакомец поправляет очки.
— По-видимому, прошлой ночью вы упали с парадной лестницы. Лорд Донован вызвал меня осмотреть вас. Я доктор Бьюмон, — умолкнув, мужчина поднялся и достал из стоящей на полу кожаной сумки маленький флакон. — Полагаю, вы испытываете сильную боль. Вы сломали ребро и довольно сильно ударились головой, пока катились вниз. Я зашил вашу губу и забинтовал ребра. Вам повезло, что не сломали шею. — Сев на стул возле кровати, старый доктор улыбнулся ей: — Откройте на секунду рот, я дам вам кое-что от боли.
С подозрением глянув на флакон в его руках, Брилл облизала губы, поморщившись из-за швов на нижней губе. Мгновение она подумывала отказаться от предложения, но очередная волна боли, пронзившая грудную клетку, испарила последние капли решимости. Брилл покорно открыла рот и без звука протеста приняла настойку опия. Скривившись от горечи лекарства, она поблагодарила доктора и испуганно скользнула взглядом по комнате.
— Лорд Донован здесь? — тихо спросила она, отчаянно надеясь, что ответом будет «нет». Покачав головой, доктор начал складывать свои вещи.
Пока старик собирал свой медицинский набор, Брилл мысленно вернулась в прошлую ночь. Конкретные детали по-прежнему были расплывчаты, но она запомнила две очень важные вещи. Во-первых, Брилл помнила, что именно спровоцировало всю ситуацию в целом, когда Эндрю ударил ее в приступе ярости. Во-вторых, она воскресила в памяти сон, приснившийся ей несколько минут назад, и размышляла над тем, что могло означать столь ужаснувшее ее видение.
Достоверность сна была невероятной, даже непостижимой. Тревожные колокольчики оглушительным хором звенели в голове Брилл всякий раз, когда она вспоминала последние три секунды своего звукового видения. В ее одурманенном состоянии мозг не мог полностью охватить то, что обычно было очень ясным. «Как это может быть правдой? Это не может быть верным… Они же братья… Эндрю никогда бы не причинил вреда Джону… — шептала малодушная часть. — Кроме того, у Эндрю не было причины причинять вред Джону. Ведь это он был наследником рода Донован. У него не было причины…»
С трудом усевшись и привалившись к горе подушек позади, Брилл была благодарна быстрому действию лекарства, умерившего боль в ребрах. Пока доктор Бьюмон прощался, в ее голову закралась жуткая мысль. «Но у Эндрю была веская причина. У него всегда была веская причина для всего, что он делал в последние десять лет. Я… что, если он убил Джона из-за меня? Что, если он был таким щедрым после его смерти не в память о брате, а из-за меня?!»
Радуясь тому, что доброго доктора больше нет в комнате, чтобы увидеть, как ужас от понимания стирает все краски с ее лица, Брилл прикрыла рукой трясущиеся губы. «Он ни разу не ответил насчет Эрика… что, если и за этим стоял он? — Воспоминания, которые в то время казались совершенно безобидными, сейчас мрачно нависали на границах ее сознания. — За эти годы было столько несчастных случаев. На следующий день после того, как Джон объявил о нашей помолвке, его любимая гончая была случайно убита на охоте. Эндрю выглядел таким расстроенным, потому что это его пистолет промахнулся. Да были сотни подобных случаев! Он все время настаивал, чтобы Арию отослали в школу… Господи, как я могла быть настолько слепой!»
Накатила паника. С затрепыхавшимся где-то в горле сердцем Брилл трясущимися руками натянула одеяла повыше на грудь. Неоспоримая истина, которая годами висела перед носом, в итоге отказалась и дальше отделываться поверхностными объяснениями. Эндрю был не тем, кем казался: под маской стойкой привязанности скрывалась тьма, которая лишь теперь проступила сквозь трещины. «Я должна что-то сделать! Что я могу?! Я прогнала Коннера… и Эрик ушел. Мне больше не к кому обратиться! Я не могу здесь больше оставаться!»
Сквозь бьющиеся в голове смятение и ужас Брилл внезапно совершенно четко осознала одну вещь. Она должна как можно скорее убраться из этого дома. Она должна сбежать от Эндрю раньше, чем тот снова потеряет контроль над собой.


Глава 35: Страх

Брилл медленно открыла глаза и в наркотическом оцепенении оглядела спальню. Выпростав руку из-под одеяла, она прижала ладонь к виску: казалось, будто голова парит в шести футах над телом. Сознательные мысли попеременно то оказывались в фокусе, то размывались, выплывая из-под волн текущего в жилах опия. Но хотя бы боль он обуздал.
«Опять ночь, — отстраненно подумала Брилл, осматривая затемненную комнату из-под полуопущенных ресниц. — Сколько времени прошло? Это первая ночь… или уже вторая?» В самом деле, удивительно, как быстро летит время, когда не полностью контролируешь себя.
Уронив руку обратно, Брилл вяло перевела глаза на вспыхнувшую возле кровати спичку. Косясь на пляшущий перед глазами раздражающий огонек, она молча смотрела, как невидимые руки поджигают стоящую на прикроватном столике свечу. Когда свет растекся в маленький кружок на ковре, из теней внезапно материализовалось лицо Эндрю. Отпрянув от неприятного зрелища, Брилл медленно отодвинулась от него.
— Здравствуй, дорогая, — промурлыкал Эндрю и придвинул свое кресло поближе к кровати. — Рад, что ты очнулась. Доза лекарства, которую прописал доктор, на два дня сделала тебя довольно тихой.
— Два дня? — неясно пробормотала Брилл, и ее сердце испуганно затрепыхалось в груди. Когда в слабом свете промелькнули идеально белые зубы Эндрю, волоски на руках Брилл встали дыбом. Что-то в его тоне, в его зловещей ухмылке посылало сквозь ее одурманенный мозг тревожную дрожь. В воздухе между ними поплыл резкий отвратительный запах, отчего у Брилл защипало в носу, пока она старалась определить, что же это за тошнотворная дрянь.
— Да, прошло уже целых два дня, — ответил Эндрю слегка заплетающимся языком, внимательно следя своими черные глазами за каждым ее движением, — и я полагаю, самое время нам с тобой поговорить о том, что случилось. Я чувствую себя ужасно…
— Ты пьян? — наконец спросила Брилл, заметив, как Эндрю слегка покачнулся в кресле.
Тот обдумал вопрос, и его плечи затряслись от хохота.
— Да как сказать… полагаю, что да, — наконец отозвался Эндрю, облокотившись на край кровати. — У меня в ушах все еще стоит твой крик, когда ты падала — я слышу его снова и снова. Мне нужно было прекратить это. Джин, как я убедился за эти годы, прекрасно помогает стереть из памяти неприятные воспоминания. — Он повернулся и уставился на стоявшую на столе свечу, на его лице промелькнула бездумная улыбка. — Да, джин всегда действует потрясающе, — прошептал он. В мрачной пустоте его глаз отражались искры света. Медленно, продолжая глядеть на танцующее пламя, Эндрю сжал покоящиеся на кровати руки в кулаки. Наконец, со сдавленным вздохом закрыв глаза, он отвернулся от света.
— Что ты тут делаешь? Сейчас глубокая ночь. Ты должен уйти.
На лице Эндрю возникла кривая, ломаная ухмылка. Открыв глаза, он склонил голову набок, внимательно рассматривая кольцо с печаткой на своей правой руке.
— Я думал о том, что произошло, и захотел прийти и обсудить это. — Он сделал паузу и огляделся, видимо, только теперь заметив темноту позднего часа. — Я не отдавал себе отчета, что уже так поздно. — Снова навалившись на кровать, Эндрю замер около правого плеча Брилл, опираясь подбородком на руку. — Но, поскольку ты пришла в себя, и я уже здесь, не вижу в этом трудности. Кроме того, в том, что я так волнуюсь последние два дня, отчасти есть и твоя вина. Ты даже не представляешь, через какие муки я прошел. Это было кошмарно.
Попытавшись сесть немного ровнее, Брилл нахмурилась: сквозь сотрясающий ее тело ужас просочился порыв праведного гнева.
Моя вина в том, что ты волновался? Я что, ради смеха спрыгнула с той лестницы?!
Слегка скривившись от ярости в ее голосе, Эндрю покопался в карманах своего пиджака и вытащил оттуда серебряную фляжку. Отвинтив крышку, он запрокинул голову и сделал несколько глубоких глотков, после чего завинтил крышку обратно и положил фляжку на кровать рядом с собой.
— Я не толкал тебя, если ты это пытаешься сказать, — категорично заявил он, нервно барабаня пальцами по простыне. — Это было бы полнейшим идиотизмом, учитывая, как долго я трудился, чтобы сделать тебя своей. Я бы не рискнул потерять тебя подобным образом. Я люблю тебя больше самой жизни… и всегда любил. — Убрав руку с серебряной фляжки, Эндрю потянулся и взял Брилл за руку. Когда та выдернула пальцы, на его лицо словно набежала туча. — У меня ушло десять лет, чтобы продвинуться так далеко, и будь я проклят, если позволю чему бы то ни было снова встать между нами, даже твоему собственному упрямству. Ты станешь моей женой, даже если для этого придется запереть тебя до конца твоих дней. Я не могу потерять тебя. Не могу.
— Ты сошел с ума, — прошептала Брилл, придя в ужас от услышанного. — Ты не можешь заявлять это всерьез. Что ты имеешь в виду, говоря, что запрешь меня? — Приходя во все большее возмущение, она толкнула Эндрю в грудь. — Как ты смеешь угрожать мне подобным образом? Теперь ни одно твое извинение не заставит меня забыть всю ту ложь, которой ты меня потчевал. Как ты смеешь даже думать о том, что я все еще хочу выйти за тебя?!
Ее слова тяжело повисли в воздухе между ними, и Эндрю перевел взгляд обратно на горевшую на столе свечу. Что-то надломилось в его лице, ставшем темным и жестоким. Он помолчал с минуту, почти с маниакальным упорством глядя на танцующее пламя своими глазами, похожими на черных жуков. Проведя рукой по смоляным волосам, Эндрю осторожно поднялся на ноги. Слегка покачнувшись, он снова обратил свое внимание на лежащую в постели Брилл.
— Ты думаешь, я угрожал тебе, милая? — медленно произнес он сквозь булькавший в груди смех. — Я еще даже и не начинал тебе угрожать. — Опустив колено на край кровати, Эндрю прижал запястья Брилл к матрасу раньше, чем та успела выговорить хоть слово протеста. — Ты даже в самых страшных кошмарах не можешь представить себе, что я могу с тобой сделать.
Стараясь высвободиться, Брилл лягнула обеими ногами, но поняла, что это выше ее возможностей: болеутоляющее, по сути, пригвоздило ее к постели.
— Отпусти меня.
— Не думаю, что когда-нибудь снова отпущу тебя. Сейчас я опишу тебе, что происходило все эти годы. Я позволил тебе немного проявить себя и выйти замуж за моего неблагодарного младшего братца. Я сознавал, что в то время тебе нужна была капелька свободы, и дал ее тебе. Я был готов ждать более подходящего случая. И продолжал ждать после того, как ты похоронила мужа. Это было прекрасно, потому что я знал, что в конце выиграю. Но отныне я больше не приму никаких отговорок… я больше не согласен ждать или делить тебя с кем-нибудь. Я не без причины убрал с дороги этого типа, Эрика, хотя должен признать, задача оказалась куда проще, чем я ожидал. Этот человек не более доверчив, чем зверь в клетке. Он наверняка счастлив, что уехал и освободился от твоих восхитительных чар.
Брилл открыла было рот, чтобы излить злобу на склонившегося над ней человека, но ее прервали, опустив на губы ладонь и задушив все готовые вылететь слова.
— Да, знаю, ты думаешь, что не хочешь выходить за меня замуж. Признаю, я слишком давлю, чтобы заполучить тебя в свои руки. Что тут скажешь — я был расстроен. Но прежде чем ты что-либо ответишь, позволь открыть тебе маленький секрет. Пока ты спала эти два дня, я пошел на некоторые крайности, чтобы быть получить гарантии твоего дальнейшего расположения. Видишь ли, я знаю тебя настолько хорошо, что уверен — из-за нашего маленького разногласия ты бы попыталась сбежать из-под венца. Я наблюдал за тобой так долго, что знаю каждую твою мысль. Вот почему я написал команде юристов, которые представляют интересы семьи Донованов, попросив их начать судебное разбирательство о передаче опеки. — Когда Эндрю увидел, что Брилл в замешательстве наморщила бровь, на его лице возникла широкая улыбка. — Дело в том, что мама ужасно скучает по Арии. Она беспокоится, что ее внучку растит нищая ирландка, которая не обеспечивает той надлежащий уход. Более того, просто возмутительно, что одна из семейства Донован воспитывается в католической вере. Учитывая эти обстоятельства и мое влияние, не думаю, что мне будет слишком трудно забрать у тебя из-под носа права на ребенка моего брата. И позволь быть честным… если ты решишь и дальше противиться мне, то никогда больше не увидишь свою дочь.
Внезапно замерев, Брилл неверяще смотрела на затененное лицо Эндрю: ее разум старался осознать серьезность этого заявления. «Это не может быть реальным… это неправда. Не так все должно быть. Когда все пошло не так?»
— О, я наконец-то полностью завладел твоим вниманием. Теперь ты видишь, что я готов сделать ради тебя… или с тобой. И я еще и до половины не добрался… — прошипел Эндрю в ухо Брилл. — Я могу сделать с тобой сотни отвратительных вещей, и никто тебя не защитит, ни слуги, ни полиция, никто. Ты совсем одна… ты можешь кричать во весь голос всю оставшуюся жизнь, но никто не придет тебе на помощь. Я — твоя единственная связь с внешним миром. Стоит мне сказать слово — и ты исчезнешь, и никто этого даже не заметит, — тяжело дыша, Эндрю убрал руку со рта Брилл и слегка завалился на нее, угрожающе вращая глазами.
— Мой брат бы защитил, — воскликнула Брилл, как только ее губы оказались на свободе. Выгнув спину, она попробовала сбросить с себя пьяного мужчину, но, кажется, это движение лишь возбудило его. Эндрю потряс головой и вновь сфокусировал на ней взгляд своих затуманенных алкоголем глаз.
— Уверен, он бы так и сделал, если бы знал. Но не думаю, что он в ближайшее время узнает о твоих проблемах. — Чуть икнув, Эндрю ухмыльнулся. — Еще варианты? — Когда на лицо Брилл наползло выражение оторопелого ужаса, он ослабил хватку, отпустив ее запястья, и, выпрямившись, сел на краю кровати.
Шарахнувшись прочь от чудовища, замаскировавшегося под мужчину, которого она знала десять лет, Брилл яростно терла запястья, отчаянно пытаясь оттереть с кожи ощущение его недавнего прикосновения. Вся тяжесть ее нынешнего положения наконец начала проникать в ее затуманенный мозг. Она была в чужой стране, без друзей, с которыми можно было бы перемолвиться словечком. Ее жених на самом деле оказался властным полубезумным психопатом, который явно не терзался колебаниями, уводя ее жизнь прямо у нее из-под носа. «Как до этого дошло? Когда все изменилось? Когда все вышло из-под контроля? Моя жизнь не должна быть такой!»
Стараясь удержаться за эти мысли, Брилл смяла простыни в кулаках. «Что я могу сделать? Я ничего не могу! Он может отнять у меня все, и я ничего не могу с этим поделать! Я не могу уйти. Я никого не знаю. Никто мне не поможет, и где я, женщина, сумею найти работу? Если я уйду с Арией, вероятно, мы будем голодать и умрем на улице… Я ничего не могу сделать!» По ее телу прокатилась волна паники, окрашивая каждую мысль в мрачные тона, погружая во тьму, какой Брилл не видела со дня смерти Джона… с того дня, когда ее единственный друг ускакал в ночь. Пытаясь дышать сквозь парализующую вязь своего личного кошмара, Брилл безмолвно смотрела, как Эндрю потянулся и взял подсвечник.
— Надеюсь, я успешно отмел любые дальнейшие аргументы по этому вопросу. Пожалуйста, отныне постарайся быть более приветливой. Я ненавижу ссориться с тобой, — безапелляционно заявил он; в колеблющемся свете его глаза блестели подобно глянцевым пуговицам. Мягко улыбнувшись пламени в своих руках, Эндрю медленно поднялся на ноги. — Мы с Джоном часто так ссорились… и посмотри, куда это его привело. — Без дальнейших рассуждений он направился к двери, вытянув руку и двигаясь в темноте наощупь. Дойдя до дверного проема, Эндрю остановился, чтобы задуть свечу, оставив комнату во власти удушливой тьмы. Казалось, что эхо от повернувшегося в замке ключа будет разноситься вечно.
Скатившись с края кровати, Брилл поковыляла через комнату на предательски подкашивающихся ногах. Каждый вдох и выдох давался с трудом из-за усилий, которые она прилагала, чтобы добраться до двери. Вслепую поискав дверную ручку и наконец крепко ухватившись за холодный шар, Брилл собрала все оставшиеся силы и повернула его. Обнаружив, что дверь заперта, она заколотила в нее кулаком — ощущение загнанности в ловушку пробудило животные инстинкты.
— Выпусти меня! Ты не можешь запереть меня здесь! Я не зверь! Выпусти меня! — снова и снова дико вопила она, пока не охрипла и не отбила кулак. На ее отчаянный призыв никто не отозвался.
Опустившись на пол, Брилл отрешенно заметила жгучие дорожки текущих по щекам слез. Прислушиваясь к окружающей ее давящей тишине, он закрыла лицо трясущимися руками. Через некоторое время сердце успокоилось, паника стихла, и разум Брилл прояснился. «Я не могу здесь оставаться, это точно. Это просто слишком опасно… Я не могу жить под угрозой, что Эндрю отнимет у меня ребенка… Я не могу рисковать этим. Я должна вытащить нас отсюда. Я должна… что бы ни было… я должна». И пока Брилл немигающим взором смотрела в темноту, в ее голове начал созревать план. Она приняла решение и знала, что делать.

***

Оставалось ровно пять дней до Рождества; снаружи все укутал снежный покров, холлы были украшены остролистом, но, если бы кто-нибудь со стороны делал выводы, основываясь исключительно на выражении лиц женщин семейства Донован, то ни за что бы не смог предположить этот простой факт. Брилл неподвижно сидела на своем стуле за обеденным столом, с лицом столь же спокойным и холодным, как зимняя равнина; Ария подражала матери во всем, вплоть до напряженного наклона плеч. Сегодня Брилл впервые за несколько дней разрешили свидание с дочерью, но из-за стоявшего над душой Эндрю воссоединение получилось в лучшем случае вялым. Мать и дитя сидели друг напротив друга, скромно сложив руки на коленях.
Во главе стола Эндрю смотрел поочередно то на одну, то на другую, наслаждаясь покорностью, которую углядел в их молчании.
— Я рад, что ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы присоединиться к нам за сегодняшним ужином, Брилл, — начал он, медленно поднося к губам исходящую паром полную ложку с супом.
Глаза Брилл на миг задержались на замершей у рта Эндрю ложке, затем она быстро опустила взгляд на свои колени.
— Я соскучилась по твоей компании, Эндрю, — тихо проговорила она, не моргнув глазом играя отведенную ей роль.
Улыбнувшись, тот проглотил горячий суп.
— Один из слуг сказал мне этим утром, что вчера обнаружил тебя, блуждающей по коридорам поздно ночью. Что же ты там делала в такой час? — легкомысленно спросил он.
Втянув носом воздух, Брилл подыскивала подходящий ответ. «Черт бы побрал этих проклятых слуг… шпионят и наушничают обо всем, что я делаю…» В последние несколько дней стоило ей допустить оплошность, как она оказывалась запертой в своей спальне. «Но скоро мне все равно не придется об этом беспокоиться», — с прохладцей подумала она, глядя, как Эндрю подносит ко рту еще одну ложку супа. Изобразив стыдливое пожимание плечами, Брилл повертела в руках салфетку.
— Я проголодалась и не хотела никого беспокоить. Так что просто спустилась вниз и отрезала несколько кусков хлеба.
Пока Эндрю искал в лице Брилл малейший признак притворства, в комнате висела напряженная тишина. Ничего не обнаружив, он прикрыл ладонью зевок.
— В следующий раз разбуди кого-нибудь.
— Разумеется, — отозвалась Брилл и, заметив, что Эндрю трет глаза, улыбнулась уголком рта. Отодвинув нетронутую тарелку с супом, она слегка покачала головой, когда Ария дернулась, чтобы отведать немного своей порции. Та сконфузилась и со стуком положила ложку.
Затем в комнату вошел лысоватый мужчина средних лет и медленной, плавной походкой приблизился к столу.
— Могу ли я подать следующее блюдо, милорд? — спросил он, часто моргая в ожидании ответа. Неопределенно кивнув, Эндрю отпустил мужчину.
Облизав губы, Эндрю вновь обратил свое внимание на Брилл.
— Ты должна извинить меня… внезапно я почувствовал себя очень уставшим.
— Должно быть, в последние дни вы перетрудились, милорд, — участливо ответила Брилл, кладя свою салфетку рядом с бокалом. Переведя взгляд на дверь, она ощутила, как сердце екнуло у нее в груди. Затем, когда несколько минут спустя из кухни никто не вернулся, ее губы украсила тонкая улыбка, становясь все шире, пока швы не натянулись. — Слуги всегда едят одновременно с нами? — тихо спросила Брилл, хотя уже знала ответ.
— Да, я никогда не видел смысла в том, чтобы заставлять их ждать, пока… пока я не закончу, — отозвался Эндрю, глотая слова.
— Как мило с твоей стороны, — коротко сказала Брилл с легчайшей ноткой ехидства, когда Эндрю вяло сполз вниз на своем стуле. — Твоя доброта сделала сегодняшний вечер куда удобнее для исполнения плана.
— Плана… о чем ты говоришь?
Прижимая руку к своим ушибленным ребрам, Брилл медленно встала, прошлась по комнате и быстро проверила все двери; убедившись, что в ближайшее время в комнату никто не прокрадется, она снова перенесла внимание на Эндрю, старавшегося сохранить вертикальное положение. — Если бы ты требовал от слуг есть после тебя, я бы не смогла точно рассчитать время действия снотворного, которое добавила в пищу. — Посмотрев на настенные часы, Брилл скрестила руки на груди. — Прошло ровно пятнадцать минут с того момента, как ты проглотил первую ложку супа.
— Ты что-то подсыпала мне в еду? — медленно произнес Эндрю, почти проревев последнее слово.
— Да… ну, не совсем. Поскольку я не знала, что именно приготовит повар этим вечером, я не могла попросту намазать одну тарелку. Вместо этого я подмешала во всю соль на кухне сильное снотворное, которое твой добрый доктор давал мне, когда я жаловалась на недосыпание. Видишь ли, будучи женщиной, я знаю, что независимо от блюда, необходимым ингредиентом будет соль.
— Черт тебя побери, женщина… как это поможет тебе?! Сейчас ты не оставляешь мне выбора, кроме как избавить свою племянницу от твоей опеки… Ты будешь счастлива, если я позволю тебе хотя бы выйти из комнаты… Ты будешь умолять меня… — Свалившись со стула в попытке встать, Эндрю с грохотом приземлился на пол. — Чарльз! — воззвал он к своему слуге, но лишь молчание было ему ответом.
— Я никогда в жизни ни о чем тебя не попрошу! — яростно прошипела Брилл и оттащила Арию подальше от лежащего на полу мужчины. — И теперь ты узнаешь, каково это — звать на помощь и не услышать ответа! Можешь хоть сгнить на этом полу — мне дела нет. К тому времени, как вы проснетесь, милорд, мы будем далеко.
— Ты не сможешь сбежать с ней, нищая ирландская шлюха! — кричал Эндрю ей вслед, пока Брилл выводила Арию из комнаты.
Пробежав по коридору за руку с дочерью, Брилл свернула в боковую комнатку и подхватила сумку, которую припрятала тут заранее, набив скромной одеждой для себя и Арии, а также положив пачку денег, которые стянула из одного из сброшенных Эндрю пальто. Брилл направилась к ближайшему лестничному маршу, быстро говоря на ходу:
— Хорошо, дорогая, мы собираемся покинуть это место прямо сейчас, потому что если мы не уйдем, кое-какие плохие люди попытаются вернуть тебя обратно в Англию. — Явно напуганная мыслью о том, что ее могут разлучить с матерью, Ария вцепилась в ее юбки. — Впрочем, не волнуйся, — весело продолжила Брилл, — я не допущу этого.
Быстро поднявшись по лестнице, Брилл прошла в детскую. На минутку отпустив Арию, она вытащила из шкафа столько теплой одежды, сколько могла, и, переодев дочку, закутала ее в подходящую зимнюю накидку. Схватив любимую куклу Арии, ту самую, которую та привыкла называть Эриком, Брилл впихнула ее в свою едва не лопающуюся сумку, а затем пошла по коридору в свою комнату. Таким же манером скинув с себя тонкий шелковый туалет, Брилл надела припрятанное глубоко в шкафу скромное коричневое платье. Накинув на голову старую тряпку, чтобы скрыть примечательный цвет своих волос, она направилась к выходу.
В этот момент в дверь вошла юная служанка, перегородив Брилл путь. Немедленно опознав в девушке тихую повариху, присланную в ее дом многие месяцы назад, до того как уехал Эрик, Брилл продолжила двигаться вперед.
— Что вы сделали со всеми, мадам?! Я зашла на кухню, а все лежат на полу. Они вообще не шевелятся! — взвизгнула девушка дрожащим от страха голосом. — Вы что, отравили их?!
— Нет, они просто спят… никто не пострадал.
— Вы всех убили, мадам! — продолжала Аделин, пропустив мимо ушей слова Брилл. — Они все мертвы, и если вы уйдете, полиция обвинит меня! Вы бы и меня убили, если бы я не чувствовала себя настолько плохо, что не стала сегодня ужинать! — В голосе девушки зазвучали истеричные нотки, сделав ее речь практически неразборчивой.
— Аделин… — медленно начала Брилл, пытаясь успокоить обезумевшую служанку. — Никто не умер. Они все просто…
— Что ж, я не позволю вам оставить меня одну объясняться с полицией!
Почуяв в словах девушки некоторую угрозу, Брилл бросилась вперед, чтобы удержать дверь. Но еще до того, как ее рука сомкнулась на дверной ручке, Аделин резко захлопнула белую деревянную дверь прямо у нее перед носом. До ушей Брилл донесся слишком хорошо знакомый ей щелчок поворачивающегося в замке ключа. Колотя кулаком в дверь, она слышала удаляющиеся прочь по коридору испуганные шаги Аделин.
— Проклятье, проклятье, проклятье! — громко простонала Брилл, уронив на пол плащ, который держала в руке. — И что теперь?! Черт бы побрал эту девчонку!
Ощутив, как первая волна паники подобно кулаку сжимает сердце, Брилл принялась метаться по комнате. Ее брань прервало настойчивое дергание за юбки, и она опустила взгляд на спокойное лицо дочери.
— Что такое, дорогая? — с легким нетерпением спросила Брилл. — Мамочка должна подумать о новом пути побега.
Ария молча подняла ручку и торжественно указала на окно. Проследив глазами за пальцем дочери, Брилл медленно понимающе кивнула.
— Ария, ты куда сообразительнее мамочки, — сказала она, надевая сброшенный плащ и подхватывая сумку. Подбежав к окну, Брилл распахнула створки и выглянула наружу, оценивая безмятежный белый покров, раскинувшийся в десяти футах под ними. В комнату ворвался порыв ледяного ветра, приподнимая занавеси на стенах.
— Предстоит долгий спуск, — пробормотала она, неуверенно глядя на маленькую фигурку Арии, когда дочка подошла и встала рядом с ней. Пожав плечами, та отмахнулась от высоты, показывая, что не боится.
— Хорошо же, — решительно проговорила Брилл. Повернувшись, она подняла с пола сумку и выбросила ее в окно, затем, стряхнув с подоконника снег, перекинула ногу через край и вылезла наружу, по дороге запутавшись в юбках и едва не кувыркнувшись в царящую внизу темноту. Глянув по сторонам, она издала удивленный смешок, заметив белую решетку для вьющихся растений, мерцающую на стене дома всего лишь в футе от ее окна. Вцепившись для опоры в одну из белых перекладин, Брилл встала на колени, чтобы помочь Арии взобраться на подоконник рядом с собой.
— Ладно, вот как мы поступим, — медленно произнесла она. — Мы спустимся по этой короткой лестнице и побежим к конюшне. Там мы позаимствуем одну из лошадей, чтобы не пришлось брести по снегу. Хорошо звучит? — Кивнув, Ария коротко глянула на шпалеры, затем на землю, и ее лицо затуманил тончайший налет страха.
— Все будет в порядке. Я помогу тебе спуститься. Все, что тебе нужно делать, это держаться за меня, — уверила ее Брилл, и Ария обвила ручками шею матери. Подтянувшись на решетке и приняв вертикальное положение, Брилл крепко прижала дочку к бедру, несмотря на пронзившие бок стрелы боли, и медленно перенесла ногу на импровизированную лестницу, проверяя ее на прочность. Когда тонкая деревянная планка выдержала ее вес, Брилл поставила рядом с первой и вторую ногу, прильнув к стене дома, как обезьяна. Держась одной рукой, она осторожно переставляла ноги с перекладины на перекладину. Текли минуты, и она сосредоточилась одновременно на том, чтобы сохранить равновесие и не уронить Арию.
Когда до сугроба осталось несколько дюймов, Брилл благодарно вздохнула.
— Это было нетрудно, — заявила она в ночь, внезапно почувствовав себя непобедимой. «Все будет в порядке. Как только мы доберемся до Парижа, дела не будут так плохи. Если я хорошенько постараюсь, то найду работу и место для ночлега… Все будет в порядке».
Наклонившись, чтобы поставить дочку на землю, Брилл подняла их наспех собранную сумку и, игнорируя боль, вызванную этими действиями, направилась к конюшне; Ария следовала за ней по пятам. «Все будет в порядке… все будет в порядке», — мысленно повторяла Брилл, когда они тихо проникли внутрь и оседлали сонную кобылу. Привязав сумку позади седла, она повернулась и натянула шапочку на уши Арии. Подведя лохматую лошадку к дверям конюшни, Брилл зловеще улыбнулась в сторону смутной тени особняка. «Все будет в порядке…»
Посадив Арию на спину животного, Брилл неуклюже забралась позади нее. По-мужски устроившись в седле, она привела в порядок юбки и плащ и, обернув его края вокруг маленькой фигурки Арии, причмокнула кроткой лошади и пришпорила ее коленями. Медленно пробираясь по темной аллее, они вскоре добрались до проселочной дороги. Пустив кобылу рысью, Брилл направила ее по дороге в сторону их конечного пункта назначения, Парижа.
«Все будет в порядке… — подумала она в последний раз, теперь скорее как молитву, чем как утверждение. — Все будет в порядке».

***

Однако три дня спустя все было отнюдь не в порядке. Был канун Сочельника, а Брилл тряслась от холода в одном из многочисленных парижских переулков, вместо того чтобы греться у ревущего очага. Поначалу широкие городские тротуары и похожие на лабиринт боковые улочки казались благословением. Можно было легко затеряться среди толп, спешащих по грязному снегу. Но на что Брилл никак не рассчитывала, так это на возмутительную дороговизну и распространенный дефицит, которые создавал в городе огней зимний период.
Украденных денег, на которые она рассчитывала прожить, пока не найдет работу, хватило едва ли дольше чем на день. В страхе, что кто-нибудь узнает странный цвет ее волос, Брилл заглянула в магазин париков и купила самый дешевый парик натурального цвета, какой смогла найти. Теперь, став темноволосой женщиной с длинной челкой, отчасти скрывающей черты ее лица, Брилл выглядела более похожей на Арию, чем когда-либо прежде. Но это случилось до того, как она осознала, насколько дорога жизнь в городе для одинокой женщины с ребенком, до того, как она открыла, насколько в действительности бессердечен Париж.
Остаток денег был потрачен на оплату двух ночей в кишащих крысами трущобах, коридоры в которых подозрительно воняли человеческой мочой. Не имея возможности купить стремительно дорожающий хлеб, Брилл два дня ничего не ела, отдавая дочери то немногое, что могла себе позволить, все это время проклиная свою глупость, из-за которой она купила парик, чтобы замаскировать волосы, когда могла бы потратить деньги на еще один батон хлеба.
И теперь они остались ни с чем, вынужденные блуждать по холодным сверкающим улицам города, поскольку не могли позволить себе снять жилье еще на сутки. Перспектива провести ночь без крыши над головой тяжким грузом висела в мозгу Брилл. Она видела груды тряпья, в которые кутались дрожащие бездомные в малолюдных переулках. Те, которые еще дрожали, могли считаться счастливчиками: она заметила окостеневшие, замерзшие тела тех неудачливых бедолаг, которые не пережили ночь. «Думай, Брилл, думай! Мы должны найти, где переночевать. Бесплатное место… куда пускают одиноких женщин… О боже… Что мне делать?»
Переложив сумку в другую руку, Брилл выпрямила затекшую спину. «Кажется, эта проклятая сумка становится тяжелее с каждой минутой». Опустив голову, она привалилась усталым плечом к холодной кирпичной стене. Почувствовав на себе взгляд Арии, Брилл криво улыбнулась, сделав отважную попытку удержать набежавшие слезы отчаяния и бессилия. «Я должна позаботиться об Арии… даже если придется голодать неделю, я должна позаботиться о ней. Мне нужно найти ей место для ночлега… нужно найти для нее еду. Если не найду, то что же я за мать… Моя ошибка уже в том, что я заставила ее пройти через это…» Ударив кулаком в стену позади себя, Брилл ощутила, что ее нижняя губа начала дрожать.
Как раз в тот миг, когда тяжесть их положения грозила раздавить Брилл под своим весом, она почувствовала, что за ее юбки дергает тонкая ручка. Глянув вниз, она увидела, что Ария смотрит на дорогу.
— В чем дело, милая? — устало спросила Брилл, проследив глазами за взглядом дочери, но не увидев ничего для них интересного.
Показав пальцем, Ария снова дернула мать за юбки и сама отправилась по улице. Брилл, встревоженная ее быстрым уходом дочери, подпрыгнула, оттолкнулась от стены и, вцепившись в сумку, бросилась за удаляющейся фигуркой. Свернув в погоне за дочерью сперва за один угол, потом за следующий, Брилл вдруг выбежала на широкое открытое пространство, едва не пролетев мимо внезапно остановившейся Арии.
— Что это с тобой?! — почти кричала Брилл, крепко стиснув ее руку. — Кто-нибудь мог похитить тебя! Или ты сама бы потерялась! Не смей больше убегать от меня! Ты слышишь меня, никогда… — отповедь оборвалась на середине, когда Брилл заметила, что широко распахнутые глаза Арии уставились через площадь на огромное здание, возвышающееся менее чем в пятидесяти ярдах от них.
Запрокинув голову, чтобы рассмотреть десятиэтажный шедевр, Брилл поняла Арию. Узнавание скользнуло по ее усталому лицу, пока глаза путешествовали по пышной архитектуре и детально вылепленным статуям Парижской Оперы. Она остолбенело нахмурилась и сжала губы. «Почти год прошел, с тех пор когда я была здесь… смешно, именно тут я впервые встретила Эрика».
На мгновение позабыв о многочисленных проблемах, Брилл поддалась настоянию дочери и последовала за той к основанию лестницы, ведущей к одному из множества парадных входов здания. Застарелая душевная рана, от которой, как она была уверена, удалось избавиться, вскипела в Брилл, безжалостно пульсируя в уже порядком изношенном сердце. «Именно тут я впервые встретила Эрика…» Качнув головой, Брилл отвернулась от здания, отвернулась от эмоций, которые то возродило в ней. Намереваясь оставить позади шедевр Гарнье, она огляделась в поисках Арии — только чтобы обнаружить, что та машет ей с вершины лестницы.
Брилл, слегка выведенная из себя вернувшимся на плечи грузом бесконечных забот, уперла кулак в бедро.
— Заканчивай играть, пора идти, — поскольку Ария продолжала махать как ни в чем не бывало, она подобрала юбки и начала взбираться по лестнице, кипя от злости на непослушание дочери. — Ну же, Ария! У нас есть более важные вещи… — умолкнув на полуслове, Брилл разъяренно наблюдала, как Ария разворачивается и просачивается в здание через ближайшую дверь.
Проворчав про себя несколько проклятий, Брилл пробежала оставшиеся футы и бросилась в ту же дверь, за которой скрылась Ария. На секунду сбитая с толку царившим внутри полумраком, она замедлила шаг, глядя вокруг ослепшими глазами и ожидая, пока зрение привыкнет к сумраку. Закрыв на мгновение глаза, Брилл только сейчас осознала, как внутри театра тепло. Сгибая замерзшие пальцы, она запрокинула лицо вверх, наслаждаясь покалыванием во всем теле. «Боже… я почти забыла, что такое быть в тепле…» Вздохнув, Брилл открыла глаза.
— Ария? — тихо позвала она, убежденная, что в любой момент появится кто-нибудь и выпроводит их вон. Неуверенно переложив сумку из одной руки в другую, она шагнула дальше в незнакомую часть театра. До сих пор попадая в это здание только через входы для зрителей на экипажах, Брилл не могла полностью сориентироваться. Последовав на звуки голосов, она бесшумно прокралась по пустынным коридорам. — Ария!
Тихонько толкнув дверь, Брилл очутилась в зрительном зале. На сцене, по всей видимости, репетировала балетная труппа. Намереваясь уйти тем же путем, каким пришла, Брилл внезапно заметила черноволосую головку Арии, торчащую над алыми бархатными креслами в нескольких рядах от нее. Чертыхаясь про себя, Брилл закрыла за собой дверь и, пригибаясь, пошла, чтобы вернуть дочку с шестого ряда, где восседал этот невозможный ребенок. Быстро добравшись до замершей фигурки Арии, Брилл изогнулась, чтобы схватить девочку за руку и выволочь ее из театра.
— Что ты тут делаешь?! — прошипела она чуть громче, чем рассчитывала.
— Хотела бы задать вам тот же вопрос, — раздраженно раздался с левой части сцены властный женский голос. Щебетавшие между собой балерины замерли при звуках этого голоса, погрузив весь зрительный зал в напряженную тишину.
Когда Брилл медленно подняла взгляд на множество обращенных к ней лиц, ее сердце пропустило удар. Она застыла, как лань под прицелом охотника, ее глаза расширились, от испачканного лица отхлынули все краски, а кожа зудела, словно по ней кто-то ползал. Пытаясь совладать с грозящей подавить рассудок инстинктивной застенчивостью, Брилл намеренно сфокусировала взгляд на стоящей на сцене стройной женщине средних лет.
— Я… ох… ну, я…


Глава 36: Добро пожаловать в Оперу

Медленно взяв за руку свою невозможную дочку и прижимая ее к боку, Брилл смотрела на сцену из-под черной челки, скрывающей в своей тени ее приметные светлые брови. Наблюдательная женщина на сцене сделала несколько властных шагов вперед; с каждым изящным покачиванием бедер ее странно короткие черные юбки вихрились вокруг коленей. Хотя лицо женщины казалось ледяным, словно камень, Брилл не удержалась, чтобы не уронить взгляд на точеные ножки танцовщицы, нетерпеливо постукивающие по настилу сцены. «Я помню, как надевала такие же туфли… давным-давно».
— Я спросила, что вы тут делаете? — вновь задал вопрос этот мягкий голос — с чуть большим раздражением.
Крепче прижав к себе сумку и Арию, Брилл опустила глаза с уверенной фигуры на сцене на изношенные и грязные носы собственных ботинок. Ее сердце заколотилось о грудную клетку, с почти болезненной силой ударяясь о ребра, она утратила контроль над дыханием. Она практически ощущала, как взгляды танцовщиц скользят по ее телу, обжигая кожу. Но отчего-то эта женщина с каштановыми волосами больше, чем все прочие, заставила Брилл остро осознать, что она с головы до пят покрыта слоем липкой грязи и одета в поношенное платье.
Как мог один лишь вид нормальных, чистых людей вынудить ее резко ощутить, как низко она пала? Менее недели назад она была сыта, согрета и одета в лучший бархат, какой только могла предложить Европа. Люди заискивали перед ней, перед каждым внешним проявлением ее счастья, лезли из кожи вон, чтобы исполнить каждое ее желание. У ее дочери было все, чего может желать ребенок: гувернантки, игрушки, красивая одежда. И все изменилось всего за несколько дней. Теперь она блуждает по улочкам Парижа, дрожа от холода и голода, моля бога о том, чтобы до наступления ночи найти для дочки хоть что-нибудь съедобное. Брилл не задумывалась об этом до нынешнего момента, но пока она стояла, уставившись в пол, жестокая реальность жизни в полной мере обрушилась на ее усталую голову. «Что я наделала? Что я наделала? Я подвергла наши жизни опасности. Я дура. Я самая большая дура на свете! Как это могло случиться? Как все могло пойти настолько неправильно? Не так я предполагала изменить свою жизнь!»
По горлу Брилл начала подниматься черная злоба на все принятые ею решения, забивая дыхание и едва не исторгая слезы из глаз. Она чувствовала себя грязью, и те, кто сейчас смотрел на нее, лишь сильнее напоминали о том, что она потеряла. Смущенно подняв руку, чтобы прикрыть обтрепанные черные узелки двух швов на губе, Брилл откашлялась.
— Простите нас, мадам. Мы не хотели мешать, — ответила она сквозь пальцы.
Несмотря на то, что она говорила, не повышая голоса, ее слова звонко разнеслись по тихому залу, отчего большинство танцовщиц на сцене перестали имитировать растяжку и в открытую на нее уставились. Некоторые легонько толкали локтем подруг, заинтригованные акцентом Брилл, но большинство ухмылялись, явно забавляясь ее видом.
Неожиданно приглушенное бормотание на сцене перекрыло громкое жужжание. С полдюжины балерин явственно подпрыгнули, когда боковина старого задника сорвалась со стропил у задней части сцены: веревки, которые должны были ее удерживать, перелетали через ворот так быстро, что в итоге одна из них застопорилась и потянула за собой вниз всю опорную систему. Когда груда ткани и веревок с грохотом рухнула на пол, танцовщицы завизжали, как баньши, и бросились по сцене врассыпную.
— Мадам! Мадам! Это Призрак! Мы знали, что он здесь! Он всегда здесь был! Вот доказательство! — воскликнули несколько нервных девушек почти в унисон и указали в темноту над головами. — Те глупцы, которые думают, что он всего лишь человек, ошибаются!
Передернувшись от оглушительного гвалта, устроенного голосящими танцовщицами, Брилл уронила сумку на пол. Она и глазом не моргнула, когда задник рухнул на пол — видимо, ничто больше не могло ее удивить, ее душа словно бы оцепенела, — но пронзительные вопли насиловали уши. Воцарившийся на сцене хаос вернул ей самообладание, и, отрешившись от шума, Брилл мрачно наблюдала, как девушки в истерике носятся туда-сюда. Повернув голову, чтобы опустить взгляд на дочку, Брилл обнаружила, что та, спокойная как никогда, молча смотрит вверх, на стропила, сунув в рот большой палец. Мягко вытащив упомянутый палец из неподобающего ему места, Брилл взъерошила Арии волосы. Когда она вновь обратила свое внимание на сцену, то заметила, что балетмейстер смотрит на нее задумчиво и уже без капли раздражения. Их взгляды пересеклись на краткий миг, а затем незнакомка повернулась к своим подопечным, требуя тишины.
Со сцены донеслось дуновение воздуха: балетмейстер тяжело вздохнула, наблюдая за тем, как гомон девушек постепенно стихает, а потом прижала ладонь к виску, оценивающе глядя на жалкие, дрожащие фигурки Брилл и Арии. Когда ее глаза наконец поднялись от кончиков ботинок Брилл и сосредоточились на ее покрытом синяками лице, выражение лица женщины еще немного смягчилось: по-видимому, она приняла какое-то решение. Девушки сгрудились вокруг нее и со всем пылом юности вновь начали болтать о странном злоумышленнике, поминутно оглядываясь на валяющуюся в задней части сцены груду старой ткани. Когда балетмейстеру надоели их глупости, она обернулась и бросила через плечо мрачный взгляд.
Мгновенно воцарилась тишина, и женщина снисходительно махнула рукой в сторону танцовщиц:
— Кстати, мы можем ненадолго прерваться. Вы все ступайте в репетиционный зал и сидите там. И бога ради, ни одного упоминания о призраках, иначе я с вас шкуру спущу.
Девушки гуськом упорхнули за кулисы, с любопытством косясь на стоящих в шестом ряду темноволосую женщину с ребенком; некоторые ехидные танцовщицы корчили оскорбительные рожицы за спиной своей преподавательницы. Видимо, девушки не хотели уходить, понимая, что пропустят нечто интересное. Несомненно, они кое-что знали о нраве своей руководительницы, и это вызывало злорадный блеск в их юных глазах. Брилл заметила их многозначительные переглядывания и мгновенно напряглась в ожидании того, что задумала балетмейстер. «Худшее, что она может сделать, — это выгнать нас. Хотя тут и тепло, у нас нет никакого оправдания, чтобы остаться… так что в действительности неважно, насколько она ужасна… не имеет значения, что она скажет».
Вздернув подбородок в демонстративном пренебрежении к неминуемому, Брилл оторвала взгляд от пола, чтобы посмотреть на стоящую посреди сцены одинокую фигуру.
— Они выглядят весьма послушными для табуна подростков. Почему вы их отослали? Чтобы быть уверенной в отсутствии свидетелей, когда будете разбираться с нищенками? — Брилл оборвала себя, почувствовав, что в голос просочились испытываемые ею горечь и ярость.
— Не повышайте на меня голос, — невозмутимо ответила женщина, оставив без внимания ее резкий тон. — Меня зовут мадам Жири, я здешний балетмейстер.
— Мне все равно, кто вы. Мы не сделали ничего дурного. Двери были не заперты, и никто нас не остановил. Вы станете корить ребенка за любопытство? Нет нужды…
— Помолчите, — заявила мадам Жири, спокойно прервав высказывание Брилл. Ступив на самый край сцены, она задумчиво поджала губы. — Когда несколько минут назад рухнула декорация, вы даже не вздрогнули, — пробормотала она себе под нос, затем слегка повернулась и уставилась в темноту над головой.
Готовая дать отпор, Брилл искала в словах странной женщины хоть какой-то намек на обвинение. За последние несколько дней она научилась не доверять любому сказанному слову. В большинстве своем люди — лжецы и мошенники, теперь она это знала.
— И что? Театр — странное место. Здесь обязаны происходить странные вещи. Меня уже ничто не удивляет. — Нагнувшись, чтобы поднять с пола выроненную сумку, Брилл взяла Арию за руку. — Я еще раз прошу прощения за то, что прервала вашу репетицию, но теперь нам надо идти.
— Они говорят, это место населено привидениями, — ответила мадам Жири, внимательно глядя на Брилл своими холодными глазами. — Около года назад здесь произошла ужасная катастрофа. Многие едва не погибли. Говорили, что это дело рук Призрака, потому что директора не вняли его требованиям.
Медленно выпрямившись, Брилл проигнорировала странное замечание женщины. «Я помню это. Я помню, что когда приходила сюда, люди судачили о Призраке».
— Каким боком меня должна касаться какая-то дремучая история о привидении? Только глупцы придумывают подобные сказки, чтобы рассеять свои страхи. Привидений не существует.
Мадам Жири чуть улыбнулась уголками губ.
— Действительно… как интересно, — вытащив маленькие карманные часы, она проверила, который час. — За кулисами трудно сохранить подобную логику. Вера в Призрака была в последний год настолько сильна, что многие из нашей труппы после катастрофы сбежали без предварительного уведомления. Даже сейчас штат едва ли достаточно укомплектован, чтобы поддерживать театр на плаву.
— Значит, они болваны и заслуживают того, чтобы умирать от голода на улицах, раз отказались от вполне приличной работы из-за суеверия. Я бы убила, лишь бы только получить здесь хоть какую-нибудь работу, а эти идиоты уволились из-за какой-то дурацкой истории про привидение! — прорычала Брилл, взбешенная мыслью о подобной нерадивости. Отвернувшись от сцены, она потопала по проходу между рядами, волоча за собой Арию.
Но не успели они дойти до конца ряда, как мадам Жири спрыгнула с края сцены на пол возле первого ряда партера. Преследуя удаляющуюся парочку, она бросилась к шестому ряду ей наперерез и, закрыв Брилл путь, уперла кулаки в бедра.
— Я не могу отпустить вас. Вы…
Встревоженная таким поворотом событий, Брилл не дала ей закончить:
— Вы не можете удерживать нас здесь. Мы не сделали ничего плохого. Я извинилась за то, что прервала ваш урок, но не позволю и дальше унижать себя. Прочь с дороги!
Нахмурившись, мадам Жири закатила глаза.
— У вас отвратительные манеры, барышня. Я не одобряю подобную дерзость. А теперь закройте рот, потому что вы пойдете со мной прямо сейчас, — сцапав Брилл за руку, она развернулась и направилась к боковой двери.
Брилл, пораженная такой наглостью, на миг поддалась и оказалась вытащена из зала в боковой коридор, но удивление быстро сменилось возмущением, и она начала вырываться.
— Что с вами такое?! Отпустите меня! — почувствовав, что Ария дергает ее за руку, Брилл запнулась и посмотрела на волочащуюся следом дочь. Хотя та не издала ни звука, выражение ее лица свидетельствовало о сильном страдании. — Вы огорчаете мою маленькую дочку! Мы ничего не сделали.
Обернувшись на Арию, мадам Жири замедлила шаг:
— Я просто полагаю, что вам необходимо кое с кем встретиться.
Сквозь возмущение Брилл проник укол страха. «К кому же она хочет меня отвести… разве только кто-то предупредил администрацию!»
— В этом нет никакой нужды, мадам, я была бы рада пойти своей дорогой! Простите меня за дерзость, — резко сменив тон на умоляющий, Брилл начала сильнее выдираться из рук женщины. Она не могла позволить задержать себя за незаконное проникновение.
Неожиданно остановившись перед довольно простой и невзрачной дверью, мадам Жири с раздражением бросила через плечо:
— Ох, ну замолчите же — никто не собирается вредить вам, глупая девчонка. А теперь не шумите хотя бы пару минут, иначе я позволю вам уйти через парадную дверь и вернуться к руинам вашей нынешней жизни. — Снова переведя взгляд на дверь, она подняла руку и громко постучала по необработанному дереву. С той стороны послышалось шарканье, затем дверь медленно распахнулась, обнаружив за собой миниатюрную сгорбленную старушку с гладко зачесанными седыми волосами и торчащими на кончике носа огромными очками.
— Чем обязана? Я думала, у тебя репетиция в разгаре, — спросила старушка и сощурилась — морщинки вокруг ее глаз стали глубже — сперва на мадам Жири, затем на Брилл. — Кто это? Почему ты схватила эту молодую особу?
Отпустив наконец руку Брилл, мадам Жири улыбнулась старушке.
— Кати, у меня отличные новости. Я нашла тебе новую работницу. — Отступив в сторону, она подтолкнула Брилл вперед — поближе к старушке.
Пораженная услышанным, Брилл разинула рот:
— Ч-что вы только что сказали?
Проигнорировав ее бессвязное лопотание, мадам Жири снова обратилась к этой Кати:
— Клянусь, это, должно быть, манна небесная. Она только что пришла с улицы.
Качая головой, та принялась недовольно разглядывать Брилл.
— Тогда откуда ты знаешь, что у нее есть хоть какой-то опыт работы? Она выглядит слишком юной. Я не стану связываться с бесполезной молоденькой девочкой. И ты только посмотри на нее. Она выглядит не лучше, чем обычная нищенка, а пахнет и того хуже. — Когда Брилл вздрогнула от этого замечания, Кати вновь безжалостно покачала своей седой головой и поправила очки. Шагнув вперед, она ущипнула Брилл за руку. — И посмотри на это. Тощая, как щепка, — ветром снесет. Нет, Антуанетта, не думаю, что она справится. Мне нужен кто-нибудь покрепче — работа предстоит нелегкая. — Отказав им, старуха отступила назад, чтобы захлопнуть дверь перед самым их носом.
В остолбенелом молчании глядя на этот торг, Брилл открыла рот, чтобы вставить слово, но мадам Жири нетерпеливо помахала рукой перед ее лицом, заставляя умолкнуть. Самоуверенно скрестив руки на груди, она подождала, пока дверь почти не закрылась, а затем заговорила снова.
— Кати, она сказала, что не верит в привидения.
На мгновение воцарилась тишина, и дверь замерла в дюйме от косяка — а потом резко распахнулась, впечатавшись в стену.
— Она знает? — требовательно спросила старушка, выходя в коридор, и с непонятным интересом вновь оглядела Брилл с ног до головы. — Что ж, это все хорошо и чудесно, но у меня на этой неделе уволились две девушки — из-за того, что в их комнатах сам собой зажигался и гас свет.
Брилл, чувствуя себя так, словно в кои-то веки в пределах досягаемости оказалась какая-то добрая сила, наконец открыла рот:
— Что за глупая причина бросать такую замечательную работу. Газовые светильники все время гаснут, — сделав паузу, она перехватила сумку и посмотрела на Арию. Кажется, та живо интересовалась происходящим над ее темноволосой головкой разговором. — Но могу я спросить, о чем именно идет речь?
Поджав губы, Кати перевела на Брилл свои яркие орлиные зеленые глаза и, уперев руки в бока, явно приготовилась к спору.
— Я Кати Дюбуа. Руковожу бригадой уборщиц оперного театра. К сожалению, у меня были трудности с удержанием персонала на работе. Вы знаете что-нибудь о таком виде работы, как домашнее хозяйство, уборка и полировка?
При мысли о домашней работе Брилл мысленно же скривилась: та всегда приводила ее в ужас — но внешне ее бледное лицо оставалось безучастным. Сформировавшаяся в голове ложь соскользнула с ее губ, прежде чем она успела ее осознанно спланировать:
— Само собой, какая женщина не знает все тонкости поддержания чистоты? Я понимаю, что по мне этого не скажешь, но я усердная работница. Я бы с удовольствием взялась за любую работу, которую вы предложите.
— Не знаю. Мне не по душе идея о найме иностранцев, — проворчала мадам Дюбуа и, сжав губы, неуверенно посмотрела на Брилл. В этот самый момент из-за маминых юбок показалась Ария и, выскочив вперед, очутилась сбоку от брюзжащей старушки. Когда Кати посмотрела вниз, на ее темноволосую головку, спокойное лицо Арии расплылось в широкой улыбке, и в тусклом свете прелестно сверкнули ее ямочки. Слегка отпрянув от такого нахальства, мадам Дюбуа мрачно вперилась взглядом в улыбающееся личико. — Чего она хочет? — резко спросила она у Брилл, явно чувствуя себя неловко от внимания Арии.
В равной степени заинтригованная поведением дочери, Брилл чуть пожала плечами. Почему-то она чувствовала, что все, сказанное ею в последующие несколько секунд, может как обеспечить их крышей над головой, так и вернуть обратно на улицу. Она не могла позволить последнему случиться.
— Я не знаю. Обычно она стесняется незнакомых людей. Возможно, вы просто ей нравитесь.
На это мадам Дюбуа громко фыркнула, слегка надувшись, словно была уверена, что сказанное не может быть правдой: она явно не относилась к тому типу людей, которые нравятся многим. Но, поскольку Ария, накрутив на палец свои темные локоны, продолжала ей улыбаться, свирепое лицо Кати начало разглаживаться.
— Надо же, какая странная девочка. Так улыбается незнакомым людям, — отстраненно сказала она, но уже далеко не так резко. Вытянув узловатую руку, загрубевшую за годы тяжелой работы, она неуклюже потрепала Арию по голове. — Но у нее чудеснейшие глаза, напоминающие весеннюю дымку. — Продолжая глядеть на очаровательную улыбку Арии, мадам Дюбуа и сама начала улыбаться. — Полагаю, мне не помешает некая временная помощь, пока не найду подходящих работников. — Вдруг переведя свое внимание на Брилл, она снова нахмурилась. — Но не рассчитывайте на большой достаток. Скорее всего, я уволю вас в конце недели.
Понимающе кивнув, Брилл постаралась придать своему лицу бесстрастное выражение, хотя внутри вся бурлила от облегчения.
— Я понимаю.
Хмыкнув, мадам Дюбуа скрестила руки на груди.
— Вижу, что понимаете. Теперь можете быть свободны, начнете работать с завтрашнего вечера. И, ради бога, вымойтесь перед этим. Вы воняете так, словно валялись в отбросах. — Вновь обратив острый взгляд на мадам Жири, которая все это время стояла позади, Кати ткнула в ее сторону пятнистым от старости пальцем. — Я бы поблагодарила тебя за предоставленную лишнюю пару рук, но, скорее всего, эта окажется бесполезной.
Сохраняя вежливое выражение лица и тайно улыбнувшись одними глазами, мадам Жири лишь кивнула:
— Я покажу им, где живут уборщицы и где расположены кухни. Это по пути, а у меня много времени. У девочек перерыв.
Властно взмахнув рукой, мадам Дюбуа отпустила мадам Жири, словно та была обычной работницей, а не балетмейстером.
— Да-да. Как тебе угодно, при условии, что ты заодно покажешь им, где можно умыться. — После этого Кати повернулась и уплыла обратно в комнату, закрыв перед ними дверь.
Нагнувшись, чтобы взять Арию за руку, Брилл повернулась к мадам Жири, с удивлением обнаружив, что та, совершенно спокойно восприняв грубость Кати, немедля развернулась и зашагала по коридору.
— К ней нужно привыкнуть, — бросила Жири через плечо. — Пусть вас не смущает ее сварливость. Она такая же, как все. Просто не сердите ее — и вы прекрасно приноровитесь.
— Рада слышать, — пробормотала Брилл, разглядывая темное закулисье, по которому они сейчас шли. Она никогда раньше не бывала в этой части Оперы. Это было похоже на лабиринт. Свисающие канаты и куски старых декораций сбивали с толку. Вдруг Брилл поняла, почему здесь могла удержаться легенда о призраке: по какой-то причине она явственно чувствовала, что за ней наблюдают.
— Не отставайте. Мы ведь не хотим, чтобы вы заблудились тут в первый же день. Оперный театр порой приводит в небольшое замешательство, но вы к этому привыкнете. Идите за мной, и я покажу вам дормитории и кухни.
Неопределенно кивнув, Брилл посмотрела вверх, на паутину свисающих канатов и блоки за ней. Уголком глаза она заметила какое-то смазанное движение и, повернув голову, уставилась в темноту — но не обнаружила ничего необычного. «Не позволяй воображению взять верх. То, что тут жутковато, не означает, что тут есть что-нибудь необычное. Смотри вперед… не оглядывайся… не смотри по сторонам… не думай ни о чем, кроме того, чтобы держаться за свое место как можно дольше. Это наш единственный шанс».
И с этими мыслями Брилл отмахнулась от ощущения взгляда на своей спине и последовала за мадам Жири, глядя строго вперед. «Фуух… призрак, ну да, конечно…»

Полутора часами ранее

Эрик сидел, крепко держась рукой за веревку, и рассеянно смотрел на сцену, простиравшуюся далеко внизу прямо под его ногами. Слегка опираясь подбородком на поручень своего излюбленного мостика, он лениво скользил взглядом по репетирующим юным танцовщицам. Ежедневно приходить на этот мостик стало его досадной привычкой. Одиночество больше не привлекало Эрика, как раньше. Что-то внутри него, что-то новое, бунтовало против пустоты его прежнего дома в подземельях Оперы. Это было похоже на зависимость, эта новая потребность в контакте с людьми — зависимость, которой он был не в силах сопротивляться.
Эрик уныло улыбнулся в царившую над сценой темноту и перехватил веревку поудобнее. Это всегда было забавно — вызвать перестук декораций во время репетиции, чтобы накрутить этих девушек. Игры с труппой были одним из немногих оставшихся у него развлечений. Конечно, Эрик старался сдерживаться, чтобы не напугать их слишком сильно, этих бедняжек, особенно учитывая, как сильно это усложняло жизнь мадам Жири.
Начавшаяся внизу суета резко вывела его из состояния задумчивости. Кто-то прервал репетицию балета, и, хотя это были всего лишь дублерши прима-балерин, Эрик был уверен, что Антуанетта пришла в ярость. Склонив голову набок, чтобы лучше слышать разговоры внизу, он уловил проскользнувшую в голосе старой знакомой резкость. «О да… определенно вне себя. Вроде бы к настоящему моменту люди уже должны выучить, что ее нельзя прерывать во время…»
— Простите нас, мадам. Мы не хотели мешать, — донесся до него приглушенный ответ на один из вопросов мадам Жири.
Рывком выпрямившись, Эрик ощутил, как с его лица отхлынула вся кровь. «Этот голос… этот голос… он так похож на…» Веревка стремительно заскользила между его вдруг онемевшими пальцами, заставив рухнуть на пол целый задник. Подскочив от неожиданного звука, он злобно чертыхнулся про себя — обрушить всю эту проклятую штуку вовсе не входило в его планы.
Напряженно вслушиваясь в воцарившийся под ногами хаос, Эрик пытался различить в толпе голосов один конкретный. Прошло всего несколько минут ожиданья — хотя ему они показались вечностью, — а затем нескончаемое перешептывание танцовщиц прорезал певучий мелодичный голос. Женщина сказала лишь несколько фраз, но Эрик уже был уверен, что знает обладательницу этого запавшего в душу голоса.
«Я должен убедиться… но отсюда зал не рассмотреть… я должен убедиться!» Вскочив на ноги, Эрик тихо пробежал по мосткам, двигаясь с хищной грацией пантеры. Мелькая среди теней, он осмотрительно избегал членов труппы, устроивших перерыв двумя уровнями ниже. Их присутствие продолжало мешать передвижению, пока Эрику не удалось обогнуть эту маленькую группку и добраться до пола напрямик. Когда он уцепился за висевшую перед лицом веревку, его руки дрожали от нетерпения. «Успокойся… просто успокойся». Прыгнув в темноту, удерживаемый одной лишь веревкой, он начал быстро спускаться на нижний уровень. Одним махом соскользнув вниз — его руки были защищены черными кожаными перчатками — Эрик приземлился, со стуком ударившись подошвами об пол.
Он едва ли сделал пару шагов, когда до его ушей донесся топот полудюжины ног, двигающихся в его направлении — он как раз успел нырнуть за занавес, когда мимо прошла часть балетной труппы. Очевидно мадам Жири отпустила девушек на перерыв. «Хорошо, меньше народу — меньше шансов, что меня заметят…» Эрик с нетерпением ждал, пока девушки пройдут; каждая секунда казалась пыткой.
Прокравшись в потайное место позади ширмы для переодевания, он выглянул в зрительный зал — лишь затем чтобы обнаружить, что тот совершенно пуст. С досады Эрик едва не перевернул ширму, дав ей хорошего пинка. «Проклятье!» Резко развернувшись, он побежал дальше по закулисью. Их нужно было отыскать до того, как Антуанетта выпроводит женщину вон. Отсутствие полной уверенности быстро сводило с ума. С каждой прошедшей секундой Эрика все сильнее охватывала паника.
Плутая между ремонтным оборудованием и старыми декорациями, он пытался мысленно разубедить себя, чтобы избавиться от этой медленно лишающей дыхания напасти. «Это не может быть она. Это просто невозможно. Она должна была выйти замуж. Я читал объявление в газетах».
Скользнув в тайник возле комнаты главной уборщицы, Эрик прижался к стене. Навострив уши, он тщательно прислушивался к разговору, происходившему прямо за углом возле его нынешнего укрытия. Мадам Жири явно не выгнала загадочную женщину. «Бога ради, она предлагает ей работу!» Быстро заглянув за угол, Эрик заметил Антуанетту, обсуждающую что-то с этой брюзгливой дамочкой, Кати Дюбуа. В сторонке стояли худая оборванная женщина с длинными черными волосами и маленькая девочка, вцепившаяся в ее юбки. «Слава богу… это не она… она не похожа на нее. У этой женщины темные волосы… это не может быть она». Но затем женщина снова заговорила, и вся его шаткая уверенность развеялась, как дым.
Спрятавшись обратно за угол, Эрик подождал, пока мадам Жири не повела темноволосую женщину в дормиторий. Держась на расстоянии, он маневрировал, чтобы оказаться перед ними. Ему нужно было увидеть лицо этой женщины, просто необходимо! Молодая женщина внезапно остановилась и повернулась лицом прямо к его убежищу. Нырнув обратно в тени, Эрик безмолвно смотрел, как та обшаривает взглядом тьму позади себя.
Узнавание было мгновенным и ошеломляющим: хотя ее лицо было частично затенено из-за тусклого освещения, Эрик узнал ее так же ясно, как если бы они стояли лицом к лицу. Пока он неверяще всматривался в знакомые черты Брилл, из него будто выпустили весь воздух. Эрик медленно съехал на пол — ноги его не держали — не в силах оторвать глаз от этого прекрасного лица. Затем Брилл отвернулась от него и пошла дальше, но ее лицо, ее голос будто поселились в его голове. В один стремительный миг вернулась вся боль от предательства, которая сжигала его после ухода.
«Почему она здесь? ПОЧЕМУ, ПОЧЕМУ? Почему она не может оставить меня в покое? Почему я просто не могу прожить остаток своих дней в мире и спокойствии? — И одновременно с сжимающимся вокруг кольцом мучительной боли возник гнев, защищая сердце пылающим щитом ярости. — Как она посмела явиться сюда… из всех мест — именно сюда!»
Медленно поднявшись на ноги — все его тело тряслось от бешенства — Эрик слепо отбросил всю боль, всю привязанность, оставшиеся в его сердце. Как он успел убедиться, он никогда не знал Брилл. Как он успел убедиться, Брилл была всего-навсего еще одной лживой ведьмой. Но на краю сознания, взывая к рассмотрению, по-прежнему маячил один вопрос. «Почему она сюда пришла? Судя по состоянию платья, похоже, прошло очень много времени с тех пор, как ее обожаемый лорд о ней заботился. — Всплеск отвратительного ликования прошел сквозь тело Эрика при мысли о случившемся с ней несчастье; тысячи ужасных сценариев разворачивались в его голове, пока он вглядывался во тьму. — Возможно, молодой лорд наконец понял, что она из себя представляет. Я почти готов пожалеть его. Несомненно, она нашла, на кого еще обратить свою привязанность, пока была под его опекой. Должно быть, из-за этого он ее выгнал». Она была лгуньей, совсем как Кристина. Но на сей раз все было по-другому. На сей раз он не должен поддаваться страданию. На сей раз он может вернуть все, что получил.
На лице Эрика медленно возникла мрачная улыбка, дыхание со свистом вырывалось из его легких, словно он пробежал, по меньшей мере, милю. «Брилл заплатит за то, что явилась сюда. Если она и не верит в привидений, то теперь, ей-богу, поверит! Я уж постараюсь ее убедить!»


Глава 37: Гнев и жалость

Прибавив ходу, чтобы не отстать от удаляющейся фигуры, Брилл не обращала внимания на вставшие дыбом волосы на затылке. Она почему-то не могла избавиться от ощущения, что за ней наблюдают, но не позволяла себе снова оглянуться. Держась прямо, словно аршин проглотила, Брилл сжала руку Арии и улыбнулась ей. Почувствовав на себе взгляд матери, та ответила ей рассудительным взглядом, тоже улыбнулась, сверкнув на краткий миг ямочками, а затем обернулась назад.
— Не бойся. Темнота не скрывает ничего, чего нельзя было бы увидеть при свете, — успокоила ее Брилл, приняв чересчур серьезный вид Арии за выражение тревоги. Когда та лишь пожала плечами и продолжила смотреть через плечо, Брилл с трудом поборола порыв проследить за ее взглядом. У нее самой вдоль позвоночника все еще бегали мурашки.
— Здесь у нас несколько гримерных, где актеры готовятся к спектаклям, — раздался голос мадам Жири, грубо ворвавшись в размышления Брилл и заставив ее слегка вздрогнуть. — Точно такие же комнаты находятся в другом крыле театра. Позади них несколько больших дормиториев, где живут рабочие и уборщицы. В целом тут можно поселить около семисот пятидесяти человек одновременно.
Заглянув в коридор, куда указала мадам, Брилл заметила в самом его конце дверь. Она узнала этот коридор, узнала эту дверь. Пока она смотрела в пустой проход, перед ее глазами возникла другая сцена, мгновенно заслонив собою настоящее. Мысленно Брилл наблюдала, как юная девушка с темными кудрявыми волосами выбегает из комнаты в слезах, с жалобными причитаниями, а за ней бежит ее спутник. «Это та комната, где находилась эта девушка. Как ее звали? Ка… что-то там. Я помню ощущение, что эти двое были каким-то образом вовлечены во все происходившее, но я никогда не понимала как. Кристина… я помню, они называли ее Кристиной».
«Вообще-то, сейчас, если подумать, я припоминаю, что Эрик, когда я нашла его, говорил о ком-то по имени Кристина. Странно…» Вытряхивая образы из головы, Брилл на миг прикрыла глаза.
— Здесь так темно, потому что сейчас ничего не ставят?
Прервав свой краткий обзор, мадам Жири убрала непослушный локон обратно в прическу и подняла свои зеленые глаза, словно бы оценивая несколько странное поведение Брилл.
— Нет. Этот коридор на данный момент пустует по другой причине. Люди думают, что в нем обитают привидения. И если нет необходимости, никто тут не селится.
— Привидения… — пробормотала Брилл куда менее издевательским тоном, чем прежде. На нее начала воздействовать зловещая атмосфера этого места. Уже не казалась такой неправдоподобной вера в то, что нечто укрывается в тенях, ожидая подходящего момента, готовясь к нападению. Вдруг в глубине ее живота прошла волна дрожи, унося ту слабую уверенность, что еще оставалась. «Почему я чувствую себя так, словно не должна здесь находиться, словно не хочу здесь быть?»
Вытряхнув из головы подобные мысли, Брилл последовала за мадам Жири, успевшей свернуть в следующий коридор. Пока они шли, удаляясь от помещений непосредственно возле сцены в более ярко освещенную и пригодную для жизни часть Оперы, тревога Брилл чуть утихла, заставив ее чувствовать себя глупо из-за того, что поддалась суевериям, которые сама же и высмеивала менее часа тому назад. Троица прошла мимо двойных дверей, за которыми был слышен громкий стук и шумная болтовня.
Из-за дверей донесся взрыв бурного смеха, и мадам Жири на секунду остановилась.
— Это кухни. Я не думаю, что вы будете задерживаться здесь дольше, чем необходимо, чтобы взять себе еду. Мы нанимаем поваров исключительно за их мастерство — на случай, если приглашенные актеры пожелают что-нибудь особенное.
Одна из створок двери распахнулась, и в коридор, пятясь, выкатился пузатый мужчина с черными как смоль волосами, окутанный восхитительным ароматом какого-то незнакомого блюда. Балансируя подносом, который он держал одной рукой, мужчина повернулся — и резко остановился, заметив женщин. Вытерев свободную руку о передник, он широко улыбнулся мадам Жири и Брилл и покачал подносом.
— Привет. Что привело таких красоток, как вы, к моей кухне? — приподняв брови, спросил он с легким итальянским акцентом.
Уперев руки в бедра, мадам Жири раздраженно надулась:
— Просто занимайся своим делом, Жерар. И вообще, почему ты болтаешься тут без дела, когда должен работать?
Не обращая внимания на ее тон, повар медленно присел на корточки и взял со своего подноса булочку; протянув ее Арии, он подождал, пока та отпустила мамины юбки и нерешительно взяла подарок.
— Ох, ладно тебе, Жири. Не нужно затевать ссору. Я работаю, обеспечиваю эту прелестную маленькую девочку тем, что необходимо каждому ребенку, — сладостями.
Ткнув пальцем в сторону мужчины, мадам Жири шагнула вперед:
— Прекрати немедленно, чертов болван. Эта девочка еще не обедала, а ты тут пичкаешь ее сахаром и чепухой. Ступай себе подобру-поздорову, пока мы не подцепили твою глупость.
Со скрытым весельем наблюдая за этой сценой, Брилл погладила Арию по темноволосой головке, кивнув, когда та посмотрела на нее, прося разрешения съесть зажатую в руке сладость.
— Ну, думаю, от одной булочки вреда не будет, — пожимая плечами сказала она, сознательно преуменьшая собственную реакцию на доброту незнакомца.
Бессознательное недоверие боролось в ней с признательностью. Наконец-то люди начали относиться к ним обеим с простой порядочностью, когда она уже начала считать, что лишилась этого навсегда, — и Брилл не была уверена, что обо всем этом думать. Выжженная в мозгу животная настороженность одновременно заставляла стыдиться саму себя и сохраняла рассудок. Легче было поверить, что все люди подонки, нежели примириться с фактом, что из-за ее собственной глупости они с дочкой оказались в большой опасности. Во всем, что с ними случилось, была виновата только она. Возможно, в каком-то смысле, она даже заслужила эти страдания. Бог находит способ покарать нечестивцев, а Брилл начала серьезно сомневаться в своей морали. «Когда мы блуждали там, на улицах… я была готова пойти на что угодно, чтобы защитить Арию… на что угодно».
Мужчина выпрямился, хрустнув при этом коленями, и с той же приветливой улыбкой повернулся обратно к мадам Жири.
— Видишь, ничего страшного. А сейчас мне действительно пора бежать. Я очень занятой человек, и у меня нет времени торчать тут и болтать весь день, — с этими словами Жерар развернулся и оставил женщин на произвол судьбы, махнув им через плечо. — До свидания, любовь моя! Я жду не дождусь следующей встречи, — громко добавил он и исчез за углом.
Закатив глаза, мадам Жири зашагала в противоположном направлении, бормоча себе под нос что-то нелестное:
— Этот человек… клянусь… какая глупость…
Нежно подтолкнув Арию в спину, чтобы та тоже шагала вперед, Брилл последовала за женщиной. Без труда ощущая исходящее от нее раздражение, Брилл хранила молчание, просто кивая, когда та показывала ей остальные помещения. Мадам Жири остановилась перед еще одной непримечательной дверью и посмотрела на часы, свисающие на цепочке с ее талии.
— Здесь находятся дормитории обслуживающего персонала. Каждая комната вмещает примерно десять человек. Весь этот коридор предназначен для женщин. Большая часть комнат в настоящее время пустует, но, думаю, вам нецелесообразно будет селиться отдельно. Поскольку вы новенькая и все такое прочее. Остальные дамы могут помочь вам привыкнуть к жизни здесь. Поначалу будет довольно трудно. Опера сама по себе целый мир — у нас свои законы и обычаи, которые могут показаться странными человеку со стороны.
Открыв было рот, чтобы сообщить, что у нее наверняка не будет никаких проблем с театральными причудами, Брилл тут же его захлопнула. Она не могла сказать этой женщине, что ее путешествия по экзотическим местам давным-давно сделали ее невосприимчивой к странным обычаям. Уборщицы из низшего класса не ездят по миру со своими отцами. Она должна помнить об этом. Отныне Брилл Донован умерла.
Заметив устремленный на ее лицо острый взгляд мадам Жири, Брилл неловко переступила с ноги на ногу.
— Могу я спросить — почему вы помогли мне, мадам? Вы даже не спросили, как меня зовут. К слову сказать, меня зовут Брилл Дон… Брилл Доннер, а это Ария, — наконец выдавила она, чувствуя потребность хоть что-то сказать под этим стальным взглядом. Ложь прозвучала шитой белыми нитками.
— Нам нужны люди, которые не захотят неожиданно уйти в ближайшее время. И простите, но вы не выглядите как человек, имеющий возможность выбирать, где ему оставаться в данный момент, — демонстративно переведя взгляд на огромный синяк, окрасивший щеку Брилл в болезненно-сизый, мадам Жири на миг умолкла. Ее лицо немного смягчилось, и она положила руку Брилл на плечо. — Откуда у вас этот синяк, милая? Вы от кого-то убегаете? Мы можем принять меры, чтобы вы и ваша маленькая девочка были здесь в безопасности, если…
Ускользнув от прикосновения, Брилл потупилась. Хотя она страстно желала положиться на заботу этой женщины, но не в силах была вновь отыскать доверие в своем сердце.
— Я вдова, мадам. Джон, мой муж, умер много лет назад. Меня не нужно ни от кого защищать.
— Я ничего не говорила про мужа, милая. Но если вы так утверждаете, то я поверю вам на слово. — Мадам Жири кашлянула и, вновь придав лицу жесткое выражение, повернула ручку и толкнула дверь. — Вы обе идите в комнату в конце коридора и вымойтесь. Вокруг никого не должно быть, так что вы получите некоторое уединение. Кухни открыты весь день, поэтому вы сможете также взять себе что-нибудь поесть. Отдохните немного. Насколько я понимаю, завтра ночью — ваш первый рабочий день.
— Ночью? Почему ночью?
Мадам Жири сделала паузу перед тем, как ответить:
— Большая часть уборки производится ночью или рано утром. Работа идет быстрее, когда вокруг меньше народу. А еще покровители и управляющие не любят весь день обходить работающих уборщиц. — Когда по лицу Брилл скользнула тень негодования, она улыбнулась. — Для вашего же блага вам нужно научиться скрывать этот гнев. Привыкнуть к тому, что на вас смотрят свысока. Чем скорее это произойдет, тем скорее перестанет уязвлять. Даже прочие уборщицы будут так поступать, пока вы не достигнете их уровня, и даже тогда они будут шептаться у вас за спиной. — Подождав секунду, пока Брилл кивнет в знак понимания, мадам Жири отошла от двери. — Теперь я вас оставлю. Я уверена, Кати скоро введет вас в курс дела.
— Спасибо, мадам. Вы оказали мне неоценимую услугу, и я никогда этого не забуду, — тихо сказала Брилл, направляя Арию в их новый дом.
— Я сделала это не для вас, мадам Доннер, — последовал краткий ответ. — Как я сказала, нам нужны рабочие руки. Вот и все, — без дальнейших слов мадам Жири повернулась и удалилась по коридору, напоследок еще раз посмотрев на часы, прежде чем исчезнуть за углом.
Оставшись одна, Брилл бросила сумку на пустующую кровать и тяжело опустилась рядом. Потерев заломившие глаза, она вздохнула — неровное освещение Оперы убивало: она хотела бы, чтобы при ней оказались ее затемненные очки. Стоило ей только тихонько присесть на бугристый матрас, как внутри поднялась такая волна облегчения, что Брилл даже испугалась, что ее разорвет от избытка эмоций. «Теперь мы в безопасности. Нам есть где жить. Наконец-то я могу немного расслабиться». Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и Брилл не смогла не засомневаться в своей удаче. Прокручивая в голове недавние события, она искала в ситуации какой-то подвох, ожидая, когда же почва уйдет у нее из-под ног. Последнее время она чувствовала себя так, словно постоянно барахтается по зыбкому болоту. Но сейчас, кажется, к ней вернулась удачливость ее народа.
Улыбаясь, Брилл протянула руку и подождала, пока Ария подойдет и сядет рядом с ней.
— Ну, похоже, это наш новый дом. Захватывающе, правда? Жить в Опере. Возможно, тут есть и другие маленькие девочки, с которыми ты сможешь играть.
Та лишь пожала плечами, и Брилл вздохнула. Поведение дочери не становилось лучше. На самом деле оно становилось все более и более тревожным. Когда Ария улыбнулась мадам Дюбуа, Брилл думала, что хлопнется в обморок от потрясения. Впервые за многие месяцы она видела свою дочку улыбающейся. С тех пор как Эрик ушел, Ария стала другой. Теперь она всегда была угрюмой, а ее большие серые глаза — безжизненными и бесстрастными. Для маленького ребенка это было совершенно ненормально. Брилл начала всерьез задаваться вопросом, сможет ли Ария когда-нибудь вновь стать той же шаловливой маленькой девочкой, какой была когда-то. Одного этого было достаточно, чтобы заставить ее возненавидеть Эрика. Даже сейчас, после всего, что произошло, Брилл продолжала его ненавидеть.
— Ну, давай сходим умоемся и съедим что-нибудь. Может, тот милый повар даст тебе еще одну булочку. — На лице Арии промелькнула бледная улыбка, и Брилл, снова вздохнув, встала, скривившись, когда из-за помятых ребер резко кольнуло в боку. Выйдя из своей комнаты и зашагав по коридору в ванную, она бросила короткий взгляд через плечо — здесь определенно был кто-то еще, и этот кто-то наблюдал за ней. «Будь осторожна. Не поддавайся глупости других людей. Здесь нечего бояться. Теперь мы в безопасности».

***

Балансируя ведром с мыльной водой в одной руке и шваброй — в другой, Брилл, покачиваясь, спускалась следом за мадам Дюбуа в полутемный холл. Шла всего лишь вторая ночь ее работы, а она уже вымоталась до предела. Даже в самых страшных кошмарах она не могла представить себе все тяготы жизни уборщицы. Часы накануне ночью, проведенные на коленях за отскабливанием пола, усугубили боль в ребрах, а теперь еще и ноги и руки одеревенели, так что даже просто ходить было больно. Рыхлое мыло, использующееся для мытья полов, разъело ей руки, поэтому кожа на суставах пальцев трескалась и кровоточила. Учитывая степень ее физических страданий, удивительно, что она еще была в состоянии связно мыслить. Чуть споткнувшись, Брилл выплеснула немного воды на пол, заработав за полетевшие брызги неодобрительный взгляд Кати. Быстро извинившись, она перехватила ведро покрепче. Балансируя ведром с мыльной водой в одной руке и шваброй — в другой, Брилл, покачиваясь, спускалась следом за мадам Дюбуа в полутемный холл. Шла всего лишь вторая ночь ее работы, а она уже вымоталась до предела. Даже в самых страшных кошмарах она не могла представить себе все тяготы жизни уборщицы. Часы накануне ночью, проведенные на коленях за отскабливанием пола, усугубили боль в ребрах, а теперь еще и ноги и руки одеревенели, так что даже просто ходить было больно. Рыхлое мыло, использующееся для мытья полов, разъело ей руки, поэтому кожа на суставах пальцев трескалась и кровоточила. Учитывая степень ее физических страданий, удивительно, что она еще была в состоянии связно мыслить. Чуть споткнувшись, Брилл выплеснула немного воды на пол, заработав за полетевшие брызги неодобрительный взгляд Кати. Быстро извинившись, она перехватила ведро покрепче.
Пыхтя, мадам Дюбуа открыла ближайшую дверь и указала на темную комнату.
— Этими комнатами не пользовались около года, но из-за замаячившего на горизонте открытия Оперы их надо вычистить. Так вот, некоторые из них превратили во временные кладовки, поэтому тебе, возможно, придется кое-что переставить.
— Мне будет кто-нибудь помогать? — спросила Брилл, опуская ведро.
Кати издала короткий смешок и положила на пол щетку и фонарь.
— Ты единственная, кто готов заходить в этот коридор. Так что придется управляться самой. Я жду, что к завтрашнему дню все эти комнаты будут убраны и вымыты.
— Да вы шутите. В этом коридоре, наверное, не меньше десятка комнат!
— Да, и все они должны быть вычищены до завтра, — ровно ответила мадам Дюбуа. Затем она повернулась и пошла прочь от закипающей Брилл, оставив ее в круге мигающего света фонаря.
— Ну… и вам тоже веселого Рождества! — пробурчала Брилл, вытирая свои уже запачканные руки о белый оборчатый передник своей униформы. «Мадам Жири не шутила, когда утверждала, что люди будут пытаться помыкать мной. Но я отказываюсь привыкать к этому. Надо просто продолжать работать, пока не сровняюсь с ними… или пока не превзойду. Люди пожалеют, попытайся они изводить меня!»
Поднявшись, Брилл плотнее завязала косынку на своих черных волосах, затем оглядела пользующийся столь дурной репутацией коридор. Свисающие с потолка огромные полотнища паутины колыхались над лежащими вдоль стен маленькими кучками мусора, наводя на мысль о куда большем беспорядке, который наверняка творится в комнатах. Обняв себя руками, Брилл растерла побежавшие по предплечьям мурашки. «Зловещее место».
Ее воображение уже превращало эту обстановку в нечто жуткое. Казалось, будто сама тьма сжимается вокруг нее, затрудняя дыхание. Из-за пределов светового круга донеслись слабые скребущие звуки, и Брилл заметила краем глаза сверкающие из темноты глазки-бусинки. «Пожалуйста, только не говорите мне, что тут водятся крысы. Ненавижу крыс…» Подняв фонарь, она сделала глубокий вдох, передернула плечами, стряхивая странные ощущения, и шагнула в первую же дверь слева от себя.
В смятении оглядев комнату, Брилл закрыла глаза, чтобы не видеть покрывавший все толстый слой пыли.
— Это займет целую вечность, — простонала она и, повернувшись, вышла обратно в коридор, чтобы забрать инвентарь.
Резко остановившись, когда не увидела своих вещей там, где оставила их, Брилл несколько секунд пялилась на пустое место. Тряхнув головой, она оглядела коридор и заметила швабру и ведро стоящими на полу у соседней двери. «Странно, я уверена, что оставила их прямо здесь». Быстро сходив и забрав инвентарь, Брилл заторопилась назад в комнату, где оставила фонарь.
— Почему со мной всегда случаются странности? — вслух подумала она и начала мыть пол.
Накануне ночью ее личные вещи словно бы обрели ноги или просто пропали, но Брилл посчитала, что это дело рук других женщин. Кроме того, куда бы она ни пошла, ее всюду будто преследовали странные звуки. Громкие удары, жуткие скрипы — а один раз даже далекий смех — докучали ей каждый миг. Она проработала в театре всего два дня, а остальные женщины уже боялись ее. Они говорили, что она проклята или каким-то образом разозлила призрака.
В некоторой степени Брилл была рада, что они избегают ее. Так было легче игнорировать их, никого не оскорбляя. Она абсолютно не была заинтересована в том, чтобы заводить друзей или хотя бы тратить энергию, чтобы побороть внутреннюю застенчивость и быть дружелюбной. Если глупцы хотят судачить о ней за ее спиной, пусть их. Ей все равно. Они не могут сделать ничего, что заденет ее.
Яростно намывая все вокруг и не обращая внимания на ноющую боль во всем теле, Брилл закончила уборку за час.
— Возможно, это будет не так плохо, как я думала, — сказала она себе, стараясь звуком своего голоса заполнить давящую тишину.
Подобрав инвентарь, Брилл выволокла его в коридор. Отчаянно балансируя всем скарбом, она направилась в следующую комнату. Но стоило ей потянуться, чтобы открыть дверь, как задвижка щелкнула и отодвинулась сама собой, а дверь медленно приоткрылась на несколько дюймов. Брилл мигом отпрянула назад — все волосы у нее на затылке немедленно встали дыбом. К тому моменту, как она, дрожа, перевела дух, ее и без того уже натянутые нервы посылали в голову тревожные звоночки.
— Ладно, это было странно, — прошептала Брилл, продвинувшись вперед на фут, чтобы толкнуть дверь ногой. В комнате не обнаружилось ничего, кроме груды коробок и нескольких простыней, покрывающих обломки мебели, и Брилл нервно кашлянула. — Наверное, эту комнату я оставлю на сладкое.
Быстро развернувшись, она неуклюже заторопилась к комнате в конце коридора, пытаясь избавиться от скручивающего внутренности беспокойства. Уронив швабру и щетку, Брилл медленно открыла последнюю гримерную и с тревогой оглядела ее интерьер. Не заметив ничего подозрительного, она шагнула в комнату и со стуком поставила на пол фонарь и ведро. Слишком резко выпрямившись, она задохнулась от острой боли в ребрах и, опустившись на ближайшую коробку, обхватила руками живот, надеясь перетерпеть жгучую боль.
— Дыши, просто дыши, — простонала Брилл себе, ожидая, когда ушибы перестанут пульсировать.
Брилл… — едва уловимо прошелестел в воздухе удивительно красивый голос, прозвучав так близко, что она могла бы поклясться — кто-то шептал ей прямо в ухо.
С сердцем, трепещущим почти в горле, Брилл вскочила на ноги, опрокинув при этом стоявшее позади ведро и разлив воду по всему полу.
— Кто здесь?! — пронзительно вскричала она, быстро — несмотря на то, что пришлось прижимать руки к ноющим бокам, — обыскивая темную комнату в надежде заметить хоть какое-то движение. — Если здесь есть кто-нибудь, пожалуйста, отзовитесь!
Сгорбившись в тускло освещенной гримерной, Брилл выжидательно прислушивалась, стараясь уловить хоть один звук помимо собственного хриплого дыхания. Когда ее ушей достигла лишь гнетущая тишина, которую она уже начала ассоциировать с Оперой, Брилл задрожала. Шли минуты, но ничего не происходило, и она медленно расслабила сведенные от напряжения мышцы спины. Обойдя валяющееся на боку ведро, Брилл прошлась вдоль стен комнаты, проверяя за коробками и заглядывая под простыни. Сорвав последнее пыльное покрывало, она посмотрела на заднюю стену, только теперь заметив на ней огромный завешенный участок. Прокравшись туда на цыпочках, она осторожно потянула за угол полотна, а затем резко сорвала его.
Завопив во весь голос, Брилл отпрянула от скрывавшейся под простыней фигуры, но когда она повернулась, чтобы дать деру, то краем глаза заметила, что фигура повторила ее движения. Замерев, Брилл бросила еще один взгляд на смутный силуэт и внезапно поняла, что кроме нее в комнате никого нет: она смотрит на огромное зеркало в бронзовой раме и на собственное кошмарное отражение.
Выдавив вереницу цветистых проклятий, Брилл, обмякнув, тяжело оперлась на зеркало и прижала правую ладонь к его прохладной поверхности. Впав в безмолвие, она несколько минут провела совершенно неподвижно. Затем медленно подняла глаза обратно на зеркало, пока не уставилась прямо на свое разбитое лицо. Брилл едва узнавала собственные черты, обрамленные свежеприобретенными черными волосами. Синяки и темные круги под глазами с особой четкостью выделились в переменчивом свете стоявшего на полу фонаря. Подняв левую руку и проведя трясущимися пальцами по швам на нижней губе, Брилл на секунду нахмурилась. Она не могла избавиться от ощущения, что здесь, рядом с ней, есть кто-то еще, но это ощущение отличалось от того, что она испытывала в последние два дня: сейчас в ее животе расцветал скорее не страх, а странное тепло. Ее пронзила тоска столь сильная, что прожгла душу до самой сердцевины, и Брилл привалилась к твердой зеркальной поверхности. Прошло уже так много времени с тех пор, как она не чувствовала себя одинокой. Но стоило только этому крохотному ростку утешения пустить корни в ее сердце, как Брилл снова посмотрела на окружающую зловещую обстановку. На ее и без того усталые плечи немедленно обрушился тяжкий груз реальности. «Что это со мной? Здесь никого нет. Я одна… совсем одна. О боже…» У Брилл вдруг защипало глаза.
Неожиданно разразившись слезами, она уронила измученный взгляд со своего белого как мел отражения обратно на пол. Рыдания, которые она подавляла неделями, вскипели в ней, наконец прорвав навязанный ею жесткий контроль. Соскользнув на пол, Брилл боролась с охватившей все тело слабостью.
— Должно быть, я схожу с ума. Что со мной происходит?! Держи себя в руках, Брилл… — Несколько раз прерывисто вздохнув, она попыталась остановить поток бегущих по щекам бессильных слез. — Я не могу этого сделать. Почему я решила, что могу? Я такая дура. Когда я превратилась в такую дуру? — Погруженная в тишину, прерываемую лишь ее собственными всхлипами, Брилл привалилась виском к прохладному стеклу зеркала. — Мне даже нечего подарить завтра Арии на Рождество, — пробормотала она, полностью подавленная своими мыслями.
Тяжело вздохнув, она закрыла глаза, позволяя исходящей от стекла под щекой прохладе просочиться под кожу, затем рассеянно вытерла высыхающие на лице дорожки слез. Узлы, скрутившиеся в животе от осознания собственного убожества, медленно исчезали, пока внутри не осталась одна лишь пустота. «Я должна встать и вернуться к работе, — устало подумала Брилл. — Я просто немного испугалась, но теперь пора снова браться за работу».
Издалека сквозь тишину до нее донесся новый звук. Чуть приподняв голову, Брилл открыла глаза, пытаясь определить его источник. Повернув голову к двери, она тщательно прислушалась к восхитительному голосу, поющему, казалось, где-то в коридоре, потом, перестав хлюпать носом, расслабила сведенные плечи и села прямо.
— Должно быть, кто-то остался порепетировать поздно вечером, — прошептала Брилл себе, приглушив голос, чтобы лучше слышать необычайно привязчивую мелодию.
Но, вопреки очарованию разносящихся звуков, было в них и нечто тревожащее. Почему-то этот голос казался смутно знакомым, как будто она уже слышала его раньше, когда-то давно. «Но это глупость…» Брилл тихонько сидела и сама себе улыбалась: чувство безысходности и страха, все еще мучившие ее, медленно растворялись в струях божественной музыки, и она чувствовала странное воодушевление.
Поднявшись на ноги, Брилл отошла от зеркала и поставила расплескавшееся ведро как следует. С журчащей в ушах новой умиротворяющей мелодией она нашла в себе силы поднять швабру и вернуться к работе. Смущенная недавним всплеском эмоций, Брилл драила комнату как одержимая, время от времени подпевая талантливому тенору в те моменты, когда должен быть вступать хор.

***

Следить за перемещениями Брилл по театру оказалось на удивление легко. Большую часть времени она не расставалась с Арией, таская ее за собой по театру, словно боялась выпустить из поля зрения. Всякий раз, когда девочка была с ней, Эрик держался на безопасном расстоянии. Он осознавал для себя всю опасность присутствия Арии — даже спустя столько времени он чувствовал, что в его сердце все еще сохранилась привязанность к ребенку. Его невыносимо ранило зрелище того, сколь тихой и печальной стала эта маленькая девочка. Временами Эрик задавался вопросом, какое страшное несчастье могло стать причиной этой странной перемены, обычно приходя к выводу, что в этом каким-то образом виновата Брилл. Теплое чувство, которое Эрик все еще питал к Арии, никоим образом не затуманивало ярость, которую он испытывал в адрес ее матери. Пожалуй, наоборот, оно лишь увеличивало ее.
За последние два дня не нашлось бы и секунды, когда Эрик незримо не следовал за этой женщиной, пока она выполняла свою работу, и для него было куда безопаснее, если с ней не было Арии. Вид Брилл, на коленях скребущей пол в уборной, приносил ему странное удовлетворение. Эрик был не в силах сдержать ощущение собственного превосходства, накрывающее его всякий раз, когда он видел, как она морщится и потирает ноющую поясницу. Приятно было осознавать, что лживая шлюха теперь пала так же низко, как принизила его много месяцев назад. Наконец-то он чувствовал, что в какой-то мере восторжествовала справедливость. Наконец-то люди получают воздаяние по заслугам.
И когда Эрик понял, что мадам Дюбуа ведет Брилл по тому самому коридору, где находится «гримерная с привидениями», в уголке его рта мелькнула самодовольная улыбка. «Теперь она будет одна. Поблизости не будет ни одной живой души. Теперь я могу немного повеселиться».
Прислушиваясь со своей позиции в потайном ходе, идущем параллельно коридору, Эрик ждал, пока не услышал удаляющиеся шаги мадам Дюбуа. Нажав на рычаг, он выскользнул из скрытого панелью отверстия в стене и, бесшумно пробежав по темной комнате, с грацией охотящегося хищника осторожно прокрался в коридор. Заметив, что Брилл все еще разговаривает сама с собой в комнате на той стороне коридора, Эрик подобрал ее вещи и перетащил их к соседней двери. Снова нырнув в тени гримерной, он ждал за закрытой дверью, пока не услышал снаружи сконфуженный возглас Брилл.
С дьявольской улыбкой на лице он лениво привалился к каменной стене, наслаждаясь разлившимся в животе чувством глубокого удовлетворения. Он уже давно не ощущал себя таким живым. «Да, мне не было так хорошо с тех пор, как я покинул тот дом. Это похоже на пробуждение от сна. Отныне у меня снова появилась цель в жизни. Заставить ее заплатить за то, что она сделала».
Прошла уйма времени, прежде чем Эрик вытряхнул себя из теплых объятий фантазии о грядущей мести. Навострив уши, он услышал, что Брилл вышла из комнаты напротив и направилась к той, где в данный момент скрывался он. Быстро сориентировавшись, он потянул за дверь, ведущую в его комнату, повернув ручку до того, как она смогла ее коснуться. Отступив назад, в затемненные горы сваленных коробок, он подождал, когда Брилл убежит прочь по коридору, а затем прокрался к задней стене и вновь исчез в известном лишь ему проходе.
Осторожно пробираясь сквозь тьму своих владений, Эрик в считанные секунды достиг конца хода. Замедлившись, он подошел к зеркалу, зеркалу Кристины — и прежние воспоминания мгновенно ворвались в его разум. Но как только боль, которая шла рука об руку с этими мыслями, начала безжалостно биться в его потрепанное сердце, Эрик быстро закрыл для них свой разум, выстраивая стены против ран, которым никогда прежде не удавалось его повергнуть.
Пока он сражался с заполонившими мысли старыми воспоминаниями, к горлу подкатил комок черной бурлящей ненависти. Легче всего было ненавидеть. Это было привычно и приятно. И прямо сейчас единственный объект, на который он должен был направить весь этот гнев, находился по ту сторону завешенного зеркала — судя по звукам, всего в нескольких шагах.
Не успев понять, что творит, Эрик открыл рот и пробормотал ее имя, машинально изменив голос и направив его так, чтобы тот казался сам собою возникшим в воздухе. Потрясенный собственным безрассудством, Эрик зажал рот рукой и бесшумно попятился от зеркала. Он прислушивался к шквалу звуков за темным стеклом, означающему, что Брилл ищет источник таинственного голоса. «Странно, насколько отличается ее реакция. Когда Кристина впервые услышала мой зов, она безоговорочно решила, будто я ангел, а Брилл ищет человека. Забавно…»
Вновь придвинувшись ближе к чернеющему стеклу, Эрик склонил голову набок, пытаясь определить, где именно в комнате находится Брилл. Когда эта чертовка рывком содрала с зеркала покрывало, он сдуру отшатнулся назад, уверенный в том, что пронзивший воздух крик — следствие того, что она каким-то образом его заметила. Едва не запутавшись в собственных ногах, Эрик почти развернулся, чтобы сбежать обратно в темный коридор, но в этот момент к нему вернулся здравый смысл.
«Что я делаю — это нецелесообразно. Она не могла меня увидеть… я идиот». Повернувшись обратно к мерцающему свету, который проникал сейчас сквозь поверхность зеркала, Эрик прикипел глазами к женщине, стоящей менее чем в шаге от него. «Я могу с этим справиться. Я могу смотреть на нее и ничего не чувствовать. Я могу…»
Подняв неуверенный взгляд на лицо Брилл, он был потрясен тем, что увидел. Стоящая перед ним женщина больше не была той уверенной, полной жизни ирландкой, которую он запомнил с той поры. Сейчас она скорее напоминала возникший из мрака призрак, а ее глаза были темными и тусклыми, словно старые серебряные монеты. До этого момента у Эрика не было возможности близко разглядеть Брилл — прошедшие два дня он всегда наблюдал за ней на расстоянии. То, что он видел теперь, было совершенно неожиданным и слегка тревожащим. Обведя взглядом контуры лица Брилл, он ощутил укол жалости. «Это плохо… куда проще ненавидеть ее такой, какой я ее запомнил… но это… это…»
На щеке Брилл красовался уродливый изжелта-зеленый синяк, и — если он не ошибался — в середине ее нижней губы было наложено, по меньшей мере, два шва. Эрик мрачно нахмурился, ошеломленно глядя в пустые глаза Брилл. Всякое удовлетворение, которое он получил, мучая ее в эти два дня, улетучилось, пока она, не догадываясь об этом, смотрела прямо на него. Невзирая на отчаянные попытки предотвратить это, семена жалости проросли в его сердце и начали разрушать крепостной вал гнева. «Что с ней случилось, почему она выглядит подобным образом? Из ее глаз ушел свет…»
Медленно, сам не осознавая, что делает, Эрик вытянул руку и положил ее на стекло в том месте, где с другой стороны к нему притрагивались пальцы Брилл. Прижав затянутую в перчатку ладонь к стеклу, он почти ощутил, что касается ее, и внезапно в смятении обнаружил, что хочет прикоснуться к ней, чтобы оживить мертвую пустошь, которую увидел в ее взгляде. И когда на эти широко раскрытые тускло сияющие глаза навернулись непролитые слезы, Эрик осознал, что желает про себя, чтобы эти слезы исчезли, осознал, что недостаточно силен, чтобы неподвижно стоять, видя ее несчастье.
У Брилл подкосились ноги, из ее груди вырвались сдерживаемые прежде рыдания. Опустившись вслед за ней, все еще прижимаясь через стекло ладонью к ее ладони, Эрик сел на пол. «Что со мной не так? Она же предала меня… почему я чувствую все это? Почему я чувствую, что должен утешить ее? Господи, ну почему я такой слабовольный? Вставай… оставь ее здесь… разворачивайся и уходи…» Но он обнаружил, что не может этого сделать. Что-то в затуманившем глаза Брилл бездонном отчаянии было слишком знакомым. В ее взгляде читался тот же сломленный дух, который Эрик однажды видел в собственном взгляде.
Прислонившись лбом к прохладному стеклу, он позволил состраданию расколоть лед вокруг своего сердца. Открыв рот и осторожно проецируя свой голос в пространство коридора снаружи комнаты, Эрик тихонько запел подбадривающий мотив собственного сочинения.
Реакция Брилл не замедлила воспоследовать. При звуках его голоса она подняла голову от зеркала и глянула на коридор, откуда явно доносилась песня. Ее хлюпающие рыдания стихли, она склонила голову набок, вслушиваясь в плывущие по воздуху упоительные ноты. Несколько минут спустя Брилл с новыми силами поднялась на ноги. В тот миг, когда ее рука с той стороны стекла отстранилась от его руки, Эрик ощутил эту пустоту в самой глубине своей души.
Он продолжал напевать, когда Брилл вернулась к работе, и страх и пустота, отражавшиеся на ее лице, сменились решимостью. Закрыв глаза, он медленно протянул в тишине последние ноты, оставив ее под щитом послезвучия своей музыки. Медленно встав и проведя напоследок пальцами по поверхности зеркала, Эрик отвернулся от зрелища поглощенной работой Брилл. Уронив руку вдоль тела, он отступил в коридор, неверяще покачивая головой от собственного странного поведения.
Очевидно, чары Брилл все еще действовали на него. Ударив кулаком в ближайшую каменную стену, Эрик выпустил пар от собственного смущения и досады единственным доступным ему способом. «Гори оно все в аду!»


Нижеследующее является примечанием для тех, кому интересно, насколько Брилл осведомлена о прошлом Эрика. Juliana написала это специально для всех вас. Так что вот. Надеюсь, это ответит на все ваши вопросы.
Что знает Брилл:
П.О. — Когда Брилл впервые попала в оперный театр, она слышала слухи о таинственном «Призраке Оперы». Она не верит в привидения и поэтому скептична по отношению к всеобщему настрою, исключая странные происшествия, которые рассматривает как совпадения, которые интерпретировало чрезмерное воображение обитателей театра. Затем она получает записку с угрозами от «О.П.» и начинает подозревать, что кто-то поддерживает миф о привидении, чтобы манипулировать людьми посредством их страхов. Хотя она слышала некоторые слухи, но не знает о склонности Призрака к маскам и о его предполагаемом местонахождении в нижних подвалах.
Дон Жуан — На самом деле Брилл видела лишь малую часть событий. Разумеется, она заметила смену актера и была очарована его голосом (пожалуйста, учтите, что она никогда не слышала, как поет «Эрик»). Однако осознание ею истинной подоплеки ее видений произошло за секунды до того, как с Эрика сорвали маску. Так что Брилл никогда не видела лица «Дон Жуана» и не имеет причин считать, что оно изуродовано, поскольку Пьянджи тоже носил маску. Она также не видела, как Призрак уронил люстру и похитил Кристину — она была слишком занята тем, чтобы увести людей от опасности, и в это время не смотрела на сцену. Поэтому для нее таинственный мужчина на сцене был не более чем дублером — и никак не связан с катастрофой. Когда Брилл, увидев Пьянджи, вышла на сцену, то заметила у того на шее веревку, но не имела возможности рассмотреть ее перед тем, как провалилась. Тем не менее, у нее нет причин подозревать, что он был задушен, поскольку она фактически не видела, что это была удавка.
Под оперным театром — Когда Брилл оказалась под театром, она столкнулась с озабоченным грязным типом, который и рассказал ей о людях, которые охотятся на Призрака Оперы. Она поняла, что во всем произошедшем винят Призрака. Поэтому, когда она нашла в подвалах Эрика, то предположила, что на него напал кто-то, кто принял его за Призрака Оперы. В своем сострадании раненому и отчаявшемуся человеку Брилл даже не предполагала, что он может быть «человеком за образом призрака». Хотя Эрик и был без маски во время их путешествия к выходу, во тьме и дыму она не разглядела толком его лица. Он надел маску, как только они очутились вне здания, когда Брилл побежала за помощью.
Эрик — Пока Эрик приходил в себя в ее доме, Брилл не снимала с него маску, думая (вполне оправданно), что он по той или иной причине может болезненно на это среагировать. Большую часть жизни она была доктором-самоучкой и дочерью полевого хирурга, поэтому не испытывала особой нужды видеть его лицо — поскольку решила, что это не имеет значения. Из взаимоотношений с Эриком Брилл вынесла, что он музыкант, но хотя он и играл в ее присутствии на пианино и скрипке, она никогда не слышала, как он поет (т. е. не могла идентифицировать его как человека, который пел партию Дон Жуана). Эрик сказал Брилл и Коннеру, что сотрудничал с директорами оперного театра, и они в это поверили. Брилл стало известно кое-что о прошлом Эрика, но это в первую очередь касается его детства, — она знает, что он был заброшенным и забитым ребенком из-за своего лица.
Происшествие с парижской полицией — Когда к ним явились полицейские (глава 21), они задавали Брилл вопросы о вечере премьеры «Дон Жуана Торжествующего». Они спрашивали, не заметила ли она что-нибудь подозрительное. Однако они не упомянули ни лицевые дефекты или какую-либо маску, ни похищение Кристины, ни то, что весь этот хаос устроил мужчина, игравший Дон Жуана (знают ли это они сами или нет, уже неважно). Однако когда они спросили о чем-то необычном, Брилл первым делом подумала об Эрике, признавая, что большинство людей при виде маски будут захвачены врасплох и подозрительны. Поэтому она и соврала, что он — ее муж. Она решила, что это разумный выход, чтобы избежать голословных обвинений против того, кому не повезло выглядеть не так, как прочие. (Также стоит отметить, что Эндрю, который написал письмо в полицию, на данном этапе не имел никаких причин считать, что Эрик и есть Призрак Оперы. Он надеялся на то же, чего боялась Брилл, — а именно, что Эрика обвинят лишь за то, что он отличается от других.) После ухода полиции Эрик едва не рассказал Брилл всю правду, но их прервало возвращение Коннера. В 28-й главе Эрик снова едва не рассказал ей все, но на сей раз Брилл просто сбежала, намереваясь выманить его из хлева. К тому моменту, как он ее догнал, их диалог принял совсем иной оборот.
Возвращение в оперный театр — Коннер наводил справки в Опере, пытаясь определить местонахождение Эрика. Впоследствии он выяснил, что Эрик здесь не работает и никогда не работал. Однако Коннер в то время не контактировал с Брилл, поэтому она ничего не знает о его открытиях. И на данный момент она и не думает задавать тот же вопрос.


Глава 38: Веселого Рождества

Небрежно помахивая опустевшим ведром, Брилл не спеша брела по темному коридору, держа перед собой фонарь, указывающий ей путь сквозь сумрак. После одиннадцати часов уборки каждое соприкосновение ступней с полом ощущалось словно электрический разряд через все тело. Однако, несмотря на терзавшую конечности физическую слабость, Брилл испытывала странную эйфорию. Часы показывали, что сейчас позднее рождественское утро, хотя если судить по освещению внутри театра, вполне могла быть еще полночь. Но по какой-то причине Брилл больше не боялась теней. Гнетущая атмосфера, преследовавшая ее с самого появления здесь, очевидно, каким-то образом за ночь растворилась.
Напевая себе под нос один из любимых рождественских гимнов, Брилл резко повернула налево, за сцену, минуя нишу, полную спасенного реквизита с последнего спектакля театра. На мгновение она остановилась и подняла фонарь повыше, чтобы осветить стену, покосившись на вздымавшиеся до самого потолка нарисованные языки пламени. «Я их помню… вечер премьеры «Дон Жуана Торжествующего»… во время той последней сцены там был огонь, похожий на этот, прямо перед тем как начался настоящий пожар…»
С другой стороны занавеса мимо Брилл пронеслась тень, достаточно поколебав воздух, чтобы вызвать рябь вдоль задника. В тот же миг тонкий материал позади нее вздыбился вперед от внезапного дуновения ветра, заставив Брилл слегка отступить.
— Эй? Есть тут кто-нибудь? — неуверенно спросила она и подождала ответа, думая, что сейчас-то ее охватит страх — но тот оставался взаперти.
Поскольку никто не отозвался, Брилл вздохнула и пошла дальше, поводя плечами, чтобы избавиться от спазма в позвоночнике. Вновь резко свернув налево, она обогнула край задников — и врезалась в того, кто шел навстречу. Падая навзничь, Брилл громко ахнула, на что эхом откликнулся пронзительный вскрик второй оказавшейся на полу жертвы их столкновения.
Быстро совладав с дыханием, Брилл посмотрела на юную блондинку, вопящую во весь голос в футе от нее.
— Чшшш. Бога ради, все в порядке. Это всего лишь я. Успокойтесь, — заявила Брилл и протянула руку, чтобы утихомирить девушку.
Замерев от прикосновения Брилл, та открыла глаза и сконфуженно уставилась ей в лицо, осознав, что не столкнулась во тьме с каким-нибудь подлым негодяем. Девушка нервно хихикнула и села чуть прямее.
— Как сказать, — прощебетала она. — Вы меня чуть до смерти не выпугали.
— Простите, я не видела вас, пока мы друг в друга не врезались, — со слабой улыбкой отозвалась Брилл, пока они разглядывали одна другую. Смех девушки, пусть и нервный, оказался заразительным. Медленно поднявшись, Брилл принялась собирать свой инвентарь, быстро поправив фонарь, пока тот не погас.
Встав на ноги подобным же образом, блондинка протянула изящную руку.
— Меня зовут Мэг, — с улыбкой представилась она. — Я балерина в этом театре, пускай и не самая лучшая.
Слегка колеблясь, принимать ли протянутую руку, Брилл потупилась. Начав работать в Опере, она быстро составила для себя свод правил, и среди них был запрет на заведение друзей. Так будет легче уйти, если придется… если Эндрю найдет ее… без эмоциональных привязанностей. С шумом выдохнув, Брилл вновь взглянула в приветливое лицо Мэг и все-таки пожала предложенную руку. «Не стоит грубить людям. Иметь возможность переброситься словом — не преступление… возможно, неплохо будет хоть разок поговорить с кем-то моего возраста… пусть даже она балерина».
— Я Брилл, — медленно проговорила она и добавила: — Одна из местных уборщиц. — Признавая свой низкий статус, Брилл была уверена, что девушка быстро оставит ее в покое, но, к ее удивлению, та лишь улыбнулась и наклонилась помочь ей собрать инвентарь.
— Судя по акценту, ты из Англии, — непринужденно заметила Мэг, оперевшись на ручку швабры, выражение ее лица стало мечтательным. — У меня была подруга, которая в прошлом году уехала в Англию, чтобы выйти замуж. Хотела бы я поехать куда-нибудь вроде Англии… да куда угодно… — оборвав себя, Мэг хмыкнула. — Прости, я тут болтаю всякую чепуху, а мы ведь едва знакомы.
— Вообще-то, на самом деле я из Ирландии. И в болтовне нет ничего дурного. Я всю ночь провела наедине с собой. Приятно услышать еще чей-то голос помимо собственного. Когда почти все засыпают, здесь становится очень тихо. В смысле, если бы не та поздняя репетиция прошлым вечером, я бы малость свихнулась от тишины, — удивленно моргнув от того, с какой легкостью она нашла общий язык с этой девушкой, Брилл резко умолкла.
Секунду Мэг смотрела на нее с недоумением.
— Прошлым вечером не было никакой поздней репетиции, — в конце концов сказала она.
— Что? Но я думала…
— Как будто певцы стали бы на самом деле задерживаться на репетиции, — продолжила Мэг, оглянувшись через плечо в темноту. — Никто не любит оставаться тут ночью. — Вновь повернувшись, чтобы посмотреть на Брилл, она слегка поежилась. — Кстати говоря, ты не против, если я немного прогуляюсь с тобой? Я шла в дормиторий, когда столкнулась с тобой… и моя свечка погасла.
Все еще переваривая тот факт, что певец, которого она слышала накануне ночью, был не из труппы, Брилл молча кивнула и последовала за Мэг, направившейся по коридору, по-прежнему сжимая в руке швабру.
— Это из-за привидения все так боятся темноты? Только о нем все и говорят… о призраке, — наконец спросила Брилл, догнав Мэг.
Та немного задумалась перед ответом, и ее сияющая улыбка потускнела до сосредоточенной хмурости.
— Нет, не совсем. Если бы ты спросила меня об этом год назад, я бы сказала да… но сейчас все по-другому. Думаю, больше всего люди боятся памяти о привидении.
— Правда? Странная теория. Так ты считаешь, что теперь призрак исчез? — спросила Брилл, с любопытством глядя на Мэг.
— О, я точно знаю, что он исчез, — отозвалась та, крепче сжимая ручку швабры. Она на миг оглянулась на Брилл, словно бы взвешивая что-то, затем снова заговорила: — Я знаю, что мы только познакомились, но, полагаю, мой рассказ уже никому не повредит. — Сделав глубокий вдох, Мэг криво и нерешительно улыбнулась. — В то время люди верили, что все странные события происходят из-за привидения. Мы даже давали ему прозвища — «Оперное привидение», «Призрак Оперы». Странные происшествия продолжались годами, но особо нам не мешали. Они были похожи скорее на проказы… даже розыгрыши. Но вот чего мы не знали, так это того, что все эти шутки, все случайности на самом деле были делом рук не привидения.
— Извини, что?
— Это был человек из плоти и крови. Я видела его собственными глазами.
Внезапно остановившись посреди шага, Брилл, нахмурив брови, посмотрела на Мэг.
— Ты серьезно? Это привидение, о котором все говорят, было человеком? — Мэг кивнула и пожала плечами. — Но почему он позволил людям думать, что он нереален?
— Не думаю, что наш призрак хотел, чтобы кто-либо знал, что он реален. Если бы люди узнали, они бы не дали ему спокойной жизни.
Снова зашагав вперед, Брилл размышляла над полученной информацией.
— Но как мог кто-то передвигаться по этому месту и оставаться невидимым?
— Он жил не там, где все остальные. Люди болтали о мелькавших в подвале тенях, но тогда никто не принимал этого всерьез. Но в ночь «Дон Жуана», когда начался пожар, я спустилась в подвалы… Я видела, где все эти годы жил этот человек. У меня от того места мороз по коже. От одной мысли, что кто-то живет в этой тьме… Даже несмотря на вещи, которые он творил под конец… мне всегда было жаль его.
— Что произошло с этим человеком? — наконец спросила Брилл, когда Мэг замолчала. Как и ту, Брилл взволновала мысль о разумном существе, живущем в лабиринте подземелий Оперы. В ее голове вспыхнули воспоминания о часах, которые она провела, блуждая во мраке. «В ту ночь я нашла там Эрика. Как кто-то мог жить в подобном месте? Холод, сырость, тьма… больше напоминает склеп, чем подвал здания».
— Большинство людей думает, что он умер. По правде с тех пор никто не замечал ничего особенно странного. Хотя некоторые все еще валят все случайности в театре на привидение, не думаю, что они по-настоящему ощущают его присутствие. Возможно, и к лучшему, что он умер. По крайней мере, ему больше не приходится прятаться за маской.
Последние слова рассуждения Мэг тяжко повисли в воздухе, просачиваясь на передний план разума Брилл. «Маска? Человек, который жил под Оперой, носил маску? — Подняв руку, чтобы скрыть вздымающийся в горле судорожный вздох, Брилл упорно глядела в пол. — О чем я думаю? Они не могут быть одним и тем же человеком. В смысле, да, Эрик носил маску… и я нашла его здесь, внизу, но… но это наверняка совпадение. Он не мог делать все те вещи, в которых обвиняли оперное привидение. Я слышала, как кто-то говорил, что это из-за призрака упала люстра… Возможно, у Эрика и хватило бы вспыльчивости, чтобы отправить в полет целую армию, но он не мог на самом деле попытаться навредить людям. Хотя один бог знает, как он навредил мне… использовав мою семью для достижения своих целей и оставив, как только в нас отпала нужда…»
Когда Мэг остановилась возле одного из дормиториев для балерин, Брилл едва не врезалась ей в спину. Юная блондинка с улыбкой повернулась и отдала ей швабру.
— Ну, тут я и живу. Спасибо, что проводила. Извини, если напугала тебя старыми историями про призрака.
Молча покачав головой, Брилл до побелевших костяшек стиснула ручку швабры.
— Ты меня не напугала.
— Да ты вся белая как простыня.
— Просто слишком задумалась, — немного чересчур поспешно заявила Брилл и отошла подальше. — Приятно было познакомиться. В следующий раз, когда захочешь прогуляться, может, тебе стоит взять фонарь вместо свечки. — Торопясь поскорее отделаться от этой милой девушки, Брилл помахала Мэг и упорхнула по коридору в направлении собственного дормитория, ничего так не желая, как выкинуть ее россказни из головы.
Быстро шагая по коридору, Брилл оставила позади неплохо отделанную область, где жили балерины и прочие артисты, и перешла в более простецкую часть для обслуживающего персонала. Остановившись перед выбеленной дверью, Брилл сложила все вещи в темный чулан, оставив при себе лишь фонарь. Необычайно обширная задача по уборке заняла у нее больше времени, чем обычно, — инвентарь остальных женщин уже стоял в чулане. В окрестностях осталось совсем немного народу, и Брилл решила, что прочие, должно быть, покинули театр, чтобы навестить друзей и семью на Рождество. «Счастливчики…» Тихонько прикрыв дверь, Брилл повернулась и перешла к следующей двери дальше по коридору, на мгновение прижавшись рукой к шершавому необработанному дереву.
«Почему всякий раз, когда я оказываюсь здесь, что-нибудь непременно напоминает мне об Эрике? Я думала, что наконец-то освободилась от него. Я даже готова была выйти за Эндрю, лишь бы выкинуть его из головы. — Отняв руку от двери, Брилл потерла озябшие плечи. — Почему я не могу избавиться от него?»
Вздохнув, Брилл расправила грязноватый белый фартук, надетый поверх простого коричневого платья. Взявшись за ручку двери, она собиралась было открыть ее, когда внезапный взрыв смеха заставил ее замереть. Тщательно прислушавшись, она слабо улыбнулась: «Какой счастливый звук». Она продолжала внимать доносящемуся из дормитория хихиканью, и улыбка переросла в широкую ухмылку. Брилл узнала этот звук, хотя и не слышала его многие, многие месяцы. «Ария, это смех Арии!»
Рывком распахнув дверь, она ворвалась в большую комнату, и ее мертвенно-белое лицо осветила надежда, окрасив щеки здоровым румянцем. Ария сидела на полу спиной к двери, прислонившись головкой к краю кровати, и пристально рассматривала нечто на покрывале. Хлопнув в ладоши, Брилл наблюдала, как дочка подпрыгнула и повернулась вокруг своей оси — на ее личике сияла широкая улыбка. Глядя на мать, Ария встала, подобрала предмет с кровати и побежала к ней. Ее мелкие черты выражали крайний восторг, ясные глаза искрились почти забытой проказливостью.
— Веселого Рождества, милая. Почему ты сидишь тут совсем одна? Я думала, ты играла с другими детьми, пока мама работала. — Протянув руки и опустившись на колени, Брилл подхватила дочку в краткое объятие.
Игнорируя вопрос, Ария потянула ее за рукав, демонстрируя предмет, который держала в ручках, чтобы Брилл могла его как следует разглядеть. С улыбкой опустив глаза, та взяла протянутую вещь и осторожно, стараясь не уронить, медленно изучила ее.
Искусно вырезанная обезьянка, одетая как арабский султан, сидела на деревянной основе, скрестив задние лапки, и держала в передних пару сияющих цимбал. Проведя пальцем по роскошному шелковому одеянию забавного маленького зверька, Брилл слегка нахмурилась и перевернула безделушку.
— Какая миленькая вещица, — пробормотала она, хмурясь еще сильнее. Что-то в этой игрушке казалось странно знакомым. В голове промелькнуло отдаленное воспоминание о другой обезьянке, хотя та была куда проще и одета в простую серую ткань, а не шелк. «Когда-то у меня тоже была маленькая игрушечная обезьянка. Коннер упоминал что-то о том, как я потеряла ее…»
Ария с энтузиазмом кивнула и, забрав игрушку у матери, крепко прижала ее к себе, перевернула и нажала на крохотный рычаг с обратной стороны. Вновь поставив обезьянку головой вверх, Ария в очередной раз радостно взвизгнула, когда передние лапки зверька принялись двигаться туда-сюда, размеренно тренькая цимбалами. Когда же странная вещица начала наигрывать тихую мелодию, Брилл, как и дочка, тоже не смогла удержаться от улыбки.
— Где ты это взяла? — перекрывая музыку, спросила она, не особо рассчитывая на ответ.
К ее изумлению Ария ответила.
— Это п-подарок, — просто сказала она, заставив мать потрясенно застыть в молчании.
Чувствуя глубоко в сердце укол вины, Брилл могла лишь продолжать улыбаться дочери. Впервые за всю ее жизнь праздник не был полон подарков: у нее попросту не было столько лишних денег. Но теперь кто-то взял на себя заботу о рождественском подарке для ее маленькой девочки — в виде этой странной маленькой игрушки. Возможно, в этом мире еще осталось немного добропорядочности.
— Ты знаешь, кто дал ее тебе? — полюбопытствовала Брилл, желая позднее поблагодарить этого великодушного человека.
Кивнув, Ария поцеловала обезьянку в макушку и крепко обняла, затем подняла на мать свои огромные сверкающие глаза и улыбнулась.
— П-призрак д-дал ее м-мне, — тихо ответила она, повернулась и умчалась на другой конец комнаты, оставив позади взволнованную столь странным ответом Брилл.
— Это сделал призрак?

***

В Рождество рассвет в Париже выдался холодным и ясным; свежевыпавший снег сиял под лучами солнца так, что было больно глазам. Утро еще только занималось, и улица, на которой стоял полицейский участок, была относительно тихой. Многие офицеры еще сладко посапывали в своих постелях, когда из-за закрытых дверей участка донесся неистовый рев. Снаружи кабинета главы участка послышалась ритмичная тяжелая поступь, и некоторые рядовые полицейские неподалеку нервно заломили руки. Крепко стиснув руки за спиной, Коннер повернулся на каблуках и промаршировал от двери кабинета, остановившись, лишь когда дошел до дальней стены. Сжимая и разжимая кисти, он едва сдерживался, чтобы не всадить кулак в ее бежевую штукатурку.
— Разве вы не сказали мне на входе, что начальник уже на месте? — отрывисто осведомился Коннер, слегка повернув голову и пристально уставившись на собравшуюся позади группку молодых полицейских.
— Месье, пожалуйста, успокойтесь. Сейчас Рождество, и если шеф опаздывает, как можно его винить? — нервно ответил один из них. Терзая в руках свою шляпу, он неосознанно отступил на шаг, когда красный от ярости Коннер развернулся полностью.
Специально используя свое преимущество в росте, обычно добродушный Коннер разразился такой отборной бранью, что все юноши в ужасе поперхнулись.
— Я хочу сообщить о преступлении, а этот проклятый богом бурдюк с жиром день-деньской дрыхнет у себя дома! — воскликнул он, расцепив пальцы и бурно жестикулируя.
Делая обеими руками успокаивающие пассы, подавший ранее голос молодой полицейский шагнул вперед, нервно оглядывая коридор.
— Пожалуйста, не говорите так, месье. Я уверен, что шеф уже в пути. Если вы были свидетелем преступления, я был бы счастлив принять ваше заявление.
Не желая прислушиваться к логичным рассуждениям юноши, Коннер обеими руками взъерошил свои и без того растрепанные волосы; разъедающая внутренности паника толкала его на физическое насилие. «Сколько времени уже прошло? Я даже не знаю, как давно она пропала. Проклятье, я не должен был уходить с приема. Я должен был остаться… Что со мной не так? Я должен был защитить ее… Проклятье… Проклятье… Проклятье».
— Не поучай меня тут, напыщенный мелкий… — начал он, возвысив голос до рева, когда дверь дальше по коридору распахнулась, прервав его тираду.
— Какого черта здесь творится? Кто вы, черт побери, такой? — пророкотал чрезвычайно раздраженный голос, и, осуждающе тыча пальцем в Коннера, к маленькой группе взбудораженных полицейских вперевалочку подкатился крупный пузатый мужчина.
Надменно скрестив на груди руки, Коннер смерил пришельца взглядом, не выказав ни тени уважения.
— А вы кто такой?
Расправив свой простой темный плащ, пузан поджал губы:
— Я глава этого участка, месье. Что вы тут делаете? Вы нарушаете порядок.
Быстро повернувшись к кабинету, вокруг которого он кружил последние минут двадцать, Коннер без разрешения распахнул дверь. С величавым видом зайдя в помещение, он вновь повернулся, нетерпеливо дожидаясь, когда за ним последует пузан. Спустя пару напряженных мгновений офицер вздохнул и прошел в кабинет мимо Коннера, медленно проковылял к простому столу в дальнем конце комнаты и уселся за него. Вытащив очки со стеклами-полумесяцами, глава участка сумрачно посмотрел поверх них на беспокойно мечущегося Коннера.
— Итак, по какому поводу вы так раскричались в коридоре? — учтиво спросил он с оттенком легкой снисходительности.
Сдерживаясь, чтобы не наброситься на толстяка, Коннер сжал кулаки и стиснул зубы, не позволяя себе вновь перейти на крик. Раздирающая мозг паника едва позволяла сосредоточиться на деле. Неконтролируемая дрожь пронизала его насквозь, от мышц над верхней губой до кончиков пальцев на ногах: после двух дней слепого ужаса постоянно усиливающийся страх в итоге сокрушил его тело.
Всего лишь сорок восемь часов назад он, поджав хвост, вернулся в поместье Донованов, преисполненный намерений своевременно помириться с сестрой, чтобы отпраздновать Рождество с ней и Арией. Коннер до мельчайших подробностей помнил то ощущение, когда он скакал по заснеженной дороге к главному зданию, — что погода была удивительно холодной, учитывая время года. Вчерашний снег лежал на французских равнинах, укрывая поля белым насколько хватало глаз. Лишь бурая грязь на дорогах и черные голые деревья привносили в эту яркую монотонность немного цвета. Но Коннер помнил, как, несмотря на безмятежность ландшафта, им овладевал страх, пока он проезжал под выстроившимися вдоль дороги перешептывающимися скелетоподобными тсугами. Какая-то потайная часть его разума шепотом намекала на дурные предзнаменования в такт каждому скрипу седла и стону скованных зимой деревьев.
Тогда Коннер лишь передернул плечами, одним простым движением стряхивая неприятное ощущение, и продолжил свой путь в блаженном неведении о хаосе, воцарившемся в имении к тому моменту, как он появился на пороге. Подняв руку, он громко постучал в дверь костяшками пальцев.
Когда никто не отозвался, Коннер чуть нахмурился и постучал снова. Прошло еще несколько минут, но к двери никто не подошел. Если бы не доносящееся откуда-то изнутри шарканье и приглушенное бормотание, он бы поклялся, что никого нет дома — место вызывало ощущение заброшенности.
С быстро растущим нетерпением Коннер наклонился вперед и, повернув вычурную латунную ручку, обнаружил, что парадная дверь не заперта. Ступив в главный холл, он сложил подарки на ближайший стол и огляделся. Он помнил, как крикнул в тишину дома, заметив, что разговоры в коридоре немедленно смолкли. Несколько секунд спустя из боковой комнаты показалась какая-то старая дева, которая, суматошно всплескивая руками, завизжала на Коннера, требуя сейчас же освободить помещение.
Когда он отказался подчиняться этой истеричке, та едва не лопнула от возмущения. Игнорируя странное поведение и откровенно уничижительный тон женщины, Коннер послал ей надменную улыбку.
— Не мелите чушь, — бросил он, проходя мимо. — Вы наверняка уже видели меня раньше. Я брат Брилл и приехал, чтобы провести с ней Рождество.
Едва не наступая ему на пятки, старая дева бросилась вдогонку, заламывая руки и продолжая требовать, чтобы он немедля убирался.
— Вы не понимаете, месье. Вам не следует быть здесь прямо сейчас. Дом… он не готов к приему гостей. Тут все вверх тормашками.
Коннер смутно помнил, как спросил ее, о чем она говорит. И когда та ответила, его кривая ухмылка перевернулась во встревоженную гримасу. В несколько коротких слов женщина объяснила, что его младшая сестра пропала несколько дней назад, и хозяин дома сейчас ее ищет. Не желая верить этим россказням, Коннер заставил ее повторить это несколько раз.
С того самого момента Коннер жил в расплывчатом мире эмоционального раздрая: в застенках этого охваченного паникой мирка звуки доносились до его ушей как сквозь вату, в голове постоянно бубнили беспорядочные обрывки незаконченных мыслей, свет и цвет поблекли до приглушенной серости. Поразительно, что он вообще мог продолжать жить в подобном состоянии.
Тряхнув головой в очередной попытке сфокусироваться на задаче, Коннер оставил размышления. Скользнув к самому краю стола главы участка, он принялся вышагивать перед ним туда-сюда.
— У меня сообщение о преступлении, месье. Насколько я понимаю, полиция до сих пор не вмешалась.
Слегка выпрямившись в кресле, офицер несколько утратил раздраженный вид, на его толстощеком лице возникло выражение неподдельной сосредоточенности.
— О каком преступлении вы хотите сообщить? С этим мог бы справиться один из младших офицеров, месье. У нас в Париже прекрасный отдел по борьбе с преступностью, и…
Резко развернувшись и опершись обеими руками на край стола, Коннер прервал его:
— Просто выслушайте меня хоть минутку. Моя сестра пропала несколько дней назад. Прислуга сказала мне, что она исчезла среди ночи вместе со своей четырехлетней дочерью.
Нахмурившись, глава участка откашлялся.
— Бог мой, неудивительно, что вы так странно себя ведете, месье. — Нагнувшись, чтобы выудить из ящика несколько листков бумаги, полицейский поднял ручку и глянул на Коннера. — Итак, давайте по порядку. Где ее видели последний раз, и кто именно ее видел?
Рухнув на ближайший стул, Коннер провел по лицу трясущейся рукой.
— Я разговаривал с полудюжиной слуг, которые утверждали, что видели ее во время обеда, но не позже. Вообще-то… кажется, они не особо стремились распространяться о том вечере… похоже, врали. Ее и ее дочь, Арию, последний раз видели в поместье Донованов около…
Перестав записывать, полицейский отложил ручку.
— Вы сказали Донованов?
— Да, как я говорил…
Медленно встав, глава участка успокаивающе улыбнулся:
— Не стоит так волноваться, месье. Если бы вы спросили лорда Донована, прежде чем как прийти сюда, вы бы узнали, что он уже связался с нами. Мы уже послали полицейских на поиски вашей сестры.
— Нет, вы не понимаете. Она так странно вела себя перед тем, как это все случилось! Наверняка именно лорд Донован и виновен в ее исчезновении. Этот сукин сын абсолютно сумасшедший!
— Послушайте, месье…
— Нет, это вы послушайте. Пойдите и допросите его! Спросите, что на самом деле произошло той ночью. Спросите, почему никто ничего мне не говорит… почему они все утверждают, что не помнят!
Чуть причмокнув губами, офицер обошел стол и умиротворяюще опустил руку Коннеру на плечо.
— О вашей сестре позаботятся. Мы бросили половину штата на ее поиски. Мы найдем ее. И поймаем того, кто ее похитил.
Вздрогнув, Коннер моргнул и посмотрел на полицейского.
— О чем вы говорите?
— Лорд Донован сказал нам, что ее, скорее всего, похитил старый слуга-недоброжелатель. Мы ждем записку с требованием выкупа.
— Что?
— К сожалению, Донован не смог вспомнить его имя. Но он описал его. Судя по всему, это именно тот, кто нам нужен. Только преступники носят маски. Но не беспокойтесь — когда мы найдем его, то найдем и вашу сестру. Даже если он держит ее в тайном месте. Мы не потерпим неудачу.
Пока глава участка медленно провожал его до двери, Коннер пытался осмыслить услышанное.
— Погодите-ка, вы сказали, что он предположительно носит маску?!
— Да, будет несложно отыскать его, даже если пока мы не напали на след. Это лишь вопрос времени. — Широко улыбаясь, уверенный, что помог убитому горем ирландцу, полицейский вывел Коннера за дверь кабинета.
Стряхнув его руку, Коннер повернулся.
— Погодите…
— Как только мы что-нибудь услышим, сразу дадим вам знать. Всего хорошего, месье. — Сделав знак нескольким младшим офицерам, глава участка отступил под защиту своего кабинета.
— Эй, погодите минутку! — начал Коннер, пытаясь последовать за ним, когда кто-то ухватил его за локоть.
— Идемте со мной, месье, — вежливо заявил рослый сержант и подтолкнул Коннера в сторону выхода.
— Нет, я не закончил! Я должен сказать ему о…
Слабо улыбнувшись, полицейский кивнул, на самом деле нисколько не вслушиваясь. Они прошли к выходу, где сержант бесцеремонно вытолкал Коннера за дверь. Оставшись ошарашенно стоять под снегом, Коннер оглядел улицу, не соображая, как поступить. Вцепившись обеими руками во встрепанные рыжие волосы, Коннер утробно зарычал — достаточно яростно, чтобы заставить нескольких горожан прыснуть в разные стороны.
— И что, черт побери, мне теперь делать?


Глава 39: Всего лишь человек

В глубочайших закоулках оперных подвалов стояла могильная тишина, тени перетекали одна в другую, пока не оставалось ничего, кроме темноты. В каменных коридорах вздыхал ветер, словно бы вырываясь изо рта какого-то огромного существа, с каждым порывом принося с собой порцию морозного влажного воздуха. Постоянно капающая на заднем плане вода была единственным звуком во тьме — и пищей для тонкого слоя зеленых водорослей, покрывавших каменные полы. Царившая тут атмосфера больше напоминала давно заброшенный склеп, застывший и бескровный, нежели подвалы одного из лучших в мире театров.
Мало кто из покровителей Опера Популер знал, какие секреты это пышное здание прячет под архитектурой барокко и позолоченными скульптурами. Не подозревая об этом, они прогуливались по отполированному мрамору и гляделись в многочисленные зеркала, стоя в это время прямиком над семью уровнями подземных ходов. Ни одна живая душа, счастливая в своем неведении, не осознавала, что ходит над полными мрака владениями созданий ночи.
Но один угол необъятной подземной тьмы был освещен крошечным огоньком, вобравшим в себя единственные жизнь и тепло, какие только можно было найти под тоннами твердой каменной кладки. В самом нижнем подвале, возле подземного озера, над которым была возведена Опера, присутствовали признаки человеческой жизни. Из-за покрытой илом железной решетки над темными водами мерцали свечи, посылая во тьму полосы света. Звук воды, плещущей у низких каменных ступеней, едва наполнял оглушительную тишину, ослабляя давление воздуха, делая его выносимым.
Справа от лестницы, на большой каменной гряде, развалился грандиозный орган, помпезно возвышаясь над разбросанными в беспорядке листами бумаги, чернильницами и прочими письменными принадлежностями, сваленными на пол. В некоторых местах стены и потолок слой за слоем покрывала толстая прочная ткань, эффективно защищая от холода и сырости, делая комнату относительно теплой по сравнению с остальными подвалами. Сквозь дверной проем был виден тусклый коридор, растянувшийся от главной комнаты через ряд закрытых комнат до широкого арочного проема, из-под двери которого пробивался свет одинокой свечи, рассылая по полу причудливые тени.
Эрик согнулся над краем старого дубового сундука, сбоку от которого возвышалась груда пыльного хлама, и доставал из коробки очередной потрепанный предмет. Он годами не притрагивался к этому старому мусору, о многих найденных сейчас предметах он давным-давно забыл. Вздохнув, Эрик откинулся на пятки и потер горящие глаза.
Было очень поздно, и он вымотался до предела, но, кажется, не мог достаточно успокоиться, чтобы лечь спать. На самом деле он не спал ночами уже несколько суток подряд и знал почему. Как и многое другое, его бессонница была напрямую связана с недавним появлением Брилл в театре. Эта женщина разрушала его жизнь на всех мыслимых уровнях. Эрик ощущал себя физически, умственно и эмоционально опустошенным, как будто само нахождение в одном здании с Брилл высасывало жизнь из его тела.
Несколько дней назад он сделал над собой значительное усилие, чтобы держаться как можно дальше от этой женщины, думая, что, возможно, если он просто не будет ее видеть, то найдет силы выгнать ее из головы. Но пока что его блистательный план победоносно прошелся коваными сапогами по нему самому. Вместо того чтобы исчезнуть из мыслей Эрика, теперь эта ведьма отравляла каждый миг его существования, въедаясь в самые дальние закоулки сознания, наполняя сны образами и запахами, которые он предпочел бы забыть.
Повернув голову вбок, Эрик боролся с воспоминаниями, взывающими к его вниманию. «У нее ровно шесть разных улыбок… я помню. Одна появляется, когда она нервничает, одна — когда просвещает тебя…» Тяжело вздохнув, он раздраженно хохотнул и вновь залез в стоящий перед ним сундук.
— Боже, это конец. Я схожу с ума. Я в конце концов сдался под натиском своего одинокого существования и растерял чертовы мозги, — пробормотал он себе под нос, осторожно вытягивая из сундука старый пыльный обрывок, зажав его между указательным и большим пальцем.
Отбросив лоскут в сторону, Эрик закатил глаза.
— А теперь я прибегаю к разговорам с самим собой. Фантастика. Полагаю, не составит труда вообразить, что… — Резко умолкнув, он моргнул и уставился на маленький серый предмет, лежавший под обрывком.
Эрик медленно вытащил вещицу из дубовых застенков. Быстро поднявшись, он повернулся и, бросившись к одинокой свече, стоявшей на небольшом столике в центре комнаты, сунул комок из набитой чем-то серой ткани ближе к свету. Со слабой недоверчивой улыбкой он узнал игрушку. Серая обезьянка размером с кисть руки лежала в изгибе его ладони, ее маленькая уродливая мордочка распухла в тех местах, где разошлись швы. Легонько подтолкнув одну из лапок обезьянки пальцем, Эрик перестал улыбаться и нервно и неуверенно нахмурился.
«Как давно я ее не видел? С тех пор как пришел сюда… с тех пор… — Прерывисто вздохнув, Эрик прикусил нижнюю губу. — Забавно, именно эта маленькая обезьянка сподвигла меня сделать ту музыкальную шкатулку. Это была единственная игрушка, которую я получил в детстве, странно, что она стала моей, когда я был во власти тех британских цыган. Сейчас, когда я думаю об этом… как я вообще получил эту вещь?» Задумчиво нахмурив брови, Эрик размышлял над этим какое-то время. В его голове возникали мрачные картины: внутреннее пространство потрепанного желтого шатра, твердые черные стержни стальной клетки. И ощущение скрещенных на нем взглядов, от почти материального прикосновения которых по коже ползали мурашки.
«Нет, сосредоточься… ты пытаешься вспомнить нечто конкретное… не думай обо всем… только о вопросе… где я взял эту игрушку?» Затем завеса его памяти приподнялась, прочищая мысли, и из тьмы возникло нечто, о существовании чего он прежде не знал. Прутья и шатер вернулись на поверхность, но вместе с ними пришло что-то еще. Крохотная белая ручка протянулась из темноты, чтобы ухватиться за прутья из воспоминаний, и бледный образ детского лица то проступал, то пропадал из фокуса. Синий кружевной чепчик обрамлял маленькое личико, с которого на него бестрепетно взирали большие до странного светлые глаза. Девочка беззвучно подняла другую ручку и шмякнула на подстилку его клетки набивную обезьянку, торжественно толкнув вещицу к нему. В тот самый миг, как Эрик вспомнил, как потянулся за игрушкой, память вновь возвратилась в жестокость того, что было тогда его реальностью.
Стремительно вскочив на ноги, Эрик внутренне собрался, вытащив себя из глубин, куда быстро погружались его мысли. В том периоде его жизни были вещи, о которых он никогда бы не желал вспоминать. Стыд, унижение кружили прямо у поверхности его мыслей, угрожая вырваться, если он только позволит. Но этот ребенок… маленькая девочка — было чем-то, о чем Эрик никогда до этого не задумывался. «Не было ли это лишь плодом моего воображения? Должно быть, так и есть… Я бы помнил об этом раньше, если бы это было не так».
Пока Эрик стоял, разглядывая крохотную обезьянку, в левом виске начала азартно пульсировать ноющая боль. Вздохнув, он повернулся и пренебрежительно кинул игрушку на кровать; его настроение быстро скатывалось до мрачного. Он скользнул к маленькому журнальному столику слева от кровати и схватил стоявшие там часы. Зарычав при виде того, сколько сейчас времени, он со стуком поставил часы обратно. Снова повернувшись, Эрик вылетел из комнаты и, заложив руки за спину, принялся расшагивать по коридору. «Мне надо поспать. Я должен лечь, закрыть глаза и заснуть».
«Может, немного музыки поможет». Развернувшись на каблуках, Эрик угрюмо протопал к комнате с органом и рухнул на скамейку. Занеся руки над клавишами, он поднял взгляд на каменный потолок и мгновенно понял, что будет неспособен достаточно сосредоточиться, чтобы сыграть хоть одну ноту. Его мысли вновь с горечью вернулись к женщине, чье присутствие изначально вынудило его бодрствовать и копаться в старых воспоминаниях.
Снова вскочив на ноги, Эрик направился к гондоле, стоящей на приколе всего в нескольких футах от него, но, немного поразмыслив, сменил курс, чтобы прихватить из спальни плащ для защиты от зябкого ночного воздуха. С изящным взмахом он набросил на плечи накидку с капюшоном и пошел к двери. Сообразив, что неосознанно замер, чтобы оглянуться на серую набивную игрушку, наполовину свисавшую с края кровати, Эрик тихо выругался. В мгновение ока преодолев расстояние до кровати, он поправил обезьянку и положил ее на одну из подушек. Чувствуя себя полным идиотом, что заботится о какой-то там изношенной детской игрушке, он покачал головой и вылетел из комнаты к поджидающей его лодке. Схватив со дна лодки длинный шест, он зловеще улыбнулся в потолок. Если сам Эрик был не в силах уснуть, то стопроцентно не собирался позволять ЕЙ спокойно поработать ночью. Возможно, если он выплеснет немного раздражения, это поможет прочистить мозги.

***

— Ария, бога ради, уже поздно. Тебе пора спать. Разве ты не огорчишься, если утром будешь слишком усталой, чтобы пойти играть с другими ребятами? Знаешь, у них тут даже школа есть. Ты можешь научиться куче интересных вещей.
Едва поспевая вслед за матерью, сжимая в каждой ручке по щетке, Ария с готовностью открыла рот.
— Я н-ненавижу других д-д-девчонок! — прощебетала она. — Они г-глупые и г-г-говорят т-только о п-платьях.
Повернувшись и неодобрительно нахмурившись, Брилл завозилась со шваброй и ведром.
— Ты не должна так говорить. Разве ты не хочешь завести друзей? — спросила она со слабой улыбкой. Ария снова разговаривала, словно и не было ее долгой немоты, и Брилл не могла испытывать большего облегчения.
С самого рождественского утра, когда в их комнате появилась загадочная музыкальная шкатулка, Ария, по-видимому, шаг за шагом восстанавливалась после своего приступа торжественного молчания. Под каким бы гнетом ни жила она все эти месяцы, тот начал рассеиваться. Теперь она говорила, иногда даже с незнакомыми людьми. Что-то в самом театре, в его таинственности или тихой уединенности, излечивало открытые раны в душе Арии. Наконец-то она перестала горевать о своем пропавшем друге в маске. В свете этих долгожданных изменений Брилл не могла долго на нее сердиться.
— Т-ты м-мой друг, м-м-мамочка. К-кроме того, другие д-д-дети говорят п-плохие вещи. Они д-думают, я н-не понимаю по-ф-французски, потому что я н-не говорю с ними. Н-но я понимаю. Они г-говорят, ч-что мы ц-ц-цыганки… или в-ведьмы.
Возмущенно фыркнув, Брилл поджала губы. С самой первой ночи здесь, когда все странности в Опере, кажется, собрались вокруг нее, многие уборщицы шепотом распускали у нее за спиной похожие идиотские слухи. Она надеялась, что своих детей они учат манерам получше. Определенно нет.
— Ну что ж, ты права. Они глупые, — сказала Брилл, скорчив рожу через плечо. — Но у мамы еще много работы. Я отведу тебя обратно в постель.
Игнорируя запинающиеся протесты Арии, она завернула за угол и без промедления прошла в главное фойе, располагающееся сразу за входом, предназначенным для покровителей, прибывающих в экипажах. Впереди она заметила сгорбленную фигуру пожилой женщины, ковылявшей по одной из двух мраморных лестниц с ведрами в руках. Узнав в ней по переднику и белой повязке на волосах одну из своих коллег-уборщиц, Брилл отвела глаза, не желая привлекать к себе ее внимание. Приглушив шаги, она огляделась, чтобы найти другой путь в дормиторий. Она была не в настроении выслушивать жалобы очередной старухи по поводу ее работы или «чванливых» манер.
Ария, заметив осторожность матери, тоже с преувеличенной сосредоточенностью зашагала на цыпочках, следуя за ней по пятам. Прокравшись за лестницу, обе тихонько пересекли помещение. Брилл собиралась было скользнуть в боковую дверь, когда застывший воздух разорвал стук деревянного ведра о камень. Брилл медленно оглянулась через плечо и виновато вздохнула, увидев, что сгорбленная женщина, тяжело дыша, устало привалилась к каменным перилам.
Переложив весь свой инвентарь в одну руку, Брилл развернулась и медленно вернулась к лестнице. Махнув Арии следовать за ней, она неуверенно начала подниматься по ступенькам. Ни одна уборщица ни разу не сказала ей доброго слова, но простая порядочность не давала Брилл просто пройти мимо старого человека, нуждающегося в помощи. Женщина повернула голову и наградила Брилл пристальным взглядом черных, похожих на жуков, глаз.
— Чего тебе надо? — грубо спросила старуха со странным акцентом.
Почувствовав, что любое предложение помочь будет встречено резким отказом, Брилл по-быстрому заново подобрала слова.
— Э… Ну, я увидела, что у вас тут два полных ведра… и… э… — Посмотрев на свое полупустое ведро, Брилл испытала прилив вдохновения. — И я подумала, что будет неплохо, если я смогу воспользоваться вашей водой. Видите, свою я почти всю истратила.
Недружелюбное выражение морщинистого старушечьего лица несколько смягчилось, закашлявшись, она оттолкнулась от перил и выпрямилась.
— Да, можешь использовать немного моей воды. Но тебе придется самой ее нести. — Оглядев Брилл сверху вниз, старуха вытащила платок и вытерла лоб; в ее темных глазах зажглись искорки понимания. — Я не могу таскать наверх все тяжести. В любом случае, не то чтобы меня кто-то слушал.
Пропуская мимо ушей брюзжание женщины, Брилл наклонилась и подняла с пола полнехонькое ведро.
— Ой, не знаю. Я обычно всегда обращаю внимание на тех, кто ста… э… кто явно опытнее меня.
Коротко хохотнув, старуха подхватила второе ведро и последовала за Брилл вверх по лестнице, только тогда, видимо, заметив идущую позади них Арию.
— Это твое? — спросила она, бесцеремонно ткнув узловатым пальцем в сторону девочки. — Разве она не должна уже спать?
— Я как раз вела ее в кровать. Она не любит оставаться с другими детьми и хотела посмотреть, что я буду делать сегодня.
Громко фыркнув, старуха приподняла брови и обратилась к Арии:
— Эти сопляки плохо с тобой обращаются, ага?
Глядя на сморщенную женщину широко раскрытыми глазами, Ария несколько секунд молчала, затем наконец ответила:
— Они м-меня д-дразнят и н-называют м-маму ведьмой.
На лице женщины медленно возникла улыбка, она подняла взгляд на Брилл.
— Так это о тебе они все болтают, ага? Забавно, что когда люди собираются вместе, им всегда надо сделать из кого-нибудь козла отпущения. — Слегка запыхавшись к моменту, когда они достигли вершины лестницы, старуха снова вытащила платок и кашлянула в него. — А теперь верни мне ведро, дитя. Я знаю, что на самом деле оно тебе не нужно.
Невозмутимо вернув полное мыльной пены ведро, Брилл посмотрела на дочку:
— Ну же, идем в кровать.
Когда Брилл и Ария повернулись, чтобы уйти, старуха остановила их своим каркающим голосом:
— Погоди минутку. Прежде чем уйдешь, скажи, как вас зовут?
— Брилл Доннер… а это моя дочь Ария.
— Что ж, Брилл Доннер, я не стану трепаться, что ты сегодня говорила со мной, — пообещала старуха.
— Почему нет?
— Потому что до недавнего времени я была оперной ведьмой. И я правда не думаю, что в твоих интересах оказаться в одном ряду с местными изгоями, — ровно ответила старуха, не моргнув глазом признаваясь в своем низком статусе.
Сообразив, что предупреждение женщины — своего рода благодарность, Брилл слабо улыбнулась.
— Спасибо за предостережение, но думаю, я сама разберусь, кто тут изгой. Как я уже сказала, я склонна прислушиваться к мнению лишь тех людей, кто знает о чем говорит. И, между нами ведьмами, я и ломаного гроша не дам за то, что половина местных обо мне думает. — Упрямо задрав подбородок, Брилл положила ладонь на темноволосую головку Арии. — Если мне когда-нибудь действительно понадобиться занять у вас воды, кого мне просить?
На морщинистом лице женщины промелькнуло удивление тихому упрямству Брилл, но она все же ответила.
— Ну, меня зовут Мари, — пробормотала она. Брилл кивнула, помахала ей и скрылась в коридоре.
Оставив Мари позади, она повела Арию по длинному каменному коридору, вскоре поравнявшись с дверью, ведущей прямиком к авансцене. Остановившись возле двери, Брилл приложила к ней ухо. Первые несколько ночей по пути обратно после выполнения порученной работы она всякий раз наблюдала, как Мэг снова крадется со сцены к дормиторию. Естественно, Брилл стало любопытно, почему той не спится по ночам, но пока у нее не было ни малейших идей насчет причин столь поздней активности девушки.
Ничего не услышав через плотное дерево дверного полотна, Брилл со вздохом отступила назад. Она возвращалась в дормиторий раньше, чем обычно, чтобы уложить Арию, и не ожидала этим вечером увидеть Мэг. Нахмурившись от вскипавшего в горле разочарования, Брилл переложила ведро из руки в руку. Подобные чувства были опасны: они влекли за собой привязанность, а это было последним, чего она желала. Она не доверяла этим эмоциям и не доверяла самой Мэг. По какой еще причине балерина стала бы связываться с простой уборщицей, если не хотела чего-то?
«Скорее всего, она еще даже не подошла. Я никого не знаю в этом театре, и лучше бы мне вовсе не общаться ни с кем так свободно, да еще и регулярно. Даже если мне будет одиноко… я справлюсь». Почти отвернувшись от двери, Брилл ощутила, как ее легонько тянут за юбки. Посмотрев на дочку, она удивилась, увидев на ее личике озорную ухмылку, но не успела спросить, что тут такого веселого, как Ария взялась за ручку и просочилась за дверь. Улыбнувшись про себя, Брилл тихонько последовала за ней. «Мне следует следить за выражением лица. Должно быть, она видела, как я раздумывала над тем, чтобы вернуться этим путем».
На цыпочках прокравшись по огромному пространству темного зала, Брилл резко замерла, заметив мерцающий на сцене огонек. Наклонившись, она придержала Арию за плечо, не дав той убежать вперед, не переставая при этом наблюдать за кружащей по сцене фигурой. Мэг, в своем белом платье для упражнений, стояла там в грациозной позе с поднятой на уровень пояса ногой. Простояв так несколько секунд, девушка перешла к серии цветистых шагов на кончиках пальцев.
Брилл молча и с большим интересом наблюдала за танцовщицей. Годы минули с тех пор, как она сама надевала пуанты, но она еще помнила то ощущение, когда умело балансируешь на носках. От одной мысли об этом у Брилл заболели ноги. «Как давно это было? Больше десяти лет назад. Конечно, сейчас я и в первую позицию встать не сумею».
— Т-так т-ты раньше т-т-танцевала, мамочка? — тихо спросила Ария, с сияющей ямочками улыбкой глядя на впечатляющие прыжки Мэг.
— Да, очень давно, до того, как встретила твоего отца. Хотя я нигде не выступала. Мне не нравилась идея, что на меня одновременно будет смотреть столько народу. Нужно быть очень искусной и очень храброй, чтобы танцевать перед другими людьми.
Глубокомысленно кивнув, словно знала все, что следует знать о боязни сцены, Ария похлопала по подбородку деревянной ручкой щетки.
— Ты д-довольно храбрая, м-мама. Т-ты т-танцевала, к-когда Эрик б-был в нашем старом д-доме.
Брилл резко втянула воздух при звуке этого имени, ее улыбка увяла. И снова ее удивил укол старого горя, заворочавшегося в животе при одной мысли о бывшем друге. «Это нелепо. Почему я не могу забыть этого проклятого мужчину? Неужели я совершила нечто столь ужасное, что заслуживаю быть наказанной этими бесконечными мыслями об этом тупом эгоистичном человеке?»
— Да, я танцевала. Но мы все тогда были друзьями. Всегда легче делать что-то вместе с друзьями. — Чувствуя себя неуютно от того, куда ведут вопросы Арии, Брилл быстро зашагала к сцене, остановившись у подножия лестницы, чтобы дочка ее нагнала. Дождавшись Арию, Брилл поднялась по короткой лесенке и медленно вышла на сцену.
Она окликнула Мэг перед тем, как вступить в круг света, чтобы не напугать девушку. Из их прежнего общения Брилл уяснила, что напугать Мэг проще простого. «Само собой, так и должно быть, потому что она особенно верит во все эти байки о привидении. До сих пор не пойму, как она, точно зная, что год назад все странности происходили из-за человека, все равно верит, что в театре водятся призраки».
При звуке голоса Брилл Мэг резко повернулась, напрягшись всем телом, но затем узнала ее.
— Господи, Брилл, я чуть в обморок не упала от страха. Тебе не стоит выскакивать на людей из темноты, — выдохнула девушка, прижав руку к сердцу. Она пыталась отдышаться, на лбу у нее выступили крупные капли пота. Было очевидно, что она усердно тренировалась уже довольно долгое время.
— Прости. Я не хотела тебя пугать, — извинилась Брилл, ставя на пол ведро и швабру. — Но ты сама-то тут делаешь? Ты этим занимаешься каждую ночь?
Щеки Мэг заполыхали ярким румянцем, и она мгновенно потупилась.
— Я привыкла репетировать сверх обычного после того, как уснут остальные девушки. В это время всегда тише.
Уперев кулаки в бедра, Брилл приподняла брови:
— Зачем? Ты и так достаточно репетируешь, занимаясь целый день со своей матерью.
Подняв глаза от пола, Мэг встретила взгляд Брилл с такой решимостью, какую та никогда прежде не встречала.
— Да, и если я порепетирую несколько лишних часов, то стану намного лучше них. Я твердо намерена в этом году стать одной из прима-балерин, а кроме того, из-за известности моей матери люди ждут от меня особенного таланта.
— Никогда не думала об этом в таком ключе, — задумчиво ответила Брилл. — Но, полагаю, это правда. Наверное, странно, когда тебя постоянно сравнивают с матерью.
— О, дело не только в ней. Большинство моих подруг уже уволились, потому что нашли места получше. Кажется, люди просто не замечают меня с первого взгляда, и все. Я всего лишь хочу быть уверена, что им придется бросить и второй взгляд.
Забыв про свое прежнее обещание сохранять дистанцию, Брилл улыбнулась.
— Ты великолепная танцовщица, Мэг. Любой, кто не обращает на тебя внимания, вообще не достоин знакомства с тобой! — с жаром закончила она, подойдя и положив руку Мэг на плечо. — Не стоит убивать себя лишними репетициями.
От добрых слов Брилл неукротимость в глазах Мэг померкла, и она светло улыбнулась.
— Да, но тогда мы с тобой не сможем болтать по ночам, — со смехом сказала она, когда Брилл смущенно отступила назад.
— Не глупи. Я не настолько интересна. Кроме того, я всего лишь уборщица. Ты просто боишься темноты и поэтому рада компании.
— Видишь! Вот поэтому мне нравится болтать с тобой! Ты не веришь всему, что тебе говорят. Ты живешь своим умом. Я всегда хотела быть такой же уверенной в себе, как ты.
Не зная, что ответить, Брилл нервно хохотнула и торопливо вернулась к своиму инвентарю. Не переставая смеяться над ее явственным смущением, Мэг смахнула стекающую по щеке каплю пота и, продолжая наблюдать за суетящейся Брилл, наконец заметила маленькую темную фигурку Арии, стоящей на краю светового круга.
Взвизгнув от восторга, Мэг кинулась к девочке и присела перед ней на корточки.
— Брилл, ах ты предательница! Ты не говорила, что у тебя есть маленькая дочь! — заявила она и принялась ворковать над Арией: — Ты такая миленькая! И так похожа на маму с этими прекрасными серыми глазами!
Сперва заробев от столь неожиданного ажиотажа, Ария вцепилась в щетку, которую по-прежнему прижимала к своему простенькому синему платьицу. Быстро глянув на мать в поисках поддержки, она начала постепенно расслабляться и даже чуть улыбнулась Мэг.
— Т-ты м-мамина подруга? — медленно спросила она, с особым тщанием выговаривая трудные слова, словно пыталась контролировать заикание перед незнакомкой; ее французский был удивительно разборчив для такого маленького ребенка.
Невольно перейдя на сюсюканье, Мэг улыбнулась настороженной девочке.
— О да, твоя мама каждую ночь защищает меня от привидения по пути домой.
Ария недоверчиво нахмурилась и покосилась на мать.
— Т-ты глупая. П-привидение не м-может н-навредить тебе, — она захихикала, прикрывшись ладошкой, и, обежав Мэг, спряталась за материнскими юбками. Потянув за тесемки фартука Брилл, Ария сложила ручки ковшиком вокруг ее уха и громко прошептала: — Она т-такая же смешная, к-как дядя К-К-Коннер. К-как т-ты д-думаешь, они д-должны п-пожениться? П-потому что она т-твоя подруга.
Быстро шикнув на нее, Брилл широко улыбнулась Мэг, надеясь, что та не расслышала возмутительного комментария ее дочери.
— Боже, боже, ты только посмотри, который час. Мне точно пора отвести эту юную леди в кровать, — торопливо проговорила Брилл, прикрыв Арии рот, чтобы та не ляпнула еще какое-нибудь умозаключение.
Ошеломленно прижимая ладони к щекам, Мэг энергично кивнула и поспешила подхватить полупустое ведро Брилл, прежде чем та успела до него дотянуться.
— Конечно, о чем я думаю? — игриво погрозив пальцем Арии, Мэг подмигнула ей. — Ты слишком маленькая, чтобы разгуливать здесь так поздно. Пожалуй, к тому времени, как ты уснешь, уже придет пора вставать.
— Ну, это перебор. От моей смены прошла только половина, так что не думаю, что уже настолько поздно, — заявила Брилл, наклоняясь, чтобы поднять с пола швабру.
По большей части проигнорировав ее ответ, Мэг продолжала шагать впереди, беззаботно помахивая ведром.
— Брилл, ты обязана разрешить мне познакомить Арию с другими девушками. Они обожают детей, но почти все остальные дети — наглые мелкие паршивцы, а их матери — унылые старые коровы.
Следуя за ней к левому краю сцены, Брилл лишь молча покачала головой, а Ария коротко хохотнула.
— Какие ужасные вещи ты говоришь, Мэг, — проворчала Брилл, хотя втайне была с ней согласна.
Крутанувшись на месте, но при этом изящно не дав ведру выплеснуться, та сморщила нос.
— Ой, ты сама знаешь, что это правда. Ты бы не была столь серьезна, если бы это было не так! — рассмеялась она.
Троица уже готова была уйти со сцены, когда с противоположной ее стороны донесся громкий грохот. Все трое от этого звука подпрыгнули, а Ария и Мэг еще несколько секунд вопили, как баньши, потом наступила тишина. Успокаивающе опустив руку на макушку дочери, Брилл повернула голову и уставилась в темноту позади них. Вскоре последовала серия постепенно затухающих ударов, эхо от которых разносилось под высоким сводчатым потолком зала еще некоторое время после их прекращения.
Подскочив поближе к недрогнувшей Брилл, Мэг опасливо огляделась, неосознанно встав так, чтобы Ария оказалась между ней и матерью.
— Как думаешь, что это было? — робко спросила она, ее глаза теплого коричного оттенка испуганно расширились.
— Наверное, что-то откуда-то упало, — отозвалась Брилл, пытаясь скрыть неуверенность под холодным безразличием. Однако, когда с той стороны сцены до них долетел тихий мрачный смешок, уже нельзя было отрицать, что шум не был ни безвредным, ни случайным. — А может, и нет.
— М-м-мамочка, ч-ч-что эт-т-то?! — крикнула Ария на английском, страх забил ей горло, усугубив заикание до такой степени, что она едва могла говорить.
По сцене простучала приближающаяся к ним частая дробь шагов, и троица прижалась друг к другу еще теснее. Мэг задушено пискнула, когда в них едва не врезались две юные хористки. Совсем молоденькие девушки, с белыми как мел лицами, резко остановились, узнав Мэг. Бросив быстрые насмешливые взгляды в сторону Брилл, они вновь сосредоточились на своей старшей товарке.
— Мэг, там призрак! Ты его слышала? Он смеялся над нами, пока мы бежали! Мы как раз занимались своими делами, когда он столкнул на нас этот тюк со старыми костюмами. О, Мэг, не рассказывай своей матери, что мы были здесь так поздно. Она непременно накажет нас, если узнает об этом! Бежим обратно в дормиторий, скорее! — взмолилась более юная из хористок, хватая Мэг за руку.
Впечатленная их неприкрытой демонстрацией страха, Мэг повернулась к Брилл, приоткрыв трясущиеся от ужаса губы.
— Брилл, нам надо идти!
Быстро сцапав Мэг за локоть, Брилл не дала той умчаться прочь. Обе хористки же медлить не стали и упорхнули на противоположный край сцены, их шаги затихли в темноте, бросив троицу на милость привидения. Несколько мгновений Мэг беспомощно дергалась в хватке Брилл, потом сдалась и машинально посмотрела вверх.
— Ты еще что-нибудь слышишь? — прошептала она, нервно переступая с ноги на ногу; мягкая кожа ее пуант шуршала по деревянному полу.
Сжав руку Мэг, Брилл чуть встряхнула ее.
— Слушай, Мэг! Ты сама говорила, что призрака тут нет! Ты сказала мне, что все проблемы были из-за человека.
Начиная слегка задыхаться от малейшего звука, та продолжала смотреть вверх.
— Брилл, нам надо уходить! — проскулила она, страх на ее лице быстро превратился в ужас. — Этот человек мертв. Он умер в прошлом году после пожара… и теперь это действительно призрак! Пожалуйста, Брилл, идем со мной.
Наконец отпустив локоть Мэг, Брилл повернулась и проследила глазами за ее взглядом — наверх, в темноту. Опасливое выражение ее лица сменилось мрачной решимостью.
— Мэг, если год назад это был человек, почему сейчас не может быть то же самое? Один из рабочих может подшучивать над всеми… — пробормотала она, как будто убеждая саму себя, затем нагнулась и медленно открутила головку швабры с рукояти.
Мэг молча наблюдала, как Брилл выпрямилась, сжимая в руке рукоятку наподобие дубинки.
— Что ты собираешься с этим делать?
— Мне категорически надоело до смерти пугаться всякий раз при выходе на смену. У меня больше нет времени терпеть этот вздор.
— Погоди, Брилл! Ты не можешь идти туда одна! Вернись со мной. Завтра все снова будет в порядке.
— Мэг, ты не могла бы отвести Арию обратно в дормиторий уборщиц? Я догоню вас через несколько минут, — отозвалась Брилл лишь с легкой ноткой неуверенности в голосе. — Ария, ступай с маминой подругой.
— Я н-н-не х-хочу! Я х-хочу п-пойти с т-тобой! — завопила девочка, когда Мэг взяла ее за руку.
— Чшш… я скоро вернусь, — сказала Брилл, мимоходом потрепав Арию по головке, и быстро пошла вглубь сцены. — Оставайтесь тут, если не хотите идти в общежитие.
— Брилл, ты рехнулась! — прошипела Мэг в темноту, Брилл помахала ей и исчезла за боковыми кулисами. Пару мгновений Мэг с тревожной гримасой на лице опасливо переминалась, жадно прислушиваясь к малейшему звуку. Опустив глаза на маленькую девочку, которая теперь смотрела на нее, она постаралась ободряюще улыбнуться. — Твоя мама вернется через несколько секунд. Не волнуйся.
От этих слов крошечное личико Арии явственно расслабилось. Хотя девочка по-прежнему была крайне бледна, она явно немного успокоилась. Они с тревогой смотрели друг на друга, потом Ария слабо улыбнулась.
— Да, думаю, дяде Коннеру ты понравишься.

***

Беззвучно посмеиваясь, Эрик притаился на втором уровне колосников правого закулисья. Схватившись одной рукой за простые деревянные перила прямо перед собой, второй рукой он держался за живот, вздрагивая при каждом приступе хохота. Легковерие живущих и работающих в этом театре людей не переставало забавлять. Простая, невинная шалость явно воодушевила его — и, что еще лучше, головная боль тоже прошла.
Хотя поначалу Эрик намеревался сделать Брилл единственной мишенью своих пугалок, он был несколько разочарован, когда понял, что не может отыскать эту женщину. Ее не было там, куда ее обычно посылали в этот час ночи. И под конец он сделал вывод, что оно и к лучшему. Увидев ее в теперешнем состоянии, он мог совершить роковую ошибку.
Вместо этого Эрик переключил внимание на двух юных хористок, возвращавшихся с позднего свидания. Столкнув с края колосника кипу репетиционных костюмов, он обрушил на ничего не подозревающих девушек дождь из одежды. Их реакция оказалась более забавной, чем он ожидал. Хотя шутка не могла взаправду навредить им — что, разумеется, не входило в его намерения, — эта парочка так резво подпрыгнула, что одна из них с громким стуком опрокинула стул. К этому времени сценка стала столь комичной, что Эрик пару мгновений действительно хохотал в голос.
Теперь он наблюдал, как напуганные девушки мчатся по сцене: их вопли разносились по залу. Достигнув противоположного края, хористки столкнулись с другой группой полуночников, незамеченной им ранее. Тени группы несколько секунд нервно метались, голоса повышались и стихали — хористки выкладывали свою потрясающую историю. Прислонившись лбом к перилам, Эрик ощутил, как сдерживаемое так долго напряжение постепенно покидает его. Он закрыл глаза и улыбнулся. «Возможно, мне наконец-то удастся немного поспать».
Взявшись одной рукой за полу накидки, чтобы вытащить ее из-под ног, Эрик открыл глаза и готов был уже встать, когда его внимание привлек раздавшийся сзади тихий скрип. Одним неуловимым движением, действуя скорее инстинктивно, он натянул на голову капюшон. Слегка повернув голову, чтобы установить источник звука, Эрик застыл, когда из-за его левого плеча донесся знакомый холодный голос.
— Двинешься еще хоть на один чертов дюйм — и я раскрою твой череп, как переспелую дыню, — угрожающе прошипел из тьмы голос с отчетливым ирландским акцентом.

<<< Назад   Дальше >>>

В раздел "Фанфики"
Наверх