Перейти:
главы 1-9
...
главы 20-29
главы 30-39
главы 40-49
главы 50-59
главы 60-67

Глава 10: Простить и забыть

Неделя тянулась невыносимо медленно. Эрику за всю жизнь не было так скучно. Даже в первые дни под Оперой, до того, как положить начало легенде о Призраке, он находил способы себя развлечь. Вдобавок, это место, хотя и более благоустроенное, нежели подвалы театра, доводило его до безумия. Днем и ночью единственным, чем Эрик мог занять голову, были его собственные мысли. Которые, как он признавал, в целом не были приятными.
Дни проходили по заведенному распорядку. Брилл появлялась во время завтрака, обеда и ужина, чтобы поставить поднос с едой, и сразу же уходила. Часом позже, минута в минуту, она возвращалась, чтобы забрать тарелки. Ни разу за семь дней, прошедшие с того момента, как Эрик накинулся на нее, Брилл не сказала ему ни слова. Даже когда он осторожно попросил какую-нибудь одежду, она принесла чистые штаны и простую хлопковую рубашку в следующее время кормления. Несмотря на гнев, она была добра к нему.
Ее лицо больше ни разу не искажала ярость, она явно была профессиональной медсестрой. Брилл была эмоциональна, как статуя, и холодна, как камень. Возвращение этой напускной холодности огорчало — неожиданно для себя Эрик скучал по ее робким улыбкам. Факт, который, конечно, выводил его из себя.
Молчание Брилл подкармливало его постоянно растущее чувство вины. За эти дни Эрик осознал жестокость своих поступков, хотя и не мог заставить себя открыто признаться в этом. Что-то в той боли, которую он видел в ее глазах, останавливало любые слова, которые он мог бы сказать. За все годы под землей Эрик никогда не извинялся ни перед одним человеком, и теперь, когда в этом назрела необходимость, он понятия не имел, как это сделать. Все, о чем он думал, лежа в постели, казалось банальным по сравнению с едва не пролившимися из-за его бессердечия слезами.
Гораздо хуже, чем проклятия и уничижительные высказывания, которые Эрик обрушил на молодую девушку, были его неистовые вспышки ярости. Более неистовые, чем когда-либо. В раздражении Брилл проговорилась, что он не только был несдержан на язык, но и распускал руки. Синяк под глазом доказывал ее обвинения, которые, Эрик был уверен, никогда бы не прозвучали, если бы Брилл не изменило хладнокровие.
За эту неделю Эрик пришел к выводу, что она была слишком хороша, чтобы намеренно возлагать на его плечи столь тяжкую вину. Не зная, чем себя занять, он принялся наблюдать за хозяйкой дома с особым вниманием. Благодаря своим наблюдениям, он изучил многие ее странности.
Брилл скрывала эмоции за безмятежным выражением лица, чтобы защититься, хотя Эрик заметил, что она отнюдь не спокойное создание. У нее был язвительный характер, и она умела искренне радоваться. Часто он слышал звеневший в коридорах смех и гневные вопли. Но необычное спокойствие было следствием застенчивости, к которой Брилл была предрасположена. Эта робость возникала в неловкие моменты и часто появлялась в его присутствии. Это выдавало, насколько ранимой была Брилл на самом деле. Что делало нападки на нее еще более ужасными.
О, и какую вину Эрик чувствовал за свои действия. Он напал на женщину, и, несмотря на то, что в это время он был не в себе от лихорадки, тем не менее, ему было физически плохо от этого знания. Правда, Эрик всю жизнь шантажировал и терроризировал всех, кто жил в Парижском Оперном театре, но это никогда не был кто-то конкретный. Скорее, это был бизнес, от которого никому не было вреда.
По крайней мере, это был бизнес, пока Эрика не ослепила любовь. Любовь к Кристине и ее ангельскому голосу — и даже потом он никогда не стремился причинить кому-либо вред, все было просто ужасной ошибкой. Боже, как же он все еще скучал по Кристине, невзирая на ее предательство и нечаянную жестокость ее побега из Оперы. «Хватит! Не думай о ней больше. Она бросила тебя одиноко умирать во тьме. Не позволяй ей и дальше отравлять твой разум!»
Эрик вздохнул и повернулся набок, посмотрел за окно на покрывающий землю снег. По положению солнца он определил, что сейчас середина дня, но казалось, что день уже подходит к концу. Эрик не знал, может ли выдержать еще час наедине со своими мыслями. Каждый раз, когда он думал о Кристине, его сердце вновь разбивалось. Недели не хватило, чтобы притупить боль. Даже раздававшиеся где-то в доме звуки искусной игры на пианино больше не могли отвлечь Эрика от тягостных мыслей.
Монотонность медленно сплетала паутину в его мозгу, подобно одинокому пауку в углу комнаты. С каждым днем Эрик ощущал растущую апатию, не имея ничего, что могло бы занять его могучий интеллект. Несмотря на глубину его вины, именно тоска понукала его извиниться.
Сев в кровати, Эрик переключился с мыслей об Опере и о том, что там случилось две недели назад, на решение насущной проблемы. «Конечно, принесение извинений не может быть слишком трудным делом, — подумал он кисло и сосредоточенно насупил брови. — Как-никак, она женщина. Уверен, я смогу убедить ее, что не намеревался расплескивать ту проклятую миску». Эрик поджал губы, обдумывая несколько возможных вариантов извинений.
Его размышления были прерваны звуком медленно открывающейся двери. Отсутствие обычного вежливого стука слегка удивило его. Брилл всегда стучала, перед тем как войти. Из-за плотной занавеси в ногах кровати у Эрика не было возможности разглядеть вошедшего, но он слышал звук легких семенящих шагов, пересекающих комнату.
Шаги замедлились в футе от кровати и стали заметно тише, словно некто крался вокруг нее. Эрик был совершенно уверен, что Брилл не из тех женщин, кто стал бы красться, поэтому естественным выводом было, что в комнату проник кто-то чужой. Этот факт мигом заставил его подобраться.
Брилл относилась к причудливости его маски, как к простому факту. Она никогда не обращала на нее внимания, тем более, не говорила о ней. Что сказать — девушка была со странностями. Однако Эрик сомневался, что незнакомец окажется столь же понимающим. Перспектива того, что придется терпеть какого-то таращащегося идиота, привела его в бешенство. Тело Эрика напряглось под простынями.
Одолженная хлопковая рубашка натянулась на его плечах; Эрик прислушался к мягким шагам, огибающим угол кровати. Спустя мгновение он оглядел комнату в поисках незваного гостя. Но никого не увидел. Эрик со свистом выдохнул. «Должно быть, вдобавок ко всему, я схожу с ума», — рассеянно подумал он, с облегчением прикрыв глаза и откинув голову на подушку.
Только Эрик начал мысленно возвращаться к страшащим его извинениям, как отчетливо ощутил, что матрас с противоположной стороны кровати прогнулся под чьим-то весом. Он резко распахнул глаза и, ахнув, отпрянул от постороннего присутствия, чуть не свалившись на пол.
Он едва начал приходить в себя, когда тишину комнаты разорвало заливистое детское хихиканье. Эрик в изумлении разинул рот, увидев маленькую девочку, взгромоздившуюся на край кровати. У девочки были прямые черные волосы до плеч, перетянутые зеленой ленточкой, и огромные притягательные серые глаза. Почему-то черты ее лица были странно знакомыми. «Она практически зеркальное отражение Брилл».
Несколько мгновений они молча разглядывали друг друга. Эрик был слишком потрясен, чтобы говорить, а ребенок слишком занят изучением его лица. Эрик ждал момента, когда лицо ребенка исказится от страха при виде его маски: дети не умеют скрывать эмоции. Дети не испытывают угрызений совести, нанося обиды, они — наиболее честная и беспощадная часть человечества. Однако момент, которого он боялся, все не наступал. Маленькая девочка просто сидела и улыбалась ему.
Свирепо и мрачно насупив брови, Эрик наконец обрел голос.
— Кто, черт… — Он осекся, чувствуя неуместность проклятий перед ребенком. — Ну, в смысле, кто ты? Чего ты хочешь?
Девочка смущенно посмотрела на него, нервно комкая постельное белье.
— Т-ты говоришь смешнее, ч-чем папина семья. А они б-были из Англии, — заикаясь, сказала она на английском и сунула в рот большой палец. Сдвинутые брови Эрика явно не произвели на девочку никакого впечатления. «Черт меня побери, если она не столь же несносна, как Брилл».
Эрик повторил свой вопрос на беглом, с легким акцентом, английском. От его слов девочка широко заулыбалась.
— М-меня зовут Арианна Донован. Р-раньше м-мы жили в Ирландии, н-но мама ненавидит папину чванливую семью, так что теперь мы ж-живем здесь. А ты откуда? У т-тебя красивый г-голос. Хотя т-ты все еще смешно г-говоришь. — Набрав побольше воздуха, Ария затараторила: — Мама говорит, что мне н-нельзя п-приходить сюда, и если она п-поймает меня, могу поспорить, что меня лишат д-десерта. А ты правда нехороший? Так м-мама сказала. — С этим финальным заявлением Ария умолкла, терпеливо ожидая ответы на то множество вопросов, которое сумела выдать на одном дыхании.
«Интересно, все дети такие болтливые? Или она особенная?» — думал Эрик, основательно пораженный потоком слов, вываленным на него девочкой. Он с трудом соображал, что ответить.
— Если тебе нельзя быть здесь, тогда почему бы тебе немедленно не убраться? И да, я ужасно нехороший. Твоя мама правильно тебя предупреждала.
Ария лишь недоверчиво посмотрела на него, снова игнорируя хмурое выражение его лица.
— Т-ты не выглядишь таким уж нехорошим, — заявила она, подползая поближе к нему. От ее движения Эрик отодвинулся, натягивая простыни повыше на грудь.
— Внешность может быть обманчива, — прорычал он.
Хихикнув, Ария попятилась, пока ее нижняя половина не свесилась над краем кровати. Ее ноги несколько мгновений болтались, пока пальцы ног не нащупали пол, затем она пошла к двери.
— Т-ты смешной ч-человек! — взвизгнула она с восторгом. — Но т-теперь я д-должна бежать, не то меня п-поймают! М-мама зовет м-меня!
Ошарашенный Эрик мотнул головой вслед уходящему ребенку.
— Я ничего не слышу, — сказал он рассеянно, и сразу за этим тишину дома прорезал голос Брилл. «Как она узнала… Минуточку… Брилл — ее мать?»
Девочка исчезла за порогом, оставив дверь слегка приоткрытой. Топот ее одетых в чулки ног затих в коридоре. Несколько секунд спустя к его двери торопливо приблизился знакомый перестук туфель на низком каблуке. Раздался стук в дверь, и Брилл ворвалась в спальню, ее серые глаза быстро обежали комнату и остановились на Эрике.
— Вы случайно не видели пробегавшую тут маленькую девочку? По какой-то причине именно сегодня ей захотелось поиграть со мной в прятки. Кто бы мог подумать, что слово «ванна» способно заставить детей испаряться! — фыркнув, Брилл запустила руку в волосы, вытянув из косы несколько прядей. Под удивленным взглядом Эрика она опустила руку и откашлялась.
В тот момент, когда Брилл вошла в его комнату, сердце Эрика затрепетало где-то в горле. Ее присутствие лишь служило напоминанием о том, ему нужно придумать извинение, причем быстро. По крайней мере, именно то, что он говорил это себе, было причиной его странной реакции.
— О нет, сегодня я не видел никаких детей, — поспешно произнес Эрик, непонятно зачем покрывая приходившую к нему маленькую девочку. Брилл не выглядела убежденной, учитывая, что она нагнулась, чтобы заглянуть под кровать, пока он ей врал. «Будь я проклят, если эта женщина не умеет читать мысли».
— Слушай сюда, парень, — раздраженно начала Брилл, покраснев от досады. — Я гоняюсь за этим маленьким чертенком по всему дому уже больше часа. И если я не поймаю ее в ближайшее время, у меня не будет возможности закончить обед, а это означает, что сегодня вечером ты останешься голодным! — Она сделала несколько угрожающих шагов к кровати. — Так что тебе лучше сознаться немедленно, или я переведу тебя на арестантский паек!
— Ох, так вы говорили о маленькой темноволосой девочке, которая только что была здесь? Что ж, да, она навещала меня, но ушла сразу перед вашим приходом, — легко согласился Эрик, неожиданно развеселившись. Он не мог удержаться, и лишь беззвучно смеялся над раздраженным видом Брилл. Его нервозность из-за предстоящего извинения исчезла перед лицом ее разочарования.
Брилл с рычанием крутанулась, чтобы покинуть комнату, но голос Эрика остановил ее:
— Погодите минуту, мне нужно кое-что вам сказать, — начал он, сев в постели. — Я тут думал кое о чем некоторое время, и уверен, что сейчас подходящий момент, чтобы обсудить этот вопрос.
— О, момент, подходящий для вас, не так ли? — нарочито ласково спросила Брилл, поворачиваясь обратно к кровати и скрестив руки на груди.
— Ну да. Вы стоите здесь. А учитывая, что то, о чем я должен сказать, касается вас, момент подходящий. — торопливо сказал Эрик; когда Брилл снова обратила на него внимание и его нервозность вернулась, чтобы скрутиться в тугой комок в животе. Он совершенно не заметил неприкрытую досаду на ее лице.
Перед тем как продолжить, Эрик откашлялся.
— Послушайте, я — человек, не привыкший просить о чем-либо. Так что, в некотором смысле, вы должны быть счастливы, что я собираюсь просить у вас это. — Эрик сосредоточенно поджал губы и нахмурился. — От меня не ускользнул тот факт, что вы очень хорошо заботились обо мне эти две недели. — Он умолк, не представляя, что говорить дальше.
Возведя очи к небесам, Брилл попросила их послать ей терпения, когда Эрик прервал свой лепет, очевидно, обходя неудобный вопрос. Она никогда раньше не сталкивалась с подобным самомнением.
— Сразу перейду к делу, — продолжил Эрик, подняв глаза на ее лицо. — Я размышлял об инциденте с миской овсянки, произошедшем на прошлой неделе, и просто хотел бы сообщить вам, что, на самом деле, не намеревался выбивать миску у вас из рук. Это была случайность, поэтому я прошу вас: попытайтесь выбросить этот инцидент из головы, — закончил он, сочтя свою обязанность выполненной. Эрик был шокирован, обнаружив, что Брилл не особо впечатлилась его усилиями извиниться.
— Что ж, это была самая худшая просьба о прощении, которую я когда-либо имела несчастье слышать. Вы действуете так, словно я должна быть благодарной вам за то, что вы хотя бы попытались принести извинения.
Это была не та реакция, которую Эрик надеялся услышать.
— Ну извините! Я не был осведомлен, что у вас такие высокие стандарты. Достаточно того, что я попытался, я же сказал вам, что не привык ни о чем просить! — оскорблено прошипел он.
Брилл уперла кулаки в бедра, словно готовясь к сражению.
— Разве не очевидно, что мои стандарты более чем низкие? Как-никак, я оставила вас в доме, разве нет! И я никогда не говорила, что вам нужно извиняться как следует, достаточно просто извиниться. Но до сих пор вы этого не сделали.
— А что, по-вашему, я только что сделал! Я сказал, что не собирался опрокидывать на вас эту овсянку! — проревел Эрик, выпутавшись из простыней и вскочив на ноги.
— Да, и дорога в ад вымощена благими намерениями. И наши поступки куда убедительнее слов показывают наш характер. А ваш характер пока показан недостаточно! Вы вели себя отвратительно, но, по крайней мере, действуйте как взрослый и признайте это! — разъяренно выпалила Брилл, едва удерживая на лице маску спокойствия.
— Я не буду признавать ничего подобного! В конце концов, если бы вы просто с самого начала посчитались с моими желаниями, эта миска никогда бы не оказалась перевернутой!
Брилл двинулась через комнату, пока не оказалась всего в нескольких дюймах от Эрика, опиравшегося на столбик кровати. Ее лицо было прямо напротив его, глаза сверкали, а грудь тяжело вздымалась.
— Значит, это я виновата, так, что ли? — прошипела она, тряся у него перед лицом поднятым пальцем.
— Желчная, несносная… ведьма!
— Самый заносчивый, эгоистичный… упрямый осел…
— Ха! А разве обычно не женщина во всем виновата! Разве не Ева соблазнила Адама плодом с Древа Познания! — прорычал Эрик, отбрасывая ее палец от своего лица.
— О, а разве не типично для мужчины цитировать библию, когда это удобно ему! Теперь слушай меня, и слушай внимательно, — выдавила Брилл сквозь стиснутые зубы, акцент исказил ее речь до неузнаваемости. — Не пытайся убедить меня, что извинение –настолько непосильная задача, что ты не можешь с нею справиться! Тебя останавливает гордость, а не извинение само по себе! И пока ты не извинишься, я буду как бельмо у тебя на глазу каждый божий лень!
— Вот что я получаю за попытку быть джентльменом! Я получаю истеричку, во все горло вопящую оскорбления и…
— О-О-О! ПРОСТО СКАЖИ, ЧТО СОЖАЛЕЕШЬ! — заорала Брилл, вцепившись обеими руками себе в волосы.
— ПРЕКРАСНО! Я СОЖАЛЕЮ! — проревел Эрик ей в лицо, его глаза полыхали так, что солнце покрылось бы потом.
Потом они оба умолкли, глядя друг на друга с таким жаром, что могли бы и в железе прожечь дыру. Брилл медленно приходила в себя, ее дыхание замедлялось, а огонь в глазах сменялся обычным прохладным спокойствием. Когда ее черты озарила сияющая улыбка, Эрику оставалось только остолбенело глазеть на нее.
— Ну, разве это было так уж трудно? Возможно, в следующий раз мы сможем пропустить пару раундов и сразу перейти непосредственно к извинениям.
— Вы специально провоцировали меня? — спросил Эрик, изумленный ее развязным поведением.
— Разумеется, — ответила Брилл, потрепав его рукой по груди, словно успокаивала лошадь. От ее прикосновения Эрик, не привыкший к подобным тесным контактам с людьми, со свистом втянул воздух.
Когда Брилл коснулась ткани его рубашки, кончики ее пальцев неожиданно словно прошило электрическим разрядом. Она немедленно отдернула руку, точно ожегшись, и покосилась на Эрика — проверить, заметил ли он ее необычное поведение. В его бездонных синих глазах промелькнула какая-то сильная эмоция, которой Брилл не могла придумать название, и мгновенно скрылась в их глубине. Брилл быстро отвернулась, притворяясь, что не заметила ничего необычного, и сделала шаг назад, на безопасное расстояние. «Что за странное ощущение?» — подумали они одновременно, и одновременно же привели растрепанные чувства в порядок.
— Возможно, мы могли бы использовать эту возможность, чтобы начать сначала, — спокойно сказала Брилл с улыбкой. — Я уверена, мы оба просто начали с неверного шага. Отныне давайте хотя бы попробуем быть вежливы друг с другом… может, если мы оба будем осторожны, то даже станем друзьями.
— Друзьями?.. — тихо повторил Эрик, будто это было незнакомое слово, значение которого он не вполне мог понять. Гнев в его глазах уступил место смущению.
«Он вдруг стал таким грустным», — подумала Брилл, и ее улыбка потускнела.
Кивнув, Брилл протянула правую руку:
— Конечно. Я уверена, мы можем быть дружелюбны, если постараемся не решать дело криком. Я согласна, если вы согласны. По рукам?
Эрик взглянул на нее, сбитый с толку вопросом. Он медленно опустил глаза на протянутую руку Брилл, затем опять посмотрел в ее мягкие дымчатые глаза.
— Вы самая странная женщина, которую я когда-либо встречал, — тихонько пробормотал он, покачав головой. — Как бы я ни старался, я не в силах понять вас. — Увидев на лице Брилл неодобрение, он быстро продолжил: — Я хочу сказать, что попытаюсь быть более вежливым с вами… но я недружелюбный человек… — Брилл начала опускать руку: она выглядела сбитой с толку его бессердечными словами, но Эрик инстинктивно взял ее руку в свою. — Но я согласен. Я буду счастлив считать вас своим другом.
При этих словах Брилл снова ослепительно улыбнулась и энергично потрясла его руку, перед тем как отпустить.
— Тогда договорились. — Со счастливым вздохом она отвернулась от Эрика и направилась к двери.
На пороге она заколебалась, обернулась и снова бросила на него взгляд — Эрик утомленно опустился обратно на кровать.
— Полагаю, вам ужасно скучно. Хотите, я захвачу кое-какие книги, когда принесу обед?
— Ради бога, да! — воскликнул Эрик, заставив Брилл хихикнуть в ответ на его нетерпеливую реакцию. Она вышла за дверь, оставив ее открытой впервые с тех пор, как он появился в доме. Отчего-то Эрик никак не мог сдержать расцветающую на лице широкую улыбку. Да и не собирался сдерживать.

Глава 11: Учась дружелюбию

Поздно вечером следующего дня Брилл сидела, согнувшись над письменным столом, и яростно строчила на почти полностью исписанном листе бумаги. Стол и пол вокруг нее были усеяны небрежно составленными стопками книг. Свет лампы освещал ее лицо мягким желтым сиянием, отражаясь в водруженных на нос очках. Огненные искры в глазах Брилл в сочетании с белым халатом создавали тревожную картину безумного ученого за работой.
Оторвавшись от писанины, Брилл переключила внимание на открытый учебник по медицине: водя пальцем, она сверилась с несколькими строчками и вновь взялась за перо. Сосредоточенно постучав кончиком ручки по нижней губе, она собиралась с мыслями, прежде чем вновь коснуться пером бумаги.
— Не могу поверить, что совет опять отклонил мое предложение. Чертовы предвзятые болваны. Если бы они только прочитали мой труд, то поняли бы, что упускают. Но неет, стоит им увидеть, что автор — миссис Донован, они тут же отвергают мои статьи. Ха! Мне смертельно надоели мужчины с их тупостью, — пробормотала Брилл себе под нос и снова принялась писать.
— Вы часто разговариваете сама с собой или это особый случай?
Брилл едва не подпрыгнула от неожиданности, когда тишину позднего часа прорезал глубокий мужской голос. Быстро обернувшись и наткнувшись взглядом на Эрика, а не какого-нибудь грабителя, она вздохнула с облегчением. Эрик небрежно стоял, подпирая плечом дверной косяк и сложив руки на груди; на его чувственных полных губах расплылась нахальная ухмылка.
— Вы напугали меня до потери пульса! — выдохнула Брилл, прижимая руку к колотящемуся сердцу. Небрежный вид Эрика не добавил ей спокойствия.
— Это не входило в мои намерения, — брюзгливо начал Эрик, но под ее пристальным взглядом стушевался и начал сначала: — Я имею в виду, что не знал, что кто-то еще не спит.
— О, ничего страшного, — ответила Брилл, небрежно махнув рукой в его сторону. — Вы ходите бесшумно, как кошка, я не слышала ни звука.
— Я не люблю особо шуметь. И я не хотел никого потревожить, — пожав плечами, просто ответил Эрик, пристально глядя на очки Брилл.
Заметив его внимание, та быстро вскинула руку и сдернула очки с носа, опять чувствуя смущение под его взглядом.
— Вы поэтому ждали одиннадцати вечера, чтобы пойти прогуляться? — спросила Брилл.
— Во-первых, я ночное создание, а во-вторых, просто решил размять ноги, — объяснил Эрик, защищаясь, но расслабился, когда Брилл закатила глаза. Покосившись на свет лампы, он шагнул вперед, попытавшись заглянуть Брилл через плечо. — Но вы-то что тут делаете так поздно?
— О, ничего особенного, — тут же ответила та, кладя локоть на разбросанные по столу бумаги, чтобы заслонить их от его взгляда. Брилл недолго знала Эрика, но не считала его толерантным человеком. На самом деле казалось, что он совершенно не толерантен, а потому она думала, что неразумно давать ему лишнюю информацию, при помощи которой он сможет уязвить ее.
— Вы лжете. Я не вижу иной необходимости во всех этих книга помимо того, что вы как-то с ними работаете. — Эрик склонил голову набок, медленно углубившись в библиотеку и читая названия на корешках. — Анатомия кровеносной системы? Несколько тяжеловато для чтения перед сном.
— Какой вы проницательный, Эрик, — с досадой констатировала Брилл. — Однако я не понимаю, какое вам дело до того, как я провожу время. — Отвернувшись, она принялась приводить в порядок то стихийное бедствие, которое представлял собой ее письменный стол.
Эрик издал нечто среднее между ворчанием и рычанием и снова скрестил руки на груди.
— Ну и кто теперь ведет себя недружелюбно? Разве не вы предложили нам вести себя цивилизованно по отношению друг к другу?
— Конечно, но, кажется, это сложная задача для нас обоих. Вы просто знаете, как рассердить меня.
— Талант, который я постараюсь подавить. И не меняйте тему. Вроде как я осведомлялся, над чем вы работаете.
Пометив страницу в одной из своих книг, Брилл медленно закрыла потрепанные страницы. Она развернулась на стуле, чтобы взглянуть на Эрика — и обнаружила его прямо позади себя. Его близость выбивала из колеи.
— Вы пытаетесь сказать, что находите работу женщины интересной для себя?
— Пфф, нет. Я нахожу вашу работу интересной, — фыркнув, сказал Эрик, повернулся и медленно подтащил стул поближе к ее письменному столу. Его движения были слегка вялыми — природную грацию скрывала оставшаяся после перенесенной лихорадки слабость. — Я не знаю, осознаете ли вы это, но вы очень необычная, — сказал Эрик, усаживаясь рядом с Брилл, и многозначительно указал взглядом на ее белый халат, одетый поверх простого зеленого платья.
Брилл не знала, обижаться ей на эти двусмысленные слова или чувствовать себя польщенной.
— Да ну? Я — необычная? И как же вы пришли к этому заключению?
Только теперь заносчивая ухмылка Эрика привяла.
— Ну, поскольку по вашей милости мне нечем было заняться всю прошедшую неделю… — Мрачное выражение лица Брилл заставило его прерваться. — И, могу добавить, вполне справедливо, — продолжил он, откашлявшись. — Так или иначе, я наблюдал за вами и вашими привычками к проведению досуга. Я очень внимательный наблюдатель и, думаю, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что вы отличаетесь от большинства людей.
Чтобы отвлечься от проницательного взгляда Эрика, Брилл посмотрела на свой письменный стол, рассеяно дергая себя за белоснежную косу.
— Нет, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заметить, что я особенная, — тихо сказала она, слыша в его словах много невысказанных смыслов.
Внезапная печаль в ее голосе озадачила Эрика, и он бессознательно смягчил тон.
— Вы вытащили меня из Оперы, — пробормотал он; его голос в тишине освещенной лампой комнаты звучал нежно, словно лаская. — Я не помню точно, что произошло, помню лишь, что там было так дымно, что я не мог дышать…
Еще я знаю, что вы ухаживали за мной всю неделю, пока я был в лихорадке. В то время я думал, что это сон, но я помню ваш голос, говоривший со мной в ночи. Иногда вы пели, думаю, колыбельную или что-то в этом роде. Вы удерживали меня, когда я бился в кошмарах. Вы пели, даже когда я ударил вас, не так ли? — Эрик умолк, глядя на поблекший синяк вокруг правого глаза Брилл.
Он бездумно потянулся и, глядя ей прямо в глаза, провел самыми кончиками пальцев по пожелтевшему участку кожи. От его прикосновения в воздухе между ними будто вновь проскочил электрический разряд. Брилл ощущала тепло его пальцев на своем лице даже после того, как он убрал руку. Почему-то в эту краткую секунду Брилл показалось, будто она знала Эрика всю свою жизнь, будто его прикосновение было самым естественным ощущением в мире.
Она с силой отогнала от себя столь причудливые мысли.
Откинувшись на спинку стула, Эрик пожал плечами:
— Ни одна обычная женщина не поступила бы так. Поэтому мне показалось интересным, на что вы тратите так много времени.
Несколько секунд Брилл неверяще смотрела на него. Эрик усмехнулся.
— Пообещайте, что не будете смеяться, если я скажу вам, — нерешительно попросила она. До этого никто, кроме брата, никогда не выказывал ни малейшего интереса к ее идеям, даже ее покойный муж. Большинству было трудно увидеть что-либо, помимо ее лица.
— Да ради Бога, просто скажите мне, — нетерпеливо рявкнул Эрик.
— Не смейте разговаривать со мной в подобном тоне, — парировала Брилл, сдвинув статьи, над которыми работала, на угол стола, чтобы ему было лучше видно. — Это моя последняя идея, над которой я работаю уже около месяца. До сих пор мое предложение было отклонено членами совета больницы, но я знаю, что полученные мною данные точны. — Она разобрала еще несколько статей и наконец нашла ту, что искала. Держа листок со сделанным от руки изображением сердца, она начала объяснять: — Современное медицинское учение утверждает, что смерть наступает при остановке сердца. Однако я пришла к выводу, что мозг остается жив еще нескольких минут после его остановки. Если врач сумеет снова запустить сердце, в некоторых случаях серьезных повреждений или болезней смерть можно будет предотвратить.
— Вы хотите сказать, что можете возвращать людей к жизни? — недоверчиво перебил Эрик.
— Ну конечно же нет. Только когда мы предполагаем, что на самом деле смерть еще не наступила, и человек может быть спасен. Нет стопроцентной гарантии: если человеку предназначено умереть, он умрет. Но мне известны многие случаи, когда людей не стали спасать, хотя, используя разработанную мною технику, их можно было оживить. — Поскольку Эрик молчал, Брилл продолжила свою лекцию: — Один предложенный мной метод включает в себя направление электрического импульса в сердце, чтобы шок вновь привел его в движение. — Она вздохнула и покачала головой. — Мне сказали, что этот метод — надругательство над мертвыми. Тогда я предложила, что врач может продолжать перекачивать кровь в теле путем давления на грудную клетку, пока сердце не начнет биться снова. Но и эту идею они не одобрили.
Эрик молча пролистал некоторые из статей, которые ему дала Брилл. На исписанных ею страницах были аккуратно расположены подробные диаграммы, описывающие ее методики и подкрепляющие исследование. Он был удивлен, обнаружив, насколько здравым выглядело проведенное ею исследование.
— Почему они отклонили так много ваших открытий? — ни с того ни с сего спросил он, пытливо глядя на Брилл.
— А как вы думаете? Женщину, предлагающую врачам новые методики в медицине, не встречают с распростертыми объятиями. Поэтому они игнорируют меня.
— Какой стыд. Все это поразительно, даже гениально, вот что я могу сказать, исходя из своих познаний в медицине.
На лице Брилл медленно расползлась улыбка.
— Спасибо. Это самая приятная вещь, которую я когда-либо слышала.
— Не принимайте близко к сердцу. Я просто высказал правду, — проворчал Эрик, чувствуя себя все более неловко из-за ее доброжелательного отношения.
— Все равно, это было приятно слышать, — сказала Брилл, забирая у него свои статьи и аккуратно складывая их на стол. — Вы можете быть вполне очаровательным, когда хотите. Таким вы мне нравитесь больше.
Лицо Эрика на миг сделалось неприязненным, но он сделал надо собой усилие и согнал это выражение.
— Полагаю, я должен считать это комплиментом?
— Конечно, именно это я и имела в виду, — ласково сказала Брилл, со скрипом отодвинув свой стул и встав.
— Единственное, что я должен сказать по поводу нашего свежезаключенного перемирия — это то, что в доме благодаря нему стало заметно тише. Больше никаких криков.
— Да, теперь стало гораздо спокойнее. И я ценю ваши усилия оставаться приятным в общении. Я знаю, как это должно быть для вас тяжело, — заявила Брилл, подавляя клокочущий в горле смех.
У Эрика ушло несколько секунд, чтобы осознать, что она поддразнивает его. Когда это произошло, сквозь присущую ему хмурость пробилась слабая улыбка, добравшись даже до глаз и собрав симпатичные морщинки вокруг надменного рта.
— Куда тяжелее, чем вы можете представить, учитывая темперамент моей нынешней собеседницы, — ответил он, целенаправленно стараясь заставить Брилл и дальше улыбаться. Эрик заметил, что, улыбаясь, она становится просто опасно привлекательной.
Тщательно удерживаемый смех Брилл вырвался наружу и весело зазвенел в комнате. Брилл прикрыла рот, чтобы заглушить звук.
— О, так у вас есть чувство юмора. Это приятное известие. Ирландцы всегда рады рассказать хорошую шутку.
— А французы всегда получают удовольствие, смеясь над другими.
Все еще хихикая, Брилл покачала головой.
— Прекратите, не смешите меня больше. Я разбужу Арию.
— Тогда предлагаю разойтись, — сказал Эрик, медленно вставая; вокруг его глаз стали проявляться темные круги от усталости. Он слегка поклонился Брилл и величественно проследовал к двери.
— Подождите… — Услышав ее просьбу, Эрик замер в дверном проеме: его тело словно бы растворилось в чернеющем позади коридоре; белизна маски строгим силуэтом выделялась на фоне теней. — Вы придете к обеду завтра? Я имею в виду, за столом, а не в вашей комнате. — Внезапно осознав, насколько ужасающе развязно это прозвучало, Брилл нервно сцепила руки перед собой. — Я всего лишь подумала, что так было бы удобнее. И вы гость в этом доме, который заставляет меня чувствовать себя никудышной, потому что я не спросила вас раньше. Конечно, вы не обязаны отвечать на приглашение. Это было только предположение, раз уж мы учимся, насколько возможно, сдерживать наше раздражение друг другом. Если вам так больше нравится, я просто продолжу приносить вам еду в…
Эрик деланно вздохнул:
— Сколько времени у вас уйдет на то, чтобы всего лишь задать вопрос? Если хотите, я могу уйти на часок и вернусь, когда вы будете готовы.
На эту легкую насмешку над своей нерешительностью Брилл ответила свирепым взглядом:
— Прекрасно. Не желаете ли прийти к обеду завтра?
— С удовольствием, — просто ответил Эрик и исчез в скопившихся за порогом освещенной библиотеки тенях спящего дома.
— Спокойной ночи, Эрик, — тихо сказала Брилл ему вслед.
Пауза. И нерешительный голос отозвался:
— Спокойной ночи, Брилл.

Глава 12: Посмотри, кто пришел на обед

Брилл молча сидела за столом, время от времени вскидывая глаза, чтобы понаблюдать за своим таинственным гостем. Еда на ее тарелке осталась практически нетронутой. Почему-то Брилл слишком нервничала из-за присутствия Эрика, чтобы есть, так что она гоняла пищу по тарелке, не проглотив ни кусочка. Заметив странное поведение матери, Ария тоже уставилась на Эрика. Однако девочка была бесхитростна и неприкрыто таращилась с полуоткрытым ртом.
Когда Брилл тайком бросила на Эрика еще один взгляд, то не смогла удержаться, чтобы не отметить, насколько он чертовски привлекателен. У него была поразительная внешность — высокие, красиво вылепленные скулы, длинный тонкий нос и широко посаженные глаза с длинными ресницами. Брилл никогда раньше не видела таких ресниц — ни у мужчин, ни у женщин.
Да, у Эрика на самом деле было сногсшибательное лицо. Брилл подумала, что на разгадывание всех его секретов может уйти много времени. И, по-видимому, секретов была просто уйма. Самым малым из которых была белая маска, покрывающая правую половину лица, на которую Брилл теперь почти не замечала. Мысль о том, что под ней находится, никогда даже не приходила ей в голову.
Несмотря на красоту лица, наибольшее впечатление производили глаза Эрика. Они были непередаваемого синего оттенка, меняющегося в зависимости от его настроения. Сейчас его глаза были холодными и колючими, словно осколки льда на реке, отражающие зимнее небо. Они были такими холодными, что обжигали. Брилл удивлялась, как он может жить с такой внутренней энергией. Она чувствовала, что это все равно что глядеть на солнце.
Иногда прошлой ночью Эрик расточал лукавые улыбки и почти дружелюбные подколки. Но прошло всего двенадцать часов — и он выстроил стену вокруг своей души. Его лицо было столь же пустым и безжизненным, как зимняя равнина. Эти изменения озадачили Брилл. Заставили почувствовать себя уязвимой.
Мысль, что в действительности она совсем не знает этого человека, эхом отдавалась у Брилл в голове, отказываясь уходить прочь. И, изучая его, сидящего за ее столом, она осознала наконец, насколько Эрик сильный и мощный. Его плечи были широки и прекрасно развиты — Брилл видела, как при каждом его движении под одолженной ею рубашкой перекатываются мышцы. Она знала, что если бы Эрик захотел, то мог бы сломать ее пополам, как зубочистку.
— Не хотите ли еще пюре? — спросила Брилл наконец, не в силах больше выносить затянувшееся молчание. Эрик лишь покачал головой, отклоняя ее предложение, и продолжил смотреть в темноту за окном.
Тогда ее осенила новая мысль, и она внезапно спросила:
— Вы хорошо себя чувствуете?
— Вполне хорошо. Я просто неспокойно спал прошлой ночью, — холодно ответил Эрик.
— Скажите, это из-за тревожных снов или тревожной натуры вы сегодня такой неприятный? — В конце концов Брилл потеряла терпение, и в ее тоне засквозил жалящий холод арктического ветра. Если Эрик хочет выстроить стену, она может подавать ему кирпичи.
Эрик перевел на нее прожигающий взгляд и медленно положил вилку на край тарелки. Его манеры поведения за столом были безукоризненны.
— Разве я сказал, что мои сны были тревожными? — осведомился он, нахмурив брови.
— М-м-мамочка умеет читать мысли! — сообщила Ария и снова погрузилась в молчаливое наблюдение за таинственным гостем; к ее подбородку прилип кусочек пюре.
По лицу Эрика скользнуло веселое удивление — и тут же пропало.
— Правда?
— Конечно нет! И, Ария, что за ужасные вещи ты выдумываешь?
— Я н-н-не выдумываю!
Брилл вышла из себя и, пренебрежительно взмахнув рукой, вновь посмотрела на Эрика.
— Вы не упоминали об этом, но не нужно большого ума, чтобы предположить, что плохие сны и есть причина вашей бессонницы. — По правде говоря, ее высказывание вовсе не было предположением. Знание внезапно всплыло у нее в голове подобно шепоту ветра.
Эрик продолжал молчать, но его глаза полыхнули светом зимнего солнца. Он смотрел на нее таким тяжелым взглядом, будто собирался просверлить дыру прямо посередине лба. Брилл поежилась, снова ощущая невыразимую угрозу, скрытую в красоте его рук музыканта, когда те сжались в кулаки. «Он делает это, чтобы напугать меня».
Как же ей не хватало Джона, ее мужа, в подобные моменты, когда страх начинал сжимать грудь, выбивая из нее дыхание. Холодное выражение лица Брилл чуть смягчилось; застарелая печаль медленно наполнила ее, с легкостью вытеснив страх.
Таинственный шепот в голове проник в сознание Брилл, и она посмотрела прямо в глаза своего бывшего пациента.
— У всех свои печали, Эрик. Я прошу вас не отыгрываться на мне, — сказала она, повторяя голос знания в своей голове и не осознавая, что говорит.
— Что вы знаете о печалях! — тихо прошипел Эрик, гневно сжав губы и сверкнув глазами.
— Что я знаю о… — Потрясение помешало Брилл беззвучно повторить его слова.
Долю секунды они молча смотрели друг на друга — он в ярости, она со спокойным, немного шокированным выражением лица. Брилл медленно опустила голову, глядя на свои крепко зажатые между колен руки. Она прикрыла ладонью начавшую дрожать нижнюю губу, сердце болезненно сжалось у нее в груди. В горле образовался тугой комок, слезы жгли глаза.
Кажется, Эрик удивился, когда она подняла голову и в ее глазах блеснули слезы. Пылающий в его взгляде гнев мгновенно исчез при виде Брилл, явно боровшейся с готовыми пролиться слезами.
— М-мама, не плачь! — взмолилась Ария, напуганная продемонстрированной матерью слабостью. Ее слова вызвали у Брилл сокрушенную улыбку; затем она направила все свое внимание на сидящего напротив смущенного мужчину.
— Полагаю, что по сравнению с некоторыми моя жизнь была слишком легкой, но будьте уверены, и на мою долю выпало горя! — Ее последнее слово прозвенело в воздухе — и разбилось. Слезы заструились по ее лицу. Брилл быстро закрыла лицо ладонями, положив локти на стол.
— Брилл, я…
Та перебила его, забормотав сквозь барьер рук:
— Мне было восемнадцать, когда я вышла замуж. Тогда я была еще очень юна, и Джон был моей первой любовью. С ним я чувствовала себя так, словно не отличаюсь от других, и за это я его любила.
Эрик вновь попытался заговорить: раскаяние побороло в нем безжалостность, неосмотрительно произнесенные слова сжимали ему нутро. Слезы Брилл заставили его почувствовать себя чудовищем.
— Брилл, прошу вас, я…
— Заткнитесь! Вы выслушаете меня! — резко сказала та.
Эрик мгновенно захлопнул рот.
— Я была замужем чуть больше года, когда Джон решил, что сможет поправить финансовые дела нашей семьи, если поступит на военную службу, и с ним согласился пойти его старший брат. Они сказали, что это их долг, и что бы я ни говорила, их мнение оставалось непоколебимым. Глупо…
По мере приближения дня их передислокации моим сердцем начало овладевать ужасное предчувствие. Я знала, что они могут попасть в беду, и умоляла Джона не ходить. Умоляла на коленях… но он все равно ушел. И меньше чем через месяц его застрелили. Странно, но я почти почувствовала его смерть еще до того, как узнала об этом. В тот день, когда Эндрю, брат Джона, вошел в дверь, чтобы сказать, что он умер, я обнаружила, что жду ребенка. Джон даже не узнал, что станет отцом.
Когда Брилл закончила говорить, в комнате воцарилась напряженная тишина. Брилл ссутулилась на стуле и уронила руки на колени. Затем она подняла глаза на Эрика:
— Так что не вздумай даже на миг поверить, будто ты единственный в мире страдалец. Отчаяние — универсальная штука, ты, эгоистичный буффон с червями вместо мозгов, и не забывай об этом!
Ария застыла с открытым ртом и поднятой ложкой зеленой фасоли, глядя на мать, произносящую такие грубые слова.
Впервые в жизни Эрик не находил слов. Он не имел ни малейшего представления, какое огромное горе скрывается за кажущимся хладнокровием Брилл.
— Простите меня, — начал он тихо, чувствуя себя неловко под обвиняющим взглядом серых глаз хозяйки дома. — Я сказал не подумав. Я был жесток с вами, потому что вы напомнили мне о том, что я потерял.
Из глаз Брилл пропал стальной блеск, она подняла руку, чтобы вытереть влагу со щек.
— Ваше извинение ценно, но вы уже извинялись, а ваше поведение при этом не изменилось. И я вдруг потеряла аппетит, — сказала она, отодвигая стул и вставая из-за стола. — Заканчивайте трапезу, месье. Мы с дочерью оставим вас одного. Ария, пойдем со мной.
Ария встала на свой стул, затем спрыгнула с него на пол, держа мать за руку. Пока Брилл царственно выплывала из комнаты, таща за собой дочку, та обернулась и показала Эрику язык. Он остался в столовой один.
Эрик расстроено прикрыл глаза и зарычал. «Что со мной происходит? Только что я спокоен, а в следующий момент мой рот изрыгает ужасные слова».
Он еще долго сидел и ругал себя. Снаружи, во мраке ночи, падал снег. Самоуничижительные мысли разлетелись, внезапно прервавшись, когда в окне мелькнула чья-то тень. Эрик сосредоточенно нахмурился и покосился сквозь свет лампы. Когда тень мелькнула за следующим окном столовой, он вскочил на ноги.
Быстро задув светильник на столе, Эрик пригнулся, чтобы не был виден его силуэт, и последовал за двигавшейся снаружи дома тенью: тихонько вышел из столовой и прокрался по коридору в библиотеку. Он мог вести себя как грубиян, но будь он проклят, если позволит кому-либо рыскать вокруг дома Брилл.
Когда Эрик распахнул дверь в комнату, одно из окон в библиотеке открылось от легкого толчка.
Порыв ветра швырнул внутрь пригоршню снежной крупы, в подоконник вцепились чьи-то руки. Сквозь завывание ветра донеслось несколько ругательств, и в комнату ввалилось тело.
Эрик в мгновение ока очутился возле окна. Сама мысль о том, что кто-то проник в дом Брилл, привела его в ярость. Он зарычал и накинулся на взломщика с кулаками. Вор издал вопль изумления, за которым последовала новая порция гневных проклятий. Когда кулаки Эрика встретились с челюстью мужчины, проклятья внезапно прекратились.
Из темноты вылетел ботинок и угодил Эрику в живот, отчего он с мычанием упал на пол — перед глазами у него расплылись пятна. Поднявшись на ноги, Эрик вновь налетел на незваного гостя, поймав того в удушающий захват. Ему прилетело локтем в подбородок, но рук он так и не разжал.
Движения взломщика как раз начали замедляться, когда комнату внезапно осветил яркий свет. Эрик повернул голову — и увидел столбом застывшую в дверях Брилл. Бросившись к ним, она едва не уронила лампу.
— Прекратите! Эрик, отпустите его!
Она явно не понимала серьезности ситуации.
— Брилл, я поймал этого человека, когда он вломился в ваш дом!
— Довольно! Просто отпустите его!
Думая о том, что совершает ошибку, Эрик послушался. С трудом встав на ноги, он смахнул стекающую с разбитой губы каплю крови. К его крайнему потрясению Брилл встала на колени возле незваного гостя и помогла ему подняться. Тот потряс рыжей головой и свирепо уставился на Эрика сверкающими зелеными глазами.
— Что вы делаете? Вы с ума сошли? Он только что пытал…
Повернувшись к Эрику с неловкой улыбкой, Брилл положила руку на предплечье злоумышленника. Она нервно глянула на них обоих, словно ожидая, что они снова сцепятся.
— Эрик, я хотела бы представить вам своего старшего брата Коннера.

Глава 13: Первые впечатления

Брилл, нервничая, стояла возле Коннера, крепко держа его за локоть. Тот потирал шею; его грудь тяжело вздымалась при каждом вдохе, словно ему не хватало воздуха. Не в пример ей, брат унаследовал взрывной характер, легко заводясь и быстро остывая, и Брилл, видя в его глазах желание взять реванш, беспокоилась, что он рванется через комнату и опять нападет на ее гостя.
Прежде чем кто-либо из покрытых кровью мужчин вновь начал драку, она сказала:
— Эрик, я хотела бы представить своего старшего брата, Коннера.
При этих словах лицо Эрика стало совершенно пустым от потрясения. К крайнему удивлению Брилл, его шею начал медленно заливать румянец, окрашивая щеки краской смущения. Под ее взглядом Эрик неловко переминался с ноги на ногу, в первый раз за все время, что она его знала, выглядя сконфуженным. «Как необыкновенно мило», — мимоходом подумала она перед тем, как оттолкнуть от себя грешную мысль. О чем она только думает? Этот мужчина просто свинота. В конце концов, всего полчаса назад он довел ее до слез. Глухая боль в животе, оставшаяся после этой стычки, все еще давила свинцовой тяжестью на внутренности.
Снова посмотрев на брата, Брилл сжала его руку и храбро улыбнулась.
— Коннер, это Эрик. Тот человек, которого я нашла в Опере и…
— Я знаю, кто это, Бри, — прорычал Коннер, прожигая Эрика свирепым взглядом и дотрагиваясь до кровоточащего носа. — Все ж таки именно я все дорогу тащил на себе эту бестолочь. И какая к черту польза от сестры, которая может видеть будущее, ЕСЛИ ОНА НЕ ЗНАЕТ, ЧТО Я ПРИШЕЛ! — закончил он громовым ревом.
Поморщившись от этого рева, Брилл осталась стоять абсолютно спокойно, ее глаза выражали безмятежность, хотя и несколько омраченную смущением. Она бросила быстрый взгляд на Эрика, и к ее щекам мгновенно прилил жар. Ущипнув Коннера за руку, Брилл попросила вполголоса:
— Пожалуйста, ты не мог бы не орать о… ну, о семейных делах при посторонних?
Между бровей Коннера прорезалась вертикальная морщинка, он повернулся и посмотрел на Эрика, который успел вернуть себе самообладание и стоял с величественным видом, несмотря на кровоточащую губу. Повернув голову обратно к Брилл, Коннер нахмурился еще сильнее. Расправив плечи, он повторил хладнокровную позу Эрика и скрестил руки на груди.
— Что происходит, Бри? Ба, да я уверен, что ты покраснела! Но вопрос этого часа — почему? — подозрительно осведомился он.
От насмешливого тона брата по лицу Брилл скользнула тень. Намек на то, что у нее есть причина смущаться, неописуемо ее напугал; она давно перестала беспокоиться о том, что люди подумают о ней и ее странностях, или, по крайней мере, старалась. Подобная тактика была полезна для защиты от величайшей из всех женских слабостей — любви. Брилл любила однажды, и потеря этой любви едва не разрушила ее психику, заставив упасть в бездну отчаяния. Тот факт, что она действительно была смущена, раздражал еще больше.
Уперев руки в бедра и приняв излюбленную боевую позицию, Брилл насела на Коннера:
— Не смей разговаривать со мной в подобном тоне, Коннер Синклер! Я тебе сестра, а не слуга!
— Бри, когда я сказал, что буду чувствовать себя намного лучше, если у тебя здесь появится защитник, я имел в виду, что тебе надо завести собаку! — крикнул тот, яростно размахивая руками — гнев стер все краски с его лица, отчего у него на носу резко проступили веснушки.
При виде неистовой жестикуляции Коннера Эрик торопливо шагнул вперед, его словно подернутый льдом взгляд упал на рыжеволосого мужчину. Брат и сестра перестали сверлить друг друга глазами и удивленно повернулись в сторону Эрика. Тот выглядел готовым ударить Коннера, стоит только его руке пролететь в опасной близости от лица Брилл.
Видя жажду убийства в его глазах, Брилл встала между двумя мужчинами, одарив Эрика умиротворяющей улыбкой. Мягкое выражение ее лица, очевидно, успокоило Эрика: холод ушел из его взгляда, сменившись привычным высокомерным безразличием. Убедившись, что Эрик больше не собирается убивать ее брата в бессмысленном стремлении защитить ее, Брилл повернулась обратно к Коннеру и ткнула его пальцем в грудь. Господи, она была сыта по горло мужчинами с их самодовольным стремлением доказать свое превосходство.
— И где это, интересно, ты выучился таким жутким манерам? Это ТЫ, дорогой братец, полез в окно библиотеки. Эрик просто увидел грабителя, которого нельзя пускать в дом. Ты должен быть благодарен ему за защиту этого дома, а не выкрикивать оскорбления и обвинения!
Что удивительно, гнев постепенно исчез с лица Коннера, и он обдумывал ее слова, между прочим рассматривая Эрика полуприкрытыми глазами. Он медленно запрокинул голову назад и закрыл глаза, словно моля Бога послать ему терпения. Сжав переносицу пальцами, он напряженно стоял под градом язвительных замечаний Брилл. Коннер и сам видел, что Брилл права. Ее необычный гость пытался защитить ее. Видимо, даже от него. Фыркнув, он открыл глаза: жажда крови растворилась в неистовой зелени его взгляда.
— Ах, будь я проклят, если ты не права, — начал Коннер с преувеличенным вздохом и улыбнулся. Его гнев прошел так же быстро, как и возник, хотя подозрение все еще туманило его глаза до цвета древесной листвы. Неловко проведя рукой по своим и без того растрепанным волосам, Коннер шагнул к Эрику. — Благодарю вас за защиту чести, достоинства и ужасной горластости моей любимой сестренки. Если бы я был настоящим грабителем, я бы, несомненно, оставил это ремесло уже после первого вашего удара, месье. Черт возьми, вы едва начисто не оторвали мне голову с плеч, — сказал он со смехом, потирая ушибленный подбородок. Протянув руку, Коннер в три шага пересек комнату, Брилл последовала за ним. — Позвольте мне представиться должным образом, месье. Коннер Рейли Синклер.
При приближении Коннера Эрик напрягся: сжал руки в кулаки, а губы — в узкие полоски — готовясь к новому нападению. На мгновение между двумя мужчинами, сверлящими друг друга взглядами, воцарилась тишина. Коннер с протянутой рукой внимательно изучал Эрика, а тот нетерпеливо ожидал удара, который все не наступал.
Брилл терзала зубами пухлую нижнюю губу, глядя, как они оценивают один другого, точно два незнакомых кота в переулке. По мере того, как его рука продолжала висеть в воздухе, на лице Коннера постепенно проступало недовольство. Эрик попытался сохранить замкнутое выражение, но напряженность в позе и глазах выдавали его волнение.
Откашлявшись, Коннер начал опускать руку. Брилл чувствовала, как на ее охватывает разочарование. Несмотря на то, что обычно у Коннера был легкий и отходчивый характер, Брилл опасалась, что в силу обстоятельств ущерб, нанесенный этой ночью, может оказаться непоправимым. Как смогут эти двое ужиться друг с другом при подобной первой встрече?
И когда она уже утратила надежду, Эрик неожиданно расслабился, двинулся вперед и сжал руку Коннера в крепком рукопожатии.
— Рад познакомиться, месье. Ваша сестра часто говорила о вас в последнее время. Она очень тепло отзывалась о вас.
Коннер ухмыльнулся Эрику перед тем, как разжать ладонь и небрежно скрестить руки на груди.
— Ха, Брилл сказала про меня что-то хорошее! Должно быть, она была пьяна. Она прекрасно знает, что я негодяй.
— Ох, это не так, Коннер. Перестань сочинять, — обиделась Брилл на это заявление и закатила глаза.
Быстро наклонившись вперед, Коннер шутливо шлепнул сестру, но та с легкостью уклонилась, выглядя одновременно сердитой и утомленной его глупостью.
— Ой, прекрати, детка, ты и папочка разделяли мнение, что музыканты легкомысленны и ни на что не годны.
В этот момент Эрик заинтересованно поднял голову.
— Вы музыкант? — в его голосе явно звучало удивление.
— Да, и к тому же чертовски хороший! Я играю, главным образом, на скрипке. — Коннер расхохотался, заметив ошеломленное выражение лица Эрика. — Вы выглядите удивленным.
— Ну, я предполагал, что вы, будучи родственником Брилл…
— Что я могу быть кем-то унылым, вроде врача или ученого? — спросил Коннер, сокрушенно качая своей рыжей головой. — Брилл унаследовала таланты по отцовской линии. Я — по материнской. До знакомства с папой та была актрисой. — Он задумчиво поскреб свой гладко выбритый подбородок. — Хотя, как ни странно, Брилл кое-что унаследовала и от мамы, правда, Бри?
— Коннер! — прошипела та.
— Наша маленькая Бри была лучшей балериной во всей Ирландии. Разве не так, Бри! И хотя вы можете никогда не узнать этого, помимо этого она хорошая актриса.
Потерев ладонью глаза, Брилл тяжело вздохнула:
— Коннер, невежливо обсуждать такие интимные подробности с человеком, с которым только что познакомился. Кроме того, не пора ли, наконец-то, мне заняться твоим носом? Знаешь, он ведь может быть сломан.
— Это правда? — внезапно спросил Эрик, задержавшись взглядом на лице Брилл и наблюдая, как по ее щекам поднимается краска смущения.
Жар его взгляда пронесся по коже Брилл, словно прикосновение; его глаза разжигали в ее животе странное ощущение, похожее на щекотку. Ей не особо нравилось это ощущение.
— Да, я танцевала какое-то время. Но когда я выросла, стало все более очевидно, что продолжать подобные занятия нецелесообразно. Искусство приемлемо лишь для мужчин… впрочем, как и наука. Но я предпочла прослыть скорее книжным червем, нежели распутницей, поэтому выбрала науку.
Брилл опасно высоко задрала подбородок, ее глаза, направленные на двух мужчин, сузились, предупреждая дальнейшие расспросы.
Коннер скривился и повернулся к Эрику. По-видимому, он не ожидал увидеть, что угрожающая поза Брилл произвела на того мало впечатления. Факт, который его впечатлил и одновременно встревожил.
— Дядя К-К-Коннер, — донесся из коридора пронзительный вопль, заставив всех в библиотеке повернуться на звук.
Ария влетела в комнату, широко раскинув руки и направившись прямиком к Коннеру. Тот с ухмылкой присел перед ней и с привычной осторожностью подбросил в воздух. Девочка закричала от восторга и ухватила его за шею.
— Т-ты будешь играть на с-своей с-с-скр… — скрипке. От возбуждения у Арии перехватило горло, сделав слова неразборчивыми. Она стиснула зубы, пока ее глотка старалась вытолкнуть слово, завязшее где-то между головой и языком.
— Не сегодня, дорогая. Уже слишком по… — Коннер умолк, на его лице возникло неверящее выражение. — Черт побери! Ты напомнила мне. Эй, Бри, я скоро вернусь, из-за всего этого ажиотажа я забыл, что оставил скрипку снаружи, под этим проклятым снегом! — С этими словами он покинул комнату, унося смеющуюся Арию, подпрыгивавшую на его бедре.
— Клянусь, он любит эту скрипку больше всего на свете, — сказала Брилл с ласковой досадой.
Благостная тишина окутала Эрика и Брилл, как добротное стеганое одеяло в холодный день. Она с улыбкой повернулась к гостю, но улыбка быстро исчезла, когда она увидела состояние его лица. За то короткое время, что длилась драка, Коннер успел разбить Эрику губу и поставить синяк на левой щеке.
Покачав головой, Брилл прошла по комнате, ее взгляд упал на кровоточащую нижнюю губу Эрика. Разум снова предал ее, когда она заметила, что даже в столь взъерошенном состоянии, Эрик чертовски хорош собой. Быстро отведя взор от его чувственного рта, Брилл залезла в карман и вытащила окаймленный кружевом носовой платок.
Эрик вздрогнул, когда она поднесла ткань к его лицу. Брилл улыбнулась ему, и ее рука замерла в воздухе.
— У вас кровь идет. — Тот просто молча посмотрел на нее, и Брилл залилась краской. — Не беспокойтесь, у меня очень легкая рука.
— Я в этом уверен, — тихо произнес Эрик; его глаза пылали от невысказанных чувств.
Сосредоточенно прикусив свою собственную губу, Брилл осторожно приложила платок к крови на его подбородке. Сейчас они стояли так близко, что она чувствовала на своей щеке его дыхание. Хотя ее действия были по своей природе сугубо медицинскими, она ничего не могла поделать с ощущением интимности от столь близкого их соседства, от своего прикосновения к его лицу.
Когда пальцы Брилл задели его подбородок, Эрик пришел в странное состояние. Она подумала, что уловила какую-то вспышку в его глазах, эхо гнетущей тоски, от которой он не мог избавиться до сих пор, а затем все пропало. Лицо Эрика превратилось в маску.
Брилл медленно отступила назад, словно разрывая звенящую между ними натянутую нить.
— Повезло, что не нужно накладывать швы. Но думаю, вам стоит приложить лед к лицу, — пробормотала она, чтобы прервать тяжкое молчание. Эрик лишь наклонил голову, показывая, что услышал ее.
Из коридора донесся ликующий крик, возвещающий о возвращении Коннера со скрипкой. Брилл сложила свой окровавленный платок и отошла к дверям библиотеки.
— Что ж, полагаю, я должна уложить Арию в постель до того, как Коннер ее окончательно разгуляет.
— Спокойной ночи, Брилл, — тихо проговорил Эрик; выражение его лица вновь стало безразличным.
Брилл кивнула и быстро покинула комнату — к тому времени, как она дошла до коридора, у нее перехватило дыхание. Присутствие Эрика начинало оказывать на ее чувства все более и более странное воздействие — опасно странное воздействие. Положив руку на бешено стучащее сердце, Брилл придала лицу безмятежное выражение и зашагала по коридору, чтобы забрать дочь.

Глава 14: Ученица и учитель

Эрик тихо сидел в библиотеке, тщетно стараясь занять себя хорошей книгой. Но пока что потерпел в этом деле полное фиаско. Лучи бледного зимнего солнца косо падали в окно слева, обдавая теплом его лицо и освещая страницы раскрытой на коленях книги. Эрик тоскливо вздохнул, со стуком захлопнул книгу и отложил ее на стол рядом с собой.
Постукивая пальцами по подлокотнику, Эрик медленно оглядел комнату — в сотый раз за сегодня. Библиотека, как и остальной дом, была уютной и прекрасно обставленной. Каждая вещь в комнате явно была отобрана с особым тщанием и показывала хороший вкус владельца.
Книжные полки усеивали разрозненные безделушки из разных стран: восточный дракон из нефрита гордо соседствовал со свирепой африканской маской, и Эрик был уверен, что в одном из углов разглядел высушенную голову. Затейливые персидские ковры лежали на отполированном до зеркального блеска паркете, приглушая все звуки из остальной части дома и придавая комнате необычайное ощущение изолированности. Мебель была на удивление простая, лишенная всяческих в последнее время вошедших в моду легкомысленных украшений, и, несмотря на скромный гладкий вид, выглядела, тем не менее, элегантно. Эрик был уверен, что к строгому, хотя и эксцентричному интерьеру дома приложил руку не кто иной, как его очаровательная хозяйка. По-видимому, эта женщина была не в состоянии делать что-либо тривиально.
Да, библиотека была прекрасным местом, чтобы побыть одному; по этой причине она стала его излюбленной комнатой. Будучи человеком, привыкшим к одиночеству, Эрик был раздражен тем, что внезапно оказался вовлеченным в запутанные взаимоотношения семьи Донован/Синклер. Он чувствовал себя, как рыба, вытащенная из воды.
Брат и сестра были друг другу полной противоположностью — Коннер, в мгновение ока переходящий от вспышек ярости к покладистым улыбкам, и Брилл, безмятежная и холодная, как озеро в горах — пока что-нибудь не разбивало эту ледяную невозмутимость, обнаруживая кипящую под ней страсть. Их антагонистические натуры часто заставляли то одного, то другого разражаться потоками брани. Ссоры вспыхивали между ними по два-три раза на дню, и все же казалось, что ни один из них по-настоящему не злился на другого. Эрик пришел к выводу, что стычки были для брата и сестры скорее любимой забавой, чем реальным выражением обиды или ярости. Проще говоря, эти люди были абсолютно сумасшедшими.
Куда хуже, нежели постоянные стычки между Коннером и Брилл, были часто проявляемые ими неожиданные демонстрации расположения. Эрик никогда не имел дела с людьми, которые были бы более откровенны в проявлении нежности. Каждый поцелуй в щеку и шутливый шлепок, которыми они награждали друг друга, лишь помогали ему яснее понять, как на самом деле ведут себя люди, живущие одной семьей, — и сколь многого он был лишен в своей жизни. Боже, как Эрик тосковал по таким простым контактам, как прикосновение руки к его плечу…
«Или легкое, мягкое давление тонких пальцев, касающихся моей нижней губы, пока взгляд ласковых серых глаз сосредоточен на моем подбородке, с которого эти пальцы стирают кровь». Эрик вскочил на ноги, придя в замешательство от непрошенной мысли, вдруг возникшей у него в голове. Прошло пять дней с того вечера, когда Коннер проник в дом; синяки от их первой встречи поблекли и стали бледно-желтыми. Прошло пять дней с того момента, когда Брилл нежно оттирала своим носовым платочком кровь с его лица, и Эрик до сих пор не мог перестать думать об этом.
Потрясение от ее случайного прикосновения все еще звенело в его крови всякий раз, когда он смотрел на нее. Участки кожи на его подбородке, которых касались пальцы Брилл, все еще горели. Эрик подозревал, что девушка не представляет, какую власть имело ее небрежное поглаживание. В любом случае, он ненавидел ее за это — ненавидел за ее не требующую ухищрений красоту и нечаянную чувственность.
Эрик не знал женской ласки, пока не встретил Кристину. Вначале их взаимоотношения были лишь отношениями наставника и ученицы. Она и не знала его настоящего — Эрик был ее ангелом, и в то время ему это нравилось. Но однажды все изменилось, однажды он посмотрел на свою юную ученицу и был сражен — оглохший, ослепший и онемевший от того, что увидел.
Лицо Кристины светилось свежей и юной девичьей красотой: лицо, резко контрастирующее с темной и понимающей глубиной глаз цвета корицы. Она была девушкой, которая знала о своей красоте, притягивающей мужские взгляды. Теперь Эрик знал: какой-то тайной частью своей души Кристина стремилась к этому вниманию, потому что она ужасно скучала по когда-то дарованной ей отцовской любви. Эрик долгое время заменял ей отцовскую фигуру, но в конечном счете не мог не обратить внимание на прекрасную девушку, в которую превратилась его ученица.
Когда этот день настал, когда Эрик взглянул на Кристину как на женщину, то со всей потрясающей до глубины души очевидностью понял, что его жизнь только что бесповоротно изменилась из-за одной этой худенькой девушки. Ах, как он ее любил, как желал ее. «А теперь все кончено. Хватит думать об этом, словно какой-нибудь сраженный любовью молокосос. Надо было догадаться, — горько подумал Эрик, меряя шагами комнату. — Монстрам не суждено быть любимыми. В реальном мире Красавица никогда не выберет Чудовище».
И даже сейчас, после всего, что случилось, его сердце бунтовало против этого факта. И Эрик помнил огонь, запылавший в его крови от прикосновения обшитого кружевом платка, от взгляда добрых серых глаз.
Он резко встряхнулся, сбрасывая нежелательные мысли. Будь он проклят, если вожделение вновь застит ему глаза. Будь он проклят, если позволит еще одному легкомысленному женскому сердцу отвергнуть себя, погрузив в персональный ад, в место, где солнце сжигало дотла, и он, крича, лежал во тьме.
Эрик оскалился и подошел к двери, неистово толкнул ее, не в силах больше оставаться в тишине библиотеки. Пока затухал отзвук дерева, треснувшегося о дерево, его чувствительные уши сосредоточились на доносящихся нотах фортепианной музыки. Точные и уверенные ноты выдавали умелую и опытную руку, хотя в некоторые моменты проскальзывала фальшивая нота, заставляя его морщиться.
— Странно… — пробормотал Эрик себе под нос, нахмурив темные брови. — По-моему, Брилл сказала, что ее не будет до конца дня. А ее братец-фигляр все еще пытается устранить разрушения после сегодняшнего утра.
Брилл сказала что-то о выполнении своего долга в близлежащей больнице ветеранов и ушла рано утром, оставив хозяйство на Коннера. Решение, которое в очередной раз заставило Эрика всерьез усомниться в ее здравом уме.
Как только ее беловолосая головка исчезла за дверью, в доме воцарился полный хаос. Эрик ошеломленно наблюдал, как визжащая Ария выбегает из двери гостиной с рыхлой пачкой бумаги, зажатой в крохотном кулачке над головой. Когда девочка проносилась по коридору, листы бумаги вылетели из ее руки и рассыпались по полу, отмечая ее путь подобно следу из хлебных крошек. Секунду спустя следом промчался Коннер, вопя что есть мочи и пытаясь выхватить бумагу из ее рук, — но запнулся о собственную ногу и загремел на пол лицом вниз. Хохочущая Ария сбежала в следующую комнату у него под носом, пока тот поднимался на ноги.
Тогда Эрик не смог удержать легкую усмешку от неудачи Коннера — хотя и скрыл ее прежде, чем кто-либо заметил. Он был очень признателен, что это не ему приходится гоняться за ребенком. В Арии было столько энергии, что Эрик уставал, всего лишь глядя на нее (слабость после лихорадки еще не полностью ушла из его членов), но приходилось признать, что с точки зрения стороннего наблюдателя девочка была бунтовщицей.
Утро прошло таким же образом: долгими часами по всему дому раздавался детский визг и топот ножек. Когда Эрик был уже не в состоянии этого выносить, он ретировался в библиотеку — хотя никогда бы не признался, что спрятался от ходячего ужаса трех с половиной лет от роду.
Однако теперь, когда Эрик подумал об этом, в доме уже некоторое время было относительно тихо. Не считая, конечно, печальной фортепианной музыки, доносящейся в настоящий момент из гостиной. Эрик обнаружил себя медленно бредущим на звуки музыки: прошло уже столько времени, с тех пор как он слышал сладкий звук аккордов, сливающихся в совершенной гармонии, что это притягивало его.
Он стоял перед дверью гостиной, одной рукой опираясь на дверной косяк, и, склонив голову, слушал мелодию, струящуюся в тишине дома. Эрик понял, что не хочет прерывать чудесные звуки. Песня была тихой, печальной и смутно знакомой. Что-то шевельнулось, а затем встало на место внутри него, пока ноты плыли по воздуху. Что-то, что, как он думал, умерло в ту последнюю ночь в Опере. Музыка в его голове заиграла снова, заменив тишину, которую агония сердца сплела над его сознанием.
Несколько мгновений спустя Эрик выпрямился и легонько толкнул дверь, ожидая увидеть Коннера, сидящего за роялем в центре гостиной. То, что он увидел вместо этого, повергло его в ступор.
Крохотная фигурка, сидящая перед клавишами, занимала едва ли четверть скамейки. Одетые в чулочки ноги болтались в воздухе, не доставая до педалей. Пухленькие детские ручки Арии были вытянуты так далеко, насколько позволяли пальцы: она снова пропустила ноту, не дотягиваясь до нужных клавиш. Блеклое зимнее солнце освещало девочку сзади, теряясь в ее темных волосах.
Эрик шагнул в комнату, не в силах остановиться — музыка притягивала самую суть его души. Он опустил ногу на плохо прилегающую половицу, и оскорбленная деревяшка издала протестующий скрип. Музыка резко оборвалась, тускло отзвенев во внезапной тишине.
Над закрытой крышкой рояля появились огромные серые глаза — и встретились с его глазами. Эрик чувствовал себя странно под этим столь пристально изучающим его взглядом, так похожим на взгляд Брилл. Ария медленно сняла руки с клавиш из слоновой кости и сложила их на коленях, тотчас превратившись из вундеркинда обратно в обычного ребенка.
— Привет, Ария, — негромко произнес Эрик, в то время как девочка просто смотрела на него, прикусив нижнюю губу, как часто делала ее мать. Он слегка нахмурился, абсолютно не представляя, как себя вести с ребенком.
Поскольку Ария продолжала молчать, он попробовал снова, задействовав до предела все свои скудные навыки общения:
— Я не знал, что ты умеешь играть на фортепиано. — Эрик откашлялся, странным образом взволнованный от того, что находится с девочкой наедине: безмолвная часть его разума ждала… ждала, что та вот-вот откроет рот и закричит от ужаса, вызванного его присутствием.
Когда он заговорил, торжественное выражение лица Арии сменилось застенчивой улыбкой.
— Я иг-граю н-не очень х-х-хо… — Последнее слово старалось сорваться с ее губ, но, кажется, было неспособно преодолеть язык. Бессильно сдавшись, Ария крепко сжала зубы; ее щеки покрылись алыми пятнами.
Что-то в мрачной тени, заставившей потемнеть ее глаза, тронуло Эрика, проделав тоненькую щель в броне вокруг его сердца. Не дав сомнению взять верх и остановить его, Эрик пересек комнату и сел на скамейку рядом с Арией.
— И кто тебе это сказал? Я думаю, ты замечательно играешь.
Когда спустя миг его слова дошли до Арии, та подняла на него глаза, и уголок ее рта тронула улыбка.
— В-врун, — тихо проговорила она, словно боясь, что и это единственное слово не получится сказать правильно. Добившись успеха, она воодушевилась. — М-мои руки с-слишком малы! — воскликнула она, подняв свои крохотные ручки, чтобы продемонстрировать их размер.
— А еще твои ноги не достают до педалей, — подначил Эрик, пораженный, насколько легко это вышло. Втайне ему понравилось, когда Ария опять улыбнулась ему, и на ее левой щеке на мгновение возникла ямочка. — Но не беспокойся, через несколько лет эти трудности исчезнут.
Ария надулась:
— Это д-долго!
— О, ты удивишься, как быстро это случится.
Она лишь скептически поджала губы.
Комната погрузилась в уютное молчание, только ветер за окнами бился в заледенелое стекло. Эрик изучал свои руки, покоящиеся на коленях, и слушал звуки дома. На этот раз не чувствовалось необходимости думать о том, чтобы что-то сказать.
Вдруг Ария повернулась на скамейке и подергала его за рукав своей маленькой ручкой.
— А т-ты играешь м-м-муз… — музыку. Она сжала свой вероломный рот, с сомнением глядя на Эрика снизу вверх, точно ожидая, что он засмеется.
Хотя уши Эрика страдали от дисгармонии ее слов, его лицо оставалось невозмутимым. Поскольку он никак не прокомментировал ее речь, девочка снова расслабилась.
— Да, раньше я играл кое-какую музыку.
— Т-ты играешь на п-пианино? — взволнованно спросила Ария, вцепившись в его рукав и другой ручкой.
Эрик посмотрел на ее кулачки, сжимавшие легкую ткань рукава его рубашки, и понял, что улыбается.
— Да, я играю на пианино.
— С-сыграешь ч-что-нибудь? Н-никто еще н-ни разу н-не играл со мной!
Эрик опустил глаза на истертые клавиши под своими согнутыми руками. Улыбка на его лице медленно угасла. Способен ли он снова играть теперь, без единственной женщины, которая вдохновляла его последние несколько лет? Способен ли он играть, не думая о ней?
Он автоматически поднял руки и легонько коснулся прохладных клавиш рояля, несмотря на вибрирующий в голове шепоток сомнения. Эрик закрыл глаза — и музыка внутри него мигом вытеснила все остальное. Его пальцы легли на клавиши, лаская первую извлеченную из инструмента ноту с редко показываемой им врожденной нежностью.
Эрик ощущал, что Ария все еще сидит рядом; ее ручки увлеченно скользили по его рукаву. Господи, он почти забыл, как это хорошо — чувствовать податливость слоновой кости под пальцами, слушать голос собственной музыки, звучащей в ушах. Повернув голову, он одарил Арию ослепительной улыбкой, и та, в свою очередь, широко ему улыбнулась.
Чувствуя опьянение весельем, которое он всегда ощущал во время игры, Эрик начал перепрыгивать с песни на песню; выражение его лица соответствовало характеру музыки. Ария завопила от восторга, когда он скорчил мрачную и злобную рожу, подстать музыке: низкие ноты бились подобно стуку сердца. Внезапно он перескочил на светлый и воздушный кусок, соответственно подстроив черты лица: поднятые брови и эффектная улыбка.
— Т-ты с-смешной человек! — заикаясь, проговорила девочка в перерывах между хихиканьем и в восторге прижала ручки к груди.
— Ты единственная в мире, кто считает меня смешным, — с улыбкой сказал Эрик.
— В-врун, — ответила та, засунув в рот большой палец. Закрыв глаза, Ария прислонила свою темноволосую макушку к его боку, поразив его и повергнув в напряженное молчание. — М-мне н-нравится, к-как ты г-говоришь, — она глубоко вздохнула, как умеют только дети. — Эт-то з-звучит к-как му-музыка.
Эрик замер: ощущение шелковистых волос и легкого давления детской головки на его руке было совершенно ему незнакомо. Он повернул голову и посмотрел вниз, на девочку, прильнувшую к его боку, впервые в жизни чувствуя себя так, словно его приняли, словно он не чудовище. Это было приятное чувство.
— Ария, ты когда-нибудь училась музыке? — мягко спросил он, понизив голос, чтобы приспособиться к ее внезапному угрюмому настроению.
— Н-н-нет.
— Почему? Я уверен, что у тебя получалось бы намного лучше, если бы ты училась.
— Я слишком г-глупая, ч-чтобы учиться.
Мгновенная ярость, выплеснувшаяся в его кровь при этих словах, застигла Эрика врасплох. В его мозгу вспыхнули воспоминания о насмешках из собственного детства.
— Кто сказал тебе, что ты глупая? — тихо прорычал он, опасно сверкнув глазами.
Ария повернула голову и подняла на него глаза, испуганная его тоном.
— Дядя Эн-ндрю, он п-папин брат. Он х-хотел отправить м-меня в с-специальную школу, потому что я м-медленно р-разговариваю. — Ее крохотное личико внезапно помрачнело. — К-когда он это с-сказал, м-мама з-заплакала. — Ария встала на колени и приложила свою маленькую ладошку к его уху. — Дядя Эндрю — ч-чудовище! — прошептала она, как будто это был секрет. — Это из-за н-него п-папу з-застрелили. И он х-хочет ж-жениться на м-маме.
Кое-что в последней части ее фразы еще больше разозлило Эрика. Особенно учитывая, что характер у этого Эндрю, судя по рассказу, был премерзкий. Он просто не мог представить себе, что кто-то может быть настолько низок, чтобы назвать девочку тупой перед Брилл.
— То, что ты медленно говоришь, вовсе не означает, что ты глупая, — твердо заявил Эрик.
Ария улыбнулась:
— Т-так м-мама и сказала. Она с-сказала, что л-люди не в-всегда т-такие, к-какими кажутся.
— Твоя мама производит впечатление очень умной дамы. — Ария снова улыбнулась его словам, в один миг позабыв свои огорчения, как могут только дети. — Твоя мама когда-нибудь пыталась найти учителя, чтобы выправить твою речь?
— Д-да, но они с-считали т-так же, к-как дядя Эндрю.
Мозг Эрика мгновенно заработал, прокручивая возникшую мысль снова и снова.
— Как ты посмотришь, на то, чтобы я попробовал помочь тебе говорить лучше?
Девочка сразу же испустила восторженный вопль и вновь схватила его за рукав рубашки, подпрыгивая на скамейке, отчего та заходила ходуном. Эрик на миг восхитился полному отсутствию у нее благовоспитанности. Это было по-настоящему ново — когда к тебе не относятся с опаской.
— Я полагаю, что это положительный ответ, — проворчал Эрик, затыкая пальцем ухо и беспокоясь о том, как бы не оглохнуть.
— Н-научи меня чему-н-нибудь с-сейчас! — возбужденно прошептала Ария, но прежде чем Эрик смог ответить, скрип половицы оповестил о присутствии в комнате кого-то еще.
— Ба, да вы двое смотритесь так хорошо, что хоть на выставку посылай, — раздался от двери смеющийся голос, заставив сидящих на скамейке у рояля вздрогнуть.
Эрик медленно поднял глаза и столкнулся взглядом с насмешливыми серыми глазами Брилл, спрятанными за затемненными очками. Та стояла в проеме, все еще одетая в теплую уличную накидку и черные кожаные перчатки, ее искрящиеся белые волосы были собраны на макушке в небрежный узел. Эрик мазнул взглядом по ее полным губам и быстро опустил глаза обратно на клавиши рояля. У Брилл был соблазнительный рот, особенно сейчас, когда она улыбалась.
Эрик быстро заметил, что, несмотря на добродушное выражение лица и незлое подтрунивание, женщина устала как собака — хотя ее глаза по-прежнему светились мягкой симпатией при виде дочери и его. И лишь на мгновение привычное выражение печали притушило искры в ее взгляде.
Говоря одним уголком рта, Эрик медленно убрал маленькие ладошки Арии со своей руки.
— Возможно, в другой раз, дитя. — Он позволил померкнуть открытому выражению своего лица — под взором Брилл его защита быстро вернулась на место. — Добрый день, Брилл. Вам воздали должное в больнице?
Та лишь покачала головой, слишком уставшая, чтобы реагировать на спрятанную в его голосе подколку.
— Нет, но это несущественно. Спасибо, что присмотрели за Арией. Вы были не обязаны делать это. Коннер всегда не спускает с нее глаз. Даже когда разгребает им же устроенный беспорядок.
Эрик отмахнулся от ее благодарности, а Ария слетела со скамеечки и вприпрыжку поскакала к матери.
— М-мама, м-мистер Эрик умеет иг-грать на п-пианино!
— Правда умеет? Ну и ну! Как думаешь, разве дядя Коннер не будет счастлив услышать это?
— Д-да! Можно, я п-пойду и с-скажу ему?
— Можно. — Услышав это, Ария исчезла за дверью, зовя своего дядю. Эрик и Брилл внезапно обнаружили, что остались в натянутой, практически наэлектризованной тишине.
Эрик наблюдал, как женщина глубоко вздохнула и вошла в комнату. Он вызывающе задрал подбородок, готовый к осуждению, которое получит за то, что сблизился с ребенком. Когда Брилл опустилась на скамейку рядом с ним, Эрик напрягся. Ему не нравилось, когда она оказывалась так близко — это заставляло его ощущать странное тепло во всем теле.
Эрик осторожно покосился на нее краем глаза, не в силах перестать оценивать привлекательность ее профиля. Он помрачнел и крепко сжал губы. Брилл, словно бы почувствовав его тревогу, повернула к нему голову и сняла темные очки.
— Вы очень хорошо играете, — начала она неуверенным голосом, явно обходя вопрос, который хотела задать.
«Теперь в любую секунду она может попросить меня держаться подальше от ребенка».
— Мне всегда казалось, что у вас руки музыканта, — негромко сказала Брилл. Когда она нежно взяла его за руку, Эрик был поражен в самое сердце. — Спасибо вам, — тихо прошептала Брилл едва ли не срывающимся голосом. Ее рукопожатие было ласковым.
— За что? — пробормотал Эрик, взволнованный тем, что заметил в прекрасных глазах Брилл слезы.
— Простите меня, я подслушала вашу беседу. — Она отвернулась, так что он мог видеть лишь край ее щеки. — Спасибо за то, что вы были так добры к моей дочери, что справедливо отнеслись к ней. Обычно она даже не разговаривает с незнакомыми людьми. Это растаивает ее, да и люди бывают так жестоки. Но я слышала, как она говорила с вами. Слышала ваше предложение помочь ей говорить лучше… — Брилл повернулась и посмотрела на Эрика, на ее лице появилась усталая улыбка. — Вы ведь на самом деле добрый человек, правда? Невзирая на то, что очень стараетесь не быть им.
Эрик нахмурился на ее слова и медленно вытащил свою руку из ее ладони.
— Вы и представления не имеете о том, кто я! — автоматически рявкнул он; слова слетели с его языка до того, как он успел хотя бы отметить, что они пришли ему на ум. Боль, мелькнувшая в лице Брилл от его преднамеренного отдаления, удивила его.
— Тогда забудьте, что я упоминала об этом! — огрызнулась та, едва переведя дух перед тем, как продолжить. — Я могу платить вам, если хотите, — небрежно произнесла Брилл и торжественно поднялась на ноги, скрывая под покровом равнодушной досады свои истинные эмоции.
— Платить мне?
— Да, за обучение Арии. Поскольку вы, помимо прочего, невыносимая свинюка, вы не захотите, чтобы кто-нибудь, обманувшись, решил, что ваши действия слишком хороши. И поскольку вы предпочитаете действовать, как посторонний, я должна обходиться с вами соответственно и платить вам за ваши усилия!
Эрик вдруг осознал, как глубоко он, должно быть, ранил ее чувства. Брилл выглядела совершенно спокойной, но он знал, что она злится, как и всегда в его присутствии. Он медленно встал: их разделяла лишь скамейка. Брилл одеревенела, когда он сделал шаг и сократил расстояние между ними.
— Брилл, я не имел в виду…
— Не смей! Не смей приносить мне свои извинения! Я не приму их! — огрызнулась та, даже не думая отступать, а наоборот, зайдя так далеко, что резко ткнула его пальцем в грудь.
С рычанием Эрик схватил ее за руки, крепко стиснув их перед своей рубашкой, и эффективно пресек тем самым ее досаждающие действия.
— Заткнись и слушай! — гаркнул он, повергнув Брилл в изумленное молчание. — Я уже чувствую себя отвратно оттого, что повел себя столь жестоко, и тебе не нужно быть столь демонстративной и заставлять меня почувствовать себя хуже! Иногда я говорю вещи, которые не имею в виду на самом деле. Бог свидетель, я стараюсь контролировать свой характер, но твои речи могут и святого вывести из себя!
Брилл моргнула; едва появившийся было подспудный гнев исчез с ее лица. Близость их тел быстро начала становиться слишком уж очевидной. С каждым вдохом ее тело касалось груди Эрика, и он неожиданно забыл, что хотел сказать. Его взгляд непроизвольно опустился на ее полуоткрытые губы. Он чувствовал, как руки Брилл расслаблялись в его руках, пока не легли на его ключицы. И еще одна крошечная трещина образовалась в его многочисленных укреплениях.
— Эрик, — Брилл вздохнула. — За что бы вы ни цеплялись… — Возникла небольшая пауза, и она тревожно прикусила губу. — Вы должны научиться отпускать это. Если вы позволите ране гноиться дальше… она разъест вашу душу, не оставив ничего, кроме тьмы.
Эрик не понимал, как эта хрупкая женщина за столь короткое время смогла узнать его столь близко. Ее проникновение в его сокровенные мысли была нервирующим. Эрик открыл было рот, чтобы ответить, но оказался бесцеремонно прерван.
Откуда-то из коридора послышался рев, за которым последовала дробь двух пар ног, приближаясь к скромной гостиной. Эрик мгновенно освободил Брилл из своей хватки, отшатнувшись от нее так, словно прикосновение ее кожи могло обжечь его. Та подняла дрожащую руку к голове, словно изумляясь его внезапному побегу. И в этот самый момент, в комнату ворвался Коннер со следующей за ним по пятам Арией.
Увидев выражение лица брата, Брилл шагнула вперед, чтобы отвлечь его. Тот выглядел готовым к стычке в любую минуту.
— Коннер, что ты там задумал?
Коннер затормозил в дверном проеме; дикий блеск придал остроту его взгляду. Ткнув пальцем в сторону Эрика, он опасно улыбнулся:
— Как вы посмели, месье! Вы задолжали мне извинения!
Эрик быстро глянул на Брилл, чувствуя себя странно, будто стал причиной какого-то скандала. Но он и за всю жизнь не смог бы постичь, в чем именно он должен извиняться перед этим мужчиной. Эрик сжал руки в кулаки, приготовившись к неминуемой драке. «Дело дрянь».

Глава 15: Учась танцевать

— Коннер, к чему вся эта беготня? — надтреснуто спросила Брилл, раздраженная тем, как слабо звучит ее голос, даже для ее собственных ушей. Чертов Эрик упорно доводил ее до сумасшедшего дома своими ядовитыми замечаниями и трогательными извинениями. Годы прошли с тех пор, как кто-либо был способен настолько ее рассердить. Брилл была уверена, что прямо сейчас ее щеки покрыты ярким румянцем. Будь он проклят!
Явно предпочтя проигнорировать сестру, Коннер с заострившей его черты шальной плутовской ухмылочкой шагнул в дверной проем. Подняв в воздух палец, чтобы нагло ткнуть им в Эрика, он внезапно воскликнул:
— Как вы посмели, месье! Вы задолжали мне извинение!
Не отворачивая головы от брата, Брилл физически ощутила, как мгновенно одеревенел за ее спиной Эрик. С ее губ сорвался вздох при мысли о том, чтобы снова улаживать ссору между этими двумя. В те пять дней, что прошли с появления Коннера, мужчины относились друг к другу настороженно. По-видимому, оба не привыкли делить пространство с другим мужчиной.
Господи, ее постоянно поражало, какими странными были на самом деле мужские особи. В каждом действии и мысли мужчин сквозила какая-то запутанная, сложная простота, которая не переставала ее изумлять и по сей день. Хотя, справедливости ради, Брилл была готова признать, что главная причина того, что Эрика и Коннера нельзя оставлять наедине, это их характеры — полная противоположность один другому. Темная и угрюмая молчаливость Эрика резко дисгармонировала с открытой и громогласной веселостью Коннера.
Независимо от этого, Брилл не терпела скандалов в своем доме. К сожалению, если быстро мрачнеющее выражение лица Эрика было показателем, она не в силах была остановить их.
— Извиниться, месье? — вежливо осведомился Эрик из-за спины Брилл и сделал шаг вперед. — А за что, позвольте спросить, я должен извиниться? — Хотя его слова и были произнесены мягко, они были обжигающе холодны, выдавая охватившее его тело напряжение.
В ответ на сдержанный вопрос Эрика Коннер энергично кивнул; внезапно выражение его лица изменилось — он расплылся в добродушной улыбке.
— Вы музыкант, и ни слова мне об этом не сказали!
После слов Коннера на несколько секунд воцарилась тишина, потом Брилл торопливо прикрыла рот рукой, чтобы приглушить клокочущий в горле облегченный смех. Слава богу. Она глянула через плечо на Эрика и мгновенно потеряла самоконтроль при виде выражения его лица. Его обычно сжатый рот теперь был приоткрыт в изумлении, сурово сдвинутые темные брови комично задраны.
Когда смех прорвался сквозь ее ладонь, Эрик стрельнул в нее раздраженным взглядом. Но то, как он изо всех сил старался удержать раздосадованное выражение, лишь вызвало у Брилл очередной приступ хохота.
— Простите, — попыталась она сказать в промежутках между хихиканьем. — Просто вы выглядите таким удивленным!
Пока Брилл продолжала бороться с весельем, Эрик медленно расслабился: гнев постепенно исчезал из его потемневших глаз, когда те остановились на ее раскрасневшемся лице. Когда в уголках его жесткого рта заиграла улыбка, Брилл внезапно перестала смеяться. Господи, Эрик был чертовски привлекателен, когда не прожигал ее яростным взглядом.
Коннер, пропустивший едва уловимый безмолвный диалог между Эриком и Брилл, шагнул вперед. Позади него подпрыгивала Ария, сжимая в руках гладкий черный футляр для скрипки.
— Скажите, на чем вы играете? Только на фортепиано или еще на чем-нибудь?
Брилл улыбнулась сквозившему в голосе брата оживлению. Бедняга все детство терпел рядом с собой сестру, которая и двух нот была не в силах связать. Должно быть, для него было крайне волнительно обнаружить собрата-музыканта на расстоянии вытянутой руки.
В тот момент, когда Эрик перевел взгляд с ее лица на лицо ее брата, Брилл осознала, что задерживала дыхание. Задрожав, она выдохнула, поднеся руку к пылающим щекам. Что же такого в Эрике, что приводит ее в такое смущение? Его пылающие глаза? Его красноречивое молчание?
— Я умею играть на всем, из чего можно извлечь музыку, — надменно ответил Эрик. Его ответ вызвал у приближающегося Коннера громкий смех. Смех, который мгновенно заставил Эрика снова нахмуриться.
— Правда можете? — с энтузиазмом поинтересовался Коннер, встав прямо перед ним и возбужденно потирая свои крупные руки, точно ребенок.
— Я бы не говорил, если бы не мог, — последовал лаконичный ответ. От чрезмерной близости Коннера и его легкомысленного настроя Эрик сжал губы в узкую полоску.
Игнорируя недружелюбный подтекст в голосе собеседника, Коннер похлопал Эрика по плечу и ухмыльнулся.
— Превосходно! Не могу выразить, как я взволнован сознанием того, что в этом доме есть собрат-музыкант. Не то чтобы я время от времени не наслаждался игрой на пианино вместе с Арией, но ребенок еще не в состоянии прочесть с листа ни единой ноты.
— Я н-не люблю эти н-немые б-бумажки! — завопила Ария как по заказу, держась одной покрытой ямочками ручкой за дядину штанину. — И еще я не л-люблю с-скрипку!
Погладив племянницу по голове, Коннер улыбнулся ей.
— Полно, дорогая. Никто не собирается тебя переубеждать.
Ария, по-видимому, удовлетворившись ответом, озарилась улыбкой и вложила футляр для скрипки в ожидающие руки дяди.
Выпрямившись и баюкая в руках черный футляр, Коннер махнул в сторону пары кресел позади себя.
— Пойдемте, сядем. Я не знаю, насколько вы на короткой ноге со скрипкой, — начал он: его голос поник до тихого шепота, когда он сел и со щелчком открыл застежки футляра, — но я уверен, это будет удовольствием.
Поскольку Эрик остался стоять, где стоял, упрямо скрестив руки на груди, Брилл шагнула вперед:
— Простите волнение Коннера. Из-за жесткого графика ему нечасто удается сыграть для себя вместе с другими музыкантами. Или похвастаться инструментом.
— Я не хвастаюсь, Брилл! Моя скрипка в самом деле занятная!
— Конечно, — ответила Брилл с улыбкой и перевела взгляд на лицо Эрика, осторожно положив руку ему на локоть. От ее прикосновения тот на мгновение рефлекторно застыл, но тотчас же расслабился. Поскольку Брилл продолжала выжидающе смотреть на него, насупленный Эрик со вздохом медленно опустил руки, пересек комнату и сел возле Коннера.
Когда мужчины уселись друг рядом с другом — свирепо глядящий Эрик и улыбающийся Коннер — Брилл расстегнула свой тяжелый зимний плащ. Вообще-то, она была удивлена, что Эрик собирается играть, невзирая на глупость ее брата. Это доказывало, что он хотя бы пытается вести себя прилично и контролировать свой гнев — факт, который делал Брилл очень счастливой.
Эрик мельком глянул на нее — в его глазах читалось обвинение — и опустил взгляд на скрипку в руках Коннера. Улыбка Брилл стала шире при виде румянца медленно заливающий хмурое лицо Эрика. Когда у того от потрясения отвисла челюсть, Коннер громко фыркнул.
— Я же говорил вам, что она занятная.
— Занятная! — заикаясь, проговорил Эрик и, потянувшись, коснулся корпуса инструмента пальцем. — Вы знаете, что это такое?
— Разумеется, знаю. Одна из лучших работ Страдивари. Она просто загляденье, не правда ли? — воскликнул Коннер, держа объект своей привязанности так, что лучи предзакатного солнца согревали ее бока красного дерева и отражались от гладкой лаковой поверхности.
— Я лишь однажды видел подобное. Много лет назад у скрипача в Опере была такая скрипка, но даже у него она не была так прекрасна, как эта, — пробормотал Эрик, понизив голос от преклонения перед шедевром. С сияющими от благоговения глазами он нерешительно потянулся и провел кончиками пальцев по изгибам и бороздам, вырезанным давно умершим мастером, не в силах удержаться, чтобы не потрогать скрипку.
При виде внезапной нежности в глазах Эрика Коннер озорно улыбнулся.
— Положим, на самом деле я не должен просить, но… не хотели бы вы попробовать ее в деле?
Взгляд ошарашенных синих глаз перескочил на улыбающегося Коннера. На суровом лице Эрика вспыхнула почти детская нерешительность.
— Вы… Вы позволите мне сыграть на этом прекрасном инструменте?
От этого вопроса улыбка Коннера стала менее безумной. Он кивнул.
— Конечно, месье, — решительно подтвердил он. — Пробудить ее струны к жизни — честь для нашего брата-музыканта. Взамен я прошу вас только отдать ей должное. — Коннер обеими руками протянул дорогую ему вещь Эрику.
Брилл наблюдала за гаммой эмоций, подобно пламени свечи вспыхнувшей на одно безмолвное мгновение в бездонных синих глазах Эрика. Когда тот медленно потянулся и взял из рук Коннера скрипку, от неожиданного избытка чувств в ее горле образовался огромный комок.
Прижимая скрипку к подбородку, Эрик встал и взял протянутый Коннером смычок. Он помедлил, держа смычок на весу над струнами, его смягчившиеся глаза отыскали через комнату глаза Брилл. Приятный разряд теплоты пробежал вдоль ее позвоночника, когда эти глаза штормового цвета остановились на ней. А затем Эрик улыбнулся, едва не отправив ее в обморок, и вывел первую божественную ноту.
Брилл торопливо отыскала кресло и безвольно опустилась в него, когда глаза Эрика наконец отпустили ее. Ария подошла и молча забралась матери на колени, и они обе сидели тихо, как мыши, порабощенные исходящими от скрипки неземными звуками. Обняв дочь руками, Брилл склонила голову набок, положив щеку на макушку Арии.
Первые несколько тактов музыки, которая лилась из-под пальцев Эрика, не были похожи ни на одну мелодию, слышанную Брилл раньше: глубокие, богатые и запоминающиеся. Они проникали в самые темные глубины ее разума. Затем каким-то образом скрипка словно бы зарыдала, сетуя на что-то, и мысли Брилл невольно вернулись к прошедшему в больнице дню.
И когда ее веки, трепеща, опустились, плач скрипки медленно угас за иными звуками: стоны израненных тел и избитых душ наполнили ее сердце. Тело Брилл оцепенело, когда стенания стали громче. Причитая в каждом уголке ее разума, стучась в стенки ее черепа, они кричали, кричали…
Словно издалека слыша мягкую, полную боли музыку Эрика, Брилл заставила себя открыть глаза раньше, чем в ее голове возник образ забрызганных кровью стен. Дрожь, начавшаяся в глубине ее живота, распространялась по телу, пока ее руки не затряслись мелко на плечах Арии.
Глубоко вздохнув, Брилл остановила дрожь в руках и вернула себе спокойное выражение, изгнав прочь все темные мысли. Ее лицо разгладилось, и музыка Эрика, перешедшая теперь в успокаивающую и нежную мелодию, медленно начала стирать ужас этого дня.
Брилл подняла глаза и вздрогнула, когда обнаружила, что пристальный взгляд Эрика сосредоточен на ней. Он лениво вывел последнюю ноту, словно не желая с ней расставаться. Эрик завершил песню последним взмахом смычка и опустил скрипку. Забавно, но Брилл только сейчас заметила, как тяжело он дышит. Как будто усилие по извлечению музыки из разума утомляло его тело.
Будучи не в восторге от интимности взгляда Эрика, устремленного на нее в тишине этого мига, Брилл быстро захлопала в ладоши.
— Это было чудесно, Эрик, — сказала она с воодушевлением, в то время как Ария одобрительно улюлюкала.
Затем Ария спрыгнула с ее коленей, в восторге вскинув руки вверх.
— Ты т-так же х-хорошо играешь, как дядя Ко-Ко-Конн… — вопила она, слишком возбужденная, чтобы осознать тот факт, что не может закончить предложение. Подбежав к Эрику, она схватила его за штанину, затолкав в рот большой палец и широко ухмыляясь.
Вставая, Брилл молча улыбнулась, видя, как Эрик неловко отодвигается, стараясь уклониться от внимания ее дочери. Он явно не привык иметь дело с детьми, но, даже несмотря на это, у него был природный дар к общению с ними. Кажется, он обладал множеством талантов, о которых она и не подозревала.
Коннер со смехом хлопнул себя по коленям и вскочил на ноги.
— Превосходно! Будь я проклят, если вы не стали бы мне серьезным соперником, если бы мы вздумали состязаться в игре. Я многие годы не слышал ничего столь же оригинального. Вы были скрипачом в оперном театре?
Застигнутый вопросом врасплох, Эрик скрыл свое удивление под очередным сердитым взглядом.
— Не понимаю, какое вам дело до этого? Я…
Внезапно Брилл кашлянула, приподняв бровь и послав в его сторону красноречивый взгляд. Вышедший из себя Эрик раздраженно захлопнул рот и сузил глаза: желваки на скулах выдавали его досаду. Брилл хотела быть уверенной, что он сдержит слово и будет вести себя воспитанно, даже если для этого ей придется следить за каждым его шагом.
Эрик неохотно повернулся и вернул скрипку Коннеру, обращаясь с ней бережно даже в таком состоянии.
— Нет, я не был скрипачом в Опере, — процедил он сквозь зубы; его спина и плечи закостенели в усилии сдержать застрявшие в глотке ехидные комментарии. Медленно, словно воздух, выпускаемый из баллона, Эрик заставил себя расслабиться. Его губы изогнулись в усмешке вида будь-проклят-этот-мир. — Я был, скорее, консультантом тамошних директоров, — сказал он, и усмешка превратилась в небрежную улыбку.
Коннер кивнул и закатил глаза.
— А, директора! Я бы предпочел работать в яме с ядовитыми змеями. Как вы это выдерживали?
Внезапно лицо Эрика озарилось широкой ухмылкой, словно обсуждение отвратительных директоров наконец-то разбило лед между двумя музыкантами.
— Мне едва удалось остаться в здравом рассудке, уверяю вас.
Коннер ответил на это неистовым хохотом и сердечно похлопал Эрика по спине. И если бы кто-либо в этот момент наблюдал за лицом Эрика, становилось ясно, что мужчина не был полностью уверен, что ему думать об этом дружеском контакте.
— Однако у вас прекрасное чувство юмора для такого брюзгливого старикашки, — добавил Коннер; в его глазах плясали чертенята.
— Простите?
Поспешно переведя взгляд на сестру, Коннер с важным видом приблизился к ней и обнял рукой за тонкую талию.
— Брилл, моя прелестная красотка! — При этих словах та не смогла удержаться от улыбки. — Мы тут позволяем нашему бедному гостю развлекать нас весь вечер. Нам должно быть стыдно за себя.
— Мне не может быть стыдно за себя. Я всегда слишком занята тем, что стыжусь за тебя!
— Ах, слова любви от моей доброй и прелестной сестрицы, — вздохнул Коннер, от удерживаемого смешка его желудок скрутило судорогой. — Давай, Брилл, это же наш долг как истинных ирландцев показать этому сыну Франции, как нужно по-настоящему хорошо проводить время!
Улыбка пропала с лица Брилл — у нее зародилось смутное подозрение насчет того, что за этим последует.
— Ни за что.
— Ну же, Бри! Только один разочек. Давай!
— Нет. Это даже не обсуждается! Я устала, Коннер. Я весь день работала.
Ухмыляясь, как безумный, Коннер вышел на середину комнаты, таща за собой Брилл.
— Тем больше причин для того, чтобы развеяться! Ты ведь знаешь, я не отстану от тебя, пока ты этого не сделаешь! — И Брилл знала, что он будет докучать ей, пока не заставит выбросить из головы неприятности этого дня.
Возведя глаза к небесам дабы попросить их послать ей терпения, Брилл помолчала минуту. Затем с преувеличенным вздохом перевела взгляд на брата.
— Что ж, ладно. — Когда тот издал победный вопль и, пританцовывая, отошел, она посмотрела на него с вызовом. — Но только недолго. Иначе богом клянусь, что…
— Брилл, душечка, не нужно клятв, — весело прервал ее брат и усадил Эрика и Арию на кресла: мужчина выглядел крайне смущенным, а девочка ликовала.
— Я начну медленно, — сказал Коннер и поднял скрипку к подбородку.
Уперев руки в бедра, Брилл самоуверенно фыркнула.
— Не утруждай себя, парень. Я уложу тебя на лопатки в любом случае.
Заинтригованный диалогом между братом и сестрой, Эрик склонился к Арии и спросил шепотом:
— Ты знаешь, что тут происходит?
— М-мама собирается т-танцевать, — прошептала в ответ Ария, от волнения быстро моргая. Кивнув, Эрик откинулся в кресле и сложил руки на груди. Его лицо оставалось бесстрастным, однако в глазах зажегся огонек интереса.
— Ха, вот и Брилл, которую я знаю и люблю. — Сказав это, Коннер опустил смычок на струны и заставил ожить благородный инструмент в своих руках. Его пальцы двигались от аккорда к аккорду быстрее, чем мог уследить глаз, превратившись в смазанные силуэты, смычок бешено летал по струнам. Он принялся наигрывать живую деревенскую песенку, его правая нога начала отбивать быстрый ритм.
Брилл улыбнулась тому, какой быстрый он задал темп, понимая, что это вызов. Сузив глаза, она смотрела на брата, ощущая, как сердце начало биться быстрее, словно проникаясь азартом момента. Нагнувшись, она приподняла юбки чуть выше колен. Несомненно, непристойная высота, но отчего-то ее это не заботило. Как же хорошо было почувствовать себя беззаботной, будто возвращаясь к легкомыслию детства. Тогда все было просто.
Прижав локти к бокам, Брилл пустилась в пляс: двигались только ее ноги, а остальное тело оставалось неподвижным. Ее уличные ботинки колотили по персидскому ковру, ее ноги ускорили движение и подстроились под бешеный темп, заданный Коннером. Она смеялась во весь голос, от напряжения стремительного темпа на ее лбу выступил пот.
С вызовом глянув в сторону Эрика, она оказалась слегка сбита с толку, увидев разлившееся на его лице открытое изумление. К его чести, он смотрел на ее отплясывающие ноги, а не на колени, как она сперва ожидала. По-видимому, он никогда раньше не видел традиционный ирландский танец.
Слегка взмахнув юбками, Брилл совершила серию грациозных па. Протянув руку, она пригласила Арию присоединиться к танцу — и та счастливо согласилась. Замедлив движения, чтобы скомпенсировать неопытность дочки, Брилл опустила юбки и перешла к вальсу — кружась и кружась с Арией по комнате, пока та не завопила от восторга. Коннер мгновенно перешел от разнузданной ирландской джиги к более уместному мотиву, соразмеряя шаги Брилл и Арии с медленной ритмичной мелодией.
Пара закружилась в центре комнаты, и их лица осветило тусклое зимнее солнце. Арии наскучил медленный темп, она, танцуя, отошла от матери и сразу же плюхнулась на задик — у нее слишком кружилась голова, чтобы идти. Но она продолжала смеяться звонким мелодичным смехом, свободным от отравляющего ее речь заикания.
Положив руку на лоб, чтобы утишить головокружение, Брилл не могла удержаться от смеха. Она перевела взгляд туда, где сидел Эрик, и улыбнулась ему. Пока она танцевала, ее несговорчивый гость сидел в кресле, уперев локти в бедра и подпирая рукой подбородок.
За все недели, прошедшие с момента его появления здесь, Брилл еще ни разу не видела его столь расслабленным. Жесткие черты его лица украшала улыбка, и когда Ария с размаху села на мягкое место, Брилл заметила смех, плещущийся в его обыкновенно угрюмых глазах. Возможно, именно из-за этого необычно светлого выражения она внезапно забылась и смело подошла к нему.
Когда она оказалась возле кресла, эти смеющиеся глаза медленно поднялись и встретились с ее. И, не дожидаясь, пока мужество покинет ее, Брилл протянула ему руку.
— Потанцуете со мной, Эрик?
Оживление в его глазах слегка потускнело, уступив место замешательству. В его взгляд вернулась та же странная уязвимость, которую он показал, когда Коннер предложил ему сыграть на скрипке.
— Простите?
— Потанцуйте со мной. Вальс нужно танцевать вдвоем.
Опустив руки на колени, Эрик в изумлении смотрел на нее, будто не веря своим ушам.
— Я не знаю как, — просто сказал он, и его щеки окрасились легким румянцем. — Точнее, мне никогда не было особой нужды учиться.
— Ничего страшного. Я полагаю, что сегодня вы научитесь. Потому что мне требуется партнер, — проговорила Брилл, улыбаясь столь нехарактерной для него неуверенности. Наклонившись вперед, она взяла его за руку и вытянула из кресла. Бедняга был в таком смущении и так усердно пытался скрыть это, что даже не сопротивлялся.
Брилл потихоньку взяла своей левой рукой правую руку Эрика.
— Этот танец имеет свой рисунок. Каждый участник придерживается определенной схемы движений. Я держу вашу правую руку, а левую руку вы кладете мне на талию. — И поскольку Эрик продолжал лишь смотреть на нее, она взяла другую его руку и попросту положила себе на талию. — Шаги не очень трудные — если вы уловите ритм, — сказала она, перекрикивая звук скрипки брата. — Повторяйте за мной.
Брилл сделала первый шаг; Эрик после секундного замешательства последовал за ней. Пара немного споткнулась из-за того, что их шаги не были достаточно синхронными. Брилл с улыбкой переставила ноги и начала сначала.
Они медленно двигались, кружась по комнате по широкой дуге. Эрик чуть наклонил голову, чтобы следить за ее ногами. После нескольких кругов по гостиной они увеличили темп, поскольку Эрик уловил рисунок вальса.
— Вы схватываете на лету, Эрик. Прирожденный танцор, — со смехом сказала Брилл — при этих словах тот поднял взгляд на ее лицо.
— Т-танцор, как м-мама! — закричала Ария откуда-то сбоку. Ее неистовый вопль вызвал у Эрика еще одну улыбку.
— Как думаете, вы уже можете вести? — спросила Брилл, сдувая выбившуюся прядь волос, лезущую в глаза.
— Давайте проверим, — ответил Эрик и сосредоточенно прикусил нижнюю губу, когда она позволила ему вести.
Темп снова замедлился, пока Эрик привыкал к новому рисунку шагов. Он быстро преодолел эту трудность и уверенно закружил Брилл по комнате. И когда темп снова вырос, комната вокруг них превратилась в смазанный контур, и время остановилось.
И не было ничего, кроме этого момента. Больница, заботы вдовы с ребенком на руках — все исчезло в радости танцевать с другом. С возросшей уверенностью Эрик позволил себе импровизировать. Он смело запрокинул Брилл назад, так что ее макушка оказалась в нескольких дюймах от пола. От неожиданности та взвизгнула и вцепилась ему в плечи, пытаясь сохранить равновесие.
Коннер заулюлюкал, выражая бурное одобрение дерзости Эрика. Брилл залилась звонким смехом, когда Эрик поднял ее обратно: вцепившись в него, она боролась с головокружением. Не в силах вымолвить ни слова от смеха, Брилл просто хлопнула Эрика по плечу.
Видимо какая-то исключительность момента — выражение лица Брилл или ее смех — вдребезги разбили сдержанность Эрика. Он запрокинул голову и разразился густым низким смехом. Его тело сотрясали раскаты хохота, и Брилл, тесно прижатая к нему, ощутила, как вибрирует от этого счастливого звука его грудная клетка. Это было необычное чувство.
— Ей-ей, совсем не умеете танцевать! — попыталась произнести она в перерывах между смешками и подняла на него взгляд.
— Как вы и сказали, я все схватываю на лету, — поддразнил Эрик. Его смех медленно угас, когда его взор упал на ее смеющийся рот.
В этот миг Брилл вдруг осознала, как близко они стоят друг к другу. Когда Эрик поднял ее после запрокидывания, ее руки каким-то образом обвились вокруг его шеи. Ее тело оказалось тесно прижатым к нему, а его рука по-прежнему обнимала ее за талию.
Открытие было шокирующим. Не из-за интимности этой близости, но потому что Брилл обнаружила, что ей это нравится.
Она немедленно ослабила объятия, убрав руки с шеи Эрика и уперев их ему в грудь. Тот осторожно отпустил ее, и Брилл отодвинулась, но, повернув голову, она была уверена, что поймала вспыхнувший в его глазах опасный голод. Опасный и волнующий.
Ария, благослови ее бог, разрушила напряженность момента, пробежав по комнате и бросившись на ногу Эрика. Тот слегка вздрогнул, когда на него обрушился вес девочки, но, посмотрев на Арию, быстро смягчился. Брилл отошла подальше, отчаянно пытаясь успокоить трепет в животе.
— М-моя очередь! Потанцуй со м-м-мной! — потребовала Ария, как это могут только дети.
Казалось, что Эрик очень серьезно и долго обдумывает ее заявление. Раздосадованная его молчанием Ария начала ныть и дергать его за штанину, но мигом перестала, когда он положил руку на ее пушистую головку и сказал:
— Для меня большая честь танцевать с такой прелестной маленькой девочкой. — Это очень понравилось Арии, и она счастливо заулыбалась ему, сунув в рот большой палец.
Брилл молча улыбалась этой сцене. Эрик так хорошо относился к Арии. Невзирая на свою угрюмость, он был хорошим человеком. В таких предположениях она не ошибалась. И редкие поначалу, но все более частые знаки его доброты растапливали лед, которым она окружила свое сердце. Ей это не слишком нравилось. Подобные вещи были опасны для женщины, которая дала обет, что никогда больше не проявит интерес к мужчине.
Когда Коннер снова поднес скрипку к подбородку, Брилл перевела взгляд на часы, стоявшие на каминной полке. Она ахнула, привлекая всеобщее внимание, и довольно громко выругалась.
— Великий боже! Не может быть, что уже так поздно! Я еще даже не начала готовить ужин!
И с этими словами Брилл попросту сбежала из гостиной. Сбежала от выбивающих из колеи ощущений, зарождающихся в ее теле, но основной причиной бегства было то, что зашевелилось в ее сердце. Она поспешила на кухню, чтобы приготовить что-нибудь простое, надеясь, что никто не догадался о причине ее поспешного ухода.
Брилл с трудом перевела дух и разгладила руками юбки, услышав вновь разнесшиеся по коридору звуки скрипки Коннера.
— Отныне я буду более осторожна. Просто буду сохранять дистанцию… просто буду дружелюбна, и ничего более. На самом деле это должно быть просто.
«Правда ведь, должно?»

Глава 16: Признания в зависти

Был конец марта, но в пригородах Парижа зима еще не разжала свои объятия. Снег глубиной по колено волнами покрывал землю, ледяным океаном застыв во времени. Все вокруг заливал белый цвет, перекатываясь через каменные стены, окаймлявшие дороги, и покрывая ели вблизи коттеджа Донованов.
Тонкие цепочки следов неведомых животных пересекали открытый дворик между домом и маленьким хлевом рядом с ним, портя весь пейзаж. Человеческие ноги тоже оставили свой след на белизне. Следы путано прорезали маленький двор между домом, небольшим хлевом и крохотным замерзшим прудом в его дальнем конце, среди сосен.
Пруд — гладкий и спокойный — лежал позади дома, отражая холодный свет далекого солнца — его поверхность была испещрена белыми следами, оставленными хорошо заточенными лезвиями коньков. С того вечера, когда Эрик и Брилл танцевали в гостиной, прошел месяц: дни сливались вместе по мере того, как они все лучше узнавали друг друга.
Битва воль в доме заметно утихла. Коннер и Эрик стали относиться друг к другу куда лучше, способные обратиться к их общей любви к музыке, если возникала потребность пообщаться. Хотя втайне Эрик был все же уверен, что Коннер является исключением из рода человеческого. Никто не мог бы жить так открыто и весело. Беспечная натура Коннера тревожила — его постоянные улыбки сбивали с толку. Хотя глубоко скрытого в брате Брилл было больше, чем он выдавал: в этих улыбающихся глазах пылал яркий ум.
Брилл, хотя и более спокойная внешне, была почти столь же безнадежна, как и брат. Ее похожие на светильники глаза смягчала искренность или осторожная доброта, когда с течением времени ее натура медленно освобождалась от ледяной корки. Женщина исчезала каждое утро ровно в семь часов и возвращалась в три пополудни, оставляя дочь под присмотром своего безответственного братца или самого Эрика, практически незнакомца. А позднее даже Коннер не оставался дома — из-за концертного графика он временами уходил на целый день, оставляя Эрика наедине с Арией. Подобное доверие было уму непостижимо. Это было глупо. Это было приятно.
И все же Эрик не мог заставить себя доверять Брилл. Не мог заставить себя назвать ее своим другом, как она часто обращалась к нему. Это было за пределами его возможностей, и пусть даже тайная часть его страстно желала сказать кому-нибудь это слово — друг, Эрик знал, что не заслуживает этого.
Несмотря на стремительное сближение Эрика со старшим поколением семейства Синклер/Донован, только Ария смогла вызвать привязанность в его закованном в броню сердце. Последний месяц Эрик каждое утро проводил с девочкой, обучая ее, как и обещал.
Эрик всегда был превосходным учителем — поразительный талант, принимая во внимание его отшельническую натуру. Он ожидал от своих учеников наилучших результатов и действовал по довольно жесткой методике. Как он помнил, Кристина часто ударялась в слезы во время его уроков. И все же, в первый их день вместе, Эрик обнаружил, что его методы совершенно не подходят для Арии.
Одна его язвительная поправка вызвала у той необычную реакцию. Ария спокойно открыла ангельский ротик и завопила во весь голос, потом повалилась на пол и начала на нем биться. Эрик ударился в панику, думая, что у нее какие-то судороги, когда мимо комнаты спокойно прошествовал Коннер, уткнувшись носом в газету. Он поднял взгляд и усмехнулся, словно бы говоря: «Сегодня это твоя проблема!»
Ошарашенный Эрик решил, что это, наверное, нормальное поведение Арии, учитывая равнодушную реакцию Коннера. Так что он сделал единственную вещь, которую может сделать человек, оказавшись лицом к лицу с кричащим ребенком: он игнорировал Арию, пока та не устала и не прекратила истерику.
Из этого настораживающего эпизода он извлек два урока. Во-первых, Ария на самом деле ребенок, а не маленький взрослый; во-вторых, ему нужно серьезно модифицировать свои методы преподавания. В последующие дни Эрик смягчал свои упреки, пока те не превратились в слова ободрения, и старался расслабить свое напряженное и хмурое лицо и начать слегка улыбаться.
Изменения, которые Эрик ощущал в себе, отражались на обучаемой им девочке. Каждый день Ария делала шаг вперед. Каждый день слова все легче вылетали из темницы ее вероломного рта. И каждый день Эрик чувствовал, как рассыпается стена, возведенная им вокруг сердца, а тьму разъедает необычный свет сострадания, которое он нашел в стенах дома Донованов.
Внезапный порыв ледяного ветра забрался под воротник одолженного Эриком зимнего пальто, выведя его из задумчивости. Ужасная погода напомнила ему о причине, по которой он вообще рискнул выйти. Пожав плечами, Эрик пересек маленький двор, следуя по цепочке следов, ведущих к занесенному снегом хлеву. Строение находилось примерно в пятидесяти ярдах от дома — сумрачное и побитое непогодой. Одна из створок двойной двери была слегка перекошена.
Эрик помедлил снаружи, подняв затянутую в перчатку руку, чтобы коснуться шершавого дерева. От его прикосновения дверь приоткрылась внутрь, печально заскрипев. Прошло много времени с тех пор, как кто-нибудь смазывал петли — с тех пор, как здесь жил кто-то достаточно сильный, чтобы работать на принадлежащем ему скромном участке земли.
Он сделал в уме пометку расспросить у Коннера, есть ли в доме какая-нибудь смазка, которую можно использовать, чтобы сделать петли бесшумными. И раз уж речь зашла о хлеве, деревянные столбы выглядели низкими — возможно, он мог бы также отщепить несколько лаг.
Петли продолжали скрипеть, когда он толкнул дверь, чтобы распахнуть ее полностью. Эрик ожидал, что в нос ему ударит характерный запах хлева. Воображаемое зловоние ярмарки, гниющего сена и грязных животных наполнило ноздри и заставило желудок сжаться от непрошенных воспоминаний. Образы холодной железной решетки и линялых желтых шатров мелькали в сознании, подобно бабочкам, летящим на свет. Мгновенная паника заставила его сердце затрепетать в груди, и Эрик застыл в дверном проеме: холодный зимний свет с трудом разогнал темноту хлева.
Но пока ветер пробирался под толстую шерсть его пальто, ожидаемое зловоние не настигло его. По правде сказать, Эрик чувствовал животный запах хлева, но тот ощущался… здоровым, чистым. Воздух был пропитан сладковатым, чуть пыльным ароматом свежего сена и старого дерева. Паника утихла, и Эрик торопливо шагнул в теплую тьму хлева, закрыв за собой дверь.
Его глаза быстро привыкли к сумраку в помещении, и он бесшумно обошел небольшую черную карету, стоявшую прямо в проходе. Одна из двух упряжных лошадей семейства, подняв крупную голову, следила своими большими влажными глазами поверх дверцы стойла, как он проходит мимо. В дальнем конце сарая замычала корова, за ее заунывным стоном последовал высокий, похожий на звон серебряного колокольчика смех, перешедший в мягкую успокаивающую песню.
Тихая ритмичная песня становилась все громче по мере того как Эрик продвигался мимо ряда стойл на другой конец хлева. Завернув за угол последнего стойла, он увидел Брилл, взгромоздившуюся на трехногую табуретку и доившую рыжевато-коричневую корову. Холодный белый свет лился вниз из единственного окошка возле стропил, заставляя белоснежные волосы Брилл сиять, подобно нимбу. Напевая, она слегка склонила голову, прижавшись щекой к боку коровы.
По какой-то причине Эрик задержался в тени возле стойла, не желая в этот миг нарушать открывшуюся ему безмятежную сцену. Несмотря на бесшумность его появления, Брилл внезапно перестала петь и подняла голову: ее глаза уставились на него сквозь темноту. Она чуть застенчиво улыбнулась.
— И долго вы собираетесь там стоять?
— Нет, — просто ответил Эрик, опираясь спиной о стенку крайнего стойла. — Вы пели для коровы? — В его голосе проскользнула улыбка и нотка легкого поддразнивания.
— Ну, я… это помогает ее успокоить, — начала Брилл, смущенная тем, что он слышал ее. — Я знаю, что не обладаю оперным голосом, но я…
— Нет, вы правы, не обладаете, — Эрик осекся, пораженный болью в ее глазах, и быстро продолжил: — Возможно, так даже лучше. Ваш голос подходит для колыбельных и ирландских плясовых.
Польщенная его комплиментом, Брилл отвернулась, чтобы скрыть появившийся на щеках румянец, и продолжила размеренно и ритмично доить. Свистящий звук, с которым струи били в ведро, заполнил повисшее между ними неловкое молчание.
— Скажите, вы так же хороши во всем, что делаете, Брилл? Или я просто застаю вас каждый раз за теми занятиями, которые у вас получаются лучше всего? — спросил Эрик с глубоко скрытым сарказмом. — Кажется, что вы почти бесстрашны.
— Не стройте из себя дурака, — ответила Брилл со смехом. — Я не умею делать кучу вещей. И, конечно, я вовсе не бесстрашна.
— Не стройте из себя скромницу. Я ненавижу, когда люди пытаются изображать скромность, — вздохнул Эрик.
Кажется, Брилл это удивило.
— О чем вы говорите?
Он оттолкнулся от стойла, на которое опирался, и вышел на свет.
— Вы спасаете и помогаете беспамятным мужчинам из оперных театров, вы пишете статьи по медицине, вы проводите время в этой больнице, вы ведете хозяйство и, наконец, вы умеете доить коров. Осталось ли хоть что-то, что вы не умеете делать? Хотел бы я когда-нибудь увидеть дело, перед которым вы капитулируете. Назовите мне хоть одну вещь, которой вы боитесь!
— Вы как будто завидуете, Эрик, — ответила Брилл задумчиво, снова прислонившись щекой к коровьему боку.
Его задело высказывание Брилл и ее улыбка.
— Завидовать женщине — да бросьте!
Брилл пропустила мимо ушей надменность в его голосе.
— Вам нет нужды злиться. Есть множество вещей, которые я неспособна делать. Как бы я ни старалась, я не смогу услышать музыку в воздухе, как это, по-видимому, умеете вы.
— Возможно, но не у каждого есть талант к музыке. И вы не ответили на вторую часть моего вопроса.
— Я не обязана говорить вам что-л… — начала Брилл, но заметила в глазах Эрика искру насмешки над ее гневом. — Ладно, если я скажу, вы оставите эту тему?
— Разумеется, если таково ваше желание.
— Я боюсь оказаться бесполезной, — просто ответила Брилл, пожимая плечами, потом закрыла рот и бросила на него пристальный взгляд. Секунду спустя с ее сжатых губ сорвался легкий смешок. — Я вдруг подумала, насколько странно то, что вы думаете, будто я все умею, учитывая, что я завидую вам.
— Простите? — пробормотал Эрик, нахмурившись.
— Я думала, это очевидно, — мягко произнесла Брилл, явно не заметив его потрясения. — У меня нет никаких природных талантов. Я родилась без страсти в душе, в отличие от вас и Коннера или даже Арии. Все мои способности есть результат наблюдения за другими. Я полагаю, можно сказать, что мой талант заключается в подражании талантам остальных. — Брилл медленно оторвала взгляд от земли и посмотрела в лицо Эрику. — Кажется, люди вроде вас делают это все так легко. Я завидую вашему таланту.
— Не дразните меня, Брилл, — напряженно попросил Эрик, внезапно разозлившись на Брилл. Она практически ничего не знала о его жизни. Если бы знала, несомненно, не говорила бы столь невежественные и несерьезные вещи. — Вы не можете искренне говорить, что стремитесь… — Он сделал в воздухе неопределенный жест, намереваясь коснуться маски на лице, но по какой-то причине брошенный на Брилл взгляд заставил его остановиться.
— Стремлюсь к чему, Эрик? — резко спросила та; ее руки все еще сжимали вымя коровы. — Продолжайте, скажите это. Последние недели вы просто умирали от желания сказать это. — Поскольку Эрик продолжал упорно молчать, Брилл раздраженно покачала головой, отчего несколько прядей волос упали ей на лицо. — Как это возможно, чтобы я восхищалась вами или вашими талантами, когда ваше лицо так обезображено? Вы это собирались сказать?
— Закрой свой рот, ничтожная женщина. — Глаза Эрика опасно сверкнули, но Брилл не обратила внимания на этот тревожный знак.
— Что я сделала за все время, что вы тут живете, чтобы полностью уверить вас, будто я настолько мелочна и считаю, что единственный физический признак должен быть более важен, нежели весь характер человека?
— Вы даже не представляете, о чем говорите. Как можете вы хотя бы приблизительно знать, каково это… — прошипел Эрик, сжимая пальцы в кулаки.
— Что? — перебила Брилл. — Хмм? Чего я не знаю? Полагаю, я не могу знать, каково это, когда на тебя глазеют? Или издеваются на улице? Нет, конечно, откуда мне знать такие вещи с белыми волосами и бесцветными глазами! И чего я определенно не могу знать, так это, каково было бояться идти в школу, когда я была маленькая, потому что дети привыкли швырять в меня камни?
— Это не одно и то же, лицемерная маленькая гадюка! — взревел Эрик в ярости, больше не в силах держать себя в руках. Одна его одетая в перчатку рука поднялась, чтобы прикрыть маску, словно он стремился дополнительно защитить то, что находилось под ней, от пронизывающего насквозь взгляда Брилл. — Как вы посмели даже попытаться сравнить вашу жизнь с моей! Что такое давняя детская обида и редкая жестокость по сравнению с… — Он внезапно остановился, ужаснувшись тому, что едва не признался в самых сокровенных переживаниях своего детства этой дурно воспитанной ведьме. — Это не одно и то же. Люди смотрели на вас, потому что вы крас…
— Не говорите этого! Красота настолько обманчива — особенно у женщин. Она заставляет мужчин верить во всевозможные глупые вещи. Она заставляет их думать, что красивое лицо означает покорный или смиренный характер, или даже, что девушка станет хорошей женой! — Брилл оскалила зубы, лиф ее платья тяжело вздымался от переполнявшей ее ярости. — О, вот еще одно дело, в котором я не преуспела! Джон только начал осознавать это, когда его убили!
Ее последние слова эхом отдались во внезапной тишине, которая свинцовой тяжестью упала между ними, туго натянутая, словно колючая проволока между двумя столбами.
— Люди находят способ судить друг друга, независимо от того, как они выглядят! — Брилл отвернулась от Эрика, устало закрыв глаза. — Всю свою жизнь я видела самое худшее, что природа и война могут сделать с человеческим телом. Что из этого случилось с вами, Эрик? Природа или война?
Эрик стоял взъерошенный и безмолвный, отступив от света, озаряющего Брилл, обратно в тень возле стойл. Ее бьющие неотвратимо вопросы ударялись о стены, все еще окружающие его сердце. Дрожь, зародившаяся глубоко внутри него, прошла через все его тело, пока у него не затряслись руки. Ярость в его глазах больше неспособна была полностью скрыть таящуюся в них разбитую душу.
— Я родился с этим лицом, — вышептал он наконец сквозь сжатые губы. И замер в напряженном ожидании, готовый к тому, что она отвернется, покажет каким-то образом свое сомнение или, еще хуже, жалость.
Брилл лишь со вздохом кивнула, с ее лица пропал боевой задор.
— Почему вы все еще носите маску, Эрик?
— Я бы никогда не посмел пугать чертами своего лица таких хороших людей, как ваша семья, — огрызнулся тот, отодвигаясь все дальше от нее, от ее слов, от ее проклятых вопросов.
Игнорируя его слова, Брилл встала и направилась к нему, покинув круг света, в котором сидела, и присоединившись к нему в теплоте теней.
— Почему ты прячешься во тьме, когда столь очевидно, что ты родился, чтобы сиять? Почему ты позволяешь своим талантам оставаться невидимыми? — тихо спросила она; между ее бровями пролегла морщина. Ее рука нерешительно поднялась, чтобы потянуть вниз край маски, кончики ее пальцев едва коснулись угла челюсти Эрика — и он отпрянул прочь.
И последние сохранившиеся остатки крепости вокруг его сердца рухнули под светом, который все еще сиял в глазах Брилл, даже когда она стояла в темноте. Он оставил ее слова без ответа, учитывая, что за ними последовало. В отсутствие защищавшего его оцепенения им овладел страх. Теперь он ступил в неизвестность — и это ужасало его.
Лишь когда паника начала заливать печальную синеву его глаз, Брилл отвернулась и отошла, давая ему пространство и возвращаясь обратно на свою табуретку для доения. Некоторое время она молчала, каким-то сверхъестественным чутьем угадав потребность Эрика в тишине, потом снова повернула голову и спросила:
— Так вы поэтому решились сюда зайти или просто наконец решили немного осмотреться?
Сделав несколько успокаивающих вдохов и выдохов, Эрик в конце концов оказался способен заговорить без того, чтобы голос выдал клубящийся в его душе вихрь эмоций.
— Ария попросила меня спросить вас, собираетесь ли вы печь сегодня пирог. — Он сделал паузу, неосознанно шагнув вперед, прочь от теней, в которых прятался. — Почему она думает, что вы будете печь пирог?
— Ну, сегодня ее день рождения, и я каждый год пеку ей пирог. Сегодня ей исполняется четыре года. — Брилл выпрямилась, со скрипом отодвигая табуретку назад. — Иногда время летит так быстро. Кажется, она родилась только вчера. — Она улыбнулась и встала, вытаскивая наполненное ведро из-под брюха коровы, чтобы та не перевернула его на солому. — Эрик, у вас когда-нибудь был пирог на день рождения? — спросила она, слегка запнувшись от веса ведра, которое тащила.
Эрик осторожно избавил Брилл от ведра — и заслужил ее благодарную улыбку. Улыбку, которую он счел нужным вернуть.
— Нет. Я бы не сказал, что он у меня был. Я не припоминаю, чтобы дни рождения имели для меня значение, когда я был молод.
— Какой стыд! День рождения — это ведь такое приятное событие, — проговорила Брилл, нахмурившись. — Хотя это похоже на меня. А теперь, раз уж мы затронули эту тему, сколько вам лет? — спросила она; на ее лице внезапно возникло странное сосредоточенное выражение.
— Я бы сказал, вероятно, тридцать пять лет или около того.
— Вы не знаете? — пораженно спросила Брилл.
— Нет, точно не знаю, — медленно ответил Эрик.
— Ну, примерно тридцать пять делают вас примерно на пять лет старше Коннера и примерно на десять лет старше меня. — В глазах Брилл зажегся задорный огонек, и она с ухмылкой ткнула его в плечо. Все следы ее прежнего гнева исчезли или были надежно скрыты. — Почему мне не приходило в голову, что вы такой глубокий старик! — наконец воскликнула она.
Почему-то ее высказывание показалось Эрику ужасно смешным, и он не мог удержать неожиданно вырвавшееся изо рта хихиканье. От прокатившегося по телу веселого трепета ведро с молоком угрожающе закачалось в его руке.
— Как ты смеешь, женщина! — ухитрился выговорить Эрик, стараясь, чтобы его голос звучал возмущенно, но не преуспел в этом.
Судя по восхищенной улыбке, проступившей на лице Брилл и заставившей ее глаза искриться весельем, смех Эрика отчего-то явно доставлял ей удовольствие. Вид этой улыбки подействовал на Эрика сильнее, чем если бы Брилл коснулась его — сильнее, чем если бы та ударила его в живот. Он ощущал тепло ее смеющихся глаз, когда они скользили по его щеке, его шее — и затем отворачивались. Более того, он начал ощущать, как тепло заливает все его тело — умиротворенное спокойное чувство, которое так отличалось от пылающего жара, принимаемого им за страсть. Страсть, с которой он был хорошо знаком, которую он всегда ощущал с Кристиной и даже теперь, когда рядом была Брилл. Нет, это было нечто иное, нечто лучшее.
— Идемте, Эрик, если вы составите мне компанию, пока я буду пытаться испечь пирог, я позволю вам облизать глазурь с ложки.
— Такому старику, как я, было бы в радость сопровождать вас, — сказал Эрик, следуя за Брилл, пока они шагали к двери.
На участке скользкой грязи возле двери ноги Брилл, обутые в изящные дамские ботинки, заскользили. Выходя из хлева, Эрик машинально предложил ей свободную руку. И когда Брилл с легкостью приняла ее и продолжала держаться уже после того, как миновала опасность поскользнуться, он вдруг обрадовался тому, что бросил вызов холоду и пришел в хлев, обрадовался их ссоре и чертовски раздражающим вопросам Брилл, обрадовался тому, что давящая тяжесть горя наконец начала становиться легче и падать с его плеч.
А потом Эрик понял, что за удивительное тепло разливается в нем. Это было счастье.

Глава 17: Сюрприз на день рождения

Брилл расшагивала по кухне, энергично взбивая тесто для шоколадного пирога. Это была ее вторая попытка приготовить пирог — факт, который нервировал ее неимоверно. Первый сгорел в духовке, когда она на миг, на долю секунды отвлеклась от этой задачи.
Ох, кого она обманывает? Она была слишком занята, наблюдая за Эриком, чтобы заметить дым из духовки. Брилл старалась разобраться, что же в нем такого притягательного. Хотя маска Эрика и была самым очевидным источником глубокой тайны, которая, казалось, пропитывала каждую его пору, это не вполне объясняло магнетическое притяжение его личности. Когда бы Эрик ни входил в комнату, взгляд Брилл невольно останавливался на нем. Каждый раз, когда Эрик говорил, ее внимание концентрировалось на его словах. Каждый его жест, каждое выражение были полны очарования.
Брилл глубоко вздохнула и посмотрела на столь волнующего ее мужчину. Сейчас тот, скрестив ноги, стоял, лениво опираясь на кухонный стол. Заметив, что палец Эрика будто ненароком погрузился в чашку с глазурью, она мгновенно прищурилась, расправила плечи и ткнула пальцем в его сторону.
— Я больше не буду повторять, Эрик! Держите руки подальше от этой чашки или, богом клянусь… — ее угроза осталась незавершенной. Эрик выглядел достаточно смущенным, чтобы убедить ее — он сделает так, как она говорит.
Однако стоило Брилл переключить внимание на переливание жидкого теста в форму, как Эрик тайком сунул палец обратно в глазурь, чтобы снова попробовать ее.
— Когда я соглашался составить вам здесь компанию, у меня создалось впечатление, что в соглашение входила ложка глазури.
— Но только после того, как мы польем пирог!
Эрик тяжело вздохнул и, оттолкнувшись от стола, прошелся по кухне.
— Если бы вы не сожгли предыдущий пирог, то уже давно полили бы его этой чертовой глазурью.
Брилл сморщила нос и сунула форму в духовку.
— Ну извините. Полагаю, вы можете добавить выпечку к списку вещей, которые я не умеют делать как следует. Раз уж теперь вы следите за процессом.
— Если бы я знал, что вы собираетесь впасть в истерику, я бы вообще никогда не задал этот вопрос.
Когда Брилл повернула голову в сторону Эрика, то увидела, как его рука вновь потянулась к глазури. Разозлившись, она резко выпрямилась, промаршировала через комнату и схватила чашку со стола.
— Да что с вами такое! Ведете себя хуже, чем Ария! — воскликнула она, стараясь, чтобы голос звучал недовольно, но вместо этого расхохоталась.
— Полагаю, я должен бы оскорбиться, однако ваша дочь — незаурядный ребенок. Поэтому я предпочитаю думать, что это был комплимент. — Эрик скрестил руки на груди; уголок его чувственного рта слегка изогнулся вверх.
Теперь он делал это куда чаще — поддразнивал ее и потом потешался над этим. Брилл не знала, радоваться этому или нет. Практика показывала, что сейчас он стал более приятным в общении — что само по себе было чудом. Но даже в самом благостном расположении духа у Эрика оставался острый ум и колючий язык: его язвительные реплики в большинстве случаев растирали Брилл в порошок. Тяжело спорить с человеком, у которого на все есть ответ.
— Поступайте как вам угодно, — обиделась Брилл и, покачав головой, поставила чашку с глазурью подальше от Эрика, с неудовольствием заметив на шоколадной пленке многочисленные следы пальцев. Брилл была уверена: если Эрику позволить, он слопал бы половину глазури. Он определенно был сладкоежкой.
— Вообще-то, я собирался вас кое о чем спросить, — заявил Эрик, не обращая внимания на ее раздраженный тон.
— О, и о чем же? — вздохнула Брилл и принялась обмахиваться желтой прихваткой, внезапно ощутив под его взглядом прилив странного жара.
— Имя вашей дочери, Ария, — откуда оно взялось? Довольно необычное. Это ведь не ирландское имя, верно?
Брилл почувствовала, как ее напряжение ослабевает.
— Боже мой, конечно, Ария — не ирландское имя. На самом деле ее полное имя — Арианна, но я добавила окончание, только чтобы сделать его более приемлемым. Мы называем ее так, лишь когда она провинилась.
— Так почему, в таком случае, вы решили дать ей столь нетрадиционное имя?
Улыбка озарила лицо Брилл, из серых глаз ушла холодная недоверчивость. На мгновение она забыла об осторожности.
— В тот день, когда она родилась, снаружи бушевала ужасная гроза. Я помню молнии, рвавшие небо на части, и гром, сотрясавший дом едва ли не до основания. Это был холодный, безрадостный день, но в тот миг, когда я впервые взяла ее на руки, все это исчезло. Гром, ливень, злость на свое одиночество — все растаяло, и я услышала разлившуюся в воздухе музыку. — Брилл закрыла глаза, слегка склонив голову набок, точно прислушиваясь к чему-то. — Я услышала музыку прекраснее любого небесного хора, сливающуюся в совершенной гармонии. Иногда, думая о том дне, я представляю, что это, должно быть, похоже на то, что Коннер испытывает каждый день — как будто музыка играет внутри тебя. Безмолвная симфония, которая звучит для тебя одного. Я не знаю, как музыканты могут выдержать это — живя со столь яростной энергией, выжигающей каждую ноту у них в голове. — Она помедлила, складывая руки на талии. — И поэтому я назвала ее Арией, что означает «мелодия».
Когда Брилл с удовлетворенным вздохом открыла глаза, то с удивлением увидела Эрика прямо перед собой. Тот перестал расхаживать по комнате и теперь стоял на расстоянии вытянутой руки. И на его лице застыло странное напряженное выражение.
— Вы самая эксцентричная женщина, какую я когда-либо встречал, — пробормотал он; меж его бровей пролегла складка, как будто Брилл была головоломкой, которую он пытался собрать; его глаза потемнели от смущения и еще какой-то неясной эмоции. Эрик еще немного придвинулся к ней, и Брилл вдруг испугалась, что он может протянуть руку и коснуться ее. Она не знала, что будет делать, если он прикоснется к ней. И все же застыла на месте.
Глаза Эрика обжигали, и образы в ее голове начали пробуждаться к жизни. В своем воображение Брилл видела себя в его объятиях, видела, как ее губы подаются под натиском его губ. Это ощущение его губ, скользящих по уголку ее рта, его щекочущее дыхание на ее шее на мгновение показались более живыми, чем прохлада кухонного стола под ладонью или запах выпечки в воздухе.
Кашлянув, Брилл шагнула в сторону от Эрика, испугавшись того, как на нее действует его близость. От движения фантазии упорхнули из ее головы, оставив после себя лишь слабость в коленях. Брилл медленно опустилась на стул, ужаснувшись столь неожиданно заполонившим ее откровенным мыслям. «Если он узнает, о чем я думала секунду назад…»
Этот мужчина был опасен. Более опасен, чем если бы вдруг выхватил нож и вонзил ей в грудь. Ее сердце было под угрозой, теперь Брилл была в этом уверена. Почему бы еще ей в голову могли прийти такие скандальные вещи? «Черт побери, Брилл, ты пообещала себе, что никогда не проявишь интерес к другому мужчине. Ты обещала!»
— Подумать только, вы побаловали меня такими приятными речами, — внезапно сказала она, разбивая напряженное молчание. Сарказм вызвал желаемый эффект — Эрик отвернулся, разорвав обвившиеся вокруг нее цепи своего взгляда. Брилл поразил скользнувший по его лицу и мгновенно исчезнувший проблеск замешательства. Что могло привести его в замешательство? Это ведь она неожиданно стала распутницей.
Освободившись от его взгляда, Брилл вздохнула с облегчением и прикрыла глаза. Одной рукой она потерла висок, стараясь облегчить растущее в нем давление. Эмоциональное возбуждение вызвало головную боль.
— Спасибо, что побыли со мной, пока я готовила пирог. Он скоро будет готов, так что если теперь вы хотите пойти и сделать что-нибудь еще, я не против.
Эрик помолчал несколько секунд, раздумывая, потом так же молча выдвинул стул и уселся.
— Не уверен, что в данный момент существуют другие неотложные дела, которым я должен уделить внимание. Так что я могу остаться тут.
Услышав это, Брилл не смогла удержаться от улыбки. Эрик был единственным человеком, кого она знала, который мог, говоря: «Я бы охотнее остался тут», выразиться столь высокомерно.
Позднее, вечером, Брилл осталась одна на кухне, внося в украшение пирога последние штрихи. Под конец тот вышел немного скособоченным, но она смогла замаскировать это при помощи глазури. В целом, она признала большой удачей, что для приготовления этого несчастного пирога потребовалось всего две попытки.
Брилл отошла от стола, чтобы обозреть цветную надпись, которую она только что с улыбкой закончила. По крайней мере, у нее всегда был красивый почерк. Он почти компенсировал странную форму самого пирога. Брилл оторвала взгляд от своей работы, когда в ее мысли внезапно вторглись звуки фортепианного дуэта.
Несомненно, это опять были Ария и Эрик. Он вот уже два часа пытался научить девочку нотной грамоте — после того как Брилл выгнала его из кухни. Попытка оказалась не слишком удачной. Хотя Ария и была талантлива от природы, ее не интересовали валяющиеся по дому листы с нотами. Даже с этого конца дома Брилл могла слышать детское хныканье в паузах между музыкой.
Усмехнувшись, Брилл воткнула в пирог четыре маленькие белые свечки, при этом представляя выражение лица Эрика. Он всегда был так мил с Арией, хотя Брилл знала, чего это иногда ему стоит. Она не встречала более вспыльчивого мужчины, но при этом никогда не слышала, чтобы он повысил голос на ее дочь. Таившаяся в нем доброта всегда застигала ее врасплох.
Брилл зажгла свечи, повернулась и крикнула в коридор:
— Приглашаю всех в столовую! Время отведать пирога! — При этих словах музыка прервалась на середине; последовавшую за этим тишину нарушил раздавшийся в коридоре топот маленьких ножек. Взяв пирог, Брилл развернулась и осторожно направилась в переднюю часть дома.
Она пинком распахнула дверь столовой и вошла внутрь. Ария вертелась на стуле, что стоял во главе стола, ее серые глаза сияли восторгом. Эрик, скрестив руки, стоял у окна, его взгляд был внимателен, несмотря на замкнутую позу. По его напряженности Брилл могла сказать, что он не уверен в том, что последует дальше. «Неужели он на самом деле никогда не праздновал день рождения? Какой ужас. Какая семья может не праздновать дни рождения?»
Стоя здесь и улыбаясь своей дочери, Брилл вдруг поняла, что в ней разгорается ярость на семью Эрика. Мысль о ребенке, растущем без простых радостей, которые она всегда полагала само собой разумеющимися, приводила в бешенство.
Жестко подавив приступ гнева, Брилл шагнула к столу. Намеренно улыбнувшись еще шире, она выдержала паузу перед тем, как водрузить пирог на стол.
— Эрик, вы собираетесь есть стоя? Прошу, садитесь.
Эрик, будто только и ждал каких-нибудь указаний, быстро отодвинул стул и сел справа от Арии. Медленно выдохнув, Брилл расслабилась и придвинула пирог поближе к дочери, погладила ее иссиня-черные волосы, затем наклонилась и поцеловала ее в макушку.
— С Днем Рождения, любовь моя. Пусть твой следующий год будет лучше предыдущего.
Брилл подняла глаза, когда Эрик внезапно резко втянул воздух. Теперь его взгляд был прикован к пирогу — в частности, к надписи на нем.
«С Днем Рождения, Ария и Эрик», — гласила та.
Брилл некоторое время колебалась, включать второе имя или нет, но стремление как-то вовлечь Эрика в празднование победило в споре. Отчего-то она чувствовала, что так было правильнее. Однако сейчас она не была так уж уверена, что это хорошая идея. Выражение лица Эрика вдруг стало нечитаемым. В этот момент Брилл ощутила себя наивным ребенком.
— Пожалуйста, не поймите неправильно, — начала она неуверенно. — Просто я подумала, что никто не должен прожить жизнь, так и не получив пирог на день рождения. Полагаю, это было глупо.
Услышав ее слова, Эрик перевел взгляд на нее — во влажной синеве его глаз отразилось пламя свечей. Отразилось в выступивших слезах потрясения.
— Нет, — прохрипел он и откашлялся. — Это вовсе не глупо.
Ария, почувствовав страдание своего учителя, мгновенно успокоилась и потянулась через стол, чтобы похлопать Эрика по лежащей на столе руке. Тот посмотрел на девочку, затем снова на Брилл, но не смог вымолвить ни слова. Брилл стояла за столом напротив них, отчаянно желая присоединиться к дочери в утешении Эрика, и медленно комкала руками юбки, поскольку решила во что бы то ни стало оставаться на месте. Она не могла рисковать и подойти к нему поближе, не могла рисковать и прикоснуться к нему, даже если в ее мыслях было лишь желание помочь.
Прикусив от волнения нижнюю губу, Брилл молча смотрела, как Эрик старается овладеть собой. Она не представляла, что он может так отреагировать на простой праздничный пирог. Перед ней медленно вырисовывалась картина того, на что была похожа его прежняя жизнь. И чем больше она узнавала о нем, тем сильнее злилась на людей, которые должны были о нем заботиться. Никто не заслуживает, чтобы с ним обращались так, как, должно быть, обращались с ним.
— Ария, придвинься ближе и задуй свечи, пока они не растеклись по всей глазури, — тихо произнесла Брилл, желая отвлечь внимание от Эрика. Она знала, что он будет ужасно смущен столь явной демонстрацией чувств, если они так и будут на него пялиться.
Тотчас отвлекшись, Ария отвернулась от учителя и переключилась на новую задачу: надула пухлые щечки, задула все четыре свечки за один присест и, удовлетворенно улыбнувшись, хихикнула в кулачок.
— Пирог? — завопила она.
— Конечно. Мы все попробуем пирог, — ответила Брилл, с радостью заметив, как уголок рта Эрика изогнула тень улыбки. — Но, может, сначала мы откроем подарки?
Ария счастливо захлопала в ладоши, соглашаясь.
— Подарки!
Тогда Брилл повернулась и достала из ближайшего шкафа упакованный в бумагу сверток.
— Но я должна тебя предупредить — в этом году он может тебя немного разочаровать.
При этих словах Ария замерла на миг, перестав разрывать обертку и выпятив нижнюю губу. Она медленно сняла коричневую бумагу и со вздохом открыла коробку. Брилл улыбнулась, когда на лице дочери выражение разочарования мгновенно сменилось потрясением и восторгом. Открыв рот, Ария вытащила из коробки розовощекую фарфоровую куклу. Посмотрев на мать, она прижала изящную куклу к груди.
— Она может тебя немного разочаровать, потому что ты хотела другую, — проговорила Брилл, потрепав дочку по голове. — Но кто-то уже купил ее, когда я пришла в магазин. Ты сильно разочарована?
Ария помотала головой, улыбаясь и сильнее прижимая куклу к себе.
— Вижу, не сильно, — заметила Брилл, отвечая дочери улыбкой на улыбку. Когда Брилл перевела взгляд на Эрика, ее улыбка слегка увяла. — Я не заглядывала так далеко вперед, чтобы купить что-нибудь вам, Эрик.
Тот немедленно развеял ее сожаления.
— Вы уже сделали более чем достаточно.
— И все же, какой день рождения без подарков? — нахмурившись, парировала Брилл. Внезапная мысль озарила ее лицо. Она завела руки назад, расстегнула замок серебряной цепочки и сняла ее с шеи, вытащив серебряный медальон, прятавшийся под шнуровкой ее корсажа. Еще раз улыбнувшись, Брилл обошла стол и остановилась возле стула Эрика, взяла его руку и вложила медальон в его раскрытую ладонь.
— Я не могу принять это! — воскликнул он, пытаясь вернуть ей подвеску. — Вы хотите, чтобы я носил женское украшение?
— Не будьте смешным. Это не женское украшение. У моего брата точно такой же. Это образ Святого Иуды. — Заметив непонимающий взгляд Эрика, Брилл закатила глаза. — Святой Иуда — заступник в безнадежных делах. — При этих словах ее лицо озарила коварная улыбка. — Возможно, он сможет сделать для вас что-нибудь хорошее.
Эрик улыбнулся этой шутке и сжал пальцы вокруг медальона, по-прежнему стараясь встретиться с ней взглядом.
— Я не верю в эти вещи. Бог, святые и тому подобное…
Брилл прервала поток его мыслей, положив руку на его сжатый кулак.
— Вы не обязаны. Вера приходит в разных формах, неважно, от Бога это или просто счастливый талисман. По крайней мере, может, Святой Иуда будет вашим счастливым талисманом. — Когда Эрик начал хмуриться, она отпустила его руку, опять чувствуя себя ребенком под его мрачным взглядом. Посмотрев на дочку, которая все еще счастливо улыбалась своей новой кукле, Брилл неожиданно сменила тему. — Думаю, сейчас самое время для пирога.
Взяв нож, она пододвинула пирог поближе и начала нарезать его толстыми ломтями. Брилл аккуратно отрезала три куска и разложила их по тарелкам, потом быстро схватила вилки и раздала их, стараясь не облизывать пальцы, пока держит столовое серебро.
Наконец, отодвинув стул, Брилл уселась напротив Эрика, взяла свою вилку и отломила кусочек, не зная, что еще сказать, чтобы заполнить молчание. Обычно это делала Ария с ее склонностью к болтовне, но сегодня вечером малышка была до странности тихой. На самом деле она была такой тихой, что через некоторое время Брилл это заинтересовало.
— Ария, ты хорошо себя чувствуешь? — Та улыбнулась и кивнула, засовывая в рот очередной кусок пирога. — Ну, раз уж ты так уверена, значит, с тобой все в порядке, — согласилась Брилл, постукивая вилкой по тарелке.
Она заметила взгляды, которыми обменялись Ария и Эрик перед тем, как вернуться к пирогу, — словно у них был какой-то общий секрет. Стук вилки о фарфор стал громче, пока Брилл пыталась угадать, что же она пропустила.
— Ладно, вы двое, скажите мне, что происходит?
— Ничего не происходит. Но я полагаю, ваша дочь хочет вам кое-что сказать, — ответил Эрик, нарочно продолжая смотреть в свою тарелку.
В полном замешательстве Брилл поглядела на Арию.
— Что такое, милая?
— Спасибо за то, что испекла м-м… — когда голос подвел ее, Ария замолчала, но затем, вместо того чтобы сжать губы, как поступала обычно, она сделала глубокий вдох и, бросив быстрый взгляд на Эрика, тихо загудела с закрытым ртом.
Снова набрав воздуха, Ария опять открыла рот.
— Спасибо за то, что испекла мне праздничный пирог, мама. Я очень его люблю.
Речь дочери — чистая, без заикания, — стала для Брилл полной неожиданностью. Она уронила вилку на стол — рука вдруг оказалась не в состоянии ее удержать. До нее даже не сразу дошел смысл этих двух простых предложений. На лице Брилл расцвела улыбка, она вскочила на ноги.
— О, скажи это еще раз, милая! — воскликнула она, нежно сжав в ладонях лицо дочери. — Скажи «мама» еще раз.
— Мама! — с готовностью завопила Ария, вставая на стул, чтобы обнять Брилл за шею.
Закрыв глаза, которые затопили слезы счастья, Брилл прижалась щекой к черноволосой головке.
— В целом свете нет слова прекраснее.
Она подняла лицо, чтобы посмотреть на человека, создавшего маленькое чудо этого единственного слова. Эрик сидел совершенно неподвижно, и их взгляды легко встретились. В его глазах, подобно пламени свечи, мерцала безграничная тоска. И тогда Брилл бездумно потянулась к нему и положила свою руку на его.
— Спасибо вам.
Эрик отвел взгляд, пожимая плечами, словно не принимая всерьез ее благодарность, и его рука медленно сжалась в кулак под ее ладонью. Брилл пришла в себя, ее ногти впились в его кулак.
— Спасибо.
— Не нужно…
Брилл положила руки Эрику на плечи, заставив его умолкнуть. Она бездумно вцепилась в него, в ее голове звенело одно-единственное произнесенное без запинки слово, заставляя ее не замечать, как напряглось тело Эрика от ее прикосновения. Все годы ощущения собственного бессилия от невозможности помочь своему ребенку, все безумные диагнозы и советы вырвались на поверхность. Она почувствовала, что опускается перед ним на колени.
— Спасибо, спасибо, спасибо… — бормотала Брилл, уткнувшись в грудь Эрика. Внезапно она осознала, что не в силах отпустить его. Ее несгибаемое мужество изменило ей, ничего не оставив от той женщины с железной волей, какой она стала. Сейчас она была не более чем усталая одинокая девушка, которая скрывалась под этой броней долгие годы.
Брилл отстраненно ощутила руки дочки, обвившиеся вокруг ее талии. Почему-то присутствие Арии лишь усилило совершенство этого момента. Брилл крепко зажмурила глаза и глубоко вздохнула. «Он приятно пахнет… как сандаловое дерево. Я могла бы стоять так веч…»
Резкий стук в дверь грубо выдернул Брилл из ее мечтаний. Она вскинула голову, ее глаза распахнулись в смущении. Не сразу, но ее мозг смог переключиться. Когда она начала осознавать, что прижимается к груди Эрика, к ее щекам резко прилила кровь. Задохнувшись, Брилл в крайнем замешательстве отпустила его.
Стук повторился, и Брилл поднялась на ноги, пытаясь привести в порядок одежду и волосы. Не в силах встретиться глазами с Эриком, она отвернулась от него.
— Должно быть, это Коннер. Он сказал, что постарается сегодня добраться до дома.
— Брилл… — выдохнул Эрик низким голосом, в котором чудилось отчаяние.
С вымученной улыбкой Брилл попятилась от него в сторону коридора.
— Я не должна заставлять его ждать на холоде. Я скоро вернусь. — С этими словами она покинула комнату, с трудом понимая, что думать или чувствовать. Болезненное счастье начало согревать ее сердце, и это пугало.
Она быстро прошагала по коридору, положив руку на живот, в котором словно порхали бабочки. Внезапно ей потребовалось ощутить на лице холодный зимний воздух. Грубо повернув замок, Брилл рывком распахнула входную дверь.
При виде высокого черноволосого мужчины, стоявшего перед дверью, с ее лица мгновенно исчезла приветственная улыбка. В тот же момент все танцевавшие в ее животе бабочки счастья и волнения погибли, превратившись в свинцовые грузила. Брилл снова попыталась улыбнуться, но, кажется, не преуспела.
— Здравствуй, Эндрю.

Глава 18: Нежданный гость

Эрик не поверил своим глазам, когда Брилл принесла пирог, и на том было его имя. Эта женщина написала на пироге его имя. Эрика ни разу не поздравляли с днем рождения, не говоря уже о настоящем пироге. Он даже не помнил, когда именно у него день рождения. И только из-за того, что он мимоходом упомянул этот факт, Брилл взялась исправить ситуацию. Благодаря ее усилиям он праздновал свой первый день рождения.
Эрик не был сентиментальным, но что-то в действиях Брилл потрясло его. Этот поступок был столь приятным и ненавязчивым, что его сердце болезненно сжалось. Слезы застлали ему глаза еще до того, как Брилл закончила свое длинное объяснение. Все, что Эрик мог сделать, полностью не утратив контроля над собой, — это выдавать несколько слов благодарности.
И пока он сидел в остолбенении, пытаясь собрать то, что осталось от его самообладания, эта проклятая женщина вновь сокрушила его своим эксцентричным подарком. Медальон святого Иуды — Эрик бы посмеялся над его абсурдностью, если бы не искренность в глазах Брилл, если бы не мягкое тепло ее ладони поверх его собственной. Эрик оценил юмор ситуации, но, что более важно, увидел в этом подарке глубоко скрытый второй смысл. Брилл действительно верила, что, отдав ему образок святого, каким-то образом защищает его. Ее религиозность была неожиданной, учитывая любовь к науке, и все-таки она верила.
Брилл верила в высшую силу, на которую Эрик давно перестал надеяться. В конце концов, как добрый и любящий боженька мог преднамеренно наказать человека таким лицом, такой жизнью? Единственным правдоподобным объяснением было отсутствие всякой высшей силы, отсутствие Отца Небесного. Человеческий род был одинок, как и сам Эрик.
И теперь, пропуская между пальцев цепочку, Эрик знал, что всегда будет хранить этот медальон. Не потому что он может принести удачу, но потому что его подарила Брилл. Она могла бы подарить старую тряпку, и Эрик все равно почувствовал бы то же самое. Понимание заставило его остолбенеть. Он ощущал, как падает обратно в призрачный мир, в котором царствуют привязанность и поклонение. Все признаки были налицо: предвкушение встречи с Брилл каждое утро, необходимость просто быть с ней в одной комнате, говорить с ней о чем угодно и обо всем на свете.
Эрик распознал признаки, потому что уже проходил через это раньше, с Кристиной. Хотя он допускал, что его чувства к Брилл безмерно отличаются от того, что он чувствовал к юной певице. Какая-то часть его разума, подстрекаемая одиночеством, всегда возносила Кристину на пьедестал, думая о ней не как о женщине, но как о чем-то более абстрактном — сперва как о своей музе, потом — как о спасительнице. Теперь Эрик понимал, что никогда по-настоящему не знал Кристину: они никогда не смеялись за завтраком и не коротали вечера, сидя у камина и читая вслух. Брилл была единственной женщиной, с которой он это делал, единственной женщиной, про которую он мог бы честно сказать, что знает ее. О, и как он ненавидел и любил эту близость. Любил дружеское общение, волнение от того, что рядом есть разум и воля, достаточно сильные, чтобы противостоять ему, но в то же время ненавидел то чувство, которое в нем вызывала их дружба. Эрик начал доверять Брилл. А хуже всего было то, что он не знал, как заставить себя прекратить чувствовать все это.
И ситуация усугублялась с каждым днем. Эрик больше не мог заполнить пустоту дня, оставаясь наедине с собой. Одиночество, которое он так сильно когда-то любил, теперь казалось невыносимым по сравнению с приятной вовлеченностью в жизнь семейства Донован. Единственным решением, которое мог придумать Эрик, было покинуть их, но каждая частица его души восставала против этой идеи.
Эрик вздохнул и медленно сжал кулак вокруг медальона: металл в его ладони все еще хранил тепло кожи Брилл. И когда он представил себе, что эта серебряная вещица еще недавно лежала на ее жемчужно-белом горле, в животе медленно разгорелось пламя. Эрик крепче сжал украшение в кулаке, сражаясь с неожиданной волной вожделения. Теперь подобное случалось все чаще — жажда того, чего у него никогда не будет. Это унижало его: человек, который так гордился своим самообладанием, побежден страстью, подобно зеленому юнцу.
И это всегда происходило в самые странные моменты, как, например, сегодня днем на кухне, когда Брилл вспоминала день, в который родилась Ария. Появление на ее лице выражения сладко-горькой радости парализовало Эрика едва ли в двух футах от нее. Господи, как она приятно пахла. Свежестью, точно луг, умытый весенним дождем. Эрику сроило неимоверных усилий сдержаться и не коснуться Брилл.
Эти желания были унизительны, но, что куда важнее, они были постыдными. Эрик не должен был испытывать их по отношению к Брилл, особенно после того, как она была столь добра к нему. Ей не нужно такое чудовище, как он, которое шныряет вокруг и думает про подобные вещи. Брилл не заслуживает таких мыслей, а Эрик не заслуживает ее. В этом крылось основное различие между тогда и сейчас. Он больше не тешил себя иллюзиями, больше не мечтал о несбыточном. Теперь разочарование защищало его, останавливало от того, чтобы перешагнуть черту между привязанностью и безумной одержимостью, между дружбой и любовью.
Рука Арии на его колене вернула Эрика к реальности. Он посмотрел вниз, на девочку, и заметил, насколько неровно та начала дышать. Каждый вдох и выдох со свистом прорывался сквозь ее сжатые губы. Ее рука вцепилась в хлопковую ткань его брюк, словно тиски, собрав ее в комок. На кратчайший миг Эрик испугался, что Арию ужаснуло что-то в выражении его лица, хотя она смотрела не на него, а на дверь в коридор. До них донесся звук открываемой Брилл входной двери, который заставил Арию вздрогнуть.
— Чего ты боишься? Это всего лишь Коннер, наверное, он принес тебе подарок. — Поскольку девочка осталась сидеть неподвижно, уставившись на дверной проем, Эрик мягко положил ладонь на ее черноволосую головку. Лишь тогда Ария взглянула на него.
— Это не дядя Коннер, — четко произнесла она; ее зрачки были расширены, отчего глаза казались не серыми, а черными. — Не впускай ег-г-го. Эт-то м-м-мон…
«Монстр».
Эрик погладил Арию по голове и опустил руку ей на плечо. Ее заикание внезапно усилилось, как будто их уроков и не было. «Что в этом мире могло так подействовать на нее? Единственный, кого она когда-либо называла монстром, это…»
В этот момент из коридора донесся голос Брилл:
— Привет, Эндрю.
Вдруг вся кровь отхлынула от лица Эрика. В доме появился незнакомец.

***

Брилл застыла в дверях, словно парализованная, крепко вцепившись рукой в косяк. Внезапно она остро осознала, насколько затрапезно выглядит: волосы выбились из прически, две верхние пуговицы платья расстегнуты. Забавно, раньше она и не задумывалась о своем виде.
Мужчина, с улыбкой стоящий перед ней, был среднего роста, но из-за гордой осанки будто бы возвышался над Брилл. Его ухоженные черные волосы были зачесаны назад, открывая аристократически красивое лицо. Отлично пошитый костюм превосходно сидел на нем, показывая богатство и поджарую мускулатуру, которыми он так гордился.
— Эндрю, что ты тут делаешь?
— Так-то ты встречаешь своего любимого деверя? — ровно спросил тот, его лишенная юмора улыбка не затронула глубину его черных глаз. Затем Эндрю чуть наклонился вперед, будто намеревался поцеловать Брилл в щеку, но раньше, чем он приблизился на достаточное расстояние, Брилл поспешно отступила назад, чувствуя себя стесненно. Она знала, что ее поведение невежливо, но ничего не могла с собой поделать.
Она знала этого человека еще до того, как познакомилась с покойным мужем. На самом деле, теперь, когда Брилл думала об этом, ей приходило в голову, что Эндрю ухаживал за ней некоторое время — исподволь, как это было ему присуще. Но ей никогда не импонировала его серьезная, почти отеческая натура. Каким-то образом присутствие Эндрю всегда выбивало ее из равновесия. Он заставлял людей осознавать свои недостатки — что многое говорило скорее о нем, нежели о них.
— Извини. Просто я не ожидала твоего визита, — сказала Брилл, торопливо заправляя за ухо выбившиеся пряди.
— Как я мог пропустить четвертый день рождения моей племянницы?
— Ты настолько занятой человек, что я и не думала…
— Я никогда не буду слишком занят, чтобы не навестить тебя, Брилл, — тихо ответил Эндрю; в его глазах цвета полуночи она увидела свое собственное отражение. Ее имя прозвучало почти как вздох, сорвавшийся с его губ. — Могу я хотя бы войти?
Брилл моргнула и шагнула назад.
— Конечно-конечно, извини. Мы уже разрезали пирог.
— Ты и Ария? — осведомился Эндрю, шагая через порог и снимая шляпу.
— Да, и Эр… — Брилл умолкла, резко прижав руку ко рту. Господи, она чуть не забыла про Эрика. Повернувшись, она раскинула руки, перекрыв Эндрю проход в дом.
— Брилл, что с тобой происходит?
— Ничего. Со мной все в порядке. Я просто вспомнила, что не сообщила тебе новости.
Эндрю нахмурил темные брови и посмотрел на нее.
— Брилл, о чем ты говоришь? Какие новости?
— Помнишь, ты всегда хотел, чтобы Ария ходила в специальную школу, чтобы научиться правильно говорить? — неуверенно улыбнувшись, спросила Брилл, внезапно засомневавшись в себе.
— Конечно. Если ты решила принять мое предложение, я знаю несколько прекрасных закрытых школ в Англии, которые могли бы…
Приободренная столь необычной для Эндрю искренней улыбкой, осветившей его строгие черты, Брилл прервала его:
— Благодарю, но я по-прежнему не считаю, что школа — наилучший выход. Вместо этого я наняла ей учителя.
При этих словах Эндрю замер, его улыбка увяла. Меж бровей вновь пролегла морщина.
— Учителя?
— Да, и он великолепен. Они уже добились значительного успеха, — с воодушевлением продолжила Брилл, хотя ее и удручало вспыхнувшее в его глазах осуждение.
— Он? — переспросил Эндрю, поджав губы.
Брилл кашлянула, ненавидя образовавшийся в горле царапающийся комок. Обычно только большие толпы могли вызвать у нее такую парализующую застенчивость, но один его укоризненный взгляд — и она превратилась в запинающуюся идиотку.
— Да, это мужчина. Его зовут Эрик, и он изумительный учитель. Только сегодня Ария говорила со мной без тени заикания! Разве это не изумительно? — Поскольку Эндрю не сказал ни слова, Брилл нахмурилась, в ее душе шевельнулся гнев, а руки будто сами собой сжались в кулаки. — Разве нет?
Зазвеневшая в ее голосе сталь заставила Эндрю прервать молчание. Его строгость исчезла, сменившись неподдельным сожалением.
— Конечно, это прекрасно, Брилл. Мне всегда было тяжело видеть, насколько недостаток Арии мучает тебя. Какое облегчение — знать, что она учится правильно говорить. Я знаю, как трудно тебе было растить ее в одиночку, и просто обеспокоен тем фактом, что ты находишься одна в доме с посторонним мужчиной. И что ты не сочла нужным поставить меня в известность об этом изменении. Я лишь беспокоюсь о твоем благополучии, и тебе нет нужды держать что-либо в секрете от меня. Ты можешь доверять мне — ты же знаешь это, правда?
Вдруг Брилл почувствовала себя ужасно за все дурные мысли об Эндрю. Да, он был серьезным и временами осуждал ее, но под всеми этими манерами скрывалось простое беспокойство за них. И он заботился о них с тех пор, как погиб Джон.
— Да, я это знаю. И знаю, что заставляю тебя волноваться.
— Почему ты не хочешь вернуться в Англию? Мама ужасно скучает по Арианне.
— Уверена, так оно и есть. Но ты прекрасно знаешь, что я пока не готова вернуться в Англию. Слишком много плохих воспоминаний. — Отвернувшись, Брилл защитным жестом обняла себя руками; корсет внезапно показался ей клетью.
Эндрю коснулся ее щеки затянутой в перчатку рукой.
— И я много раз предлагал заменить эти воспоминания счастливыми. Тебе просто нужно сказать «да».
Вздрогнув, Брилл отшатнулась от прикосновения. Когда пальцы Эндрю тронули ее лицо, она не ощутила ничего, кроме холода перчатки на своей коже. Как странно. Неужели она ожидала такой же резкой вспышки, которую всегда вызывало прикосновение Эрика?
— Пожалуйста, мы можем не говорить об этом прямо сейчас?
Эндрю окаменел от прозвучавшего в ее словах надлома. Жилка на его виске запульсировала в такт частому биению сердца.
— Как пожелаешь — ты знаешь, я умею ждать. В конечном счете, думаю, ты увидишь здравый смысл в моем предложении. — Расправив плечи, он отступил от Брилл. — Уверен, что прервал праздник. Пойдем? Я приготовил для Арианны подарок, полагаю, он ей понравится. — Эндрю похлопал по маленькой коробочке, которую только что извлек из кармана.
Брилл лишь кивнула, счастливая тем, что отделалась от бесконечных доводов в пользу замужества. Она часто говорила Эндрю, что не собирается больше влюбляться ни в одного мужчину, но по какой-то причине это его не останавливало. Брилл полагала, что он чересчур самоуверен и потому не сомневается, что в итоге она передумает. Но в чем она была абсолютно убеждена, так это в том, что никогда не сможет полюбить его. Каждый раз, глядя на него, она видела Джона.
Поглощенная раздумьями, Брилл шла по коридору, забыв, что не упомянула Эндрю о нескольких важных фактах. Во-первых, что «учитель» сейчас в доме, и, во-вторых, что он здесь живет. Она вспомнила об этом, но слишком поздно.
Завернув за угол, Эндрю прошел через дверь в столовую на секунду раньше, чем она, — и внезапно остановился на пороге, отчего Брилл ткнулась ему в спину. Испугавшись, она глянула через его плечо и лишь тогда с замиранием сердца вспомнила о деталях, которые забыла сказать.
— Брилл, — начал Эндрю, понизив голос, — я не помню, чтобы ты упоминала о других гостях. — Его темные глаза, слегка сузившись, смотрели туда, где, положив руку на плечо Арии, сидел Эрик.
— Конечно, я упоминала, Эндрю, — ответила та, пытаясь превратить свою ошибку в легкое недоразумение. — Это Эрик. — Обогнув Эндрю, Брилл шагнула через порог. Нахмурившись, она начала обходить стол, собирая грязные тарелки.
Затем, выглядя так, будто ему крайне неуютно, встал Эрик. Брилл знала, как трепетно он относится к появлению незнакомых людей, и ее кольнула уверенность в том, что эта встреча определенно пройдет плохо. Эндрю умел быть… жестким, если хотел. Когда Эрик посмотрел на нее, она проартикулировала беззвучное извинение.
— Как разумно с твоей стороны, Брилл, пригласить кого-то, чтобы помочь справиться с небольшим пирогом, — заявил Эндрю, чуть задрав нос и смерив Эрика взглядом. — Ты всегда была на излишне короткой ноге с прислугой.
Скривившись, Брилл со стуком отставила тарелки: она даже на расстоянии ощущала, как начинает закипать Эрик.
— Эндрю, ты говоришь отвратительные вещи. У тебя нет права приходить сюда и оскорблять моего гостя. Эрик мой друг.
Эндрю со смешком скрестил руки, одним пальцем постукивая по крышке коробочки с подарком, которую держал в руке. Он наконец-то закончил оценивающе разглядывать Эрика и, пренебрегая им, перевел внимание на Брилл.
— Прости меня, Брилл, я просто надеялся провести некоторое время с семьей. — Он сделал паузу, едва улыбнувшись уголком рта. — Хотя, полагаю, что для этого будут и другие поводы.
Расплетя руки, Эндрю вновь устремил взгляд своих темных глаз на Эрика, затем пересек комнату и протянул ладонь:
— Позвольте представиться, месье. Я барон Эндрю Леопольд Ланкастер Донован. А вы, как я понял… Эрик? У вас есть фамилия или вы просто Эрик?
— Это не твое дело, тщеславный убл… — Ответ Эрика лишь вызвал у Эндрю широкую ухмылку. Оба мужчины явно намеревались продолжить словесную баталию, но Брилл быстро их оборвала:
— Эндрю, разве ты не говорил, что у тебя есть подарок для Арии? Наверное, ты должен его отдать сейчас, потому что скоро ей пора ложиться спать.
Опустив руку, Эндрю обернулся и посмотрел на нее через плечо.
— Конечно, ты права. — Приклеив на лицо улыбку, он опустил взгляд на Арию, которая все еще сжимала левую штанину Эрика. — Я заглянул во все магазины по пути из Лондона, — начал он, протягивая девочке маленькую бархатную коробочку. Когда та не стала ее брать, улыбка Эндрю слегка потускнела. Со вздохом он открыл крышку и извлек пару перламутровых гребней в форме бабочек. — Твоя мама часто говорила мне, как ты любишь бабочек, Арианна. Теперь тебе не нужно ждать лета, чтобы увидеть их.
— Какой полезный подарок, Эндрю, — с улыбкой проговорила Брилл, счастливая тем, что оба мужчины тотчас отвлеклись от взаимных колкостей. — Ария, что нужно сказать своему дяде?
Когда Ария выпятила нижнюю губу и принялась ковырять ковер носком башмачка, Брилл вздохнула. Ее дочь тоже никогда не была привязана к Эндрю, и ее смущение не стало сюрпризом.
— Ария, скажи хотя бы спасибо.
— С-спасиб-бо, — заикаясь, тихонько повторила та и сунула большой палец в рот. В ее больших серых глазах стояли слезы разочарования.
Удрученная вернувшимся в речь дочери заиканием, Брилл шагнула вперед, нежно отцепила ее пальчики от ноги Эрика и подняла ее на руки.
— Ну, думаю, на сегодня достаточно впечатлений. Пора Арии идти в кровать.
Вернув нетронутые гребни в коробочку, Эндрю глянул в сторону Эрика:
— А вам не пора домой, Эрик?
Теперь уже Эрик наградил его ухмылкой:
— Вообще-то, учитывая, что я тут живу, идти мне недалеко.
Эндрю ошеломленно моргнул, молча уставившись на него, затем резко повернулся к Брилл. Бьющаяся на виске жилка выдавала его гнев, лицо лишилось всех красок.
— Брилл, мне нужно с тобой поговорить… немедленно. — С этими словами он развернулся на каблуках и удалился из комнаты.
Волна страха захлестнула Брилл, пока она, утешая, поглаживала Арию по спине. Она знала, что на горизонте неотвратимо маячит очередное сражение. А сражаться с Эндрю — все равно что спорить с кирпичной стеной.
— Ария, будь хорошей девочкой и иди в свою комнату. Мама скоро придет. — Наклонившись, Брилл спустила дочку на пол. Та мигом выбежала из столовой, не забыв прихватить свою новую фарфоровую куклу.
Эрик стоял напротив, за столом, сверля Брилл взглядом.
— Эрик, я понятия не имела, что он явится. Я прощу прощения за его поведение, это просто…
— Не извиняйтесь за него, Брилл. Такому типу людей нет прощения, — выпалил Эрик. — Что он о себе думает? Наверняка не работал ни дня в своей жизни. Наглый… невоспитанный… — Он обогнул стол и приблизился к Брилл; гнев превратил его голос в рычание.
— Эрик, пожалуйста… он был очень добр к нашей семье с тех пор, как умер Джон. Я прошу прощения за все, что он сказал, но у меня просто нет сил спорить с вами об этом прямо сейчас.
— Хмм… добр? А эта доброта включает запугивание вашей дочери и оскорбление ваших друзей?
Несмотря на ярость в его голосе, Брилл не смогла удержаться от улыбки.
— Так вы наконец-то признали себя моим другом?
Ее вопрос обезоружил Эрика — гнев мгновенно испарился.
— Что? Не меняйте тему.
— Эрик, будьте добры, убедитесь, что Ария готовится ко сну, а не поджигает что-нибудь на кухне.
— Брилл?
— Честно, Эрик! Я могу сконцентрироваться на противостоянии только с одним человеком за раз. Если вы хотите иметь возможность остаться здесь, мне нужно придумать для Эндрю чертовски хорошую причину.
— Ха! И зачем вам это нужно?
— Это его дом, его собственность. У него есть все права решать, кому можно тут остаться, а кому нет. — Шагнув вперед, Брилл схватила Эрика за руку и потащила из комнаты. — А теперь убирайтесь отсюда! — С этим напутствием она вытолкнула его за дверь столовой. Он чуть поколебался — и скрылся в задней части дома.
Сделав глубокий вдох, Брилл пригладила руками перед платья, стараясь тем временем придумать оправдание присутствию Эрика в доме, и неохотно вышла в коридор, где ее поджидал Эндрю, стоявший со сцепленными за спиной руками. Услышав ее шаги, тот повернулся и вперил в нее пронизывающий взгляд.
— Я хочу, чтобы он покинул этот дом, Брилл. До конца недели он должен уйти.
Она скрипнула зубами, услышав в его словах гневный приказ.
— Эндрю, нет ничего непристойного в том, что он живет здесь. Я знаю много состоятельных семей, которые нанимают учителей с постоянным проживанием.
— Вполне возможно, но эти семьи не состоят из молодых и красивых вдов! В любом случае, что ты на самом деле знаешь об этом человеке? Где его рекомендательные письма? И какого черта он носит эту проклятую маску? Зачем честному человеку может понадобиться ходить в маске?!
— Эндрю, ты прекрасно знаешь, почему честный человек бывает вынужден прятать свое лицо! — воскликнула Брилл, по горло сытая его распоряжениями. — Как ты можешь судить его из-за того, что он родился с неким уродством?
— Не меняй тему. Что ты знаешь о нем? Откуда он? Ради всего святого, назови хотя бы его фамилию!
— К твоему сведению, я знаю его чуть больше двух месяцев, и он до сих пор не ограбил нас и не зарезал в постелях. Перед тем как попасть сюда, он был консультантом в оперном театре. Я думаю, это должно послужить наилучшей рекомендацией.
— Брилл, ты знаешь, мне нравится твой дух и твоя непосредственность, но в этот раз ты зашла слишком далеко.
— Я не стану просить его уйти.
— Брилл.
— Я. Не. Стану. Просить. Его. Уйти.
В глазах Эндрю мелькнула тень холодной злобы, словно облако перед полной луной. Быстрым движением он схватил ее за запястье и сжал его, будто в тисках.
— Почему ты постоянно отталкиваешь меня, Брилл, когда все, чего я хочу, — это защитить тебя?
Его пальцы медленно сжимались все крепче, и Брилл задохнулась от пронзивших руку вспышек боли.
— Эндрю, отпусти. Ты делаешь мне больно.
При этих словах странное выражение исчезло из его глаз, он немедленно отпустил ее. Брилл отступила на шаг, потирая то место, за которое Эндрю ее схватил. На коже над правым запястьем проступил огромный красный отпечаток руки.
— Да что с тобой случилось?!
Эндрю проигнорировал ее вопрос, но все-таки выглядел ужасно раскаивающимся в своем хамском поступке.
— Прости, Брилл. Я не хотел навредить тебе. Возможно, мы вернемся к этому разговору позднее. У меня есть дело в Париже. Ради удобства на ближайшие несколько месяцев я остановлюсь в основном доме. Этого времени достаточно, чтобы разрешить сложившуюся ситуацию. Прости мою бесчувственность. Меня извиняет лишь полная неожиданность всего этого.
По-прежнему баюкая ноющее запястье, Брилл молча смотрела на Эндрю. Ее первой реакцией была ярость на то, что он поднял на нее руку, но каким-то образом его робость развеяла ее гнев.
— Да, наверное, так будет лучше всего.
— Тогда спокойной ночи, Брилл. Я зайду как-нибудь еще в ближайшие несколько дней, — заявил Эндрю, не соизволив даже сперва спросить ее разрешения.
— Спокойной ночи, Эндрю, — ответила она, провожая его до входной двери, а потом стояла и смотрела, как он легко взлетел на ожидающую его лошадь и ускакал по тропинке. Когда Эндрю скрылся за первым изгибом дороги, Брилл тихо положила руку на дверь.
И с силой захлопнула ее, заставив задребезжать висящее в коридоре зеркало.

Глава 19: Молитва ребенка

Эрик крался по коридору, с каждым шагом все сильнее мечтая пробить кулаком стену. Еще никогда за всю его взрослую жизнь другой человек не говорил с ним в столь снисходительной манере, как этот самодовольный павлин. «Как разумно с твоей стороны пригласить кого-то, чтобы помочь справиться с небольшим пирогом, — повторил Эрик, гневно выделяя каждое слово, — Он не был бы столь высокомерен, если бы мы остались наедине минут на пять. За пять минут я бы порвал его в клочья».
По крайней мере Эрик испытал некоторое удовольствие при виде потрясения на лице ублюдка, когда проинформировал того о своем текущем месте жительства. Эта небольшая пикантная новость, несомненно, поубавила у лорда Эндрю спеси. Да, конечно, это было ребячество, но он просто не мог удержаться, чтобы не поддеть этого человека. Это было проще простого.
Эрик жалел лишь о том, что из-за его слов у Брилл явно будут неприятности с ее «домовладельцем». То, что ее так сильно волнует, что о ней подумает Эндрю, приводило Эрика в бешенство. К тому же ему не нравилось, как этот человек разговаривал с ней. Как с ребенком, а не с молодой женщиной. И еще большую ярость вызывало то, что Брилл позволяла ему.
Почему она доверила этому франту владение своим домом, было для Эрика загадкой. Ее покойный супруг наверняка должен был оставить ей все. Семья Донован была, судя по всему, весьма состоятельной. Младший сын в такой семье, конечно же, мог обеспечить свою жену. Эрик резко остановился, когда его сразила внезапная мысль. Может, Брилл остается здесь, потому что хочет быть ближе к этому мужчине. Может, она любит Эндрю.
От этой мысли Эрику стало дурно.
Он глубоко вздохнул, пытаясь освободиться от растущего внутри страха. Сделав несколько успокаивающих вдохов и выдохов, он продолжил путь по коридору, чтобы исполнить просьбу Брилл и проверить, как там Ария. Поскольку Эрик был уже около детской, то смог услышать сквозь открытую дверь ее запинающийся голосок.
Гнев Эрика померк, и он остановился, слушая, как Ария с трудом пробирается сквозь каждое слово. От нестройного ритма ее речи он закрыл глаза. Каждая растянутая гласная и искаженная согласная вызывали у Эрика физическую боль. «Я был уверен, что мы добились прогресса. Еще утром она прекрасно говорила».
Он потряс головой и положил руку на дверь, собираясь толкнуть ее, когда его уши уловили некоторые из слов Арии. Эрик повернул голову ухом к щели, уверенный, что ослышался. Девочка молилась. За него.
Подтолкнув дверь еще на дюйм, Эрик заглянул за угол. Ария стояла на коленях возле кровати, сцепив перед лицом свои тонкие ручки. Ее глаза были зажмурены, она с трудом проталкивала слова сквозь непослушный рот.
— Г-господи, благослови м-маму, и дядю К-Коннера, и Эр-рика. П-прошу тебя, не д-дай дяде Эндрю ст-тать моим новым п-папой. У н-него з-злые глаза. — Девочка слегка поежилась, сосредоточенно скривив ротик. — П-прошу, не дай дяде Эндрю отпуг-гнуть Эрика. И н-не дай ему з-забрать Эрика на в-войну, чтобы его там з-застрелили.
Потом Ария замерла и опустила лоб на сложенные руки. Эрик ждал, что она продолжит, но та по-прежнему молчала, и он дернулся толкнуть дверь. И остановился, когда девочка вскинула голову и, открыв глаза, посмотрела вверх.
— Я хочу, чтобы Эрик стал моим новым папой, — заявила Ария без единой запинки, блуждала взглядом по потолку.
Держащаяся за дверь рука Эрика дрогнула, он резко отпрянул назад, потрясенный и полностью онемевший от смысла сказанных слов. Он не мог поверить в то, что только что услышал. Наверное, это какая-то ошибка. Это должна быть ошибка. Никто никогда не нуждался в нем. И все же Ария…
Эрик прижал трясущуюся руку к занывшему сердцу и слепо уставился на дверь. Боже, он не мог дышать: ужасная, невероятная тяжесть выдавила из него весь воздух. Что это была за сладостная агония? Он не мог распознать чувство, похитившее дыхание из его легких, силу из его членов. Что это было?
Потом Эрика вдруг осенило, точно вспышка молнии промелькнула на летнем небосклоне. Это была любовь. Как он мог не узнать это чувство? Разве он не любил прежде?
Нет, это было нечто совершенно другое. Нечто глубокое, как отпечаток руки на сердце, как трещина на кости. Нечто безусловное и щедрое. Он любил эту девочку так, словно она была его собственным ребенком, и это одновременно вдохновляло и ужасало. Он наконец отдал свое сердце другой женщине, и та хочет, чтобы он был ее отцом. Внезапно Эрика скрутило желание разразиться радостным смехом и одновременно — сбежать из этого дома и витающих в нем эмоций.
Вместо этого он стоял нем и неподвижен, все это время пытаясь восстановить жалкие останки своего самообладания. Втянув воздух, Эрик набрался достаточно храбрости, чтобы вновь заглянуть за край двери, — и удивленно поджал губы, осознав, что Ария исчезла со своего места возле кровати. Он едва не ахнул во весь голос: энергичный рывок за штанину застал его врасплох.
Посмотрев вниз, Эрик встретился взглядом с парой огромных серьезных серых глаз.
— Т-ты пришел п-почитать мне с-сказку?
— Извини, что? — прохрипел он, затем откашлялся — от нахлынувших эмоций у него перехватило горло. Эрик не хотел, чтобы Ария видела, в каком он сейчас раздрае, но скрыть бушующий в душе ураган чувств было довольно трудно.
— М-мама с-спорит с ним. Она п-послала т-тебя уб-бедиться, что я легла с-спать. — С этими словами Ария подняла правую руку и сунула в рот большой палец.
Эрик покачал головой и по обыкновению вытащил ее палец обратно. Во время их уроков не составило труда обнаружить, что сосание девочкой большого пальца было проявлением неуверенности. Он неделями старался отучить Арию от этой привычки и до нынешнего момента думал, что достиг успеха.
— И откуда ты это знаешь? Ты читаешь мысли, как твоя мать? — насмешливо поинтересовался Эрик, надеясь, что упоминания о словах Арии, сказанных во время их первого совместного обеда, достаточно, чтобы отвлечь от запинки в его голосе.
Даже не улыбнувшись, Ария лишь подняла на него взгляд и кивнула.
— Д-да, и к-как мамина м-мама тоже. Она р-работала в т-театре.
Подумав, что девочка шутит, Эрик улыбнулся и повел ее обратно в детскую. Но, поскольку его мысли продолжали вертеться вокруг ее слов, следующим шагом он задумался о других случаях.
— Ария, как ты узнала, что этим вечером за дверью был не Коннер?
— Я в-видела, что это б-был не он, — ответила девочка, снова потянув было большой палец ко рту, но сдвинутые брови Эрика заставили ее передумать.
— Ты не могла его видеть, Ария. Столовая находится на противоположной стороне дома, — возразил он, поднимая девочку на кровать и присаживаясь рядом.
Наконец-то Ария улыбнулась ему, как будто знала что-то, чего не знает он.
— Н-не глазами. Я в-видела его в своей г-голове, — с трудом пояснила она, постучав пальцем по лбу.
— Я не понимаю.
— Это то же с-самое, к-как бывает, к-когда я слышу м-музыку. Это п-просто тут. Иногда я з-знаю в-всякие вещи о л-людях, — ответила Ария, пожав плечами.
Все еще не совсем уверенный, что ребенок говорит серьезно, Эрик улыбнулся и кивнул.
— У тебя, должно быть, богатое воображение, раз ты веришь во все это, — заметил он, потянувшись, чтобы взъерошить ей волосы.
— Ты н-не в-веришь мне? — спросила Ария, ребячливо ухмыльнувшись и наморщив нос.
— Я верю, что ты веришь, — ответил Эрик с улыбкой, рассмеявшись, когда Ария закатила глаза.
— В-все в порядке. Большинство л-людей н-не понимают того, ч-что не м-могут увидеть с-своими глазами, — успокоила она его, похлопав по руке, словно утешая после неприятной новости.
Ария отвернулась от него и сползла с края кровати, протопав к прикроватному столику с мраморной крышкой и схватив с него книжку.
— Теперь ч-читай! — завопила она и побежала обратно, размахивая книжкой над головой, потом залезла обратно на кровать рядом с Эриком.
Открыв книгу, Ария опустила ту ему на колени и показала на картинку, где юная девушка целовала лягушку.
— Это м-моя любимая с-сказка! С-смотри, жил-был П-принц, который был очень п-плохим, поэтому его п-превратили в л-лягушонка. И ж-жила-была одинокая П-принцесса, к-которая гуляла в-возле пруда. А п-потом она поцеловала л-лягушонка, и он превратился об-братно в П-принца!
— Что ж, похоже, ты хорошо знаешь эту сказку. Зачем тогда тебе нужен я?
Ария хихикнула и склонила голову Эрику на плечо.
— Мне н-нравится, как ты г-говоришь. — Ткнув пальцем в книгу, она вытянула губки. — Ч-читай!
С преувеличенным вздохом он взял книгу в руку и, щурясь, посмотрел на страницы перед собой, словно не мог разобрать слова. И крякнул, когда Ария со смехом пихнула его в бок и снова велела читать. Перевернув первую страницу, Эрик откинулся к изголовью и начал:
— Давным-давно жил-был избалованный маленький принц…
Ария пристроилась к нему сбоку; ее щека прижималась к его рукаву, одна рука покоилась в сгибе его локтя. Висевшие на стене маленькие часы с золотым циферблатом отсчитывали минуты, а Эрик читал страницу за страницей, инстинктивно отыгрывая каждый эпизод — со смешными выговорами и драматическими паузами.
Он забылся в сказке, которую читал, так же, как привык забываться в своей музыке. Тиканье часов, отдаленное завывание ветра, привычное поскрипывание дома — все это отошло на задний план, пока он читал. Шум внешнего мира померк за ритмом его голоса и тихим дыханием Арии.
— И жили они долго и счастливо. Конец, — дочитал он и тихо закрыл книгу — вечерние звуки в один миг вернулись к нему. Теперь голоса в коридоре смолкли, и Эрик надеялся, что лорд Эндрю наконец-то соизволил откланяться.
Не услышав ни слова одобрения от лежавшей рядом девочки, Эрик глянул вниз, слегка обеспокоенный ее молчанием. И когда причина безмолвия стала очевидной, на его лице медленно возникла ласковая улыбка. Ария спала на его руке с приоткрытым ртом и порозовевшими щечками.
Эрик осторожно отложил книгу в сторону, не желая потревожить ее сон. Однако его предосторожность была напрасной: ничто не могло разбудить Арию, она даже не моргнула от его движения. Ее сон был глубок, и она уже пустила слюнку на его рукав.
Глядя на ребенка, Эрик не мог удержаться от улыбки. Он нерешительно протянул руку и коснулся щечки Арии кончиками пальцев. Это было на самом деле поразительно, что под такой крохотной оболочкой таится совершенство. Он никогда не думал, что может испытывать нечто подобное — словно он стал частью чего-то куда большего, чем он сам, словно он был нужен. И это было восхитительное чувство.
В этот момент звук шагов по неровным половицам заставил Эрика резко вскинуть голову. В дверном проеме, обхватив себя руками, будто ее знобило, стояла Брилл. Она рассеянно терла запястье и не мигая смотрела на него через всю комнату. По какой-то причине — возможно, из-за неверного света лампы или тишины дома — она казалась очень юной и очень одинокой.
Секунду спустя Брилл поднесла палец к губам и вошла в комнату. Края ее юбок задевали за ковер, издавая хорошо знакомый мягкий шепот. Брилл с легкостью опустилась на колени и начала приподнимать дочку, чтобы сдвинуть ее с руки Эрика. Услышав от него слабый звук протеста, она лишь улыбнулась.
— Теперь Ария не проснется. Она никогда не просыпается после хорошей сказки, — прошептала Брилл, приподняв дочку и переложив ее маленькую головку на подушку. Согнав Эрика с кровати, Брилл расправила одеяло и укрыла им хрупкое тело Арии.
Затем она медленно выпрямилась и жестом велела Эрику следовать за ней из детской. Когда они оба вышли в коридор, Брилл повернулась и закрыла дверь.
— Спасибо, что почитали ей. Для нее действительно очень важна сказка на ночь. Это помогает ей не бояться кошмаров.
Брилл отвернулась от двери, и пересекающие коридор тени скрыли ее лицо. Но ее глаза — Эрик ощущал взгляд ее глаз, скользящий по его лицу, словно прикосновение. Он отошел от Брилл, испытывая неловкость от интимности сумрака коридора, и пожал плечами, будто отвергая ее благодарность.
— Ария попросила меня почитать ей. Невелик подвиг. Не нужно благодарить меня, — отозвался он короткими отрывистыми предложениями.
Последовала пауза, потом Брилл тихо вздохнула.
— Что случилось? — спросила она, снова рассеянно потирая запястье.
— Почему вы считаете, будто что-то случилось? — возразил Эрик, после чего развернулся на каблуках и зашагал по коридору.
— Не говорите со мной таким тоном. Вы так говорите, когда у вас в голове вертится что-то, с чем вы не хотите иметь дела. И поэтому вы начинаете грубить.
— Я не грублю!
— Грубите. Так что, пожалуйста, объясните мне, какие у вас претензии в этот раз.
— Мне нечего сказать… — начал Эрик. Когда они дошли до двери в библиотеку, легкое прикосновение ладони к руке остановило его шаг.
— Как же так, мы просто забудем об этом? — тихо спросила Брилл, и ее рука чуть сжалась на его рукаве.
Эрик повернулся, сурово сжав губы. От мчащегося по венам потока эмоций его глаза пылали во тьме пронзительным светом. Брилл посмотрела на выражение его лица — и отпустила его руку.
— Если вам так необходимо знать, сегодня мне просто не понравилась неожиданная компания.
— Эндрю расстроил вас? Я знаю, он ужасно высокомерный, но…
Эрик фыркнул, изогнув уголок рта в усмешке.
— Что ж, вы собираетесь поступить так, как приказал лорд Эндрю? Он ведь распоряжается в этом доме? Мне следует уйти завтра утром?
Несколько секунд Брилл молча смотрела на него широко раскрытыми глазами, потом медленно выпрямилась во весь рост.
— Никто не распоряжается в этом доме… никто, кроме меня! — Она надвинулась на Эрика, гневно размахивая руками. — Месье, как вы смеете предполагать, что я могу прогнать своего друга!
— О, так, значит, я ваш друг! — прошипел тот, внезапно разозленный проползшим по позвоночнику страхом. Осознание, что все, ставшее ему дорогим, могут снова вырвать из рук, ужасало. Он не хотел потерять это, не хотел больше быть один. Но не знал, каким образом остаться здесь.
— Конечно друг, болван! — выдавила Брилл, толкнув Эрика в грудь, — гнев пропал из ее голоса — и сделала шаг вперед. Внезапно она смущенно опустила глаза. — Вы самый лучший друг, который у меня когда-либо был.
Не желая избавляться от защитного щита своего гнева, Эрик слегка наклонился вперед и прошипел:
— Какая, должно быть, у вас была грустная жизнь, если вы готовы признать меня лучшим другом.
Стоило только этим словам сорваться с губ, как Эрик тут же пожалел об этом. Но гордость не позволяла извиниться перед Брилл, не тогда, когда в ее власти было растоптать его счастье.
От его слов глаза Брилл расширились, затем она опустила голову, чтобы скрыть столь ясно читавшиеся на лице раненые чувства. Она молчала, но ее дыхание было хриплым. Эрик видел, как ее лицо заливает краска, как ее руки сжимаются в кулаки. Наконец Брилл в бешенстве подняла голову, молниеносно размахнулась и залепила ему пощечину. По левой щеке.
Эрик был настолько потрясен, что мог только смотреть, как она отводит руку для новой оплеухи. Но прежде чем Брилл смогла ударить его снова, он шагнул вперед и вцепился ей в руки. Та принялась вырываться с переходящим в рыдание рычанием. Она дергала и крутила свои руки, пытаясь освободиться. В процессе борьбы они влетели в стол, заставив подпрыгнуть стоявшие на нем безделушки. Больно ударившись бедром о край стола, Эрик рванулся вперед, зажав запястья Брилл в своих кулаках и прижимая ее локти к ее же талии.
— Как ты смеешь, сукин ты сын! Я не могу больше этого выносить! Я просто больше не могу справляться со всем одна! — Руки Брилл обвисли в его хватке, тело устало обмякло. — Я не могу сражаться со всеми. Я слишком устала, чтобы бороться.
— Ты никогда не устанешь слишком сильно, чтобы перестать бороться.
— Эрик, ты знаешь, я никогда не прогоню тебя, пока ты сам хочешь остаться.
Да, часть его знала это, но было приятно слышать эти слова от Брилл. Он вздохнул и отпустил ее руки. Вдруг их близость стала весьма, весьма очевидной. Эрик мог разглядеть каждую серебристую ресничку, бросающую тень на веки Брилл, мог ощутить на шее каждый ее выдох.
— Да, я знаю. Простите. Правда, — наконец ответил он, и свинцовый холод его страха растаял. Эрик поднял руки к ее лицу, едва не дотронувшись до нее, но отстранился. Если он не будет сохранять дистанцию между ними, то вскоре…
Когда Эрик отошел, Брилл залилась румянцем. Забавно, казалось, будто она едва ли не в трансе. У Эрика возникло побуждение поцеловать ее полуоткрытые губы, и он отодвинулся еще дальше.
— Вы выглядите уставшей. Вам нужно немного отдохнуть, — тихо заметил он, надеясь, что голос не выдаст проносящиеся в его голове мысли. Когда Брилл просто кивнула в ответ, он не решился оставить ее. Тень одиночества и потерянности вновь омрачила ее лицо.
— Теперь вам нет нужды делать все самой. Я ведь здесь, — сам испугавшись вырвавшихся слов, Эрик кашлянул.
Но сожаление об этой открытости покинуло его, когда лицо Брилл вновь озарилось улыбкой.
Она оттолкнулась от стены и выпрямилась.
— Да, я знаю.

<<< Назад   Дальше >>>

В раздел "Фанфики"
Наверх