Лишь последним лучиком света
тот бесстрашный ее поцелуй.
Lupa "Письмо"

***

1879 год.


Он всплывал сквозь сумерки сознания...
Обрывки воспоминаний...
Клочки снов... или яви?..

Веревка в его руках, хрип человека - на его горле ОН, Эрик, захлестнул петлю...
Толстые прутья железной клетки.
Он сделал что-то ужасное...
И снова скрыться от кошмарной реальности в глубины подсознания, уйти во внутрь своего Я... так привычнее...
Свернуться жалким комочком на полу клетки...

Единственный друг...
Маленькая обезьянка с литаврами... ты всегда со мной... только ты меня понимаешь, успокаиваешь...

Что это ?.. Шаги... Его уже идут наказывать?.. Он душил кого-то...
Надо бежать?.. Куда, ведь он навечно заперт в клетке...
Кто спасет его?..

Юная девушка в светлом платье смотрит с жалостью и печалью...
Антуанетта?.. Протянет руку... Спасет… Поведет в подземелье Оперы...

Оперы...
Он УЖЕ в подземелье Оперы .... побег был двадцать лет назад...
Что с ним?..
Как он мог не понять...
Это же Кристина, его единственная любовь...
Смотрит с тоской и болью прямо в его глаза...

Помимо воли, из горла вырвалось признание разорванного в клочки сердца :
- Кристина, я люблю тебя!

Подходит близко... совсем близко... протягивает руку.., взяв его безвольную руку, вкладывает что-то колючее, твердое...
Он не видит, что — невозможно... невозможно оторвать от нее взгляд...
Тепло ее пальцев, закрывающих его ладонь... Она поворачивается, чтобы уйти...

Что?.. Уйти навсегда?.. Нет, невозможно... невозможно...

После шока и эмоционального взрыва он был совершенно опустошен, его сознание для защиты рассудка свернулось комочком, вернулось в детство, на два десятка лет назад... Снова в клетку... Нет, не хочу...

Тепло ее пальцев в его руке внезапно ускорило разум...
Стремительно пронеслись обрывки мыслей...

- Так, наверное, чувствует себя человек перед смертью, - это думал отстраненный Эрик. – Вся жизнь проносится перед мысленным взором…
И верно, ОНА - смысл моей жизни, без нее жизнь закончена.

- Вот она сейчас уйдет, - вступил рассудочный Эрик, - уйдет навсегда. Я сам приказал ей уходить. Правильно. Так действительно будет для нее лучше, она не сможет, никогда не сможет принять меня таким, какой я есть - чудовищем снаружи и внутри. Она сама сказала, как сильно пугает ее моя душа, даже страшнее лица... Кто бы мог подумать?
Есть что-то еще кошмарней, правда, это по-прежнему я.

- Действительно, ужасней не найти в целом мире… ведь я, пожалуй, ни разу, НИ РАЗУ не спросил, чего же хочет она сама, - уже Эрик эгоистичный внес свой вклад. – Нет, я выдвигал только требования и ультиматумы, а ведь она же не директор Оперы, она юное, прекрасное дитя...

- Любимая... мое невозможное счастье.., - начал Эрик эмоциональный.
О! как меня поначалу уязвили ее действия! Я решил, она на все готова ради спасения жизни виконта!
Но все же, какое у нее было лицо после первого такого бесстрашного поцелуя - просветленное, в ожидании невозможного чуда, в которое она так верила!
Ее лицо…
О! Каким неземным светом озарилось оно! И второй поцелуй… точно не был необходим во спасение ... однако она потянулась ко мне…

А я... Что сделал я?.. Опять оттолкнул ее и накричал... Потребовал уйти навсегда и забыть, забыть Ангела в аду, а она... она вернулась...

Кого же из нас двоих: блестящего аристократа или изуродованного изгоя - любит она?
Кому именно принадлежит ее сердце, и каков ее собственный, безо всякого давления, свободный выбор?
Он должен, нет... просто обязан спросить…
Он попросту умрет... если не узнает...

Тем более, ЧТО-ТО заставило ее сейчас вернуться. Казалось, все разъяснено между ними, все точки расставлены, он отпустил, нет, приказал ей уйти, а она вернулась.
Она надела его кольцо...
Она приняла его как супруга...
Она поцеловала его сама...

Правая рука ловит нежное запястье Кристины, и на ее изумленный вопросительный взгляд он выдавливает:
- Погодите, - слова поначалу еле выходят сквозь сжатое судорогой горло, но под теплым взором эмоциональное кольцо спадает. - Мы еще не закончили, остался один важный вопрос, вернее, даже два...



Измученный бесцельным ожиданием, де Шаньи поднялся в комнату, куда четверть часа назад удалилась Кристина. От увиденной кошмарной сцены подошвы его словно примерзли к полу.

На коленях ужасного Призрака сидела невеста виконта и самозабвенно целовалась с чудовищем...

Возмущенный клекот Рауля, вырвавшийся вместо членораздельной речи, заставил безумцев оторваться друг от друга. Все еще сжимая Кристину в объятьях, глядя ей в глаза, Призрак, тем не менее, произнес, обращаясь к обманутому жениху:

- Виконт, путь, которым вы попали в мое логово, теперь небезопасен - я слышу приближающиеся крики толпы. Если вы по-прежнему желаете покинуть мое жилище, советую воспользоваться проходом, за одним из зеркал в озерной гостиной. Туннель выведет вас на улицу Скриба. Удобнее всего использовать канделябр, рекомендую также опустить за собой занавес, иначе вы рискуете подвергнуться преследованию спешащих сюда народных мстителей...

Пока Призрак говорил, Кристина не сводила с него расширившихся глаз, а ее хрупкие ладошки так и оставались на широких плечах. Когда тонкий пальчик стал поглаживать сквозь распахнутый ворот шею чудовища, Рауль не выдержал:

- Кристина, вы немедленно пойдете со мной!

- Нет, - твердо ответила его бывшая невеста, даже не обернувшись к несчастному виконту.

- Нет, - в унисон повторил ее жуткий ангел, - мы с супругой остаемся здесь, не так ли, дорогая? Нас навеки укроет фея камня. Помнишь финал "Аиды", любимая?.. А вам, виконт, советую сделать полшага назад, если, конечно, вам дороги ваши ступни.

Протянув руку, Призрак коснулся скульптуры полуобнаженной женщины, стоявшей рядом с ложем-фениксом, и перед изумленным Раулем, так и застывшим на пороге, как он уже понимал, супружеской спальни, опустилась сверху тяжелая каменная дверь.

Последнее, что услышал бедняга, был возглас обоих:

- О, мой Ангел!

И тишина оглушила его.

Ему действительно пришлось отпрыгнуть назад, иначе плита опустилась бы на его ноги. Тяжеленный шероховатый блок встал, как родной, полностью слившись с естественным природным камнем подземелья. Даже зная, что за плитой открывается проход, обнаружить малейший зазор было невозможно. Рауль еще раз проклял совершенное мастерство чудовища и чуть было не зарыдал о своей погибшей любви, добровольно оставшейся в руках безумца, но крики надвигающейся толпы отрезвили его.

Схватив тяжеленный канделябр, виконт разбил ближайшее к органу зеркало, за которым действительно открылся зев мрачного хода, готового поглотить его.

***

Опустив толстый бархат, скрывающий тайный путь, он недалеко ушел вглубь туннеля.
Вот и не верь теперь приметам - огромное венецианское зеркало разбито им явно не к добру.

Осторожно, ощупывая каждый дюйм, он продвигался вперед, придерживаясь за стену, ослепнув в кромешной тьме, все время в ожидании как было совсем недавно, внезапно разверзнувшейся под ногами бездны.
Буквально несколько часов назад он дважды угодил в коварные ловушки чудовища. Непреходящее ощущение страшного сна не покидало его.

- Проснись, проснись, Рауль, кошмар скоро кончится, - тихонько подбадривая сам себя, он продвигался все дальше вперед.

Внезапное озарение, простая мысль совершенно успокоила расшатанные нервы.
Наверняка Призрак готовил секретный выход для самого себя и вряд ли установил ловушки.
Виконт решил выждать некоторое время и вернуться назад. Покинуть пусть бросившую его, но все равно любимую девушку было невозможно.
И кто знает, какие именно причины побудили ее совершить столь дикий поступок?..

Нарастающий шум погрома застал его сидящим на ледяном, каменном полу.
Мысленно он дорисовывал варварские действия, происходящие сейчас там, за сомнительной защитой бордовой, цвета застывшей крови, ткани.

Еще тогда, в ожидании Кристины, он в подробностях рассмотрел интерьер пещеры. У него даже нашлись силы удивляться широкому диапазону интересов чудовища…
Боже!.. Как недавно, как давно это было…

Вот с грохотом перевернули рабочий стол, зазвенели, покатившись по каменному полу, подсвечники. Сквозь ужасную ругань, грубые голоса, яростные крики:
- Где он? Куда запрятался убийца? От нас не скроешься! – Рауль услышал звук, заставивший его похолодеть – треск разрываемой ткани. Они срывают занавеси!

Призрак был прав, посоветовав покинуть тоннель до прихода неуправляемой толпы.

В какой-то момент виконт ощутил жалость к изгою, сколько же надо было настрадаться в жизни, чтобы так точно предугадывать действия преследователей.
Но, с другой стороны, если «народные мстители», не дай бог, ворвутся в его убежище, они уже не станут разбирать, КТО именно попал им в руки, а попросту сорвут на нем, на виконте де Шаньи, всю свою злобу.
Господи, он даже не может уйти прямо сейчас, гулкий звук выдаст его, а медленно уже не успеть скрыться.

Шаги раздались совсем рядом… Он затаил дыхание…
Скрип разбитого стекла под грубыми сапогами, еще момент и…
Грохот и взрыв яростных проклятий точно у входа, почему-то снизу…

- Жако! Прекрати валять дурака! Вставай и иди сюда! Смотри, что здесь есть! – полупьяный, хриплый голос зазвучал в ушах райской музыкой.

- Иди, Жако, иди, тебя зовут, - шептал он. Вдруг раздался жалобный стон… Словно ледяная рука схватила Рауля за горло… Кто это?... Последующие звуки ответили на вопрос виконта, чуть не потерявшего сознание от ужаса, что преследователи смогли открыть ту самую каменную дверь и схватили Кристину.
Нет…
Так поразивший его звук издали клавиши зверски разбиваемого варварами органа.
Инструмент погибал в муках, словно имел живую душу. Скрипели выламываемые трубы, как сломанные конечности израненного, но все еще боровшегося за жизнь существа. Лопнула со звоном дека, посыпалась слоновая кость клавира.

- Что вы творите! Немедленно прекратите бесчинства! – звонкий крик Мег, и выстрел, эхом прокатившейся по пещере. Затих грохот погибавшего под руками мародеров органа. -Разве не видно? Пещера пуста? Зачем срывать зло на ни в чем не повинном инструменте!.. Господин комиссар, убедитесь – пещера пуста! Кроме этих разбойников, здесь никого нет!

- А что за следы крови вот тут, около драпировки? – казалось комиссар в шаге от Рауля.

- Это мои следы, - забубнил чей-то мужской голос... Как его называли? Жако? – Да упал я тама, уж больно склизко, и руку на стеклах порезал. Вот кровянки и накапало. Господин комиссар, а нас это... не накажут, за что натворили сгоряча-то?

- Нет, но вы должны немедленно покинуть пещеру - жандармы обязаны все тщательно обыскать! А вас, мадемуазель, это касается в первую очередь! Пьер, проводи! – Энергичный голос комиссара резал слух во внезапно наступившей тишине.

Через некоторое время, убедившись, что небольшая пещера совершенно пуста, полицейские покинули странное место.

Прошло около получаса, и из-за приоткрывшегося занавеса вышел бледный, едва живой Рауль. Покачнувшись на стеклах, он чуть было тоже не упал, но ухватившись за внешнюю сторону рамы былого роскошного зеркала, сумел все-таки сохранить равновесие. Что о его душевном состоянии сказать было сложно.

Непосредственная угроза для него оказаться жертвой бесчинствующей толпы миновала, и теперь он вспомнил о совсем другой жертве…. Кристина… Месмеризированная маньяком… В его лапах... Конечно же, неужели она смогла бы добровольно покинуть любимого жениха. Чудовище сломило ее волю, подчинило себе ее разум, кто знает, какими еще тайными искусствами владеет этот, с позволения сказать, ангел?

Бросив взгляд на так и оставшийся закрытым вход во внутренние помещения логова, Рауль поудобнее ухватил обеими руками высоченный, почти в его рост, церковный подсвечник.

- Как ты говорил, Ангел Ада? «Канделябром удобнее?..» Знал, точно знал, что посоветовать, – яростно выкрикивал виконт с каждым сильным, с оттягом, ударом огромной железяки по отделившей его невесту каменной плите. Резко выдыхая воздух сквозь сжатые зубы, он тяжело работал, словно на тренировке с клеймором*. Но безрезультатность усилий скоро стала очевидной. Несколько отколовшихся камешков не в счет – плита стояла несокрушимо…

- Господи, неужели они там замурованы заживо? Кристина, Кристина! – кричал он, почти сорвав голос. – Что, что говорило чудовище о финале… финале «Аиды». Нет... Боже мой! НЕТ!!! Любовники, замурованные заживо!!! Кристина!!! Ответь, Кристина!!! – голос изменил ему, вместе с силами. Ноги подкосились, и он практически рухнул на претенциозный трон алого бархата, в самой высокой точке пещеры.

- Наверняка чудовище озирало отсюда свое подземное царство. Тоже мне - царь горы, - устало подумал Рауль. – Но я дождусь, дождусь, когда они выйдут! Я не уйду. Вы еще не знаете, кто такой виконт Рауль де Шаньи!

______________________
* Клеймор - тяжелая сабля.


***

1909 г.

Широко разрекламированный в газетах аукцион на развалинах сгоревшего несколько десятилетий назад здания Оперы не вызвал ожидаемого ажиотажа. Только несколько обломков эпохи, именуемой нынче "Belle Époque", почтили своим вниманием надолго затянувшиеся похороны некогда гремевшего театра. В начале нового прогрессивного века здание решено было снести и на его месте построить новое.

Ведущий торги не был удивлен интересом престарелого виконта де Шаньи к распродаваемой рухляди. До сих пор нет-нет да и мелькал слушок о происходивших здесь почти тридцать лет назад драматических событиях. Невеста виконта была украдена прямо со сцены во время исполнения финальной арии самой таинственной фигурой Парижа конца семидесятых годов прошлого века...

А вот еще один величественный осколок прошлого - М-м Жири...
Что же понадобилось здесь старухе? Хотите купить свою древнюю пуанту, давно изгрызенную мышами? Или желаете приобрести старые афиши некогда гремевшей балерины Мег Жири? Впрочем, звезда мадам Мег взошла уже после краха Опера Популер...

Ну вот, как и следовало ожидать, виконт купил шкатулку с обезьянкой, мадам деликатно уступила ему...
Пожалуй, это был самый интересный лот на сегодня, конечно, за исключением той самой люстры.
Только боюсь, на люстру никто из пришедших не позарится, вряд ли у них возникнет желание купить фактического виновника краха их судеб...

***

По окончании распродажи жалких и страшных воспоминаний его юности де Шаньи расспросил аукциониста, где же именно была найдена купленная им и до сих пор, по прошествии десятилетий, безотказно работающая музыкальная шкатулка. Как, пожалуй, все произведения рук подвального гения.

Вслед за уклончивыми фразами, наконец, он услышал:

- Шкатулка была найдена на пятом подземном уровне, в дальней наполовину затопленной пещере, ее нашли рядом с разбитым этими кретинами органом... Нет, ну только подумайте, господин виконт, какой гениальный аттракцион мог бы получиться - "Парижская сказка"! Неприкосновенное жилище самого Призрака! Наверное, именно вы, господин виконт, лучше всех можете оценить гениальность задумки!

- Это вряд ли.

***

Теперь он ехал на кладбище, навестить могилу отца Кристины. Время от времени он приезжал туда. Единственное место, где на камне было высечено любимое, да... Увы, до сих пор любимое имя...

Конечно же, Рауль был женат - серьезному человеку неприлично в тридцать лет оставаться холостым.

Да, все, как положено... в тридцать лет заключить брак, а в сорок пять оказаться у потухшего семейного очага. А горел ли в этом очаге когда-нибудь огонь?.. Его отношения с женой не поднялись выше отметки "взаимное уважение". Солидный брак, тщательно подготовленный адвокатами, что может быть лучше...

Ни разу в его сердце не появился трепет при виде жены, душа оставалась совершенно холодной. И вполне доступные для человека его круга радости не приносили тепла. Наверное, весь жар его души и сердца остались там, в подземелье, откуда сейчас достали музыкальную шкатулку.

Ах! Рычажок случайно сдвинулся от тряски в авто, и, заглушая работающий двигатель, зазвучала нежная мелодия.
"Маскарад".

Стоп.
Слушать ее невыносимо.
Последний раз эта мелодия звучала для них, опьяненных друг другом, в счастливом кружении вальса. Кристина была в его объятиях, любила его, была его невестой... пока чудовище все не разрушило, пока не имело наглости публично предъявить свои права на бедняжку...

Впрочем, если задуматься...
Странно, что эта мысль пришла к нему только сейчас, после нескольких тактов знакомой мелодии.

Ведь тогда на празднике они собирались во всеуслышание огласить свою помолвку, а этот Ангел Ада опередил, да... именно опередил его и первый заявил Кристине во всеуслышание:
- Ты принадлежишь мне!

Лучше бы тогда ему, Раулю, не гнаться за проклятым чудовищем, прыгая со шпагой наголо в подземную ловушку.
Нет, надо было просто забрать Кристину и уехать далеко навсегда.

Если бы можно было повернуть время вспять...
Сколько ошибок, роковых ошибок принесла его юношеская горячность.
Правда, неужели его нынешняя холодная рассудочность лучше?

***

Ну, вот и приехали, он, как и всегда, с трудом вытерпел привычную муку переноса на руках дюжего шофера в мягкое инвалидное кресло.
Да, увы и ах! Пятьдесят восемь лет, и он инвалид, ноги почти совсем отказали ему, и на могиле Густава Даае он не был больше двух лет, вопреки своему обыкновению поздравлять скрипача ежегодно с днем рождения его чудесной дочери.

Заброшенная часть кладбища, здесь давно уже не хоронят, да и посетителей практически не бывает, слишком мало осталось в живых тех, кто помнит упокоившихся в 1860-х годах.

Но сегодня, подъезжая к помпезному склепу, сооруженному на деньги поклонников почившего таланта, он внезапно остановился.
Недавнее, два года назад его еще не было, надгробие чем-то зацепило его взгляд...
Приблизившись, Рауль ощутил прежнюю молодую силу, самостоятельно поднявшись, впервые за последние полгода, на ноги, медленно ступая, он прошел к так поразившему его памятнику...

Ее лицо...
Он не мог ошибиться...

Любимые, такие теплые, шоколадные глаза, даже сквозь эмаль портрета ощутимо излучаемое ими тепло, нежная улыбка, прекрасные черты и...

Почему? Боже мой, почему?.. светлые, золотистые кудри...

Может, это все-таки это не она?
Но сердце, как неистово колотится его сердце...
Как будто не было этих долгих и пустых лет без ее света...
Но почему блондинка?..*


Надпись на надгробии гласила:

Tianna Dea Spettro - primadonna

1862-1907

и ниже... ниже было совершенно подкосившие его имя:

Кристина

и абрис скрипки с порванными струнам.

Все-таки это была она...


Рауль упал на колени, отослав знаком бросившуюся было на помощь сестру милосердия... Нет, помощь ему не нужна...
Да и не поможет больше ничья помощь.

Опять и снова, как тогда, тридцать лет назад, их разделила каменная плита, теперь уже точно навеки...


______________________
* в 1867 лондонский химик E.H.Thiellay и парижский парикмахер Leon Hugot продемонстрировали использование перекиси водорода в качестве наилучшего способа осветления волос.


***

День памяти замечательной певицы, годовщина ее ухода, был отмечен многими парижскими газетами.
La Gazette du bon ton, La Revue Blanche и другие разразились обширными хвалебными статьями о выдающемся сопрано, так, к сожалению, и не почтившим при жизни своим неповторимым искусством Францию, только широко разошедшиеся по миру граммофонные пластинки и записи фонографа еще сохранили ее уникальный голос.
Особенно отличилась Revue et Gazette Musicale de Paris, перепечатав, конечно, с согласия итальянских коллег, единственное интервью, которое primadonna дала на следующий день после уникального представления в Teatro alla Scala, в честь 90-летия знаменитого сына Италии Джузеппе Верди.

«После блистательного исполнения арии Травиаты diva взмахнула в приглашающем жесте рукой, и на сцену вышел супруг певицы – совершенно примечательная в своем роде фигура.
Достаточно было сказать, что он никогда не покидал дом без черной маски-домино. Ходили противоречивые слухи: то ли он скрывался от преследования Каморры, то ли был членом одного из королевских домов Европы, и твердое условие соблюдения инкогнито предоставило ему возможность вступить в морганатический брак без санкции монарха правящего дома.
Второе предположение, пожалуй, было наиболее верным, сходились во мнении видевшие лично Maestro Da Spettro, мало кто держался с таким истинно королевским достоинством и величием.
Даже настоящее имя его было неизвестно широкой публике. Достаточно много гастролируя, как правило, в согласии с гастрольным графиком супруги, виртуозный скрипач выступал под ее сценическим именем.
Несколько раз служители сцены слышали, как дива окликала своего мужа "Эрик"...

И вот теперь этот загадочный господин впервые стоял на сцене вместе с блистательной супругой, и в его руках удивленные зрители не заметили привычной скрипки работы славного Амати.
Они взялись за руки и ... запели, впрочем, сложно назвать таким простым словом состоявшееся перед изумленным залом действо.

Заключительная картина оперы — большой дуэт Аиды и Радамеса «Прости, земля, прости, приют всех страданий». Его просветленные, воздушные мелодии сами по себе отличаются редкой красотой и пластичностью, но торжественные звуки, омывшие разноцветным водопадом онемевший от восторга зал, невозможно описать.

Космической красоты финальный дуэт, в божественной просветленности мелодийных переливов которого, в перспективе мучительной смерти героев стало видимым счастливое воссоединение влюбленных в ладье Вечности.

Само сочетание их голосов казалось квинтэссенцией чистой гармонии. Волны эмоций подхватывали и уносили зрителей в заоблачную страну Фата Моргана, где смерти нет и никогда не было.

Просто удивительно, что стены знаменитого театра не рухнули от оглушительного грохота аплодисментов и криков, взорвавших благоговейную тишину замершего зала.

***

С огромной радостью сообщаю, что гордость итальянского бельканто, прекрасная синьора Тиана Дея Спетро, наконец, после длительных переговоров, любезно согласилась ответить на несколько вопросов, волнующих читателей нашей газеты ...

- В первую очередь сердечно благодарю вас, синьора Тиана Дея Спеттро*, за любезное согласие принять меня. И кроме восторга перед ваш выдающимся талантом, красотой и драматическим мастерством, мне хочется выразить восхищение вашему тонкому вкусу и удивительному впечатлению от этой уютной виллы.
Никогда еще даже здесь в Милане, где так много прекрасных дворцов, мне не приходилось видеть настолько гармоничное, ласкающее глаз строение. Наверняка Вы воспользовались помощью поклонников вашего божественного таланта. О, пожалуйста, поделитесь с нашим читателям историей, каким образом вам удалось найти такой чудесный дом?

- Когда в твоем полном распоряжении имеется прекрасный архитектор и художник, многие проблемы устройства легко решаются.

- Вы хотите сказать, что у вас, певицы, есть собственный архитектор?

- Именно так, - и теплая улыбка синьоры буквально ослепила вашего покорного слугу. Как все-таки природа жестока к беззащитным и слабым мужским сердцам! Мы совершенно безоружны против коварных чар соблазнительниц.
Для спасения осколков сердца наш представитель огляделся по сторонам уютного кабинета дивы.

Несколько старых афиш на стенах. Тиану Дею всегда отличал изысканный вкус, ее афиши надолго останутся чудным образчиком гармоничного сочетания формы и содержания, графики и музыки.
Взгляд остановился на небольшой картине на стене напротив дивы. Полотно поражало мастерством исполнения.
Мадонна. Очаровательная кудрявая шатенка, буквально купающаяся в потоках света, держала на руках пухлого бутуза.

- Вы позволите начать беседу с обсуждения этого шедевра, никак не могу опознать кисть? Возможно, с Вашей помощью?

- Конечно. Мы в шутку называем полотно «Мадонна Болонезе», супруг изобразил нас с сыном в интерьере палаццо, на второй год брака, когда мы жили в одном из старейших городов Европы - Болонье.

- Боже мой, простите, что не узнал, но каштановые волосы так разительно меняют ваш облик. Их цвет, что это? Полет фантазии художника?

- Да. Вы, как ни странно, угадали, именно полету фантазии художника я обязана цветом волос!

- Не могли бы вы поделиться с читателями историей вашего знакомства с вашим уважаемым супругом?
- Мы знакомы с 1870 года. Он стал моим наставником во время обучения в Национальной Академии Музыки в Париже и был рядом всю мою сознательную жизнь, сколько я себя помню. Лучшего спутника, строгого учителя и чуткого концертмейстера просто невозможно представить.

- Есть ли в вашей семье собственный особый семейный праздник, отличный от таких привычных празднеств и дат, как дни ангела, дни рождений, юбилеи свадеб и прочие, прочие…
– О, да, конечно! В феврале мы вдвоем отмечаем совершенного особый день – День Феи Камня – годовщина нашей помолвки. А день ангела, что ж … можно сказать, День Ангела случается каждый день.

- Поделитесь с нашими читателями подробностями?
- О, нет, - лукавая улыбка синьоры, казалось, стала совершенно ослепительной, – я хорошо умею хранить секреты, не хуже той самой феи…

- Хорошо. Я понял, вы предпочитаете загадку и флер тайны. Нельзя не согласиться, в этом присутствует свое очарование. Но давайте все же вернемся к памятным датам. Пожалуйста, опишите вашу свадьбу, наверняка это было чудесно, когда и где вы вступили в брак?

- Летом 1879 года в муниципалитете на пьяцца Маджиоре города Болоньи.

Чтобы скрыть некоторую неловкость, возникшую после, пусть любезного, но все же отказа, примадонна предложила гостю тончайшую, самой изящной работы, чашечку душистого чая.
- Ну и теперь, - мы продолжили беседу, - с вашего позволения, несколько самых главных вопросов.

- К счастью, ваш покорный слуга присутствовал на вчерашнем действе. Мне кажется, мы все стали свидетелями превращения обожания великолепных певцов в настоящее обожествление. Никогда не слышал ничего подобного. Я был настолько увлечен аплодисментами, что едва не упал с галерки, меня спасли руки верных товарищей. Особо чувствительные дамы падали в обморок, несколько человек, перегнувшихся через бортик, действительно упали с верхних ярусов, к счастью, никто серьезно не пострадал... Хотя вы знаете итальянцев, мы всегда готовы пострадать за красоту!
Но все-таки, по возможности, расскажите читателям, вероятно, имелись какие-то особые причины, определившие вчера выбор именно этого дуэта из «Аиды» в качестве завершающего номера?

- Через некоторое время после появления партитуры шедевра Верди в библиотеке Национальной Академии музыки, мой наставник разбирал со мной финальную арию «O terra, addio». Мне было четырнадцать лет, и я … я расплакалась, как ребенок, очень живо представив страшную гибель Аиды и Радамеса. Быть замурованными заживо в мрачном подземелье, без света, без воды и питья - такая страшная, чудовищная смерть! И тогда мой учитель успокоил меня всего несколькими фразами. «Крис… О! Простите… представь, дитя, что у них был запасной тайный ход, возможно, им просто захотелось побыть наедине, а потом… потом они скрылись и стали жить уже в другой стране, под другими именами…»
Когда же наступило время принять самое главное решение в нашей собственной непростой ситуации, мой любимый напомнил мне тот самый давний разговор о «финале Аиды». Можно сказать именно, этот дуэт соединил наши судьбы, и ни единого дня я не жалела о сделанном выборе!

- Почему же ваш супруг никогда не выказывал свой удивительный дар, настоящий ангельский голос?

Вопрос снова вызвал очаровательную улыбку примадонны:

- Можете спросить его об этом сами, только, боюсь, вряд ли получите ответ... И, к огромному моему сожалению, в завершение нашей беседы, я должна официально объявить о прекращении выступлений. Именно благодаря этому решению я согласилась на достаточно личную тематику беседы. Что ж, пора подводить итог, как бы ни хотелось, чтобы молодость длилась вечно…
Все-таки моя карьера достигла предельных вершин, и я глубоко признательна и благодарна зрителям за их неослабевающие с годами внимание и любовь. Но что поделать, решение принято окончательно, мы с болью в сердце покидаем гостеприимную итальянскую землю, подарившую нам столько радостей, и возвращаемся на родину во Францию.

- Но, позвольте, божественная донна! Ваш голос сейчас находится на пике немыслимого мастерства, уверен, со мной согласятся все свидетели вчерашнего чуда. Как можно лишать нас неземной амброзии, едва пригубив ее, мы будем страдать всю жизнь – потеря совершенно невосполнима! Возможно, вы все-таки измените решение!

- Все когда-то завершается. Мне не хочется оскорбить ценителей музыки хотя бы одной неверной нотой. Лучше всего уходить в зените славы.

Это были ее последние слова. Через несколько лет она покинула эту грешную землю, должно быть, Господь пожелал лично слушать дивного ангела.

Да, вот так она и ушла, Божество Света, осиянная подлинной славой, став легендой еще при жизни».

______________________
* богиня спектра (Призрака)
Dea - богиня - созвучно Дае
Spettro - Призрак (устаревший итальянский)


***

- Это все? - спросил Рауль, с трудом удерживая готовые пролиться слезы.

- Нет, господин виконт! - ответ секретаря застал его врасплох, - еще осталась довольно примечательная статья о похоронах донны Тианы Деи и случившемся там скандале, если пожелаете.


Мы благодарны глубоко уважаемому знаменитому композитору и музыкальному критику, господину Клоду Дебюсси, многолетнему нашему автору, родоначальнику новейших веяний в музыке, осчастливившему Gazette Musicale de Paris своей статьей, об, увы! печальном событии – прощании с великим сопрано Италии, примадонной Тианой Деей Cпеттро, состоявшееся два месяца назад в приделе церкви Святой Марии Маргариты на площади Согласия. Несмотря на то, что певица умерла в собственном доме в Ницце, где проживала после прекращения выступлений, согласно ее последней воле она была похоронена в Париже, рядом с могилой отца, некогда знаменитого скрипача Густава Дае.

«Действительно, прошло уже два месяца.

Именно столько мне понадобилось, чтобы сосредоточиться и придти в себя после испытанного шока. Привести разрозненные мысли и перепутанные впечатления в стройный вид.

Желание отдать дань уважения выдающейся звезде бельканто побудило меня принять участие в церемонии прощания. Ничего особенного от этого события ваш покорный слуга не ожидал.
Вся церковь немалых, как известно, размеров была уставлена корзинами роз. Полураспустившиеся алые и белые бутоны окутывали весь придел каким-то сказочным маревом.
Я прошел сквозь молчаливые ряды поклонников к усыпанному алыми, невыносимо ярко-алыми розами последнему пристанищу певицы.

Ее лицо обрамляли непривычные каштановые кудри, длинные ресницы полукругами отбрасывали тени на мраморную кожу. Складывалось полное впечатление, что через мгновенье веки затрепещут, сквозь нежные губы вырвется вздох, и она откроет теплые карие глаза.

Как это все-таки чудовищно несправедливо! Покинуть мир такой талантливой и прекрасной!

В стороне сидела осиротевшая семья. Старший сын, имени которого мы так и не узнали, придерживал за трясущееся плечи совсем юную девушку, даже сквозь вуаль были видны слезы на ее глазах. Рядом с детьми глыбой мрака, в своей привычной черной маске-домино сидел maestro Da Spettro, не сводивший глаз с лица усопшей супруги, его губы шептали, полагаю, молитву.

В конце церемонии произошло нечто…

Даже у меня не хватает слов.

Маэстро взял в руки скрипку, подошел к Тиане Дее и, глядя в ее лицо, взмахнул смычком…
Раздались … нет, не звуки, РАЗДАЛСЯ ГОЛОС.., настоящий живой голос, без видимого присутствия певца, звук шел отовсюду, обволакивая, окружая со всех сторон…

Кто же пел… Скрипка…? Человек…? Ангел божий…?

От скрипача, казалось, раскинулись во все стороны осязаемые лучи, странными, не имеющими отношения к этому чуду, были движения смычка.

Дрожащий в вибрато, словно от невыплаканных слез, голос сменился чувственной мелодией, пронзающей душу. А ноты, сыгранные senza vibrato, словно маленькие жемчужины, переливались в сумраке ночи. Мягкие романтические интонации, зажигающие сердце и вызывающие экстаз, казалось, накинули сеть, ловчую сеть на робкие души завороженных присутствующих. Затем на головы обрушились потоки оранжево-синей лавы, мерцание и всполохи далеких звезд, сверкание огненных мечей, бег изумрудных планет, бирюзовые тени, и круговорот, радужный вихрь подхватил и понес нас ввысь, в лазоревые небеса, в которых растворилось ее дыхание.

Его игра была поистине непостижима.

Он добился предельной концентрации выразительности в сжатых построениях, спрессовывая в тугую пружину, в каждую ноту ВСЮ ИХ СОВМЕСТНУЮ ЖИЗНЬ!

Его пальцы падали на струны, словно капли дождя, легко и свободно.

И я, клянусь, увидел настоящее чудо. Бутоны роз, заполонивших, засыпавших церковь, зашевелились, послушные его воле, в сочувствии к его горю, и стали прямо на глазах распускаться, во всей своей невероятной красоте...

Даже природа следовала за его смычком, и только Смерть осталась холодна и равнодушна.

Дабы сохранить разум и способность здраво рассуждать, я постарался сосредоточить взгляд только на руках виртуоза.

Его пальцы были быстрее, чем движения человеческого голоса, а голос его скрипки был таким прекрасным, с такой чистотой интонаций, что проникал в каждое сердце. В виртуозных пассажах идеальной точности каждая отдельная нота была кристально чиста, в каждом звуке было столько чувств.

Он производил поистине магическое впечатление.

Выразительные паузы перед самыми драматическими нотами, дополнительные задержания в концовках фраз, миниатюрные импровизации, исходящие изнутри.

Лишь только он начал играть, стало ясно, что он является величайшим инструменталистом из всех, кого только знал мир музыки.

Каюсь, я никогда не верил в бога, верил только в промысел божий. Я всегда ратовал за сохранение любой ценой волшебства, присущего, в отличие от других искусств, только музыке.
Природные первоисточники музыки священны, чтобы музыка могла ими в какой-то степени гордиться и сохранять долю тайны.*

Но этой тайной обладал, определенно владел безутешный вдовец.

Его игра была поистине непостижима, пассажи звучали так изумительно, как ни у одного другого скрипача, так что ощущался звук сразу нескольких инструментов...

Райское сияние окружило меня со всех сторон и повлекло за собой, живое ощущение зачарованности, искристого света... смесь элегантного и щемящего мужества и нежности.
И… на самой высокой… самой драматической ноте своего Requiem...

Резким, страшным движением смычка, словно ударом ножа гильотины, маэстро ПОРВАЛ СТРУНЫ и заторможенно медленным движением в рапиде ПОЛОЖИЛ В ГРОБ УСОПШЕЙ ЖЕНЫ бесценную скрипку, созданную великим Николо Джироламо АМАТИ!

- Прощай! – единственное слово слетело с его губ, и бросившийся на помощь сын едва успел подхватить упавшее тело отца. Обморок был очень глубок.

А я был удивлен, что столь стремительное возвращение из мира грез, в лабиринтах которого мы заблудились, ведомые его смычком, не разорвало нам всем сердце.

Cловно во время беспечной прогулки по многоцветной радуге внезапно под ногам разверзлась бездна, и мы упали в пропасть с огромной высоты...

Почти половина присутствующих на панихиде дам лишилась чувств.

С глубоким прискорбием узнал я позднее, что маэстро полностью замкнулся в своем горе и не только не желает никого принимать – он не вымолвил ни слова, не сыграл ни единой ноты, не издал ни единого звука с того дня».

______________________
* Курсив - подлинная цитата Клода Дебюсси


***

Рауль де Шаньи в своем кабинете, окруженный старыми афишами, почтовыми карточками, портретами, дни напролет слушал граммофонные пластинки - сплошные оперные арии в исполнении сопрано.

Героиней всего, конечно же, была она… Кристина Дае... Тиана Дея…

За последний месяц произошло многое, пелена неизвестности, так мучавшая его все эти долгие тридцать лет, рассеялась. Теперь он знал, где и кем именно она стала.

Почти незаметно прошло его вступление в права наследства после умершего племянника. Титулам в наступившем 20-м веке мало придавали значения.

О! Как бы ему хотелось повернуть время вспять, быть всю жизнь рядом с нею, греться в лучах ее любви.

Он был готов отдать все за возможность услышать ее живой голос.

Механические заменители слишком искажали любимый тембр и явно не отражали все глубины ее дивного дарования.

Но, за неимением лучшего, годились и они.


После прочтения огромного количества статей, посвященных ее карьере, ее жизни... ее смерти, он понял, что смертельно завидует счастливцу, заполучившему ее. И еще ему очень хотелось увидеть ее портрет с сыном на руках, кисти того самого счастливца, который уже больше двух лет как замкнулся в гордом молчании, если верить досужим писакам, а почему бы им не верить?

***

- Господин, граф! К вам посетитель, я осмелился сказать господину Дае, что вы не примете его.

- ЧТО?!!.. Как ты сказал?!! ДАЕ?!! Немедленно, слышишь, немедленно верни его, я приму сей же час!

Через несколько минут дверь открылась, и на пороге кабинета Рауля де Шаньи показался... его давний враг...

- Как посмели ВЫ, - едва сдерживая ярость, начал граф,- явиться сюда, прикрываясь дорогим мне именем?!....

Гость сделал несколько шагов вперед и Рауль понял, что зрение изменило ему, этот молодой человек, от силы двадцати пяти лет, не мог, никак не мог быть его давним соперником. Наверное, просто однофамилец - успокоил себя граф.

- Чем обязан? – чуть суховато, уже гораздо спокойнее спросил он посетителя.

Тот никак не выразил удивления столь странному поведению хозяина, молча, с достоинством поклонился и протянул ему небольшой конверт.

- Что это значит? - еще раз переспросил, все еще находясь в состоянии полного недоумения, Рауль.

- Являясь душеприказчиком усопшей несколько лет назад дамы, я выполняю ее просьбу. Простите за некоторую задержку в доставке послания, меня извиняют семейные обстоятельства.

Только сейчас Рауль обратил внимание на черную траурную повязку на руке юноши.

- Мне сказали, что явился господин Дае? - в очередной раз попытался вернуть разговор в магистральное русло де Шаньи.

- Да, это мое имя. Позвольте представиться, - он протянул визитную карточку, где было отпечатано:

Главный архитектор Болоньи
Кристиан Рауль Дае.

Сначала в глаза бросилась немалая, для столь юного возраста, должность.

- Простите, а сколько вам лет? Не слишком ли вы молоды для такой роли?

- Конечно, прощаю, собственно за прощением и пониманием я к вам и пришел, - продолжил изъясняться загадками странный посетитель. - А возраст - что ж, мне скоро тридцать, а архитектором, правда, тогда еще не главным, я начал работать, помогая отцу, в 19 лет, сразу после окончания старинного Болонского университета.

И только тут граф вгляделся внимательнее в карточку, нет, совсем не зря это имя открыло молодому человеку дверь к нему, Раулю.

- Вы.., - голос прервался, Кристиан подал ему стакан с водой, стоящий тут же рядом, на соседнем столике, и Рауль начал заново. - Так вы ЕЕ сын?

- Да, и вы с моим отцом никак не можете смириться с потерей, судя по афишам и фотографиям, которыми увешан ваш и его кабинет.

- Кристиан Рауль, кто дал вам ТАКОЕ имя? Она? - с плохо скрываемой надеждой спросил несчастный граф.

- Имя своему первенцу они выбрали вместе, отец предложил первую часть, а мама вторую. Папа был не очень доволен, причем это весьма мягко сказано, но смирился - он никогда ей ни в чем не отказывал! Остальное, я полагаю, вам скажет ее письмо. Читайте спокойно, я подожду вас - мне уже больше некуда торопиться.


"Мой друг!

Я начала писать это письмо вам задолго до того, как получила ужасную весть о своей близящейся кончине. Родные пытались скрыть от меня тяжелую новость, но правда легко читается по их искаженным горем лицам и покрасневшим глазам.

После той драматической ночи в Опере всю оставшуюся, увы, я уже могу так сказать, жизнь меня угнетало, как жестоко, а главное, совершенно несправедливо я с вами обошлась.

Уверена, в вашем благородном сердце вы не держите на меня зла, но горечи оно полно.

Я могу судить о том, что вы не забыли меня, по вашим ежегодным, таким любезным визитам на могилу моего отца.

Будучи совершенно в курсе ваших дел, благодаря услугам детективного, простите меня за это, агентства, я прекрасно понимала, что обо мне вы не знаете ничего. Не правда ли забавно, что такой несложный маскарад с перекрашиванием волос и небольшими отличиями в наших прежних именах смог ввести вас, мой друг, в заблуждение. Месье и мадам Призрак растворились в огромном мире.

Я всегда помнила вас и дала сыну ваше имя, хотя и рассердила этим супруга.

Рауль! Друг мой!

Не стоит сожалеть о несбывшемся! Ведь вы любили идеальную меня, ту, которой никогда и не было на свете.

Как это не покажется вам странным, но любить на расстоянии, даже вечно, намного легче, чем любить реального живого человека, каждый день, каждым шагом доказывая свое право на любовь.

Ибо вы любили свою фантазию, а это не стоит печали!

Да снизойдет покой на вашу благородную душу!

Навеки ваша,

Тиана Дея Спеттро

Кристина.

1907 год».


Горькие, почти до истерики жгучие слезы полились по его морщинистым щекам, в груди с практически слышимым щелчком отпустила туго зажатая прежде пружина.

Как же он раньше ее не замечал?

Словно большой ядовитый клинок, носимый в сердце тридцать лет, наконец, вынули из раны...
Наверное, за почти три десятилетия боль так вросла в душу, что стала привычной, почти незаметной...

Чьи-то теплые крепкие руки удержали его, слишком резко нагнувшегося вперед, от падения с кресла. Мокрые щеки осушали платком ласковые пальцы, в надежное крепкое плечо он уткнулся головой, сотрясаясь от рыданий.

Когда туман перед глазами рассеялся, он увидел стоящего на коленях перед ним сына Кристины, те же теплые шоколадные глаза освещали черты его давнего соперника.

Молодой человек был добр, очень добр и внимателен к нему. Это странное единение разбило лед в душе Рауля, он перестал чувствовать себя таким бесконечно одиноким, как раньше. И в этот просветленный момент своей полной уязвимости, рыдая в объятиях Кристиана Рауля, ТЕЗКИ, он вдруг почувствовал в юноше родственную душу... Сын… Родной мой...

Как все-таки чертовски жаль, что этот юноша не его собственный ребенок. Сын Кристины и … Эрика. Впервые он смог, пусть пока еще мысленно, произнести имя недруга. Впрочем, был ли этот человек – Призрак – действительно его врагом?...

- Мама предупреждала меня о возможности вашей столь бурной реакции на ее письмо, - пояснил юноша совершенно потрясенному Раулю, - «Эти слезы омоют душу и исцелят боль» – вот ее собственные слова.

- Вы, - голос опять изменил ему, - вы носите траурную повязку на руке в ее честь?

- Ах, если бы! – горестно вздохнул Кристиан. – К сожалению, мой отец скончался десять дней назад, он был очень плох последние два года после смерти матушки. Практически ни с кем не разговаривал и даже прервал свою постоянную переписку с маркизом Гульельмо Маркони, хотя их совместная работа длилась еще с 1894 года. Я просто разрывался между моими обязательствами в Болонье и Ниццей, где он провел свои последние годы, в комнате, декорированной в точности, как ваш кабинет – ее портретами. Именно поэтому мне не удалось доставить вам письмо матушки сразу после ее кончины, а вручить послание мог, по ее строгому требованию, только я лично.

- Он умер? Приношу свои соболезнования. Как, как это случилось? - спросил, пока все еще немного отстраненно, граф де Шаньи.

- Мне нужна, просто необходима ваша помощь и совет! Мне совершенно не с кем поделиться практически убивающим меня фактом. Наверное, только Вы, господин граф, сможете меня выслушать и помочь. Могу ли я рассчитывать на Вашу поддержку? - и снова этот теплый взгляд шоколадных глаз Кристины.

- Да, Кристиан, - звучание любимого имени, пусть немного непривычное, но все же согрело его израненное сердце. - Надеюсь, вы позволите так называть вас?

- Конечно, мне так будет легче рассказать Вам недавние события...

Вы спросили - отчего он умер?

Как ни странно, его убили стихи.

У моей сестры, Полины, в семнадцать лет - как вы понимаете, романтический возраст - проснулась тяга к стихосложению.

И вот недавно она, сидя поздно вечером в гостиной, сочинила несколько строк, вероятно, навеянных нашим визитом на кладбище. Дело в том, что, хотя Полина еще не отдает себе в этом отчета, ее почерк и тембр голоса полностью совпадают с матушкиными.

Мы вместе в тот вечер сидели в комнате, я читал, а она творила. С двенадцатым ударом часов я предложил ей все-таки оторваться от поэтических восторгов и проследовать в спальню. Последнее время она посмеивалась над моими усилиями заменить ей нашего полностью отрешившегося от жизни отца. Достаточно громко она пропела мне в ответ:

- Э-э-ри-ик, Э-э-ри-ик! – и, улыбнувшись собственной насмешке, ушла в свою комнату, оставив злополучный листок на столе.

Комната отца находится рядом, уже поднимаясь к себе, я слышал его тяжелые шаги.

На утро я обнаружил его мертвым в гостиной, он лежал на полу рядом с сорванной со стола скатертью, вероятно, покачнувшись, он пытался удержаться на ногах. А в его руке был зажат этот самый листок, написанные рукой его дочери. Сестре я сказал, что с отцом ночью случился удар.

- Вы позволите?- виконт взял бумагу, - Оказывается и неосторожным словом можно убить!


Сказка кончилась - вместе с душой отлетела,
Догорела со звуком струны.
Без тебя, как бы сердце в груди ни болело,
Все, что есть - мимолетные сны.

Уже порваны струны, и останутся строки -
Черной болью на белых листах.
Улетайте спокойно, бросив мир недалекий,
Чтоб остаться слезой на губах.*


- Позже, - продолжил Кристиан, - пытаясь восстановить логику событий, я предположил, что окликнувший голос сестры привел его в гостиную, где он и прочитал злополучные строки, наверное, решив, что это Кристина позвала его, таким образом, что именно она оставила послание.

Отец последовал за ЕЕ, так ему казалось, зовом, точно также, как следовала она за его голосом в Парижской Опере. Как видите – я знаю семейную легенду.

Его мертвое лицо – было лицом счастливого человека. Страдание, исказившие его черты в последнее время, бесследно исчезло, он снова был молод, снова счастлив, вновь, я надеюсь, рядом с ней.

Ангелы музыки, наконец-то, воссоединились на небе.

А этот листок я забрал, Полине ни к чему знание о том, что она фактически убила своего отца - такой груз может раздавить и взрослого, солидного человека, а не только юную девушку. Я сам с трудом выношу этот невесомый лист, положивший отца под могильный камень.

- Вы можете оставить эти стихи у меня, – предложил Рауль, и мне, в свою очередь, очень бы хотелось получить, если это возможно, копию одной картины, вам хорошо известной. «Мадонну Болонезе» - я недавно прочитал об этом полотне в ее последнем интервью.

- Я с радостью лично выполню вашу просьбу, как только вернусь в Болонью.

- Позвольте узнать, чем именно вы сейчас занимаетесь, как главный архитектор?

- Османизацией Болоньи, - чуть кривоватая улыбка снова напомнила графу усмешку его давнего, уже почившего недруга. - Мы сносим часть средневековых улиц, как проделывал Барон Осман в Париже – город растет, и людям должно быть в нем уютно и удобно.

К сожалению, я остаюсь в Болонье один - Полина уезжает на стажировку в Ла Скала, завтра мы покидаем Париж до следующей годовщины смерти родителей. Если позволите, навестим Вас через год.

***

После того, как сын Кристины откланялся, Рауль еще раз перечитал письмо, написанное ушедшей два года назад женщиной. И хотя ее дыхание навеки растворилось в голубых небесах Ниццы два года назад, она осталась в его памяти все той же юной и прекрасной, какой была в таком сейчас далеком 1879 году.
Что же, нельзя не согласиться, он действительно любил все эти годы фантазию, идеал, а не живого человека.

Права была в своих, ставших роковыми, строках семнадцатилетняя Полина Дае, все же эти двое: Эрик и Кристина - смогли показать миру действительно Великую любовь Если даже отголосок их чувств становился незабываемым событием для случайных свидетелей торжества ли их любви - на 90-летии Верди, или сжигающей скорби на прощании с Тианой Деей, то в каком же невероятном накале жили эти двое? Пожалуй, степень этого накала страстей можно понять только из описания впечатления Дебюсси от игры Maestro Da Spettro. "Потоки оранжево-синей лавы , мерцание и всполохи далеких звезд, сверкание огненных мечей, бег изумрудных планет, бирюзовые тени и круговорот, радужный вихрь"...
Но невозможно прожить всю жизнь в кипении... или все-таки есть некоторые счастливцы, которым это дано?

Что стоит сейчас жизнь его самого, Рауля?
Была ли она бессмысленна?
Счастлива не была точно.
И если эти двое, Кристина и Эрик, были предназначены друг для друга, питали и поддерживали, любили и вдохновляли друг друга, то как жил он, Рауль, граф де Шаньи?

Внезапно он вспомнил разговор со своим тезкой Кристианом Раулем. На вопрос, почему в тридцать лет он еще не женат, молодой человек ответил:

- Любовь должна гореть в тебе и воспламенять все вокруг. Пока, к сожалению, я такой любви не нашел, а растрачиваться по мелочам не желаю! Возможно, родители задали нам слишком высокую планку, и я не смогу найти такой настоящей любви, но не теряю надежды...

Да, тезка был прав, с ним сложно было не согласиться.
И все же Рауль понял, что у него ТОЖЕ была, такая же настоящая, сильная любовь, как у Кристины и Эрика, просто она оказалась неразделенной.
Но считать жизнь прожитой впустую он не вправе.
Сколько людей в мире живет вполсилы, бессмысленной, практически растительной жизнью. Без горения души, без истинных чувств, все по заданному кем-то образцу, в постоянном движении по кругу.

А он, граф Рауль де Шаньи, смог... СМОГ все-таки преодолеть косность и лживость своего круга и полюбить, по-настоящему полюбить ее, Кристину, и он безмерно благодарен той маленькой, хрупкой семнадцатилетней девушке за этот пожар души и оправдание его, увы, заканчивающийся жизни.

Да святится имя твое, богиня света, Тиана Дея, и... Эрик!


ЭПИЛОГ.

Сказка кончилась - вместе с душой отлетела,
Догорела со звуком струны.
Без тебя, как бы сердце в груди ни болело,
Все, что есть - мимолетные сны.

Это было прекрасно, слишком, чтобы продлиться,
Траур флером подернул закат.
Может быть, суждено вам потом возродиться,
На мятежную землю вернуться назад.

Может быть, суждено, и не все отзвучало,
И мелодия будет звенеть,
А потом, что б с историей вашей ни стало,
Не сумеет она умереть.

Уже порваны струны, и останутся строки -
Черной болью на белых листах.
Улетайте спокойно, бросив мир недалекий,
Чтоб остаться слезой на губах.

Чтоб остаться бессменно, растревожив нам память,
На закате седых облаков
Синим сумрачным эхом, что звучать не устанет -
Ваша песня и ваша любовь.*

_______________________
* Автор стихов: Martian


FIN.

В раздел "Фанфики"
На верх страницы