Карету качает, и я стукаюсь головой о стенку. Сидящий напротив меня мужчина делает вид, что ничего не произошло.
Запястья, стянутые веревкой, болят. Хорошо, что им не пришло в голову связать ноги… Я не знаю, куда меня везут, но отлично представляю, что ждет меня в конце путешествия. Точнее, кто.
Карета останавливается, и мой стражник грубо вытаскивает меня наружу. В густых лиловых сумерках силуэты домов едва различимы. Смрад стоит повсюду, под ногами блестит грязь, злые порывы ветра рвут платье.
Меня хватают за руки, тащат куда-то, я нахожу в себе силы сопротивляться. Меня хватают за плечи, сильно встряхивают, и один из мужчин взваливает меня на плечо.
Я болтаюсь как мешок, почти задыхаюсь, меня тащат куда-то вниз по ступеням, и я вижу только каблуки грязных сапог.
Наконец путешествие закончено, меня ставят на ноги. Я оглядываюсь.
Похоже, это пещера, своды которой уходят куда-то ввысь. Темнота окутывает все вокруг, ее с трудом разгоняют факелы. Где-то журчит вода, чуть вдали виднеется озеро, а на его черной глади покачивается лодка, привязанная канатом к кольцу в деревянном настиле на берегу. Подземное озеро? Из какой сказки этот антураж? Я поворачиваюсь и вскрикиваю.
У стены сооружен импровизированный алтарь, возле которого суетится маленький полный священник. Чуть поодаль стоит Этьен и смотрит на меня с плохо скрываемым торжеством. Я мгновенно покрываюсь холодным потом. Вот что он задумал… Жалкий любитель дешевых трюков…
Этьен ухмыляется и протягивает ко мне руки. Нас окружают его слуги с факелами и пистолетами.
Я бы от души посмеялась над этой, отдающей театральностью, сценой, будь она в книге. Но все происходит со мной здесь и сейчас…
- Дорогая, - кривляясь, произносит Этьен, - вот мы и вместе! И скоро будем связаны священными узами брака! А затем… - Он прикрывает глаза и похотливо облизывается. - Затем свершится наша первая брачная ночь.
Он замолкает, окидывает меня взглядом, его лицо становится скучным.
- А затем ты умрешь, - говорит он и отворачивается. Я чувствую, что, как романтическая героиня, готова упасть в обморок. Пытаюсь взять себя в руки, делаю несколько глубоких вдохов… И вдруг замечаю путь к спасению. Узкий проход чуть левее алтаря. Это безумие, конечно, бежать в неизвестность… Но это маленький шанс. И его надо использовать.
Мне развязывают руки и подталкивают вперед. Как, однако, бесцеремонны эти мужланы…
Священник начинает читать молитву, а я смотрю перед собой, собираясь с духом. Просто пойми, говорю я себе, если ты не сделаешь это, ты умрешь. А если сделаешь, то… тоже умрешь, но зато…
И я опрометью кидаюсь к проходу. Этьен в легком замешательстве, и это дает мне фору. Я бегу, задевая плечами стены, бегу в темноту.
Я слышу за собой тяжелое дыхание, топот сапог, нецензурную брань. И вдруг мое путешествие заканчивается. Я оказываюсь в тупике.
- Не трогать! - кричит Этьен, когда его слуги уже тянут ко мне руки. - Не касайтесь ее!
Он протискивается ко мне, бьет по лицу.
- Маленькая шлюха! - шипит он. - Ты умрешь в таких мучениях!..
Меня тащат обратно, и я не нахожу сил сопротивляться.
Священник снова начинает читать молитву.
- Скорее, святой отец, - торопит его Этьен, - переходите сразу к имущественному вопросу.
Я вскидываю голову.
- Вот, что тебе надо, - говорю я, перебивая священника. - Имущество?
- Точнее, деньги, дорогая. Я по уши в долгах, а ты богата…
Я начинаю истерично смеяться. Мне не смешно, но остановиться не могу. Этьен трясет меня за плечи.
- Ка…какой же ты дурак! - бормочу я с трудом. - Прежде, чем жениться, ты должен был уточнить денежный вопрос.
- Я навел справки. Твой годовой доход…
- Это проценты с капитала, который трогать я не могу. По завещанию дяди деньги получат только мои дети. Не муж, не родственники, а дети. Дядя был прозорлив, он знал, что на наследство сразу слетятся стервятники!
Я вижу, как лицо Этьена каменеет.
- Так я не получу деньги?
- После моей смерти все деньги пойдут на благотворительность. Ты поставил не на ту, мой дорогой.
- Тогда мы постараемся как можно быстрее сделать ребенка!
- О, мой несчастный друг, и тут тебя ждет жестокое разочарование. Я не способна к зачатию…
- Шлюха! - кричит Этьен и бьет меня по лицу. Я пошатываюсь. И отчетливо понимаю, что он убьет меня прямо сейчас. Спасти меня может только чудо.
- Месье, вы будете жениться? - спрашивает священник. Я вглядываюсь в его полное лунообразное лицо и пытаюсь понять, как Этьену удалось уговорить священнослужителя совершить обряд в таком странном и неподходящем месте.
- Нет! - рявкает Этьен. Он вырывает у кого-то из слуг пистолет, направляет на меня. Я зажмуриваюсь, у меня нети сил встретить смерть с открытыми глазами.
- Месье! - вдруг раздается чей-то голос. - Посмотрите, кого мы нашли!
Этьен опускает пистолет и уходит на зов. Вдалеке двое мужчин сваливают на землю какой-то бесформенный мешок. Этьен трогает его мыском сапога, наклоняется, делает неуловимое движение рукой, и все трое издают возглас, полный удивления и отвращения.
Я оглядываюсь. Уйти мне не удастся - я на мушке сразу трех слуг.
- Новый план! - говорит Этьен, подходя ко мне и потирая руки. - О, как я буду отомщен! За все, что ты мне причинила, маленькая тварь! За холодность, пренебрежение, за твою пощечину тогда на балу, за все! Ты не умрешь, я придумал месть получше. Ты выйдешь замуж.
- За тебя? - насмешливо спрашиваю я. Этьен качает головой. Его слуги тащат к нам мешок, который они нашли. И вдруг я начинаю понимать, что это вовсе не мешок, а человеческое тело, облаченное в черное. Человека укладывают возле моих ног, я брезгливо отхожу. Человек без сознания, он отчаянно худ, на голове черная повязка. Приглядываюсь и понимаю, что это маска.
- Начинайте, - приказывает Этьен и хватает меня за плечи. Я рвусь и кричу, но священнику все равно. Он бормочет молитву, окропляет меня святой водой, надевает на палец кольцо, протянутое Этьеном. Я срываю его и швыряю куда-то в сторону.
- Отче, что вы делаете! - с моих губ срывается стон. - Вы же видите, какие бесчинства тут творятся!
- Не мешай, - шипит Этьен. - Наш святой отец имеет маленькую тайну, о которой я по чистой случайности узнал. Он сделает все, что я прикажу.
Все заканчивается через несколько минут. Внезапно Этьен отпускает меня.
- Наслаждайся прелестями брака, дорогая, - ухмыляется он. - И только попробуй что-либо сделать. Ты замужем, и если хоть что-то в твоем поведении мне не понравится, я постараюсь, чтобы все узнали, ЗА КОГО ты вышла. По своей воле, между прочим, и святой отец, и все мы, счастливые свидетели таинства, подтвердим это под присягой. - Он спохватывается. - Да! И, мне кажется, дома тебе лучше больше не появляться! Твое место подле мужа.
Он поддевает носком сапога лежащего на земле мужчину, переворачивает его на спину.
- Можешь полюбоваться на своего муженька, дорогая, - говорит Этьен. - Счастливо оставаться.
И он делает знак слугам следовать за ним. Слуги крепят несколько факелов к стене, затем удаляются.
Я медлю. Руки дрожат, ноги подгибаются. Смысл только что произошедшего внезапно открывается мне во всей своей неприглядности.
Итак, я замужем. Кто же он, мой муж? Клошар? Что он делал под землей? Жив ли он вообще? Надо снять маску… Надо снять маску, твержу я себе, садясь на землю рядом с телом.
Протягиваю руку, но вдруг слышу легкие шаги. У озера появляется еще двое. Восточного вида мужчины, один держит фонарь в руках, другой, в шапочке с кисточкой, несет моток веревки.
Оба останавливаются возле меня, и тот, что в шапочке, спрашивает с удивлением в голосе:
- Мадам, кто вы?
- А кто вы? - спрашиваю в свою очередь я, поднимаясь.
- Я - Перс. Это мой слуга, Дариус. А вы…, - он замолкает, потому что его взгляд приковывает тело у моих ног.
- Он жив? - спрашивает Перс. Я пожимаю плечами. Перс начинает проверять пульс, трясти несчастного за худые плечи.
- Еще немного, и мы бы опоздали, - наконец говорит он. - Его надо унести отсюда.
- Вы его знаете? - спрашиваю я, когда он с легкостью поднимает тело на руки.
- Да, мадам.
Дариус молча наблюдает, как Перс укладывает тело в лодку, отвязывает ее. Я, повинуясь какому-то порыву, тоже сажусь в лодку, Дариус протягивает мне фонарь, и Перс начинает грести.
На другом берегу он снова поднимает своего знакомца на руки, и я освещаю дорогу фонарем.
Не успевая толком разглядеть дорогу, я торопливо следую за Персом, который бережно и осторожно несет свою ношу.
...Мы оказываемся в довольно большом доме. Перс кладет тело на кушетку, расстегивает пуговицы сюртука. Я же зажигаю свечи. Они повсюду: на столе, каминной полке, даже на полу. В помещении холодно, и я разжигаю камин, благо дрова свалены прямо возле решетки.
Перс тем временем занимается своим другом.
Когда новорожденный огонь начинает весело лизать древесину, я подхожу к Персу.
- Боюсь, я бессилен, - говорит он. - Эрик без сознания. Он крайне истощен. И не хочет жить. Он еще жив, но развязку осталось недолго ждать.
- Его зовут Эрик? - спрашиваю я. Перс внимательно смотрит на меня. Долго молчит, затем спрашивает:
- Кто вы, мадам, и что делали на берегу озера? А главное, как вы нашли Эрика?
- О, я не находила его, сударь. Его мне нашли. Видите ли… Я… я только что стала его женой.
Перс потрясен. Он качает головой на манер китайского болванчика, что-то бормочет по-арабски. Я же смотрю не на него, а на того, кого зовут Эрик. Я протягиваю руку, очень медленно и осторожно развязываю маску и стягиваю ее с лица.
Закусываю губу и отворачиваюсь.
Месть свершилась в полной мере.
Представьте себе череп, обтянутый желтоватой кожей, черные провалы глазниц, очень тонкие губы, высокие скулы и провал вместо носа… Мой муж предстал передо мной во всей своей красе. Злые слезы навернули на глаза. За что мне такая несправедливость? Я не совершила ничего дурного, я всего лишь отказала одному назойливому ухажеру… который в конечном итоге разрушил мою жизнь.
- Женой, мадам… как это могло произойти?
- Меня вынудили, - шепчу я, глотая слезы. Отхожу вглубь комнаты. Оттуда спрашиваю:
- А что с ним?
- Он умирает, сударыня.
- Почему? Он болен?
- Да. Любовью. Вы и вправду стали его женой?
- Сударь, прошу вас… это ужасно…
Перс снова качает головой.
- Что вы намерены делать? - спрашивает он. Вопрос весьма щекотливый. Что же я намерена делать? Зная Этьена, могу предположить, что уж он постарается, чтобы свет знает о моем внезапном замужестве. Появись я дома, меня тут же замучат визитеры… "Ах, моя дорогая, это так… необычно!", "Бог мой, Мария, ты скрывала от нас!", "Кто же он, наш таинственный друг?".
Урод, умирающий теперь на кушетке. Умирающий от… любви?
- Объяснитесь, сударь, что вы имели в виду, говоря, что… он умирает от любви?
Перс медлит с ответом, затем все же говорит:
- Он был влюблен в одну маленькую хористку… Она предпочла другого, виконта.
- Подождите… Это же… это же скандально известное происшествие с мадемуазель Дааэ, верно? Об этом писали газеты. О том, что она исчезла из Оперы… Потом нашлась чудесным образом, потом снова исчезла…
- Верно, сударыня. Она была здесь, в этом доме. Эрик украл ее из гримуборной, привел сюда, умолял о любви…
Я вопросительно смотрю на Перса.
- Вы под зданием Оперы, сударыня, - говорит он. - Здесь Эрик выстроил себе убежище. Здесь он… - Перс замолкает, качает головой. - Здесь он просил Кристину похоронить себя.
- Он просил ее?
- Он отослал мне кое-какие вещи, просил убедиться, что он мертв, и дать объявление в газету для мадемуазель Дааэ. Затем я здесь - удостовериться в его смерти.
Я прислонилась спиной к стене, закрыла лицо руками.
Такая трогательная история, такой печальный финал!.. Как романтично - умереть от любви!.. А я, я, жертва бесчестного шулера, что будет со мной? В одночасье я лишилась дома, доброго имени, репутации… О, как сейчас торжествует Этьен…
Я принимаю решение и подхожу к Персу.
- Сударь, если вас не затруднит, - говорю я, обращаясь к нему, - приносите мне еду. А сейчас можете идти. Благодарю вас за помощь. Я остаюсь здесь. Попробую спасти… моего мужа.
- Вы остаетесь, сударыня?
- Да.
- Он умирает. Зачем вам это? Зачем вам его жизнь?
- Из человеколюбия, - вздыхаю я. - Поверьте, я бы многое отдала, чтобы повернуть время вспять и не оказаться в такой ужасной ситуации. Но случилось то, что случилось. - Преодолевая отвращения, я вглядываюсь в лицо того, кого Перс назвал Эриком. - Если он жив, то не умрет, клянусь честью.
Я начинаю распутывать шейный платок, стараясь не поднимать глаза выше шеи, где бьется тонкая жилка. Перс переминается с ноги на ногу. Я оборачиваюсь к нему.
- И дайте объявление в газету. Как он хотел.
- Для мадемуазель Дааэ? - спрашивает Перс. - Но Кристина может прийти... Она может захотеть выполнить свое обещание...
- В некрологе припишите, что он не просто умер, но уже похоронен. Это избавит бедную девушку от лишних хлопот.
Считая дискуссию исчерпанной, я отворачиваюсь. Перс еще немного медлит и уходит. В сущности, он неплохой человек.
А я остаюсь наедине с Эриком.
Он все еще без сознания, его впалая грудь едва заметно колышется. Я стягиваю с него ботинки, обдумывая, что делать дальше. Если ничего не предпринять, он просто умрет. Я отворачиваюсь. Его вид вызывает у меня дрожь. Или просто в комнате настолько холодно? Я отхожу к камину, подбрасываю дров. Мне чудится, что Эрик пошевелился, и я возвращаюсь к нему. Склоняюсь, прислушиваясь. От него пахнет смертью. Невыносимый запах. Его руки холодны, как руки мертвеца, и сам он неподвижен.
Я бросаюсь в смежную комнату, оттуда - в следующую. Нахожу ванную. Дрожащими руками наливаю в таз воды, приношу в комнату, где лежит Эрик. Приношу также губку и мыло.
Торопливо, словно опасаясь, что меня вот-вот остановят, я стаскиваю с него одежду. И ужасаюсь крайней худобе. Как в анатомическом театре можно пересчитать все кости, под кожей видны вены, сухожилия. Я развожу в воде мыло, обмакиваю губку и начинаю осторожно смывать дух смерти с несчастного урода.
Ключицы, грудь, живот, почти слипшийся со спиной, ноги, ступни, руки… длинные и неожиданно изящные даже в своей худобе пальцы. Заканчиваю процедуру тем, что споласкиваю руку, отряхиваю с нее капельки воды и осторожно касаюсь щек Эрика, его лба, подбородка, ушей. Отвращение сменяется жалостью.
Затем накрываю его пледом по самую шею и отношу таз обратно. Меня не покидает мысль, что я только что обмыла тело, приготовив его тем самым к отпеванию.
…Отыскав второй плед, я укрываю Эрика и им. Подбрасываю в камин еще поленьев и устраиваюсь в кресле. Усталость охватывает меня, валит с ног, наливает свинцом веки. Запястья еще болят. Я закрываю глаза, и погружаюсь в сон.
Меня будит Перс. Он принес еду. Оказывается, уже утро. В подземелье, куда не проникает солнечный свет, вечная ночь.
Я чувствую голод, однако первым делом подхожу к Эрику. За ночь, вопреки моим мрачным прогнозам, он не умер. Дыхание его стало глубоким и ровным, он спал. Я отправляюсь на кухню. Она производит удручающее впечатление, как может удручать только кухня в жилище холостяка. Засучив рукава, я принимаюсь за стряпню. Завтракаю и ставлю вариться бульон.
Мои мысли блуждают где-то далеко, за пределами Оперы, за пределами Франции и этого грешного мира. Бульон закипел. Я переливаю его в чашку, прихватываю ложку и салфетки.
Эрик спит. Я присаживаюсь на кушетку, возле него. Ставлю чашку на скамеечку. Осторожно, словно от моих прикосновений он может рассыпаться, я трогаю спящего за плечо. Слегка хлопаю ладонью по его впалой щеке. Еще раз касаюсь плеча.
Наконец он открывает глаза. Его губы шепчут «Кристина...», и этот шепот заставляет меня вздрогнуть.
На меня смотрят черные, глубоко запавшие глаза. В них тоска и какая-то болезненная отрешенность.
- Кто вы? - спрашивает Эрик. - Вы не Кристина...
О, как о многом мне говорят его слова...
- Верно, сударь, - отвечаю я, пытаясь взять себя в руки. - Меня зовут Мария.
- Зачем вы здесь? Я хочу быть один... Я хочу умереть...
Его голос едва слышен. Эрик очень слаб, он действительно умирает... Но, увы, его планам не суждено будет сбыться. Я не позволю.
- Разговор о том, кто я и что здесь делаю, отложим на потом, сударь, поскольку правда может шокировать вас. А умереть, простите, я вам постараюсь помешать.
- Как можно помешать...
- Для начала я вас накормлю.
Эрик смотрит на меня с немым укором. Я понимаю. Он не намерен есть. Он не намерен бороться. Что должно было произойти в его жизни, настолько ужасное, что смерть должна прекратить мучения? Только ли несчастная любовь - причина?
- Бульон еще горячий, - сообщаю я, погружая в жидкость ложку, и сдувая ароматный парок. Если Эрик не хочет есть, я все равно его заставлю. Даже если для этого потребуется разжать ему зубы стилетом. - Я вам сейчас расскажу о своем путешествии по Франции. А вы, - добавляю я, заботливо поправляя оба пледа, - ложитесь поудобнее, закрывайте глаза и продолжайте умирать.
Я смахиваю несуществующую пылинку с подола своего платья. Эрик едва слышно вздыхает. Ему и в самом деле плохо...
- Мне было десять, когда дядя увез меня из Прованса. О, Прованс... Вероятно, вы пробовали в какой-нибудь придорожной таверне этот восхитительный буйабес, рыбный суп... или баклажаны под чесночным соусом... И все это сдобрено прованскими травами... А мед!.. Лавандовый мед!.. А вина... вы пробовали тамошние вина? Темно-красные, с нотками вишни, ах, как славно они сочетаются с нежнейшей ягнятиной...
Я замолкаю. Эрик лежит с закрытыми глазами, плотно сжав губы. Но он не спит, я вижу движение глазных яблок под опущенными веками. Я продолжаю.
- Из Прованса мы перебрались в Лангедок. Утка и устрицы. И мидии, пропитанные дымом от виноградных лоз... Ах, а эти сладкие вина с персиковым вкусом!.. Их подают к домашней выпечке... И лангедокские кресты на бутылках...
Мне показалось, или я услышала тихий стон?
- Мой первый муж был родом из Бордо. До сих пор помню вкус тамошнего грушевого пирога... И эти красные Каберне Совиньон, Мерло... И обязательно попробуйте ягнятину в винном соусе, когда раздумаете умирать, сударь.
Эрик открывает глаза.
- Вы издеваетесь, - в тихой ярости говорит он. - Если бы я только мог дотянуться до вас...
- Вы бы ударили меня? Браво, сударь. Хотите бульону? Он придаст вам силы.
- Уйдите!.. Все, o чем я прошу, - уйдите!..
- И не подумаю. Считайте, что я ваше наказание за все прошлые грехи. Если таковые отягощают вашу совесть. Но что вам до меня? Вы же умираете. А я всего лишь рассказываю вам о провинциальной кухне. Итак, на чем я остановилась? …Ах, сударь, что за ветчину я пробовала в Шампани... чем-то напоминает испанский хамон, но с более изысканным вкусом. А если вы захотите отпраздновать шумный успех, рекомендую Пино Нуар, и только его.
Я зачерпываю немного бульона, сдуваю парок и подношу ко рту умирающего. Тот смотрит на меня, и в его глазах стоят злые слезы. И, однако, он покорно открывает рот и проглатывает первую порцию живительной жидкости. Закрепляя успех, я тут же зачерпываю вторую ложку.
- Когда вы поправитесь, будете сидеть возле камина, - говорю я, и Эрик послушно глотает еще порцию, - листать томик каких-нибудь стихов, и огонь будет весело трещать, я налью вам в широкий бокал с узким горлом коньяк. И расскажу, как я сидела на берегу Шаранты, утомленная долгой поездкой. Расскажу, как тогда, на берегу, мой слуга налил мне коньяка. Напиток был темно-янтарного цвета, и в нем утопало заходящее солнце. И казалось, это не просто жидкость, а диковинное живое создание, имеющее душу. Этот ни с чем не сравнимый аромат, терпкий, пьянящий... И этот вкус... от которого становится тепло, который приносит успокоение...
Бульон доеден. Я вижу, Эрик обессилен попыткой спорить со мной, затем необходимостью глотать. Я поправляю одеяло и уношу почти пустую чашку.

Дальше >>>

В раздел "Фанфики"
На верх страницы