На главную В раздел "Фанфики"

Партитура Призрака

Автор: Eric le Fantome
связаться с автором можно через Книгу Фанфиков


Ох, и наделал шуму месье Леру со своей книжкой! Кто бы мог подумать, что этот усатый добродушный толстяк, автор популярных детективных историй, с удовольствием читаемых, но с лёгкостью забываемых неделю спустя, так всколыхнёт умы ленивых и беззаботных парижан? Причем главным «героем», вызвавшим такой ажиотаж, был отнюдь не Призрак Оперы, а его гениальное творение. Та самая партитура «Дон-Жуана Торжествующего», которую, если верить плодовитому писателю, таинственный житель оперных подвалов сочинял всю сознательную жизнь, и которая представляет собой нечто уникальное и доселе неслыханное.

То, что месье Леру мог выдумать свою историю от начала и до последнего слова, никому даже не приходило в голову. Он же сам написал, ещё в первой строчке: «Призрак Оперы существовал на самом деле». Да и столько достоверных деталей приводит, на реальных людей ссылается. Ладно ещё какая-то престарелая дамочка или бывшие балерины, утратившие былой блеск и утончённость фигуры, но не расставшиеся с экзальтированностью, но разве станет лгать такой достопочтенный человек, как прошлый директор Опера Гарнье Ришар Фирмен? Стало быть, все правда: а раз Призрак существует — вернее, существовал в относительно недавнем прошлом, — то существует и его опера.

И можно себе представить, каким счастливчиком будет тот, кто эту самую оперу найдёт.

Это будет находка, сравнимая с сокровищами пирамид Древнего Египта или драгоценными манускриптами Средневековья. Любой театр будет счастлив исполнить гениальное произведение никому не известного композитора (трагизм сокрытой жизни которого только придаст опере дополнительный шарм). И поиски закипели, как реагенты в пробирке у химика. Даже люди, прежде далёкие от музыки вообще и оперной музыки в частности, вдруг сделались заядлыми поклонниками творчества неведомого миру автора. Конечно, были среди них и истинные любители Искусства, которых партитура интересовала как интереснейшее с музыковедческой точки зрения явление, но для большинства она была не более чем ключом к быстрому обогащению (только представьте, за какие деньжищи её можно будет продать!). Увы, во все века и времена звон золотишка для большего числа людских ушей был лучшей музыкой, нежели звучание симфонического оркестра.

Дело оставалось за малым — найти эту самую партитуру.

А где искать, как не в подвалах Парижской Оперы, где якобы скрывался таинственный Призрак?

То, что рысканье по подземному лабиринту, полному опасностей, ни разу не походило на воскресную прогулку по Елисейским Полям, не останавливало толпу желающих — даже после нескольких несчастных случаев, один из которых закончился летально (какой-то бедолага не заметил под ногами открытый люк, сверзился вниз и сломал себе шею). В конце концов жандармы были вынуждены замуровать входы в подвалы Оперы, а всем любопытствующим объявили, что подземелья уже прочёсаны вдоль и поперек, но никакой партитуры и даже её следа не обнаружено — и вообще, сомнительно, чтобы так называемый Призрак существовал в реальности. Найденный скелет — не доказательство: он мог принадлежать кому угодно, и вообще, вы его видели, тот скелет? То-то же! (По правде говоря, и по сей день французы относятся к истории с Призраком с известной долей скепсиса: дескать, не было никакого Призрака, надул вас месье Леру, а вы, дураки, и рады верить).*

Стоит ли говорить, что запрет ничуть не охладил пыл «партитуроискателей» (а где вы видели, чтобы было наоборот?). «Если от нас что-то пытаются скрыть — значит, есть, что скрывать» — сделали резонный вывод любители редких находок и переместили поиски в иную плоскость. Куда же могли запрятать эту таинственную партитуру? Закопали в могилу вместе с тем, что осталось от композитора? («найти бы еще эту могилу…») Забрала с собой, на память от учителя, певица, а ныне виконтесса Кристин де Шаньи? («Никто по делам в Лондон не собирается? Или они живут не в Лондоне? Неизвестно? Вот незадача!») Или, может быть, ею владеет бывший полицейский с Востока, чьё имя месье Леру предусмотрительно не назвал? («Вчера видел в кафе на рю Риволи смуглого старика, у него такой острый взгляд — точно тот самый!») Но рано или поздно, все поиски заходили в тупик: «Дон-Жуан» оказался столь же неуловим, как и его автор.

Разумеется, не дремали и мошенники, которые не могли не попытаться наложить лапу на эту золотую жилу. Неприметно выглядящие люди шастали по бистро и барам, прислушиваясь к разговорам посетителей — и если кто-либо заводил речь об опере Призрака, к нему тут же пристраивался «хвост». Едва «клиент» оказывался наедине, как ему в ухо шептали: «Я знаю, где опера. Только ничего не говорите вашим друзьям, я хочу доверить эту тайну только вам. Много за свои услуги не потребую, сочтёмся». Обработка клиента продолжалась до тех пор, пока тот не раскошеливался на задаток «за посреднические услуги». Далее называлось место, достаточно удалённое от оживленных кварталов, куда следовало явиться непременно ночью и где незадачливого охотника за партитурой, клюнувшего на наживку, ожидал удар по голове чем-нибудь тяжёлым и вывернутые карманы. Это если повезет — иногда жертва не выживала. Газетные передовицы пестрели кричащими заголовками: «Призрак Оперы продолжает убивать и после смерти!», «Новые жертвы Призрака!», «Партитура-убийца!». Хотя, казалось бы, при чём тут давно покойный человек и его творение, если все потерпевшие являлись жертвами обыкновенной человеческой алчности?

Но все выходки «работников ножа и кастета» казались сущим дилетантизмом по сравнению с тем, как работали «профессионалы». О, эти действовали по-другому.

Однажды в кабинет директора Парижской Оперы постучался не слишком аккуратно одетый мужчина средних лет с хищно изогнутым, будто чующим добычу, носом. Человек, представившийся Габриэлем Леви, принес увесистую партитуру, мелко исписанную красными чернилами бисерным почерком.

— Позвольте меня уверить вас, — зачастил он, — что это таки та самая партитура, которую написал человек, именуемый вами Призраком Оперы. Я был по делам в Англии и выкупил её у одной бедной особы, назвавшейся Кристиной Даэ. Да, это была та самая Кристина Даэ, бывшая оперная звезда! Муж её, надо признаться, оказался той ещё свиньёй. Да, свиньёй! Представьте, он бросил жену в чужой стране, без средств к существованию! Бедняжка была вынуждена продать своё единственное сокровище… Конечно, я мог бы перепродать партитуру какому-нибудь богатому коллекционеру за совсем другие деньги, но, как истинный ценитель музыки, я не могу позволить гениальному творению пылиться на полке, как какая-нибудь безделица… Думаю, ваш театр, а с ним — и вся Франция, будут рады заполучить это сокровище за весьма символическую сумму… — тут месье Леви назвал цену, равную двухмесячному заработку самого директора.

Французы, вопреки окружающему их ореолу романтики, отнюдь не склонны верить душещипательным историям и бросать деньги на ветер — поэтому директор дал гостю понять, что, конечно, он весьма признателен за этот широкий жест, но любые переговоры о покупке будут вестись только после того, как партитура будет изучена дирижёром.

Леви скрипнул зубами:

— Вы понимаете, какую ценность я передаю в ваши руки?

— Понимаю, — сухо ответил директор, — вы можете договориться с месье Жюмо и передать партитуру лично ему в руки, под расписку.

Дирижёр Оперы, круглолицый и румяный месье Жюмо, открыл первую страницу и пробежал по ней глазами, перелистнул несколько страниц, заглянул в конец, поморщился, подергал себя за седеющий ус, поднял глаза на гостя и заявил со смесью удивления и скрытого возмущения:

— Но, месье, это невозможно играть!

— Разумеется, — ничуть не смутившись, дернул носом Леви, — ведь Призрак Оперы писал гениальную музыку, которую не под силу сыграть простым смертным.

— Дело в том, что… как бы сказать помягче…, — дирижер замялся, — это вообще не музыка!

— Что вы этим хотите сказать?! — занервничал партитуропродавец.

— То, что эта партитура… похоже, что её «сочинял», если можно так выразиться, человек, далекий от композиции как Аляска от Парижа. Какой-то шутник просто-напросто налепил нот на нотный стан, как Бог, а вернее сказать, дьявол на душу положил. Это даже не какофония, это хуже. И не лень же кому-то было так развлекаться на триста страниц… хотя о чем я говорю, какая лень, если на кону маячит солидный куш? Вот что я вам скажу, — он посмотрел прямо в глаза собеседнику, — у вас есть дети?

— Да, двое. И третий на подходе. Но какое отношение это имеет…

— В общем, уважаемый отец семейства, заберите-ка свой «труд» и даже не пытайтесь продать его кому-нибудь ещё. Любой человек, умеющий читать ноты, вскроет обман с первого аккорда. Я человек добрый, так и быть, не выдам вас ни директору, ни полиции. Сами понимаете, тюрьма за мошенничество — не самое комфортабельное место обитания. Не обрекайте ваших детей на голодное сиротское детство!

Фальшивопартитурщик злобно сверкнул чёрными глазами и убрался восвояси. Больше его не видели.


Потом грянула война, а за ней и вторая. О таинственной партитуре вспоминали всё реже, пока совсем не предали забвению: если таковая и существовала, то наверняка сгинула в военной круговерти. Сколько людей пропало без вести, сколько городов разрушено, да и сам прежний, уютный и привычный мир полетел в тартарары — по сравнению с этим ущербом какая-то, пусть даже самая гениальная, опера казалась песчинкой в бескрайней пустыне.

***

Однажды поздним летним вечером 1984 года в дверь лондонского дома Эндрю Ллойд Уэббера позвонили.

На тот момент известный композитор уже пятый месяц работал над новым мюзиклом, который должен был превзойти все его предыдущие творения. «Это будет что-то совершенно невероятное», — думал он, — «невинная дева, одержимый безумец, конечно, рыцарь на белом коне, спасающий возлюбленную, мистика, подземелья, ужасы, кровь, убийства, леденящие душу — и все это под восхитительную рок-музыку. Публика такое любит. И моя Сара будет там заслуженно блистать. Кому ж ещё исполнять роль юной певицы, как не ей!»

Первые фрагменты написались легко и как будто сами собой. А дальше наступил застой: нужные мелодии никак не приходили в голову, а те, что приходили, были слишком банальными. Да и сюжет никак не хотел окончательно формироваться. Пусть кровожадный монстр всё-таки сбросит люстру на злосчастного Рауля? Но тогда придётся убивать и Кристин, она не выживет в плену у сумасшедшего злодея. А такого хода зрители не простят, им нужен счастливый финал или, по крайней мере, катарсис — иначе спектакль провалится. И стоит ли убивать скандальную примадонну Карлотту или оставить её в живых? С мадам Жири более-менее понятно: болтливая билетёрша станет одним из комедийных персонажей. Её дочь пускай танцует в балете, как и в книге. А ещё директора Оперы… можно придумать интересный момент, как Призрак дурачит их. Например, то исчезающий, то появляющийся конверт с двадцатью тысячами франков. Или ещё что-нибудь в этом духе.

Словом, работы был непочатый край, и, что обидно, эта работа ни на йоту не приближалась к триумфальному финалу. Разве что скомканные и исчёрканные листы нотной бумаги с завидной регулярностью пополняли мусорную корзину. Как будто неведомый Призрак проклял мюзикл ещё до его написания.

Именно в такой рабочий вечер и пришёл таинственный гость: элегантно одетый мужчина, чей возраст явно перевалил за шестой десяток.

— Добрый вечер, — поздоровался хозяин, — чем обязан столь позднему визиту?

— У меня есть то, что, полагаю, заинтересует вас, — загадочно ответил гость, — Я слышал, вы пишете мюзикл о Призраке Оперы? В таком случае, думаю, вы не откажетесь взглянуть на это, — он щелкнул застежками «дипломата» и аккуратно достал объёмистый, изрядно обветшавший том в кроваво-красной обложке. Сотни пожелтевших нотных страниц, исписанных красными чернилами, местами вылинявшими от времени.

— Что это? — поднял густые брови хозяин дома.

— «Дон-Жуан Торжествующий». Единственная опера, написанная Призраком и дошедшая до наших дней.

— Если вы собираетесь дурачить меня, то…

— Погодите. Выслушайте меня, для начала — а дальше сами решайте, что делать с этой информацией.

Немного подумав, композитор согласился.

— Моё имя — Лоренс Герберт Остин, — начал свой рассказ гость, — моя бабушка в молодости была оперной певицей, блистала на сцене Гранд-Опера. Потом она вышла замуж за моего деда и переехала в нашу старую добрую Англию. В детстве я вместе с братьями и кузенами часто гостил в её доме. Бабушка любила рассказывать нам истории из своей театральной молодости — как её, сиротку, приютила балетмейстер театра, как она училась петь и танцевать, как однажды на примадонну упал занавес, и та отказалась выступать, а это была важная премьера — и её, юную хористку, поставили заменять солистку, как она познакомилась с будущим мужем…

— Как звали вашу бабушку?

— Кристин де Шаньи. В девичестве она носила фамилию Даэ, родом она из Швеции.

— Продолжайте, — кивнул композитор.

— Ещё она рассказывала нам об Ангеле Музыки. Но делала это редко — почему-то дед не любил, когда она об этом рассказывает. Когда бабушка была совсем юной девочкой и ужасно тосковала по умершему отцу, однажды она услышала голос дивной красоты, звучащий как будто у неё в голове. «Кто ты? Ты, наверное, Ангел Музыки, которого папа послал ко мне с Небес?» — спросило простодушное дитя. «Да, я твой Ангел Музыки», — ответил голос. Незримое существо стало её другом и учителем на многие годы. Именно он научил её петь так, что она смогла заменить примадонну на премьере. Потом он явился ей — конечно, это был не Ангел, а человек…

— Неужели в чёрной маске и плаще?

— Да, только маска была белая. Он привёл ученицу в свой подземный дом, устроенный столь хитроумно, что бабушка даже спустя годы не переставала восхищаться увиденным. Он окружил её любовью и заботой. Но счастье было недолгим — ибо женщины, как водится со времен Евы, существа чрезмерно любопытные, а ей было велено...

— Так значит, этот монстр все-таки существовал! — воскликнул композитор, — я-то считал его выдумкой. Разве возможно, чтобы человек с таким уродством вообще выжил в младенчестве, не говоря уже о том, чтобы стать архитектором и самому построить подземный дом, играть на многих инструментах, да ещё и петь? Как человек, лишенный носа, может петь ангельским голосом? Это же нонсенс!

— Он не был монстром в полном смысле слова. Но вы правы, Эрик, также известный как Призрак Оперы, действительно существовал. Конечно, мистер Леру многое преувеличил, чтобы нагнать страху на читателей. Бабушка никогда ничего не говорила ни об отсутствии носа, ни о мерзкой, липкой коже. По её словам, это был очень высокий человек средних лет, худощавый, даже, пожалуй, не лишённый привлекательности — если не брать во внимание то, что скрывалось у него под маской. Да, юная Кристин нарушила запрет и, улучив момент, сорвала маску с Эрика. Впоследствии она горько раскаивалась в этом. «О, если б я знала, если б я знала!» — повторяла она, — «Я бы ни за что так не сделала!». «Он был очень страшным, да?» — наивно спросил я. «Не в этом дело! Я причинила ему такую боль своим поступком, что, казалось, его сердце не выдержит и разорвётся». О его внешности она говорила только то, что никогда не сможет забыть его облик, и что если правая половина его лица красотой напоминала Ангела, то левая была воистину чудовищной, как у демона из преисподней. Но от живописных подробностей увольте, я сам их не знаю. Как не знаю и причины, почему он был таким. Тогда он сильно напугал бабушку, и она, едва очутилась наверху, побежала к своему поклоннику и другу детства, Раулю виконту де Шаньи, и рассказала ему всё, что видела. Мой дед и в старости славился весьма упрямым характером и умением добиваться желаемого, а тогда молодой виконт почувствовал себя рыцарем-спасителем прекрасной принцессы, угодившей в лапы злобного чудовища, и с азартом занялся охотой на Призрака. Эрик тоже не сдавал позиций. А бедная девушка просто растерялась и не знала, что предпринять: Рауль нравился ей как человек и устраивал как будущий муж, однако большая часть её души принадлежала загадочному Эрику. В её восприятии он был неразрывно связан с Музыкой, без которой она не смогла бы существовать. Любила ли она его как мужчину? Не знаю. Мне всегда казалось, что она счастлива с дедушкой. Одно могу сказать с уверенностью: даже в старости, когда она говорила об Эрике, её глаза блестели.

Дошло до того, что однажды во время представления Призрак похитил Кристин прямо со сцены. Виконт ринулся ей на помощь, угодил в ловушку и едва не погиб. Кристин умолила Эрика отпустить его, взамен согласившись остаться с ним навсегда, стать его женой перед Богом. Эрик отпустил… обоих. Не поверил в то, что девушка согласна выйти за него замуж по любви, а не из жалости или страха за друга детства? Опасался, что им не дадут жить нормально? Предвидел свою скорую смерть? Или что-то другое руководило им? Это так и останется тайной.

Когда Кристин уходила, Эрик отдал ей самое ценное, что у него было, — свою Музыку. Свою душу, заключенную в нотные знаки. Она унесла с собой законченную партитуру «Дон-Жуана» — оперы, которой так и не суждено было увидеть свет.

— А что случилось с Эриком? Он умер?

— Неизвестно. Бабушка с дедом очень быстро покинули Францию и никогда не возвращались. Но, судя по всему, после столь сокрушительного удара он протянул недолго. А партитура осталась в нашей семье. Не помню, чтобы её когда-нибудь открывали — бабушка, с удовольствием исполнявшая арии из Верди, Россини и Гуно, наотрез отказывалась спеть что-нибудь из оперы Призрака. Говорила, что ещё не пришло время звучать этой музыке. А может быть, просто боялась рассердить деда, или слишком сильно окунуться в болезненные воспоминания. Потом бабушка умерла, а семейная реликвия по наследству досталась мне. Бабушка очень хотела, чтобы её получил именно я — ведь я с детства мечтал стать певцом. Даже музыкальную академию закончил, в молодости пел в театре, но крупных ролей так и не получил. Видимо, мои таланты в области вокала оказались не столь блистательными, — говорящий грустно улыбнулся, — пришлось осваивать другие сферы. А врачебное искусство — тоже искусство.

— Сколько вы хотите за партитуру? — глухо спросил мистер Уэббер.

— Прежде всего, я хочу, чтобы вы написали ПРАВИЛЬНУЮ историю. Так, как было на самом деле. А ещё — чтобы музыка, написанная Призраком, получила новую жизнь. Это будет достойная дань памяти моей бабушки и того, кто вдохнул жизнь в её голос.

***

9 октября 1986 года Театр Ее Величества в Лондоне впервые поднял занавес над старой, но не забытой историей. Гениальная музыка начала победоносное шествие по земному шару.

Вот только истинный автор наиболее ярких мелодий так и остался неизвестным.

____________________________________________________

Примечание:
* Судя по доходящим до автора слухам, в последние годы ситуация изменилась: и на знаменитой Ложе №5 появилась табличка «Ложа Призрака Оперы», и словоохотливый экскурсовод с удовольствием расскажет всем желающим о таинственном жителе оперных подземелий. Не то Призрак кому-то по шляпе настучал, не то предприимчивые сотрудники Гранд-Опера нашли способ легального пополнения своих кошельков звонкой монетой (вернее, шуршащей купюрой) — но факт остается фактом.


В раздел "Фанфики"
Наверх