Посвящается Немону и любимому форуму.

********

Наверное, он видел, как все начиналось.
Он несомненно видел, как все начиналось. Как пришли люди с инструментами и планами, с лопатами и кирками, заступами и тележками. Как поднялась пыль и опустились первые камни.
Один из камней случайно придавил хрупкую крылатую тень и жертва была принесена. Старая легенда, древний ритуал, построенный на крови – и как многие кровавые ритуалы уже давно забытый. Негромкий отголосок дряхлого обряда - так внезапно и причудливо воссозданный в тот знаменательный и непримечательный момент. Никто не заметил – а он сам и не понял, что произошло.
Просто он прожил чуть дольше.
Просто он прожил дольше.
Просто он прожил намного дольше.
Просто он, кажется, стал жить вечно.

Он этого тоже не понял.
Просто остальные умирали – а он жил.
И другие умирали – а он жил.
Но ведь многие живут в то время, когда другие умирают. Это значит, что всего лишь не пришел их момент. Значит и его момент тоже не пришел.
Он не знал, что его момент уже прошел. Промелькнул. Исчез там, под краеугольным камнем, который лег прямо на трепещущую тень, когда он так опрометчиво заслонил своим тельцем пусть и мельчайшую – но все-таки частичку Солнца. И жертва была принесена. Он – сам того не зная – принес ее зданию, а здание – само того не зная – приняло ее. Кого интересует, знают ли участники обряда о своем участии в нем? – ведь главное, что он отмечен в реестрах тех, кто ведает всеми обрядами.

Он не заметил – а никто и не понял.
Ну помилуй Бог, кто поймет, что рядом с тобой свершилась древняя и трепетная магия?
Он не понял – а никто и не заметил.
Ну помилуй Бог, кто заметит, что этот ночной мотылек живет в Опере с самого начала ее времен?

*******

Он видел, как все начиналось.
Как легли камни, наросла штукатурка, вспыхнула позолота, разлился алый бархат.

Он видел, как все начиналось.
Как пришли, запели, затанцевали, заиграли – и зааплодировали, зааплодировали, зааплодировали, где-то смеясь, но чаще – плача.

Он видел, как все начиналось.
Как этот страшный человек, таясь и прячась ото всех, что-то дорисовывал в план – дорисовывал украдкой, ночью, когда в темноте видели только он – и он – дорисовывал так, что днем нельзя уже было понять, где чужая рука, а где его.

Он видел, как все начиналось.
Он видел, как этот непонятный человек собирал по крупицам, по частицам, по крохам, по малейшим пылинкам быта других – более понятных – людей свой дом.

Он видел, как все начиналось.
Он видел как этот необычный человек творил и плел великолепную музыку - громче, тише, сильнее, мягче, грубее, нежнее чем вся та музыка, которой аплодировали там, наверху.

Он видел, как это все закончилось.
Он видел, как этот грустный человек все чаще и чаще стал смотреть на другого человека, он видел как по ночам – а ведь по ночам в темноте здесь видели только он – и он – его губы шептали одно и тоже слово – и не нужно не быть мотыльком, чтобы не догадаться, что это имя.

Он видел, как началась другая история.
Он видел, как этот влюбленный человек ведет себя глупо, грубо, жестоко – и мгновение спустя мудро, трепетно, нежно.

Он видел, как продолжалась эта история.
Он видел, как разбивалось сердце этого несчастного человека – точнее, как его разбивали, случайно ли, намеренно ли, своими ли руками, чужими ли – какая, в сущности, разница, для разбитой стеклянной розы, кто именно занес над ней молоток.

Он увидел и конец этой истории.
Он даже сам закрыл глаза этому мертвому человеку. Пусть тельце мотылька не такое уж и тяжелое – но и веки были легки, как сухие осенние листья.

********

Он жил долго.
Сколько не живут мотыльки.
И сколько не живут люди.
Да даже и не все камни живут столько.

Он видел, как начались и закончились несколько историй. И как начались новые. Он мог бы увидеть еще начала – других историй – и их же концы.
Но не увидел.
Нет, он не умер.

Как может умереть тот, чья тень – крылатая маленькая тень, чья душа – маленькая крылатая душа – лежат под краеугольным камнем Оперы, вросли в каменную плоть и известковую кровь этого здания?
Он просто передумал.
Он слишком долго читал историю этого удивительного человека, крылья которого трепетали на сердце, не имея возможности поднять его – чтобы вдруг не осознать, что его крылья открывают перед ним весь мир. И он может принять этот мир в себя – и подарить ему себя. Принять и подарить за себя – и за этого красивого человека.

И однажды ночью – обычной ночью, ничем не примечательной ночью, ночью, когда ни бушевала метель, ни хлестал ливень, ни ревел ветер, ночью, в темноте которой видел теперь только лишь он – он улетел.
Пффффф!
И все.

- Но какой будет эта история без нас?
- Это будет просто история без нас.

Кто-то говорил о том, что мотылек дурак. Что Опера вот она, стоит и ничего ей не было и будет – а мотылек Бог весть где и черт знает что с ним.
Кто-то говорил о том, что мотылек мудрец. Что Опера вот она, стоит и ничего ей не было и будет – а мотылек Бог весть где и черт знает что с ним.

Но только сам мотылек и те, в чьих реестрах был записан тот старый случайный обряд, знали правду.
Пффффф!

В раздел "Фанфики"
На верх страницы