У Призрака Оперы очень болела жопа.
Да, конечно, «Призрак Оперы» слабо сочетается с понятием «жопа». Как вообще можно подумать, что у такого возвышенного и утончённого существа есть подобный óрган! Призрак Оперы — это золотые, светящиеся во тьме глаза, тонкие чувственные пальцы, нежные руки, переходящие в сладкоголосую скрипку... Это душа, голос, горячее трепетное сердце, в конце концов! Вот это и есть настоящий Призрак Оперы!
Но, невзирая на все это, жопа у Призрака всё-таки болела. И он, как никогда ещё до этого, ощущал себя презренным смертным человеком.

Боль смягчало только то, что всё это он терпел ради Кристины. Он никогда даже не мог и подумать, что ради любимой будет способен на подобный противоестественный и омерзительный его тонкой натуре поступок! Хотя нет, подумать об этом ещё, может быть, и мог, но чтобы вот так, взять и пойти на это! — нет, нет, нет, ни в коем случае, никогда!
И тем не менее, он всё-таки пошел.

Опера длилась уже седьмой час. Еще минут двадцать, если верить самодельной афишке, и будет антракт — а потом ещё часа четыре действа.
По сцене ходили люди, переодетые стульями, и гнусавыми голосами, не попадая в такт, распевали о «сущности всего бренного». По тексту выходило, что эта самая сущность заключалась в обмазывании друг друга фекалиями и плевании в зал комочками жёваной бумаги.
«О, это современное искусство!» — мысленно взвыл Призрак и так же мысленно стал биться головой о стены ложи. Разумеется, пятой, — иной он не признавал. Если же в посещаемом им театре таковой не было, он вешал на дверь избранной ложи заранее вычеканенную из латуни пятерку — и чувствовал себя как дома.
Сегодня заветная пятерка не спасала.

Призрак покрутил запястьем и прикинул на глаз расстояние от ложи до сцены. В принципе, вполне выполнимо...
... Главный герой вдруг захрипел, вывалил язык, закатил глаза — и вознесся над сценой на тонком, но прочном шнурке пенджабской удавки. Публика оживилась и воззрилась на грязные пятки, покачивающиеся где-то у потолка.
Соратники безвременно почившего актера заволновались и стали переглядываться, видимо, греша на плохую память и подозревая вылетевший из головы какой-то хитрозакрученный режиссёрский замысел.
В воздухе тоненько свистнул ещё один шнурок — и очередные пятки стали элементом верхней части кулис.
Публика робко захлопала...

— Это же чудесно, правда, милый? — прошелестел ему в ухо нежный голос, выдернув из сладостных мечтаний.
Призрак Оперы вздохнул, взглянул на сцену, где продолжали дефилировать живые и здоровые — к его неудовольствию — актёры, и поёрзал на неудобном жёстком стуле.
У него очень болела жопа.

В раздел "Фанфики"
Наверх