Навеяно Г. Макгуайром.

...Мы любим истории. Особенно мы любим истории, в которых принимает участие большое количество людей. Людей разных - добрых и злых, плохих и хороших, красивых и уродливых, подлых и благородных… Чем больше – тем лучше… Почему? Да потому, что мы любим представлять себе, то, что могло произойти после той истории, которая была рассказана нам. Потому что мы хотим быть уверены – уверены окончательно, что добро восторжествует над злом, а добродетель получит соответствующую награду, что любящие сердца, разлученные волей жестокосердного автора когда-нибудь обретут друг друга. Мы упиваемся своими фантазиями, мы создаем новые миры…. Иногда мы дуемся на автора, если тот не предлагает нам послесловия - ведь нам хочется узнать то, что произошло потом с героями. Мы недовольно бурчим, если у истории оказывается открытый финал - потому что мир устроен так, что в жизни нет открытых финалов. Жизнь медленно течет - или быстро скачет - неважно, как, но она движется. А значит - и все когда-нибудь приходит или проходит, все когда-то меняется или сменятся, все имеет свое начало и свой конец. Это не философия или демагогия. Это правда. Это и есть жизнь - бесконечное блуждание, бесконечный путь - времени, человека, судеб, историй…. И разве и в самом деле – у каждой истории не существует своего «после»? И разве, когда нам это предложат, мы не захотим немедленно заглянуть туда – за занавес? Не захотим узнать то – что было после? Только уверены ли мы, что когда мы узнаем, что стало "после", мы не пожалеем о том, что обрели это знание?

Что ж….

Мадам Жири и через сорок лет продолжала гонять балерин, строго постукивая своей неизменной палкой. Да и сама она выглядела как палка или, что будет точнее, как ствол старого иссушенного временем и ветрами дерева. Со временем по Опере, среди острых на язык балерин и хористок, стали бродить легенды о том, что мадам продала свою душу дьяволу в обмен на вечную жизнь, но холодной осенью 1921 года эти разговоры прекратились. Точку в них поставили комья смерзшейся земли, которые гулко стучали по крышке гроба, в котором покоилась мадам, унесшая с собой часть самой великой тайны Гранд Опера. Малышка Жири еще при жизни матери стала баронессой. Как замечательно. На богатой свадьбе гуляла вся труппа Гранд Опера. Жених кисло улыбался малознакомым и маловоспитанным гостям, но делать было нечего – худенькая балерина крутила пожилым бароном, как хотела. Через пару лет, с молчаливого согласия супруга, у нее появился молодой любовник. Барон стал посматривать в сторону хорошеньких горничных, баронесса капризно морщила носик при виде очередной новой служанки - словом, шла обычная семейная жизнь обычной, по-своему счастливой, пары, которая так до конца и не поняла - что же свело их вместе.. Кристина Даэ, теперь уже графиня де Шаньи, вернулась в родную Швецию. У нее родилось трое детей, правда, единственный мальчик умер от испанки, когда ему было три года. Говорили, что мать совершенно не плакала. Она растолстела, иногда ездила в Оперу – правда только на балеты, читала по вечерам женские романы, украдкой утирая сентиментальные слезы, играла в пасьянс с кумушками-соседками и учила прислугу варить варенье. Граф де Шаньи, переехавший вслед за молодой женой на ее родину, застудил на одной из охот с бравыми соседями почки, от чего и мучился еще долгое-долгое время. Он, в отличие от жены, не набрал веса, а словно с каждым годом все больше и больше ссыхался, превращаясь в маленького грустного старичка.

А что же Призрак Оперы, Эрик? В его жизни больше не было "после". В его жизни слишком много было этого слова - после того, как сбегу из дома, после того, как покину цыганский табор, после того, как достигну расположения шаха Мазендарана, после того, как расскажу Кристине о себе... Он создавал себе мир, в котором отчаянно, обреченно надеялся на будущее. Сначала надеялся на то, что оно будет прекрасным. Потом, что оно будет хорошим. Потом – что оно будет не ужасным. А потом – что оно просто будет. Будет - «после» - это короткое слово, которым мы так часто бросаемся, не понимая, что для некоторых оно может быть смыслом жизни. Он жил этим словом, дышал им… И вот наступил момент, когда в его жизни больше не было "после"... В жизни Призрака Оперы больше не было «после». А в истории о нем нет послесловия. Потому что истории живут, пока в сердцах людей живет искорка прошлого…. Иногда первым умирает человек, иногда – первой гаснет эта искорка. И в тот же момент история окутывается пеленой смертного тумана. Все герои этой истории мертвы. Они были мертвы уже в тот моменты, когда доживали свои жизни. Через несколько лет уже не было той хрупкой доверчивой Кристины, по-мальчишески воодушевленного Рауля, восторженной и напуганной Жири… Они были живы еще долгое время, которое было отпущено их физическим сроком. Но в то же время – мертвы. Вы хотели послесловия? Что ж – вот оно. Только знаете что… Давайте притворимся, что его не было. Просто возьмем и сожжем этот листок бумаги, удалим компьютерный файл – у кого что. Этого не было. Забудем о том, что только что прочитали. И представим, что у каждого героя этой истории было «после». Хорошее «после».

«После», которое заслуживал каждый из них.

После…

У каждого из нас должно быть свое после.

Разве не так?

В раздел "Фанфики"
На верх страницы