На главную В раздел "Фанфики"

Кое-что из записей Призрака Оперы

Автор: Sunset
е-мейл для связи с автором


Посвящается Карлотте.


19 декабря 1870 года

До празднования рождества остается пять дней, и моя опера гудит как растревоженный улей. Вот уже несколько дней я почти не выхожу из своего убежища, чтобы лишний раз не впадать в состояние совершеннейшего отчаяния, когда кажется, что напрасны были все мои усилия и многолетний каторжный труд. Бесполезно! Все мое стремление привить здесь хоть кому-то чувство прекрасного принесли не больше проку, чем бесплодные попытки воспитать травоядные наклонности у бенгальского тигра. Здесь царят не Музы, а золотой телец, причем телец не только жадный, но и на редкость бестолковый. Стоило мне ненадолго оставить этих людей самим управляться с моим театром, как они в считанные недели отбились от рук, лишились остатков разума и превратили храм искусства в сущий цирк. Все это празднование, из-за которого так много шуму и пустой суеты, сплошная пошлость и свидетельство дурного вкуса. И как они не противны сами себе, эти невежественные, глупые люди, которые не отличают ярмарочного балагана от тонкой возвышенной атмосферы моих творений! До чего же отвратительна эта аляповатая пестрота драпировок! Я прихожу в ужас, когда обхожу по ночам мои владения и вижу, что они успели сотворить без надлежащего руководства. Закупили конфетти столько, словно собрались запастись им на тридцать лет вперед, и привезли такое количество свечей, что, уничтожив их, оперные мыши умрут от обжорства. Нелепое, глупое расточительство! На занавес булавками прикололи вульгарнейшие бумажные фонарики. Ужасно! Хуже них только серпантин, который наматывается на ноги не хуже изголодавшегося по сытной человеческой плоти змеиного клубка. Даже Ла Карлотта, эта нестерпимая пароходная сирена, вчера c энергией извержения ее родного Везувия влетела в театр во главе процессии, которая несла за ней целую корабельную сосну. Они с похоронной торжественностью водворили громоздкое чудовище в ее гримерной, так что она теперь сидит там под ней вроде лесного мухомора, отпугивая своей ядовито-красной шляпой всех непрошеных гостей. Когда я покидаю мое тихое убежище, где царит лишь одна музыка и нет места пошлости и невежеству этого несовершенного мира, сердце мое обливается кровью. Это рождественское недельное безумие, как застарелая болезнь, дает ежегодный рецидив, о котором после нельзя вспоминать без чувства стыда и сожалений о даром потраченном времени.

Обо мне никто не упоминает. Вчера простоял два часа в нише, слушая разговоры хористок. Но они обсуждали платья и прически, и так увлеклись, что даже ни разу не оглянулись, когда я шумно вздохнул, пытаясь привлечь их внимание. Конечно, где уж им помнить о Призраке оперы, когда решается столь глобальный вопрос вроде того, завивать кудри или не завивать, и делать ли маску из серебряной бумаги или из черной. Было сильное искушение придушить несносную девицу лентой серпантина, исключительно для создания в Опере по-настоящему праздничной атмосферы. Удержался. Но только потому, что это нарушило бы мои собственные планы.

Да, теперь кое-что вкратце о моих планах. Наконец-то закончил рисовать эскиз своего маскарадного костюма. Вышло великолепно, даже на мой придирчивый взгляд - очень стильно и впечатляюще. Я уже предчувствую обмороки и вопли ужаса – именно то, что и требуется. Пусть не думают, что им все сойдет с рук! Ни одно из нанесенных мне оскорблений не останется безнаказанным! Я самолично приду на их праздник и посмотрим тогда, захочется ли им после этого устраивать эти свои веселенькие пляски, глупо хохотать и бросаться крашеной резаной бумагой, в то время как рядом с ними испили чашу страданий те, кто… вычеркнуто …лишены… вычеркнуто …чье одиночество… старательно вымаран весь конец фразы.

Мой костюм называется Смерть, и это будет воистину незабываемое зрелище. Штаны и шляпу срисовал с портрета Генриха Четвертого, роскошный стиль семнадцатого века как нельзя лучше подчеркнет зловещую торжественность моего появления. Пока думаю насчет освещения, необходимо воздать наиболее гнетущее впечатление, от которого кровь стыла бы в жилах. Видимо придется обрабатывать все свечи особым составом моего изобретения, однако это означает, что накануне празднования всю ночь придется посвятить столь утомительному и монотонному труду. Возможно, удастся перепоручить… пока думаю. Уже решил, что спущусь к ним по парадной лестнице, чтобы они успели прочувствовать весь ужас своего положения и неотвратимость моей суровой мести. Пока они будут пытаться набрать в легкие хоть глоток воздуха, чтоб кричать и звать на помощь, подойду к этому виконту, положу холодную руку ему на плечо (гм… не забыть наколоть льда в перчатки для создания эффекта мертвенно-ледяного прикосновения), и скажу ему что-нибудь соответствующее случаю, к примеру «Приготовься, смертный, и исповедуйся, скоро я приду за тобой». Если он и не умрет от ужаса там же на месте, то хотя бы позеленеет, и пусть Кристина полюбуется, как он дрожит и заикается. Может быть, тогда… ладно, не буду об этом, сейчас не время погружаться в уныние, слишком многое нужно сделать за эти дни. Попробую больше не отвлекаться… Признаться, это трудно. Как подумаю, что она… и он… Все, все, все. Довольно. Так вот, мой маскарадный костюм. Он будет черным, черным до последней пуговицы на жилете. Будет роскошный длинный плащ с множеством складок, обязательно широкополая шляпа с перьями (с ней проще всего, старая шляпа есть, страусовые перья одолжил у Ла Карлотты, лежат уже отмокают в черной краске), сапоги не проблема, а вот камзол и штаны нужно шить. Но результат стоит затраченного труда! И единственное светлое пятно во всем этом одеянии – белая маска Смерти в виде черепа. Маску сделаю на днях, это не сложно. Нужна только плотная бумага (пришлось изъять одно облако из декораций к Ганнибалу, все равно в ближайшее время здесь будут ставить мою оперу, а не эти простенькие поделки, достойные провинциального театра с залом на тридцать человек), кроме того, нужен клей и форма для просушки. Форма… Из чего бы… Ах да, все равно бюст Наполеона даром стоит, послужит-ка он у меня благому делу. Сложнее всего будет прицепить нижнюю челюсть, так чтобы я мог нормально проговорить заготовленную речь, а не невнятно гнусавить с липким куском папье-маше в носу. Обдумаю.

20 декабря 1870 года

Проклятие!

Эти лавочники умудряются нажиться на всем, даже на этом глупом рождестве, от которого мне и так тошно! Те пятьдесят франков, что остались еще от моего сентябрьского жалованья – их на тот отрез отличного черного бархата, на который я нацелился, не хватило. Их вообще ни на что не хватило. Это просто возмутительный грабеж! Пришлось купить последний кусок алой материи с дефектом, его лавочник отдавал дешевле, и на этом деньги кончились. А все эти нахальные торговцы мусором, которые позволяют себе экономить на моем собственном жаловании! В моем же театре, где без моего контроля не сумели бы даже как следует перетянуть кресла, а декорации походили бы на художества пятилетнего ребенка, отстающего в развитии, я скоро буду кормиться одной брюквой, и воровать огарки свечей из коридоров. Нет уж, когда здесь будут ставить мою оперу (а они таки будут ее ставить, это говорю я, Призрак оперы!), я получу свои законные тридцать процентов от прибыли, нравится это им или нет! Или даже сорок процентов. Или пятьдесят? Хм. Надо выяснить, сколько положено композитору.

Итак, я стал обладателем куска неплохого качества сукна, правда попорченного сигарным пеплом, но это как раз не беда, замаскирую дефекты вышивкой или задрапирую складками плаща. Но как прикажете вводить своих подчиненных в состояние священного ужаса в костюме чуть ли не малинового цвета? Ну ладно, пусть не малинового, красного. Но все равно глупо. Все эти мусорные короли! Они изведают всю мощь моего гнева! Что ж, пусть так, отчасти они добились своего, но я так легко не сдамся. Я все равно приду к вам, жалкие, бездарные обитатели моего священного храма искусства! Костюм Смерти все равно будет сшит! Это будет… Красная Смерть, вот так! Ну и что, может, это Смерть от скарлатины. Или красной волчанки. Тоже достаточно зловеще. Мда.

Золотые пуговицы пришлось обрезать с костюма Герцога из «Риголетто».

Все готово, можно кроить и шить. Дальше уж дело техники. Займусь.

21 декабря 1870

Начал кроить костюм Красной Смерти. Проклятие! Проклятие! Проклятие!

Когда разложил материю, понял, что дефект состоял не только в паре дырочек, прожженных пеплом от чьей-то сигары, отрез странно сужается к одному краю, отчего на деле материи гораздо меньше, чем кажется на первый взгляд. Все детали, необходимые согласно начертанному мной эскизу, на нем не помещаются. Что делать, пока не знаю. Видимо, придется подправить эскиз, как это ни жаль. Пышные рукава придется убрать. И штаны на вате а ля Генрих Наваррский тоже. Сойдут и обычные узкие брюки, заправленные в сапоги. Менее шикарно, но что поделаешь.

Начал делать маску. Отлично выходит! Настоящий оскаленный череп. Готова, сохнет.

Поднимался наверх одетый истопником, все шарахались не хуже, чем от Красной Смерти. Может, стоило приготовить маскарадный костюм истопника или трубочиста? Смотрел, как идет подготовка к празднованию. Стоит ли упоминать, что, как и обычно, бездарно? Все увешано мишурой, блестит и переливается самым вульгарным образом. Но хоть полы натерли, и пыль стерли со статуй. Кристины нигде не видно. Жаль. Втайне надеялся взглянуть на нее хоть издали, но разве хоть когда-нибудь в этой жизни удача принимала мою сторону? Никогда. В моей жизни нет ни единого светлого момента, одна лишь беспросветная тоска и безрадостное одиночество, но кому есть до этого дело? Впрочем… не буду начинать все сызнова. Трагедии моей жизни и так уже посвящено все шестьсот пятьдесят три страницы моего дневника, и я обещал себе, что не стану и дальше тратить бумагу на излияния скорби и описания всех приключившихся со мной несчастий. Итак, продолжу. Обошел всю оперу, но Кристина вроде бы отправилась в город за покупками. Покупает, наверное, своему виконту в подарок бутафорскую шпагу из папье-маше с пунцовым бантом. Впрочем, кто бы говорил, не тот ли, у кого весь костюм на радость врагам и завистникам будет нездорового клубничного цвета? Ах, вся моя жизнь это… вычеркнуто.

Я тоже впрочем могу заготовить подарки свои лучшим и самым дорогим друзьям. Спортивное трико господину Пьянджи. Пакет лягушачьих лапок и оливковое масло Ла Карлотте, пусть жарит своих сородичей. Господину Фирмену и господину Андре два билета до Сиднея. Виконту лошадей, чтобы катил отсюда куда глаза глядят. Мадам Жири ножные колодки, чтобы она могла вволю наказывать своих лентяек. Ее дочке трубку для прослушивания стен, пусть наконец удовлетворит свое любопытство. Мэтру Рейе банку сердечных капель, чтобы достойно переносить трудности. А Кристине… что? Розу? Молодым девушкам нравятся цветы, это знает даже младенец. Можно подарить не одну, а три розы. Для разнообразия. А, впрочем, что это я, денег-то все равно нет.

Хорошо помечтать, только работа стоит. Вернусь-ка я к ней.

22 декабря 1870

Продолжаю работать над костюмом. На плащ материи упорно не хватает. Что за Смерть без плаща, скажите на милость? Это уж какой-то безобидный бродяга в наряде, достойном кабаре Мулен Руж, а не воплощение недобрых предзнаменований и материализация ночных кошмаров, которые непременно должны преследовать всех, кто увидит меня на этом празднестве. Проклятие! Фарс выходит вместо готического ужаса. Ладно… попробую все же скроить плащ из обрезков.

Позже в этот же день

Плащ получился, правда он необычного покроя, треугольный. Приколол его булавками к плечу – смотрится. То есть, странно смотрится, потому что ничего не драпирует, он для этого слишком узкий, только тянется за мной сзади, как унылый собачий хвост, но все же смотрится… ммм, и даже довольно-таки нестандартно. Пусть это будет этакое… будто бы оригинальное художественное решение: треугольный плащ, свисающий с одного плеча. Может, еще не каждый портной додумается так воплотить свою творческую фантазию. Необычно? Необычно. Красиво? Эм… пожалуй. Чего ж еще? И символизирует… что? Непредсказуемость рока? Или тщетность нашего земного бытия? Обдумаю. В конце концов, Смерть не подчиняется мирской моде, верно?

Маска Смерти, высохнув, странно уменьшилась в размерах. Вместо роскошного черепа с выпуклым лбом, ужасающими провалами глазниц и впечатляюще обнаженными зубами, получился небольшой аккуратный черепок в обтяжку. Верхняя часть отчего-то сморщилась, такое ощущение, будто Наполеон, на котором она сохла, не вовремя чихнул. Хм. Главное, что-то зловещее в нем все же имеется. Хотя бы ужасающие провалы глазниц.

Впрочем, если подумать, не такие уж они и ужасающие. Обведу, пожалуй, их черной краской, чтобы было страшнее.

Мда, обвел. Маска теперь похожа на череп после недельного недосыпа. Ладно, сойдет.

Нижняя часть моей маски мала мне и отваливается всякий раз, когда я открываю рот. Стою перед зеркалом, пытаюсь тренироваться разговаривать, не шевеля нижней челюстью. Не получается.

23 декабря 1870

Примеряю маскарадный костюм, пока сметан на живую нитку, но уже чувствуется рука настоящего мастера (это я о себе). Работать пришлось в невыносимых условиях, каждый клочок материи шел в дело. И все равно узко! Проклятие. Камзол бессовестно жмет.

Что делать – пока не знаю. Обдумываю. Вариантов видится два. Первый: переделываю фасон так, чтобы вставить по бокам полосы другого цвета (нарежу из подержанных костюмов рабынь, правда они сильно ношеные, но выбирать не приходится). Весомый недостаток этого варианта – некогда начинать все сначала, еще множество дел, не решена проблема с освещением, нижняя челюсть маски по-прежнему отпадает, как у старого паралитика, не хватало еще потерять ее посреди лестницы и разрушить весь свой парадно-зловещий образ. Да и исчезновение в клубах дыма неплохо бы отрепетировать, чтобы не раскашляться перед зрителями. Вряд ли страдающий кашлем и одышкой калека с собственной челюстью под мышкой внушит должное почтение моим бестолковым подопечным. Итак, этот вариант исключаем. Остается план номер два (предпочтительный). Денег все равно нет, можно попробовать не обедать. Также не завтракать и не ужинать. Возможно, к началу маскарада костюм будет уже не столь узок, или хотя бы не трещать по швам, а элегантно обтягивать фигуру. Главное не делать резких движений и не наклоняться.

24 декабря 1870

От нижней челюсти пришлось отказаться – иного выхода я не вижу. Смотрю в зеркало. Что это должно обозначать – и сам не могу понять. На череп совершенно не похоже. Похоже на обычную маскарадную маску, только помятую, будто я случайно сел на нее, прежде чем одеть. Делать нечего, так и оставляю.

Костюм одел. Вернее, втиснулся в него. Застегнулся, но с трудом. Попытался красиво сойти со ступенек, ведущих к моему озеру, потренировать таинственное зловещее великолепие Красной Смерти, явившейся собирать жатву грешных душ... Так, нужно срочно думать, как обойтись без лестницы! Потому что по лестнице я идти не могу! Ногу согнуть толком не получается, что-то сзади подозрительно трещит при каждом шаге. Утешает наличие куцего, но все же плаща, в случае чего, он не позволит мне оскандалиться окончательно. Нагнуться тоже не могу, хожу, как будто шпагу проглотив. По ровному идти еще ничего, терпимо, не очень заметно. Даже напротив, смотрится вполне авантажно, словно это у меня такая аристократически надменная манера прохаживаться. Но спускаться с лестницы в таком виде – зрелище не для слабонервных. Ковыляю на негнущихся ногах, как инвалид, переживший не одно Ватерлоо.

Карлоттины перья (то бишь, с ее шляпы, сама она пока не обросла) безнадежно слиплись, пока я их красил, и похожи на вырванные космы чьих-то волос. А без перьев я б этой шляпе похож на унылого пастора, который прибыл благословить всю честную компанию. Лучше вовсе без шляпы, чем так.

Что там делается наверху, не знаю. Нет времени сходить удостовериться, что все делается правильно. Слишком много работы здесь. Сижу проявляю чудеса смекалки, вышивая причудливые узоры на воротнике (не красоваться же дырками на самом видном месте). Отлично! Хоть что-то получилось так, как и было задумано.

Еще предстоит волшебное исчезновение в клубах дыма. То есть, фокус простой, но желательно не перепутать склянки, и не устроить исчезновение Красной Смерти в языках пламени с ожогами третьей степени. Нужно найти список ингредиентов, где-то лежал у меня под бумагами. Или на книжной полке. Или в ящике комода. Или… хм.

Интересно, будут только танцы или танцы и банкет? Хм. Надеюсь, второе. Мысли крутятся вокруг индюшачьей ножки, затмевая даже мысли о… вычеркнуто, и на этом записи обрываются...


В раздел "Фанфики"
На верх страницы