Вернуться к содержанию

ГЛАВА XIII
Объяснение странного поведения фиолетового котёнка
и ужасное повествование об ушах г-на Петито

Но сперва нам необходимо посетить квартиру супругов Петито. Мы здесь уже были в тот день, когда Теофраст явился к профессору итальянского языка, чтобы получить необходимые разъяснения по поводу почерка. Тогда он считал, что поступает вполне разумно. Что за неосторожность могла таиться в консультации эксперта-почерковеда по поводу документа столь порванного, испачканного и затёртого, что, на первый взгляд, казалось решительно невозможно придать ему какое-либо значение и обнаружить в его содержании некий смысл?
По причине, которая станет понятной в дальнейшем, супруги Петито этой ночью обсуждали документ, по которому профессор вынес свою скорую экспертную оценку.
Всё происходило в маленькой гостиной мадам Петито, около пианино, на котором та каждый день многократно наигрывала "Венецианский карнавал". Но сейчас им обоим было не до музыки.
Мадам Петито произнесла:
— Ничего не понимаю. Сегодняшнее поведение г-на Лонге в Сен-Жермене, как ты его описал, нас ни на что не наталкивает. Но ты же мог не запомнить все, абсолютно все слова. "Иди прогуляться к Шкаликам, посмотри на Печь, посмотри на Петуха…" Всё это туманно, что это может значить?
— Прежде всего то, — отвечал г-н Петито, — что сокровища должны находиться в окрестностях Парижа, Парижа той поры… Иди прогуляться… Думаю, поиски надо начинать на Монруже или Монмартре. Шкалики — это, скорее всего, местечко, куда выезжали отдохнуть в приятной компании, стало быть, это сельская местность. Я склоняюсь к Монмартру, из-за слова "Петух" (Coq). Там был замок с таким названием, вот, взгляни на старый план Парижа…
Они погрузились в изучение карты, расстеленной на маленьком столике.
— Да, всё неопределённо, — добавил, помолчав, г-н Петито. — Я думаю, отталкиваться надо от слова "Печь" (le Four).
— Это более чем неопределённо, мой дорогой. Подумай, сколько печей было вокруг Парижа… обжигали известняк, алебастр, кирпич…
— Мне пришла в голову идея, — сказал г-н Петито, — что слово le Four тут значит вовсе не печь. Мне вспомнилось — а ты в курсе, какой исключительной памятью я наделён, — что между le и Four был пробел, и такой же — после слова Four. Дай-ка мне словарь.
Мадам Петито встала, бесшумно прошла в соседнюю комнату и принесла словарь. Они принялись выписывать слова, начинающиеся со слога Four.
Артикль "le"⁸⁰ заставил их отбросить все существительные женского рода. Им остались Fourgon, Fourneau, Fournil, Fourrage,⁸¹ но и это ничего не объясняло.
В этот момент каминные часы пробили полночь. Мадам Петито, побледнев, привстала и кивнула мужу. Г-н Петито был бледнее супруги.
— Это подходящий момент, — сказала госпожа Петито. — Все нужные пояснения ты найдёшь внизу… Тебя не услышат, — добавила она, — в этих мягких тапочках. Я посторожу за нашей дверью, над лестницей. Опасности никакой, они уехали в Эсбли…
Парой минут спустя некая тень скользнула на лестничную площадку перед квартирой г-на Лонге, вставила ключ в его дверь и проскользнула в вестибюль. Квартира г-на Лонге была в точности такой же, как и у г-на Петито, что позволило ему легко найти дорогу через столовую. Уверенность в том, что хозяева отсутствуют, позволила ему действовать хладнокровно. Открыв дверь кабинета, он увидел на бюро фиолетового котёнка. Поскольку тот явно стоял на замочной скважине бюро, в которое ему предстояло проникнуть, г-н Петито приподнял его и переставил на чайный столик. Но тут ему послышались звуки голосов на лестнице, и он сразу же бесшумно метнулся в столовую, а из неё в вестибюль.
Но он ошибался, всё было спокойно. Вернувшись в кабинет, он увидел, что фиолетовый котёнок стоит на бюро и мурлычет. Г-н Петито носил короткую стрижку, но это не помешало его волосам встать дыбом. Обуявший его душу ужас был сравним лишь с тем, что царил сейчас по другую сторону стены.
В бледном свете луны г-н Петито долго оставался неподвижным, даже после того, как стихли последние "мур-мур". Наконец он решился — и сделал несколько бесшумных при его мягкой обуви шагов. Робко он прикоснулся к фиолетовому котёнку, и от толчка прежнее "мур-мур" тотчас возобновилось. Г-н Петито понял, что в картонном брюшке котёнка перекатывается шарик, движение которого искусно имитирует естественное мурлыкание. Он обозвал себя глупцом за пережитый испуг. Всё теперь разъяснялось. Перед тем, как броситься в вестибюль, он пошевелил игрушку и, вместо того чтобы поставить её на чайный столик, положил на бюро. Он аккуратно установил котёнка в центре чайного столика.
Не будем забывать, что первое мурлыкание, не замеченное г-м Петито, привело в ужас Теофраста и Марселину, тогда как второе, заставившее его волосы подняться торчком, оставило супругов Лонге равнодушными.
На лестнице вновь раздался шум, и г-н Петито в полной тишине опять метнулся в вестибюль. На самом деле в тот момент неожиданный сквозняк заставил г-жу Петито совсем некстати чихнуть. Когда, успокоенный, он вернулся в кабинет, мурлыкающий котик вновь вернулся на бюро.
Ему показалось, сейчас он умрёт от страха. Мелькнула мысль, что вмешательство свыше тем самым удерживает его от преступления, и он быстро прочёл молитву, в которой обещал Небу больше не грешить. Однако прошла ещё одна безмолвная четверть часа, и он решил, что причина этого странного происшествия кроется в расстройстве чувств, случившемся из-за необычайных обстоятельств его нынешнего дела. Он вновь взял в руки котёнка, и его мяуканье повторилось.
Но тут дверь комнаты резко распахнулась, и г-н Петито, охваченный ужасом, попал прямо в объятия г-на Лонге, который не выказал ни малейшего удивления.
Г-н Лонге с презрением отшвырнул г-на Петито на пол и бросился к фиолетовому котёнку. Схватив его, он открыл окно и швырнул игрушку на улицу, предварительно вытащив из головы булавку для галстука — ею он весьма дорожил, это был подарок Марселины.
— Проклятая кошка, — закричал он, охваченный неописуемым гневом. — Ты нам больше не будешь мешать спать!
В это время поднявшийся с пола г-н Петито пытался понять, как же ему себя вести, и смотрел на стоящую в одной ночной рубашке г-жу Лонге, прилежно целившуюся в него из блестящего никелированного револьвера. Он старался понять, как же ему себя вести в этих обстоятельствах. В голову ему пришла лишь одна фраза:
— Прошу меня простить! Я думал, вы в деревне!
Г-н Лонге подошёл и, ухватив двумя пальцами одно из его крупных ушей, произнёс:
— А вот теперь, мой дорогой г-н Петито, мы побеседуем!
Марселина опустила ствол револьвера; обнаружив в муже столько решительности, она смотрела на него с непередаваемым восхищением. Тот продолжал:
— Вы видите, дорогой мой господин Петито, я уже спокоен. О, я только что был чертовки зол, но это всё из-за проклятой кошки, что не давала нам спать! Поэтому я и вышвырнул её в окно. Успокойтесь, дорогой господин Петито, вас я в окно не выкину. Это было бы несправедливо. Вы лично спать нам не мешали и даже предусмотрительно обули мягкие туфли! Я крайне за это вам признателен! Но отчего, господин Петито, вы так ужасно гримасничаете? Несомненно, это из-за ваших ушей. По этому поводу у меня для вас приятная новость: ваши уши больше не доставят вам страданий, мой дорогой господин Петито!
Сказав это, Теофраст попросил жену накинуть пеньюар, а г-на Петито — пройти на кухню.
— Не удивляйтесь, — сказал он, — что я намерен принимать вас в кухне. Я очень дорожу этими половиками, а крови с вас будет не меньше, чем со свиньи…
Г-н Лонге подтянул к себе стоявший у стены белый деревянный столик, вытащил его на середину комнаты и попросил Марселину застелить его вощёной скатертью, принести большую миску и поискать в столовой, в шкафу прибор для разделки.
Та хотела было попросить объяснений, но муж бросил на неё такой странный, холодный взгляд, что она, дрожа, повиновалась. Есть страхи, бросающие в жар, есть такие, от которых кидает в холод. Г-н Петито дрожал и, дрожа, старался продвинуться назад из кухни, к двери. Увы, г-н Лонге вовсе не хотел расставаться со своим соседом. Он попросил его сесть и сам уселся напротив.
— Господин Петито, — тоном самой изысканной вежливости начал он, — мне совершенно не нравится ваше лицо. Это не ваша вина, но, согласитесь, и не моя тем более. Вы действительно самый подленький и мерзкий представитель всей воровской шушеры, но что толку? Это вовсе не моё дело, а того доброго королевского палача, который позовёт вас, как только настанет сезон, потоптать виноград у Лестницы или, в какой-нибудь жаркий денёк, одарит вас ласковым поцелуем — как доброго пастыря, пасущего овечек по ночам! Не улыбайтесь, господин Петито! (Разумеется, у того на лице никакой улыбки не было). У Вас странные уши, я уверен, что с такими ушами вы не осмелитесь явиться на перекрёсток Гюиллери.⁸²
Г-н Петито заломил руки и пробормотал:
— Моя жена меня ждёт!
— Да где ты там, Марселина? — нетерпеливо закричал Теофраст. — Ты видишь, господин Петито торопится, его ждёт жена! Ты нашла прибор для разделки?
— Не могу найти вилку! — дрожащим голосом ответила Марселина.
По правде, Марселина сама не понимала, что отвечает. Она решила, что муж окончательно сошёл с ума. Между Петито-вором и Теофрастом-сумасшедшим ей было не до шуток. Инстинктивно она попыталась вжаться в дверь посудного шкафа, но её волнение было так велико, что, неловко повернувшись в тот момент, когда Теофраст послал в её адрес несколько ругательств, она опрокинула сервировочный столик и вазу саргеминовской работы — главное украшение комнаты. Раздавшийся грохот привёл её в полное замешательство. Теофраст опять помянул потроха мадам Фалари и так энергично приказал ей находиться рядом, что она помчалась на кухню против собственной воли. Там её ждала ужасная картина.
Глаза г-на Петито, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Было ли это из-за страха? Да, разумеется, но кроме того, ещё и потому, что он задыхался из-за платка, который Теофраст засунул ему в рот. Г-н Петито лежал на белом деревянном столике. Теофрасту хватило и времени, и сил, чтобы связать бечёвкой его кисти и лодыжки. Голова г-на Петито нависала над краем стола, а внизу, прямо под нею, стояла миска, которую г-н Лонге подставил, чтобы ничего не испачкать. Ноздри Теофраста раздувались (эта деталь грозного вида мужа особо бросилась в глаза Марселине), левой рукой он держал г-на Петито за волосы. Правой он сжимал рукоять зазубренного кухонного ножа, который служил для открывания банок с сардинами. Теофраст заскрежетал зубами и прокричал:
— А ну гони ухи!
С этими словами он полоснул по правому уху. Хрящ сопротивлялся ножу. Сквозь платок до них донёсся отдалённый и глухой вой г-на Петито. Г-н Лонге был по-прежнему в ночной рубашке, и потому сзади, когда не видно было его ужасного лица, он напоминал хирурга, проводящего сложную операцию. Марселина без сил упала на колени. Г-н Петито дёрнулся изо всех сил, и кровь из надрезанного уха брызнула через всю кухню. Теофраст выпустил волосы профессора и залепил ему пощёчину.
— Следи за собой, — закричал он, — ты всё тут забрызгал!⁸³
Поскольку хрящ продолжал сопротивляться, он отпустил волосы, схватил левой рукой правое ухо и мощным ударом зазубренного ножа завершил дело. Ухо он положил на блюдечко, которое предусмотрительно было поставлено в раковину. Затем открыл кран и под струёй воды смыл с него кровь. Стоны Марселины отвлекали его, и взглядом он велел ей замолчать. Второе ухо было удалено намного быстрее, и что касается меня, то я могу этому лишь порадоваться, поскольку отсечение первого было по-настоящему ужасным делом. И вовремя — к тому моменту г-н Петито уже почти проглотил половину торчавшего из его рта платка. Теофраст выдернул его и бросил в случайно оказавшуюся рядом корзину с грязным бельём. Затем он развязал руки и ноги несчастного эксперта по почеркам и посоветовал, обращаясь из-за отсутствия ушей прямо в ушную раковину, покинуть его квартиру как можно скорее, если он не хочет быть арестованным как вор. Затем со словами "это чтобы консьержу не закапать кровью лестницу" он обмотал ему голову тряпкой, и когда чуть живой г-н Петито готов был направиться к себе, Теофраст сунул вымытые уши в карман его куртки.
— Вы вечно всё забываете, — сказал он ему. — Что подумает мадам Петито, если вы явитесь домой без ушей!
Он запер дверь, и, глядя на по-прежнему стоящую на коленях и умирающую от страха Марселину, вытер окровавленный нож о рукав.

______________________________________________
⁸⁰ Артикль мужского рода. — Прим. перев.
⁸¹ Фургон, топка, пекарня, фураж. — Прим. перев.
⁸² На перекрёстке Гюиллери стояли лестница и позорный столб. Именно там резали уши уличённым в воровстве. Иногда правое ухо оставляли, но левое отрезали всегда, ибо считалось, что проходящая рядом вена связана с репродуктивными органами. Таким образом поступали, чтобы лишить воров потомства. — Прим. Г. Леру.
⁸³ Не стоит удивляться крайней жестокости Теофраста. Исторические данные свидетельствуют, что Картуш совершал преступления, выходящие за пределы человеческой морали. — Прим. Г. Леру.